"Золотые Реснички" - читать интересную книгу автора (Бакстер Стивен)

Стивен Бакстер Золотые Реснички

И тогда она решила: да, передышка была слишком коротка, да, ее народ изнурен холодом туннеля. Но надо двигаться вперед. Надо сражаться.


Ритмично работая плавниками, она стояла на месте и ждала, готовая вести сородичей по ледяному коридору дальше, в теплую пещеру.

Но пока другие просыпались и собирались позади Золотых Ресничек в толпу, у нее убавилось решимости. Искатель напоминал о себе тяжестью; щупальца паразита опутывали желудок, и она Знала: отростки проникли в ее мозг, в ее разум, в ее «я».

Однако все же она поплыла вперед. Показывать слабость своему народу — непозволительная роскошь, тем более в такую минуту.

— Золотые Реснички!

От толпы, расточая тепло в турбулентных потоках, отделился некто крупный, сильный. Это была Крепкие Плавники, одна из двух подруг Золотых Ресничек. Близость Крепких Плавников сразу успокоила ее.


— Золотые Реснички, я знаю: у тебя беда.

Она хотела возразить, но, приуныв еще больше, отвернулась:

— От тебя ничего не скроешь. А другие уже поняли, как думаешь?

Когда Крепкие Плавники говорила, похожие на шерсть реснички на ее животе чуть заметно подрагивали:

— Только Рожденная во Льду подозревает. А если бы и не подозревала, все равно пришлось бы ей сказать.

Рожденная во Льду была третьей в их брачной тройке.

— Крепкие Плавники, я не могу себе позволить слабость. Они плыли рядом; Крепкие Плавники перевернулась на спину, между ее щитком и телом просачивалась туннельная вода, чувствительные реснички хватали крупицы пищи и рассовывали по многочисленным ротовым отверстиям на животе.


— Золотые Реснички, я знаю, что случилось, — проговорила она. — В тебе поселился искатель, правда?

— Правда. А как ты догадалась?

— Я же тебя люблю, — ответила Крепкие Плавники. — Потому и догадалась.

Значит, тайна — уже не тайна! Новость была так же нежданна и горька, как и само недавнее открытие, что Золотые Реснички заразилась. До чего же перепугалась она, сообразив, что впереди безумие и мучительная смерть, что ей предстоит бессмысленно ползти наверх по трещинам и туннелям ледяного мира!

— Наверное, еще ранняя стадия. Сильно печет внутри… Чувствую, как искатель тянется к мозгу. Ах, Крепкие Плавники!..

— Сопротивляйся.

— Не могу. Я…

— Можешь. Ты должна!

Уже виден конец туннеля — зловещий круг мрака. Золотые Реснички ощущала манящее тепло. Где очаги, там всегда тепло. Вот он, кульминационный момент ее жизни!

Прежний очаг ее народа, источник горячей воды, остыл. Пришлось уйти, и теперь предстоит бой за новую пещеру. В этом бою они победят или погибнут.

Горячий очаг обнаружила Золотые Реснички, обыскав перед этим гигантскую сеть туннелей. Поэтому и в бой своих сородичей ведет она, и то, что в ней поселился искатель, значения сейчас не имеет.

Она собралась с духом, вернее, с тем, что от него осталось.

— Золотые Реснички, ты лучшая из нас, — замедляя ход, произнесла Крепкие Плавники. — Никогда об этом не забывай.

Золотые Реснички не ответила, лишь прижалась панцирем к панцирю Крепких Плавников.

Повернувшись, громко щелкнула жвалами. Народ понял сигнал и остановился. Взрослые загнали самых мелких детей под свои прочные щитки.

Крепкие Плавники опустилась на пол и просунула в пещеру глаз на стебельке. Разумная предосторожность: в теплых местах селятся твари, способные уловить единственную звуковую волну от пришельца.

Несколько минут Крепкие Плавники осматривала пещеру, потом, извиваясь, вдоль ледяной поверхности возвратилась к Золотым Ресничкам. Она явно колебалась. Наконец сообщила:

— Похоже, у нас неприятности.

В теле Золотых Ресничек как будто встрепенулся искатель, крепче сдавил ее внутренности:

— Что такое?

— В этой пещере уже есть жильцы. Головы.


Кеван Шоулз остановил вездеход в сотне футов от вершины террасной стены. В кабине рядом с ним сидела Ирина Ларионова в непомерно большом, с чужого плеча, скафандре. По крену вездехода она определила, что склон горы здесь не больше 40 градусов — положе, чем у лестничного марша.

Гора подверглась беспощадной эрозий. Сейчас, по сути, это всего лишь длинный пыльный холм.

— Стена кратера Чжао Мэнг-фу, — лаконично сообщил Шоулз. Радио исказило голос, придало ему металлический тембр. — Через вершину придется идти пешком.

— Пешком? — раздраженно переспросила Ирина, глядя на проводника. — Шоулз, да я за последние полутора суток и часа не спала. Дорога — девяносто миллионов миль, да пересадки, да остановки на узловых станциях… А теперь еще должна топать через этот чертов холм?

За лицевой пластиной шлема блеснули в улыбке зубы Шоулза. Наверное, прошел АС-консервацию, когда ему было лет 25, вот и щеголяет с тех пор юношеской свежестью. Да этот «юноша», поди, старше нее!

— Не волнуйтесь, вам понравится, там очень красиво, — пообещал он. — К тому же нам все равно пересаживаться.

— Это еще почему?

— Сами увидите.

Он ловко поднялся на ноги, протянул руку в перчатке и помог Ларионовой неуклюже покинуть сиденье. Когда она встала на косое днище, тяжелые ботинки больно врезались в щиколотки. Шоулз распахнул дверцу. Наружу хлынул остаточный воздух; мгновенно кристаллизовалась содержавшаяся в нем вода. Кабина была ярко освещена, а в дверном проеме Ларионова ничего не разглядела, кроме тьмы.

Проводник сошел на невидимую поверхность планеты. Ларионова кое-как выбралась наружу. Спускалась долго, хотя между дверцей и грунтом была только одна ступенька.

Но вот ее ботинки с тихим скрипом утвердились на почве. Дверца располагалась между задними колесами вездехода. Колеса, собранные из металлических ребер и тканой ленты, были широки и легки, и каждое — выше Ирины.

Проводник захлопнул дверцу, и Ларионова очутилась в кромешной мгле. Перед ней высилась фигура Шоулза — огромная человекообразная клякса на черной бумаге.

— Как самочувствие? У вас пульс учащен.

Она сразу услышала свое громкое, неровное дыхание:

— Просто немного непривычно.

