"Мотылёк" - читать интересную книгу автора (Охлобыстин Иван Иванович)

Иван Охлобыстин Мотылёк

Международный аэропорт Шереметьево. Ночь

Родители усаживают Катю в зале ожидания на втором этаже, в пустующее кресло перед телевизором. На экране неизвестный девочке артист с выкрашенным в темный цвет лицом что-то страстно шептал испуганной девушке в ночной рубашке. При этом артист махал руками перед зажженным ночником.

Папа Кати (обращаясь к Маме). Нет, поверь мне – все нужно делать заранее. Иначе мы в твою Италию без багажа улетим.

Мама Кати (отмахиваясь). Да брось ты! Два часа до регистрации. Ну и улетим?! Что страшного? Все там купим. Как раз что-нибудь из новых коллекций уже будет.

Папа Кати. А я в панике от этих новых коллекций. И так я от работы как шарпей могу дырочку до носа дотянуть.

Мама Кати. Не мели глупости. Здесь ребенок. (Обращаясь к девочке.) Котенок, посиди немного на месте. Мы с папой за багажом сходим. (Обращаясь к Папе) Что за манера сдавать вещи за день до отлета?! Неужели нельзя было просто собрать чемодан дома и самим его сюда привезти?!

Папа Кати. Ничего. Лучше за день, чем за две минуты. Никогда не забуду, как мы летом на Мальдивах распаковались и обнаружили, что там зимняя одежда, включая две пары коньков.

Мама Кати. Твоя привычка – все покупать одинаковое и в пяти экземплярах. Я в стенном шкафу увидела чемоданы, подумала, что они и есть. Забыла, что мы в столовой собирались.

Папа Кати. Ладно, чего вспоминать! Пошли. (Обращаясь к девочке.) Никуда ни на шаг. Ты и так сегодня себя плохо вела. Ну, об этом потом. Мы скоро. Поняла?

Катя (кивая). Поняла.

Папа Кати. Так: проверим часы. На моих без пятнадцати два.

Мама Кати. Без шестнадцати. Напомни мне позвонить бабушке.

Катя (нехотя взглянув на свои маленькие наручные часы). Без семнадцати. Напомню.

Папа Кати (уводя маму в сторону багажного отделения, девочке). Ни на шаг!

Катя. Ни на шаг. Поняла. Напомню.

Девочка смотрит вслед уходящим родителям, потом на экран телевизора. Зевает и закрывает глаза. Едва веки ребенка смыкаются, на ее маленьких, наручных часах секундная стрелка замирает на месте.


Заброшенная бензоколонка. Ночь

Петрович наотмашь бьет стоящего к нему спиной напарника по голове большим разводным ключом.

Напарник (еле слышно, падая под колеса грузовика). Петрович, ты чего?!

Петрович. Прости, брат. Чего поделаешь. Сам позвал. (Передразнивая.) Сменщик запил, выручай, братан, ты у нас не пьющий. (Тяжело вздыхая.) Непьющий – это правда. Нельзя мне. Башку сносит. У тебя, бедолага, тут (хлопает по борту грузовика) техники на полмиллиона. Мой старинный кореш в Тамбове хорошую цену даст. Надо и мне когда-то жизнь начинать. Пятьдесят шесть уже как-никак.

Петрович отбрасывает в сторону окровавленный ключ и вытаскивает из кармана комбинезона рулон скотча. Оглядывается по сторонам. Наконец, что-то решив для себя, тащит бесчувственное тело напарника к куче сваленных неподалеку бетонных блоков.


Игральный зал одного из столичных казино. Ночь

Серж равнодушно следит за маленьким шариком, еще качающимся в черном желобе колеса рулетки под номером 17. Крупье безучастно сгребает лопаткой все его фишки к себе. Сосед справа сочувственно хлопает игрока-неудачника по плечу.

Сосед. Не парься, еще отыграешься. Сколько спустил-то?

Серж (поднимаясь со своего стула). Как всегда – все.

Сосед. Так не бывает.

Серж. Чего не бывает?

Сосед. Чтобы «все» и «как всегда».

Серж. С некоторых пор мне удивительно везет.


Зал столичной дежурной аптеки. Ночь

Продавец недоуменно смотрит на стопку тысячерублевых купюр, выложенных Верой на прилавок.

Продавец. Сколько?

Вера. Я же сказала – триста. Все размеры.

Продавец. Зачем вам столько?

Вера (устало усмехаясь). Надую на День Конституции.

Продавец. Презервативы? На День Конституции?

Вера. Ваши предложения?

Продавец (забирая деньги и удаляясь в сторону склада). На День милиции часть приберегите.

Вера. На День милиции нужно больше. Значительно больше.


Международный аэропорт Шереметьево

Какой-то звук разбудил Катю. Она потягивается спросонья и оглядывается по сторонам. На экране телевизора шел уже другой фильм. Красивый мужчина в пестром костюме пел песню про бабочку, которая «шлеп, шлеп, шлеп». Кроме девочки напротив экрана дремал только старик в шляпе и плаще. Других людей не было. Катя осторожно трогает старика за рукав плаща.

Старик (просыпаясь). Уже девять?

Катя (смотрит на свои часы). Нет, один час восемнадцать минут.

Старик. Это хорошо, есть еще время вздремнуть. Ты что-то хотела спросить, малышка?

Катя. Где папа с мамой?

Старик. А куда они пошли?

Катя. За чемоданами.

Старик. Вы прилетели или улетаете?

Катя. Мы улетаем на лодках кататься и в музей ходить.

Старик. Знаешь что, спроси вон у той тети (показывает на женщину в униформе за стойкой с надписью «Справочная»).

Девочка поднимается с кресла и подходит к женщине в униформе.

Катя. Где папа с мамой?

Женщина. Вы улетаете?

Катя. Да. На лодках кататься.

Женщина. Нет, в какую страну? Франция, Бельгия, Италия?

Катя. Италия. Мама так и сказала: «В Италии сейчас жарко».

Женщина. Это плохо девочка, что Италия.

Катя. Почему плохо?

Женщина. Потому что самолет на Италию давно улетел.

Катя. И папа с мамой улетели?

Женщина (берясь за трубку телефона). Это мы сейчас выясним.


Заброшенная бензоколонка

Тщательно забросав ветками связанного по рукам и ногам напарника, Петрович забирается в кабину грузовика и заводит мотор. Выведя машину на трассу, Петрович во весь голос начинает петь песню на чистейшем итальянском языке.


Международный аэропорт Шереметьево

В отделении милиции аэропорта Катю усаживают у стойки дежурного рядом с растрепанного вида мужчиной средних лет. Дежурный милиционер слушает чей-то голос, прогудевший из динамика рации, стоящей перед ним на столе, после чего обращается к ребенку.

Дежурный милиционер. Не нашли твоих родителей. Получается, что улетели они без тебя.

Катя. Почему без меня?

Дежурный милиционер. Всякое бывает. Может, забыли?

Катя. Нет, не забыли. Просто я плохо себя вела.

Дежурный милиционер. Строгие у тебя какие родители. Ну и что делать будем?

Катя. Надо к бабушке ехать. Поехали?

Дежурный милиционер. Не могу, у меня дежурство. Сейчас другой дядя милиционер приедет и отвезет тебя в детский распределитель.

Милиционер встает из-за стола и удаляется куда-то в глубь отделения.

Катя (обращаясь к мужчине рядом). Что такое – детский распределитель?

Мужчина. Типа – детская тюрьма. Будут тебя там держать, пока родителей слушаться не начнешь.

Катя. Нет, мне в тюрьму не надо, я к бабушке пойду лучше.

Она решительно встает и выходит в зал. Оглядывается по сторонам. Потом быстро шагает к входным дверям, откуда как раз в это время грузчик вытягивает длинную тележку, доверху забитую чемоданами.


Переулок где-то неподалеку от Нового Арбата. Ночь

Один из бандитов еще раз как следует пинает ногой лежащего на земле Сержа.

Первый бандит. Вот так, придурок. И еще, Махаон тебе передал, что ему тебя будет не хватать. Понял?

Серж. А как же!

Второй бандит. Говорят, что у тебя свой банк был, и ты его на рулетке спустил?

Серж (обтирая кровь с разбитого лица). За неделю в «Короне». На дюжинах.

Первый бандит. Ну ты дикий! Зачем все-то «спустил»?

Серж. Азартный я очень.

Первый бандит. Нет, ты правда придурок.

Серж. И это тоже, конечно, но больше азартный.

Второй бандит. Еще говорят, что ты Руслана ментам сдал.

Серж. Что верно, то верно – сдал на всю катушку. Чтобы ему долг не отдавать.

Первый бандит. Ему четвертак впаяли.

Серж (пытаясь встать). Вот видишь теперь, какой там долг?!

Второй бандит (ногой пихая Сержа в спину). Ну, ты и гнида! Лежи неподвижно. Так целиться удобнее. (Наворачивает на дуло своего пистолета глушитель.)

Серж. Господа, может сторгуемся – вы меня не видели, а я отдам свой прекрасный пурпурный бьюик?

Первый бандит. Махаон предупредил, что ты нас надурить захочешь. Ты всех дуришь. Не пойдет. Умнее сделаем – тебя шлепнем, а бьюик на память заберем. (Обращаясь к напарнику.) Правильно?

Второй бандит. Еще как правильно.

Серж. Не правильно.

Первый бандит. Почему не правильно?

Серж. Вы не найдете, где я его запарковал. Махаон же говорил, что я очень хитрый?

Второй бандит. Говорил. Тогда ты сам скажи, где запарковал.

Первый бандит. Показывать не надо, только скажи.

Серж (вставая с земли). Вон такая ограда кованая будет, посольская. У меня там шурин консулом служит. И за оградой мой пурпурный бьюик. Кстати, у него ручка передач серебряная. Львиная голова. Почти восемьдесят грамм.

Второй бандит. Серебряная – это хорошо, только как с посольской территории мы машину заберем? Там же своя охрана.

Серж. Так и быть, дайте мне ручку с бумагой, я шурину записку черкану. Напишу, что вы сотрудники моей фирмы и я вам поручил бьюик к дому перегнать. Пока один будет бьюик перегонять, я хоть маме прощальное письмо напишу.

Первый бандит. Да, с мамой попрощаться – святое дело. Да-с! (Второму бандиту.) У тебя ручка есть?

Второй бандит. Естественно. Паркер, с золотым пером, между прочим.

Первый бандит (вытаскивая из внутреннего кармана пиджака блокнот). Жду.

Второй бандит (протягивая ему ручку). Осторожнее, там колпачок отвинчивается против часовой стрелки.

Первый бандит (скручивая колпачок в указанном направлении и пытаясь писать на листе блокнота). Не пишет чего-то. Может, чернила высохли?

Второй бандит. В таком паркере чернила не сохнут. Я туда чернила не заправлял.

Первый бандит. Ну ты больной! Тогда какого хрена ты мне ее дал?!

Второй бандит. Сам просил.

Первый бандит. О понтяра! Дал ручку без чернил.

Второй бандит. Я не бухгалтер, брат, и не нотариус. Эти ручки текут, даже паркеры, а у меня костюм за три штуки.

