"Ю.И. Полянский и биология в ленинградском университете" - читать интересную книгу автора (Чеснова Л.В.)

Л. В. Чеснова

Ю.И.ПОЛЯНСКИЙ И БИОЛОГИЯ
В ЛЕНИНГРАДСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

(20–60-е ГОДЫ)

Суровые, трагические времена пережила наша отечественная биология в своем развитии. Ее блестящий расцвет 20-х–начала 30-х гг. постепенно сменялся тревожным закатом, вслед за которым наступила глубокая ночь, окутавшая душным мраком все честное, мыслящее, стремящееся к истинному творчеству. Молох невежества и жестокости приостановил развитие науки о жизни, затормозил генезис теории эволюции. Прошли годы... Канули в Лету трагические события 30–50-х гг. Отечественная биология оправилась от потрясений и продолжала прерванный путь. Но, к сожалению, ничто не проходит бесследно. Слышны минорные отголоски всего происшедшего... Расстрелянные мысли, задушенные стремления, оборванные и искореженные жизни волнуют умы и души наших современников, возвращают нас к временам минувшим. Необходимо свежее прикосновение к фактам прошлого, полная и истинная реконструкция всего прошедшего и происшедшего, анализ причин случившегося.

Особенно актуален аналитический подход к оценке минувших событий в наши дни, когда на смену жестокому администрированию и диктату в науке пришли и все энергичнее развиваются процессы демократизации. Особую ценность в этой связи приобретают воспоминания очевидцев перипетий тех лет, тем более что все уже становится круг непосредственных свидетелей неоднозначного развития биологии в 20–50-х гг. XX в.

Одним из таких свидетелей и непосредственных участников многих событий, связанных с историей советской биологии, является выдающийся зоолог-дарвинист, член-корреспондент АН СССР Юрий Иванович Полянский. Талантливый зоолог, протистолог, генетик, паразитолог, глубоко и разносторонне образованный биолог-эволюционист, Ю.И.Полянский является преемником и хранителем лучших традиций отечественных служителей науки.

Детство и юность Юрия Ивановича протекали в обстановке, где свято чтилось соблюдение высочайших эталонов гражданской этики, бескомпромиссное сохранение нравственных норм по отношению к научной истине. Этим высоким принципам, так же как и любви к естественным наукам, воспринятым Юрием Ивановичем от отца и его друзей, крупнейших биологов и общественных деятелей, он остается верен на протяжении всей своей жизни, несмотря на ее тяжелые коллизии.

Коренной петербуржец, Ю.И.Полянский родился в семье известного педагога-естествоиспытателя Ивана Ивановича Полянского, с именем которого связана кардинальная разработка методики естествознания, создаваемая в начале текущего столетия как самостоятельная отрасль знания. Высокий научный интеллект в сочетании с талантом организатора позволил Ивану Ивановичу применить свои незаурядные способности в различных направлениях. Он показал себя глубоко эрудированным, оригинально мыслящим биологом, приверженцем идей Дарвина, о чем свидетельствовали его исследования, выполненные на кафедре зоологии под руководством зоолога-эволюциониста В.М.Шимкевича.¹ Стремясь приложить свои знания к нуждам народного образования, Иван Иванович создал ценное методическое руководство,² в котором проводил мысль о том, что представления об эволюции органического мира, играющие основополагающую роль в формировании материалистического мировоззрения учащихся, должны быть закономерным выводом из их самостоятельных наблюдений природы, а не декларироваться «на веру». Ученый-педагог старался внедрить в методику школьного преподавания «исследовательский метод» для активизации процесса познания. В целях осуществления этих замыслов по инициативе Ивана Ивановича в г. Павловске близ Ленинграда в 1919 г. была организована Павловская экскурсионная станция, где для учителей естествознания и старшеклассников систематически читались лекции, проводились общедоступные экскурсии и беседы по основным проблемам естествознания. Передовые начинания И.И.Полянского разделялись всей наиболее передовой профессурой Петроградского университета. Часть из них принимали непосредственное участие в формировании новой методики преподавания естествознания, являясь лекторами и руководителями практических занятий, экскурсий на Павловской станции. Среди них можно назвать такие известные имена, как В.М.Шимкевич, В.Л.Комаров, А.С.Догель, А.А.Еленкин, М.И.Римский-Корсаков, Б.Е.Райков, И.И.Соколов и ряд других. Многие из них были друзьями Ивана Ивановича и часто бывали в его семье, которая подолгу жила в Павловске.

Увлекательная совместная экскурсионная и научно-исследовательская работа по изучению окружающей природы способствовала непринужденным плодотворным контактам между преподавателями и слушателями, благотворно влияла на развитие природных способностей обучающихся. В этой обстановке протекали юношеские годы Юрия Ивановича. Вполне закономерным и логически обусловленным поэтому явилось поступление Юрия Ивановича в Петроградский университет, с которым связана вся его творческая судьба.

Юрий Иванович окончил кафедру зоологии беспозвоночных животных, возглавляемую всемирно известным зоологом Валентином Александровичем Догелем. А.О.Ковалевский, В.М.Шимкевич, В.Т.Шевяков, А.С.Догель и его отец В.А.Догель – вот та плеяда талантливых отечественных профессоров-зоологов Петербургского – Петроградского – Ленинградского университета, которые либо прямо, либо косвенно способствовали формированию Ю.И.Полянского как ученого и педагога. Наиболее сильное влияние на развитие личности Юрия Ивановича оказал его непосредственный руководитель на кафедре В.А.Догель. Любимый ученик и друг В.А.Догеля, Юрий Иванович – идейный преемник и продолжатель его дела.

В двадцать лет Полянский закончил Ленинградский университет, а затем аспирантуру при Петергофском естественнонаучном институте, где в те годы формировались основные биологические школы. Как всякий одаренный исследователь, Юрий Иванович не только развивал конкретные идеи и теоретические положения своего учителя и своих научных предшественников, но всегда стремился максимально проявить личную инициативу, предлагая оригинальные решения определенных проблем. Обладая всеми способностями, необходимыми для самостоятельной научной работы, Юрий Иванович создал собственные научные школы протозоологов и паразитологов. Его теоретические обобщения по цитологии, генетике и особенностям эволюционного развития простейших организмов, закономерностям формирования экологической и эволюционной паразитологии снискали мировую известность. Названные направления далеко не исчерпывают всего разнообразия научных интересов Юрия Ивановича. Однако при всем полифонизме этого творчества можно проследить в нем лейтмотив, который определяет общую направленность исследований. Эта общность выражается в едином методологическом принципе: эволюционно-дарвиновском подходе к интерпретации и решению Ю.И.Полянским всех поднимаемых им проблем и вопросов.

