"Удивительные истории нашего времени и древности" - читать интересную книгу автора (Древневосточная литература Автор...)

Академик В. П. Волгин (председатель)

Академик В. В. Виноградов,

Член-корреспондент АН СССР Н. И. Конрад (зам. председателя),

Член-корреспондент АН СССР С. Д. Сказкин,

Академик М. Н. Тихомиров,

Член-корреспондент АН СССР Д. Д. Благой,

Член-корреспондент АН СССР Д. С. Лихачев,

Профессор И. И. Анисимов,

Профессор С. Л. Утченко

Ответственный редактор Н. И. Конрад

ЧУДАЧЕСТВА ТАН ИНЯ

Стихи эти принадлежат талантливейшему человеку, уроженцу уезда *Усянь. Фамилия этого человека Тан, имя Инь, прозвище «Сильнейший тигр». Умом своим он превосходил всех своих современников, эрудиции был необъятной. Он был одинаково искусен и в каллиграфии, и в живописи, и в пении. Стоило ему лишь взять в руки кисть — ария или ода, стих или проза были тотчас готовы. Он не умел сдерживать своих чувств, ко всему относился легкомысленно и не гнался за почестями и богатством.

Родился Тан Инь в городе *Сучжоу, а неподалеку, в местечке Уцюй, жила его семья.

Когда Тан Инь выдержал *экзамен на степень сюцай, он в подражание *стилю «нанизывания жемчуга» написал стихи о цветке и луне, в которых было больше десяти стансов. Фраза за фразой развивал он в стихах тему луны и цветка; был в них, например, и такой станс:

Стихи эти вызвали у всех восхищение и похвалу. Градоначальник Сучжоу Цао Фэн, прочитав эти стихи, высоко оценил талант их автора и порекомендовал наставнику членов императорской семьи внести имя талантливого поэта в список лиц, назначенных для прохождения государственных экзаменов в области. Наставник, о котором здесь идет речь, был некий Фан Чжи, уроженец уезда *Иньсянь. Он был противником поэзии, подражающей древним стилистам. Прослышав же о том, что Тан Инь, пользуясь своей литературной славой, делает все, что захочет, и не соблюдает правил этикета, Фан Чжи не хотел, чтобы поэту дали *вторую ученую степень, и собирался отстранить его от должности. Воздержался он от этого только благодаря настояниям Цао Фэна. Тан Иню, таким образом, удалось избежать неприятностей, но до экзаменов он все же не был допущен. Когда совсем уже подходил срок государственных экзаменов, Цао Фэн в конце концов добился своего, и имя Тан Иня последним было занесено в список «пропущенных талантов». Тан Инь блестяще выдержал экзамен и был признан *цзеюанем.

Когда Тан Инь прибыл в столицу для прохождения экзаменов на высшую чиновную степень, он стал еще более известен своим незаурядным талантом. Вельможи и князья, пренебрегая правилами этикета, старались подружиться с поэтом и почитали за честь знакомство с ним.

В это время столичными экзаменами ведал некий Чэн, главный управляющий делами наследника престола. Чэн, преследуя свою личную выгоду, часто практиковал продажу тем экзаменационных сочинений. Теперь, побаиваясь людских пересудов, он искал человека, давно известного своими талантами. Чэн надеялся, что заслужит всеобщее одобрение, если в списке выдержавших экзамен на первом месте будет значиться фамилия действительно достойного человека. Поэтому, узнав, что в числе экзаменующихся находится Тан Инь, Чэн очень обрадовался и собирался провести его как первого кандидата, блестяще выдержавшего экзамен на степень цзиньши. Тан Инь знал об этом и как-то, по простоте душевной, за вином похвастался:

— Нет сомнения, что в этом году я первым пройду на экзаменах!

Те, кто завидовал талантам Тан Иня, прослышав, что в его успехе лично заинтересован Чэн, подняли вокруг этого шумиху, повсюду рассказывая о несправедливости главного экзаминатора. Об этом на имя императора было послано письменное донесение и вскоре появился императорский указ, запрещавший Чэну просматривать экзаменационные сочинения. В то же время появился приказ, по которому Тан Инь был разжалован и лишен должности.

Вернувшись в родной город, Тан Инь совершенно перестал думать о карьере и славе и совсем отдался вину и стихам. Все величали Тан Иня цзеюанем, и каждый листочек с его каллиграфией, каждый его рисунок или стих считались необычайной ценностью.