— Напоминаю, у нас тут всего-навсего треть g. Ничего, привыкнете. Подождите, сейчас глаза к темноте приспособятся. Здесь спешить не надо.

Она посмотрела вверх. Глаза и правда привыкают — уже различимы звезды. Вон там два пятнышка рядом, голубое и белое. Это Земля с Луной.

Ее взору медленно и величаво открывался меркурианский ландшафт. Вездеход поднялся сюда с равнины, которая сейчас уходила вдаль от подножия террасной стены. Равнина была похожа на огромное лоскутное одеяло: сплошь котловины, гребни, барханы. Звездный свет превращал все это в мерцающие кружева.

Ларионова нашла подходящий, как ей казалось, эпитет для лика планеты: морщинистый. Сморщенный от старости.

— У этой стены высота за милю, — сообщил Шоулз. — Выше грунт довольно плотный, можно идти. Слой реголитовой пыли — дюйма два, не больше. А на равнине он может быть и десяти, и пятнадцати футов. Вот что делают с ландшафтом тысячеградусные температурные перепады за пять миллиардов лет. Поэтому у вездехода такие большие колеса.

Ларионова вспомнила, что какие-то 24 часа назад она томилась в Нью-Йорке на заседании Суперэта — шла очередная битва за субсидии. И вот она здесь: А чего стоило космическое путешествие!

— Воды Леты! — пробормотала она. — Мертвая пустыня! Шоулз насмешливо поклонился:

— Добро пожаловать на Меркурий.


Две подруги осторожно заглядывали в пещеру.

Золотые Реснички выбрала хорошее жилище. Очаг — светящаяся воронка, один из многочисленных горячих ключей — был гораздо шире, чем их прежний остывающий дом. Над очагом вихрились токи мутной, а значит, богатой пищей воды, а сама пещера была широкая, с гладкими стенами. Внизу росли коврами ресничные водоросли. Поочередно на них паслись стриголыцики, размеренно срезали растения маленькими клешнями. Время от времени среди зарослей проскальзывал упитанный ползун — безмозглое существо с трубчатым телом пошире, чем у Золотых Ресничек, и в три с лишним раза длиннее.

А вот в свой сад пожаловали головы — надменные хозяева пещеры. Золотые Реснички насчитала четыре… нет, пять… шесть жутких шлемов-черепов, а там, куда не доставал ее взор, наверняка во множестве таились другие. Одна голова, приблизившись ко входу в туннель, повернула к нему свою уродливую, раздутую физиономию.

Золотые Реснички отпрянула в глубь туннеля. Все ее реснички трепетали от страха.

Крепкие Плавники опустилась на пол, прямо в облачко пищи.

— Головы, — севшим от отчаяния голосом сказала она. — С головами надо драться!

Головы! Эти гигантские твари реагировали на тепло. Фантастически острое чутье позволяло им выслеживать и убивать свои жертвы чуть ли не в ста случаях из ста. Головы — смертельно опасный противник, подумала. Золотые Реснички. Но ее народу отступать некуда.

— Крепкие Плавники, мы проделали большой путь. И если сейчас вернемся в мерзлые, безжизненные туннели, выживут немногие. А те, кто выживет, не смогут драться, если найдем еще один очаг. Поэтому мы никуда не уйдем отсюда. Будем сражаться.

Крепкие Плавники застонала, прижимая к телу панцирь:

— И все погибнем!

Золотые Реснички старалась не замечать искателя. Тот крепчал, напоминал о себе все чаще. Но ей надо было думать не о нем, а о своем народе и предстоящей схватке.


Следом за Кеваном Шоулзом Ларионова поднималась по стене кратера. Подошвы ботинок утрамбовывали кремневую пыль. Склон был не слишком крут, и она не испытывала затруднений в пути, разве что слишком часто спотыкалась — не привыкла еще к слабой гравитаций.

Вот они достигли вершины, которая оказалась вовсе не острой. Широкая, гладкая площадка была покрыта слоем пыли — меркурианские температуры поработали на славу.

— Кратер Чжао Мэнг-фу, — сказал Шоулз. — Сто миль в поперечнике, вмещает Южный полюс Меркурия.

Кратер был настолько огромен, что даже с этой высоты невозможно было увидеть его противоположный край — он прятался за крутым изгибом поверхности планеты. Гора, на которой стояли двое людей, была лишь одной из многих; длинные цепи протянулись влево и вправо, напоминая гнилую челюсть. «Зубы» перемежались широкими, усыпанными щебнем долинами. Внизу отроги спускались на равнину.

Гневное солнце пряталось за горбом планеты, но тонкие, сложно разветвленные и переплетенные щупальца его короны поднимались над горизонтом высоко. Дно кратера тонуло во мраке, но посреди него в рассеянном молочном свете короны Ларионовой виделась островерхая скала — центральный пик. Разрывая горизонт, он вонзался в небо. На подошве горы маячило пятнышко света, чересчур яркое для этого ландшафта. База изыскателей.

— На Луну похоже, — сказала Ларионова.

Помолчав с минуту, Шоулз произнес:

— Доктор Ларионова, можно спросить, вы на Меркурии уже бывали?

— Нет. — Ее порядком раздражал небрежно-покровительственный тон Шоулза. Подумаешь, бывалый спец нашелся. — Я сюда не пейзажами любоваться прилетела, а наблюдать за строительством «Тота».

— Я только хочу сказать, что сходство между Луной и Меркурием поверхностное. После образования главных тел Солнечной системы прошло пять миллиардов лет, за это время внутренние планеты подвергались бомбардировке планетезималями. Самый мощный удар, доставшийся Меркурию, привел к образованию котловины Калорис. Но Меркурий, в отличие от Луны, был достаточно массивен, чтобы его сердцевина оставалась расплавленной. На него и позже падали космические тела, но они лишь пробивали в коре отверстия. Через пробоины выплескивалась лава, заполняла старые бассейны. Поэтому здесь ландшафт смешанного типа. Есть участки очень древние, сплошь в кратерах, и есть широкие лавовые поля с редкими молодыми воронками небольшой величины. Постепенно ядро остывало, планета уменьшалась. Она потеряла около мили радиуса.

«Как засыхающий помидор», — подумала Ларионова.

— Рельеф морфологически очень разнообразен: есть овраги и холмы, есть утесы под две мили высотой и в сотни миль протяженностью. Настоящий рай для альпиниста. А кое-где выходит природный газ, по разломам. Остаточная термальная активность. — Он повернулся к Ларионовой, свет короны превратил в сплошной блик лицевую пластину его шлема: — Так что Меркурий очень мало похож на Луну… Видите? — спросил он. — «Тот».

Ирина посмотрела, куда указывала его рука. Там, чуть выше горизонта, тлела голубая звездочка.

Ларионова увеличила изображение на лицевой пластине шлема, звезда превратилась в сложную абстрактную скульптуру из лазурных нитей в окружении роя светлячков. «Тот», вернее, его монтажная площадка.

«Тотом» называлась станция, пока еще не существующая, которую предстояло вывести на самую короткую околосолнечную орбиту. Ирина Ларионова подписала с Суперэтом контракт; в качестве инженера-консультанта она взялась наблюдать за монтажом станции. «Тот» должен будет выяснить, что происходит с Солнцем. В поведении светила недавно обнаружились аномалии. Похоже, его внутренние процессы серьезно отличаются от «штатных» компьютерных моделей. А Суперэт, свободная коалиция научных сообществ Земли и Марса, считает своим долгом изучать главнейшие проблемы человечества, такие, например, как проблема его дальнейшего существования.

Ирину Ларионову мало интересовали полумистические концепции Суперэта. Для нее главное — ее работа, а инженерных задач, в том числе самых фантастических, «Тот» сулил с избытком.

На нем соберут зонд, который нырнет в Солнце. Начиненный приборами, он будет отсылать собранные сведения на орбиту, на «Тот».

Напрягая глаза, Ларионова как будто видела лазурные штрихи — фермы из сверхпрочного строительного материала, каркас будущей станции. Вокруг каркаса — «челноки» и буксиры. Ларионова жадно всматривалась, ей не терпелось приступить к любимой работе.

Визит на Меркурий для Ирины явился неожиданностью. Главное — «Тот», а Меркурий — так, частность. Да и не понимала она, как можно рваться на Меркурий без крайней на то необходимости. Эта планета — космический мусор, безлюдный шар из железа и камня, и он слишком близок к Солнцу, строить на нем жилье — занятие чересчур хлопотное. От проекта «Тот» на Меркурий прибыли две экспедиции, но они занимаются только изысканиями, выясняют, можно ли добывать сырье и воду в этом мелком гравитационном колодце. Корабли совершили посадку на Южном полюсе, где задолго до того были обнаружены признаки водяного льда, и в котловине Калорис, огромном экваториальном кратере; там, как предполагали ученые, при падении неизвестного космического объекта в незапамятные времена поднялись к поверхности насыщенные железом лавы.

Но через несколько дней после высадки обе экспедиции сообщили на Землю об открытии аномалий.

Ларионова постучала по клавишам нарукавного пульта. Через минуту-другую на краю лицевой пластины появилось лицо Долорес By.

— Здравствуйте, Ирина, — точно комар прожужжал в замкнутом пространстве шлема.

Долорес By возглавляла партию, которая работала в Калорисе. By родилась на Марсе, была миниатюрна, как куколка; ее волосы седели, и хваленое «антистарение» не помогало. И вообще, By казалась уставшей от жизни.

— Как дела в Калорисе? — спросила Ларионова.

— Хвастать пока почти нечем. Решили начать с подробной гравиметрической съемки. Нашли объект — причину образования кратера. Мы так думаем, что это он — причина… Очень массивный, как и полагается, но… слишком маленький. В поперечнике меньше мили и чересчур плотен для планетезимали.

— Черная дыра?

— Ну что вы… Для черной дыры слишком малая плотность.

— Что же тогда? By развела руками:

— Этого, Ирина, мы пока не знаем. У самих вопросов уйма, а ответов нет. Появятся новости, свяжусь. — И отключилась.

Ларионова, стоя на освещенной солнечной короной стене кратера Чжао Мэнг-фу, попросила Кевана Шоулза рассказать о Калорисе.

— Огромный кратер, — ответил он. — Луна по сравнению с Меркурием гладкая, как яйцо. И на Луне нет ничего похожего на Волшебную страну…

— На что?

Шоулз объяснил: пять миллиардов лет назад огромный метеорит, или что-то наподобие, врезался в экватор Меркурия. На месте падения образовался Калорис — гигантский горный хребет, имеющий в плане форму кольца. Объект, вызвавший своим падением образование кратера, похоронен в недрах планеты, где-то под литосферой. Он массивен и плотен; он представляет собой гравитационную аномалию, которая помогла Меркурию синхронизировать свое вращение вокруг оси с обращением по орбите. По молодой коре планеты от Калориса разбежались ударные волны. Сфокусировались они в точке, диаметрально противоположной Калорису. Там было складкообразование, появились холмы и долины самой необыкновенной формы. Волшебная страна… Эй! Доктор Ларионова?

О черт! Невыносимо терпеть эту ухмылочку!

— Ну что? — проворчала Ирина.

Шоулз шагнул к ней и провел ладонью перед ее шлемом:

— Приглядитесь.

Она пригляделась. На фоне темного бока планеты кружились какие-то иголки, сверкали в лучах короны, отскакивали от шлема Ирины.

— Лета! Это еще что такое?

— Снег.

— Снег?! На Меркурии?


Во тьме и стуже сородичи натыкались друг на друга, на ледяные стены. Они роптали; в туннеле резонировали звуковые волны. Золотые Реснички пробиралась через толпу, задерживалась перед некоторыми, убеждала следовать за собой. Самой было очень страшно; вот-вот под напором воли искателя развеются ее воля и самоконтроль. А в конце туннеля — пещера, словно черная прожорливая пасть, а дальше — смертельно опасные головы.

Но вот наконец племя готово к бою. Золотые Реснички окинула взглядом толпу. Впрочем, это уже не толпа — все сородичи, кроме самых старых и самых малых, образовали боевое построение, перекрыв туннель от стены до стены. Она слышала, как шуршат о лед плавники и панцири.

Сородичи выглядели неважно: ослабшие, замерзшие, отупелые. Собственный замысел казался теперь ей невыполнимым. Неужто она сейчас поведет свой народ на верную смерть? Но сомневаться поздно, напомнила себе Золотые Реснички. Сородичи последуют за ней, потому что у них нет другого выхода.

Она поднялась на уровень продольной оси туннеля и громко щелкнула жвалами.

— Пришло время! — заявила Золотые Реснички. — Это самый важный миг в жизни каждого из нас! Вы должны плыть вперед! Плыть во всю мочь, плыть, чтобы остаться в живых!

И народ поплыл. Это был единый порыв; страх вмиг оказался забыт, его сменило упоение боем!

Сородичи дружно взмахнули плавниками, и из туннеля, как из бутылочного горлышка, выскочила живая пробка.

Впереди мчалась Золотые Реснички, она была военным вождем в этом походе. Догоняя ее, перед народом, перед этим тараном из плоти и хитина, несся слой холодной воды. И вот Золотые Реснички нырнула в зев пещеры!

Выплыв из туннеля, она стрелой понеслась на середину пещеры, крепко прижав к телу щиток. Золотые Реснички угодила в душное, липкое тепло — разница между температурами в туннеле и в пещере была громадной.

Наверху, над горячей пастью очага, изгибался ледяной потолок. Со всех сторон, из всех углов выскочили и устремились к Золотым Ресничкам уродливые головы.

Но из туннеля уже исторгался ее народ — живой таран. Гонимая им холодная вода обрушилась на Золотые Реснички, на головы. На этом и строился расчет Золотых Ресничек — вброс ледяной воды в пещеру вызовет резкий спад температуры, чуткие к теплу головы к такому окажутся не готовы. Они растеряются, по крайней мере на миг. И за это время народ успеет одолеть сильного врага. Золотые Реснички всей душой надеялась на это.

Она развернулась кругом, закричала своим, да так громко, что в пронизанной течениями воде встопорщились ее реснички:

— Вперед! Бей их!

И народ с воплями бросился на врага.


Кеван Шоулз вел Ларионову вниз по горному склону, в кратер Чжао Мэнг-фу. Пройдя сто ярдов, они обнаружили вездеход, похожий на тот, который оставили по другую сторону террасной стены, но с кое-какими дополнениями, судя по всему, самодельными. Между колесами на телескопических стойках держались две широкие, плоские металлические пластины.

Шоулз помог Ларионовой сесть в кабину, закачал воздух. Ирина с невыразимым облегчением сняла шлем. В кабине восхитительно пахло металлом и пластмассой. Пока Шоулз устраивался за пультом управления, Ларионова включила экран связи. Ее ждало новое сообщение от By, та хотела, чтобы Ирина прибыла в Кал ори с и своими глазами увидела находку.

Ларионова послала резкий отказ, велела Долорес By самой изучить находку и отправить материалы в кратер Чжао. By откликнулась сразу, но ответила так:

«Ирина, боюсь, вы не представляете себе всей сложности задачи».

«То есть?» — набрала на клавиатуре Ларионова. «Кажется, мы нашли артефакт».

Не веря своим глазам, Ларионова смотрела на экран. Артефакт! Какое короткое слово — и как много в нем скрыто! Она помассировала переносицу — боль распространялась от висков вокруг глазниц. Поспать бы… Шоулз включил двигатель, вездеход запрыгал вниз по склону. Впереди поджидал жутковатый мрак.

— Это настоящий, водяной снег, — произнес вдруг Шоулз. — Вы, наверное, знаете: меркурианский год длится сто семьдесят шесть земных суток. И за это время планета совершает всего полтора оборота вокруг своей оси…

— Я знаю.

— Днем солнце испаряет воду из трещин в горных породах, и она уходит в атмосферу…

— Что еще за атмосфера?

— А говорите, что знаете… Атмосфера Меркурия состоит в основном из гелия и водорода, и давление на уровне моря — одна миллиардная земного.

— Как же эти газы не уходят из гравитационного колодца?

— Уходят, — ответил Шоулз. — Но атмосфера пополняется за счет солнечного ветра. Магнитосфера улавливает частицы солнечного вещества. У Меркурия очень солидное магнитное поле. Это благодаря крупному железному ядру, оно…

Ларионова перестала слушать Шоулза. Подумать только: воздух от солнечного ветра, снег на Южном полюсе… Похоже, Меркурий поинтереснее, чем она думала.

— Водяные пары рассеиваются над освещенным полушарием, — продолжал Шоулз. — Но на Южном полюсе есть кратер Чжао Мэнг-фу, и он захватывает сам полюс. Ось вращения Меркурия не имеет наклона, потому и сезонов нет. И дно кратера Чжао постоянно находится в тени.

— И выпадает снег.

— И выпадает снег.

Шоулз остановил машину и набрал на клавиатуре команду. Загудела гидравлика, Ларионова услышала негромкий скрежет, затем вездеход поднялся примерно на фут и снова двинулся вперед. Теперь он ехал гораздо мягче, и это сопровождалось шелестом.

— Вы полозья опустили, — догадалась Ларионова. — Мы на санках!

— Голь на выдумки хитра, — весело ответил Шоулз. — Пара полозьев, гидравлика, сопла Вернье со списанного буксира…

— Удивительно другое — что здесь достаточно снега для такой езды.

— Ну, может, снежок не густо сыплется, зато — пять миллиардов лет кряду. Доктор Ларионова, между прочим, в кратере Чжао есть замерзший океан. Это гигантская льдина, ее даже с Земли заметили.

Ларионова неловко повернулась, чтобы посмотреть в заднее окно. В свете задних фар виднелись следы от полозьев, они забирались на склон. Оголенный полозьями лед ярко блестел в сиянии звезд.

«Боже мой, — подумала Ларионова, — катаюсь на санках! На Меркурии!»


Склон выполаживался, сливался с равниной. Шоулз поднял полозья — на горизонтальной поверхности реголитовая пыль обеспечивала хорошее сцепление широких колес вездехода со льдом. До центра кратера оставалось 50 миль, но машина ехала быстро.

Ларионова пила кофе и рассматривала через окна ландшафт. Отсюда солнечная корона выглядела серебристой и была ярка, как Луна. Центральный пик нависал над горизонтом, похожий на приближающийся по морю корабль. Ледяное дно Чжао Мэнг-фу, хоть и испещренное кратерами и покрытое вездесущей реголитовой пылью, было значительно глаже, чем равнина за пределами кратера.

Вездеход остановился на краю обширного лагеря, у подножия центрального пика. Здешняя пыль была перемешана колесами вездеходов и соплами буксиров; полупрозрачные надувные купола уютно лучились желтоватым светом, освещали окрестности. Виднелись буровые вышки, и кое-где во льду зияли большие скважины.

С помощью Шоулза Ларионова вышла из машины.

— Провожу вас до вашей палатки, — сказал он. — Вы, наверное, освежиться захотите, перед тем как…

— А где Диксон?

Шоулз махнул рукой на буровую:

— Там был, когда я уезжал.

— Значит, мне туда.

Фрэнк Диксон возглавлял экспедицию. Он встретил Ларионову снаружи и пригласил в молочно-белый купол возле буровой вышки. Шоулз побрел в лагерь — раздобыть еды.

В куполе Ларионова увидела пару кресел, рабочий стол с пультом, полевой туалет. Диксон оказался американцем — тучным, хмурым. Когда снял шлем, на широкой шее Ларионова увидела грязную полосу. От его одежды шел едкий дух.

Должно быть, Диксон много часов безвылазно провел на буровой. Он достал из набедренного кармана скафандра плоскую фляжку.

— Выпить хотите? Шотландское.

— Конечно, хочу.

Диксон наполнил колпачок от фляги и подал Ларионовой, а сам глотнул из горлышка.

Виски обожгло Ирине рот и горло, но усталость сняло как рукой.

— Отлично. Но к нему бы льда. Диксон ухмыльнулся:

— Чего-чего, а льда у нас навалом. Вообще-то мы уже пробовали виски с меркурианским льдом. Он очень чистый. От жажды, Ирина, мы не умрем.

— Фрэнк, расскажите, что вы тут нашли.

Диксон сел на край стола, штанины скафандра натянулись на его толстых ляжках:

— Проблему, Ирина. Мы нашли проблему.

— Ну, это я уже слышала.

— Как бы не пришлось убираться с планеты. Власти Солнечной системы, вместе с учеными и политиками, с потрохами нас сожрут, попробуй мы добывать тут полезные ископаемые. Я хотел вам об этом сказать, прежде чем…

Усталость вернулась разом, вместе с ней раздражение.

— Эта проблема к «Тоту» отношения не имеет, — перебила Ирина. — А значит, не имеет отношения ко мне. Если нужна вода, обратитесь в Суперэт, чтобы притащили сюда из Пояса астероидов большую льдину. Фрэнк, объясните, почему вы заставляете меня терять время?

Диксон надолго приложился к фляжке, а потом посмотрел на Ларионову в упор:

— Ирина, тут есть жизнь. В этом мерзлом океане есть жизнь. Я вам покажу. Глотните.


Образец находился в ящике. Ящик стоял возле рабочего стола.

Открывшееся глазам Ирины существо походило на ленту пестрого мяса. В длину — фута три. Тварь была раздавлена, похоже, мертва. Плоть испещрили осколки чего-то прозрачного, вероятно, раковины. Они блестели, как кристаллики льда.

— Мы его нашли на глубине две тысячи ярдов. «Интересно, как выглядело это существо, когда было живым и подвижным?» — подумала Ларионова.

— Фрэнк, для меня это ровным счетом ничего не значит. Я же не биолог.

Он хмыкнул и проворчал:

— Я тоже. В моей экспедиции биологов нет; Да и кто мог ожидать, что на Меркурии обнаружится жизнь? — Его пальцы в перчатках нажимали на клавиши. — Но у нас есть медтехника, в том числе диагностическая, и с ее помощью мы получили реконструкцию. Это существо мы назвали меркуриком.

Пространство на фут от стола заполнилось виртуальной объемной картинкой. Реконструкция вращалась. Меркурик имел форму узкого конуса, сужаясь от широкой, плоской головы к хвосту. На гладкой «морде», расположенные симметрично вокруг безгубой пасти, три глубокие впадины — глаза? Может, какие-нибудь звукоулавливатели? Как еще объяснить параболический профиль? Изо рта торчат жвала — как клещи. На хвосте вокруг отверстия (анального?) — три плавника. Туловище окружено прозрачным панцирем, внутри этой трубки видны ряды крошечных волосков. Волоски гибкие и очень чувствительные, судя по тому, как они подрагивают. На панцире — узор, но он едва различим.

— Вы уверены, что он именно такой?

— Какая тут уверенность… Но мы сделали, что могли. Будь у нас ваши полномочия, отправили бы на Землю все сведения о нем, и пускай разбираются те, кому за это деньги платят…

— О Лета! — тяжело вздохнула Ларионова. — Фрэнк, он на рыбу похож. Такое впечатление, будто плавать умеет. Прямые линии, хвост…

Диксон почесал коротко остриженный затылок, но ничего не сказал.

— Но ведь мы же не на Гавайях, а на Меркурии. Диксон показал вниз, на пыльный пол:

— Ирина, там не все замерзло. В ледяной шапке есть полости. Наши приборы показывают…

— Полости?

— С водой. Под кратером пара миль льда. У выходов глубинной энергии он плавится. А тектоника тут — будьте-нате! Подвижек и разломов хватает, потому и тепла выходит достаточно. Им есть где поплескаться, — кивнул он на меркурика. — Возможно, наш приятель и правда водоплавающий. — Он нажал что-то на пульте, и меркурик принялся извиваться и махать плавниками. — Тут возникла мысль, что он пропускал воду между телом и панцирем. А все эти волоски — чтобы отлавливать пищу. По всему туловищу у него крошечные ротовые отверстия. Видите? — Он переключил режим демонстрации, кожа меркурика сделалась прозрачной, и Ларионова увидела внутренние органы. — Желудка как такового нет, но его заменяет вот эта длинная пищеварительная трубка, от головы до ануса.

Ларионова увидела нечто вроде паутины между органами, вокруг всего пищеварительного тракта.

— Обратите внимание на поверхность органов. Ларионова пригляделась. У трубок, что сгрудились вокруг пищеварительного тракта, поверхность была сложной, складчатой.

— И что?

— Не заметили, да? Это же извилины! Как на поверхности мозга. Возможно, перед нами — эквивалент нервной ткани.

«Дура! — упрекнула себя Ларионова. — Надо было хорошенько биологию учить!»

— А что за сетка вокруг органов? Диксон беспомощно развел руками:

— Этого, Ирина, мы не поняли. Как-то она не вяжется со всей прочей анатомией. Но посмотрите вот сюда, здесь сетка сгущается. Есть предположение, что это какой-то паразит, вроде плоского червя. А нити — щупальца… ну, рудиментарные конечности.

Подавшись вперед, Ларионова разглядела, что «щупальца» погружены в «мозговые» трубки. Она содрогнулась. Если это паразит, не позавидуешь его добыче. Что, если «червь» влияет на поведение меркурика?

Диксон вернул картинку в прежний режим.

Испытывая тяжелое чувство, Ларионова разглядывала панцирь. Крошечные треугольники на нем были выстроены в сложный узор.

— А это что такое?

Диксон мрачно посмотрел на нее.

— Я боялся, что вы об этом спросите.

— Ну и?

— Ирина, мы думаем, это искусственный рисунок. Настоящая татуировка, резьба по кости. Возможно, жвала поработали. Это письмо, что-то вроде пиктографии. Информацию содержит.

— Воды Леты! — воскликнула Ларионова.

— Вот-вот… Это умная рыбка.


Торжествующий народ собрался вокруг нового, дышащего теплом очага. Сородичи отдыхали после тяжелого похода, залечивали боевые раны и без опаски гуляли над садами ресничных водорослей, вылавливая крупицы пищи. Они одержали великую победу. Головы частью перебиты, частью загнаны в лабиринт туннелей. Крепкие Плавники даже обнаружила их главное гнездо — оно пряталось под соляным полом пещеры. Своими острыми жвалами Крепкие Плавники перещелкала больше десятка маленьких голов.