В задачу этого очерка не входит анализ научной деятельности Ю.И.Полянского. Тем не менее, следует отметить, что как всякий большой исследователь Юрий Иванович на протяжении всего творческого пути сохраняет интерес к историко-научным исследованиям. Обращая свой взгляд в прошлое биологической науки с целью более глубокого осмысления проблем ее современного состояния и правильного прогнозирования ее будущего, Полянский и в этом случае всегда стремится выделить и всесторонне рассмотреть те исследования, те концепции, которые подкрепляли и способствовали развитию дарвинизма как основного метода биологического познания. На протяжении нескольких десятилетий Ю.И.Полянский успешно совмещал научно-исследовательскую деятельность с преподавательской, являясь вначале доцентом, а потом профессором зоологических кафедр Ленинградского университета и Педагогического института им. А.И.Герцена. Одаренность Ю.И.Полянского в полной мере проявила себя в блестящем педагогическом таланте. Он снискал себе на этом поприще огромную популярность среди студенчества. Читаемые им лекции всегда были пронизаны идеей эволюции, ибо всю свою сознательную жизнь он следовал учению подлинного дарвинизма.

Обладая незаурядными организаторскими способностями, Ю.И.Полянский одновременно с профессорскими обязанностями в обоих старейших высших учебных заведениях Ленинграда становится в конце 40-х гг. проректором по научно-воспитательной работе. Успешно развернувшаяся научная и преподавательская деятельность Полянского прерывалась дважды. Первый раз – в суровом 1941 г. Тогда по воле разума и велению сердца Юрий Иванович ушел добровольно на фронт. Трудные годы войны он начал командиром санвзвода медсанбата, а победу над фашизмом встретил начальником санэпидемотряда армии. Второй раз Юрий Иванович был отстранен от научного творчества и преподавания в 1948 г. в результате жестокой расправы лысенковцев с цветом отечественной биологической мысли.

Вернемся к концу 30-х гг., когда вместо научных диспутов лысенковцы стали активно «внедрять» методы оперативного и жестокого карания своих оппонентов. Истинная наука убивалась начетничеством, конъюнктурой и славословием. Ю.И.Полянский явился непосредственным свидетелем того, как с конца 30-х гг. в отечественной биологии насаждалась система диктата и жесткого администрирования, исходя из принципа подбора кадров, угодных «научным» воззрениям Т.Д.Лысенко. На глазах Юрия Ивановича «трубадур» лысенковщины И.И.Презент, начиная свой путь всевластного тирана свободной науки, развернул на биологическом факультете Ленинградского университета кампанию оголтелой травли созвездия наиболее талантливых биологов-эволюционистов, развивавших доктрину Ч. Дарвина.

Ю.И.Полянский не мог в силу своих нравственных и научных убеждений «плыть по течению» в это тяжелое и ответственное время. Он занял активную позицию в борьбе с насилием и искажением научной истины. Вместе с выдающимся отечественным генетиком, в ту пору деканом биологического факультета ЛГУ М.Е.Лобашевым, доцентом Г.А.Новиковым и группой своих единомышленников Ю.И.Полянский пытался средствами логического анализа и строгой научной аргументации доказать всю несостоятельность и абсурдность основных постулатов «мичуринской биологии». Но за плечами И.И.Презента и его приспешников уже существовала всемогущая поддержка главы государства и послушного ему административно-партийного аппарата. Ученых-биологов с их легкой руки стали делить на «чистых» и «нечистых», мичуринцев и меньшевистских идеалистов, вейсманистов-морганистов. Поэтому научные дебаты, так же как и обращение Ю.И.Полянского и М.Е.Лобашева³ как руководителей факультета и Университета в высшие административные инстанции с вескими доказательствами научного невежества Презента, утрачивали всякий смысл, являлись «гласом вопиющего в пустыне»! Аргументация фактами в расчет не принималась. Тучи продолжали сгущаться. И тогда Ю.И.Полянский решается на смелый и мужественный шаг. В начале мая 1948 г. он выступил перед широкой аудиторией ученых и преподавателей-биологов на совещании, созванном руководством Педагогического института им. М.Н.Покровского, с резкой и решительной критикой в адрес Лысенко, Презента, их антинаучных взглядов на теорию развития. К сожалению, печатного текста этого выступления не сохранилось. В связи с этим возникло весьма курьезное обстоятельство. Оно заключается в том, что для приведения дословных выдержек из выступления пришлось прибегнуть к его единственному печатному источнику: стенограмме, которую сумел получить лишь Презент. На пресловутой августовской сессии ВАСХНИЛ он цитировал этот текст в качестве примера «организационной дискриминации по отношению к мичуринцам в тех случаях, когда морганистам удается... встать у академического, факультетского и другого подобного руля».⁴

«За последние годы в целом ряде своих работ, – говорил Ю.И.Полянский в своем выступлении 7 мая 1948 г., – Т.Д.Лысенко несомненно защищает глубоко ошибочные вредные и антидарвиновские позиции. И об этом нужно сказать громким голосом, прямо и четко. Мне думается, что, говоря об этом прямо, мы Т.Д.Лысенко принесем только пользу, значительно большую, чем если будем заниматься аллилуйщиной и петь дифирамбы, что делает И.И.Презент и целый ряд других товарищей. Ошибочным и глубоко вредным, – отмечает далее Юрий Иванович, – является нигилистическое отрицание Т.Д.Лысенко всех закономерностей, установленных в генетике, отрицание всех положений менделизма-морганизма... Эти ошибки усугубляются, и эти ошибки скажутся на практических делах. Если встать на путь грубых ламаркистских установок, – говорил Ю.И.Полянский, – это значит неправильно ориентировать селекцию, это значит нанести величайший ущерб нашему социалистическому хозяйству. Сейчас в нашей биологической науке идет борьба, борьба, которая, вероятно, скоро завершится, потому что несостоятельность этих механоламаркистских установок для многих биологов ясна. Борьба, с одной стороны, ведется с позиций марксизма, а с другой стороны, борьба ведется с позиций механоламаркистских, позиций порочных, ведущих, несомненно, к механистической концепции и идеалистическому пониманию вопросов эволюции форм».⁵