Тан Инь в это время особенно увлекался живописью. Какие бы чувства ни овладевали им: радость или гнев, печаль или наслаждение, — все они находили отражение в его рисунках. Стоило лишь появиться его картине, как ее тут же с боем хватали, не считаясь с ценой. Приведу строки из стихотворения, в котором говорится о том, к чему лежала душа Тан Иня:

Говорят, что в Сучжоу из шести ворот: Фэнмэнь, Паньмэнь, Сюймэнь, Чанмэнь, Лоумэнь, Цимэнь — Чанмэнь было наиболее оживленным местом. Сюда стекались лодки, экипажи. Поистине:

Будучи как-то раз в районе Чанмэни, Тан Инь сидел на борту *прогулочной джонки. Его тут же окружили литераторы, которые спешили приветствовать знаменитого Тан Иня и, протягивая поэту свои веера, просили нарисовать или написать что-либо им на память. Тан Инь сделал тушью несколько набросков и написал несколько четверостиший. Все больше и больше народу стекалось на берег, узнав, что там сидит знаменитый поэт. Ни мало не смущаясь собравшейся толпой, Тан Инь приказал слуге подать большой кубок вина. Опершись на окно, он принялся было за вино, как вдруг его взору представилась разрисованная джонка, которая, покачиваясь на волнах, плыла мимо. Блестящее убранство джонки бросалось в глаза. Молодая женщина с очаровательным лицом и нежным тонким станом стояла у окна каюты. На женщине было синее платье. Заметив Тан Иня, она стала пристально смотреть на него и улыбаться, рукой закрывая ротик. Джонка проплыла мимо, а Тан Инь, приведенный в неимоверное смятение прекрасным обликом незнакомки, стал расспрашивать лодочников, не знают ли они, кто хозяин джонки. Оказалось, что владелец ее — ученый Хуа из *Уси. Тан Инь решил тотчас отправиться в погоню и стал громко кричать, подзывая лодку. Но ни одной лодки поблизости не оказалось; поэт был в полном отчаянии. Он собрался было послать слугу на поиски лодки, как увидел, что из города выплывает какая-то джонка. Мало заботясь о том, свободна ли она, Тан Инь стал громко кричать и махать руками, призывая джонку к себе. Когда джонка подошла к берегу, из каюты вышел какой-то человек и, остановившись на носу, громко крикнул:

— «Сильнейший тигр», куда это тебе вдруг так срочно понадобилось ехать?

Когда Тан Инь взглянул на говорившего, он убедился в том, что это был не кто иной, как его близкий друг Ван Яи.

— Я бы хотел как можно скорей навестить своего друга, который приехал сюда издалека, — ответил ему Тан Инь, — поэтому я так усиленно искал лодку. А ты куда держишь путь?

— Я со своими родичами направляюсь в *Маошань возжечь в храме свечи. Через несколько дней мы вернемся обратно.

— Я тоже собирался поехать в Маошаньский храм, но до сих пор все не было попутчиков. Раз я тебя сегодня встретил, уж воспользуюсь случаем.

— Если ты хочешь поехать, отправляйся скорее домой и собери все, что следует. Я здесь причалю и буду тебя поджидать.

— Зачем же мне заходить домой? Сразу и поедем, — возразил Тан Инь.

— Надо же взять с собой курильные свечи и *прочие вещи.

— Приедем в Маошань, там все куплю, — ответил Тан Инь.

Отослав домой слугу и не попрощавшись с людьми, которые ожидали, пока он им что-либо напишет или нарисует, Тан Инь прыгнул в джонку друга. Обменявшись приветствиями с Ван Яи и его попутчиками, Тан Инь закричал:

— Скорей отправляйте лодку! Поскорей отчаливайте!

Лодочники, узнав в новом пассажире Тан Иня, не посмели его ослушаться: тут же взялись за багры и стали отчаливать.

Вскоре Тан Инь увидел перед собой джонку Хуа и дал приказание лодочникам итти за ней следом. Никто не знал, с чем было связано такое распоряжение, но возражать не стали. На другой день приехали в Уси. Заметив, что джонка, которую он преследовал, входит в город, Тан Инь обратился к своим спутникам со следующими словами:

— Было бы позорно, попав сюда, не побывать на озерах *Хойшань; прикажите лодочникам, пусть хоть они отправятся туда набрать воды из источника. Здесь мы их подождем, а завтра двинемся дальше. А пока сойдем на берег и прогуляемся по городу.

Лодочники повернули лодку к Хойшани, а вся компания сошла на берег и направилась к городу.

Оказавшись в самом оживленном и многолюдном месте, Тан Инь бросил друзей и отправился на розыски разукрашенной джонки. Не зная, в каком направлении ушла джонка, он метался по городу, но джонки и след простыл. Когда он свернул на широкую улицу, то вдруг услышал крики: «Берегись! Осторожно!».

Тан Инь остановился. Справа приближался роскошный паланкин, который несло десять человек, за паланкином толпой следовали служанки.

Правильно с древних времен говорят: «коль суждено, так встретишь и за десять тысяч верст»; среди сопровождавших паланкин девиц была и прелестная служанка в синем платье, которую он видел в Чанмэни.

Обрадованный Тан Инь не выпускал паланкина из виду.

Процессия остановилась у большого здания. Женская прислуга вышла приветствовать прибывших, и вскоре все скрылись за воротами.

Тан Инь узнал от прохожих, что дом этот принадлежит ученому Хуа и что в паланкине приехала его жена.