Первый бандит (оглядываясь по сторонам). А где придурок?

Второй бандит. Убег. Во! (Тычет пальцем куда-то в темноту.) Вижу!

Первый бандит. Тогда чего ждем?

Второй бандит (что-то разглядывая у себя под ногами). Подожди, я колпачок от паркера уронил.

Первый бандит (пихая его в спину). Беги, чудила, потом найдем.

Второй бандит. Смотреть за клиентом надо, а не чужие ручки критиковать. Мне этот паркер зампредседателя Пенсионного фонда подарил. От всей души.

Первый бандит. Я помню. На тридцатом километре, пока я ему у пруда батарею к ногам проволокой привязывал, ты ему про перерождение втирал.

Второй бандит. Не втирал, а объяснял, что в следующей жизни он может уже председателем родиться.

Первый бандит. Да, конечно. С такой харей… Вижу. Придурок на стройку полез.


Шоссе. Салон машины Веры

Вера гонит машину по пустому шоссе и разговаривает через устройство «громкой связи» по мобильному телефону.

Вера. Конечно, конечно. Но мне удобней наличными. Хотя и карточкой можно. Итак, еще раз – телевизор сдвиньте, иначе к окну не подойдешь. Я не телевизор еду смотреть. Жалюзи можно оставить. Они же уже поднимаются?

Голос из динамика. Поднимаются.

Вера. Точно поднимаются?

Голос из динамика. Можете не беспокоиться.

Вера. Тут все болтают, что от каналов гнилью несет. Так несет?

Голос из динамика. Преувеличение. Пахнет как на море. Два дня – и привыкните.

Вера. У меня все.

Голос из динамика. Когда ждать? Юрист спрашивал точное время прибытия. Ждет вас для окончательного оформления бумаг по недвижимости.

Вера. Самолет послезавтра в десять утра. Сами посчитайте. У вас в мобильном калькулятор.

Голос из динамика. Спасибо. Мы очень вам признательны.

Вера. А я-то как! Конец связи.

Голос из динамика. До свиданья.


Шоссе

Катя стоит перед огромным рекламным щитом, освещенным с двух сторон прожектором, и читает по слогам.

Катя …пре-ду-пре-жда-ет: ку-ре-ние опа-сно для вашего здо-ро-вья. (После недолгой паузы говорит сама себе вслух.) Это объявление мы тоже проезжали. Скоро приду. Только посижу чуть-чуть.

Девочка садится на бетонный блок одной из металлических опор щита и смотрит на бабочку, лежащую у обочины. Потом замечает, что бабочка тут не одна. Бабочек много. Они лежат на расстоянии полутора-двух метров друг от друга, не подавая никаких признаков жизни. Одну из них отнесло ветром прямо на дорогу. Катя встает с бетонного блока и идет спасать бабочку.


Шоссе. Салон машины Веры

Вера отключает телефон и прикуривает сигарету. Ее внимание привлекает фигурка маленькой девочки, стоящей посреди дороги у рекламного щита. Вера притормаживает автомобиль и открывает окно.

Вера. Эй, девчонка, кого ждешь?

Катя. Никого не жду. Бабочку спасаю. Она прямо на дороге уснула. Их много здесь. Они все уснули.

Вера. Конец августа, им пора спать. А кроме спасения спящих бабочек ты чем здесь занимаешься?

Катя. К бабушке иду.

Вера. Что, одна идешь?

Катя. Одна.

Вера. Тебе сколько лет?

Катя. Будет семь.

Вера. Солидно. Бабушка рядом живет?

Катя. Да, в Москве.

Вера. Не поняла – идешь в Москву одна, без родителей?

Катя. Они в Италию улетели.

Вера. А ты их проводила и теперь в Москву к бабушке идешь?

Катя. Да.

Вера. Ты очень самостоятельная девочка, и у тебя очень прогрессивные родители. Ты хоть знаешь, сколько еще идти до Москвы?

Катя. Прямо надо идти.

Вера. Ты умная девочка. Москва прямо по курсу. Три дня, и считай, что на месте. Как тебя родители оставили, дурочка?

Катя. Я не дурочка. Я уснула, а они улетели.

Вера. Бред! Иди садись. Я тебя подвезу.

Катя. Мне мама к чужим людям в машины не разрешает садиться.

Вера. Это к дядям чужим нельзя, а к тетям можно. Потом тут много диких собак по ночам ходит.

Катя. Я ни одну не видела.

Вера. Есть, точно говорю. Или ты взрослым не веришь?

Катя. У меня денег на такси нет.

Вера. Елки-палки! Это не такси. Садись, говорю. Стих знаешь наизусть?

Катя. Знаю.

Вера. Прочтешь, и мы в расчете.

После некоторых колебаний девочка все-таки садится в автомобиль.

Что за стих?

Катя (декламирует).

Сегодня особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далеко, далеко, на озере Чад, Изысканный бродит жираф.

Вера. Совсем даже не детский стих. Чад – это где?

Катя. Не знаю. Папа сказал, что я произведу впечатление.

Вера. Папа не наврал – произвела. Так где, ты говоришь, живет бабушка?

Катя. В Москве.

Вера. И всё?

Катя. Конечно всё. В Москве живет, в квартире.

Вера. На какой улице?

Катя. С трамваями.

Вера. Понятно – с трамваями. Названия, подозреваю, ты не знаешь.

Катя. Нет.

Вера. Понятно. Вот что – я тебя в милицию отвезу, там все улицы с трамваями знают.

Катя. В детскую тюрьму?

Вера. Почему тюрьму?

Катя. Мне дядя в милиции сказал.

Вера. Дядя дурак.

Катя. Не ругайся, это грех.

Вера. О как! Не буду. Но ты меня начинаешь пугать.

Катя. Почему?

Вера. Что-то не так – родители улетели в Италию. Ты идешь к бабушке в Москву, на улицу с трамваями. И ругаться – это грех.

Катя. Все правильно. Еще курение вредит вашему здоровью.

Вера. Ну, это уж извини. Моя машина. Хочу – курю, хочу – не курю.

Катя. Но в машине ребенок!

Вера. Наплевать. Ребенок не знает, где находится озеро Чад.

Катя. А где?

Вера. В Африке находится.

Впереди на обочине стоит машина. Рядом с ней прохаживается молодая женщина. Завидев автомобиль Веры, женщина приветственно машет рукой.

(Обращаясь к девочке.) Сейчас я отдам подружкам сувениры, и поедем дальше.

Вера приоткрывает окно и, сравнявшись с женщиной в старинном платье с кринолином, идущей по обочине, обращается к ней.

Климова, я гильзы всех размеров привезла. Ты чего в таком виде?

Климова. Я Золушка. Модест Вениаминович только отъехал.

Вера. Экий проказник Модест Вениаминович. Как работа?

Климова. Милку избили до полусмерти. Ключицу сломали, топили в бассейне, остальное – смотреть страшно. Мы ее пока в Зойкину машину уложили. Кровищи!

Вера. Кто ее так?

Климова. Да эти, из пансионата.

Вера. Мальчики-чиновники?

Климова. Они – падлы в бабочках.

Вера (оглядываясь на Катю). Не выражайся, я с ребенком. Сколько их?

Климова. Вся компания. Шесть, и лысый.

Вера. Климова, вот какое дело. Милку срочно в больницу надо, а ты с девчонками присмотри за моей пассажиркой. Не ругайтесь при ней, и все такое прочее. Лучше посадите к Студентке.

Климова. К Студентке не надо. Она никакая – клиент командировочный напоил. Я к себе в джип ее посажу.

Вера (поворачиваясь к девочке). Подождешь меня? Мне очень нужно кое-куда заглянуть. Стих моим подружкам расскажешь.

Катя. Ну ладно.

Вера (смотрит на часы). Сейчас сорок минут третьего. Через полчаса вернусь, и поедем бабушку искать.

Катя (смотрит на свои часы). Сорок две минуты.

Вера (не обращая внимания на ее уточнение, выходит из машины и обращается к женщине). Почему Бильбо не присмотрел?

Климова. Он говорит, что его в бассейн не пустили.

Вера. Позови Зою.

Зоя (выходя из припаркованной машины и поправляя очки). Здесь я.

Вера. Пошли тогда. Где Бильбо?

Климова. В форде спит, толстомордый.

Вера обходит машину и в сопровождении подружек спускается по насыпи к примыкающей к шоссе проселочной дороге. На ней стоит еще пять автомобилей. Вера направляется к форду. С ходу распахивает дверь и выволакивает на воздух заспанного здоровяка.

Вера. Бильбо, почему за Милой не следил?

Бильбо. Чего я-то? Как там уследишь? В парную не полезешь. Дело тонкое.

Климова. Так она кричала! Тебя звала.

Бильбо. Знаете что – мало ли что, почему проститутки орут. Может, игра какая? Я не нанимался за каждой дурой в пекло лезть.

Вера. Ты за это деньги получаешь, жиртрест!

Бильбо. Простите – только за охрану при перевозке и знакомстве с клиентом. А так нет. Не те деньги.

Вера. Логика железная. (Обращаясь к Зое.) Вмажь ему за дуру.

Зоя опять поправляет очки и лихо бьет правой ногой слева в ухо Бильбо, от чего тот летит на землю.

(Склоняясь над ноющим парнем.) Мила далеко не дура. У Милы два «высших», а у тебя что? Может, я путаю? Так что язык прикрути болтом на четырнадцать, герой-десантник. До утра подежуришь, и мотай на все четыре стороны. Согласен, или нужны аргументы?

Бильбо (закрывая лицо руками). Согласен, не нужны.

Вера (обращаясь к Зое). Двинули, подружка? На моей поедем. Я дорогу помню.

Зоя. Милу перетаскивать?

Вера. Перетаскивай. Я сейчас заднее сиденье полиэтиленом накрою. (Климовой.) Следи за ребенком. И подальше от дороги. Усади ее в одну из машин. Не нужно, чтобы она с нашей клиентурой знакомилась.

Климова. Поняла. Вы скоро?

Вера. Как получится. (Зое.) Шевели ластами.

Подруги направляются к одной из машин на обочине. Климова берет Катю за руку и ведет к машине, припаркованной у самых деревьев, метрах в пятидесяти от шоссе.

Катя. Вы принцесса?

Климова. Я Золушка.

Катя. Мы к бабушке не едем?

Климова. Едете, едете. Только сейчас Вера нашу сотрудницу к доктору свозит, и вы с ней опять к бабушке поедете.

Катя. К зубному доктору?

Климова. Почему к зубному?

Катя. А какие еще доктора бывают?

Климова (замявшись). Какие?! Ухо-горло-нос бывают.

Катя. Какие смешные доктора.

Климова. Да уж, смешные, обхохочешься.

Катя (оглядываясь по сторонам). Как у вас здорово! Фонарики, такие дамы интересные, в платьях все красивых. Они, наверное, на бал с вами все поедут или в театр.

Климова (едва сдержавшись от язвительного смешка). На бал у нас редко попадают, чаще в театр.

Катя. Я тоже в театр ходила. На «Синюю птицу».

Климова. Ив буфет тебя водили?