Естественно, что честная и смелая позиция Юрия Ивановича не могла остаться безнаказанной. Главный идеолог «передовой мичуринской биологии», приведя в гневе текст выступления Полянского, закончил свою речь на печально известной сессии ВАСХНИЛ зловещим предсказанием и исхода «научной» борьбы, и безжалостной расправы с «приверженцами буржуазной лженауки» – классической генетики. «Я согласен с профессором Полянским, – заявлял Презент, – что в биологической науке действительно идет борьба, борьба, которая, вероятно, действительно скоро завершится. Однако я глубоко уверен, она завершится далеко не так, как это хотелось бы Полянскому и иже с ним, не так, как он об этом мечтал».⁶

Сразу же после сессии Ю.И.Полянский разделил горькую участь своих единомышленников: он был освобожден от всех должностей и уволен из Ленинградского университета и Педагогического института как сторонник классической генетики. Так крупнейший исследователь, блестящий педагог и организатор на взлете творческого вдохновения был отторгнут от любимой работы.

Начались тяжелые годы странствий, смены научной ориентации... Интеллектуальное и научное надзирательство со стороны административной верхушки, командовавшей в те годы наукой, еще долго мешало Юрию Ивановичу вернуться к его прежней тематике.

В годы опалы Ю.И.Полянский, работая на Мурманской биологической станции, разработал ряд концептуальных положений экологической и эволюционной паразитологии, решил важную практическую проблему, раскрыв закономерности формирования паразитофауны морских рыб и установив зависимость ее состава от среды обитания.

Во времена «оттепели» Юрий Иванович по предложению Президиума АН СССР организовал и возглавил новый Институт биологии Карельского филиала АН СССР в Петрозаводске.

Прошли тяжелые времена. «Боги пали, троны опустели...», как говорил А.Ламартин.

С чистой совестью, сохраненным достоинством, непоколебленными научными принципами, сберечь которые было тогда труднее, чем возыметь, возвратился Ю.И.Полянский в родной университет. Снова большое и разностороннее научное творчество умело сопрягается Юрием Ивановичем с напряженной преподавательской и организаторской деятельностью. Возглавив в 1955 г., после смерти своего учителя В.А.Догеля, кафедру зоологии беспозвоночных ЛГУ, Юрий Иванович осуществлял одновременно руководство созданной им лабораторией цитологии одноклеточных .организмов Института цитологии АН СССР, где в течение нескольких десятилетий он являлся вдохновителем развития фундаментальных направлений общей протистологии.

Стремясь возродить «репрессированные» направления биологической науки, Ю.И.Полянский сосредоточивает усилия своей школы на изучении вопросов генетики простейших, разработке ключевых проблем дарвинизма. В этот период учителем и его учениками была выполнена серия классических исследований по изучению эволюции ядерного дуализма простейших, открыто явление эндомитотической полиплоидизации, развита гипотеза о происхождении полиплоидного вегетативного ядра инфузорий. Ю.И.Полянскому удалось разработать и углубить представления о формах изменчивости, видообразовании, выявить структуру и полимофизм вида у одноклеточных организмов, определить соотношение эволюции клеточных структур и эволюции организмов. Все эти работы получили международное признание, свидетельством чего является избрание Полянского в члены ряда иностранных научных обществ и приглашение его в Сорбонну и другие университеты Франции, где он прочел большие курсы лекций по протозоологии и общим вопросам эволюционной биологии.

Нельзя не упомянуть еще об одной стороне научно-организационной деятельности Ю.И.Полянского, которая особенно плодотворно проявилась во второй половине 60-х гг., когда начался процесс врачевания искалеченного древа отечественной биологии, освобождения разума учащейся молодежи от догматических пут лысенковщины и возвращения его к вдумчивой сосредоточенности познания закономерностей развития живого мира. Здесь энергичные стремления ученого облекаются в конкретные дела: издание пособий по эволюционным проблемам биологии, которые служили и продолжают служить укреплению и развитию идеи дарвинизма. Вершиной проявления этих стремлений была подготовка Ю.И.Полянским коллективного 2-томного труда по эволюционной теории, рассматриваемой с позиций истинного дарвинизма.⁷

Примерно в эти же годы благодаря усилиям Ю.И.Полянского была составлена программа преподавания общей биологии в средней школе и создан новый учебник по биологии для учащихся старших классов, учебник, соответствующий истинным законам развития органического мира. Это стабильное пособие было не раз переиздано и переведено на все языки союзных республик.

Заканчивая это краткое эссе, отмечу, что его составитель ставил своей целью помочь читателю понять научную значимость личности Ю.И.Полянского, его нравственную сущность. Мы стремились показать, как твердую приверженность нравственным и научным принципам, приверженность, отражающую не порыв, а состояние души этого ученого, не смогли сломить годы невежества, произвола и жестокости в биологии. Напряженный созидательный труд, активная гражданская позиция и сегодня составляют сущность жизни Юрия Ивановича.

Автору этих строк посчастливилось в течение двадцати последних лет весьма часто встречаться с Ю.И.Полянским: слушать его лекции и многочисленные публичные выступления, обсуждать в личных беседах некоторые весьма специальные вопросы эволюционной биологии. И всегда после каждой встречи с Юрием Ивановичем снова и снова поражаешься его истинной интеллигентности, высочайшей культуре, редкому научному кругозору – качествам, которые так гармонично сочетаются в нем с доступностью, общительностью, неизменным вниманием к своим собеседникам и оппонентам.

Думается, что для современников и для тех, кто придет им на смену, чрезвычайно важно и полезно получить из уст ученого такого масштаба и таких личных качеств, как Ю.И.Полянский, представление о том, как шло изучение и преподавание биологии в ЛГУ в молодом советском государстве, какова была роль в этом процессе наиболее известной профессуры, о периоде лысенковщины в ЛГУ, о судьбах отдельных ученых. Воспоминания и размышления об этом времени, о людях и событиях, поведанные Ю.И.Полянским, помогают острее почувствовать атмосферу тех лет, глубже и точнее осознать все происходившее...

Запись этой беседы, проведенной историками биологии Л.В.Чесновой, Э.И.Колчинским и К.О.Россияновым, публикуется ниже.