Получив точные сведения, Тан Инь расспросил, как пройти к реке. Когда он пришел на условленное место, джонка, вернувшаяся из Хойшаня, уже поджидала его. Вскоре подошли Ван Яи и вся компания.

— Куда же это вы пропали? — спросили Тан Иня приятели. — Мы вас долго искали, но нигде не могли найти.

— Сам не знаю, как это произошло, — ответил тот. — Как только мы попали в толпу, я вас потерял. Города этого я совсем не знаю. Полдня потерял на то, что расспрашивал дорогу, и вот только теперь сумел до вас добраться.

Больше об этом происшествии говорить не буду, скажу лишь, что вдруг, посреди ночи, во сне Тан Инь начал кричать не своим голосом. Перепуганные друзья разбудили его и стали расспрашивать, что с ним произошло.

— Только что во сне я видел божество в золотой кольчуге. Видение накинулось на меня с золотой палкой, упрекая меня в том, что, когда я отправлялся в Маошань, мною руководили не чувства искренней веры в будду, а желание приятно провести время. Я поклонился божеству и обещал загладить свою вину тем, что в течение месяца буду жить в уединении и полном отрешении от жизни. Завтра с рассветом вы все поедете дальше, а я вернусь на некоторое время домой, так что придется нам расстаться.

Все поверили рассказу Тан Иня.

Когда рассвело, мимо них проехала небольшая лодка, которая, как оказалось, держала путь в Сучжоу. Тан Инь простился с друзьями и пересел в эту лодку. Проехав немного, он сказал лодочнику, что забыл в городе кое-какие вещи и должен вернуться. При этом он вытащил из рукава несколько монет и дал их лодочнику.

Когда лодка причалила, Тан Инь быстро сошел на берег, отправился в харчевню, где раздобыл старое платье и порванную шляпу, переоделся во все это старье и в таком нищенском виде направился к лавке-ломбарду, которую содержал при своем доме господин Хуа. Здесь он собирался заложить свое платье. Увидев управляющего лавкой, Тан Инь обратился к нему. Держал он себя при этом очень скромно, говорил тихо, выбирая выражения простолюдина.

— Фамилия моя Кан, имя Сюань. Я уроженец уезда Усянь. Хорошо умею писать. До сих пор я существовал на то, что работал в небольшой конторе. Недавно умерла моя жена, кроме того, я лишился работы и теперь остался совершенно один, без средств к существованию. Я бы хотел попасть в услужение в какой-нибудь знатный дом и работать переписчиком; не нужен ли такой человек, как я, вашему хозяину. Если он возьмет меня, я никогда не забуду его доброты.

Вытащив из рукава листочек, на котором было написано несколько строк образцовым уставным почерком, Тан Инь передал его управляющему. Увидев, что иероглифы написаны очень красиво и верно, управляющий ответил:

— Сегодня вечером я буду у хозяина и скажу ему о тебе. Зайди завтра за ответом.

Действительно, в этот же вечер управляющий показал своему хозяину образец письма случайного посетителя.

— Очень хорошо написано, — похвалил ученый, рассматривая листок. — Это не почерк простолюдина. Вели ему завтра притти ко мне.

На следующее утро, когда Тан Инь пришел в ломбард, управляющий провел его к хозяину. Тан Инь приветствовал ученого низким поклоном. Поглядев на посетителя, господин Хуа понял, что имеет дело не с простолюдином. Узнав фамилию, имя и родину пришельца, господин Хуа поинтересовался также, приходилось ли ему когда-либо учиться.

— В детстве я сдавал экзамены за начальную школу, но дальше этого дело не пошло, — ответил Тан Инь. — *Классические книги, правда, я еще до сих пор помню.

— Какие, например? — поинтересовался ученый.

Тан Инь изучал «Книгу истории» и фактически хорошо разбирался во всех пяти классиках, но поэт знал, что ученый интересуется «Книгой перемен», и поэтому ответил:

— «Книгу перемен».

Ученый очень обрадовался.

— В моей библиотеке есть очень верная рукописная копия «Книги перемен», — сказал он. — Вы можете взять и читать эту рукопись с моим сыном.

Затем господин Хуа спросил у Тан Иня, каковы его условия.

— Ни о каком жалованье я не осмелюсь вас просить. Я бы хотел только получить кое-какие вещи, чтобы приодеться, и если я смогу вам угодить и понравиться, просил бы вас женить меня на хорошей женщине. Этого мне было бы вполне достаточно.

Такой ответ еще больше обрадовал ученого. Он тут же приказал управляющему подыскать в ломбарде подходящее платье, в которое бы Тан Инь смог переодеться, *дал ему новое имя Хуаань и проводил в комнату для занятий, где представил сыну.

Молодой человек заставил Тан Иня переписывать рукописные издания. Замечая ошибки в иероглифах или фразах, Тан Инь тотчас их исправлял, проявляя при этом такое знание, что вызвал изумление Хуа-сына:

— Вы, оказывается, прекрасно разбираетесь в правилах литературного стиля. Когда же вы бросили ваши занятия литературой?

