Экономическая библиотека	ЭКОНОМИКА 2000	http://e2000.kyiv.org

Джон Кеннет Гэлбрейт. "Экономические теории и цели общества"

Часть I. Дебри Глава I Функции экономической системы и экономической теории Глава II Неоклассическая модель Глава III Неоклассическая модель II: Государство Глава IV Потребление и концепция домашнего хозяйства Глава V Общая теория высокого уровня развития Часть II. Рыночная система Глава VI Услуги и рыночная система Глава VII Рыночная система и искусство Глава VIII Самоэксплуатация и эксплуатация Часть III. Планирующая система Глава IX Природа коллективного разума Глава X Как используется власть: защитные цели Глава XI Положительные цели Глава XII Как устанавливаются цены Глава XIII Издержки, контракты, координация и цели империализма Глава XIV Убеждение и власть Глава XV Новая экономическая теория технического прогресса Глава XVI Источники государственной политики: итоги Глава XVII Межнациональная система Часть IV. Две системы Глава XVIII Нестабильность и две системы Глава XIX Инфляция и две системы Глава XX Экономическая теория тревоги: проверка Часть V. Общая теория реформы Глава XXI Негативная стратегия экономической реформы Глава XXII Раскрепощение мнений Глава XXIII Справедливая организация домаш-него хозяйства и ее последствия Глава XXIV Раскрепощение государства Глава XXV Политика для рыночной системы Глава XXVI Равенство в планирующей системе Глава XXVII Социалистический императив Глава XXVIII Окружающая среда Глава XXIX Государство и общество Глава XXX Финансовая, кредитно-денежная поли-тика и меры контроля Глава XXXI Координация, планирование и пер-спектива


По укоренившемуся мнению назначение экономической системы, на первый взгляд, кажется впол­не очевидным. Оно состоит в том, чтобы производить мате­риальные блага и оказывать услуги, которые нужны людям. При отсутствии такой системы, т. е. системы, которая про­изводит продукты питания, перерабатывает, упаковывает и распределяет их, производит ткань и изготавливает одежду, строит дома, обставляет их мебелью, предоставляет услу­ги в области образования и медицины, обеспечивает закон и порядок, организует национальную оборону, жизнь была бы трудной. Такова ее функция. Наилучшая эконо­мическая система - это та, которая максимально обеспе­чивает людей тем, в чем они больше всего нуждаются. Хотя этот взгляд широко распространен в учебниках, он является, пожалуй, слишком упрощенным. За послед­ние сто лет множество экономических задач стало выпол­няться организациями - промышленными корпорациями, электроэнергетическими предприятиями коммунального пользования, авиакомпаниями, системами розничных ма­газинов, телевизионными сетями, государственными бюро­кратическими учреждениями. Некоторые из этих органи­заций очень велики; и едва ли кто-нибудь усомнится в том, что они обладают властью, т. е. могут управлять действиями отдельных лиц и государства. Всякий согла­сится, что они управляют этими действиями в своих собст­венных интересах, т. е. в интересах тех, кто благодаря членству или праву собственности участвует в данном предприятии. Возможно, что в силу какого-то невероятного стечения обстоятельств или сознательных усилий эти интересы в основном совпадают с интересами обществен­ности. Если же такое стечение обстоятельств или целена­правленные усилия отсутствуют, то нет ничего удивитель­ного в том, что преследуются интересы организаций, а не общественности. При таком подходе функция экономической системы больше не кажется простой, по крайней мере для тех, кто хочет видеть реальное положение вещей. Частично эко­номическая система служит отдельному человеку. Но ча­стично она, как мы теперь видим, служит интересам своих собственных организаций. «Дженерал моторс» существу­ет, чтобы обслуживать общество. Но «Дженерал моторс» также, или даже вместо этого, служит самой себе. Мало кому такое утверждение покажется резко противореча­щим здравому смыслу. А для многих оно будет триви­альным. Такое утверждение примечательно лишь тем, что оно не соответствует основному тезису экономической теории в ее традиционном изложении. При более тщатель­ном подходе оно становится именно тривиальным. В этом случае возникает стремление выявить интересы, которые преследуют гигантские организации, пути их осуществле­ния и последствия для общества.

2 Новое понимание функции экономической системы влечет за собой и новую точку зрения на функцию эко­номической теории. До тех пор, пока предполагалось, что экономическая система осуществляет свою деятельность в интересах отдельного человека, подчинена его нуждам и желаниям, можно было предполагать, что функция эко­номической теории состоит в объяснении процесса, по­средством которого это происходит. Экономисты, подобно другим ученым, обожают такие определения предмета их науки, в которых подразумевается его глубокое и универ­сальное значение. Наиболее знаменитое из этих определе­ний утверждает, что экономика является «наукой, которая изучает поведение людей как связь между целями и огра­ниченными средствами, имеющими альтернативные пути применения» [L. Bobbins, An Essay on the Nature and Significance of Economic Science, 2d ed., London, Macmillan, 1935, p. 16.]. Крупнейший современный авторитет фор­мулирует это несколько проще: «О том, как... мы изби­раем пути использования ограниченных производствен­ных ресурсов, имеющих альтернативные способы приме­нения, для достижения поставленных целей» [P. A. Samuelson, Economics, 8th ed.. New York, McGrow, 1970, p. 13.]. Эти определения кажутся превосходными До своей прямоте. Люди принимают решения о том, что они будут иметь; фирмы решают, как наилучшим образом выпол­нить эти решения. Экономическая теория изучает поведе­ние людей, вовлеченных в этот процесс. Она является наукой именно потому, что у нее нет никакой иной зада­чи, кроме понимания этого поведения. Но если допускается, что организации, принимающие участие в этом процессе, обладают властью, что обеспе­чиваются именно их интересы и люди подчиняются этим интересам, то даже наиболее благодушные неизбежно за­дадут вопрос: а не может ли так случиться, что экономи­ческая теория тоже служит интересам организаций? Ор­ганизации обладают властью. Могут ли они не оказывать влияния на научную дисциплину, которая изучает их самих и процесс осуществления ими своей власти? Не мо­гут ли только что приведенные определения быть шир­мой для этой власти? Такие вопросы совершенно оправданны. Экономичес­кая теория создает у людей представление об их экономическом обществе. Такое представление заметно влияет на их поведение и на их отношение к организациям, кото­рые составляют экономическую систему. Если в картине общества, создаваемой экономической теорией, товары или капитал, труд и материалы, с помощью которых они про­изводятся, представлены в качестве дефицитных, то это имеет место только потому, что товары играют важную роль - это точка опоры, от которой зависят благососто­яние и счастье. Таким образом, процесс, в котором изго­товляются блага, становится делом особой социальной важности. Огромное значение в этом случае придается организациям, которые производят товары, а те, кто уп­равляет и руководит этими организациями, обладают большим престижем. Приходится прилагать огромные усилия для доказательства правомочности действий, будь то любое регулирующее мероприятие правительства, лю­бой налог, любое решение профсоюза, которые похожи на вмешательство в производство, по крайней мере так ут­верждают лица, которых они затрагивают. Представление о влиянии выбора имеет еще более важные последствия. Оно означает, что процесс выбора - решение приобрести данный продукт, отказаться от дру­гого - есть то, что в совокупности управляет экономической системой. И если выбор общественности есть источ­ник власти, то организации, из которых состоит экономи­ческая система, не могут обладать ею. Они лишь инстру­менты, в конечном счете удовлетворяющие этот выбор. Возможно, самая старая и определенно самая мудрая стратегия для осуществления власти - эхо отрицать факт обладания ею Монархи, включая наиболее жестоких де­спотов, издавна представляли себя простым отражением божественной воли. Затем это подтверждалось господству­ющей религией. В результате поведение монархов, каким бы скандальным, расточительным и губительным для здо­ровья, жизни, жизненных условий и общественной благо­пристойности оно ни было, не могло подвергаться сомне­нию, по крайней мере истинным верующим. Оно служило высшей воле. Современный политик увековечивает тот же инстинкт, когда он объясняет, хотя и неубедительно, что он всего лишь инструмент своих избирателей, что стремится не к осуществлению своих предпочтений, а к общему благу. Явно удалившаяся от религии, экономи­ческая теория, особенно потому, что существует видимая возможность выбора на рынке, тоже изображает коммер­ческую фирму служительницей высшего божества. В ре­зультате фирма не отвечает или несет лишь минимальную ответственность за свод, действия. Она реагирует на боже­ственную волю рынка. Если продукты, которые она производит, или услуги, которые она оказывает, никчемны или смертоносны, причиняют ущерб воздуху, воде, земле или нарушают нормальную жизнь, то не следует винить фирму. Все это отражает выбор общественности. Если люди введены в заблуждение, то это потому, что они сами предпочитают самообман. Если поведение в экономиче­ской сфере кажется иногда неразумным, то это потому, что неразумны люди. Факт нежелательного с социаль­ной точки зрения использования организациями власти в их собственных интересах, таким образом, как злой дух изгоняется или его почти удается изгнать из формальной экономической мысли. Когда в действительности имеет место такое проявление власти, сразу видно, насколько удобна такая непоколебимая вера и сколь выгодно ее насаждение. Насаждение полезных верований особенно важно вви­ду способа, которым осуществляется власть в современной экономической системе. Он состоит, как отмечалось, в том, чтобы побуждать человека отказаться от целей, к которым он обычно стремится, и осуществлять цели другого лица или организации. Имеется несколько способов добиться этого. Угрозы физических страданий - тюрьмы, кнута, пытки электрическим током - относятся к древней тради­ции. Так же обстоит дело и с экономическими лишения­ми - голодом, позором нищеты, если человек не хочет работать по найму и тем самым принять цели работода­теля. Все большее значение приобретает убеждение, кото­рое состоит в изменении мнения человека таким образом, чтобы он согласился, что интересы другого лица или ор­ганизации выше его собственных. Дело обстоит именно так, поскольку в современном обществе физическое насилие хотя и одобряется до сих пор многими в принци­пе, на практике наталкивается на неодобрение. Кроме то­го, с ростом доходов люди становятся менее уязвимы в отношении угрозы экономических лишений. Соответствен­но убеждение (в формах, которые будут рассмотрены в дальнейшем) превращается в основной инструмент осуществления власти. Для этого жизненно важное значение имеет существование представлений об экономической жизни, которые были бы близки представлениям органи­заций, осуществляющих власть. То же самое относится и к процессу обучения, посредством которого насаждаются такие взгляды. Он или просто направлен па убеждение людей, что цели организации фактически полностью сов­падают с их собственными целями, или подготавливает почву для такого убеждения. Представление об экономи­ческой жизни, при котором люди рассматриваются в ка­честве инструментов для осуществления целей организа­ции, было бы гораздо менее полезно и удобно. Содействие, которое экономическая теория оказывает осуществлению власти, можно назвать ее инструменталь­ной функцией в том смысле, что она служит не понима­нию или улучшению экономической системы, а целям тех, кто обладает властью в этой системе. Частично такое содействие состоит в обучении ежегод­но нескольких сот тысяч студентов. При всей его неэф­фективности такое обучение насаждает неточный, но все же действенный комплекс идей среди многих, а может быть большинства, из тех, кто подвергается его воздей­ствию. Их побуждают соглашаться с вещами, которые они в ином случае стали бы критиковать; критические настроения, которые могли бы оказать воздействие на экономи­ческую жизнь, переключаются на другие, более безопас­ные области. Это оказывает огромное влияние непосредственно на тех, кто берется давать указания и выступать по экономическим вопросам. Хотя принятое представление об экономике общества не совпадает с реальностью, оно существует. В таком виде оно используется как замени­тель реальности для законодателей, государственных слу­жащих, журналистов, телевизионных комментаторов, про­фессиональных пророков - фактически всех, кто высту­пает, пишет и принимает меры по экономическим вопросам. Такое представление помогает определить их реакцию на экономическую систему; помогает установить нор­мы поведения и деятельности - в работе, потреблении, сбережении, налогообложении, регулировании, которое они считают либо хорошим, либо плохим. Для всех, чьи интересы таким образом защищаются, это весьма полезно. Мою настоящую работу многие сочтут менее полезной. В ней старательно обходится инструментальная функция экономической теории и происходит возврат к более древ­ней, более традиционной, более научной, объясняющей функции, заключающейся в стремлении понять реальное положение вещей.

3 Что касается первопричин инструментальной функции экономической теории, то, конечно, не следует ничего при­писывать тайному заговору и лишь немногое можно объ­яснить умыслом. Экономисты не раболепствуют преднаме­ренно перед сильными экономического мира. Лишь немно­гие сознательно стараются приспособиться. Скорее всего, преобладающие экономические интересы - это нормаль­ное и общепринятое в обществе мнение. То, что оно одоб­ряет и находит удобным, представляет собой разумную политику. То, что оно не одобряет или находит затрудни­тельным, может быть интересным или впечатляющим, но не является надежным руководством для серьезных мне­ний или действий. Как и у других людей, у экономистов есть чутье на то, что заслуживает доверия, серьезно и достойно уважения. Именно через определение того, что является серьезным и достойным, и проявляются главным образом экономические интересы. Инструментальная функция экономической теории - это во многом побочный продукт ее истории. Так получи­лось, что представление о предшествующем экономиче­ском обществе превосходно служит инструментальным це­лям более позднего общества. Было лишь необходимо оставаться верным старой истине и твердить о ее неиз­менности. Экономическая теория сформировалась как на­учная дисциплина в то время, когда деловые предприятия были невелики по размерам и просты по своей структуре, а сельское хозяйство поглощало большую часть произво­дительной энергии людей. Фирмы реагировали на изме­нение издержек производства и на изменение рыночных цен. Они подчинялись тому, что диктовал рынок. Теория отражала этот факт. Со временем теория была несколько изменена с тем, чтобы учитывать существование монопо­лии, или, точнее, олигополии, но осталась в плену у своих начальных представлений. Конкурентоспособная фирма продолжала считаться центральным звеном. И член оли­гополии тоже реагирует на рыночные колебания и вынуж­ден поступать так, поскольку он односторонне стремится к максимуму прибыли. Таким образом, рынок и в силу этого потребитель остаются полновластными хозяевами. Выбор потребителя продолжает управлять абсолютно всем. В результате экономическая теория незаметно пре­вратилась в ширму, прикрывающую власть корпорации. Этим процессом никто не управлял. То, что казалось сдер­жанным интеллектуальным консерватизмом, стало мощ­ной опорой экономических интересов. К этому мы еще вернемся. . Однако инструментальная роль экономики не являет­ся чем-то неизменным. В последнее время наблюдается острое недовольство, особенно среди молодых экономистов. Представление, которое столь долго доминировало в академических курсах, формировало теоретические по­строения, маскировало проявление экономического, со­циального и политического влияния производящих орга­низаций, подвергалось общей критике. То, что было не­когда экономической теорией и было приемлемо, стало теперь «неоклассической экономической теорией» - тер­мин, явно намекающий на устарелость. Для этого мятежа имелось несколько причин. В опре­деленной степени власть, защищаемая этой моделью, ста­ла слишком явной, и попытки маскировать ее оказались недостойными для интеллектуала. Имеются также все более угрожающие последствия процесса осуществления власти. Людей можно убеждать, и ученые могут убеждать себя сами, что компании «Дже­нерал моторс» или «Дженерал дайнэмикс» реагируют на потребности общества, пока осуществление их власти не угрожает существованию общества. Убеждение становится мeнеe успешным, когда возникает сомнение в возможности выжить в условиях порожденной ими гонки вооружений или необходимости дышать отравленным ими воз­духом. Подобным же образом, когда существует нехватка жилищ и медицинской помощи, а мужские деодоранты имеются в изобилии, представления о благожелательном отношении к общественным нуждам начинают трещать по швам. Изменение характера университетов также оказало определенное влияние. За последние десятилетия под вли­янием потребностей промышленности произошло очень большое увеличение их размеров и усложнение структу­ры. В результате достигнутых размеров и влияния - сча­стливый парадокс - они становятся все более независи­мой силой. Некогда диссиденту угрожали наказания; его можно было выявить и уволить. А теперь он просто от­казывается от почтительных аплодисментов. Такое может вынести и человек умеренной храбрости. Не остается по­чти никаких сомнений, что революции, как правило, совершаются в Америке в такой момент истории, когда они становятся сравнительно безопасными. Так обстоит дело и с этой революцией.

4 В экономической системе организация развивается очень неравномерно. Она достигает наибольшего размера в таких отраслях, как средства связи и автомобильная промышленность, а наивысшая техническая сложность и наиболее тесная связь с государством имеют место в про­изводстве оружия. В сельском хозяйстве, жилищном строительстве, услугах, ремесленном производстве, менее организованных формах подпольного бизнеса коммерческая фирма остается сравнительно простой. Эти различия при­водят к очень большим различиям во власти и, следова­тельно, в социальных последствиях. Компании «Форд», «Шелл» и «Проктер и Гэмбл» пользуются большой вла­стью. У отдельного фермера такой власти нет; у стро­ительной фирмы ее очень мало. Эти различия в свою оче­редь в значительной мере определяют, как работает экономическая система и для кого. Здесь, а не в первона­чальных капризах вкусов потребителей общества кроется объяснение высокого уровня развития автомобильной про­мышленности, системы скоростных автодорог и оружия и низкого уровня развития жилищного строительства, здравоохранения и пищевой промышленности. Следовательно, подход к экономической системе как единому целому не может быть плодотворным. В идеаль­ном случае ее следует рассматривать как непрерывную цепь организаций, которая в условиях США начинается от простейшей борющейся за существование семейной фермы и простирается до «Америкэн телефон энд теле­граф» и «Дженерал моторc», а в других промышлен­ных странах - от отдельного крестьянина до компании «Фольксваген». Однако классификация, даже если она содержит произвольные элементы, есть первый шаг к ясности. При небольших издержках многое прояс­няется при разделении коммерческих организаций на две категории - тех, которые пользуются полным набором инструментов власти -над ценами, издержками, постав­щиками, потребителями, обществом и правительством, - и тех, которые им не владеют. Поэтому в четвертой главе мы описываем эту двойственную модель современ­ной экономики. Но сначала необходимо ясно представить себе основные свойства господствующей, или неокласси­ческой, системы. Мы должны знать те оковы, которые стремимся сбросить.

Смысл изучения экономической теории не в том, чтобы получить набор готовых ответов на экономические вопросы, а в том, чтобы на­учиться не попадаться на удочку к экономистам.

Джоан Робинсон Экономисты называют общепринятую ин­терпретацию несоциалистической экономической системы неоклассической моделью. Представители других отраслей науки называют ее экономической теорией. Ее принципи­альные истоки восходят к книге Адама Смита «Богатство наций», вышедшей в 1776 г. Двухсотая годовщина этой выдающейся книги совпадает с двухсотлетием Соединен­ных Штатов. Двухсотпятидесятилетие со дня рождения А. Смита только что отмечалось в городе Кирколди. В первой половине прошлого столетия идеи А. Смита подверглись дальнейшему развитию Давидом Рикардо, То­масом Мальтусом, Джеймсом и в особенности Джоном Стюартом Миллем и получили название классической си­стемы. В последней четверти XIX в. австрийские, англий­ские и американские экономисты дополнили теорию так называемым маржинальным анализом, и это в конце кон­цов привело к замене термина «классическая экономиче­ская теория» термином «неоклассическая экономическая теория». В 30-е годы XX в. были внесены еще две важ­ные поправки. До этого предполагалось, что рынки обслу­живаются множеством фирм, каждая из которых произ­водит незначительную долю совокупного продукта. Все подчинялись рыночной цене, которую не контролировал никто. Монополии тоже существовали, но они считались крайним исключением. Однако оказалось, что на многих рынках могут господствовать несколько фирм, коллективно осуществляющих власть, которая прежде ассоциирова­лась с монополией. Это была олигополия. А после выхода в свет и широкого признания «Общей теории» Кейнса [Дж. М. Кейнс. Общая теория занятости процента и денег, М., Госэкономиздат, 1948.] система больше не считается саморегулирующейся. Толь­ко активное вмешательство государства может поддержи­вать экономику на уровне полной или почти полной заня­тости и обеспечивать ее неуклонный рост. Кроме того, за последние сорок лет неоклассическая система была в значительной мере усовершенствована. Фактически она стала столь разнообразной и специали­зированной, что ни один экономист не может претендо­вать на большее, чем знание лишь отдельной ее части. В значительной степени неоклассическая система теперь существует ради усовершенствований, которые она претер­певает, - они стали целью сами по себе. Но усовершен­ствования не оказывают влияния на основную суть этой теории и даже не касаются ее. Она считается, пусть даже субъективно, имеющей окончательную форму.

2 Суть неоклассической системы сводится к тому, что люди, используя свой доход, полученный главным обра­зом от их производительной деятельности, выражают свои желания путем распределения этого дохода между раз­личными благами и услугами, к которым они имеют до­ступ на рынках. С точки зрения только что упомянутого маржинального анализа они стремятся таким образом рас­пределить свой доход, чтобы удовлетворение, получа­емое от последней единицы затрат на какую-нибудь цель, было равно удовлетворению от затрат на любую другую цель. В этой точке удовлетворение и даже счастье дости­гают максимума. Желания отдельного человека не под­вергаются критике, их происхождение глубоко не изуча­ется. Хотя, без сомнения, они формируются под влиянием данной культуры, эти желания тем. не менее являются выражением его личности и воли, где они берут свое на­чало. Этим дело и ограничивается. Упомянутое выше выражение воли отдельного чело­века передается рынком производителю наряду с анало­гичным выражением воли других людей. Там, где имеется сильное желание, сильной будет и готовность тратить деньги. И цены рынка установятся на соответствующем уровне. Там, где желание умеренно, умеренными будут цены. С точки зрения неоклассической модели мотива­ция производителя происходит исключительно за счет перспективы получения прибыли, которую он стремится максимизировать за неопределенный период времени. Из­менения цен являются сигналом для этого мотива. К по­лучателям передаваемой таким образом информации отно­сятся производители - те, кто может расширить или сок­ратить свое производство, и те, кто может начать его или полностью прекратить. Эти действия представляют собой реакцию, которая гарантирует, что производство в конечном счете подчинено интересам отдельного чело­века. Информация также поступает от производителя на рынок и к потребителю. Она, однако, не имеет аналогич­ного распорядительного характера, а представляет собой, скорее, сведения, на основе которых отдельный человек, или потребитель, изменяет свои инструкции производите­лю. Если происходят изменения в технических условиях производства, которые снижают издержки, то норма при­были фирмы-производителя возрастает. Старые и новые производители будут реагировать на эту благоприятную возможность путем расширения производства, вследствие чего цены упадут. Это будет сигналом отдельному потре­бителю, что ему следовало бы пересмотреть распределение его расходов в соответствии с новой благоприятной воз­можностью для повышения степени своего удовлетворе­ния. Если он так поступает, то тем самым в свою очередь информирует производителя о своей воле. В формальной теории не делается особого упора на том факте, что определяющее воздействие исходит от по­требителя. Предметом рассмотрения является аппарат, с помощью которого информация передается от потреби­теля производителю. Не делается каких-либо выводов о свойствах этого механизма; ведь интересуются не тем, хороши или плохи пишущая машинка или уборочный комбайн, а тем, как и насколько хорошо они работают. Однако моральное оправдание системы в очень большой мере зависит от источника, определяющего воздействие, которое исходит от отдельного человека. Таким образом, экономическая система отдает себя в полное распоряжение индивидуального потребителя. Эта экономическая теория близка к политической теории, которая отдает гражданину как избирателю решающую власть над производ­ством общественных благ [Однако такая теория разработана гораздо меньше. Власть Индивида на потребительских рынках выражена в формальных моделях. Что же касается государства, то эта проблема остается предметом риторики и субъективного мнения. С XVIII в. «про­цветает экономическая теория, основанная на подсчетах инди­видуальной полезности, тогда как политическая теория, опираю­щаяся на такие же вычисления, отсутствует...» (см.: Б. Т. Наеfele, A Utility Theory of Representative Government, The Ame­rican Economic Review, vol. 6,i, №. .3, pt. 1, 1971, June, p. 350).], т.е. над решением, тратить ли больше средств на образование либо на вооружение или освоение космоса. Эти теории - политическая и эко­номическая-служат основой для более широкой карти­ны демократического (или по крайней мере неавторитар­ного) общества, которое всесторонне подчинено в конеч­ном итоге воле отдельных личностей. Занимая командное положение, индивид не может находиться в конфликте с политической экономической системой, т. е. с тем, чем он командует.

з Контроль со стороны отдельной личности-потребите­ля и гражданина - над экономической системой не озна­чает, что власть распределена равномерно. Общепризнано, что гражданин, голосующий на выборах десять раз, обладает, при прочих равных условиях, в десять раз боль­шей властью, чем гражданин, голосующий только один раз. То же самое происходит в более общем случае, когда человек контролирует десять голосов по сравнению с чело­веком, у которого имеется только свой собственный голос. Аналогичным образом человек, расходующий 70 тыс. долл. в год, на рынке имеет в десять раз большую власть над тем, что производится, чем человек, который расхо­дует в год 7 тыс. долл. С точки зрения демократических идеалов это недостаток. Но все-таки власть пока при­надлежит отдельной личности. Только в осуществле­нии этой власти некоторые из них более «равны», чем другие. Кроме того, в первоначальном, или классическом, вари­анте, неоклассической. модели различия во власти, связан­ные с различиями в расходуемом доходе, имели тенденцию к саморегулированию. Поскольку на каждом рынке существовало множество производителей (исключитель­ный случай возникновения монополии не учитывался), никто не был в силах повлиять на общую для всех цену. Если бы современный производитель зерна или мяса наз­начил цену, превышающую существующую рыночную це­ну, это привело бы к потере всех разумных покупателей. Кто же будет платить сверх рыночной цены, если сущест­вует возможность получить все, что необходимо, по этой рыночной цене? Назначать цену ниже рыночной, когда все можно продать по этой цене, было бы просто безуми­ем. Зачем брать меньше, когда можно получить больше? Поскольку объем продукции, выпускаемой каждым произ­водителем, был очень мал по сравнению с общим выпу­ском, никто не подсчитывал, какое влияние имеют на рынок его производство и продажи. Если цены и прибыли и тем самым доход были особенно высокими, то у неко­торых или даже у всех производителей появлялся стимул для расширения производства. У других, как уже отмеча­лось, появлялся стимул заняться данным бизнесом, по­скольку считалось, что фирмы невелики, а необходимый для их создания капитал вполне доступен по своим раз­мерам. Расширение производства понижает рыночную цену, которую никто не контролирует, а тем самым получаемую прибыль и доход. Это в свою очередь уменьшает власть, т. е. покупательную силу, которой производитель распо­лагает, выступая в качестве потребителя. Таким образом, не только контроль принадлежал в конечном счете отдель­ной личности, но, кроме того, в систему была встроена мощная сила конкуренции, которая действовала в сторону ограничения или выравнивания доходов и, следовательно, в сторону демократизации этого контроля.

4 К 30-м годам тезис о существовании конкуренции между многими фирмами, которые неизбежно являются мел­кими и выступают на каждом рынке, стал несостоятель­ным. С конца прошлого столетия гигантская корпорация становится все более характерной чертой делового мира. Ее влияние признавалось везде, кроме экономических учебников. И даже наиболее несерьезные исследователи сталкивались с трудностями, пытаясь скрыть от себя тот факт, что рынки стали, автомобилей, резиновых изделий, химических товаров, алюминия и других цветных метал­лов, электробытовых приборов, сельскохозяйственных ма­шин, большинства пищевых продуктов промышленного изготовления, мыла, табака, ядохимикатов и других важ­нейших изделий поделены не между множеством мелких производителей, каждый из которых не имеет власти над своими ценами, а между горсткой производителей, в зна­чительной мере обладающих такой властью. Соответствен­но была модифицирована неоклассическая модель с тем, чтобы включать и случай, когда рынки поделены двумя, тремя, четырьмя или более, как правило, очень крупными производителями. Промежуточное положение между конкуренцией многих и монополией одной фирмы стала зани­мать олигополия нескольких фирм. Олигополия была признана в качестве нормальной формы рыночной орга­низации, хотя вначале это делалось неохотно [Решающую роль в этом направлении сыграли книги Э. Чемберлииа (см.: Э. Чемберлин, Теория монополистической кон­куренции, М., ИЛ, 1959) и Дж. Робинсон (см.: J. Robinson, The Economics of Imperfect Competition, London, Macmillan, 1933), хотя кое-что было сделано более ранними авторами, особенно Пьеро Сраффа из Кембриджского университета.]. Однако такая поправка не внесла столь значительных изменений, как это предполагали в тот период и счита­ют теперь. Существовало мнение, что структура коммер­ческой фирмы не изменилась, как не изменилась и ее мотивация. «Фирма является отправной точкой для кон­цепции, положенной в основу общепринятой теории. В скрытой форме, а иногда и прямо предполагается, что фирмой управляет отдельный собственник, который стре­мится к максимуму прибыли» [М. S h u b i с, A Curmudgeon's Guide to Microeconomics, The Journal of Economic Literature, vol. 8, № 2, 1970, June, p. 41.]. Новым явилось то, что фирма приобретает способность устанавливать цены на свои изделия и услуги. Установленная таким образом одной фирмой цена оказывает влияние на цену, которая может быть установлена другой фирмой на то же изделие. Сознавая это, каждая фирма думает об общих интересах отрасли, т. е. о цене, которая приемлема для всех. Моти­вация не меняется - это та цена, которая будет максимизировать доход. Таким образом, в неоклассической модели предполагается, что олигополия достигает такого же результата, что и монополия (хотя, возможно, и не полно­стью, в силу недостаточной информации и некоторых не­оправданных расходов по реализации). Вместо одной фирмы, максимизирующей свои доходы от продажи продук­ции, небольшое число фирм максимизирует разделяемые между ними поступления. Все фирмы - это очень важ­ный момент - остаются в распоряжении потребителя. Во­ля потребителя, выражающаяся в увеличении или умень­шении закупок, все еще передается на рынок. Она все еще является определяющим воздействием, на которое реагируют фирмы и отрасль. Это воздействие указывает им, где они могут найти наивысшую возможную прибыль, которая является их единственным стремлением. Таким образом, контроль все еще остается у потребителя. Прибыли олигополии выше, чем это необходимо, и процесс конкуренции, который возвращает их и образу­ющиеся в результате доходы к нормальному уровню, на­рушается. В силу этого система больше не обладает тен­денцией к выравниванию доходов, как это имело место в прошлом. А поскольку цены выше, чем это нужно, производство, а стало быть, инвестиции и занятость там, где имеется олигополия (и монополия), ниже, чем в иде­альном случае [Не ниже, чем они были бы при конкуренции, о чем часто говорится в учебниках. При конкуренции имелось бы множество мелких фирм с различной технологией и разными функциями затрат. Поэтому невозможно знать, будет ли конкурентное равно­весие находиться на более высоком или более низком уровне выпуска, инвестиций и занятости. Результат монополии нельзя поэтому сравнивать с результатом конкуренции. Такое сравнение часто делается экономистами и оправдывается, так сказать, ка­жущимся моральным превосходством конкуренции.]. Но решающий социальный, политический и моральный факторы системы, обусловленные ее подчи­нением в конечном счете воле отдельной личности, оста­ются неизменными» [Понятие конкурентного рынка также является весьма жи­вучим. «...Экономисты видят в рынке свободной конкуренции и его ценообразующем механизме особенно эффективный способ выражения индивидуального выбора... Свободный выбор и кон­куренция, выражающиеся в решениях о купле-продаже, часто имеют примечательное свойство давать социальные результаты, которые нельзя улучшить вмешательством государства. В то же время для рынка характерно множество дефектов и недостатков, которые требуют вмешательства государства. Изыскивая пути устранения этих недостатков, экономист бывает поистине счаст­лив, когда он может предложить государственную политику, ко­торая направлена на совершенствование рынка, а не на отмену или обход его» (см.: A. Okun, The Political Economy of Prospe­rity, Washington, The Brookings Institution, 1970, pp. 5-6).]. Неравенство, возникающее в результате существова­ния монополии и олигополии, распространяется на срав­нительно узкий круг людей и в силу этого в принципе может быть исправлено вмешательством государства. Ра­бочие не принимают участия в дележе монопольных при­былей, так как у монополиста нет никакого стимула пла­тить за рабочую силу выше общего уровня. Если бы в монополизированном секторе зарплата и в самом деле оказалась бы выше, то прилив рабочих весьма быстро привел бы к ее снижению до общего уровня. Таким обра­зом, чрезмерные доходы получал бы только владелец. Достаточно высокий подоходный налог мог бы стать под­ходящей мерой в отношении такого владельца. Следует отметить, что, хотя сторонники неоклассиче­ской системы долгое время в принципе решительно осуж­дали монополистические и, стало быть, патологические тенденции олигополии, они никогда не предпринимали против них ничего серьезного на практике. У больного был рак, но его не оперировали. До того как в 30-х годах понятие «монополии» было расширено и стало включать понятие «олигополии», бесспорные примеры существования монополий встречались редко. В отраслях промышленно­сти с большим объемом производства с уверенностью можно указать лишь на «Алюминиум компани оф Амери­ка». В более ранний период разговоры о регулировании, обобществлении или расчленении монополии не были пол­ностью лишены оснований. Но как только олигополия ста­ла признаваться в качестве доминирующей рыночной формы, такие меры были бы равноценны социализации, регулированию и расчленению фирм, которые составляют основную часть экономической системы. Это уже не про­сто мера, а революция. Экономисты не революционеры, а учебники по экономике - это не революционные тракта­ты. К тому же мотивация фирмы изменилась, хотя в от­ношении крупной организации такое изменение не при­знавалось. Этот вопрос будет рассмотрен несколько ниже. Недостаточное использование ресурсов уступило место их относительной перегрузке. Экономисты же на словах продолжали поддерживать антитрестовские законы; законы продолжали пользоваться страстной поддержкой юристов. Но самая ценная услуга как экономистов, так и юристов состояла, как мы увидим ниже, в том, что они направили критику крупных корпораций по безопасному для корпо­раций пути. В неоклассической модели предполагается также, что фирма полностью подчиняется государству. Государствен­ное управление в экономической сфере соответствует по­требностям общества в целом, а не коммерческой фирмы. Многочисленные услуги (подготовка квалифицированной рабочей силы, содействие техническому прогрессу, созда­ние сети автомобильных дорог, в которых нуждается про­мышленность) оказываются в соответствии с наиболее важными потребностями общества. То же самое имеет место и в отношении продуктов и услуг, которые про­даются государству; они, т. е. оружие, его разработка, другие исследования и разработки, помощь в освоении космоса, являются отражением законодательного и в ко­нечном счете гражданского выбора. Гражданину принадлежат окончательные решения как об общем объеме, так и о конкретных видах общественных услуг. Мы перехо­дим к рассмотрению этих проблем.

С неоклассической моделью отождествля­ется неоклассическое представление о государстве. Эконо­мическая система функционирует в соответствии с волей, диктуемой рынком, а в конечном итоге волей потребителя. В тех случаях, когда по той или иной причине ответная реакция на это воздействие оказывается недостаточной или несовершенной, может возникнуть необходимость, что­бы правительство скорректировало такое воздействие или дополнило ответную реакцию системы таким образом, что­бы она лучше соответствовала общественным интересам. Фирмы хорошо реагируют на воздействие рынка и потре­бителя, когда дело касается героина, массажа и канцерогенных веществ. Такая реакция не считается желатель­ной с социальной точки зрения, морально оправданной и здоровой, и соответственно воздействие рынка пресекает­ся. Имеется ряд услуг, например национальная оборона, образование, защита людей и собственности, в отношении которых нельзя с уверенностью полагаться на рынок. Здесь тоже должно действовать государство. Существует, однако, укоренившийся неоклассический тезис, что большинство экономических задач будет выпол­нено в соответствии с требованиями рыночного механиз­ма. Государство играет дополняющую и регулирующую роль, и предполагается, что сторонники государственного вмешательства должны еще представить доказательства в обоснование своей позиции. По крайней мере еще совсем недавно считалось, что задачи, выполняемые государством, бесспорно, второстепенны по своим масштабам по срав­нению с задачами, которые выполняются частными фир­мами в ответ на требования рынка. Если не считать отдельных неоправданных и случай­ных исключений, государство по мнению неоклассической теории стоит над экономической деятельностью, и в осо­бенности оно стоит выше влияния или власти отдельной коммерческой фирмы, которая подчинена рынку и, таким образом, потребителю. Будучи ограниченной подобным об­разом, фирма не может быть доминирующей силой по от­ношению к государству. А государство, подчиняясь воле гражданина и избирателя, не может быть ответственным перед кем-либо иным. Существует, однако, некоторое исключение. Вполне ес­тественно, что коммерческая фирма стремится оказывать влияние на рынок, который в противном случае ее пора­ботит. Она может стремиться к ведению тарифов, кото­рые сократят предложение и тем самым поднимут цены на ее рынках, либо она будет добиваться, чтобы прави­тельство поддержало своими закупками уровень ее цен. Она может стремиться к тому, чтобы правительство запретило использование каких-либо изобретений, посколь­ку создается угроза появления на рынке изделий лучше­го качества по той же цене или аналогичных, но более дешевых изделий. Фирма может рассчитывать на под­держку или молчаливое согласие со стороны правительст­ва в деле поглощения своих конкурентов и обретения, таким образом контроля над ценами. Экономисты нео­классической школы крайне отрицательно относятся к та­рифам, поддержанию уровня цен, созданию препятствий на пути использования технических изобретений, ко все­му, что напоминает правительственную поддержку или молчаливое согласие с деятельностью монополии. Все эти меры, связанные с вмешательством в рыночный механизм ради отдельной фирмы, являются классическими приема­ми привлечения общественной поддержки с целью обе­спечения частных' интересов. Неоклассическая модель верна своим исходным поло­жениям даже в том, что она игнорирует. Как мы только что отмечали, считалось, что государство играет незначи­тельную, относительно подчиненную роль в экономике в целом. Оно не являлось крупным покупателем. Услуги государства, хотя и имеющие общее значение для эконо­мического развития, не были (в форме содействия иссле­дованиям и разработкам или создания сети автомобиль­ных дорог) решающими для развития конкретных отраслей. Влияние частной фирмы па правительство в том, что касается закупок ее продукции и оказания необ­ходимых услуг, не имеющее глубоких исторических кор­ней, не подвергалось серьезному рассмотрению. Так об­стоит дело и в настоящее время.

2 За последние полстолетия в неоклассический образ государства были внесены изменения с тем, чтобы среди функций государства нашлось место потребности в осу­ществлении общего руководства экономикой. Такое руко­водство тоже рассматривается как стоящее выше конкрет­ных экономических интересов и отражающее общие ин­тересы общества. До Великой Депрессии 30-х годов - десятилетия, ко­торое оставило глубокий отпечаток на всех областях экономической мысли, - экономическая система рассмат­ривалась всеми неоклассическими направлениями как саморегулирующаяся, точнее, самокорректирующаяся. Могли иметь место временные нарушения в функциони­ровании, но основная тенденция системы состояла в ис­пользовании всех имеющихся в наличии и желающих добросовестно трудиться рабочих, чтобы достигнуть при­близительно максимального объема выпуска. Это проис­ходило потому, что произведенная продукция обеспечи­вала доход, на который покупалась эта продукция, и этот доход был достаточен для приобретения всей выпущен­ной продукции. Конечно, часть полученного таким образом дохода мо­жет быть направлена в сбережения, т. е. не израсходова­на. Но то, что было сбережено, будет в конце концов инвестировано, т. е. тоже израсходовано. Если бы сбере­жения временно оказались чрезмерными, то процентные ставки упали бы и поэтому стимулировали бы использо­вание сбережений. В случае если спрос в какой-то мо­мент становится недостаточным, цены падают и сниженный платежеспособный спрос может обеспечить стабилизацию рынка. Таким образом, постоянная нехватка платежеспособного спроса не может иметь места. К 30-м годам XX столетия идея, что производство само создает достаточный для себя спрос, уже больше ста лет была святой истиной в области экономики. Ее формальным выражением стал закон рынков Сэя. Принятие или не­принятие человеком закона Сэя было до 30-х годов основ­ным признаком, по которому экономисты отличались от дураков. В соответствии с неоклассической теорией равновесие между производством и платежеспособным спросом, ко­торый обеспечивает приобретение производственной про­дукции, устанавливается на таком уровне, при котором все добросовестные и приносящие пользу рабочие оказы­ваются занятыми. Если бы рабочие оказались без работы, то ставки заработной платы упали бы вследствие конкуренции из-за рабочих мест. Стало бы выгодно нанимать больше рабочих. Возможно, что вследствие более низ­кой заработной платы понизился бы спрос и цены. Одна­ко заработная плата под прямым воздействием без­работицы понизится в большей степени. Таким обра­зом, падение реальной заработной платы стало бы решающим фактором в увеличении занятости. Заня­тость продолжала бы увеличиваться, пока все не полу­чат работу. В середине 30-х годов историческим достижением Дж. М. Кейнса, впоследствии получившего титул лорда, который повторил высказывания менее влиятельных теоретиков, не обладавших его престижем и не располагав­ших сильнейшими доводами, которые давали Кейнсу усло­вия Великой Депрессии, явилось полнейшее уничтоже­ние закона Сэя и тем самым иллюзии самокорректирую­щейся экономики. После Кейнса было признано, что в эко­номике может иметься недостаток (или избыток) платеже­способного спроса и что ни заработная плата, ни ставки процента не пригодны для его устранения. Сокращение заработной платы может лишь снизить платежеспособный спрос - совокупный спрос, как его стали называть, - и тем самым только ухудшать положение. Если нет доста­точного спроса, то, как показал опыт депрессии, даже са­мые низкие процентные ставки не будут стимулировать нужного уровня инвестиций и тем самым увеличивать спрос. Стагнация будет продолжаться. Единственным от­ветом остается вмешательство государства. Государство могло бы производить расходы, которые превышают его доходы от налогов и, таким образом, увели­чивать спрос, когда это требуется. Оно может противодействовать процессу роста цен, когда спрос превышает имею­щиеся возможности рабочей силы и производственного оборудования. Это означало бы использование налоговой политики для поддержки и регулирования экономической системы. Кроме того, правительство могло бы управлять посту­плением имеющихся в наличии кредитных средств и тем самым ставкой процента, некоторому могут быть получе­ны эти средства. Сами по себе низкие процентные ставки не могут оказать большего влияния. Однако, являясь сос­тавной частью общей стратегии, направленной на стаби­лизацию, финансовая политика была бы эффективной. Хо­тя экономисты с большой выгодой для своего престижа используют таинственность, которая якобы окружает фи­нансовую политику, по своей сути эта политика довольно проста. Сбережения, помещенные в банки и другие фи­нансовые институты, разумеется, могут быть выданы в качестве ссуд. Pазмер имеющихся, таким образом, в наличии средств можно увеличить, разрешив коммерческим банкам осуще­ствлять займы в центральном банке: в условиях Соеди­ненных Штатов это Федеральная резервная система. При необходимости получения займов можно поощрять с по­мощью выгодной ссудной (переучетной) ставки. Центральный банк может еще больше увеличить количество имеющихся у банков средств для кредитования, покупая у них государственные ценные бумаги и обеспечивая их тем самым деньгами. Если требуется сократить спрос, процесс может быть осуществлен в обратном направле­нии. Мы можем отметить, что активная финансовая поли­тика превращает ставку процента в плановую или фикси­рованную центральным банком цену. В неоклассической модели этот момент, однако, не выделяется. И в вопросе о том, является ли ставка процента рыночной или же установленной государством ценой, допускается исключи­тельная неопределенность. Практическую эффективность конкретных финансовых мер обсуждают с удовольствием. Никто не может сказать, какой эффект будет иметь данное ограничение на рынке ссудного капитала, сопровождающееся повышением про­центной ставки. Часто значительное ограничение в отно­шении кредита не оказывает заметного влияния, а затем происходит резкое сокращение займов, инвестиций и спро­са, иногда приводящее к падению объема производства и занятости. Такая же неопределенность существует и в отношении реакции заемщиков на более низкие ставки процента и более благоприятные условия получения кре­дита. До тех пор пока такие условия не сопряжены с явно хорошими перспективами для реализации товаров или жилых домов, ничего существенного не произойдет. Ча­стично в силу этой неопределенности мероприятия цент­рального банка всегда отражают коллективное мнение лю­дей, каждый из которых в отдельности пребывает в неве­дении относительно непосредственных последствий своих действий. Все это, а также напряженная торжественно-мрачная ритуальная обстановка, в которой происходит обсуждение политики центрального банка, служит, и в целом довольно эффективно, для маскировки неопределен­ности ее последствий. Тем не менее для неоклассической (а теперь и для неокейнсианской) модели характерна уверенность в том, что сочетание налоговой и финансовой политики приводит к установлению сравнительно стабильных цен на уровне, который обеспечивает почти полную занятость рабочей силы. Если существует безработица, она может быть лик­видирована путем принятия государственных мер, на­правленных на повышение спроса. Когда ликвидирована безработица, не меньшей, но противоположной по харак­теру опасностью становится инфляция. Ее можно пред­отвратить, приостанавливая расширение спроса. При до­статочном умении рост цен можно остановить в усло­виях, когда занятость находится на удовлетворительном уровне. Следует отметить, что этот оптимизм соответствует неоклассической точке зрения на роль рынка. Руковод­ство экономикой осуществляется через рынок. Фирма-про­изводитель подчинена рынку. Следовательно, если общин рыночный спрос растет, то фирмы будут чутко реагировать на это воздействие и увеличат выпуск и занятость. А если - это важный момент - спрос сокращается, они будут отвечать отказом от повышения цен или же пони­жением цен. Неокейнсианская и неоклассическая вера одинаковы: обе они определяются одинаковыми взгляда­ми на власть рынка.

3 Необходимость осуществления общего руководства эко­номикой значительно повысила роль государства в эконо­мической системе. Этому моменту в экономических дис­куссиях не придавалось особого значения. Не считалось также, что это сколько-нибудь изменило отношение госу­дарства к потребностям экономики, которые все еще были подчинены рынку. Общее руководство экономикой продол­жало осуществляться в ответ на волю граждан и ради общественных интересов. Характер развития благоприятствовал этому взгляду. Первые меры в духе кейнсианства, принятые в 30-х го­дах, были с готовностью и довольно правильно восприняты как гуманная реакция на проблему массовой безработицы. Первоначально предусматривался рост государственных расходов на необходимые гражданские мероприятия пра­вительства и тем самым повышение государственных расходов над доходами, которое увеличивало бы совокуп­ный спрос. Выплаты по социальному страхованию тоже автоматически повышали бы спрос. Считалось, что, как только безработица будет снижена в достаточной степени, расходы тоже могут быть сокращены или же, что касается пособий по безработице, сократятся сами по себе. После этого деятельность правительства приняла бы прежние масштабы. Эволюция кейнсианской политики шла весьма различ­ными путями. Вместо увеличения или сокращения госу­дарственных расходов в зависимости от изменений потреб­ностей экономики эти расходы были установлены на вы­соком исходном уровне. Это в свою очередь обеспечива­лось путем установления налогов на доходы отдельных лиц или корпораций таким образом, что их размер увели­чивался в более высокой пропорции, чем рост доходов, и сокращался в большей степени, чем уменьшались доходы. Поэтому они автоматически ограничивали или увеличива­ли частные доходы и расходы, т. е. автоматически оказы­вали стабилизирующее воздействие на спрос. И, кроме того, если требовалось, ставки налогов понижались или, что оказывалось труднее, повышались. Большие расходы означали, что роль правительства в экономике перестала быть второстепенной, а напротив стала очень большой. Однако на практике значительная часть расходов либо служила интересам частных фирм, либо шла на закупку их продукции. Ярким примером тому может служить во­енная продукция и другие технические изделия, которые стали поглощать внушительную долю федерального бюд­жета, хотя это не считалось результатом влияния заинте­ресованных фирм. В той мере, в какой государство осу­ществляло закупки оружия, это делалось ради общих ин­тересов государства, как они осознавались гражданином и отражались и истолковывались законодательной вла­стью для власти исполнительной. «Мир - верховный правитель в царстве неоклассиче­ской экономики» [Н. Magdoff, Militarism and Imperialism, The American Economic Review, Papers and Proceedings, vol. 60, № 2 1970 May, p. 237]. Изоляция общего управления экономикой от вопросов, касающихся влияния фирмы, от мысли, что оно (управление) может оказаться широким комплексом меропри­ятии, направленных на приспособление к потребностям современного корпоративного предприятия, поддер­живала веру в простые истоки идей. Такая тенденция подкреплялась разделением труда в экономической тео­рии. Как уже отмечалось, это старая проблема. Тенден­ции, существующие в современных корпорациях и профсоюзах, никогда полностью не учитывались в теории фир­мы, поскольку они относятся к иной области преподавания и изучения. Еще более широкая пропасть отделяет неоклассический взгляд на фирму и рынок от проблем общего руководства экономикой. Теория фирмы относится к микроэкономике; проблемы общего руководства эконо­микой - это макроэкономика. Каждое направление име­ет свои собственные учебные курсы, преподавателей и теоретические исследования. Однако такое разделение ста­новится бессмысленным, если макроэкономическая поли­тика отражает интересы современной корпорации, а имен­но это, как мы увидим, имеет место. Тем не менее такое разделение существует, и оно помогает отвлекать внима­ние от влияния корпорации на более серьезные полити­ческие проблемы. Итак, получается, что в неоклассиче­ской модели отдельная личность, а точнее, как мы вскоре увидим, домашнее хозяйство, по-прежнему играют реша­ющую роль как в частной экономике, так и в государстве. И соответственно отсюда вытекают социальные, мораль­ные и политические факторы, приписываемые, таким образом, обществу. Остается упомянуть еще о двух проблемах.

4 В неоклассической модели реакция фирм на спрос потребителей и государства, за одним исключением, являет­ся однородной: модель предусматривает только одну тео­рию фирмы. Как крупные, так и мелкие фирмы в своем развитии реагируют на воздействие рынка и потребителя. Ни у одной из них нет особой тенденции распоряжаться капиталом и действовать по своему усмотрению. Полно­стью подчиняясь требованиям рынка, ни одна из них не имеет достаточно сил, чтобы так поступать. Исключение составляют, как уже отмечалось, олигополия и монополия. Но и здесь инвестиции и рост все еще определяются воз­можностями для максимизации прибыли, которые в свою очередь определяются спросом на продукцию монополиста или члена олигополии. Разница только в том - как мы увидим, это явно не соответствует наиболее насущным за­дачам в наше время, - что в тех условиях, когда фирмы сильны на своих рынках, имеет место более низкий объем инвестиций, более низкий уровень применения рабочей силы и развития, чем это желательно с социальной точки зрения. Остается возможность того, что некоторые фирмы или отрасли могут лучше использовать технику, т. е. иметь более высокие темпы технического обновления, и по этой причине иметь более высокий темп развития, чем другие. Ответ неоклассической модели на этот вопрос является двусмысленным. Она признает, что некоторые отрасли в техническом отношении более прогрессивны, чем другие, однако определенного объяснения причин этого нет. Одна система взглядов, основателем которой является И. А. Шумпетер [J. A. Schumpeter, Capitalism, Socialism and Democracy, New York and London, Harper and Brothers, 1942, p. 81 ff.], полагает, что олигополия и монопо­лия технически более прогрессивны, чем конкурирующие предприятия. Благодаря своим монопольным прибылям они могут больше тратить на свое техническое развитие, у них есть стимул делать это потому, что их монопольная власть позволяет им присваивать большую часть получа­емых выгод. Противоположный и более распространенный взгляд состоит в том, что фирмы, обладающие монополь­ной властью, будут, скорее всего, отсталыми; они исполь­зуют свою власть для подавления и сдерживания техни­ческого прогресса. Старая экономическая «мудрость» гла­сит, что монополист ни к чему так не стремится, как к спокойной жизни. Самый распространенный взгляд, возможно, состоит в том, что технический прогресс происходит случайно. Он возникает, когда кто-то замечает потребность, которая еще не удовлетворена, или видит более удачный способ выпуска изделий или оказания услуг, который обеспе­чивает удовлетворение существующей потребности. (Та­ким образом, технический прогресс, как и все остальное, происходит в ответ на волю потребителя.) Если некоторые части экономики технически более прогрессивны, то это значит, что конкуренция вызывает большую умст­венную активность в некоторых областях по сравнению с другими.

5 Мы будем считать, что неоклассическая система не является описанием реальности. Ниже будут представле­ны соответствующие доказательства. Чем же в этом слу­чае объясняется ее влияние на экономическую теорию? Уже отмечалось, что она выполняет инструментальные функции. Соответственно данная система содержит фор­мулу для спокойной жизни без излишних споров. Однако это не все - у экономистов, как и у других людей, истина и собственное достоинство имеют право на существование. Неоклассическая система многим обязана традиции - она приемлема как описание общества, которое когда-то суще­ствовало. И в качестве отображения той части экономики, которую в дальнейшем мы будем называть рыночной си­стемой, она также является в определенной степени удов­летворительной. Кроме того, это готовая теория. Студенты приходят, чему-то их надо учить, а неоклассическая модель имеется под рукой. Она обладает еще одной сильной стороной.. Это учение допускает бесконечное теоретическое усовершенствование. С возрастающей сложностью возни­кает впечатление растущей точности и правильности. А по мере разрешения трудностей создается впечатление лучшего понимания. Если экономист достаточно «глубоко погрузился в свои данные и свои методы», он может проглядеть социальные последствия, - поскольку его внима­ние занято чем-то другим, он может даже без ущерба для сознания «поддерживать систему, которая дурно обра­щается с большим числом людей» [J. G. Gurley, The State of Political Economics, The Ame­rican Economic Review, Papers and Proceedings, vol. 61, .№ 2, 1971, May, p. 53.]. Не следует полагать, что нынешнее влияние господ­ствующей, или неоклассической, системы незыблемо. Нельзя допускать, чтобы связь между доктриной и реаль­ностью была слишком далекой. Трудно поверить, что уро­вень развития жилищного строительства, если сравнивать его с космическими исследованиями, является проявле­нием воли потребителя. Никто также не верит, что имеет­ся тенденция к выравниванию заработной платы между разными секторами экономики. Когда от веры требуют слишком много, она исчезает; доктрина же в таком слу­чае отвергается. Это относится и к неуместным усовер­шенствованиям. Рано или поздно они приобретают харак­тер игры в бирюльки [«...достижения экономической теории за последние два десятилетия впечатляющи и во многих отношениях великолепны. Однако нельзя отрицать, что есть что-то скандальное в спектакле, в котором множество людей занято усовершенствованием анализа экономических состояний, в отношении которых нет оснований предполагать, что они когда-либо имели или будут иметь место... Это неудовлетворительное и в какой-то степени позорное положение вещей». Это высказывание Ф. Х Хана, бывшего прези­дента Эконометрического общества, приведено В. Леонтьевым в его президентском обращении к Американской Экономической Ассоциации, 1970 (см.: W. Leontief, Theoretical Assumptions and Nonobserved Facts, The American Economic Review, vol. 61, № 1, 1971, March, р. 2).]. Не удивительно, что в последние годы неоклассическая модель теряет свое влияние, особенно на молодых ученых. Одним из следствий отказа от неоклассической модели является возрождение интереса к теории марксизма. Марксистская система в прошлом была великой альтер­нативой классической экономической мысли. Многие ее принципы находятся в резком противоречии с более неверными предпосылками неоклассической модели. Она признает решающую роль крупных предприятий. Такое предприятие и его владелец, капиталист, не испытывают недостатка власти. Признаются также их более высокие технические воз­можности и тенденция к объединению в менее многочис­ленные единицы все более возрастающего размера - тен­денция к капиталистической концентрации. Капиталисты не подчинены государству; государство является их ис­полнительным комитетом. Как будет показано при последующем изложении, я не разделяю такую реакцию. Маркс предвидел многие тен­денции капиталистического развития, однако он не обла­дал сверхъестественной силой, позволявшей ему в свое время предвидеть все, что в конце концов произойдет. После Маркса произошло многое, что надо принимать в расчет сейчас. Но поскольку он так долго был недоступен для честной мысли, честность и смелость теперь ассоци­ируются с полным признанием его системы. Это означает замену одной точки зрения на экономическое общество, которая не является исчерпывающей, другой точкой зре­ния. Честность и, возможно, также смелость связаны с признанием того, что существует.

Они были так заняты хождением по мага­зинам, вождением автомобиля, использованием своих посудомоек, сушилок и электрических миксеров, садоводством, натиркой полов, по­мощью детям в приготовлении домашних зада­ний, сбором средств на лечение душевноболь­ных и тысячами других мелких домашних дел.

Бетти Фридан «женская мистика» Потребление - это поистине благословен­ная вещь в соответствии с неоклассической моделью; его следует максимизировать любыми честными и социально приемлемыми средствами. К тому же это в высшей степе­ни необременительное удовольствие. Необходимо задумы­ваться только над выбором благ и услуг. А их употреб­ление не вызывает никаких проблем. И то, и другое неверно. Из виду упускаются обстоятельства, в значительной мере формирующие образ личной, семейной и общественной жизни. Само это упущение и скрываю­щиеся за ним обстоятельства должны быть рассмотрены. Эти вопросы имеют немаловажные последствия. Когда обладание благами и их потребление переходит некоторую границу, оно становится обременительным, если связанные с этим усилия не могут быть переложены на других. Так, например, употребление изысканных и экзотических блюд доставляет удовольствие только тогда, когда есть кому их готовить, В противном случае для всех, кроме чудаков, время, потраченное на приготовле­ние, быстро сведет на нет всякое удовольствие от еды. Более просторное и благоустроенное жилье требует бо­лее обременительного ухода и присмотра. Так же обстоит дело с одеждой, автомобилями, газонами, спортивным ин­вентарем и прочими потребительскими излишествами. Если есть люди, на которых можно переложить обязанно­сти присмотра и которые в свою очередь могут нанимать и руководить необходимой для обслуживания рабочей силой, то потребление не имеет границ. В противном случае потребление имеет жесткие пределы. При виде огромных зданий, построенных в Англии в XVII, XVIII и XIX столетиях, сразу же возникает мысль о богатстве их оби­тателей. Но часто оно было скромным по современным стандартам. Следует признать, что более важную роль сыграла способность переложить административные обя­занности, связанные с потреблением, на многочисленный и трудолюбивый обслуживающий класс. В отношении личных услуг всегда существовала угро­за со стороны более привлекательных возможностей при­ложения труда, создаваемых промышленным развитием. В свою очередь богатство, создаваемое этим развитием, делало их все более необходимыми. Неудивительно поэтому, что много усилий было затрачено с целью сохра­нения таких услуг или подыскания путей и способов их замены. Пытаясь найти такую замену, вспомнили о жен­щинах и семье. В этих попытках использовалась сила, которая всегда присутствует при формировании социальных ценностей, она часто ощущается, но о ней редко говорят. Ей нужно название, и ее можно назвать «удоб­ной социальной добродетелью».

2 Удобная социальная добродетель объявляет достойным любое неведение, каким бы неудобным и неестественным для отдельной личности оно ни являлось, если оно служит удобству и благополучию более влиятельных членов обще­ства или же благоприятно для них в других отношениях. Моральное поощрение общества за удобное и тем самым добродетельное поведение в этом случае служит заменой денежного вознаграждения. Поведение, создающее неудоб­ства, становится возмутительным поведением и подлежит справедливому осуждению или пресечению со стороны об­щества. Удобная социальная добродетель во многих отноше­ниях важна для побуждения людей к оказанию неприят­ных услуг. В прошлом она широко признавалась за бод­рым, исполненным сознания долга рекрутом, который, поступая на военную службу за жалованье намного ниже цен на рынке труда, заметно облегчал бремя налогов для сравнительно зажиточного налогоплательщика. Любой уклоняющийся от такой службы осуждался как чрезвы­чайно непатриотичный и во всех отношениях презренный тип. Удобная социальная добродетель помогала также обеспечивать милосердные и сострадательные услуги ме­дицинских сестер, сиделок и прочего медицинского пер­сонала. И в этом случае заслуги в глазах общества слу­жили частичной заменой вознаграждения. (Такие заслуги никогда не считались удовлетворительной заменой возна­граждению для врачей.) Затраты на множество других видов деятельности, которые обычно характеризуются как благотворительные дела, также серьезно снижались благо­даря удобной социальной добродетели. Но наиболее по­лезной такая добродетель оказалась для разрешения про­блемы домашней прислуги. В прошлом веке и в начале нынешнего столетия до­машняя прислуга обычно изображалась как лицо, заслу­живающее особого уважения. Ничто так хорошо не харак­теризует человека, как усердная и долгая служба другому человеку. Выражение «старый слуга семьи» предполагает заслуги, лишь ненамного уступающие по достоинству добродетелям «мудрого и любящего родителя». Фраза «хо­роший и верный слуга» содержит в себе признанное рели­гиозное благословение. В Англии обширная литература довольно искусно приписывала классу слуг юмор, наход­чивость в разговоре, социальное сознание и высокую ка­стовую гордость. Однако все это не смогло противостоять конкуренции со стороны промышленности. Решающий успех социальной добродетели лежал в закреплении за женщинами роли домашней прислуги. В доиндустриальных обществах женщины ценились наряду с их способностью к рождению, детей за их эффективность в сельскохозяйственном труде или в домашней мануфактуре, а в высших сдоях общества за их интеллигентность, женскую привлекательность и. прочие качества, позволяющие достойно принимать гостей. Индустриализация устранила необходимость женского труда в таких домашних занятиях, как прядение, ткачество и изготовле­ние одежды. В сочетании с техническим прогрессом она значительно уменьшила ценность женского труда в сель­ском хозяйстве. Тем временем растущие стандарты народ­ного потребления наряду с исчезновением личного слуги-лакея создали острую нужду в людях для управления и других видов обеспечения потребления. Вследствие этого новая социальная добродетели стала придаваться ведению домашнего хозяйства - продуманному приобретению товаров, их приготовлению, употреблению и содержанию, а также заботе и уходу за жильем и прочим имуществом. Добродетельная женщина - это теперь хорошая домаш­няя хозяйка или в более широком смысле, хорошая домоправительница. Социальная жизнь в значительной мере стала демонстрацией виртуозности в выполнении этих функций, своего рода ярмаркой для демонстрации .жен­ских добродетелей. Дело обстоит подобным образом до сих пор. Указанные тенденции широко проявились в се­мье с высоким доходом уже к началу нынешнего столе­тия. Торстейн Веблен заметил, что «в соответствии с иде­альной схемой денежной культуры хозяйка дома - это главная служанка в домашнем хозяйстве» [Т. Veblen, The Theory of the Leisure Class, Boston, Hough-ton Mifflin, 1973, p. 128.]. При более высоком доходе повышаются объем и разно­образие потребления, и в силу этого возрастает количе­ство и сложность задач, связанных с ведением домашнего хозяйства. Распределение времени между домашним хо­зяйством, воспитанием детей и развлечениями, заботами об одежде, выходами в общество и другими формами потребления становится все более сложной и трудной за­дачей [Блестящий анализ затрат времени на потребление, а также многое другое содержится в: S. В. Binder, The Harried Leisure Class, New York, Columbia University Press, 1970.]. В конечном итоге, как это ни парадоксально, об­служивающая роль женщины становится тем труднее, чем выше доход семьи, за исключением тех немногих случаев, когда еще существует возможность содержать прислугу. От жены сколько-нибудь крупного служащего автомо­бильной компании не требуется быть интеллектуально восприимчивой или уметь развлекать других, хотя она должна хорошо выглядеть на парадных церемониях. Но она должна готовить и кормить мужа, когда он дома, заниматься домашними покупками и уходом за домом, обеспечивать семейный транспорт и, если требуется, дей­ствовать как уборщица, швейцар и садовник. Умение в этих делах разумеется само собой и, как правило, не вы­зывает восхищения. Если женщина хорошо справляется с этими обязанностями, она считается хорошей хозяйкой, хорошей помощницей, хорошей домоправительницей, хорошей женой - короче говоря, добродетельной женщи­ной. Традиция запрещает внешние функции, не связанные с проявлением добродетели домохозяйки, которые мешают хорошему выполнению домашних дел. Она может участво­вать в совете местной библиотеки или заседать в комитете по изучению правонарушений среди молодежи. Но она не может работать полную неделю или заниматься деятель­ностью, связанной с большой затратой времени и сил. По­ступать так - значит создать мнение, что она пренебре­гает своим домом и семьей, т. е. своей настоящей работой. Она перестает быть женщиной, обладающей признанной добродетелью.

3 Превращение женщин в класс скрытой прислуги явилось экономическим достижением первостепенного значения. Наемная прислуга была доступна лишь небольшой части населения в доиндустриальном обществе; в наше время жена-служанка доступна на сугубо демократической основе почти для всего мужского населения. Если бы эту работу выполняли наёмные работники, получающие денежное вознаграждение, они оказались бы самой крупной категорией в структуре рабочей силы. Стоимость услуг домашних хозяек исчисляется, хотя эти расчеты в какой-то степени интуитивны, приблизительно в одну четверть валового национального продукта. Подсчитано, что средняя домохозяйка выполняет работы стоимостью (по ставкам зарплаты за эквивалентную работу в 1970 г.) 257 долл. в неделю или 13 364 долл. в год [A. G. Scott, The Value of Housework: For Love or Money, Us magazine, 1972, July.]. Если бы не эти услуги, все формы домашнего потребления были бы ограничены вре­менем, которое требуется, чтобы справляться с таким по­треблением, - отбирать, перевозить, готовить, ремонтиро­вать, содержать, чистить, обслуживать, хранить, предохра­нять и выполнять прочие задачи, которые связаны с потреблением благ. В современной экономике роль женщин в деле обслуживания имеет решающее значение для расширения потребления. Тот факт, что подобная роль получила широкое признание, если не считать отдельных возникших в последнее время возражений, является гроз­ной данью власти удобной социальной добродетели. Как только что отмечалось, труд женщин, связанный с облегчением потребления, не учитывается ни в наци­ональном доходе, ни в национальном продукта Такое об­стоятельство имеет определенное значение для его маскировки. Вещи, которые не учитываются, часто и не заме­чаются. В настоящее время возникло мнение, что по этой причине и в результате использования традиционных пе­дагогических приемов возникают условия, при которых женщины, изучая экономическую теорию, не осознают своей истинной роли в экономике. Это в свою очередь позволяет им с большей готовностью согласиться на та­кую роль. Если бы их функции в сфере экономики были более четко отражены в современной педагогической ме­тодике, это могло бы вызвать нежелательные отрицатель­ные последствия.

4 В неоклассической модели имеется, однако, гораздо более изощренное средство для маскировки роли женщин. Это домашнее хозяйство. Уже неоднократно отмечалось, что в модели придается особое значение роли решений от­дельного человека в экономической системе. Эта моральная функция оказалась бы в значительной мере подорван­ной, если бы такие решения зависели от труда женщины, связанного с обслуживанием, и если бы выяснилось, что роль женщин в принятии решений уступает роли мужчин. Эти трудности обходят с помощью концепции домашнего хозяйства. Хотя домашнее хозяйство состоит из не­скольких человек - мужа, жены, детей, а иногда родст­венников и родителей, имеющих разные потребности, вкусы и предпочтения, - вся неоклассическая теория отож­дествляет его с отдельной личностью. Выбор отдельного человека и выбор домашнего хозяйства на практике все­гда взаимозаменяемы. [У некоторых ученых это вызывает беспокойство. «В теории спроса мы рассматриваем домашнее хозяйство как нашу фундаментальную … единицу, мы должны отметить, что многие интересные проблемы, касающиеся конфликта в семье и родительского контроля над судьбой детей, выпадают из поля зрения, когда мы берем домашнее хозяйство в качестве основной единицы, прини­мающей решения. Когда экономисты говорят о потребителе, они фактически имеют дело с группой индивидов, образующих до­машнее хозяйство» (см.: В. G. L i p s е у and Р. О. S t e i n е г, Economics, 2d ed., New York, Harper and Row, 1969, pp. 71-72).] Домашнее хозяйство, отождествленное таким образов с отдельным человеком, так распределяет свой доход меж­ду разными видами расходов, чтобы в пределе удовлетво­рение, получаемое от каждого вида затрат, было прибли­зительно равным. Как отмечалось, это и есть оптималь­ный уровень удовольствия, т. е. неоклассическое равнове­сие потребления. Здесь возникает очевидная проблема того, чьи средства удовлетворения предельно уравнивают­ся, идет ли речь о муже, жене, детях, с учетом их возраста, или проживающих в семье родственниках, если такие имеются. Но на это вся традиционная теория не дает от­вета. Очевидно, между мужем и женой существует ком­промисс, который согласуется с более идиллической кон­цепцией прочного брака. Каждый партнер подчиняет свои экономические предпочтения более значительным удо­вольствиям семейного единства и супружеского ложа. А может быть, в брак вступают лица с одинаковыми шка­лами предпочтений. Или же благодаря доселе неотмечен­ному влиянию таинства брака эти шкалы становятся о этого момента равными друг другу. Либо в случае рас­хождения шкал предпочтений следует развод и процесс. продолжается до тех пор, пока не поженятся лица с оди­наковыми предпочтениями. Или, видимо, женщина, кото­рая на практике осуществляет большую часть покупок, устанавливает свои предпочтения на уровне предела, а ее муж умудряется жить с меньшим уровнем удовлетворе­ния. Или же муж как доминирующий член семьи прини­мает решения в соответствии со своими предпочтениями, а его жена покорно соглашается с ними. В действительности современное домашнее хозяйство не допускает выражения индивидуальности и личных предпочтений. Оно требует подчинения предпочтений во многих областях от того или иного члена семьи. Совсем не легкое дело отстаивать точку зрения, в соответствия с которой в силу экономической общественной необходи­мости примерно половина взрослых членов общества дол­жна занимать подчиненное положение. Такая точка зре­ния с трудом согласуется с системой социальных идей [Отметив чересчур смелое упрощение, содержащееся в отождествлении отдельного человека и домашнего хозяйства, авторы тем не менее возвращаются к традиции и оставляют упрощение в неприкосновенности. Они, однако, составляют исключение, ука­зывая на существование такой проблемы.], которая не только высоко ставит человеческую личность, но и торжественно провозглашает ее власть. Итак, неоклас­сическая теория разрешает проблему, закрывая глаза на существование подчинения личности в домашнем хозяйст­ве, отношения внутри которого она игнорирует. После этого данная теория восстанавливает домашнее хозяйство в качестве отдельного потребителя. Проблема остается нерешенной. Экономист не вторгается в тайны домашнего хозяйства.

5 Общеизвестно, что современное домашнее хозяйство требует простого, но очень важного разделения труда. Обычно получение дохода порождает решающую власть над его использованием, которая, как правило, принадле­жит мужчине. В определенной мере такая власть разу­меется сама собой. Выбор места, где проживает семья, за­висит главным образом от удобства или потребности члена семьи, обеспечивающего доход. Как размер, так и харак­тер или способ затрат в основном зависят от источника доходов, т. е. от того, является ли получатель дохода ад­министратором компании, юристом, художником, бухгал­тером, государственным служащим, ремесленником, рабо­чим на сборочном конвейере или профессором. Особенно важно, что в обществе, которое высоко оценивает денеж­ный успех, естественный авторитет принадлежит лицу, которое зарабатывает деньги. Это дает ему право назы­ваться главой семьи. Потреблением распоряжается женщина. На нее ложатся многочисленные проблемы выбора приобретаемых варов, например выбор между разными видами готовых, смесей для пирогов или моющих средств. Житейская муд­рость высоко ценит эту власть; ведь именно женщина распоряжается наличными средствами. Но на деле эта власть сводится к выполнению решений, а не к их приня­тию. В более широком плане пути действия определяются мужчиной, который зарабатывает деньги. По существу, домашнее хозяйство используется мужчиной в общепринятой экономической теории для маскировки господства власти мужчин. Подобное домашнее хозяйство как нельзя лучше под­ходит для облегчения потребления. Основные решения, касающиеся общего стиля жизни, принадлежат мужу, в он может принимать их, не заботясь о проблемах, свя­занных с их осуществлением. Эти заботы ложатся па его жену. Множество вещей на свете, включая и потребление, доставляют гораздо больше удовольствия, если связанные с ними усилия выполняет кто-нибудь другой. Обычно женщины без возражений берут на себя скры­тые служебные функции управления потреблением: орга­низацию содержания и ремонта жилища и домашнего обо­рудования, автомобиля и прочей техники, снабжение про­дуктами и приготовление пищи, контроль за тем, как потребляют дети, организацию и проведение общих раз­влечений, заботы о том, чтобы семья «выглядела не хуже других». Такие заботы воспринимаются как естественные обязанности женщин. Могут быть утверждения, что в данном случае нет оснований ни для сомнений, ни для недовольства; большинство женщин охотно и даже с радостью выполняют эти функции. В более широком плане благополучие и счастье представляют собой огромную дань социальным условиям, под воздействием которых находятся люди. Главный догмат современной веры, занимающий центральное положение в господствующей экономической теории и усиленно подкрепляемый рекламой и искусством коммерции, состоит в том, что счастье есть функция поступления потребитель­ских товаров и услуг. Если данная точка зрения доказана, то может ли быть у женщины лучший способ содействия своему счастью и счастью семьи, которую она любит, чем освятить себя эффективному и энергичному управлению потреблением семьи? Ее заслуга перед экономикой, таким образом, зависит от ее чувства долга и умения быть пре­данной. Как и в отношении других экономических потреб­ностей, это подтверждается удобной социальной доброде­телью. Такая добродетель считает в высшей степени нравственной женщину, которая посвящает себя благопо­лучию своей семьи, является доброй подругой, хорошим распорядителем; или, говоря не столь изысканным язы­ком, является хорошей домохозяйкой и настоящей опорой дома. По сравнению с этим красота, интеллектуальные и художественные способности или просто женская привле­кательность ценятся гораздо ниже. А свойства, не совме­стимые с хорошим и усердным ведением домашнего хо­зяйства, такие, как активный характер, увлечение соб­ственными интересами до такой степени, что муж и семья оказываются в забвении, и прежде всего скверное ведение хозяйства, решительно осуждаются. B немногих областях экономическая система добилась такого же успеха в определении ценностей и приспособлений обусловленного ими поведения к своим требовани­ям, как в формирований образа мыслей и поведения жен­щин. Подводя итог сказанному выше, отметим, что экономическое значение полученного результата очень велико. Возможность повышения потребления была бы серьезно ограничена, если бы не было женщин, которые уп­равляют им. Когда женщины берут на себя задачи управ­ления потреблением, оно может расти более или менее неограниченно. В домашних хозяйствах с очень, высоким доходом, это управление становится, как уже отмечалось, обременительной задачей. Но даже и здесь рост возможен; на таких уровнях дохода женщины, как правило, имеют более высокое образование и оказываются лучшими рас­порядителями. А упрощение процедуры развода позволя­ет в известной степени применять метод проб и ошибок для получения лучшего результата. Таким образом, имен­но женщины, выполняя в скрытой форме функцию слу­жанки и распорядителя, создают возможность для неог­раниченного роста потребления. При существующем поло­жении вещей (и пока оно будет существовать) в этом состоит их главный вклад в современную экономику.

В неоклассической модели олигополия, т. е. рынок, поделенный между небольшим числом фирм, является единственной уступкой существованию крупной фирмы. В действительности она отражает лишь незначи­тельный шаг в гигантском процессе, который стремитель­но отдаляет основные события экономической жизни от этой модели. Член олигополии может устанавливать цены и контролировать производство. Но речь идет о более важ­ных вещах, когда фирмы становятся крупными. Факти­чески происходит преобразование самой природы эконо­мического общества. Решающим инструментом преобразования является не государство и не отдельная личность, а современная корпорация. Она представляет собой движущую силу этого изменения. Но вся общественная жизнь представляет собой ткань, состоящую из тесно переплетенных нитей. Изменение, движущей силой которого является корпо­рация , - это сложный процесс, в котором многие элемен­ты изменяются одновременно и в котором причины становятся следствиями, а затем снова причинами. Никакое описание не является единственно верным; многое зави­сит от того, в каком месте исследователь приступает к изучению этой ткани [См.: Дж. К. Гэлбрейт, Новое индустриальное общество, М., «Прогресс», 1969, стр. 38.]. Но начальной точкой, которая оказывает влияние на все развитие, является технология и ее еще более важное дополнение - организация. Технология, т. е. развитие и применение научных или систематизированных знаний к практическим задачам, является центральной характеристикой современного эко­номического развития. Она оказывает влияние как на изделия и услуги, так и на процессы, с помощью которых изготавливаются то­вары и оказываются услуги. Организация идет рука об руку с техническим прогрессом. Мало пользы можно из­влечь из технологии, основанной на знании, доступном одному человеку. Но почти всегда применение технологии требует совместных знаний нескольких или многих спе­циалистов - короче говоря, организации. Однако это только начало. Чтобы сделать технологию эффективной, требуется капитал - предприятия, оборудование, сбороч­ные линии, энергия, инструменты, вычислительные ма­шины - все вещественные воплощения технологии. Для управления этим оборудованием тоже требуются специа­листы и дальнейшая организация. За редкими исключениями, чем более сложным с тех­нической точки зрения является процесс или продукт, тем больше требуется времени на его освоение, тем больше промежуток между начальными капиталовложе­ниями и окончательным изготовлением готового продукта. Чем длительнее процесс производства данного из­делия, тем больше требуется вложений в производствен­ный капитал. Должны быть предприняты шаги, преду­преждающие провал первоначально принятых решений и потери капитала в результате событий, которые могут произойти до того, как результаты будут достигнуты. Ка­питал, которым в данном случае рискуют, и организация, которая уже существует, должны быть оплачены - это накладные. расходы. Они возникают и существуют при любом уровне производства. Это еще в большей мере уве­личивает необходимость контролировать события, которые оказывают влияние на положение вещей. Нельзя допу­скать, чтобы обстоятельства, которые могут вдруг оказать­ся неблагоприятными и поставить под угрозу продажи, а тем самым доход на капитал или поступления, которые необходимы для оплаты деятельности организации, дей­ствительно приняли такой оборот; необходимо добиться, чтобы обстоятельства, которые должны быть благоприятными, были бы именно таковыми. Практически это означает, что цены по возможности должны находиться под контролем; издержки тоже дол­жны находиться под контролем или быть управляемыми в такой мере, чтобы можно было компенсировать неблаго­приятные колебания с помощью контролируемых цен; должны быть предприняты усилия с целью обеспечить бла­гоприятную реакцию в отношении данного изделия со сто­роны потребителя, а если потребителем является государ­ство, то оно должно сохранить интерес к изделию и его раз­работке; чтобы были организованы другие необходимые мероприятия со стороны государства и предотвращены любые нежелательные меры правительства; другие неоп­ределенные факторы, имеющие внешний характер по от­ношению к фирме, должны быть сведены до минимума, а внешние потребности фирмы обеспечены. Иными слова­ми, от фирмы при возрастании технической сложности выпускаемых изделий и используемых процессов, росте капитала, более длительном процессе освоения, увеличе­ния размеров и усложнении организации требуется осу­ществление или стремление к осуществлению контроля над общественной средой, в которой протекает ее деятель­ность, или той частью среды, которая оказывает на нее воздействие. Она должна планировать не только свои соб­ственные операции, но и, насколько это возможно, поведение людей и государства, когда эти операции воздейству­ют на такое поведение. Это вопрос не честолюбия, а не­обходимости. Для каждого данного уровня развития и применения технологии, несомненно, существует оптимальный размер фирмы - размер, при котором наиболее рационально с экономической точки зрения сочетаются необходимые спе­циалисты, соответствующая организация и соответству­ющий объем капиталовложений. Но необходимость контролировать среду, т. е. предупреждать неблагоприятные события, способствует гораздо большему размеру фирм. Чем крупнее фирма, тем большее место она занимает в своей отрасли, тем выше соответственно будет ее влия­ние на установление цен и издержек. И тем выше будет в целом ее влияние на потребителей, общество и государ­ство, короче говоря, тем выше будет ее способность вли­ять на окружающую ее среду, т. е. планировать ее. Еще более важное обстоятельство состоит в том, что по мере того, как организация развивается и становится более сложной, все больше возрастает ее независимость от внешнего вмешательства. На мелком предприятия с несложным производством власть исходит от собственности на капитал, на средства производства. В крупной и высокоорганизованной фирме власть переходит к самой организации - к технострутуре корпорации. На самом высоком уровне развития, примером которой служат ком­пании «Дженерал моторc», «Дженерал электрик», «Шелл», «Юнилевер», ИБМ, до тех пор, пока фирма делает деньги, власть техноструктуры абсолютна. Власть собственников капитала, т. е. держателей акций, равна нулю.

2 По мере того как организация обретает власть, нет ничего удивительного в том, что она пользуется этой вла­стью, чтобы служить интересам своих членов. Эти инте­ресы, т. е. устойчивое положение в фирме, высокое жало­ванье, продвижение по службе, престиж, использование самолета компании и личной туалетной комнаты, привле­кательность коллективно осуществляемой власти, лучше всего удовлетворяются по мере роста предприятия. Итак, рост увеличивает власть над ценами, издержками, потре­бителями, поставщиками, обществом и государством, а также вознаграждает индивидуально тех, кто ему способ­ствует. Не удивительно, что рост фирмы является домини­рующей тенденцией при высоком уровне экономического развития [См. главу IX.]. Этот рост, сопряженный с осуществлением власти, есть главная сила, которая преобразует экономику общества. Однако в своем практическом проявлении он чрезвычайно неравномерен. В некоторых областях экономики такой рост фирмы не имеет очевидного верхнего предела. В других областях он имеет жесткие пределы или связан с преодолением все нарастающего сопротивления. Там, где рост задерживается, разумеется, снижается и способ­ность убеждать потребителей в преимуществах данных изделий, а также государство - в наличии у него опреде­ленных потребностей и преимуществ тех же изделий. Сни­жается также технический уровень, который тесно связан с организацией. Все эти факты имеют первостепенное значение для понимания современной экономики. Именно поэтому в некоторых областях экономики производство и сопутствующие ему блага очень велики или даже чрезмерны, а в других областях недостаточны. Поэтому рабочие и прочие участники производства вознаграж­даются гораздо лучше в одних секторах экономики, чем в других. Как мы увидим, этим объясняется и многое другое. Как отмечалось, во многих отраслях нормальная тенденция к росту подрывается или задерживается. Этот факт имеет первостепенное значение, и момент, когда рост тормозится, совершенно очевиден. Это происходит в то время, когда руководство, осуществляемое отдельным лицом-владельцем или его непосредственным представи­телем, должно уступить место руководству, осуществля­емому организацией. Одни задачи могут выполняться ор­ганизацией, на решение других она оказывается неспо­собной. В тех отраслях, где организация неприменима или неэффективна, фирма сохраняет размер, который до­пускает, чтобы ее операции выполнялись или руководи­лись одним человеком. Четыре фактора исключают организацию и делают необходимым индивидуальное ис­полнение и руководство. Организация исключается там, где работа имеет нестандартный характер и географически разбросана. В таком случае невозможно легко и с хорошими экономиче­скими результатами осуществлять централизованный кон­троль, а масштаб операций в каждом географическом пункте будет по необходимости небольшим. Невозможно применение какой-либо сложной технологии и связанного с ней капитального оборудования. В этих случаях нельзя заменить основной фактор, который прежде всего обеспе­чивает получение дохода (или его потерю), - это умение, изобретательность и усилия отдельного человека. Преиму­щества отдельной личности в этих примерах часто допол­няются возможностями для самоэксплуатации, а иногда эксплуатации членов своей семьи или непосредственно наемных работников. Организации подчиняются правилам в отношении оплаты, интенсивности и продолжительности труда; отдельные лица не связаны такими правилами в отношении самих себя и своих семей. В силу этого обсто­ятельства они могут процветать там, где для организаций это невозможно. Вторым фактором, определяющим необходимость руководства фирмой одним человеком, является сохранив­шийся спрос на услуги, имеющие четко выраженный лич­ный характер. Там, где человек платит за персональное внимание другого человека, применение техники обычно имеет ограниченный характер либо вовсе отсутствует. У организации здесь нет преимуществ или их очень мало. Третий фактор, ограничивающий размеры фирмы, - это причастность ее деятельности к искусству. Ученые и инженеры легко включаются в организацию. Хотя про­фессиональное тщеславие превозносит их мнимо индиви­дуальное творчество, обычно они работают в коллективах, пользуясь многочисленным и дорогостоящим оборудованием, которое тоже нуждается в управлении. Художник гораздо меньше подходит для организации. Поэтому, если продукт или услуга требуют оригинально и истинно (в отличие от повторяющегося и банального) артистиче­ского выражения, фирма всегда будет мелкой. Нередко, например, при оказании личных услуг фирма отождествляется с одним человеком. Наконец, иногда размеры фирмы остаются небольши­ми в соответствии с требованиями закона, из-за характера профессии и требований профсоюзов, запрещающих внед­рение техники и организации (например, групповую медицинскую практику), которые могут вызвать рост фирмы. Это особенно касается свободных профессий и строительства, хотя в обоих случаях сказывается также географическая разбросанность, которая тоже ограничи­вает размер фирмы. В последующих главах мы вернемся к воздействию упомянутых ограничений на рост фирмы.

3 Сочетание мощного стимула к росту фирмы в некото­рых частях экономики с эффективными ограничениями на рост в других частях создает исключительно неравномер­ную картину экономического развития. Это происходит во всех несоциалистических промышленно развитых стра­нах. Неравномерность наблюдается также в восточноевро­пейских странах и в Советском Союзе. В отношении США достаточно вспомнить о тысяче производственных, ком­мерческих, транспортных, энергетических и финансовых корпораций, производящих около половины всех товаров и услуг, создаваемых вне государственного сектора. В обра­батывающей промышленности концентрация еще выше. Общие доходы двух крупнейших промышленных корпораций «Дженерал моторc» и «Стандарт ойл» намного превы­шают доходы штатов Калифорния и Нью-Йорк. Вместе с компаниями «Форд» и «Дженерал электрик» их общие доходы превышают доходы всех сельскохозяйственных, лесных и рыболовецких предприятий. В первом квартале 1971 г. 111 промышленным корпорациям с активами свы­ше 1 млрд. долл. принадлежало более половины всех активов обрабатывающей промышленности, они получали более половины всех доходов от продаж, которые в свою очередь составляли больше половины общего объема. 333 промышленным компаниям с активами свыше 500 млн. долл. принадлежало ровно 70 % всех активов обрабатывающей промышленности [Показания У. Ф. Мюллера (см.: W. F. M u е 11 е r, Hearing before the Select Committee on Small Business, United States Senate, 92-d Congress, 1-st Session, November 12, 1971, p. 1097). Включение неконсолидированных активов увеличило бы долю этих корпораций в общих активах промышленности. Подводя итог, проф. Мюллер отмечает в своих показаниях, что «в промышлен­ности существует крайне асимметричная структура, при которой подавляющая часть экономической (т. е. промышленной) деятельности находится под контролем элиты из нескольких сот гигантских корпораций, остальная делится между четырьмя сотнями тысяч мелких и средних (обрабатывающих) пред­приятий.]. В транспорте, средствах связи, энергетических предприятиях, в банковско-финансовой сфере, хотя концентрация и ниже, наблюдается такая же тенденция. В торговле концентрация также высока. Если собрать руководителей фирм, на которые приходится по­ловина всех коммерческих операций в Соединенных Шта­тах, оказалось бы, что, за исключением внешнего вида, они почти теряются в университетской аудитории и совершен­но незаметны на стадионе. Остальная часть экономики состоит из 12 млн. мелких фирм, куда входят 3 млн. фермеров, чьи общие продажи ниже продаж четырех крупнейших промышленных корпораций, почти 3 млн. гаражей. станций техобслуживания ремонтных фирм, обычных прачечных, прачечных самообслуживания, ресторанов и прочих предприятий обслуживания; 2 млн. мелких предприятий розничной торговли; около 900 тыс. строительных фирм несколько сот тысяч мелких промышленных и неучтенное число фирм [«Statistical Abstract of the United Stales, 1972, US Department of Commerce», Данные приводятся за 1969 г.], обслуживающих многообразные интересы развитого обще­ства, известные под общим именем пороков. Hе существует определенного объема активов или продаж, который служил бы в качестве границы между миллионами фирм, составляющих одну половину частно­предпринимательской экономики, и кучкой гигантских корпораций, представляющих собой вторую половину. Од­нако имеется глубокое концептуальное различив между предприятием, находящимся полностью под контролем от­дельного лица и обязанным всеми своими успехами этому обстоятельству, и фирмой, которая, хотя и не отрицает полностью влияние отдельных лиц. однако не может су­ществовать без организации. Это отличие, которое можно рассматривать как рубеж, отделяющий 12 млн. мелких фирм от тысячи гигантов, лежит в основе широкого раз­деления в экономике, нашедшего отражение в этой книге. Это рубеж между тем, что с этого момента мы будем называть «рыночной системой», и тем, что будет именовать­ся «планирующей системой».