– Юрий Иванович, известно, что вся Ваша творческая жизнь связана с ЛГУ. Ваше студенчество в университете приходится на трудные 20-е гг. Расскажите, пожалуйста, какова была в это время обстановка в ЛГУ, кто был его первым советским ректором?

– В ЛГУ я поступил осенью 1921 г.; давно это было, в годы военного коммунизма. Здание университета не отапливалось. Но холод не омрачал обстановку. Под университетскую крышу собралось много молодежи, желавшей учиться, набираться знаний. Перед Советской властью стояла трудная задача. Надо было завоевать умы преподавателей, профессуры, студенческих масс, начиналась борьба за науку. Ведь часть университетской профессуры, в том числе и биологи, относились к различным политическим партиям – к кадетам, октябристам, эсерам. Большинство же профессорско-преподавательского состава вообще мало интересовались политикой, относились ко всему происходящему настороженно. Эти выжидательные настроения передавались и студенчеству. Складывалась весьма непростая ситуация. Как эту огромную часть элиты отечественной научной интеллигенции обратить молодой Советской республике на свою сторону? Здесь произошло событие, которое до сих пор поражает меня своей гениальной прозорливостью. Необходимо было избрать ректора университета. И вот А.В.Луначарский с ведома и поддержки В.И.Ленина рекомендует на этот пост В.М.Шимкевича. Кто такой Шимкевич? Академик, выдающийся биолог, пользующийся огромным уважением у профессуры и студенчества. Но, кроме того, Шимкевич – это знамя либеральной профессуры. Конечно, он был весьма далек по своим убеждениям от коммунистического учения. Поэтому сам факт того, что Советское правительство поддерживало кандидатуру Шимкевича на пост ректора, произвел на всех колоссальное впечатление. Помню, как был удивлен и даже взволнован этим предложением сам Владимир Михайлович. Я ведь не просто знал Шимкевича как студент – слушатель его курса лекций по общей биологии. В.М.Шимкевич был в очень добрых отношениях с моим отцом, который также в свое время был его учеником. Мы часто встречались домами. Владимир Михайлович жил на Павловской биологической станции, которой руководил мой отец. Ко мне он всегда обращался попросту. «Ну, Юрка, как ты там, как твои дела?» – восклицал он обычно при встрече.

И вот в момент своих колебаний – стоит или не стоит брать на себя тяжкое бремя руководить университетом в такое сложное время, Владимир Михайлович обратился за советом к моему отцу, говоря при этом: «Большевики доверяют мне университет. Мне, кадету, партия доверяет университет!» Отец советовал согласиться.

Видимо, стремление помочь своему Отечеству возродить науку в университете, активизировать обучение, сплотить профессуру и преподавателей, взяло верх над всеми сомнениями... Он согласился. И это событие явилось поворотным пунктом в истории университета. Ректорство Шимкевича сыграло колоссальную роль в переходе на сторону советской власти всех колебавшихся и выжидавших. «Шимкевич работает с большевиками», – говорили они. Университетский коллектив под влиянием авторитета Шимкевича сплотился, стал активно и честно трудиться. Сам же Владимир Михайлович, уже далеко не молодой человек, отдавал все свои силы на восстановление университета, возрождение в нем научной деятельности, привлечение к ней студенчества. В ректоре росли оптимизм и вера в будущее.

Помню такой эпизод. Зима 1922 г., холод. Сижу в пальто в лаборатории кафедры зоологии беспозвоночных у окна, смотрю в микроскоп. Шимкевичу, чтобы попасть в свой кафедральный кабинет, надо пройти мимо меня. Проходит, в шубе с бобрами и валенках... Увидев меня, останавливается, хлопает по плечу и говорит, улыбаясь: «Ну, как дела. Юрка? – Ничего... – Знаешь, все будет хорошо, вот увидишь!» У старого академика была твердая убежденность в том, что Советская власть, несмотря на все огромные трудности, приведет страну к прогрессу.

К сожалению, Владимир Михайлович умер в 1923 г. от рака кишечника. Это был человек кипучей энергии и огромного мужества. Ему сделали тяжелейшую операцию, обнаружив при этом смещенное расположение диафрагмы. И тогда умирающий ученый пишет свою «лебединую песню» – последнюю статью о естественных изменениях топографии внутренних органов человека... Поразительно!

Хорошо помню похороны В.И.Шимкевича. Огромная процессия, в которой, казалось, участвовал весь коллектив университета. Гроб Шимкевича несли на плечах от университета до Смоленского кладбища... Да, первый советский ректор Петроградского университета сумел наладить учебный процесс и исследовательскую работу, что способствовало началу расцвета университетской науки.

– Известно, что как раз в 20-е гг. шло формирование биологических научных школ, связанных с ЛГУ. Не могли бы Вы, Юрий Иванович, рассказать, как создавались эти широко известные школы, что стимулировало этот процесс?

– Возникновение основных биологических школ в 20-х гг. отражало общий подъем биологической науки. Собственно их формированию способствовали два основных обстоятельства. Во-первых, сохранение в университете, благодаря усилиям В.М.Шимкевича, плеяды выдающихся биологов. Во-вторых, организация в 1920 г. в старом Петергофе базы для научной работы – естественнонаучного института. Это был первый научно-исследовательский институт, созданный на лоне природы, который имел тесные связи с университетом, и в то же время привлекал в свои лаборатории многочисленных и молодых, и зрелых исследователей со всей страны.

Я слышал от отца и его близких друзей, что еще до Октябрьской революции профессора Петербургского университета мечтали устроить загородную научную базу вроде биологической станции. И вдруг в 1920 г. университету передают бывшую дворцовую усадьбу герцога Лейхтенбергского в Петергофе. Это опять проявление А.В.Луначарским горячей заботы о создании благоприятных условий для научной работы. Большое участие в осуществлении этого плана принимал А.М.Горький.

Просторное здание, 15 га прекрасного парка, пруды – великолепные условия для проведения разнообразных исследований. Директором Петергофского института становится известный гидробиолог К.М.Дерюгин.

Петергоф превратился в своеобразный центр кристаллизации биологической науки. Здесь в тесном содружестве жили и напряженно трудились выдающиеся исследователи, их коллеги и многочисленные ученики. Совместные занятия любимой наукой продолжались с утра до позднего вечера.