— В прошлом я действительно много занимался этим, но нужда заставила меня отказаться от этого.

Хозяйский сын был очень доволен, что имеет дело со знающим человеком, и попросил Тан Иня исправлять его ежедневные уроки. Тан Инь делал это с большим усердием и так искусно, что в его руках, как говорится, железо становилось золотом. Иногда, когда тема сочинения была непонятной и трудной, Тан Инь объяснял ее. Когда у Хуа-сына что-либо не получалось, Тан Инь писал за него сам. Учитель молодого Хуа, видя как преуспевает его ученик, как-то раз похвалил его перед хозяином.

Господин Хуа попросил принести сочинения своего сына. Просмотрев их, он покачал головой и сказал:

— До этого мой сын сам не мог дойти. Если только все это не списано, то безусловно сделано вместо него кем-то другим.

Затем он велел позвать сына и спросил его, откуда взялись такие прекрасные сочинения. Тот, не смея скрывать что-либо от отца, признался ему, что все это результат исправлений Хуааня.

Ученый был этим немало удивлен, приказал позвать Хуааня, *дал ему тему и предложил тут же написать на нее сочинение.

Без всяких размышлений Тан Инь взмахнул кистью, и сочинение тотчас было готово. Когда он протягивал свое сочинение хозяину, тот заметил, что у слуги руки нежны, как яшма, а на левой руке у него есть шестой палец. Хуа стал читать сочинение: и стиль, и мысль в нем были прекрасны. По иероглифам можно было судить об искусном каллиграфе. Все это привело хозяина в еще больший восторг.

— Раз ты так искусен в современном литературном стиле, то наверно знаком и с произведениями древности, — сказал Хуа и оставил Тан Иня работать в своем кабинете в должности переписчика. Каждый раз, когда дело шло о каком-нибудь важном письме или донесении, Хуа советовался с новым переписчиком, а иногда даже поручал ему отвечать вместо себя.

В самых сложных письмах и в самых запутанных текстах новый переписчик никогда не пропускал ни одного иероглифа, никогда не писал ни одного лишнего. С каждым днем хозяин все больше доверял ему и осыпал его своими милостями куда больше, чем остальных служащих.

Тан Инь часто покупал вино или какие-нибудь яства и щедро угощал при этом других слуг, работавших в кабинете ученого. Не было в доме человека, который бы не полюбил нового переписчика. Вот почему Тан Иню удалось без особого труда разузнать кое-что о молодой женщине в синем платье, которую он впервые увидел в джонке. Ее звали Цюсян и прислуживала она самой госпоже Хуа, ни на минутку не отлучаясь от своей хозяйки, так что повидать ее не было никакой возможности.

Был конец весны, и Тан Инь на мотив «Песни об иволге» сложил песню, в которой излил свою тоску.

Как-то раз, зайдя в комнату переписчика, господин Хуа на стене прямо против двери увидел эти стихи и, поняв, что они написаны его секретарем, стал еще больше расхваливать Тан Иня. То, что прежде господину Хуа никогда не приходило в голову, он теперь узнал из этих стихов: он понял, как тоскует его слуга, влача в полном расцвете сил одинокое существование.

Случилось, что в это время управляющий ломбардом заболел и умер. Господин Хуа временно поручил своему переписчику исполнять его обязанности. Больше месяца Тан Инь заведовал ломбардом, относясь к своим обязанностям с большим вниманием и тщательностью, никогда ни на грош не обманывая хозяина. Господин Хуа собирался окончательно передать ему эту должность, но боялся, что холостяку будет трудно одному справляться со всеми делами. Посоветовавшись по этому поводу со своей женой, ученый позвал сваху и попросил ее подыскать жену для нового управляющего ломбардом.

Тан Инь дал свахе три *лана серебра и попросил передать от его имени госпоже Хуа, что он отлично понимает, что господин и госпожа вытащили его из грязи и спасли от нищеты, что их дом стал для него его домом и что милость, которую они ему оказали, так же безгранична, как земля и небо. Он просил также передать, что опасается, что, если ему в жены подберут женщину из какого-либо другого дома, это окажется не совсем удобным, так как она не будет знакома с обычаями и нравами этой семьи, и поэтому он желал бы получить себе в жены какую-либо служанку из семьи Хуа.

Сваха все это передала госпоже, а та — мужу.

— Ну что ж, — сказал господин Хуа, — так не только ему, но и нам будет удобнее. Все же не надо забывать, что, когда Хуаань нанимался к нам на работу, он не требовал никакой платы и просил только, чтобы ему подобрали хорошую жену. Теперь же, после того как он так долго и так усердно служил нам, трудно быть уверенным, что он не изменит свои условия, если ему подберут жену не по вкусу. Не лучше ли будет позвать его в гостиную, созвать туда всех служанок и предложить ему самому выбрать одну из них.