4 Нетрудно выяснить, что планирующая система не со­ответствует неоклассической модели, что входящие в нее фирмы не реагируют пассивно на воздействие рынка и государства. Для этого нужно главным образом отказать­ся от привычного и стереотипного мышления. К указан­ной части экономики мы еще вернемся. Рыночная система с ее сочетанием монополии и конкуренции согласуется в общих чертах с неоклассической моделью. Эта модель является приблизительным описанием половины эконо­мики, но она утратила связь с другой, и во многих отно­шениях решающей половиной. Именно благодаря своей способности к радикальным изменениям нерыноч­ная часть претерпела исключительно глубокие преобразо­вания. Но и рыночная система тоже отходит от неоклассической модели в двух отношениях; вмешательство государства в эту часть экономики является более активным и вместе с тем более регулярным, чем это допускает тео­рия. Рыночная система должна существовать наряду с планирующей системой, и можно предполагать, что этот факт оказывает очень сильное влияние на ее развитие. С учетом ограничений, связанных с наличием знаний, энергии и амбиции, фирма в рыночной системе, как кон­курентная, так и монополистическая, все-таки максимизи­рует свои прибыли. Для этого имеется определенный сти­мул. В отличие от .фирмы в планирующей системе, где ор­ганизация отняла власть у владельца, руководитель фир­мы в рыночной системе получает прибыль или по крайней мере вознаграждение, соответствующее способностям, которые он проявил, добиваясь прибыли. Однако отрица­тельная мотивация может оказаться еще более существен­ной. Если прибыли высоки, то фирма будет стремиться к расширению. Другие будут вести себя аналогичным обра­зом. При обычных условиях могут возникнуть совершен­но новые фирмы в этой отрасли, поскольку необходимый капитал в силу небольшого размера фирмы тоже невелик. В отличие от планирующей системы фирмы, уже действующие в данной отрасли, не пользуются преимущест­вами, которые дает готовая организация. Все это говорит О том, что мелкую монополию гораздо труднее сохранить, чем большую. Итак, маловероятно, чтобы в рыночной си­стеме производство и цены находились под эффективным я надежным контролем фирмы. Столь же маловероятно, чтобы они подчинялись коллективной власти нескольких фирм. Таким образом, если прибыли ненормально высоки, они скоро упадут. Это означает, что предприниматель не может позволить себе роскошь заниматься длительное время чем-нибудь, кроме делания денег. Когда речь идет о деньгах, он должен всегда делать все, что в его силах. Некомпетентные любители - защитники рынка, восхи­щенные, как был восхищен двести лет назад Адам Смит, открытием, что добро, видимо, проистекает от зла, - очень часто приходят к выводу, что скупость является первородной добродетелью. Таким образом, они видят доб­родетель в том, что является необходимостью. Из отсутствия контроля над ценами и производством следует, что в рыночной системе сохранилась значитель­ная степень уравнительной тенденции неоклассической системы. Поскольку маловероятно, что в рыночной системе до­ходы долгое время будут превышать уровень, необходи­мый для компенсации предпринимателю за его усилия и вложенный капитал, то здесь нет достаточно надежного источника сбережений за счет дохода фирмы. Поэтому фирма будет зависеть (в планирующей системе такая зависимостъ не будет иметь места) от внешних источников капитала. Данное обстоятельство имеет очень большое значение, что мы увидим, когда перейдем к рассмотрению государственного регулирования экономики. Если при этом имеет место регулирование кредита - а дело, как правило, обстоит именно так, - то на рыночную систему оно повлияет с особой силой. В рыночной системе фирма сама по себе может лишь незначительно воздействовать на поведение своих потре­бителей. Для этого у нее не хватает ресурсов. Кроме того, фермер, который попытался бы в индивидуальном поряд­ке привлечь покупателей именно к своей пшенице, скоту и помидорам, в порядке благотворительности формировал бы определенным образом предпочтения потребителей для всех производителей этих продуктов, поскольку пшеница, скот и помидоры практически неразличимы по источникам происхождения. И все знают, что это так, хотя они могут не знать этого в отношении бензина. Эта однородность продукта вместе с непритязательными масштабами их операций и доходов объясняет, почему фермеров не видно на Мэдисон-авеню [Одна из наиболее фешенебельных улиц Нью-Йорка. Прим. ред.]. Как отдельный участник рыночной системы обычно не может влиять на своих потребителей [Сельское хозяйство дает чистейший пример фирмы, которая совершенно бессильна в этом отношении. В отраслях услуг, как указано несколько ниже, фирма имеет некоторую связь со своими потребителями.], он также не может оказывать воздействие на государство. Президент «Дженерал моторc» имеет основанное на давнем обычае право при посещении Вашингтона встречаться с прези­дентом США. Президент «Дженерал электрик» имеет пра­во встречаться с министром обороны, а президент «Дженерал дайнэмикс» - встречаться с любым генералом. Отдельный фермер не имеет такого доступа к министру сельского хозяйства; отдельный розничный торговец не может посетить министра торговли. Даже если бы они могли попасть к ним, это не принесло бы большой поль­зы. Как мы увидим позже, на государственную бюро­кратию эффективно и длительно может воздействовать только другая организация. А государственные и частные организации могут существовать на условиях теснейшего симбиоза.

5 Нововведения в рыночной системе в целом соответству­ют той картине, которую дает неоклассическая модель. Это означает, что они весьма ограниченны. Для большинства нововведений требуется, чтобы имелся достаточный капи­тал на период разработки и освоения, а также для при­обретения необходимого оборудования [См.: Е. Mansfield, Innovation and Size of Firm. - В его кн.: «Monopoly Power and Economic Performance», New York, Nor­ton, 1964, p. 57-64.]. Таким капиталом фирма в рыночной системе не обладает. Еще более суще­ственно, что она не располагает специализированными техническими и научными кадрами, обладающими соот­ветствующей организацией, которые почти всегда необхо­димы для обеспечения технического развития на совре­менном уровне. Ни одно из важнейших технических до­стижений новейшего времени - атомная энергия и ее применение, современный воздушный транспорт, развитие современной электроники, разработка вычислительных ма­шин, основные достижения в области сельского хозяйст­ва - не является результатом деятельности отдельных изобретателей в рыночной системе. Идеи все еще могут выдвигаться отдельными людьми. Но, за редкими исклю­чениями, только организации могут осуществить их. Но­вовведения в рыночной системе остаются значительными только в воображении тех, кто не может поверить, что мелкий предприниматель способен когда-нибудь потер­петь неудачу. Хотя фирма в рыночной системе подчиняется ограни­чениям рынка и требованиям неоклассической модели, она принимает их безо всякого удовольствия. Мы можем принять в качестве твердого правила, что все участники экономической системы будут стремиться изменить эти ограничения в свою пользу. Они будут пытаться оказывать влияние на цены, издержки, решения потребителей и действия общества и государства. И это будет столь же верно для рыночной системы, как и для планирующей. Разница не в стремлении, а в способности. Рынок и его требования высоко превозносятся исследователями. Но тот, кто находится под воздействием рывка, редко бывает от этого в восторге. Некоторая ограниченная независимость от требовании рынка заложена в географической распыленности эконо­мической деятельности, небольшом объеме деятельности в каждом конкретном пункте и в высокой действенности системы стимулов, связанной с личным предприниматель­ством. Эта разбросанность очень часто означает, что в данной местности имеются возможности только для одно­го или нескольких предпринимателей. Если в округе бу­дет чуть больше аптекарских магазинов, продавцов пиц­цы [Итальянский пирог, продажа которого широко распростра­нена в США. - Прим. ред.], прачечных самообслуживания, все они будут голо­дать. Фирма, таким образом, обретает некоторую степень контроля над ценами и производством. Владелец благода­ря личному обаянию или сдержанной красноречивости мо­жет приобрести некоторое влияние на своих потребите­лей. Вместо конкуренции здесь имеется дифференциация -товара или услуги по их связи с личность к конкретного продавца [См.: Э. Чемберлин, Теория монополистической конку­ренции, М., ИЛ, 1959. Контроль над рынком, который зависит от такой дифференциации продуктов, Чемберлин назвал «монополи­стической конкуренцией».]. Не приходится и говорить, что это очень ограниченный контроль - моторизованное и мобильное насе­ление имеет исключительные возможности отделаться от любых попыток эксплуатации со стороны соседа-монопо­листа. Неоклассическая модель воспринимает дифференциацию товаров, более или менее безболезненно. Гораздо менее терпимо она относится к коллективным попыткам об­рести контроль над рынком. Многочисленные попытки подобного рода часто влекут за собой помощь и вмеша­тельство государства. Рабочий отказывается от возмож­ности индивидуально продавать свой услуги на рынке и объединяется с другими, чтобы продавать их с помощью профсоюза. Профсоюз, таким образом, обретает власть над общей ценой таких услуг, а благодаря контролю над профессиональным обучением и членством в проф­союзе получают иногда власть и над их предложением. Правительственная поддержка практики коллективных договоров усиливает этот контроль. Мелкий производитель одежды или строитель пользуется общей для всех проф­союзной шкалой плюс общепринятая наценка в качестве основы для установления цены своего продукта. Другие поступают аналогично, и все, таким образом, обретают контроль (иногда весьма слабый) над ценами. Врачи мно­гих специальностей, адвокаты и специалисты в области строительства контролируют предложение или оказывают на него влияние путем определения требований в отношении общеобразовательной и профессиональной подготовки или через выдачу государственных патентов. Фермеры убеждают правительство стабилизировать цены с помощью государственных закупок и ограничить предложение путем введения квот на посевные площади и сбыт. Мелкие про­изводители выступают за принудительное государствен­ное поддержание розничных цен, мелкие торговцы ищут защиты от предпочтительного режима, предоставляемого крупным конкурентам по закону Робинсона - Пэтмана. Все усилия подобного рода отражают стремление всех производящих фирм независимо от их принадлежности к рыночной или к планирующей система контролировать свое экономическое окружение, а не подчиняться ему. В сельском хозяйстве такие условия вышли за рамки контроля над производством и ценами и привели к роб­ким попыткам оказывать влияние на реакцию потребите­лей. Рекламируются высокие питательные свойства моло­ка и молочных продуктов, а также моральные преимуще­ства их потребления. То же самое относится и к фруктам, орехам и прочим сельскохозяйственным продуктам. Недавно усилия министерства сельского хозяйства США, направленные на увеличение потребления табака, оказались в любопытном противоречии с попытками министерства здравоохранения, образования и социального обеспе­чения по выявлению смертельно опасных последствий курения. В сельском хозяйстве также имели место весьма ус­пешные попытки устранить ограничения, налагаемые ры­ночной системой на развитие техники. Это было достиг­нуто (что мы также увидим и в планирующей системе) путем придания коллективного характера процессу внед­рения различных новинок, что представляет собой заслугу экспериментальных станций и лабораторий, находящихся в ведении федеральных властей и отдельных штатов, сельскохозяйственных колледжей и служб по развитию сельскохозяйственного производства. Планирующая си­стема тоже весьма способствовала техническому прогрессу в сельском хозяйстве через отрасли сельскохозяйственного машиностроения и химической промышленности. Этому способствовали также, хотя и в меньшей степени, крупные корпорации, которые непосредственно участвуют в сельском хозяйстве путем заключения контрактов с фер­мерами на откорм птицы и скота или выполняют прямые производственные операции, как, например, при выращи­вании фруктов и овощей. Те, кто ссылаются на сельское хозяйство как на пример прогрессивных тенденций в развитии мелкого предпринимательства и рыночной экономи­ки, неизменно упускают из виду влияние со стороны государства и корпораций-поставщиков. Ни одно сколько-нибудь значительное нововведение не исходит от отдель­ного фермера. Если бы не правительство и фирмы - про­изводители сельскохозяйственных машин и химических средств, сельское хозяйство пребывало бы в состоянии технического застоя [Как уже отмечалось в этой главе, крупная фирма вынуждена контролировать свои лены (и другие элементы среды), чтобы защитить капиталовложения, которых требует технология. В этом также состоит одна из важных услуг, оказываемых сельскому хозяйству государственным регулированием цен. Такая стабили­зация цен дает фермерам возможность делать инвестиции в оборотный капитал и оборудование, необходимые для технологии в таких масштабах, которые были бы невозможны, если бы они подчинялись анархии неконтролируемых цен. Этим во многом объясняется огромный рост производительности сельского хозяй­ства со времени введения законодательства о. поддержании цен на сельскохозяйственные продукты в 1933 г. Такое вмешательство не соответствует требованиям неоклассической модели - он поднимает цены выше уровня равновесия и не позволяет им обеспечить реализацию всех товаров на рынках. Вследствие этого подобное вмешательство порицается как несерьезная политика и как источник снижения общественной эффективности отрасли. Эта критика регулярно исходит от ученых, которые восхваляют. эффективность деятельности и техническую прогрессивность американского фермера.].

6 Разница между планирующей и рыночной системами лежит не в стремлении избавиться от ограничений рынка и обрести контроль над экономической средой. Она за­ключается в инструментах, с помощью которых достига­ются эти цели, и в том, насколько успешными оказываются такие попытки. Участники рыночной системы, ко­торые хотят обеспечить стабилизацию своих цен или до­биться контроля над предложением, должны действовать коллективно или получить помощь со стороны правитель­ства. Такие действия слишком явны и часто неэффектив­ны, безуспешны и бесплодны. Добровольные коллектив­ные усилия могут быть подорваны несколькими дезертирами. Законодатели далеко не всегда отзывчивы даже к просьбам фермеров. Если действия и предпринимаются, то это делается в крайне осторожной форме, поскольку известно, что господствующая экономическая теория их не одобряет. Напротив, в планирующей системе фирма автоматиче­ски добивается контроля над ценами без лишнего шума, просто в силу своих размеров. То же относится и к объе­му производства. Фирма может стать крупной потому, что ее задачи поддаются решению при помощи организации. Имеются также проблемы, для решения которых фирма нуждается в поддержке со стороны государства. Но она обращается не к законодательной власти, а к исполнительной бюрократий. Это менее заметно. А поскольку бюрократия более могущественна, действия фирмы, веро­ятно, будут более эффективными. Не удивительно, что в результате фирмы в рыночной системе привлекают боль­шое внимание, добиваясь очень немногого путем ослабле­ния рыночных ограничений или какого-нибудь иного из­менения среды, воздействию которой они подвергаются. А крупные фирмы в планирующей системе не привлекают никакого внимания, добиваясь очень многого. Это на­ходит широкое отражение в учебных курсах экономиче­ской теории. Экономисты восторгаются политическим вли­янием и решительными действиями сельскохозяйствен­ного лобби. Гораздо более мощный контроль над ценами, издержками и реакцией потребителей со стороны «Дже­нерал моторс» и ее гораздо более влиятельные связи с министерством транспорта, министерством обороны и ре­гулирующими органами остаются в основном незамечен­ными.

7 Планирующая система стремится к осуществле­нию контроля над своей экономической средой и, как бу­дет показано в дальнейших главах, делает это с успехом. Рыночная система проявляет такое же желание, но ее попытки гораздо более заметны и гораздо менее успешны. Одна система доминирует в своей среде; другая остается в общем подчиненной ей. Однако планирующая система является во многом ча­стью среды, которой подчинена рыночная система. Она поставляет энергию топливо, машины, оборудование, ма­териалы, средства транспорта и связи, которыми поль­зуется рыночная система. Она также дает большую долю потребительских товаров и услуг, которые покупаются участниками рыночной системы. И сама она является важным потребителем продукции рыночной системы, что особенно заметно в отношений сельского хозяйства. Ос­новная задача такой связи уже очевидна. Рыночная си­стема покупает по ценам, которые во многом находятся во власти планирующей системы. А значительная часть ее продуктов и услуг продается по ценам, которые она сама не контролирует и которые могут через рынок под­вергаться воздействию планирующей системы. При таком распределении влияния с первого взгляда ясно, что дела будут идти лучше у планирующей системы, чем у рыночной. Условия торговли между двумя системами объ­ективно будут более благоприятными для той системы, которая контролирует свои цены и издержки и тем са­мым также цены и издержки другой системы. Дальней­шим результатом, пока имеется беспрепятственный обмен между двумя системами, будет неравенство доходов - сравнительно устойчивый и удовлетворительный доход у участников планирующей системы и менее устойчивый и менее удовлетворительный доход у участников рыночной системы. К этим гипотезам я еще вернусь, поскольку они, увы, имеют солидную основу. Но сначала необходимо более подробно рассмотреть основные характеристики обеих систем.

Услуги совершенно справедливо считают­ся сферой деятельности мелкой фирмы и тем самым ры­ночной экономики. В последнее время в Соединенных Шта­тах и других промышленно развитых странах много гово­рят о росте так называемой экономики услуг. Этим в свою очередь пользуются убежденные защитники рынка как доказательством того, что экономика, контролируемая рынком, не только продолжает существовать, но и пере­живает возрождение. Растущий спрос на услуги уберега­ет экономическую теорию в том виде, в котором она пре­подается, от разрушительных последствий факта существования крупной корпорации. При более тщательном рассмотрении это развитие оказывается куда более сложным. Многочисленные предпри­ятия сферы услуг являются побочным продуктом процес­са становления крупной фирмы. По существу, они явля­ются вспомогательной сферой и содействуют развитию планирующей системы. Это относится особенно к той ча­сти сектора услуг, который по внешним признакам разви­вается наиболее быстро. Тем не менее услуги остаются излюбленной областью деятельности мелкой фирмы. Как указывалось в пре­дыдущей главе, рост фирмы сдерживается там, где при­ложение труда географически разбросано и где объем деятельности в одном пункте ограничен, а также там, где выполняемая работа имеет нестандартный характер. Это означает, что один или несколько человек трудятся изо­лированно, т. е. без надзора. В этих условиях они работа­ют в предпочтительном для них рабочем ритме, т. е. обыч­но медленно. Они увеличивают затраты своей психи­ческой и физической энергии только в том случае, если в, своих, доходах они получают вознаграждение и терпят убытки, выпадающие на долю предпринимателя-одиночки. Географическая разбросанность, как можно заметить, не является непреодолимым барьером для организации. Если работа имеет сравнительно стандартный характер, то можно установить производственные нормы для раз­бросанных по разным местам работников и затем потре­бовать от них выполнения этих норм. Можно также опла­чивать труд в соответствии с произведенным продук­том или доходом. Можно также связать эти раздробленные рабочие функции с капиталом и технической помощью более крупной организации, как, например, обстоит дело в местном отделении цепи предприятий розничной торговли или ресторанов. За последнее время имело место широкое распсространение гибридных культур обычно определяемых как передача полномочий, в которых на отдельного человека возлалагается ответственность за местное предприятие и он, таким образом, включается во всестороннюю систему стимулирования, которая ассоци­ируется с индивидуальным, предпринимательством. Обыч­но от него .требуется, чтобы он рисковал частью своего капитала. Как владелец, он в этом случае получает вознаграждение за все проявленные физические и умственные усилия, несет наказание за неисполнительность в этом отношении, а также за те ошибки, связанные с опти­мизмом и доверчивостью, которые он совершает, и за прочие беды, которые могли обрушиться на него. В то же время родительская корпорация обеспечивает рекламу, предоставляет капитал и техническую помощь (реальную и воображаемую), которых индивид, будучи полностью независимым предпринимателем, не может обеспечить самостоятельно. Тем не менее географическая разбросан­ность нестандартных работ остается общим препятствием для роста фирмы. Географически разбросанные виды деятельности рас­падаются на две категории: одни, как, например, сельское хозяйство, по своему характеру требуют определенного пространства, другие связаны с личными услугами. Если это потребителю очень важно и по карману, он может преодолеть некоторое расстояние, чтобы получить услу­гу, как, например, в случае развода, аборта или посещения клиники Майо. Но в основном услуги должны находиться поблизости от тех, кто ими пользуется. Этим они отлича­ются от обрабатывающей промышленности, которая чаще размещается вблизи от сырья, квалифицированной или просто имеющейся в наличии рабочей силы, а также по­близости от производств, осуществляющих аналогич­ные операции, как в швейной промышленности, или со случайным выбором места, где возникла отрасль, как при производстве каучука в Акроне и автомобилей в Детройте Натуральный каучук никогда не производился в районе Акрона, и эта местность никогда не была единственным потре­бителем изделий из каучука. Случай с автомобилями и с Детрой­том во многом очень похож.]. Кроме того, хотя многие услуги могут оказываться организациями обезличено и это все больше становится общей тенденцией, некоторые услуги особенно ценятся за их связь с отличительными достоинствами обслуживаю­щего лица. Технология здесь ни при чем, для увеличения количества услуг требуется пропорциональное увеличе­ние рабочего времени обслуживающих лиц. Организация не дает никаких или почти никаких преимуществ. Таково положение дел с услугами врачей, психиатров, адвокатов и проституток. Во всех этих областях сохраняется мелкое предприятие. Однако наиболее быстрый рост числа предприя­тий услуг происходит, как это ни парадоксально, там, где машины вытесняют личные услуги, включая работу персональной прислуги. Эта замена вызывает к жизни множество новых разбросанных и нестандартных опера­ций, которые соответственно очень подходят для мелкой фирмы. Эта тенденция является частью гораздо болей широкого процесса изменений. В доиндустриальную эру очень большая часть несельскохозяйственной экономической деятельности сводилась к личному обслуживанию одного человека другим. Сюда относилось приготовление пищи, присмотр за гардеробом, помощь в личном туалете и гигиене, услуги в области образования, развлечения и религиозного утешения, фи­зическая защита человека, удовлетворение сексуальной потребности и многочисленные другие услуги одного лица непосредственно другому. Человек, оказывающий услугу, за исключением, пожалуй, священнослужителя, а иногда любовницы, находился в зависимом отношении к потре­бителю услуги. Умелое раболепство само по себе было атрибутом услуги. Ливрея и даже похвалы, адресованные вышколенному и поэтому самоотверженному слуге, под­черкивали его низкое положение. С самых ранних этапов своего развития промышлен­ность оказывала очень неблагоприятное влияние на де­ятельность прислуги. Хотя в первый период своего суще­ствования фабрики производили угнетающее и мрачное впечатление, однако они создавали среду, в которой чело­веку не нужно было утверждать или признавать приниженный статус по отношению к другому человеку. Он де­лил обезличенное подчинение со многими другими. Со временем, поскольку фабричная работа оказалась доступ­ной для механизации и способствовала коллективным дей­ствиям для получения более высокой доли в достигнутом росте производительности, заработная плата фабричных рабочих стала превышать плату за личную службу. У фабричного рабочего, оказалось не только больше достоинства, но также и денег. Одновременно и в значительной мере в результате ухода домашнего работника на фабрику развивались две дальнейшие тенденции. Одна их них, уже рассмотренная, состояла в присвоении женщине роли скрытой служанки в домашнем хозяйстве, роли, которая стала необходи­ма из-за возросшего объема потребления, требующего надзора. Другая тенденция, которую мы сейчас только отметим, состояла в передаче многочисленных услуг, ра­нее выполнявшихся в домашнем хозяйстве, в сферу деятельности мелкой фирмы и независимого предприни­мателя. По мере того как женщин все больше удавалось убе­дить в необходимости их скрытой роли служанок, проис­ходил процесс создания механических средств, позволяв­ших облегчить использование домашних предметов и уход за ними, а также управление потреблением в целом. Создание этих средств способствовало убеждению женщин в необходимости выполнения такой роли. Стиральные ма­шины, холодильники, пылесосы, автоматические обогрева­тели, огромное разнообразие кухонного оборудования - все конструируется (и постоянно конструируется заново) для максимального сокращения или полного устранения усилий, которые связаны с возросшим потреблением товаров. Эти механизмы в свою очередь вызывают необходи­мость существования все большего,. числа предприятий обслуживания. Установка многих из них требует услуг специалиста, а также квалифицированного обслуживания и ремонта. Эти операции, будучи пространственно раз­бросаны, соответствуют системе стимулов, характерной для мелкого предприятия, и поэтому могут широко выполняться независимыми предпринимателями. Кроме то­го, как будет отмечено ниже, планирующая система, ко­торая поставляет такое оборудование, ориентирована в своей технологии не на то, что долговечно, и не всегда на то, что полезно, а скорее на то, что может быть продано. что пригодно для навязывания потребителю. Чтобы навя­зать товар, активно используется мнение о всех техни­ческих новинках как отражении прогресса. В результате появляется множество новинок, основное существо кото­рых состоит в новизне в ущерб долговечности и про­думанности механической и инженерной конструкции. Это приводит к повышению спроса на услуги мелких пространственно разбросанных фирм, которые связаны с ремонтом и уходом за подобными механизмами и с уста­новкой новых приборов, если удается убедить потреби­теля, что они лучше, поскольку имеют неведомую доселе конструкцию. Высокий уровень потребления в сочетании с трудными функциями скрытой прислуги привел также к тому, что процесс обслуживания части потребления из домашнего хозяйства был передан независимому предпринимателю. Это является продолжением давней тенденции. Врач, свя­щенник, учитель, наложница и проститутка первоначаль­но имели домашний статус. И все они, как и слуга, ставший фабричным рабочим, давно приняли более цивилизованный статус независимого работника. Позже такой же эффект имело бремя высокого уровня потребления. Стирка одежды домохозяйкой в широких масштабах пе­решла к прачечным и стиральным автоматам, приготовление пищи таким же образом перешло к ресторану, пи­ща, которая еще потребляется дома, заранее приготовлена или как-то заранее обработана. Посуда, скатерти и мно­гочисленные другие предметы домашнего обихода достав­ляются предприятиями обслуживания и, возможно, вы­брасываются после употребления. Внешние подрядчики убирают жилища и ухаживают за садами. Такие услуги, будучи нестандартными и пространственно разбросанными, подчиняются системе стимулирования, характерной для мелкой фирмы. С общепринятой экономической точки зрения очень многие потребительские товары высоко ценятся в зави­симости от того, каким образом они экономят труд, т. е. какова их роль в облегчении труда домохозяйки. Это обстоятельство, а также перспектива обеспечения большей свободы и досуга для женщин в свою очередь считаются одним из важнейших положительных результатов современного промышленного развития. Выражать сомне­ния в наличии связи между материальными благами и счастьем - значит натолкнуться на отповедь, иног­да суровую, за непонимание того, какое большое зна­чение имеет посудомоечная машина для средней жен­щины. Теперь будет ясно, что традиционный взгляд в равной мере неискренен и является серьезным упрощением. Нельзя отрицать, что высокий уровень потребления повы­сил спрос на личные услуги. Появилась самая настоятель­ная потребность в домашней прислуге и домоправителе с полным рабочим днем. И поскольку промышленное раз­витие устранило класс домашней прислуги, эта роль под давлением удобной социальной добродетели легла на скрытую служанку - жену. Для облегчения труда, свя­занного с этой ролью, используются домашнее оборудо­вание и оказываемые извне услуги. Если в качестве от­правной точки брать функцию женщины как скрытой прислуги, то тогда нет сомнений в том, что механические домашние приборы, а также услуги, внешние для домаш­него хозяйства, значительно облегчают эту роль. Но ясно, что источники труда, который облегчается таким образом, нуждаются в более глубоком рассмотрении. Следует на­чинать с экономики высокого уровня потребления и с потребности в классе скрытой прислуги для надзо­ра за ним. Мы можем, однако, оставить на время эти проблемы. Пока достаточно лишь отметить, что в процессе экономи­ческого развития и социального прогресса в экономике сохраняется и расширяется сектор услуг, что в очень большой степени является результатом развития планирующей системы, потребности управлять, облегчать и обслуживать потребление. В результате и в дальнейшем будут существовать возможности для деятельного мел­кого предпринимателя и мелкой фирмы. В равной мере будет продолжать свое существование эта часть рыночной системы.


Как и услуги, искусство плохо поддается организации. На это не обращалось особого внимания, и это упущение не бросается в глаза. Экономическая теория никогда не относилась к искусству серьезно. Наука и техника представляют собой важные области. А живо­пись, скульптура, музыка, театр, промышленная эстетика имеют гораздо менее серьезный, характер. Производство холста и различных красок заслуживает внимания эконо­миста; все, что понижает стоимость этих товаров или расширяет их производство, способствует достижению экономических целей. Но качество картины в отличие от краски или от того, что побуждает художников выби­рать место жительства, заниматься этой профессией и процветать, никогда не считалось достойным предметом для размышлений. Художественное достижение в прин­ципе может быть частью притязаний какой-нибудь эпохи или местности на развитие. Но в отличие от производства товаров или осуществления технических и научных дос­тижений ему не придается практического значения. Все это не случайно. Соответствующее отношение глубоко коре­нится в характере современного экономического общества. Художник - по натуре независимый предприниматель. Он охватывает полностью весь творческий процесс; в отличие от инженера и ученого, занимающихся модели­рованием производства, он не вносит специализирован­ных знаний, относящихся к определенной части выпол­няемой задачи, в работу коллектива. Поскольку он может самостоятельно удовлетворить свои интересы, художник не подчиняется с готовностью целям организации; посту­пить так значило бы для него пожертвовать ради мнения организации своей точкой зрения на то, что имеет худо­жественную ценность, т. е. пожертвовать достоинством художника, так как оно, независимо от того, хорош или плох результат, всегда сочетается с тем, как он понимает свою задачу. Не нуждаясь в помощи организации и не имея воз­можности и права принимать ее цели, художник плохо вписывается в организацию. Как часто мы сталкиваемся с этим даже в повседневной жизни. В оправдание черес­чур независимого человека в организации обычно гово­рят, что «в нем есть что-то от художника». Об исключи­тельно неуклюжем человеке или бесполезном чудаке го­ворят, что он «слишком большой артист». Со своей сто­роны художник находит жизнь в любой крупной и пре­успевающей организации утомительной, сковывающей и даже душной. И он должен говорить об этом, если хочет сохранить хорошее мнение о себе среди своих собратьев. В результате, исключая те редкие случаи, когда дис­циплина организации сама носит артистический характер, например в симфоническом оркестре или в балетной труп­пе, художник действует как независимый предпринима­тель (выражение, которым он не любит пользоваться) или как член очень небольшой фирмы (как, например, пре­исполненный собственного достоинства архитектор), в ко­торой он может доминировать или где он может сохранить индивидуальность своей работы. Немногие отрасли - ки­нофирмы, телевизионные компании, крупные рекламные агентства - должны по своему характеру объединять ар­тистов в довольно сложные организации. Все они имеют широко известный опыт разногласий и конфликтов между артистами и остальной организацией. В некоторых кни­гах, например «Что подгоняет Сэмми» Бадда Шульберга, короткий рассказ Ивлина Во «Экскурсия в реальность», «Образцы» Рода Серлинга, отражен этот конфликт и ум­ственная незрелость представителей организации с точки зрения артистов. Часто проблема решается удалением актеров, актрис, сценаристов, режиссеров, композиторов, авторов и созда­телей коммерческих рекламных программ из состава техноструктуры киностудии, телевизионной компании или рекламного агентства и приемом их в мелкие независимые компании. Крупная фирма берет на себя в этом случае предоставление технические средств для производства и, что более важно, реализацию, демонстрацию или пере­дачу продукции в эфир. Подобно этому живописцы, скульпторы, пианисты и романисты [Когда покойный Ян Флеминг, создатель Джеймса Бонда, незадолго до своей смерти превратил себя в компанию с ограниченной ответственностью, то это вызвало отклики во всем мире] действуют практи­чески как фирмы, состоящие из одного человека, а что касается групп «рок»-музыки, танцевальных групп и ан­самблей народной музыки, то они выступают как мелкие товарищества которые обращаются к крупным организа­циям в поисках рынка для себя и своего продукта. Там, где для производства требуется известная степень усилий со стороны художника и оно отчасти ценится за это, превосходство мелкой фирмы в художественной обла­сти часто будет способствовать ее выживанию в конкурен­тной борьбе с крупной организацией. Поскольку хороший художник не может или не будет подчиняться организа­ции, крупное, довольно негибкое предприятие, распоряжается не самыми лучшими талантами, а наиболее сговор­чивыми, которые в силу этого обстоятельства могут в большей степени быть отнесены к разряду второсортных. Подобное положение ни в коем случае не может объяс­няться только дурным или извращенным вкусом со сторо­ны организации. Крупная фирма должна иметь такие внешние характеристики товара, которые позволяют вы­пускать его крупными и экономически выгодными се­риями. Художественный вкус тоже должен подчиняться требованиям тех, кто, основываясь на интуиции, опыте и изучении рынка, хорошо осведомлен о том, в необходи­мости приобретения каких товаров можно убедить поку­пателя. Художественная оценка подлежит дальнейшему изу­чению с точки зрения ее приемлемости, а это в свою оче­редь находится под сильным влиянием общего принципа, иногда преувеличенного, что никакое суждение даже не принимается во внимание, если в нем недостаточно учиты­ваются вкусы публики. В результате крупная фирма имеет большие серии, техническую эффективность, низкие из­держки и разработанную стратегию реализации за счет хороших "внешних качеств. Автомобильная промышленность, массовое производство мебели, промышленность бытовых приборов, производство контейнеров и многие другие отрасли дают многочисленные тому примеры. В мелкой фирме, в которой художник играет домини­рующую роль или где, как минимум, дисциплина органи­зации менее жестка, имеется больше возможностей для самоутверждения личности, а это очень существенно. В результате разработка внешних качеств может быть лучше. Далее, если художник играет доминирующую роль, то художественное проектирование не будет подчиняться требованиям эффективности производственного процесса. Оно будет отражать представление художника о том, что хорошо, а не мнение инженера о том, что можно эффек­тивно производить, и не мнение специалиста по сбыту о том, что можно продать. Таким образом, технически менее оснащенная мелкая фирма благодаря своему малому раз­меру имеет преимущество в области искусства. При про­изводстве одежды, ювелирных украшений, часов, мебели, других домашних вещей и в кулинарном деле, жилищном строительстве и издательском деле это преимущество мо­жет быть значительным. Мелкая фирма неизменно об­служивает то, что называют верхушкой рынка, т. е. пред­лагает более дорогие товары более состоятельным потре­бителям, имеющим более развитый вкус или (возможно, это более общий случай) более солидную подготовку в этом отношении. Иногда существование мелких фирм поддерживается крупными фирмами, нуждающимися в талантливых людях, работающих у мелких предпринимателей, но которых они сами не могут нанять. Крупные производители одежды покупают модели мелких модельеров; автомобильные компании ищут помощи у итальянских предпринимателей. Дюпон обращается к мелким фирмам в Париже и Нью-Йорке с целью разработки образцов тканей. Нетруд­но нанять химиков, отмети в беседе официальный пред­ставитель Дюпона несколько лет назад, и вы знаете, что получите. Но никто не знает, как нанять хороших художников, и они не станут жить в Вильмингтоне, штат Делавэр. Мелкая фирма извлекает преимущества из особен­ностей потребительского спроса на работу художника. Характеристика такого спроса -количество, которое люди будут покупать по любой данной цене, - является функ­цией времени. Как здесь постоянно подчеркивается, лю­дей усиленно убеждают поверить в то, что техническое обновление - это хорошая вещь, что оно согласуется с про­грессом. При подобном положении вещей рынок обычно благоприятно реагирует на такие нововведения. Подобная реакция, разумеется, совпадает с интересами планирую­щей системы и является их отражением. Напротив, отно­шение общества к новаторству в искусстве не поддается такой установке. Поэтому первое впечатление от нового художественного направления почти неизменно неблаго­приятно. Новое обычно воспринимается как нечто оскорбительное или как гротеск. Так было с импрессионистами, кубистами, абстрактными экспрессионистами и такое же отношение наблюдается к современным представителям поп-искусства. Ситуация одинакова в прозе, поэзии и по­чти везде в музыке. Из этого следует, что первоначально рынок для новаторских работ, в искусстве почти всегда мал. Только по мере развития вкуса спрос расширяется. Но одних прельщает возможность, а другие находят удо­вольствие в том, чтобы казаться ценителями того, что от­вергают другие. Поэтому они готовы платить. Эта ситуа­ция, т. е. маленький рынок, на котором стоимость играет второстепенную роль по сравнению с качеством художе­ственного достижения, тоже хорошо подходит для от­дельного человека или мелкой фирмы [Хотя разница в реакции общества на техническое и художественное новаторство зависит от социальных условий, подобное объяснение не является полным. Возможно, что зрительные реак­ции от природы консервативны и лишь со временем претерпевают изменения. По этой причине новые и нелепые формы в одежде "или внешнем виде автомобилей, которые никому бы не пришло в голову объяснить художественными требованиями, становятся со временем зрительно терпимыми.]. В прошлом расходы на искусство были одним из наи­более распространенных проявлений богатства. Достоинства гражданской и церковной архитектуры, ев украшений и торжественность гражданских приемов служили видимым мерилом общественных достижений. Для частного домашнего хозяйства таким мерилом были пышность жилища и его картин, скульптуры, мебели, изысканность кушаний и приемов. Это было особенно характерно для таких городов, как Венеция, Флоренция, Генуя, Амстердам и Антверпен, которые ориентировались в основном на экономические успехи. Военные и сексу­альные «подвиги», успехи в придворных интригах и мане­рах и приверженность к гастрономическим и алкогольным излишествам всегда были главными соперниками искус­ства как проявления достижений цивилизации. Торговые города в отличие от королевских дворов обычно были ме­нее склонны ко всем подобным проявлениям. В новое время значение искусства как мерила обще­ственных и личных успехов в значительной мере претер­пело относительный упадок. Научные и технические до­стижения обрели несравненно большее значение и претен­дуют на почетную роль, которая прежде ассоциировалась с военной доблестью. Мало кто теперь говорит о дисцип­лине, строевой выучке или храбрости солдат, моряков и летчиков. Теперь объектом восхищения и мерилом нацио­нальных достижений является превосходство их танков, ядерных подводных лодок, самолетов и систем наведения, которыми они оснащены. Исследование космоса представляет собой еще более драматический пример использования научного и техни­ческого совершенства в качестве мерила национальных достижений. Подобно тому как средневековые города не­когда сравнивали великолепие своих кафедральных соборов и роскошь их убранства, так и современные сверх­державы выставляют напоказ количество, цели и сто­имость своих пилотируемых и непилотируемых экспеди­ций на Луну и другие планеты, а также своих космических лабораторий на орбите вокруг Земли. Награда, однако, продолжает оставаться отчасти метафизической и духов­ной [В своих заметках по поводу возвращения первых астро­навтов с Луны доктор Джордж С. Мюллер, руководитель про­граммы космических полетов НАСА, призвал американцев «не подменять духовные блага и долгосрочные достижения времен­ным материальным благополучием». Он неоднократно призывал к тому, чтобы «мы посвятили себя продолжению работы, столь благородно начатой тремя из нас, с целью показать, что эта страна по воле божьей присоединится ко всем людям в поисках судьбы человечества. Не следует, однако, преувеличивать силу такого духовного рвения. Впоследствии доктор Мюллер перешел на более высокое жалованье в качестве вице-президента «Дженерал дайнэмикс» (см.: R. F. Kau f m a n. The War Profiteers, Indianapolis and New York, Bobbs-Merrill, 1970, p. 80).]. Обычно доводы в пользу осуществления расходов на науку и технику частично состоят как раз в том, что эти расходы приносят огромную пользу человечеству. Что касается исследования Луны, то общепризнанно, что пользы от этого мало или нет совсем. А то, что мы не требуем в этом случае такой пользы, служит показателем нашей интеллектуальной и духовной зрелости. Здесь сно­ва мы сталкиваемся с влиянием удобной социальной добродетели. Научно-технические достижения являются также традиционным мерилом достижений в других областях - фи­зике, химии, технике, авиации, вычислительной технике. Никому не пришло бы в голову придавать такое же зна­чение сравнительным достижениям Советского Союза и Соединенных Штатов в области живописи, театра, литера­туры и художественного конструирования. По крайней мере до недавнего времени при любой взаимной демон­страции живописи, поэзии или музыки обе страны были бы вынуждены отказаться от показа самых лучших или самых интересных работ. Американцы, отбирающие рабо­ты для такой выставки, должны были бы отклонить те работы, которые были бы заклеймены многочисленными критиками в конгрессе как инспирированные коммуниста­ми. Другая сторона должна отвергнуть работы, которые являются выражением буржуазного декадентства. По­скольку технические и научные успехи представляют со­бой общепринятое мерило общественных достижений, то из этого следует, что организация образования и другие виды оказания помощи в этих областях являются не только правильным, но и крайне желательным применением государственных средств. Искусство по очевидным причинам не может претендовать на аналогичное отношение. Источник таких установок не вызывает никаких сом­нений. Он связан с техноструктурой и с планирующей системой, а также с их способностью навязывать свои ценности обществу и государству. Техноструктура при­влекает и использует инженера и ученого, но она не может привлечь художника. Техника и наука служат ее интересам; в искусстве же она в лучшем случае нуждается, но считает, что это хлопотное и загадочное дело. Подобная точка зрения обусловливает отношение обще­ства и правительства. Техника и наука общественно не­обходимы, а искусство - это роскошь. Хотя достижения в области искусства перестали быть мерилом общественных успехов, не говоря о претенциоз­ных и понятных только посвященным вещах, они сохра­няют непреходящее и возможно возрастающее значение для отдельного человека и домашнего хозяйства. Повсе­дневные стандарты для оценки респектабельности и об­щего социального положения семьи избегают любых худо­жественных элементов. Они, напротив, ориентированы на предложение стандартных материальных благ. Обитате­ли дома с тремя спальнями считаются «состоятельнее» тех, кто живет в доме с двумя спальнями. Дальнейшее преимущество им дает обладание полностью оборудован­ной кухней и двумя автомобилями в отличие от семьи с одним автомобилем. Реклама делает упор на технические характеристики и новизну товаров, а не на их красоту. Нападки на внешние достоинства предмета часто вызывают негодующую реакцию. Именно это нужно людям. А критик - сноб. Однако на более высоком уровне доходов художествен­ный вкус или претензии на него в архитектуре жилища, во внутреннем убранстве, в мебели, в планировке участ­ка и даже в пище и развлечениях начинают цениться сами по себе или как составная часть претензий на обще­ственное положение. В свою очередь это поддерживает значительный и растущий спрос на работу художников, а также тех, кто дает советы людям, страдающим от не­достатка уверенности в собственном вкусе. В результате значительная часть современной экономической деятель­ности зависит не от технических качеств товара или эф­фективности его производства, а от достоинств художни­ков, занимавшихся его оформлением. На этом держатся некоторые отрасли. Датская и финская мебель своими со­временными свойствами обязана не технической компе­тентности, а художественной ценности, Послевоенный расцвет итальянской промышленности имеет ту же основу. Итальянские изделия выделяются не техническими особенностями, а внешним видом. В Со­единенных Штатах наблюдается такая же, хотя и менее заметная, тенденция. Однако ее существование еще редко признается: никому не приходит в голову поддерживать художника, а но инженера, ученого или коммерческого руководителя в качестве основы будущего промышленного развития. Но его монополия на художественные достиже­ния дает важные гарантии для сохранения мелкой фирмы. В отдаленном будущем искусства и товары, являющи­еся отражением художественных достижений, в силу ука­занных причин будут приобретать все более важное зна­чение для экономического развития. Нет оснований апри­орно полагать, что научные и технические успехи служат конечными границами человеческого удовлетворения. С увеличением потребления в определенный момент можно ожидать преобладания интереса к прекрасному. Этот пе­реход решительно изменит характер и структуру экономи­ческой системы. Сначала, однако, надо будет преодолеть социальную установку техноструктуры и планирующей системы, ко­торые, как уже было отмечено, отводят второстепенную общественную роль всему, что не может быть воспринято и использовано. Для перехода понадобится также пре­одолеть удобную социальную добродетель художника. Для этого требуется «слово», так как именно оно заставляет художника принять более низкую экономическую и соци­альную роль как для себя, так и для искусства вооб­ще. Например, художник убежден, что к миру экономики он по своей натуре имеет слабое отношение. Его гордость отчасти основана на убеждении, что число тех, кто спосо­бен оценить работу истинного художника, тех, кто пра­вильно реагирует на ее смысл, должно быть всегда не­велико. Поэтому его рынок и соответствующее вознаграж­дение должны быть скудными, а это в свою очередь является свидетельством его заслуг. Чем больше лишений в его жизни, тем в большей мере он является художни­ком. Только самые благочестивые религиозные учрежде­ния разделяют убеждение художника, что заслуги нахо­дятся в обратном отношении к вознаграждению. Этот взгляд художника на самого себя дает два соци­альных преимущества. Он позволяет экономить расходы на искусство, так как, если денежное вознаграждение при­водит не к улучшению, а возможно, напротив, к ухудше­нию качества произведения, оно, очевидно, должно быть сведено к минимуму. А это означает, что все, кроме незна­чительного меньшинства художников, будут безропотно пребывать в состоянии подчиненности и безвестности, ко­торое отводится беднякам и живущим на грани нужды. Они поэтому не конкурируют с управляющими, учеными и инженерами за почетное место в обществе. Не конку­рируют они с учеными и за государственные средства для поддержки искусства. Претензии на государственные средства еще больше подрываются тем мнением, которое также в той или иной мере разделяется художником, что в отношении художе­ственного образования мало что можно сделать. Если иметь в виду только деньги, то можно подготовить любое число ученых и инженеров. Их можно готовить почти из любого человеческого материала. Число подготовлен­ных художников, однако, не может превышать количества людей с врожденными талантами, и предполагается, что количество населения, обладающего такими талантами, невелико, хотя неизвестно, почему дело обстоит именно так. А мнение людей в отношении искусства частично сводится к тому, что истинно вдохновенный художник превзойдет все препятствия на своем пути. Таким обра­зом, удобная социальная добродетель способствует мини­мизации потребности в расходах на художественное образование. Стоит вспомнить, что еще приблизительно сто пятьдесят лет тому назад удобная социальная добродетель пред­ставляла ученого как личность со склонностями к от­шельничеству и замкнутости, помощь которому была, собственио, обязанностью частного патрона. Общественное звание художника, имеющее более древнюю историю и более прочное признание в обществе, было несравненно выше, и у художника было больше оснований претендо­вать на государственные средства. Ученый давным-давно отделался от своего монастырского происхождения; лич­ное благосостояние и поддержка государства больше не считаются вредными для его инстинкта созидателя. Напротив, они считаются необходимыми для него. В противоположность ему художник продолжает сильно зависеть от покровительства частных лиц. Вместе с остальным обществом он придерживается того мнения, что государ­ственная помощь искусству может создать угрозу для не­зависимого духа художника'. Ясно, что экономия на го­сударственных расходах в результате этого очень велика по сравнению с обществом, которое считает искусство не менее важным делом, чем, например, экспедиция на Луну. Таким образом обстоит дело в области искусства. Оно остается главной опорой отдельного человека и мелкой фирмы. Оно будет также составлять все более значительную чacть экономической жизни. Возможности получе­ния удовольствия от художественных достижений не име­ют видимого предела; они, несомненно, выше, чем воз­можности, создаваемые техническим развитием. Но эта экспансия была бы намного сильнее, если бы лучше понимались источники наших нынешних мнений в отношении искусства, науки и технологии. В настоящее время искусство может рассчитывать на совершенно не­значительное количество как частных, так и государствен­ных ресурсов по сравнению с наукой и техникой. Как мы видели, это является результатом не общественных пред­почтений, а обусловленного мнения. Людям, в том числе и самим художникам, навязано признание важности и при­оритета того, что находится в компетенции техноструктуры и планирующей системы и служит их интересам.[Архитекторы, в которых нуждается промышленность, сво­бодны от убеждения, что связь с экономическими интересами и личное богатство вредны для художественных достижений.] Средства для раскрепощения мнений - для освобож­дения их от службы планирующей системе - это тема, к которой мы, несомненно, должны будем вернуться.


В организации люди работают по уста­новленным правилам. Часы начала и прекращения работы строго определены. В течение рабочего дня необходимо выполнить обязательный минимум трудовых усилий. Это достигается с помощью надзора или установлением норм, которые рабочий обязан выполнить, или применением технических средств (известным примером является сбороч­ный конвейер), чтобы задать темп работы для тех, кто обслуживает эти средства, либо путем применения сдель­ных норм и систем стимулирования для дифференциации оплаты в зависимости от конкретной количественной производительности. Главной задачей современного профессионального сою­за является частичное распространение его полномочий на правила, которым подчиняется рабочий, с тем чтобы профсоюз имел хотя бы косвенное влияние на их форму­лирование и осуществление. Это означает, что для многих членов организации определен не только минимум, но и максимум трудовых усилий, т. е. он является объектом регулирования. В зависимости от точки зрения это регулирование либо высоко ценится за его гуманизирующее влияние на современную промышленность, либо реши­тельно осуждается как произвольное ограничение произ­водительности рабочего. Можно отметить, что значение правил, устанавливающих или ограничивающих трудовые усилия, неуклонно падает, если подниматься вверх по ступеням организаци­онной иерархии. В отношении служащих производитель­ность широко достигается путем отождествления усердного добросовестного исполнения с достойным и заслужи­вающим одобрения поведением. Об организации, в которой такое поведение является общим правилом, говорят, что она обладает хорошим моральным состоянием. Все, что способствует такому моральному состоянию - бодрые, безропотные коллективные усилия - очень высоко ценит­ся с точки зрения удобной социальной добродетели. На верхних уровнях организации правила исчезают и заме­няются борьбой за конкретное личное продвижение или, что, возможно, имеет большее значение, за то, чтобы до­биться страха, уважения и одобрения со стороны своих коллег. Все это в свою очередь достигается, по крайней мере частично, осязaeмым вкладом в ocyщecтвление интересов организации. Общим правилом становится освобож­дение человека от правил, требующих от него усилий; он тратит усилий не меньше, а больше. Он должен не щадить своего времени. Он восхищает самого себя и других интенсивностью своей мысли и работы во время рабо­чего дня. Он проводит, или считается, что он проводит, свой досуг в размышлениях о своих обязанностях или в занятиях, предписанных врачами, либо связанных с биз­несом. В крайних случаях служащий может уверять, что все проблемы он оставляет на работе. Но это редкость. Подчеркнутое внимание затратам трудовых усилий почти всегда считается надежной стратегией для карьеры. Чело­веку нужно, чтобы его знали как неутомимого администратора. [Напротив, в университете удобная социальная добродетель поощряет гораздо более сдержанное отношение к труду. Ценится задумчивый и даже немного ненадежный человек. Репутация ученого повышается, если он берет продолжительный отпуск для восстановления сил. Чрезмерно занятый профессор рискует приобрести репутацию недостаточно мыслящего, использующего за­нятость как ширму для скрытия какого-нибудь научного недо­статка. или, как минимум, не понимающего необходимости беречь дефицитную умственную энергию. Профессор - неисправимый лентяй - часто приветствует своего нормально трудолюбивого коллегу предостережением: «Не переутомляете ли вы себя? Вам нужно быть осторожнее».] В мелкой фирме рабочие правила как способ обеспе­чения определенного уровня затрат трудовых усилий те­ряют свое значение. Они уступают место системе стимулирования отдельного предпринимателя, которая всесто­ронне вознаграждает его за усилие и наказывает за лень и неспособность. А в отношении его немногих работников вместо формальных предписаний здесь имеет место персональный надзор. Такой способ обеспечения трудовых усилий особенно полезен, как уже отмечалось, для раз­бросанных и нестандартных задач, для которых трудно сформулировать рабочие правила. И он чрезвычайно по­лезен, например, в отношении многих услуг, где успех может больше зависеть от субъективной реакции потреби­теля, чем от энергии или технического умения, прояв­ленных при выполнении задачи. Так, способность вла­дельца бензозаправочной станции, мотеля или закусочной не позволять своему настроению находить выражение в открытой враждебности или даже выражать некоторую степень приветливой почтительности, обычно называемой «обязывающей услужливостью», может оказаться более важной, чем трудовые усилия и техническая умелость. Лучше всего это достигается, когда его личные выгоды и потери зависят от его поведения. Отсутствие правил, устанавливающих минимальный уровень трудовых усилий, очевидно, означает и отсутствие правил, ограничивающих максимальные затраты труда. Это значит, что, кроме гибких запретов, налагаемых зако­ном и обычаем, часы работы отдельного предпринимателя ничем не регулируются, и ничто вообще не регулирует интенсивности его усилии. Таким образом, он, возможно, способен компенсировать более высокую техническую про­изводительность имеющего лучшее оборудование рабочего в организованном, но регулируемом секторе экономики бо­лее продолжительной, усердной и более тонкой работой, чем у его организованного коллеги. При этом он понижает свой доход на единицу эффективных и полезных затрачен­ных усилий. Иными словами, он имеет почти полную сво­боду, тогда как организация ею не располагает, для экс­плуатации своего труда, поскольку его рабочая сила со­стоит только из него самого. Нужно отметить, что термин «эксплуатация» применяется здесь в его точном значении для описания ситуации, в которой человек вынужден в силу своей относительно недостаточной конкурентоспо­собности на рынке работать за более низкое вознагражде­ние, чем то, которое вообще выплачивается в экономике за такие усилия. Самоэксплуатация крайне важна для сохранения мелкой фирмы; она имеет первостепенное значение для сель­ского хозяйства. Величайшее значение она имеет для мелких и состоящих из одного человека предприятий в других областях - в розничной торговле, ресторанах, ремонтных предприятиях, домашних услугах и тому подобное. С общепринятой точки зрения понятие эксплуатации всегда связано с наемным работником. Самоэксплуатация работодателя или работающего в своей фирме предпринимателя получила гораздо меньшее признание. Может показаться, что она имеет более важное экономическое и социальное значение, чем подобное обращение с наемным трудом. В действительности, однако, в современной экономике самоэксплуатация и эксплуатация наемного труда идут рука об руку. Как отмечалось, мелкий работодатель добивается тру­довых усилий от своих работников не введением правил, а личным надзором. И поскольку никакие правила не за­прещают этому работодателю снижать свое собственное вознаграждение за эти усилия, он упорно сопротивляется любому регулированию, которое запрещает ему таким же образом понижать заработную плату своих рабочих. Он чувствует за собой естественное право требовать от дру­гих того, что он требует от самого себя. Эти тенденции особенно заметны в сельском хозяйстве. Самоэксплуатация фермером себя и своей семьи давно считается .доведением, достойным подражания, ярким проявлением удобной социальной добродетели, к которой я еще вернусь. Наряду с постоянными ссылками на уро­жай, погоду и особенности сельскохозяйственного произ­водства она лежит в основе претензий фермера на право точно так же эксплуатировать своих рабочих. Эта претен­зия признается почти всеми в Соединенных Штатах. На фермера обычно не распространяется законодательство о заработной плате и продолжительности рабочего времени, а профсоюзы, в сельском хозяйстве в особенности, лишены поддержки по национальному закону о трудовых отно­шениях. (Это освобождение от правового регулирования и защита от профсоюзов распространяются также на круп­ных фермеров, у которых самоэксплуатации не наблю­дается.) Наряду с фермером мелкий городской торговец, мелкий фабрикант или ремесленник и прочий мелкий работода­тель являются центрами упорного сопротивления проф­союзам, законодательству о заработной плате и продолжи­тельности рабочего времени, законам о социальном стра­ховании и другим видам регулирования условий труда. Крупные фирмы, которые в построениях общественной мысли гораздо теснее ассоциируются с эксплуатацией, сопротивляются намного слабее. Это представляется за­гадкой для всех, кто останавливается на поверхности яв­лений. Почему «хороший маленький человек» должен стать таким плохим? Обычно делается вывод, что наи­меньшее восприятие социальных проблем естественно со­четается с наименьшим размером операций или что лю­бая связь с землей содержит в себе что-то отсталое. Мы видим, что, как обычно, объяснение коренится в экономи­ческих условиях. Мелкий предприниматель, будучи срав­нительно беспомощным на своем рынке, не может с уве­ренностью перекладывать более высокие расходы на зарплату или свои выгоды прямо на общество в виде цены. И он правильно чувствует, что может выжить благодаря способности сокращать заработную плату, которую он по­лучает за потраченные усилия. Он старается сохранить такое же право и в отношении тех, кого нанимает. Отсюда его сопротивление профсоюзам, законам о мини­мальной заработной плате и всему, что может увеличить его расходы на заработную плату. Крупная корпорация не избалована общественными почестями. Напротив, мелкий предприниматель вызывает восхищение почти у всех. Частично это объясняется социальной ностальгией; мелкий бизнесмен - это современ­ный двойник мелкой фирмы в экономике классической конкуренции. В этом смысле он является напоминанием о более простом и более понятном мире. Но большую, часть похвал, несомненно, отражает удобную социальную добродeтeль. Восхваляется то, что служит комфорту и удобству общества. Однако не все из того, что так восхваляется, подтвер­ждается при пристальном изучении. Например, мелкий предприниматель прославляется как человек строгой не­зависимости. То, что эта независимость часто ограничена как в принципе, так и на практике упорной борьбой за выживание, остается незамеченным. Его считают в отли­чие от человека, принадлежащего организации, исключи­тельно свободным в своих политических и общественных взглядах. Как только что было отмечено, его взгляды в силу необходимости окажутся, скорее всего, выражением безжалостного своекорыстия. Живя вне организации, он, как считают, наслаждается независимостью от дисципли­ны организации. Никто не отдает ему приказаний; ни­кто не присматривает, как он работает. Он может смотреть прямо в глаза любому человеку. Остается неза­меченным, что часто это только осторожность, конфор­мизм, угодливость, даже раболепие человека, чье благополучие находится во власти его покупателей. Часто его свобода.- это свобода человека, которого до смерти заклевали утки. Никто не сомневается в том, что в крупной корпора­ции должны, быть установлены пределы продолжительно­сти рабочего времени, усилий, которые могут быть по­трачены, и ограничения на все прочие условия труда. Приветствуется роль профсоюзов в установлении и защи­те этих гуманных правил. То же самое относится и к государству. Но в рыночной системе человеком, заслужи­вающим восхищения, является мелкий предприниматель, который рано встает и работает до глубокой ночи, доступ­ный для своих потребителей круглые сутки и не ослабля­ющий напряженности своего труда. Труд его не отмечен никакой скукой; он - благодетель общества и образец для подражания молодым. Особая стойкость отличает ферме­ра, который, имея работу в городе, трудится по вечерам, субботам и праздникам на своей земле и заставляет так свою жену и детей. Уважения заслуживает не только он сам, но дополнительные похвалы за его трудолюбие достаются и фермерам шведского, датского, норвежского, германского, финского и японского проис­хождения. Незамеченным остается, что такой труд навязывается условиями рыночной системы. Остается вне вни­мания также тот факт, что это может наносить вред здо­ровью детей и что в сельском хозяйстве это связано с отрицанием роли профсоюзов, минимальной заработной платы и даже с отказом от компенсации для тех, кто больше других нуждается в их защите. Такова власть удобной социальной добродетели. Такова рыночная система. Кроме факторов, препят­ствующих организации, которые были рассмотрены в предшествующих трех главах, имеются также области экономики, в которых существуют явные ограничения, на­правленные на поддержание мелких размеров фирмы. Ад­вокаты, врачи (и до недавнего времени маклерские кон­торы) в силу требований закона и профессиональной эти­ки должны были действовать как индивидуальные соб­ственники или как товарищества. В прошлом в некоторых штатах были запрещены корпорации в сельском хозяй­стве. Нелегальные или полулегальные предприятия- публичные дома, те, кто торгует порнографией, наркоти­ками, содержатели подпольных игорных домов - на прак­тике лишены возможностей для роста, предусмотренных уставом корпорации. Все это допускает существование только мелких фирм в этой области, хотя в силу харак­тера работы или услуги они были бы такими в любом случае. Полвека и более идут дебаты о том, суждено ли мел­кой фирме исчезнуть - существует ли неотвратимая тен­денция экономики к предприятиям крупного размера. За­щитники неоклассического ортодоксального взгляда всег­да были убеждены в важности мелкой фирмы для их системы. Она является самым недвусмысленным проявле­нием рыночной экономики. В зависимости от темперамен­та защитники разделились на тех, кто доказывал, что мел­кая фирма находится под угрозой и поэтому нуждается в энергичной защите и поддержке государства, и тех, кто утверждает, что ее будущее (и, стало быть, будущее их системы) абсолютно прочно. Мы видим, что имеются области - большая часть сель­ского хозяйства, пространственно разбросанные услуги, задачи, связанные с искусством, - которые не поддаются организации. А там, где организация могла бы существо­вать, предприниматель, снижая свое собственное вознаг­раждение, увеличивая свои усилия и в некоторых преде­лах делая то же самое со своими работниками, может выжить в конкуренции с организацией. Поэтому мелкий предприниматель остается. Нет также явных причин ожидать, что его доля в общей экономической деятельно­сти - доля, которая не выполняется организацией, - сократится. Дальнейшее рассмотрение не оставит никаких сомнений в том, что развитие в рыночной системе будет идти хуже, чем в организованном секторе экономики. Но это может быть так в сравнении с потребностью в раз­витии рыночного сектора, которая намного выше, чем в планирующем секторе. В экономической теории немало­важное значение имеет умение мыслить относительными категориями. То обстоятельство, что рыночная система сохраняется частично благодаря своей способности снижать вознаграждение для своих участников, ведет к очевидному и зло­вещему выводу. Он состоит в том, что имеется презумпция неравенства между разными частям в экономической системы. Удобная социальная добродетель дополняет эту презумпцию, помогая людям убедить себя в том, что они должны соглашаться на более низкие доходы, т. е. с тем, что их вознаграждение частично возмещается за счет их социальной добродетели. Не приходится и говорить, что презумпция неравенства становится гораздо сильнее, если одна часть системы обладает властью над своими ценами и издержками, и они в свою очередь служат издержками и ценами для другой части системы. Мы увидим, что существует такая эксплуатация, в отношениях между двумя частями экономики. В сочетании с только что указанным неравенством развития это одна из главных причин для рассмотрения экономики не как единой системы, а как системы, состоящей из двух ча­стей. Но прежде, чем дальше углубляться в эти проблемы, необходимо взглянуть на другую половину экономики. Ес­ли при решении данной задачи организация оказывается невозможной, это полностью исключает перспективы для огромного числа фирм, с другой стороны, если решение задачи поддается организации, значит, существует воз­можность неограниченного роста для немногих. К обла­стям такого роста мы теперь и обратимся.


В развитых капиталистических странах элита технократов постепенно приходит на смену ста­рой элите - элите богачей.

Роберт Л. Хейлбронер Организация - это некий комплекс мер, направленных на замену усилий и знаний одного человека более специализированными усилиями и знаниями не­скольких или многих людей. При решении многочисленных задач в области экономики организация является и воз­можной и необходимой. Производство стандартизирован­ных изделий или предоставление стандартных услуг, т. е. выпуск автомобилей, стали, производство энергии всех ви­дов, осуществление связи, позволяет создавать высокую концентрацию рабочих в одном географическом пункте. В этом случае речь не идет об искусстве или о чем-то анало­гичном ему. Конкретное изделие или услуга не ассоци­ируются с какой-то конкретной личностью. А если даже в небольшой мере такая зависимость и существует, как это имеет место в авиакомпаниях, то и в этом случае неминуемо происходит стандартизация, например в одеж­де или прическах стюардесс или в обязательном порядке произносимом заверении, что присутствие пассажира яви­лось источником «нашего удовольствия». Итак, организа­ция возможна. Организация также необходима. Для производства стандартизированных товаров и услуг требуются специ­алисты, до тонкостей знающие процессы производства и данные изделия или способные употребить свои знания для их возможных модификаций или усовершенствова­ний. Неотъемлемой частью специализации всегда являет­ся организация, так как организация - это то, что обеспечивает совместную деятельность узких и в основном бесполезных по отдельности специалистов, направленную на достижение полного и целесообразного результата. Однако деятельность технических специалистов может служить лишь наиболее ярким примером такого рода. Организация позволяет фирме осуществлять увеличение своих размеров, что приводит к росту ее влияния на ры­нок, общественное мнение и усиливает ее позиции в отно­шениях с государством. Для осуществления этого вли­яния, т. е. для планирования производства, установления цен и выработки рыночной политики, для сбыта и рекла­мы, для планирования закупок, связей с общественностью и отношений с правительством, также нужны специалисты. И для того чтобы совершенствовать организацию, в рам­ках которой работают эти специалисты, в руководить ею, также требуются специалисты. В итоге мыслительным центром, определяющим действия фирмы, становится не отдельная личность, а целая совокупность ученых, инже­неров и техников, специалистов по реализации, рекламе и торговым операциям, экспертов в области отношений с общественностью, лоббистов, адвокатов и людей, хорошо знакомых с особенностями вашингтонского бюрократичес­кого аппарата и его деятельности, а также посредников, управляющих, администраторов. Это и есть техноструктура. Она, а не отдельная личность становится ведущей силой. «Мы полагаем, что сегодняшние и завтрашние про­блемы в области управления столь сложны... что решать их всегда следует коллективно» [Н. Sussenguth, Executive Board ef Lufthansa, Interview with Robert Spencer, The American Way, 1972, June, p. 20]. В тех случаях, когда решение задачи не может осу­ществляться на основе организации, размеры фирмы огра­ничены энергией и интеллектуальными способностями от­дельной личности. Эти способности могут быть больше или меньше, но они ограничены. Когда же задача позво­ляет осуществить организацию, не существует заранее установленного верхнего предела для размеров фирмы. В силу причин, которые мы рассмотрим несколько позд­нее, эти размеры могут достигнуть огромных масштабов. Соответственно для этого сектора экономики будет харак­терно существование сравнительно немногих очень круп­ных фирм. Именно в этом будет состоять наиболее важная черта данного сектора. Следует отметить, что неоклас­сическая экономическая теория именно на эту черту не обращает совершенно никакого внимания. В соответствия с этой теорией фирма стремится максимизировать свою прибыль. Издержки фирмы предопределены, или в основ­ном предопределены, внешними по отношению к ней усло­виями. Подобным же образом предопределены спрос на её продукцию, доступная для фирмы на любой данный момент техника. Из всех указанных условий и вытекает оптимальный масштаб ее операций, т. е. тот, при котором разность между затратами и ценой, помноженная на объ­ем продаж, максимальна. Способам определения этого иде­ального масштаба операций посвящены солидные разделы учебных курсов экономики, по большей части состоящих из смутно припоминаемых элементов геометрии и других отраслей математики. Для каждого предприятия такой оптимальный размер - такой предел - существует. И он может быть превышен лишь в силу того, что управляю­щая верхушка охвачена пагубной и иррациональной стра­стью к гигантизму, которая побуждает ее стремиться к увеличению размеров в ущерб прибыли. Для того чтобы правильно понять деятельность современного предприятия, нужно решительно отказаться от этого исторически сложившегося шаблона. Он был бы оправдан, если бы контроль над издержками производства, ценами, спросом и технологией не зависел от размеров фирмы. Если же по мере того, как фирма растет, она все в большей степени способна контролировать свои из­держки, свою технику, свои цены, реакцию своих потре­бителей или правительства (т. е. если все они представ­ляют собой зависимую переменную, определяемую раз­мерами фирмы), то масштаб деятельности, при котором прибыль максимальна, очевидно, должен расти вместе с увеличением размеров самой фирмы. Увеличение разме­ров и связанное с ним возрастание степени контроля над издержками, технологическими процессами, ценами, спро­сом и воздействием на государство могли бы в свою оче­редь стать одним из способов увеличения прибылей. Од­нако, как мы вскоре увидим, максимизация прибыли на в коем случае не является основной целью техноструктуры. После того как достигнут определенный уровень прибыли, члены техноструктуры извлекают для себя зна­чительно больше пользы из самого процесса роста. Обобществление переговоров,- с помощью которого их инфор­мация объединяется, проверяется и согласуется со сведе­ниями остальных членов группы. И они будут, таким об­разом, чувствительны к любому некомпетентному вмеша­тельству сверху или извне и окажут ему сопротивление. Отдельный человек может согласиться с решением другого, если ему известно, что он обладает большими знаниями. Группа же будет ощущать, что она не может поступить подобным образом. То явление, которое зачастую назы­вают бюрократическим высокомерием, на самом деле отражает потребность устранить еще более самонадеянного индивида, не имеющего ни малейшего представления границах своего невежества. Естественная симпатия к отдельному человеку не должна служить кому-либо по­водом для заблуждений в данных вопросах. Процесс при­нятия решений группой авторитарен потому, что инстин­ктивно группа стремится оградить себя от слабо инфор­мированных посторонних лиц, включая и тех, кто номинально находится у власти. Вторая причина перехода власти к техноструктуре ко­ренится в росте корпорации и достижении ею зрелости. Небольшая корпорация, капитал которой состоит из вло­жений лишь нескольких акционеров, передавших управ­ление одному лицу, только отдельными юридическими деталями (а именно ограничением ответственности) отли­чается от фирмы, собственником и руководителем кото­рой является одно и то же лицо. С ростом фирмы уве­личивается и число акционеров. Со временем происходит также распыление акций среди многих держателей в силу прав наследования, налогов на наследство, благотвори­тельности, уплаты алиментов и стремления акционеров, не принимающих участия в деятельности фирмы, или их доверенных лиц вкладывать средства в различные пред­приятия. Соответственно уменьшается доля капитала, при­ходящаяся на отдельного владельца акций, а значит, и его власть. Акционеры, понимая слабость положения, стано­вятся пассивными; они либо автоматически голосуют за список управляющих, либо вообще не участвуют в голо­совании. Директора приходят к выводу, что своей вла­стью они обязаны управляющим, а не акционерам. По­этому они ограничиваются простым утверждением реше­ний управляющих. Такие перемены имеют прогрессивный характер. Тот факт, что в крупных корпорациях руководство постепен­но переходит от владельца к управляющему, впервые был отражен Адольфом А. Бирлем и Гардинером К. Минзом в их классическом исследовании «Современная корпорация и частная собственность», опубликованном в 1932 г. Они пришли к выводу, что из 200 крупнейших нефинансовых корпораций Соединенных Штатов в 88 корпорациях, т. е. в 44%, вся власть принадлежит администрации. В обычных условиях ни одна из групп, акционеров не, смогла бы собрать достаточно голосов, чтобы быть способной оспаривать власть самозваной верхушки фирмы. Тридцать лет спустя подобное исследование на основе аналогичных критериев осуществил Роберт Дж. Лернер. Он пришел к выводу, что из 200 крупнейших нефинан­совых фирм в 1963 г. не менее 169, т. е. 84,5%, находятся под полным контролем их администрации [R. J. Lamer, Ownership and Control in the 200 Largest Nonfinancial Corporations, 1929 and 1963, The American Economic Review, vol. 56, № 4, pt. 1, 1966, September, p. 777 et seq. В опре­делении понятия «власти управляющих» имеется ряд субъектив­ных элементов, которые широко использовались, чтобы сохранить представление о наличии власти у собственника и капиталиста. Однако в настоящее время выводы Бирля и Минза получили общее признание. Нет оснований полагать, что выводы Лернера менее достоверны, хотя они пользуются меньшим авторитетом из-за сроков их публикации и личности автора.]. «Теперь почти все согласятся, что в крупной корпо­рации владелец - это обычно лишь пассивный получа­тель дохода; что, как правило, контроль находится в ру­ках администрации и что управляющие сами подбирают своих собственных преемников» [Е. S. Masоn. The Corporation in Modem Society, Gainbridge, Harvard University Press, 1959, p. 4.]. Власть управляющих напоказ не выставляют. Более того, ее тщательным образом маскируют. Повсеместно со­блюдаемый ритуал требует уважительного отношения к тем, чья власть номинальна. Почтенные советы директо­ров, избранные управляющими и изредка собирающиеся, чтобы одобрить действия, о которых им ничего не известно, являются, как утверждают, ценным источником мудрости и руководства. В этом их власть. Вполне естественное уважение к возрасту или начинающимся старческим причудам поддерживает эту иллюзию. И торжествен­ность, сопровождающая собрания членов корпорации, и связанные с этим скромные вознаграждения, и ограни­ченные требования в отношении понимания существа дела часто убеждают «внешних» директоров, т. е. тех, кото­рые сами не являются членами техноструктуры, в нали­чии у них власти. Эта иллюзия усиливается необходимо­стью утверждать (таков порядок) ассигнования или зай­мы денежных средств или же финансовые сделки и счета. Ничто так хорошо не создает впечатления всемогущества, как причастность, хотя и номинальная, к огромным сум­мам денег [«Они собираются раз в месяц, пристально изучают финан­совую витрину (но никогда не вглядываются в те цифры, опи­раясь на которые управляющие ведут дела), выслушивают пред­седателя и его комаиду, весьма поверхностно излагающих состоя­ние дел, задают парочку вопросов, продиктованных сознанием ими собственного долга, высказывают общие соображения, кото­рые вежливо записывают и впоследствии игнорируют, и расхо­дятся до следующего месяца» (см.. В. Townsend, Up the Organization, New York, Alfred S. Knopf, 1970, p. 49)] . То же самое наблюдается и внутри самой техноструктуры. Председателям правлений или президен­там вручают тщательно разработанные решения подчи­ненных им групп в атмосфере такого уважения, что они, глубоко почитаемые, зачастую даже не замечают, что их функции сведены к простому утверждению решений. Все, кто служит в государственном или частном управленче­ском бюрократическом аппарате, инстинктивно достигают совершенства в таком ритуале. В государственном аппа­рате это, возможно, проделывается с особым искусством. Президентов, премьер-министров и министров подробно знакомят с вопросами, в которых они не сведущи. Это лишь в редких случаях дает им возможность принимать решения. Чаще это создает у них впечатление и позволя­ет создавать его у других, что данное решение принято ими. А поскольку они верят в это, они, вероятно, как-то меньше ощущают потребность утверждать свою власть, которая в силу их некомпетентности была бы опасной или вредной. Власть не уменьшится, если ее приписать кому-то другому. Она, напротив, почти наверняка возрастет, а пользоваться ею будет легче. Ничто так хорошо не служит техноструктуре, как возможность переложить ответствен­ность за непопулярные или порицаемые обществом дей­ствия на более высокопоставленных лиц. «К сожалению, мы вынуждены считаться с интересами акционеров «Я должен отчитываться перед советом директоров». Таким образом можно располагать реальной властью без угрозы каких-либо неприятностей. Необходимо сделать некоторые уточнения. Для чело­века, противящегося правде, ничто так не выгодно, как преувеличение, которое дает возможность опровергать ут­верждение целиком. Безграничной власть техноструктуры бывает только в крупнейших корпорациях - лишь там достигает она, cвoего полного завершения. Но и здесь, если корпорация терпит убытки, пробудить акционеров можно, хотя каждый из них по отдельности обычно при­нимает более легкое для себя решение избавиться от акций, продав их. Борьба за передачу полномочия прoисходит и в фирмах-гигантах, но исключительно в тех из них, дела которых плохи. С другой стороны, хотя одни силы распыляют акци­онеров, другие - особенно деятельность страховых ком­паний, пенсионных фондов, касс взаимопомощи, банков - их сплачивают. Это до некоторой степени сдерживает про­цесс уменьшения власти акционеров. Однако влияние указанного фактора может быть легко преувеличено. По традиции, финансовые учреждения пассивны в отноше­ниях с управляющей верхушкой фирм. В этом проявляется сознание опасности некомпетентного вмешательства. В небольших корпорациях индустриальной системы, особенно если они связаны с технически менее сложными производственными процессами или изделиями, отдельное лицо - высший в управленческой иерархии администра­тор или крупный акционер - может быть введено в курс дела и поэтому может оказать влияние на принимаемые решения. В крупных корпорациях так же, как и в мелких, существуют три направления, по которым такой человек может оказать влияние на те решения, для самостоятель­ного принятия которых ему недостает информации. Во-первых, он может изменить состав участников груп­пы по выработке решений-он может смещать, перемещать и назначать ее членов. Большая часть власти совре­менного менеджера связана именно с таким подбором кадров. Во-вторых, он может предложить изменить саму об­ласть принятия решений. Сам он не может с уверенно­стью принять решение о производстве нового товара, вве­дении в действие нового технологического процесса или приобретении дочерней компании. Оно требует участия группы специалистов, которые располагают необходимы­ми сведениями или способны их добыть. Но он может поставить на обсуждение вопрос об этом новом товаре, процессе или какой-нибудь махинации. Окончательное ре­шение по-прежнему будет зависеть от полной информа­ции, доступной лишь группе. Но воображение отдельной личности способно подсказать новые области приложения этих совокупных познаний. Обычно считают, и, возможно, не без оснований, что группа со специфической компетент­ностью принимает решение лишь в хорошо известных границах или параметрах, но что она сама по себе не способна их преодолеть. Наконец, указанное лицо может, прибегнув к помощи специалистов, оценить компетентность принимающей ре­шения организации и качество ее решений. Отдельный человек, поскольку он один, не обладает необходимыми для этого познаниями, но может привлечь с этой целью другую организацию. На такой основе в наши дни полу­чила широкий размах деятельность целой индустрии кон­сультативных фирм по вопросам управления. Вместе с фирмами, оказывающими специализированные услуги в области техники и технологии, указанные консультатив­ные фирмы в 1970 г. имели доходы, оцениваемые примерно в миллиард долларов. Крупнейшие из них сами превратились в корпорации, а некоторые вошли в состав конгломератов [«Consultants Clash Over Ownership», Business Week 1971 November 27, p. 66.]. Перечисленные полномочия - подбор персонала изыскание новых областей для процесса принятия решении и надзор за его ходом- представляют собой основные пре­рогативы отдельных личностей в современной корпорации, именно это называют руководством, В зрелой корпорации они являются единственными прерогативами личности, выступающей в своем качестве. Ни одно из указанных проявлений власти, как об этом говорится ниже, не затрагивает существенных решений - что и как производить или как сбывать товары или ока­зывать услуги. Хотя описанное здесь вмешательство мо­жет оказаться некомпетентным или неоправданным, а следовательно, и вредным, оно по природе своей таковым не является. Тем не менее подбор персонала или реорга­низация аппарата управления таит в себе угрозу для членов техноструктуры, поскольку эти действия означа­ют, что ее члены могут быть смещены, назначены на другие посты или отправлены на пенсию. А этому, подоб­но некомпетентному вмешательству в существенные решения, следует оказывать сопротивление. Как мы вскоре увидим, защита от подобного вмешательства также составляет одну из основных целей техност­руктуры. На практике в отличие от теории экономисты давно уже признали, что власть от акционеров переходит к управляющим. Растет также понимание того, что цели управляющих могут отличаться от целей владельцев, что - как уже отметили д-р Робин Моррис из Кембриджского университета, проф. Вильям Баумоль и ряд других уче­ных-именно управляющие в значительно большей сте­пени будут заинтересованы в надежности доходов и осо­бенно в росте фирмы [По этому поводу см.: Дж. К. Гэлбрейт, Новое индустриальное общество, М., «Прогресс», 1969 (особенно главу XV).]. Отделение собственности от процесса управления приводит к полному пересмотру положения о максимизации прибылей. В неоклассической модели погоня за прибылью является непрестанной и откровенной. Источником энергии, которая впоследствии подчиняется общественному контролю и служит интересам о6щества, являются в силу совершенно случайного парадокса стяжательство, скупость. и алчность - отнюдь не самые святые человеческие качества. Однако, когда cобственность отделяется от управления, возникает мучи­тельная проблема Носителями стяжательства, скупости и алчности-незаменимых движущих сил системы-являют­ся менеджеры, техноструктура, а плоды действия этих сил достаются собственникам. Управляющие же ничем этим собственникам не обязаны. Итак, система действует благодаря тому, что именно те, кто наиболее склонен к стя­жательству, сознательно готовы трудиться, на благо других. Алчность является филантропией, когда она служит другим. Таково то поразительное противоречие, которое современная крупная корпорация создает для неокласической экономической мысли. В отношении этой проблемы неоклассическая теория не находит ничего лучшего, как попросту ее игнорировать. Она прибегает к наиболее испытанному из интеллектуальных средств экономистов, которое заключается в том, что, когда обнаруживаются не соответствующие теории факты, их просто-напросто от­брасывают. Во всей формальной теории и в большей ча­сти учебного курса по экономике считается, что предпри­ниматель, объединяющий в своем лице собственника и привилегированного получателя дохода с активным руко­водителем предприятия, продолжает играть видную роль, Реальное положение дел в корпорации игнорируется. Лю­бое рассуждение начинается с заявления: «Естественно предполагать, что фирма стремится максимизировать при­быль». Как всегда, там, где дело касается погони за при­былью, в качестве основного отправного пункта экономи­ческого анализа выступает внешняя уверенность в от­кровенном одобрении людской жадности. Ни одна живая душа не может сомневаться в роли, которую играет это человеческое качество. Иногда, правда, как уже отмечалось, считается, что отделение собственности от управления оказывает неко­торое влияние на цели корпорации. Повсеместное мнение, состоит в том, что обеспечение надежности дохода и роста уделяется больше внимания, а погоне за прибылью - меньше. Но влияние такого представления на неоклассическую точку зрения оказалось незначительным. Корпо­рация стремится к определенной комбинации надёжности роста и прибыли. Но рамки ее деятельности по-прежнему определяются рынком: цены могут быть чуть ниже, а объем продаж чуть выше, .нежели в том случае, если бы по­гоня за прибылью была бы единственной целью, но никакого радикального значения самим изменениям не при­дается. И если бы фирма подчинялась рынку полностью, то эффект от стремления к достижению всех этих проти­воречивых целей не мог бы действительно быть значи­тельным. Однако если с возникновением крупных корпораций появляется возможность широко навязывать их волю об­ществу - не только устанавливать цены и издержки, но и влиять на потребителей организовывать поставки материалов и полуфабрикатов, мобилизовывать собственные накопления и капитал проводить свою политику в отношении рабочей силы и оказывать воздействие на взгляды общества и деятельность государства, - тогда цели управляющих фирмой интеллектуалов техноструктуры приобретают колоссальное значение. Не рынок определя­ет эти цели. Они переступили границы рынка, использу­ющего как инструмент и становятся той колесницей, к которой о6щество если и не приковано, то уж во всяком случае пристегнуто. Что современная корпорация располагает подобной властью, неоклассическая теория, конеч­но, отрицает. Что реальность именно такова, нам в дан­ном случае совершенно очевидно. Отсюда вытекает важ­ность целей техноструктуры. В последующих главах эти вопросы рассматриваются более подробно. Затем иссле­дуется механизм использования этой власти для дости­жения указанных целей. Цели эти, как мы вскоре увидим, служат интересам техноструктуры, включая и ее меркантильные интересы. Жадность одних, опираясь на шаткие мостки благотво­рительности, не служит более скупости других. Это дол­жно казаться обнадеживающим. Противоречие неокласси­ческой теории исчезает. А в силу твердой приверженности к тезису о том, что люди используют власть для достижения своих ясно осознанных эгоистических целей, такое утверждение полностью ортодоксально. Те же, кто предпо­лагает, что менеджеры современной корпорации пресле­дуют не свои собственные меркантильные интересы, а денежные интересы собственников, которым они ничем не обязаны, должны в соответствии со всеми традиционными представлениями взвалить на себя нелегкое бремя дока­зательства своего предположения. Именно они оказывают бескорыстные услуги остальным важнейшим составным частям своей системы.