Отдыхали тоже сообща. Среди профессоров было много прекрасных музыкантов. "Часто после сосредоточенных занятий все собирались в большой зале, где стоял концертный рояль, и начинались концерты классической музыки. Вспоминаю, как в течение одного лета К.М.Дерюгин и профессор зоологии И.И.Соколов исполнили нам в четыре руки все сонаты Бетховена. Морфолог Б.Н.Шванвич прекрасно играл на скрипке...

Вся эта атмосфера сближала людей. Создавалась уникальная творческая обстановка – «демократизм без панибратства». По плечу профессоров никто не хлопал, но к любому из них можно было подойти и поговорить не только о делах научных, но и о личных... Все жили дружной семьей – профессора, сотрудники, аспиранты, студенты. Такие отношения вошли в плоть и кровь всех первых «петергофцев», стали глубоко традиционными.

Как раз на базе Петергофского института и образовались все ведущие научные школы. В каждой из этих школ складывалась чрезвычайно доброжелательная обстановка. Старые университетские профессора, возглавлявшие школы, без принуждения и казенщины обучали и воспитывали своих учеников. Загадка сложившихся отношений между главой школы и его учениками заключалась в том, что учитель никогда не «давил» на своих питомцев. Понимание, уважение и любовь завоевывались здесь не нажимом, а силой интеллекта. Например, для меня, «догелевца», В.А.Догель был всем – и великим научным и нравственным авторитетом, и другом, и просто близким, родным человеком.

Так вот, на базе университетских кафедр и соответствующих лабораторий университета и сложился ряд научных биологических школ, сыгравших положительную роль в развитии советской и мировой биологии.

Наиболее крупной научной школой, сформировавшейся в этот период, была школа зоологов беспозвоночных, которую возглавлял В.А.Догель. Она включала в себя протистологическое, сравнительно-анатомическое и эколого-эволюционное направление. Каждое из них группировало десятки талантливых учеников, будущих профессоров, членов-корреспондентов и академиков. Успешно развивалась и гидробиологическая школа, создателем которой был К.М.Дерюгин. Его наиболее талантливыми учениками являлись Е.Ф.Гурьянова, П.В.Ушаков, И.А.Киселев. Возникла здесь и школа цитологов и цитофизиологов под руководством Д.Н.Насонова, ученика Д.И.Дейнеки. Учениками Насонова были такие впоследствии крупные исследователи, как А.С.Трошин, Б.П.Ушаков, А.В.Жирмунский и многие другие.

Несколько иной путь формирования прошла школа экологов животных, руководимая Д.Н.Кашкаровым. Она была как бы привлечена извне, но нашла весьма благоприятную почву для своего развития. Ведь Кашкаров перешел в ЛГУ только в 1933 г., а в 1941 г. погиб при эвакуации университета.

Его талантливыми учениками по кафедре были Г.А.Новиков, А.С.Мальчевский, Л.П.Шульгин. Создавалась сильная школа экспериментальной энтомологии во главе с А.С.Данилевским.

– Хотелось бы услышать именно от Вас о судьбе генетической школы в ЛГУ, ее создателе Ю.А.Филипченко.

– Ленинградская школа генетиков выросла на базе кафедры генетики, которая была организована, вернее, реорганизована из лаборатории генетики и экспериментальной зоологии университета в 1919 г. Это ведь была первая кафедра генетики в России. Ее создателем был Юрий Александрович Филипченко. Вторым источником возникновения генетической школы была лаборатория генетики и экспериментальной зоологии в Петергофском институте, также организованная в 1920 г. Филипченко.

В начале своей научной деятельности Филипченко специализировался в области зоологии беспозвоночных и сравнительной анатомии. Его учителями были В.М.Шимкевич, профессор зоологии и эмбриологии В. В. Заленский. В русле этих дисциплин Филипченко и выполнил магистерскую (по эмбриональному развитию бескрылых насекомых) и докторскую (по изменчивости и наследственности черепа у млекопитающих) диссертации. Уже в 1918 г. он стал профессором и заведующим лабораторией генетики и экспериментальной зоологии.

Юрий Александрович был на редкость одаренной и необыкновенно эрудированной личностью. Он имел прекрасное философское образование, происходил из семьи с революционными традициями.

Вспоминаю такой эпизод. 1925 год. Я аспирант. Как-то осенью вместе со своими коллегами-аспирантами засели мы в кабинете Юрия Александровича для подготовки экзамена по философии. Этот экзамен был впервые введен, и все мы волновались... В кабинете появляется Филипченко. Услышав, какой предмет мы изучаем, он подсел и начал нам рассказывать о Плеханове, Канте, других философах, их философских системах. При этом он проявил такое, глубокое знание философии, так блистательно излагал нам сущность предмета, что мы были потрясены.

На факультете Филипченко читал ряд обширных курсов по общей генетике, эмбриологии, экспериментальной зоологии, оригинальный, впервые созданный им курс биометрии.

Лектор он был выдающийся. Весь материал излагал только по первоисточникам. Лекции читал без аффектации, очень логично. Вокруг него собиралось много талантливой молодежи... Увлечение генетикой уже в начале 20-х гг. берет верх над всеми другими научными интересами Филипченко, и в начале 1923 г. он целиком переключился на генетические исследования. Несмотря на то, что он был зоологом, предметом своего изучения он избирает ботанический объект – пшеницу, хозяйственно важное растение. С необыкновенным энтузиазмом и упорством он вместе со своими учениками И.А.Киселевым, В.М.Исаевым, Я.Я.Лусом, Т.К.Лепиным и многими другими разрабатывал генетику мягких пшениц. Эксперименты проводились на опытных делянках Петергофского естественнонаучного института. Здесь во время совместной работы и совместного отдыха особенно близко общался Ю.А.Филипченко со своими любимыми учениками.

В эти годы у Юрия Александровича устанавливается тесная связь с Н.И.Вавиловым, который снабжал его исходным материалом, пристально интересовался результатами проведенных экспериментов. Вообще Н.И.Вавилов был частый гость в Петергофе. Он был исключительно простым, доступным человеком. В годы расцвета отечественной генетики Вавилов и Филипченко были двумя ее столпами.

Интерес к проблемам генетики у Юрия Александровича был очень широк. Он ведь занимался и генетикой человека и организовал в 1921 г. бюро по евгенике при Российской Академии наук. Помню, как этой стороне деятельности Филипченко «борцы» против классической генетики пытались придать чуть ли не расистский характер.