— Ты прав, — ответила госпожа Хуа, кивнув головой в знак согласия.

В тот же вечер госпожа Хуа сидела в главном зале, ярко освещенном свечами. По обе стороны от нее, выстроившись в ряд, стояло больше двадцати служанок, разодетых в самые лучшие платья. Глядя на эту группу, можно было себе представить, что это сама *богиня запада сидит во дворце «Яшмовый пруд», окруженная своими феями.

Госпожа приказала позвать управляющего ломбардом.

Явившись в зал, Тан Инь низко поклонился хозяйке.

— Мой муж просил тебе передать, — сказала госпожа Хуа, обращаясь к нему, — что за твое усердие в работе он разрешил тебе жениться и предлагает тебе самому выбрать жену из числа этих служанок.

С этими словами она приказала старой мамке взять свечу и посветить управляющему, чтобы он смог еще лучше разглядеть каждую из них.

Тан Инь взглянул на служанок: все они были очень милы, но Цюсян среди них не оказалось. Тогда он отошел в сторону и стоял, не говоря ни слова.

— Спроси Хуааня, которая ему понравилась? — приказала госпожа мамке. — Пусть он ту себе и выбирает.

Тан Инь продолжал молчать.

— Что ж, у тебя дыры вместо глаз? — начала уже сердиться госпожа Хуа. — Неужели ни одна из моих служанок тебе не приглянулась?

— Я очень благодарен госпоже, что она разрешила мне жениться и даже самому выбрать себе жену. Это, конечно, добродетельный поступок, достойный лучших людей древности. Не знаю, как я, ничтожный человек, смогу отблагодарить за это. Но госпожа еще не привела сюда свою личную прислугу. Если бы вы мне милостиво разрешили, то я бы хотел увидеть всех ваших служанок.

— Что же ты думаешь, что мне жалко тебе их показать, — сказала улыбаясь госпожа Хуа. — Ладно, позовите еще четырех служанок с моей половины. Пусть он посмотрит и на них. Сделаем так, как он хочет.

Четыре служанки, о которых шла речь, были Чуньмэй, Сяцин, Цюсян, Дуншуй. Одна из них заведовала головными украшениями, румянами и белилами; в ведении другой находилось приготовление ароматов и чая; Цюсян отвечала за платья всех четырех времен года; на обязанности четвертой лежало приготовление вина и различных блюд из фруктов.

Поспешив на зов госпожи, служанки не успели переодеться и пришли каждая в чем была. На Цюсян было прежнее синее платье.

Мамка ввела служанок в зал, и они сразу стали за спиной своей хозяйки. Свечи, зажженные в зале, горели так ярко, что было светло, как днем.

Тан Инь продолжал стоять, не раскрывая рта, хотя сразу же приметил среди вошедших служанок ту, которая покорила его своей красотой.

— Ну, кого же ты выбрал? — спросила Тан Иня подошедшая к нему мамка. Хотя Тан Инь отлично знал имя своей избранницы, он не посмел назвать его и, указав на нее пальцем, сказал:

— Если вы дадите мне в жены вот ту, в синем платье, я буду вполне удовлетворен.

Госпожа Хуа оглянулась на Цюсян и улыбнулась. Затем она попросила управляющего покинуть зал.

Тан Инь вернулся в лавку встревоженным и довольным. Он был доволен тем, что все ему так хорошо удалось, но боялся, как бы дело не сорвалось. И вдруг он случайно бросил взгляд на луну, яркое сияние которой освещало все вокруг, как днем. Шагая одиноко взад и вперед по комнате, он *распевал стихи. Вот они:

На следующий день госпожа Хуа рассказала мужу обо всем, что произошло накануне. Для Тан Иня была специально приготовлена брачная комната, в ней была поставлена постель с пологом, различная мебель и утварь, причем ничто не было упущено. Тан Иню было дано в услужение несколько человек и было объявлено, что он назначается на должность главного управляющего. Комната его была полна различных подарков и роскошно убрана.

Выбрав *благоприятный для свадьбы день, господин Хуа с супругой взяли на себя обязанность распорядителей свадебным пиршеством. Тан Инь и Цюсян вошли в парадный зал и поклонились друг другу. Под звуки барабана вошли они в свою новую комнату, *«соединили чаши» и стали мужем и женой.

Нечего здесь и говорить о том, как они были счастливы.

Ночью Цюсян сказала своему мужу:

— Ваше лицо мне очень знакомо. Где же мы с вами прежде встречались?

— Подумай сама, — ответил Тан Инь.

Через несколько дней Цюсян спросила мужа:

— Не вы ли были тем человеком, который смотрел на меня с прогулочной джонки в Чанмэни?

— Я, — с улыбкой ответил Тан Инь.

— Если это так, то вы ведь не простолюдин, зачем же вам надо было работать здесь слугой?

— Я не мог забыть улыбки, которой ты одарила меня, проезжая мимо на джонке. Поэтому мне и пришлось так поступить, чтобы снова тебя встретить.