Золотые Реснички держалась от очага в стороне. Она плавала вдоль стены, кормилась тем, что попадалось на пути. Да, она героиня. Но чужое внимание сейчас невыносимо. Восторги и похвалы сородичей, теплота их тел ничего, кроме боли, не дают. Сейчас ей нужна только простая, суровая стужа.

Золотые Реснички прислушивалась к своим ощущениям, пыталась определить, как широко распространилась болезнь.

Искатель — это загадка. Никому не известно, почему он заставляет свою жертву бежать от сородичей, хорониться во льду. Какой в этом смысл? Когда гибнет переносчик, гибнет и искатель. Возможно, вовсе не лед нужен этим созданиям, подумала Золотые Реснички. Возможно, они слепо ищут нечто, находящееся за льдом…

Но ведь за льдом ничего нет. Пещеры — это полости в бескрайнем и вечном мировом льду.

Золотые Реснички с ужасом представила, как она пробивает, прогрызает себе путь наверх. Неужели ей суждено расстаться с жизнью на этом бессмысленном пути? Как она ненавидела поселившегося в ней искателя! Как ненавидела за предательство собственное тело!

— Золотые Реснички!

Вздрогнув От неожиданности, она развернулась и инстинктивно прижала щиток к телу. И увидела Крепкие Плавники и Рожденную во Льду.

Появление в этом глухом углу пещеры двух теплых знакомых тел только всколыхнуло одиночество Золотых Ресничек. Хвостом вперед она отплыла от подруг, царапая щитком ледяную стену.

Рожденная во Льду нерешительно двинулась следом:

— Мы за тебя волнуемся.

— Ни к чему, — буркнула Золотые Реснички. — Возвращайтесь к очагу, а меня оставьте в покое.

— Нет! — тихо возразила Крепкие Плавники.

В отчаянии, в бессильном гневе Золотые Реснички вскричала:

— Крепкие Плавники! Ты же знаешь, что со мной! Во мне искатель! И никто не в силах мне помочь.

Но их тела прижались к ней. Как страстно желала она распахнуть панцирь, принять тепло подруг!

— Золотые Реснички, мы знаем, что предстоит расставание, — произнесла Рожденная во Льду так тихо, будто у нее почти пропал дар речи. В тройке она была самой нежной, самой любящей, самой теплой…

— И что?

Крепкие Плавники раскрыла щиток:

— Мы снова хотим быть тройкой!

И тут Золотые Реснички, охваченная любовью и нежностью, увидела, что у Крепких Плавников увеличен яйцеклад. Одна из трех изогамет развилась в зародыш. Родится малыш. Но Золотым Ресничкам не суждено увидеть, как ее дитя вырастет и станет разумным.

— Нет! — Ее реснички спазматически сжались, когда ротовые отверстия в муке исторгали это слово.

Внезапно тепло подруг стало тяжелым, душным. Скорее выбраться из этой тюрьмы! Разум наполнился картинами чистого, холодного льда. Наверх, наверх!

— Золотые Реснички! Подожди! Куда ты?!

Но она не слушала. Она пронеслась вдоль стены, нырнула в туннель, в холодную стоячую воду.

— Золотые Реснички! Золотые Реснички!..

Она плыла куда глаза глядят, из туннеля в туннель, не береглась ледяных выступов, хотя при каждом таком ударе ее панцирь мог треснуть. Она плыла все дальше и дальше, и вскоре родные голоса навсегда остались внизу.


— Ирина, мы раскопали артефакт больше чем наполовину, — сообщила Долорес By. — Странная штука, очень похожа на корпус корабля.

— Образец взяли?

— Нет. Материал слишком твердый, разрезать нечем. Ирина, то, что мы здесь обнаружили, совершенно необъяснимо.

Ларионова устало вздохнула, глядя в лицо на экране:

— Все равно, Долорес, попробуйте объяснить.

— Кажется, мы имеем дело с принципом запрета Паули. По этому принципу две частицы с полуцелым спином не могут находиться в одном и том же квантовом состоянии. Атом может иметь определенный уровень энергии только при определенном числе электронов. При добавлении электронов образуется сложная зарядная оболочка вокруг атомного ядра. Из принципа Паули вытекает, что химические свойства вещества обусловлены зарядом электронной оболочки атома.

Но принцип Паули не применим к фотонам, следовательно, два фотона могут находиться в одном и том же квантовом состоянии. Благодаря этому открытию был создан лазер, он испускает миллиарды когерентных фотонов с одинаковыми квантовыми свойствами.

Ирина, что будет, если отменить принцип запрета для барионной материи?

— Это невозможно, — тотчас отозвалась Ларионова.

— Разумеется, невозможно, — кивнула By. — И все-таки попытайтесь представить.

Ларионова нахмурилась:

— Ну… электронные оболочки атомов развалятся.

— Вот именно. И все электроны вернутся в свое исходное состояние. Химические реакции будут невозможны. Молекулы коллапсируют, атомы провалятся друг в друга, освободив при этом огромную энергию связи. В итоге получится сверхплотная субстанция. Абсолютно инертное, невероятно прочное вещество. Чтобы разделять «непаул невские» атомы, необходима чудовищная энергия. Идеальный материал для корпуса звездолета, вы не находите?

— Нет, это все фантазии, — вяло возразила Ларионова. — Принципа Паули не отменить.

— Да кто же спорит? — вздохнула Долорес By.


Ларионова, Диксон и Шоулз сидели на складных стульях в полупрозрачном куполе, Пили кофе.

— Если ваш меркурик такой умный, как его угораздило застрять во льду? — обратилась к Диксону Ларионова.

Тот пожал плечами:

— Похоже, зона его обитания находится гораздо глубже. Такое впечатление, что он намеренно пробирался к поверхности океана по трещинам и проталинам. Чем объяснить такое стремление, каким эволюционным резоном? Меркурик шел на верную смерть.

— Да. — Ларионова массировала виски и думала о паразите в теле меркурика. — Может, это как-то связано с его «червем»? Некоторые паразиты, я слышала, воздействуют на поведение своих переносчиков.

Шоулз нажимал на клавиши, выводил на экран текст и рисунки. Их отсветы играли на его лице.

— Да, это правда. А некоторые паразиты меняют переносчиков. Подчиняясь воле такого «наездника», жертва даже позволяет себя съесть.

У Диксона скривилось широкое лицо:

— Лета!

— «Плоский червь трематода паразитирует на некоторых разновидностях муравья, — неторопливо читал Шоулз. — Червь может заставить своего переносчика забраться на травинку и намертво вцепиться в нее челюстями, и ждать, когда его вместе с травой съест овца. После этого трематода заражает овцу».