Власть - это способность одного человека или целой группы людей навязывать свои цели другим. Ее наличие порождает три вопроса: кто этой властью об­ладает (ибо это не всегда бывает очевидным); для дости­жения каких целей ее используют; и каким образом до­биваются согласия или повиновения всех остальных? В планирующей системе, т. е. в экономическом механизме крупных корпораций, власть принадлежит техноструктуре, и она, эта власть, растет вместе с ростом размеров и зрелостью фирмы. Средства, которые используются для осуществления власти, рассматриваются в последующих главах. Здесь же необходимо остановиться на тех целях, которым эта власть служит. На первый взгляд эти цели одинаковы для всех фирм, больших и малых. Мелкий предприниматель прежде все­го стремится сохранить свое положение, или власть, т. е. избежать банкротства и обеспечить свою деятельность. Такое стремление, и в этом нет ничего особенно нового, может быть названо его защитной целью. Надежно защитив свое существование, он постарается расширить дело, т. е. будет преследовать свои положи­тельные цели. Для небольших фирм достижение обеих целей связано с получением дохода. Защитная цель до­стигается с помощью определенного минимального уровня поступлений; если предприниматель не обеспечивает со­ответствующего уровня этих поступлений, то он теряет ка­питал, а вместе с ним и право управлять предприятием в дальнейшем. Положительная же цель мелкого предприни­мателя, как принято считать, заключается в том, чтобы, насколько возможно, превысить этот минимальный уровень, не подвергая себя чрезмерному риску, т. е. не под­вергая слишком серьезной опасности тот минимум дохо­да, который необходим для достижения защитной цели. Цели техноструктуры подобным же образом делятся на защитные и положительные. Но по сравнению с мел­ким предпринимателем цели, которым служит техноструктура, более разнообразны и сложны. Это связано с тем, что в отличие от мелкого предпринимателя техноструктура не находится в полной зависимости от рынка, по­скольку она значительно сильнее, имеет большую свободу в выборе и достижении своих целей. У техноструктуры две защитные цели. Она должна, подобно мелкому предпринимателю, обеспечить свое су­ществование, и, кроме того, она должна помешать кому бы то ни было - недовольному акционеру или кредитору, не получившему свои деньги, - сместить ее. Короче го­воря, техноструктура должна свести к минимуму опас­ность внешнего вмешательства в принимаемые ею реше­ния. В предыдущей главе было показано, что все важ­нейшие решения принимаются коллективно, ибо только таким способом можно собрать и учесть и всю ту необ­ходимую и ценную информацию, и весь тот опыт, кото­рые оказывают воздействие на это решение. И мы уже видели, что вмешательство в эти решения человека, ко­торый сам не участвует в процессе их выработки, весьма вероятно, нанесет ущерб, и, уж во всяком случае, оно бу­дет казаться таким членам техноструктуры, полностью отдающим себе отчет в том, какой объем информации по­требовалось привлечь для выработки решения по этому вопросу. С ростом фирмы и усложнением решаемых задач техноструктура будет вынуждена все настойчивее ограждать процесс принятия решений от вмешательства плохо осве­домленных посторонних лиц. Существует четыре возможных источника такого вмешательства. Во-первых, это владельцы и кредиторы. Кон­троль над деятельностью фирмы представляет собой иск­лючительное право собственника капитала в системе, ко­торая все еще называется капитализмом. Управлять - вот основная законная прерогатива капиталиста. Аналогичным образом организация, предоставляющая фирме кредит, имеет право, прежде чем представить его, выяснить по крайней мере, как он будет использован, а также получает право на имущество фирмы в случае не­выполнения обязательств. В течение всего срока займа эта организация в определенной степени имеет право на обеспечение безопасности своих средств. Тремя другими возможными источниками вмешатель­ства являются рабочие (обычно через профсоюз), потре­бители и правительство. Техноструктура зрелой корпора­ции оказывает сопротивление любому внешнему вмеша­тельству. Однако противодействие вмешательству в дела фирмы со стороны владельца или кредитора (а возможно, и потребителя) обычно осуществляется в значительно бо­лее тактичной и осторожной форме, чем это имеет место в отношении профсоюза или правительства. На профсо­юзы и правительство может обрушиться целый поток не­годования. От вмешательства акционеров избавляются, со­здав у них иллюзию власти, которой они, по существу, не располагают. Но цель - устранить некомпетентное посто­роннее лицо - остается прежней. Основным способом, позволяющим техноструктуре огра­дить процесс принятии решеиий от владельцев и креди­торов, является обеспечение определенного минимального (хотя и не обязательно низкого) уровня доходов. Все остальное куда менее важно. Если достигнут некоторый приемлемый уровень прибыли, то акционеры остаются пассивными. Они пробуждаются либо поодиночке, либо целыми группами лишь тогда, когда доходы малы, то фирма терпит убытки, а дивиденды сокращаются. Борьба за власть в крупной фирме (если не рассматривать по­пыток ее поглощения) начинается только в том случае, когда ее прибыль мала, или тогда, когда она терпит убыт­ки. Внутри почти сотни крупнейших корпораций (на них приходится основная масса продаж и активов) при условии получения хороших доходов понятие борьбы за власть почти неизвестно. Другими словами, в этих условиях, т. е. при достаточно высоких доходах, положение техноструктуры будет неуязвимым. Что касается менее крупных из числа самых больших фирм, допустим, 800 фирм, занимающих нижнюю часть списка 1000 крупнейших корпораций при низких или не­устойчивых прибылях и при наличии других благоприятных обстоятельств, существует большая вероятность их поглощения. Когда прибыли или низки, или их нет во­все, то акции фирмы дешевы и акционеры готовы прода­вать их другой корпорации по любой цене, превышаю­щей текущую рыночную цену. Скупка акций дает воз­можность устранить верхушку техноструктуры. Эта вер­хушка никогда не согласится с ограничением ее власти. Вся остальная техноструктура, которая по своей природе незаменима, уцелеет. Но и здесь также в течение неко­торого периода будет царить неуверенность и неопреде­ленность, ибо смена власти всегда чревата попытками проанализировать и перестроить всю организацию. Техноструктура корпорации, которая поглотила другую корпо­рацию, очень часто не сознает ограниченности собствен­ных познаний о поглощенной фирме. И поэтому очень велика, по крайней мере на первых порах, опасность при­нятия некомпетентного решения по самым существенным вопросам, как, например: плохо подготовленное производ­ство на новых или существующих конвейерных ли­ниях, недостаточно продуманные капиталовложения, раз­мещение или покупка ценных бумаг без всей необходи­мой в таких случаях информации. В этом состоит одна из причин ухудшения деятельности малоприбыльных фирм при их поглощении новым и энергичным конгломе­ратом. Если прибыль не достигла некоторого определенного уровня, то не существует надежных средств против скуп­ки акций у акционеров. Только получение хороших прибылей является лучшей защитой. Высокие доходы - вот лучший аргумент, убеждающий акционеров не расставать­ся со своими акциями. Достаточный уровень прибыли дает фирме, а следо­вательно, и техноструктуре, источник накопления, а тем самым и капитал, которым она сама полностью распоря­жается. Когда нет нужды во внешних средствах, то нет и необходимости идти на какие-либо уступки тем, кто эти средства предоставляет. При отсутствии долгов фирма может оградить себя от внешнего вмешательства и тогда, когда ее доходы малы, а если ей и приходится прибегать к займам, то она делает это на условиях, которые обеспечивают ей независимость. Наличие прибылей является доказательством компетентности решений, принимаемых техноструктурой. Фирма, которая «не делает деньги», вынуждена об­ращаться за помощью к инвестиционным и другим бан­кам, а также к страховым компаниям [Такая фирма часто имеет представителей указанных банков в компаний в своем совете директоров, что позволяет информи­ровать финансовые круги и создать у них доверие, а значит, и облегчить порядок финансирования. Подобная форма является одним из видов делового патронажа. Эти директора, обычно уступчивые и даже пребывающие в состоянии безразличия, часто проявляют активность как только падают доходы (см.: Р. С. Dоо1еу, The Interlocking Directorate, The American Economic Review, vol. 59, № 3, 1969, June, p. 314). Проф. Дулей, хотя и признает существование значительной автономии техноструктуры, считает, что внешние директора оказывают сильное влияние в интересах «местной общины», а также воздействуют на финансовую поли­тику и выступают за ограничение разрушительной конкуренции. Я считаю, что, указывая на масштабы переплетения между сове­тами директоров, он, возможно, стремится преувеличить воздействие такого переплетения.]. Выступая в качестве покорного просителя, фирма не может ни отклонить вопросы, касающиеся ее высших служащих или основных принимаемых решений, ни про­тивостоять возможному вмешательству в ее дела, так как отсутствие прибылей заставляет предполагать, что внеш­нее вмешательство сможет исправить положение. Такое вмешательство подобно любому другому внешнему вме­шательству будет столь же некомпетентным, а значит, в вредным. Когда фирма попадает под контроль банков, то ее деятельность почти наверняка ухудшается, что объясняется особыми причинами. Итак, первая защитная цель техноструктуры - обеспечить достаточный и устойчивый уровень прибыли. Все, что может служить достижению этой цели - стабилиза­ция цен, контроль над издержками производства, управ­ление реакцией потребителей и потребительским спросом, нейтрализация не поддающихся контролю неблагоприят­ных тенденций в изменениях цен и издержек и в поведе­нии потребителя, обеспечение такой правительственной политики, которая сделает спрос устойчивым или устра­нит нежелательный риск, - становится основным в деятельности техноструктуры и корпорации. В планирующей системе техноструктура фирмы суще­ствует за счет так называемых накладных расходов - эти расходы почти не связаны с объемом продаж или раз­мерами производства. Но каждый член организации зави­сит от компетентности всех остальных, и, кроме того, все они зависят от опыта их совместной работы в этой организации. Опыт совместной работы позволяет каждому владельцу информации определять, в какой мере можно доверять сведениям всех остальных участников. И если раньше работника можно было без каких-то затруднений нанять или уволить, то в случае, когда речь идет об орга­низации, увольнение или понижение в должности любого ее члена не может пройти безболезненно. Организацию необходимо оберегать. Кроме того, техноструктура сама является направляющей силой. Поэтому особую остроту принимает вопрос об увольнении в основ­ном тех же сотрудников, которые сами должны осущест­влять такое увольнение. Развитое в техническом отношении производство тре­бует значительных вложений как в основной, так и в обо­ротный капитал. Эти инвестиции представляют собой также накладные расходы. Но поскольку источником ка­питала является прибыль, а значит не растут ставки про­центных отчислений, то это значительно уменьшает риск, связанный с осуществлением подобных инвестиций. Наконец, рост современных конгломератов существен­но зависит от заемных денежных средств - еще еще одна добавка к постоянным. накладным расходам. Если при постоянных издержках спрос и цены изме­няются, то, очевидно, прибыль будет неустойчивой. По­этому у фирмы в планирующей системе возникает допол­нительный мощный стимул поставить все эти факторы - цены, издержки, спрос, действия правительства - под свой контроль таким образом обеспечить себе необходимую прибыль. Когда власть используют для защиты, то здесь нельзя говорить о каких-то преднамеренных действиях. Это в основном вынужденная мера. Техника и связанная с ней необходимость в организации, а также потреб­ность в капитале приводят к тому, что фирма, если она хочет выжить, должна навязывать свои цели обществу и, таким образом, управлять теми силами в окружающей ее среде, которые могли бы угрожать ее доходам. Деятельность техноструктуры, направленная на то, чтобы обеспечить минимально необходимый уровень при­были, не во всем одинакова или успешна. Как будет пока­зано в следующей главе, конгломераты предпочитают постоянному получению доходов. Поэтому их прибыли не­минуемо будут менее надежными, чем прибыли других крупных фирм. В начале 70-х годов некоторые фирмы, производящие оружие, вынуждены были решать такие задачи, которые, по крайней мере в тот период, превосхо­дили их возможности. Тем не менее надежность получения прибыли для крупнейших корпораций чрезвычайно велика. В 1970 г. - а он был плохим годом с точки зрения доходов корпораций [См. главу XVII] - из 100 крупнейших промышлен­ных компаний (фирм) лишь шесть оказались убыточны­ми. И это были, если не считать компании «Крайслер», либо компании, производящие оружие, либо конгломераты или их сочетание. Среди крупнейших финансовых и коммерческих корпораций убытки встречаются еще реже. В 1971 г. из 100 самых крупных промышленных ком­паний только семь были убыточными. И снова ими были, за исключением двух корпораций, компании, производя­щие оружие, и конгломераты. И лишь две компании несли убытки два года подряд [Некоторые железнодорожные компании также понесли убытки, что, однако, лишь подтверждает общее правило. Государ­ственное регулирование в общем не давало железнодорожным компаниям возможности управлять факторами, влиявшими на их доходы. И, вероятно, частично в силу такого положения, они стали беспомощными во всем, что касается ведения их дел.]. Мы уже отмечали, что защитные цели технострукту­ры также требуют, чтобы профсоюзы, потребители и правительство не вмешивались в процесс выработки реше­ний. В данном случае основной защитой служит тради­ционная экономическая теория, мощным подспорьем для которой являются сложившиеся обычаи. По неоклассиче­ским представлениям фирма в конечном счете подчинена рынку и тем самым потребителю. Поэтому у потребителя (или правительства, действующего в интересах этого по­требителя) нет и не может быть оснований для какого бы то ни было вмешательства в ее дела. Он и так властвует. Обман и умышленное одурачивание потребителя следует пресекать. Но пока потребителя не ввели в заблуждение относительно его собственных желаний, система будет со­ответствовать этим желаниям. Одна из самых действен­ных и чрезвычайно полезных услуг, которую неокласси­ческая теория оказала планирующей системе, состоит в том, что все находящиеся под ее воздействием сохраняют убеждение, каким бы смутным и неопределенным оно ни было, что вмешательство в частный бизнес излишне и вредно. Вмешательство правительства рассматривается как недопустимое по тем же самым причинам. Поскольку об­щественность в лице потребителя и так осуществляет надзор за деятельностью фирмы, то ей незачем делать это с помощью правительства. Эта доктрина, въевшаяся всем в кровь и плоть, запрещает правительству вмеши­ваться в управление частной корпорацией. Какие изделия производить и как их производить, кого нанимать, как поощрять служащих и как им платить - это частное дело самой фирмы. Даже тогда, когда решение этих вопросов непосредственно затрагивает интересы общества - как, например, вопрос о безопасности конструкций автомобиля или влияние на окружающую среду тех или иных мою­щих средств, неблагозвучие рекламных радиопередач или проповедь насилия и преступлений, идущая с телеэкрана, или реклама (до недавнего прошлого) курения как якобы полезного для здоровья дела, - даже в этом случае все бремя доказательства ложится на того, кто осуществ­ляет вмешательство. Такое вмешательство никогда, возможно, не будет направлено на конкретное управленче­ское решение, оно всегда должно носить общий характер. И обычно, чтобы положить конец всяческим спорам о воз­можности общественного вмешательства, нужно лишь за­явить, что этот вопрос должно решать правление фирмы. Нечего говорить и о том, что некомпетентность как таковая не является оправданием вмешательства в дела коммерческой фирмы. Организации, как и люди, могут быть посредственными. И эти посредственные организа­ции всячески стремятся себя увековечить. Умеренно не­вежественный человек будет казаться гением на фоне еще больших невежд. Он будет продвигаться вверх по служеб­ной лестнице и распространит свою посредственность на довольно большую сферу деятельности. Его коллеги будут зачастую приветствовать его успехи, так как в противо­положность человеку способному он будет более терпим к глупости. Даже при высочайшем уровне развития фирмы, когда отрицательное воздействие рынка полностью исключено, ни один из перечисленных вопросов не может стать объ­ектом вмешательства со стороны общественности. Накануне второй мировой войны в «Форд мотор компани» в течение ряда лет усердно насаждалась неком­петентность. В результате ее участие в создании бомбар­дировщика «Б-24» было поистине катастрофичным. В Виллоу Ран был построен огромный завод, однако про­изводство крайне необходимого самолета долгое время не могло быть освоено. Совещание представителей фирм, свя­занных с производством военной продукции, проведенное в Вашингтоне, было весьма напряженным. Все были со­гласны, что методы руководства компании «Форд» были никуда не годными. Но и во имя победы в войне нельзя было даже подумать о том, чтобы нарушить принцип не­вмешательства в процесс управления. И ко всеобщему облегчению этот принцип был сохранен. Что касается са­молетов, то они стали выпускаться лишь спустя много месяцев. Можно привести более свежий пример. В по­следнее время было широко распространено мнение, и, ви­димо, далеко не беспочвенное, что правление компании «Локхид» не отвечает необходимым требованиям и что это дорого обходится. Но хотя почти все заказы исходили от правительства и правительство покрывало задолжен­ность фирмы, практически никто не оспаривал прав этой корпорации вести свои дела так, как она сочтет нужным. Подобным же образом не допускается вмешательство в управленческие решения рабочих, и особенно профсо­юзов. В неоклассической системе фирма добивается такого сочетания труда и капитала, которое сводит к минимуму издержки при любом заданном объеме выпуска и тем са­мым обеспечивает максимальные доходы. Любое вмеша­тельство в решения, которые приводят к такому резуль­тату, увеличит затраты. Если издержки повысятся, то возрастут цены, а потребление, производство и занятость упадут. Следовательно, данное вмешательство в конечном итоге наносит ущерб самим же рабочим. Поэтому обще­принятая экономическая теория и основанные на ней вы­воды гласят, что в интересах самих же рабочих им сле­дует воздерживаться от любого вмешательства в управ­ленческие решения. Некоторые профсоюзы все же вмешиваются в решения, касающиеся механизации производства и связанного с ней использования рабочей силы. Однако, как правило, это ни у кого не вызывает одобрения. Считается, что управ­ление, которое, как полагают, является технически отста­лым, дискредитирует лишь само себя, однако профсоюз, препятствующий техническому прогрессу, должен быть решительно осужден обществом. Именно потому ведущие профсоюзы, которые соглашаются с любыми нововведения­ми, каково бы ни было влияние последних на занятость, получают высокую оценку с точки зрения удобной соци­альной добродетели. Этого может оказаться достаточным, чтобы, как случилось в недавнем прошлом с Объедине­нием горнорудных рабочих, превратить перворазрядных мошенников в политических деятелей, выступающих от имени рабочих. Таковы защитные цели техноструктуры и способы их достижения. Однако, какие бы с теоретической точки зре­ния ни существовали различия между защитными и поло­жительными целями, в повседневных решениях они тесно. переплетаются. Перейдем к рассмотрению положительных целей.


Основной положительной целью техноструктуры является рост фирмы. Затем этот рост стано­вится важнейшей целью планирующей системы и - как следствие - общества, в котором доминируют крупные фирмы. Прежде всего рост направлен на то, чтобы обеспечить достижение защитных целей техноструктуры. Крупная фирма - мы это вскоре увидим - может, за редкими ис­ключениями, лучше, чем небольшая фирма, контролиро­вать свои цены и издержки, убеждать своих потребителей и управлять ими. В силу этих обстоятельств она спо­собна ограждать себя от снижения прибылей в резуль­тате конкуренции и, таким образом, ограждать свои до­ходы, а вместе с ними и свой источник капитала. Она имеет больше возможностей избавиться от тех затрат на рабочую силу, которые она не в состоянии регулировать, а также обеспечить себе соответствующее мнение среди общественности и добиться необходимых действий со сто­роны государства. Это значит, что крупная фирма способ­на более надежно оградить себя от нежелательных для нее изменений в уровне доходов, что могло бы вызвать вмешательство в ее дела акционеров или кредиторов, а также в связи с неблагоприятной реакцией со стороны общественности повлечь за собой вмешательство проф­союзов, потребителей или правительства. Кроме того, рост фирмы служит также, как ничто другое, обеспечению непосредственных финансовых инте­ресов техноструктуры. В фирме, размеры которой неиз­менны, продвижение отдельного сотрудника по служеб­ной лестнице зависит от смерти, потери трудоспособности или отставки тех, кто находится выше его в служебной иерархии. Оно может также зависеть от его способности вытеснить их. Подобно тому как он, возможно, надеется занять место других, его подчиненные будут надеяться занять его место. Поскольку он вынужден добиваться ус­пеха, борясь против остальных, то и другие будут вынуж­дены бороться против него. И так же, как он будет при­стально наблюдать за своими начальниками (хотя и весь­ма осмотрительно), выискивая многообещающие для него признаки надвигающейся нетрудоспособности или болез­ни, другие с подобной надеждой будут следить за ним. Напротив, в растущей фирме сам процесс роста соз­дает новые должности. Служебная карьера перестает быть игрой с нулевым результатом, где то, что выигрывает один, теряет другой. Каждый получает возможность вы­двинуться. Преуспеть могут все. Отношения рабочего со­трудничества не омрачаются более обоюдной надеждой на то, что кто-то станет алкоголиком или попадет в авто­мобильную катастрофу. А по мере того как растут объем продаж, численность .занятых или же величина контролируемых активов, возрастает и жалованье, количество счетов, которые фирма оплачивает за своих сотрудников, в. право на получение премий и привилегий. Кабинет сотрудника становится все больше, а его об­становка все шикарнее. Сотруднику выделяется личный туалет, и он получает право пользоваться самолетом ком­пании. Все это - награда за служебное рвение и уваже­ние к тем, кто занимает равное с ним положение [Такая щель, безусловно, может быть достигнута путем пере­хода в другую, более крупную фирму, что нередко и случается. Робин Моррис из Кеймбриджского университета, скрупулезно изучивший эти вопросы, затронул и этот момент - побудительные мотивы роста вообще, указав, что «если бы управляющие были полностью мобильны, то они могли бы делать карьеру, переходя из меньшей фирмы в большую, и в конце утолить свое често­любие, став министром обороны. Но в действительности все про­исходит иначе. С учетом всеобщего предпочтения внутрифирмен­ного продвижения мобильность (сравнительно) низка и при про­чих равных условиях человек, знающий фирму и известный в ней, имеет значительно большую экономическую ценность, чем кто-либо из сравнимых с ним претендентов со стороны. Поэтому руководство фирмы, вероятнее всего, будет рассматривать рост своей собственной организации как один из наилучших способов удовлетворения личных потребностей и честолюбивых устремле­ний - взгляд, который поддерживается и психологическими моти­вами - отождествить свое «я» с организацией. В олигархических фирмах, где политику определяют группы, мерами, наверняка ведущими к согласию, будут те, которые, предположительно, увеличат полезность каждого из членов организации. И если мы представляем себе эту полезность как некий набор из жалованья, власти и престижа, то ясно, что для занимающих самые высокие посты рост фирмы представляет собой выдающуюся возможность, даже если ряд преимуществ им, быть может, придется разделить с; только что пробившимися наверх новичками» (см. «A Model of the «Managerial» -Enterprise», The Quarterly Journal of Economics, vol. 77, ;№ 2, 1963, May, pp. 187-188).]. Значение роста в качестве цели увеличивается и пото­му, что существует тесная связь между конечным вознаг­раждением и действиями, которые обеспечили такой рост. Этот момент весьма существен, но его часто упускают из виду. В крупной организации доходы обычно рассчитыва­ют лишь для «центров, обеспечивающих прибыль», об­ладающих значительными размерами. Вклад любого отдельного служащего или группы в дело извлечения до­ходов переплетается с вкладом многих других. При всех обстоятельствах оценка этого вклада субъективна и явля­ется предметом споров и обсуждений. Когда же имеет место рост, то, напротив, .вклад каждого сотрудника или небольшой группы непосредствен и заметен. Показатели объема продаж нового изделия, новое приспособление или технологическая линия - это конкретная реальность, даже если ее роль в получении доходов и не столь уж заметна, однако все имеющие к ней отношение точно известны. Действительно, рост зачастую приводит непосредственно к вознаграждению тех, кто его обеспечил. Подразделение, каким бы малым оно ни было, но которое расширяет объем своих продаж, тем самым увеличивает и штат своих сотрудников и права обеспечивающих это расширение на такое продвижение по службе, оплату и премии, которые соот­ветствуют осуществлению более крупных операций. Инже­нер, который находит определенную, до сих пор не вы­явленную возможность совершенствования изделия, тем самым расширяет круг своих обязанностей, его положе­ние упрочится, а оплата соответственно возрастет. Спе­циалист по сбыту, с успехом убеждающий публику покупать какой-то совершенно невероятный товар, сможет вследствие этого расширить в конечном итоге свои торго­вые операции. Он укрепляет свое положение благодаря этому товару. Возможность подобного самовознагражде­ния прямо-таки пропитывает техноструктуру. Многие из ее членов самым непосредственным образом заинтересо­ваны в росте, поэтому не удивительно, что и вся техноструктура в целом глубоко ему предана. Если вся экономическая система в целом растет, то, как правило, будут расширяться и отдельные фирмы. К воз­можностям продвижения внутри данной фирмы добавятся возможности, связанные с возможностью получения высо­ких постов в других фирмах. Когда так много влиятель­ных людей находят, что рост фирмы и связанный с этим рост всей экономики служит их собственным интересам, было бы удивительно, если бы они не пришли к выводу, что экономический рост - прекрасная вещь. Такой вывод сделан ими. Поэтому, или в, основном поэтому, экономический рост стали рассматривать как первейшую из целей общества. То, что способствует росту экономики, а вместе с тем и материальному благосостоянию техноструктуры, с упоением благословляется удобной социальной моралью и превозносится на публичных церемониях, чему бы они ни посвящались. Экономисты в основном весьма легко поверили в со­циальные преимущества экономического роста. Они виде­ли, что это будет означать большее потребление, больший доход, большую занятость, большие поступления в бюд­жет от налогов, расширение социального обеспечения, большее счастье. То, что такой рост служит к тому же и положительным интересам техноструктуры, послужило весьма убедительным толчком к этому открытию. Если бы действие роста на техноструктуру было противополож­ным, его оценка не была бы положительной. Рост современной корпорации представляет собой весь­ма сложный процесс, охватывающий целый ряд направ­лений деятельности. Первое из них - расширение произ­водства и объема продаж при существующих возможно­стях корпорации. Обычно считается, что это включает в себя выпуск товаров или услуг, обладающих определен­ной технологической взаимодополняемостью, которая предполагает использование ряда тех же самых технических методов, помещений и оборудования, рынков сбыта, знания рыночной конъюнктуры или управленче­ского мастерства. Примером может служить производитель резины, начавший выпускать пластмассовые изделия. Но там, где рост - это самоцель, указанная взаимодополняемость не играет большой роли. Решающим является вопрос о том, что способствует росту, а он в равной или даже в большей степени может быть результатом производства никак не связанных друг с другом продук­тов. В последнее время значительное недоумение вызвала явная нелогичность многообразия товаров, производимых современной корпорацией. А ведь этому не следовало бы удивляться: первейшая забота корпорации - не техниче­ская взаимодополняемость и не вопрос о том, обслуживаются ли родственные рынки. Ее главная забота - рост, рост как таковой. Второе направление состоит в приобретении более мел­ких фирм в смежных или совсем не связанных с деятель­ностью приобретающей фирмы областях для их более или менее полного объединения с техноструктурой этой фир­мы. В результате создается возможность использовать ог­ромные финансовые ресурсы крупной фирмы для гораздо более быстрого роста, чем это было бы, вообще говоря, возможно только в результате расширения объема про­даж. Стратегия приобретения - чрезвычайно важный ин­струмент борьбы с превосходством в управленческой, технической или коммерческой областях. Компетентность в этих вопросах иногда позволяет небольшой фирме пре­успеть в своем росте по сравнению с более крупным и нередко более консервативным или обюрократившимся конкурентом. Но эта стратегия, как правило, не в состо­янии помешать последнему прибегнуть к самозащите, т. е. раньше или позже купить этого мелкого, но неудоб­ного соперника, используя свои значительно большие фи­нансовые возможности. Законченным выражением второго направления дей­ствий является агломерация. Она включает в себя приоб­ретение одной корпорацией контроля над голосами акци­онеров другой, однако с таким расчетом, чтобы не затронуть ни ее техноструктуру, ни, по крайней мере частично, оперативную самостоятельность последней. Довольно ча­сто эта стратегия включает в себя приобретение финансо­вых учреждений, таких, например, как страховые компании, которые располагают крупными наличными средст­вами для инвестиций. Эти средства в свою очередь могут быть использованы хотя бы частично с целью поглощения других фирм. Такая агломерация представляет собой на­иболее быструю форму расширения. Вот один из наиболее поразительных примеров из недавнего прошлого. За де­сять лет благодаря агломерации компания «Интернэшенл телефон энд телеграф» быстро поднялась с сорок седьмого места, которое она занимала в списке промышленных кор­пораций в 1961 г., на девятое место. Поскольку фирмы, входящие в конгломерат, действуют в разных отраслях, обслуживая подчас совершенно различные рынки, они не­много выигрывают от растущего контроля над ценами и издержками или от возросшей способности воздействовать на потребителя или убеждать его. Принципиальное пре­имущество, если говорить о власти", заключается в том влияния, которое становится возможным оказать на правительство и возможности привлекать (или выкачи­вать) капитальные ресурсы одного подразделения для удовлетворения нужд другого. В значительной мере стремление к агломерации отражает интерес к размерам ради самих размеров - это ярчайший пример попытки руко­водства корпорации извлечь для себя выгоды из величины как таковой [Если размеры фирмы превышают определенный предел, координация деятельности ее функциональных отделов (снабже­ния, конструкторского и производственного, сбыта) представляет собой крайне трудную задачу для руководства этой фирмы. Ре­шение проблемы заключается в создании подразделений, обла­дающих всей полнотой власти в вопросах их собственного снабже­ния, производства и продаж, но совместно отвечающих за при­быль. Конгломерат, где каждая единица представляет собой самостоятельную корпорацию, является наиболее развитой формой подобной структуры. Кое-кто утверждал, что данная структура стремится возродить максимизацию прибыли в качестве цели корпорации, поскольку именно прибыль является важнейшим критерием деятельности подразделения. Нет никакого сомнения, что "эта" структура помогает оградить прибыль и служит защит­ным целям техноструктуры. Но объем продаж также служит основным критерием деятельности подразделения. Те исследова­тели, которые изучали воздействие данной структуры на макси­мизацию прибылей, сами признают, что ее главная цель - расширить пределы роста и сделать возможными практически любые размеры фирмы (см.: О. Е. W i 11 i a m s о n, Corporate Control and Business Behaviour, Englewood Cliffs, New Jersey, Prentice-Hall. 1970).] Являясь направлением действий, обеспечивающим на­иболее быстрый рост, агломерация вместе с тем является и наиболее ненадежным видом стратегии. Она находится в глубочайшем противоречии с защитными целями техноструктуры. Неопределенность обусловлена возможностью успешного противодействия со стороны поглощаемой фир­мы. Чем она крупнее и чем более усиленно оберегает свою самостоятельность, тем такое сопротивление более вероятно. А если поглощаемая фирма достаточно велика по сравнению с поглощающей ее, то для такого приобре­тения потребуется привлечение средств за счет внешних займов. В результате возрастут постоянные издержки н доходы станут более уязвимыми. Даже если организация финансируется за счет обмена акций, то и в этом случае власть может перейти в руки владельцев, стремящихся к вмешательству в дела фирмы. В конце 60-х годов, во времена так зазываемого конгломерационного взрыва, случаи подобного роста, происходившего на весьма рискованной основе, были крайне частыми. Однако они далеко не всегда были связаны с инициативой крупных фирм, обладающих высоко разви­той техноструктурой. Значительная часть конгломератов возникла по инициативе отдельных предпринимателей, опиравшихся в своей деятельности на фирмы, которые по своим размерам значительно уступали крупнейшим кор­порациям. Как правило, у этих предпринимателей без­различное отношение или непонимание риска сочеталось с исключительной способностью навязывать другим соб­ственную оценку своей финансовой проницательности. В большинстве возникших таким путем конгломератов дела шли плохо; некоторые из них впоследствии столкнулись с серьезными финансовыми трудностями. Возможно, что такой связанный с большим риском ненормальный про­цесс объединения, осуществлявшийся в результате дей­ствий отдельных лиц, был связан с распространенной в то время психологией бума. Однако рост за счет приобретения других фирм всегда представлял собой вполне нормальную для планирующей системы тенденцию. За период между 1948 и 1965 гг., для которого не был характерен безудержный процесс слия­ния, имевший место в конце 60-х годов, в Соединенных Штатах 200 крупнейших корпораций обрабатывающей промышленности приобрели 2692 фирмы с общей суммой активов в 21,5 млрд. долл., что составило примерно 1/7 часть общей суммы увеличения активов этих фирм за данный период. Если же исключить 20 крупнейших фирм обрабатывающей промышленности, то доля активов по­глощенных фирм составила приблизительно от 1/4 до 1/5 такого роста [W. G. Shepherd, Market Power and Economic Welfare, New York, Random House, 1970, p. 75.]. В последующие три года 200 крупнейших корпораций присоединили еще около 1200 фирм с допол­нительными активами примерно в 30 млрд. долл. [M. Минц, Д. Коэн, Америка Инкорпорейтед, М., «Про­гресс», 1973; (приведенные цифры включают приобретения гигант­скими фирмами более мелких из указанных 200 крупнейших).]. Эти 200 гигантов, по современным оценкам [Данные У. Ф. Мюллера, сотрудника Висконсинского универ­ситета.], контролируют приблизительно 2/3 активов всех компаний, занятых в обрабатывающей промышленности. Следует подчеркнуть еще раз, что для успешного присоединения фирмы не требуется повышения нормы при­были на капитал объединенного предприятия. Основная цель состоит в другом - в увеличении денежного вознаг­раждения и престижа техноструктуры приобретающей фирмы (а в некоторых случаях и техноструктуры погло­щенной фирмы). Это достигается не за счет повышения нормы прибыли, а за счет увеличения размеров. На первый взгляд существует внешняя аналогия меж­ду ростом современной крупной фирмы за счет поглоще­ния других фирм и предсказанным Марксом процессом капиталистической концентрации, в котором крупные ка­питалисты во все больших масштабах пожирают более мелких. Но такое сравнение не является оправданным. Побудительным мотивом описанного Марксом процесса была эксплуатация и прибыль. Основным движущим мо­тивом в современном процессе является достижение бю­рократических преимуществ, рост престижа и дохода тех­ноструктуры. В этом процессе власть капиталиста, если о ней вообще можно говорить, уменьшается. Что увеличивается, так это власть техноструктуры. Фирма, которая стремится максимизировать свои при­были, как это имеет место в неоклассической модели, должна быть достаточно велика, чтобы использовать на­иболее эффективные размеры предприятия. Кроме того, она будет получать дополнительные преимущества от сво­их размеров, если они позволяют ей контролировать цены и таким образом извлекать выгоды из монопольного поло­жения. Но превышает эти размеры фирмы не следует. Если это происходит, то она, жертвует эффективностью, а следовательно и прибылью. «Существуют неоспоримые преимущества интеграции деятельности в крупных мас­штабах в пределах отдельного сталелитейного завода... но объединение этих функционально не связанных друг с другом предприятий в единую административную едини­цу оказывается малообоснованным с технологической точ­ки зрения. Компания «Юнайтед стейтс стил» - это не что иное, как несколько компаний «Инлэнд стилс», раз­бросанных по всей стране... Фирма, производящая столь несхожие товары, как резиновая обувь, ленточные пилы, моторные лодки или корм для кур, вполне возможно, до­стигнет размеров и мощи конгломерата, но это ни в коей мере не обусловлено технической необходи­мостью» [W. Adams, Hearing before the Select Committee on Small Business, United States, Senate, 90-th Congress, 1-st Session, 1967, June 29, pp. 12-13.]. В ортодоксальных учебных курсах по экономике чрез­мерную величину фирмы обычно объясняют иррациональ­ностью - стремлением громадных корпораций к бессмыс­ленному гигантизму, не подчиненному какой-либо опре­деленной цели. Гигантские размеры современной корпо­рации - это исключительно важный факт. Объяснение его глупостью мало кому покажется достаточно, рациональным. Но когда становится очевидным, что эти цели представляют собой цели техноструктуры, проблема пере­стает существовать. Размеры фирмы и ее рост служат интересам техноструктуры без каких бы то ни было огра­ничений. Они служат ее защитным целям, а чем больше фирмы, тем в целом лучше и защита. Чем стремительнее рост, тем более ощутимым становится денежное вознаг­раждение и другие блага, получаемые техноструктурой. Для проверки справедливости экономических идей необ­ходимо ответить на вопрос: образуют ли они единое целое или же их приходится объединять насильно. Изложенная точка зрения на цели крупной корпорации является согласно этому критерию убедительной. Таким образом, мы рассмотрели две основные цели, ради достижения которых техноструктура использует свою власть. Техноструктура обеспечивает себе незави­симость в деле принятия решений в первую очередь тем, что она стремится получить некий минимальный уровень доходов. После этого она достигает положительной цели благодаря росту. Но это, однако eще не все. Там, где фирма уделяет много внимания техническим вопросам, развитие техники и внедрение новшеств могут приобре­сти хотя и весьма ограниченное, но самостоятельное зна­чение. Их будут внедрять, хотя и в узких границах, ради них самих. Я еще вернусь к этому вопросу. Кроме того, частично в силу традиций, но в значительно большей степени из-за наглядности этого показателя фирма, как правило, будет стремиться продемонстрировать рост своих ежегодных доходов. Целью капиталистической фирмы была прибыль. В неоклассических учебных курсах прибыли по-прежнему уделяется особое внимание, и, таким образом, все осталь­ные цели почти полностью выпадают из поля зрения. Акционеры и их представители в финансовых кругах без обиняков подчеркивают ее значение. Практически же ни­кто из сотрудников фирмы или посторонних лиц не в со­стоянии сказать, является ли прибыль максимальной. Нет единства мнений и относительно продолжительности пе­риода, в течение которого, прибыль следует максимизировать. Поскольку издержки всегда можно отнести на не­сколько более поздний период и поскольку потребители не реагируют мгновенно на различие в ценах с конкури­рующими фирмами, то зачастую можно получать более высокую прибыль в течение короткого времени в ущерб прибыли получаемой за продолжительный период. Другими словами, как это обстоит в супермаркетах, универ­сальных магазинах и других коммерческих фирмах, уменьшенная прибыль в течении короткого периода времени может означать большой оборот и в конечном итоге большие доходы. Хотя никто не может сказать, максимальна ли прибыль, нетрудно выяснить ее динамику. И если практика бух­галтерского учета и амортизационных отчислений оста­ется неизменной, то этот критерий, как и рост объема продаж, объективен. Таким образом, динамика доходов также представляет собой определенный показатель, сви­детельствующий о положении дел. Растущая фирма с довольно таки высокими доходами ведет свои дела нёплохо. Растущая фирма с растущими доходами ведет их лучше. Таким образом, ко всем остальным целям техноструктуры можно добавить и ее усилия, направленные на то, чтобы продемонстрировать рост доходов из года в год. Это не служит интересам техноструктуры столь же непо­средственно, как рост фирмы. И тем не менее это важная деталь. Различные защитные и положительные цели техно­структуры могут оказаться в противоречии друг с другом. Хотя рост, вообще говоря, усиливает власть технострук­туры и укрепляет тем самым ее способность обеспечи­вать минимально необходимый уровень доходов и служит, таким образом, ее защитным целям, некоторые виды ро­ста, как мы уже видели, связаны с повышенным риском. Необходимость продемонстрировать рост доходов может прийти в столкновение с интересами обеспечения роста. Техническое развитие может поставить под угрозу ста­бильность доходов. У фирмы с точки зрения неоклассической теории существовала лишь одна цель - максимизация прибыли. В соответствии с этим существовала и единственная модель поведения, единственная теория фирмы. Исследователи, допускавшие возможность существования и других целей, помимо максимизации прибыли, считавшие, например, что фирма может стремиться к обеспечению определенного сочетания между степенью надежности доходов и ростом фирмы, пытались тем не менее найти единственную при­чину, объясняющую поведение фирмы [См.: R. Marris, The Economic Theory of «Managerial» Capitalism, New York, Basic Books, Inc., 1968 и мое предисловие к настоящему изданию.]. Это серьезная ошибка. Нет никаких основании полагать, что техноструктура фирм, занятых в различных отраслях, одинаковым образом будет осуществлять согласование противоречивых целей. Достигшая высокого уровня фирма, выпускающая электронное оборудование, химические изделия или ЭВМ, имеющая в своем штате огромное количество инженеров и ученых, будет придавать значительно большее значение техническому прогрессу как самостоятельной цели, чем фирма по выпуску мясных полуфабрикатов или сталели­тейная компания. В других случаях будут предпринимать­ся неодинаковые усилия, направленные на обеспечение надежности доходов как цели, находящейся в противоречии с процессом роста фирмы. Выбор крупнейших фирм в этих вопросах будет отличен от выбора менее крупных. Необходимость продемонстрировать рост доходов также окажет различное воздействие. Социальные же послед­ствия подобных решений, так же, как и энергия, с которой они осуществляются, могут, как мы увидим, быть весьма значительными. Такой вывод не должен быть полностью неожиданным. Мы вправе предполагать, что государственные ведомства - Пентагон в отличие от министерства труда или государственного департамента - преследуют разные цели вследствие различий в их размерах власти, которой они располагают, и прочности их положения. Такова природа организации или в более широком смысле социальной деятельности в условиях планирования. Примечательно в этом вопросе, скорее, другое - кто-то должен вообразить, что цели, а следовательно, и поведение компаний «Америкэн тeлeфoн энд телегpaф», «Джeнерал моторc», ЛТФ, «Корнинг глас», «Контрол дейта», «Сигрэмс», не говоря уж о «Фольксвагене», «Рено» и «Мицубиси», будут одинаковы. Ни одна теория не должна при­водить к полностью неправдоподобным выводам.


В неоклассической модели первичны це­ны. Они представляют собой нервную систему экономики. Цены сигнализируют фирме-производителю об изменени­ях в потребностях потребителя. С другой стороны, они сообщают потребителю об изменениях в издержках про­изводства, а также о новых возможностях удовлетворить свои потребности. Исходя из установившихся таким обра­зом цен, потребитель определяет структуру своих заку­пок так, чтобы максимизировать удовлетворение, получа­емое от расходуемых им денежных средств. А поскольку нет ничего важнее потребления товаров, потребитель до­стигает поэтому максимального счастья. Устанавлива­емое подобным образом приемлемое для всех равновесие определяет способ, посредством которого распределяют­ся труд, капитал, сырьевые материалы и управленческие таланты. Цены, включая и цену рабочей силы, содержат также информацию относительно возможностей наиболее прибыльного применения указанных факторов производ­ства. Их окончательное распределение также отражает волю потребителя. Такое использование ресурсов, если исключить из рассмотрения монополию и некоторые второстепенные моменты, является, с точки зрения потреби­телей (при заданном распределении доходов), наилучшим из возможных. Именно при помощи цен монополии или олигополии в неоклассическом толковании используют в своих инте­ресах власть, которая обусловлена тем обстоятельством, что они являются единственными или входят в небольшое число продавцов на рынке. Монопольное положение поз­воляет устанавливать более высокие цены и получать бо­лее высокую прибыль, а также устанавливать объем про­изводства на более низком уровне, чем в условиях, когда на рынке выступит значительное количество продавцов. Поэтому потребители платят больше, а получают товаров и услуг меньше, чем это необходимо или желательно. На товар или услугу затрачивается меньше труда, капитала и материалов, чем в идеальном случае. Поэтому больше рабочих вынуждено искать себе работу в другом месте. Распределение доходов осуществляется в пользу монопо­листа. Таким образом, в неоклассической модели цены - это основной инструмент, дозволяющий выявить как поло­жительные стороны, так и недостатки экономической си­стемы. Не удивительно поэтому, что способ установления цен является главнейшим объектом рассмотрения в нео­классической экономической теории. Еще сравнительно недавно изучение экономической теории сводилось, за не­большим исключением, к изучению процесса установления цен и образования доходов. В рыночной системе - этом реальном мире небольших фирм, отгороженном от планирующей системы их неспо­собностью к использованию организации, - роль цен ме­нее однозначна. Существует определенное сочетание мо­нополии, конкуренции и, как это имеет место в отношении сельского хозяйства, правительственного регулирования. К тому же рядом существует совершенно иной мир планирующей системы с его мощным воздействием на рас­пределение ресурсов. Кроме того, мелкий предпринима­тель, розничный торговец или предприятие сферы обслу­живания в состоянии лишь в узких пределах воздейство­вать на цены, а цена, которую министерство сельского хозяйства Соединенных Штатов устанавливает на пшеницу или кукурузу, не может подвергаться влиянию со стороны отдельного фермера. Таким образом, цена остается задан­ной, внешней по отношению к фирме величиной. Фирма вынуждена приспосабливать свое производство к фактору, находящемуся вне сферы ее контроля. Являясь стимулом к организации нового предприятия, его расширению, сок­ращению или закрытию, цены все-таки определяют, хотя и весьма несовершенным образом, распределение ресур­сов между различными товарами и услугами. Поэтому и в рыночной системе цены сохраняют свое значение. В планирующей системе роль цен значительно меньше. Они гораздо эффективнее контролируются фирмой. Цены представляют собой всего лишь одну, хотя и наиболее за­метную, из тех сил, которые в неоклассической модели или рыночной системе находятся вне сферы влияния фирмы, но которые подчинены такому влиянию в планирующей системе. В рыночной системе поведение потребителя, издер­жки, реакция поставщиков, деятельность правительства - все это недоступно влиянию отдельной фирмы. В плани­рующей системе фирма стремится к власти или влиянию над всеми указанными факторами и добивается своего. Отсюда следует, что цены перестают играть исключи­тельную роль в деле распределения ресурсов. Что имеет значение, так это применение власти во всем объеме- над ценами, .издержками, потребителями, поставщиками, правительством. Цены могут оказаться второстепенным фактором по уравнению с энергией, изворотливостью или находчивостью, при помощи которых фирма убеждает по­требителя или правительство в необходимости заполучить производимые ею изделия или посредством которых она устраняет возможность выбора. Уровень затрат может играть менее существенную роль, чем энергия, которой фирма планирует своe снабжение. Производимая ею продукция - есть результат проявленной в прошлом способно­сти к обеспечению поддержки со стороны правительства для своих исследований и разработок, на основе которых были созданы данные технологические процессы или то­вары. В планирующей .системе распределение ресурсов, и это самое главное, является результатом не контроля фирмы над ценами, а совокупного использования всей имеющейся у нее власти. В планирующей системе, следовательно, использование ресурсов более не отражает при помощи цел решений, принятых потребителями. Тезис, согласно которому по­купки потребителя распределяются таким образом, чтобы добиться использования ресурсов, обеспечивающего мак­симальную удовлетворенность этого потребителя, оказы­вается совершенно несостоятельным. Распределение ре­сурсов все шире отражает способность данной фирмы до­биваться наряду с другими фирмами своих собственных целей, и именно эта ее способность позволяет нам гово­рить о существовании планирующей системы. А то по­вышенное внимание, которое уделяется ценам, как будет видно, могло бы скрыть более широкое использование вла­сти современной корпорацией, увести в сторону от вопро­са о всеобъемлющем применении власти - планировании, где контроль над ценами является лишь одной из состав­ных частей. В планирующей системе контроль фирмы над ценами подобно другим способам применения ее власти опреде­ляется защитными и положительными целями техноструктуры. Поэтому представление 6 таких целях должно быть исчерпывающим. Первое защитное требование заключается в том, чтобы цены были поставлены под жесткий контроль. При помо­щи такого контроля предотвращаются случайные и неже­лательные колебания цен, в результате которых могут уменьшиться или полиостью исчезнуть доходы. В рыноч­ной системе технология производства проста и капитал вследствие этого сравнительно мало специализирован. По­добно универсальным станкам или неспециализированным предприятиям такой капитал может быть использован са­мым различным образом. Кроме того, срок между запус­ком изделия в производство и окончанием производствен­ного процесса невелик. Это означает, что, если цены пере­стают быть благоприятными, предприниматель может быстро, хотя и не всегда безболезненно, переключиться на производство другого изделия. В планирующей системе, напротив, технология сложна и связана с использованием капитального оборудования - машин и предприятий, ко­торые приспособлены к производству конкретных услуг или изделий. Период производства, т. е. время, которое проходит от принятия решения о производстве до полу­чения готового изделия, является значительно более дли­тельным, чем в рыночной системе. Капитальное оборудо­вание, предназначенное для производства конкретного из­делия, должно быть сконструировано и изготовлено. А иногда должно быть сконструировано и оборудование, необходимое для его производства. Наконец, по мере роста значения организации появляются издержки, связанные с существованием самой техноструктуры. Таким образом, фирма в планирующей системе несет значительные расходы прежде чем появляется готовый для продажи то­вар, и эти расходы продолжаются независимо от поступлений в результате реализации, В этих условиях цены и издержки должны быть под контролем, а также, насколь­ко это возможно, и спрос со стороны потребителей и пра­вительства. Это же относится и к поставкам при контро­лируемых затратах. Планирование, как уже отмечалось, вовсе не представляет собой произвольный акт крупного предприятия, оно предрешено всем ходом развития, сос­тавными частями которого являются передовая техника, интенсивное использование капитала и возрастание роли техноструктуры. Цены необходимо контролировать еще и потому, что некоторые из издержек производства, а особенно издерж­ки на рабочую силу, не могут полностью контролировать­ся фирмой. В целях самозащиты фирма должна быть в состоянии повысить цены, чтобы компенсировать такое увеличение затрат на рабочую силу, которое она не может предотвратить. Данное обстоятельство, усиливающее ин­фляционный процесс, имеет немаловажное практическое значение. Фирма должна также контролировать цены и реакцию потребителей и поставщиков в силу того, что технический прогресс вызывает тенденцию к понижению эластичности спроса и устойчивости рынка. Рост предло­жения спаржи или моркови, происходящий на рынке, приведет к снижению цен и расширению потребления, которое будет происходить достаточно гладко и может быть предсказано с высокой степенью достоверности. Уве­личение производства гражданских самолетов, подобным же образом внезапно выброшенных на рынок, оказало бы на цены воздействие, последствия которого было бы весьма трудно предсказать. Невозможно представить себе всевозрастающее предложение сверхмощных ЭВМ по ценам, которые будут складываться на рынке. Так же обстоит дело и с рабочей силой, материалами или полуфабриката­ми. Рынок является надежным источником неквалифи­цированной рабочей силы, которую всегда можно прив­лечь, предложив существующую в данный момент или несколько более высокую заработную плату. Узкого тех­нического специалиста высокой квалификации трудно не­медленно найти аналогичным образом, предложив повы­шенную заработную плату. То же относится и к специфи­ческим материалам или полуфабрикатам. Вместо того, чтобы полагаться на более высокую заработную плату или цены для решения вопросов приобретения рабочей силы, материалов или полуфабрикатов, фирма должна сама установить заработную плату рабочим, жалованье слу­жащим и цены, а затем сконцентрировать свои усилия на обеспечении необходимого предложения по этим став­кам и ценам. В планирующей системе контроль над ценами не столь уж трудное дело. Скорее он является автоматическим след­ствием развития этой части экономики. Фирмы-гиганты занимают важнейшее место и на рынках сбыта произво­димых ими товаров [По неоклассическим представлениям, между размерами фирмы и ее положением на рынке нет никакой закономерной связи, а следовательно, и вообще какой-либо связи. Вряд ли такой тезис заслуживает рассмотрения. Крупные фирмы, входящие в планирующую систему, также занимают сравнительно большое место и на рынках своих товаров. И это является правилом фактически без исключений.], То, что эти фирмы производят и продают, влияет на цены их товаров, иными словами, они имеют власть над ценами. Обеспечив себе такую власть, фирма, как правило, прежде всего устанавливает цену, а не предполагаемый объем производства. Об этом стоит сказать несколько слов. Фермер, выращивающий зерновые или разводящий домашний скот, на рынке этих товаров занимает очень небольшое место; поэтому тот факт, уве­личит ли он производство, снизит ли его или прекратит вообще, никак не скажется на цене. Его единственный выбор заключается в том, чтобы воспринять эту цену такой, как она есть, и соответственно приспособить к ней свое производство. Напротив, компании «Дженерал моторс» или «Юнайтед стейтс стил корпорейшен», удвоив выпуск и наводнив своей продукцией рынок, сильно повлияли бы на цены производимых ими автомобилей или стали. Для этих фирм безопаснее всего контролировать с самого начала не объем производства с его неопределенным воздействием на цену, но на саму цену. Производство же затем устанавливается на уровне, обеспечивающем выпуск продукции, которая можёт быть реализована по этой цене. Способность устанавливать цену означает, что любая другая из основных фирм в данной отрасли - «Форд» или «Крайслер» в автомобильной промышленности или «Бэтлихэм» или «Инлэнд» в сталелитейной - может, снизив цену, вызвать изменение первоначально установленного уровня цен. Такое явление вполне возможно. Но в то же время все понимают, что подобные действия, если они приведут к еще более значительным ответным действиям фирмы, установившей первоначальную цену, могут привести к лавинообразному снижению цен. А это означало бы повсеместную потерю возможности осуществлять кон­троль, полный отказ от достижения защитных целей всех рассматриваемых техноструктур. Такую опасность осознают все. В планирующей системе поэтому существует негласное соглашение ставящее, подобное поведение вне закона. Его неукоснительное соблюдение обеспечивается почти идеальным образом. Никаких контрактов не заключают, санкций не применяют, никаких переговоров обычно не ведут. Налицо лишь отчетливое понимание отрицательных последствий подобных конкурентных и ответных действий для всех участников. Таков заслуживающий внимания пример способности там, где дело касается денег, пони­мать и уважать общность интересов [Это соглашение нарушается лишь там, где особо серьезные обстоятельства препятствуют негласному принятию определенной цены; так произошло с мощными электрогенераторами, которые, поскольку их производили по спецификациям и продавали на закрытых аукционах, не имели известной и очевидной цены. Или как это случилось в строительстве, где многочисленность произ­водителей или широкая номенклатура и разнотипность самой продукции затрудняли негласное достижение такого соглашения. Результатом явился очевидный сговор в этих отраслях и эффективное осуществление антитрестовского законодательства. Это, как принято считать, означает, что данные отрасли особенно злоупотребляют своей: готовностью идти на сговор ради установления цен. В действительности же это означает, что в этих отраслях негласное соглашение чрезвычайна затруднено. Поэтому участники прибегли к противозаконным средствам, чтобы до­биться в точности такого же взаимопонимания в области цен, которое в других отраслях, где крупные участники наперечет, может быть достигнуто вполне законно в духе высшей добродетели.]. Контроль над ценами служит обеспечению необходи­мого минимального уровня доходов. Он является гаранти­ей того, что неконтролируемые цены не приведут к убыт­кам для фирмы (и отрасли). Когда этот контроль установ­лен, защитные цели техноструктуры уступают место ее положительным целям. Именно положительные цели определяют тот уровень, на котором будут установлены находящиеся под контролем цены. Рост-вот самая важная положительная цель техно­структуры, Следовательно, цены будут установлены на том уровне, который, гарантируя необходимые доходы, прежде всего обеспечит стабильность и увеличение объ­ема продаж. Слова «прежде всего» следует подчеркнуть; уровень цен, который обычно обеспечивает соответствие между максимальным объемом продаж и необходимым минимальным уровнем доходов, в дальнейшем может быть скорректирован с учетом необходимости продемонстриро­вать увеличение доходов. Но, как уже отмечалось в предыдущей главе ни одно из обобщений относительно достигнутого в результате всего этого компромисса не будет действительно для всех фирм планирующей системы. Цены, установленные таким путем, т. е. отражающие положительные цели техноструктуры, практически всегда будут ниже, а иногда и значительно ниже цен, которые обеспечивали бы максимум прибыли за некоторый период времени, соответствующий расчетам управляющего [Как уже отмечалось ранее, часто существует возможность выбора между быстрой отдачей и более высокой прибылью, но в более отдаленном будущем. Противоречие между доходами и ростом, таким, образом уменьшается по мере удлинения расчетного периода производства, которыми нельзя управлять подобным же об­разом.]. По­купателя нельзя привлекать с помощью цен, увеличива­ющих объем продаж, и в то же время отпугивать ценами, максимизирующими прибыль. Кроме того, экономическая теория, как это всегда бы­вает, представляет собой нечто вроде гобелена, где каж­дый кусок должен гармонировать со всеми остальными. Техноструктура не только осуществляет контроль над це­нами, она стремится обеспечить и соответствующую ре­акцию потребителей на эти цены. Цены должны быть установлены так, чтобы они согласовывались с необходи­мостью убедить потребителя. А потребителя нельзя убе­дить, если он является объектом монополистической эк­сплуатации или если он полагает, что является таким объектом. И наконец, следует подчеркнуть, что цена устанавливающаяся в каждой отрасли, обычно стремится к такому уровню, который отражает интересы техноструктуры наибольшей степени стремящейся обеспечению роста Ее цена будет самой низкой. Остальные вынуж­дены принять эту цену, а вместе с ней и указанную цель. Процесс, в результате которого в любой отрасли устанавливаются цены, служащие положительным целям техноструктуры, подобно процессу, обеспечивающему контроль. Заработная плата представляет собой наиболее яр­кий пример неконтролируемых издержек. Способность ком­пенсировать увеличение заработной платы за счет повыше­ния цен чрезвычайно важна с точки зрения защитных целей техноструктуры. В рыночной системе отсутствие контро­ля над ценами означает, что фирма вынуждена, по крайней мере вначале, частично или полностью брать на себя бремя повышения заработной платы. В планирующей си­стеме, напротив, возросшие затраты на заработную плату могут быть легко переложены на общество. Тот факт, что это может быть сделано, что любой конфликт с рабочими может быть разрешен за счет третьей стороны, означает, и далеко не случайно, снижение в огромной степени напряженности между рабочими и техноструктурой в рам­ках планирующей системы. В то же время это означает, что за всеобщим повышением заработной платы можно предполагать всеобщее повышение цен, и это повсеместно не остается лишь предположением. Как правило, цены растут быстрее, чем требуется для того, чтобы компенси­ровать дополнительные расходы на повышение заработной платы; происходит это потому, что необходимость повы­сить цены вслед за повышением заработной платы исполь­зуется для изменения уровня доходов в пользу фирмы. Тот факт, что рост цен обычно следует за перегово­рами о ставках заработной платы, показывает, причем далеко не случайно, что погоня за прибылью не являет­ся целью техноструктуры. Если доходы могут быть уве­личены сразу же после повышения заработной платы, они могли бы, очевидно, быть увеличены и задолго до этого [Чисто формально можно показать, что изменение в предель­ных затратах, связанное с повышением заработной платы, ведет к повышению цены, при которой прибыль максимальна. Этот тезис не имеет практического значения. Более убедительно звучит утверждение,. что прибыли при стремлении к их максимизации достигли бы максимального уровня только при достаточно боль­шом промежутке времени. Следовательно, никого не должно удивлять, если в любой данный момент корректировка цены окажется несовершенной и будет дополнена при изменении издержек в крупных масштабах. Я поднимаю этот вопрос только потому, что наиболее рьяные защитники неоклассической теории настоятельно утверждают, что рост цен, следующий за повыше­нием заработной платы, можно объяснить зависимостью между предельными издержками и ценами. Они, однако, не приводят достаточно убедительных доводов даже с точки зрения неокласси­ческой теории.]. Таким образом, техноструктура стремится проводить политику цен, которая прежде всего служит ее защитным интересам, что достигается контролем над ценами, а за­тем ее положительным целям, т. е. росту фирмы (прино­сящему выгоды техноструктуре), с учетом необходимоcти продемонстрировать увеличение доходов. Такой взгляд на цены в свою очередь отражает одно из основных про­тиворечий между выводами, которые дает неоклассиче­ская теория, и реальностью. На обычном рынке промыш­ленных изделий, т. е. рынке, где существуют несколько фирм-олигополия, цены, как считает неоклассическая теория, установятся таким образом, чтобы отразить мак­симальный доход производителей как группы в целом. Это, если не учитывать некоторого несовершенства не­гласной связи между членами олигополии, будет та же самая цена, которую назначил бы монополист. Неоклас­сическая теория наиболее охотно принимает положения о том, что монопольная цена выше, а производство в ус­ловиях монополии ниже, чем идеальный уровень с точки зрения общества. Общество - это жертва. Из-за такой эксплуатации олигополия безнравственна. Однако эксплуатация, осуществляемая современной олигополией, не приводит к каким-либо серьезным про­тестам со стороны общества против низкого уровня про­изводства или слишком высоких цен. Автомобильная, резиновая, нефтедобывающая, мыловаренная, пищевая, табачная и винно-водочная отрасли промышленности в точности соответствуют модели олигополии. Все они, со­гласно неоклассической теории, максимизируют прибыль, как это делала бы монополия. В целом обычно выражают недовольство их относительно чрезмерным развитием по сравнению, например, с жилищным строительством, здра­воохранением или городским транспортом. Против них также выдвигают обвинения в отрицательном воздействии их роста на воздух, воду, ландшафт, здоровье населения. Никогда, совершенно никогда, не выдвигается утвержде­ние, что объем их производства слишком мал. Уровень их цен также не вызывает достаточно серьезных возра­жений. Теперь становится ясен смысл, становится очевидным преимущество реального взгляда на экономиче­скую действительность. Фирмы в указанных отраслях контролируют цены в соответствии с потребностями за­щитной функции - в связи с большим объемом капита­ловложений, длительным производственным циклом, ши­рокой специализацией и высоким уровнем организации и вследствие этого более высокой долей накладных расхо­дов. Одна и та же техника и организация допускают по­вышение производительности и снижение издержек. Все это общество одобряет. Такие фирмы устанавливают це­ны в расчете на расширение продаж, т. е. рост, что в корне отличается от монопольного процесса ценообразования и встречается с одобрением со стороны общества. Неоклас­сическая теория описывает зло, которое не существует, так как она указывает на цель, которую никто не пресле­дует. Об этом свидетельствует тот факт, что зло, на кото­рое указывает данная теория, не вызывает серьезных недовольств со стороны общества. Невозможно представить себе, чтобы общество могло повсеместно подвергаться эксплуатации и не сознавать этого. Однако, как обычно, неоклассические взгляды оказы­вают услугу планирующей системе. Монополия - это сло­во, имеющее исключительно непривлекательный оттенок. Сверхталантливый мошенник может вызывать восхи­щение, но отнюдь не монополист. Хотя эксплуатация по­требителя не представляет собой проблемы, существуют другие серьезные проблемы, возникающие в связи с ис­пользованием власти планирующей системой. До тех пор пока власть связывают с монополией, простое, невинное средство само собой приходит в голову любому человеку, имеющему достаточное образование, и заключается оно в том, что надо дробить фирмы-нарушители, установить монопольную власть, получив несколько или даже много небольших фирм вместо ограниченного числа крупных. Имеется и соответствующее средство в виде антитрестов­ских законов. Нет даже необходимости вводить новые за­коны; необходимо лишь провести в жизнь старые. Для техноструктуры это является чрезвычайно полез­ной ответной мерой. Те, кто выявляет причину отрица­тельного явления, могут убеждать себя, что у них есть радикальное, даже жестокое решение. Создается впечатле­ние, что, искореняя монополию, они добираются до сути проблемы; предлагая разделение крупной корпорации, они, видимо, не колеблются в выборе средств; апеллируй к существующему законодательству, они поступают прак­тично. Однако, если отвлечься от некоторых маловажных юридических осложнений, техноструктура может быть уверенной, что ничего не произойдет. Антитрестовские законы существуют уже 80 лет; если не считать принятое несколько позднее законодательство по вопросу о слияни­ях, основная структура правовых норм сложилась примерно 60 лет назад. И до сих пор не было сделано ничего, чтобы ограничить развитие техноструктуры и рост ее власти [Здесь я вкратце привожу ту аргументацию, которую я более подробно изложил в другой книге (см.: Дж. К. Гэлбрейт, Новое индустриальное общество, М., «Прогресс», 1969)]. Фирме могут при случае запретить приобретение другой фирмы, иногда от нее могут потребовать отзыва своих средств из дочерней компании. Однако, как это происходит на протяжении более чем полувека, если фир­ма уже достигла больших размеров, то ничто не может угрожать таким ее размерам и почти ничто не может пре­пятствовать ее дальнейшему росту. Таким образом, сред­ство, предлагаемое неоклассической моделью, оказывает­ся безвредным. Оно ничем не угрожает власти или независимости техноструктуры или ее стремлению к росту. А поскольку указанное средство считается универсаль­ным, так как конкуренция рассматривается в качестве средства, устраняющего любое зло, связанное с индустри­ализацией, оно направляет все недовольство в безобидное, по существу, русло. То, что могло бы оказаться опасной агитацией за осуществление эффективной деятельности по регулированию, установление общественной собствен­ности или за социализм, благополучно превращается в требование соблюдать антитрестовские законы. А юных поборников реформ всегда можно убедить, что прошлые ошибки кроются не в средстве, а в недостатке мужества, решительности, даже проницательности того поколения, на смену которому они идут. Лишь когда они становятся слишком старыми и не могут причинить каких-либо не­приятностей, они обнаруживают, что ничего не изменилось. Лучше всего с точки зрения техноструктуры было бы достижение иммунитета в отношении любых нападок. Чуть хуже, но также совсем неплохо использовать си­стему идей, которая направляет все нападки в русло, где они оказываются бесплодными, а значит и безопасными.


Цели техноструктуры определяют порядок установления ею своих цен. Эти цели определяют также ее действия при приобретении материалов и оборудова­ния, капитала и рабочей силы. Решения по этим вопро­сам должны отражать защитные цели техноструктуры, когда же достижение защитных целей обеспечено, ставит­ся задача удовлетворения положительных интересов. Как было показано в предыдущей главе, там, где дело касается цен, основная защитная цель техноструктуры достигается путем установления контроля над ними. Они не могут быть рыночными ценами, поскольку уже сама суть этих цен исключает возможность контроля. Контроль исключает ценовую конкуренцию. Он также позволяет перекладывать на потребителя или покупателя затраты, связанные с увеличением общих издержек. Однако способность перекладывать издержки на дру­гих представляет собой средство защиты для технострук­туры конкретной корпорации лишь при условии, что рост издержек затрагивает все фирмы отрасли примерно в одно и то же время и примерно в одинаковом размере, как это происходит, скажем, в случае переговоров о ставках за­работной платы в пределах всей отрасли. Если же этот рост затрагивает только одну фирму - если нефтяная компания платит больше за свою сырую нефть или стале­литейная компания платит больше за свою руду, в то время как издержки для отрасли в целом остаются неиз­менными, - фирма не может рассчитывать на то, что она будет в состоянии повысить свои цены. Остальные фирмы могут не поддержать ее. Таким образом, защитные цели техноструктуры требуют, чтобы важнейшие издержки так­же были под контролем. Столь же важной является и гарантия поставок по этим контролируемым ценам. Пере­бои или полное прекращение поставок каких-либо материалов или узлов, а также нехватка или отсутствие квалифицированных кадров не менее опасны для техноструктуры, чем незапланированное повышение цены на ее продукцию. В тех случаях, когда на определенный материал или узел приходится значительная часть издержек, как это имеет место, например, в отношении сырой нефти, желез­ной руды, древесной массы, обычная стратегия контроля заключается в том, что техноструктура добирается до своего источника поставок и овладевает им. Это позволяет одновременно добиться контроля как над издержками, так и над поставками. Обеспеченная таким образом безо­пасность находит свое отражение в общепринятой терми­нологии. Если говорят о «полностью интегрированной де­ятельности» фирмы, то речь не идет о том, что она более прибыльна, а подразумевается, что фирма более надеж­на, почти неуязвима для случайностей, что ее доходы вследствие этого более стабильны. Необходимость надежно обеспечить поставки сырьевых материалов имеет и более существенные последствия. Им­периалистические устремления современной техноструктypы во многом совершенно неправильно истолковываются теми, кто применяя полностью устаревшие приемы экономического мышления подменяет формулой факт. Экономический империализм обычно связывают со стрем­лением к захвату рынков. Маркса считал, что капитализм зависит от непрерывного расширения объема продаж, и рассматривал колониальный мир в качестве основного фактора в деле достижения этой цели .Приверженность Марксу, как я отмечал в другом месте, продолжает оста­ваться признаком мужественного раскрепощенного мыш­ления. Техноструктура действительно сильно заинтересована во внешних рынках. Но этот интерес почти исключитель­но сконцентрирован на рынках других промышленно раз­витых стран. Частично это отражает потребность в ста­бильности рынков в международном масштабе - вопрос, который также неправильно понимается и который вско­ре будет нами рассмотрен [См. гл. XVII.]. Не менее важным или даже еще более существенным является то обстоятельство, что экономическое развитие и растущий уровень жизни приводят в основном к исчезновению империалистической заинтересованности в рынках бедных стран. Как справедливо подчеркивал Маркс, бедные и колониальные районы в прошлом веке представляли собой подходящие рынки сбыта для недо­рогого текстиля, дешевых метизов, железнодорожной тех­ники и оборудования и безделушек. Но эти страны, к со­жалению, остались сравнительно бедными. Рынки там по-прежнему ограничены довольно узким ассортиментом потребительских товаров и промышленного оборудования. Компании «Дженерал моторс» и ИБМ значительно силь­нее заинтересованы в рынках Англии и Западной Герма­нии, где велик спрос на автомобили и оргтехнику. Они слабо заинтересованы в рынках Бирмы или Республики Чад, где спрос на их продукцию практически равен нулю, или Индии и Индонезии, где он очень ограничен. В ре­зультате рассуждении напрашивается вывод, что корпора­ции добиваются власти (и определяют внешнюю политику) исходя из капиталистического своенравия. К счастью, они, несомненно, не из тех, кто равнодушен к прибыли. Экономическое развитие не только вызвало тенденцию к повышению заинтересованности в рынках индустриаль­ных стран, но также привело к повышению спроса на сырье, запасы которого распределены по всей планете более или менее независимо от уровня экономического развития. Таким образом, бедные страны представляют значительно больший интерес в качестве его источников. Следовательно, если техноструктура преследует империалистические цели в бедных странах, то они в значитель­но большей степени относятся к сырью, а не к рынкам. Сырая нефть, железная руда, медь, бокситы, электроэнер­гия для электрохимических целей, природный газ и продукты леса более важны, чем сбыт готовых товаров. В тех пределах, в которых корпорация приспосабливает внешнюю политику Соединенных Штатов в слабораз­витых странах к своим потребностям, она подчиняет ее своим потребностям в сырье. Однако здесь также существует опасность преувели­чения. Потребление сырья резко возрастало по мере эко­номического развития. В 1969 г. Северная Америка, на которую приходится всего 6% населения земного шара, потребляла 37% произведенного в мире жидкого горюче­го, 37 % энергии всех видов. На Соединенные Штаты в том же году приходилось 24% мирового потребления стали, 41% потребления резины, 32% потребления олова [См. «United Nations Statistical Yearbook», 1970. 165]. Ко­личество сырья и материалов, использованное за послед­ние несколько десятков лет, намного превышает их общее потребление за все предыдущее время. Однако их пред­ложение продемонстрировало аналогичную, хотя и не столь охотно обсуждавшуюся тенденцию к росту. Кроме того, технический прогресс постоянно расширяет возмож­ности использования заменителей - синтетических азот­ных соединений вместо соединений, извлекаемых из мине­ралов, синтетической резины вместо натурального каучу­ка, алюминия вместо меди, одних ферросплавов вместо других, пластмасс вместо любых других материалов. Та­ким образом, если исключить нефть, то до сих пор не требовалось какой-либо особой стратегии, чтобы обеспе­чить необходимые поставки. Во всяком случае, в том, что касается сырья, видимо, по-прежнему сохраняется тен­денция к существованию излишков, что отражается в це­нах. Они продолжают оставаться на низком уровне в силу низких издержек на рабочую силу и слабой пози­ции стран-поставщиков. Изменение возможно, но оно все еще впереди. Вышеизложенное определяет природу империализма в «третьем мире». Она представляет собой продолжение от­ношений между планирующей и рыночной системами в развитой стране. Так же как и в рыночной системе, в раз­витой стране избыточное предложение, слабый контроль над ценами или его полное отсутствие, такое предложение рабочей силы, которое способствует ее эксплуатации, - все это неизбежно приводит к неблагоприятным условиям торговли. Результатом является тенденция к неравному распределению дохода между развитыми и отсталыми странами, схожая с той, которая существует в промышленно развитой стране между планирующей и рыночной системами. Планирующая система развитой страны ни в коей мере не имеет шовинистических тенденций. Ей без­различно, эксплуатировать ли отечественную рыночную систему или же более общий прототип такой системы в слаборазвитой стране. В индустриальной стране потребность в гарантирован­ном предложении но твердой цене удовлетворяется, если речь идет об основных материалах и полуфабрикатах, пу­тем интеграции, включая обладание такими средствами, как трубопроводы для транспортировки нефти или энер­гия для очистки алюминия. Она также обеспечивается на основе контрактов, что значительно более важно. Контракт можно рассматривать в качестве средства, распространяющего гарантии, имеющиеся у крупной фирмы - производителя потребительских товаров - на ее собственных рынках или у крупной военной фирмы в ее, отношениях с правительством, на все части планирующей системы, причем, к общей выгоде всех заинтересованных сторон. В чистом виде это можно видеть на примере фирмы, производящей вооружение и выпускающей новую бо­лее секретную систему ракет или новую подводную лодку. За редкими исключениями, ее контракт с правительством дает ей гарантию относительно цен и того количества продукции, которое будет продано. Получив такую гаран­тию, фирма заключает контракты с поставщиками, а те в свою очередь с другими поставщиками, причем такая система субконтрактов является многоступенчатой. Суб­контракты создают у основного подрядчика уверенность в отношении цен и поставок. Одновременно они дают подобную уверенность и субподрядчику в отношении его цен и объема продаж, они позволяют ему брать на себя обязательства, а с другой стороны, осуществлять необхо­димое планирование для успешного выполнения своего контракта. Как уже отмечалось ранее, чем более технически сло­жен технологический процесс и само изделие, тем про­должительнее период времени между первоначальным ре­шением о его производстве и появлением готового продукта в количестве, которое оказывается рентабельным. Кро­ме того, чем более сложен продукт технически, тем менее вероятно, что рынок сможет предложить полуфабрикаты, материалы и рабочую силу, необходимые для его производства. Следовательно, с развитием техники контракты приобретают все большее значение как для обеспечения защиты на протяжении более продолжительного периода между первоначальным решением и достижением резуль­тата, так и для обеспечения планирования, которое в свою очередь гарантирует, что необходимые материалы, полуфабрикаты и рабочая сила будут в наличии, когда они потребуются. Пример с фирмой, производящей вооружение, являет­ся лишь наиболее очевидным примером обеспечения для системы гарантий при помощи контрактов и получения выгод всеми ее членами. Производитель потребительских товаров - автомобилей, телевизоров, бытовых электропри­боров - не имеет контракта, определяющего цены и коли­чество продукции, которое будет продано. Но он все-таки обладает контролем над своими ценами, а при помощи методов, о которых речь пойдет в следующей главе, стре­мится также к реальному контролю над поведением своих потребителей и добивается его. Добившись контроля над потребителям, такой производитель стремится обезопасить себя при помощи контрактов со своими поставщиками. После того как он обеспечил себе защиту, он может предоставить защиту при помощи контракта своим по­ставщикам. Это позволяет последним производить вложе­ния и осуществлять планирование, направленное на удов­летворение требований фирмы-заказчика. Здесь мы имеем - и это весьма важно - необходимый механизм для координации производственных планов между различными фирмами, входящими в планирующую систему [Отсутствие такой координации указывалось в качестве основного упущения в моих предшествующих рассуждениях по данному вопросу (см.: A. Lindbeck, The Political Economy of New Left: An outsider's View, New York, Harper and Bow, 1971, и особенно вступление П. Самуэльсона к этой книге). В действи­тельности же описанный выше механизм координации весьма подробно рассматривается в моей книге «Новое индустриальное общество»; при этом особый упор делается на его роль в усло­виях, когда специализация и развитие техники делают рынок неэффективным. Может Рыть, не хватало исключительно четкой кон­статации, которая требуется исследователям, видимо инстинк­тивно, хотя и по наивности, стремящимся скорее к выигрышу, чем к пониманию сути.]. Рынок, традиционный, глубокопочитаемый механизм, предназначенный для подобной координации, не функционирует. Как уже отмечалась, более высокая цена не приспосабливает надежным образом предложение к потребностям в пределах любого обозримого периода време­ни, и особенно это имеет место тогда, когда изделия, полу­фабрикаты, материалы и рабочая сила становятся все более специализированными и технически более сложными. Контракт, предопределяя потребности покупателей на месяцы и годы, а также устанавливая цены и условия, фактически обеспечивает такое приспособление. Планирование, осуществляемое фирмой, направлено на рост в бу­дущем в качестве основной цели. Из него и выводятся непосредственно соответствующие требования. Вместе с тем такая информация и гарантии, получаемые от других фирм, обеспечивают фирме-поставщику сведения, необхо­димые для ее собственного планирования. Она, таким об­разом, способна удовлетворить нужды своих заказчиков в соответствии с их планом. Из вышеупомянутых обстоятельств вытекает одна из самых примечательных и в то же время, как это ни странно, часто упускаемая из виду черта планирующей системы. Речь идет о гигантской сети взаимосвязанных контрактов, существующей в этой системе. Контракт, который гарантирует цену и поставки для одной фирмы, гарантирует цену и объем продаж для другой фирмы. С ускорением развития и растущей технической сложно­стью изделий и процессов, посредством которых произво­дятся эти изделия, данная сеть контрактов непрерывно расширяется и становится все более развитой. В резуль­тате одновременно действуют миллионы контрактов, и каждую неделю ведутся переговоры о заключении десят­ков тысяч новых. В планирующей системе переговоры с целью заключения контракта представляют собой одно из важнейших занятий, которое занимает не меньшее место, чем заботы о производстве или реализации продукции. В любой данный момент бизнесмен ведет переговоры о контракте, собирает информацию, которая позволяет ему вести их, обдумывает вопрос о возобновлении контракта или рассматривает вопрос об его аннулировании. Можно утверждать, допуская лишь весьма незначительное пре­увеличение, что в планирующей системе бизнес - это в основном заключение контрактов. Контракт, заключаемый изготовителем или продавцом конечных изделий с теми, кто является его поставщиком, решает проблему вертикальной координации в планирую­щей системе или же существенно продвигает вперед ее разрешение. Фирма, производящая автомобили или ору­жие, использует свою власть, чтобы планировать собствен­ный выпуск. Пользуясь системой контрактов, фирма по­зволяет тем, от кого она зависит, планировать производ­ство и таким образом гарантировать ей, что соответствующие компоненты появятся тогда, когда они потребуются, и в необходимом количестве. Однако остается еще проблема координации между конечными продуктами. Продажа и потребление большинства из них, как, например, элек­троэнергии и кондиционеров, взаимосвязаны. Неоклассическая система исключает возможность на­рушения координации между отраслями. Как только воз­никнет такая тенденция, цена приспособит спрос к предложению, или наоборот. В полностью планируемой социализированной экономике подобные нарушения представляют собой частое явление - они стали в действи­тельности одной из ее отличительных черт. Отсутствие указанных неувязок в планирующей системе, в том виде, как она здесь представлена, было воспринято учеными, стоящими на противоположных позициях, как неоспори­мое доказательство того, что данная система, как мы ее представили, не существует [См. введение Самуэльсона к: A. Lindbeсk, The Political Economy of the New Left: Ap Outsider's View, New York, Harper and Row, 1971.]. Это не очень удачный способ защиты. Условия, как обычно, были изложены чрезвычайно упрощенно. Совре­менная планирующая система действительно постоянно сталкивается с подобными проблемами координации. Лю­бой неспециалист или непредвзятый исследователь сог­ласится с мыслью, что проблемы эти становятся все более серьезными. Система коммунального снабжения электроэнергией, стремясь к достижению своей все более трудноосуществимой цели роста, оказалась неспособной достигнуть темпов, характерных для более динамичной отрасли, производящей электротехнические изделия. В ре­зультате имеет место снижение напряжения или полное прекращение подачи электроэнергии. Расширение нефтеперерабатывающей промышленности, каким бы мощным оно ни было, не способно успевать за ростом автомобильной промышленности или производством других изделий, свя­занных с использованием нефтепродуктов. Практические последствия этого явления, возможно, будут достаточно очевидными к моменту выхода данной книги. Предложе­ние подвижного железнодорожного состава, поскольку оно обеспечивается слабой отраслью, не соответствует более общим потребностям. Указанные проблемы координации, порожденные природой планирующей системы и несогла­сованным стремлением к росту в различных отраслях, будут множиться и возникать вновь и вновь. Они зало­жены в самой этой системе. Эти проблемы являются еще одним потенциальным источником потрясений для нео­классического благополучия. Контракты - это основное средство для защиты цен и издержек, а также продаж и поставок по этим ценам и при этих издержках. Когда такая гарантия обеспечена, уместной становится и положительная цель техноструктуры. В планирующей системе для каждой фирмы - участника процесса заключения контрактов - этой целью бу­дет тот уровень цен или издержек, который наилучшим об­разом обеспечивает рост фирмы с учетом необходимости продемонстрировать рост прибылей. Эта цель в свою очередь создает возможность для существования гигантской сети контрактов, а это было бы невозможным, если бы неоклассическая система соответствовала действительно­сти. В неоклассической системе цены готовых продуктов таковы, что они максимизируют прибыль. Из получившей­ся в результате прибыли каждый стремится получить возможно большую часть. Это означает, что переговоры между производителем и его поставщиками состоят, в сущности, в разделе пирога. То, что получает один, дру­гой теряет. Если бы дело обстояло так, подобные перего­воры - игра с нулевой суммой - стали бы поглощающим все время испытанием относительной силы, выносливости и алчности участников. При таких условиях не было бы никакой надежды достигнуть соглашения в отношении неисчислимого числа сделок, которые в настоящее время заключены. В большинстве случаев одна из сторон оказа­лась бы неудовлетворенной. Вместо дружеской выпивки, которая сейчас венчает сделку, более привычным результатом был бы скандал пьяного участника сделки, понес­шего убытки. Указанные сложности и неприятности не возникают. Это происходит потому, что когда защитные цели догова­ривающихся сторон достигнуты, переговоры в конечном итоге сводятся к установлению уровня затрат или цены, который максимизирует рост обоих участников. Если си­лы продавцов и покупателей примерно одинаковы, т. е. стороны, участвующие в сделке, более или менее в рав­ной степени нуждаются друг в друге, эти цены и издержки имеют тенденцию к уравниванию. Обеспечив мини­мальный уровень дохода, фирма, торгующая рудой, стре­мится максимизировать поставки руды, а сталелитейная компания пытается максимизировать продажу стального проката для автомобилей. Обе компании стремятся к установлению цены на руду, совместимой с указанной целью, в результате предложенная обеими сторонами цена бу­дет примерно одинаковой. Сталелитейная компания, со своей стороны стремясь расширить объем продаж, ведет переговоры с автомобильной компанией, которая заинте­ресована в увеличении продажи автомобилей. Снова нали­цо общий интерес. Переговоры там, где рост выступает в качестве цели, не является игрой с нулевой суммой; увеличение объема продаж, когда цена установлена правильно, приводит к тому, что каждый получает свою долю выигрыша. По этой причине заключение контракта в пла­нирующей системе не связано с чрезмерными трудностями. Оно происходит между дружественными людьми, которые заботятся в основном о примирении различных толко­ваний одной и той же цели. Вновь заслуга непред­взятой точки зрения на экономические процессы состо­ит в том, что она позволяет объяснить непонятные явления. Достижение результата оказывается ненамного труд­нее и в том случае, когда в силах договаривающихся сто­рон существует заметная разница. Однако исход перегово­ров в данном случае будет иным. И это отличие объясняет одну из наиболее фундаментальных тенденций в распределении доходов между разными сферами экономической системы. Размеры, как обычно, оказывают сильное воздействие на этот процесс. Крупная фирма может использовать раз­личные источники поставок. За исключением фирм, про­изводящих военную продукцию, такие фирмы редко зави­сят от одного потребителя. Фирма, меньших размеров имеет более ограниченные возможности для выбора. За­частую, как, например, изготовитель бытовых приборов, работающий на компанию «Сирс энд Робак» [Одна из крупнейших розничных торговых фирм США.--Прим, ред.], она привязана к единственному покупателю. Когда фирма, имею­щая возможность выбора, заключает сделку с фирмой, ко­торая его не имеет, то и отношения и совершившаяся сделка равными не будут. Однако природу этого неравенства нужно понимать правильно. Мелкая фирма будет точно определять необ­ходимые масштабы вложений и, следовательно, достигнет лучших с экономической точки зрения результатов, если она имеет гарантию в виде контракта, благодаря которому надежно обеспечено ее существование. Более крупная фирма не извлекает никакой выгоды, выторговывая цену ниже той, при которой меньшая фирма еще может по­ставлять свою продукцию. Контракт, который столь не выгоден или столь негибок, что он ведет к краху неболь­шой фирмы, оказывается нежизненным. Результат власти фирмы проявляется в том способе, с помощью которого она приспосабливает цену к потребностям. Более крупная фирма может подсчитать размеры дохода, которые тре­буются меньшей фирме для поддержания существования и минимального удовлетворения своих положительных целей, и, как и следовало ожидать, она так и поступает. Небольшая фирма не может провести подобные подсчеты и навязать их более крупной фирме. В результате доходы менее крупной фирмы, ведущей дела с более крупной, почти всегда будут ближе к минимально допустимому уровню, чем у ее более крупного партнера. Таким образом, мы можем утверждать, что существу­ет неравное распределение доходов между крупными и мелкими фирмами [Нужно подчеркнуть, что это неравенство нельзя измерить, сравнивая прибыли. Вознаграждение техноструктуры - это жало­ванье ее членов, а в крупной фирме цели техноструктур прева­лируют над целями ее владельцев. Неравенство между фирмами проявляется, таким образом, не только в разнице в прибылях, но также, и даже в большей мере, в различных возможностях для выплаты высокого жалованья.]. Вышесказанное относится к крупной и небольшой фирмам, входящим в планирующую систему. Утверждение о неравенстве доходов находит дополнитель­ное подтверждение в случае, если небольшая фирма не обладает контролем над своими ценами или издержками. Еще более убедительно выглядит такое утверждение, если существуют обстоятельства, заставляющие предпринима­телей или рабочих снижать почти неограниченно норму прибыли с целью сохранения предприятия, т. е. если существует самоэксплуатация. Мы уже видели, что сущест­вуют весьма многочисленные обстоятельства подобного рода. Частично именно они определяют отличия плани­рующей системы от рыночной. Рыночная система - это мир мелких фирм. Однако эта система продает фирмам планирующей системы боль­шое количество различных товаров: продукты сельского хозяйства, лесоматериалы и другие виды сырья, различ­ные детали и полуфабрикаты, а также оказывает огром­ное число различных услуг. Там, где отрасль приближа­ется к классической конкурентной структуре, контракты, как правило, не применяются. Предложение надежно реагирует на изменения в рыночных ценах, и, поскольку продавцы многочисленны, нет ни возможности, ни необ­ходимости стремиться к урегулированию отношений с каждым из них [Однако в производстве птицы и выращивании крупного рогатого скота и свиноводстве существует растущее стремление дать мелкому производителю гарантии на основе контракта. В результате этого становятся возможными капиталовложения, которые в противном случае были бы неосуществимыми.]. Рыночная система, как мы уже видели, допускает самоэксплуатацию и поощряет ее как удобную социальную добродетель. Свободное предпринимательство не только рассматривается, по крайней мере частично, в качестве вознаграждения само по себе, но, что еще более парадоксально, его считают способным заменить защиту, которую профсоюзы и законодательство о минимальной заработной плате, а значит, и минимальных доходах обеспечивают тем, кто, подобно сельскохозяйственным рабочим, тесно связан со свободным предпринимательством. Поскольку необходимые технические средства не являются сложными, а потребности в капитале невелики, то организация своего предприятия не связана с большими трудностями. Таким образом, человек, не способный найти работу в планирующей системе, может зачастую стать предпринимателем в системе рыночной. Наконец, к рыночной системе относится сельское хо­зяйство. Рождаемость в сельскохозяйственных штатах значительно выше, чем в штатах с преобладанием город­ского населения, - 20,0 родившихся на тысячу человек населения в 1969 г. в Миссисипи по сравнению с 16,4 в Коннектикуте [См. «Statistical Abstract of the United States», 1971, U. S. De­partment of Commerce.]. Кроме того, вследствие распространения сельскохозяйственной техники и стремительного техничес­кого прогресса в обслуживающих отраслях производитель­ность труда в сельском хозяйстве, т. е. выпуск в расчете на одного рабочего, возрастала в последние годы быстрее, чем производительность в городах. Отсюда вытекает, что если сельскохозяйственное и промышленное производство растут сейчас примерно одинаковыми темпами, то должна наблюдаться постоянная миграция рабочих из сельского хозяйства в промышленность. В противном случае в сель­ском хозяйстве возникает безработица или избыток рабо­чих рук в какой-либо другой форме. Для многих отказ от переезда в город и продолжение работы в сельском хо­зяйстве означают согласие на более низкую заработную плату [За последние годы (1964-1968 гг.) миграция с ферм была достаточна, чтобы поднять средний доход оставшихся семей по отношению к среднему доходу всех семей. Но увеличение (на 0,54-0,67%) дохода всех семей оставило повышение до­ходов в сельском хозяйство по-прежнему далеко позади (см.: A. F. Brimmer, laflation and Income Distribution in the United States, The Review of Economic and Statistics, vol. 53, № 1, 1971, February, p. 37-48). Как отмечается далее, жестокая инфляция могла бы пойти, по крайней мере в течение небольшого срока, на пользу рыночным доходам.]. Все эти факторы способствуют снижению доходов в рыночной системе по сравнению с планирующей. То, что до сих пор носило характер предварительного вывода, теперь становится полностью очевидным. В рыночной системе менеджеры и рабочие продолжают предлагать товары и услуги за вознаграждение, которое меньше вознаграждения за товары и услуги, для производства которых в планирующей системе требуется примерно равная степень таланта. Такое положение является устойчивым, следовательно, равенство не является тенденцией в отношениях между планирующей и рыночной системами; основной тенденцией является неравенство. Цифры подтверждают такое предположение. В 1971 г. почасовая оплата в отраслях промышленности, производящей товары длительного пользования, т. е. в сфере производства, наиболее широко представленной в планирующей системе, в среднем равнялась 3,80 долл. В производстве товаров недлительного пользования, одежды и других изделий, где доля рыночной системы весьма значительна, она равна 3,26 долл. В сфере услуг, которая в основном ориентирована на рыночную систему, ода равна 2,99 долл. В розничной торговле, где рыночная система удерживает сильные позиции, она равна 2,57 долл. В сельском хозяйстве - отрасли, наиболее характерной для рыночной системы, - она равна 1,48 долл. [«Economic Report of the President», 1972. (Preliminary figu­res.)] Если же доход управляющих и предпринимателей включить в доходы работников, получающих заработную плату, разница, несомненно, возросла бы в громадной сте­пени [Важное исследование Питера Хинли (см. Р. Н е n I e, Explo­ring the Distribution of Earned Income, U. S. Department of La­bor, Monthly Labor Review, 1972, December, p. 16) показывает уве­личивающееся неравенство как для «индивидуально занятых, так и для промышленных групп». Автор приходит к выводу, что «из­менение структуры занятости, само являющееся продуктом раз­вития техники, уже содействовало неравенству вообще и особенно в тех отраслях, где наблюдается быстрый рост числа высокоопла­чиваемых специалистов и управляющих». Нечего и говорить, что упомянутые отрасли относятся к планирующей системе и в зна­чительной мере ее определяют.В промышленности крупные предприятия, характерные для планирующей системы, как правило, платят более высокую заработную плату, чем мелкие предприятия, характерные для рыноч­ной системы (см.: S. H. Masters, An Interindustry Analysis of Wages an Plant Size, The Review of Economics and Statistics, vol 51, № 3, 1969, August, p. 341 ff). Т. П. Шульц пришел недавно к выводу, что между 1939 и 1969 гг. неравенство среди рабочих, занятых полный рабочий день, - мужчин и женщин - в возра­сте до 25 лет, возросло, а среди полностью занятых рабочих дру­гих возрастов неравенство оставалось примерно постоянным (См.: Т. Р. Sсh1lz, Long Term Changes in Personal Income Distribu­tion: Theoretical Approaches, Evidence and Explanations, The Ame­rican Economic Review, Papers and Proceedings, vol. 62, № 2, 1972, May, p. 361).]. Отношения между планирующей и рыночной система­ми, их неравные темпы развития, эксплуатация планиру­ющей системой рыночной, создающееся в результате не­равенство в прибыли являются основными чертами сов­ременной экономики. Они являются соответственно и основной темой этой книги. Неоклассическая доктрина не оспаривает реальности только что приведенных данных о почасовых заработках. Она утверждает, что в однородной экономике, состоящей из схожих во многом фирм, трудовые ресурсы движутся от низкооплачиваемой к высокооплачиваемой работе. Это уменьшает неравенство и сводит к минимуму или устра­няет вовсе нужду в корректирующих действиях - нет фак­торов, побуждающих лечить то, что излечит время и природа самой системы. Действительно, неоклассическое учение порицает фермеров в рыночной системе за их стремление заполучить правительственную поддержку для обеспечения более благоприятных условий торговли с этой системой. Она порицает розничных торговцев и других мелких дельцов за их организацию с целью защиты при­былей или фиксированных цен. Как мы здесь видим, та­кие предприниматели не стремятся компенсировать присущую им слабость, они пытаются создать монополию. Подобная идея направлена на то, чтобы скрыть и тем самым увековечить преимущество планирующей системы в области доходов. Неоклассическая модель в своем воспи­тательном воздействии еще раз выполняет инструменталь­ную функцию.


Г-н Хилл желал, чтобы побольше женщин курили сигареты «Лаки страйкс». Исследования показали, что продажа этих сигарет снизилась, так как сигареты в зеленой упаковке не гармо­нируют с расцветкой женской одежды. «Изме­ните цвет упаковки», - предложил я. Г-н Хилл был возмущен. Тогда я предложил, чтобы мы попытались сделать зеленый цвет основным цветом женской одежды... Год мы работали... Зеленый стал модным цветом.