— В первый раз я увидела вас в окружении молодых ученых, которые протягивали вам свои веера и спорили между собой: каждый желал, чтобы вы написали или нарисовали ему что-нибудь. А вы, не обращая на них никакого внимания, отошли в сторону, облокотились на окно и стали пить вино так, будто рядом никого и не было. Тогда-то я и поняла, что вы не из простых людей, и улыбнулась вам.

— Если ты могла в простом человеке разгадать знаменитого ученого, — ответил ей Тан Инь, — то тебя, поистине, можно сравнить с *Хунфу и *Люйчжу.

— Затем, — продолжала Цюсян, — я как будто еще раз видела вас на улице Наньмэн.

— Да, острые у тебя глаза, — с улыбкой ответил Тан Инь. — Действительно, это так и было, ты права.

— Если вы не принадлежите к числу простолюдинов, — обратилась Цюсян к мужу, — то кто вы такой на самом деле? Могу ли я узнать вашу настоящую фамилию и имя?

— Я — Тан Инь из Сучжоу. Самой судьбою нам предназначено было встретиться друг с другом. Теперь, когда мы стали с тобой мужем и женой и когда я тебе все объяснил, ты понимаешь, что нам здесь больше оставаться не следует. Я хотел бы прожить с тобой всю свою жизнь. Согласна ли ты уехать отсюда вместе со мной?

— Если вы, знатный и ученый человек, ничего не пожалели и согласились снизойти до меня, простой служанки, как осмелюсь я поступить против вашей воли и не последовать за вами?

На следующий день Тан Инь взял книгу расходов по лавке и тщательно подвел все итоги, затем составил опись на платья и головные уборы, которые получал от хозяина, включив сюда также и постель с пологом и все те вещи, которые ему были даны при женитьбе. Другую опись он составил на все подарки, которые ему были преподнесены в этом доме. Ни одной ниточки не унес с собой поэт из дома ученого.

Все три бумаги Тан Инь сложил в книжный шкафчик, ключ от которого оставил в замке. Затем он написал на стене следующие стихи:

В эту же ночь Тан Инь нанял маленькую лодку, которая должна была подъехать к дому Хуа. До рассвета, пока в доме все еще спали, Тан Инь запер свою комнату, вместе с Цюсян сел в лодку и отправился в Сучжоу.

Утром прислуга нашла комнату Тан Иня запертой на замок и тотчас побежала доложить об этом господину Хуа. Когда по приказу Хуа комната была открыта, хозяин убедился, что кровать с пологом и другие вещи — все стояло на своих местах. В книжном шкафчике он нашел три счета, составленных с предельной точностью.

Ученый задумался: он не мог понять, что бы все это могло означать. Подняв случайно голову, он увидел стихотворение, написанное на стене. Прочтя стихи, господин Хуа понял, что слуга его в действительности был не Кан Сюанем, как отрекомендовал себя вначале, но никак не мог понять, что, в таком случае, заставило этого человека так долго пробыть в его доме. В его честности хозяин не мог сомневаться, так как у него не пропало ни одного гроша. Кроме того, он не мог понять, как могла согласиться Цюсян убежать вместе с этим человеком, не знал он также, где находятся теперь беглецы.

«В том, что пропала служанка, — думал про себя господин Хуа, — беда не велика, но все же надо бы разобраться в этом».

Поразмыслив, хозяин велел своим слугам позвать людей из областного управления, изложил им обстоятельства дела, дал денег и поручил разыскать беглецов. Те разыскивали их повсюду, но беглецов и след простыл.

Прошло больше года, и господин Хуа почти забыл об этом происшествии. Однажды Хуа случайно оказался в Сучжоу, куда он поехал навестить своего друга. Когда он проходил мимо ворот Чанмэнь, слуга, сопровождавший его, обратил внимание на какого-то ученого, сидевшего в книжном магазине и рассматривавшего книги. Лицом и всем своим обликом ученый очень походил на Хуааня. На левой руке этого человека слуга заметил шестой палец. Слуга поспешил доложить об этом своему хозяину. Тот, не поверив, снова послал слугу в книжный магазин, поручив ему внимательно присмотреться к этому человеку и узнать его фамилию и имя.

Когда слуга снова подошел к магазину, ученый, разговаривая со своим приятелем, уже спускался вниз по ступенькам к выходу. Ловкий слуга решил не упускать случая и тихонько последовал за уходящими, которые направились к воротам Тунцзымэнь, сели в лодку и уехали. Несколько слуг сопровождало ученого и его спутника. Внимательно разглядев ученого, слуга окончательно убедился в том, что это Хуаань. Тогда он вернулся в магазин и спросил у хозяина лавки, не знает ли он, кто был тот человек, который только что рассматривал у него книги.

— Это господин Тан Инь по прозвищу «Сильнейший тигр». Он только что отправился на лодке пить вино к уважаемому *Вэньмину.

— Значит тот человек, который с ним вместе вышел отсюда, и есть господин Вэньмин? — поинтересовался слуга.