— Ладно, — махнул рукой Диксон. — Но чего ради паразит заставляет меркурика пробираться к поверхности замерзшего океана? Когда гибнет переносчик, гибнет и паразит. Бессмыслица.

— А тут кругом сплошная бессмыслица, — сказала Ларионова. — Во-первых, само существование жизни в ледовых пещерах. Там же света нет! Как вашим меркурикам удается выжить в миле подо льдом?

Шоулз закинул ногу на ногу и почесал щиколотку:

— Я тут покопался в компьютерной библиотеке, прошел ускоренный курс биологии. Есть версия…

— Излагайте.

— Пещера существуют благодаря выходам глубинного тепла. Эти выходы — ключ ко всему. На мой взгляд, строение дна кратера Чжао похоже на земной Срединно-Атлантический хребет. Там на глубине мили жизни нет, так как пища, добираясь туда из верхних, богатых слоев воды, проходит через такое количество кишечников, что теряет всякую энергетическую ценность. Но вдоль хребта, где сталкиваются океанические плиты, есть выходы геотермальной энергии, точь-в-точь как на дне Чжао. На Земле эта энергия поддерживает жизнь в маленьких колониях, рассеянных вдоль Срединно-Атлантического хребта. Там бьют кипятком ключи, там пускает пузыри остывающая лава, там живые существа получают необходимые им химикалии: сульфиды меди, цинка, свинца, железа. Тепла там хватает, а ведь тепло — это одно из главных условий существования жизни.

— Хм… — Ларионова закрыла глаза, пытаясь вообразить во глубине меркурианских льдов карманы с нагретой водой, пышные ковры водорослей вокруг богатых минералами подводных ключей и пасущихся меркуриков. Неужели это возможно?

— И долго такой ключ действует? — спросил Диксон.

— На Земле, в зоне Срединно-Атлантического хребта, десятка два лет, а сколько здесь — неизвестно.

— А что случится, когда остынет ключ? — спросила Ларионова. — Пещерному мирку придет конец, так ведь? Он просто вымерзнет.

— Возможно, — согласился Шоулз. — Но ключи на склонах Срединно-Атлантического хребта расположены цепочками. Что, если здешний лед пронизан коридорами талой воды, по которым мигрируют меркурики?

Подумав над этим, Ларионова отрицательно покачала головой:

— Не верю.

— Почему?

— Не понимаю, как вообще здесь могла развиться жизнь. На Земле вода древних океанов имела сложный химический состав, и бывали электрические бури, и…

— Ну, по-моему, здесь повлиял совсем другой фактор, — перебил Шоулз.

Ларионова метнула в него убийственный взгляд. А Шоулз — вот ведь каналья! — снова ухмылялся.

— То есть? — буркнула она.

— Дело вот в чем, — невозмутимо продолжал Шоулз. — На Меркурии мы обнаружили две аномалии. Во-первых, жизнь на Южном полюсе, у нас под ногами, во-вторых, артефакт в Калорисе. Напрашивается мысль, что эти аномалии связаны друг с другом. Давайте строить гипотезы.


Целую вечность она прогрызалась, проламывалась сквозь неподатливый лёд. Панцирь истончился от трения о стены, тело превратилось в одну сплошную рану — между ним и щитком приходилось пропускать ледяное крошево. Нежные реснички погибали сотнями. И чем выше она проникала, тем тверже был лед. Еще никогда в жизни Золотые Реснички так не мерзла. Она теперь даже не чувствовала боли, когда задевала животом и плавниками ледяные выступы. Она подозревала, что позади нее вода в туннеле уже превратилась в лед, а скоро и она сама окоченеет в этой западне. Оставленный ею позади мир с пещерами, очагами, подругами, детьми вспоминался редко и казался давним сладким сном. Все казалось теперь сном, кроме твердого льда перед жвалами и неугомонного искателя в теле.

Бескрайние льды высасывали последнее тепло, последние силы. А искателю все мало — гонит Золотые Реснички все выше и выше, в беспредельную ледовую мглу.

Но что это? Невероятно — наверху что-то есть! Оно движется навстречу, кроша лед!

Золотые Реснички замерла в своей расселине.


— Пять миллиардов лет назад, кода Солнечная система была совсем молода, — говорил Кеван Шоулз, — и кора Земли и других внутренних планет калечилась при столкновениях с остатками планетного роя, сюда прибыл корабль. Межзвездный, быть может, даже сверхсветовой.

— Корабль? — спросила Ларионова. — Откуда?

— Ну, я не бог, чтобы на такие вопросы отвечать. Но ясно, что корабль был велик, с малую планету, а то и покрупнее. Наверняка это было чудо технологии, с корпусом из описанного Долорес сверхплотного вещества.

— Гм… продолжай.

— И тут случилась катастрофа.

— Что за катастрофа?

— Да откуда же мне знать? Может, напоролся на астероид или планетоид. Короче говоря, корабль рухнул на Меркурий.

— Правильно, — кивнул, жадно глядя на Шоулза, Диксон. Американец смахивал на зачарованного сказкой малыша.

— В результате появился Калорис.

— Послушайте, давайте будем серьезны, — перебила Ларионова.

Диксон перевел взгляд на нее:

— Ирина, это был удар необычный. Исключительной силы, даже для того времени, когда на планеты сыпались довольно крупные космические тела. Диаметр Калориса — сто восемьдесят миль. На Земле кратер занял бы пространство от Нью-Йорка до Чикаго.

— И что, при таком ударе кто-то мог выжить? Шоулз пожал плечами:

— Возможно, у пришельцев была какая-то инерционная защита. Да как тут узнаешь? В общем, корабль потерпел аварию, но сверхплотный корпус выдержал и утонул в планете. Экипаж оказался в ловушке. Естественно, он искал путь к спасению. Думал о том, как выжить на Меркурии.

— Я понял! — воскликнул Диксон. — Единственная подходящая среда обитания нашлась в Чжао Мэнг-фу. Ледяная шапка!

— Точно! — рубанул ладонью воздух Шоулз. — Возможно, пришельцы были вынуждены дать потомство, совсем не похожее на них самих. Другое при здешних условиях не выжило бы. Допускаю, что звездолетчики немного видоизменили планету. Создали горячие ключи, чтобы во льду появились необходимые для жизни проталины. Следовательно… — Он многозначительно умолк.

— Следовательно?

— Существо, которое мы добыли во льду, — потомок тех древних звездолетчиков. Ему подобные сейчас плавают в море Чжао Мэнг-фу.

Шоулз умолк, пристально глядя на Ларионову. А она смотрела в свою чашку с кофе.

— Потомок пришельцев? Через пять миллиардов лет? Шоулз, на Земле от появления первых одноклеточных прокариотов прошло всего три с половиной миллиарда лет. И на Земле периоды появления или возникновения филюмов — таксономических типов — в десятки раз короче срока существования котловины Калорис. Да за такие периоды организмы видоизменяются до неузнаваемости. Как же ухитрились сохранить первозданный облик ваши меркурики?

На лице Шоулза отразилась неуверенность:

— Ну, возможно, они все-таки эволюционировали, и существенно, — предположил он. — Просто нашему глазу эти изменения не видны. К примеру, червь-паразит может быть гадким потомком какого-нибудь безобидного животного, привезенного звездолетчиками.

Диксон почесал шею в том месте, где темнел след грязного воротника:

— Все-таки остается непонятным, зачем меркурику пробиваться наверх.

Шоулз глотнул остывшего кофе и заявил:

— У меня и на этот счет есть идея.

— Так и знала, — уныло произнесла Ларионова.

— Стремление выбраться на поверхность — это атавистическая тяга к звездам.

— Что-о?!

Шоулз смутился еще больше, но все же пояснил:

— Внедренная расовая память заставляет меркуриков искать свою потерянную родину. А почему бы и нет?

Ларионова фыркнула:

— Кеван Шоулз, да вы романтик!

На экране высветилась строка. Диксон наклонился, ответил на вызов и принял сообщение. Затем посмотрел на Ларионову, его луноподобное лицо оживилось:

— Ирина, найден второй меркурик.

— Целый?

— Более того! — Диксон встал и потянулся за шлемом: — Еще живой.


Меркурик лежал на присыпанном пылью льду. Вокруг столпились люди в скафандрах, темные лицевые пластины делали всех одинаковыми.

Ларионова увидела живой, точнее, умирающий организм конической формы, сплошь покрытый багровыми ссадинами. Из замерзающей плоти торчали осколки прозрачного щитка. Под ними конвульсивно вытягивались, содрогались уцелевшие реснички. Цвету них был совсем не такой, как у реконструкции Диксона. Желтоватые, почти золотистые нити.

Диксон быстро сказал несколько фраз своим людям, затем подошел к Ларионовой и Шоулзу:

— Спасти его не удастся. Похоже, не выдержал перепада давлений и температур, когда мы добурились до его щели. Разорваны внутренние органы…

— Подумать только! — Кеван Шоулз стоял рядом с Диксоном, сцепив руки за спиной. — Под нами, наверное, миллионы этих организмов, и никуда им не деться из пещер и туннелей. Ну на сколько может уйти такой от жидкого слоя? Ярдов на сто, не больше.

Ларионова опустилась на колени, придавив сетку обогревателя между слоями ткани, и заглянула в мутнеющие глаза — звукоулавливатели? — меркурика. Тот раскрыл грозные острые жвала и сомкнул, не издав при этом ни звука. Ей вдруг захотелось протянуть руку в перчатке и дотронуться до израненного бока этого животного… нет, разумного существа, чья раса, наверное, совершила межзвездное путешествие и пять миллиардов лет провела в ледовом плену для того, чтобы встретиться с ней, Ириной Ларионовой…

И все же ее не оставляло подозрение, что изящная гипотеза Шоулза ошибочна. Очень уж грубо скроен организм меркурика. Разве может быть таким потомок вышедшей в космос расы? У хозяев лежащего в Калорисе корабля наверняка имелись средства, чтобы создать кого-нибудь посложнее и поэстетичнее. Диксон недавно говорил, что у этого существа нет никаких конечностей, даже рудиментарных.

«Рудиментарные конечности, — вспомнила она. — О Лета!»

— Доктор Ларионова, что с вами? Она задумчиво посмотрела на Шоулза;

— Кеван, я вас романтиком назвала. Но сейчас думаю, что вы правы почти во всем. Почти, но не совсем. Помните, вы предположили, что паразит влияет на поведение меркурика, заставляет его двигаться к поверхности.

— И что?

Вот тут Ларионова все поняла:

— Я не думаю, что меркурик произошел от звездолетчиков. Но его интеллект, вероятно, развивался здесь, под чужим воздействием. Скорее всего это потомок какого-то животного, привезенного на корабле. Ручная зверушка, мясная скотина… да хоть желудочная бактерия. За пять миллиардов лет кто угодно мог превратиться в кого угодно. И в борьбе за место у недолговечных горячих ключей стимулов для развития ума было предостаточно.

— Ну а сами звездолетчики? — спросил Шоулз. — С ними-то что сталось? Погибли?

— Нет, — ответила Ларионова. — Нет, вряд ли. Но они тоже значительно эволюционировали. То есть, наоборот, регрессировали. Потеряли ко всему интерес. Только одно сохранилось в них за все эти бесчисленные годы: тяга к возвращению на поверхность ледяной толщи, а когда-нибудь, возможно, и на родные звезды. Эта тяга пережила даже утрату самого сознания. В незапамятные времена последний реликт разума превратился в глубинную биохимическую установку: вернуться домой. Подчиняясь этой внутренней команде, существа, некогда разумные, а сейчас — безмозглые паразиты, селятся в телах меркуриков.

Золотистые реснички меркурика встрепенулись в судороге, которая пробежала по всему обледенелому телу. Больше он не шевелился.

Ларионова встала. Обогреватель не помог — колени и лодыжки одеревенели от стужи.

— Пошли, — сказала она Шоулзу и Диксону. — Рекомендую сворачивать базу, и как можно скорее. Теперь это заповедник для ученых, и скоро сюда градом посыплются университетские экспедиции.

Диксон набычился:

— А чем прикажете «Тот» снабжать?

— Чем снабжать? Обращусь в Суперэт. Есть на примете ледяной астероид…

«Ну вот, — подумала она, — наконец-то можно поспать. А потом снова за работу».

В сопровождении Шоулза и Диксона она побрела по тонкому слою пыли к жилому куполу.


Золотые Реснички чувствовала животом лед. Но над ней льда не было, и не было воды. Было лишь бескрайнее ничто, в котором без всякого эха тонули отчаянные импульсы слепых глаз.

Поразительно, невероятно! Она выбралась из льда! Разве может такое быть? Наверное, она попала в огромную пещеру; потолок слишком далеко, вот и пропадает эхо… Ведь мир — это бесчисленные ярусы пещер, соединенных друг с другом бесконечной сетью туннелей…

Так это или не так, ей уже не узнать. По телу разливается смертное тепло. Сознание тает, как лед, и утекает по сужающемуся туннелю памяти.