"Усталая смерть" - читать интересную книгу автора (Март Михаил)

3.

Вертеп разврата работал ежедневно, у жриц любви не было выходных, девушки трудились в три смены. Чем для них была эта каторга, трудно себе представить. У многих, еще совсем юных, не сформировалась психика, и они теряли рассудок, а потом бесследно исчезали, так же как появлялись другие. Сегодня одна, а спустя какое-то время ее сменяла другая. С другой стороны, все новенькие проходили психологическую обработку, проверялись у психиатра, за ними следили гинекологи и венерологи, но медицина пока еще не научилась лечить сломанные души. Ирина не проходила тестов, и ее не осматривал психиатр. Она сознательно пошла на свою работу, и в клуб ее направили из филиала, а не заманивали обманом. Ее молоденькая соседка Оксана перенесла травму куда тяжелее. С каждым днем девушка становилась молчаливее и в конце концов совсем замкнулась в себе. В те часы, когда их не вызывали в «зал», Оксана либо спала, либо стояла у окна и тихо пела украинские песни. Хорошо пела. У Ирины часто наворачивались слезы на глаза, когда она слушала девушку. Подрубленный цветок, который увядал на глазах. Отпусти ее сейчас на все четыре стороны, так она под поезд бросится. Ходили слухи, будто в одном из коттеджей какая-то девчушка смастерила веревку из простыней и повесилась. Острых предметов в общежитии не держали, как и веревок и прочих атрибутов для самоубийства. Окна, и те были сделаны из пластика. В «зале» за девушками пристально наблюдали охранники. Был и такой случай. Одна девчонка расколола бокал от шампанского и изрезала себе лицо, чтобы стат уродкой. После этого ее никто не видел. Скандал удалось замять, но случай этот никто не забыл.

Ирина вела себя тихо. Здесь находились ее дети, и она хорошо помнила, как сутки провела в карцере. Незабываемые ощущения. И все же она жила надеждой, думала о спасении и верила в своего принца, который однажды появился, словно во сне, согрел и сказал: «Жди». Она терпеливая, она дождется. По-другому и быть не может.

Оксана никого не ждала и ни на что не надеялась.

После очередного танца, когда подвыпивший клиент измял ее стройное тело, едва не переломав хрупкие косточки, к Оксане подошел охранник.

— Иди за мной, крошка, — сказал он строгим голосом.

Девушка вздрогнула.

— Но я ничего такого не сделала!

— Не дергайся. Клиент тебя ждет в номере. Он из тех, кто не появляется в зале. Ничего с тобой не случится, кроме обычного сеанса.

Такой случай ей выпал впервые. Впрочем, какое это имеет значение.

Номер, куда ее привели, был пуст. Охранник остался за дверью. В этой комнате она еще ни разу не бывала. Помещение казалось больше, просторнее, на столике стояли цветы, шампанское, фрукты, а главное, здесь имелась еще какая-то дверь, помимо той, что ведет в ванную. Две раздвижные панели, обитые вишневым шелком.

Ждать пришлось недолго. Вскоре эти панели раздвинулись, и Оксана увидела большую кабину лифта. Порог переступил мужчина лет шестидесяти. Двери за ним автоматически закрылись. Высокий, седовласый, подтянутый и вовсе не похожий на тех рыхлотелых мешков, которыми забита половина зала. Оксана запомнила его лицо: глаза немного навыкате, пронизывающий взгляд и очень резкие, словно вырубленные из дерева, черты лица.

Впервые она его увидела, когда их привезли сюда. В тот день Оксана еще не знала, куда попала. Их вырядили в купальники, надели туфли на шпильках и вызывали по одной в кабинет. Там сидели трое мужчин и одна женщина. Этот тип был среди них главным, если судить по его тону, каким он разговаривал с остальными. Но только он единственный сидел в белом халате. Тогда она сразу решила, что этот человек врач. Было в нем что-то неприятное, отталкивающее, особенно взгляд, от которого мурашки бегали по коже. Сейчас он ей не казался таким грозным и страшным. Не хуже остальных, а то и лучше. Ей просто было наплевать, какой он. Клиент — этим все сказано.