Катя. Водили, мы сок пили и пирожное с мамой ели, а папа не ел. Он сладкое не любит. Он суши любит.

Климова. Суши?

Катя (объясняя). Это рыбка сырая в рисе. Японские люди ее вместо хлеба едят. У японских людей очень мало хлеба.

Климова (загораживая от ребенка картину как Вера и Зоя перетаскивают окровавленное тело Милы). Бедные японские люди.


Окружная больница

Вера и Зоя помогают санитарам уложить тело своей изуродованной подруги на носилки и идут рядом с ними. Навстречу выходит молодой врач с папкой в руке.

Молодой врач (Вере). Салют, весталки. Чего опять?

Вера. Сотрудницу клиенты искалечили. Медсестра все там уже записала.

Молодой врач. Злые у тебя клиенты.

Вера. Какие есть.

Молодой врач. Клиент всегда прав?

Вера. Слушай, а можно вот без этого? Девку на куски порвали.

Молодой врач. Извини тогда. Хасаныч сейчас в лаборатории сидит. Зайдешь?

Вера. Само собой – зайду. Чего он так поздно?

Молодой врач. Завтра комиссию ждут. Бумаги в порядок приводит. Не хочет досрочно на пенсию.

Вера. Хасаныча на пенсию?! А кто людей лечить будет?

Молодой врач. Пришлют ветеринара из Питера. Побегу, Верок, за одно и на твою сотрудницу взгляну.

Вера. Увидимся. Правда, за Милкой пригляди. Я отблагодарю.

Молодой врач. Скидки сделаешь?

Вера. Сделаю, само собой, только сначала с твоей женой посоветуюсь.

Молодой врач. Легче, легче. Я морально устойчивый.

Когда молодой врач скрывается за углом, Вера поворачивается к Зое.

Вера. Подождешь, я к Хасанычу на секунду загляну?

Зоя (присаживаясь на скамейку у стены). Я тут посижу. Вера. Спасибо.

Вера поднимается по лестнице на второй этаж и стучится в дверь с надписью «Лаборатория».

«Открыто», – раздается оттуда мужской голос.

Вера входит внутрь. В полумраке за столом, в свете настольной лампы, сидит пожилой мужчина в белом халате.

Вера. Можно, Джавахир Хасанович?

Хасаныч. Входи, Савельева. Чего не спишь?

Вера. Заботы у меня кое-какие.

Хасаныч. Эх, Савельева, какие у тебя могут быть заботы?! Это у меня заботы, а тебе пожить в удовольствие торопиться надо. Всех денег не заработаешь.

Вера. Завтра последний день, и начну жить в удовольствие, как сумасшедшая. Дотяну я до завтра?

Хасаныч. Кто тебя знает? По моим расчетам, ты уже год перехаживаешь. Но рак – болезнь с интригой. Не добивает тебя никак. Ждет чего-то. Купила квартиру-то?

Вера. Купила.

Хасаныч. Хорошую?

Вера. Лучше некуда. У Академии, окно на Сан-Марко, внизу Большой канал.

Хасаныч. Академия! Ты не поленись – сходи в Академию, на «Грозу» Джорджоне полюбопытствуй. Свой вариант сюжета предложишь. Я, помню, когда с женой, покойницей, серебряную свадьбу в Венеции отмечал, свой вариант определил: лежащая на картине обнаженная гражданка страдает язвой двенадцатиперстной кишки, а проходящий мимо гражданин – доктор, и она ему жалуется на характерные боли в желудочной области.

Вера. Хасаныч, почему у меня уже ничего не болит? Значит – со дня на день?

Хасаныч (резко посерьезнев). Значит – так. Обычно так. Но опять же – у тебя болезнь в той стадии, когда и прогнозировать толком невозможно, кроме как – со дня на день. Боишься?

Вера. Устала бояться. Скорее бы, и желательно во сне.

Xасаныч. Во сне! Во сне – это роскошь, доступная только людям высочайшей духовной пробы, не нам с тобой, греховодникам. Мы обязаны помучиться. Коньяком не побрезгуешь?

Вера. Наперсток.

Хасаныч (вытаскивая из ящика стола фляжку). Я больше и не предлагаю. Пятьдесят лет коньяку. На пятнадцать больше, чем тебе.

Доктор аккуратно разливает коньяк по двум продолговатым мензуркам и протягивает одну гостье.

Вера (поднимая мензурку к глазам). Красивый коньяк. Багрянцем переливается. За тебя, Хасаныч!

Хасаныч (чокаясь с Верой). Коньяк рожден быть ароматным, а не красивым, дурочка. За тебя, Савельева!

Они выпивают и втыкают мензурки обратно в подставку. Вера встает и направляется к двери.

Вера. Прощай, Хасаныч. Не приду я больше.

Хасаныч. Понял уже. Не запамятовала, что Наргиз следует от меня передать?

Вера (заученно). Не запамятовала: не потерял ты ее кольцо с камнем на выставке, сестре отдал, чтобы продала, у нее мужа посадили.

Хасаныч. Правильно, Гульмирке отдал. Фарух заворо-вался совсем. Но не помогли деньги. Другие нравы были. Деньги ничего или почти ничего не решали. Слово в слово передай.

Вера. Нет, Хасаныч, ты все-таки немного с придурью.

Хасаныч. Почему с придурью? Что кольцо отдал?

Вера (засмеявшись). Да нет, просто с придурью, и все. Но ты, Хасаныч, славный старик. Я буду скучать. Правда, наверное, недолго.

Хасаныч. Мне все равно приятно, что по такой старой клизме, как я, девки сохнут.

Вера. Да ну тебя! Намекни, когда минуты останутся.

Хасаныч. Сама поймешь. Кровь горлом обычно. Не думай об этом.

Вера выходит из лаборатории и быстрым шагом возвращается к ожидающей ее подруге.

Зоя. Чего говорит?

Вера (весело). Сдохнешь со дня на день, говорит.

Зоя (недоуменно). И чего веселого?

Вера. Так он по-особенному говорит. Весело. Все, пошли.


Шоссе

Петрович гонит свой грузовик по ночному шоссе, напевая себе под нос. Свет фар грузовика вырывает из придорожного мрака силуэты стоящих у обочины девиц. Те призывно машут руками.

Петрович (продолжая напевать, но уже внятно). Жизнь моя – дорога без конца. (Переходя на прозу.) А в дороге без бабы скучно, но с бабой опасно. Прикинем на середину, и будет в самую точку. (Опять белым стихом.) Брюнетку с камышовыми бровями и грудями на двадцать два поцелуя, а потом на коня железного, к доле холостяцкой.

Петрович останавливает грузовик и выходит на обочину. От стоящего неподалеку в тени легкового автомобиля к Петровичу, не торопясь, направляется крепко сложенный молодой человек.

Петрович. Почем нынче любовь, служивый?

Бильбо. Дорого не просим, но себя уважаем.

Петрович. Сердцем чую, что ты, служивый, сейчас мне на фене прейскурант изложишь. Так я заранее прошу – не надо, я по позиции в отрицалове, феня мне ухи режет. Назови по-граждански ваши предложения. Диапазончик – от чего до чего. Может, у меня и средств таких нет.

Бильбо. Цена одна – двести вечнозеленых, и бери, кого хочешь. Далеко только не отвозить, так чтобы могли своими ногами дотопать.

Тем временем Климова продолжает беседу с Катей.

Климова. У тебя папа, наверное, начальник?

Катя. У меня папа архитектором работает. Он всякие дома рисует, а потом их дядя Саша строит. Они с дядей Сашей уже много домов построили. Красивые! Меня на один водили – там прямо на крыше купаться можно. Только когда водили, еще воды не успели налить.

Климова. Роскошно! Бассейн на крыше! Живут же люди!

Катя. Там будет только одна старушка жить. У нее сын в правительстве. Я писать хочу.

Климова. Ноу проблем – за машину зайди и пописай.

Катя. Нет, мне перед дамами стыдно будет.

Климова. Перед дамами… Ну, подальше отойди, вон туда, к кусточкам.

Катя. Ладно.

Девочка выходит из машины и идет к растущему неподалеку кустарнику.

Петрович через плечо Бильбо замечает ребенка, но виду не подает и продолжает торговаться.

Петрович. И что за товар есть у вашего учреждения в ассортименте?

Бильбо. Все есть.

Петрович. И все по двести?

Бильбо (кивая). Все по двести.

Петрович. И эта по двести? (Показывает на выходящую из-за кустов девочку.)

Бильбо (оборачиваясь в указанном направлении). Не. Эта не продается пока.

Петрович. Вроде как на «вырост»?

Бильбо. Вроде того.

Петрович. А если две цены дам?

Бильбо (после недолгих размышлений и предварительно оглянувшись по сторонам). Да бери.

Петрович (Кате). Девочка! Девочка! Иди-ка, родненькая, сюда, я тебе чего скажу.

Катя подходит к незнакомому человеку у огромной машины.

Катя. Чего скажете?

Петрович. Не хочешь, малышка, на моей машинке покататься?

Катя. А можно?

Петрович. Еще как можно. Давай я тебя подсажу.

Петрович помогает девочке залезть в кабину и оборачивается к ожидающему денег Бильбо.

Хорошая у тебя, браток, работа.

Бильбо. Не жалуемся. Деньги давай. Петрович. Деньги?! Ах, деньги! Как же без денег…

Петрович отводит Бильбо чуть в сторону, чтобы ребенок из кабины не мог видеть их, и одним мощным ударом кулака в лоб валит Бильбо на землю. Потом принимается лупасить его ногами.

Ох же вы и суки! Много чего видел, но чтобы младенцев под шоферов подкладывать!…

На их потасовку обращают внимание стоящие чуть поодаль девицы и что-то кричат.

(Нанося последние два удара лежащему Бильбо.) Повезло тебе, говноед. Дел много. Эх, и пера нет, нарисовал бы свое полное мнение на твоей толстой жевалке.

Петрович оставляет скорчившегося от боли охранника, вскакивает в машину, и грузовик, оглушительно рявкнув мотором, мчится прочь.


Стройка где-то в районе Нового Арбата

Второй бандит (перегибаясь через бетонный парапет и заглядывая в темный котлован). Попал вроде. Вон валяется в песке.

Первый бандит. Где?

Второй бандит (показывая рукой). Да вон. Не шевелится. И высота здесь приличная. Небось башка всмятку.

Первый бандит. Шмальни для контроля еще парочку. Да-с!

Второй бандит (прицеливается и несколько раз стреляет по темному пятну внизуу прислушивается). Хрипнул.

Первый бандит. Может,спустимся?

Второй бандит. Резону нет. Две обоймы засадили, и такая высота.

Первый бандит (напевая). Есть одна у летчика мечта – высота, высота…

Второй бандит. Ты чего?

Первый бандит. Вспомнил. Я когда из дома уезжал, по телеку старый фильм шел, а мамик рулет с маком печь поставила. Может, заедем?

Второй бандит. Далеко. Мне выспаться нужно. С маком?

Первый бандит. С маком.

Второй бандит. Твоя мама здорово их печет, а моя не умеет. Пробовала, но сухие они какие-то, горчат.