Эдвард Бернейз The Business History Review, Autumn. 1S71 Мы подходим теперь к решающему воп­росу в развитии современного взгляда на экономическую систему. Неоклассическая модель признает, что .произво­дители во многих отраслях в существенной мере облада­ют контролем над цепами и издержками. Такова природа монополии или олигополии. Поскольку природа эта за­ключается в том, чтобы максимизировать прибыль, а не представляет собой частичное проявление более широкой системы использования власти, фирма в конечном итоге остается подчиненной воле потребителя товаров. Так как его вкусы и потребности меняются, меняется и количество товаров, которое он приобретает, и цена, которую он го­тов заплатить. Реагируя на эти изменения, а она должна это делать, если стремится удержать свою прибыль на максимальном уровне, фирма подчиняется власти потребителя. Хотя такая реакция и несовершенна, суверенитет потребителя сохраняется полностью. Это достойное восхищения представление о существо­вании в конечном итоге власти потребителя нельзя, одна­ко, поддержать, если вкусы и потребности потребителя попадают под влияние производителя. Пространного объ­яснения это не требует. Потребитель не независим, если он или она полностью или частично подчинены воле про­изводителя. В то, что экономика в конечном счете нахо­дится на службе у потребителя, нельзя поверить, если производитель может управлять потребителем, может подчинить его собственным потребностям. А когда получает распространение мнение, что производитель имеет опре­деленную власть над потребителем или другими лицами, использующими его продукцию, открывается путь для дальнейшего и основательного подрыва существующей точки зрения. В этом случае можно утверждать, что кон­троль над ценами, издержками, потребительским спросом и государством представляет собой часть единой системы власти, которая служит, в частности, целям техноструктуры и в целом интересам планирующей системы. Пред­ставители неоклассической школы проявляют единство - и не без определенного схоластического жара - в отри­цании того факта, что производитель имеет действенную власть над потребителями его изделий. Еще раз их инстинкт, если рассматривать его не с точки зрения ин­тересов истины, а самосохранения, служит им неплохую службу. Однако ни один миф, каким бы полезным с точки зрения конкретной цели он ни был, не будет полностью удовлетворителен, если он подвергает испытанию веру. В процесс осуществления монопольной власти входит кон­троль над ценами и, где возможно, издержками. Сущест­вование такой власти признается в традиционной, или неоклассической, теории. Почти все вынуждены будут со­гласиться, что дело обеспечения максимальных монополь­ных прибылей окажется под угрозой, если после перво­начального установления власти над ценами не будут предприняты условия с целью воздействия на спрос на данный товар, т. е. если фирма останется пассивной и легковерно удовлетворится тем, как потребитель произ­вольно принимает или отвергает ее продукцию. Абсурдна также и стратегия, рассчитанная на защиту общеприня­того мнения, направленного на ограничение власти кор­порации только контролем над ценами и издержками, каковы бы ни были заслуги такой точки зрения перед крупным интеллектуальным капиталом. Конечные потребители товаров и услуг - это частные лица и правительство. Попытки оказать воздействие на спрос распространя­ются как на тех, так и на других. Воздействие на частного потребителя осуществляется в двух направлениях. У по­требителя либо существует, либо отсутствует предпочте­ние в отношении товара или услуги данного производи­теля, именно в этом плане на него следует оказывать соответствующее воздействие. Если же указанное пред­почтение существует, то возникает не менее острый воп­рос: обладает ли потребитель достаточным доходом, чтобы приобрести данное изделие или услугу. Мало пользы от попыток убедить потребителя купить какой-либо товара если его средства не позволяют сделать это. Эффективная стратегия, направленная на обеспечение желаемой реакции частного потребителя, должна быть, следовательно, рассчитана как на воздействие на отноше­ние потребителя к конкретному изделию или услуге, так и на обеспечение, насколько это возможно, чтобы он - да и все потребители в целом - обладал необходимыми средствами или платежеспособным спросом, позволяющим приобрести данное изделие. Воздействие на частного потребителя товаров нераз­рывно связано с воздействием на опрос на товары со сто­роны государства. Корпорация стремится регулировать. выбор, осуществляемый частным потребителем. Она также стремится управлять закупками со стороны государ­ства. В указанных случаях методы в корне различны, однако цель является одной и той же. Существуют и дру­гие, не столь тесные взаимосвязи. Государственные рас­ходы, которые представляют собой результат воздействия техноструктуры на государственные закупки, важны так­же для поддержания потока расходов на общественные нужды, стабилизирующего покупательную способность ча­стного потребителя. Особую роль играют военные рас­ходы, которые в равной мере обеспечивают приобретение изделий у фирм-поставщиков и поддержание спроса в экономике в целом. Таким образом, становится очевид­ным, что выделяемые экономистами понятия макроэконо­мики и микроэкономики представляют собой части более крупной совокупности, которая образована мощью пла­нирующей системы. Управление спросом требует управления государством еще и в силу других причин. Некоторые виды частного спроса возможны лишь при наличии дополнительных мер со стороны государства, например, спрос на автомобили требует осуществления бюджетных ассигнований на шоссейные дороги, спрос на авиатранспорт и оборудование требует государственных расходов на аэропорты и другие сооружения. Государственная политика определяет и об­щую структуру потребления. Жители Соединенных Шта­тов добираются к месту работы на автомобиле, несомнен­но, частично потому что им нравится такой способ, но частично и потому, что отсутствует выбор. Использование государственных средств для создания других видов транс­порта натолкнулось на самое энергичное противодействие со стороны автомобильных фирм [На масштабы, в которых на выбор потребителя оказывает влияние указанное отсутствие альтернатив, обратил мое внима­ние Поль Суизи, упрекнувший меня, как я полагаю справедливо, в том, что я упустил их из виду в предшествующей работе (см.: Р. Sweezy, Comment, The Quarterly Journal of Economics, vol. 86, J. 1970, November, p. 661 etc).]. Несмотря на то что здесь мы имеем дело с тесно взаимосвязанными явлениями, удобнее прежде всего рассмот­реть способ, с помощью которого планирующая система оказывает давление на частного потребителя. Затем мы рассмотрим, каким образом она влияет на государствен­ные закупки выпускаемых ею изделий и добивается дру­гих необходимых для нее мер со стороны государства. Вопрос стабилизации спроса вообще, хотя он является частью того же самого процесса, будет рассмотрен нами в следующей главе, где также будет прослежена его связь с рыночной системой. Воздействие на частного потребителя - это нелегкая задача. Ее осуществление связано со значительными рас­ходами, и, кроме того, требуется привлечение ряда наибо­лее опытных и талантливых специалистов, имеющихся в планирующей системе. Наиболее явным инструментом такого воздействия является реклама. При этом исключи­тельно мощным средством рекламы является телевидение, которое позволяет установить «убедительную связь» прак­тически с каждым потребителем товаров и услуг и тре­бует весьма небольших усилий, грамотности и умствен­ного развития. Но воздействие также включает в себя соответствующую организацию продаж, торгового пер­сонала и сбытовых предприятий. Ради него широко применяются результаты изучения рынка и опросов поку­пателей, проводимых с целью установления того, в чем по­требителя можно убедить, какими средствами и при каких затратах. С целью воздействия в огромной мере исполь­зуется качество и оформление товаров для того, чтобы придать этим товарам характеристики, которые сами по себе способствуют убеждению покупателей, облегчают сбыт. Активно используется любое новшество, резко отли­чающееся, как мы вскоре увидим, от классических целей изобретения, состоявших в попытке удовлетворения опре­деленной потребности, выявленной изобретателем. Совре­менное нововведение значительно чаще состоит в том, что оно создает потребность, которую никто прежде не ощу­щал. В данном случае используется тот факт, что в пред­ставлении людей нововведение означает улучшение. К особенностям современного технического прогресса мы вернемся в следующей главе. Следует особо остановиться на проблеме изучения рынка. Такое изучение, как это иногда утверждается, должно выявить желания потребителей. Поэтому прове­дение такого исследования подтверждает конечную власть потребителя и обеспечивает более эффективное подчине­ние производства власти потребителей. Столь же часто или даже еще чаще такое исследование должно выявить эффективность различных методов убеждения или то, в какой степени различные продукты, товарные марки или упаковки сами по себе способствуют такому убеждению. Из этих исследований фирма узнает, каким способом мо­гут быть наиболее эффективно потрачены средства с це­лью убеждения покупателей, т. е. какие усилия по ре­ализации товаров дают наилучшие результаты и какие изделия способствуют такому убеждению и в какой сте­пени. Вряд ли подобные усилия способствуют подтверждению неприкосновенности власти потребителя Можно также отметить, что многое в процессе, кото­рый называют исследованием рынка, является несовер­шенным. Субъективные, случайные или преднамеренно ложные суждения сводят в производящие впечатление псевдосоциометрические таблицы для того, чтобы создать впечатление о существовании прямой связи между затра­тами на различные методы убеждения и достигнутым в результате объемом продаж. Это и не удивительно. От­расль, которая применяет такую массу тщательно отраcли ищет изделия или оформление, которые более эф­фективно способствуют убеждению. Раньше или позже она преуспевает, и тогда наступает очередь ее в прошлом более удачливых соперников. В результате достигается контроль над реакцией потребителя, который, несмотря на недостатки и большую сложность осуществления из-за соперничества, все же обеспечивает значительно большую безопасность, чем совершенно неуправляемые реакции по­требителей при отсутствии таких мер. Между тем совокупный результат указанных мер весь­ма выгоден для всех членов планирующей системы. В каждой отрасли все фирмы получают новых покупателей, старые покупатели оказываются еще более тесно привя­заны к изделиям данной отрасли и создаются благопри­ятные условия для достижения наиболее важных целей и ценностей планирующей системы. Подобные меры иг­рают жизненно важную роль, и на них следует остано­виться подробнее. Реклама отдельной автомобильной компании стремит­ся завоевать покупателей других марок автомобилей. Но реклама всех их вместе способствует убеждению, что сча­стье связано с обладанием автомобилем. Кроме того, если не говорить о марке и модели, она убеждает людей, что современные тенденции во внешнем виде автомобиля и его оформлении желательны, что прошлые устарели, экс­центричны или по каким-то другим соображениям непри­емлемы. Таким образом, реклама поощряет всеобщее стремление избавиться от старых автомобилей и приобре­сти новые. Подобным же образом, если один изготовитель мыла может доказать, что белоснежные простыни явля­ются показателем женской добродетели, то эта доброде­тель вознаграждает всех производителей мыла и моющих средств. Если один изготовитель может доказать, что лег­кое опьянение является признаком изысканной респекта­бельности, таковым оно становится и для всех произво­дителей спиртных напитков. Если одна прическа способ­ствует успешному обольщению, то обольщению могут способствовать и все другие виды прически. Более важно все же то, что совокупность всех подоб­ных убеждений подтверждает наиболее энергичным из возможных способов, что счастье является результатом обладания и использования товаров и что соответственно счастье будет возрастать по мере того, как возрастает производство и потребление товаров. Таким образом, убеждение провозглашает и распространяет ценности пла­нирующей системы вообще и ее приверженность к росту в частности. Оно также помогает осуществлять во имя ее потребностей притязания на помощь со стороны государ­ства. Одно из направлений неоклассической экономической теории длительное время придерживалось мнения, что реклама и убеждение в типичной олигополистической от­расли представляют собой совершенно никчемное упраж­нение в нападении и защите - «форма неценовой конку­ренции... имеющая взаимно нейтрализующий характер, причем не приносящая каких-либо технических или социальных выгод» [W. G. Shepherd, Market Power and Economic Welfare, New York, Random House, 1970, p. 53. Я не имею в виду, что проф. Шепард, чьему компетентному труду обязаны все, кто сталки­вается с этими вопросами, в какой бы то ни было мере находится в плену у стереотипных взглядов.]. Единственным следствием этого являются более высокие цены для населения или более низкие доходы для фирм. Если бы дело обстояло именно так, давным-давно были бы предприняты шаги для того, чтобы ограничить расхо­ды на рекламу при помощи простого соглашения. Ника­кой закон не препятствовал бы таким усилиям, так как торжественно и авторитетно приводились бы данные об издержках производства в промышленности и ущербе для общества, и политика была бы, таким образом, приспособ­лена к потребностям планирующей системы. В действи­тельности убеждение на конкурентной основе служит общим целям планирующей системы. Соответственно никаких существенных усилий с целью его ограничения никогда не предпринималось. Техноструктура в соответствии со своими нуждами также сильно влияет на закупку товаров государством. В данном случае, однако, существует всеобщее мнение, что ортодоксальный экономический взгляд, хотя и цере­монно преподносимый молодежи в качестве общепризнан­ной характеристики демократии, имеет незначительную связь с действительностью. В ортодоксальном или традиционном представлении выбор между частными или государственными товарами и услугами и выбор между различными видами государ­ственных товаров и услуг выражается косвенно в выборе кандидатов или партий на государственные посты - в выборе между теми, кто прямо высказывает заинтересо­ванность в больших или меньших налогах и в том слу­чае, если уровень государственных расходов задан, между теми кандидатами, которые уделяют большее или меньшее внимание образованию, пособиям, общественным работам или другим услугам и закупкам государства. К ним отно­сится оружие и его разработка, но их не выделяют, дабы не привлекать особого внимания. Избранные таким обра­зом кандидаты устанавливают связь между волей обще­ства и исполнительной властью на основании своих пол­номочий на законодательное утверждение и распределе­ние бюджетных ассигнований. Исполнительная власть, т. е. государственная администрация, является пассивным слугой законодательной власти и таким образом в конеч­ном итоге слугой отдельного гражданина. В Соединен­ных Штатах избрание президента, который представляет избирателям свою платформу по указанным вопросам, еще более усиливает контроль со стороны граждан. Немногие, кто проповедует эту доктрину, были бы готовы признать свою личную убежденность в ней. По­ступить таким образом означало бы нанести ущерб репу­тации уважаемого сдержанного скептика. Что касается военной техники, т. е. ракетных систем противоракетной обороны, ядерных авианосцев, истребителей и пилотиру­емых бомбардировщиков, то вряд ли кто возразит, что происходящие процессы почти полностью опрокидывают ортодоксальную формулу. Первоначальное решение при­нимается фирмой, производящей оружие, и командова­нием того рода войск, для которого предназначается какой-либо из перечисленных видов оружия. Сделка утверждается президентом, который, хотя и не бессилен, но в значительной мере является пленником той бюрократиче­ской машины, которую он возглавляет. Комиссия по делам вооруженных сил конгресса, члены которой являются надежными ставленниками военных фирм и упомянутых ро­дов войск, утверждает почти автоматически все таким образом принятые решения. Роль всего остального конгресса минимальна, роль общественности равна нулю [«Вводные курсы в экономическую теорию, изложенные I в основных учебниках, используемых в американских колледжах и университетах, как правило, не признают существования военно-промышленных фирм или военной экономики. В этих учебни­ках масштабы и характеристики милитаристской экономической деятельности в Соединенных Штатах со времен второй мировой войны либо вообще не упоминаются, либо им уделено несколько предложений или параграфов». (S. М е 1 m a n, The Peaceful World of Economics, I, The Journal of Economic Issues, vol. 6, № 1, 1972, March, p.l).]. Все вышеуказанное, в корне противоречащее доктри­нерской точке зрения, согласуется с ожидаемыми резуль­татами настоящего анализа при условии, если мы будем знать, где сконцентрирована власть и как она использу­ется. Многие отвели бы особую роль военной фирме. Это вытекает из того взгляда на капитализм, который автома­тически приписывает главенствующую роль капиталисти­ческой фирме. Однако затронуты две бюрократические системы - техноструктура военных фирм и техноструктура Пентагона. Предполагать, что один тип организации является менее мощным, нежели другой, нельзя. Скорее они совместно преследуют общие интересы в отношении роста и технического прогресса - между ними устанав­ливаются те же самые отношения, что и описанные в предыдущей главе отношения между техноструктурами част­ных фирм. Рост и сопутствующие ему продвижение по службе, оплата, премии, престиж и власть служат членам как государственной, так и частной бюрократии, и то, что усиливает одну из них, усиливает и другую. Как будет показано в следующей главе, развитие техники особенно важно как для независимости и роста государственного аппарата, так и для техноструктуры фирмы-поставщика. Соответственно в этом случае чрезвычайно велика вза­имная поддержка. Командование определенного рода войск зачастую с помощью военной фирмы определяет свою потребность в ее продукции, после этого фирма при­нимается за разработку данной продукции. Выигрывает и та и другая сторона. Подобное стремление к взаимной поддержке будет существовать всякий раз, когда техноструктура и государственный аппарат тесно соприкасаются. Таковы отноше­ния между Комиссией по атомной энергии и снабжающи­ми ее отраслями промышленности. Таковы отношения там, где дело касается дорог, между министерством транс­порта и автомобильной промышленностью. Даже там, где предполагается существование неприязни между го­сударственной и частной бюрократиями, как, например, между Федеральной комиссией по средствам связи и си­стемами теле- и радиовещания, взаимная поддержка возможна [См. гл. XVI.]. Эта тенденция государственных и частных организаций выявлять общую цель и добиваться ее пред­ставляется достаточно важной, чтобы присвоить ей имя. Ее можно окрестить бюрократическим симбиозом. В Соединенных Штатах бюрократический симбиоз до­стигает своего наивысшего развития в отношениях между военными фирмами и министерством обороны с его под­разделениями. Компании «Локхид», «Боинг», «Груммэн» или «Дженерал дайнемикс» могут разработать и постро­ить военный самолет. Это служит их положительной цели роста вместе с сопутствующим вознаграждением для их техноструктур. Разработка нового поколения самолетов и обладание им также вознаграждают и государственную бюрократию, связанную с научно-исследовательскими и проектно-конструкторскими разработками, заключением контракта, контролем за его выполнением, операциями и управлением. Но бюрократический симбиоз эффективен и на более элементарном уровне. Техноструктура военной фирмы представляет собой естественный источник занятости для лиц, которые закончили свою карьеру в государственном аппарате или каким-либо другим путем исчерпали все его возможности. Руководящие посты в министерстве обороны, по тому же самому признаку, находятся по боль­шей части в руках людей, привлекаемых на время с высших постов в техноструктуре военных фирм. Этот обмен не только вознаграждает отдельных лиц, но он служит, и далеко не случайно, укреплению симбиоза. Следует подчеркнуть еще раз, что при отношениях симбиоза между государственной и частной бюрократи­ями нельзя, да и не следует делать никаких выводов от­носительно того, откуда исходит инициатива. Несомненно, никто с уверенностью не сможет сказать, принадлежит ли она государственному аппарату или же фирме. Ясно лишь, что эта инициатива исходит не от населения. Более полно, чем даже в случае, когда речь идет об индивидуальном потребителе, реальная власть уже перешла к производителю - либо к производителю оружия, либо к командованию того рода войск, который использует это оружие. И как уже отмечалось, даже попытки изложить противоположную точку зрения не носят более оттенок респектабельности. Очевидно, что власть различных производителей по отношению к потребителю или населению бывает различ­ной. Она наибольшая там, где развитие ушло далеко впе­ред, - там, где фирма является самой крупной, а ее техноструктура наиболее полно развитой. В частном секторе экономики она выше в автомобильной, мыловаренной, та­бачной, легкой и пищевой отраслях, нежели, скажем, в жилищном строительстве, здравоохранении или же в об­ласти искусства. В рыночной системе власть производите­ля становится минимальной или исчезает вовсе. В госу­дарственном секторе власть производителя будет наиболь­шей, а населения наименьшей там, где существует бюрократический симбиоз, например там, где крупная аэрокосмическая фирма работает совместно с военно-воздушными силами. Она будет наименьшей там, где не­большие строительные фирмы строят дешевые дома по заказам местных властей или субсидии предоставлены школьному округу. Отсюда и вывод, уже намеченный и теперь ставший окончательным. От власти производителя зависит (и существенно, хотя, безусловно не исключительно), причем как в государственном, так и в частном секторах экономи­ки, то, каким образом экономически ресурсы- капитал, рабочая сила, материалы - распределяются в производ­стве. По мере развития экономики указанное распределение зависит от власти производителя все в возрастающей степени. Это основная тенденция экономической системы. В соответствии с неоклассической теорией производ­ство управляется выбором потребителя и общества. Конеч­ное равновесие соответствует их потребностям в том ви­де, как они их понимают, и осуществляется с помощью их дохода. В современной действительности равновесие отражает власть производителя. Именно она, а не «по­требность» в ее исключительном или общепринятом смы­сле определяет то, как функционирует экономика. Производство достигает больших размеров не обязательно там, где существует большая потребность; оно может быть велико там, где есть большая возможность управлять по­ведением отдельного потребителя или благодаря симбиозу участвовать в контроле над закупками товаров и услуг государством, причем всецело в интересах бюрократичес­кого роста. Это резко противоречит неоклассическому представлению о власти, которое состоит в том, что власть аналогично классической монополии приводит к ограни­чению производства. Однако даже поверхностный взгляд на отрасли экономики, выпускающие наибольшее коли­чество товаров - производство автомобилей, военной тех­ники, мыла, дезодорантов, моющих средств, - наводит на мысль, что наш анализ не противоречит повсеместно на­блюдаемым явлениям и здравому смыслу. Рассмотрение практических вопросов, связанных с указанным перепроизводством одних товаров и недоста­точным уровнем выпуска других, не будет необходимым, если только согласиться, что потребитель и население оказывают сопротивление власти производителя, что рек­лама и искусство продавать - это пустая трата слов, а не предмет экономической теории, и как проявление олигополистической конкуренции они теряют смысл и что ги­гантские военные фирмы, какими бы мощными они, по всеобщему признанию, ни были, представляют собой сво­его рода порочное явление, оставшееся от «холодной вой­ны». Если экономическая теория использует подобную веру, то она, с точки зрения тех, кто пользуется властью весьма благотворная вещь. Если же она настаивает на таком определении использования власти, которое объяс­няет действительность, она менее приятна. Возникают во­просы о законности данной власти, а также вопросы, ка­сающиеся результатов ее применения. Невозможно прой­ти мимо настоятельной необходимости исправительных мер, направленных на обеспечение использования власти в соответствии с общественными интересами. Подобные меры перестают быть чем-то исключительным, они стано­вятся внутренней потребностью.

В настоящее время гораздо очевиднее ста­новится роль технического прогресса в современной эко­номике и в планирующей системе. Этот вопрос представ­ляет значительный интерес. Немногие вещи более порази­тельны, чем наблюдающийся в последнее время переворот во взглядах общества на изменения, происходящие в тех­нике. Еще совсем недавно такие изменения являлись аб­солютным общественным благом. Только чудаки подвергали это сомнению. Слово «изобретение» было синонимом слова «прогресс». Создатели новинок - инженеры и ученые - были людьми, приносившими обществу наивысшую пользу. Содействие научно-техническому прогрессу было высоко­ценимой и безусловной функцией государства. Теперь сомнения - обычная вещь. Все чувствуют, что многие новшества в потребительских товарах есть ни что иное, как обман. Считается само собой разумеющимся, что наиболее заметной чертой широко разрекламирован­ных изобретений окажется их неспособность к работе или же выяснится, что они просто опасны. Общественное движение, названное "консумеризмом", одним из инициаторов которого является Ральф Найдер, своим происхождением в немалой степени обязано этим особенностям нововведений. Во все возрастающей мере люди понимают, что технический прогресс, хотя он и выполняет свои задачи, хотя он и позволяет людям летать со сверхзвуковой скоростью или уничтожать ракеты противника, одновременно может привести к вредным социальным последствиям и создать опасность для общества. Все больше распространяется мнение, что при определенных темпах технического прогресса погибнут все, кто мог бы извлечь из него пользу. В неоклассической модели рассматривался техничес­кий прогресс двух типов. В результате первого из них создавались новые или более совершенные товары или услуги, которые положительно принимались и раскупа­лись потребителями, так как они лучше удовлетворяли их потребностям. С другой стороны, технический прогресс приводил к совершенствованию технологических процес­сов, при помощи которых изготовлялись эти товары или оказывались услуги. (Говоря формально, технический прогресс содействовал либо созданию или изменению функ­ций спроса, либо снижению издержек.) Изобретение или усовершенствование всегда было реакцией на воспринятые желания потребителя. Иначе выглядит, скажем, пример с новой мышеловкой, когда может возникнуть потребность информации потребителя об улучшениях и, возможно, не­обходимость определенного воздействия для преодоления его врожденного консерватизма. Но достоинство изобре­тения состояло в том, что оно выявляло потребность. Убеждение определяло отношение к потребности, само оно потребности не создавало. Изобретения или усовершен­ствования технологических процессов снижали затраты на производство, а также в конечном итоге и цены. В преимуществе этого сомневаться не мог никто. Поскольку технический прогресс обеспечивал получе­ние индивидуальным потребителям лучших или более де­шевых товаров, то не удивительно, что неоклассическая теория была о нем самого высокого мнения и вместе с тем сурово осуждала любые препятствия на его пути. Ра­бочие могли сопротивляться новым технологическим про­цессам, так как они опасались потерять работу. Произво­дители могли добиваться запрещения как изделий, так и новых технологических процессов, поскольку они опаса­лись морального старения своих капиталовложений. В обоих случаях наносился ущерб общественной заинтересованности в получении более дешевых или более качест­венных товаров. Поскольку дело обстояло так, то подоб­ные препятствия - всякую оппозицию «техническому прогрессу» - расценивали как исключительно вредную. Вообще говоря, подобным образом к ней относятся и до сих пор. В планирующей системе технический прогресс, по­добно любой другой деятельности, в высшей степени организован. Вещь, которую следует изобрести, или усовершенствование в технологическом процессе, которое надо осуществить, обычно обосновываются заранее. Раз­работка, за редкими исключениями, ведется в соответ­ствии с установленными графиками и в пределах утверж­денных бюджетов. Представление о полностью стихийном изобретении, сделанном отдельным человеком на основе блестящей, новаторской мысли, не совсем еще мертво. Частично его жизнеспособность вызвана тем обстоятель­ством, что такое изобретение, поскольку оно не связано с большими затратами и не зависит от организации, до­ступно и малой фирме и, таким образом, рыночной систе­ме. Без этого теоретически нововведения всех видов были бы исключительной собственностью планирующей си­стемы с ее ресурсами специализированных знаний, орга­низацией и капиталом. Большинство нововведений действительно требует та­ких специализированных знаний, организации и финан­совой поддержки. По поводу того, что основная масса зат­рат на научно-исследовательские и проектно-конструкторские разработки осуществляется крупными фирмами, никаких расхождений во мнениях нет. Остается лишь установить тот факт, что, поскольку технический прогресс становится организованным и спланированным, он также полностью переходит на службу техноструктуре. Так как теперь он служит техноструктуре, а не потребителю, он, как и следовало ожидать, вступает в противоречие с целя­ми общества. Технический прогресс в том случае, когда он направ­лен на совершенствование производственного или других процессов, в отличие от нововведений в области производ­ства товаров или оказания услуг служит двум целям техноструктуры. Он уменьшает издержки производства и тем самым дает возможность устанавливать такие цены, кото­рые стимулируют больший объем продаж. Таким образом, он служит положительной цели техноструктуры - обеспе­чению роста. Прогресс в области технологических процессов в то же время укрепляет власть и безопасность техноструктуры и, таким образом, служит ее защитным целям. Такая функ­ция отличается некоторой сложностью. В современной корпорации, как уже отмечалось в пре­дыдущих главах, производственным фактором, который не находится всецело под контролем техноструктуры, явля­ется рабочая сила. Поэтому сохраняется некая возмож­ность бросить вызов власти техноструктуры. Этот вызов, особенно вызов со стороны любого из профсоюзов, практи­чески нейтрализуется соглашением, которое исключает вмешательство профсоюза в то, что называют прерогатива­ми администрации. Указанный вызов еще более нейтрализу­ется контролем фирмы над ценами, заключением коллек­тивных договоров внутри целой отрасли и негласным взаимопониманием, существующим среди фирм, что рост заработной платы должен осуществляться за счет обще­ства. Таким образом, ни всей отрасли, ни любой отдель­ной фирме не угрожает такое повышение заработной пла­ты, которое она не может переложить на плечи других [Мы можем отметить, что результатом прогресса в области технологии является то, что происходящее снижение издержек снижает и сумму повышения заработной платы, которое плани­рующая система вынуждена перекладывать на общество при по­мощи ценового механизма. Это в свою очередь способствует осу­ществлению положительной цели роста. В рыночной системе, если не считать сельского хозяйства, выигрыш от роста производитель­ности, как правило, теряется. Вот почему повышение заработной платы в сфере обслуживания, которое происходит параллельно с ее повышением в планирующей системе, со временем вызовет намного большее повышение цен.]. Совершенствование производственных процессов почти неизменно приводит к замене труда капиталом. В планирующей системе накопления, которые являются источником капитала, в широких масштабах осуществляются за счет доходов фирмы, т. е. поступление капитала находится в ее ведении и под ее контролем. Цены на машины и оборудование легче поддаются предсказанию, чем расходы на заработную плату. Машины после того, как их установили, забастовок не объявляют. Таким образом, издержки капитала и результаты его деятельности отличаются гораздо большей стабильностью и надежностью, чем издержки на рабочую силу и результаты ее функционирования. Следовательно, технический прогресс и сопутствующее ему вытеснение труда капиталом повышают надежность дохода фирмы и поэтому служат защитным целям техноструктуры. Практически это означает, что для современной корпорации вопрос о машинах, способствую­щих экономии затрат труда, является отнюдь не только финансовым вопросом. Вполне мыслима ситуация, когда замена труда капиталом повлечет за собой увеличение затрат. Это произойдет в силу совершенно рациональных причин, так как замена труда капиталом сопровождается дальнейшим укреплением безопасности и власти техно­структуры. Такая замена позволяет планирующей системе осуществлять более полное планирование. Из вышеприведенных особенностей процесса нововве­дении вытекают два следствия. Первое состоит в том, что в планирующей системе количество рабочей силы сокра­щается по отношению к объему производства по сравне­нию с рыночной системой. Подобное сокращение может происходить более высокими темпами, чем это обусловле­но экономией в результате технического прогресса. Дан­ное явление, возможно, свидетельствует о том, что повсе­местные высказывания в защиту технического прогресса и оправдание связанного с ним увольнения рабочих в какой-то мере являются обманом. Как правило, оправда­ние подобных действий исходит из мысли, что увольне­ния всегда способствуют снижению издержек, что непри­ятности для увольняемых рабочих компенсируются в результате снижения цен на товары. Действительной же причиной может быть не снижение издержек, а повыше­ние безопасности и усиление власти техноструктуры. Это оправдать значительно труднее; даже обычно более чем уступчивое руководство профсоюза, возможно, с трудом одобрит технический прогресс и происходящее в резуль­тате его увольнение рабочих, если основной целью явля­ется замена отстаивающих свои права человеческих су­ществ более дорогими, но значительно более уступчивы­ми машинами. Вторым следствием процесса нововведений является его воздействие на окружающую среду. Некоторые технические новшества наносят ей ущерб. Нельзя, однако, предполагать, что новые технические процессы всегда более неблагоприятны для окружающей среды по сравнению со старыми; что тепловое загрязнение от атомной электростанции хуже дыма от старой электростанции, работавшей на угле, или что самолет, с шумом проносящийся над головой, хуже экспресса, с грохотом мчащегося между беспорядочно скученными (как это частенько бывало) в нескольких футах от железной дороги домами. Но любая новая форма ущерба, наносимого окружающей среде, просто в силу того, что она новая, будет всегда казаться более страшной, нежели та, к которой общество уже привыкло. Шум реактивного самолета, поскольку он в новинку и затрагивает больше народа, будет казаться хуже грохота поездов. Тепловое загрязнение, так как оно более загадочно, покажется более коварным, чем загрязнение серой или копотью. Прогресс в технологии служит, как мы только что видели, положительной цели роста. Такой рост усиливает загрязнение воздуха и воды, а также вносит другие нарушения в состояние окружающей среды. Поскольку совершенствование технологических процессов часто связано с созданием нового завода или использованием новой территории, оно обычно является объектом критики, которая в действительности должна быть направлена на стремление техноструктуры к росту как таковому. При дальнейшем рассмотрении необходимых мероприятий этот вопрос имеет огромное значение. Именно стремление техноструктуры к достижению своих собственных целей и использование ею для этого своей власти, а не прогресс в технологии сам по себе составляют суть проблемы окружающей среды. Теперь мы обратимся к роли новшеств в производстве товаров. После того как обновление товаров становится орга­низованным и переходит под контроль техноструктуры, этот процесс также подчиняется ее целям. Поскольку важнейшей положительной целью является рост, основ­ной вопрос, который возникает в связи с данным нововве­дением, заключается в том, будет ли оно служить увеличению объема продаж. Для выполнения этой задачи оно не должно больше служить заранее осознанным потреб­ностям потребителя; необходимо лишь, чтобы новинка способствовала осуществлению общего процесса, посред­ством которого происходит убеждение потребителя. По­лезность, прежде необходимая для успеха любого изобре­тения, становится теперь лишь одним из нескольких ус­ловий такого успеха. Новизна, совершенно оторванная от любой функции, может оказать большую услугу» процессу убеждения, Общепринятый взгляд на изобретение давно уже носит со­вершенно односторонний характер, т. е. бытует глубокое убеждение, что недавно изобретенное изделие лучше, чем что-либо созданное год или десять лет назад. Самая новейшая вещь - самая лучшая. Такая точка зрения в свою очередь основана на реальном опыте прошлого. Ког­да изобретения имели успех или терпели провал в зави­симости от того, удовлетворяли они или нет осознанные потребности лиц, пользовавшихся ими, более поздние изо­бретения были лучше, чем более ранние. В противном случае они исчезали без следа. Не удивительно, что лю­ди продолжают отождествлять новизну с улучшением. Экономические и другие учебные курсы способствуют укоренению такого убеждения. Во всех учебниках изобрете­ние продолжает быть синонимом пользы. Тот факт, что Бенджамин Франклин основал Патентное бюро, почти в такой же мере способствовал его славе, как и опыты с воздушным змеем и электричеством. Известность Леонар­до да Винчи в значительной мере возросла именно потому, что он был изобретателем. Поскольку бытует подобный взгляд на изобретения, новизна сама по себе приобретает продажную ценность. Такай ценность сохраняется даже там, где никакой связи между новизной и полезностью нет, хотя, вероятно, при этом происходит снижение возможности для убеждения. Всем, кто сомневается, достаточно обратить внимание на то, насколько настойчиво и беспрерывно твердит любая реклама о новизне, даже если речь идет о самых обыч­ных товарах. Исключение составляет лишь виски, но и здесь реклама всемерно подчеркивает новизну оформле­ния бутылки. Кроме всего прочего, новинки вместе с рекламой иг­рают жизненно важную роль в психологическом устаре­вании товаров и их замене. Данный процесс, не лишен­ный определенных тонкостей, в прошлом наиболее успеш­но происходил в автомобильной промышленности. Но он также находит широкое применение и в отношении дру­гих предметов потребления и их упаковки. Он заключа­ется в создании зрительно нового изделия, а затем в убеждении потребителя при помощи рекламы, что именно такая форма изделия имеет исключительное право на существование. Хотя могут быть выдвинуты требования в отношении осуществления мер по повышению комфортабельности или удобств, а также других технических улуч­шений, не они будут определять успех. Важнее всего добиться, чтобы изменение заставляло воспринимать предшествующую модель как нечто эксцентричное и дальней­шее обладание и использование ее бросало бы тем самым. тень на владельца. Поскольку полезность становится лишь одним из ряда факторов, оправдывающих технический прогресс, или, как это имеет место в отношении средств от пота и синтетической травы, полезность является лишь продук­том воображения, производство и сбыт ограниченно по­лезных или совершенно бесполезных изделий становятся обычной чертой экономической системы. Потребность в постоянном обеспечении новизны превращается (как в случае с автомобилями) во внутренний источник конструктивных пороков. Ничто не может быть проверенным и оправданным с технической точки зрения. Она слишком быстро изменяется. Новизна или кажущаяся новизна, ес­ли она способствует эффективности убеждения потреби­теля, служит целям техноструктуры лучше, чем надеж­ность или работоспособность. Ненормальное функционирование вещи тем не менее порождает недовольство. В значительной мере такое недовольство бьет мимо цели. Оно основывается на убеждении, что бесполезность вещи, ее непригодность представляют собой лишь некоторое отклонение в системе, которая в остальном совершенна, еще одно извращенное проявле­ние злонамеренности корпораций, знающих, что им сле­дует поступать по-другому. Следует понять, что, как по­казывает данный анализ, проблема бесполезности или непригодности, отнюдь не представляющая собой случай­ности или какого-то отклонения от нормы, в огромной ме­ре является частью системы. Необходимо отметить и другую характерную черту нововведений. Поскольку для технических новинок требу­ется капитал, а также соответствующая организация, их осуществление в основном ограничивается планирующей системой. Таким образом, они внедряются там, где ресур­сы, выделяемые для этих новинок, являются достаточно сконцентрированными. Наряду со сбытовыми характери­стиками, которые рассматриваются как отличные от потребительских, это объясняет кажущуюся нелогичность размещения ресурсов, используемых для нововведений. Всевозможные пустяковые товары, изготовляемые плани­рующей системой, которые, видимо, обещают повысить женскую привлекательность, помочь избавиться от лишне­го веса или эффективным образом предотвратить скрытое использование домашней хозяйки в качестве прислуги, привлекут значительно больше ресурсов по сравнению с затратами на производство более эффективного наземного транспорта или строительство более комфортабельных, долговечных либо менее дорогих жилых домов. В управлении спросом на товары, необходимые госу­дарству, т. е. закупками, осуществляемыми правительст­вом, роль технического прогресса, безусловно, является решающей. Подобное управление отличается исключи­тельной простотой. Данный вид внедрения технических новинок отличается высокой степенью организации и пол­ностью спланирован. Цель любой новинки явным образом заключается в том, чтобы сделать предыдущее изделие устаревшим и тем самым создать спрос на только что созданное изделие. В то же время ведется работа над следующей новинкой (или часто она уже находится в процессе производства) с расчетом превратить в устарев­ший и этот новый продукт и, таким образом, обеспечить рынок для следующего. Описанная здесь процедура достигает своего полного совершенства при производстве военной техники и си­стем вооружений, где последовательность новизны и ста­рения полностью упорядочена. Сменяющие друг друга поколения самолетов, ракет, подводных лодок, вертолетов и основных боевых танков официально проектируются с указанием примерных дат в будущем, когда данный тип в результате технического прогресса устареет и ему со­ответственно потребуется замена. Все, кто связан с дан­ным процессом, понимают его природу и сознают, что для непрерывного успеха рассматриваемых отраслей не­обходимо обеспечить непрерывный процесс - подобное старение в результате внедрения технических новшеств... Результатом этого является не только решающая роль технического прогресса в поддержании спроса на товары, закупаемые государством, но в исключение возможности для сколько-нибудь эффективной критики. В ответ на любое утверждение, что технический прогресс в области боевой техники представляет собой механизм, с помощью которого техноструктуры фирм, выпускающих военную продукцию, создают спрос на свои собственные изделия, вероятно, не будут выдвинуты серьезные возражения. Но поскольку процессом развития (как считают) управлять нельзя, то какой-либо альтернативы, неоправданно даю­щей преимущества другой стороне, нет. Таким, обра­зом, каким бы бессмысленным и приводящим к огром­ным расходам этот процесс ни был, он должен про­должаться. Кроме того, информация, которая используется для оправдания таких научно-исследовательских и проектно-конструкторских разработок, исходит от государственного аппарата, с которым техноструктуры военных фирм нахо­дятся в состоянии симбиоза. Эта информация - «что де­лают Советы» -приспосабливается в определенных пре­делах к существующим потребностям. В конце концов, чтобы исключить возможность обще­ственного и законодательного вмешательства в соответ­ствующие решения, привлекается и завеса военной тайны. Решения могут приниматься организациями и в рамках организаций, которые должны получить наибольшую вы­году от капиталовложений в технические новинки. Ис­пользование таких новинок в интересах управления спро­сом на важнейшие товары, закупаемые государством, представляет собой во всех отношениях новейшее дости­жение в области господства производителя. В свете вышесказанного видно, что отношение обще­ства к техническим новинкам уже изменяется. Неоклас­сические учебники все еще энергично твердят об их пре­имуществах. Однако такое целенаправленное воздействие уже не является эффективным при существующих об­стоятельствах. А эти обстоятельства, об этом свидетель­ствует печальный опыт в отношении технических нови­нок, являются неотъемлемой частью экономической си­стемы. Техноструктура в погоне за расширением объема продаж использует доверие общественности к новинкам, причем за счет тех вещей, которые действительно работо­способны. Существуют новинки, которые служат лишь тому, чтобы сделать продукт-предшественник внешне устаревшим. Это также выгодно. Новинки, даже если они и работоспособны, распределены нерационально: они за­частую сконцентрированы в вещах, являющихся продук­цией сильной организации, и незначительны в играющей важную роль продукции слабой организации. Что каса­ется потребностей государства, особенно в отношении ору­жия, роль технического прогресса более чем тревожна. Поэтому достоинство новизны в товарах, предназначен­ных как для частного, так и государственного потребле­ния, перестает быть чем-то само собой разумеющимся. Технический прогресс представляет собой явление, ко­торое нуждается в тщательной оценке. К средствам для проведения такой оценки мы также вернемся.


После принятия резолюции 1969 г., которая впервые за 45 лет урезала постоянные дота­ции на разработку недр, и в результате воз­росшего давления на нефтяную промышлен­ность с требованием улучшить ее деятельность с целью предотвращения загрязнения окружаю­щей среды, руководители нефтяных компаний стали проявлять беспокойство относительно непопулярности данной отрасли среди обществен­ности. Компании планируют затратить мил­лионы долларов на телерекламу, чтобы улуч­шить представление о них.

Вашингтон пост, 11 января 1971. Я сидел с Гельмутом Штруделем, президен­том фирмы «Штрудель индастриз» при вступ­лении Никсона на пост президента... Президент сказал: «Пусть каждый из нас помнит, что Америка была создана не правительством, а народом, не благотворительностью, а Трудом, не стремлением избежать ответственности, а поиском этой от­ветственности». Штрудель вспотел. «Звучит так, будто он не собирается спасать мою компанию от бан­кротства», - сказал он обеспокоенно. «Не будьте идиотом», - ответил я Штруделю. - «Когда президент говорит о тех, кто живет на пособия, он имеет в виду молодых ребят, присосавшихся к правительству. Он не имеет в виду компании, получающие громад­ные правительственные субсидии».

Арт Бухвальд, 1973 е. Планирующая система, как будет ясно, существует в самой тесной связи с государством. Очевид­ной основой этих взаимоотношений являются огромные расходы правительства на приобретение выпускаемых ею товаров. Правительство оплачивает продукцию тех корпо­раций, особенно крупных специализированных военных фирм, которые существуют за счет продажи продукции государству. К тому же государство оплачивает и техни­ческие разработки, которые обеспечивают цикл внедрения новинок и их старения и тем самым непрерывность спро­са. Указанные расходы способствуют в то же время стабиль­ности покупательной способности экономической системы в целом на условиях, чрезвычайно выгодных для планирующей системы. Однако все вышеупомянутое никоим образом не ис­черпывает требований планирующей системы к государ­ству. Планирующая система полагается на государство при обеспечении своих громадных потребностей в квалифицированной, хорошо подготовленной рабочей силе. Как мы вскоре увидим, это представляет собой проблему, имеющую важное социальное значение. Государство не толь­ко обучает тех, кто приемлет и защищает ценности пла­нирующей системы, но также дает пищу и ее крити­кам, поскольку практически невозможно делать одно без другого. В предыдущих главах уже говорилось о других требо­ваниях планирующей системы к государству, и о них стоит напомнить читателю. Планирующая система тре­бует дополнительных капиталовложений со стороны го­сударства всякий раз, когда ей необходимо продавать свои товары, например, в строительство шоссейных дорог, если речь идет о продаже автомобилей. К тому же пла­нирующая система нуждается в помощи при осуществле­нии технических разработок, многие из которых слишком накладны для самой фирмы. Такая помощь осуществля­ется как непосредственно, так и косвенно за счет воен­ных расходов. Именно подобной практике обязаны своим возникновением и атомная энергетика, и вычислительная техника, и современный воздушный транспорт, космиче­ская связь и множество других отраслей. Правительство также предоставляет капитал тем отраслям, для которых оно в то же время является покупателем. Крупные воен­ные фирмы используют многие заводы и большое коли­чество оборудования, принадлежащее государству, а свой оборотный капитал получают в форме прогрессивных вы­плат. Наконец, в крайних случаях правительство высту­пает как кредитор какой-нибудь из крупных корпораций, чьи защитные цели поставлены под угрозу недостаточным доходом или нехваткой капитала. Недавно плоды этой политики достались компании «Локхид», некоторым фондовым биржам и железным дорогам. Планирующая си­стема энергично стремится к независимости от государ­ства, исключая те случай, когда государственные меро­приятия необходимы для нее. В значительной мере оп­равдано все более распространяющееся мнение, что современная экономика выглядит как социализм для крупных фирм и как свободное предпринимательство для мелких. Положительные потребности планирующей системы по отношению к государству не исчерпывают всего списка потребностей. Система имеет немало и пассивных нужд. Необходимо обеспечить независимость техноструктуры в процессе принятия решений. Необходимо нейтрализовать любое противодействие какому бы то ни было виду ро­ста или технического прогресса. Нужно добиться обще­ственного оправдания огромных различий в уровне доходов, не связанных с какими-либо заслугами или об­щественной полезностью. Было бы нереальным и немыс­лимым, чтобы у предпринимателя в рыночной системе ве­личина или надежность дохода были бы такими же, как у обладающего равной с ним компетенцией и энергией администратора корпорации, или чтобы такой предпри­ниматель рассчитывал на получение таких доходов. Су­ществование аналогичной, хотя и несколько меньшей, раз­ницы в оплате необходимо допустить и среди рабочих. Даль­нейшее существование планирующей системы в любой из форм, схожей с нынешней, зависит от ее влияния на государство и от ее контроля над ним. Для воздействия планирующей системы на общество прежде всего требуется непоколебимая вера его членов в важность деятельности этой системы. Поскольку она производит товары и услуги, то это означает, что необ­ходима глубокая общественная убежденность в важности данных товаров и данных услуг. Видимо, уже стало ясно что в значительной мере указанная уверенность представляет собой побочный продукт управления потребителем которое требует большой изощренности и огромных за­трат на газеты, журналы, рекламные щиты, а прежде всего на радио и телевидение, с которыми не может ни в коей мере сравниться по степени всеобщего проникно­вения ни одно из средств информации. Все формы убеж­дения потребителей ставят своей задачей доказать, что потребление товаров есть величайший источник удоволь­ствия, высшая мера человеческих достижений. Они. пре­вращают потребление в основу людского счастья. В Евро­пе вплоть до XVII в. церковь через своих проповедников располагала почти полной монополией на общение с мас­сами. Не удивительно, что результатом этого были особый престиж, которым пользовались религиозные институты, и ревностная забота о надлежащем соблюдении церков­ных обрядов. Проникающее повсюду, хотя в какой-то ме­ре не столь всеобъемлющее, господство планирующей системы над средствами массовой информации приводит в наше время к аналогичному престижу экономических институтов и тех товаров и услуг, которые эти институты создают. Планирующая система, обеспечив себе престиж в ка­честве источника товаров и услуг, а таким образом, и в качестве источника общественного счастья, приобретет влияние и как источник политических решений. Мудрой и значительной государственной политикой - при отсут­ствии веских доказательств обратного - будет теперь то, что содействует расширению производства автомобилей или моющих средств. Три взаимосвязанных фактора спо­собствуют повышению престижа планирующей системы и усиливают ее политическое влияние. С ростом изобилия степень необходимости в отдельных конкретных видах товаров снижается и роль некоторых становится совер­шенно незначительной. Но основным догматом неоклас­сической теории всегда было то, что уровень отдельных потребностей не уменьшается, а следовательно, не уменьшается и значение товаров по мере того, как растет их производство. Противоположная точка зрения долгое вре­мя считалась ненаучной. Уровень отдельных потребностей одного человека или какой-либо социальной группы в данный момент времени нельзя сравнивать с уровнем отдельных потребностей того или иного человека или социальных групп в иной по продолжительности и более поздний период времени. Хотя богатство за данный про­межуток времени, возможно, и возрастет, точно так же возрастет и стремление к получению товаров, которое должно быть удовлетворено. В результате стремление человека получить изысканное средство от пота в более поздний период может быть столь же настоятельным, как в прошлом потребность в хлебе. Данная доктрина защищает важность товаров и престиж их производителей, которые сталкиваются со все возрастающим объемом выпускаемой продукции. Убеждение же помогает придать значительность пустяковым желаниям, доказывает важ­ность вкуса, рассыпчатости вычурных продуктов, пред­лагаемых для завтрака, заставляет придавать значение оттенку простыни и, таким образом, создающим его новым моющим средствам. Подобный же смысл придает оно и другим бессмысленным продуктам. Таким образом, убеж­дение помогает скрыть сопутствующую росту производ­ства тенденцию ко все возрастающей необязательности того, что производится. Говоря формально, оно, как пра­вило, распространяет представление о неизменной пре­дельной полезности товаров па неограниченные масштабы все возрастающего объема выпускаемой продукции. Процесс убеждения - реклама и деятельность средств массовой информации - также позволяет непосредствен­но обращаться к общественности в тех случаях, когда ставится задача добиться поддержки или согласия в во­просах государственной политики. Обвинение в том, что какая-то корпорация загрязняет воду или воздух, расхи­щает природные ресурсы или продает продукцию, не от­вечающую требованиям безопасности, почти автоматиче­ски вызывает рекламную кампанию, которая доказывает беспредельную преданность данной фирмы интересам за­щиты окружающей среды, сохранения ресурсов и обеспе­чения безопасности населения. Обычно это рассматрива­ется в качестве эффективной замены более дорогостоящих мер, затрагивающих суть дела. Наконец, убеждение обеспечивает радиовещательным и телевизионным станциям и системам, газетам и журна­лам основной источник дохода. Этим непосредственно не приобретается поддержка целей планирующей системы со стороны радиовещания, газет и журналов, поскольку это было бы неразумным. Газеты и телевидение в силу необходимости должны привлекать людей, которые проти­вятся дисциплине организации, т. е. тех, кого влечет к артистической независимости. Количество людей с подоб­ными склонностями всегда больше, нежели нам это пред­ставляется. Люди всегда признают, что имеют такие стремления, одновременно подозревая остальных в конформизме. Очень многие люди желают, чтобы их счи­тали творцами их собственных суждений, сопротивляются попыткам управлять ими и смотрят на себя как на един­ственных в своем неподчинении. Что касается средств массовой информации, то им коммерчески выгодна опре­деленная степень нонконформизма. Там, где обществен­ные интересы расходятся с интересами техноструктуры и планирующей системы, как это случается все чаще и чаще, люди будут вознаграждать своим покровительством газету или телестанцию, которая ясно выражает общест­венное мнение. Еретическая истина, даже когда она и вы­зывает неудобства, значительно более интересна, чем про­писные истины, служащие интересам планирующей системы. Власть планирующей системы по отношению к сред­ствам массовой информации заключается не в откровен­ном контроле над свободой слова, а в способности данной системы отождествить свои потребности с тем, что пред­ставляется основополагающим и заслуживающим внима­ния в государственной политике. Таким образом, хотя интересное отступление от обычных взглядов без труда сможет найти рупор, потребности планирующей систе­мы - это та норма, к которой в конечном итоге вернется обсуждение. «Люди, облеченные властью, обладают экстра­ординарной способностью убеждать себя, что их желания совпадают с тем, что обществу нужно делать для его (соб­ственного) блага» [R. Vernon, The Multinational Enterprise: Power Versus Soyereignty, Foreign Affairs, vol. 49, № 4, 1971, July, p. 746]. При отсутствии противоположных суждений это именно та норма, к которой автоматически обращаются редакторы, издатели и владельцы радиостан­ций. Более трудным оттого, что потребности технострук­туры в целом являются также и потребностями издателей и владельцев радиостанций как членов корпораций, это не становится. Вторым объективным источником государственной вла­сти является бюрократический симбиоз. Это уже в достаточной мере подчеркивалось. Рыночная система вступает в контакт с правительством через законодательную власть. Эти взаимоотношения, хотя и являются весьма очевидными, устанавливаются с теми органами государ­ственной власти, относительное значение которых умень­шилось. Техноструктура и планирующая система имеют дело с государственной бюрократией. Связь эта значительно менее заметна. К тому же она осуществляется те­мя органами, которые по мере усложнения государствен­ных задач быстро становятся господствующими. Указанная связь в то же время доступна исключитель­но организации. Отдельный человек не может эффективно влиять на организацию; он не может убедить или под­купить Пентагон, когда речь идет о каком-нибудь важном военном контракте, ибо при заданном числе исполните­лей давать и брать взятку должен был бы батальон с каждой стороны. Напротив, организация эффективно уста­навливает отношения с организацией. Различные специ­алисты из частной администрации охотно сотрудничают со своими коллегами в государственном аппарате. И как уже ранее было отмечено, очень редко техноструктура частной корпорации и государственная бюрократия не находят каких-нибудь областей, в которых они не могли бы сотрудничать к обоюдной выгоде. Это верно даже там, где техноструктура и государственная бюрократия номи­нально занимают противоположные позиции. Как давно было подмечено, органы государственного регулирования склонны превращаться в «пленников» тех фирм, деятельность которых они якобы регулируют. Про­исходит это потому, что выигрыш от сотрудничества меж­ду техноструктурой и регулирующими ее деятельность организациями, как правило, перевешивают выгоды от соперничества. Уступчивый регулирующий орган уступа­ет потребностям техноструктуры, последняя же поддер­живает его существование или необходимое увеличение его бюджета или, во всяком случае, не противится ему. Напротив, воинственно настроенный регулирующий орган власти вызывает критический подход общественности к своим нуждам. И поскольку он находится в конфликте с техноструктурой, то будет складываться повсеместное мнение, что он пребывает не в ладах со здравой государ­ственной политикой. Когда этот орган подвергает сомне­нию действия техноструктуры - будь то безопасность или качество ее изделий, правдивость ее рекламы, - он вторгается в естественные прерогативы частного предпринимательства или препятствует распространению тех новшеств, которые образуют основу здравой государ­ственной политики, так как являются целями технострук­туры. Возможно, соглашательство представляет собой лучшую бюрократическую политику, даже если оно ри­скует столкнуться с критикой, поскольку является беспо­лезным. По мере того как исполнительская власть приобретала все большую силу по сравнению с законодательной, по­следняя не оставалась равнодушной к своему собствен­ному упадку. Реакция, которую можно предсказать, - это протест и попытки восстановить утраченную власть. Такое случалось. Но не обязательно это является наибо­лее действенным ответом. Привлекательная альтернатива для многих законодателей заключается в том, чтобы стать союзниками государственной администрации и благодаря этому союзу приобрести какую-то долю ее власти. В этом состояло исключительно успешное решение членов Ко­миссии по делам вооруженных сил и Бюджетной комис­сии палаты представителей. Они приобретают власть & конгрессе, покровительство, контракты на общественные работы и военные заказы для своих избирателей и пре­стиж в обществе в основном за счет своего полного ото­ждествления с интересами военной администрации, над­зор над которой они номинально должны осуществлять. Поступая таким образом, они помогают обеспечить соответствующие законодательные акции в интересах объ­единенных потребностей планирующей системы и госу­дарственной бюрократии. Поскольку утверждение в фор­ме законодательства осуществляется от имени обществен­ности, оно также внушает непосвященным уверенность в совпадении интересов планирующей системы и общества. Последним источником политической власти для планирующей системы является организованная рабочая сила. Антагонизм между трудом и капиталом был острым, когда шла борьба по поводу дележа прибыли. Это в свою очередь отразилось в политических и юридических кон­фликтах. И по причинам, глубоко коренящимся в истори­ческих отношениях, многие люди отождествляют обще­ственные интересы с нуждами профсоюзов - с трудящи­мися массами, а не классами капиталистов. В последнее время, как мы видели, противоречие между трудом и ка­питалом значительно ослаблено способностью технострук­туры разрешать конфликт, уступая требованиям профсо­юзов в вопросах заработной платы и ряде других и покрывая издержки за счет цены. Это в свою очередь делает до некоторой степени возможным определяемое психоло­гическое отождествление наемного рабочего с техноструктурой. Последняя перестает быть непримиримым классо­вым врагом. В то же время положительные цели техноструктуры стали созвучны целям профсоюзов. Высокие темпы роста, которые означают постоянную занятость, большие возможности для сверхурочных работ и, веро­ятно, даже повышение по службе, вознаграждают рабо­чих так же, как и техноструктуру. Соответственно таким же образом вознаграждает тех и других спрос на товары, которые поддерживает указанный рост. Столь же спра­ведливо это и по отношению к правительственным за­казам. В Соединенных Штатах громадные ассигнования на оборону, внешняя политика, оправдывающая такие рас­ходы, разработка за счет субсидий таких технических средств, как сверхзвуковой транспорт, помощь таким вре­менно находящимся в затруднительном положении техноструктурам, как техноструктура компании «Локхид», сни­скали в последние годы энергичную поддержку со сторо­ны профсоюзов. Она была воспринята как ошибка части их руководства - заблуждение пожилых или отсталых людей. Это несправедливо. В действительности указанная поддержка отражает точную оценку экономических ин­тересов непосредственно затронутых рабочих. Отражение этого в законодательстве еще более способствует влиянию техноструктуры на общество. При оценке влияния планирующей системы на обще­ство существует опасность быть слишком придирчивым. Наиболее крупный источник власти планирующей систе­мы субъективен, Техноструктура состоит из управляющих корпораций, юристов, ученых, инженеров, экономистов, контролеров лиц, занимающихся рекламой, и торговых работников. У нее есть союзники и помощники в юриди­ческих фирмах, рекламных агентствах, консультативных фирмах по вопросам управления и бухгалтерских фир­мах, в школах бизнеса и технических колледжах, а также в университетах. B совокупности представляют собой наиболее уважаемых членов общества. Их вообще больше наиболее уважаемых членов общества. Их вообще больше всего в обществе, меркой богатства которого является изобилие. Их мнение по вопросам государственной поли­тики - это мнение, вызывающее благоговейное почтение. И с полной поправкой на уже упоминавшиеся эксцен­трические и зачастую хорошо оплачиваемые ереси он представляет собой ту точку зрения, которая отражает потребности планирующей системы. Бесполезное дело до­казывать, что она будет противоречить общественным ин­тересам, то, что служит техноструктуре: защита незави­симости ее решений, содействие экономическому росту, стабилизация совокупного спроса, подготовка квалифи­цированной рабочей силы, государственные расходы и капиталовложения, которых она требует, и другие состав­ляющие ее успеха - это и есть общественные интересы. Папской непогрешимости хорошую службу сослужило то, что святой отец дал определение греха. Точно также убежденности в том, что государственная политика будет верно служить техноструктуре и планирующей системе,. содействует способность техноструктуры определять об­щественные интересы. В последние годы стало общеприз­нанным существование согласованного и ревностно служащего своим интересам источника государст­венной политики. Называют его "истеблишмент". Как это часто бывает, народное чутье выявило основную , истину. Затронуто нечто, большее, чем способность высказывать­ся о понимании здравой государственной политики. За­тронут также и процесс, посредством которого осущест­вляется отбор людей, призванных определять или осу­ществлять эту политику. В мире организации ее ценности оказывают мощное воздействие на подбор людей на от­ветственные государственные посты. Опять же человека, который высказывает противоположное суждение, кто от­ходит от позиций истеблишмента, выслушивают. Но год­ным для так называемой реальной ответственности его не считают. В этом случае нужен человек, принимающий цели организации с минимумом сомнений, без внутренних конфликтов и даже без заметного раздумья. Планирую­щая система определяет государственную политику в соответствии со своими собственными нуждами. И она же определяет качества тех, кто проводит данную поли­тику. Все вышесказанное ни в коей мере не означает, что власть планирующей системы в определении и проведе­нии политики является полной. По .мере развития ее цели имеют тенденцию все больше и больше расходиться с целями общества. Требуется все более энергичное убежде­ние. Нo иногда и оно кончается неудачей. Так, на протя­жении всех 60-х годов планирующая система и связанная с ней государственная администрация одобряли вьетнам­скую войну так же, как они в течение длительного време­ни одобряли политику сдерживания коммунизма в разви­вающихся странах военными и любыми другими средства­ми. Запродать эту политику обществу, несмотря на все усилия, не удалось. Совсем недавно подобные, хотя и меньшие, разногласия возникли между общественностью и планирующей системой по вопросам внутренней поли­тики, особенно по вопросам окружающей среды, налогов, государственной поддержки таких технических новшеств, как сверхзвуковой транспорт, и даже по поводу строитель­ства автомагистралей. В будущем эти разногласия станут еще шире. Когда установлено, кому принадлежит власть, что еще не значит, что такая власть абсолютна.

(ИТТ) постоянно работает двадцать четыре часа в сутки-в 67 странах на шести конти­нентах... и буквально от дна моря до луны...

Годовой отчет компании ИТТ зa 1968 г. Планирующая система приспосабливает государство к своим нуждам. То, что служит ее защитным и положительным целям, становится здравой государст­венной политикой. Но планирующая система в то же время преступает границы национального государства, чтобы создать международное планирующее сообщество. Это является логичным и во многих отношениях неизбежным развитием деятельности планирующей системы в том виде, как она проявляется в пределах националь­ных границ. В то время как внутригосударственное пла­нирование устраняет неопределенность, свойственную оте­чественной рыночной экономике, международная система сталкивается с той же самой неопределенностью, связан­ной в основном с международной торговлей. Эта система исключительно быстрым образом развилась после второй мировой войны. Понята она может быть лишь как обобщение описанных здесь тенденций. Планирующая система содержит внушительную про­слойку проповедников, которые за скромное вознаграж­дение приглашаются на собрания промышленников для воздействия на потребителей и вкладчиков, участия в конференциях по вопросам торговли, семинарах админи­страторов и других церемоний в корпорациях, где в сво­их выступлениях они соединяют слегка экстравагантную риторику с внешним налетом глубокомыслия. В последнее время излюбленной темой всех таких «деятелей искусст­ва» стал внутренний смысл существования многонацио­нальной корпорации. Они рисуют многонациональную корпорацию - ИБМ, «Дженерал моторc», «Нестле» - как главного нарушителя общего процесса экономического развития, как нечто су­щественно изменившееся и, в зависимости от предпочте­ний оратора и потребностей аудитории, обладающее за­хватывающей дух способностью вершить добро или зна­чительно чаще зло. Стоя по обе стороны международных границ, многонациональная корпорация представляет со­бой угрозу политической независимости. Возможно, она делает национальное государство устаревшим. А посколь­ку большинство таких корпораций являются по своему происхождению американскими, она представляет собой своеобразное проявление американской энергий, предпри­имчивости и силы. По терминологии более квалифициро­ванных ораторов она представляет собой современное лицо американского капиталистического империализма. Поскольку эти рассуждения малообоснованны, то не уди­вительно, что в значительной мере данное определение ошибочно. Действительность не столь драматична, но, возможно, не менее значительна. Международная торговля старого типа, как ее до сих пор со всеми сложностями и мудрствованиями описывает неоклассическая теория, - это система обмена, в которой рынок остается особенно могущественным. Фирма, вовле­ченная в данную торговлю, полностью подчинена объек­тивно установившимся спросу и цене. Поскольку контро­ля фирмы над рынком не существует, неопределен­ность и риск в международной торговле чрезвычайно высоки. Как правило, фирма в одной стране поставляет свою продукцию, обычно через посредников, для продажи в другой стране. Продукция, покидая страну, где ее изго­товили, полностью освобождается от дальнейшего влияния своего создателя. Последний утрачивает какую бы то ни было власть над той ценой, по которой эта продукция продается; он, как полагают, не может влиять на пред­почтения зарубежного потребителя. На цену изделия вли­яет конкуренция и неконтролируемое воздействие внут­реннего производства в той стране, где оно продается, и конкурирующий импорт из других стран. Тарифные изме­нения в стране-импортере и колебания валютных курсов порождают дополнительную неопределенность-и то и другое свойственно внешней торговле. Если фирма поку­пает, а не продает, например закупает важное сырье, классическая теория международной торговли рисует кар­тину точно такой же неопределенности. Изменяющиеся издержки производства предлагаемых товаров, изменения в конкурирующем спросе со стороны других стран, изме­нения в валютных курсах и (иногда) изменения в экс­портных пошлинах представляют собой дополнительные опасности. Таким образом, покупая, фирма также всецело находится во власти рынка. Как мы видели, техноструктура стремится, поскольку это важнейшая составляющая ее защитных целей, поста­вить свои цены и свои основные издержки под контроль и обеспечить спрос и предложение по этим ценам и при таких издержках. Вдобавок у нее есть ряд жизненно важных потребностей, которые должно удовлетворять го­сударство. Все это в совокупности составляет ее планиро­вание. В условиях традиционной системы международной торговли, которая прославляется неоклассической теори­ей, все планирование должно было бы остановиться, так и не переступив границ. Фирмы могут иметь необходи­мую власть внутри страны. Соберись они вести дела за границей, они снова столкнулись бы со всей неопреде­ленностью, связанной с рыночной системой. Но к этому добавились бы и дополнительная неопределенность, свой­ственная исключительно международной торговле. Однако и это еще не все. В дополнение к неопреде­ленности, связанной с закупками и продажами за рубе­жом, импорт из других стран мог бы нанести ущерб контролю или уничтожить его, а также и связанное с ним планирование в данной стране. Этот контроль, относится ли он к автомобилям, электронной аппаратуре, фармацевтическим товарам или к чему угодно, состоит в установлении цен в соответствии с защитными и положитель­ными потребностями всех участников и последующего отказа от ценовой конкуренции, которая повредила бы всем. В соответствии с традиционной теорией импортные това­ры - автомобили из ФРГ или Японии, электротовары из Японии или Голландии, лекарства из ФРГ - продавались бы по ценам, обезличенно определенным рынкам. Пред­ложение диктовалось бы прибылью в стране-поставщике. Отечественные производители вынуждены были бы снизить цены настолько, насколько это было бы необходи­мо, чтобы выдержать конкуренцию. Иногда цены на ука­занные импортируемые товары (поскольку они неконтро­лируемы) снижались бы еще ниже с целью избавиться от достаточно больших запасов. Тем самым равновесие цен, характеризующее внутреннюю олигополию, стало бы полностью невозможным. Для сохранения контроля фир­мам пришлось бы обратиться к применению тарифов и квот, чтобы оградить себя от международной конкурен­ции. Это привело бы к аналогичным мерам со стороны других стран. Производство оказалось бы привязано к на­циональным рынкам. Там, где указанные ответные дей­ствия ограничили бы отечественные фирмы сравнительно небольшим внутренним рынком, как это произошло бы в Бельгии, Голландии или даже Англии и Франции, рост - основная положительная цель фирмы - был бы ограничен очень жесткими рамками. Теперь очевидна функция многонациональной корпо­рации. Она позволяет техноструктуре просто-напросто приспособиться к специфическим неопределенностям меж­дународной торговли. Она преодолевает границы рынка в международном масштабе таким же образом, как это происходит в наци­ональном масштабе. Она распространяет на мир много­численных национальных государств то, что она сначала осуществляет в рамках любого из них. Она уменьшает до предела необходимость в тарифах, квотах и эмбарго, направленных на то, чтобы снизить неопределенность национальных рынков. И вряд ли стоит говорить о том, что многонациональная корпорация не является исключитель­но американской. Она представляет собой обычное при­способление любых форм несоциалистического планиро­вания вне зависимости от страны происхождения к спе­цифическим проблемам международной торговли. Воспроизводя себя в других странах, техноструктура, в сущности, движется в эти страны вслед за своей про­дукцией. Действуя таким образом, она достигает того же самого взаимопонимания в области цен с другими участ­никами рынка в чужой стране, каким она обладает и у себя дома. Аналогичное проникновение иностранных фирм на территорию ее страны устраняет опасность кон­курентного сбивания цен и позволяет осуществлять и здесь тот же самый контроль. «Дженерал моторс», дей­ствуя через компанию «Опель» в ФРГ, становится чле­ном общего олигополистического соглашения, которое исключает ценовую конкуренцию в ФРГ. Компании «Фольксваген» и «Мерседес-Бенц» при осуществлении продаж в Соединенных Штатах точно также подчиня­ются соглашению, которое ставит разрушительную ценовую конкуренцию в Соединенных Штатах вне закона. Аналогично, проникая вслед за своей продукцией в ФРГ, «Дженерал моторс» может посредством убеждения воздействовать на немецкого потребителя. Может она и навязывать свои потребности западногерманскому прави­тельству. Это, как мы уже не раз убеждались, необходимо. Компания «Фольксваген», проникая вслед за своей про­дукцией в Соединенные Штаты, получает возможность влиять на реакцию американских потребителей. Она мо­жет добиться защиты и удовлетворения своих нужд в Вашингтоне. Все это было бы невозможно, если бы изделия продавались через посредников в точном со­ответствии с канонами классической международной торговли. Наконец, интернационализация деятельности предохраняет фирму от получения другими странами связанных для нее с убытками преимуществ в области издержек. Данное обстоятельство имеет большое, постоянно возра­стающее, значение особенно для Соединенных Штатов. В пределах Соединенных Штатов нет большой опасности, что кто-либо из производителей автомобилей, телевизоров, транзисторов, магнитофонов, пишущих машинок или других подобных изделий получит преимущество в за­тратах перед своими конкурентами в той же отрасли. Профсоюзы, как правило, охватывают всю отрасль в целом; производительность рабочих и доступ к капиталу, технике, квалифицированной рабочей силе и материалам если и не одинаковы для всех фирм, то имеющиеся разли­чия де носят постоянного и непреодолимого характера. Однако, если говорить о различиях между странами, то этого предполагать нельзя. По сравнению с Соединенными Штатами издержки на рабочую силу в Японии или ФРГ могут быть в течение долгого времени ниже, производи­тельность труда - постоянно выше, капитальные затра­ты - ниже, могут существовать и постоянные различия в издержках других необходимых для производства со­ставляющих. В результате издержки производства запад­ногерманских или японских продуктов могут все время быть значительно ниже, чем у соответствующих им амери­канских изделий. Если вышеупомянутые отличия существуют и если в пределах международной планирующей системы снижа­ется роль тарифов, тогда опасность для чисто националь­ной корпорации очевидна. Олигополистическое соглаше­ние, по которому устанавливаются цены, хорошо служит всем фирмам, у которых функции издержек одинаковы. Но иностранная фирма, чьи издержки в течение длитель­ного периода существенно меньше, могла бы с успехом добиться значительно более низких цен, нежели те, кото­рые выгодны с точки зрения отечественной корпорации. Упоминавшуюся выше опасность также усиливают и про­исходящие все чаще и чаще колебания валютных курсов. Таким образом, создается опасность как для защитных, так и положительных целей корпорации. С развитием транснациональных операций такая опа­сность исчезает. Международная корпорация может про­изводить или организовать производство там, где издерж­ки наименьшие. В последние годы данной возможностью пользовались весьма широко и все в возрастающей мере. Особенно это относится к корпорациям, возникшим на американской основе. Все основные американские произ­водители автомобилей собирают их в ФРГ, Англии, Кана­де или Японии. Производство узлов и деталей для выпу­скаемых в Соединенных Штатах моделей обычно пору­чается тому заводу за границей, где самые низкие затраты. Кроме того, очень широкий ассортимент других изделий, особенно электронное и прочее техническое обо­рудование, производится по американским спецификациям под американской маркой в Японии, на Тайване и в Гон­конге. Таким образом опасность со стороны иностранного производства с более низкими затратами эффективно устраняется путем превращения в такого иностранного производителя с наименьшими издержками или его использования. Таким образом, планирующая система перешагивает через национальные границы и становится транснацио­нальной. «Многонациональные корпорации представляют собой замену рынка как метода организации международного обмена. [Они являются]... «островами сознательной силы в океане стихийного сотрудничества» [S. Нуmег, The Efficiency (Contradictions) of Multinational Corporations, The American Economic Review, Papers and Procee­dings, vol. 60, № 2, 1970, May, p. 441. Второе определение заимство­вано из значительно более раннего исследования Д. X. Робертсона, опубликованного в 30-е годы. Мы могли бы заметить, что с тех пор острова превратились в материки. ]. То, что многонациональные корпорации стремительно росли последние двадцать пять лет, не удивительно. Когда нами постигнута природа планирующей системы, мы ви­дим, насколько естественно соответствуют они ее целям в международных операциях. Многонациональная корпорация не только оказывает­ся способной удовлетворить возникшие потребности, но и делает это способом в высшей степени благоприятным для наиболее развитой техноструктуры. Международную торговлю в ее классическом виде может вести любая фир­ма, крупная или мелкая; нужно лишь найти покупателя или практически посредника, который берет это на себя. Для наднациональных операций требуется организация: чем крупнее фирма, тем такие операции все более и более для нее доступны. Крупная фирма имеет или может полу­чить финансовые средства для того, чтобы начать опера­ции или приобрести фирмы в других странах. К тому же она имеет или может привлечь управляющих, ученых, инженеров и других специалистов для воссоздания своего подразделения за рубежом. Чем крупнее фирма, тем значитель­ное преимущество. У ИБМ есть финансовые, людские и технические ресурсы, чтобы воссоздать ее в других странах. Ни одна иностранная фирма не обладает средствами, чтобы, конкурируя с ИБМ в ее областях, совершить нечто подобное в Соединенных Штатах. Внутригосударственное развитие, как мы видели, благоприятствует высокоразвитой техноструктуре. Рост в международных масштабах благоприятствует ей еще сильнее. Именно этим объясняется преобладание американских корпораций в межнациональных операциях. Происходит это не потому, что они американские. Там, где иностран­ные фирмы создали крупные и мощные техноструктуры, как, например, «Филлипс», «Шелл», «Юнилевер», «Нестле», «Фольксваген», - они используют межнациональные операции столь же энергично, как и любая американская фирма [Японцы несколько неохотно воспринимают логику наднациональной корпорации. Это, если встать на их место, не так уж глупо. Как самая молодая и стремительно растущая индустриаль­ная нация, они нуждались в свободе, чтобы проложить себе путь на внешние рынки. А как высокоэффективный производитель, они обладали меньшей потребностью, нежели остальные, в том, чтобы приводить иностранные фирмы в олигополистическое равновесие, которое сдерживает ценовую конкуренцию на японском внутрен­нем рынке.]. Но Соединенные Штаты в силу своего более вы­сокого уровня развития обладают самой передовой плани­рующей системой. Соответственно они имеют значительно больше корпораций, которые готовы для межнациональ­ных операций, нежели любая другая страна. То, что было названо американским вызовом, на деле не является американским; это вызов современной планирующей системы. В Соединенных Штатах эта система благодаря разме­рам страны, отсутствию феодальных пережитков в правовой системе, наличию естественных ресурсов и многому другому достигла своего наивысшего развития. Однако недавняя экспансия американских фирм в межнациональных операциях объясняется также и дру­гим, причем прямо противоположным обстоятельством. Как уже отмечалось, развитие современной экономической системы чрезвычайно неравномерно. Это особенно харак­терно для Соединенных Штатов, где развивались преиму­щественно военные отрасли. Такое развитие привело к высокой концентрации в указанных отраслях капитала и технически одаренных людей. Оно к тому же способство­вало повышению общего уровня заработной платы, так как в данной сфере издержки особенно легко можно было переложить на общество. В прошлом Соединенные Штаты имели более высокий уровень заработной платы, неже­ли другие страны, но лучшую технику и капитальное обо­рудование. Впоследствии американские гражданские отра­сли, которые ранее играли видную роль в экспорте и на внутреннем рынке, оказались в невыгодном положении в отношении как качества самого капитала, так и уровня заработной платы по сравнению с ФРГ и Японией, где военное развитие шло значительно более медленно. Аме­риканские корпорации отреагировали в соответствии с на­шим предыдущим анализом, они широко развернули более дешевое производство за рубежом. Это позволило им вос­становить свои позиции не только на внешних рынках, но и в самих Соединенных Штатах. Преобладание американских корпораций в межнациональных операциях пред­ставляет собой проявление как высокого уровня разви­тия американской экономики, так и определенной сла­бости, которая связана со специфической формой этого развития. Как уже отмечалось в гл. XIII, в планирующей си­стеме корпорация, преследуя защитные цели технострук­туры, стремится овладеть своими источниками основного сырья. Это приводит ее в менее развитые страны. И она находит там рынки, хотя и весьма ограниченные, если дело касается таких товаров, как бензин, транзисторы и аспирин. Поскольку первоначальный уровень низок, тем­пы роста производства здесь несколько выше, чем в Се­верной Америке и Европе. Однако транснациональная си­стема - это прежде всего система отношений между раз­витыми странами. Именно здесь находятся крупнейшие рынки; соответственно именно здесь необходимо устано­вить защитное равновесие планирующей системы. Соот­ветственно именно в развитых странах - Канаде и стра­нах Европы - задаются настоятельные вопросы, каса­ющиеся культурного влияния американской многонаци­ональной корпорации и его политических последствий для национальной независимости. Эти вопросы в значительной мере истолковываются неверно. Страх перед империализмом в области культуры приводит к тому, что культурное воздействие американской корпорации путают с общим воздействием корпорации. Мы видели, что планирующая система, стремясь к дости­жению собственных целей, оказывает глубокое воздей­ствие на население той страны, в которой она совершает свои операции. Она ведет мощную пропаганду своих из­делий. Тем самым она формирует взгляды на товары во­обще и делает их смыслом жизни. Оса навязывает свой -образ мыслей всем, кто связан с ее организациями. Ее цели и ценности становятся целями и ценностями обще­ства и государства. Но данное культурное влияние не является специфически американским. Оно представляется таковым лишь потому, что огромное число многонаци­ональных корпораций возникло именно в Соединенных Штатах. Как легко убедиться, культурное влияние столь же мощных техноструктур, возникших в других странах, ничем не отличается от американского. Если бы штаб-квартиры наибольшего числа многонациональных корпо­раций находились в Бельгии или ФРГ, то те ценности, образ мыслей и влияние на государство, которые в настоящее время ассоциируются с американскими корпо­рациями, ассоциировались бы с бельгийскими или запад­ногерманскими корпорациями. Почтенные и хорошо опла­чиваемые ученые мужи распространялись бы о бельгий­ском или западногерманском культурном империализме, Хотя канадцы и французы немало раздумывают над этим вопросом, тем не менее никогда не было доказано, что канадец, в каком бы качестве он ни работал в Канаде в «Дженерал моторc», подвергается влияниям, отличным в культурном отношении от тех, с которыми сталкивается человек, работающий в компаниях «Мэсси фергюсон» или «Интернэшнл никель». Француз, который нанят компа­нией «Симка» и, таким образом, «Крайслером» во Франции, ие менее француз чем тот, кого нанимает фирма «Рено». Наиболее заметной чертой современной корпорации, а следовательно, и планирующей системы является однооб­разие ее культурного воздействия вне зависимости от на­ционального происхождения. Ее отели, автомобили, станции обслуживания, авиалинии столь схожи не потому, что они американские, а потому, что они продукты гигантских организаций. Те, кто противостоят американ­ской многонациональной корпорации, противостоят в дей­ствительности культурной мощи планирующей системы, каким бы ни было ее национальное отличие. Теперь также проясняется и отношение многонациональной. фирмы к суверенитету национальных правительств. Многонациональная фирма приводит к его суще­ственному ослаблению. Однако не в силу ее наднациональ­ного характера, а потому, что ослабление этой верховной власти - приспособление государства к целям и нуждам техноструктуры корпораций - представляет собой самую суть деятельности планирующей системы. Иностранная фирма проникает в страну и ослабляет верховную власть государства. Отечественные фирмы, аналогичных разме­ров и имеющие такую же организацию, поступают точно также. Иностранная фирма сильнее бросается в глаза. Соответственно более заметно и ее посягательство на вер­ховную власть государства. Когда французское правитель­ство помогает компании «Форд» разместиться во Фран­ции, любой француз обязательно обратит на это внимание. Когда правительство подобным же образом от­кликается на нужды «Рено» или «Ситроен», никому нет до этого дела. Сомневаться в этом не приходится никому, кто сталкивается с действительностью. Многонациональ­ная фирма посягает на верховную власть государства н6 потому, что она иностранная, а потому, что такова тен­денция планирующей системы. Современное государство - мы позволим себе еще раз повториться - это не исполнительный комитет буржуазии, скорее, это исполнительный комитет техноструктуры. Хотя этот момент и не особенно важен, но зачастую межнациональная фирма будет более сдержанна в своих отношениях с правительствами, более скрупулезна в соб­людении закона, более осторожна в своем убеждении об­щественности, нежели отечественная фирма. Пресса, по­литические деятели и народ любой страны, как правило, предпочтут накинуться на иностранного злодея, а не на. своего домашнего. Учитывая это обстоятельство, много­национальная фирма будет особенно тактична, оказывая воздействие иа иностранное правительство. Там, где, как, например, в Италии, на которую мы ссылаемся лишь для наглядности, уклонение от уплаты налогов, взяточни­чество и подкуп государственных служащих являются частью повседневной жизни, фирма будет, как правило, стремиться обзавестись подконтрольной компанией, чье национальное происхождение ни у кого не будет вызы­вать сомнений. Та в свою очередь будет брать на себя вето, ответственность за необходимые или общепринятые мероприятия сомнительного характера, в которых она до­стигает совершенства. В доводах политического характера, приводимых про­тив многонациональной фирмы, обычно подчеркивается, что ее политика в области заработной платы и цен опре­деляется в ее собственной стране. Вследствие этого ра­бочие и потребители подчинены внешней власти, доступа к которой у них нет и влиять на которую они не в состоянии. Как будет видно, это также создает превратное представление о действительном положении вещей. Многонациональная фирма проникает в страну, чтобы участ­вовать в процессе установления заработной платы и цен именно этой страны, т. е. чтобы обеспечить возможность защиты против преимуществ, которыми обладают отече­ственные производители в области заработной платы или участвовать в создании равновесия цен, которое предо­храняет ее от разрушительной ценовой конкуренции. За­щитные и положительные цели данной фирмы совпадают с целями других фирм данной страны. Поэтому она не осуществляет независимого контроля ни в отношении за­работной платы, ни в отношении цен. Именно предупреж­дение такого независимого контроля, который наносит ущерб общим защитным целям, и есть основная задача проникновения многонациональной корпорации. После второй мировой войны наметился заметный от­ход от того, что некогда называлось экономическим наци­онализмом. Наиболее яркими проявлениями этого было заключение Общего соглашения о торговле и тарифах, создание европейского Общего рынка, Европейской ас­социации свободной торговли, стремление торгующих ме­жду собой стран снизить тарифы, ограничить использо­вание квот и, как надеялись, запретить конкурентное обесценение валют. Эти явления приписывались все бо­лее широкому распространению экономических знаний в передовых в промышленном отношении странах. Факти­чески же они отражали потребности планирующих си­стем стран-участников - обстоятельство, которое не вы­зывает более никакого удивления. На начальном этапе международной торговли тарифы и другие ограничения предохраняли рыночную систему одной страны от преимуществ, относительных или абсолютных, которыми об­ладали другие страны. Каких-либо других мер не прини­малось. Никто не контролировал предложение товаров из-за границы или цену, по которой они продавались. Таможенный тариф был единственной гарантией того, что указанное предложение не оказывало разрушительного или просто нежелательного воздействия на цену внут­реннего рынка. С развитием межнациональной системы проникающая в страну иностранная фирма не снижает цены. Это уничтожило бы защитное олигополистическое равновесие, к которому данная фирма присоединяется. Если ее издержки производства значительно ниже издер­жек на том рынке, куда она вторгается, то у фирм, в чью среду она проникает, есть противоядие. Они могут осуществлять производство в стране вторгшейся фирмы или принять меры по его налаживанию. При таких об­стоятельствах тарифы уже не нужны. Они могли бы стать помехой, затрагивая те мероприятия, которые сами фир­мы могут осуществить с большим успехом. Если бы межнациональной системе понадобились какие-нибудь тарифы, то мы можем быть совершенно уверены, что эко­номическое учение, которое приводило бы к их сниже­нию, не нашло бы распространения. Межнациональная система и ее потребности представ­ляют собой ключ к пониманию экономической политики, осуществляемой в отношениях между развитыми страна­ми, и позволяют объяснить недовольство слаборазвитых стран, поскольку межнациональная система придает ме­ждународный характер той тенденции к неравномерному развитию и к неравенству в доходах, которая имеет место внутри каждой страны в отношениях между планирую­щей и рыночной системами. С возникновением межнациональной системы капитал, техника неквалифицированная рабочая сила подчиняются власти единой организации. Эта власть не при­знаёт национальных границ. Не признает границ и спо­собность убеждать потребителей и общественность и заручаться поддержкой государства. Рыночной системе такие космические силы не доступны. Многонациональ­ные корпорации характерны для развитых стран, слабо­развитые страны продолжают соответствовать рыночной модели. Таким образом, межнациональная система усиливает неравномерность в развитии между развитыми в настоящее время странами и всем остальным миром. Аналогично и ее влияние на распределение доходов. Планирующая система, как мы видели, продает и покупа­ет по тем ценам, которые она сама контролирует. В преде­лах развитых стран межнациональная система делает эту власть международной. Менее крупные фирмы развива­ющихся стран по-прежнему подчинены рынку - или ры­ночной власти межнациональной системы. И то и другое находится вне области их контроля. Эксплуатация и само­эксплуатация, связанные с ограничениями на миграцию рабочих за границу, приводят к тому, что возникшие раз­личия в доходе будут сохраняться и увеличиваться. Таким образом, межнациональная система делает тенденцию к неравенству между планирующей и рыночной системами международной. Таков, если настаивать на терминологии, истинный облик современного империализма.

Холодная война увеличивает потребность в товарах, помогает поддерживать высокий уро­вень занятости, ускоряет технический прогресс и, таким образом, позволяет стране повышать жизненный уровень... У нас есть основания благодарить русских за то, что они помогают капитализму в Соединенных Штатах существо­вать лучше, чем когда-либо.