— Адаптировалась, красавица? — спросил он низким голосом.

— Не понимаю.

— Ничего. Стерпится — слюбится. Долго я держать тебя здесь не буду. Скоро получишь свободу и много денег.

Оксана хмыкнула. Она не верила ни во что и о свободе, а уж тем более о деньгах, не думала. Обратной дороги из ада нет — эту истину она для себя усвоила очень четко.

— Я часто наблюдаю за тобой, — продолжал он, раздеваясь. — В какие-то моменты ты вызываешь восторг, а иногда отвращение. Ты неоднозначная, и это одна из самых привлекательных твоих черт.

Оксана не реагировала на слова. Когда к ней прикасался мужчина, она отключалась и вспоминала свое детство, как они объедались шелковицей, не слезая с дерева, и вечно ходили голодными. Вспоминала детский дом, путешествие в Одессу по морю, походы в театры и ночные костры с песнями.

Он повалил ее на кровать и ощупывал молодое тело, будто пытался что-то найти, случайно уроненное впопыхах. Потом его руки коснулись ее шеи, и пальцы то сжимались, то разжимались, доставляя девушке боль. Но она терпела, закрыв глаза, и ждала, когда все кончится.

Чем больше он распалялся, тем чаще и сильнее сдавливал ее горло пульсирующими движениями.

В момент оргазма он заревел, как морж, и сдавил горло с такой силой, что хрустнули шейные позвонки. Она умерла мгновенно с мыслью о восходящем над морем солнце. Если и существует рай, то ей повезло. Только фантазия Данте позволила его герою подняться из ада в рай. Оксана повторила этот путь.

Она лежала тихо и смиренно, будто спала. Ее последний в жизни клиент оделся и вновь исчез в кабине лифта.

За всей кошмарной картиной наблюдали двое по монитору. Комната, где они находились, напоминала видеостудию. Тут стояло более двух десятков мониторов и бесчисленное количество работающих видеомагнитофонов. В креслах сидели мужчина, чем-то похожий на того, за которым они только что наблюдали, но немного постарше, более полный, и женщина, которую звали Елена Андреевна Приленская. Мужчина хмурил кустистые брови, а она тихо, вполголоса говорила, склонив голову в его сторону:

— Это уже четырнадцатая, Юра. Чем это может кончиться, я не знаю.

— Ты подсчитывала? — раздраженно спросил он. — И вообще ты должна быть в филиале, а не здесь.

— Я нахожусь там, где считаю нужным. У меня дела в полном порядке, и за моими кошками есть кому присмотреть. Что касается подсчетов, то их ведет Гриша Семенов. — Она достала из сумки видеокассету и передала ее собеседнику. — Посмотри на досуге. У твоего брата развивается параноидальный синдром. Еще год-полтора, и он выйдет из-под контроля. Тогда вся система может рухнуть. Вряд ли это понравится Тихвинскому. Он вложил в дело слишком большие деньги.

— Тихвинский — мои проблемы, я сам их решать буду. Так, значит, Григорий Ефимыч ведет съемку против воли своего непосредственного начальника и копает моему брату яму? И Герман об этом не догадывается?

— Он не знает, что в его личном номере установлены камеры. А Гриша этим занимается из любви к профессии. Гэбист и в отставке остается гэбистом. Вреда он никакого причинить не может. У самого руки по локоть в крови.

— А у тебя — нет?

— Я лично никого не убиваю. Я отдаю приказы твоего брата по цепочке. Одним словом, выполняю инструкции. Таковы правила игры, которые не мной придуманы.

Наступила долгая пауза.

— Ты уверена, что Семенов не опасен? Он слишком много знает. Может, его заменить?