Филипченко умер очень рано. В мае 1930 г. во время собственноручных посевов пшеницы на опытном поле Петергофа он простудился, тяжело заболел (грипп, менингит) и через три дня скончался... Надо сказать, что последние годы работы Филипченко в университете были весьма нелегкими... Я об этом скажу еще несколько слов...

– Какова же дальнейшая судьба генетики в ЛГУ, как складывалась обстановка на биологическом факультете в 30–40-е гг.?

– Хочу вернуться к началу 30-х гг. С этого времени уже слышатся тревожные ноты, связанные или вызванные, как хотите, общей политической обстановкой в стране. На факультете появляются сотрудники, которые под флагом внедрения в науку марксистско-диалектической методологии, партийности буквально подвергают травле, неоправданным гонениям ряд крупных ученых, в первую очередь генетиков. Одним из таких трескучих демагогов был И.И.Презент. Юрист по изначальному образованию, затем недоучившийся обществовед, он стал подвизаться в роли ведущего преподавателя дарвинизма. Теперь абсолютно ясно, что деятельность Презента, так же как и Лысенко, планомерно и последовательно подрывавшая устои отечественной генетики, являлась не изолированной акцией, а лишь отражением в науке культа авторитарного правления Сталина. Конец 30-х гг. – это время тяжелых репрессий биологической науки.

Я ведь хорошо знал Презента. Помню стиль его лекций. Это был способный оратор-начетчик, который весьма удачно использовал марксистскую фразеологию для «опровержения» основ генетики. Он был типичным низким карьеристом, который с удивительным цинизмом искажал достижения точных: экспериментов в генетике, ревниво третировал яркие таланты. Первым объектом его нападок в ЛГУ стал Ю.А.Филипченко. В конце 20-х гг. Презент допустил ряд резких и грубых выпадов против Филипченко и его блистательных учеников. Эта обстановка довела Юрия Александровича до того, что Он решил незадолго до смерти уйти из университета, а свою исследовательскую деятельность сосредоточить на генетике животных в отделе животноводства ВАСХНИЛа. Смерть избавила его от дальнейших страданий...

Любопытный факт, красноречиво характеризующий моральный облик Презента. Уже в 1932 г., после смерти Филипченко, вышла в свет его последняя капитальная монография «Экспериментальная зоология». В ней были изложены основные достижения этого нового, интенсивно развивающегося направления. Так вот. Презент, став «редактором» этого труда, написал к нему «предисловие», в котором писал в свойственной ему наглой, «прокурорской» манере, что кое-какие полезные факты в книге имеются, но изложены они на основе «прогнившей, буржуазной» идеологии, характерной для Филипченко. Как хорошо, что Юрий Александрович не прочел этого предисловия!

– Как же дальше развивались события?

– После смерти Филипченко кафедру генетики возглавил А.П.Владимирский. Это был порядочный человек, но не боец. Агрессивность Презента гасилась отчасти тактикой «неприятия зла"» со стороны Владимирского. А через два года генетическая кафедра разделилась на две – генетики животных во главе с Владимирским и генетики растений, которую возглавил Г.Д.Карпеченко. Он был, как известно, ближайшим и талантливейшим учеником Н.И.Вавилова. Карпеченко сразу же привлек к работе на кафедре ряд ученых вавиловской школы: Г.А.Левицкого, В.П.Васильева и других. Курс общей генетики читал Г.Д.Карпеченко. Дальнейшие удары Презента теперь уже в основном направляются на Карпеченко и его сотрудников. В 1938 г. умирает Владимирский и во главе кафедры генетики животных становлюсь я.

А зловещие события развиваются все быстрее... Выступления Лысенко становятся все более агрессивными, в число врагов «мичуринской биологии», ученых «идеалистического», «буржуазного» плана попадают в Москве Н.К.Кольцов, А.С.Серебровский, И.И.Шмальгаузен – цвет советской биологии. Дело доходит до прямых репрессий генетиков. Апофеозом этих «деяний» явился арест в 1940 г. Н.И.Вавилова, а в ЛГУ – его ученика Г.Д.Карпеченко. За этими акциями последовал разгром кафедры Карпеченко вплоть до ее закрытия.

Удары по генетике становятся необратимыми. Идет прямая травля всех истинных генетиков, эволюционистов биофака. Атмосфера страха и недоверия сковывает всех... Презент становится общепризнанным идеологом факультета...

1941 год. Война. Работа на кафедре генетики животных также прекращается, так как я, другие сотрудники кафедры, аспиранты, часть студентов уходят на фронт. Университет эвакуируется в Саратов и Елабугу. Во главе ЛГУ в это время становится общественный деятель, профессор политической экономии А.А.Вознесенский. Во время войны борьба и жестокие расправы «мичуринцев» с представителями классической генетики -временно ослабевают. Но это было лишь затишье перед бурей...

– Юрий Иванович, ведь Вы в конце 1947 г., незадолго перед роковыми событиями августа 1948 г. исполняли обязанности ректора ЛГУ. Ситуация тогда в биологии продолжала оставаться очень сложной. Лысенковцы продолжали вести себя агрессивно. Но одновременно ширился фронт ученых, вступивших с ними в открытую смелую борьбу. Мы знаем, что Вы как исполняющий обязанности ректора пытались отстранить Презента от преподавания в ЛГУ. Для решения этого вопроса Вы ездили в Москву, на прием к Ю.А.Жданову. Расскажите, пожалуйста, об этом.

– Осенью 1947 г. А.А.Вознесенский был назначен Министром просвещения РСФСР и переведен в Москву. А через два года он был репрессирован и расстрелян вместе со своим братом, выдающимся государственным деятелем Н.А.Вознесенским. Я же после ухода А.А.Вознесенского был назначен, по его предложению, исполняющим обязанности ректора университета.

Презент к этому времени явно дискредитировал себя как лектор, как специалист, наконец, как человек. Ставится вопрос о его освобождении. Но обстановка, однако, в это время была такова, что решиться этот вопрос мог только на уровне отдела науки ЦК. Еду в Москву, в ЦК. Принял меня зав. отделом науки ЦК. Ю.А.Жданов. Надо сказать, что Юрий Андреевич – эрудированный человек, химик с университетским образованием, серьезно интересовался генетикой. Он самостоятельно и весьма глубоко изучил ее основы, был убежден в объективности менделевских законов. Интересовался учением И.И.Шмальгаузена о стабилизирующем отборе. Я с ним беседовал с глазу на глаз около 1.5 часов, причем на равных. Юрий Андреевич стоял на правильных, истинно дарвиновских позициях. Когда я спросил его в конце нашей беседы: «Что же делать с Презентом?», он ответил:

«Гоните, и чем быстрее, тем лучше».