Самнер Слитчер, 1919 Сейчас мы приступили к рассмотре­нию структурных и функциональных особенностей двух систем. Планирующая система строго контролирует ее окружение; рыночная система приспосабливается к воздействию тех сил, которые она контролировать не может. Соответственно это отражается на процессе развития и доходах: в одном случае они огромны, в другом - намного меньше. Следует отметить, что разницу в развитии можно выявить, если рассматривать ее с точки зрения покупате­ля и общественных нужд. Что касается планирующей системы, то общественные нужды не только в значительной степени удовлетворяются, но и создаются. Если говорить о рыночной системе, то эти нужды удовлетворяются значительно хуже. Мы, наконец, пришли к заключительному выводу о различиях между двумя системами. Сама по себе рыноч­ная система, представляющая собой классическую комби­нацию конкурирующих фирм и небольших монополий, довольно стабильна. Снижение объема выпуска продук­ции и занятости или повышение цен имеет место, но оно самоограничено, а часто и саморегулируемо. Планирую­щая система при отсутствии государственного регулиро­вания, как правило, нестабильна. Она подвержена спадам или депрессиям, которые не самоограничиваются, но могут приобрести кумулятивный характер. Она подвергается воздействию инфляции, которая носит хронический характер и не поддается саморегулированию. Последствия спадов и инфляции в планирующей системе оказыва­ют затем отрицательное воздействие на рыночную систе­му. Последняя страдает от спадов больше, чем плани­рующая система, в недрах которой зарождается спад. Вначале мы подробнее рассмотрим спады, а затем инфляцию. Как правило, причиной спадов в мирное время является недостаточность эффективного спроса, т. е. эффективного использования покупательной способности. Другими словами, учитывая наличие рабочей силы и производст­венных мощностей, имеется возможность произвести больше товаров и услуг по сравнению с существующим на них спросом. Планирующей системе присуще такое несо­ответствие. Производство обеспечивает доход, на который можно приобрести произведенные товары и услуги, причем при каждой продаже у кого-то появляются средства, ко­торые (если они истрачены) дают возможность другому приобрести эквивалентную сумму товаров. Такое распоря­жение доходами, т. е. доходами, пошедшими па покупку товаров или на дальнейшее производство, не вызывает никаких проблем. Именно в случае, если доходы идут иа сбережения, возникает опасность появления противо­речий. Эти доходы должны быть инвестированы и, таким образом, истрачены (или компенсированы затратами кого-либо еще). В противном случае покупательная способ­ность будет снижаться. Товары будут оставаться па пол­ках, объем заказов уменьшится, объем производства упа­дет, безработица увеличится [Это очень простая модель. Нет глубокой оценки и разбора, во именно такова тем но менее основная идея современных дис­куссий о политике стабилизации.]. В результате произойдет спад. В рыночной системе опасность такого понижения спро­са ограниченна. Фирм в рыночной системе бесчисленное множество, и они невелики, доход распределяется весьма широко и в небольших объемах. Необходимость произве­дения затрат за счет этих доходов велика, так как их получатели вынуждены покрывать расходы на потребление и производство. Если эти расходы идут на .накопление, то н в этом случае они скоро будут выданы кому-то в виде ссуды. Если этот доход очень велик, то он будет предо­ставлен в распоряжение других фирм, но под такие про­центы и на таких условиях, что заставит нуждающуюся фирму, входящую в рыночную систему, истратить его как можно быстрее. Более того, если предпринимаются усилия к увеличе­нию накоплений, которые следует компенсировать увели­чением других затрат или вложений, и эти накопления понизят общий спрос, то у рыночной системы есть опре­деленный механизм, который поможет уменьшить отри­цательный эффект такого понижения. Цены падают, но работающий на себя предприниматель, несмотря на то, что его доходы и понизятся, не станет от этого безработ­ным. Не станут безработными и члены его семьи. Не станут безработными в большинстве случаев и наемные рабочие. Просто зарплата у них понизится. В то же время уменьшение дохода заставит предпринимателя выделять меньшие суммы на сбережения и таким образом заставит его большую часть полученного дохода превращать в за­траты. Более низкие цены на товары и услуги привлекут покупателей, увеличится количество покупок, производи­мых теми покупателями, которые имеют постоянный до­ход или живут на сбережения, произведенные ранее. Та­ким образом, равновесие, при котором спрос покрывает предложение, может быть восстановлено при понижении цен. Объем производства не снизится, безработица не уве­личится. Правда, ни одно из этих предположений не может быть идеальным в реальной жизни. Цены и зарплата при рыночной системе более стабильны, чем предполагалось здесь. Объем производства может уменьшится, безработи­ца может увеличиться. Но при рыночной системе объем сбережений невелик, они, как правило, существуют у большого количества предпринимателей и в небольших объемах и чаще всего предназначены для производства затрат. Мелкий предприниматель уменьшит свой доход и сохранит свое дело. Когда это произойдет, сбережения его уменьшатся. В целом при рыночной системе существует тенденция к стабильности. В планирующей системе обстоятельства складываются совершенно иным образом: факторы, которые порождают неуверенность в том, что сбережения будут превращаться в затраты, оказывают весьма большое влияние, корректи­рующий механизм отсутствует. Рост объема сбережений в крупных корпорациях, как мы уже говорили, происходит главным образом за счет накопления доходов. В 1972 г. они (неистраченные ком­мерческие доходы) составили 124 млрд. долл. по сравне­нию с 55 млрд. долл. личных сбережений [См. «Economic Report of the President», 1973. (Цифры, вероятно, занижены.)]. Подавляющая часть этих 124 млрд. долл. сбережений приходилась на долю крупных корпораций, из которых состоит планиру­ющая система. Эти сбережения уже не превратятся в по­купательские расходы. В планирующих системах сущест­вует правило, по которому выбор между сбережением для вложений и расходами на потребление не должен произ­водиться отдельными людьми, так как в противном случае слишком много будет тратиться и слишком мало останет­ся для вложений. В планирующей системе как решения об объеме сбережений, так и о вложениях принимаются сравнительно небольшим числом крупных корпораций. Решается вопрос об очень крупных суммах и нет какого-то механизма, ко­торый обесценивал бы соответствие плановых решений, касающихся как сбережений, так и вложений. Ни один даже самый ярый защитник неоклассической системы не может утверждать, что рынок продолжает оказывать свое саморегулирующее влияние, т. е. что норма процента сни­жается, а это необходимо для того, чтобы не поощрять из­лишних накоплений и чтобы способствовать увеличению вложений, которые будут находиться в определенном со­ответствии друг с другом. Поэтому стремление к сбере­жениям легко может превосходить стремление к осущест­влению инвестиций, в результате чего будет ощущаться недостаток спроса. Недостаток спроса влечет за собой сни­жение объема производства и недогрузку предприятий. Это приводит к еще большему сокращению вложений, что в свою очередь еще больше снижает спрос. Этот процесс будет продолжаться до тех пор, пока понижающийся до­ход оказывает более чем компенсирующее влияние на сбе­режения. В дополнение к сказанному в планирующей системе в отличие от рыночной доходы попадают в руки отдельных лиц в огромных, несоразмерных объемах. Этот громадный доход лучше защищен от его траты на потребление, чем скромные доходы, получаемые в рыночной системе. В результате увеличивается общий объем доходов и встает вопрос о выборе между производством затрат и сбереже­ний и, таким образом, между предельными расходами и полным отсутствием расходов. Затраты на товары в планирующей системе являются следствием прежде всего убеждения. Как бы эффективно ни было это убеждение, конечное потребление менее на­дежно, чем потребление, основанное на индивидуальном желании покупателя, диктуемом потребностью в пище, жилье, лекарствах и одежде. Когда в условиях плани­рующей системы падает доход, людям значительно проще сократить потребление, чем в условиях рыночной системы. И наконец, в планирующей системе механизм об­ратной связи, который помогает стабилизировать рыноч­ную систему и сдерживает тенденцию, при которой пони­жение спроса приобретает кумулятивный эффект, - этот механизм бездействует. Цены, которые могут контролиро­ваться фирмами, не падают. Заработная плата, которая находится под контролем профессиональных союзов, не может быть понижена. Следовательно, когда падает спрос, его нельзя поддерживать на определенном уровне путем снижения цен. Не предвидится также, что эффект от снижения заработной платы компенсируется за счет увеличения занятости. Снижение спроса оказывает непосредственное влияние на объем производства и занятость. Отсутствие стабильности, которое присуще плани­рующей системе, оказывает отрицательное влияние как на защитные, так и на иные цели техноструктуры. Оно оказывает крайне отрицательное воздействие и на рыночную систему. Когда спрос в планирующей системе па­дает, спрос на товары и услуги рыночной системы снижа­ется. Ввиду отсутствия, защитных мер цены, доходы пред­принимателей и заработная плата падают. Тяжелее всего это отражается на мелких предпринимателях и фермерах. В то время как. рыночная система в какой-то степени может варьировать спрос, в силу присущих ей особен­ностей она почти бессильна против отрицательных явле­ний, возникающих в планирующей системе. Признание того факта, что современной экономике присущи резкие понижательные тенденции и что она не обладает способностью их самоограничения или самоконтроля, относится к 30-м годам. Речь идет о кейнсианской революции. Об этом достаточно сказать несколько слов. Как первоначально и предвиделось, правительство должно было увеличить гражданские расходы на общественные нужды, не покрываемые налогами, для того чтобы ликвидировать недостаток совокупного спроса. Но после второй мировой войны подобная революция была сведена на нет планирующей системой. Правительственная политика полностью отвечала потребностям планирующей системы. Общественные расходы были установлены на постоянном высоком уровне и шли в основном на военные и другие технические цели или на военное или промышленное развитие. Эти расходы обеспечили прямую поддержку планирующей системе, они почти не подвергались критике со стороны конгресса или какого-либо иного органа, ибо служили высшим интересам национальной безопасности или другим национальным интересам. Путем регулирования доходов была достигнута относительная стабильность. Регулировались личные и корпоративные доходы, которые росли и снижались непропорционально - в зависимости от повышения и понижения спроса и которые подвергались, в случае необходимости, определенным изменениям. Как такой ход событий помогал удовлетворению нужд планирующей системы, мы еще увидим. Нестабильность зародилась в недрах планирующей системы. Но наиболее болезненно она отразилась на ценах и доходах рыночной системы и особенно на рабочих. Именно они оказали широкую политическую поддержку мерам по исправлению по­ложения. Такие меры сослужили хорошую службу целям защиты и самоутверждения техноструктуры, причем до­стижение этих целей подвергалось угрозе вследствие по­нижательной тенденции в развитии экономики, или, дру­гими словами, спада. Защитные меры, которые осущест­влялись за счет государственных расходов, выражались в приобретении необходимой продукции, помощи в разра­ботке новых видов технологии или стимулировании (как в случае с шоссейными дорогами) увеличения объема продаж планирующей системы. Эти расходы, особенно расходы на вооружение, стали затем связывать не с экономической политикой, а со священным делом нацио­нальной безопасности. Весьма небольшая часть только что описанных изме­нений была официально отражена в неоклассическом или неокейнсианском анализе или учении. Понижатель­ную тенденцию в развитии экономики почти не связывали с появлением гигантских корпораций. Кейнсианскую эко­номическую теорию считали открытием, но никак не сред­ством для каких-либо изменений. И никто не заметил ро­ли планирующей системы в приспособлении этой теории своим нуждам. Три основных положения кейнсианской и неоклассической теории способствовали искажению ре­альности. Кратко остановимся на них. Во-первых, за непреложную систему было принято, что предотвращение безработицы наряду с удовлетворительными темпами роста экономики настолько важно, что вопросы руководства и доходов отходят на второй план. Если безработица превышает определенный уровень, экономика приходит в упадок. Если безработица на среднем уровне, никто не спрашивает, как этого добились. С без­работицей дело обстоит как с коронарным тромбофлеби­том: каждый думает только о действенности лечения. Во-вторых, в теории, несомненно, являвшейся наиболее непосредственным проявлением социальной обусловленно­сти экономических учений, считалось неуместным, веро­ятно, несерьезным и, конечно, ненаучным мнение, что вопрос о военных расходах функционально является частью экономической теории; Так могли бы сказать радикалы. Некоторые могли позволить себе поверить этому. Но солидный ученый в своих лекциях отвергал такую возможность. «Неправильно думать, что (правительственные) расходы на реактивные бомбардировщики, межкон­тинентальные ракеты и ракеты для доставки объектов на Лупу оказывают большую поддержку экономике, чем дру­гие виды расходов (например, расходы на охрану окру­жающей среды, на борьбу с бедностью и на решение проблем городов)... Потенциальные и реальные темпы ро­ста американской экономики, которые нисколько не зави­сят от военных приготовлений, стали бы намного выше с окончанием холодной войны» [Р. A. Sаmuе1sоn, Economics, 8th od., New York, McGraw-Hill, 1970. Выделено в оригинале.]. И наконец, существовало, повторяю, условие, которое отделяло микроэкономику от макроэкономики. Понятие микроэкономики позволяло совершенно спокойно рассмат­ривать фирму как полностью подчиненную рынку. Не су­ществовало никакой возможности (за некоторым исклю­чением) воздействовать на государство или направлять его действия. Другие исследователи в своих курсах лек­ций рассматривали результат воздействия государствен­ных расходов и налоговой политики (а также финансо­вой политики) па экономику в целом. Но они не ставила своей задачей рассмотрение влияния корпораций на госу­дарственные расходы. Таким образом, приспособление по­литики на уровне макроэкономики к нуждам планирую­щей системы было (и остается) надежно скрыто от серьезного экономического исследования [Однако необходимы некоторые уточнения. В своей кн. «The Three Worlds of Economics», New Haven, Yale University Press, 1971, проф. Л. Г. Рейнольдс доказывал, что деление проблем на макроэкономические и микроэкономические делается в действи­тельности только для того, чтобы скрыть реальное положение вещей. «Большинство вопросов, затронутых в публикациях, вышед­ших при жизни нашего поколения (бедность и распределение до­хода, сложности, возникающие в связи с урбанизацией, равные возможности в получении образования и трудоустройстве, избы­ток населения, охрана окружающей среды, недостатки рыночной экономики),-это микропроблемы. Анализ коллективного приня­тия решений требует объяснения микропричин либо норматив­ного характера (анализ затрат-доходов), либо объяснительного характера (модели населения и законодателей). Те, кто настаи­вает на том, что макроэкономике следует придавать первостепен­ное значение начиная с вводных курсов и в течение всего обуче­ния в высшей школе, проявляют сомнительную мудрость, на­столько же устаревшую, как и у их предшественников 20-х годов» (стр. 310).]. С развитием планирующей системы в экономике стали систематически проявляться нарушения, вызывающие па-рушения - спады. Те же особенности развития сделали ее подверженной угрозе инфляции. Признать наличие ин­фляционной тенденции было намного сложнее, чем пони­жательной. Частично это происходило благодаря тому, что как сама тенденция, так и меры борьбы с ней были трудносовместимы с неоклассической ортодоксальностью. Эти вопросы мы сейчас и рассмотрим.

Рыночная система может нести потери от инфляции, связанные с длительным процессом повышения цен. Но такую инфляцию нельзя считать органически присущей данной системе, с ней сравнительно просто бороться. Частный предприниматель в рыночной системе дей­ствует, руководствуясь уровнем цеп, который он не может контролировать. Если спрос достаточно высок, это приве­дет к повышению его цен. Источником такого спроса в реальной ситуации будет либо представление кредитов банками (или другими кредитными организациями) сверх того, что сберегается, либо правительственные расходы сверх того, что взимается в виде налогов. Регулируется и то и другое: центральный банк может ограничить кре­дит, правительство может увеличить налоги или ограни­чить расходы, или осуществить оба мероприятия. Если эти мероприятия проводить достаточно твердо, понижен­ный спрос приостановит рост цеп. Производитель в дан­ном случае бессилен что-либо сделать. Цены будут ста­бильными или понизятся. Профсоюзы могут способствовать тому, что положение станет еще более сложным. Однако в большинстве пред­приятий рыночной системы их не существует. Работа выполняется предпринимателем, работающим на себя, или несколькими неорганизованными работниками. Там, где существуют профсоюзы, предприниматели не могут контро­лировать цены. Если спрос ограничен и цепы как следствие этого падают, предприниматели будут противиться требованию профсоюзов о повышении заработной платы. В некоторых отраслях промышленности входящих в рыночную систему, в частности в швейной и строительной, огромное количество мелких предпринимателей име­ет дело с несколькими сильными профсоюзами. В этом случае повышение заработной платы приводит к повыше­нию цен. Повышение заработной платы в масштабах от­расли или в данном районе заставляет предпринимателей соглашаться на повышение цен. Таким образом, проф­союзы обладают способностью влиять на установление цен, предприниматели же ее не имеют. Но даже в этом случае многое будет зависеть от того, находятся ли проф­союзы под давлением в результате увеличения стоимости жизни или на них влияет пример увеличения заработной платы в других отраслях. Если цены и заработная плата сравнительно стабильны, профсоюзы в этой части рыноч­ной системы не будут поставлены перед необходимостью требовать повышения заработной платы. А поскольку ее повышение оказывает непосредственное воздействие на цены, профсоюзы будут вынуждены задуматься над тем, как повышение цен может отразиться на объеме продаж продукции, выпускаемой их отраслью, а следовательно, и на занятости их членов. В планирующей системе положение весьма отличается от вышеописанного. Здесь фирма имеет возможность ре­гулировать цены на свою продукцию. Важным моментом является, как мы уже видели, то обстоятельство, что часть расходов на заработную плату можно переложить на плечи налогоплательщика. Это служит защитным це­лям техноструктуры, т. е. гарантирует, что повышение заработной платы не окажет отрицательного воздействия на доходы. Другие факторы делают вообще маловероят­ным, что предпринимателя будут противиться повышению заработной платы. Когда ставится задача максимизации прибыли и когда ее получают непосредственно предприниматели, уве­личение заработной платы будет приводить к уменьшению доходов. Доходы будут уменьшаться у человека, который решает вопрос о том, следует ли увеличивать заработную плату или нет. Каждый относится отрицательно к повы­шению заработной платы, если ему приходится распла­чиваться за это. В подобном случае вполне оправданным является предположение об отрицательном отношении к повышению зарплаты. Когда власть в руках технострук­туры, решения принимаются людьми, которые сами не оплачивают издержек. А так как прибыль в данном случае не максимизируется (ввиду того, что еще остаются неиспользованные возможности для получения монополь­ной прибыли), часто может складываться ситуация, при которой даже при повышении цен можно будет сохранять прибыль на прежнем уровне. Совершенно естественно, что повышение цен отрица­тельно сказывается на процессе роста. Но в ближайшей перспективе на рост чаще окажет благоприятное воздей­ствие непрерывность производства, чем такая неприятная вещь, как забастовка. В длительной перспективе действия, которые предпримет государство для улучшения совокуп­ного спроса (как мы уже видели), являются результатом той власти, которой обладает планирующая система. Та­ким образом, можно предположить, что, если спрос ниже возможностей рынка при высоких ценах, государство рано или поздно предпримет меры для того, чтобы устранить этот недостаток. Все это означает, что для планирующей системы впол­не нормальной тенденцией является удовлетворение требований профсоюзов относительно заработной платы. Формальные препирательства, которые характерны для про­цесса заключения коллективных договоров, - это яркая ширма, слегка маскирующая, но ничуть не меняющая указанного обстоятельства. Поскольку планирующая система предоставлена сама себе, она обладает контролем над совокупным спросом, в ней будет наблюдаться постоянный рост заработной платы и цен. Наличие соперничающих профсоюзов, обладающих различной степенью влияния, усиливает такую повыша­тельную тенденцию [Гэйл Пирсон провела сравнительный анализ данных за пятидесятые годы и начало шестидесятых годов об изменениях в различных группах заработной платы в отраслях, имеющих вы­сокую и низкую степень организации. Она пришла к выводу, что «сила профсоюзов оказывает здесь определенное влияние; она значительно ухудшает необходимое соотношение между безрабо­тицей и инфляцией» (см.: G. Pierson, The Effect of Union Strength on the Phillips Curve, The American Economic Review, vol. 58. № 3, pt. 1, 1968, June, p. 456 etc.).]. Один профсоюз, совершенно есте­ственно, стремится добиться таких же условий договоров, как это сделали другие профсоюзы. Таким образом, проф­союз, имеющий прочное положение и обладающий определенным влиянием, устанавливает как бы стандарты для других. Поскольку цены и стоимость жизни повы­шаются, профсоюзы вынуждены добиваться, чтобы в за­ключаемых договорах учитывалось повышение, которое произойдет в будущем, либо в них включались положе­ния, предусматривающие увеличение заработной платы при таком повышении. Это означает еще больший рост цен и приводит в следующем раунде переговоров к еще большему повышению заработной платы. Отсюда и возни­кает тенденция, присущая планирующей системе, кото­рая характеризуется постоянным ростом заработной платы и цен по восходящей спирали [Более поздний и точный вариант взаимоотношений между рыночными позициями корпорации и заработной платой можно найти в статье Д. С. Хеймермеша «Воздействие рынка и инфля­ция заработной платы» (см.: D. S. Hamermesh, Market Power and Wage Inflation, The Southern Economic Journal, vol. 39, № 2, 1972, October, p. 204 etc.).]. В последние двадцать пять лет всем развитым в про­мышленном отношении странам удалось преодолеть пони­жательную тенденцию планирующей системы. Масштабы кумулятивной нисходящей спирали в зарплате, ценах и производстве уменьшились. Вместо этого все индустри­альные страны столкнулись с повышательной тенденци­ей - с инфляцией. И, как и в случае с кумулятивным спадом, она стала распространяться за пределы планиру­ющей системы, нарушив структуру заработной платы и издержек в рыночной системе, а также в государственном секторе экономики [Речь идет о тех областях экономики, где в силу присущих им особенностей увеличение заработной платы не компенсирует­ся за счет роста производительности труда. Как следствие, влия­ние такого увеличения издержек на государственный бюджет или на цены было часто значительно большим, чем в планирующей системе. Это позволило ученым, которые поверхностно подходят к разбору положения вещей, предположить, что инфляция зарож­дается в рыночном или государственном секторах экономики.]. Уязвимость экономики в отношении спадов и инфля­ции, как это станет очевидным при последующем изложении, вызвана одними и теми же причинами: ростом планирующей системы и связанным с ним возникновением современных профессиональных союзов. В историческом плане, однако, отношение к этим двум явлениям было весьма различным. Понятие понижательной тенденции (в экономике в целом) было воспринято без особых трудно­стей. Иначе обстояло дело с хронической инфляцией. Те­зис о неизбежной понижательной тенденции решительно отстаивался в книге Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег» [Дж. М. Кейнс. Общая теория занятости, процента и денег, М., 1948.]. В течение десятилетия мнение о том, что современная экономика страдает от недостаточного уровня спроса и необходима соответствующая компенса­ция в результате вмешательства правительства, стало по­чти ортодоксальным. Оно было отражено в законе о трудо­вых отношениях, принятом в 1946 г. К этому времени коммерческая организация - Комитет по экономическому развитию - был создан для пропаганды подобной точки зрения наряду с выполнением других второстепенных за­дач. Благодаря усилиям проф. Поля Самуэльсона данная точка зрения стала неотъемлемым элементом всех учеб­ных курсов в области экономики. Тезис о том, что в эко­номике могут существовать нарушения равновесия в сто­рону роста, воспринимался гораздо труднее. В значитель­ной мере он не воспринимается и до сих пор. Основная причина подобного различия связана с тем обстоятельством, что меры, направленные против понижа­тельной тенденции, гораздо легче согласовать с основными принципами неоклассической системы. Если существовал недостаточный уровень спроса, государство принимало ме­ры по устранению этого недостатка. Фактически это слу­жит подтверждением неоклассической системы. Все функ­ционирует почти так же, как и в прошлом, но при этом возрастает уровень производства, доходов и занятости. Рынок остается таким же, как его описывают учебники. Фирма остается в подчинении у рынка и, таким образом, у индивида. Какого-либо существенного ущерба неоклас­сическим взглядам не наносится. При таком подходе кейнсианская революция представляет собой скромную рево­люцию. Экономисты, подобно другим людям, в гораздо большей степени предпочитают иметь дело не с великими революциями, а с очень скромными. Проблема инфляции, как считали в течение длитель­ного времени, является побочным результатом мер, направленных против понижательной тенденции. При вме­шательстве с целью исправления положения в экономике всегда существовала опасность, что такая помощь ока­жется чрезмерной н приведет к созданию более высокого спроса и стимулированию более высоких расходов, чем экономическая система может удовлетворить при суще­ствующих ценах. В результате будут запрашиваться более высокие цены и возрастут цепы на рабочую силу в целом, либо на ту рабочую силу, которая имеется в недостаточ­ном количестве. Экономика, если применить обиходную терминологию специалистов, окажется «перегретой». По­скольку предполагается, что рынок не был затронут, тем не менее ограничение или сокращение государственных расходов при сохранении прежнего уровня налогов, либо увеличение государственных расходов при неизменном уровне налогообложения, или ограничение частных рас­ходов за счет заемных средств приведет к стабилизации или сокращению совокупного спроса. Это отразится че­рез рынок па фирме; каких-либо изменений па самом рынке не произойдет. Прекратится рост цен. А при ста­бильных или снижающихся цепах (либо при снижении объема производства) стремление преодолеть нехватку ра­бочей силы уменьшится и, поскольку стоимость жизни будет стабильной, требования о повышении заработной платы будут менее настоятельными. Те факторы, которые способствовали ликвидации недостатка спроса, будут дей­ствовать против инфляции. Переход от поддержания к организации спроса будет сравнительно безболезненным. Как выразился придерживающийся оптимальных взгля­дов и тем не менее завоевавший популярность представи­тель официально одобренной точки зрения, «при постепен­ном восстановлении оправданной стабильности цен рост безработицы может оказаться, весьма незначительным и, конечно, спад не должен являться результатом принятых мер» [А. М. Оkun, The Political Economy of Prosperity, Washing­ton, The Brookings Institution, 1970, p. 101.]. Как всегда имели место совершенно противоположные мне­ния. «Коренной недостаток в практике новой (т. е. кейнсианской) экономической теории проистекает от... исходного представления... что существует идеальная цель - полная занятость при отсут­ствии инфляции, - которая может быть достигнута путем внесе­ния соответствующих поправок в совокупный объем правительственных расходов и налогов... такое предположение не находит подтверждения на практике. Не было такого, хотя бы кратковре­менного, положения за всю историю, чтобы такая цель была до­стигнута в любой стране, где используется новая экономическая теория» (см.: М. J. Ulmer, The Welfare State: USA, Boston, Houghton Mifflin, 1969, p. 33). Следует отметить, что изложенные выше выводы были в значительной мере продиктованы необходимостью за­щиты основной цели. В данном случае аналогично тому, как обстояло дело с вопросами о максимизации прибыли или управлении спросом, которое осуществляет произво­дитель, проблема имела принципиальный характер и ка­кая-либо уступка наносила бы непоправимый ущерб нео­классической теории. Дело в том, что если производи­тель в состоянии повышать свои цены в зависимости от требований об увеличении заработной платы и если мас­штабы повышения цен зависят от суммы, на которую увеличивается заработная плата, то это значит, что фирма больше не находится во власти рынка. А если такое пла­нирование вызывает необходимость вмешательства со сто­роны государства с целью установления определенного уровня цен и заработной платы, от неоклассической те­ории не остается камня на камне. Невозможно существо­вание рыночной системы, в которой в массовом порядке осуществляется регулирование заработной платы и цен. Таким образом, вполне понятными становятся причины выдвигаемых возражений. Признанию факта существования систематической ин­фляции препятствовало также действие двух других фак­торов, связанных со взаимным воздействием заработной платы и цен в планирующей системе. К сожалению, и в этом случае сыграло роль разделение труда между эконо­мистами. За тридцать пять лет, прошедших после опубли­кования книги Кейнса «Общая теория занятости, процен­та и денег», непрерывный рост гигантских корпораций не мог пройти мимо внимания экономистов. То же самое можно сказать и о власти корпораций над ценами. Неко­торые экономисты дошли до понимания роли роста в ка­честве основной цели корпорации. Был отмечен также менее противоречивый характер трудовых отношений и тенденция к разрешению споров путем компенсации из­держек за счет повышения цен. Однако и в этом случав проблемы относились к сфере микроэкономики; т. е. явля­лись предметом рассмотрения для специалистов в области организации промышленности или трудовых отношений. Макроэкономическая теория, имея дело с регулированием совокупного спроса, всегда относилась к другой отрасли экономической науки и ею занимались совершенно другие исследователи. Власть корпораций и профсоюзов не была объектом их исследований. Разделение труда, при котором подразумевалось, что две части экономики могут изучать­ся обособленно, осуществлялось именно таким образом, который позволял скрыть воздействие власти корпораций и профсоюзов. Вряд ли что-либо могло оказаться более благоприятным для приверженцев столь удобной для них общепринятой теории. Наконец, планирующая система могла довольно спо­койно существовать в условиях инфляции и в тех случа­ях, когда предпринимались попытки борьбы с этой ин­фляцией, исходя из ортодоксальной теории, предполагав­шие неизменное преобладание рынка. Такие попытки мо­гли вызвать большие трудности, однако эти трудности относились главным образом к рыночной системе. К по­добным вещам планирующая система могла относиться довольно спокойно. Несомненно, планирование значительно облегчается в условиях, когда существует стабильный уровень цен и международной торговли. Однако инфляция не навязыва­ет фирме изменений, которые совершенно не подконтроль­ны ей. Инфляция, скорее, представляет собой процесс, от­ражающий могущество фирмы. Повышательная тенденция цен отражает наряду с таким могуществом фирмы и ее возможности компенсировать увеличение заработной пла­ты и других. издержек, которые де поддаются полному контролю. В последнее время многие экономисты, которые как и в прошлом с невинным видом способствовали укреп­лению мнения, что разумная государственная политика полностью тождественна с предпочтением и потребностя­ми планирующей системы, начали отстаивать допусти­мость хронической инфляции. Вопрос якобы состоит толь­ко в масштабах инфляции. Одно из преимуществ подобной позиции состоит в том, что не затрагивается вопрос о госу­дарственном регулировании заработной платы и цен и исключается, таким образом, фронтальная атака на ка­ноны неоклассической веры. Видимо, понятие рыночных отношений еще может выстоять при рассмотрении вопро­са об инфляции, но вопрос о регулировании цен полно­стью исключает такую возможность. Планирующая система также лишь в небольшой степе­ни терпит ущерб от антиинфляционных мер, предприни­маемых в соответствии с ортодоксальной теорией, т. е. тех, которые предполагают преобладание рынка. Напомним, что существует три пути сокращения спроса: сокращение государственных расходов, сокращение частных расходов и сокращение частных расходов за счет заемных средств и повышения налогов. Все это оказывает незначительное воздействие на планирующую систему. Государственные расходы на приобретение товаров планирующей системы и на непосредственное удовлетворение ее потребностей не могут быть сокращены в больших масштабах. Такие рас­ходы, как указывалось ранее, оправдываются высшими национальными интересами - «нельзя шутить с вопроса­ми национальной безопасности». Поэтому, если необходи­мо отказаться от осуществления расходов, отсрочить их или сократить, то подобное снижение расходов будет осу­ществляться главным образом за счет затрат на соци­альные нужды, жилищное строительство, городское хозяйство, образование и т. д. Таким образом, первоначаль­ное воздействие бюджетных ограничений будет сказывать­ся не на планирующей системе, а на гражданских служ­бах государственного сектора рыночной системы. Сокра­щение любых государственных расходов - нелегкое дело. Однако, если инфляция по своему характеру эндемична, как обстояло дело в течение последней четверти века, ре­зультат будет совершенно очевидным. Давление с целью добиться сокращения расходов государства и предупре­дить какое-либо их повышение будет весьма сильным. Ничего подобного не будет происходить в отношении рас­ходов государства, связанных с закупкой товаров или удовлетворением потребностей планирующей системы. Второй путь сокращения спроса состоит в повыше­нии процентных ставок и сокращении другими спо­собами предложения заемных средств, в том числе ис­пользуемых для капитальных вложений. В данном случае различия в воздействии таких мер на обе системы совер­шенно очевидны. Для осуществления защитной цели техноструктуры - защиты ее независимости - первосте­пенное значение имеет сведение к минимуму ее зависимости от заемных средств. Планирующая система вместо привлечения таких средств активно использует для капи­тальных вложений свои доходы; отсюда в современных условиях вытекает исключительное значение накоплений, полученных в результате деятельности фирмы, в качестве источника капитальных средств в современных условиях. Рыночная система, наоборот, в очень большой мере зави­сит от заемных средств. Фермеры, мелкие розничные тор­говцы и оптовики постоянно обращаются за кредитами. (Власти штатов, городов, а также районные управления школ также активно используют заемные средства.) В жи­лищном и другом строительстве такая зависимость явля­ется почти полной. Кроме всего прочего, крупная корпо­рация, входящая в планирующую систему, когда она вынуждена осуществлять заем, является наиболее жела­тельным клиентом для коммерческого банка, страховой компании или инвестиционного банка. Если же речь идет о конгломерате, он может сам располагать филиалом, осу­ществляющим финансовые операции. Входящий в рыночную систему мелкий розничный тор­говец находится в совершенно ином положении, когда он обращается за получением займа. Таким образом, меры, направленные на повышение процентных ставок, ограничение размеров кредитования и соответственно сокращение расходов за счет заемных средств, оказывают совершенно различное воздействие на планирующую и рыночную системы. В планирующей си­стеме фирмы, если говорить о сравнении, подвергаются очень незначительному воздействию. В рыночной системе они полностью ощущают результаты такой политики. Дальнейшее применение средств финансовой политики оз­начает дальнейшее ограничение развития рыночной систе­мы по сравнению с планирующей системой. Оно оказывает такое же ограничивающее воздействие на использова­ние займов для общественных нужд, особенно в тех слу­чаях, когда речь идет о правительствах штатов, органах местного управления и школах. Давно замечено, что в периоды, когда вводятся финансовые ограничения - они называются периодами «нехватки денег», - большое не­довольство выражают, фермеры, домовладельцы, торговцы и другие мелкие предприниматели. Крупные фирмы редко выдвигают возражения против подобных ограничений. Обычно подобные явления объясняли более низкой созна­тельностью фермеров и других мелких предпринимателей, их нежеланием примириться ради своего спасения с опре­деленными трудностями, которые являются неизбежной особенностью свободного предпринимательства. Мы изло­жили более глубокую причину возникновения такого не­довольства. Ниже мы остановимся еще на одном резуль­тате подобной политики, приводящем к нарушению про­цесса развития, которое оказывается благоприятным для планирующей системы. Третий путь сокращения спроса состоит в повышении налогов. И в данном случае имеются определенные разли­чия в воздействии на обе системы. Планирующая система может контролировать свои цены, в то время как рыноч­ная система такой возможностью не располагает. Таким образом, планирующая система может переложить затра­ты, связанные с повышением налогов на товары и услуги, и еще в большей мере на доходы, на общество, а рыноч­ная система неспособна на это. Если более высокие налоги все же повлияют на уровень доходов, расплачиваться за это будут владельцы корпораций, а не члены техноструктуры. В рыночной системе за редкими исключениями именно тот, кто управляет предприятием, будет вынужден расплачиваться. Однако наряду с тем, что антиинфляционные меры, осуществляемые в соответствии с ортодоксальной эконо­мической теорией, гораздо более приемлемы для плани­рующей, чем для рыночной системы, они имеют еще один неприятный недостаток - они совершенно бесполезны. А если учесть структуру и цели планирующей системы, ее отношение к профессиональным союзам, совершенно ис­ключено, что они принесут какие-либо результаты в будущем. В то же время в течение десятилетий и даже ве­ков в академических учебных курсах доказывалось, что стабильные цены (представление, возникшее на основе понятия о неизменной стоимости) это большое благо. От­ношение к растущим ценам остается отрицательным, они являются признаком неправильного или некомпетентного руководства. Потребитель считает, даже если его собственные денежные доходы возросли, что его каким-то образом ограбили, когда он обнаруживает, что цены под­скочили. Инфляция усложняет процесс достижения согла­шения при заключении коллективных договоров. Если удается добиться повышения заработной платы, резуль­таты такого повышения быстро сводятся к нулю ростом цен; для рабочего весь процесс начинает выглядеть как какая-то махинация. Одним из вопросов, которые он задает, сводится к то­му, для чего же нужен профсоюз? Более важным является тот факт, что меры по ограни­чению инфляции, хотя и имеют незначительные послед­ствия для планирующей системы, тяжело отражаются на рыночной системе. Люди, относящиеся к рыночной систе­ме, имеют право на участие в выборах. Несколько пред­принимаемые меры оказываются неэффективными, созда­ваемые ими затруднения не компенсируются за счет обе­спечения стабильности цен. Эффективное ограничение совокупного спроса, хотя оно и воздействует в первую оче­редь на рыночную систему, оказывает отрицательное воз­действие на экономический рост. В этой связи ограниче­ние вступает в конфликт с положительными целями планирующей системы. Таким образом, как бы это ни противоречило неоклассической теории, непосредственные мероприятия государства в отношении заработной платы и цен становятся неизбежными. Обстоятельства, как часто это бывает, безжалостно опрокидывают самую необходи­мую доктрину. Если не считать планирования, осуществлявшегося во время войны, первые попытки ввести контроль над зара­ботной платой и ценами были предприняты в 1961 г. Ме­ры, предусматривавшие установление общих границ повы­шения заработной платы на уровне среднего увеличения производительности и требовавшие одновременной стаби­лизации цен, обеспечивали в целом стабильность цен в течение последующих нескольких лет в условиях посто­янного роста производства и занятости. Такая политика, однако, не соответствовала основным идеям людей, осу­ществлявших ее. При ее осуществлении на добровольной основе предполагалось, что представляющая общую осно­ву структура свободного рынка остается совершенно незатронутой. В конце 60-х годов настойчивость выдвигав­шихся требований о повышении заработной платы возро­сла, как и давление со стороны спроса, вызванного вой­ной во Вьетнаме. Считалось нецелесообразным повышать налоги, поскольку это способствовало бы усилению борьбы против никому не нужной войны. Как ни парадоксально, однако в условиях, когда необходимость в осуществлении контроля все возрастала, ограничения были отменены. Те, кто нес ответственность за определение границ ограниче­ний, вернулись в университеты, чтобы преподавать сту­дентам уже давно существующую ортодоксальную тео­рию. Инфляция приобрела новый размах и в боль­ших масштабах распространилась на рыночную систему и на издержки, связанные с зарплатой в планирующей системе. С приходом к власти нового республиканского прави­тельства в 1969 г. была предпринята новая попытка ре­шить проблему инфляции. Экономисты, приехавшие в это время в Вашингтон, являлись людьми, вне всяких сомнений, глубочайше преданными своей неоклассической вере. Они решительно отмежевались от оказавшихся к этому времени безуспешными попыток своих предшественников наложить ограничения на рост цен и заработной платы. Существующую инфляцию они объясняли недостаточным применением средств, которые соответствуют ортодоксаль­ной теории. Эти экономисты особенно подчеркивали свою приверженность крайне суровой финансовой политике, приводящей к .значительному сокращению расходов за счет заемных средств. Они ожидали результатов с тем приподнятым настроением, какое бывает характерно для людей, чьи действия основываются на строгом соблюдении каких-то принципов. В течение двух с половиной лет из месяца в месяц совершенно искренне они предсказывали стабилизацию цен, причем предполагали, что даже в худ­шем случае произойдет лишь небольшое увеличение без­работицы. При этом они надеялись, что их оптимизм окажется заразительным. В течение двух с половиной лет цены возрастали фактически беспрерывно. Также обстояло и с безработицей. В условиях, когда существовала нехватка жилья, в рыночной системе сократился объем жилищного строительства. Цены на сельскохозяйствен­ную продукцию оставались довольно стабильными. Из­держки в сельском хозяйстве, уровень которых в основном определяется в планирующей системе, беспрерывно возрастали по сравнению с этими ценами. Результаты проводимой политики проявлялись не только в рыночной системе. Нехватка денег и общее сокращение спроса при­вели к возникновению трудностей даже у большого числа наиболее слабых фирм в планирующей системе. Конгло­мераты, как уже указывалось, придерживаются весьма рискованной стратегии роста, в соответствии с которой приобретение новых фирм осуществляется за счет заемных средств. Такие конгломераты также оказались в за­труднительном положении. Железнодорожная компания «Пени сентрал», в которой подобные методы поглощения других фирм сочетались с исключительно некомпетентным руководством, стала объектом судебных преследований в качестве несостоятельного должника. Исключительно яр­ким проявлением взаимно выгодных связей с бюрократи­ческим аппаратом явился тот факт, что «Локхид корпорейшн» была спасена от подобной же судьбы в результате погашения ее долгов за счет государственных средств. «Мы будем и в дальнейшем добиваться снижения темпов ин­фляции в условиях упорядоченного роста», - обещал пре­зидент Никсон в начале 1971 г., добавив, что «...мы со­бираемся делать это, опираясь на свободный рынок и укрепляя его, а не подавляя» [«Economic Report of the President», 1971, 251]. К середине лета 1971 г. президент, которому оставалось до выборов немного более года, не мог больше относиться с восхищением к неоклас­сическим убеждениям своих специалистов в области эко­номики. Несомненно, любой, кто познакомился с нашими исследованиями, предсказал бы, что ортодоксальное уче­ние будет отброшено. Именно так и произошло. Политика сокращения денежной массы была отброшена. Были ос­лаблены ограничения на государственные расходы, и су­ществование бюджетного дефицита превратилось в офи­циальную политику, вызывающую восхищение. Были за­морожены практически все виды заработной платы и цен, а затем были предприняты шаги по разработке системы контроля заработной платы и цен, которая могла бы применяться специально в отношении планирующей системы. Однако приверженность к идее о необходимости госу­дарственного регулирования заработной платы и цен все еще не является твердой [После того как это было написано (и окончательно отре­дактировано) советники президента по экономическим вопросам, обнаружив, что политика, направленная на осуществление конт­роля, привела к снижению темпов роста инфляции, пришли к вы­воду об отказе от большинства мер по осуществлению подобного контроля. (Представление о том, что в условиях, когда политика оказывается действенной, ее осуществление должно быть прекра­щено, отражает новый подход к государственной политике.) В на­чале 1973 г. произошел новый, еще более резкий, рост инфляции, который осложнялся падением доверия к покупательной способ­ности денег в будущем, повсеместным стремлением к увеличению закупок товаров и резким повышением цен, особенно в рыночном секторе. Когда книга сдавалась в печать, вновь было объявлено о введении мер по осуществлению контроля.]. Поскольку подобная политика не пользуется авторитетом среди влиятельных экономи­стов, проблемам правительственного регулирования прак­тически не уделялось никакого внимания. (В то же время вопросы управления деятельностью банков до мельчай­ших деталей отражаются в официальных учебных курсах сколь-нибудь крупных университетов. Однако лишь в не­скольких программах затрагиваются проблемы, связанные с осуществлением контроля над ценами или заработной платой.) В силу этих причин, а также из-за неизбежной сложности подобных проблем система государственного регулирования цены и заработной платы еще в течение длительного времени будет крайне путаной. Кроме того, люди, придерживающиеся официальной теории, все еще отстаивают мнение о временном характере мер, призван­ных способствовать осуществлению контроля и отрица­ют их абсолютную необходимость. В результате в усло­виях, когда подобные меры будут применяться, такие те­оретики будут настаивать на возврате к свободному рынку (совершенно правильный термин). А если данные реко­мендации будут приняты во внимание, новый рост ин­фляции вызовет необходимость возвращения к мерам, на­правленным на осуществление контроля.


Никогда прежде в мировой истории не суще­ствовала нация, обладающая столь великим богатством и мощью, которую бы в такой мере преследовали сомнения относительно правиль­ного использования этого богатства и мощи.

Уолтер Рейтер, «Цели Америки» «Революция в доходах», усиленно реклами­ровавшаяся в 50-х годах нашего века как благо­родное отступление неравенства перед лицом экономического роста, не произошла,

С. М. Миллер и П. М. Роуби, «Будущее неравенства» В конечном итоге проверка комплекса эко­номических идей - их системы, если можно так выра­зиться, - состоит в ответе на вопрос, отражает ли этот комплекс тревоги своего времени. Объясняет ли она пробле­мы, которые люди считают насущными? Влияет ли она на современную критику результатов экономической деятель­ности? Возможно, наиболее важный вопрос состоит в том, влияет ли он на проблемы, рассматриваемые в ходе поли­тических дебатов, поскольку подобные проблемы, хотя многие придерживаются другого мнения, не возникают сами по себе или по злой воле агитаторов, стремящихся доставить неприятности тем, кто живет спокойной жи­знью. Настало время рассмотреть, в чем состоят основ­ные заботы нашего времени, и проверить, можно ли их объяснить исходя из идей, изложенных в этой книге. Немногие подвергнут сомнению мысль о том, что од­ной из причин, вызывающих недовольство современной экономикой, являются противоречивые результаты ее функционирования. Сейчас такое недовольство не в но­винку. Некоторые товары, производимые частным секто­ром экономики, - автомобили и горючее для них, косме­тические товары, спиртные напитки, упаковка, необычным способом приготовленные продукты питания - предлага­ются в изобилии. В отношении других вещей, явно име­ющих важное значение - жилых домов, медицинского обслуживания, пассажирского транспорта - постоянно ощу­щается нехватка. Неоклассическая система признает существование областей производства, объем выпуска в которых недостато­чен. Это отрасли, характеризующиеся монополией или олигополией. Становится ясно, что подобное объяснение устарело, если обратить внимание на тот факт, что отрасли промышленности, характеризующиеся нерационально высоким объемом производства, т. е. выпускающие авто­мобили, медикаменты, косметические товары, спиртные напитки, тару и бакалейные товары, представляют собой классический пример олигополии. В остальном неоклас­сическая система утверждает, что потребитель распреде­ляет свои покупки в соответствии со своей волей таким образом, что его удовлетворение в результате затрат на различные товары и услуги в пределе равно. Это опреде­ляет, какие товары будут производиться в частном секто­ре экономики. Если товары, имеющие важное значение, не производятся, то это происходит потому, что потреби­тели плохо сознают свои потребности. Если распределение производственных ресурсов представляется неразумным, то это потому, что неразумными являются потребители. Экономическая система не видит различий между важным и маловажным, серьезным и эксцентричным. Объяснение, вытекающее из настоящего анализа, в большей мере соответствует обстоятельствам, здравому смыслу и предположению, что люди являются разумными. Результаты функционирования экономики по отношению к потребностям действительно не являются равноценны­ми. Подобное положение объясняется тем обстоятельст­вом, что возможности для привлечения ресурсов и воз­действия на потребителей неравномерно распределены ме­жду рыночной и планирующей системами. Для тех, кого не удалось убедить или кто вышел из состояния гипноза, результаты представляются нерациональными. Такая не­рациональность еще более усиливается огромной способ­ностью планирующей системы добиваться поддержки со стороны общества и государства для вещей, которые (по­добным образом обстоит дело с шоссейными дорогами) способствуют ее производству. Как показано в последних двух главах, нерациональность усиливается также в результате применения методов, посредством которых стабилизация экономики способствует использованию государственных расходов в интересах планирующей си­стемы и создаёт дискриминационные условия для кредито­вания рыночной системы и осуществления ее капиталь­ных вложений. Если рассматривать положение вещей с точки зрения вышеизложенного, с большой степенью до­стоверности можно предсказать возникновение недоволь­ства нерациональностью производства. В последнее время возникло недовольство, связанное с нерациональностью государственных расходов. Для производства оружия, создания самолетов, разработка кото­рых совершенно зашла в тупик, полетов на Луну, созда­ния транспортных космических кораблей многократного использования, атомных испытаний, промышленных ис­следований и разработок, строительства дорог широко используются государственные средства. В настоящее вре­мя ощущается постоянная нехватка средств для удовлет­ворения исключительно важных общественных потребно­стей, т. е. покрытие расходов на образование, содержание полиции, обеспечение деятельности судов, очистку улиц, деятельность различных городских служб. Некоторые из таких служб в столь удаленных друг от друга городах, как Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Рим и Токио, настолько слабы, что жизнь в этих городах становится неудобной и, возможно, короткой. Стало банальной фразой утвержде­ние, что в Соединенных Штатах мы так или иначе «не­правильно определили наши приоритеты в государствен­ных расходах». Неоклассическая система вновь оказывается бесполез­ной. Распределение государственных расходов также осу­ществляется в соответствии с волей граждан. Либо граж­данин стремится к самоуничтожению либо существует в данный момент некий своеобразный порок правительства, приводящий к неправильному использованию государст­венных фондов. Наш анализ вновь позволяет предсказать результат. Имеются такие сектора рыночной системы, осо­бенно это относится к товарному сельскохозяйственному производству, которые через законодательные органы спо­собны оказать воздействие на правительство. В остальных случаях распределение государственных ресурсов отража­ет влияние планирующей системы на государство. Там, где это влияние велико, услуги оказываются во вполне достаточном или излишнем объеме. Где же такое вли­яние недостаточно, государственные службы влачат жал­кое существование. Наилучшим образом среди всех государственных служб обеспечены те, в которых государственная бюрократия находится в состоянии симбиоза с наиболее развитыми техноструктурами планирующей си­стемы. Таким образом, для того, кто ознакомился с наши­ми рассуждениями, недовольство, проявленное существу­ющим распределением государственных ресурсов, не бу­дет неожиданным. Все больше возрастает недовольство распределением доходов в современной экономике. Когда настоящая книга готовилась к печати (1973 г.), прошла предвыборная кам­пания, в ходе которой основным объектом борьбы была именно данная тема. Многочисленные богатые идеалисты были вынуждены пересмотреть свой идеализм, который в противном случае мог оказаться для них чересчур доро­гим. Неоклассическая система допускает, что различия в способностях, энергии и прилежании приводят к разли­чиям в вознаграждении. Доходы связаны с собственно­стью, и нельзя даже представить себе, чтобы собствен­ность была равномерно распределена среди населения. В некоторых секторах экономики существуют монополии, обладающие особой способностью обогащать тех, кто по­лучает монопольные прибыли. Однако неоклассическая си­стема предполагает, что движение ресурсов в целом бу­дет способствовать уменьшению неравенства. Она также не допускает длительного существования различий в до­ходах работников в различных секторах экономики. Один из наиболее выдающихся представителей неоклассической и предшествующей ей теории выразил это следующим образом: «Конкуренция имеет тенденцию к устранению разли­чий в ставках заработной платы рабочих одинаковой ква­лификации в различных отраслях и географических зо­нах, поскольку рабочий, занятый на предприятии, где за­работная плата невысока, перейдет на более высоко опла­чиваемую работу. Такое движение приведет к повышению заработной платы на том рынке, где происходит утечка рабочей силы, и понижению на том рынке, куда переходят рабочие. Будет достигнуто равновесие в отраслевой и географи­ческой структуре заработной платы, когда абсолютные преимущества всех профессий для рабочего будут одина­ковыми. «Чистые преимущества» включают все факторы, привлекающие или отталкивающие рабочего, и основным содержанием теории конкурирующей структуры заработ­ной платы является анализ этих факторов» [G. J. Stigler, The Theory of Price, New York, Macmillan, 1966. p. 257-258.]. Изложенная нами система, напротив, ведет к предска­занию существования постоянных различий в заработной плате в различных секторах экономики, притом повсеме­стных. Пять факторов, присущих системе, свидетельству­ют о таком результате: 1) Планирующая система разрешает свой конфликт с профессиональными союзами, в широких масштабах удов­летворяя требования в отношении заработной платы, включая предоставление в их распоряжение части дохо­дов, полученных за счет роста производительности труда. Рыночная система не обладает как необходимыми возмож­ностями для этого, так и за некоторым исключением не получает доходов за счет роста производительности труда. 2) Контроль со стороны планирующей системы над ценами и издержками, включая контроль над ценами при закупках и продажах в обороте с рыночной системой. Это позволяет в значительной мере контролировать условия торговли с рыночной системой. Будучи способной регу­лировать такие условия, планирующая система, естест­венно, успешно добивается, чтобы эти условия (цены, по которым продает рыночная система, цены, по которым по­купает рыночная система) были благоприятны для нее. 3) Подобное преимущество еще больше увеличивает­ся в результате того факта, что мелкий предприниматель в рыночной системе в состоянии сохранить свое дело ча­стично благодаря своей способности снизить личный до­ход и частично потому, что в условиях малочисленных профсоюзов, вдобавок не пользующихся популярностью, он может, когда это необходимо, снизить заработную плату своих рабочих. Такая эксплуатация одобряется госу­дарством, а самоэксплуатация предпринимателя высоко ценится с точки зрения удобной социальной добродетели. 4) Методы борьбы с инфляцией, применявшиеся в прошлом, снижают спрос, цены и доходы в рыночной си­стеме. В планирующей системе цены контролируются, а на уровень заработной платы оказывают влияние сильные профсоюзы. Воздействие ограничения спроса в этом сек­торе экономики будет, таким образом, сказываться на объ­еме производства и занятости. Доходы занятых рабочих, если не считать оплату сверхурочных, не снизятся, А безработица резко сокращает любые возможности рабо­чих в рыночной системе для перехода на более высокооп­лачиваемую работу в планирующей системе. 5) Планирующая система, особенно техноструктура, нуждается в кадрах, обладающих сравнительно высоким уровнем образования, - инженеров и других технических специалистов, бухгалтеров, адвокатов, статистиков, про­граммистов для ЭВМ и многих других. Требования в от­ношении уровня образования в рыночной системе, осо­бенно в сельском хозяйстве, традиционно были значитель­но ниже. Качество системы образования соответствует этой разнице. Кроме того, некоторые сектора рыночной системы, и в данном случае сельское хозяйство, занимая особое положение, активно использовали негритянских и мексиканских рабочих. Низкий уровень образования, ра­совая дискриминация и необходимость мигрировать из традиционно сельскохозяйственных районов в те районы, где имеется возможность получить работу в промышленности, увеличили разницу в заработной плате между ры­ночной и планирующей системами. Из настоящего анализа со всей очевидностью вытека­ет, что и в дальнейшем будет существовать неравенство между рыночной и планирующей системами (а также и внутри планирующей системы). Это означает, что предпо­ложение неоклассической экономической теории о всеоб­щем процессе выравнивания должно быть отброшено; на­оборот, при отсутствии активных реформ тенденции в развитии экономики будут приводить, с одной стороны, к существованию групп рабочих, живущих в условиях относительного изобилия, а с другой стороны - к сущест­вованию групп рабочих, подвергающихся относительному обнищанию. Этот вывод подтверждается условиями жизни, существующими в многочисленных городских гетто, лаге­рях для мигрирующих рабочих и сельских трущобах. Действительно, для мыслящего рядового читателя не­обходимость доказательства наличия тенденции к нера­венству доходов между различными секторами экономиче­ской системы покажется странной. Ссылки на существо­вание отраслей промышленности с низким уровнем заработной платы-обычное дело. Постоянная нищета в многочисленных сельскохозяйственных районах получила печальную известность. В равной мере это относится к людям, которые, покинув такие районы, все еще не могут найти работу в планирующей системе и привязаны к го­родским гетто. Статистика подтверждает существование различий и безработицы. Возражения против данного факта связаны с тем обстоятельством, что успокоительные формулировки неоклассической системы до сих пор имеют широкое распространение. В лекционных курсах по-прежнему утверждают, и этому верят, что по мере экономического роста и развития неравенство будет сок­ращаться. В результате моральные стимулы, связанные с убежденностью, лишь частично способствуют оправда­нию необходимости реформ. Некоторые очевидные реформы, в частности те из них, которые усиливают позиции рабочих и предпринимате­лей в рыночной и планирующей системе, сознательно представляются в качестве ненуж­ных или неоправданных. Немного найдется различий более резких, чем существующие между экономикой, для которой такое неравенство является внутренне присущим и возрастающим, и экономикой, для которой оно является исключительным случаем, и притом снижается. Нет ни­чего более важного, чем система преподавания, призна­ющая реальное положение вещей. Настало время отметить тот факт - это более харак­терно для Европы, чем для Соединенных Штатов, - что люди, имеющие наиболее привлекательную работу и самым решительным образом заявляющие о своей преданности такой работе, имеют максимальный уровень оплаты, а выполняющие самую неприятную работу имеют самые низкие заработки. Человек у сборочного конвейера или прилавка мага­зина, который немедленно сбежал бы, ни ожидай его в ближайшее время получка, зарабатывает куда меньше, чем служащий, искренне рассказывающий об удовольст­вии, которое он получает от своей работы, и долгих часах, посвящаемых ей. Чем выше положение служащего, тем выше откровенно признаваемое удовлетворение от работы и тем выше заработная плата. Абсолютная разница в вознаграждении тех, кто испытывает удовлетворение от своей работы, и тех, кто к ней безразличен, исключитель­но велика. Если бы подобный порядок не был для нас совершенно привычным делом, он бы казался весьма странным. Мы вновь можем вывести объяснение исходя из нашего анализа. Планирующая система обладает чрезвычайно высокой степенью организации; ни одно из распростра­ненных утверждений не является более глубоко укоре­нившимся, чем мнение о необходимости более высокой оплаты для лиц, занимающих более высокое положение в организации по сравнению с лицами, находящимися на низших ступенях. Вполне естественно, что отдельные лю­ди используют свою бюрократическую власть для углуб­ления такого различия, а чем более высокое положение занимают они в иерархии корпорации, тем больше их власть и возможности. В результате возникает крайне узкая пирамида заработной платы, при этом заработки на ее вершине исключительно высоки. Вряд ли нужно говорить о том, что возникновение подобного положения объясняют не результатами использования власти, а по­следствиями тех вознаграждений, которые рынок выпла­чивает обладателям редких талантов [Проблема была весьма убедительно изложена Даниэлем Беллом в статье «Корпорация и общество в 1970-х годах» (см. D. Bell, The Corporation and Society in the 1970-s, the Public Interest, Summer 1971, № 24, р. 25). «Внутри самой корпорации со­отношение между низшими заработками (часто нормальная став­ка рабочего) и средним уровнем заработков в высшей категории служащих может составлять 25:1 или даже больше. Исходя из чего обосновывается такая разница? Первоначально причиной был рынок. Однако рынок во все большей мере перестает быть опре­деляющим фактором различий между «рангами» заработной пла­ты и людей... поскольку человеческие существа стремятся к чет­кому объяснению причин, вызывающих различия в вознагражде­нии, получаемом ими, и нуждаются в таком объяснении; будет необходимо ясно сформулировать какой-то принцип, обосновы­вающий социальную справедливость для социальных различий».]. Весьма удобная формулировка. Влияние планирующей системы в государстве обе­спечивает, кроме того, защиту распределенного подобным образом в корпоративной иерархии дохода от нежела­тельных тенденций налоговой политики, а фактически и создание благоприятных тенденций. Практически все не­давние изменения в законодательстве о налогообложении были совершенно безопасны в этом плане, вплоть до того, что изощренные виды потребления и прием гостей с выпивкой были отнесены к разряду жизненно необхо­димых элементов деловой активности и, таким образом, включались в статью затрат, не подлежащих налогам. Однако наиболее ярким успехом планирующей системы было установление максимальной налоговой ставки на доходы техноструктуры в размере 50% на том основании, что независимо от размеров они представляют собой плату за труд. Два наиболее крупных специалиста по во­просам налогообложения в США отразили это, пожалуй, в чересчур скромных выражениях: «Максимальный уро­вень налога на заработанный доход ... введенный в дей­ствие на основании закона о реформе налоговой системы 1969 г., … был предусмотрен в законе с целью снижения налогов на служащих коммерческих фирм и других лиц, получающих заработную плату, которые в противном слу­чае, возможно, были бы вынуждены платить налоги в размере до 70%. Очевидно, это положение, как и мно­гие другие, выделяет отдельные категории доходов, в от­ношении которых предоставляются льготы, игнорируя в то же время тот факт, что расширение налоговой базы поз­волило бы осуществить значительное снижение всех налоговых ставок» [J. A. Pechman and В. А. О k n e г, Individual Income Tax Erosion By Income Classes, The Economics of Federal Subsidy Prog­rams, A Compendium of Papers submitted to the Joint Economic Committee, pt. I, General Study Papers, 92d Congress, 2d Session, 1972, p. 21.]. Для современного читателя во всем этом не будет ничего ненормального. Следующее недовольство вызвано тем обстоятельством, что многие изделия современной промышленности не вы­полняют каких-либо серьезных функций либо не обеспе­чивают безопасного или полного выполнения функ­ций, для которых они предназначены. Возникает все­возрастающее недоверие к техническим достижениям в целом. Ничего подобного неоклассическая система не предсказывала. Провалившееся изобретение совсем не редкий случай. Потребность в нем была неправильно истолкована, или, подобно вечному двигателю, такое изо­бретение просто не может работать. Однако никто прямо не предлагает, чтобы людям постоянно навязывали ни­куда не годные вещи. В планирующей системе, как мы уже видели, про­верка нововведения не состоит в ответе на вопрос, нужно ли оно, а в том, чтобы ответить на вопрос, может ли оно быть продано ,или что способствует воздействию на инди­видуальный или совокупный спрос. Что касается потре­бительских товаров, изменение, не преследующее выпол­нения каких-либо полезных функций, может оказаться столь же выгодным для реализации товара, как и изме­нение, имеющее функциональный смысл. Он может быть в равной мере или еще более удобным для рекламы по радио или телевидению либо удобным с точки зрения искусства продавца, поскольку обещает покупателю эро­тическое удовлетворение, повышение тонуса, красоту, уменьшение ожирения, повышение личного или семей­ного престижа, сохранение молодости или более эффективное пищеварение. Либо именно в силу своей новизны оно может служить подтверждением простой мысли о том, что новое всегда лучше, а поэтому созда­вать более благоприятные условия для продажи. Подоб­ное положение всегда выгоднее для производителя, чем более высокая надежность, связанная с более старым и проверенным изделием. Кроме того, бесполезные нововве­дения зачастую ускоряют устаревание внешнего вида изделий. Недовольство, связанное со всеми этими проблемами, а также с несчастными случаями, которые вызываются внесением изменений в технические средства ради самих изменений, вполне поддается предсказанию, если исходить из точки зрения на экономику, изложен­ную нами. Наконец, что касается товаров, закупаемых государ­ством, особенно оружия, технические нововведения (ко­торым способствует конкуренция со стороны других экономических систем) содействуют ускорению старения предшествующих поколений оружия, а это в свою оче­редь приводит к их замене. Не удивительно, что подоб­ное положение наряду с высокой стоимостью и смерто­носным характером изделий бросает тень на современ­ную репутацию технических новинок. Следующая причина для тревоги, связанная с совре­менной экономикой, относится к ее воздействию на окру­жающую среду. Нет нужды подчеркивать масштабы и глубину такой тревоги. Неоклассическая теория признавала недостатки в этой области. Цена товара или услуги может не включать все издержки, связанные с их производством. Дым, газ или запахи могут выбрасываться в воздух; отходы могут выбрасываться в реки, озера или океаны; промышленное или хозяйственное развитие может изуродовать внешний вид территории, хотя об этом много не говорилось. За все это платит не покупатель товара, а общество. В некоторых случаях, как, например, обстоит дело с увеличением за­трат на мыло или лечение, отдельные денежные издерж­ки перекладываются на других людей. Иногда снижается удовольствие от жизни в целом. Существуют внешние формы экономического ущерба, наносимого производ­ством. Они называются «внешними», поскольку нахо­дятся вне сферы деятельности фирмы-производителя и не должны ею возмещаться, и «формами экономического ущерба» потому, что никто не догадался использовать бо­лее простой термин «издержки». В принципе возможны внешние формы экономического ущерба, наносимого в ре­зультате потребления, - издержки, которые кто-либо воз­лагает на других людей или на все общество, в результате потребления конкретных продуктов, - смог, возникающий в результате работы автомобильных двигателей, табачный дым, агрессивность в результате употребления алкоголя или отходы в виде упаковки от продовольственных товаров. Потребление было и остается в соответствии с неоклассическими идеями почти исключительным источни­ком социального удовлетворения. В практической деятель­ности внешний экономический ущерб, наносимый произ­водством, не вызывал сколько-нибудь серьезного беспокой­ства. Он представлял собой любопытную теоретическую неточность, относящуюся к рыночной системе и не яв­ляющуюся одной из важнейших характерных результа­тов деятельности этой системы: «... одно из основных препятствий для теоретического обобщения ... а не ... ре­альная социальная угроза» [Е. J. Mishan, The Costs of Economic Growth, New York Praeger, 1967, p. 56.]. Что касается даже рыночной системы, неоклассиче­ская экономическая теория преуменьшала внешний экономический ущерб. Он мог быть весьма значительным, как это обстояло с пастбищами или применением ДДТ и других ядохимикатов в растениеводстве. Ничто не нано­сит большего урона окружающей среде, чем придорож­ная торговля и нерегулируемый рост городов, связанный с рыночной системой [Внешний экономический ущерб, связанный с современным сельскохозяйственным производством, по своим масштабам соот­ветствует ущербу, наносимому производством и потреблением про­мышленных товаров. Особенно это относится к перенасыщению пастбищ органическими отходами от скота (которые превышают органические отходы от всех городских канализационных сетей США), искусственными азотными удобрениями и ядохимикатами. По этому вопросу см.: В. Commoner, The Closing Circle, New York, Knopf, 1971, p. 140 etc.]. Однако, если исходить из нашей точки зрения, озабо­ченность, связанная с состоянием окружающей среды, вполне поддается предсказанию. Положительная цель планирующей системы состоит в обеспечении роста. Он превращается в цель экономической системы общества. Чём выше темпы роста, тем, очевидно, больше воздей­ствие на окружающую среду; увеличивается количество отходов, выбрасываемых в воздух и воду, возрастает площадь сельской местности, вовлекаемой в промышлен­ное развитие, усиливается воздействие на общество до­стигнутого уровня потребления. Кроме того, поскольку нет ничего важнее, чем расширение объема производства, вполне естественным является создание шоссейных дорог, линий электропередач, электростанций, открытых торных разработок и урбанизацией территории, которые обеспечивают такое расширение. Требования, связанные с окружающей средой, ландшафтом, неизменно отходят на второй план по сравнению с интересами экономического развития; они могут выдвигаться только при нали­чии чрезвычайно веских доказательств. Из настоящего анализа мы также видим последствия для окружающей среды, связанные с неравномерностью развития. Они являются исключительно далеко идущими. Экономическое развитие делает главный упор на продук­цию планирующей системы и приводит к систематической дискриминации в отношении деятельности государства в гражданской сфере. В результате расширяются многочисленные виды индивидуального потребления, приводящие к большому внешнему экономическому ущербу: бо­лее активное использование автомобилей с их выхлоп­ными газами и растущими грудами брошенных или превращенных в лом кузовов; более широкое использо­вание предварительно упакованных потребительских товаров в результате чего возникают груды мусора в виде бутылок, банок, картонных коробок и негниющего пластика; рост индивидуального богатства, приводящего к увеличению числа краж и разбойничьих нападений, а поэтому к возникновению опасного и неприятного человеческого окружения. К тому же в ходе экономиче­ского развития не оказывается аналогичной поддержки и общественным службам, которые могли бы обеспечить приемлемость возросшего потребления с социальной точки зрения, т. е. службам, которые контролируют технические характеристики автомобилей, обеспечивают дополнительные виды транспорта, убирают отходы, через полицию и судебную систему устраняют соблазны к не­посредственному преступному приобретению все болеет разнообразных видов богатства. Мы видели также, что планирующая система обла­дает высокими темпами технического развития. Это означает, что она регулярно заменяет те виды загрязнений, с которыми люди уже смирились, на новые, к которым они еще не привыкли. На смену боязни, связанной со знакомой опасностью отравления соединениями серы, выделяющимися при сжигании угля, приходит страх перед неизвестным привидением в виде радиации атомной электростанции [Эзра Дж. Мишан говорит об особенно сильном воздействии на окружающую среду тех форм промышленного развития, кото­рым уделяется исключительное внимание в планирующей систе­ме, «в частности росту производства химических продуктов, пласт­масс, автомобилей и развитию воздушного транспорта» (см.: Е. J. Mishan, On Making the Future Safe for Mankind, The Publik Interest, Summer 1971, .№ 24, p. 46).]. Наконец, когда последствия для общества от ущерба, нанесенного окружающей среде, становятся серьезными, планирующая система (в отличие от рыночной системы) располагает альтернативой для исправления положения. Она заключается в воздействии на общество. В процессе убеждения, связанном с реализацией изделий рыночной системы, происходит подмена реальности. Точно так же дело обстоит и с загрязнением среды. Вместо его устране­ния логическим спасательным средством является по­пытка убедить общество в том, что загрязнение представ­ляет собой вымысел, или что оно не столь уж сильно, или что оно устраняется при помощи каких-то вымыш­ленных мер. Расходы, которые фирмы планирующей системы произвели с целью провозглашения своей озабо­ченности проблемой окружающей среды за первые шесть месяцев 1970 г., по оценке, составили почти один миллиард долларов [См.: «Economic Priorities Report», vol. 2, № 3, 1971, September-October, p. 19.]. Одно рекламное агентство предложило за ка­кие-то 400 тыс. долл. - стоимость четырех двухминутиых ежедневных рекламных передач на протяжении 26 не­дель - предпринять серьезнейшие усилия по спасению лица любой корпорации, попавшей под огонь критики. Реальное положение вещей не может послужить препят­ствием на пути таких усилий: «... исследовательский центр компании «Шеврон»... внушительное строение, в котором «Шеврон»... вела войну против автомо­бильного смога, было зданием суда округа Пальм Спрингс с повой вывеской... Потлатч Ферестс сказал: «Это стоило нам кучу денег, однако река Клирвотер все еще остается чистой». В ответ на критику, что компания в неправильном свете изобразила свои усилия, направлен­ные на очистку, бывший президент компании Бентоп Канселл сказал: «Мы сделали все, что могли. Больше сейчас ничего не скажешь, поэтому к черту все это дело» [См.: «Economic Priorities Report», vol. 2, № 3, 1971, September» October, p. 19.]. Изложенные здесь идеи, видимо, способны выдержать испытание, связанное с тревогой за окружающую среду. Существует беспокойство, связанное с неспособностью крупной корпорации реагировать на пожелания, выража­емые общественностью, и чрезмерной властью корпорации в современном государстве. Вряд ли стоит подчеркивать, что изложенная точка зрения позволяет предсказать и это. Техноструктура фирмы в планирующей системе пре­следует цели, являющиеся важными для самой техноструктуры, служащие ее интересам. В пределах весьма значительной самостоятельности она определяет, что про­изводить, устанавливает цены и убеждает потребителей. Подобным же образом во взаимовыгодных отношениях с государственной бюрократией она определяет, какие изделия будут разрабатываться или выпускаться, и до­бивается согласия законодательных органов. Не удиви­тельно, что все это должно казаться безликим, противо­речивым и бюрократическим всем тем, кого учили, что на рынке или у избирательной урны их воля является ре­шающей. Частично конфликт удается утаить благодаря проце­дуре убеждения. Основная стратегия в искусстве продажи состоит в том, чтобы убедить человека, что цели техноструктуры и его собственные, включая удовлетворение от покупки, использования или обладания вещами, пред­ставляют собой одно и то же. Однако убеждение по своей природе не является совершенным. Те, кого полностью или частично не удалось убедить, хорошо понимают или чувствуют противоречивую природу системы. Весьма также вероятно, что многие из тех, кого удалось надуть, имеют внутреннее ощущение, что они прикованы к ка­кой-то огромной колеснице. Если говорить о товарах, закупаемых государством, особенно оружии, убеждение является неумелым или примитивным. Часто его считают ненужным. Предполагается, что вооруженные силы и отрасли, осуществляющие поставки, располагают более глубоким знанием потребностей, чем может быть у обыч­ного гражданина. В данном случае ощущение безличных и противоречивых действий является особенно сильным. Рост отдельных отраслей настолько несоизмерим что один из них своими поставками не удовлетворяют потребности других. В отношении автомобильного бензина, жид­кого топлива для промышленных печей речь идет даже о кризисе. Ничего подобного неоклассическая теория не предсказывала. В соответствии с ее моделью с рынком этого произойти не могло. Подобные явления можно пред­сказать при существовании планирования и отсутствии надежных средств для его согласования между различ­ными отраслями промышленности. Наконец, что касается вопроса, рассмотренного в по­следней главе, существует недовольство, связанное с по­стоянной нарушающей равновесие тенденцией современ­ной экономики к инфляции. Наблюдается растущее разо­чарование мерами по исправлению положения, в отно­шении которых людям длительное время вдалбливали мысль об их правильности. Возможности существования инфляции и трудность ее преодоления с использованием общепринятых методов, если исходить из позиций современной теории, не пред­ставляются невероятными. Необходимо сказать несколько слов об источника наиболее острого недовольства. Им является не рабочая сила в промышленности, а профессиональные союзы. Это соответствует ожиданиям. Техноструктура достигла согла­шения с рабочими. Конфликт предупреждается путем пе­реноса издержек, связанных с урегулированием конфлик­та, на другие сектора экономики. Такое решение не является совершенным. Однако те, кто пытается обна­ружить существование классической классовой борьбы внутри современной планирующей системы, несмотря на свои усилия, обнаружат немного для себя интересного. Находящееся в зачаточной стадии недовольство, которое, однако, возрастает и иногда приобретает отчаян­ные формы, исходит из городских гетто, от тех, кто рабо­тает за мизерную плату в сельском хозяйстве, от молоде­жи, не нашедшей работы в планирующей системе. Это также поддается предсказанию. Они подвергаются экс­плуатации. Настоящий анализ показывает, что явления, объясняемые расовыми причинами, должны быть отнесены на счет такой эксплуатации. Сильное недовольство исходит также от университет­ской общественности. Его предсказать очень легко. Пла­нирующая система нуждается в большом количестве квалифицированных людей. Осуществленная ею в зна­чительных масштабах замена неграмотного пролетариата грамотным является одним из заметных достижений пла­нирующей системы. Пролетариат прошлого уделял основ­ное внимание классовой дисциплине и классовой солидар­ности. Современный, более образованный пролетариат придает особое значение ценностям системы образования, которая создала его. Упор делается на отдельную лич­ность, что обычно выражается как важность мышления о своем «я». Таким образом, по мере роста потребностей и стрем­лений техноструктуры к убеждению людей она сталки­вается со все большим количеством людей, образование которых соответствует ее требованиям. Эти люди при­учены подозревать существование подобных попыток к убеждению. Итак, фактически, техноструктура способ­ствует росту критического отношения к ее стремлению к попранию личности, к закабалению людей ради ее интересов. Этот факт имеет первостепенную важность, пред­ставляет собой точку опоры, на которую в значительной мере должна опираться реформа. Теперь уж трудно поверить, что экономическая система имеет тенденцию к самосовершенствованию. Нерав­номерное развитие, неравенство, никчемные и вредные нововведения, ущерб окружающей среде, пренебрежение интересами отдельной личности, власть над государством, инфляция, неспособность наладить координацию между отраслями являются составной частью системы, как и составной частью реальности. Это не мелкие дефекты, которые, подобно поломанному винтику в машине, легко под­давались бы исправлению после того, как они выявлены. Они глубоко присущи самой системе. Такая власть органически распространяется на государство - естественный источник реформ. Кроме того, она зависит от ее воздейст­вия на наши мнения. Огромное влияние на мнение оказы­вает система образования; крайне существенным для власти системы имеет точка зрения, излагаемая в наибо­лее авторитетных учебных курсах. Любой, кто говорит в таких условиях о реформе как о чем-то нетрудном, вы­глядит несерьезно. Однако недостатки системы являются реальными, бо­лезненными, они действуют угнетающе. При помощи убеждения можно преодолеть все, кроме собственных интересов и упорного сопротивления всегда поразительного числа людей, которых стремятся обмануть. Реформа не начинается с законов или правительства. Она начинается с изменения наших взглядов на экономическую систему, с наших мнений. То, во что мы верим, не может быть из­менено одними лишь доводами. Наша вера может быть изменена лишь железной логикой обстоятельств. Приве­денные выше доводы будут иметь жизненно важное зна­чение для изложенной на последующих страницах общей теории реформы. Однако еще более важным является под­тверждение этой теории реальными обстоятельствами, а они свидетельствуют о том, что положение является со­вершенно неблагополучным. Еще одно предварительное замечание: разговоры о ре­форме неизменно вызывают возмущение тех, в ком муд­рость сочетается с уверенностью в безнадежном положе­нии человека. Последующее изложение должно вызвать такое возмущение, которое, возможно, является оправдан­ным. Однако мы подтвердим подобную мудрость, если от­кажемся от любых попыток исправить положение.

В современном экономическом обществе реформа вытекает непосредственно из глубокого понима­ния его особенностей. Едва ли стоило бы говорить о столь прямолинейном утверждении, если бы такое понимание не приводило к мерам, значительно отличающимся, а иногда полностью противоположным по отношению к стан­дартным либеральным и социал-демократическим рецеп­там. Но при достаточно внимательном анализе это не по­кажется удивительным. Если бы такие стандартные ре­цепты оказывались действенными, то рассмотренных выше трудностей не существовало бы. Либеральная и социал-демократическая реакция на экономическую власть неизменно враждебна. Она ставит задачей рассеять, осуществить регулирование, сделать более цивилизованной и обобществить такую власть. В Соединенных Штатах либеральная реакция при столк­новении с индустриальной мощью автоматически сводится к призывам к решительным действиям в соответствии с антитрестовскими законами. Могут также выдвигаться требования, чтобы регулирующие органы, такие, как Фе­деральная комиссия по торговле, Федеральная комиссия по средствам связи, Экономический совет, Федеральное агентство развития, Бюро стандартов, Министерство тран­спорта и Агентство по делам потребителей, выполняли свой долг. Корпорацию нужно заставить уважать интересы об­щественности при установлении цен, осуществлении заку­пок, предоставлении услуг и разработке своих изделий. Новейшей мерой является кампания за назначение в со­веты директоров компаний-нарушительниц людей, которые могут выступать от имени общественности. Наконец, если недовольный является радикалом, а нарушение носит вопиющий характер и влияние предприятия-нарушителя велико, а надежд на принятие мер мало, то может быть выдвинуто требование о передаче предприятия в собствен­ность государства. Частное предпринимательство оказалось несостоятельным. Уже отмечались выгоды, связанные с бесплодностью антитрестовских законов. От практического опыта не так-то легко отмахнуться. Закону Шермана, основному анти­трестовскому закону, уже почти 100 лет, он был принят В 1890 г. Федеральная комиссия по торговле, основной орган, осуществляющий общее регулирование в промышленности, собирается отметить свой бриллиантовый юби­лей. Если бы чему-нибудь было суждено случиться, это наверняка уже произошло бы. Но теперь мы видим, что приобретенного опыта более чем достаточно, чтобы воз­никли сомнения. Мера, предусмотренная в антитрестов­ских законах - расчленение крупного корпорированного предприятия и тем самым его власти, - на первый взгляд выглядит как жестокое, даже драконовское средство. Как известно, каждое новое поколение может вообразить, что отсутствие достижений в прошлом было результатом малодушия их предшественников. Любой человек может возлагать хотя бы слабую надежду на будущее [Не всегда, однако, с большой уверенностью. См. интересную работу Дональда Ф. Тернера (D. F. Turner, The Scope of Antitrust and Other Economic Regulatory Policies, в: «Industrial Organization and Economic Development», edited by Jesse W. Mark-ham and Gustav P. Papanek, Boston, Hougton Mifflin, 1970, p. 76). Проф. Тернер, убежденный сторонник антитрестовских законов, будучи помощником министра юстиции, отвечал за их осуществ­ление. Он признает существование в прошлом несоответствия и периодической атрофии антитрестовского законодательства в об­ластях, где существовали монополия и олигополия. Но он удов­летворяется утверждением, что «с точки зрения государственной политики должно иметь место по крайней мере умеренное разви­тие (в проведении законов в жизнь)».]. В анти­трестовском законодательстве и обвинение и защита при­носят адвокатам солидный денежный доход, подобно тому как обстоит дело при традиционной системе страхования автомобилей. Но с точки зрения техноструктуры и плани­рующей системы антитрестовские законы потрясающе безобидны. Если бы имелась только горстка огромных корпораций, обладающих властью над ценами, издержками, потребителем и над реакцией общественности, то, вероят­но, их расчленение на более мелкие единицы и тем самым расчленение их власти оказалось бы возможным. Но прави­тельство не может объявить вне закона половину экономической системы: и оно, конечно, так не поступит, если критерием рациональной государственной политики является то, что служит целям этого сектора экономики. Планирующая система должна опасаться только косвен­ных неприятностей со стороны антитрестовских законов. Основным результатом является возникновение у общест­венности впечатления, что все-таки что-то происходит. Однако теперь становится очевидно также, что антитрестовские законы, если бы они действовали так, как надеются их защитники, только осложнили бы проблему. Их цель состоит в стимулировании конкуренции, понижении цен и устранении препятствий на пути использования ресурсов другими способами, а также в содействии более энергичному росту конкретной отрасли. Но пробле­мой современной экономики является не слабое функцио­нирование планирующей системы - монополистического или олигополистического сектора, если вспомнить тради­ционную терминологию. Проблема состоит в более высо­ком уровне развития в этом секторе по, сравнению. с рыночной системой. И чем больше ее мощь, тем выше развитие. Там, где сила этого сектора наименьшая, где экономическая организация наиболее полно соответствует целям, предусмотренным в антитрестовских законах, уро­вень развития самый низкий. Если бы антитрестовские законы осуществили надежды своих сторонников и тех, кому они служат, то это привело бы к еще более нерав­номерному развитию, стимулируя дальнейший рост именно в тех частях экономики, где он уже достиг наивысшего. уровня. Это было бы несчастьем. Если бы выводы из на­стоящего анализа осуществились, если бы рынок был. на самом деле восстановлен то общий материальный уровень снизился бы до уровня рыночной системы. Политика без связи с реальностью ведёт к абсурду. Некогда утверждали, что антитрестовские законы, если бы они энергично проводились в жизнь, снизили бы возможности для монополиста эксплуатировать своих рабочих. Таким образом уменьшилось бы неравенство. Теперь даже преданные сторонники антитрестовских законов этого не утверждают, и мы уже знаем почему. Планирующая система не эксплуатирует своих рабочих по классическому образцу; до сравнению с рабочими в рыночной системе они являются привилегированной группой, это одна из причин в силу которой профсоюзы, представляющие этих рабочих, не разделяют пыла ли­берала в отношении осуществления антитрестовских законов. Становится ясно, что антитрестовские законы - это, скорее всего, тупик на пути к реформе. Как уже отмеча­лось, они являются клеткой, в которой можно надежно упрятать реформу. В предыдущих главах освещается также проблема регулирования. Если считается, что интересы фирмы сов­падают с интересами общественности, то регулирование и регулирующий орган должны быть направлены на до­казательство этого. Пока нет противоположных доводов, будет считаться, что любое вмешательство государства противоречит интересам общественности. Сопротивление такому вмешательству от имени народа выглядит вполне добродетельно, и это серьезный недостаток. Следует ожидать, что планирующая система попытается, по край­ней мере частично, захватить какой-либо регулирующий орган для осуществления своих интересов. Неоднократно отмечалось, что регулирующие органы превращаются в инструменты и даже марионетки отраслей, которые они обязаны регулировать. Мы считаем это вполне естест­венным. Прежде чем государство сможет осуществлять регу­лирование планирующей системы, необходимо будет по­нять, что интересы общественности и планирующей систе­мы обычно не совпадают, и что перестройка с помощью ре­гулирования имеет естественный, а не исключительный характер. Государство должно быть освобождено от вла­сти планирующей системы. К этому мы вскоре вернемся. Из настоящего анализа становится также ясно, что, если не считать некоторого довольно полезного ущерба величию корпораций, ничего нельзя добиться с помощью попыток оказать влияние на корпорации через их акцио­неров и советы директоров. В качестве исходной полити­ческой задачи такую попытку могли бы рассматривать только те, кто не представляет ее масштабов. Голоса в корпорации распределяются пропорционально собствен­ности в ней. А распределение собственности таково, что голоса немногих и очень богатых людей неизменно пере­вешивают голоса большинства. То, что называется корпо­ративной демократией, можно было бы приблизительно сравнить с выборами в законодательное собрание штата Нью-Йорк, в которых голоса служащих нью-йоркских банков и членов семьи Рокфеллеров, представляющих единый блок, имеют одинаковый вес по сравнению с го­лосами остальных граждан штата. Немногие из законода­телей избираются по воле граждан. Если же говорить о корпорации, то имеется также достойное сожаления отсутствие власти у избираемого представителя общественности. Техноструктура, как мы видели, располагает властью, обусловленной ее знаниями и активным участием в принятии решений. В зрелой кор­порации с этой властью не может соперничать никакой совет директоров, заседающий лишь в течение нескольких часов раз в месяц или в квартал. Меньшинство в совете директоров, в котором большинство лишено власти, мо­жет иметь слабое ощущение своего могущества. Таково положение представителя интересов общественности [Недавние попытки провести через акционеров умеренные социальные реформы в «Дженерал моторc» («Проект ДМ») дали, несмотря на значительные усилия и подготовку, ничтожные ре­зультаты - не более 3% голосов по каждому вопросу (см.: D. Е. Schwartz, Toward New Corporate Goals: Co-existence with So­ciety, Georgetown Law Journal, vol. 60, «Ms 1, 1971, October, p. 57, et. seq.). «Дженерал моторе» пошла на уступки вплоть до назначения известного негритянского лидера в свой совет дирек­торов. Исходя в основном из этого факта, проф. Шварц делает вывод, что, «если не считать голосования, результаты оказались очень впечатляющими». Он удовольствовался слишком малым».]. Будучи изобретательной в других отношениях, техноструктура современной корпорации редко бывает смелой в вопросах политики. Если бы она была предприимчивой в этом отношении, то в совете директоров каждой крупной корпорации заседали бы женщина, негр, убежденный борец за охрану окружающей среды, представитель потребителей и самый горячий из имеющихся пропо­ведников безопасности продуктов. Все известные агита­торы нашли бы себе применение. Все встречались бы раз в месяц или квартал, задавали бы проницательные вопросы, узнавали бы о ценности своих замечаний, полу­чали бы обещания тщательного рассмотрения. И ничего бы не случилось. По крайней мере до тех пор, пока не вскрылась бы бездейственность этого порядка, у плани­рующей системы не было бы неприятностей. В предыдущих главах очерчена также роль социализма в качестве средства исправления положения. Подобно аме­риканскому либералу, социалист тянется к тем центрам, где сосредоточена власть. Его противоядием против част­ного проявления власти является государственная собст­венность. Как и введение антитрестовских законов, она не обеспечивает устранения низкого уровня развития и эксплуатации рабочих в тех областях, где сосредоточена власть, поскольку именно там указанные отрицательные явления наименее опасны. Государственная собственность не дает многообещающего решения проблемы власти, осуществляемой частным образом, если государство само является инструментом этой власти. Как и в случае регулирования, сначала должно произойти освобождение государства от контроля планирующей системы. Кроме» того, проблема власти возникает не из-за того, что органи­зации являются частными, а из-за того, что они являются организациями вообще. Любая организация отвергает вмешательство как извне, так и свыше. Ее цели - это те цели, которые служат интересам ее членов. Таково пове­дение организации до того, как она попадет под контроль государства; это поведение будет таким же после того, как она попадет под его контроль. Это будет особенно верно, если операции имеют технический характер, а власть организации вытекает из большей или меньшей монополии на информацию. Цели могут быть разными. Государственная органи­зация не будет нуждаться в минимально необходимом уровне доходов для защиты своей автономии. Техническое совершенство само по себе может оказаться важнее, чем рост. Но она не будет меньше заинтересована в осущест­влении целей, имеющих важное значение для ее членов, чем частная организация. И здесь также не будет боль­шей уверенности в том, что эти цели будут согласовываться с целями общества. Недавно на Комиссию по атомной энергии обрушилось по крайней мере столько же жалоб за безразличие к интересам общества, как и на компанию «Дженерал моторc». Даже если его рассматривать совер­шенно поверхностно, ядерный взрыв в Аляске, хотя и совершенно безвредный, отражает такое же полное равно­душие к общественному мнению, как и отношение компа­нии «Дженерал моторс» к вопросам безопасности автомо­биля или к проблеме выхлопных газов. Мало кто считает, что Министерство обороны более восприимчиво к давлению и озабоченности общественности, чем «Американ телефон энд телеграф», что соответствует нашим предположениям. Все это, однако, не исключает роли государственной собственности в управлении властью, когда эта последняя правильно понимается. Там, где государственные и част­ные организации действуют в духе взаимной помощи, их власть усиливается за счет разделения труда, которое де­лает возможным действие лоббистов, использование поли­тических фондов, поощрение политических действий проф­союзов и местных властей, использование секретной ин­формации в той организации, частной или государствен­ной, которая лучше подготовлена для выполнения какой-то конкретной задачи. Как мы увидим ниже, здесь име­ются сильные доводы в пользу полной государственной собственности. И основания для такой государственной собственности становятся eще сильнее, когда государство освобождается от влияния планирующей системы. Мы увидим также, что государственная собственность неиз­бежна - и почти, наверное, необходима - в важных частях рыночной системы, где проблема состоит в неспособности пользоваться властью и распоряжаться ресурсами. Все планирующие системы должны добиваться одобре­ния целей, которые ставят планирующие органы. Методы обеспечения поддержки, применяемые планирующими системами в несоциалистических странах - неоклассические идеи, определение удобной социальной добродетели, реклама и другие методы прямой пропаганды, навязыва­ние истеблишментом канонов, респектабельного мышле­ния, бесконечно более разнообразны и искусны, чем методы коммунистических стран. Конечные цели и интересы имеют много общего у тех и у других. Планирование есть планирование, и одобрение общественностью целей тех, кто осуществляет его, должно быть достигнуто. Следовательно, первый шаг в реформе должен состоять в раскрепощении мнений. Пока это не достигнуто, нет никаких шансов объединить общественность во имя ее собственных интересов в противоположноть интересам техноструктуры и планирующей системы. Последняя будет продолжать преследовать свои собственные инте­ресы под защитой мнения о том, что именно ее цели лучше всего служат обществу. И в дальнейшем будет иметь место неравномерное развитие, неравенство доходов, неравное и хаотическое распределение государственных расходов, нанесение ущерба окружающей среде, дискри­минационные и неэффективные методы политики стаби­лизации, поскольку будет продолжать свое существование мнение, что все эти явления отражают случайную и непредвиденную ошибку. Поскольку не считается, что речь идет о системати­ческом конфликте между интересами общественности и планирующей системы, то со стороны общества не будет предприниматься каких-либо систематических мер. Еще более важное обстоятельство состоит в том, что государство будет оставаться во власти планирующей системы. Только в народном (public) государстве (в отли­чие от государства, в котором командует планирующая система) могут быть осуществлены уже упомянутые и другие реформы. Как это уже стало ясно в связи с исключительно важным инстинктом самосохранения, раскрепощение го­сударства начинается в области законодательства. Она, а не область исполнительной деятельности правительства, является естественным выразителем интересов общества в противопоставлении интересам технократии. По мере того как государство во все большей мере начинает использоваться в интересах общества, становится возможным рассмотрение тех реформ, для осуществления которых требуется вмешательство со стороны государства. Эти реформы логически распадаются на три части. В пер­вую очередь существует потребность радикально усилить влияние и возможность рыночной системы, положительно повысить уровень ее развития по отношению к планирую­щей системе и тем самым уменьшить со стороны рыноч­ной постоянное неравенство в уровнях развития между двумя системами. Сюда входят меры по уменьшению неравенства в доходах между планирующей и рыночной системами, по улучшению конкурентных возможностей рыночной системы и уменьшению ее эксплуатации со сто­роны планирующей системы. Мы называем это «Новым Социализмом». Необходимость уже вызвала к жизни новый социализм в гораздо большем масштабе, чем подозревает большинство людей. Затем приходит очередь политики в отношении пла­нирующей системы. Она состоит в упорядочении ее целей с тем, чтобы они не определяли интересы общества, а слу­жили им. Это означает ограничение использования ресур­сов в чрезмерно развитых областях, переключение госу­дарства на обслуживание общества, а не планирующей системы, защиту окружающей среды, переключение тех­нологии на службу общественным, а не технократическим интересам. Таковы: следующие шаги, которые нужно рассмотреть в стратегии реформ. И наконец, экономикой нужно управлять. Проблема состоит в том, чтобы управлять не одной экономикой, а двумя: одна из них подчинена рынку, а другая плани­руется фирмами, из которых она состоит. Подобное управление представляет собой последний шаг при определении общей стратегии реформ. Не следует воображать, что действия в любом из этих направлений представляют собой что-то новое. Решению подлежат реальные проблемы. Столь же реальны неудоб­ства и неприятности оттого, что они остаются нерешен­ными. Поэтому фактически в каждом случае практи­ческая необходимость уже в какой-то степени показала настоятельность осуществления практических действий, соответствующих выводам данного анализа. Новизна содержащихся здесь предложений в большинстве случаев заключается только в том, что они находятся в противо­речии с традиционными положениями господствующей экономической мысли и подводят теоретическое обоснова­ние под то, что уже вызвано к жизни обстоятельствами и здравым смыслом.