— Нет, это знаменитый *Чжу Юньмин, тоже ученый.

Слуга в точности передал все своему хозяину, который был всем этим очень удивлен.

«О Тан Ине я давно уже слышал, — стал размышлять Хуа. — О его необычайном легкомыслии и разных проделках мне хорошо, известно. Неужели же Хуаань и он — это одно и то же лицо? Завтра же надо будет отправиться к нему и убедиться в том, так ли все это обстоит».

На следующий день господин Хуа отослал Тан Иню свою *визитную карточку, а затем сам отправился в Уцюй, где жил поэт. Хозяин поспешил выйти навстречу гостю. Обменявшись, приветствиями, хозяин и гость уселись друг против друга. Господин Хуа несколько раз внимательно посмотрел на ученого и окончательно убедился в том, что это Хуаань.

Когда Тан Инь стал угощать гостя чаем, господин Хуа обратил внимание на белые, как яшма, руки хозяина и на шестой палец на его левой руке. Хуа хотел было расспросить обо всем ученого, но от удивления не мог раскрыть рта.

После чая Тан Инь пригласил гостя в свой кабинет. Господин Хуа колебался, но, не посмев отклонить предложение хозяина, последовал за ним. В кабинете все было аккуратно прибрано, во всем был виден порядок, все ласкало взор.

Вскоре было подано вино, за которым гость и хозяин просидели немало времени.

— В вашем уезде, — первым заговорил господин Хуа, — живет некий Кан Сюань. Человеку этому не удалось окончить свое образование. Несмотря на это, он прекрасно разбирается в литературе. Известен ли вам такой человек?

— Н-да, — как-то неопределенно протянул Тан Инь.

— В прошлом году, — продолжал Хуа, — этот человек нанялся ко мне секретарем. Я назвал его Хуаанем. Первое время он занимался с моим сыном, потом я поручил ему ведать перепиской в моем кабинете и в конце концов сделал его управляющим моим, ломбардом. Так как он не был женат, я предложил ему на свой вкус выбрать в жены какую-либо служанку. Он выбрал Цюсян… Через несколько дней после свадьбы он со своей женой бежал, причем никаких вещей он не унес с собой, так что я никак не мог понять причину его исчезновения. Я разослал в разные места людей, чтобы навести о нем справки, но его так и не нашли. Может быть, вам кое-что известно об этом?

— Так, так, — пробурчал Тан Инь.

Убедившись в том, что хозяин не желает рассказать обо всем, откровенно и отвечает ничего не значащими словами, господин Хуа не удержался и сказал:

— Человек этот был очень похож на вас. На левой его руке тоже был шестой палец. Вы не знаете, как все это могло случиться?

На этот вопрос Тан Инь тоже ничего не ответил. Вскоре он встал и на некоторое время вышел из кабинета. Воспользовавшись отсутствием хозяина, Хуа стал рассматривать книги, лежавшие на столе. В одной из них гость нашел листок бумаги, на котором были написаны стихи. Это оказались как раз те самые стихи, которые господин Хуа прочел на стене в комнате управляющего после бегства последнего.

— Эти стихи, — сказал господин Хуа, протягивая листок вошедшему в кабинет Тан Иню, — написаны Хуаанем. В почерке, которым они написаны, я узнаю его руку. Как случилось, что эти стихи оказались в вашем кабинете? Ведь неспроста же это. Очень прошу вас объяснить мне, в чем дело, и рассеять мои сомнения.

— Ну, об этом мы поговорим после, — ответил хозяин.

— Если вы мне все расскажете, — сказал расстроенный гость, — я еще посижу, в противном случае разрешите мне откланяться.

— Ответить на ваши вопросы мне не трудно, прошу только господина сначала отведать еще немного вина.

Хуа снова стал пить. После нескольких кубков Тан Инь предложил гостю выпить еще из рога носорога.

— Вина больше чем достаточно, — ответил уже захмелевший гость, — больше я не в состоянии пить. Убедительно прошу вас рассказать мне обо всем. Мне хотелось бы поскорей разрешить сомнения, которые терзают мою душу. Больше мне ничего не надо.

— Прошу вас еще чего-нибудь отведать, — не унимался Тан Инь.

После еды был подан чай. Незаметно наступили сумерки. Слуга зажег свечи. Господин Хуа в смущении поднялся и собрался уходить.

— Прошу вас, почтенный, еще немного задержаться, — остановил его Тан Инь. — Ведь я должен еще ответить на ваши вопросы.

Приказав слуге посветить, хозяин провел гостя во внутренние покои, где ярко горели свечи. Зайдя в комнату, Тан Инь сразу же позвал жену. Господин Хуа увидел, как поддерживаемая двумя служанками в комнату легкими *«лотосовыми шажками» вошла молодая женщина. Ее прекрасное лицо было скрыто под плотно прилегающими друг к другу нитями жемчуга, свешивающимися с ее головного убора.