Первый бандит. Это потому, что в микроволновке, а надо в духовке. На живом огне. Микроволновка лучами насквозь шпарит, а в духовке сверху, постепенно пропекается. Да-с.

Второй бандит (хмыкает). На живом огне!

Первый бандит. Белоруса вспомнил.

Второй бандит (тоже хмыкает). А! Белоруса! Ему грех жаловаться. Даже орган включили. Прямо праздник напоследок устроили. В следующей жизни будет что вспомнить.

Первый бандит. Слушай, меня грузят твои телеги про следующую жизнь. Где ты этой тряхомундии набрался?

Второй бандит. Ты на меня не дави. У меня есть личные религиозные убеждения. Они для моей кармы чисто в размер.

Первый бандит. Ты хочешь сказать, что у меня нет религиозных убеждений?!

Второй бандит. Ты мне о них ничего пока не говорил.

Первый бандит. Потому что я их внутри коплю. Я ортодокс.

Второй бандит. И чего, скопил?

Первый бандит. Наверху что-то есть, и оно все знает.

Второй бандит. Как-то это… Ну… Неперспективно.

Первый бандит. У тебя перспективно.

Второй бандит. У меня перспективно. Я у одного гуру из Новосибирска был на сеансе в Доме культуры на Таганке. Он мне сказал, что в следующей жизни я буду жить в теплой стране и нужды не знать.

Первый бандит. В какой стране?

Второй бандит. Он не сказал точно. Карма не упаковалась до конца.

Первый бандит. Может, в Африке?

Второй бандит. Что ты имеешь ввиду?

Первый бандит. Слона или бегемота.

Второй бандит. Без мазы. Я точно человек буду. Во мне много человеческого астрала.

Первый бандит. Согласен – астрала до жопы. Поехали к маме. Да-с! К маме.

Второй бандит. А бьюик?

Первый бандит. Днем поглядим.

Бандиты покидают стройку и скрываются в одном из ближайших переулков. Когда стихают их голоса, на дне котлована слышится шевеление, и в свете строительного прожектора возникает Серж. Отряхивая рубашку от пыли, он поднимает с груды песка простреленный пиджак.

Серж (разглядывая на свет пиджак). Коллекционный френч. Еще одна жертва на алтаре прогресса и эволюции. Шесть дырок. Надо признать – мир по-прежнему на мне не экономит.

Серж идет к стоящей в тени лестнице, прислоненной к стене котлована.


Кабина грузовика

Некоторое время Петрович ведет машину, стараясь не смотреть на сидящего рядом ребенка. Да и Катя молчит, с огромным интересом разглядывая многочисленные наклейки, сплошь покрывшие крышу кабины. Первым не выдерживает взрослый.

Петрович. Ты как, ангелок, на дороге оказалась в половине четвертого ночи?

Катя (смотрит на свои часы). Я к бабушке шла. Сейчас уже без двадцати четыре.

Петрович. Это без разницы. Так что, у тебя и бабушка работает?

Катя. Нет, бабушка на пенсии. Она на даче летом ягоды собирает, а зимой варенье делает.

Петрович. В смысле – варенье?

Катя. Из крыжовника варенье, из клубники. У бабушки есть такая штука, которая на банки крышки накручивает.

Петрович. Тогда, значится, мамка работает?

Катя. Нет, мама с папой тоже сейчас не работают. Им отпуск дали, и они на море уехали.

Петрович. Выходит – ты одна работаешь?

Катя. Что вы глупости такие говорите? Я пока не могу работать, я во втором классе учусь.

Петрович. Темнишь, подруга. Если ты во втором классе учишься, то как ты с теми тетями и дядями оказалась?

Катя. Какой же вы непонятливый – меня мама с папой на вокзале оставили, и я к бабушке домой пошла, а меня одна тетя обещала к бабушке подвезти, но потом ей нужно было куда-то подружку быстро свозить, и я с другой тетей сидела.

Петрович. Ну, твою мать!

Катя. Не выражайтесь, пожалуйста.

Петрович. Не буду. Случайно сорвалось.

Катя. У нас в школе один дядя, который трубу в классе чинил, так вот выразился, и его Тамара Сергеевна выгнала насовсем.

Петрович. Тамара Сергеевна – это кто?

Катя. Директор школы. Она еще в старших классах учитель истории.

Петрович. И правильно выгнала. При детях ни за что нельзя так выражаться. Вот у меня в школе так многие выражались, и вся жизнь наперекосяк.

Катя. Вам какой урок в школе больше нравился? Мне – рисование.

Петрович. Урок пения нравился. Я до сих пор петь люблю. У нас в каме… в пансионате магнитофон был и две кассеты. Одна с немецким языком, а другая с песнями на итальянском языке. Я их все наизусть выучил. Теперь, когда на душе хорошо, то я пою.

Катя. Спойте, пожалуйста.

Петрович. Ты серьезно?

Катя. Честное слово.

Петрович. Как знаешь. Только там не все слова внятно… Старая кассета была. Не смейся.

Катя. Ни за что.

Петрович (откашливается и поет на итальянском языке).

Море чуть дышит, в сонном покое, Издали слышен шепот прибоя. В небе ночные звезды зажглися. Санта Лючия. Санта Лючия.

Катя. Как вы поете хорошо!

Петрович (явно застеснявшись). Правда, что ли?

Катя. Честное слово. Мы с папой на концерте были. Там один дядя тоже пел. Ему все долго, очень долго хлопали и много цветов приносили. А вы лучше поете.

Петрович. Мне-то цветов никто за песни не носил. Правда, один раз начальник тюрь… пансионата в бане для друзей из столицы попросил спеть. Две банки тушенки и одну бутылку во… лимонада дали.

Катя. Вот видите. Вам нужно чаще петь, тогда вам и цветы носить будут.

Петрович. Думаешь?

Катя. Я просто уверена. Так бабушка любит говорить – я просто уверена!

Петрович. Во – бабушка! И где же твоя бабушка живет? Надо бы тебя к ней поближе доставить, пока те тети с дядями опять не подобрали.

Катя. Они такие красивые дамы.

Петрович. Спорить не буду, но тебе к ним не надо. Где, говоришь, бабушка живет?

Катя. В городе живет, у нее под окном трамвай ходит. Ночью искры бывают от проводов.

Петрович. Усек. Нет адреса.

Катя. В милиции можно спросить, только не нужно в детскую тюрьму возить. Папа говорил – оттуда могут не отпустить.

Петрович. Верно – из тюрьмы могут не отпустить. Такие встречаются тюрьмы. Лютые. Только чего делать, не смекну. Решим хитро – я тебя прямо к городу подвезу и высажу у иностранной бензоколонки с магазином. Ты туда войдешь и все по порядку продавцу расскажешь. Лады?

Катя. Вы что, стесняетесь к бабушке ехать?

Петрович. Очень стесняюсь. И к бабушке стесняюсь, и вообще, я страсть какой стеснительный.

Катя. И очень напрасно. Вы так хорошо поете, что вам совершенно нечего стесняться. Если что, вы спойте, и все.

Петрович. План ничего, но пока рано так уж сразу и петь. Могут подумать то-сё.

Катя. Очень даже зря вы так. Мама говорит – умей самовыражаться, иначе так будешь жить чужой жизнью.

Петрович. Ты умная девочка. И мама у тебя очень умная. Правильно все говорит. Надо самовыражаться, этить твою… прости. Я хотел сказать, что вредно жить чужой жизнью. Вот бабочка сначала в коконе болтается, формирует, так сказать, свою красоту, а время приходит, и появляется этакое чудо природы. Красивое, полезное. И полетела. Но есть украшение природы, а есть паразиты. И ведь тоже очень красивые! «Мертвая голова», например.

Катя. Бабочка?

Петрович. Ну, само собой. Только она у пчел мед тырит. Пчелы – трудяги, бывает, ее и кончают на месте преступления.

Катя. Кончают?

Петрович. Зажаливаютнасмерть. Беспощадно.

Катя. Пчелам так меда жалко?

Петрович. И меда, и для порядка. Как иначе?! Другие паразиты налетят.

Катя. Почему тогда эта «Мертвая голова» другие продукты не ест?

Петрович. Не может. Да и времени нет меняться. Бабочки мало живут. От рассвета до заката.

Катя. «Мертвой голове» до заката потерпеть надо.

Петрович. Зачем же ей тогда жить вообще, без удовольствия единственного?

Катя. Для красоты только.

Петрович. Для красоты. Легко сказать – для красоты. Другие вон и для красоты, и с удовольствиями.

Катя. Вот это и значит – уметь самовыражаться. Другие и так, и так, а она только для красоты.

Петрович. Не знаю. Может, правильно. Почему нет? Идите вы все…

Катя. Вы с кем разговариваете?

Петрович. С жизнью, дочка. Ты вздремни. До города еще час трястись. В обход чуть пойдем. Мимо постов.

Катя. Вы еще песни знаете?

Петрович. Десять штук. Слово в слово. Три года учил. Например, такая…

И Петрович поет опять, а Катя делает вид, что старается уснуть, но на самом деле из-под чуть приоткрытых век продолжает любоваться проносящимися мимо грузовика звездами, горящими в ночном небе.


Шоссе

Вера припарковывает машину на привычном месте. Они с Зоей выходят наружу и тут же оказываются окруженными со всех сторон девицами.

Климова. Девочку дальнобойщик залетный забрал. Бильбо отмутузил и забрал.

Вера (сплевывая в сердцах). С Бильбо один геморрой. Куда повез?

Климова. На столицу пошел.

Вера. Что за машина?

Климова. КамАЗ. Номера не разглядели. Синий тент.

Бильбо (робко подавая голос из-за спин девушек). Пятьдесят семь – последние.

Климова (Зое). Твой звездный час, подруга, о тормозах забудем. Ночь удалась. Давайте скорее, телухи, пока девчонка цела.

Вера. Климова, помпу и патроны тащи.

Климова быстро притаскивает из джипа ружье и набитый патронтаж. Зоя садится за руль, Вера с ружьем рядом, и машина, взвизгнув тормозами, срывается с места.

Зоя (ожесточенно крутя баранку). Банзай! Вера. Экономь силы, чую, он в обход попрется, там ни постов, ни милиции.

3оя. В милицию будем звонить?

Вера (мрачно). Не буди лихо, пока оно тихо. Попробуем сами отбить. Может, у водилы со страха совесть проснется. Зоя. Стрелять будешь, если не проснется? Вера. Буду.


Кабина грузовика

Петрович (глядя в боковое стекло). Боюсь – не хотят тебя дяди и тети бабушке отдавать.

Катя. Не хотят?

Петрович (успокаивая ребенка). Скучать будут.

Катя. Придумала – давайте тогда к ним еще раз заедем, я с ними попрощаюсь.

Петрович. Отличная идея. Как же я сам не допетрил!

Катя. А как вас зовут?

Петрович. По-граждански – Михаил Петрович, но я люблю, когда меня называют Мигель. Есть еще один нормальный певец с таким именем. Нас обоих зовут Мигелями. А тебя?

Катя. Катерина Андреевна.


Кабина машины Веры

3оя. Я его вижу. Синий тент, номер девятьсот пятьдесят семь. Зуб даю, он.