Раскрепощение мнений является самой трудной из задач реформы, от решения которой зависит все остальное. Оно трудно потому, что власть, основанная на мнении, необыкновенно авторитарна. Когда такая власть достигает полного господства, она по своей при­роде исключает любую мысль, которая может ослабить ее узы. Она может быть также приятной, оказаться тем чревом, в котором человек пребывает в состоянии покоя, без мук, связанных с умственной деятельностью или с принятием решений. Если сменить метафору, то дело обстоит, как у счастливого солдата Толстого, с которого снята вся личная ответственность и за него отвечает его полк. И в барабаны, под которые все маршируют, стучит кто-то другой. Современная задача состоит в том, чтобы освободиться от доктрин, которые в случае их принятия заставляют людей служить не самим себе, а планирую­щей системе. На помощь приходят внешние обстоятель­ства, ибо, как было показано ранее, практические послед­ствия этого подчинения, выражающиеся в неравномерном развитии, неравенстве доходов, распространении опасных видов оружия, отрицательно сказывающиеся на окружаю­щей среде и самой личности, становятся все более болез­ненными. Неприятные ощущения и даже просто неудоб­ства действуют гораздо убедительнее, чем абстрактные аргументы. Необходимо бороться против мнения, что интересы планирующей системы совпадают с интересами отдель­ного человека. Власть планирующей системы зависит от того, насколько ей удастся внушить точку зрения, что любое действие со стороны государства и частных лиц, служащее ее интересам, служит также интересам широкой общественности. Это мнение в свою очередь зависит от широкого признания утверждения, что производство и потребление материальных благ, в особенности тех, кото­рые поставляет планирующая система, является условием счастья и добродетельного поведения. В этом случае все остальное в большей или меньшей степени подчиняется этой цели. В данном случае речь идет о добродетели, которая выгодна для интересов планирующей системы. Добропо­рядочный отец семейства усердно трудится ради дохода, которого никогда не хватает на все, в чем нуждается семья. Практически потребности семьи растут всегда несколько быстрее, чем доход. Если человек работает в цехе, он всегда наготове и радуется любой возможности поработать сверхурочно. Он никогда не прекращает ра­боты на том основании, что у него уже достаточно денег в данный момент и он предпочел бы отдохнуть. В послед­ние годы рабочие на автосборочных заводах добились увеличения количества выходных дней, чтобы продлить удовольствие от охоты, рыбной ловли, безделья и выпивки, Ни одно из этих удовольствий само по себе не считается безнравственным. Но стремление к ним вместо дохода осуждается самым решительным образом. Если человек является специалистом или служащим, то упомянутые требования возрастают во много раз. Ведь он, кроме всего прочего, является примером. Поэтому он должен быть особенно неустанным в своих усилиях. Более чем все другие люди, он не может быть невнимательным к своим обязательствам перед тем, что называют обычно более высоким уровнем жизни, а иногда отмечают высо­ким титулом американского образа жизни. По-настоящему беззаботный (в отличие от перегру­женного заботами) служащий является редкостью. Слу­жащий со склонностями к богемной жизни - человек корпорации, который живет в скромном жилище, оде­вается в поношенную одежду, равнодушен к пище и развлечениям, - просто немыслим. Навязываемая добродетель распространяется и на семью. Жена считается хорошей, если она посвящает свое время покупкам, обработке купленных продуктов и уходу за антикварными предметами, которые составляют необ­ходимый элемент самого высокого уровня жизни из воз­можных. Сыновья являются хорошими, если они, каковы бы ни были их юношеские мечты, принимаются в соот­ветствующем возрасте за освоение технических дисциплин, теоретических наук, теории управления фирмами и других полезных знаний и добиваются с помощью женщин-еди­номышленниц больших успехов, причем последнее является синонимом высокого дохода и потребления. До­чери тоже считаются хорошими, если после нескольких опытов в юности с искусством, свободой в одежде и сексуальной жизни они перенимают образ жизни своих матерей. К этому можно добавить, что добродетельность семьи возрастает, если она выступает за такие меры, как налоги, установление зональных тарифов, разумная по­зиция по вопросу о загрязнении воздуха и воды, которые способствуют тому, что называется благоприятным кли­матом для промышленности в обществе, и если она обладает инстинктивным чутьем на политику и политиков, которые обещают неуклонный рост национальной эконо­мики, и если она патриотически одобряет необходимость существования сильной национальной обороны. Добродетель этой семьи во всех отношениях служит целям планирующей системы. Даже сам процесс, в силу которого добродетель становится удобной для меняю­щихся потребностей доминирующей экономической силы, впечатляет своей эффективностью. Давным-давно, когда капиталист стремился поглотить весь возможный доход, именно бережливый рабочий, бедный, но честный бухгал­тер вызывали восхищение и считались ведущими скром­ную, но достойную жизнь. Теперь, когда рост стал главной целью планирующей системы, восхищение вызы­вают те, кто щедро тратит и потребляет и даже влезает в долги, чтобы поддержать приличный уровень жизни. Можно представить себе семью, которая ставит в ка­честве своей цели достижение определенного размера дохода, где муж и жена совместно участвуют в обеспече­нии этого минимума. Эта семья осуществляет продуман­ный и преднамеренный выбор между досугом, бездельем и потреблением. Эта семья намеренно отказывается от потребления, которое в силу своей сложности привязы­вает женщину к ее скрытой роли слуги. Она поощряет самообразование, а не прагматическое образование для своих отпрысков. Семья предпочитает совместные радости индивидуальным и в результате противостоит промыш­ленному и иному экономическому вторжению в свое жизненное пространство. В своем общественном мировоз­зрении эта семья не придает большого значения росту производства материальных благ, которых ей и без того хватает. Она равнодушна к доводам в пользу расходов во имя национального престижа или военной мощи, от которых она не получает никакой осязаемой выгоды. Та­кая семья формально не осуждается как порочная. Она не подвергается остракизму в обществе. Но то уважение,, которым она пользуется, является в основном резуль­татом ее эксцентричности. Необходимо прямо признать, что наши мнения и удобная социальная добродетель создаются не нами, а планирующей системой. Если мы видим это, то мы также увидим, что есть много способов удачной организации жизни и что вполне успешной может быть такая эконо­мика, которая повышает возможности осуществления этого выбора. Максимизация дохода и потребления является одной из таких возможностей, как и максими­зация досуга, по крайней мере до тех пор, пока это можно делать без ущерба для других. Такой же возмож­ностью является определение желаемого уровня дохода и потребления, достижение которого дает возможность ис­пользовать время для иных целей, не связанных с полу­чением дохода. И несомненно, имеется бесконечное мно­жество вариантов такого использования времени. Суще­ствуют также различные стили жизни и досуга в разные годы и разные периоды жизни [Долгое время считалось, что молодежь будет стремиться к доходу только в размерах, необходимых для потребления, вклю­чая такие предметы роскоши, как велосипед или автомобиль, или такие услуги, как путешествия. Потом этими вещами пользуются. Только по достижении определенного возраста респектабельность требует, чтобы человек прочно осел, это означает, что нужно стре­миться к максимуму потребления и дохода, как этого требует пла­нирующая система.]. Само собой разумеется, что любые нападки на суще­ствующие мнения и связанную с ними добродетель не вызовут восторга у тех, кто отражает позиции и потреб­ности планирующей системы. Совсем не обязательно, что эти нападки будут приветствоваться теми, кто прикован существующими верованиями к интересам планирующей системы. Все мы тщеславно радуемся тому, что являемся исполнителями своей собственной воли. И как только что было отмечено, необходимость поглубже задуматься о жизни и осуществлять выбор между альтернативными ти­пами экономики для многих окажется тягостным бременем. Лучше принятые формы существования, чем ужасные муки мышления и выбора. Необходимо также отметить, что для многих, а воз­можно, и для большинства семей нет альтернатив суще­ствующим жизненным укладам. Воздействие физических и других неизбежных потребностей - в минимально не­обходимой пище, одежде, крыше над головой, лекарст­вах, образовании - поглощает всю энергию. Вероятно, это соответствует истине в отношении многих в рыночной системе. Однако истина состоит также в том, что с ростом дохода потребности продолжают поглощать всю энергию и лишают какой-либо возможности выбора. Это - изобре­тение планирующей системы. Мнение о том, что это необ­ходимо, опровергается в настоящей работе. Основной целью повышения дохода и в особенности улучшения его распределения должно стать увеличение числа людей, которые освобождены от давления физических потребностей или другого аналогичного давления, - людей, которые вследствие этого способны осуществлять выбор своего образа жизни в экономической сфере. Чтобы сделать первый шаг при ниспровержении су­ществующей веры, следует показать источник господ­ствующего мифа. Затем надо выявить и обезвредить специфические инструменты, используемые для увекове­чения этого мифа. Существуют четыре таких инстру­мента: 1) Современное экономическое образование. Его роль была уже рассмотрена в достаточной мере. Современное экономическое образование служит не пониманию, а обес­печению интересов планирующей системы. Оно построе­но, хотя и довольно наивно, таким образом, чтобы не да­вать отдельному человеку возможности для понимания, как им управляют, и приспособить его взгляды к интересам планирующей системы. Чтобы избавиться от рабства существующей веры, необходимо понять воздей­ствие официально преподаваемого курса, который ставит задачу увековечить такую веру. Это следует крепко за­помнить всем, кто изучает экономическую теорию. 2) Современная ориентация системы образования. На­ряду с непосредственным преподаванием неоклассической экономической теории в современной системе образова­ния существуют скрытые методы воздействия. В общих чертах эти методы связывают жизненные успехи с дохо­дом и потреблением. Они требуют, чтобы преподавание теоретических и технических дисциплин, экономики и юриспруденции было прагматическим; обучение искус­ству, особенно если оно имеет творческий характер, должно быть подчинено интересам декоративности и развлекательности. Планирующей системе нужен стан­дартный набор идей; остальное находит лишь доказатель­ство от противного в академической риторике как нечто такое, чем цивилизованный человек не должен пренебре­гать. На деятелях образования лежит особая обязанность следить, чтобы образование не было социально обуслов­ленным. Это означает устранение всякого различия между полезными и бесполезными областями знания, всяких предположений о том, что имеется экономический стандарт социальных достижений. 3) Современная реакция на открытые методы убежде­ния. Современная реакция на рекламу и другие формы убеждения, используемые производителями, вообще гово­ря, состоит в безоговорочном ее принятии. Всегда предпо­лагаются преувеличения и обычно подозревается сущест­вование обмана. Однако считается, что такой обман не нанесет ущерба. Для раскрепощения мнения требуется предубеждение против любого воздействия, навязывае­мого планирующей системой. Такое воздействие исполь­зуется для навязывания индивиду целей техноструктуры. Поэтому человек, который хочет быть свободным, не может уступать. Он должен сопротивляться. Всякий, кто без размышлений уступает убеждению относительно покупок, поведения или мнения, отдает часть собствен­ного «я» интересам планирующей системы. Когда сопро­тивление становится упорным, оно приводит к положи­тельным результатам, состоящим в том, что подрывается зависимость средств информации от доходов, получаемых за осуществление такого воздействия; этой проблемы я вскоре коснусь. 4) Выработка государственной политики. В Соединен­ных Штатах имеются практически три источника мнений, не связанные с избирательной машиной и оказывающие воздействие на определение государственной политики в вопросах о том, что является разумным в области регули­рования, налогообложения, расходов, внешней политики и военной области. К ним относится бюрократический аппарат федеральной администрации, образованные слуги сообщества корпораций, главным образом адвокаты, а также университеты. Влияние планирующей системы на всех, но особенно на первых двух, огромно. Плани­рующая система теснейшим образом связана с исполни­тельной деятельностью правительства. Образованные прислужники нужны в некоторой степени для того, чтобы отчетливо формулировать потребности планирую­щей системы, а это в силу требования беспристрастности невозможно для самих членов техноструктуры. Их влия­ние получает широкое отражение в постоянных ссылках на «влиятельные круги». Как уже отмечалось, универси­теты являются источником критических мнений, но они используются также в качестве духовной опоры. Значе­ние, которое они придают личности, прививает их членам внутреннюю подозрительность и скептическое отношение к интересам планирующей системы. Однако официальные учебные курсы, особенно в области экономической тео­рии, а также в политической науке, решительно поддер­живают эти интересы. Раскрепощение мнений требует, чтобы любая поли­тика, определяемая служащими и образованными слу­гами сообщества корпораций, рассматривалась при отсутствии противоположных доказательств в качестве средства, обеспечивающего интересы планирующей си­стемы. Никто не должен воображать, что эта служба носит тайный, неразумный или даже преднамеренный характер. Многие высказывания исходят от людей, отли­чающихся особым пылом и довольно ограниченным во­ображением, пребывающих в состоянии благополучного неведения относительно различий между интересами планирующей системы и интересами общественности. Речь идет не только о политике. Важно осознать, что авторитет в области государственной политики, обеспечивающий интересы планирующей системы, оказывает влияние и на общественную мораль. Наставления обще­ственных деятелей, касающиеся личного поведения - в отношении трудовых навыков, продолжительности рабо­чего дня, дисциплины, поведения в качестве потребителя, которые еще недавно приветствовались как рабочая этика, - являются, как правило, выражением точки зре­ния планирующей системы. Раскрепощение мнений тре­бует, чтобы это тоже было известно всем. Политическая необходимость определения интересов планирующей системы как чего-то отличного от интересов общественности, от того, что я называю «общественным пониманием», - это вопрос, к которому я вернусь. Власть планирующей системы основана на том, что эта система может воздействовать на мнение. Можно задать вопрос, нельзя ли осуществить раскрепощение мнений более прямой атакой на средства, при помощи которых осуществляется воздействие на мнение или контроль над ним. Почему бы не объявить неоклассиче­скую экономическую теорию вне закона, запретить рек­ламу, ликвидировать власть планирующей системы над телевизионной сетью и прочими средствами информации, решительным образом перенести центр тяжести системы образования с изучения теоретических наук и техниче­ских дисциплин на область искусства? Нет оправдания постепенным средствам, если при­годны более решительные меры. Но если источником вла­сти является вера, атака должна быть направлена на нее. Закон не может обеспечить понимания. Здесь затрагивается более глубокий принцип. Всякое планирование стремится завоевать контроль над мнением - заставить людей подчиняться в мыслях и действиях тому, что выгодно для тех, кто осуществляет планирование. В эконо­мике советского типа это достигается формальным декре­тированием - здесь имеется правильная и неизменная линия, которая, однако, время от времени корректи­руется по мере изменения планирующих органов. В эко­номиках западного типа мнение, которое требуется для планирующей системы, достигается во имя либерализма Оно считается комплексом выводов, к которым приходит человек, обладающий здравым смыслом и разумом в результате приемлемой в научном отношении подготовки. Мнение, не выгодное для планирующей системы, не по­давляется; оно либо игнорируется, либо клеймится как эксцентричное, ненаучное, не обладающее научной точ­ностью или респектабельностью или порочное в других отношениях. Однако либерализм не может оказаться неверным, поскольку он представляет собой ширму для выгодных верований. Требуется не авторитарное подавление мето­дов создания обязательных точек зрения, а истинно ли­беральное сопротивление таким мнениям. Не надо по­давлять неоклассическую экономическую теорию; нужно показать ее тенденциозную функцию и стремиться найти ей замену. Не нужно запрещать рекламу; нужно сопро­тивляться тому, что она пытается навязать. Не надо издавать законов против науки и техники; нужно рас­сматривать их привилегированное положение по отноше­нию к искусству как умысел планирующей системы. Это не только либеральное средство спасения, но впол­не возможно, что и единственное. Если бы подавление являлось законным инструментом политики, приносящим плоды, оно бы применялось не против планирующей системы, а в ее интересах. К тому же раскрепощение мнений не является столь маловероятной и чисто теоре­тической возможностью, как это кажется. Когда люди видят, что реклама наряду с другими формами коммер­ческого убеждения имеет целью подчинить их планирую­щей системе, заставить их служить интересам, которые не являются их собственными, то существует значитель­ная возможность, что она перестанет быть эффективной. Когда реклама потеряет свою эффективность, она не будет применяться. В этом случае оплачивать журналы, телевидение и газеты должны будут потребители. А сред­ства информации в свою очередь перестанут служить, хотя бы субъективно, целям и ценностям планирующей системы. Нельзя считать выходящим за пределы возмож­ного, что такое развитие уже идет своим ходом. Жур­налы, которые зависят от рекламы, исчезнут. Уцелеют только те, доходы которых зависят от читателей?[Сомнения проявляются также в растущем стремлении обес­печить достоверность рекламы, в росте требований Федеральной комиссии по торговле, Управления продовольственных товаров и медикаментов и других органов, ответственных за соблюдение ми­нимальных норм безопасности и достоверности. ] Подобным образом некоммерческое и кабельное телевидение демонстрируют преимущества перед телевидением, рабо­тающим по заказам рекламодателей. Складывается по крайней мере инстинктивное ощущение, что уделяв­шееся в прошлом большое внимание вопросам науки и техники имело тенденциозную направленность. В послед­ние годы неуклонно возрастало количество решительных протестов против мнений, навязываемых неоклассической экономической теорией. Наконец, происходит обнадежи­вающее нарастание скептицизма в отношении мудрости руководящей элиты. В 1966 г. опрос, проведенный Луи­сом Харрисом, показал, что 55% опрошенных питают «большое доверие» к руководителям промышленности страны. К 1971 г. эта доля снизилась до 27%. Доверие к банкирам упало с 67 % до 37 %, к ведущим ученым - с 56% до 32%; к представителям рекламы-с 21% до 13% [См. «Thе Progressive», 1971, December, p. 13.]. Разочарование, связанное с вьетнамской войной, несомненно, оказало свое влияние; доверие к во­енным руководителям упало с 62% до 27%. Все эти явления свидетельствуют о существовании здоровой тенденции. И наконец, в минувшем десятилетии наблюдалось широко распространенное отрицание, особенно среди мо­лодых людей, по крайней мере пока они молоды, обще­признанных стандартов потребления. Оно коснулось всего - одежды, внешнего вида, развлечений, образа жизни и личной гигиены. Вместе с таким отрицанием существенно снизилось стремление следовать общепри­знанным образцам карьеры. Видимо, такое отношение отражает инстинктивное подозрение, что те, кто следует таким образцам, используются в интересах, которые не являются их собственными. Подобное изменение отноше­ния наблюдалось прежде всего среди молодых людей из семей со средним и высоким доходом. Именно в этих семьях наиболее очевидна бесплодность жизни, посвя­щенной конкурентному стремлению к высокому уровню потребления. Материальные блага здесь имеют наимень­шую предельную полезность, и стремление к ним навязано требованиями, искусственность которых в высшей мере очевидна [Наличие такого недовольства было темой чрезвычайно по­пулярной книги Чарльза Рейча (см.: С. Reich, The Greening of America, New York, Random House, 1970). В книге проф. Рейча имеются недостатки, включая существенную неясность в вопросе о характере и мотивации экономической системы, возникновение которой он предвидит. Но он правильно чувствует недовольство молодежи обществом, в котором действия: управляются навязан­ным конкурентным потреблением. Как аудитория, которую завое­вала книга, так и особая едкость нападок на нее показывают ще­котливость затронутого им вопроса. Он явно представлял угрозу .для командного механизма господствующего порядка. В этой связи можно отметить, что стандартное (и довольно эффективное) оружие защитников господствующего порядка состоит в утверж­дении, что любой вызов, брошенный им, не отличается научностью и поэтому интеллектуально несостоятелен. Это оружие энергично, хотя и с ограниченным успехом, использовалось против моей пер­вой попытки изложить эти идеи в «Affluent Society», Boston, Houghton Mifflin, 1958. Оно применяется не всегда сознательно. Уче­ные самых посредственных способностей часто являются наибо­лее страстными защитниками. Это происходит потому, что они в наибольшей степени находятся в плену приемлемых для техноструктуры верований и поэтому наименее способны увидеть ка­кую-нибудь альтернативу.]. Важно, что недовольство развилось в период сравнительно высокой занятости и довольно быстро растущих доходов, что было характерно для конца 60-х годов. Сравнительная легкость, с которой можно было найти работу и обеспечить доход, в свою очередь позволила иметь работу с неполной рабочей неделей и в целом при­вела к ослаблению экономической дисциплины. Стало возможным выражать недовольство, не опасаясь ответных мер, приводящих к полной потере дохода,- классического наказания, налагаемого на тех, кто не согласен с целями системы [Другим фактором, который ослабил контроль планирующей системы, явилась вьетнамская война. Раньше рациональным объ­яснением управления спросом со стороны государства на военную продукцию была необходимость противостоять военным достиже­ниям Советского Союза или служить более абстрактным целям национального престижа и безопасности. Эти цели не вызывали открытой враждебности, даже если не разделялись всеми. И вера в необходимость таких расходов не бросала открытого вызова разуму. Вьетнамская война возбудила непосредственную антипа­тию тех, кто мог, быть призван для участия в ней. И доводам в ее пользу почти никто не верил.]. Хотя раскрепощение :мнений, очевидно, началось, оно до сих пор страдало серьезными изъянами. Не были в достаточной мере выявлены силы, осуществляющие контроль над мнением, цели, которые преследует такой контроль, и его методы. И наконец, не было понимания, что освобождение от дисциплины вообще, а переход к большей самодисциплине. Однако, как показывает характер возникшего недовольства, его распространение не вызывает сомнений. К тому же существует прецедент. В последних десятилетиях прошлого столетия и в начале нынешнего неотъемлемый элемент общественного мне­ния состоял в том, что все, на чем настаивает респекта­бельное общество - банкиры, наиболее влиятельные газеты, самые уважаемые члены сената Соединенных Штатов,-должно восприниматься с подозрением. Все, что доказывалось, отражало интересы. капиталистов. Предполагалось, что результатом будет дальнейшее обогащение тех, кто уже богат. Такова была глубокая вера популистов в США и социалистов и социал-демократов в Англии и других европейских странах. В середине 30-х годов почти все респектабельное общество выступило против Рузвельта и «Нового курса». Именно это, по мне­нию населения, показало, что Рузвельт прав. В послед­ние 30 лет техноструктура выполнила поистине титани­ческую задачу завоевания общественного мнения - за­дачу подавления этого инстинктивного недоверия к респектабельным взглядам. Все же было бы неоправдан­ным пессимизмом полагать, что прежняя способность к скептицизму навсегда утрачена. Следует добавить, что человеческий разум обладает неискоренимой способностью оказывать сопротивление авторитетам. Когда этот разум поймет процессы, у кото­рых и ради которых он находится под контролем, он почти наверняка отвергнет их.


Для полного освобождения женщины а для действительного равенства ее с мужчиной нужно, чтобы было общественное хозяйство и чтобы женщина участвовала в общем произво­дительном труде. Тогда женщина будет зани­мать такое же положение, как и мужчина.

В, И. ЛЕНИН. О задачах женского рабочего движения в Советской республике.

[В. И. Л е н и н, -Полн. собр. соч., т. 39, стр. 201. 294] Мы видели, что для успеха современной экономики требуется скрытый класс слуг. Этот класс делает возможным более или менее безграничное расши­рение потребления, наталкивающееся на огромные труд­ности, связанные с распоряжением. Одно из выдающихся достижений планирующей системы состоит в том, что ей удалось заставить женщин принять на себя такую роль скрытых слуг и превратить молчаливое согласие в решаю­щее проявление удобной социальной добродетели. Путем исключения такого труда из экономических расчетов и путем уничтожения самостоятельности женщины как лич­ности при помощи концепции домашнего хозяйства, когда отказ от индивидуального выбора проходит незамечен­ным, неоклассическая теория умело способствовала пол­ной маскировке такой тенденции даже от женщин, кото­рых она непосредственно затрагивала. В результате стало возможным, чтобы большинство женщин изучали экономическую теорию, не подозревая, каким образом они служат экономическому сообществу, каким образом их используют. Однако принятие женщинами их основной экономиче­ской роли не является окончательным. В последние годы во всех промышленно развитых странах наблюдалась известная степень беспокойства и даже некоторого недовольства среди женщин; Опять мы сталкиваемся с реакцией, которая показывает, что проблема, обсуждаемая нами, является реальной и, как обычно, отсутствует ясное представление об экономических условиях, опреде­ляющих ее. И в этом случае раскрепощение мнений яв­ляется важной реформой. Как только женщины поймут свою роль в качестве инструмента для увеличения по­требления в интересах планирующей системы, они на­верняка не будут столь легко соглашаться на эту роль. По крайней мере на это можно надеяться. Разумная цель экономической системы состоит в том, что она позволяет всем людям независимо от пола пре­следовать социально приемлемые личные цели. Не должно быть никакого предписанного или обусловленного подчинения одного пола другому. Учитывая методы, с помощью которых в настоящее время отнимаются права у женщин, необходимы существенные перемены в способах приня­тия решений в домашнем хозяйстве относительно потреб­ления. Роль в принятии решений должна быть по край­ней мере пропорциональна затратам усилий на управле­ние семейными делами. Это значит, что женщине как распорядителю должен принадлежать решающий голос в определении образа жизни, поскольку на ее плечи ложится основное бремя. Другими словами, решения дол­жны приниматься совместно, и выполнение такой работы, как уборка, ремонт жилища, предметов роскоши, авто­мобилей или планирование и осуществление семейных мероприятий, должно распределяться равномерно. В лю­бом случае достижение согласия в этой области приведет к решительным сдвигам в существующей структуре потребления. Однако наиболее очевидное решение связано с пре­одолением другой проблемы, носящей фундаментальный характер. Истоки этой проблемы связаны с концепцией семьи, в соответствии с которой один из ее членов обес­печивает доход, а другой целиком и полностью отвечает за его использование. В .значительной, хотя и трудной для определения, степени существование семьи обусло­влено экономической необходимостью. Для сельского хо­зяйства и ремесленного производства семья представляет собой чрезвычайно удобную единицу, которая связана с твердо централизованной ответственностью за решения о производстве и потреблении и с полезным разделением труда при выполнении различных функции, связанных как с производством, так и потреблением товаров. Муж­чина выполняет более тяжелую полевую работу или ге­роические задачи охоты или грабежа; женщина управ­ляется с домашней птицей и шьет одежду. С индустриа­лизацией и урбанизацией мужчины и женщины больше не делят между собой задач производства в зависимости от силы и способности к приспособлению. Мужчина исче­зает на фабрике или в конторе, женщина начинает цели­ком заниматься управлением потреблением. Это дости­гается на основе договоренности, а не представляет собой действительно необходимое разделение труда. Когда по­требление не является сложным, один человек вполне способен делать и то и другое. Хотя семья сохраняет дру­гие цели, к которым относится любовь, рождение и воспи­тание детей, она уже перестала быть экономической необ­ходимостью. С растущим уровнем жизни она все больше становится вспомогательным инструментом для увеличе­ния потребления. Тот факт, что с индустриализацией и по­вышением уровня жизни семейные связи все больше осла­бевают, служит серьезным .подтверждением этого вывода. Следовательно, по мере экономического развития сле­дует ожидать, что женщины все смелее будут относиться к браку не как к необходимости, а как к традиционному порабощению личности, которое поддерживается обычаем и потребностями планирующей системы. Многие предпо­чтут отказ от традиционной семьи в обмен на другие спо­собы устройства жизни, которые лучше подходят для отдельной личности. В практическом смысле это означает, что женщины, если они собираются стать действительно независимыми, должны иметь возможность получать собственный доход. Это явно необходимо, чтобы выжить вне традиционной семьи. И это делает возможным независимое существо­вание - на короткое или длительное время - в рамках семьи. С появлением такого дохода возникает растущее влия­ние на решения в домашнем хозяйстве. Вместе с этим также появляется работа, которая по крайней мере до некоторой степени отражает индивидуальные предпочте­ния в отношении того, как женщине надо тратить свое время. Даже если выбор неудовлетворителен, подобна тому как для многих является неудовлетворительной ра­бота, он все равно не предопределен в такой же мере, как семейная жизнь (означающая руководство потребле­нием) предопределена браком. Брак не должен больше оставаться вездесущей ловушкой. Терпимое общество не должно думать плохо о женщине, которая находит удо­вольствие в половых отношениях, рождении и воспита­нии детей, украшениях и руководстве потреблением. Но оно, несомненно, должно отрицательно относиться к порядку, который не предполагает существования ка­ких-либо альтернатив и который приписывает доброде­тель тому, что в действительности представляет собой удобство для производителей материальных благ. Равные права на получение работы должны быть за­креплены в законодательном порядке. Для этого необхо­димо проведение также ряда связанных между собой ре­форм. Не все из них представляют собой большую но­вость, так как интуиция в решении проблем, как всегда, предвосхитила четкое определение пороков. Особое зна­чение имеют четыре момента. 1) Обеспечение профессионального ухода за детьми. Важность этого не нуждается в комментариях. К тому же с точки зрения самых строгих требований эффективности это мероприятие имеет огромное экономическое значение. В детском учреждении один человек обеспечивает про­фессиональный уход за множеством детей, а в семье один человек непрофессионально ухаживает за одним пли очень немногими детьми. Таким образом, видимо, най­дется весьма немного институтов, которые могут столь непосредственно способствовать повышению производи­тельности труда. Профессиональный уход за детьми имеет и другие преимущества. Удобная социальная добродетель приписывает нынешней системе особые преимущества, которые дает родительская любовь. Она почти никогда не упоминает примеров, когда родительская любовь выхола­щивается и сводится на нет скукой, равнодушием, оттал­кивающими качествами родителей, алкоголизмом, про­чими психическими и физиологическими нарушениями и прискорбной неспособностью понять эти отрицательные явления, с которыми сталкивается ребенок. 2) Большая возможность для индивидуального выбора в отношении продолжительности рабочей недели и трудового года. Никто не будет спорить, что женщины нуж­даются в отпуске по беременности, тогда как мужчины нет. Привлечение женщин в качестве рабочей силы также требует гибкости. То, что могло бы быть достигнуто постепенно, становится невозможным, если считается необ­ходимой решительная реорганизация традиционных мето­дов ведения домашнего хозяйства. Трех- или четырех­дневная рабочая неделя сделала бы возможным переход для многих женщин там, где немедленный переход к пол­ной рабочей неделе был бы непреодолимым барьером. Имеется и довод более общего порядка в пользу гиб­кости, поскольку это окажется благоприятным для обоих полов. Только в тех случаях, когда у человека есть выбор в отношении продолжительности его рабочей недели или года наряду с возможностью пользоваться неоплаченным отпуском на более длительное время, у него или у нес появляется эффективный выбор между доходом и досу­гом. Отсутствие такой гибкости, необходимость отрабаты­вать неделю и год стандартной продолжительности пред­полагает, что все рабочие имеют приблизительно одина­ковые предпочтения в отношении дохода и того, что на него покупается, и досуга и тех развлечений, которые он дает. И соответственно все придерживаются одинако­вой рабочей недели и года. Это варварское допущение, еще одно отрицание индивидуальности, которое тради­ционная экономическая, теория берется защищать. Стрем­ление к гибкости проявляется в сильно различающихся предпочтениях рабочих в отношении сверхурочной ра­боты и совместительства. В действительности постоянное стремление промышленности придерживаться единообраз­ной рабочей недели и года есть уступка удобству руко­водства, которая ни в коем случае не имеет большого значения для эффективности [Эти вопросы рассматривались в кн. «Новое индустриальное общество», М., «Прогресс», 1969.]. 3) Ликвидация существующей монополии мужчин на наиболее выгодную работу в техноструктуре. Со всех практических точек зрения такая монополия является в настоящее время полной. В 1969 г. свыше 95% всех должностей с жалованьем свыше 15000 долл. в год были заняты мужчинами. До некоторой степени в этом отра­жается оправданный инстинкт техноструктуры. Если последняя собирается успешно осуществлять положитель­ную цель роста, то женщины должны взять на себя руко­водство возросшим в результате этого потреблением. Осо­знавая это, техноструктура создает соответствующий пре­цедент, лишая женщин возможности стать ее членами и оставляя за ними необходимую работу в домашнем хозяйстве. Это видно на примере, приведенном выше, когда жена одного из высших руководителей фирмы являет собой образец послушного и. горделивого подчине­ния задачам компетентного ухода за сложным домашним хозяйством. Но следует проявлять осторожность в по­исках сложных объяснений, когда существует простое. Монополия мужчин в деловых вопросах выгодна тем, кто пожинает плоды общепринятой традиции. Женщины оспа­ривали ее, потому что они находятся под воздействием понятия удобной социальной добродетели - представле­ния о том, что семейный долг и управление потребле­нием являются их истинными функциями. Монополия мужчин не будет отменена добровольно. Это дело потребует воздействия в законодательном по­рядке, и поскольку корпорация больше не может требо­вать неприкосновенности, связанной с мнимым подчине­нием рынку, поскольку она должна быть признана обще­ственным институтом, то нет препятствий для осущест­вления такого воздействия. Одним из приемлемых путей явилось бы выдвижение требования о том, чтобы все фирмы, входящие в планирующую систему, размер кото­рых превышает определенный минимальный уровень, обеспечили работу женщин на постах, соответствующих различным категориям зарплаты, пропорционально доле женщин в общем количестве работников. Для этого по­требуется длительное время. В одной из своих статей я вместе со своими коллегами призывал к тому, чтобы обязать крупнейшие корпорации представить десятилет­ний план осуществления этого требования [Статья под названием «План развития меньшинств» напи­сана совместно с проф. Эдвином Ку и Лестером Туровом из Массачусетского технологического института (см. «The Minority Advancement Plan», The New York Times Magazine, 1971, august 22). Подобные же мероприятия предусматриваются в отношении нег­ров и лиц, говорящих на испанском языке, которые также под­вергаются дискриминации в силу других, даже менее обоснован­ных причин.]. Нельзя принимать никаких ссылок на нанесение недо­пустимого ущерба экономической эффективности фирмы. Напротив, будет широко признано, что женщины не глу­пее мужчин и что интеллектуальный потенциал техноструктуры в данный момент ограничен. Следовательно, такая реформа принесет очень большое увеличение, по­тенциально удвоение, предложения интеллектуальных ресурсов, 4) Обеспечение женщинам необходимых возможностей в области образования. Такая необходимость очевидна. Менее очевидно, что в силу дискриминации в прошлом учебные заведения, в особенности университеты и центры профессиональной подготовки, в течение определенного времени должны целенаправленно ставить женщин в бо­лее благоприятные условия. В противном случае будет скрыто увековечена дискриминация, имевшая место в прошлом. В силу тех же обстоятельств необходимо по­средством соответствующего законодательства оказывать давление на высшие слои техноструктуры с целью обеспечения приема женщин на работу и продвижения их по службе, что в свою очередь будет способствовать соз­данию условий для профессиональной и другой подго­товки женщин в различных учебных заведениях. Когда исчезнут последствия дискриминации, имевшей место в прошлом, а это в равной и даже в большей степени относится к расовым меньшинствам, которые страдают от дискриминации, в этом случае, и только тогда, отбор станет обезличенным. Результатом эмансипации женщин и рационализации домашнего хозяйства будет существенный сдвиг в образе жизни. Жизнь в пригороде, это утверждение стало совер­шенно банальным, предъявляет большие требования в отношении организации потребления. Содержание авто­мобилей, ремонт жилищ, перевозка детей, истребление сорняков, лечение домашних животных, суровые требо­вания светского общения, связанные с демонстрацией хо­зяйственных способностей, образуют бесчисленное мно­жество ярких примеров. Если бы мужчина принимал участие в решении этих задач, то произошел бы решительный пересмотр мнения о преимуществе жизни в пригороде. Городские много­квартирные дома требуют гораздо меньше ухода. Поэтому не удивительно, что именно здесь обычно проживают жены с независимыми жизненными интересами. Можно говорить и об осуществлении менее значитель­ных перемен. Шире будет распространено профессиональ­ное приготовление пищи. Реже пища будет приготов­ляться в домашних условиях. Качество такой пищи, хотя в большинстве случаев сомнительное, с жаром прослав­ляется в удобной социальной добродетели. Подобным же образом возрастает зависимость не от домашних бытовых приборов, а от внешних услуг - от прачечных, профес­сиональной уборки домов и общественного транспорта вместо стиральных машин, пылесосов и автомобилей, ра­боту и содержание которых обеспечивает жена. На смену светскому общению, связанному с демонстрацией женских талантов в приготовлении пищи, оформлении до­машней обстановки, садоводстве и приготовлении коктей­лей, придет посещение профессиональных зрелищных мероприятий. Вероятно, будет иметь место возрождение интереса к искусству. Восприятие искусства в отличие например, от конкурентной демонстрации умения свет­ского общения в сравнительно меньшей степени требует управления и ставит задачи, которые сами по себе интересны и требуют большого внимания. Необходимо сделать несколько итоговых замечаний. Производство в экономической сфере направлено на ока­зание услуг и выпуск товаров. При многих исключениях услуги предлагаются рыночной системой, товары в основ­ном поставляются планирующей системой. Оказание услуг географически разбросано и связано с личностью отдель­ного человека, оказывающего их. Эти два фактора плохо поддаются организации и поэтому не могут контролиро­ваться планирующей системой. Производство товаров - это главным образом функция планирующей системы - огромное большинство крупных корпораций представляют собой производственные фирмы. Потребление товаров в большинстве случаев требует организации и усилий приготовления, уборки, ухода, ремонта, удаления отходов. Потребление услуг обычно не связано с такими действиями. Услуги фактически потребляются в процессе их оказания. Очень большое число услуг - услуги прачеч­ных, гаражей, водопроводчиков, снегоочистителей - име­ют своей целью облегчение задач, связанных с исполь­зованием или потреблением товаров, включая недвижи­мость. Таким образом, если женщины больше не занимаются управлением процессом потребления и усилия, связанные с обеспечением использования товаров, должны быть поэ­тому уменьшены, то в экономике произойдет значитель­ный сдвиг от производства товаров к оказанию услуг. Од­новременно это означает сдвиг в экономике от планирую­щей системы к рыночной, что можно ощутить по крайней мере субъективно. Это является, или может быть, еще одной причиной, в силу которой производители товаров стремятся придать признаки добродетели той роли, кото­рую женщина играет в современном обществе. Имеется ряд вопросов, рассмотрение которых может быть осуществлено с большей пользой, чем исследования изменений, которые бы произошли при условии, что женщины были бы освобождены от своей службы на бла­го потребительскому обществу и планирующей системе. Но именно эмансипация сама по себе становится злобо­дневным вопросом. Ее дальнейшие последствия будут объ­ектом изучения других исследователей, и история покажет, в каком направлении пойдет развитие.

Планирующая система преследует свои собственные интересы и соответственно приспосабливает к ним интересы общества. Правительство путем осуще­ствления своих закупок и обеспечения разнообразных по­требностей планирующей системы играет жизненно важ­ную роль в осуществлении ее интересов. Решающим усло­вием для выполнения этой функции является наличие убежденности, что удовлетворение интересов и потребно­стей планирующей системы одновременно способствует удовлетворению общественных интересов. То, что служит планирующей системе, становится оправданной государ­ственной политикой. Теперь мы имеем более ясное представление о реаль­ном положении вещей. В планирующей системе домини­руют интересы производителя. Подчинение государства интересам каждого человека, которое приводит к совпаде­нию интересов производителя и общества, является об­манчивым мифом. Нужно исходить из различий в инте­ресах планирующей системы и общества, кроме интере­сов тех, кто получает удовлетворение или выгоду от существования такой иллюзии. Противоречие является общим, а не частным случаем. Было бы хорошо распола­гать четким определением, выражающим политический смысл этого коренного конфликта. Как я уже предлагал, это можно было бы назвать «общественным сознанием». Общественное сознание признает фундаментальное рас­хождение между целями, которые преследует планирую­щая система, и тем, что служит общественным потребно­стям и интересам. Рационально мыслящие члены общества будут ожидать, что правительство при отсутствии противодействующих усилий будет оказывать поддержку той части эконо­мики, которая имеет самый высокий уровень развития. Таким образом, правительство будет способствовать уве­личению неравенства и несбалансированности развития. Поступая таким образом и реагируя иными способами на потребности планирующей системы, оно будет способство­вать существованию неравенства в распределении дохо­дов. Оказание помощи в деле технического развития бу­дет отражать интересы планирующей системы, в том чис­ле и связанные с созданием потенциала, угрожающего уничтожить жизнь, как это обстоит в области производ­ства оружия. Интересы общественной защиты окружаю­щей среды будут поставлены под угрозу ради более влия­тельных интересов планирующей системы, состоящих в обеспечении ее роста и технического развития. Союз и симбиоз планирующей системы и государства приводит к крайне неравномерному развитию даже в области услуг, которые оказывает 'государство. Особенно щедро будут предоставляться услуги, которые отражают требования планирующей системы, связаны с закупкой ее продукции, и особенно те, которые являются результатом симбиоза техноструктуры и государственной бюрократии. Те, кто не пользуется такими благами, будут посажены на го­лодный паек. Если задуматься над проблемами, связанными с ре­формой, роль правительства представляется двойственной. С правительством связана основная часть проблемы, и правительство же должно сыграть главную роль в осу­ществлении мер, направленных на исправление положе­ния. Деятельностью правительства частично обусловлены проблемы неравномерного развития, неравенства в рас­пределении доходов, неправильного распределения обще­ственных ресурсов и фальшивого, бесплодного регулиро­вания. И именно с правительством должна быть связана надежда на решение. Для осуществления как той, так и другой роли пра­вительству требуется одинаковое средство освобождения от контроля со стороны планирующей системы. Пока го­сударство не подверглось раскрепощению, упрощенные рецепты для вмешательства правительства будут беспо­лезными. Не произойдет никаких изменений, и любые уси­лия будут обращены, как это уже много раз бывало в про­шлом, на пользу планирующей системе. Никто не станет обращаться за помощью к местному доктору, если он с го­раздо большим усердием работает также в качестве мест­ного гробовщика. В Соединенных Штатах раскрепощение [государства.- pед.] должно быть теперь признано в качестве основного вопроса, фактически главнейшего вопроса в любой изби­рательной кампании. Слово «признано» должно быть под­черкнуто. Даже и не будучи определено подобным об­разом, раскрепощение уже имеет величайшее значение. В президентской политике Соединенных Штатов респуб­ликанская партия считается инструментом планирующей системы. Даже для политических ораторов больше не счи­тается возможным или необходимым отрицать поддержку, получаемую ею от крупнейших корпораций, и солидар­ность республиканской партии гораздо менее откровенна. В идеальном с точки зрения планирующей системы мире она бы контролировала президентскую политику обеих партий. Подобное обстоятельство полезно тем, что оно сни­жает риск потери контроля на любых президентских вы­борах. Не признавая полностью готовности своей партии действовать в этом направлении, часть членов демократи­ческой партии принимает общие принципы служения пла­нирующей системе и связанные с этим выгоды. Под­держка военных заказов, строительства автомагистралей, оказание технической поддержки планирующей система по таким проектам, как сверхзвуковой пассажирский авиа­транспорт, предоставление финансовых гарантий, подобно тому как обстояло дело с компанией «Локхид», пассивное одобрение налоговых льгот, предоставляемых планирую­щей системе и ее членам, являются проявлениями этой солидарности. Разумеется, столь же тесной является за­висимость кандидатов в президенты от финансовой под­держки планирующей системы и ее членов. (Безупречное поведение в поддержке целей планирующей системы не требуется. Планирующая система терпимо относится к от­клонениям по отдельным вопросам.) Эта часть членов де­мократической партии, возможно, не без оснований чув­ствует, что успех на выборах возможен только при усло­вии принятия основных целей планирующей системы. Однако в последние годы другое крыло демократической партии, хотя также без ясного определения своего характера, указывает на свою связь с интересами обще­ства в противоположность интересам планирующей си­стемы. Основные требования планирующей системы под­вергаются нападкам. Выборы 1972 г., когда был сделан упор па сокращение военных расходов, закрытие налого­вых лазеек, реформу социального страхования, обеспе­чение большего равенства в распределении доходов и бо­лее строгие меры для защиты окружающей среды, были связаны с беспрецедентным наступлением на интересы пла­нирующей системы. Они принесли также беспрецедентное поражение. Возможно, однако, что это поражение следует рассматривать с точки зрения новизны этой попытки. Ни один политик, выступавший с такой поддержкой интере­сов общества и с такой критикой интересов планирующей системы, никогда и близко не подходил к выдвижению в кандидаты. Может быть, растущее общественное осоз­нание сделало это возможным. Не приходится и говорить, что для появления хоть ка­кой-нибудь возможности для раскрепощения государства должна существовать политическая группировка, которая разделяет точку зрения общества и открыто выступает за общественные интересы. Нужно ожидать, поощрять и при­ветствовать появление такого политического объединения в других промышленно развитых странах. Как в Соеди­ненных Штатах, так и в других промышленно развитых странах следует ожидать, что многочисленные политики более традиционного толка - либералы, лейбористы, со­циалисты и социал-демократы,- которые не могут отказаться от своей привычки к компромиссу с целями планирующей системы, объединятся для ее защиты. :> Ведущиеся в настоящее время политические дискус­сии в Соединенных Штатах и в других промышленно раз­витых странах касаются различных интерпретаций поня­тия общественных интересов. Утверждается, что цели пла­нирующей системы отражают такие интересы. Это в выс­шей степени вводящая в заблуждение формулировка, крайне выгодная для планирующей системы. Если об­щество осознает происходящее, дискуссия будет идти об общественных интересах как противоположности интере­сам планирующей системы, В этом состоят подлинные условия дискуссии. Первым определительным признаком для кандидата в президенты или на аналогичный пост в других странах является общественное признание и преданность общест­венным интересам, отличным от интересов планирующей системы. Это также является проверкой для кандидатов в законодательные органы, и в общей стратегии раскрепо­щения эти органы должны рассматриваться в качестве средства, играющего основную роль. Частично это порождает необходимость применения логического метода исключения. Государственная бюрок­ратия является естественным союзником техноструктуры; при высокой степени развития эти две организации срас­таются. Становится очевидной необходимость, чтобы ка­чества президента определялись в зависимости от его вос­приятия расхождений между интересами общества и пла­нирующей системы. Но президент в силу своего положе­ния является в какой-то мере пленником бюрократии, как и, являясь руководителем исполнительных органов, не может постоянно находиться в конфликте с организа­цией, которую он возглавляет. Конфликтные и одновре­менно дисциплинирующие отношения устанавливаются частично в силу неполного осуществления полномочий конгрессом. Как неоднократно отмечалось, все социальные реформы имеют теневую сторону, и в данном случае это особенно заметно. В последние годы конгресс стал центром борьбы против государственной бюрократии по таким вопро­сам, как ассигнования на противоракетную систему, созда­ние сверхзвукового пассажирского самолета, исследование космоса, разработку пилотируемого бомбардировщика, транспортного самолета «С-5А», транспортного космичес­кого корабля многократного использования, различных видов военного оборудования, оказание финансовой под­держки фирме «Локхид», по которым бюрократия нахо­дилась в теснейшем согласии с техноструктурой корпора­ций. Все эти вопросы могут служить примером расхож­дений между общественными интересами и интересами планирующей системы, когда последние удовлетворялись за счет определенных жертв со стороны первых. Эта реакция конгресса возникла не на пустом месте. Она почти несомненно, отражала растущее общественное соз­нание. Отсутствовало только точное представление о силах, которые вызвали эту реакцию. В прошлом конгресс Соединенных Штатов рассматри­вался исключительно как инструмент для решения сугубо экономических вопросов. Напротив, глава исполнительной власти обычно считался у либералов выразителем более широких общественных интересов. Происшедшая в наши дни перемена ролей не случайна; она, как и мно­гое другое в жизни, отражает приспособление к измене­ниям в основных институтах. На ранней стадии корпоративного капитализма конгрессмены и члены законодательных собраний штатов были естественными следами бизнесменов в делах госу­дарственного управления. Предприниматель пользовался своими собственными ресурсами или же теми ресурсами, которыми он мог свободно распоряжаться. Эти ресурсы - деньги и голоса наемных работников наряду с уважением и страхом, которые вызывались зависимостью окружающе­го общества от его благосклонности или от способности из­бежать его воздействия, - были, таким образом, для него источником политического влияния. Лица, добившиеся избрания, ведут себя как полагается подчиненному су­ществу. Кроме того, если говорить о федеральном прави­тельстве, конгрессмены и большинство сенаторов избира­лись от поддающихся управлению мелких избирательных округов, в которых деньги и влияние ведущих предприни­мателей могли быть использованы с большим эффектом. Ни один законодатель не мог иметь никаких сомнений в том, что является источником поддержки, что ожида­ется от него взамен и каковы будут последствия его неспособности сохранить верность. Как бы ни были высоки его моральные качества, он приспосабливал свои убеждения и тем самым свою совесть к политической необходимости. Напротив, у президента был гораздо более широкий круг избирателей. Ни одна фирма или отрасль промышлен­ности не могли претендовать на значительную роль в его избрании. Он также избирался в результате гораздо более явного процесса, который требовал, чтобы любая капитуляция перед экономическими интересами тщательно скры­валась. Существовавшее среди либералов мнение, что национальная исполнительная власть стоит выше сугубо экономических интересов в огромной мере усилилось после 1933 г., когда Рузвельт превратил оппозицию по отношению к банкам, крупному бизнесу и богачам в риторичес­кую (а в том, что касается если не экономического благо­состояния, то престижа, и реальную основу своей президентской деятельности); не имея другого выхода, консерваторы, в большинстве своем крупные и мелкие представители делового мира, обратились за помощью к конгрессу. Кроме того, государственная бюрократия, созданная в эти годы, решала вопросы, связанные с выплатой пособий по безработице, социальным страхованием, законодательством о минимальной зарплате, оказанием помощи профсоюзам и сельскому хозяйству, электрификацией сельских районов, созданием гидрокомплекса в долине реки Теннесси, помощью государственному и частному жилищному строительству. Ни одна из этих областей не служила непосредственно интересам зарождающейся пла­нирующей системы, в этих областях не мог существовать симбиоз с крупными корпорациями. Новые виды бюро­кратии (и бюрократия в целом) стали таким образом естественной мишенью нападок со стороны консервативных и определенных деловых кругов в конгрессе. В результате еще больше усилилось впечатление, что исполнительная власть является защитником общественных интересов перед лицом интересов экономики. После второй мировой войны положение очень сильно изменилось. Как уже отмечалось, услуги, оказываемые в планирующей системе, стали гораздо более значитель­ными. Возникшие бюрократические организации - Министерство обороны, Комиссия по атомной энергии. Националь­ное агентство по исследованию космического пространства, Центральное разведывательное управление - практически срослись с планирующей системой. В результате испол­нительная власть оказалась средством выражения их инте­ресов, т. е. интересов планирующей системы. В то же время влияние планирующей системы на законодательные органы, хотя вce еще сильное изменилось и, возможно, даже ослабло. У современной корпорации нет таких возможностей содержать и контролировать законодателей, какие были у менее развитой капиталистической фирмы. Члены техноструктуры не являются собственниками фи­нансовых ресурсов корпораций, которые они контроли­руют. Поэтому они несколько более ограничены по сравнению с капиталистом прошлого в использовании этих ресурсов для приобретения политической поддержки. Кроме того, капиталист старого типа был видной фигурой в данной местности или районе; он мог опираться на мест­ных политиков различного масштаба как на представите­лей его интересов. Масштабы деятельности корпорации, характерной для планирующей системы, соответствуют национальным границам. Поэтому имеется известная вероятность возникновения отрицательной реакции, когда корпорация, достигшая национальных масштабов, штаб-квартира которой находится в Нью-Йорке или Чи­каго, вмешивается путем оказания финансовой поддержки и использования других методов в местную кампанию по выборам в конгресс или сенат. Целесообразнее сосредоточить имеющиеся ресурсы и усилия на выбора пре­зидента. В конечном итоге планирующая система в своем воз­действии на государство опирается на свои возможности для оказания влияния на общественное мнение, на свою способность убеждать законодателей, а также обществен­ность в том, что ее требования совпадают со здоровой го­сударственной политикой. Однако члены законодатель­ных органов подвержены и противоположному воздейст­вию, а люди, которые их избрали, находятся под влиянием условий, которые несовместимы с тем, в чем пытается их убедить планирующая система. Эти люди страдают от неравномерного развития, неравенства доходов, загряз­нения окружающей среды или плохого качества товаров, возникающих потому, что интересы планирующей системы отождествляются с интересами общества. Поэтому, как считает планирующая система, на членов законодательных органов надеяться нельзя. Всегда существует опасность, что они опустятся до защиты общественных инте­ресов. Прежний капиталист находился в лучшем положении; ничто не сравнится с политической надеж­ностью человека, который приобретен либо за деньги, либо за счет страха неминуемого поражения в случае их потери. В неоклассической системе, как в известной сказке, избиратель дает наставления законодателю, а законода­тель передает их государственной бюрократии. Капиталист стремится, и не без успеха, изменить этот порядок путем приобретения контроля над законодателями. Благодаря своей способности управлять мнением планирующая сис­тема тоже в значительной степени обладает контролем над законодательными органами. Но гораздо более откро­венный и непосредственный контроль над законодателями она осуществляет через государственную бюрократию. Частично такой контроль обусловлен вознагражде­ниями, которые фирмы планирующей системы и сросши­еся с ними бюрократические органы могут выдать по­слушным законодателям. В свою очередь структура комитетов конгресса и связанные между собой системы подчинения и назначения на должности усиливают этот контроль. Начнем с системы назначения на должности; имеется основание предполагать, что член конгресса, бу­дучи однажды избран, если он не совершает особенно вопиющих нарушений личной пли общественной морали, должен быть переизбран. Будучи таким образом переиз­бран, он постепенно продвигается в системе комитетов кон­гресса, не заботясь о проявлении высоких личных качеств. Это приводит, с одной стороны, к еще большему удалению от воздействия со стороны общественности, отражающего сознание, и толкает к более тесным отношениям с го­сударственной бюрократией, с которой связаны его коми­теты. Наиболее важные комитеты - по вопросам ассигно­ваний, по делам вооруженных сил, бюджетный, финан­совый - это те, которые связаны с крупнейшими и наиболее влиятельными государственными бюрократиче­скими органами. Участие в них наиболее желательно. В этих комитетах соответствующее превосходство в положении и неизбежный разрыв с общественным сознанием достигают наивысшего уровня. Кроме того, члены законодательных органов, сочувствующие отдель­ному бюрократическому органу, стремятся добиться участия в комитетах, которые имеют прямое отношение к законодательству и ассигнованиям, затрагивающим этот бюрократический орган. Наконец, имеются прямые выгоды для послушных членов и председателей комитетов. Там, где капиталист когда-то давал своим законодателям умеренные суммы на личные расходы и избирательную кампанию, теперь ар­мия, флот и военно-воздушные силы предоставляют им дорогостоящие военные сооружения, промышленные пред­приятия и контракты. Избирательный округ покойного Менделла Риверса, председателя комитета по делам воо­руженных сил палаты представителей, был так густо покрыт этими щедрыми дарами, что выражались опасения, без сомнения преувеличенные, выдержит ли такое напря­жение лежащая в основании геологическая структура Штат Джорджия был также осыпан дарами в период деятельности покойного Ричарда Рассела в Сенатском комитете по делам вооруженных сил. На прежних формах политического подкупа со стороны капиталиста всегда лежала печать позора. При современном порядке дело обстоит иначе. По случаю первой публичной демонстра­ции транспортного самолета «С-5А» в Мариетте, штат Джорджия, президент Соединенных Штатов публично восхвалял ловкость, с которой сенатор Расселл добился получения этого подарка от государственной бюрократии. Система старшинства и структура комитетов конг­ресса не избежали критики. Они регулярно подвергаются нападкам за их неэффективность, некомпетентность, пас­сивность в отношении нужд и стремлений общества, их обвиняют в том, что они являются инструментом власти древних старцев, впадающих в маразм. Такая критика отчасти бьет мимо цели. Ее наиболее важная функция состоит в усилении контроля над конгрессом со стороны государственных бюрократических органов и в конечном итоге со стороны планирующей системы. Как всегда, необходимые реформы вытекают из суще­ства самой проблемы. На всех выборах в конгресс, па всех выборах в законодательные органы должна сущест­вовать тенденция не к переизбранию их членов, а к вы­бору новых. Это имеет крайне важное значение. Только активное выражение должностным лицом общественного сознания должно служить основанием для исключения из этого правила. Подобная тенденция в значительной мере повысит вероятность того, что законодатели будут отра­жать современные общественные требования. Она будет гарантировать, как само собой разумеющуюся, замену тех, кто при современных порядках по их собственному желанию или в результате давления кооптируется плани­рующей системой. Такая мера предотвратит постепенное подчинение чле­нов законодательных органов государственной бюрокра­тии, как обстоит дело в настоящее время. В жертву будет принесен опыт. Но тот, кого называют опытным законо­дателем, за редчайшим исключением, является человеком, который изучил нужды государственной бюрократии, и в особенности таких ее органов, которые неразрывно свя­заны с планирующей системой. Существование комитетов конгресса необходимо. Од­нако тенденция к отказу от переизбрания означала бы также более быстрое обновление состава комитетов, что также способствовало бы существованию гарантий про­тив постоянного раболепства какого-либо комитета перед бюрократией, весьма для него выгодного. Подкуп путем обеспечения политических преимуществ в избирательном округе данного члена законодательного органа потерял бы свое значение, поскольку те, кто получает подобные взятка вскоре сошли бы со сцены. Тенденция к отказу от переизбрания должна сопро­вождаться мерами, направленными против системы стар­шинства. Хотя продолжительное пребывание на данном посту наносит гораздо больший вред, чем система стар­шинства, эти две системы дополняют друг друга; стар­шинство и связанное с ним влияние, включая доступ к соответствующим вознаграждениям от бюрократии, яв­ляются естественным элементом в процессе переизбрания. Тот, кого теперь называют «влиятельным председателем», является, за редким исключением, человеком, обладающим влиянием в конгрессе от имени одного из могущественных государственных бюрократических органов, наиболее ха­рактерным примером которых являются вооруженные силы. Избрание председателя другими членами комитета, представляющими ту же партию, вместо автоматического выдвижения в связи с возрастом заставило бы такого председателя внимательно относиться к мнению своих коллег-законодателей. Поскольку он будет обязан служить им, он не может больше служить столь безоговорочно, как сейчас, бюрократии и планирующей системе. Действительно выполняющий свои задачи президент -- это тот президент, который в своем руководстве бюро­кратией подчиняет ее общественным целям, иным, чем цели планирующей .системы. Слабым президентом яв­ляется тот, кто капитулирует перед совместными целями планирующей системы и государственной бюрократии. Однако конгресс играет доминирующую роль в деле раскрепощения государства. Он не является частью го­сударственной бюрократии и, значит, должен чутко реаги­ровать на общественные потребности. При такой моти­вировке деятельности конгресса у президента появляется возможность для выявления общественных интересов и стремления к их осуществлению. Даже слабый президент начнет действовать в этом направлении. Без давления и поддержки конгресса почти любой президент безнадежно окажется жертвой государственной бюрократии и плани­рующей системы. В условиях, когда общество сознает свои потребности и государство раскрепощено (гигантски трудная, но ре­шающая предпосылка), становятся возможными и необ­ходимыми семь направлений деятельности со стороны общества. По всем этим направлениям давление общественных потребностей уже заставило принять некоторые меры, противоречащие санкционированному мнению планирую­щей системы. Вот эти семь требований: 1) Меры для обеспечения равенства власти в эконо­мической системе. Невозможно применение каких-либо средств, которые бы не увеличивали власти рыночной системы или не уменьшали власти планирующей системы либо не делали того и другого. Обеспечение равных ре­зультатов деятельности и равных доходов требует обеспе­чения равной власти. 2) Меры, непосредственно направленные на выравни­вание возможностей в рамках экономической системы. Предметом особой заботы являются такие функции, как обеспечение жильем, наземным транспортом, услугами в области здравоохранения, искусства и культуры, которые плохо поддаются организации со стороны планирующей системы и которые недостаточно умело оказываются ры­ночной системой. Это определяет основную область со­циальных действий или социализма. 3) Меры, непосредственно направленные на обеспече­ние равенства в доходах между рыночной и планирующей системами, как и внутри планирующей системы для смягчения и успешного преодоления присущей ей тен­денции к неравенству. 4) Меры для координации интересов планирующей системы в той части, поскольку они оказывают воздей­ствие на окружающую среду, с интересами общества. Эти меры включают регулирование и запрещение таких по­следствий производства и потребления, как загрязнение воздуха и воды, нанесение ущерба ландшафту, которые служат интересам планирующей системы, но находятся в противоречии с интересами общественности. 5) Меры для контроля над государственными расхо­дами с целью обеспечения гарантии их использования в интересах общества, которые отличаются от интересов планирующей системы. 6) Меры для устранения систематических дефляцион­ных и инфляционных тенденций в планирующей системе. В отличие от прошлого они не должны стать источником дополнительного влияния планирующей системы. Необхо­димо добиться соответствия этих мер задачам достижения равенства в распределении дохода между двумя систе­мами. 7) Меры обеспечения межотраслевой координации, которую не способна осуществить планирующая система. Перечисленные категории государственного вмеша­тельства являются темой остальной части этой книги.


Неравномерное развитие экономики яв­ляется следствием неравномерного распределения власти в планирующей системе и между планирующей и рыноч­ной системами. С этим же обстоятельством связано нера­венство в доходах между двумя системами. Планирующая система обладает в самом общем случае властью над ценами, по которым осуществляются закупки ее товаров, также над ценами, по которым она покупает у рыночной системы. В результате условия торговли постоянно оказы­ваются выгодными для планирующей системы. В послед­нее время много говорится о тенденции ведущих отраслей промышленности развитых стран к эксплуатации «треть­его мира» благодаря своему контролю над условиями тор­говли. Еще больше можно было бы сказать о способности современной крупной промышленности эксплуатировать мелкое предприятие в своей стране, с которым она гораздо теснее соприкасается и где возможности для эксплуата­ции соответственно гораздо выше. Существо такого явле­ния не меняется от того, что наблюдается высокая степень самоэксплуатации мелкого предпринимателя либо эксплу­атации им членов своей семьи или наемных работников, которые не пользуются защитой ни со стороны закона, ни со стороны профсоюза. Хотя удобная социальная добро­детель восхваляет такого предпринимателя, подобные пох­валы, вообще говоря, не могут для него заменить доход. Ясно, что любое коренное изменение отношений между планирующей и рыночной системами должно начинаться с выравнивания власти между двумя частями экономики. Эта проблема представляет не только академический интерес. Она связана со жгучими практическими вопро­сами о том, как цены, заработная плата и доходы устанавливаются в обеих системах, - вопросами, в которых необходимость уже привела к действиям, не только не одобряемым традиционной экономической теорией, но и находящимся, в противоречии с ее выводами. С точки зрения, которая излагается в настоящей книге, эти дей­ствия - стабилизация цен на сельскохозяйственные продукты, прочие виды поддержки мелких предпринимателей, поддержки коллективных договоров, законодательство о минимальной заработной плате, предлагаемое введение гарантированного минимального дохода, международные товарные соглашения и даже некоторые протекционистские тарифы - являются совершенно оправданной реакцией на конкурентную слабость рыночной системы. Принятие соответствующего законодательства не было поспешным и опрометчивым, как это упорно утверждает традиционная экономическая теория. И это не реакция на особые условия, чрезвычайные трудности или особую политику, к чему, как правило, сводится их объяс­нение или оправдание При данной структуре современной экономики, в условиях существования двух систем такие действия являются логическим ответом на необходимость. Мы страдаем потому, что осуществляем слишком мед­ленно, слишком осторожно и со слишком большим чувст­вом вины меры для выравнивания власти, имеющейся у обеих систем. Немногие стороны неоклассической экономической теории вызывают большее восхищение своей эффектив­ностью, чем тот способ, которым она объясняет и скрывает невыгодные условия, в которых оказываются слабейшие. Единая теория фирм применяется ко всем. Соответственно отсутствует важнейший тезис о существовании различий в преимуществах между одной группой фирм и другой. Некоторые фирмы обладают контролем над своими це­нами. Но не этим отличаются крупные фирмы от мелких; можно обладать узкой монополией в равной мере, как и весьма широкой. К тому же монопольный контроль осуществляется в основном с целью повышения прибы­лей. Такой контроль не позволяет использовать какие-то особые пути получения технологии [В обычных лекционных курсах изредка упоминается тот аргумент, что монополия благодаря своим ресурсам и своей спо­собности использовать и защищать свои выгоды, получаемые от нововведений, может оказаться более прогрессивной, чем конкурентная фирма. И обыкновенно утверждается, что технология «по­рождает экономические выгоды массового производства, которые могут реализовать только крупные производители». То, что со­временная корпорация и власть, которой она обладает, являются частью более широкого приспособления к (в том числе) требова­ниям современной технологии, не имеет, разумеется, никакого значения. Пример стандартного, но сравнительно прогрессивного утверждения ортодоксального учения по этому вопросу см.: С. В. McConnel, Economics, 5-th ed., New York, McGrow-Hill, 1972, p. 405-406, откуда заимствована приведенная выше ци­тата.], капитала или установления контактов с государственными учреждени­ями. И хотя для этого не имеется определенных теоретиче­ских оснований, предметом почти всех дискуссий в неоклас­сической школе является воздействие монополии на по­требителя. Почти никакого внимания не уделяется ее контролю над издержками более слабых фирм, у которых она осуществляет закупки, или контролю над ценами, по которым она продает свои товары другим, более слабым фирмам. Таким образом, почти полностью выпадает из рассмотрения проблема условий торговли, вопрос о том, насколько они благоприятны для одних фирм и невыгодны для других. Из этого следует, что любые усилия мелких фирм к объединению, стабилизации и повышению их цен не рассматриваются как реакция на собственную слабость по сравнению с другими фирмами, выступающими на рынке. Это явное вмешательство в рыночный механизм - шаг в направлении монополии. Таким же, очевидно, является любое действие правительства, приводящее к подобному результату. Поэтому все действия такого типа подлежат осуждению. Неодобрительные отношения сохраняются, несмотря на то что более крупные фирмы благодаря своим более крупным размерам и более емким рынкам пользуются такой властью как должной. Объединение или согласованные действия объявляются вне закона, даже если их цель состоит в том, чтобы обеспечить мел­ким фирмам возможность для более эффективного осуще­ствления операций с их более крупными промышленными партнерами, т. е. изменить условия торговли в свою пользу. Весьма неестественными считаются даже попытки государства предоставлять капитал и техническую по­мощь мелким фирмам. Речь идет о таком капитале и технических знаниях, которые для крупных фирм являются естественными результатами их размеров и влия­ния. Мелкая фирма, подчиненная рынку, очень высоко ценится в неоклассическом учении. Экономисты злоупот­ребляют предметом своего обожания. Однако, как уже отмечалось, то, что игнорируется в теории, существует на практике. И опять обстоятель­ства диктуют действия, которые противоречат теории. В течение почти пятидесяти лет фермеры требовали и добивались определения минимально допустимого уровня цен на свои основные продукты [Отдельные шаги в этом направлении предпринимались и раньше. Первая гарантированная цена на табак была установ­лена в колонии Джеймс Ривер спустя примерно десять лет после прибытия первых европейцев.]. Такие же действия были предприняты во всех развитых в промышленном отношении странах. На переговорах, приведших к со­зданию европейского «Общего рынка», самой трудной проблемой явилось согласование различных уровней цен, установленных государством на сельскохозяйственные продукты в разных странах. В Соединенных Штатах в соответствии с законом Каппера - Вольстеда фермер­ские кооперативы были частично освобождены от необхо­димости соблюдать антитрестовские законы в интересах стабилизации рынков и цен. Снабженческие кооперативы долго стремились к оказанию влияния или осуществлению контроля над стоимостью электроэнергии, воды для оро­шения, удобрений, нефтепродуктов и других важнейших для сельскохозяйственного производства товаров и к обе­спечению их поставок по таким ценам. Подобным же образом розничные торговцы добились содействия со стороны государства при принятии законов о поддержании цен, т. е. законодательства, ограничиваю­щего снижение цен или предоставление скидок, которые они не могли контролировать. В соответствии с законом Робинсона - Пэтмана мелкие торговцы обеспечили себе защиту против снижения цен, возможного в результате более благоприятных условий для торговли, имеющихся у крупных конкурентов. Бесчисленное число других мел­ких дельцов-водители такси и владельцы таксопарков, винных магазинов, бензоколонок и стоянок автомашин - добились под тем или иным предлогом государственной поддержки в деле осуществления контроля над своими ценами. Классическим примером проявления слабости на рынке является продажа человеком своего труда. Профессиональ­ные союзы, за некоторым исключением, приобрели все­общее уважение как орган, компенсирующий конкурент­ную слабость рабочего, и добились в этом поддержки правительства. А там, где профсоюзы оказались неэффек­тивными, было применено законодательство о минималь­ной заработной плате для компенсации слабости отдель­ного продавца на рынке труда. Организованность и зако­нодательство о минимальной заработной плате отсутствуют только там, где положение рабочего очень слабо и где эксплуатация освящена удобной социальной добродетелью. Однако имеется слабое место в действиях, которые на­ходятся в противоречии с общепринятыми идеями. Те, кто занимает самую слабую конкурентную позицию в эконо­мике, вероятнее всего, будут слабыми и в политическом отношении. Так обстоит дело с сельскохозяйственными ра­бочими, художниками, многочисленными мелкими лавоч­никами и владельцами предприятий обслуживания. По­скольку попытки компенсировать их слабость осуждаются в традиционной экономической теории, вполне доброде­тельным делом будет полное отсутствие внимания к их нуждам. Намного труднее осуществить реформу, идущую вразрез с потоком общепринятых идей, а не на гребне этого потока. Вышеизложенное определяет характер и размах уси­лий, необходимых для ликвидации слабости рыночной системы. Это означает, что должна оказываться не вы­нужденная, не просто пассивная, а твердая позитивная поддержка ее попыткам повысить свои позиции на рынке. В рационально и справедливо построенной экономике второстепенные и слабые группы выявлялись бы и полу­чали помощь в деле своего развития. Существовала бы общая презумпция, направленная не против, а в защиту коллективных действий тех, кто многочислен, мал и слаб. Конкретно говоря, это означает следующее: 1) Общее освобождение мелких Предпринимателей от всех запретов по антитрестовским законам против сговора с целью стабилизации цен и производства. Любые возни­кающие злоупотребления следует исправлять регулирова­нием, а не попытками восстановить конкуренцию. Далее, там, где цены и доходы особенно низки или неустойчивы, необходима позитивная государственная поддержка про­цесса организации, направленного на стабилизацию цен производства и регулирование участия в этих отраслях. Соглашения, достигнутые с этой целью, должны быть совершенно обязательными. Следует особенно поощрять коллективные действия, ограничивающие самоэксплуата­цию, т. е. определяющие продолжительность и условия работы предпринимателей, работающих на себя, особенно в сфере услуг, розничной торговли и мелкой обрабатывающей промышленности. Такие действия, одобренные в случае необходимости в законодательном порядке, должны рас­пространяться на семейные предприятия. Хотя удобная социальная добродетель активно защищает право родите­лей самим трудиться до изнеможения и вынуждать к этому детей, подобное явление может быть вызвано столь же часто требованиями конкуренции, сколько и ро­дительскими предпочтениями и убеждениями. Цель не должна подвергаться сомнению. Не должно быть никаких попыток семантической, маскировки. Цель состоит в стабилизации дохода и усилении конкурентного положения рыночной системы с помощью коллективного, поддержанного государством воздействия на основные определяющие факторы дохода. Можно представить себе взрыв негодования по поводу этой реформы - по поводу подобного цехового социализма. Подобную реакцию следует отнести не на счет пагубных последствий реформы, а на счет влияния, которое имеют неоклассические догмы даже на самые образованные умы. Ибо результатом изложенных здесь предложений будет наличие у мелкого предпринимателя (и его рабочего) определенной уверенности в ценах и доходе и тем самым в инвестициях и планах, уверенности, которая для крупной фирмы (и се работников) является чем-то совершенно естественным. Эти предложения дают владельцу станции технического обслуживания, автомобильному дилеру, производителю обуви скромную долю рыночной силы, которую "Дженерал моторс", "Форд" или "Экссон" считают вполне само собой разумеющейся. Они дают мелким фирмам по производству одежды и украшений небольшую часть той силы в делах с "Сирс, Робак энд Монтгомери Уорд", которой последняя располагает в отношениях с ними. Следует прямо отметить, что предоставление мелкой фирме такой же власти, как и большой, включая власть эффективно вести дела с крупной фирмой, вызывает возмущение. 2) Прямое правительственное регулирование цен и. производства в рыночной системе, В рыночной системе, как и в сельском хозяйстве, самоорганизация для поддер­жания цен и повышения, таким образом, конкурентной силы с целью увеличения и стабилизации дохода часто неосуществима. Любой отдельный производитель может воспользоваться преимуществами более совершенных цен, возникающими в результате совместных действий, не со­глашаясь с ограничениями производства, которых обычно требуют такие действия. Когда эту возможность откры­вают для себя многие, кооперация распадается. В подоб­ных условиях правительственное регулирование цен и производства нужно рассматривать как совершенно нор­мальную политику. Поскольку использование техники и связанные с ней капиталовложения требуют стабильных цен, то результатом такой стабилизации нередко будет расширенное и более эффективное производство, чем в тех случаях, когда фирмы подвергаются воздействию непред­сказуемых случайностей рынка. Почти без исключений именно такими оказались результаты поддержания цен на сельскохозяйственную. продукцию, что опровергает, прогнозы традиционной экономической теории. 3) "Активное и эффективное поощрение организации профсоюзов в рыночной системе. Экономическая жизнь с максимальной определенностью показывает, что эконо­мическое развитие общества делает совершенно необходи­мым оказание рабочему, занятому в мелкой фирме, под­держки со стороны профсоюзов. Именно этот наемный рабочий находится в наиболее слабой позиции с точки зрения конкуренции; именно благодаря такой слабости его работодателю удается выжить. Даже самый беглый взгляд на положение сельскохозяйственного рабочего, рабочего без постоянного места работы, служащего мелкого пред­приятия в сфере обслуживания, надомника по сравнению с членом профсоюза в планирующей системе подтверж­дает это. Тем не менее законодательство Соединенных Штатов не распространяет на этих рабочих действие на­ционального закона о трудовых отношениях, лишая их тем самым необходимой поддержки. Трудно представить себе более нелогичную и даже варварскую форму дискри­минации [Однако такая дискриминация вызвала в настоящее время соответствующую реакцию. Процесс организации профсоюзов в сельском хозяйстве, хотя и получил широкую известность в по­следние годы благодаря усилиям Сезара Чавеса, все еще носит примитивный характер. Другие отрасли рыночной системы наряду с органами управления штатов и местиыми органами управления, где действуют в значительной мере аналогичные факторы, имеют наивысшие темпы роста профсоюзов. За период с 1960 по 1971 г. число членов в профсоюзе работников обслуживания, т. е. проф­союзе, совершенно очевидно относящемся к рыночной системе, увеличилось на 76%. Число членов в профсоюзе работников роз­ничной торговли (профсоюз в основном, хотя и не исключительно, действует в рыночной системе) выросло на 90%. За это же время союз работников органов управления штатов, графств и муници­палитетов увеличился на 150%. Темпы роста профсоюзов, отно­сящихся к планируемой системе, были гораздо ниже и составили соответственно 19% для профсоюза работников автомобильной промышленности, 4-для профсоюза работников сталелитейной промышленности, 0,2% для профсоюза машинистов (см.: «U.S. News and World Report», 1972, February 26). Данные за 1960 г. сообщены Министерством труда США, данные за 1971 г.-проф­союзами). ]. 4) Расширение области применения и значительное повышение минимального уровня заработной платы. Ры­ночная система в том виде, в котором она сейчас функ­ционирует, представляет собой орган, создающий мелкому предпринимателю возможность выжить путем уменьшения его дохода. Первый шаг к исправлению положения со­стоит в том» чтобы исключить принуждение, создать воз­можность для коллективных действий производителей с целью защиты против подобной тенденции. Второй шаг к исправлению положения состоит в поощрении органи­зации профсоюзов с тем, чтобы работодатели не могли по своей воле сокращать заработную плату своих рабочих. В силу серьезных причин работодатели традиционно ока­зывают сопротивление действиям профсоюзов. Поскольку эти отрасли являются мелкими и географически разбро­санными, они очень часто сталкиваются с внутренне не­преодолимыми трудностями в процессе организации. По­этому следующей линией обороны является минимальный уровень зарплаты. Необходимо использовать принцип минимальной зара­ботной платы гораздо более активно, чем это делалось в прошлом. Весьма важное обстоятельство состоит в том, что выявление приемлемого уровня не способствует выживанию мелкой фирмы в рыночной системе. Подобное явление связано с тем, что сама рыночная система спо­собна выжить частично благодаря своим исключительным возможностям для снижения заработной платы. Поэтому минимальная заработная плата, которая была бы совме­стима с выживанием в рыночной системе, увековечивала бы неравенство. Конечная цель существования минималь­ного уровня заработной платы состоит в ликвидации раз­личий в заработной плате между рыночной и планирую­щей системами. Это означает на деле принуждение тех, кто осуществляет закупки у рыночной системы, платить на товары полную цену, которая отражает равенство в доходах от зарплаты с планирующей системой, или же обходиться без этих товаров. Они не должны больше из­влекать выгоду из конкурентной слабости рабочих в ры­ночной системе. Для этой реформы необходимо, чтобы ни одна фирма не была настолько слабой, что (всегда с учетом необходимого времени на изменение и приспо­собление) ее следовали бы освободить от введения мини­мальной заработной платы. 5) Пересмотр точки зрения на международную орга­низацию производства товаров и некоторое изменение взглядов на тарифную защиту в рыночной системе. Крупная корпорация расширяет свои операции за пределы межнациональных границ. Таким образом, она эффективно защищена от специфических опасностей, связанных с международной торговлей. В других странах она при­нимает участие в олигополистических соглашениях, ко­торые исключают конкуренцию в области цен. Иностран­ные фирмы, проникающие на ее внутренний рынок, стал­киваются с одинаковыми ограничениями. Если ее позиция с точки зрения издержек оказывается слишком невы­годной, она может осуществлять производство йод своей вывеской в стране с низкими издержками. Имея такую защиту, она не нуждается в дальнейшей помощи в виде протекционистского тарифа. Подобная фирма может усвоить широкие взгляды на социальные достоинства сво­бодной торговли. Иначе обстоят дела у фирмы в рыночной системе. Ее единственная надежда на получение такой же защиты в области цен и дохода, которой столь свободно поль­зуется транснациональная фирма, связана с международ­ным соглашением о стабилизации цен и производства, осуществляемого путем действий официальных органов или с помощью тарифов. В прошлом заключались и дей­ствовали с переменным успехом международные соглаше­ния в отношении пшеницы, кофе, каучука и сахара. До­воды в пользу их существования очень сильны. Столь же оправданным может быть заключение менее формальных соглашений о стабилизации цен или зональных квотах на поставки между рыночными системами различных стран. Подобные соглашения будут выполнять в отноше­нии производителей в различных отраслях рыночной системы лишь те же функции, которые транснациональ­ные корпорации выполняют с гораздо большей эффектив­ностью в планирующей системе. Разница только в том, что, оказавшись в центре внимания, они вызовут негодо­вание. Доводы в пользу применения национальных тарифов для защиты конкурентоспособности национальной рыноч­ной системы гораздо менее обоснованы. Часто оказы­вается выгодной замена внутреннего производства иност­ранным. Весьма вероятно, что принятие тарифов приведет к ответным мерам и отрицательным последствиям, тогда как заключение международного соглашения не будет иметь таких последствий. Все же в тех случаях, когда введение тарифов необходимо в качестве составной части усилий, направленных на повышение конкурентоспособ­ности внутренней промышленности, подобные действия нельзя отвергать исходя лишь из теоретических положе­ний, Поступать так значило бы вновь лишить рыночную систему защиты, которую планирующая система созда­ет для себя и использует как часть своей основной структуры. 6) Наличие сильных доводов в пользу оказания пра­вительственной помощи в деле удовлетворения потребно­стей рыночной системы в подготовке кадров, получении капитала и технологии. Как мы видели, планирующую систему можно рассматривать как форму приспособления к требованиям современной технологии. Такая система имеет возможность обеспечивать себя капиталом в тре­бующихся размерах. Она также обладает уникальной способностью превращать то, что требуется для нее от общества, в том числе необходимость обеспечения квали­фицированной рабочей силой, в объект государственной политики. Рыночная система не располагает подобной властью. Действия государства, направленные на оказание мелкой фирме научно-технической помощи, обеспечение ее капиталом и квалифицированным персоналом, отра­жают не предпочтительное, а компенсирующее отношение. Они являются существенными элементами любой поли­тики, направленной на смягчение неравенства, присущего развитию обеих систем. Еще раз мы должны напомнить себе, что распространенная точка зрения определяется не объективными условиями, а властью планирующей си­стемы над мнениями. Оказание правительственной по­мощи в деле проведения исследований и подготовки спе­циалистов в области технических и физических наук внешне выглядит вполне оправданным. Планирующей системе нужны такие исследования и специалисты. Искус­ство, как мы видели, относится к рыночной системе. Помощь, оказываемая в неизмеримо меньших размерах развитию живописи, скульптуры, местного театра или телевидения, сталкивается с глубоким недоверием. Первый вид помощи оправдывается требованиями планирующей системы и отражает одобренную ею точку зрения. Второй вид зависит/от менее значительного авторитета рыночной системы. Мы уже в достаточной мере убедились, что экономи­ческое развитие зависит от способности управлять техно­логией и ресурсами, т. е. осуществлять и внедрять .ново­введения и оказывать им поддержку в виде необходимого капитала, рабочей силы и помощь со стороны государства. Действия, направленные на стабилизацию цен и на осуществление планирования, могут иногда, как, напри­мер, обстоит дело в сельском хозяйстве, повысить уровень развития. К долгосрочным последствиям таких действий будут относиться повышение производительности, увели­чение производства и снижение цен. Однако на это нельзя твердо рассчитывать. Основная цель только что упомянутых мер состоит в повышении конкурентоспособности членов рыночной системы и тем самым в увеличении их доходов. Эти меры не создают возможностей для всестороннего планирования. Однако самой общей и настоятельной проблемой современной экономики является не производство товаров, а распределение доходов от него. Поэтому необходимо принятие мер для исправления положения именно в этой области. Ниже мы рассмотрим средства, которые могут быть использо­ваны для улучшения неблагоприятных результатов дея­тельности основных отраслей в рыночной системе. В большинстве случаев последствия мер по повышению и стабилизации доходов рабочих и Предпринимателей будут состоять в повышении цен в рыночной системе по сравнению с уровнем цен в планирующей системе. Только таким образом можно исправить неравенство в доходах. Результатом повышения цен (при отсутствии других действий) явится уменьшение закупок, сокращение про­изводства и занятости в рыночной системе по сравнению с тем, что имело бы место в ином случае [Не обязательно произойдет абсолютное сокращение, так как оно может быть полностью предотвращено в результате общего роста экономики. Другие стороны процесса также не остаются без изменений. Широко признается тенденция в экономике к пе­реходу от производства товаров к производству услуг. Поскольку последние в основном представляются рыночной системой, более высокий рост в этой части экономики может компенсировать час­тично или полностью влияние относительного повышения цен.]. Это нужно признать. Рыночная система в настоящее время служит как сфера занятости в последнюю очередь. Соглашаясь на понижение своей заработной платы, лица, не могущие найти работу в гораздо более благоприятных условиях планирующей системы, получают возможность или найти работу, или работать на себя в этом секторе. Предлагаемые здесь реформы сокращают или устраняют эту возмож­ность. Убежденные сторонники традиционного подхода давно утверждают, что меры по повышению и стабили­зации доходов предпринимателей и рабочих идут на пользу только тем, кто уже имеет собственное дело или работу за счет аутсайдеров, потому что у них больше нет возможности предлагать свои услуги за более низкое вознаграждение. Этот аргумент имеет свои достоинства [Однако, как показывает прошлое, этот аргумент часто не выдерживал критики. Утверждалось, что повышение минималь­ной заработной платы приведет к замене труда капиталом в ка­честве производительной силы, более или менее однородной по качеству. Результатом явится безработица. Обычно не учитывает­ся вероятность того, что при таких условиях рост экономики по родит более чем достаточный спрос на рабочие руки.]. Он обретает особую силу, если в силу неграмотности, про­живания в городском гетто или сельских трущобах или в силу расовой дискриминации эти лица не могут сво­бодно найти работу в планирующей система. Однако решение не может состоять в постоянном навязывании низкого вознаграждения для всех участни­ков рыночной системы. Напротив, оно состоит в том, чтобы осуществить компенсацию рыночной системы и обеспечить другие источники дохода для тех, кто при подобных условиях не имеет или не может получить ра­боту. Только таким образом рыночная система может отойти от своей роли в качестве источника рабочих мест с более низкой оплатой, чем в планирующей системе. Только таким путем можно в какой-то мере достигнуть равенства между двумя системами без того, чтобы пере­ложить всю тяжесть реформы, т. е. любых мер по обеспе­чению равенства, на тех, кто остается совсем без дохода. Итак, мы подходим к последней и самой настоятельной реформе из этой серии. Она состоит в предоставлении гарантированного или дохода, или других его источников как неотъемлемого права тех, кто, не может найти себе применение. Как обычно, обстоятельства вызвали если не действия, то по крайней мере дискуссию. В настоящее время доступ к сравнительно хорошо оплачиваемой работе в планирую­щей системе закрыт для очень большой части рабочей силы; планирующая система - это клуб, к которому при­надлежит лишь меньшинство. Не все из тех, кто стекается в промышленные центры в поисках доступа в планирую­щую систему, имеют возможность (или в некоторых слу­чаях желают) найти работу в рыночном секторе. В ре­зультате вызывает сожаление, но считается само собой разумеющимся тот факт, что большое число людей в самые лучшие времена будут нуждаться в доходе из об­щественных источников - зависеть от благотворительности государства. В то время, когда пишутся эти строки, в Соединенных Штатах происходит дискуссия о мерах, направленных на придание регулярного характера этой форме дохода и оценке его в качестве нормального аспекта экономической системы. Консервативная администрация выступает за очень умеренные размеры такого дохода. Более либерально настроенные претенденты на государственные должности, с одной стороны, защищают более щедрые нормы, а с другой - обличают их как признак массовой праздности, морального разложения и общест­венного банкротства. Неуместность и банальность дискус­сии не оттолкнет того, кто следит за этим анализом. Она отражает реальное положение вещей. Руководящий принцип для предоставления иных источ­ников дохода будет ясен из предшествующего анализа. Уровень этого дохода должен быть несколько ниже того, что может обеспечить планирующая система. Тогда это позволит установить норму компенсации, которая тре­буется в рыночной системе. Предприниматели, работаю­щие в своих фирмах, не будут вынуждены сокращать свой доход ниже этого уровня, чтобы обеспечить себе работу. Таким образом, наличие иных источников дохода ставит предел вынужденной самоэксплуатации. Подобным же образом он устанавливает предел, ниже которого не может опуститься заработная плата в рыночной системе. Мигрирующая семья из пяти человек не будет столь до­ступна для найма на сельскохозяйственные работы за 3000 долл. в год, если доступный минимум (5000 долл.) может быть обеспечен за счет дохода этой семьи. Против введения принципа использования других источников дохода нельзя выдвигать возражение, что некоторые из тех, кто его получает, перестанут работать. Все предложения по этому вопросу предусматривают, что человек, который работает, должен получать больший доход; чем тот, кто не работает; это справедливо. Когда он поступает на работу, он должен терять не весь доход из других источников, а только некоторую его часть, чтобы ему всегда было выгоднее работать, чем бездельничать. Работа остается неизбежным требованием экономического общества. Но главный смысл обеспечения других источ­ников дохода состоит как раз в том, чтобы человека нельзя было заставить сократить свой доход ниже неко­торого минимума, чтобы получить эту работу. Нельзя также выдвигать против концепции обеспече­ния других источников дохода аргумент, что некоторые экономические задачи перестанут выполняться. Многие низкооплачиваемые услуги унизительного характера, когда человек чистит обувь в отеле или в аэропорту или продает полотенца в туалете, в настоящее время выпол­няются людьми, у которых нет иного источника дохода, или по крайней мере теми, кого удобная социальная добродетель убедила в том, что уважение требует от них выполнения бесполезных и унизительных услуг. При на­личии иного источника дохода некоторые из занятых на таких работах перестали бы работать. Исчезли бы услуги, которые они оказывают. Это нужно рассматривать не как потерю, а как скромный шаг к обеспечению всеобщей цивилизации. Услуги, которые общество достойно не вознаграждает, не настолько важны, чтобы нужно было сожалеть об их исчезновении. Уже достаточно сказано о реформах, направленных на усиление конкурентного положения рыночной системы, ее претензий на доход и ее перспектив на относительное равенство с планирующей системой. Ключевыми усло­виями являются: организация мелких предпринимателей, в том числе работающих в своих собственных фирмах с целью создания условия для некоторого сокращения различий в конкурентоспособности с планирующей систе­мой; более строгое соблюдение установленного минимума заработной платы и оказание активной поддержки организации профессиональных союзов в тех секторах, где в прошлом им оказывалась наименьшая помощь и где они больше всего нужны. В весьма значительной мере дей­ственность этих шагов будет повышена путем создания возможностей для широкого использования альтернативных источников дохода. Это имеет решающее значение для .всех реальных надежд на преодоление хронического неравенства между планирующей и рыночной системами.


Рынок с точки зрения неоклассической си­стемы представляет собой инструмент для распределения экономических ресурсов - рабочей силы и капитала - между разными сферами их применения, в конечном ито­ге осуществляемого в соответствии с волей потребителя. Это также инструмент, с помощью которого оцениваются и оплачиваются такие ресурсы; такая оплата в целом соот­ветствует ценности их вклада (формально на предельном уровне) в решение производственных задач, в которых они участвуют. В тех случаях, когда речь идет о рабочей силе, люда с каким-нибудь редким и полезным талантом получают очень высокое вознаграждение. Поэтому нет серьезных оснований для негодования или недовольства. Люди, обладающие подобным талантом, много получают, потому что они много дают. Другие люди, имеющие меньшие даро­вания, получают более высокие доходы благодаря тому счастливому случаю, что они находятся под руководством или связаны иным образом с людьми, чей талант позво­ляет достигать огромных заработков. Хорошо оплачивае­мому человеку было бы трудно вообразить более привле­кательную картину. Он преуспевает потому, что хорошо работает; благодаря тому, что он хорошо работает, другие преуспевают больше, чем они того заслуживают. Реальность планирующей системы, как мы видели» более прозаична. Вознаграждение зависит не от рынка, а от чисто человеческих факторов. Такова природа пла­нирования В зрелой корпорации этот порядок своим су­ществованием в значительной мере обязан традиции - ничто не принимается с большей готовностью, чем то, что босс должен получать гораздо больше, чем его подчиненный, хотя последний может быть гораздо умнее, энергичнее я чья деятельность является более эффективной. Если иерархия в корпорации является очень сложной, как это обстоит, например, в весьма крупной корпорации, то разница в вознаграждении между работниками наивыс­ших и самых низких ступеней иерархии должна быть вследствие этого очень значительна. Власть тоже играет важную роль в определении раз­меров вознаграждения. По мере продвижения человека в иерархии корпорации его власть возрастает. Эта власть неизбежно приводит к увеличению возможностей для ока­зания влияния на его собственный заработок и заработок управленческого звена, к которому он принадлежит сам. Это простой, достаточно очевидный и чрезвычайно важ­ный факт. Кроме того, в конечном итоге заработная плата на различных уровнях иерархии одной корпорации стано­вится нормой для других. Кадры управляющих и специа­листов легко взаимозаменяемы. Если уровень заработной платы для данной категории управляющих в другой кор­порации выше, они скорее предпочтут продвижение в этой фирме, чем в своей собственной. Это станет оправданием для повышений в первой фирме. Совсем необязательно, что эти фирмы столкнутся в результате с какой-либо не­хваткой кадров управляющих; предложение услуг или их качество не стало бы меньше при более низких уровнях компенсации. Быть управляющим до сих пор намного лучше, чем закручивать гайки в цехе. Данный порядок служит только для создания видимости того, что заработ­ная плата определяется объективными внешними силами. Представление об объективно определяемой шкале заработной платы имеет огромное значение для тех, кто от него выигрывает. Глава «Дженерал моторс» или ИТТ получает почти в 50 раз больше обычного рабочего на сбо­рочном конвейере или в фабричном цехе, т. е. разница является очень большой человек, получающий такое воз­награждение, не решится утверждать, что он приносит пользы в 50 раз больше. Если бы возникло мнение, что такое жалованье является проявлением его собственной щедрости, то это вызвало бы недовольство. Но как человек принимает смену времен года, стихийные бедствия и наступление старости, он так же принимает требования конкуренции. Согласие с этими требованиями является почти пол­ным. Даже радикал не связывает заработную плату главы «Дженерал моторc», «Дженерал электрик» или «Дженерал дайнемикс» с властью, хитростью и жадностью этих лиц. Таковы процессы, происходящие в капиталистическом обществе и на капиталистическом рынке. Те, кого это касается, являются невинными жертвами своей удачи. Профсоюзные лидеры не выражают каких-либо протестов. Если управляющий может что-то получить, он это заслу­живает. Обязанность честного профсоюзного лидера - добиваться большего для своих людей, а не беспокоиться о том, сколько получают другие. Если исключить рыночные отношения - ширму. Кото­рую использует планирующая система,-то применяемый ею способ определения уровня заработной платы стано­вится проблемой, представляющей большой интерес, и непосредственным объектом государственной политики. Разница в зарплате между теми, кто получает больше всего, и теми, кто получает меньше всего, нуждается в оправдании. Вывод о том, что эта разница отражает вопиющее и не имеющее оправдания неравенство, стано­вится неизбежным. Нет никаких оснований и причин по­лагать, что привлечение талантливых управляющих тре­бует стимулирования в виде существующих цен на них. Число способных и энергичных кандидатов всегда велико. Те, кто получает самое высокое жалованье, занимают должности, в наивысшей степени удовлетворяющие их. Они также являются людьми, результаты деятельности которых меньше всего зависят от жалованья,,-они больше всего горды своей моральной преданностью своей работе- Напротив, те, кто выполняет самую неприятную и унизительную работу, получают самое маленькое жало­ванье. И это люди, для которых жалованье имеет самое большое значение для обеспечения возможности выпол­нять работу, связанную с большими усилиями. Пришелец с другой планеты или посланец бога, вне всякого сомне­ния, были бы поражены этим порядком и еще больше тем фактом, что люди согласны с ним. В принципе существует четыре пути для исправления положения. Не только уровень заработной платы, но и различия в этом уровне должны стать предметом об­суждения при заключении коллективных договоров. Достижение большего равенства в планирующей системе должно стать целью налоговой политики. В конечном итоге структура фирмы должна быть такой, чтобы она способствовала быстрому сокращению подобных различий. В классической системе при заключении коллективных договоров интересам собственника противостоят интересы рабочего. Борьба идет вокруг распределения доходов между этими двумя сторонами. То, что собственник выплачивает своему управляющему или агенту, т. е. инструменту, который используется для осуществле­ния воли, является деталью, не имеющей отношения к профсоюзу. С усилением техноструктуры такая точка зрения ста­новится весьма устарелой. Техноструктура теперь является подлинным источником власти. Ее вознагражде­ние зависит от этой власти, а не от ее соглашения с капи­талистом. И размер вознаграждения, распределяемого подобным образом, перестает быть второстепенной проб­лемой. Стоимость содержания техноструктуры составляет существенную часть общих доходов. Нельзя больше не обращать внимания на ее долю по сравнению с тем, что получают рабочие. Профсоюз, который не добива­ется для своих членов соответствующей доли в общей сумме заработной платы, больше не выполняет своих задач. Активное стремление к получению дополнительных доходов, включая различные льготы и привилегии нефи­нансового характера, связанные с уровнем занимаемой должности, имеет особое значение для служащих. В этом случае постоянно занимающая низшее положение каста, состоящая в основном, но не исключительно из женщин, обязана выполнять роль разрекламированной неполноцен­ности. По общему мнению, вознаграждение за выполне­ние секретарских обязанностей, составление и обработку документов, обработку информации, осуществление расче­тов и т.д. обязательно должно быть ниже вознаграждения за выполнение административных функций. Считается также само собой разумеющимся, что привилегированные должности будут и дальше закрыты для тех, кто испол­няет секретарские и аналогичные им функции. Это важно для увековечения кастовых различий. Секретари и люди, выполняющие другую аналогичную работу, отказались бы от дальнейшего выполнения своей профессиональной услужливо покорной роли, если бы у них поддерживалось мнение, что они могут выполнять работу тех, кого они обслуживают. Если бы дело обстояло подобным образом, административный работник чувствовал бы себя менее уверенным в своем превосходстве и в целом менее удо­влетворенным. Поэтому административные кадры наби­раются отдельно из тех, кто якобы имеет особый талант или подготовку; такая сегрегация еще более усиливается почти повсеместной традицией, состоящей в том, что высшие административные кадры в крупной кор­порации должны состоять почти исключительно из белых мужчин. Как уже отмечалось, денежное вознаграждение, связанное с конкретным административным уровнем, дополняется привилегиями различного характера. Эти привиле­гии часто ценятся не столько за их конкретное содержа­ние, сколько за то, как они свидетельствуют о высшем (или низшем) статусе. Высшим кастам предоставляются нарочито просторные и соответствующим образом обстав­ленные кабинеты, им полагаются особые столовые и туалеты, для них создается возможность изменить распорядок своего рабочего дня в соответствии с личными предпочте­ниями и индивидуальными особенностями, от них ожидают соответствующих должности величественных и властных манер. Подчиненным кастам отводятся переполненные рабочие помещения и общие туалеты, им достается бо­лее скромная пища и столовые, они должны быть чисто­плотными, скромными в одежде, пунктуальными в соблюдении рабочего распорядка и почтительными в общем поведении. В последнее время появились некоторые признаки, что различия в заработной плате и связанные с ними символы превосходства или подчинения становятся объектом рас­смотрения при заключении коллективных договоров и других форм групповых действий. В Скандинавских странах, Германии и Англии произошло некоторое увели­чение активности профсоюзов в связи с исключительно неблагоприятным положением тех, кто выполняет самую неприятную работу, В Соединенных Штатах женщины проявляют признаки того, что они не столь охотно, как раньше, соглашаются со своим постоянным подчинением. В тех случаях, когда к совместной работе привлекается большое количество служащих, например в управлениях страховых компаний и крупных промышленных корпора­ций, встречаются отдельные примеры действий, направ­ленных на ликвидацию таких явных признаков подчине­ния, как менее качественное питание, требования к одежде или необходимость подчеркнуто подобострастного поведения, в присутствии вышестоящих служащих. Однако вероятность того, что профсоюзы смогут добиться с помощью активных действий сокращения раз­личий в заработной плате, а также льготах и привиле­гиях и прочих различий по крайней мере сомнительна. Когда дело касается производственных рабочих, традиция невмешательства в подобные вопросы очень сильна. Такая традиция, сочетается с явной чувствительностью техноструктуры ко всему, что выглядит как покушение на ее автономию, включая ее право творить благодеяния. Общей тенденцией, характерной для профсоюзов, является не борьба с техноструктурой, а стремление добиться равного с ней положения. Во всяком случае, еще более сильной является тенден­ция со стороны служащих отождествлять свои интересы с интересами техноструктуры. Большинство таких работ­ников убеждены, что их личное благополучие будет лучше защищено не в результате организации и укрепления силы коллектива, а в том случае, если им удастся добиться хорошего мнения о себе среди членов более высокой касты. Вследствие этого они принимают свою подчиненную роль и отождествляют свои интересы с интересами организации, частью которой они являются. Такое заис­кивание, самоотречение и подчинение личности организа­ции именуется лояльностью. Подобная лояльность имеет очень большое значение в понятиях удобной социальной добродетели планирующей системы-добродетели, кото­рую одобряют все члены планирующей системы. Практи­ческий результат состоит в том, что низшие слои служа­щих в основном выступают против организации проф­союзов. Ничто не способствовало бы в большей мере достиже­нию равенства внутри техноструктуры, чем создание сильного профсоюза служащих, который поставил бы перед собой постоянную задачу обеспечения для своих членов определенной части выгод и привилегий, которыми в настоящее время вознаграждают себя те, у кого больше власти. Однако вряд ли такая надежда имеет под собой достаточные основания. С точки зрения обеспечения равенства более благопри­ятным является в достаточной мере равное распределение доходов, чем неравное распределение, которое затем исправляется при помощи налоговой системы. Не удиви­тельно, что люди будут сопротивляться любым попыткам изъять уже полученный доход, насколько справедливыми они бы ни были. Они будут проявлять огромную изобре­тательность в. защите своей собственности. Тем не менее система прогрессивного налогообложения является необхо­димым элементом сознательных усилий с целью достижения большей степени равенства в планирующей системе, Обоснованность существования такой системы налого­обложения в исключительной степени возрастает, если достигается понимание природы планирующей системы. До тех пор. пока считается, что доходы членов техно­структуры определяются рынком, эти доходы имеют функциональный характер. Они представляют собой то, что следует уплатить для получения необходимого коли­чества трудовых усилий определенного качества и обеспе­чения притока рабочей силы соответствующей квалифи­кации. Само существо подобных платежей будет подор­вано, если после того, как они произведены, значительная часть вычитается в виде налогов. Можно добавить также некоторые возражения морального порядка. Вознагражде­ние работника определяется его усердием и сообразитель­ностью и его вкладом в результате применения этих качеств в общественный продукт. Государство, без­условно, должно проявлять большую осторожность в изъ­ятии того, что получено благодаря проявленным усилиям и способностям. В соответствии с этой доктриной и в силу тенденции, состоящей в том, что государство принимает в качестве обоснованной экономической теории предпочтения плани­рующей системы, законы о налогообложении весьма либе­ральны в отношении доходов высших слоев служащих. Значительная часть этих доходов не затрагивается, поскольку относится к категории необлагаемого потребления. Это потребление - официальные приемы, отдых, путеше­ствия и подарки - считается важным для выполнения деловых функций, хотя неофициально все признают его фактически привилегированным удовольствием. Другая существенная часть дохода обычно относится к кате­гории поступлений от возрастания стоимости капитала, и максимальная ставка налога составляет 35%. Как уже ранее отмечалось, значительную уступку представляет недавнее ограничение ставки налога на доход от заработ­ной платы с максимальным пределом в 50%. Основания для предоставления таких льгот исчезают, если доход высших слоев служащих рассматривается не как функция рыночной оценки, а как результат традиции, положения в иерархической структуре и отношения к бюрократической власти. Поскольку именно эти факторы, а не проявленные усилия, навыки и знания являются факторами, определяющими размер вознаграждения, то нечего бояться, что рост налогообложения создаст угрозу снижения затрат энергии и способностей. В равной мере снижение налогов не будет способствовать их увели­чению. Единственным результатом приводимых доводов будет сохранение или усиление неравенства. Рынок здесь ни при чем. Но миф о нем сохраняется как средство, позволяющее уклоняться от уплаты налогов тем, кто как раз имеет самые большие возможности для их уплаты. Наш анализ подтверждает необходимость самого энер­гичного применения прогрессивного подоходного налога в качестве инструмента обеспечения равенства и показы­вает несостоятельность доводов в пользу особого подхода к тому, что в применении к высшим категориям жалова­нья с большой натяжкой называется заработанным дохо­дом. Точно так же отрицается необходимость применения особых денежных стимулов с целью повышения актив­ности служащих. Третьим инструментом для выравнивания уровней дохода в планирующей системе является вмешательство государства Оно становится возможным и до некоторой степени неизбежным при помощи контроля над заработной платой и ценами. С развитием планирующей системы государственное вмешательство для стабилизации заработной платы и цен становится неминуемым. Это приводит к окончательной ликвидации представления о том, что доход в конечном счете определяется рынком, фактически это означает официальное признание факта планирования. Раз заработная плата стала объектом официальной политики, то не легко доказывать, что жалованье администраторов должно оставаться неприкосновенным, хотя, поскольку разумной политикой объявляется все, что служит интересам техноструктуры, такие усилия будут предприниматься. И как только заработная плата становится объектом государственного вмешательства, ничто не препятствует следующему шагу, который состоит в том, чтобы с помощью подобного вмешательства сократить различия между теми, кто выполняет неприятную работу, и теми, кто доволен своей работой. Если более равномерное распределение доходов считается целью государственной политики, то целью контроля над заработной платой должно являться обеспечение ее равенства, т. е. уменьшение различий, которые отражают не функциональные зависимости, а обусловлены иерархической структурой, традициями и властью. Это в свою очередь может потребовать такого же уменьшения различий в правительственном аппарате, в университетах и среди людей свободных профессий. Для многих это стало бы серьезной проверкой их приверженности делу широкого равенства. Установление максимально допустимого разрыва ме­жду средней и наивысшей заработной платой было бы самым прямым и эффективным способом обеспечения большего равенства внутри фирмы. Если заработная плата должна устанавливаться государством, то не менее закон­ными являются действия государства, направленные на регулирование аналогичным образом различий в оплате между рабочими и административным персоналом. По мере расширения контроля над ценами и заработной пла­той это должно стать целью. Даже медленно осуществляе­мая политика лучше, чем полное отсутствие какой бы то ни было политики. Общей задачей контроля над ценами и заработной платой в планирующей системе должно стать поддержание общего стабильного уровня цен, до­пускающего в то же время рост заработной платы по мере роста производительности. Наряду с выполнением задач, направленных на обеспечение большего равенства, это означает, что предоставление любых выгод должно произ­водиться почти исключительно в отношении низкоопла­чиваемых работников, в том числе низкооплачиваемых служащих. В этом случае в течение ряда лет происходил бы неуклонный рост их реального дохода, тогда как у лиц, относящихся к высшим категориям заработной платы, доход по крайней мере оставался бы постоянным. И как обычно обстоит дело в тех случаях, когда ана­лиз выявляет направление действий, мы сталкиваемся по крайней мере с элементарным проявлением таких дейст­вий в реальной жизни. Никакая формальная теория не оправдывает государственного вмешательства в доходы служащих высшего ранга. Как было отмечено выше, соли­дарность республиканской партии в Соединенных Штатах с интересами планирующей системы является фактом, ко­торый никем серьезно не оспаривается. И все же в 1971 г., когда президент Р. Никсон был вынужден заморозить заработную плату и цены, он предпринял действия, кото­рые, по крайней мере в принципе, затрагивают заработную плату служащих. Никто не спорил, что зарплата админи­стративных работников является важным источником инфляционного давления. Но даже президент, чью соли­дарность с миром корпораций невозможно было скрыть, не мог утверждать, что рынок уступил место планирова­нию в определении уровня зарплаты рабочего, но это не относится к административному персоналу. Если прави­тельство проявляет интерес к уровню зарплаты одного, оно обязано интересоваться и зарплатой другого. По ло­гике вещей, следующим шагом должно стать проявление интереса к соотношению между ними. Корпорацию в ее зрелой форме в принципе можно рассматривать в качестве инструмента сохранения нера­венства. Как мы видели, акционеры не выполняют каких-либо функций. Они не оказывают влияния ни на капитал, ни на руководство; они являются пассивными получате­лями дивидендов и процентов на капитал. Поскольку последний возрастает из года в год, безо всяких усилий растут доходы и богатство акционеров. А традиция обес­печения секретности способствует независимости техноструктуры в вопросах определения уровня зарплаты своих членов и в дальнейшем увеличении существующих раз­личий. Решение могло бы состоять в превращении зрелых корпораций - тех, которые из чувства сострадания ускорили агонию власти акционеров, - в полностью государственные корпорации. Исходя из нежелательности экспро­приации, это означало бы выкуп государством акций с помощью государственных процентных бумаг. Это со­хранило бы неравенство, но не позволило бы ему бесконт­рольно увеличиваться по мере роста дивидендов и воз­растания стоимости капитала. Через некоторое время передача собственности по наследству, налоги на наслед­ство, филантропия, расточительство, алименты и инфляция приводили бы к истощению этого богатства. Тем временем государство определило бы допустимые различия в зара­ботной плате в соответствии с тем, что считается необхо­димым и справедливым. В принципе такое изменение не оказало бы никакого влияния на руководство. Акционер исчезает, но он и прежде был бессилен. Одаренные люди, даже относя­щиеся к наиболее низкооплачиваемым категориям, пред­почли бы административные должности, а не работу в цехе. И действительно, имеется множество таких государ­ственных корпораций: «Рено», «Фольксваген» в его луч­шие годы, Управление гидроэнергетического строитель­ства на реке Теннесси, многочисленные предприятия коммунального пользования, принадлежащие государству, которые неотличимы по своим операциям от так назы­ваемых частных корпораций. Во всяком случае, мы здесь имеем дело с той частью экономики, которая характери­зуется относительной гипертрофией развития. В резуль­тате общественные требования эффективности имеют второстепенное значение по сравнению с требованиями равенства. Становится ясно, что наш анализ завел нас в область, совершенно не затронутую, не исследованную современ­ной общественной и экономической мыслью, куда не осмеливаются проникать даже храбрецы. Даже в самых смелых теоретических рассуждениях не допускается мысль, что существует форма организации более высокая, чем «Дженерал моторc» и «Дженерал электрик». Если бы мы обратились к исследованию вероятной эволюции кор­пораций, и особенно к тому, какое влияние она окажет на возможность достижения большего равенства, это бы соответствовало повсеместно превозносимому понятию преданности канонам свободной и пытливой мысли. Однако мало вероятно, что были бы предприняты какие-либо действия, вытекающие из такого исследования. Есть, однако, другие шаги к социализму, имеющие бо­лее непосредственный и настоятельный характер. Речь идет об областях, в которых все промышленно-развитые страны в силу необходимости под прикрытием разного рода маскировки уже проделали значительную работу. К этому реально существующему социализму мы теперь и обратимся.


Как было отмечено ранее, ни один про­ект социальных реформ не подвергается такому полному замалчиванию в солидных дискуссиях, как социализм в Соединенных Штатах. Его непринятие главными полити­ческими партиями не подлежит сомнению. Даже самый радикальный кандидат на государственную должность, если его намерения серьезны, следует общему примеру: «Я, разумеется, не выступаю за социализм». Очень часто он объясняет, что предлагаемые им меры именно благодаря своему радикализму предназначены для спасения страны от социализма. Свободное предпринимательство нуждается в защите от бедствий, связанных с присущими ему неэф­фективностью, крайностями и заблуждениями. На карту поставлено больше чем экономическая тео­рия. Имеется также связь между свободным предпринима­тельством и личной свободой. Те, кто открыто осуждает социализм, защищают не только свою власть, собствен­ность и денежные выгоды. Так же как у баронов в Реннемиде, личные интересы подкрепляются высокой моральной целью. Эта моральная цель так высока, что люди исклю­чительно высокой добродетели без колебаний требуют, чтобы пропаганда и даже обсуждение социализма были запрещены во имя сохранения этой свободы. Положение в других странах отличается по форме, но не особенно по результатам [Вскоре одно незначительное отличие будет отмечено. ]. В Западной Европе и Япо­нии социализм является возвышенным, а не бранным сло­вом. Результат, аналогичный американскому, достигается здесь отделением слова от его установившегося значения и еще более полным отделением от любого намека на практические действия. Англичанин, француз и немец мо­гут быть пылкими сторонниками социализма. Но каким бы пылким социалистом каждый из них ни был, он прежде всего практичен. Поэтому он не станет серьезно предла­гать, чтобы банки, страховые компании, автомобильные заводы, химические предприятия и, за некоторыми исклю­чениями, металлургические заводы были переданы в об­щественную собственность. И конечно, в случае избрания на государственный пост он не станет требовать принятия законодательства в этом направлении. Как бы он ни одоб­рял такие действия в принципе, он не станет выступать за их практическое осуществление. Причины, в силу которых на социализм налагается такой строгий запрет, сейчас становятся понятны. Социа­лизм-это не то, что может понравиться техноструктуре; последняя, добиваясь независимости от собственников, отнюдь не стремится к подчинению государству. Ее за­щитные Интересы настоятельно требуют обратного. В ка­честве автономного органа техноструктура пользуется свободой в формировании собственной организации, проек­тировании, установлении цены и продаже своих продуктов, в навязывании своих убеждений и своей власти обществу и государству и в вознаграждении и продвижении своих членов. Интуиция предупреждает, что, если технострук­тура станет орудием государства, эта автономия окажется под угрозой. Тогда решения о том, где размещать предприятия, сколько платить управляющим, каков должен быть порядок их продвижения по службе, перейдут в руки государства. Как таковые, они станут на законном основании объектом общественной критики, проверки и, возможно, мер со стороны государства. Отсюда желание сохранить современную выдумку, что все эти вопросы. не могут быть отнесены на законном основании к компетенции государства; они таковы, какими их определяет рынок - т. е. частное дело в чистом виде. Однако было бы неверно связывать падение интереса к социализму исключительно с требованиями техноструктуры и навязанными ею мнениями - сколь ни значительно может быть это влияние. Демократический социализм (революционный социализм в этом отношении) долго схо­дился с классической и неоклассической теорией в определении и выявлении главного порока экономического обще­ства. Он находится там, где имеется монопольная власть. Там, где имеется монополия, происходит эксплуатация общества в виде более низкого уровня производства, чем это возможно, но по более высоким ценам, чем это необ­ходимо. При наличии власти работодателя на рынке труда рабочие получают меньше, чем это можно позволить, и это их удел. Их тоже эксплуатируют. Как для неокласси­ческой экономической теории самым уничижительным является слово «монополия», так и для социализма таким словом является «монополистический капитализм». Читатель поймет, почему старая страсть к социализму исчезла - или сохранилась только в риторике и как но­стальгия. Поведение монополиста, которое было вначале принципиальной основой для социализма, не существует, хотя традиция социалистической критики требует, чтобы любое подобное предположение было осуждено как капи­талистическая апологетика. Главной проблемой современной экономики является неравномерное развитие. Самый низкий уровень развития наблюдается там, где уровень монополизации и влияния на рынок наименьший: самый высокий уровень развития там, где и то и другое характеризуется максимальным развитием. Чем выше развиты фирма и техноструктура, тем большее значение имеет для них процесс роста. Фирма, которая надувает своих поку­пателей, чтобы увеличить свои продажи, не может в то же время эксплуатировать их по образцу классической монополии. Публика это знает или чувствует. Только че­ресчур образованный человек может проглядеть реаль­ность и руководствоваться доктриной. Доктрина заводит убежденного социалиста в забавной компании с экономистом-неоклассиком не в ту областъ экономики, которая ему требуется. Рабочие отказались от социализма по той же причине, что и потребители. Рабочие, как мы знаем, подвергаются эксплуатации - или же эксплуатируют самих себя. Но эксплуатация происходит в рыночной системе. В плани­рующей системе рабочие находятся под защитой профсою­зов и государства, а также под покровительством рыночной силы нанявшей их корпорации, которая позво­ляет ей перекладывать издержки, связанные с соглаше­ниями о заработной плате, на общество. Рабочие в этой части экономики по сравнению с рабочими в рыночной системе являются привилегированной кастой. Социалист привлекает внимание к рабочим, которые заняты в отрас­лях, обладающих большим влиянием в области экономики. К ним относятся такие отрасли-черная металлургия, автомобильная промышленность, химическая промышлен­ность, нефтепереработка, в которых власть используется фактически для того, чтобы удовлетворить основные тре­бования рабочих. Как и общественность, рабочие не выхо­дят на демонстрации. Член американского профсоюза отвергает социализм. Его европейский коллега слышит пропаганду социализма, приветствует ее, но не желает никаких действий. И последний фактор, освещаемый в этом анализе, ко­торый тоже ослабил традиционную привлекательность социализма. Современное корпоративное предприятие, .в чем мы достаточно убедились, высокоорганизованно - и очень бюрократично. Такова или будет такой фирма, принадлежащая государству. Когда речь шла о выборе между власть к частной монополии и государственной бюрокра­тией, то доводы в пользу последней могли выглядеть очень убедительно. ^Государственная бюрократия могла быть не очень отзывчивой, но она не была эксплуататором и в силу этого не представляла опасности. Выбор между частной бюрократией и государственной бюрократией гораздо менее ясен. Очень большая разница в содержании свелась, по крайней мере на первый взгляд, к гораздо меньшей раз­нице по форме. К этому можно добавить открытие, что наиболее крупные и технически- оснащенные из государственных бюрократических организаций - Военно-воздушные силы, Военно-морской флот, Комиссия по атомной энергии - имеют свои собственные интереса, которые могут столь же непреклонно преследоваться, как и интересы «Дженерал моторc» и «Экссон». Част­ные бюрократии правят в своих собственных интересах. Но то же самое делают и государственные бюрократии, Зачем менять одну бюрократию на другую? И все же у тех, кто держит оборону против неудобных для них идей, жизнь никогда не бывает легкой. Те же самые условия, которые привели к падению привлекательности традиционного социализма на командных высотах, делают новый социализм настоятельным и даже необходи­мым в других частях экономики. Слово «необходимый» на­до подчеркнуть. Старый социализм допускал идеологию. Мог существовать капитализм со своими преимуществами и недостатками; могла существовать государственная соб­ственность на средства производства с ее возможностями и ограничениями. Мог иметь место выбор между ними. Выбор зависел от мнения - от идей. Он был поэтому идеологическим. Новый социализм не допускает никаких приемлемых альтернатив; от него можно уклониться только ценой тяжелых неудобств, большого социального расстройства, а иногда ценой смертельного вреда для здоровья и благополучия. Новый социализм не имеет идеологического характера, он навязывается обстоятельствами. Как может догадаться читатель, непреодолимым обстоятельством является отсталое развитие рыночной системы. Имеются отрасли, которые нуждаются в технических знаниях связанной с ними организации, рыночной сило и связанной с ней властью над использованием ресурсов, если от них ждут услуг, хотя бы минимально отвечающих требованиям. Находясь и оставаясь в рыночной системе, они этого не получат. Поэтому они остаются в тисках неразвитости или примитивного развития; и, в то время как развитие везде идет, вперед, их поразительная отсталость приобретает все более драматический характер. Эта драма (и бедствия тех, кто сопротивляется всем помыслам о социализме) значительно усиливается из-за того, что некоторые из отсталых отраслей имеют особое значение не только для комфорта, благополучия, спокой­ствия и счастья, но просто для продолжительного суще­ствования. Они обеспечивают жилища, медицинские ус­луги и городской транспорт. Жилье в холодном климате, медицинская помощь во время болезни и возможность добраться до места работы - это на редкость серьезные потребности. Можно легко почувствовать руку капризного бога в выборе отсталых отраслей. Он явно имеет склон­ность беспокоить истинно благочестивого сторонника сво­бодного предпринимательства. Неспособность этих отраслей войти в планирующую систему связана с разными причинами. Жилищное строи­тельство и медицинское обслуживание географически разбросаны. Как и во всех остальных видах услуг, это пре­пятствует развитию всесторонней организации и специа­лизации в конкретном месте. Вполне возможно, что такое разделение труда осуществляется явно неэффективно. Ра­бочее время плотников, водопроводчиков и электриков, а в области медицинского обслуживания специалистов-хи­рургов, терапевтов и техников - не поддается такой регла­ментации, чтобы не допускать длительных периодов неэф­фективного использования или простоев. Профсоюзы тоже играют роль тормоза. Они не слиш­ком сильны в этих отраслях. А предприниматели на ред­кость слабы, как, например, в строительстве, уступчивы, как дело обстоит в области транспорта, или сами являются членами профессионального союза, как в Американской медицинской ассоциации. Поэтому у профсоюзов свободны руки в регулировании или запрещении внедрения техни­ческих новшеств и (что долгое время было характерно для АМА) организации. И наконец, в строительстве и транс­порте государственное регулирование, часто вводимое по требованию рабочих и профсоюзов, было направлено на сдерживание процесса технического обновления и связан­ной с ним организации. Имеется только одно решение. Эти отрасли не могут функционировать в рыночной системе. Они не могут развиваться в планирующей системе. Они необходимы в силу отношения людей к своим потребностям в средствах передвижения и защите от болезней и непогоды. С экономическим развитием контраст между домами, в которых живут массы людей, медицинским обслуживанием и услугами больниц, которые они могут себе позволить, транспортными средствами, которые они переполняют, и другими менее серьезными составляющими их жизненного уровня - автомобилями, телевизорами, косметикой, возбуждающими средствами - становится вначале разительным, а потом непристойным. Влияние неравномерного развития в области здраво­охранения и медицины имеет особенно причудливый ха­рактер. Практически все увеличение количества наруше­ний в состоянии здоровья, происходящее в наши дни, яв­ляется результатом возросшего потребления. Ожирение и сопутствующие ему нарушения являются результатом количественного увеличения потребления продуктов пита­ния; цирроз и несчастные случаи - это следствие увеличе­ния потребления алкоголя; рак легкого, болезни сердца, эмфизема и многочисленные другие заболевания возни­кают в результате увеличения потребления табака; несча­стные случаи и связанные с ними смертность и увечья вызваны ростом числа автомобилей; гепатит и много­численные нападения с нанесением увечий часто вызыва­ются повышением употребления лекарств; нервные рас­стройства и душевные заболевания связаны с усилиями, потраченными, чтобы повысить доход, и с завистью к успехам других в повышении дохода, со страхом потери дохода или страхом перед перечисленными физическими последствиями повышения потребления. В то же время медицинское и больничное обслуживание не является частью того развития, которое вызывает эти расстройства. Оно постоянно тащится сзади - для значительной части населения, включая многих, кто сравнительно богат, до­ступность этой помощи не гарантирована, а ее стоимость приобретает отпугивающий и запретительный характер. В этом опять рука извращенного Провидения. Единственным ответом для этих отраслей является их. полная организация в условиях государственной собствен­ности. Это новый социализм, который стремится не к командным высотам, а ищет слабые звенья. И опять мы отмечаем, что наиболее надежные тенденции - и наилуч­шая проверка истинности социального диагноза - это те, которым прокладывают путь обстоятельства. Во всех раз­витых странах правительства вынуждены непосредственно проявлять активную заботу о жилищном строительстве, здравоохранении и транспорте. Везде они в значительной мере уже обобществлены. К Соединенным Штатам это от­носится, как и к другим. Городской и пригородный транс­порт в широких масштабах переходит в государственную собственность. То же происходит с появлением компании «Амтрах» с междугородным железнодорожным транспор­том. В Соединенных Штатах престарелым людям, которые остро нуждаются в медицинской помощи и имеют ограни­ченные возможности для ее оплаты, иными словами, в от­ношении которых действие рынка оказывается особенно неблагоприятным, предоставляется медицинская и боль­ничная помощь. Имеется вызывающее раздражение множество видов государственной медицинской помощи раз­ным лицам и группам. В строительной промышленности имеется еще более запутанный комплекс, включающий организованное государством жилищное строительство, строительство с государственной помощью, финансируе мое государством строительство, государственные субсидии частным квартиросъемщикам и государственный контроль над квартирной платой. Эти обязанности в свою очередь поделены между органами управления правительства, штатов и муниципалитетов таким образом, что очень со­мнительно, чтобы какой-нибудь один чиновник в любом крупном американском городе знал все государственные источники помощи строительству в своем районе. Но это крайне неудовлетворительная форма социализ­ма. Употребление самого термина тщательно избегается [Термин «социализированная медицина» был до самого не­давнего времени уничижительным. Как можно судить, только те­перь он перестал быть таким. Несоциализированиая медицина для многих так неудовлетворительна и дорога, что альтернативы больше нельзя осуждать с помощью враждебных терминов. Социализм, как подозревают весьма многие, мог бы оказаться лучше.]. В результате осуществление мер не происходит с должной уверенностью и гордостью, с использованием необходимых средств, при наилучшей возможной организации и с целью полного выполнения поставленной задачи. Напротив, они рассматриваются как исключительные и как отклонение от истинного пути. Они нуждаются в оправдании. Самая подходящая организация - это ни в коем случае не самая лучшая, а та, которая, как кажется, меньше всего вмеши­вается в частное предпринимательство; результат счи­тается достигнутым не когда полностью выполнена зада­ча, а когда ее выполнение едва-едва дотянулось до удовлетворительного уровня. Только тогда, когда социализм будет рассматриваться как необходимая и во всех отношениях нормальная харак­теристика системы, эта ситуация изменится. Тогда обще­ство будет требовать обеспечения высоких результатов работы и будет гордиться своими действиями. Это отнюдь не пустой и не обоснованный оптимизм, подтверждение этому можно найти в Европе и в Японии. Там, как было отмечено, слово «социализм» имеет возвышенный, а не уничижительный смысл. И хотя социалисты в других раз­витых странах с религиозным рвением тянутся к командным высотам, они не отвергают необходимости принятия государственных мер в других частях экономики. Это зна­чит, что они могут действовать с уверенностью в рыночной системе, и это уже привело к выдающимся результатам в наиболее уязвимых местах, где социализм совершенно необходим. Хотя и имеется существенное различие между странами, земля в городе переходит в широких масштабах в государственную собственность. Значительная часть всего городского жилья строится полностью под покрови­тельством государства и остается в собственности и под управлением государства. Точно так же больницы стано­вятся полностью государственными предприятиями, а врачи и прочий обслуживающий персонал являются хоро­шо оплачиваемыми сотрудниками государства. И конечно считается само собой разумеющимся, что государственные корпорации возьмут в свои руки железные дороги и город­ской транспорт. Деятельность всех этих отраслей в Анг­лии, Скандинавских странах, Германии и Голландии осу­ществляется гораздо лучше, чем в Соединенных Штатах. В других странах - во Франции, Италии, Японии, Швей­царии - предприятия, которые полностью обобществлены, работают намного лучше. Только те предприятия, которые не обобществлены, работают плохо. Разница между американцами и европейцами не в том, что американцы отличаются особенной неспособностью управлять государ­ственными предприятиями. Разница в том, что американ­цы руководствуются доктриной, которая придает этим по­пыткам второразрядный и ущербный статус. В прошлом доводы в пользу государственной собствен­ности признавались правильными там, где в силу важно­сти данного вида услуг, как обстоит, например, дело в отношении образования или национальной обороны, или из-за трудности для конкретного потребителя установить на него цену, например в дорожном строительстве или уборке улиц, их осуществление нельзя оставить за рын­ком. Требования передачи предприятий в государствен­ную собственность раздавались там, где, как, например, в коммунальном обслуживании, имела место неизбежная монополия и, таким образом, возникала опасность эксплу­атации общества. С ростом рыночной в планирующей систем и соответственно, неравенства в их развитии дово­ды в пользу государственной собственности приобрели гораздо более общий характер. Дело не в том, что рынок, действующий, в общем, удовлетворительно, оказывается несостоятельным в отдельных случаях. Дело, скорее, в том, что рыночная система вообще несовершенна по сравнению с планирующей системой. Поэтому имеется предпосылка в пользу государственного вмешательства в любой части рыночной системы. Особенно это относится к искусству. В отличие от не­достаточного развития в области жилищного строитель­ства, здравоохранения и транспорта слабое развитие ис­кусства не причиняет физических лишений. Но эти удовольствия относятся к рыночной системе; при отсут­ствии особой поддержки государства нужно предполагать недостаточный уровень развития. Люди лишаются удо­вольствий и счастья, которые они испытывали бы при сравнительно более высоком уровне развития музыки, театра, живописи. При наличии власти планирующей си­стемы, включая власть убеждать в пользу своих товаров .и своего развития вообще, общество, в котором отсутствует -государственное вмешательство в интересах искусства и гуманитарных наук, будет прискорбно несбалансирован­ным. Оно будет очень богатым. Но по сравнению с перио­дами в прошлом, когда покровительство искусству было более щедрым, его художественные достижения будут гораздо скромнее. В последнее десятилетие, или около этого, представле­ние о том, что искусство нуждается в особой поддержке в современном индустриальном обществе, подучило неко­торое признание. Были предприняты ограниченные, скорее даже примитивные, попытки в виде создания государством необходимой материальной базы и государственных зака­зов на произведения искусства. Интуиция в отношении общественной потребности, как всегда, шла впереди теории, объясняющей потребность. Данный анализ показывает, что значительные и растущие заказы и поддержка искус­ства являются не только нормальной, но и существенной обязанностью современного государства. Государственное вмешательство в интересы сельского хозяйства - обобществление сельскохозяйственной техно­логии, поддержание сельскохозяйственных цен для поощ­рения и защиты капиталовложений, кооперативные закупки удобрений, горючего и оборудования, кооперативное или государственное снабжение электроэнергией, субсидии в поддержку новых методов - тоже имеют существенное значение для сбалансированного развития. В отсутствие таких общественных мер поступление продуктов питания и натуральных волокон было бы недостаточным, а стои­мость (подобно стоимости жилья и медицинской помощи) очень высокой. Здесь, однако, очень ярко проявилась ин­туиция, которая ведет к действиям, противоречащим традиционному принципу, но согласующимся с реально­стями экономической жизни. А одобрение фермеров, если уж не экономистов, оказалось достаточно сильным, чтобы решение этих задач осуществлялось не с извинениями, а с гордостью. В основном в результате таких государствен­ных мер развитие сельского хозяйства, по крайней мере до последнего времени, было довольно удовлетворитель­ным в промышленно развитых странах. Окажись сельское, хозяйство свободным от государственного вмешатель­ства - продолжайся господство ортодоксального принци­па, - развитие, бесспорно, было бы недостаточным, а к настоящему времени, возможно, и опасно низким. И сельское хозяйство теперь демонстрировало бы в начальной форме слабости повсеместно связанные с рыночной системой. Обстоятельства, очевидно, не благосклонны к тем, кто считает себя защитниками рыночной экономики, врагами социализма. И в силу того, что именно обстоятельства, а не идеологические предпочтения навязывают путь, с этим мало что можно поделать. Даже эпитетом «социалист» нельзя с успехом швырнуться в человека, который просто описывает, что нужно делать. Так обстоит дело с социа­лизмом, который мы до сих пор описывали. Но на этом история еще не кончается. Доводы в пользу социализма неоспоримы в слабейших частях экономики. Они так же, как это ни парадоксально, неопровержимы в ее сильнейших частях. Именно здесь кроется ответ или часть ответа на решение вопроса о власти планирующей системы, которая порождена бюрократическим симбиозом. Там, где техноструктура корпорации находится в осо­бенно тесных отношениях с государственной бюрократией, каждая из них, как мы видели, черпает силу из поддержки, оказываемой ею другой. Крупные производители оружия - «Локхид», «Дженерал дайнэмикс», «Грумман», аэрокосмические филиалы «Текстрона» и «Линд-Темко - Воут» - предлагают Пентагону системы оружия, которые, по их мнению, выгодно разрабатывать и произ­водить. Министерство обороны сообщает им о системах, к получению которых стремятся вооруженные силы. Окон­чательные решения затем оправдываются либо необходи­мостью идти в ногу с Советами, либо необходимостью оставаться впереди Советов [В течение короткого времени в конце 60-х годов эту роль выполняли китайцы. Такая практика, кажется, выходит из упо­требления как совершенно неправдоподобная.]. Одно или другое из этих оправданий должно оказаться успешным. Как ранее было отмечено, даже самый преданный защитник ортодоксаль­ных взглядов не рискнет своей репутацией ради мини­мального признания, доказывая, что окончательно вопрос о производстве решается в соответствии с волей общества, выраженной через конгресс. Две бюрократии, одна государственная и другая номи­нально частная, сильнее, чем одна. Государственная бюро­кратия при обосновании потребности в новых видах ору­жия может казаться выступающей с бескорыстной заботой о национальной безопасности. Ее контроль над разведкой позволяет ей при необходимости эксплуатировать страх общественности или конгресса перед тем, что Советы де­лают или могли бы сделать. Банальная процедура требует, чтобы любому предлагаемому новому типу оружия пред­шествовал поток пугающей информации о том, что замыш­ляют русские. Частная бюрократия обладает свободой и финансовыми ресурсами, недоступными для государствен­ной бюрократии, для организации стратегических полити­ческих кампаний, для мобилизации поддержки со стороны профсоюзов и общества, для организации лобби, для рек­ламы и общественной информации и. для отношений с прессой. Объединенную силу двух бюрократий можно было бы успешно ослабить путем превращения крупных специализированных фирм по производству оружия в полностью государственные корпорации в соответствии с направлениями, изложенными в последней главе. Правительство приобретало бы их акции по текущей цене, существующей на фондовой бирже. С этого момента совет директоров и высшее руководство назначались бы федеральным прави­тельством. Заработная плата и другие доходы впредь ре­гулировались бы правительством в зависимости от обще­государственного уровня; прибыли поступали бы прави­тельству; оно брало бы также на себя убытки, как это происходит и сейчас. Политическая деятельность, лоббизм и стремление навязать мнение обществу подчинялись бы таким же ограничениям, каких должна придерживаться государственная бюрократия. Это изменение скорее по форме, чем по существу. Для крупных фирм, специализирующихся на производстве оружия, фиpмa чacтнoгo пфeдпpиятия yжe рискованно и даже неприлично тонка. «Дженерал дайнэмикс» и «Лок­хид», два крупнейших специализированных военных под­рядчика, практически все свои дела ведут с правительст­вом. Их оборотный капитал им предоставляет правитель­ство путем постепенных платежей по их контрактам. И отнюдь не малая доля их основного капитала принадле­жит правительству [Информация об этой собственности содержится в «Hearing before the Subcommittee on Economy in Government of the Joint Economic Committee, 90 Congress, 2-d Session, 1968, November 12, pt. 1, p. 134. Она была предоставлена (по моему настоянию) неко­торыми компаниями с явным нежеланием.]. Убытки берет на себя правительство, а фирмам предоставляется финансовая помощь в случае неудачи. Их техноструктура представляет собой направ­ленное вверх продолжение иерархии государственной бюрократии. Генералы, адмиралы, младшие офицеры и государственные служащие после завершения их карьеры в государственной бюрократии автоматически переходят на более высокое жалованье в бюрократию корпора­ций. В свою очередь бюрократия корпораций предо­ставляет свой персонал на высшие гражданские уровни министерства обороны. Крупные фирмы, производящие оружие, уже обобществлены, за исключением своего названия: то, что здесь предлагается, служит лишь подтверждением реальности. Ориентировочно каждая корпорация (или филиал многоотраслевой корпорации), больше половины деятельности которой приходится на правительство, должна быть преобразована в полностью государственную корпо­рацию, как здесь предлагалось [Я разбирал это предложение более подробно в «The Big De­fense are Really Public Firms and Should Be Nationalized», The New York Times Magazine, 1969, November 16.]. В отношении слишком слабых отраслей и чрезмерно сильных мы не в состоянии запретить понятие «социа­лизм» в качестве меры, направленной на исправление положения там, где существует общий низкий уровень развития, и как средство контроля над гипертрофирован­ным развитием. Социализм _уже существует,. Признание этого факта и его необходимости было бы проявлением честности и оказало бы огромную услугу делу улучшения результатов деятельности. Поступая так, мы бы показали, что планирующей системе не всегда удается дискредити­ровать то, что она не одобряет.


...если мы хотим сохранить жизнь на земле, мы должны заставить себя согласиться на мень­шее количество продуктов питания и услуг, в том числе и электроэнергии.

Чарльз Ф. Люс, Председатель совета директоров «Консолидэйтэд Эдисон Компани» Хотя такое утверждение и может пока­заться вредным для авторитета профессии экономиста, но все же не все экономические отношения являются слож­ными. Примером служит взаимосвязь между экономиче­ским развитием и окружающей средой. Экономический рост представляет собой основную цель фирмы, поэтому он становится основной целью для общества. Поскольку рост обретает первостепенное значение для общества, Ничто, разумеется, не должно стоять на его пути. Сюда относятся и последствия роста, в том числе отрицатель­ные последствия для окружающей среды - для воздуха, воды, спокойствия городской жизни и красоты сельского пейзажа. Ущерб окружающей среде наносит как производство, тай и потребление товаров. Речь идет о загрязнении воз­духа электростанцией и отрицательном воздействии не­онового света на зрение, о том вреде, который наносит металлургический завод близлежащему озеру, и отрица­тельном воздействии выхлопных газов автомобилей, изго­товленных из металла, произведенного на этом заводе, па легкие человека. Ущерб, наносимый среде, может иметь один или много источников. Его может причинять бумаж­ная фабрика, выпускающая в воздух ядовитые вещества, или сотня курильщиков или автомобилей, делающих то же самое. Однако различие в количестве источников имеет большое практическое значение бумажная фабрика не может отрицать своей ответственности; владелец автомо­биля может сожалеть об общих последствиях использо­вания автомобилей, но не чувствовать индивидуальной ответственности, поскольку его доля в общем вреде ни­чтожна. Ущерб окружающей среде наносит не только плани­рующая система. Силосные башни, кормовые цеха, стан­ции обслуживания, мотели, ремонтные мастерские, лечеб­ницы для домашних животных, привлекающие внимание при подъезде к любому современному населенному пункту, свидетельствуют о способности рыночной системы наносить физический вред окружающей среде. Она также портит внешний вид сельской местности. Оправданием такого ущерба служит мнение, что никакие препятствия не должны стоять на пути экономического роста. В значительной степени меры по устранению вреда, причиненного окружающей среде, сводятся к необходи­мости выделения государственных средств для осуществ­ления уборочных работ. Нет другого способа, чтобы очи­стить улицы, кроме как нанять достаточное количество рабочих и закупить достаточное количество соответст­вующего оборудования. Чтобы прибрежные воды у горо­дов оставались чистыми, нужны соответствующие системы стока и предприятия по очистке сточных вод. В значи­тельной мере проблема охраны окружающей среды возни­кает из-за недостаточных затрат на элементарные услуги и предприятия, связанные с обеспечением чистоты. Как еще раз подчеркивается в следующей главе, это тот вид расходов, который систематически недооценивается в современной экономике. Кроме предоставления таких государственных средств, имеется три возможных пути для защиты окружающей среды, два из которых являются неоправданными и не­практичными. Первое решение предлагается неокласси­ческой экономической теорией, которая рассматривает загрязнение среды как результат недостатков рыночной системы. Отходы беспрепятственно сбрасываются в воз­дух и воду; общество, а не потребитель конечного продукта или услуги оплачивает окончательную очистку. В резуль­тате превращения такого внешнего ущерба во внутренний, когда производителя, а соответственно и потребителя заставляют покрывать затраты, связанные с предупреждением загрязнения среды, либо с помощью налогообложения привлекаются средства для оплаты работ по ликви­дации загрязнения среды или компенсации возможного ущерба, недостатки рыночной системы устраняются, и проблема таким образом будет разрешена [Для ознакомления с подробным и уточненным описанием этой меры см.: В. Sо1оw, «The Economist's Approach to Pollution Control, Science, vol. 173, № 3996, ICTi, August 6, p. 498.]. Довольно часто для предупреждения ущерба окружаю­щей среде, действительно, требуется, чтобы фирма (и в конечном счете ее потребители) брала на себя соответст­вующие расходы. В остальном решение, предлагаемое экономистами, затрагивает только незначительную часть проблемы; репутация такого решения зависит почти исключительно не от его действенности, а от благочестия, с которым его сторонники относятся ко всеобщей добро­детели - рынку. Предлагаемое решение почти всегда непригодно для предупреждения ущерба окружающей среде, наносимого в результате потребления; нет доста­точно хорошего способа заставить тех, кто курит в обще­ственных местах, платить за неудобства, которые испытывают некурящие. В конце концов можно запретить само курение. Столь же безнадежно штрафовать пассажи­ров самолетов за неудобства для людей на земле, свя­занные с шумом самолета. Попытки штрафовать пассажи­ров сверхзвукового авиалайнера за ущерб для верхних слоев атмосферы окажутся не только безнадежными, но и смешными. Подобные меры не могут предотвратить ущерба, наносимого ландшафту, и прочих экологических последствий производства. Ущерб, который наносит линия электропередач девственной природе, или потери среди местной фауны в результате прокладки трубопровода нельзя ни измерить, ни оценить. Даже самые горячие сторонники неоклассической экономической теории согла­сятся, что эта теория не сделала ничего, чтобы подгото­вить людей к внезапно охватившей их тревоге за окру­жающую среду, что можно было бы ожидать от серьезной и глубокой науки. Вот почему экономисты выглядели бы куда умнее, если бы они предпочли воздержаться от реко­мендации мер, основанных на подобных идеях. Второе решение правильно связывает стоящую проб­лему с неограниченным ростом и предлагает установить соответствующие пределы для него [См. особенно: D. Н. Меadоws, D. L. Meadоws J. Randers, W. Behrens III, The Limits to Growth: A. Report for The Club of Rome's Progect on The Predicament of Mankind, New York, Universe Books, 1972.]. Недостаток этого решения в том, что ущерб для окружающей среды пред­ставляет собой очевидную и непосредственную опасность. А положительные результаты от снижения темпов роста проявятся только через несколько лет и десятилетий. Временные рамки, как говорят серьезные ученые, не сов­ладают. Кроме того, снижение темпов роста только тогда становится подходящей мерой, когда распределение до­хода происходит более или менее равномерно. В против­ном случае структура потребления отдельных людей или групп остается неизменной. В настоящее время некоторые факты свидетельствуют о том, что защита окружающей среды является более выгодным делом для богатых, чем для бедных. Третье решение сводится к осуществлению дальней­шего роста, но при этом в законодательном порядке должны быть определены параметры, ограничивающие рост. Эти параметры устанавливают допустимые границы ущерба для окружающей среды в результате потребления и производства. Такая деятельность становится важней­шей, а в некоторых отношениях самой важной задачей современного законодательства. Иногда она связана с запрещением отдельных видов производства и потреб­ления. Речь идет о тех случаях, когда вред для общества превышает пользу, приносимую данным товаром или услугой. Следует упомянуть еще о двух довольно очевидных особенностях подобных мер. Эти меры превращают госу­дарство, а не рынок в верховного судью и защитника общественных интересов. Этому вряд ли следует удив­ляться, если вспомнить, что проблема возникает потому, что техноструктура и ее интересы уже заменили собой рынок и интересы общества. Государственное руководство и планирование производства вытесняют частное руководство и планирование производства. Второе довольно примечательное свойство этой меры состоит в том, что она уже осуществляется. Ее навязывают современному государству обстоятельства и oтсутствие более подходя­щей альтернативы. В прошлом, когда расхождения отдельных частных интересов и интересов планирующей системы с интере­сами общества (включая последствия для окружающей среды и другие последствия) достигали крайних пределов, существовала практика определения широких задач в области законодательства и принятия соответствующих законов. Затем вновь созданному или уже существующему исполнительному органу ставилась задача сформулировать конкретные правовые нормы, отражающие намерение законодателя, включая установление периода времени, в течение которого соблюдение этих норм было бы обяза­тельным. Исполнительному органу предоставлялась значи­тельная свобода действий в осуществлении этих норм. В результате задача законодательного органа весьма упро­щалась и становилось возможным то, что называется гиб­костью в применении таких норм. Подобный порядок весьма удовлетворял тех, кто не хотел подчиняться. Он позволял планирующей системе использовать свои возмож­ности для воздействия на государственную бюрократию с тем, чтобы свести до минимума, отсрочить или предотвра­тить вмешательство. Там, где возможность велика, как, в частности, обстоит дело в автомобильной, нефтеперерабаты­вающей, фармацевтической, химической и других отраслях промышленности, окончательное воздействие регулирова­ния в основном нейтрализуется. Подобная тенденция - склонность исполнительного органа к капитуляции - хо­рошо известна. Более трудный и более длительный, но гораздо более эффективный курс состоит в том, чтобы законодательство само, в качестве стража общественного интереса, определяло необходимо результат. Такие действия осуждаются как негибкие; считается, что на бизнес надевается смири­тельная рубашка. Это не должно никого отпугивать. Смирительная рубашка - это достаточно точное определение той меры, которую необходимо применить. Эффективная защита окружающей среды требует ясных и строгих правовых установок. Тогда компенсацией для фирмы станет полная автономия в рамках этих правил. Раз пределы действий установлены, то уже не нужно строить догадки в отношении отдельных решений техноструктуры. Стратегия защиты окружающей среды запре­щает на основании закона действия, которые несовме­стимы с общественными интересами, но предоставляет фирме максимальную свободу принятия решений в отно­шении путей достижения желаемых результатов. Что касается воздействия производственных процессов на окружающую среду, то необходимо составление исчер­пывающей специфика отходов (в том числе и тепловых), которые можно выпускать в воздухи воду при минимальном вмешательстве в процесс, посредством которого достигается такой результат. И что очень важно, это означает строгую детализацию того, что можно (и что нельзя) делать для изменения природного ландшафта. Нанесение ущерба внешнему виду территории не менее серьезный вопрос, чем загрязнение в результате примене­ния химических веществ. Этот вопрос оказался на втором плане только из-за того, что современная экономика не признает большого значения искусства и требований эсте­тики. Но и в этом случае, как только будут установлены правила, состоящие, например, в том, что промышленное развитие допускается только в строго определенных районах или не разрешается строительство линий электропередач, уродующих сельский ландшафт, должна быть допущена свобода решений в рамках этих правил. В отношении последствий потребления общие правила являются аналогичными. Определяются количество вред­ных газов, которое может выпустить автомобиль, и сроки сохранности упаковки и моющих средств, а затем способ достижения этого результата определяется по усмотрению производителя. Однако контроль за вредными последст­виями потребления часто требует точной спецификации требований к использованию продуктов, например к ку­рению в общественных местах,- он все чаще влечет за собой частичное или полное запрещение некоторых видов потребления. Использование автомобилей в крупном городе, движе­ние самолетов над населенными районами, сверхзвуковой пассажирский самолет, беспорядочное использование земли для жилищного строительства - все это случаи, в которых выгоды для отдельного потребителя оказываются меньше, чем отрицательные последствия для общества в. Целом. В прошлом преобладала презумпция преимущества индивидуальной выгоды даже перед лицом боль­ших социальных издержек, и это отражало интересы пла­нирующей системы. Рациональное законодательное реше­ние требует исключения из потребления тех продуктов, услуг и технических средств, где связанные с ними потери и неудобства для общества превышают выгоды для отдельного человека. Только что изложенная теоретическая основа действий не только возлагает основную ответственность за их осу­ществление на имеющиеся законодательные органы, и, вероятно, сами действия будут казаться всесторонним вторжением в сферу, которая в прошлом считалась пре­рогативой частного предпринимательства. Следует указать на четыре существенных момента. 1) Тот факт, что мы боимся такого вмешательства, является результатом точки зрения, которая навязана нам планирующей системой и от ее имени господствующей экономической теорией. Все это создало впечатление, что щели частного предпринимательства согласуются с целями общества. Если общественное самосознание достигнет определенного уровня и будет признано существование естественного различия между целями планирующей системы и целями общества, то меры, направленные на размежевание, будут носить не только не исключитель­ный, а совершенно нормальный характер. Если имеет место частное планирование, оно может быть согласовано с общественными интересами только при помощи государственного планирования. 2) Существующая необходимость уже навязала в ши­роких размерах осуществление только что описанной стратегии в области законодательства. Подробная детали­зация того, какие действия, затрагивающие качество воз­духа и воды, могут быть разрешены, уже является одной из главнейших забот законодательных органов Соединен­ных Штатов. То же самое происходит в отношении защиты ландшафта, хотя все еще преимущественно в таких отда­ленных местах, как Аляска. Запрещено или ограничено производство многочислен­ных вредных для окружающей среды товаров - ДДТ, соединений ртути, стойких моющих средств. Все шире ограничивается потребление, связанное с однократным использованием упаковки, использованием автомобилей в крупных городах или воздушного транспорта над густо­населенными городскими районами. В конгрессе наблю­дается явная тенденция, отражающая общественную заинтересованность и недовольство слабостью государст­венной бюрократии перед планирующей системой, уста­навливать в законодательном порядке необходимые нормы поведения. Законодательство запретило сверхзвуковой пассажирский авиатранспорт, несмотря на мощную оппо­зицию со стороны министерства транспорта, действующего совместно с заинтересованной фирмой, а именно с корпо­рацией «Боинг». Как всегда, мы приходим к выводу, что обстоятельства подтверждают правильную теорию. 3) В последнее время общественная реакция, связан­ная с воздействием промышленного развития на окружающую среду, породила глубокое и общее недоверие к экономическому росту вообще. Как указывалось, появи­лись и стали настаивать на своем мнении сторонники постоянного поддержания экономики на одном уровне. В доводах, приводимых в пользу снижения темпов роста, стабилизации или снижения количества населения, также содержатся ссылки на последствия для окружающей среды, хотя без ответа на вопрос о том, что же улучшится, если несколько уменьшившееся число людей будет потреблять в два раза больше товаров. Предлагаемая вами стратегия защиты окружающей среды не исключает роста. Она признает заинтересованность планирующей системы в своем расширении, как, впрочем, и ее потреб­ность в автономии решений. Эта стратегия стремится упорядочить этот рост, согласовать его с общественными интересами и осуществлять его при содействии со стороны общества. Хотя следствием явится, это нужно признать, понижение темпа роста, для планирующей системы было бы разумнее рассматривать осуществление подобных мер как наиболее спокойный способ достижения соглашения с защитниками окружающей среды и с преодолением опасений, которые они выражают. 4) В недавнем прошлом защитники окружающей сре­ды проявляли иногда склонность к абсолютизму. В связи со слабостью своих позиций в прошлом и неотложностью стоящей перед ними задачи они выступали против любого экономического развития, которое влекло за собой очевид­ные последствия для окружающей среды. Никаких нефтеперерабатывающих заводов, никаких электростанций, ни­каких мостов, никаких высотных жилых комплексов! В та­ком подходе таится большая опасность. Хотя воздействие на окружающую среду носит отрицательный характер, к конечному потреблению иногда даже защитники окружа­ющей среды относятся вполне положительно. Если бы оказалось возможным приписать нехватку нефти для отопления, жилья и даже кондиционированного воздуха чрезмерному рвению в защите окружающей среды, то уси­лия во имя защиты среды были бы серьезно подорваны. Как и большинство других вещей в жизни, защита окру­жающей среды требует затрат. Выгоды от защиты среды должны сравниваться с затратами. Хотя законодательство представляет собой необходи­мый инструмент для выполнения воли общества в целом и установления параметров окружающей среды в частно­сти, однако это инструмент, отличающийся известной гру­бостью. Он приобретает свое значение не потому, что он имеет возможность превосходно выполнить данную задачу, а в связи с тем, что как рынок, так и государственная бюрократия уже превратились или имеют тенденцию к пpeвpaщениию в инструменты плавнирующей системы. Тем не менее задача не является столь трудной, как это можно было бы предположить. Условия, требующие вмешатель­ства, тоже не отличаются особой сложностью. Там, где конфликт между частными и общественными целями ста­новится чрезмерно большим, он неминуемо оказывается в сфере внимания законодателей. Подобным образом дело будет обстоять даже в отношении не столь явной формы ущерба, который будет причиняться в результате исполь­зования технической новинки, в случае если во все боль­шей мере можно будет рассчитывать на предостережение со стороны научных кругов. Составление соответствующих законов должно осуществляться информированными спе­циалистами. С этой целью необходимо осуществить систе­матизацию информации. Должны быть также приняты решения относительно очередности действий, следует оп­ределить, что является важным и что имеет второстепен­ное значение. Следует внимательно следить за принуди­тельными мерами со стороны исполнительной власти, а также за осуществлением ею остальных функций, которые, несмотря па большую конкретизацию принятых законов, должны быть все же отнесены к ее компетенции. Защита окружающей среды становится важнейшей задачей зако­нодательства. Сейчас ни у конгресса, ни у законодатель­ных органов более низкого ранга для этого нет необходи­мого аппарата. Поскольку планирование в этой области становится неизбежным, этот недостаток необходимо исправить. Любой важный законодательный орган должен иметь эффективный аппарат планирования в области ох­раны окружающей среды [В конгрессе работа такого аппарата не должна ограничи­ваться каким-то одним комитетом. Хотя некоторые комитеты не­сут прямую ответственность за законодательство или ассигнова­ния в отношении загрязнения, практически каждый комитет-конг­ресса, от комитета по делам вооруженных сил до комитета по делам округа Колумбия, предпринимает действия, оказывающие воздействие на среду. Нужен сильный технический аппарат, услу­гами которого могли бы пользоваться все органы.]. Права такого аппарата на по­лучение любой необходимой информации должны быть самыми широкими. И в данном случае, в еще одном про­явлении той формы, которая характерна для всех соци­альных явлений, нам помогает общественный характер планирующей системы. Право на секретность, особенно на секретность в технических вопросах, - это привилегия фирмы, находящейся под контролем рынка. Эта привиле­гия исчезает, когда фирма приобретает власть над обще­ством. Поэтому в соответствии с необходимостью опреде­ления в законодательном порядке параметров для плани­рующей системы проявляется право на получение информации, которая для этого требуется.

Как мы видели, правительство в заметной степени способствует существованию неравенства в разви­тии. Там, где промышленность сильна, правительство с готовностью реагирует на ее нужды. Это же относится и к изделиям этой промышленности. Правительство строит до­роги для автомобилей, а это отвечает интересам автомобиль­ной промышленности, у военной промышленности оно раз­мещает заказы на изготовляемое ею оружие, другим отрас­лям оно оказывает помощь в исследованиях и разработках. В то же время оно экономит за счет сокращения помощи более слабым частям планирующей системы, еще в боль­шей степени это относится к рыночной системе и в наи­высшей мере к общественным потребностям, не имеющим отношения к экономическим интересам. То, что делается для компании «Локхид», выглядит как здоровая государ­ственная политика. Покупка картин для Национальной галереи имеет сомнительный экономический смысл. Суб­сидии сельскому хозяйству - это большее расточитель­ство, чем субсидии авиакомпаниям. Как отмечалось выше, уже не считается необходимым скрывать солидарность республиканской партии с интересами планирующей си­стемы. Подобное проявление откровенности должно было бы найти горячее повсеместное одобрение. Как раз в то время, когда писалась эта книга, республиканская админи­страция сокращала помощь в области сельского хозяйства, жилищного строительства, расходы на образование, здра­воохранение и пособия по бедности под предлогом необхо­димости осуществления экономии, а также низкой эффек­тивности затрат по этим программам. А военные расходы, несмотря на то, что мы живем в условиях мира, и тот факт, что необходимость осуществления экономии общепризнана, растут, и при этом не возникает каких-либо претензий в отношении соответствующих затрат. Таким образом, неотъемлемой частью, отражением неравномерного развития экономики является неравное распределение услуг, оказываемых государством. Услуги государства, которые важны для планирующей системы или связаны с закупкой ее изделий, щедро финансируются. Услуги же, которые важны для рыночной системы или не связаны с деятельностью промышленности, а которые, подобно пособиям по бедности, предоставлению гумани­тарного образования или отправлению правосудия, служат интересам широкой общественности, оказываются далеко не столь щедро. Такое искажение приоритетов отнюдь не является, как часто считают, своего рода ошибкой системы, которая во всех прочих отношениях превосходна, это та­кое же неотъемлемое свойство современной экономики, как трясущиеся руки у алкоголика. Человек, обладающий действительно здравым смыслом, должен быть столь же озабочен этим свойством экономической системы, как философ, исповедующий сострадание. Помощь правительства необходима для развития экономики - как рынок для продуктов, как источник средств для поощрения и финансирования процесса создания новых продуктов и процессов, для гарантии от риска, с которым связано это развитие, для подготовки квалифицированной рабочей силы, для строительства автодорог, аэропортов и других важных вспомогательных атрибутов развития, для спасения бездействующих или столкнувшихся с трудностями предприятий и для многого другого. Ни один не­предубежденный человек не. сможет пройти мимо гипер­трофированного развития наиболее мощных отраслей. Не менее заметно неразрывно связанное с этим явлением жалкое положение в отраслях, относящихся к рыночной системе и к более слабой части планирующей системы, у которых нет таких же возможностей для получения по­мощи со стороны государства. Государство не является для них гарантированным рынком. Разработка их продук­тов и производственных процессов пользуется гораздо меньшей поддержкой. Их потребности в рабочей силе, во вспомогательных гражданских сооружениях, субсидиях и гарантиях от риска не считаются одним из наиболее на­стоятельных вопросов государственной политики. И самое важное обстоятельство состоит в том, что капитал, которым они могли бы. воспользоваться при ином положении вещей, направляется в те части экономики, которые уже гипертрофически развиты. Поэтому они вынуждены обращаться за помощью к кредиторам, которые в условиях чрезмерного спроса на заемные средства требуют выплаты высоких процентов за свои кредиты. Как мы видели ранее, этим во многом объясняется упадок конкуренции в наше время в Соединенных Шта­тах. Многие отрасли- тeкcтильная, oбyвнaя пpoмышленность, железные дороги, водный транспорт, станкостроение - выпускают устаревшие товары и оказывают устаревшие виды услуг при помощи устаревшего оборудования. Необходимо для развития энергия и капитал, ко­торые могли бы изменить это положение, тратятся на сверхзвуковые истребители, противоракетные системы, полеты на Луну, Марс и еще дальше. Прежде всего необходимо обеспечить, чтобы государ­ственные доходы распределялись в соответствии с распре­делением задач между различными уровнями государст­венного аппарата. Создается впечатление, что нынешний порядок был задуман с дьявольской хитростью и направ­лен на то, чтобы удовлетворять интересы не общества, а планирующей системы. Услуги, имеющие наибольшее значение для самых мощных частей планирующей систе­мы, берет на себя федеральное правительство. Темпы роста личных и корпоративных подоходных налогов, ко­торые поступают в доход федерального правительства, являются более высокими, чем темпы роста экономики и доходов в целом. Таким образом, услуги, оказываемые планирующей системе, обеспечиваются за счет автоматически увеличивающихся поступлений. Налоги, от которых зависят правительства штатов и в особенности муниципалитеты, не обладают такой же гибкой тенденцией к повышению. Налоги на продажи увеличиваются более или менее пропорционально росту доходов. Налоги на недвижимость, от которых зависят местные органы управления, только при максимальных усилиях могут возрастать такими же темпами, как и доходы. Тем временем выполнение правительством задач, затрагивающих интересы населения, имеет тенденцию, которая является совершенно противоположной по отно­шению к динамике государственных доходов. С урбани­зацией, которая связана с падением занятости в сельском хозяйстве, с увеличением потребления и ростом (хотя он теперь стал более умеренным) населения, все большая часть проблем, которые должно решать правительство, относится к городам. Так обстоит дело с обеспечением жильем, защитой граждан и собственности, предоставле­нием начального образования, здравоохранением, борьбой с загрязнением воздуха и воды, контролем за использова­нием автомобилей и ликвидацией последствий роста стои­мости жизни. В итоге доходы от налогов, которые растут пропорционально развитию экономики, поступают феде­ральному правительству, которое использует их для поддержки планирующей системы. Налоги, которые растут не столь быстрыми темпами, идут в распоряжение муниципалитетов, где они служат интересам общества. Предпочтительное право планирующей системы на использование более крупных налоговых поступлений федерального правительства - не случайность. Выполнение функций, которые служат планирующей системе, например исследования и разработки в области промыш­ленности, помощь техническому образованию или строи­тельство автодорог между штатами, становится задачей общепризнанной первостепенной национальной важности. Это отражает интересы планирующей системы. Будучи определены подобным образом, они превращаются в непосредственные функции федерального правительства. За­дача, выполнение которой исторически, традиционно, ло­гически и в прямом значении слова является функцией органов управления штатов или муниципалитетов, соответствует только интересам широкой общественности. В принципе имеется два средства для исправления положения. Одно состоит в передаче общественных функ­ций от штатов и городов федеральному правительству, чтобы тем самым дать им возможность пользоваться более обильными доходами последнего. Другое средство состоит в распределении некоторой части доходов федерального правительства между штатами в городами. В действитель­ности существует необходимость осуществления обеих этих мер. Они являются предметом рассмотрения в настоящей книге. Результатом предоставления альтерна­тивного или гарантированного источника дохода (см. гл XXV) является освобождение штатов и городов от расхо­дов по общественной благотворительности за счет феде­рального правительства. Поэтому по своему налоговому воздействию это хорошо вписывается в общую схему реформы. Становится ясно, что выделение определенной доли налоговых поступлений, уже навязанное в ограни­ченных масштабах обстоятельствами, непосредственно является частью этой реформы. На этом нужно реши­тельно настаивать, делая упор на требования городов. Общественные задачи больших, городов более настоя­тельны, чем задачи штатов, а база налоговых поступле­ний, от которых зависят города, в особенности налог на недвижимость, как уже отмечалось, заметно менее эла­стична, чем источники поступлений, которыми распола­гают правительства штатов. Распределение функций в федеральном правительстве тоже превосходно приспособлено к потребностям плани­рующей системы. Распределение финансовых ресурсов» между различными службами является почти исключи­тельно функцией правительства-государственной бюро­кратии. Это та часть правительственного аппарата, к ко­торой, как мы видели, планирующая система имеет естественный и эффективный доступ, фактическая власть в данном случае принадлежит министерствам и управле­ниям, и наиболее крупные и влиятельные из них, очевидно, с наибольшей эффективностью способны осуществлять соответствующие требования. Самым крупным и самым влиятельным из всех является Министерство обороны, в отношении которого власть планирующей системы наибо­лее велика. Чарльз Л. Шульце, бывший директор бюджет­ного бюро, заметил, что бюджетные вопросы Министерства обороны в прошлом были в основном неуязвимы для лю­бых серьезных нападок в рамках исполнительной власти. Они служили высшей цели безопасности в ходе холодной войны. Они не оспаривались президентом, поэтому они не могли оспариваться его подчиненными. [«Военный бюджет и национальные экономические приори­теты» (см.: Hearings before The Subcommittee on Economy in Go­vernment of Joint Economic Committee, 91st. Congress, 1st. Session,. 1969, June 3, p. 68, 72-73.] Обсуждения в комитете должны включать публичные слушания. Они создали бы возможность для полного выражения взглядов отдельных лиц и организаций в отношении надлежащего распределения государственных ресурсов и неизбежно вызвали бы широкое общественное обсуждение. Это имело бы непосредственное влияние на решения конгресса. Еще более важным последствием этого стало ба превращение распределения ресурсов в общественную проблему. Привлеченное, таким образом, внимание имело бы значение для повышения заинтересо­ванности общественности в этом вопросе с целью более четкой формулировки общественного мнения. Это также привлекло бы с пользой для дела внимание избирателей к позиции отдельных законодателей - тем, кто отражает общественное мнение в отличие от тех, кто служит пла­нирующей системе. Распределение ресурсов, определенное в общих чертах комитетом по вопросам бюджета или планирования, затем рассматривалось бы обеими палатами конгресса с целью внесения дальнейших поправок и утверждения, установленные таким образом границы стали бы затем обязатель­ными для комитетов и подкомитетов, занимающихся вопросами законодательства и ассигнований. Эти послед­ние, как и раньше, охотно занимались бы рассмотрением вопросов, связанных с использованием средств с тактиче­ской точки зрения - необходимостью и оправданностью конкретных ассигнований. Ожидалось бы, что они, как правило, утверждали бы суммы, установленные бюджет­ным комитетом. При отсутствии дополнительных законо­дательных актов со стороны конгресса в целом они не могли бы превышать установленных пределов. Любые суммы сверх этих пределов не считались бы ассигнован­ными - не были бы доступны для использования. Может потребоваться значительная перестройка комитетов кон­гресса для того, чтобы действия комитетов согласовыва­лись с общими категориями планирования. Обсуждение, рассмотрение и решение вопросов рас­пределения государственных ресурсов создало бы, как было отмечено, возможности для выражения обществен­ного мнения - для выдвижения требований о таком распределении средств, которое выражало бы общественные потребности в отличие от потребностей планирующей системы. Некоторые простые положения могли бы на долгое время определить деятельность бюджетного коми­тета и процесс принятия последующих законодательных мер. Можно исходить из предположения, что все ассигно­вания, которые служат планирующей системе или идут на закупку ее продукции и услуг, завышены и что все ассигнования, осуществляемые в интересах общества, в целом относительно недостаточны. Ресурсы должны быть соответственно перераспределены. Должно преобладать положение о необходимости удовлетворения в первую очередь потребностей менее развитых секторов планирующей и рыночной систем. Средства для исследований и разработок, удовлетворения потребностей в рабочей силе и, что самое важное, для потребностей в капитале для переоборудования и модер­низаций в этих секторах экономики будут недостаточ­ными. Их нехватка является тем более острой, чем менее сильной является фирма и чем в большей степени она относится к рыночной системе. Если мы хотим иметь сбалансированное развитие экономической системы, при­чем сбалансированное таким образом, что даже крайний ортодокс счел бы его необходимым для эффективного роста, то снова необходимо перераспределение. Должно существовать особое положение о необходи­мости оказания государственной поддержки и помощи искусству, Как говорилось в гл. VII, планирующая систе­ма не благоволит к искусству - сопротивление организа­ции лишает ее здесь компетенции, - а то, в чем плани­рующая система не нуждается, становится неприемлемой для общества политикой. Автомобильные дороги для увлекательных путешествий имеют большое общественное значение; музеи и музыка для развлечения людей имеют якобы сомнительную общественную ценность. В этом слу­чае необходимость корректирующих действий очевидна. Наконец, есть основания предполагать, что услуги, оказываемые муниципалитетами, особенно в крупных городах, которые являются результатом чересчур быст­рой урбанизации, финансируются в недостаточной мере. Поэтому перераспределение доходов федерального пра­вительства пользу городов и штатов будет в течение долгого времени отражать общественную необходимость. Те, кто знаком с деятельностью конгресса Соединен­ных Штатов или законодательных органов вообще поймут трудности, связанные с осуществлением таких реформ. Традиции и красочные ритуалы конгресса весьма благоприятствуют закреплению существующего положения вещей, а не применению мер, которые действительно могут принести пользу. Красноречивые выступления и символические действия преподносятся вместо серьезных и реальных мер. Руководители пользуются властью и по­лучают награды за служение планирующей системе или связанным с ней бюрократическим органам. Их интуиция говорит им, что молодым людям, которые отражают общественное мнение, лучше не доверять власти пока они не научатся добиваться продвижения по службе. Пере­мены, подобные тем, которые предлагаются здесь, повы­сили бы власть законодательных органов, но подвергли бы риску авторитет тех, кто пользуется властью. И все же перемены необходимы. Отличным поясне­нием к понятию, которое Соединенных Штатах часто называют демократией, является тот факт, что самый важный вопрос, стоящий перед правительством - как нужно расходовать государственные деньги, - теперь не подлежит решению законодательными органами и даже. не обсуждается. Именно этот вакуум и заполняется властью планирующей системы. Вновь наши рассуждения подтверждаются реальным положением вещей. Если бы нынешняя система давала приемлемые результаты, не было бы ни надежды на осу­ществление, ни оснований для перемен. Но неравномер­ное развитие экономики является фактом, и таким же фактом является вклад правительства в такое развитие. То же самое относится к общему нарушению деятельности правительственных служб. Все это в свою очередь является предметом широкой политической дискуссии. В каждом вновь избранном составе конгресса в последние годы появлялись новые члены, присоединяющие свои голоса к недовольству в связи с современным распределением го­сударственных ресурсов - к тому, что мы называем, хотя и не очень точно, общественным самосознанием. Планиру­ющая система оказалась эффективной и изобретательной в защите своего привилегированного положения. (В настоящее время она пытается утверждать, что обществен­ные нужды не могут быть удовлетворены за счет ассигно­ваний - это не очень оригинальная мысль, - что государ­ственная помощь в решении важнейших проблем душит частную инициативу.) Но, как всегда, когда убеждение противоречит обстоятельствам, было бы неверно отвергать существование обстоятельств. И когда политическая ин­туиция подкрепляется ясным пониманием основного суще­ства современной политики, которое состоит в конфликте между интересами общества и планирующей системы, то предлагаемые здесь перемены не покажутся слишком отдаленными. Кроме того, поскольку от них зависит наше спасение, необходимо надеяться на их осуществление.


Он проявил удивительное мужество, смело взявшись за проблему, с которой столкнулась эта страна, эта Система Свободного Предпри­нимательства и это Свободное Общество. Он ввел контроль над заработной платой и ценами.