— На кого? Он здесь с момента строительства. Вся охрана ему подчинена. Каждая шлюха у него на учете. У него свои методы обламывать соплюшек и строптивых красоток. Весь материал отснят им лично, а операторы и монтажеры живут у него в клетках. Ни один свидетель живым из зоны не вышел. Чьи это заслуги? Германа? Нет. Гришкины. Герман здесь как сыр в масле катается. Пишет свои научные труды и душит малолеток. Возомнил себя вторым Фрейдом. Хочет издать книгу о половых извращениях и психических настроениях сексуальных маньяков. Скольких он изучил? Уйму. Где они? Трупы. Отработанный материал он уничтожает. Ему нужны новые пациенты для изучения. Но он сам того не понимает, как превращается в одного из них.

— Давно это с ним началось?

— Сейчас уже не помню. Лет пять назад. Он начал приводить к нам домой молодые парочки и платил им, чтобы они на наших глазах занимались сексом. Да, какое-то время меня это заводило. Живая порнуха на дому. Можно даже пощупать. Потом таскал лесбиянок и заставлял меня участвовать в этих оргиях. Я терпела. Как же, мой муж гений, его желание для меня закон. А он продолжал устраивать эксперименты. Когда дело дошло до того, что он привел в дом двух самцов и велел мне вступить с ними в связь, я не выдержала. Отказалась. Ты себе не представляешь, как он тогда избил меня. В нем проснулся зверь. Неделю не могла выйти на улицу. В конце концов он нашел себе более покладистую дуру, которая выполняла все его прихоти. Но и ее надолго не хватило. Теперь, я думаю, он доволен. Выбор бесконечен, но чем все это кончается, ты сам только что видел.

— Идея создания клуба принадлежит Герману, и он здесь главный. Этот факт неоспорим. Тихвинский вложил в дело миллионы. Ему нужен компромат, и он за него платит сполна. Клиенты довольны, пока их не ужалят. Мы получаем немалые доходы. Пять лет назад ты о таких деньгах и мечтать не смела, а сейчас строишь планы открыть лечебницу в Швейцарии. Язык выучила. Кому плохо? Гришке Семенову? Бывший полковник ФСБ может работать только начальником охраны в гостинице, где сейчас потеют его бывшие сослуживцы за пять сотен долларов, да ты им подбрасываешь мелочь за оборудованные номера. Дело поставлено на широкую ногу. Найди мне человека в этой стране, который сможет покатить на нас бочку. Заткнем глотку в течение часа. Мы можем снять высокопоставленных чиновников, но нас никто пальцем тронуть не посмеет.

— Не мы и не нас. Силу мы дали Тихвинскому. Захочет — сделает. А нет, то все мы погорим. Против него у нас нет защиты. Он слишком умен и хитер.

— Вот тут ты неправа, Леночка. У меня сохранился договор с Тихвинским, по которому он является подрядчиком строительства всего этого комплекса, а я — лишь руководителем проекта. Другое дело, что владеют комплексом подставные фигуры, но строил его Тихвинский. Запамятовал великий олигарх о небольшом договорчике, который у меня сохранился. И денежные обороты всей нашей кухни проходят через его банки.

— Его это банки или нет, еще доказать надо. Заказ проекта тоже не криминал. Может, он благотворительностью занимается и решил построить детский санаторий, но потом продал комплекс как слишком разорительный. И вообще речь идет не о Тихвинском. Плевать нам на него. Ты его друг, сам с ним и разбирайся. Дело в том, что в нашем собственном доме началось гниение. Смерть устала уже бегать за нашими жертвами. Мне становится страшно. Мы катимся в пропасть. Без лошадиной дозы снотворного я заснуть не могу. Что-то надо менять. Я показала тебе один пример. Ты видел своего родного брата-убийцу. Мы сами превращаемся в маньяков. Таким людям нельзя доверять крупные дела. В один прекрасный момент произойдет грандиозной силы взрыв.

— И не один, если на нас кто-то посмеет поднять руку, — с гневом в глазах произнес Юрий Емельянович Поплавский и вышел из студии.

Елена Приленская осталась одна. Она так и не нашла понимания. Больше ей негде было искать поддержки.

Женщина тупо уставилась на экран монитора. В апартаментах, где произошло убийство, вновь возникло движение.

Из лифта вышли двое мужчин в камуфляжной форме охранников, выкатывая за собой тележку. Труп девушки переложили на каталку, поправили помятую постель и загнали тележку в лифт. Комната опустела.

Кабина остановилась на подвальном этаже. Другие лифты сюда не спускались, а только служебные, расположенные в специальных помещениях. Тут, словно в лабиринте, проходили улицы, коридоры, закоулки, висели указатели и полыхал яркий свет среди глухих шершавых бетонных стен. На крупных перекрестках стояли охранники, а рядом на стене висели телефоны. Посторонние сюда не попадали, а если кто и попадал, то это были люди в униформе. По стенам и под потолком проходили коммуникации, электрокабели и трубы. В некоторых местах находились железные лестницы, ведущие вверх к люкам, которые блокировались с внутренней стороны специальными запорами.

Двое равнодушных охранников катили тележку с трупом, сворачивая то налево, то направо. Путь оказался неблизким, подземный город был не меньше того, что стоял над ними.

В конце пути опять лифт. Этот закрывался на раздвижную решетку.

Кабина подняла их на один этаж выше, и они очутились в огромной котельной, где все, как паутиной, поросло трубами разного диаметра, а несколько гигантских котлов обслуживал один человек с кошмарной, изъеденной оспинами физиономией, чумазый, раздетый по пояс, в резиновом фартуке.

Тележку подкатили к котлу, где суетился кочегар. Лица охранников покрылись потом. Такую высокую температуру можно терпеть только в сауне.

— На-ка тебе, Гаврилыч, дровишек для топки.

Кочегар глянул на лежащий труп девушки. Пересохшие губы растянулись в улыбке. Морда стала еще страшнее. У кочегара отсутствовали передние зубы и с двух сторон торчали страшные желтые клыки.

— Свеженькая? — прошепелявил Гаврилыч.

— Теплая еще. Отведаешь перед тем, как в печь кидать?

— Еще бы! Кто же мне живую-то приведет.

— Так дохлые же не подмахивают?

— Мне и так сойдет. Ладно, проваливайте, мальчики. Каталку я вам потом подниму. Остальное не ваше дело. — Он ощупал лицо девушки. — Не порченое. Все никак не могу ту порезанную забыть. Как гляну, так все желание пропадает. А эта чистенькая.

— Тебе ли жаловаться, Гаврилыч. Весь богатый ассортимент через твои руки проходит. В психушке-то таких лакомств не давали.

— Ладно-ладно, проваливайте.

— Ишь, стесняется.

Охранники засмеялись и пошли к лифту.

О чем разговаривали братья Поплавские, Елена Андреевна не знала. В том, что Юрий не передаст их разговор Герману, можно не сомневаться. Юрий — сторонник мира, а поэтому семя войны бросать в благодатную почву не станет. Ее сейчас беспокоили другие вопросы.

Григорий Ефимович ждал ее, и она пришла.

— Ну что, Елена Андреевна, видел Юрий своего полоумного братца?

— Он будет стоять за него горой, Гриша. Зря ты затеял этот показ. Как бы нам это боком не вышло.

— Может попытаться и нас с дороги убрать?

— Одно слово Тихвинскому — и все полетит к чертям собачьим. С нами разделаются в считанные минуты.

Семенов рассмеялся.

— Олигарх не пойдет на это. Он собрал достаточно материалов, и худшее, что он может сделать, так это прикрыть лавочку. Продаст весь комплекс за хорошие деньги, но скандала вокруг своей персоны не позволит. Я не верю в дружбу миллионеров. Они дружат только с деньгами.

— И все же опасность остается.

— Ладно, я подумаю, что тут можно предпринять оригинального. Таких людей на мякине не проведешь. В бытовых вопросах извращенцы прямолинейны, а посему и решение наше должно быть извращенным.

— Хорошо. Решай сам. На бабские интриги я готова, но только не на ваши, с чекистским уклоном.

— А пока будь пай-девочкой, выполняй все команды и не вызывай подозрений. Когда придет наше время, я тебя оповещу. И не приезжай больше в клуб. У тебя своя работа.

В Москву Приленская уезжала в поганом настроении.