Вера. Подрули поближе, мигай дальним, потом я в воздух бахну, оценим реакцию.

Зоя. Если он остановится, что тогда?

Вера. Тогда?! Катю заберем – и в город.

3оя. А с извращенцем что?

Вера (опуская стекло). С извращенцем? Пожурим немного.

Зоя. Ногами?

Вера. Используем все варианты. Начинай мигать.


Кабина грузовика

Петрович (глядя в боковое стекло). Всё! Угадал. Твои тети и дяди нам мигают.

Катя. Будете знакомиться?

Петрович (еще крепче сжимая руль). Это само собой, только мы с ними в одну игру поиграем – у кого клиренс выше.

Катя (восхищенно). Здорово!

Петрович. Ия говорю – здорово. Держись, дочка, на взлет идем.

Грузовик съезжает с основной дороги на проселочную и громыхает по ней.


Кабина машины Веры

3оя. С трассы сошел. Он паскуда.

Вера. Сомнений нуль, только через два километра такие ухабы пойдут, что мы на дно сразу сядем, а он не заметит.

Зоя. Стреляй сейчас, пока не ушел.

Вера (целится, потом опускает ружье). Не попаду. Трясет. Разворачивай.

3оя. То есть?

Вера. Я все дороги в районе наизусть знаю. Он все равно пойдет к трассе, только дальше, за пансионатом. Иначе никак. Другая дорога в реку упирается. Коровий брод там.

Зоя. Ну?!

Вера. Чего – ну? За пансионатом выезд, развилка через пятнадцать километров. Если на педали жать сильно будешь, то у моста догоним, перед развилкой.

Зоя. И?!

Вера. Зойка, у тебя какой пояс был по карате?

Зоя. Черный, второй дан.

Вера. По голове часто били?

Зоя. Бывало, но редко. У меня предчувствие. Уходила. Сэнсэй говорил, что такое предчувствие у одного бойца на сотню. Ты к чему это?

Вера. Забудь, подколоть хотела. Короче говоря, так: гонишь прямо, проедешь под высоковольтной линией, и будет поворот направо. Не проскочи.

3оя. Не бойся, не проскочу.

Вера. Зой, никогда не спрашивала – ты чего в проститутки подалась? Спорт оставила?

3оя. Со спортом – всё. Мы с девчонками из зала в общагу шли, и к нам хулиганы пристали. Ночной магазин рядом был. Пьяные, злые.

Вера. Бедные хулиганы.

Зоя. Бедные не бедные, а один успел меня «бабочкой» по ноге цепануть. Сухожилие задел. И спорт – до свидания.

Вера. Домой надо было ехать, на работу устраиваться.

Зоя. Нельзя было. Меня отец растил. Он бывший мор-пех. Капитан. Ему почку на войне прострелили. На искусственной живет. Деньги нужны.

Вера. Работа?!

Зоя. Нет у нас в городе работы. Завод был, соки делал. Закрыли четыре года назад, а деньги доктору вынь и положь.

Вера. Много у тебя клиентов было?

Зоя. Два за год. Мужики меня не берут, потому что я в очках. Да и те два – так. Не умею я. Всё у девчонок спрашивала: как правильно, чтобы нравилось? Они мне всё по пунктам. И рычала, и по-матерному – один фиг… Тухло у меня с сексом. На ринге проще было. Спасибо, девчонки за охрану платят.

Вера. Видишь – нет худа без добра. Вон поворот!

Зоя. Не слепая.


Кабина грузовика

Петрович (продолжая поглядывать в стекло бокового вида). Ишь как! Отстали. Великая штука – высокий клиренс!

Катя. Что такое клиренс?

Петрович. Клиренс – это сколько сантиметров от дна машины до дороги. Чем выше клиренс, тем легче через ямы проезжать. Тут никакие дяди с тетями не помогут.

Катя. Значит, мы выиграли?

Петрович. Выходит, так. Если они, конечно, нас в объезд не возьмут.

Катя. И что тогда?

Петрович. Плохо тогда. На шоссе догонят они нас, рано или поздно. Догонят. Вот что: я сейчас тебя у остановки, вон видишь – впереди остановка, высажу, а сам чуть проедусь. Если никого нет, то вернусь через полчаса. А коли дяди с тетями обмануть захотят – я их долго еще покатаю. Подальше чтобы отсюда.

Катя. А я?

Петрович (доставая из-за сиденья телогрейку и протягивая ее девочке). А ты жди. Если я не вернусь, то автобуса жди. Здесь ходит автобус. Деревня вон рядом. Огоньки горят. Что не так – на свет беги со всех ног. Не побоишься? Иначе проиграем.

Катя. Я ничего не боюсь.

Петрович. Даже волков не боишься?

Катя. Здесь волки на людей не нападают. Я по телевизору видела.

Петрович. Ох и грамотная ты у нас, прям Ломоносов! Я тоже хотел летчиком быть.

Катя. Ломоносов летчиком не был. Тогда еще самолеты не придумали.

Петрович. Главное, что он водку придумал. Хорошо, что ты волков не боишься. Я боюсь, страсть. Я за Уралом жил, у меня папу туда сослали.

Катя. Как сослали?

Петрович. Не важно как. Сослали, и баста. Он недолго протянул, больной был. Вот мы с матерью одни и куковали на хуторе. Даже в поселке не разрешили жить. Такие времена были суровые. Про что это я? А – про волков. Однажды я пошел в поселок через лес. Зимой иду. Мороз – жуть. Ночью еще пошел – мать слегла, фельдшера нужно позвать. Доктор такой на Урале главный. Смотрю, из кустов здоровый волчище вышел. С бычка ростом. И на меня смотрит. Напугался я, побежал, а потом на дерево залез. До утра зверюга меня стерегла. Утром лесник выручил.

Катя. И вы к маме пошли?

Петрович. Пошел, да не дошел – умерла она.

Катя. А вы?

Петрович. Что я?! Дальше стал жить. Десять лет – один на хуторе. Жрать нечего. Кору варил. Портфель кожаный, отцовский. И портмоне тоже слопал. Портфель вкуснее был, как сейчас помню. Четыре месяца один куковал. В поселок не разрешили переселиться. Сын врага народа. Как выжил – не знаю. Весной до железной дороги добрался и в Ростов-папу. Там люди добрые, и накормили, и к делу пристроили.

Катя. Добрых людей много.

Петрович. Не знаю, может, легче было бы, кабы тот волк догнал. И ему ужин, и мне райские кущи – реки молочные, кисельные берега.

Катя. Папа говорит, что, пока человек жив, он может все изменить.

Петрович. Пока жив – это верно. Но кто знает, сколько еще крыльями махать. (Останавливая грузовику остановки.) Все, приехали. Запомнила, как делать? Или проиграем. Стыдно будет, ужас как. Не подведешь?

Катя (вылезая из кабины). Не подведу.

Петрович (отъезжая, кричит из окна). Если что – на свет лети. До скорого, Катерина Андреевна!

Грузовик ревет двигателем и, быстро набирая скорость, несется вперед.


Салон машины Веры

Вера (пристально вглядываясь в окно). Кажется, мы его догоняем.

Зоя. Он это, он.

Вера (высовываясь с ружьем из окна). Догонишь, и сбоку пристраивайся. Пусть нас видит. Мигать не забывай. (Стреляет в воздух.)


Кабина грузовика

Петрович. А вот и тети с дядями. (Напевает.) Не подвело чутье вора, ментов в кусте не пробакланил! (Обычным голосом.) Что же вы такие прилипчивые, ребятишки?! Облава, да и только. Тады пристегните ремни, иду на форсаж. (Резко крутит рулем вправо.)

Грузовик едва не сбивает преследующую его машину с шоссе.


Салон машины Веры

Зоя (выравнивая машину). Во гад! Столкнуть хочет. По колесам стрелять надо.

Вера. Без тебя знаю. (Стреляет по колесам.) Елки! Мимо! Качает, не прицелишься толком. Веди ровнее. Через километра два мост будет.


Кабина грузовика

Петрович (бурчит себе под нос). Гляжу, на патроны не жадные тети и дяди. Видно, козырно с младенцами работать. Большие деньги большие люди платят. Видик смотрим. Скучают большие люди. Все у больших людей – и положение, и средства финансовые, и от всего им уже изжога. А дети – как интересно! Только всякая шелупонь, вроде меня, им праздник поганит. Терпите, большие люди. Если она по колесам хорошо попадет, я уступлю дорогу. Мне бы только подальше отъехать, а там и к ангелам на пересылку не обидно. Ангелы – не менты, чужого не пришьют. (Достает мобильный телефон и набирает номер.) Светка! Светка, дура, слушай! Да я это, Петрович. Нет, Санька не спит. Саньке твоему я по башке монтировкой шлепнул. Кровью он истекает. Какое шучу, дура! Я его на старой заправке в плитах бросил и весь груз увел. Какой груз! Компьютеров фуру. Вот какой груз. Скачи, коза, туда, пока твой Санька не окочурился. Четыре часа лежит уже. Нет, прощенья не прошу. (Отключает телефон и начинает петь по-итальянски.)

Море чуть дышит в сонном покое, Издали слышен шепот прибоя. В небе ночные…

Слышен выстрел, и машину резко бросает в сторону.

В руце Твои…

Грузовик заносит, он несколько раз переворачивается и на огромной скорости летит на бетонную опору моста впереди. Через мгновенье раздается мощный взрыв.


Салон машины Веры

Зоя (резко останавливая машину). Вот это да! Ты попала!

Вера (смотря в одну точку). Я ее убила.

Зоя. Ты же не хотела. Так вышло.

Вера. Вышло… Да, так вышло. Удавилась бы, но уже смысла нет. Надо выйти, поискать. Вдруг уцелела?!

Зоя. Какое – уцелела? С минуты на минуту милиция сюда примчится. Мотаем скорей! Посадят ведь!

Вера (машинально повторяя). Надо поискать.

Зоя. Ты тронулась, что ли? Там сгорело начисто на сто метров вокруг. Взрыв такой, как бензоколонка рванула. (Хлопая ладонью по рулю.) Мотаем – говорю! Баста! Рвем по проселочным.

Вера (осоловело). Баста. Наверно, ты права. Прости.

Их автомобиль разворачивается, выключает фары и мчится прочь. Скоро он съезжает с шоссе на проселочную дорогу, и только там опять включаются фары.

3оя. Не переживай ты так. Меня саму колотит. А что – были какие-то другие варианты? Уж лучше в огонь, чем с этим извращенцем. Я так считаю.

Вера. Надо было в милицию звонить.

Зоя. Надо было. Не успели! Некогда!

Вера. Как все это грустно…

Зоя. Грустно?! Чего там грустно – да вообще кошмар! Грустно. Скажешь тоже.

Вера. Выпить срочно.

Зоя. Доберемся, сама нажрусь в дерьмо. У Студентки два литра вискаря есть. (Вглядываясь в темноту.) Кажется, что ли? Вер, гляди!

Вера. Куда?

Зоя. Вперед гляди.

Вера. И чего?

Зоя (поправляя очки). Очки купи. Чего?! Вон остановка и фонарь. А под фонарем кто?

Вера (вглядываясь в указанном направлении). Быть не может!

Зоя. Вдруг привидение?

Вера. Тормози, привидение! Она это.

Машина тормозит рядом со стоящей у остановки Катей.

(Выскакивая из машины навстречу ребенку.) Ты как здесь оказалась?

Катя. Дядя Мигель проиграл?

Вера. Кто такой дядя Мигель?

Катя. Дядя на большой машине, который хотел меня в милицию, которая рядом с бабушкой, отвезти.

Вера (после непродолжительной паузы). Почему проиграл? Выиграл на все сто. Просто мы договорились, что твою бабушку искать сами будем. Без милиции.

Катя. А дядя Мигель?

Вера. Дядя Мигель?! Дядя Мигель?! С дядей Мигелем мы скоро встретимся.

Катя. Обещаете?

Вера. Обещаю. Я встречусь точно. Поехали ко мне. Чаю с тортиком попьем. (Зое.) Закинь нас с путешественницей ко мне домой. Хочу дух перевести.


Переулок неподалеку от Нового Арбата

Серж без пиджака подходит к припаркованной у какого-то посольства машине. Из будки у входа в посольство выглядывает милиционер.

Милиционер. Конференция закончилась?

Серж. Давно. С банкета еле убежал. Австралийский посол сейчас «Марсельезу» поет.

Милиционер. Выпил, наверно, крепко.

Серж. Выпил, само собой. Имеет право – такая дата!

Милиционер. Какая дата?

Серж. Стыдно не знать.

Милиционер. Виноват.

Серж. День знаний. Ты мне данные свои записал?

Милиционер (c готовностью протягивает исписанный листок бумаги). Всё записал.

Серж (забирая листок). Молодец. Иди завтра звездочку покупай. Через неделю-другую. Жду приглашения на банкет, товарищ младший лейтенант.

Милиционер. Всё по высшему разряду сделаем, товарищ консул. Только у меня вашего телефона нет.

Серж. Три семерки четыре нуля. Очко. Легко запомнить. Всё. Аривидерчи.

Милиционер. Вы где-то пиджак оставили.

Серж. Я его там оставил. Французский атташе по культуре мне рукав «Божоле» шесть раз залил. Перебрал на радостях, что теперь в австралийских школах Камю изучать будут. Теперь пусть сам отстирывает. С ними только так.

Милиционер. Совершенно с вами согласен, товарищ консул. Этих интуристов распускать нельзя.

Серж садится в свой пурпурный бьюик и уезжает прочь.


Квартира Веры

Вера, Зоя и Катя входят в квартиру. Девочка тут же принимается разглядывать висящие на стенах акварели с изображениями улиц и каналов Венеции, интерьеров венецианской квартиры Веры и карнавальные маски. Одну стену практически полностью закрывает огромная панель телевизора.

Вера (на ходу скидывая кофту в кресло и подходя к заставленной разными бутылками стойке у стены). Нереальный день. Зоя, что пить будешь?

Зоя. Ничего пока. Я все-таки к девчонкам заеду. Надо всех проинструктировать. Вдруг милиция нагрянет. Очень в тюрьму не хочется.

Вера. Ты как всегда права. Звякни, как доберешься.

Зоя. Позвоню и где-нибудь через часик вернусь. Может, раньше. (Кате.) Пока, малыш.

Катя. Счастливо.

Зоя выходит, а Вера наливает себе в стакан скотча и берет в руки телевизионный пульт. Включает телевизор. Экран озаряет картинка вечерней венецианской улицы: неторопливо плывут нарядные гондолы, горят фонари и большие витрины кафе, за которыми сидят люди и пьют кто кофе, кто вино.

Вера. Мое окно. Катя. Кино так называется?

Вера. Да нет – действительно мое окно. Я купила месяц назад квартиру в Венеции и попросила снять на видеокамеру вид из окна моей новой квартиры. Возвращаюсь с работы здесь и смотрю в окно там. Забавно?

Катя. Волшебно. Только из настоящего окна, наверно, еще лучше смотреть?

Вера. Через денек-другой так и будет, а пока только видео. Да и тебя к бабушке доставить нужно.

Катя. Очень нужно. У меня бабушка хорошая. Раньше она была физиком, а сейчас поет в церкви. Мама говорит, что бабушка человек крайностей.

Вера. У тебя необычная семья. (Одним глотком выпивает скотч.) Сама-то кем хочешь стать, когда вырастешь?

Катя. Не знаю. Или с лошадьми работать или военным летчиком.

Вера. Очень необычная семья, с очень необычными взглядами на жизнь. Но почему военным летчиком? Военными летчиками обычно мальчишки хотят стать.

Катя. В космонавты берут только из военных летчиков.

Вера. Вон оно что! В космонавты. Тянет тебя, подружка, покинуть старушку Землю и улететь к далеким, прекрасным мирам?

Катя. Тянет. Только мама с папой говорят, что я легкомысленная.

Вера. А бабушка что говорит?

Катя. Бабушка поддерживает.

Вера. Я тоже поддерживаю. Моя бабушка хотела, чтобы я вышла замуж и родила десять детей.

Катя. Ваша бабушка в Москве живет?

Вера. Не совсем, но в очень красивом месте, как это… (Показывает на экран телевизора.) Ой, что это я! Катюшик, ты пирожное хочешь с чаем или с кофе?

Катя. С чаем.

Вера (проходя на кухню). Тебе какой чай – черный или зеленый?

Катя. Черный. Давайте я помогу.

Вера. Сиди, сиди. Отдыхай. Я сама.

В дверь звонят. Вера включает электрочайник, идет к двери и открывает ее. На пороге стоит Серж.

Серж. Не разбудил?

Вера. Да нет. Проходи. У меня гостья.

Серж (проходя в комнату). Приятно познакомиться. Как зовут маленькую эльфину?

Катя. Меня зовут Катя. А вас?

Серж. Друзья называют меня Серж. Я не уверен, что мне нравится, как меня называют друзья, но они меня так называют, и я, в силу привычки, отзываюсь на имя Серж.

Вера. Сережа, не путай ребенка. (Кате.) Это дядя Сережа. Он очень добрый и веселый.

Серж. Истинно так, хотя в жизни эти качества мне не помогают.

Вера. Не болтай глупости. Чай будешь?

Серж. Кофе, если можно.

Вера. Можно. Чего не спишь?

Серж. Теперь ты не болтай глупостей – это время суток и у меня, и у тебя рабочее. Ты где нашла маленькую эльфину?

Вера. На дороге из аэропорта. Ее родители в аэропорту оставили и в Италию улетели.

Серж. То есть – оставили и улетели?

Вера. Сама не пойму. Вроде очень приличная семья. Думаю, какое-то недоразумение.

Серж. С Италией часто недоразумения происходят. (Вере.) Купила квартиру?

Вера. Купила. Посмотри на экран. Торговый агент вид из моего окна там отснял.

Серж. Сказка! Меня не возьмешь?

Вера. Возьму, так не поедешь.

Серж. Точно – не поеду. Вот если бы это мой агент и из моего окна снял, тогда бы поехал.

Вера. Меня бы взял?

Серж. Почему нет?! Взял бы.

Катя. Почему вы тогда не хотите с тетей Верой поехать?

Серж. Сложно объяснить, моя маленькая эльфина. Эгоизм не отпускает.

Катя. Вы бы там поженились и прокатились на лодке.

Вера (занося в комнату поднос с чашками). Дело в том, Катюша, что мы уже когда-то женились.

Серж. Только на лодке не катались. А ведь мечтали! Вера, подтверди.

Вера. Мечтали. Но…

Катя. Я не понимаю.

Серж. Моя маленькая эльфина, некоторые вещи сложно понять. Например: я не понимаю, как твои родители могли тебя в аэропорту оставить и одни в Италию улететь, а ты не понимаешь, почему мы поженились и на лодке не покатались. Понимаешь?

Катя. Нет.

Вера. Сережа, еще раз прошу тебя – не путай ребенка. У нас с Катей сегодня был очень сложный день. Плюс нам еще улицу с трамваями искать, где бабушка живет.

Серж. Улица с трамваями? И все, что мы знаем о бабушке?

Вера. Увы.

Катя. Бабушка в воскресенье ходит прическу делать.

Серж. Какая у нас бабушка модная! А куда ходит, помнишь?

Катя. Помню. В салон ходит. К подружке. Тете Свете.

Серж. Исчерпывающая информация. (Берет в руки альбом с эскизами планировки квартиры, рассматривает страницу за страницей.) Миленько, но холодновато. Не для жизни. Я бы добавил немного деревянных панелей в отделку.

Вера (забирая у него альбом). Свою купишь, и тогда чего угодно добавляй.

Серж. Не сердись, дружище. Я от сердца, без критики.

Вера. Ты без критики не умеешь. Но ведь не просто так на кофе среди ночи заглянул?

Серж. Не просто. Ты меня знаешь лучше всех на этом свете.

Вера. Тогда – нет. Я не верю в случай.

Серж. Напрасно. В этом наша с тобой беда. Я живу случаем, а ты не веришь в него. Мы с тобой поэтому на лодке и не покатались.

Вера. Чего вспоминать. Нет – и все. Ты меня тоже знаешь лучше всех на свете.

Серж. Знаю. Только у меня особые обстоятельства.

Вера. У тебя всегда особые.

Серж. На этот раз самые особые.

Вера. Нет.

Вера кашляет и, не выпуская из рук альбом, скрывается в туалетной комнате.

Серж (Кате). Характер, моя маленькая эльфина, формируется с детства. Я в детстве не слушался родителей, ел много сладкого, и у меня сформировался отвратительный, вздорный характер. А тетя Вера родителей слушалась, побеждала на математических олимпиадах и получила первый юношеский разряд по художественной гимнастике.

Вера, закрывшись в ванной комнате, с выражением крайней растерянности на лице рассматривает себя в зеркало. У нее по подбородку текла кровь. На раскрытых страницах альбома образовалось большое алое пятно. Вера берет себя в руки, закрывает альбом, умывается и полощет рот. Пробует улыбнуться своему отражению в зеркале. Получается неискренне. Тогда Вера придает лицу крайне серьезно выражение. Получается убедительно. Еще раз, тщательно прополоскав рот, она покидает ванную комнату и возвращается к гостям.

Вера (Сержу). Предположим, убедил. Сколько?

Серж. Начиная от тридцати и больше. Чем больше, тем больше гарантий на благоприятный исход.

Вера. Дам сорок пять, но с двумя условиями.

Серж. Оригинальничаешь. Обычно в таких случаях говорят – с одним.

Вера. С двумя.

Серж. Клянусь! Безвольный я человек.

Вера. Мне сейчас срочно нужно уехать, мелкие неприятности. (Достает из ящика стола пухлый конверт и передает ее Сержу.) Правда – всё, что есть.

Серж (забирая конверт). Не надо мотивации, ты врать не умеешь. К делу.

Вера. Забираешь Катюшу, находишь ее бабушку, передаешь ребенка бабушке в руки и только потом в казино. Сделаешь?

Серж (размышляя вслух). Бабушке в руки и потом… Хватит ли силы воли? (Меняя тон.) Шучу. Ты спасаешь меня, я нахожу бабушку.

Вера (Кате). Выручишь, подружка?! Выручи, а?! Надо. Очень надо. Дядя Сережа хороший человек. Держи на память. (Она сует девочке маленькую золотую заколку в виде бабочки.)

Катя. Конечно выручу, тетя Вера. Вы же мой друг.

Вера. Отлично. Друзья, времени нет. В путь.

Не дав гостям опомниться, Вера выводит их на лестничную площадку и захлопывает за ними дверь.

Серж (Кате). Я же говорил, что у тети Веры стальной характер.

Катя (гордая такой подругой). Да. Серж. Ты свой чай допила?

Девочка отрицательно качает головой.

Серж. И я свой кофе – нет. Пошли, маленькая эльфина, я знаю тут неподалеку одно тихое место, где нас и чаем, и кофе угостят за счет заведения. Я же предупреждал, что у меня характер совсем другой. Сладкое тому виной.

Оставшись в квартире одна, Вера проходится несколько раз вдоль стен, внимательно разглядывая развешенные картины, вновь наливает себе порцию скотча, выбирает из разбросанных на бюро дисков один, вставляет его в стереосистему и садится в кресло напротив телевизора-«окна». Пригубив скотч, ставит стакан на пол и тянется за альбомом с эскизами, но взять его не может. Ее рука мягко опускается ладонью на ковер. Альбом падает рядом. При падении он раскрывается на странице, куда в ванной комнате пролилась кровь. Симметрично отпечатавшееся пятно удивительно напоминает бабочку. Стереосистема наконец «распознает» диск, и звучит нежная неаполитанская серенада. Песня «подходит» изображению на экране: ночь, отражение горящих фонарей на темной воде, по которой неторопливо плывут длинные нарядные гондолы.


Казино «Баттерфляй»

Серж припарковывает свой бьюик у здания с искрящейся вывеской «Казино „БАТТЕРФЛЯЙ"». Проводит Катю мимо удивленного охранника внутрь и останавливается у гардероба. Из-за стойки торчит курчавая ушастая голова негра в желтом кителе со свисающими до пояса золотыми аксельбантами.

Серж. Хелло, Альфонсо! Чего у вас нового?

Альфонсо. Все тихо, господин Савельев.

Серж. Меня никто не искал?

Альфонсо. В мою смену – никто. Опять проигрывать пришли?

Серж. Нет, скорее всего, сегодня я много выиграю. Пять раз на цветах прокачусь, и с деньгами домой.

Альфонсо. Шутите?

Серж. Ты меня удивляешь, Альфонсо. Разве я хоть раз тебя обманывал?

Альфонсо. Нет, но вы всегда говорили, что пришли проигрывать, а сегодня хотите выиграть.

Серж. Совершенно верно – сегодня выиграть. Кстати, у тебя пакет есть? Некуда деньги складывать.

Альфонсо (вытаскивая из-за стойки спортивную сумку). Подойдет?

Серж (забирая сумку и перекидывая ее через плечо). Впритык будет. Чего у тебя такие глаза удивленные? Видишь, со мной добрая фея. (Показывает на Катю.) Ничего, если она с тобой посидит? Ты ее чаем попоишь?

Альфонсо. Вы – постоянный клиент, господин Савельев. Администрация казино распорядилась вам обеспечивать полный сервис.

Серж (усмехаясь). Еще бы! Они за мой счет два филиала открыли. (Кате.) Моя милая маленькая эльфина, я удалюсь ненадолго, а с тобой дядя Альфонсо чаю попьет. Ты не смотри, что он негр, у себя на родине дядя Альфонсо принц, и когда он туда вернется, его сделают королем. (Альфонсо.) Я правильно понимаю политику твоего народа, Альфонсо?

Альфонсо. Правильно. Только мне нужно институт закончить с красным дипломом. Если не будет красного диплома, то королем сделают моего брата.

Серж (Кате). Понимаешь, какие высокие критерии у подданных Альфонсо? Подождешь?

Катя. А с вами нельзя пойти?

Серж. Увы. Детям, даже таким умным, как ты, нельзя. Казино – место противоречивое. Тем более в пять утра.

Катя (вздыхая). Тогда идите. (Смотрит на свои часы.) В пять часов семь минут.

Серж. Обожаю точность. Спасибо за сотрудничество. Альфонсо, фею зовут Катя.

Серж быстро поднимается по застеленной красным ковром лестнице в игральный зал, а Катя заходит за стойку гардероба. Альфонсо усаживает ее в кресло в глубине гардероба, рядом со столиком, на котором стоят термос, несколько чашек и пакет с баранками. Наливает из термоса в чистую чашку чаю и придвигает вместе с баранками к девочке.

Альфонсо. Он сладкий уже.

Катя (берет чашку). Дядя Альфонсо, вы правда принц?

Альфонсо (пожимая плечами). Правда.

Катя. Как интересно! У вас, наверно, и принцесса есть?

Альфонсо. Должна быть.

Катя. Вы что – сами не знаете?

Альфонсо. Конечно не знаю.

Катя. Не может быть!

Альфонсо. Может. Когда я вернусь домой, мне родители сами подберут девушку из соседнего племени.

Катя. И вы согласитесь?

Альфонсо. Соглашусь.

Катя. Почему? Вы ведь ее совсем не знаете и не любите?!

Альфонсо. Принцы не женятся по любви. Принцы женятся из политических соображений.

Катя. Как это глупо!

Альфонсо. Очень глупо, но это правда.

Катя. Неужели вы не будете бороться за свою любовь?

Альфонсо. Не буду.

Катя. Почему?

Альфонсо. Потому что мне все равно.

Катя. Почему все равно?

Альфонсо. Почему, почему! Потому что! Ты еще маленькая. Не поймешь.

Катя (упрямо). Я постараюсь.

Альфонсо. Потому что я вообще пока не хочу жениться.

Катя (изумленно). Почему?

Альфонсо. Не знаю, не хочу, и все. Но надо, так хочет Великий Сига Сига.

Катя. Это ваш папа?

Альфонсо. Нет, это статуэтка такая. Ее дедушке туристы из Вены подарили. На самом деле это Моцарт. Но дедушка думал, что это Великий Сига Сига. И что Сига Сига помогает моему народу.

Катя. А Сига Сига помогает?

Альфонсо. Очень помогает, блин. У соседнего племени коровы от болезни умерли, а дедушка Сигу Сигу попросил, и наши коровы живые остались. У другого племени в засуху колодцы высохли, а дедушка опять Сигу Сигу попросил, и у нас колодцы остались. Потом папа из института приехал, королем стал, Сигу Сигу выбросил.

Катя. И?

Альфонсо. Что и?… Коровы сдохли, колодцы высохли. Сигу Сигу вернули на место, и все опять хорошо стало.

Катя. Что же делать?

Альфонсо. Не знаю. Сигу Сигу спросить надо.

В казино входит наряд милиции, возглавляемый старшиной.

Старшина. Где у вас тут туалет?

Альфонсо (показывает рукой). Туалет прямо, товарищ милиционер.

Милиционеры решительно следуют в указанном направлении.

(Тихо Кате.) О, как их придавило!

Через мгновение милиционеры возвращаются обратно.

Старшина. Еще туалеты есть?

Альфонсо. Есть, но точно такие же.

Старшина. Поумничай мне тут, папуас. Где?

Альфонсо. Наверху есть. Справа от входа в игровой зал.

Милиционеры быстро топают по лестнице наверх. Им навстречу выходит Серж с туго набитой сумкой. Он пропускает стражей правопорядка и подходит к гардеробу.

Серж (улыбаясь). Не скучали без меня?

Альфонсо (кивая вслед милиционерам). Не дали. Нижний туалет им не понравился, в другой пошли.

Серж. Они труп ищут. Сигнал поступил, что в туалете человека убили.

Альфонсо. А что – правда убили?

Серж. Могли. Я выиграл, мой принц. Много выиграл. (Протягивает пачку стодолларовых купюр гардеробщику.)

Это тебе за гостеприимство. Где моя маленькая эльфина, добрая фея из Шереметьево-2?

Катя (выходя из-за стойки). Вот я.

Серж. Пошли быстрее, нам еще бабушку искать.

Альфонсо (шепотом). Так это?…

Серж. Береженого Бог бережет, Альфонсо. Не пропускай лекции. Стань королем и введи в своей деревне мораторий на азартные игры.

Серж с ребенком покидают казино, садятся в машину и мчатся по ночному городу. Серж явно в добром расположении духа, он насвистывает какую-то веселую мелодию себе под нос и набирает чей-то номер на мобильном телефоне.

(Вполголоса.) Давай же просыпайся, пионерка – тугая коса! Протяни свою нежную длань к трубочке. Настал час Его Величества Случая! Просыпайся, я тебе говорю! (Кате.) Ну ты только подумай! Она спит! Вот что значит чистая совесть. Ладно, расскажи мне, маленькая эльфина, как ты провела день.

Катя. Хорошо.

Серж. Хорошо – это не ответ. С кем виделась, о чем говорили?

Катя. С Золушкой виделась, дядя Мигель мне песни пел, видела, как бабочки заснули. Тетя Вера сказала, что в августе все бабочки засыпают.

Серж. Тетя Вера сама любит поспать и думает, что все тоже должны спать. Ну как тут спать?! Посмотри, какая красота! (Показывает на пролетающие за окнами автомобиля огни.) Все веселятся и поют. При чем здесь сон? Тем более с такими деньгами?! (Хлопает по туго набитой сумке.)

Катя. Зачем вам столько денег?

Серж. Резонный вопрос. (Чешет нос.) Долги отдам. Тетю Веру наконец на лодке покатаю.

Катя. А почему раньше не покатали? Денег не было?

Серж (серьезнее). Деньги были, настроения не было.

Катя. Вас кто-то обидел?

Серж. Я сам себя обидел.

Катя. Это как?

Серж. Вряд ли ты поймешь, но я попытаюсь. У меня было все хорошо, но я хотел, чтобы было еще лучше, и я попросил одного толстого, противного дядю мне помочь, а он попросил его поцеловать.

Катя. Вас?

Серж. Упаси Боже! Я толстому дяде не нравился. Тетю Веру.

Катя. А вы ей рассказали про дядю?

Серж. Нет, конечно, но ей толстый дядя сам сказал.

Катя. Тетя Вера поцеловала?

Серж. Сначала нет, но я немного приболел. Грустный такой стал. И она пошла и поцеловала.

Катя. Толстый дядя помог?

Серж. Еще как помог. Я стал жить значительно лучше, как хотел.

Катя. А дальше?

Серж. Дальше я узнал, что тетя Вера толстого дядю поцеловала, чтобы я выздоровел.

Катя. И вы поссорились?

Серж. Вдрызг. И понеслось…

Катя. Жалко, что вы поссорились. Тетя Вера очень хорошая.

Серж. Я знаю. Слишком хорошая для меня.

Что-то ударяется о лобовое стекло автомобиля.

Катя. Это что? Серж. Мотылька сбили. Катя. Давайте остановимся и посмотрим. Серж. Бессмысленно. Он уже улетел. Хочешь, я тебе про мотылька стишок прочитаю? Катя. Давайте.

Серж (читает с выражением).

Жаль мотылька! Моя рука Нашла его В раю цветка. Мой краток век. Твой краток срок. Ты человек. Я мотылек. Порхаю, зная: Сгребет, сметет Рука слепая И мой полет. Но если мыслить И значит – быть, А кончив мыслить, Кончаем жить, – То жить желаю Мой краткий срок, Весь век порхая, Как мотылек.

Катя. Это вы сочинили?

Серж. Нет, это сочинил Уильям Блейк, а я так живу. Вот и приехали.

Серж останавливает автомобиль у обочины дороги, прямо под фонарем.

Машину лучше здесь оставим и пройдемся пешком немного. Иначе надо будет вокруг целого квартала объезжать. Туда въезд через другую улицу.

Катя. Это мы куда приехали?

Серж. К одной очень ответственной гражданке, моей сестре. Я ее чуть-чуть обманул, и она чуть-чуть на меня поругается, но ты не обращай внимания, зато она лучше всех на свете ищет потерянных бабушек.


Квартира Анны

Серж долго звонит в дверь, пока та не распахивается и на пороге не появляется Анна в накинутом поверх ночной рубашки махровом халате.

Серж (Анне). Прости, что разбудил.

Анна (хмуро). Ты?! И под утро. Оригинально. Что, еще одну недорогую машину для нас приглядел?

Серж. Умоляю – два слова. (Кате.) Это тетя Аня – моя родная сестра. Аня, это Катя, ее родители в аэропорту потеряли, и Вера попросила найти ее бабушку.

Анна. Опять врешь? Чтобы Вера такому проходимцу, как ты, ребенка доверила?!

Серж. Сама видишь – доверила.

Анна. Жуткий сон! Проходите на кухню.

Серж (тихо Кате). Аня очень серьезная гражданка, она в архиве Академии наук работает, звезды с метеоритами учитывает.

Анна. Кончай трепаться. (Кате.) Малыш, ты кушать хочешь?

Катя. Немного.

Серж. Что ж ты мне не сказала?

Катя. Вы не спрашивали.

Серж (Анне). Ну не смотри на меня так – откуда мне знать детский режим питания? Я сам ем от случая к случаю.

Анна проводит ночных гостей на кухню и принимается делать бутерброды. Стена над столом вся увешена рамками с наколотыми на булавки мертвыми бабочками.

Катя. Бабочки.

Серж. У Ани муж этот – лепидоптеролог или лебидоптеролог. Точно не помню, но суть в том, что он бабочек изучает. Все лето напролет с сачком за ними по чужим огородам бегает.

Анна (строго). Заткнись. (Протягивает бутерброд Кате.) На вот пока. Сейчас сделаю чего-нибудь посерьезней. А ты руки помыла?

Катя. Нет.

Анна. Ванная по коридору направо, первая дверь.

Катя послушно идет в указанном направлении. Едва она удаляется, Серж выкладывает на стол толстый брикет из стодолларовых купюр.

Что это?

Серж (совершенно серьезно). Деньги. Послушай. Первое: я обманул вас и проиграл ваши деньги, которые вы копили на машину. Второе: меня хотят убить за долги, три часа назад мне шесть раз прострелили пиджак, если я срочно долг не верну, то меня точно убьют. Третье: я выиграл огромные деньги, и я хочу помириться с Верой. И четвертое: я сходил с ума, но я вернулся, Аня. Помоги мне – найди бабушку этой девочки. Сам, боюсь, не успею. Веришь?

Анна. Почему-то верю, Сережа. (После долгой паузы.) Тебя долго не было.

Серж. Очень долго.

Анна. Вера тебя примет?

Серж. У меня предчувствие – скоро мы опять будем вместе. На этот раз навсегда. И уедем в Венецию.

Анна. Забери деньги.

Серж. Но…

Анна. Тебе самому пригодятся, а мой муж давно за бабочками не бегает, ему дали кафедру. Да и машину мы тоже купили. И ему, и мне. У нас все наладилось. Забери, говорю.

Серж. Я вам должен.

Анна. Ничего ты не должен. Мы знали, что ты нас обманешь.

Серж. Тогда почему?…

Анна. Сообрази самостоятельно. Всё, хрен с ним, главное, что ты вернулся. Расскажи поподробнее, где ребенка нашли?

Серж (забирая деньги). Я так понял, что на дороге у Ше-реметьево-2. Родители в Италию улетели.

Анна. Номер рейса?

Серж. Не знаю.

Анна. Фамилия ребенка?

Серж. Не спросил.

Анна. И, разумеется, в справочной аэропорта не был?

Серж. Не был.

Анна. Понятно. Можешь заниматься своими делами.

Серж. Как-то это все не похоже на разговор родных людей.

Анна. Хочешь, чтобы я заплакала?

Серж. Не обязательно, но эмоция полагается.

Анна. Беги, дурачок. Я с детства на людях не плакала.

Серж. Что правда, то правда. А почему?

Анна. Гордая слишком. В отца.

Серж (выходя с кухни). Потом поплачешь?

Анна. Поплачу, Сережа. Ох, как поплачу.

Когда Катя возвращается на кухню, Сержа там уже нет.

Катя. Где дядя Сережа?

Анна. По дороге в Венецию. Пусть едет, от него мало толку. Мы тоже с тобой сейчас поедем. Я только переоденусь.

Катя. Куда поедем?

Анна. В аэропорт сначала, посмотрим, куда именно твои родители запропастились.


Дорога неподалеку от дома Анны

Серж сидит на обочине рядом со своим бьюиком и плачет. Наконец он успокаивается и вытирает рукавом рубашки лицо. Его внимание привлекает лежащая на обочине бабочка. Серж аккуратно кладет ее себе на ладонь и подносит к лицу. Какой-то звук отвлекает его. Он удивленно смотрит на расползающееся по рубашке в районе сердца алое пятно. Неожиданно доселе неподвижная бабочка шевелит крылышками и порхает с ладони прочь. Серж, тяжело оседая на землю, продолжает смотреть вслед бабочке.

Второй бандит (опуская пистолет с глушителем). Я говорил, что бьюиков с таким психованным раскрасом в городе от силы два.

Первый бандит. Правильно, что мы к маме заехали. Одного старца спросили: «Как спастись?» А он и говорит: «Не забудьте позвонить родителям».

Второй бандит. Машину забирать будем?

Первый бандит. Почему-то не лежит у меня к ней душа.

Второй бандит. Поддерживаю – и у меня не лежит. Отвратительный цвет.

Первый бандит. Не в этом дело.

Второй бандит. А в чем?

Первый бандит. Тут что-то мистическое.

Второй бандит (еще дважды стреляя в лежащего Сержа). Ну, серебряной пули у меня нет.

Первый бандит. Подумать только – банк на дюжинах за неделю! Придурок, умел отдыхать. Да-с! И нам пора.

Бандиты садятся в темный «БМВ» и уезжают, оставляя лежащего на дороге Сержа.


Зал ожидания аэропорта Шереметьево-2

Анна усаживает девочку в пустующее кресло перед экраном телевизора.

Анна. Ты посиди здесь, а я пойду к дежурному администратору, выясню, что смогу. Никуда не уходи. Катя. Не уйду.

Девочка устраивается удобнее и смотрит на экран. А на экране все тот же дядя с темным, как у Альфонсо, лицом продолжает что-то говорить девушке в ночной рубашке. Катя зевает и закрывает глаза. Секундная стрелка у нее на часах вздрагивает и вновь пускается по кругу. Со стороны багажного отделения к дремлющей девочке подходят родители. Мама несет дорожную сумку, папа катит огромный чемодан.

Мама Кати. Катюша, просыпайся! Нам пора на регистрацию.

Папа Кати. Да, лучше заранее. Помните, как мы на Ниццу чуть не опоздали.

Катя (открывая глаза). Мама! Папа! Это вы?!

Папа Кати. Если твоя мама опять все не перепутала, то это мы.

Мама Кати. Да, это мы, и вещи тоже с нами. Хотя не верится.

Катя. Мне такой сон приснился!

Папа Кати. Что же нам приснилось?

Катя. Золушка, принц, певец Мигель, тетя, у которой квартира в Венеции, и ее муж – дядя, который выиграл в казино кучу денег.

Мама Кати (Папе). Заметь, что в наши времена даже детские сны несут на себе ярко выраженный социальный оттенок. Это хорошо или плохо?

Папа Кати. Пока нормально. Плохо будет, когда тети с квартирами за границей и дяди-шулера окончательно вытеснят из детских снов Золушек и принцев. (Кате.) Поднимайся, котенок, в самолете досмотришь свой эклектичный сон.

Катя. Я думаю, что этот сон уже не приснится.

Мама Кати. Значит, приснится другой. С Котом в сапогах и биржевым маклером.

Папа Кати. Хорошо бы еще туда немного нейролингвистического программирования. Карта – еще не территория. Вперед, чадо прогресса, уже почти половина второго! Нас ждет завтрак в отеле.

Катя (смотрит на свои часы). Один час двадцать пять минут.

Папа Кати. Четыре минуты – ничто для вечности! Через шесть часов нас ждет завтрак в отеле. Вот это действительно по-настоящему важно.


Венеция. Мост над каналом неподалеку от Сан-Джорджио Маджоре

Катя с родителями гуляет вечером по Венеции. Повсюду огни, переговаривающиеся на разных языках туристы. Переходя через мост, Катя случайно обращает внимание на плывущую внизу гондолу. Лодкой ловко управляет Петрович в костюме гондольера, в лодке, обнявшись, сидят Вера и Серж. Петрович поет на чистейшем итальянском языке: «Море чуть дышит, в сонном покое, Издали слышен…» и т. д. Вера с Сержем замечают девочку.

Вера. Смотри! Наша подружка.

Серж (озабоченно). Уже прохладно, а она так легко одета.

Вера. Перестань, ты драматизируешь. Их гостиница в двух шагах.

Серж. Ну все-таки…

Вера. Она нас видит.

Серж. Это невозможно.

Вера. Что ты со мной споришь! Она нам машет.

Серж. Действительно машет. (Машет рукой Кате.)

Катя машет своим старым знакомым. Родители замечают, что их дочь кого-то приветствует внизу. Смотрят на воду, но ничего не видят.

Папа Кати. Ты кому машешь?

Катя. Показалось, что увидела знакомых.

Мама Кати. Это там, далеко, что ли? (Подразумевая еле заметный в сумраке мост впереди.)

Катя. Да, очень далеко.

Папа Кати. У тебя превосходное зрение. Спешите, дамы. Холодает.

Катя достает из кармана заколку, когда-то ей подаренную Верой, и незаметно кладет ее на самый край перил.

Серж. Она им ничего не сказала. Вера. Может быть, она нас не видела?

Под ноги Вере падает заколка.

Вера. Нет, она нас видела.

Серж. Конечно видела. Мы же здесь.

Вера. И куда нам потом?

Серж. Не все ли равно, душа моя. Но если ты настаиваешь, то вперед, на свет (Показывает ей на горящий далеко впереди над водой фонарь.) Правильно, Мигель?

Тот согласно кивает и продолжает петь:

В небе ночные звезды зажглися. СантаЛючия! Санта Лючия!