От удивления господин Хуа отошел на несколько шагов, но Тан Инь задержал его, схватив за рукав.

— Это моя жена. Так как мы с вами старые друзья, то я могу вам ее представить, и незачем вам стесняться ее присутствия.

Слуги расстелили ковер. Молодая женщина подошла к гостю и низко ему поклонилась. Господин Хуа поспешил ответить ей на приветствие. Тан Инь остановил его и попросил не затруднять себя церемониями. Предупрежденный хозяином, гость не без стеснения ответил женщине на ее четыре низких поклона лишь двумя обычными поклонами, которыми обмениваются при встрече близко знакомые люди.

Когда церемония приветствий была закончена, Тан Инь приказал молодой женщине подойти к гостю и с улыбкой сказал:

— Прошу господина посмотреть хорошенько. Только что вы говорили, что я похож на Хуааня. Не признаете ли вы в этой женщине Цюсян?

Посмотрев внимательно на жену Тан Иня, господин Хуа громко рассмеялся и, поспешив еще раз ей поклониться, стал просить извинения у хозяина.

— Это мне следует просить у вас прощения, — заметил Тан Инь.

Хозяин и гость вернулись в кабинет. Тан Инь приказал снова подать вино и закуски. Кубки осушались и снова наполнялись вином.

За вином гость опять попросил объяснений. Тогда Тан Инь подробно рассказал ему все, что с ним случилось, начиная с того дня, когда он впервые в Чанмэни на лодке увидел служанку, и кончая его побегом. Гость и хозяин, тряся друг друга за руки, громко смеялись от удовольствия.

— Не мог я предполагать, что таким путем сегодня встречусь с моим секретарем, — сказал господин Хуа. *Раз уж все так случилось, придется вам как моему зятю выполнить все полагающиеся церемонии.

— Ну, если между нами установятся отношения тестя и зятя, — заметил Тан Инь, — боюсь, как бы не пришлось вам снова готовить свадебные подарки.

Тан Инь и его гость разразились громким смехом.

Необычайно довольный проведенным вечером, господин Хуа простился с Тан Инем и направился к своей лодке.

Лодка двинулась в путь. Хуа вспомнил о стихотворении Тан Иня, которое он с разрешения друга взял себе на память. Вытащив из рукава листочек со стихами, Хуа положил его перед собой и стал перечитывать, восхищаясь изяществом стихов и тонкостью намеков.

«Разберемся в *первой паре строк, — размышлял про себя господин Хуа, — „Решив однажды на досуге побродить, поехал я в пещеры Хуаяна“—здесь говорится о том, как автор поехал в Маошань возжечь в храме свечи. Далее: „Но с полдороги вдруг обратно повернул в погоне за достойным человеком“. Этими словами Тан Инь, безусловно, хочет сказать о своей встрече с Цюсян и о том, что эта встреча заставила его бросить все остальные дела. Теперь посмотрим дальше: „Повсюду следовать хотел я за Хунфу и с ней одной делить уединенье. Посмел просить у благородного Чжу Цзя пристанища усталому бродяге“. Все это говорит о том, что, когда Тан Инь поступил ко мне в услужение, он уже помышлял о браке с Цюсян и о бегстве с ней. Третья пара строк: „Уж раз добился я успеха своего, так можно ли смеяться надо мною! Хотя и бросил дом ничтожнейший слуга, но полон он стыда за свой поступок“. Ну, здесь все понятно. Наконец, последняя пара строк: „Хозяин никогда не спрашивал меня об истинной фамилии моей. Она под „верхом“ знака „процветанье“ — „кан“; под „крышкой“ знака „повеленье“ — имя“. У иероглифа „кан“ — „процветание“ и у иероглифа „тан“, являющегося фамильным знаком Тан Иня, верхние части иероглифов совершенно одинаковы; над знаком „сюань“ — „повеление“ точно такая же „крышка“, как и над знаком „инь“, которым пишется его имя. Так что под этой иероглифической загадкой скрывались его фамилия и имя — Тан Инь. А я-то сам не сумел во всем этом разобраться! Конечно, поступок моего бывшего слуги был не очень-то благородным, но раз у меня ничего из вещей и денег не пропало, я все-таки должен был понять, что имею дело с порядочным человеком. Не зря его называют одержимым».

Вернувшись домой, господин Хуа рассказал о случившемся с ним происшествии жене, которая, в свою очередь, немало была всем этим удивлена. Господин и госпожа Хуа собрали для своей бывшей служанки богатое приданое стоимостью около тысячи *цзиней и отослали его со старой мамкой господину Тан Иню.

С тех пор эти две семьи породнились, и мир и согласие между ними никогда ничем не омрачались.

Приключения Тан Иня, описанные в этом рассказе, до сих пор еще являются самым распространенным сюжетом для рассказчиков в уезде Усянь. До нас дошла песня Тан Иня: «Я свечи возжигал в молчании смиренном».

В этой песне поэт говорит о своих думах и чувствах: