"Сказки пещерных людей – 2" - читать интересную книгу автора (Алхутов Сергей Михайлович)
Сергей Михайлович Алхутов Сказки пещерных людей — 2
Жил-был человек, и было у него два сына-спелеолога. Оба статные, красивые, тренированные, и умом, и техникой, и тактикой, и всем вышли. То есть вообще-то их было трое, но о третьем ни говорить, ни писать нельзя, так что двое их было. Двое, поняли?
И вот раз наказал им отец вынуть из-под земли Парниковый Камень. Говорит: надобно. Надобно — и всё тут, а иначе вся земля льдом покроется, и по всей земле станут одни пингвины да рыба, да ещё рыбий корм.
Спрашивают братья у отца:
— Ладно, папа, про здоровье, может, потом поговорим, а где нам взять Парниковый Камень-то? В какую пещеру спуститься надо?
Отец им отвечает:
— Я того знать не знаю, ведать не ведаю, а скажу другое: коли умному человеку наказ дать, так он всё, что для его исполнения знать надо, сам вызнает. Вот и собирайте сведения.
Думали братья, думали, как для выполнения отцова наказа всё, что надо, вызнать, и придумали: коли Парниковый Камень из-под земли вынуть надо, так и спрашивать нужно у тех, кто под землёй бывает.
Придумали — да и поехали на горы Кавказские, к пещерам глубоким, где старые спелеологи молодых учат, как под землю спускаться.
Приезжают, глядь — спелеологи лагерем стоят. Ну, братья и давай выспрашивать. Кого ни спросят — всяк говорит: "Не знаю".
Долго ли, коротко ли, находят братья в лагере старого-старого спелеолога, такого старого, что обвязка у него в тело вросла и фонарь налобный к голове прирос. Сидит старый спелеолог на камешке, консервы открывает да на землю вытряхивает.
Спрашивают они у него:
— А чем это ты, отец, занят?
Старый спелеолог им и отвечает:
— Да вот, сижу, консервы открываю, мясо выпускаю, убежит оно в долины кавказские да станет снова овцами.
Говорят братья меж собой:
— Совсем старый умом тронулся: консервы-то свиные!
А старый спелеолог им и говорит:
— Не шепчитесь, морячки, всё по губам читаю. Я пока по пещерам лазил, вырос у меня третий глаз, теперь всё вижу, что вокруг творится, хоть в какой темноте, даже если у меня за спиной.
Говорят ему братья:
— Ты-то нам и нужен. Скажи нам, отец, видел ли ты где Парниковый Камень?
Старый спелеолог им и отвечает:
— Видеть не видел, слышать не слышал, а чутьём стариковским чую: в Донбасс вам надо, к шахтёрам. Они знают, они вас чему-нибудь да научат.
Отвечает, а сам пальцами щёлк! Тут мясо-то консервированное и побежало с горы в долину.
Поблагодарили братья старого спелеолога да в Донбасс поехали.
Долго ли, коротко ли, приехали они в Донбасс. Глядь — сидит на рельсах старый шахтёр, страшный, как страх, чёрный, как негр. Сидит — и костыли из шпал под собой тихонько вытаскивает. Братья его и спрашивают:
— Ты чем это занят, отец?
Старый шахтёр им и отвечает:
— Вот, рельсы ломаю, шпалы на волю отпускаю, убегут они в лес да станут снова деревьями. Может, будет на Дону снова хороший воздух.
Говорят братья меж собой:
— Совсем старый умом тронулся: шпалы-то бетонные!
Старый шахтёр им и отвечает:
— Не шепчитесь, морячки, всё равно я всё услышу. У меня, пока в шахте работал, третье ухо выросло, всё слышит — и что на небесах, и что на земле, и что под землёй.
Братья ему и говорят:
— Вот ты-то, старый, нам и нужен. Коли ты всё слышишь, то слышал ли что-нибудь о Парниковом Камне? Говорят ли о нём добрые люди?
Отвечает им старый шахтёр:
— Как же, знаю. Не Парниковый, а Парниковая Камень, это мать всего угля. Есть у старых шахтёров такое предание. Говорят они: коли Парниковую Камень из шахты достать, то уголь гореть не будет, а значит — век ей под землёй вековать, коли не хотим всем добрым людям горя горького. А только и достать-то не получится: кто за Парниковую Камень руками возьмётся, того в шахте насмерть спалит.
Спрашивают братья:
— А в какой шахте-то Камень Парниковая лежит, нас дожидается?
Старый шахтёр рукой махнул, шпалы из-под него выскочили да побежали куда-то. И говорит он братьям:
— Вон, куда деревья побежали, туда и вы бегите. Сказал я им расти на старом шахтном отвале, на пустой породе. Под отвалом шахтёнка заброшенная. В неё и спускайтесь. Не найдёте — люди добрые подскажут.
Побежали братья за шпалами. Час бегут, другой бегут, умаялись. Глядь — отвал шахтный, и шпалы все бегут туда. Ну, братья и решили: сейчас посидят, отдохнут, а уж потом — и так видно, куда идти.
Сели, отдохнули, и тут один брат, что поспокойнее, говорит другому:
— Слушай-ка, брат! А ведь как Парниковую Камень от обычного угля отличить, нам шахтёр-то не сказал. Да и не спросили мы. Кажется мне, пустил он нас по ложному следу.
Другой брат, что погорячее, отвечает спокойному:
— Да так же и отличить: от какого камня нас спалит насмерть, тот и есть Парниковая Камень.
Спокойный брат говорит:
— Так нам, поди, все камни мира перещупать придётся. Жизни не хватит. Нет, не про то, что ищем, нам шахтёр сказал. Да вот ещё сам посуди, брат: много ли ты знаешь камней женского роду?
— Руда, слюда, глина, ну, и эта, как её, роговая обманка, — горячий брат отвечает, — а что?
Спокойный ему:
— Да думаю вот: с чего бы нам шахтёр про мать всего угля сказал? Зачем ему это? Просто так, поправить хотел? Или, может, припугнуть чем? Мать-то — дело святое, не тронь. И вот ещё. Сказал он: шахтёнка заброшенная. А ещё сказал — за шпалами бежать. Стало быть, коль бежать за шпалами будем, шахтёнку всяко найдём. Чего тогда не найдём-то — Камень Парниковый, что ли? Какие ж тогда добрые люди подскажут, коли шахтёнка-то заброшена? Темнит он, в общем.
— А ведь прав ты, братец, — горячий отвечает, — надо нам, стало быть, у добрых людей поспрошать, а потом уже лезть в шахтёнку эту.
И пошли братья в посёлок шахтёрский с добрыми людьми говорить.
Пришли, глядят — кругом одни бабы. Братья у них и спрашивают:
— А что, добрые женщины, знает ли кто старого шахтёра, что на рельсах сидит?
— Знаем, — шахтёрские жёны отвечают, — это наш местный сумасшедший, он на сестре своей женился, а потом её убил, теперь мается.
— А что, бабоньки, знает ли кто про Парниковый Камень? — спрашивают братья.
— И про то знаем, — самая старая им говорит, — важный камень такой, его подкинешь — он светится да жаром пышит. Только у нас он не родится, на Урал вам надо.
— А где ж мужики ваши? — братья спрашивают.
— Известно где, — бабы отвечают, — на смене, под землёй.
Попрощались братья с бабами да в шахту спустились. Глядь — а там шахтёры уголь добывают.
Спрашивают братья шахтёров:
— А что, мужики, слышал ли кто про Парниковый Камень?
Один шахтёр, постарше, братьям и отвечает:
— Один раз слышал, маленький ещё был. Дед мой гостя принимал, говорил ему: мол, не бабское это дело, Парниковый Камень, и бабы про него ничего знать не могут. А копают его, будто бы, в Якутии. А может, на Чукотке.
Поблагодарили братья шахтёров, едут в клети наверх. Тут горячий спокойному говорит:
— Ещё знаю: киноварь — камень женского роду.
Спокойный брат только рукой махнул.
Поднялись они наверх, сели на поезд и поехали — покамест на Урал, а там дальше и в Якутию.
Приезжают на Урал, приходят в горняцкий посёлок, видят — сидит старый дед, горняк на пенсии, семечки лузгает, а лузгу обратно склеивает да рядочками раскладывает. Спрашивают его братья:
— Чем это ты занят, отец?
— Да вот, — дед им говорит, — семечки лузгаю, лузгу обратно склеиваю да рядами ставлю, будет у меня Подсолнечная Армия, что ни солдат — то внутри пустой, одна шелуха, самые послушные солдаты, с такими только мир завоёвывать.
Говорят братья между собой:
— Совсем старый из ума выжил — семечки-то тыквенные!
А дед им и говорит:
— Я ваши мысли как газету читаю, можете даже и губами не шелестеть. Коли тыквенные, так будет у меня Армия Всех Святых, а солдаты будут не просто пустые, а ещё и светиться будут изнутри.
Тот брат, что поспокойнее, говорит:
— Хэллоуин, что ли, имеешь в виду, отец?
Дед отвечает:
— Кто тебя словам учил, юноша? Какой-такой иностранец заморский? Тыква — она и есть тыква, а праздники у нас свои. Ты мне по-русски говори, я все русские слова знаю, все толкую.
Говорят братья:
— Ты-то, отец, нам и нужен. Растолкуй нам про Парниковый Камень — что слова эти значат, где его добыть да зачем он нужен.
— Это вам, морячки, не ко мне, — дед отвечает, — это вам к ямным идти надо, у них выведывать.
— Что за ямные? — братья спрашивают.
Дед отвечает:
— Маленькие такие, вам в пояс будут, все бородатые, румяные, под землёй живут.
— Гномы, что ли? — горячий брат спрашивает.
А дед ему:
— И тебя, гляжу, заморский иностранец словам учил. У них в немецкой земле, может, и гномы, а у нас всегда ямные были. Так и запомните: в доме домовой, в лесу леший, в воде водяной, а под землёй ямные.
И вдруг как гаркнет:
— Рота, газы!
Братья сперва испугались, не поймут, что к чему, потом пригляделись — а у дедовой лузги, что он рядочками ставил, вроде хоботки сами собой отрастают. Подивились братья, поблагодарили деда и пошли ямных искать.
Долго ли, коротко ли они идут, вдруг горячий брат и говорит:
— Ещё камень женского роду знаю — пемза.
Спокойный брат только хотел рукой махнуть — как зашуршало под ним, загрохотало, и провалился он под землю, а вслед за ним и горячий. Вот им, стало быть, и пещера неизведанная, вот им и земля вся дырчатая, словно та пемза.
Сидят братья в пещере неизведанной, глядят в темень тёмную, минуту глядят, другую глядят — ничего разглядеть не могут. А фонариков-то нету с собой. Стали слушать.
Слушают, слушают, как вдруг — будто шаги невдалеке. Ну, братья — спелеологи опытные, знают, как в пещере кричать. Кричат: "Эва!" — поверье такое у спелеологов, будто женщина под землёй живёт, половина лица прекрасная, половина безобразная, Эвой звать. Коли прекрасную половину покажет — быть добру, а коли безобразную — быть беде.
Крикнули — а им из темноты и молвят:
— Сами вы Эва! Чего в прихожей сидите как бедные родственники?
Братья на голос отвечают:
— Ты кто? Покажись.
Голос им:
— Прежде сами покажитесь. Где фонари ваши?
— Дак не взяли, не собирались мы сюда спускаться, — братья отвечают.
Тут свет неяркий им из-за спины. Оборачиваются и видят: стоит мужичок небольшой, им, должно быть, по пояс, борода длиннющая, сам румяный, в красной шапочке, в руке фонарь.
Тот брат, что поспокойнее, у мужичка и спрашивает:
— Ты, что ли, гном… то есть ямный?
— Ну, я, — мужичок отвечает, — ямный, да.
Горячий брат спокойного в спину тырк, тырк — и говорит:
— Слушай, я ещё знаю. Потом скажу, не забуду.
Спокойный брат опять на него рукой махнул — и говорит ямному:
— Ну, коли мы у тебя, вроде, в гостях, так ты нас не корми, не пои, спать не клади, а можешь расспросить, о чём твоей милости угодно. А мы потом тебя.
— Отчего же не кормить, не поить? — ямный отвечает, — Мы, ямные, гостей любим, которые вежливые и без железяк с верёвками. У нас и кухня своя, и покурить что есть, а коли вы водку принесли, так сменяем вам на драгоценные каменья. Тут место такое, верхние мужики к нам сюда с водкой частенько наведываются, торг идёт круглый год, и цены твёрдые.
Братья ямному отвечают:
— Мы спортсмены, мы не курим и водку с собой не носим, уж не обессудь.
И повёл ямный братьев по пещере вниз, ямной кухней потчевать. Ведёт — да жалеет, что водки у них нету.
Приводит ямный братьев в большой зал, на каменные стулья сажает, каменный стол накрывает. И питьё, и еда — всё какое-то братьям непонятное.
Попробовали братья из одной плошки, попробовали из другой — да и спрашивают ямного:
— Из чего ж еда ваша ямная готовится?
Отвечает им ямный:
— У нас под землёй не так, как у вас, у верхних. Сверху от вас к нам козявки залетают, их мыши летучие ловят да съедают, а на помёте мышином грибы растут всякие да разные. Простой народ у нас грибами питается, кто побогаче — тоже грибами, а кто всем подземельем правит — тоже грибами да ещё по праздникам мышами летучими, но только чуть-чуть. И так у нас от веку водилось, что искали мы, где грибы растут, находили да брали лет, пожалуй, пять, а потом новое место искали. А искать нам всегда легко, потому что видим сквозь камень, где какая пещера.
— Как это вы так видите? — братья спрашивают.
— А просто, — ямный отвечает, — вот по-вашему, по-верхнему, что прозрачнее, вода или воздух?
— Воздух, — братья говорят.
— Однакож когда в воде пузырёк из воздуха, вы его сразу через воду видите, а того сами у себя не спрашиваете, отчего больше прозрачное в меньше прозрачном само непрозрачным становится. Так и мы: чуть в камне какой пузырёк, мы его через камень видим издалека, только грибы не видим, на грибы у ямных чутьё, и то не у всех.
— Хорошо сказываешь, — братья говорят.
Отвечает им ямный:
— Я на то и посажен тут, чтобы верхним про ямную жизнь рассказывать да у них про верхнюю жизнь расспрашивать. Вот как всё выспрошу, так, может, и пущу вас дальше.
Горячий брат говорит ямному:
— Сытная у вас еда, а куда нам по нужде отойти?
— А вон, за колонну, — ямный отвечает.
Отошли братья за колонну, горячий и говорит спокойному:
— Я тебе про то, что подумал, сказать хочу. А подумал я про нефть. Она по-немецки петроль, а петроль по-гречески каменное масло. Вот, стало быть, нефть и есть всех камней мать, она и есть Парниковая Камень. Я так думаю.
Спокойный отвечает:
— Шахтёра ты наслушался. А бабы в посёлке говорили, он у них сумасшедший. Да и не камней мать, он говорил, а всего угля. Не то думаешь.
Горячий спокойному говорит:
— Семь раз не то подумаешь, а на восьмой, глядишь, и правду поймёшь. Я ж не честное слово тебе даю, мы с тобой вроде совет держим.
Спокойный ему:
— Совет держат, когда что делать решают, а ты решаешь, каков Парниковый Камень.
Горячий спокойному:
— Так ведь пока мы то не решим, и делать нам нечего.
Возвращаются братья к ямному, а он у них и спрашивает:
— А что, верхние люди, не встречался ли вам старый спелеолог, что из мяса овец мастерит?
— Видели недавно, — братья соглашаются.
— А не встречался ли вам старый шахтёр, что из шпал деревья делает? — ямный опять спрашивает.
— И такого видели, — братья отвечают.
— А не встречался ли вам старый горняк, что из шелухи войско собирает? — ямный снова спрашивает.
— И такого видели, он-то нас к вам и послал, — братья говорят.
Опечалился ямный и говорит братьям:
— Коли всех троих видели, быть беде. Вы её ещё не накликали, позже накликаете. У меня того не спрашивайте, что у них выведывали, вашу беду на себя брать не хочу. И о чём за колонной говорили, теперь молчите, в таких делах надобно молчать да глазами смотреть. Подождите только чуток, решу, как теперь с вами быть да что делать.
Сказал, камешек круглый с пола подобрал, нацарапал на нём что-то, отошёл да в дырку какую-то его кинул. Камешек — бульк! — и как не бывало.
Братья спрашивают:
— А что это за камешек ты в дырку кинул?
— Про это скажу, — ямный отвечает, — Есть у нас под землёй дырки, а в них лава горячая. Бросишь туда камешек — он исчезает, да прежде волну даёт, и волна та через самое земное сердце волнуется, на том краю земли камешком отзывается, а камешек родится тот же самый, что и был, со всеми царапинками. Мы так на тот край земли послания пересылаем.
Тут из дырки той самой — бульк! — и камешек круглый вылетает. Ямный его подобрал, разглядел да говорит братьям:
— Не стану вас у себя держать, через это мне ваша беда будет. А только и в несчастье просто так не брошу. Примут вас в гости мои друзья на Огненной Земле. Прыгайте в дырку. Волной через самое сердце земли пройдёте, такие же самые на Огненной Земле окажетесь. Только у них в гостях тоже ничего такого не говорите, что у тех троих выведывали.
Встали братья над дыркой, а прыгать боязно — лава горячая внизу так и клокочет. Стояли, стояли, а ямный их возьми да подтолкни в спину.
Не успели братья глаза от страха закрыть, как очутились в другой пещере. Кругом ямные стоят и говорят:
— Добро пожаловать, гости дорогие. Живите у нас, только не делайте того, чего вам на том краю велели не делать. Верхний мир над нами хорош, Огненной Землёй зовётся — торф на горах да лёд до самого моря, пингвин да попугай на одном камне сидят, а весь огонь тут у нас.
И зажили братья у ямных, что под Огненной Землёй.
Неделю живут, другую живут. Ямные их по пещерам своим поводили, про грибы рассказали, стали учить, как пещеру сквозь камень разглядеть, да того братья не поняли — ямным отродясь дано, а другому чтобы понять, надо вроде как заново родиться. Можно, да сложно.
И вот однажды зовёт к себе братьев правитель всех огнеземельских ямных и говорит им:
— Долго вы у нас живёте, верхние люди, даром грибы едите. У вас самих же и сказывают: лишний рот как пуля в спину. Сослужите мне службу, а я вас за это награжу, любых самоцветов дам, каких ни пожелаете. А не сослужите — отправлю вас туда, откуда пришли, будете там свои грибы кушать, а наши нам останутся, да ещё за две недели будете нам должны. А уж долги мы взыскать завсегда сумеем.
— А чего ж не сослужить-то? — братья отвечают.
— Ну так слушайте, в чём служба ваша будет, — правитель им говорит, — Живёт где-то на Огненной Земле последняя змея. Всех змей ямные повывели, даже и у верхних спроси — едва вспомнят, чтобы змеи тут были, а эта схоронилась от нас и носу не кажет. Примета у неё такая: змеи тепло любят, а эта одна осталась, потому тепло сама из себя производит. Вы её найдите, как найдёте — убейте, зубы ядовитые вырвите и мне принесите. Только верхним мужикам об этом не сказывайте, а то будет вам беда.
Снарядились братья-спелеологи, взяли у ямных снаряды против змей — и наверх полезли. День лезут, два лезут — пещера-то, знать, глубокая.
Долго ли, коротко ли, вышли братья наверх, на Огненную Землю. Глядь — кругом горы гранитные в тумане, с гор ледники в тумане свешиваются, воздух весь сырой да туманный, лютый ветер дует, а тумана не сдувает.
Горячий брат и говорит спокойному:
— Туман туманом, а только опять я никак не пойму: горы гранитные, как под ними пещера может быть? Не должно тут пещер быть, и ямных быть не должно.
Спокойный отвечает:
— А ты, знать, и забыл, что мы сказочные герои? Нам ещё и не такое встретиться может. Во взаправдошной жизни, может, ямные только в других местах и обитают, а нам по сказке они тут положены, и пещера тут положена.
На том и порешили. Порешили — и последнюю змею искать отправились. Ищут, ищут, а найти не могут.
Долго ли, коротко ли, видят братья — навстречу им мужичок идёт, сам из себя вроде индеец, на теле из одежды только плащ, сам весь краской расписан. Спрашивают братья у мужичка:
— А что, мил человек, не знаешь ли ты, где нам последнюю змею найти?
Мужичок им и говорит:
— А на что вам последняя змея? Не ямным ли службу служите?
— Им самым, — братья отвечают.
— Тогда выслушайте меня да поступайте, как знаете, — мужичок им говорит, — Сказывают у нас в племени, что было в прежние времена на Огненной Земле много змей. Воздух у нас тут кислый, оттого рос у змей на зубах зубной камень. И повелось тогда у нас да у ямных: кто больше того зубного камня соберёт, тот и жить на всей Огненной Земле будет, и вверху, и внизу. Собирали-собирали, собрали поровну, а змеи-то и повывелись. Одна только где-то схоронилась. Ни мы, ни ямные найти её не смогли. Родичи наши с горя забрали весь зубной камень, что предки их набирали, да на остров Пасхи уплыли, поставили там из того камня больших истуканов. А ямные из того зубного камня, что собрать успели, сложили у себя в ямах Парниковую Камень, только верхушку не положили. И есть у них будто бы поверье тайное: как верхушку Парниковой Камени положат, так и выйдут из ям, заживут наверху, а нас к родичам нашим на остров Пасхи выгонят. Так что поступайте, как знаете, а только вот ещё что знайте: коли вы последней змеи зубы ямным отнесёте, мы вас убьём и съедим, хоть с острова Пасхи достанем.
Попрощались братья с мужичком, сами на тропинку сели да думу думают. И такая у них дума, что как ни поверни, всё беда выйдет. Принесут ямным зубы — огнеземельские их убьют да съедят, не принесут — ямные с них долги взыщут, а уж коли Парниковый Камень не найдут — тут всей земле-матушке конец настанет, одни пингвины да рыба останутся, да ещё корм для рыбы.
Тут спокойный брат и говорит горячему:
— Нам теперь ямным служить нельзя, надо у них Парниковый Камень отнимать. Коль за то, что службу им не сослужили, долги взыщут, так долги можно и отдать, а всё-таки живому остаться.
А горячий и отвечает:
— Не слушал ты меня, брат, всё рукой махал, а я тебе теперь так скажу: много нам всякого про Парниковый Камень говорили, одни так, другие эдак. Отчего мы теперь здешнему мужику верить должны? Убить-то его родня нас убьёт, съесть — съест, да только не за Парниковый Камень, а за зубы змеиные. Думается мне: надо нам сейчас всю службу нашу бросить да о Парниковом Камне вспомнить, что он есть такое, подумать.
— Ну коли так, давай об этом думать, — спокойный брат говорит.
Горячий брат на это так сказывает:
— Отец нам что говорил? Что коли Парниковый Камень из-под земли не вынуть, холодно будет. Стало быть, от Камня этого должно быть жарко, а жара и стужа друг дружку изничтожат. Так, что ли?
— Ну, так, — спокойный брат соглашается.
Горячий брат дальше сказывает:
— Старый спелеолог что нам говорил? Что у шахтёров чему-нибудь да научимся. Чему мы у них научились? Да тому научились, что всякий, кто нам про Парниковый Камень говорит, может быть не в своём уме, а значит, и верить ему не след. Так, что ли?
— Ну, вроде, так, — спокойный брат соглашается.
Горячий брат дальше сказывает:
— А своей головой я так думаю: коли двое сумасшедших одно и то же говорят, так это может оказаться и правдой, а коли трое — правда истинная. Вот и давай искать, что нам одинаково сказали.
— А давай, — спокойный брат соглашается.
Искали они вдвоём, искали — и вот чего доискались. Двое им Парниковый Камень женским родом называли — шахтёр старый, полоумный, да индеец. Двое, вроде, говорили, что жаркий он, — шахтёр старый, полоумный, да жена шахтёрская. А больше никто им ничего одинаково и не говорил.
Спокойный брат горячему и говорит:
— Придётся нам, видать, самим додумывать, чего другие не сказали.
Горячий спокойному:
— А чего нам другие-то не сказали?
Спокойный горячему:
— Да вот ямные, к примеру, ничего не сказали, да и нам самим говорить запретили.
А горячий спокойному:
— Да, и тот ямный, что на Урале нам повстречался, сказывал: в таких делах надобно молчать да глазами смотреть.
И спокойный горячему:
— Али что прозрачное в тумане дум наших есть, что как непрозрачное увидеть можем? Не понимаю.
А горячий спокойному:
— Давай-ка, брат, вспомним лучше, что мы такого у ямных глазами видели.
Стали вспоминать. Много чего вспомнили — и грибы, и лаву, и колонны, и плошки, и столы да стулья каменные. Самоцветы тоже вспомнили. А на что думать — непонятно.
Подумали-подумали да и решили: надо им последнюю змею найти. Убивать её незачем, а про Парниковый Камень спросить — отчего нет?
Долго ли, коротко ли идут братья — вдруг горячий у спокойного и спрашивает:
— А скажи, брат, из чего истуканы острова Пасхи сделаны?
— Да вроде из туфа вулканического, — спокойный отвечает.
Идут братья дальше. Долго ли, коротко ли идут — вдруг горячий у спокойного снова спрашивает:
— А скажи, брат, что те за газы парниковые, от которых на всей Земле жарко станет?
— Да вроде пар водяной да газ углекислый, — спокойный отвечает.
Идут братья дальше. Идут-идут, глядь — вулкан перед ними стоит, с верхушки дым валит да лава змейкой огненной стекает.
Горячий брат и спрашивает спокойного:
— А вот лава из вулкана течёт. Скажи, брат, а ведь из неё тоже газы разные выходят? Не знаешь ли, что те за газы?
Подумал спокойный брат и отвечает:
— Да вроде пар водяной да газ углекислый… тоже.
Обрадовался горячий брат да и говорит спокойному:
— Нам теперь никуда идти не надо. Парниковая Камень это лава, и последняя змея это лава, и она — мать всех камней.
Спокойный брат горячему отвечает:
— Прав ты, братец. Нам теперь только то понять осталось, как нам лаву из-под земли вынуть.
А горячий ему:
— И вынимать-то не надо — гляди-ка, сама так и прёт!
Спокойный горячему:
— Так она от веку пёрла. Ты мне лучше вот чего скажи. Мы с тобой в Антарктиду ходили, три беды нам предсказали. Одна от ногтя дурачкова — болезнь. Одна оттого, что пингвина убили — плен. А третью беду нам проводник да таможенник сказали — от сталагмита. Что та за беда была?
Подумал горячий брат и говорит:
— Третья беда — лава из вулкана да туча чёрная.
— Ну, всё, — спокойный брат говорит, — поехали домой.
Поворотились братья, глядь — а им поперёк тропинки трое стоят, а за ними ещё бог весть сколько. Один — старый спелеолог, а за ним овцы. Другой — старый шахтёр, за ним нет никого, только дубинка в его руке деревянная, дерева твёрдого. Третий — старый горняк, а за ним Подсолнечная Армия.
Говорят братьям трое стариков:
— Вы без отца ничего знать не можете. Долго мы вас берегли да путали, а коли не уберегли да не запутали, коли сами вы из себя Парниковый Камень выведали — то мы вас убьём. Вы думали нас обмануть, обобрали до нитки, память нашу забрали, сами вместо нас к отцу явились — мы вас пожалели сперва да простили. Да обман-то простить можно, а знание, из себя добытое, не простится никому.
Сказали так — и убили спокойного с горячим.
А как убили — так шахтёр да горняк и говорят спелеологу:
— Про тебя, брат, никому знать не велено, ни говорить, ни писать о тебе нельзя. Ступай-ка ты снова в пещеры Кавказские. А мы к отцу вернёмся.
Долго ли, коротко ли, вернулись шахтёр да горняк к отцу. Вернулись — а отец и говорит им:
— Ну что, детки, сказывайте, как с обманщиками справились.
Братья и отвечают:
— Всё ты, папа, знаешь, всё ведаешь. Мы тебе скажем, как с обманщиками справились, а ты скажи нам, как им удалось на корабле память нашу отнять да за борт нас выкинуть. Ну, коли твой спрос, так нам теперь ответ держать.
Тот брат, что поспокойнее, который шахтёр, говорит отцу:
— Моё дело было простое: коли они обманщики, то с войском на них идти нельзя, обманут они войско. Поэтому я на них с дубиной пошёл — такая моя доля в победе.
Тот брат, что погорячее, горняк, так отцу говорит:
— И моё дело было нехитрое: коли они обманщики, то войско моё должно быть такое, чтобы никого не слышать, ничего не знать, а только приказов моих слушаться. Оттого и привёл я пустышек, чтобы обманщиков воевать. Такая моя доля в победе.
Спокойный брат говорит:
— Нам ещё наш третий братец помогал.
А отец ему:
— Тише, дурень! Впредь молчи об этом, люди услышат — нехорошо получится. А за то, что братца помянул, обоим вам будет наказание: не скажу я вам сейчас, как морячки вас обманули да за борт выкинули, а скажу в другой раз. Ходите да майтесь. Да не просто так майтесь — готовьтесь первый мой наказ выполнить, достать из пещеры тот сталактит, от которого великие и страшные злодеи на земле рождаются. Пингвиний Нос у меня, Дурачка нет боле, вам теперь только пингвинов остерегаться надо.
И пошли братья-спелеологи к новой экспедиции готовиться.