Глава 10

Диктор сказал:

— А теперь вернемся к выпуску новостей Джима Хантера.

На экране возникла сияющая лысиной голова ведущего теленовостей.

— Глен Рансайтер возвращается сегодня к месту своего рождения. Вряд ли это известие может обрадовать кого-нибудь. Ассоциацию Рансайтера, самую, должно быть, известную предупреждающую организацию на Земле, вчера настиг роковой удар. Бомба террористов, взорвавшаяся в секретном бункере на Луне, смертельно ранила мистера Рансайтера, который скончался раньше, чем его удалось поместить в холодильник. В Мораториуме Возлюбленных Собратьев, несмотря на все усилия, его не удалось привести в состояние полужизни. В силу полной бесперспективности дальнейших попыток полуоживления было решено доставить тело Глена Рансайтера на родину, в Де-Мойн, и поместить в Мортуарий Истинного Пастыря, где состоится гражданская панихида.

На экране появился старомодный деревянный дом, вокруг которого стояло немало людей.

Интересно, кто распорядился поступить так, подумал Джо.

— Это печальное решение, подводящее черту под жизнью Глена Рансайтера, приняла его жена, миссис Элла Рансайтер, находящаяся в том же Мораториуме Возлюбленных Собратьев, где они с мужем рассчитывали воссоединиться когда-нибудь, но судьба так страшно разрушила их планы. — На экране появилась фотография Эллы, сделанная еще при жизни. — Скорбящие подчиненные мистера Рансайтера только что прибыли, чтобы проводить в последний путь своего шефа.

На экране появилась крыша мортуария и стоящий вертикально корабль, из которого выходили мужчины и женщины. Репортер с микрофоном в руках шагнул им навстречу.

— Не скажете ли, сэр, каковы ваши впечатления от Глена Рансайтера — не начальника, а человека? Вам удалось узнать его с этой стороны, пока вы у него работали?

Дон Денни, мигая, как сова, ослепленная светом, сказал в протянутый к нему микрофон:

— Мы все знали Глена Рансайтера именно как человека. Как настоящего человека и гражданина, которому мы могли доверять. Думаю, все подтвердят это.

— Мистер Денни, все ли сотрудники Рансайтера — теперь уже бывшие сотрудники — присутствуют на траурной церемонии?

— Многие, — сказал Денни. — Мистер Лин Ниггельман, президент Объединения, известил нас о смерти нашего директора. Он сообщил, что тело будет доставлено в Де-Мойн и что нам следует прибыть сюда. Он предоставил в наше распоряжение свой корабль, вот этот — Денни показал на корабль, из которого только что вышел. — Мы благодарны мистеру Ниггельману за то, что он сообщил нам о перемещении тела мистера Рансайтера из Цюриха сюда, в этот мортуарий. К сожалению, не все из нас знают об этом, поскольку их не было в тот момент в нью-йоркском бюро фирмы. Я имею в виду инерциалов Эла Хэммонда и Венди Райт и специалиста по измерению полей Джо Чипа. Мы не знаем, где они, но, может быть, вместе…

— Да, может быть, эти люди увидят эту программу, транслируемую по всей Земле, и прибудут в Де-Мойн, чтобы принять участие в этой печальной церемонии, — прервал репортер Денни. — Думаю, именно этого ожидали бы от них мистер Рансайтер и его супруга. А мы вернемся в студию к Джиму Хантеру!

Снова возникший на экране лысый Джим Хантер сказал:

— Рэй Холлис, чей персонал является главным объектом интересов всех предупреждающих организаций, выразил соболезнование по поводу трагической гибели Глена Рансайтера и заявил, что хотел бы принять участие в траурной церемонии в Де-Мойне. Однако, скорее всего, Лин Ниггельман, представляющий Объединение предупреждающих организаций, приложит все усилия, чтобы не допустить участия Холлиса в похоронах, поскольку, как сообщили представители некоторых предупреждающих организаций, первоначальной реакцией Холлиса на смерть Рансайтера было явное облегчение. — Ведущий теленовостей на секунду замолчал, взял в руки лист бумаги и сказал: — Переходим к другим новостям дня…

Джо ногой нажал педаль на блоке питания. Экран погас, голос ослаб и умолк.

С граффити все это не увязывается, подумал Джо. Может быть, Рансайтер все-таки умер? Так говорят по ТВ, так считает Холлис. Так считает Ниггельман… Все они уверены в том, что он мертв, и все, что можно противопоставить, это два дурацких стишка, которые мог нацарапать кто угодно, что бы там ни говорил Эл…

Снова засветился экран телевизора. Джо вздрогнул: к педали блока питания он не прикасался. Сами собой стали переключаться каналы. Неуловимо менялись изображения, пока не осталось одно, последнее.

Это было лицо Глена Рансайтера.

— Тебе уже не хочется ничего вкусного? — сказал Рансайтер знакомым ехидным голосом. — Свет клином сошелся на тушеной капусте, так, что ли? Все стало старым, стылым, унылым, надоевшим, как утро понедельника, сколько монет ни суй в кухонный автомат? «Убик» изменит все! «Убик» вернет пище сочность, вкус и аромат! — На экране вместо Рансайтера появился ярко раскрашенный аэрозольный баллончик. — Лишь одно прикосновение невесомых частичек препарата — кстати, очень недорогого, — и вас покинут навязчивые ощущения, что весь мир превращается в скисшее молоко, изношенные магнитофоны и допотопные лифты в виде железных клеток. И другие, еще не обнаруженные вами признаки распада тоже исчезнут! Дело в том, что подобные ощущения типичны для большинства людей, находящихся в состоянии полужизни, особенно в начале ее, пока связи с прежним миром еще сильны. В медленно умирающей вселенной сохраняется их собственный изолированный мирок, который, однако, нестабилен, потому что лишен какой бы то ни было энергетической подпитки. Особенно это характерно для вашего случая, когда этот псевдомир формируют несколько взаимодействующих сознаний. Но с появлением нового чудодейственного препарата «Убик» все изменится!

Джо нащупал за собой стул и сел. На экране нарисованная фея кружилась, разбрызгивая «Убик». Потом ее сменила решительная домохозяйка с крупными зубами и лошадиной челюстью. Голос у нее был подстать облику.

— Я перешла на «Убик», опробовав все прочие стабилизаторы действительности. Все они никуда не годятся. Мои кастрюли и сковороды превратились в груду ржавчины. Полы в квартире просели. Мой Чарли толкнул ногой дверь спальни и пробил ее насквозь! Но теперь я использую дешевый современный препарат «Убик», и это дает потрясающий результат! Посмотрите на мой холодильник! — На экране появилась очень старая модель: «Дженерал Электрик» на вращающейся подставке. — Ему не меньше восьмидесяти лет!

— Шестьдесят два, — непроизвольно поправил ее Джо.

— А посмотрите теперь! — Она направила на холодильник струю из баллончика. Искры магического света пробежали по старому холодильнику, обволокли его — а когда рассеялись, на его месте стоял во всем великолепии новейший шикарнейший шестидверный платный холодильник.

Вновь заговорил Рансайтер. Голос у него был серьезный.

— Итак, мы видим, что использование последних достижений науки может обратить вспять процесс обращения вещей в свои предшествовавшие формы. «Убик» продается во всех хозяйственных магазинах Земли, причем по общедоступным ценам. Предназначен только для наружного применения. Не распылять при открытом огне. Использовать только в соответствии с инструкцией, помещенной на этикетке. Так что ищи его, Джо. Не сиди на месте, шевелись, выйди из дома, купи баллончик с «Убиком» и распыляй его вокруг себя днем и ночью!

— Ты знал, что я здесь, — сказал Джо, поднимаясь. — Значит, ты видишь и слышишь меня?

— Нет, конечно. Этот ролик был записан две недели назад. Точнее, за двенадцать дней до моей смерти. Я знал, что дело кончится взрывом. Воспользовался услугами предсказателя.

— То есть ты мертв на самом деле?

— Мертв, конечно. Разве ты не смотрел репортаж из Де-Мойна? Впрочем, смотрел — мой предсказатель видел тебя.

— А граффити?

Голос Рансайтера загрохотал из динамиков:

— Еще один пример распада! Иди купи себе «Убик», и все эти пакости прекратятся!

— Эл думает, что это мы мертвы.

— Эл распался, — Рансайтер вдруг захохотал, и зал завибрировал от этого хохота. — Слушай, Джо, я записал эту чертову рекламу, чтобы помочь вам — особенно тебе, — потому что мы всегда были друзьями. Я знал, что ты запутаешься во всем этом, — так оно и оказалось. Что неудивительно, учитывая твое обычное состояние. Так что держись. Приедешь в Де-Мойн, увидишь мой труп и успокоишься.

— Что такое «Убик»? — спросил Джо.

— Ты ему уже не поможешь. Слишком поздно.

— Что такое «Убик»? Как он действует?

— Мне кажется, сам Эл индуцировал появление той надписи на стене. Если бы он не позвал тебя, ты ничего бы не увидел.

— Ты что, действительно записан? — спросил Джо. — Да, ты меня не слышишь. Это правда…

— Кроме того, Эл…

— Ч-черт… — в сильнейшем раздражении бросил Джо. Бесполезно. Он сдался.

На экране возникла все та же дама с лошадиной челюстью. Чуть смягченным голосом она пророкотала:

— Если в ближайшем к вам магазине еще нет «Убика», возвращайтесь домой, мистер Чип, там вы найдете образец, высланный вам по почте, бесплатный образец для пробы, мистер Чип, с его помощью вы сможете продержаться, пока не приобретете обычный баллон.

Она исчезла. Экран стал темным и немым. То, что включило телевизор, теперь выключило его.

Итак, во всем следует винить Эла, подумал Джо. Не очень это все вяжется… логика есть, но очень уж специфическая, намеренно нечеткая. Эл в роли козла отпущения, Эл в роли мальчика для битья — Джо назвал его так про себя и почувствовал, как бессмысленно это звучит. И действительно ли Рансайтер не слышал меня? Или только притворялся, что записан на пленку? Сначала он неплохо поддерживал разговор, только потом реплики стали расходиться…

Я как бабочка, которая бьется в мутное стекло, подумал Джо. Почти ничего не видно, а разбить преграду я не в силах…

А если так: Рансайтер записывает этот ролик, потому что предсказатель ошибся и неправильно предсказал, что погибнем не мы, а Рансайтер? А погибли мы. Но ролик все равно пошел в эфир, потому что Рансайтер забыл отменить трансляцию. Это объясняет несоответствие граффити словам с экрана. Да, пожалуй, другого объяснения не найти…

Разве что Рансайтер играет с нами в какую-то злую и насмешливую игру, специально запутывает, делает ложные ходы, сбивает с направления, выступая в роли могущественной силы, жонглирующей нашими жизнями. Силы, действующей в мире живущих или полуживущих?.. в обоих этих мирах, внезапно пришло в голову Джо. Влияет ли она на процесс распада? Почему же нет? Пусть Рансайтер и не захотел в этом признаться… Рансайтер и «Убик». «Убик» — это от слова «ubiquity» — то есть «вездесущность», понял Джо. Рансайтер и «Вездесущий»… что бы это значило? Впрочем, может быть, никакого «Убика» не существует, и все это не более чем очередная мистификация…

Кроме того, если Рансайтер жив, то существует минимум два Рансайтера: тот, который находится в реальном мире и пытается добраться до нас, и тот, чье тело выставлено для прощания в Де-Мойне, штат Айова. И — по логике — все прочие люди: Рэй Холлис или Лин Ниггельман — не более чем фантомы в этом мире полуживущих, тогда как в мире живущих они существуют реально…

Как все запутано, подумал Джо. Конечно, более-менее симметрично — но до чего беспорядочно.

Домой, решил он. Посмотрю, что там за бесплатный образец, — и в Де-Мойн. В конце концов, этого от меня добивались по телевизору. Что с «Убиком» я буду в большей безопасности. К таким вещам следует прислушиваться — если хочу остаться в живых. Или в полуживых…

Теперь это уже не имеет значения.

Он вышел из такси на крышу своего жилого блока, спустился на эскалаторе и оказался перед дверью своей квартиры. Монеткой, которую кто-то — Пат или Эл? — ему дал, он открыл дверь и вошел.

В комнате почему-то пахло горелым жиром — этот запах не встречался ему с самого детства. На кухне он понял, в чем дело: кухонный автомат регрессировал в газовую плиту фирмы «Бак» — старую, с грязными горелками и покореженной дверцей духовки. Он стоял, тупо разглядывая этот допотопный агрегат, а потом обнаружил, что метаморфозы произошли со всем кухонным оборудованием. Тостер превратился в реликтовый аппарат, из которого готовые гренки приходилось вытаскивать вручную. Холодильник, который здоровался с ним по утрам, стал громоздким железным шкафом с ременным приводом. Бог знает, из какой древности он выплыл. Он был куда старше, чем модель, показанная в рекламном ролике. Меньше всего изменился кофейник — и даже в лучшую сторону: у него исчезла щель для монет. Впрочем, это коснулось всей кухонной утвари. Некоторые аппараты исчезли совсем, скажем, газетный автомат и мусородробилка. Он попытался вспомнить, не было ли здесь еще чего-нибудь, но так и не вспомнил.

В гостиной дела обстояли не лучше. Телевизор зашвырнуло так далеко в прошлое, что он превратился в радиоприемник: с амплитудной модуляцией, в корпусе темного дерева, с наружной антенной и заземлением. Боже милостивый, ужаснулся про себя Джо.

Да, но почему телевизор превратился в радио, а не в груду деталей? Ведь если распад — то на составные части? А телевизоры не производят из старинных радиоприемников… Получается, прав был Платон, когда говорил об «идеях вещей», наполняемых инертной материей. Идея телевизора сменила идею радио, ее сменит что-то еще — это как кадры в киноленте… в любом предмете живет воспоминание о предшествующей форме, и прошлое — затаившись в глубине — продолжает жить и выныривает на поверхность, как только нарост последующих форм исчезает почему-либо… Мужчина — это продолжение не мальчика, а всех мужчин, существовавших до него. А история началась так давно…

Обезвоженные останки Венди… Кинолента оборвалась, следующего кадра не последовало. Так, наверное, происходит и старение — только здесь все кончилось за час.

Но по этой старой теории: разве Платон не считал, что есть что-то, что может пережить распад, что-то внутреннее и вечное? Издревле было так: душа и тело. Тело Венди перестало существовать, а душа вспорхнула как птица и улетела… может быть — чтобы родиться заново. Так говорит «Книга Мертвых», и это действительно так. Боже, как я надеюсь на это… Потому что в этом случае мы, может быть, встретимся вновь. В Зачарованном Месте на вершине Холма в Лесу, где маленький мальчик будет всегда-всегда играть со своим медвежонком… Так в «Винни-Пухе», так и у нас — это неизменно. И все мы, каждый со своим Пухом, обнаружим себя в новом, чистом, устойчивом мире…

Зачем-то он включил доисторический приемник. Желтая целлулоидная шкала осветилась, динамик заскрежетал, а потом, сквозь треск и свист, прорезался голос.

— А сейчас — «Семья Пеппера Янга», — объявил диктор. Зазвучал орган. — Программа подготовлена фирмой-производителем мягкого мыла «Камэй», мыла для прекрасных женщин. Итак, вчера Пеппер узнал, что его работа, длившаяся многие месяцы, подошла к непредвиденному концу, поскольку…

Джо выключил радио. Мыльная опера, тридцатые годы, подумал он. Что же, это отвечает логике нашего скользящего назад, умирающего полумира — если можно так выразиться.

Продолжая осмотр гостиной, Джо увидел кофейный столик со стеклянной крышкой и ножками в стиле барокко. На столике лежал номер журнала «Либерти». Тоже до Второй мировой… публикуется очередная глава сериала «Молния в ночи», фантазия на тему атомной войны. Джо долистал журнал до конца, потом стал выискивать остальные перемены, происшедшие в гостиной.

Вместо упругого, нейтрально окрашенного покрытия пола лежали широкие доски из настоящего дерева. Посреди комнаты пылился выцветший турецкий ковер. На стенах осталась только одна картина: застекленный эстамп, изображающий умирающего индейца верхом на лошади. Раньше Джо его не видел. По крайней мере, не помнил, что видел. Эстамп ему не поправился. Видеофон превратился в черный настенный телефон — еще без диска. Джо снял трубку и услышал женский голос: «Номер, пожалуйста». Ничего не сказав, он повесил трубку.

Система кондиционирования и отопления исчезла. В углу комнаты Джо обнаружил газовый нагреватель с огромной жестяной трубой, проходящей вдоль стены почти до потолка.

Пройдя в спальню, он открыл платяной шкаф и стал копаться в нем, выбирая, во что переодеться. Так… черные туфли, шерстяные носки, бриджи, голубая хлопчатобумажная рубашка, спортивный пиджак из верблюжьей шерсти и кепи. И для более торжественных случаев: синий в мелкую черную полоску двубортный костюм, подтяжки, цветастый галстук и белая рубашка с жестким целлулоидным воротничком. Боже мой, ахнул Джо, обнаружив сумку с клюшками для гольфа, это что еще за древность?..

Он вернулся в гостиную. На этот раз взгляд его задержался на том, что было раньше полифонической радиоаппаратурой: тюнером с частотной модуляцией, проигрывателем с высоким гистерезисом и невесомым иглодержателем, колонками и многоканальным усилителем. Вместо этого он увидел высокий деревянный ящик с торчащей сбоку заводной ручкой. Ему не было нужды поднимать крышку, чтобы знать, что теперь представляет из себя его аудиосистема. Пакет бамбуковых игл лежал на полке рядом с патефоном «Виктрола». Там же лежала десятидюймовая пластинка на 78 оборотов. Рэй Нобл, «Турецкое наслаждение». Вот и все, что осталось от его лент и долгоиграющих пластинок…

Завтра здесь будет стоять фонограф с валиком. С записью молебна…

На мягкой софе лежала свежая на вид газета. Джо взял ее в руки. Вторник, 12 сентября 1939 года…

Забавно, подумал Джо. Вторая мировая только-только началась, и французам кажется, что они побеждают…

Газета стоила три цента. Это тоже заинтересовало его. Что можно купить на три цента?.. Еще раз оглядев газету, Джо убедился, что она совсем свежая. Ну что же, теперь я знаю дату, подумал он. Знаю, куда меня отбросило.

На комоде стояли фотографии в рамочках. Это были фотографии Рансайтера. Не того, которого он знал; мальчик, юноша, молодой мужчина — но все равно узнать можно. Я его никогда не видел таким, подумал Джо, откуда же?..

Он полез в карман и достал бумажник. В бумажнике было несколько моментальных фотографий — Рансайтер, один только Рансайтер, никаких родственников или друзей. Джо опустил бумажник в карман и тут только сообразил, что бумажник не пластиковый, а из натуральной кожи. Впрочем, так и должно быть, в те — эти — времена кожа была общедоступна. Ну и что из этого? Ничего… Однако он еще раз достал бумажник и подержал в руке. Прикосновение было невыразимо приятным. Да, это вам не пластик…

Вернувшись в гостиную, он осмотрелся в поисках почтовой ниши, где должна была находиться предназначенная ему корреспонденция. Ничего похожего. Он сосредоточился, пытаясь вспомнить, как в это время почта попадала к адресатам. Ее подсовывали под дверь? Нет, как-то иначе. «Почтовый ящик», вспомнилось ему. Ага… и где же он расположен? Скорее всего, у подъезда. Да, скорее всего.

— Пять центов, пожалуйста, — сказала дверь. Она не изменилась — единственная из всего, что было здесь. Видимо, врожденное упрямство помогало ей не поддаться регрессу. Она уцелеет, даже если весь мир…

Эскалатора не было. Вниз вели неподвижные бетонные ступени. Двадцать этажей… шаг за шагом… Это невозможно. Никто не в силах преодолеть столько ступенек. Нет, только лифт. Он шагнул к лифту и вдруг вспомнил, что произошло с Элом. А вдруг я увижу то же, что и он? Железная клетка на железном тросе, полоумный старикашка в форменной фуражке… видение не из тридцать девятого, а из девятого года, падение продолжается… Нет уж, лучше лестница. Шаг за шагом. Двадцать этажей.

Набравшись терпения, он начал спуск.

На половине пути его посетила кошмарная мысль: обратной дороги не было! Он не мог вернуться ни в квартиру, ни на крышу, где его ждало такси. Он обречен остаться внизу — может быть, навсегда. Разве что «Убик» окажется настолько могуч, что способен будет оживить эскалатор или лифт. Интересно, каким окажется наземный транспорт, когда я спущусь? Это будет трамвай? Или конка?..

Перепрыгивая через ступеньку, он продолжил свой путь. Слишком поздно было сворачивать с него.

Лестница кончилась. Перед Джо был просторный вестибюль. Посредине стоял длинный мраморный стол с двумя керамическими вазами. В вазах были цветы — кажется, ирисы. Четыре ступени вели к затянутым портьерами входным дверям. Джо повернул стеклянную рифленую ручку и открыл дверь.

Так. Снова ступени. А справа — ряды медных почтовых ящиков. На каждом — имя, каждый заперт на ключ. Он оказался прав: почту доставляли только до этого места. Он нашел свой ящик с полоской бумаги, на которой было написано: «Джозеф Чип, 2075», и кнопкой звонка. Ее нажимают, и в квартире слышно…

Ключ! У него не было ключа! Или был? Лихорадочно обшарив карманы, Джо обнаружил колечко с несколькими металлическими ключами. Интересно, от чего они? Вот этот, самый маленький, наверное, от почтового ящика… Он вставил ключик в скважину, осторожно повернул — дверца открылась. Он заглянул внутрь.

Там было два письма и квадратный пакет, обернутый бумагой и оклеенный лентой. Трехцентовые красные марки с портретом Вашингтона… Джо, затаив дыхание, рассматривал эти замечательные раритеты, потом, игнорируя письма, стал вскрывать пакет. Какой-то он тяжелый… и для аэрозольного баллончика у него не совсем подходящая форма… Вернулся страх. А если это не «Убик»?.. Не может быть, такого просто не может быть. Иначе повторится история Эла… Чему быть, того не миновать, подумал Джо, бросая на пол обертку и поднося к глазам картонную коробочку…

Внутри находился флакон голубого стекла с широким горлышком. Этикетка: «СПОСОБ ПРИМЕНЕНИЯ. Этот уникальный болеутоляющий препарат разрабатывался доктором Эдвардом Сандабаром на протяжении сорока лет. Применяя его, вы избавитесь от утомительной необходимости вставать по ночам. Растворите чайную ложку бальзама в стакане теплой воды и выпейте перед сном. Если сохраняются боль и раздражительность, увеличьте дозу до столовой ложки. Не давать детям. Состав: лист олеандра, каменная соль, мятное масло, N-ацетил-Р-аминофенол, окись цинка, древесный уголь, хлорид кобальта, кофеин, экстракт наперстянки, стероиды в следовых количествах, цитрат натрия, аскорбиновая кислота, пищевые красители и ароматизаторы. Использовать только согласно инструкции! Беречь от огня! Избегать попаданий на кожу! Длительное употребление и передозировка могут вызвать привыкание».

Бред, подумал Джо. Он еще раз перечитал список ингредиентов, борясь с подступающей злостью. Нет, это бессмысленно… Чувство полнейшей беспомощности овладело им. Все, мне конец… Это вовсе не то, что Рансайтер рекламировал по телевизору. Идиотская смесь из допотопных лекарств, кожной мази, обезболивающего, ядов, инертных веществ — с добавкой кортизона, которого в тридцать девятом году и в помине не было. «Убик» тоже регрессировал — по крайней мере, тот баллончик, который прислали по почте. Какая ирония: то, что должно предотвратить регресс, само подвергается регрессу. Да, можно было сразу понять это — как только увидел трехцентовые марки с Джорджем Вашингтоном…

Джо вышел на улицу — и первое, что увидел, был автомобиль. Настоящий классический автомобиль — как только что из музея. Вот он, стоит у тротуара. «Ла Салле».

Доберусь ли я до Де-Мойна на таком автомобиле? За неделю — да. Но к этому времени мне уже все будет безразлично… Да и автомобиль изменится. Все изменится, за исключением, наверное, упрямой двери…

Он подошел к машине. Может быть, это моя? Тогда один из ключей должен быть ключом зажигания… так, кажется, заводились эти старинные автомобили. С другой стороны — заведу, а что дальше? Водить я не умею, особенно с этим… как его?.. ручным переключением передач. Он открыл дверцу и сел на водительское место. Ах, черт, что же делать? Бессильно закусив губу, он уставился прямо перед собой.

Может быть, принять столовую ложку почечного эликсира «Убик»? Судя по его составу, он умертвит меня достаточно надежно. Хотя это, конечно, не идеальный способ. От хлорида кобальта слишком мучительная агония… если, конечно, наперстянка не подействует раньше. И листья олеандра. Это уже вообще… Такой коктейль превратит все кости в желе. Дюйм за дюймом.

Минуточку! Это же тридцать девятый год! Самолеты! Если удастся добраться до аэропорта, можно будет нанять трехмоторный «Форд» с пилотом — и к вечеру я буду в Де-Мойне!

Он перебрал все ключи, пока не нашел тот, что включает зажигание. Раздался звук стартера, потом заработал двигатель. Мерный мощный рокот мотора понравился Джо. Это было как с бумажником из натуральной кожи — регресс, который грел душу. В бесшумном транспорте девяносто второго ему не хватало чего-то такого: грубого, надежного, ощутимого. Теперь сцепление, вспомнил он. Слева внизу. Ногой он нащупал педаль. Нажал на нее, тронул рычаг переключения скоростей. Резкий звук трущегося металла! Слишком слабо нажал на педаль. Он вдавил ее до упора и еще раз попробовал включить скорость. На этот раз все получилось, как надо.

Медленно и неуверенно автомобиль тронулся с места. Он двигался рывками — но двигался! Кое-как выехав на дорогу, Джо испытал прилив оптимизма. Теперь найти этот чертов аэродром — пока не началась эра хлипких этажерок с ротативными моторчиками «Гном»… вращающийся картер и брызги касторки… полеты на высоте забора со скоростью семьдесят пять миль в час…

Час спустя Джо припарковался около летного поля. Ангары, полосатый матерчатый «чулок», указывающий направление ветра, бипланы с деревянными пропеллерами… Ну и картинка, подумал он. Прямо исторический фильм. Впрочем, и этому всему суждено исчезнуть, как исчезли предыдущие формы. Регресс сметет все… Он выбрался из «Ла Салле», чувствуя, что его укачало. Постоял и поплелся к центральной постройке.

— Что я могу нанять на это? — Джо показал все свои деньги первому же более-менее похожему на официальное лицо человеку. — Мне нужно в Де-Мойн. Прямо сейчас.

Лысый, с намащенными усами и в крохотных очках служащий молча уставился на деньги.

— Эй, Сэм! — повернув круглую, как арбуз, голову, крикнул он. — Иди-ка сюда. Посмотри на эти деньги.

Подошел тот, кого назвали Сэмом, — мужчина в полосатой рубашке, лоснящихся брюках и полотняных туфлях.

— Ненастоящие, — сказал он, посмотрев на деньги. — Игрушечные, наверное. Здесь нет ни Джорджа Вашингтона, ни Александра Гамильтона.

Оба служащих с подозрением уставились на Джо.

— У меня есть «Ла Салле» тридцать девятого года — здесь, на стоянке. Я могу отдать ее за полет до Де-Мойна. Это вас не заинтересует?

После недолгого молчания тот, что в маленьких очках, сказал задумчиво:

— Может быть, Огги Брент?..

— Брент? — сказал другой. — Да его «Дженни» двадцать лет от роду. Она не дотянет и до Филадельфии.

— А Макги?

— Он же в Ньюарке.

— Тогда Сэнди Джасперсон. «Кэртис-Райт» у него в полном порядке — до Айовы дотянет. Рано или поздно. — Он повернулся к Джо. — Идите к третьему ангару, там ищите красно-белый «Кэртис». Это такой биплан. И там же будет толстенький коротышка, который в нем копается. Если он не возьмет вас, тогда придется ждать до завтра — вернется Айк Макги на трехмоторном «Фоккере».

— Спасибо. — Джо вышел из здания. У ангара номер три, видимый издалека, стоял красно-белый самолетик. «Кэртис», подумал Джо. Хорошо, что не «Джей-Эн». Стоп. Откуда мне известно, что «Дженни» — это «Джей-Эн», учебный самолет времен Первой мировой? Как я это узнал? Боже правый, подумал он, внутри меня тоже что-то происходит, мои мысли подстраиваются под то, что вокруг… неудивительно, что я смог управлять «Ла Салле» — я полностью втягиваюсь в это время!

Рыжий толстенький коротышка тер промасленной тряпкой колесо своего биплана.

— Мистер Джасперсон? — спросил Джо, останавливаясь перед ним.

— Да, это я, — коротышка встал, удивленно рассматривая одежду Джо. — Чем могу быть полезен?

Джо сказал, чем.

— Вы хотите отдать «Ла Салле», совершенно новую «Ла Салле», за полет до Де-Мойна? — не поверил Джасперсон. Брови его сошлись над переносицей. — Можно было бы и в оба конца, мне все равно лететь обратно… Впрочем, давайте посмотрим, что за машина. Я ничего не обещаю, я еще ничего не решил…

Они дошли до стоянки.

— Но тут нет никакой «Ла Салле», — сказал Джасперсон, озираясь.

Он был прав. Вместо «Ла Салле» стоял маленький жестяной «Форд» с брезентовым верхом. «Форд» модели «А» произволства двадцать девятого года — не имевший никакой ценности в глазах Джасперсона…

Теперь — все. Ни малейшей надежды. Он никогда не доберется до Де-Мойна. А это, как утверждал Рансайтер в том ролике — верная смерть. Ее уже встретили Венди и Эл…

Его собственная смерть стала лишь вопросом времени.

Стоит ли тянуть, подумал Джо. Он распахнул дверцу своего «форда» и сел за руль. Флакон «Убика» лежал на сиденье. Он взял его…

Это был совсем другой флакон. Бутылочка, как и машина, претерпела регресс. Бесшовная и плоская, она имела следы царапин на стенках: бутылки такого типа, Джо знал, выдувают в деревянные матрицы. Очень старое изделие: винтовая пробка, похоже, изготовлена вручную. На этикетке… Джо поднес бутылочку к глазам и прочитал текст.

Ниже шел еще текст; Джо прищурился, стараясь разобрать крошечные буковки.

Рансайтер, понял Джо. Продолжает свои садистские игры. Хочет, чтобы мы продержались еще какое-то время. Зачем? Бог его знает. Может быть, его забавляют наши страдания? Вряд ли, он не такой — насколько я его знаю…

Джо отложил бутылочку «Эликсира УБИКЬЮ», решив повременить с его использованием.

Интересно, что он имел в виду под «другим путем», подумал Джо.