Мой разговор с Ю.А.Ждановым состоялся весной 1948 г., я его из университета удалить не успел, а в августе этого же года он удалил меня...

– Юрий. Иванович, расскажите все же, как с Вами расправились?

– Дело обстояло так. На сессии ВАСХНИЛ (август 1948 г.) я присутствовать не мог, так как был на Первом зоологическом конгрессе во Франции, а потом без «остановки» в санатории, в Сочи. (Ведь об экстренно созванной сессии нигде, как положено, заранее не сообщалось!). Когда же я приехал из отпуска, то узнал, что я уже не только нигде не работаю, но и «за большие идеологические ошибки» готовится мое исключение из рядов партии.

Партийное собрание вел Презент. Из партии я был исключен. А вот на бюро райкома партии, где утверждалось решение партсобрания ЛГУ, произошла «осечка». Среди членов бюро райкома оказался генерал-лейтенант, начальник тыла Ленинградского фронта (фамилию его я сейчас не помню). Я с ним тесно контактировал во время войны. Он выступил на бюро, рассказал, как я вел себя на фронте, дал мне достойную характеристику. Видимо, его рассказ подействовал на членов бюро, первый секретарь даже как-то растерялся. Исключение из партии было заменено строгим выговором.

– Вы ведь в 1953 г. после смерти Сталина приступили уже частично (по совместительству) к работе на кафедре зоологии беспозвоночных, возглавляемой В.А.Догелем. Окончательно же Ваше возвращение в ЛГУ состоялось только в 1955 г. Хотелось бы услышать от Вас, как жила в эти годы биологическая наука на факультете, и прежде всего генетика.

– Вернусь к тяжелым временам. После сессии ВАСХНИЛ факультет переживает страшный период. Кафедра генетики перестает существовать как ячейка развития и преподавания генетических знаний. Из университета в эти годы изгоняются ведущие профессора, доценты. Среди них назову моих близких коллег, выдающихся генетиков М.Е.Лобашева, П.Г.Светлова, а также активно поддерживавших генетику физиолога Э.Ш.Айрапетьянца, эколога Г.А.Новикова и многих других. Изгонялся, как Вы знаете, и я. Ряд профессоров биологического факультета получили тяжелые взыскания: Д.Н.Насонов, И.И.Соколов, Н.Л.Гербильский и другие. Обе кафедры генетики были объединены в одну под названием кафедры генетики и селекции. Ее заведующим был назначен И.В.Турбин. Человек он неплохой, но не ориентирующийся в вопросах генетики. Настоящая генетика ликвидируется, курс ее нигде не читается. Наступает период нарочито вызванной депрессии основных направлений биологической науки. Но науку, истину умертвить нельзя!

Несмотря на то что официально классическая генетика была «восстановлена в правах» лишь Октябрьским Пленумом ЦК КПСС 1964 г., несостоятельность лысенковщины была абсолютно очевидна, и во второй половине 50-х гг. с уходом диктата Сталина в ЛГУ начинается процесс регенерации биологической науки. В университет возвращаются ведущие специалисты. Меняется руководство кафедры. Уже в 1954 г. на заведование кафедрой по конкурсу был избран крупнейший цитогенетик М.С.Навашин, а после его добровольного ухода – он ведь был чисто «академический» ученый – на кафедру в 1957 г. возвращается М.Е.Лобашев и разворачивает энергичную работу по восстановлению генетики. Большую положительную роль в восстановлении и развитии всей биологической науки сыграл ректор ЛГУ академик А.Д.Александров. Будучи высоконравственным и смелым человеком, он всячески способствовал восстановлению генетики.

Приведу пример с учебником по генетике Лобашева. Ведь это был 1963 год! Однако учебник, ставший настольным пособием не только для всех генетиков, но и для биологов самых различных специальностей, встретил яростные нападки догматиков, прикрывавшихся флагом «мичуринцев-селекционеров» и некоторых административно-партийных органов. Последние и дали директиву Ученому совету биологического факультета провести разгромное заседание. Вопреки этим указаниям и давлению «сверху». Ученый совет включился в борьбу за выпуск в свет этой книги. Ученый совет провел заседание по обсуждению рукописи учебника Лобашева и вынес решение о необходимости его скорейшей публикации. Конечно, рисковали члены парткома, в том числе и я – ответственный за идеологическую работу. И, конечно, если бы не действенная помощь А.Д.Александрова в этом вопросе, учебник так скоро издан бы не был. Александров безоговорочно стоял на стороне классической генетики. Помню, как после Ученого совета я ему докладывал о событиях, происшедших на факультете. Тут же при мне у него состоялся чрезвычайно острый телефонный разговор с обкомовским руководством... Общими усилиями удалось добиться издания этой книги, а вместе с этим доказать правоту генетического направления. Да, тяжело все это было...

– Вот Вы, Юрий Иванович, говорили, что «удары по генетике» в ЛГУ носили в определенной степени необратимый характер. В чем суть этой необратимости по Вашему мнению?

– Я думаю, что следы от ударов, нанесенных генетике, да и не только генетике, но и многим направлениям эволюционной биологии, были очень глубоки и болезненны. В годы жестокой борьбы, массовых репрессий по существу были утеряны люди, кадры, причем лучшие... Вместе с ними как бы исчезла средневозрастная прослойка исследователей и преподавателей. Произошел разрыв между старшим поколением и молодежью. Ведь целая «популяция» биологов, которая должна была развивать науку во второй половине XX в., просто не знают или знают очень плохо, что такое генетика. Вот в чем трагедия... В средней школе учебник в течение 25 лет учил нашу смену тому, чего нет: закону наследования благоприобретенных признаков. Учили безбожному отношению к природе, от которой категорически запрещалось ждать милостей! Печальный итог – вред был нанесен не только науке о развитии живого, но и сознанию людей – сегодняшних 40–50-летних...

– Известно, что Вы в конце 60-х–начале 70-х гг. возглавляли большую и ответственную работу по составлению новой программы преподавания биологии в средней школе, созданию нового учебника по биологии для учащихся старших классов. Расскажите, как это происходило.

– Это долгая история. Вкратце вся моя деятельность протекала следующим образом. В середине 60-х гг. началась перестройка преподавания биологии и в высшей, и в средней школах. В осуществлении этой сложной и чрезвычайно важной задачи большое участие принимали сотрудники ЛГУ. Необходимо было изменить всю программу, а как это можно было сделать? Методисты, отравленные ядом лысенковских «доктрин», были научно несостоятельны. Поэтому в конце 1964 г. была создана специальная рабочая комиссия для составления программы преподавания биологии и написания соответствующего учебника. В эту комиссию входили специалисты-биологи из ЛГУ, институтов АН СССР, в том числе и Ваш покорный слуга. Большую помощь в осуществлении этих начинаний оказывал министр просвещения тех лет М.А.Прокофьев, биохимик по специальности, член-корреспондент АН СССР. Ему пришлось преодолеть очень большое сопротивление, так как лысенковцы во многих случаях продолжали занимать основные административные посты в биологической науке. Нужно было иметь огромную волю и непоколебимую убежденность, чтобы доказать всем необходимость коренной переделки учебных программ по биологии, созданию нового учебника.

Решение этой трудной проблемы имело колоссальное значение. Ведь идея становится материальной силой лишь в том случае, когда она овладевает массами, а массами учащихся владели тогда, к сожалению, еще лысенковские представления. В результате деятельности выбранной комиссии и энергии М.А.Прокофьева группе ученых было поручено написать новый учебник. Я этот коллектив возглавил. Помню, через год учебник был написан и авторский коллектив представил его на суд коллегии министерства. Какая же тогда царила обстановка! Часть методистов вообще не явились на это заседание. Испугались участвовать в обсуждении учебника. А вдруг вернется Лысенко – что тогда?! Страх до такой степени еще владел массами, что люди боялись заниматься своими непосредственными профессиональными делами. Это, если хотите, и смешно, и грустно... Я доложил свой вопрос на коллегии. Все молчат, боятся. И только после реплики М.А.Прокофьева: «Интересный план учебника, мне нравится!», началось обсуждение, ибо министр сказал: «Можно!». В процессе обсуждения содержания учебника М.А.Прокофьев задал мне вопрос: «Юрий Иванович, а учителя знают все то, о чем Вы сейчас говорили?». Я ответил, что подавляющее большинство учителей не имеет соответствующей генетической подготовки. Прокофьев спрашивает: «Как же выйти из положения?». Я предложил прекратить преподавание в школе на год, а за этот год переквалифицировать учителей. Мое предложение было принято.

Так как в стране чувствовалась острая нехватка специалистов–преподавателей генетики и учителей, то переучивать было весьма и весьма трудно. Здесь большую вспомогательную роль сыграл журнал «Биология в школе». Стоит напомнить, что до конца 60-х гг. этот журнал в течение почти 20 лет был основным рупором лысенковщины в школе. Мне предложили взять на себя руководство журналом. И вот в течение 5 лет (с 1968 по 1972 г.) я вел этот журнал, старался привлечь наиболее крупных дарвинистов для написания убедительных, ясных статей по основным проблемам генетики, эволюционной теории.

Показательно, что ни один из крупных ученых не отказал мне в написании статей в этот журнал. Все понимали, какое это святое дело – просвещение) Среди привлеченных авторов был А.А.Парамонов... Прекрасную статью о борьбе за существование и ее соотношении с естественным отбором написал, например, В.Н.Сукачев...

В итоге всех наших усилий ситуация за эти 5 лет с преподаванием биологии в средней школе существенно изменилась в лучшую сторону. Потом я передал журнал в другие руки. Вся эта работа стоила мне огромного напряжения, отрицательно сказывалась на темпах моей научной деятельности. Но я ни о чем не жалею. Это был мой долг, долг не только ученого, но и гражданина своего отечества...

Вот и окончено наше интервью. Конечно, многие вопросы были не подняты, много уникального хранит память Юрия Ивановича. Освещение этих событий и фактов ждет своей очереди... Сейчас же, переосмысливая рассказанное, им пережитое, еще больше восхищаешься той неиссякаемой энергией, тем глубоко оптимистическим восприятием всего происходившего, которыми так щедро одарила ученого природа. Думается, что этот замечательный заряд воли к жизни, творчеству помог Юрию Ивановичу выйти победителем в столкновении со всеми тяготами и испытаниями. На ум приходят бессмертные слова Мигеля де Сервантеса: “Каждый из нас – сын своих дел!»

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ См.: Полянский Ю.И. 1) Из эмбриологии скорпиона (желток и зародышевые оболочки) // Тр. Зоотом. и зоолог, лаб. СПб. ун-та. СПб., 1903; 2) Борьба за существование и естественный подбор между частями организма // Образование. 1900. № 3, 4.

² Полянский Ю.И. Воспитание эволюционного мировоззрения путем наблюдения в природе. Пг., 1918.

³ М.Е.Лобашев до сессии ВАСХНИЛ.1948 г. был деканом биолого-почвенного факультета ЛГУ.

⁴ См.: Презент И.И. Речь на девятом заседании сессии ВАСХНИЛ 31 июля – 7 августа 1948 г.: О положении в биологической науке. Стеногр. отчет сессии ВАСХНИЛ 31 июля – 7 августа 1948 г. М., 1948.

⁵ Стенограмма выступления Ю.И.Полянского 7 мая 1948 г. в Ленинградском педагогическом институте им. М.Н.Покровского. Цит. по: Презент И.И. Речь на девятом заседании сессии ВАСХНИЛ 31 июля – 7 августа 1948 г. С. 509–510.

⁶ Презент И.И. Речь на девятом заседании сессии ВАСХНИЛ 31 июля – 7 августа 1948 г. С. 510.

⁷ См.: Берман З.И; Зеликман А.Л., Полянский В.И., Полянский Ю.И. История эволюционных учений в биологии. М.; Л., 1966; Берман З.И., Завадский К.М., Зеликман А.Л., Парамонов А.А., Полянский Ю.И. Современные проблемы эволюционной теории. Л., 1967.
 

Источник: Л.В.Чеснова. Ю.И.Полянский и биология в Ленинградском университете (20–60-е годы)
// Репрессированная наука. Л.: Наука, 1991, с.212-222.