Бывший министр финансов Джон В. Конноли (о президенте Никсоне) Нам остается рассмотреть вопрос о том, как следует руководить планирующей и рыночной системами, чтобы они обеспечивали надежное поступление дохода и производство изделий по достаточно стабильным ценам. Как ни важны остальные реформы, они не устраняют по­требности в достижении нормального функционирования экономики. Нельзя иметь совершенную с социальной точки зрения экономическую систему, не имея самой эконо­мической системы. К счастью, достижение справедливых результатов экономической деятельности и эффективное функционирование экономики неразрывно связаны. Про­вал в этом деле почти всегда является результатом поли­тики, которая проводится в интересах не большинства, а немногих, и всегда с претензией на то, что она служит именно большинству. Как всегда, изложим вкратце проблему, подлежащую разрешению. Планирующая система не может гарантиро­вать, что спрос будет достаточным, чтобы заставить ее ра­ботать с полным использованием своих мощностей. Реше­ния о сбережениях и инвестициях осуществляются сравни­тельно небольшой горсткой фирм; их насчитывается несколько тысяч. Какого-либо механизма, способного обеспечить правильное соотношение между совокупным результатом принятых решений относительно инвестиций и совокупным результатом решений о накоплении, не су­ществует. Если инвестиции окажутся недостаточными, то система будет испытывать тенденцию к снижению объема производства и доходов, которая в свою очередь вызовет сокращение инвестиций большими темпами, чем накопле­ний. Последствия такой тенденции могут накапливаться, и она в течение длительного времени будет иметь стойкий характер. Планирующая система не располагает также возмож­ностями для преодоления сопутствующей тенденции к по­вышению цен. Современный профсоюз, требующий увели­чения зарплаты, не может согласиться с ограничениями, возникающими в связи с существующим уровнем цен. Современная же корпорация обладает властью над ценами, которая позволяет ей переложить затраты, связанные с увеличением заработной платы, на общество. Конкурен­ция между профсоюзами и необходимость учитывать рост стоимости жизни в результате еще не реализованных по­вышений заработной платы также придают повышатель­ной тенденции кумулятивный и стойкий характер. Без вмешательства со стороны государства планирующая система склонна к депрессии или инфляции. Меры государства для предотвращения депрессии или инфляции в прошлом и в настоящее время имеют пять основных недостатков, а именно: 1. Существом стратегии, направленной на стабилизацию, являются большие государственные расходы, поддерживаемые прогрессивной и гибкой налоговой системой. Государственные расходы, являющиеся центральным звеном в этом процессе, широко используются в интересах планирующей системы. В результате происходит деформация развития, изменение распределения доходов, другие сектора экономики лишаются необходимого капитала и создается потенциал для всеобщего разрушения. О подобных последствиях уже говорилось немало. 2. Необходимая для осуществления этих мер налоговая система также во все большей мере стала отражать инте­ресы планирующей системы, в особенности интересы высо­кооплачиваемых членов техноструктуры. В результате она неуклонно становится менее прогрессивной по сфере своего охвата, менее чувствительной к росту и снижению дохода и менее эффективной для стабилизации дохода и расхода. 3. Кроме того, в последнем десятилетии, когда необходимо было повысить спрос, упор делался прежде всего на сокращение налогов, а не на увеличение государственных расходов. Экономисты и члены законодательных органов, путая интересы планирующей системы с интересами общества, одобряли это. Такое сокращение было очень благоприятным для высоких доходов техноструктуры. С другой стороны, налоговая система создает более благоприятные условия для товаров планирующей системы, как, например, обстояло дело с отменой акцизного налога на автомобили в 1971 г. Что касается отсрочки налогов на средства для инвестиций в том же году, имело место непосредственное субсидирование планирующей системы. Подобное сокращение налогов увеличило неравенство в распределении доходов. В качестве метода увеличения опроса оно также оказывается неэффективным, так как доход возвращается к богатым налогоплательщикам, где он в значительной мере обращается в накопления. Экономия в результате увеличения государственных расходов с целью привлечения рабочей силы для выполнения необходимых общественных работ намного ниже. Наконец, когда необходимо снова ограничить или сократить спрос, налоги не так легко повысить. Вместо этого те, кто придерживается традиционного здравого смысла, призывают к экономии в государственных расходах, а сострадательным людям остается только желать, чтобы этого не произошло. Поскольку расходы в интересах планирующей системы оправдываются ссылками на высшие национальные интересы, то урезанными оказываются расходы на общественные нужды. 4. Лица, ответственные за руководство экономикой, не способны ощутить снижения роли рынка либо в связи со своими естественными правами на обладание в муках приобретенными знаниями не желают этого признавать. Поэтому вера в ортодоксальную финансовую и кредитно-денежную политику умирает медленной смертью и по­пытки борьбы с повышающейся спиралью заработной пла­ты и цен имеют апологетический, нерешительный и явно временный характер. 5. Наконец, попытки как увеличения, так и сокраще­ния спроса привели к осуществлению определенной кре­дитно-денежной политики. Ущерб в результате ее приме­нения неодинаков для рыночной и для планирующей систем. Исходным пунктом для мер, направленных на исправление положения, являются не требования, связанные со стабилизацией, а требования, обусловленные общей реформой. Для проведения реформы в свою очередь тоже требуется стабильное осуществление в большом объеме государственных расходов, которые направлены на нужды общества, а не планирующей системы. Справедливое распределение доходов требует, чтобы они выплачивались при строго прогрессивной структуре налогов, при такой структуре налогов, которая отражает заинтересованность общества в справедливости, а не заинтересованность планирующей системы и составляющих ее техноструктур в собственной выгоде. Как эти расходы, так и эти налоги прямо согласуются с требованиями политики стабилизации. Расходы, которые отвечают требованиям общественного сознания, безусловно, более эффективны для обеспечения нормального функционирования экономики, чем те, которые служат интересам планирующей системы. Последние из них в значительной мере попадают в карман высокооплачиваемых членов техноструктуры или превращаются в прибыль. И в том и в другом случае характерна высокая доля сбережений в доходах. Такие сбережения не увеличивают спроса. С другой стороны, расходы на общественные нужды идут в основном на обычное жалованье или заработную плату либо тратятся в форме пенсий, пособий по безработице, поддержание дохода и другой помощи нуждающимся. Сбережения здесь намного меньше, а по некоторым категориям расходов вообще отсутствуют. Таким образом, значительная часть таких расходов способствует увеличению спроса. Следует иметь в виду, что в Соединенных Штатах у людей, относящихся к нижней половине шкалы доходов, нет чистых сбережений. С налогами дело обстоит точно так же. Налоги, которые служат цели достижения большего равенства, наиболее эффективны в деле стабилизации. Корпоративные и личные подоходные налоги больше всего способствуют выравниванию доходов. Это также те налоги, которые возрастают в большей пропорции с возрастанием дохода и платежеспособного спроса и уменьшаются также в большей пропорции с уменьшением дохода и платежеспособного спроса. Поэтому подобные налоги лучше всего подходят для осуществления стабилизации. Чем в большей мере (в разумных пределах) используется подоходный налог на корпорации и чем быстрее возрастает ставка подоходного налога на отдельных лиц по мере роста их доходов, тем больше его воздействие в сторону стабилизации и обеспечения равенства. Чем всестороннее налоговая система, чем меньше в ней лазеек, тем лучше она служит как интересам равенства, так и стабилизации. Общепризнанной целью особых льгот и лазеек является стимулирование определенных видов экономической деятельности. На практике льготами го­раздо чаще пользуются фирмы и отдельные лица в пла­нирующей системе, чем в рыночной системе [Таков, в частности, результат льготного налогообложения прибылей в виде возрастания стоимости корпоративного капи­тала.]. Происходит стимулирование, если оно вообще имеет место, гипертро­фированно развитой, а не отсталой части экономики. Преобладающим правилом в современной экономике яв­ляется одинаковое отношение ко всем формам обогаще­ния - применение общей ставки налога к любому виду обогащения независимо от того, имеет ли оно форму жа­лованья, дохода от капитала, дохода от недвижимости, наследства, даров или, если уж быть совершенно точным, кражи, мошенничества или присвоения чужого имуще­ства. Обогащение - это основной факт; раз оно имеет место, то за ним следует налог. Поскольку не должно быть необлагаемых доходов, эта ставка могла бы быть ниже, чем при нынешней системе выборочного обложения дохода. Разумеется, она была бы строго прогрессивной. В последние годы рассмотрение вопросов налогообло­жения все больше идет по указанным направлениям. Та­кую налоговую систему предложила Канадская королев­ская комиссия. Аналогичные предложения выдвинул Джозеф А. Печман, по всей вероятности являющийся ведущим американским авторитетом в области налого­обложения. Такая реформа имеет исключительно большое значение как для более эффективного функционирования современной экономики, так и для необходимого воздей­ствия на распределение доходов. Итак, финансовая политика в прямом смысле этого слова начинается с определения уровня государственных расходов. Этот уровень не диктуется потребностями самой финансовой политики; он зависит от потребностей в услу­гах государства в отличие от услуг рыночной и плани­рующей .систем. Установленный таким образом вро­вень государственных расходов определяет в свою оче­редь необходимую сумму поступлений от налогообло­жения. Нет гарантий, что упомянутое сочетание расходов и прогрессивного налогообложения создает нужный уровень спроса. Он может оказаться слишком высоким или слиш­ком низким, если исходить из перечисленных ниже кри­териев. При чрезмерном спросе приемлемой процедурой общего порядка будет повышение налогов. Необходимый уровень государственных расходов был определен исходя из потребностей. Уже было представлено достаточно дока­зательств, что планирующая система пользуется своей властью, чтобы завоевать приоритет для индивидуального потребления ее товаров. Сюда относится преимущество перед услугами государства, не имеющими значения для планирующей системы. Последствия повышения налогов состоят в снижении объема второстепенных видов част­ного потребления и в защите более важных видов общест­венного потребления. В той степени, в какой налоговая система является прогрессивной и повышение налогов ло­жится больше на богатых, доводы в пользу сокращения частного потребления по сравнению с общественными на­много убедительнее. Если спрос недостаточен, то в общем случае правиль­ной процедурой будет повышение государственных расхо­дов. Как было отмечено ранее, это наиболее эффективный путь увеличения спроса. Он также отражает вообще бо­лее существенную потребность в общественном потребле­нии в отличие от частного. Возможны утверждения, а, кое-кто попытается поднять шум, что предлагаемая здесь политика означает со време­нем постепенное повышение налогов. Дело обстоит именно так. Но это означает только, что финансовая политика должна исправить общее пристрастие экономической си­стемы в пользу товаров планирующей системы - товаров, которые отражают, среди всего прочего, ее преобладаю­щую силу навязывать убеждения. Однако нет вечной политики. Возможно, придет время, когда общественные потребности, в том числе потребности больших городов, будут столь же хорошо удовлетворяться, как теперь удовлетворяются частные потребительские нужды тех, кто платит подоходные и корпоративные налоги. Когда наступит такой день, это будет сразу замечено и от­праздновано. Тогда придет время воспользоваться сокра­щением налогов как мерой, устраняющей недостаточность спроса [Имеются доводы в пользу таких государственных расходов, которые возрастают более или менее автоматически с увеличе­нием безработицы и уменьшаются, когда уменьшается безрабо­тица. Это так называемая служба государственных услуг - использование государства как работодателя на крайний случай. Привлеченная таким образом рабочая сила будет играть вспомо­гательную роль по отношению к постоянно работающим мусор­щикам, сотрудникам парков, полицейским, надзирателям, специа­листам в области здравоохранения и начального, среднего и выс­шего образования. Административные проблемы, включая соотно­шение их уровней заработной платы, довольно значительны. Однако столь же значительны выгоды для людей, которые полу­чают работу, и для общества, которое получает услуги.]. Cледующим шагом в осуществлении реформы является сокращение, притом навсегда, сферы применения кредитно-денежной политики. Лакая политика заключается в прямом или косвенном сокращении или увеличе­нии количества денег, доступных в качестве кредитов. Те, кто меньше всего нуждается в кредите и кто является на­иболее желательным заемщиком, находятся в планирую­щей системе. Те, кто больше всего зависит от заемных средств и к кому меньше всего благоволят банки, нахо­дятся в рыночной системе. Планирующая система - это наиболее развитая часть экономики, а рыночная система наименее развитая. Кредитно-денежная политика, таким образом, благоприятствует самой сильной и наиболее развитой части экономики и подвергает дискриминации наиболее слабую и наименее развитую часть. С технической стороны для кредитно-денежной поли­тики характерна крайняя ненадежность результатов. Ни­кто не знает, какой будет реакция на увеличение или уменьшение имеющихся в наличии средств для кредитова­ния или когда наступит такая реакция, поскольку фак­торы, которые определяют эту реакцию, никогда не бывают одинаковыми. В свою очередь эта неопределенность скрывается за напряженным и серьезным обсуждением с применением таинственной терминологии - ставка пе­реучета, основная ставка, операции на открытом рынке, диапазоны колебаний, твисты [Ускоренная продажа ценных бумаг.-Прим. перев.], - ведущимся в условиях монашеского уединения. Люди ошибочно предполагают, что дискуссия проистекает от знания. В действительности там, где существует знание и определенность, когда люди знают, что произойдет в результате данных действий, там мало что нужно обсуждать. Ставка процента, как и другие цены в планирующей системе, теперь устанавливается в практическом смысле Федеральной резервной системой, так как она оказывает влияние на ставки, назначаемые банками. Первый шаг к правильной политике состоит в признании понятия о сравнительно постоянном уровне и структуре процент­ных ставок. Активная политика больше не может состоять в ограничении займов и соответственно объема расходов за счет заемных средств, а тем самым, в сущности, количе­ства наличных денег путем повышения процентных ставок или ограничения предложения заемных средств, доступ­ных по текущей ставке, что является первым шагом к бо­лее высоким ставкам. Уровень, на котором должна быть установлена ставка процента, выбирается в основном произвольно, однако предпочтение должно оказываться его понижению. Низкие процентные ставки благоприятны для заемщиков, а не для кредиторов. Как правило, и это не вызывает особого удив­ления, у заемщиков меньше денег, чем у кредиторов. Поэ­тому более низкие процентные ставки способствуют более справедливому распределению дохода. Поскольку именно рыночная система зависит больше всего от заемных средств, низкие ставки процента благоприятствуют разви­тию этой части экономики, что тоже совпадает с необходи­мостью и общественными целями. Хотя при правильной, политике ставка процента пере­стает быть инструментом контроля над объемом займов, этот объем не является бесконтрольным. Контроль осу­ществляется посредством воздействия политики налогов и расходов на размер спроса в экономике. Объем заемных средств будет чрезмерным, когда наряду с другими источниками спроса он способствует повышению цен. В этом случае он может быть снижен при помощи повышения на­логов: это сокращает способность людей брать деньги под закладные и осуществлять другие формы личных займов, и по мере того, как спрос на товары падает, происходит снижение стимулов и возможностей осуществления займов и использования средств для расширения деловой актив­ности. Налоги, которые служат этой политике, одинаково бьют по крупным и мелким фирмам, и по богатым налого­плательщикам так же, как и по бедным. Если же налоги имеют прогрессивный характер, о чем мы только что гово­рили, они гораздо больше воздействуют на зажиточные слои. Эта политика справедлива по своей сути. Поскольку дна не зависит от не поддающейся предсказанию реакции на изменение ставки процента или предложения кредитных средств, ее последствия гораздо более определенны [Аналогичные, хотя несколько менее суровые, рекомендации о сокращении применения монетарной политики содержатся в: А. О k u n. Rules and Roles for Fiscal and Monetary Policy, в «Issues in Fiscal and Monetary Policy: The Eclectic Economist Views the Controvercy», edited by James J. Diamond, Chicago, De Paul Univercity, 1971. Он полагает, что первое правило политики стаби­лизации должно состоять в том, чтобы «держать монетарные условия как можно ближе к середине дороги». Доводы в пользу твердой налоговой политики, основанной деятельности, связанной с общественными работами,успешно выдвигались Мелвиллом Ульмером (см.: M. Ulmer, Toward Public Employment and Economic Stability, The Journal of Economic Issues, vol. VI, № 4, 1972, December, p. 149).] . В экономической теории мало абсолютных истин. Могут иметь место случаи, когда общее превышение спроса в ре­зультате чрезмерных займов оправдывает повышение ста­вок процента. И могут быть случаи, когда низкие ставки могут поощрять рост займов. Но основной принцип эффек­тивного и справедливого экономического руководства дол­жен состоять в том, что такие изменения являются исклю­чениями. Любая активная кредитно-денежная политика основана на периодическом и дискриминационном сокращении инвестиций в слабейшей части экономической системы. Таким образом, она прямо способствует неравенству в доходах и неравенству в развитии. Подобная политика таким образом усиливает главные и наиболее болезненные пороки современной экономики. И почти садистски она перекладывает страдания на тех, кто меньше всего способен вынести их. Тот факт, что экономическая теория служит особым интересам, совсем не нов, однако изощренность теории, когда речь идет о кредитно-денежной политике, не может не вызывать восхищения. Хотя дискриминация имеет явный характер, почти всегда утверждается, что она социально нейтральна. Благочестивый характер таких утверждений обезоруживает потенциального критика и заставляет его полностью отказаться от своих доводов. В прошлом смутное стремление к популярности заставляло определять кредитно-денежную политику как социально вредную, а ее инструменты, в особенности Федеральную резервную систему, подвергать нападкам. Но даже самые либеральные экономисты прилагали усилия, чтобы отмежеваться от критической тенденции, которую все респектабельные люди обязаны были считать непросвещенной и наивной. Как это часто бывает, то, что респектабельно, то служит влиятельным и богатым. Самая старая цель кредитно-денежной и финансовой политики, которая обычно прежде всего приходит на ум самому примитивному ученому - это полная занятость при достаточно стабильных ценах. Мы должны теперь покинуть эту древнюю интеллектуальную гавань, поистине ничто в жизни не вечно. Полная занятость, как мы видели, означает такую заработную плату и такие условия тpyдa для многих рабочих, которые социально невыносимы. Отсутствие квалификации и неудобное размещение (а также, частично, расовая непригодность) привязывают людей к рыночной системе. В ней они могут найти работу, только согласившись на выполнение унизительной роля за мизерную заработную плату или с помощью эксплуатации. Задачи создания альтернативных или гарантированных источников дохода состоят в том, чтобы найти подходящую замену такой работе и оплате. Тем самым признается, что некоторые виды работы и оплата хуже, чем безработица. Современным критерием для определения финансовой политики служит объем производства в планирующей системе, позволяющий привлечь на работу за приемлемую заработную плату имеющийся резерв квалифицированных рабочих с учетом тех, кто меняет работу или чья квали­фикация устарела. Повсеместная занятость для всех рабочих не может быть мерой успехов. Для тех, чья квалификация и место проживания не дают возможности получить работу, которая оплачивается в приемлемых с социальной точки зрения размерах, следует допустить возможность использования гарантированного или альтер­нативного источника дохода. Критерием политики в отношении планирующей системы является уровень выпуска по сравнению с количе­ством имеющихся и квалифицированных рабочих. Для рыночной системы критерием служит динамика дел. При условии правильной политики цены в рыночной системе будут в общем стабильными, кроме тех случаев, когда рост цен является результатом улучшения конкурентной позиции, более высокой минимальной заработной платы и прочих мер, направленных на обеспечение большего ра­венства в отношениях с планирующей системой. Избыток квалифицированных рабочих, ищущих ра­боту в планирующей системе, наряду с падающими (или даже стабильными) ценами в рыночной системе создает недостаток спроса, который необходимо будет устранить. Нехватка квалифицированных рабочих в пла­нирующей системе и упорное движение цен вверх в ры­ночной системе являются указанием на то, что спрос чрез­мерен и должен быть ограничен. Финансовая политика продолжает оставаться важным инструментом для поддержания общего равновесия между спросом и предложением. Никакое современное развитие не снижает важности этой политики и обеспечения равно­весия между совокупным спросом и предложением. Это щекотливая проблема. До определенной степени высокий уровень спроса улучшает условия торговли для рыночной системы. Но инфляция в этом случае, как показал недавний опыт, указывает на необходимость более жест­кой финансовой политики. Окончательным этапом в общем руководстве экономи­ческой системой является регулирование заработной платы и цен в планирующей системе. Здесь рынок ликви­дирован. Планирование, необходимое для поддержания стабильности цен, выходит за рамки компетенции отдель­ной фирмы В результате при отсутствии вмешательства государства наблюдается неуклонно расширяющаяся по­вышающаяся, спираль заработной платы и цен. Поэтому государственный контроль здесь неизбежен. Как мы видели, из всех предложенных здесь мер за­щитнику традиционных взглядов психологически труднее всего согласиться с мерами контроля над ценами и зара­ботной платой. На другие инструменты планирования, применяемые планирующей системой, такие, как контроль над отдельными ценами, контроль над издержками, орга­низация поставок исходя из этих издержек, обеспечение внутреннего источника капитала, навязывание государству мнений в отношении потребностей, руководство государством в том, что касается закупок, можно не обращать внимания или приуменьшать их значение, если человек полон решимости делать это. Нужно приложить немало усилий, чтобы добиться подобного непонимания, но выгоды в виде экономии умственного и денежного капитала велики. Удается сохранить видимость существо­вания рынка. С введением мер контроля над ценами и заработной платой игра кончается. Рыночная система, в которой заработная плата и цены устанавливаются государством, - это уже больше не рыночная система. Только блаженный дурачок может «примирять» эту сис­тему свободного предпринимательства с введением контроля над делами и зарплатой. В свою очередь этот психологический барьер является фактором первостепенной важности в управлении меха­низмом контроля. Такое управление обычно становится обязанностью людей, которые считают эти действия несов­местимыми с их внутренними убеждениями. Это проблема врача, занимающегося абортами, который является рев­ностным католиком; неисправимого развратника, кото­рый возглавляет полицейскую бригаду по борьбе с порнографией. Никто не считает, что профсоюзы и корпорации, которые делают контроль неизбежным, представляют со­бой временное явление. Но остается глубокая вера, что не должно существовать то, чего человек не хочет. Господь правит, господь заодно с добрыми консерваторами. И если требуется светская причина, ее следует изобрести [Этим объясняется нижеследующее замечание в докладе пре­зидента по экономическим вопросам за 1972 г.: «Основная пред­посылка для системы контроля над ценами и заработной платой состоит, в том, что инфляция 1970 и 1971 гг. была результатом ожиданий,, контрактов и образов действий, возникших в более раннем периоде, начиная с 1965 г., когда наблюдался инфляционный, чрезмерный рост. Поскольку больше нет избыточного спроса, темп инфляции будет неуклонно падать, пока не исчезнет этот остаток прошлых излишеств. Цель системы контроля в том, чтобы дать стране период принудительной стабильности, в течение которого ожидания, контракты и поведение постепенно приспособятся к тому факту, что быстрая инфляция больше не будет предпола­гаемой перспективой условий жизни в Америке. Когда это про­изойдет, контроль будет отменен» (см. «Economic Report of the President», 1972, p. 108).]. Томас Балог, один из первых защитников политики контроля, к которой английское правительство было вы­нуждено обратиться, утверждает, что ни один согрешив­ший не добивается полного прощения. Лучше истинный защитник веры, чем правота человека, впадающего в грех. Первое требование состоит в том, что меры контроля должны рассматриваться как введенные навсегда, или по крайней мере до тех пор, пока существуют профсоюзы и корпорации в их теперешнем соотношении в планирующей системе. Без такого признания политика будет подобна маятнику. Инфляция или безработица, либо и то и другое сразу, будучи неприемлемыми, породят требования об использовании мер по контролю. Меры будут введены и будут продолжаться, пока кажется, что они действуют. Затем их отменят и движение начнется заново. В то же время не будет приложено никаких или почти никаких усилий и энергии на разработку или применение этих мер, с тем чтобы сделать их действенными и справедливыми. При условии принятия мер контроля их применение подчиняется пяти основным принципам. Эти правила отнюдь не неожиданно следуют из доводов, содержащихся в предыдущих главах. Вот они: 1. Меры контроля должны применяться только к за­работной плате, которая устанавливается в результате заключения коллективных догов ров, и к ценам фирм, входящих в планирующую систему. Это означает, что в Соединенных Штатах контроль над ценами следует применить только к нескольким тысячам крупнейших фирм. В рыночной системе стабильность или относитель­ная стабильность достигается не контролем над ценами, а с помощью финансовой политики. В планирующей сис­теме, хотя контроль над заработной платой и ценами предотвращает рост цен в результате взаимодействия за­работной платы и цен, спрос не должен превышать возможного предложения по текущим ценам. Это устра­няет всякую тенденцию к продаже сверх установленной цены, в том числе и на полулегальном и черном рынке с помощью такого эффективного средства, как возмож­ность приобретения всего необходимого по законной цене. Повторяем, меры контроля - это не замена финансовой политики, которая гарантирует примерное соответствие между совокупным спросом и тем, что может дать эко­номика. Они являются лишь существенным дополнением к этому соответствию. 2. Меры контроля не должны замораживать цены и заработную плату. Существенный компромисс, который в принципе уже получил известную степень признания, состоит в том, что увеличение заработной платы должно ограничиваться средним ростом производительности в планирующей системе. Таким образом, издержки на за­работную плату будут постоянными и цены в целом тоже останутся постоянными. Однако нельзя отказывать в уве­личении заработной платы профсоюзам в тех отраслях, в которых рост производительности ниже среднего. Отсут­ствие роста производительности в конкретных отраслях не может быть основанием для дискриминации тех, кто в них работает. А фирмам в этих отраслях нельзя отказы­вать в компенсирующем росте цен. Нет общей необходимости определять уровни цен на отдельные изделия фирмы. Обычно будет достаточно ука­зания против повышения средней взвешенной цен дан­ного набора продуктов. Хотя крупные розничные торговцы могут выступать против расширения их непредвиденных расходов, контроль над розничными ценами не является главной необходимостью. Значительная часть розничной торговли находится в рыночной системе, и розничные тор­говцы не обладают в общем большой силой на рынке. 3. Контроль над заработной платой не должен закреп­лять разницы в заработной плате и доходе. Напротив, дол­жны, иметь место позитивные усилия для сужения этих различии. Как мы видели, введение контроля связано с отказом от претензии на то, что оплата труда определяется рынком. Она есть результат человеческой воли; власть имеет решающее значение для определения того, кто сколько получает. Если это признается, то общественное стремление к более справедливому распределению дохода требует, чтобы результаты такого проявления власти уменьшались. Для корпораций это означает, что повышение заработ­ной платы в результате роста производительности должно распространяться в основном на тех, кто получает меньше всего. Должны иметь место значительные и положитель­ные усилия, направленные на сужение разрыва между рабочим и управляющим. На более высоких уровнях оп­латы допустимые увеличения как минимум должны умень­шаться (и в конце концов приближаться к нулю). В планирующей системе отраслям с низкой заработной платой нужно создать возможность, чтобы догнать отрасли с высокой заработной платой. Меры контроля не должны распространяться на рабочих в рыночной системе, кроме некоторых случаев, связанных с мелкими предприятиями, но с сильными профсоюзами. 4. Из предыдущего следует, что, какой бы успешной ни была система контроля, цены стабильными не будут. Не­равенство и несправедливость в применении мер контроля, а также связанные с ним трудности нужно смягчить при помощи процесса уравнивания -разрешая рост слишком низких цен и заработной платы. Решения о снижении высоких цен крайне редко, если вообще когда-либо, оказы­ваются осуществленными на практике. Поэтому будет про­должаться тенденция цен к росту. Важно, чтобы вызван­ные таким образом увеличения, являющиеся результатом уравнивающих мероприятий в системе, рассматривались отдельно от грубого и общего взаимодействия всех ставок заработной платы и всех цен внутри планирующей си­стемы. Меры контроля предназначены для предотвраще­ния повышений именно второго типа, а не первого. 5. Наконец, для того чтобы меры контроля оказались эффективными, необходимо надлежащее осуществление воли общественности. Проблема в этом случае должна быть уяснена гораздо точнее, чем в прошлом. Когда цены и заработная плата устанавливаются при помощи рынка, то считается, или, во всяком случае, общепринятая теория так утверждает, что решение в конечном итоге принадлежит обществу. При помощи своих решений, покупать или: не покупать что-либо и что именно покупать, общество передает свое мнение рынку, и рынок соответственно уста­навливает уровень цен и заработную плату. Следова­тельно, если правительство, устанавливая цены и заработ­ную плату, вмешивается в этот процесс, оно вмешивается (и, как можно предполагать, произвольно) в то, что уже является решением общества. Но меры контроля становятся необходимыми, поскольку планирование заменило рыночную систему, т. е. фирма и профсоюз взяли на себя решающую ответственность за установление цен и заработной платы. Это означает, что решение больше не зависит от рынка и, таким образом, от общества. Оно зависит от планирующей системы. Вмешательство правительства - это не общественный процесс. Это вмешательство в частные решения, т. е. в процесс осуществления частных целей. Вмешательство правительства, если оно отражает общественное сознание, представляет собой правление общества, а не частное правление. Таковы основы для осуществления государственной власти. И эффективное осуществление такой государст­венной власти имеет большое значение. При определении уровня заработной платы и цен должны проводиться ши­рокие консультации с промышленными фирмами и проф­союзами. Особенно это относится к профсоюзам. Но в ко­нечном итоге правительство должно добиться выполнения задач, связанных с изложенными целями. Долгое время существовало мнение, что использование контроля может в какой-то мере скрываться за счет добровольного харак­тера подчинения. Это заблуждение. Рынок не восстает из мертвых оттого, что вытесняющие его меры контроля имеют добровольный характер. Следствием добровольного контроля являются выгоды в основном для тех, кто имеет наименьшую склонность к подчинению. Не приходится и говорить, что не может быть контроля, который бы просто подтверждал то, о чем договорились между собой корпо­рации и профсоюзы, который бы санкционировал резуль­тат, достигнутый без всякого контроля. При осуществлении контроля над ценами и заработной платой, как в меньшей степени и в руководстве финансовой политикой, возникает дилемма. Основная роль должна принадлежать главе исполнительной власти, и поэтому связанные с этим конкретные задачи становятся крайне подверженными влиянию со стороны планирующей си­стемы. Но ведь это именно те задачи, осуществление кото­рых должно отражать общественное сознание. Решения этой проблемы нет. Единственной надеждой остается преданный общественным интересам президент и прежде всего преданные общественным интересам бди­тельные законодательные органы. К счастью, правила, от­ражающие общественные интересы, довольно просты. Если государственные расходы в возрастающей степени идут на общественные нужды, если налоги становятся более про­грессивными, если кредитно-денежная политика пассивна, если расширение спроса достигается за счет увеличения государственных расходов, а сокращение спроса - при по­мощи увеличения налогов, если рост заработной платы поддерживается в соответствии с ростом производитель­ности, если увеличение равенства является главной целью при осуществлении изменений в заработной плате и если рост цен допускается только в связи с трудностями, вы­званными процессом выравнивания и отсутствием роста производительности, тогда возникает, по существу, уп­равление в интересах общества. Введение таких правил не выходит за рамки компетенции преданных обществен­ным интересам президента и законодательных органов. То, что предлагается, согласуется также с понятием про­гресса в этих вопросах. Однако для осуществления этого определенно требуются энергия и бдительность.

В 1945 г., когда вторая мировая война подходила к концу, железные дороги в Соединенных Шта­тах перевезли рекордное количество грузов и пассажиров. Они не представляли собой, однако, особенно сильную часть планирующей системы. Традиция, регулирование и сравнительно невысокий технический уровень предприя­тий не позволили возникнуть сильной техноструктуре на железных дорогах и добиться тем самым сильной пози­ции в отношениях с потребителями, обществом и государ­ством. В 50-х годах гораздо более мощная отрасль в лице автомобильного транспорта, во главе которой стояли авто­мобильные компании, проявила инициативу в процессе со­здания системы автодорог между штатами. Пассажирские перевозки по железной дороге уступили место легковому автомобилю и в несколько меньшей степени тоже влия­тельным (и пользующимся сильной поддержкой) авиа­компаниям. Перевозки грузов, осуществлявшиеся ранее по железным дорогам в широких масштабах, перешли к автомобильному транспорту. Обеспечение автомобильной промышленностью более широкого использования ее продукции явилось, как было подчеркнуто на предыдущих страницах, триумфом плани­рующей системы. Это же развитие, усиленное одновремен­ными изменениями в электроэнергетике и отоплении до­мов, также сильно повысило спрос на нефтепродукты. Пол­ные масштабы увеличения спроса было трудно предвидеть. Непредвиденным оказалось и то, что строительство необ­ходимых трубопроводов, нефтеперерабатывающих заводов, портовых и разгрузочных сооружений для крупных тан­керов окажется в огромном, иногда непримиримом проти­воречии с интересами сохранения окружающей среды. В результате возникают сомнения в том, будет ли иметься достаточное количество нефтепродуктов, ставшее необхо­димым в связи с громадным ростом потребления в авто­мобильном транспорте и других отраслях. Появилась но­вая терминология. Сейчас много говорят об «энергетическом кризисе». Как и в отношении других ошибок планирующей си­стемы, о возможной нехватке нефтепродуктов говорится так, как будто это своеобразная, еще одна чисто случай­ная неудача. Теперь мы знаем, что это совершенно не так. Планирующая система создает внутреннюю систему координации между отдельными ее частями, осуществляю­щими свои собственные интересы. Существует большая вероятность, что эта координация время от времени будет нарушаться. Подобные неудачи уже стали довольно обычным делом. Строго говоря, нехватки электроэнергии нет. Скорее, дело в том, что увеличение потребления элек­троэнергии в результате деятельности производителей электробытовых приборов, в том числе строительство зданий, в которых приходится осуществлять кондициони­рование воздуха, обгоняет производные возможности электроэнергетики. Когда, как, например, в автомобильной и нефтепере­рабатывающей промышленности, планирование в одной отрасли предъявляет такие требования к другой отрасли, которые та не может выполнить, то, конечно, считается само собой разумеющимся, что вмешается государство. В результате осуществления государственных мер поток грузов и пассажиров будет вновь направлен на более экономичные в отношении использования топлива желез­ные дороги. Могут также быть предоставлены субсидии для разработки экономически невыгодных в прошлом источников энергии, либо будет оказана техническая помощь в разработке новых видов энергии. Короче говоря, государство предпримет шаги с целью осуществления ко­ординации. Оно распространит всеообщее планирование на планирую­щую систему. Это следующий и совершенно определен­ный шаг в экономическом развитии, шаг, твердо опирающийся на логику планирующей системы. Только с большим трудом можно говорить о нем как о способе укрепления рынка и системы свободного предпринимательства. Решение состоит в признании логики планирования с вытекающей из нее настоятельной необходимостью осуществления координации. Затем должен быть создан правительственный орган, призванный выявлять ее нарушения и гарантировать согласованность роста в различных частях экономики. Последнее довольно часто будет требовать предупредительных мер для сокращения или полного прекращения наименее важных в социальном отношении видов деятельности. В другом случае потребуются государственные меры для увеличения объема производства. Чем скорее будет признана необходимость таких мер, тем меньше будет неудобств и лишений в результате кризисов, которые можно предсказать уже сейчас и против которых нет других средств. Понадобится создание государственного планового органа. Он в свою очередь должен находиться под строгим надзором со стороны законодательных органов, так как именно здесь встретятся самые трудные из проблем общественной компетенции. Требуется планирование, которое отражает не интересы планирования, а общественные интересы. Создание аппарата планирования, которое современная структура экономики делает настоятельной необходимостью, является следующей основной задачей в области экономики. На горизонте появилась вторая основная проблема в области координирования планирующих систем, точнее говоря, она стала уже совершенно определенной. Она касается систем разных стран. В предыдущих главах отражено существующее положение дел. Как мы видели, фирмы, образующие планирующую систему, перешагивают через национальные границы. В основном они избавляются от тарифов как от досадной помехи. Такие фирмы поставляют свои изделия в другие развитые в промышленном отношении страны, где они присоединяются к олигопольному соглашению, определяющему цены в этих странах. Они расширяют производство, а тем самым и инвестиции в тех странах, где издержки самые низкие. Фирмы, которые занимают самое выгодное стратегическое положение в странах с низкими издержками производства (обычно они имеют штаб-квартиру в этих странах), расширяются быстрее других. Только что упомянутые преимущества в издержках бывают трех видов. Существует классическая возможность того, что рабочие будут больше работать при равной опла­те, столько же при меньшей оплате или даже больше при меньшей оплате своего труда. Капитальное оборудование может оказаться более дешевым или технически более совершенным, более современным. Страна может иметь более низкие темпы инфляционного роста. Спираль заработной платы и цен контролируется в большей мере или по другим причинам действует с менее разрушительным эффектом. В последние годы подобные преимущества ставили Японию и Германию в гораздо более благоприятное по­ложение. Рабочие обеих стран отличаются усердием, кроме того, в Японии заработная плата является низкой. Как ранее отмечалось, в Соединенных Штатах симбиоз между планирующей системой и государственной бюрократией способствовал осуществлению огромных капиталовложе­ний в такие отрасли, как военная промышленность и ис­следования космического пространства, и пренебрежитель­ному отношению к гражданским отраслям, для которых капитал периодически становился дорогим и дефицитным. Напротив, Германия и Япония имеют фонды для модер­низации и расширения менее мощной гражданской про­мышленности. До сравнительно недавнего времени не­мецкие и японские профсоюзы выступали со своими тре­бованиями менее энергично, чем профсоюзы в Соединен­ных Штатах и Англии. Миграция производства в планирующие системы с выгодной структурой издержек означает, что эти страны, вернее, фирмы в этих странах накапливают средства в валюте находящейся в неблагоприятном положении стра­ны, в которой они осуществляют продажи и закупки в которой осуществляются в гораздо меньшем объеме. На­личие таких средств регулярно вызывает затруднения у их владельцев; предпринимаются попытки обратить их в валюту страны, где положение более благоприятно. Это наталкивается на естественное сопротивление. Зачем обменивать сильную валюту, относительная ценность ко­торой имеет все шансы возрасти, на валюту, перспективы которой прямо противоположны? Результатом этих попыток и этого нежелания является наиболее распро­страненное явление в отношениях между планирующими системами разных стран. Оно известно как валютный кри­зис. Во всех недавних обострениях доллар был кризисной валютой. Именно у Японии и Германии накапливались доллары, и именно в валюты этих и еще одной-двух стран стремятся обратить доллары. Замешательство, вызванное валютным кризисом, уси­ливается дискуссиями вокруг него. Они носят частично оттенок обмана, частично некомпетентности, а в остальном совершенно не имеют отношения к делу [Неспециалист может подумать, что эти резкие слова - обыч­ные ложные обвинения в споре между специалистами. Увы, они обдуманны и верны - это станет ясно при минутном размышле­нии. Мы имеем дело с валютным кризисом в течение ряда лет. В течение многих лет специалисты со всей подобающей торжественностью проводят свои заседания в поисках решения. Если бы у них было решение, то непостижимо, что оно не было бы осуще­ствлено раньше. Свойство любого решения состоит как раз в том, что устраняется возникшая проблема. Если бы проблема была ре­шена, то не было бы валютных кризисов, а они продолжают иметь место. Поэтому мы должны согласиться с тем, что, хотя эксперты по валютным проблемам будут встречаться и заниматься обсуждениями, они не найдут решения проблемы.]. Рядовому и даже образованному человеку проблема валютных отношений кажется неразрешимой. В этой ситу­ации эксперт по валютным проблемам, чье непонимание того, о чем он говорит, часто скрыто даже от него самого, процветает. Некомпетентность коренится в любопытном тезисе, который гласит, что любой человек, каким бы не­подготовленным или бестолковым он ни был, став мини­стром финансов, или заместителем министра по валютным проблемам, или членом совета Федеральной резервной системы США, либо заняв официальный пост где-нибудь за границей, становится в силу занимаемой должности полностью компетентным в этой области. Непонимание положения вещей носит еще более серьезный характер. Оно связано, и это совсем не удивительно, с уже упоминавшейся приверженностью к рынку и неоклассическим убеждениям. Исходя из этого, проблема координации может быть решена в краткосрочном аспекте с помощью девальвации валюты страны, находящейся в неблагоприятном положении, что сделает ее изделия более дешевыми в иностранной валюте и в других странах, а иностранные продукты более дорогими на ее рынках. Затем, спустя еще немного времени, стандартные меры кредитно-денежной и финансовой политики приведут инфляцию к концу, если такая проблема существует. л Затем будет иметь место приток капитала страны, и это будет оказывать корректирующее влияние, а прилежные рабочие в странах, где положение является более выгодным, потребуют причитающуюся им долю в форме повышения заработной платы, что приведет к повышению издержек и цен и окажет дальнейший корректирующий эффект. Из всего этого возникает убеждение в том, что существует монетарное решение торговых и валютных проблем, имеющихся в отношениях между промышленно развитыми странами. Нужно только быть специалистом, чтобы найти его. Когда проблема возникает между планирующими системами, все, о чем говорилось выше, сразу же оказывается миражем. Цены на основные промышленные продукты, производимые в странах с благоприятным положением, при продаже в странах с неблагоприятным положением, например цены немецких и японских изделий в Соединенных Штатах, являются частью олигопольного соглашения страны-получателя. Девальвация не дает автоматического повышения цен. Вполне возможно, что фирмы страны-поставщика понизят цены, согласятся на уменьшение доли прибыли в цене и сокращении доходов и будут поддерживать такой же объем продаж, как прежде. А если это окажется невозможно, они станут действовать со всей энергией, чтобы заставить свои правительства выступить против девальвации в убыточной стране. Этого легко можно добиться, тоже прибегнув к девальвации [Или не согласившись на ревальвацию, являющуюся современным средством, навязываемым стране, обладающей преиму­ществами.]. Планирующие системы этих стран обладают властью, присущей таким системам по отношению к государству, чтобы навязать свое мнение по этому вопросу. Основной эффект девальвации зависит от изделий (и услуг) рыночной системы, которые участвуют в международной торговле. Кроме того, больше не существует тенденции к тому, чтобы дела улаживались сами собой. Преимущества и убытки связаны с распределением капитала между отраслями. Страны, которые, подобно Соединенным Штатам, отличаются неблагоприятным распределением капитала, которое обусловлено тесной связью между военной про­мышленностью и государственной бюрократией, не обладают тенденцией к исправлению положения дел. Инфля­ция является результатом власти корпораций и профсоюзов и отсутствия эффективных мер контроля. Разли­чия здесь не могут быть сглажены приверженностью к обычному набору кредитно-денежных и финансовых ре­цептов. Единственным средством остается координация поли­тики планирования между национальными планирующими системами. Она должна включать общие политические мероприятия в распределении капитала между отраслями, общие шаги для контроля над спиралью заработной платы и цен. При отсутствии государственного органа, соответ­ствующего международным масштабам стоящей проблемы, трудности очевидны. Их было бы меньше, если бы задачи планирования в Соединенных Штатах были полностью осознаны и эффективно выполнялись, предоставив другим странам право решать вопрос о приспособлении их плани­рования к американскому. В первые годы после второй мировой войны международная система работала потому, что американская политика была достаточно предска­зуемой и более мелкие страны приспосабливали свою политику к политике крупной страны. До тех пор пока подобный порядок не будет восстановлен, ясно одно: пла­нирующие системы нескольких развитых стран будут, как в недавнем прошлом, продолжать тащиться от одного так называемого валютного кризиса к другому. Специалисты по валютным проблемам будут разъезжать, встречаться и совещаться в твердой уверенности, что ничто из того, чем они занимаются, не сделает их поездки и их деятель­ность излишними. После взаимных обвинений, опираю­щихся на различия, которых люди не поймут, будет достигнуто соглашение о девальвации или ревальвации. Оно будет приветствоваться как достигнутое решение, а следующий кризис будет уже у порога. В конце концов урок будет усвоен. Национальные планирующие системы, действующие в международных масштабах, требуют также известной степени международного планирования. Данный вопрос ясен в достаточной мере. Пришло бремя сделать некоторые заключительные за­мечания относительно экономической теория. Лорд Кейнс в своем знаменитом прогнозе предположил, что этот пред­мет в конце концов потеряет значение-по социальной значимости он приблизительно сравняется с лечением зу­бов. Не все, что говорилось здесь об экономической теории было доброжелательным, хотя немногие из тех, кто думал об этих проблемах, сочтут эту строгую критику несправед­ливой. Экономическая теория представляет собой обшир­ное поле деятельности. На исследования в этой области и на преподавание тратится много средств. Если бы с предметом было бы все в порядке, мы бы не страдали от стольких нерешенных и неожиданных проблем. Но хотя в известном смысле Кейнс был прав в том, что предмет приходит в упадок, он не был прав в более широком смысле. Он был прав в той степени, в какой экономическая теория имеет дело с производством материальных благ и предотвращением депрессий. В современном индустриальном обществе это не очень трудные задачи. Те, кто занят ими, в социальном отношении могут быть важнее тех, кто облегчает зубную боль или удаляет разрушившиеся зубы, но не намного. Пытаясь втиснуть все проблемы в рыночные рамки и подчинить любую деятельность власти рынка, экономисты, как мы достаточно видели, оказывают огромную услугу планирующей системе, маскируя власть, которой она в действительности обладает. Но эта сомнительная в социальном отношении функция совсем не то, что нужно приветствовать. Однако в более важном смысле Кейнс ошибался. Он не представлял себе, что в ходе экономического развития власть перейдет от потребителя к производителю. И, не предвидя этого, он не видел растущего расхождения между интересами производителя или планирования и интересами общества. Он не предвидел, что развитие будет неравным, поскольку власть для осуществления интересов планирования распределена неравномерно. В силу этого распределение дохода тоже будет неравным. Он также не видел, что осуществление таких интересов будет представлять угрозу для окружающей среды и сделает потребителя своей жертвой. Он не видел, что власть, которая позволяет интересам производителя отклоняться от обще­ственных интересов, будет способствовать тому, что про­стое изменение политики, которую он рекомендовал про­тив безработицы и депрессии, окажется недостаточным для решения проблемы инфляции. Он также не предвидел только что упомянутых проблем, связанных с координа­цией национального и международного планирования. Учитывая все, что оказалось непредвиденным, будущее экономической теории можно было бы считать скорее ра­дужным. Она могла бы обратиться к самым важным проб­лемам нашего времени. Так это или нет, нужна ли эко­номическая теория - решать экономистам. Они могут, если хотят, стать ненужными; если они предпочитают уютную домашнюю жизнь и размеренные часы, они могут продолжать зарабатывать на жизнь бесконечным маскара­дом, который, кстати, весьма забавен. У них, как пока­зало лето 1971 г., когда в Соединенных Штатах был вве­ден контроль над ценами, или год спустя, когда такие меры были введены в Англии, окажется очень мало или совсем не окажется никаких ценных мнений или советов по важнейшим вопросам. Они окажутся в социальном отно­шении еще более ненужными, чем кейнсовский дантист, поскольку он. будет чувствовать себя обязанным давать рекомендации, если чьи-то зубы вопреки всем ожиданиям внезапно начнут выпадать. Экономисты могут также расширить свою систему. Они могут заставить ее охватывать во всех проявлениях власть, которую они в настоящее время маскируют. В этом случае, как мы видели, мировые проблемы станут частью их системы. Их внутренняя жизнь будет менее пассивной. Может возникнуть бурная реакция со стороны тех, чья власть теперь разоблачается и подвергается анализу, как и со стороны тех, кто находит большее удобство лишь в том, что экономисты преподают и обсуждают ложные проблемы или не занимаются никакими проблемами вообще. Однако еще в течение очень длительного времени экономисты будут в состоянии таким образом уклоняться от той судьбы, которую предрекал Кейнс.

	Экономическая библиотека	ЭКОНОМИКА 2000	http://e2000.kyiv.org

	Экономическая библиотека	ЭКОНОМИКА 2000	http://e2000.kyiv.org

Джон Кеннет Гэлбрейт. "Экономические теории и цели общества"

Часть I. Дебри Глава I Функции экономической системы и экономической теории Глава II Неоклассическая модель Глава III Неоклассическая модель II: Государство Глава IV Потребление и концепция домашнего хозяйства Глава V Общая теория высокого уровня развития Часть II. Рыночная система Глава VI Услуги и рыночная система Глава VII Рыночная система и искусство Глава VIII Самоэксплуатация и эксплуатация Часть III. Планирующая система Глава IX Природа коллективного разума Глава X Как используется власть: защитные цели Глава XI Положительные цели Глава XII Как устанавливаются цены Глава XIII Издержки, контракты, координация и цели империализма Глава XIV Убеждение и власть Глава XV Новая экономическая теория технического прогресса Глава XVI Источники государственной политики: итоги Глава XVII Межнациональная система Часть IV. Две системы Глава XVIII Нестабильность и две системы Глава XIX Инфляция и две системы Глава XX Экономическая теория тревоги: проверка Часть V. Общая теория реформы Глава XXI Негативная стратегия экономической реформы Глава XXII Раскрепощение мнений Глава XXIII Справедливая организация домаш-него хозяйства и ее последствия Глава XXIV Раскрепощение государства Глава XXV Политика для рыночной системы Глава XXVI Равенство в планирующей системе Глава XXVII Социалистический императив Глава XXVIII Окружающая среда Глава XXIX Государство и общество Глава XXX Финансовая, кредитно-денежная поли-тика и меры контроля Глава XXXI Координация, планирование и пер-спектива


По укоренившемуся мнению назначение экономической системы, на первый взгляд, кажется впол­не очевидным. Оно состоит в том, чтобы производить мате­риальные блага и оказывать услуги, которые нужны людям. При отсутствии такой системы, т. е. системы, которая про­изводит продукты питания, перерабатывает, упаковывает и распределяет их, производит ткань и изготавливает одежду, строит дома, обставляет их мебелью, предоставляет услу­ги в области образования и медицины, обеспечивает закон и порядок, организует национальную оборону, жизнь была бы трудной. Такова ее функция. Наилучшая эконо­мическая система - это та, которая максимально обеспе­чивает людей тем, в чем они больше всего нуждаются. Хотя этот взгляд широко распространен в учебниках, он является, пожалуй, слишком упрощенным. За послед­ние сто лет множество экономических задач стало выпол­няться организациями - промышленными корпорациями, электроэнергетическими предприятиями коммунального пользования, авиакомпаниями, системами розничных ма­газинов, телевизионными сетями, государственными бюро­кратическими учреждениями. Некоторые из этих органи­заций очень велики; и едва ли кто-нибудь усомнится в том, что они обладают властью, т. е. могут управлять действиями отдельных лиц и государства. Всякий согла­сится, что они управляют этими действиями в своих собст­венных интересах, т. е. в интересах тех, кто благодаря членству или праву собственности участвует в данном предприятии. Возможно, что в силу какого-то невероятного стечения обстоятельств или сознательных усилий эти интересы в основном совпадают с интересами обществен­ности. Если же такое стечение обстоятельств или целена­правленные усилия отсутствуют, то нет ничего удивитель­ного в том, что преследуются интересы организаций, а не общественности. При таком подходе функция экономической системы больше не кажется простой, по крайней мере для тех, кто хочет видеть реальное положение вещей. Частично эко­номическая система служит отдельному человеку. Но ча­стично она, как мы теперь видим, служит интересам своих собственных организаций. «Дженерал моторс» существу­ет, чтобы обслуживать общество. Но «Дженерал моторс» также, или даже вместо этого, служит самой себе. Мало кому такое утверждение покажется резко противореча­щим здравому смыслу. А для многих оно будет триви­альным. Такое утверждение примечательно лишь тем, что оно не соответствует основному тезису экономической теории в ее традиционном изложении. При более тщатель­ном подходе оно становится именно тривиальным. В этом случае возникает стремление выявить интересы, которые преследуют гигантские организации, пути их осуществле­ния и последствия для общества.

2 Новое понимание функции экономической системы влечет за собой и новую точку зрения на функцию эко­номической теории. До тех пор, пока предполагалось, что экономическая система осуществляет свою деятельность в интересах отдельного человека, подчинена его нуждам и желаниям, можно было предполагать, что функция эко­номической теории состоит в объяснении процесса, по­средством которого это происходит. Экономисты, подобно другим ученым, обожают такие определения предмета их науки, в которых подразумевается его глубокое и универ­сальное значение. Наиболее знаменитое из этих определе­ний утверждает, что экономика является «наукой, которая изучает поведение людей как связь между целями и огра­ниченными средствами, имеющими альтернативные пути применения» [L. Bobbins, An Essay on the Nature and Significance of Economic Science, 2d ed., London, Macmillan, 1935, p. 16.]. Крупнейший современный авторитет фор­мулирует это несколько проще: «О том, как... мы изби­раем пути использования ограниченных производствен­ных ресурсов, имеющих альтернативные способы приме­нения, для достижения поставленных целей» [P. A. Samuelson, Economics, 8th ed.. New York, McGrow, 1970, p. 13.]. Эти определения кажутся превосходными До своей прямоте. Люди принимают решения о том, что они будут иметь; фирмы решают, как наилучшим образом выпол­нить эти решения. Экономическая теория изучает поведе­ние людей, вовлеченных в этот процесс. Она является наукой именно потому, что у нее нет никакой иной зада­чи, кроме понимания этого поведения. Но если допускается, что организации, принимающие участие в этом процессе, обладают властью, что обеспе­чиваются именно их интересы и люди подчиняются этим интересам, то даже наиболее благодушные неизбежно за­дадут вопрос: а не может ли так случиться, что экономи­ческая теория тоже служит интересам организаций? Ор­ганизации обладают властью. Могут ли они не оказывать влияния на научную дисциплину, которая изучает их самих и процесс осуществления ими своей власти? Не мо­гут ли только что приведенные определения быть шир­мой для этой власти? Такие вопросы совершенно оправданны. Экономичес­кая теория создает у людей представление об их экономическом обществе. Такое представление заметно влияет на их поведение и на их отношение к организациям, кото­рые составляют экономическую систему. Если в картине общества, создаваемой экономической теорией, товары или капитал, труд и материалы, с помощью которых они про­изводятся, представлены в качестве дефицитных, то это имеет место только потому, что товары играют важную роль - это точка опоры, от которой зависят благососто­яние и счастье. Таким образом, процесс, в котором изго­товляются блага, становится делом особой социальной важности. Огромное значение в этом случае придается организациям, которые производят товары, а те, кто уп­равляет и руководит этими организациями, обладают большим престижем. Приходится прилагать огромные усилия для доказательства правомочности действий, будь то любое регулирующее мероприятие правительства, лю­бой налог, любое решение профсоюза, которые похожи на вмешательство в производство, по крайней мере так ут­верждают лица, которых они затрагивают. Представление о влиянии выбора имеет еще более важные последствия. Оно означает, что процесс выбора - решение приобрести данный продукт, отказаться от дру­гого - есть то, что в совокупности управляет экономической системой. И если выбор общественности есть источ­ник власти, то организации, из которых состоит экономи­ческая система, не могут обладать ею. Они лишь инстру­менты, в конечном счете удовлетворяющие этот выбор. Возможно, самая старая и определенно самая мудрая стратегия для осуществления власти - эхо отрицать факт обладания ею Монархи, включая наиболее жестоких де­спотов, издавна представляли себя простым отражением божественной воли. Затем это подтверждалось господству­ющей религией. В результате поведение монархов, каким бы скандальным, расточительным и губительным для здо­ровья, жизни, жизненных условий и общественной благо­пристойности оно ни было, не могло подвергаться сомне­нию, по крайней мере истинным верующим. Оно служило высшей воле. Современный политик увековечивает тот же инстинкт, когда он объясняет, хотя и неубедительно, что он всего лишь инструмент своих избирателей, что стремится не к осуществлению своих предпочтений, а к общему благу. Явно удалившаяся от религии, экономи­ческая теория, особенно потому, что существует видимая возможность выбора на рынке, тоже изображает коммер­ческую фирму служительницей высшего божества. В ре­зультате фирма не отвечает или несет лишь минимальную ответственность за свод, действия. Она реагирует на боже­ственную волю рынка. Если продукты, которые она производит, или услуги, которые она оказывает, никчемны или смертоносны, причиняют ущерб воздуху, воде, земле или нарушают нормальную жизнь, то не следует винить фирму. Все это отражает выбор общественности. Если люди введены в заблуждение, то это потому, что они сами предпочитают самообман. Если поведение в экономиче­ской сфере кажется иногда неразумным, то это потому, что неразумны люди. Факт нежелательного с социаль­ной точки зрения использования организациями власти в их собственных интересах, таким образом, как злой дух изгоняется или его почти удается изгнать из формальной экономической мысли. Когда в действительности имеет место такое проявление власти, сразу видно, насколько удобна такая непоколебимая вера и сколь выгодно ее насаждение. Насаждение полезных верований особенно важно вви­ду способа, которым осуществляется власть в современной экономической системе. Он состоит, как отмечалось, в том, чтобы побуждать человека отказаться от целей, к которым он обычно стремится, и осуществлять цели другого лица или организации. Имеется несколько способов добиться этого. Угрозы физических страданий - тюрьмы, кнута, пытки электрическим током - относятся к древней тради­ции. Так же обстоит дело и с экономическими лишения­ми - голодом, позором нищеты, если человек не хочет работать по найму и тем самым принять цели работода­теля. Все большее значение приобретает убеждение, кото­рое состоит в изменении мнения человека таким образом, чтобы он согласился, что интересы другого лица или ор­ганизации выше его собственных. Дело обстоит именно так, поскольку в современном обществе физическое насилие хотя и одобряется до сих пор многими в принци­пе, на практике наталкивается на неодобрение. Кроме то­го, с ростом доходов люди становятся менее уязвимы в отношении угрозы экономических лишений. Соответствен­но убеждение (в формах, которые будут рассмотрены в дальнейшем) превращается в основной инструмент осуществления власти. Для этого жизненно важное значение имеет существование представлений об экономической жизни, которые были бы близки представлениям органи­заций, осуществляющих власть. То же самое относится и к процессу обучения, посредством которого насаждаются такие взгляды. Он или просто направлен па убеждение людей, что цели организации фактически полностью сов­падают с их собственными целями, или подготавливает почву для такого убеждения. Представление об экономи­ческой жизни, при котором люди рассматриваются в ка­честве инструментов для осуществления целей организа­ции, было бы гораздо менее полезно и удобно. Содействие, которое экономическая теория оказывает осуществлению власти, можно назвать ее инструменталь­ной функцией в том смысле, что она служит не понима­нию или улучшению экономической системы, а целям тех, кто обладает властью в этой системе. Частично такое содействие состоит в обучении ежегод­но нескольких сот тысяч студентов. При всей его неэф­фективности такое обучение насаждает неточный, но все же действенный комплекс идей среди многих, а может быть большинства, из тех, кто подвергается его воздей­ствию. Их побуждают соглашаться с вещами, которые они в ином случае стали бы критиковать; критические настроения, которые могли бы оказать воздействие на экономи­ческую жизнь, переключаются на другие, более безопас­ные области. Это оказывает огромное влияние непосредственно на тех, кто берется давать указания и выступать по экономическим вопросам. Хотя принятое представление об экономике общества не совпадает с реальностью, оно существует. В таком виде оно используется как замени­тель реальности для законодателей, государственных слу­жащих, журналистов, телевизионных комментаторов, про­фессиональных пророков - фактически всех, кто высту­пает, пишет и принимает меры по экономическим вопросам. Такое представление помогает определить их реакцию на экономическую систему; помогает установить нор­мы поведения и деятельности - в работе, потреблении, сбережении, налогообложении, регулировании, которое они считают либо хорошим, либо плохим. Для всех, чьи интересы таким образом защищаются, это весьма полезно. Мою настоящую работу многие сочтут менее полезной. В ней старательно обходится инструментальная функция экономической теории и происходит возврат к более древ­ней, более традиционной, более научной, объясняющей функции, заключающейся в стремлении понять реальное положение вещей.

3 Что касается первопричин инструментальной функции экономической теории, то, конечно, не следует ничего при­писывать тайному заговору и лишь немногое можно объ­яснить умыслом. Экономисты не раболепствуют преднаме­ренно перед сильными экономического мира. Лишь немно­гие сознательно стараются приспособиться. Скорее всего, преобладающие экономические интересы - это нормаль­ное и общепринятое в обществе мнение. То, что оно одоб­ряет и находит удобным, представляет собой разумную политику. То, что оно не одобряет или находит затрудни­тельным, может быть интересным или впечатляющим, но не является надежным руководством для серьезных мне­ний или действий. Как и у других людей, у экономистов есть чутье на то, что заслуживает доверия, серьезно и достойно уважения. Именно через определение того, что является серьезным и достойным, и проявляются главным образом экономические интересы. Инструментальная функция экономической теории - это во многом побочный продукт ее истории. Так получи­лось, что представление о предшествующем экономиче­ском обществе превосходно служит инструментальным це­лям более позднего общества. Было лишь необходимо оставаться верным старой истине и твердить о ее неиз­менности. Экономическая теория сформировалась как на­учная дисциплина в то время, когда деловые предприятия были невелики по размерам и просты по своей структуре, а сельское хозяйство поглощало большую часть произво­дительной энергии людей. Фирмы реагировали на изме­нение издержек производства и на изменение рыночных цен. Они подчинялись тому, что диктовал рынок. Теория отражала этот факт. Со временем теория была несколько изменена с тем, чтобы учитывать существование монопо­лии, или, точнее, олигополии, но осталась в плену у своих начальных представлений. Конкурентоспособная фирма продолжала считаться центральным звеном. И член оли­гополии тоже реагирует на рыночные колебания и вынуж­ден поступать так, поскольку он односторонне стремится к максимуму прибыли. Таким образом, рынок и в силу этого потребитель остаются полновластными хозяевами. Выбор потребителя продолжает управлять абсолютно всем. В результате экономическая теория незаметно пре­вратилась в ширму, прикрывающую власть корпорации. Этим процессом никто не управлял. То, что казалось сдер­жанным интеллектуальным консерватизмом, стало мощ­ной опорой экономических интересов. К этому мы еще вернемся. . Однако инструментальная роль экономики не являет­ся чем-то неизменным. В последнее время наблюдается острое недовольство, особенно среди молодых экономистов. Представление, которое столь долго доминировало в академических курсах, формировало теоретические по­строения, маскировало проявление экономического, со­циального и политического влияния производящих орга­низаций, подвергалось общей критике. То, что было не­когда экономической теорией и было приемлемо, стало теперь «неоклассической экономической теорией» - тер­мин, явно намекающий на устарелость. Для этого мятежа имелось несколько причин. В опре­деленной степени власть, защищаемая этой моделью, ста­ла слишком явной, и попытки маскировать ее оказались недостойными для интеллектуала. Имеются также все более угрожающие последствия процесса осуществления власти. Людей можно убеждать, и ученые могут убеждать себя сами, что компании «Дже­нерал моторс» или «Дженерал дайнэмикс» реагируют на потребности общества, пока осуществление их власти не угрожает существованию общества. Убеждение становится мeнеe успешным, когда возникает сомнение в возможности выжить в условиях порожденной ими гонки вооружений или необходимости дышать отравленным ими воз­духом. Подобным же образом, когда существует нехватка жилищ и медицинской помощи, а мужские деодоранты имеются в изобилии, представления о благожелательном отношении к общественным нуждам начинают трещать по швам. Изменение характера университетов также оказало определенное влияние. За последние десятилетия под вли­янием потребностей промышленности произошло очень большое увеличение их размеров и усложнение структу­ры. В результате достигнутых размеров и влияния - сча­стливый парадокс - они становятся все более независи­мой силой. Некогда диссиденту угрожали наказания; его можно было выявить и уволить. А теперь он просто от­казывается от почтительных аплодисментов. Такое может вынести и человек умеренной храбрости. Не остается по­чти никаких сомнений, что революции, как правило, совершаются в Америке в такой момент истории, когда они становятся сравнительно безопасными. Так обстоит дело и с этой революцией.

4 В экономической системе организация развивается очень неравномерно. Она достигает наибольшего размера в таких отраслях, как средства связи и автомобильная промышленность, а наивысшая техническая сложность и наиболее тесная связь с государством имеют место в про­изводстве оружия. В сельском хозяйстве, жилищном строительстве, услугах, ремесленном производстве, менее организованных формах подпольного бизнеса коммерческая фирма остается сравнительно простой. Эти различия при­водят к очень большим различиям во власти и, следова­тельно, в социальных последствиях. Компании «Форд», «Шелл» и «Проктер и Гэмбл» пользуются большой вла­стью. У отдельного фермера такой власти нет; у стро­ительной фирмы ее очень мало. Эти различия в свою оче­редь в значительной мере определяют, как работает экономическая система и для кого. Здесь, а не в первона­чальных капризах вкусов потребителей общества кроется объяснение высокого уровня развития автомобильной про­мышленности, системы скоростных автодорог и оружия и низкого уровня развития жилищного строительства, здравоохранения и пищевой промышленности. Следовательно, подход к экономической системе как единому целому не может быть плодотворным. В идеаль­ном случае ее следует рассматривать как непрерывную цепь организаций, которая в условиях США начинается от простейшей борющейся за существование семейной фермы и простирается до «Америкэн телефон энд теле­граф» и «Дженерал моторc», а в других промышлен­ных странах - от отдельного крестьянина до компании «Фольксваген». Однако классификация, даже если она содержит произвольные элементы, есть первый шаг к ясности. При небольших издержках многое прояс­няется при разделении коммерческих организаций на две категории - тех, которые пользуются полным набором инструментов власти -над ценами, издержками, постав­щиками, потребителями, обществом и правительством, - и тех, которые им не владеют. Поэтому в четвертой главе мы описываем эту двойственную модель современ­ной экономики. Но сначала необходимо ясно представить себе основные свойства господствующей, или неокласси­ческой, системы. Мы должны знать те оковы, которые стремимся сбросить.

Смысл изучения экономической теории не в том, чтобы получить набор готовых ответов на экономические вопросы, а в том, чтобы на­учиться не попадаться на удочку к экономистам.

Джоан Робинсон Экономисты называют общепринятую ин­терпретацию несоциалистической экономической системы неоклассической моделью. Представители других отраслей науки называют ее экономической теорией. Ее принципи­альные истоки восходят к книге Адама Смита «Богатство наций», вышедшей в 1776 г. Двухсотая годовщина этой выдающейся книги совпадает с двухсотлетием Соединен­ных Штатов. Двухсотпятидесятилетие со дня рождения А. Смита только что отмечалось в городе Кирколди. В первой половине прошлого столетия идеи А. Смита подверглись дальнейшему развитию Давидом Рикардо, То­масом Мальтусом, Джеймсом и в особенности Джоном Стюартом Миллем и получили название классической си­стемы. В последней четверти XIX в. австрийские, англий­ские и американские экономисты дополнили теорию так называемым маржинальным анализом, и это в конце кон­цов привело к замене термина «классическая экономиче­ская теория» термином «неоклассическая экономическая теория». В 30-е годы XX в. были внесены еще две важ­ные поправки. До этого предполагалось, что рынки обслу­живаются множеством фирм, каждая из которых произ­водит незначительную долю совокупного продукта. Все подчинялись рыночной цене, которую не контролировал никто. Монополии тоже существовали, но они считались крайним исключением. Однако оказалось, что на многих рынках могут господствовать несколько фирм, коллективно осуществляющих власть, которая прежде ассоциирова­лась с монополией. Это была олигополия. А после выхода в свет и широкого признания «Общей теории» Кейнса [Дж. М. Кейнс. Общая теория занятости процента и денег, М., Госэкономиздат, 1948.] система больше не считается саморегулирующейся. Толь­ко активное вмешательство государства может поддержи­вать экономику на уровне полной или почти полной заня­тости и обеспечивать ее неуклонный рост. Кроме того, за последние сорок лет неоклассическая система была в значительной мере усовершенствована. Фактически она стала столь разнообразной и специали­зированной, что ни один экономист не может претендо­вать на большее, чем знание лишь отдельной ее части. В значительной степени неоклассическая система теперь существует ради усовершенствований, которые она претер­певает, - они стали целью сами по себе. Но усовершен­ствования не оказывают влияния на основную суть этой теории и даже не касаются ее. Она считается, пусть даже субъективно, имеющей окончательную форму.

2 Суть неоклассической системы сводится к тому, что люди, используя свой доход, полученный главным обра­зом от их производительной деятельности, выражают свои желания путем распределения этого дохода между раз­личными благами и услугами, к которым они имеют до­ступ на рынках. С точки зрения только что упомянутого маржинального анализа они стремятся таким образом рас­пределить свой доход, чтобы удовлетворение, получа­емое от последней единицы затрат на какую-нибудь цель, было равно удовлетворению от затрат на любую другую цель. В этой точке удовлетворение и даже счастье дости­гают максимума. Желания отдельного человека не под­вергаются критике, их происхождение глубоко не изуча­ется. Хотя, без сомнения, они формируются под влиянием данной культуры, эти желания тем. не менее являются выражением его личности и воли, где они берут свое на­чало. Этим дело и ограничивается. Упомянутое выше выражение воли отдельного чело­века передается рынком производителю наряду с анало­гичным выражением воли других людей. Там, где имеется сильное желание, сильной будет и готовность тратить деньги. И цены рынка установятся на соответствующем уровне. Там, где желание умеренно, умеренными будут цены. С точки зрения неоклассической модели мотива­ция производителя происходит исключительно за счет перспективы получения прибыли, которую он стремится максимизировать за неопределенный период времени. Из­менения цен являются сигналом для этого мотива. К по­лучателям передаваемой таким образом информации отно­сятся производители - те, кто может расширить или сок­ратить свое производство, и те, кто может начать его или полностью прекратить. Эти действия представляют собой реакцию, которая гарантирует, что производство в конечном счете подчинено интересам отдельного чело­века. Информация также поступает от производителя на рынок и к потребителю. Она, однако, не имеет аналогич­ного распорядительного характера, а представляет собой, скорее, сведения, на основе которых отдельный человек, или потребитель, изменяет свои инструкции производите­лю. Если происходят изменения в технических условиях производства, которые снижают издержки, то норма при­были фирмы-производителя возрастает. Старые и новые производители будут реагировать на эту благоприятную возможность путем расширения производства, вследствие чего цены упадут. Это будет сигналом отдельному потре­бителю, что ему следовало бы пересмотреть распределение его расходов в соответствии с новой благоприятной воз­можностью для повышения степени своего удовлетворе­ния. Если он так поступает, то тем самым в свою очередь информирует производителя о своей воле. В формальной теории не делается особого упора на том факте, что определяющее воздействие исходит от по­требителя. Предметом рассмотрения является аппарат, с помощью которого информация передается от потреби­теля производителю. Не делается каких-либо выводов о свойствах этого механизма; ведь интересуются не тем, хороши или плохи пишущая машинка или уборочный комбайн, а тем, как и насколько хорошо они работают. Однако моральное оправдание системы в очень большой мере зависит от источника, определяющего воздействие, которое исходит от отдельного человека. Таким образом, экономическая система отдает себя в полное распоряжение индивидуального потребителя. Эта экономическая теория близка к политической теории, которая отдает гражданину как избирателю решающую власть над производ­ством общественных благ [Однако такая теория разработана гораздо меньше. Власть Индивида на потребительских рынках выражена в формальных моделях. Что же касается государства, то эта проблема остается предметом риторики и субъективного мнения. С XVIII в. «про­цветает экономическая теория, основанная на подсчетах инди­видуальной полезности, тогда как политическая теория, опираю­щаяся на такие же вычисления, отсутствует...» (см.: Б. Т. Наеfele, A Utility Theory of Representative Government, The Ame­rican Economic Review, vol. 6,i, №. .3, pt. 1, 1971, June, p. 350).], т.е. над решением, тратить ли больше средств на образование либо на вооружение или освоение космоса. Эти теории - политическая и эко­номическая-служат основой для более широкой карти­ны демократического (или по крайней мере неавторитар­ного) общества, которое всесторонне подчинено в конеч­ном итоге воле отдельных личностей. Занимая командное положение, индивид не может находиться в конфликте с политической экономической системой, т. е. с тем, чем он командует.

з Контроль со стороны отдельной личности-потребите­ля и гражданина - над экономической системой не озна­чает, что власть распределена равномерно. Общепризнано, что гражданин, голосующий на выборах десять раз, обладает, при прочих равных условиях, в десять раз боль­шей властью, чем гражданин, голосующий только один раз. То же самое происходит в более общем случае, когда человек контролирует десять голосов по сравнению с чело­веком, у которого имеется только свой собственный голос. Аналогичным образом человек, расходующий 70 тыс. долл. в год, на рынке имеет в десять раз большую власть над тем, что производится, чем человек, который расхо­дует в год 7 тыс. долл. С точки зрения демократических идеалов это недостаток. Но все-таки власть пока при­надлежит отдельной личности. Только в осуществле­нии этой власти некоторые из них более «равны», чем другие. Кроме того, в первоначальном, или классическом, вари­анте, неоклассической. модели различия во власти, связан­ные с различиями в расходуемом доходе, имели тенденцию к саморегулированию. Поскольку на каждом рынке существовало множество производителей (исключитель­ный случай возникновения монополии не учитывался), никто не был в силах повлиять на общую для всех цену. Если бы современный производитель зерна или мяса наз­начил цену, превышающую существующую рыночную це­ну, это привело бы к потере всех разумных покупателей. Кто же будет платить сверх рыночной цены, если сущест­вует возможность получить все, что необходимо, по этой рыночной цене? Назначать цену ниже рыночной, когда все можно продать по этой цене, было бы просто безуми­ем. Зачем брать меньше, когда можно получить больше? Поскольку объем продукции, выпускаемой каждым произ­водителем, был очень мал по сравнению с общим выпу­ском, никто не подсчитывал, какое влияние имеют на рынок его производство и продажи. Если цены и прибыли и тем самым доход были особенно высокими, то у неко­торых или даже у всех производителей появлялся стимул для расширения производства. У других, как уже отмеча­лось, появлялся стимул заняться данным бизнесом, по­скольку считалось, что фирмы невелики, а необходимый для их создания капитал вполне доступен по своим раз­мерам. Расширение производства понижает рыночную цену, которую никто не контролирует, а тем самым получаемую прибыль и доход. Это в свою очередь уменьшает власть, т. е. покупательную силу, которой производитель распо­лагает, выступая в качестве потребителя. Таким образом, не только контроль принадлежал в конечном счете отдель­ной личности, но, кроме того, в систему была встроена мощная сила конкуренции, которая действовала в сторону ограничения или выравнивания доходов и, следовательно, в сторону демократизации этого контроля.

4 К 30-м годам тезис о существовании конкуренции между многими фирмами, которые неизбежно являются мел­кими и выступают на каждом рынке, стал несостоятель­ным. С конца прошлого столетия гигантская корпорация становится все более характерной чертой делового мира. Ее влияние признавалось везде, кроме экономических учебников. И даже наиболее несерьезные исследователи сталкивались с трудностями, пытаясь скрыть от себя тот факт, что рынки стали, автомобилей, резиновых изделий, химических товаров, алюминия и других цветных метал­лов, электробытовых приборов, сельскохозяйственных ма­шин, большинства пищевых продуктов промышленного изготовления, мыла, табака, ядохимикатов и других важ­нейших изделий поделены не между множеством мелких производителей, каждый из которых не имеет власти над своими ценами, а между горсткой производителей, в зна­чительной мере обладающих такой властью. Соответствен­но была модифицирована неоклассическая модель с тем, чтобы включать и случай, когда рынки поделены двумя, тремя, четырьмя или более, как правило, очень крупными производителями. Промежуточное положение между конкуренцией многих и монополией одной фирмы стала зани­мать олигополия нескольких фирм. Олигополия была признана в качестве нормальной формы рыночной орга­низации, хотя вначале это делалось неохотно [Решающую роль в этом направлении сыграли книги Э. Чемберлииа (см.: Э. Чемберлин, Теория монополистической кон­куренции, М., ИЛ, 1959) и Дж. Робинсон (см.: J. Robinson, The Economics of Imperfect Competition, London, Macmillan, 1933), хотя кое-что было сделано более ранними авторами, особенно Пьеро Сраффа из Кембриджского университета.]. Однако такая поправка не внесла столь значительных изменений, как это предполагали в тот период и счита­ют теперь. Существовало мнение, что структура коммер­ческой фирмы не изменилась, как не изменилась и ее мотивация. «Фирма является отправной точкой для кон­цепции, положенной в основу общепринятой теории. В скрытой форме, а иногда и прямо предполагается, что фирмой управляет отдельный собственник, который стре­мится к максимуму прибыли» [М. S h u b i с, A Curmudgeon's Guide to Microeconomics, The Journal of Economic Literature, vol. 8, № 2, 1970, June, p. 41.]. Новым явилось то, что фирма приобретает способность устанавливать цены на свои изделия и услуги. Установленная таким образом одной фирмой цена оказывает влияние на цену, которая может быть установлена другой фирмой на то же изделие. Сознавая это, каждая фирма думает об общих интересах отрасли, т. е. о цене, которая приемлема для всех. Моти­вация не меняется - это та цена, которая будет максимизировать доход. Таким образом, в неоклассической модели предполагается, что олигополия достигает такого же результата, что и монополия (хотя, возможно, и не полно­стью, в силу недостаточной информации и некоторых не­оправданных расходов по реализации). Вместо одной фирмы, максимизирующей свои доходы от продажи продук­ции, небольшое число фирм максимизирует разделяемые между ними поступления. Все фирмы - это очень важ­ный момент - остаются в распоряжении потребителя. Во­ля потребителя, выражающаяся в увеличении или умень­шении закупок, все еще передается на рынок. Она все еще является определяющим воздействием, на которое реагируют фирмы и отрасль. Это воздействие указывает им, где они могут найти наивысшую возможную прибыль, которая является их единственным стремлением. Таким образом, контроль все еще остается у потребителя. Прибыли олигополии выше, чем это необходимо, и процесс конкуренции, который возвращает их и образу­ющиеся в результате доходы к нормальному уровню, на­рушается. В силу этого система больше не обладает тен­денцией к выравниванию доходов, как это имело место в прошлом. А поскольку цены выше, чем это нужно, производство, а стало быть, инвестиции и занятость там, где имеется олигополия (и монополия), ниже, чем в иде­альном случае [Не ниже, чем они были бы при конкуренции, о чем часто говорится в учебниках. При конкуренции имелось бы множество мелких фирм с различной технологией и разными функциями затрат. Поэтому невозможно знать, будет ли конкурентное равно­весие находиться на более высоком или более низком уровне выпуска, инвестиций и занятости. Результат монополии нельзя поэтому сравнивать с результатом конкуренции. Такое сравнение часто делается экономистами и оправдывается, так сказать, ка­жущимся моральным превосходством конкуренции.]. Но решающий социальный, политический и моральный факторы системы, обусловленные ее подчи­нением в конечном счете воле отдельной личности, оста­ются неизменными» [Понятие конкурентного рынка также является весьма жи­вучим. «...Экономисты видят в рынке свободной конкуренции и его ценообразующем механизме особенно эффективный способ выражения индивидуального выбора... Свободный выбор и кон­куренция, выражающиеся в решениях о купле-продаже, часто имеют примечательное свойство давать социальные результаты, которые нельзя улучшить вмешательством государства. В то же время для рынка характерно множество дефектов и недостатков, которые требуют вмешательства государства. Изыскивая пути устранения этих недостатков, экономист бывает поистине счаст­лив, когда он может предложить государственную политику, ко­торая направлена на совершенствование рынка, а не на отмену или обход его» (см.: A. Okun, The Political Economy of Prospe­rity, Washington, The Brookings Institution, 1970, pp. 5-6).]. Неравенство, возникающее в результате существова­ния монополии и олигополии, распространяется на срав­нительно узкий круг людей и в силу этого в принципе может быть исправлено вмешательством государства. Ра­бочие не принимают участия в дележе монопольных при­былей, так как у монополиста нет никакого стимула пла­тить за рабочую силу выше общего уровня. Если бы в монополизированном секторе зарплата и в самом деле оказалась бы выше, то прилив рабочих весьма быстро привел бы к ее снижению до общего уровня. Таким обра­зом, чрезмерные доходы получал бы только владелец. Достаточно высокий подоходный налог мог бы стать под­ходящей мерой в отношении такого владельца. Следует отметить, что, хотя сторонники неоклассиче­ской системы долгое время в принципе решительно осуж­дали монополистические и, стало быть, патологические тенденции олигополии, они никогда не предпринимали против них ничего серьезного на практике. У больного был рак, но его не оперировали. До того как в 30-х годах понятие «монополии» было расширено и стало включать понятие «олигополии», бесспорные примеры существования монополий встречались редко. В отраслях промышленно­сти с большим объемом производства с уверенностью можно указать лишь на «Алюминиум компани оф Амери­ка». В более ранний период разговоры о регулировании, обобществлении или расчленении монополии не были пол­ностью лишены оснований. Но как только олигополия ста­ла признаваться в качестве доминирующей рыночной формы, такие меры были бы равноценны социализации, регулированию и расчленению фирм, которые составляют основную часть экономической системы. Это уже не про­сто мера, а революция. Экономисты не революционеры, а учебники по экономике - это не революционные тракта­ты. К тому же мотивация фирмы изменилась, хотя в от­ношении крупной организации такое изменение не при­знавалось. Этот вопрос будет рассмотрен несколько ниже. Недостаточное использование ресурсов уступило место их относительной перегрузке. Экономисты же на словах продолжали поддерживать антитрестовские законы; законы продолжали пользоваться страстной поддержкой юристов. Но самая ценная услуга как экономистов, так и юристов состояла, как мы увидим ниже, в том, что они направили критику крупных корпораций по безопасному для корпо­раций пути. В неоклассической модели предполагается также, что фирма полностью подчиняется государству. Государствен­ное управление в экономической сфере соответствует по­требностям общества в целом, а не коммерческой фирмы. Многочисленные услуги (подготовка квалифицированной рабочей силы, содействие техническому прогрессу, созда­ние сети автомобильных дорог, в которых нуждается про­мышленность) оказываются в соответствии с наиболее важными потребностями общества. То же самое имеет место и в отношении продуктов и услуг, которые про­даются государству; они, т. е. оружие, его разработка, другие исследования и разработки, помощь в освоении космоса, являются отражением законодательного и в ко­нечном счете гражданского выбора. Гражданину принадлежат окончательные решения как об общем объеме, так и о конкретных видах общественных услуг. Мы перехо­дим к рассмотрению этих проблем.

С неоклассической моделью отождествля­ется неоклассическое представление о государстве. Эконо­мическая система функционирует в соответствии с волей, диктуемой рынком, а в конечном итоге волей потребителя. В тех случаях, когда по той или иной причине ответная реакция на это воздействие оказывается недостаточной или несовершенной, может возникнуть необходимость, что­бы правительство скорректировало такое воздействие или дополнило ответную реакцию системы таким образом, что­бы она лучше соответствовала общественным интересам. Фирмы хорошо реагируют на воздействие рынка и потре­бителя, когда дело касается героина, массажа и канцерогенных веществ. Такая реакция не считается желатель­ной с социальной точки зрения, морально оправданной и здоровой, и соответственно воздействие рынка пресекает­ся. Имеется ряд услуг, например национальная оборона, образование, защита людей и собственности, в отношении которых нельзя с уверенностью полагаться на рынок. Здесь тоже должно действовать государство. Существует, однако, укоренившийся неоклассический тезис, что большинство экономических задач будет выпол­нено в соответствии с требованиями рыночного механиз­ма. Государство играет дополняющую и регулирующую роль, и предполагается, что сторонники государственного вмешательства должны еще представить доказательства в обоснование своей позиции. По крайней мере еще совсем недавно считалось, что задачи, выполняемые государством, бесспорно, второстепенны по своим масштабам по срав­нению с задачами, которые выполняются частными фир­мами в ответ на требования рынка. Если не считать отдельных неоправданных и случай­ных исключений, государство по мнению неоклассической теории стоит над экономической деятельностью, и в осо­бенности оно стоит выше влияния или власти отдельной коммерческой фирмы, которая подчинена рынку и, таким образом, потребителю. Будучи ограниченной подобным об­разом, фирма не может быть доминирующей силой по от­ношению к государству. А государство, подчиняясь воле гражданина и избирателя, не может быть ответственным перед кем-либо иным. Существует, однако, некоторое исключение. Вполне ес­тественно, что коммерческая фирма стремится оказывать влияние на рынок, который в противном случае ее пора­ботит. Она может стремиться к ведению тарифов, кото­рые сократят предложение и тем самым поднимут цены на ее рынках, либо она будет добиваться, чтобы прави­тельство поддержало своими закупками уровень ее цен. Она может стремиться к тому, чтобы правительство запретило использование каких-либо изобретений, посколь­ку создается угроза появления на рынке изделий лучше­го качества по той же цене или аналогичных, но более дешевых изделий. Фирма может рассчитывать на под­держку или молчаливое согласие со стороны правительст­ва в деле поглощения своих конкурентов и обретения, таким образом контроля над ценами. Экономисты нео­классической школы крайне отрицательно относятся к та­рифам, поддержанию уровня цен, созданию препятствий на пути использования технических изобретений, ко все­му, что напоминает правительственную поддержку или молчаливое согласие с деятельностью монополии. Все эти меры, связанные с вмешательством в рыночный механизм ради отдельной фирмы, являются классическими приема­ми привлечения общественной поддержки с целью обе­спечения частных' интересов. Неоклассическая модель верна своим исходным поло­жениям даже в том, что она игнорирует. Как мы только что отмечали, считалось, что государство играет незначи­тельную, относительно подчиненную роль в экономике в целом. Оно не являлось крупным покупателем. Услуги государства, хотя и имеющие общее значение для эконо­мического развития, не были (в форме содействия иссле­дованиям и разработкам или создания сети автомобиль­ных дорог) решающими для развития конкретных отраслей. Влияние частной фирмы па правительство в том, что касается закупок ее продукции и оказания необ­ходимых услуг, не имеющее глубоких исторических кор­ней, не подвергалось серьезному рассмотрению. Так об­стоит дело и в настоящее время.

2 За последние полстолетия в неоклассический образ государства были внесены изменения с тем, чтобы среди функций государства нашлось место потребности в осу­ществлении общего руководства экономикой. Такое руко­водство тоже рассматривается как стоящее выше конкрет­ных экономических интересов и отражающее общие ин­тересы общества. До Великой Депрессии 30-х годов - десятилетия, ко­торое оставило глубокий отпечаток на всех областях экономической мысли, - экономическая система рассмат­ривалась всеми неоклассическими направлениями как саморегулирующаяся, точнее, самокорректирующаяся. Могли иметь место временные нарушения в функциони­ровании, но основная тенденция системы состояла в ис­пользовании всех имеющихся в наличии и желающих добросовестно трудиться рабочих, чтобы достигнуть при­близительно максимального объема выпуска. Это проис­ходило потому, что произведенная продукция обеспечи­вала доход, на который покупалась эта продукция, и этот доход был достаточен для приобретения всей выпущен­ной продукции. Конечно, часть полученного таким образом дохода мо­жет быть направлена в сбережения, т. е. не израсходова­на. Но то, что было сбережено, будет в конце концов инвестировано, т. е. тоже израсходовано. Если бы сбере­жения временно оказались чрезмерными, то процентные ставки упали бы и поэтому стимулировали бы использо­вание сбережений. В случае если спрос в какой-то мо­мент становится недостаточным, цены падают и сниженный платежеспособный спрос может обеспечить стабилизацию рынка. Таким образом, постоянная нехватка платежеспособного спроса не может иметь места. К 30-м годам XX столетия идея, что производство само создает достаточный для себя спрос, уже больше ста лет была святой истиной в области экономики. Ее формальным выражением стал закон рынков Сэя. Принятие или не­принятие человеком закона Сэя было до 30-х годов основ­ным признаком, по которому экономисты отличались от дураков. В соответствии с неоклассической теорией равновесие между производством и платежеспособным спросом, ко­торый обеспечивает приобретение производственной про­дукции, устанавливается на таком уровне, при котором все добросовестные и приносящие пользу рабочие оказы­ваются занятыми. Если бы рабочие оказались без работы, то ставки заработной платы упали бы вследствие конкуренции из-за рабочих мест. Стало бы выгодно нанимать больше рабочих. Возможно, что вследствие более низ­кой заработной платы понизился бы спрос и цены. Одна­ко заработная плата под прямым воздействием без­работицы понизится в большей степени. Таким обра­зом, падение реальной заработной платы стало бы решающим фактором в увеличении занятости. Заня­тость продолжала бы увеличиваться, пока все не полу­чат работу. В середине 30-х годов историческим достижением Дж. М. Кейнса, впоследствии получившего титул лорда, который повторил высказывания менее влиятельных теоретиков, не обладавших его престижем и не располагав­ших сильнейшими доводами, которые давали Кейнсу усло­вия Великой Депрессии, явилось полнейшее уничтоже­ние закона Сэя и тем самым иллюзии самокорректирую­щейся экономики. После Кейнса было признано, что в эко­номике может иметься недостаток (или избыток) платеже­способного спроса и что ни заработная плата, ни ставки процента не пригодны для его устранения. Сокращение заработной платы может лишь снизить платежеспособный спрос - совокупный спрос, как его стали называть, - и тем самым только ухудшать положение. Если нет доста­точного спроса, то, как показал опыт депрессии, даже са­мые низкие процентные ставки не будут стимулировать нужного уровня инвестиций и тем самым увеличивать спрос. Стагнация будет продолжаться. Единственным от­ветом остается вмешательство государства. Государство могло бы производить расходы, которые превышают его доходы от налогов и, таким образом, увели­чивать спрос, когда это требуется. Оно может противодействовать процессу роста цен, когда спрос превышает имею­щиеся возможности рабочей силы и производственного оборудования. Это означало бы использование налоговой политики для поддержки и регулирования экономической системы. Кроме того, правительство могло бы управлять посту­плением имеющихся в наличии кредитных средств и тем самым ставкой процента, некоторому могут быть получе­ны эти средства. Сами по себе низкие процентные ставки не могут оказать большего влияния. Однако, являясь сос­тавной частью общей стратегии, направленной на стаби­лизацию, финансовая политика была бы эффективной. Хо­тя экономисты с большой выгодой для своего престижа используют таинственность, которая якобы окружает фи­нансовую политику, по своей сути эта политика довольно проста. Сбережения, помещенные в банки и другие фи­нансовые институты, разумеется, могут быть выданы в качестве ссуд. Pазмер имеющихся, таким образом, в наличии средств можно увеличить, разрешив коммерческим банкам осуще­ствлять займы в центральном банке: в условиях Соеди­ненных Штатов это Федеральная резервная система. При необходимости получения займов можно поощрять с по­мощью выгодной ссудной (переучетной) ставки. Центральный банк может еще больше увеличить количество имеющихся у банков средств для кредитования, покупая у них государственные ценные бумаги и обеспечивая их тем самым деньгами. Если требуется сократить спрос, процесс может быть осуществлен в обратном направле­нии. Мы можем отметить, что активная финансовая поли­тика превращает ставку процента в плановую или фикси­рованную центральным банком цену. В неоклассической модели этот момент, однако, не выделяется. И в вопросе о том, является ли ставка процента рыночной или же установленной государством ценой, допускается исключи­тельная неопределенность. Практическую эффективность конкретных финансовых мер обсуждают с удовольствием. Никто не может сказать, какой эффект будет иметь данное ограничение на рынке ссудного капитала, сопровождающееся повышением про­центной ставки. Часто значительное ограничение в отно­шении кредита не оказывает заметного влияния, а затем происходит резкое сокращение займов, инвестиций и спро­са, иногда приводящее к падению объема производства и занятости. Такая же неопределенность существует и в отношении реакции заемщиков на более низкие ставки процента и более благоприятные условия получения кре­дита. До тех пор пока такие условия не сопряжены с явно хорошими перспективами для реализации товаров или жилых домов, ничего существенного не произойдет. Ча­стично в силу этой неопределенности мероприятия цент­рального банка всегда отражают коллективное мнение лю­дей, каждый из которых в отдельности пребывает в неве­дении относительно непосредственных последствий своих действий. Все это, а также напряженная торжественно-мрачная ритуальная обстановка, в которой происходит обсуждение политики центрального банка, служит, и в целом довольно эффективно, для маскировки неопределен­ности ее последствий. Тем не менее для неоклассической (а теперь и для неокейнсианской) модели характерна уверенность в том, что сочетание налоговой и финансовой политики приводит к установлению сравнительно стабильных цен на уровне, который обеспечивает почти полную занятость рабочей силы. Если существует безработица, она может быть лик­видирована путем принятия государственных мер, на­правленных на повышение спроса. Когда ликвидирована безработица, не меньшей, но противоположной по харак­теру опасностью становится инфляция. Ее можно пред­отвратить, приостанавливая расширение спроса. При до­статочном умении рост цен можно остановить в усло­виях, когда занятость находится на удовлетворительном уровне. Следует отметить, что этот оптимизм соответствует неоклассической точке зрения на роль рынка. Руковод­ство экономикой осуществляется через рынок. Фирма-про­изводитель подчинена рынку. Следовательно, если общин рыночный спрос растет, то фирмы будут чутко реагировать на это воздействие и увеличат выпуск и занятость. А если - это важный момент - спрос сокращается, они будут отвечать отказом от повышения цен или же пони­жением цен. Неокейнсианская и неоклассическая вера одинаковы: обе они определяются одинаковыми взгляда­ми на власть рынка.

3 Необходимость осуществления общего руководства эко­номикой значительно повысила роль государства в эконо­мической системе. Этому моменту в экономических дис­куссиях не придавалось особого значения. Не считалось также, что это сколько-нибудь изменило отношение госу­дарства к потребностям экономики, которые все еще были подчинены рынку. Общее руководство экономикой продол­жало осуществляться в ответ на волю граждан и ради общественных интересов. Характер развития благоприятствовал этому взгляду. Первые меры в духе кейнсианства, принятые в 30-х го­дах, были с готовностью и довольно правильно восприняты как гуманная реакция на проблему массовой безработицы. Первоначально предусматривался рост государственных расходов на необходимые гражданские мероприятия пра­вительства и тем самым повышение государственных расходов над доходами, которое увеличивало бы совокуп­ный спрос. Выплаты по социальному страхованию тоже автоматически повышали бы спрос. Считалось, что, как только безработица будет снижена в достаточной степени, расходы тоже могут быть сокращены или же, что касается пособий по безработице, сократятся сами по себе. После этого деятельность правительства приняла бы прежние масштабы. Эволюция кейнсианской политики шла весьма различ­ными путями. Вместо увеличения или сокращения госу­дарственных расходов в зависимости от изменений потреб­ностей экономики эти расходы были установлены на вы­соком исходном уровне. Это в свою очередь обеспечива­лось путем установления налогов на доходы отдельных лиц или корпораций таким образом, что их размер увели­чивался в более высокой пропорции, чем рост доходов, и сокращался в большей степени, чем уменьшались доходы. Поэтому они автоматически ограничивали или увеличива­ли частные доходы и расходы, т. е. автоматически оказы­вали стабилизирующее воздействие на спрос. И, кроме того, если требовалось, ставки налогов понижались или, что оказывалось труднее, повышались. Большие расходы означали, что роль правительства в экономике перестала быть второстепенной, а напротив стала очень большой. Однако на практике значительная часть расходов либо служила интересам частных фирм, либо шла на закупку их продукции. Ярким примером тому может служить во­енная продукция и другие технические изделия, которые стали поглощать внушительную долю федерального бюд­жета, хотя это не считалось результатом влияния заинте­ресованных фирм. В той мере, в какой государство осу­ществляло закупки оружия, это делалось ради общих ин­тересов государства, как они осознавались гражданином и отражались и истолковывались законодательной вла­стью для власти исполнительной. «Мир - верховный правитель в царстве неоклассиче­ской экономики» [Н. Magdoff, Militarism and Imperialism, The American Economic Review, Papers and Proceedings, vol. 60, № 2 1970 May, p. 237]. Изоляция общего управления экономикой от вопросов, касающихся влияния фирмы, от мысли, что оно (управление) может оказаться широким комплексом меропри­ятии, направленных на приспособление к потребностям современного корпоративного предприятия, поддер­живала веру в простые истоки идей. Такая тенденция подкреплялась разделением труда в экономической тео­рии. Как уже отмечалось, это старая проблема. Тенден­ции, существующие в современных корпорациях и профсоюзах, никогда полностью не учитывались в теории фир­мы, поскольку они относятся к иной области преподавания и изучения. Еще более широкая пропасть отделяет неоклассический взгляд на фирму и рынок от проблем общего руководства экономикой. Теория фирмы относится к микроэкономике; проблемы общего руководства эконо­микой - это макроэкономика. Каждое направление име­ет свои собственные учебные курсы, преподавателей и теоретические исследования. Однако такое разделение ста­новится бессмысленным, если макроэкономическая поли­тика отражает интересы современной корпорации, а имен­но это, как мы увидим, имеет место. Тем не менее такое разделение существует, и оно помогает отвлекать внима­ние от влияния корпорации на более серьезные полити­ческие проблемы. Итак, получается, что в неоклассиче­ской модели отдельная личность, а точнее, как мы вскоре увидим, домашнее хозяйство, по-прежнему играют реша­ющую роль как в частной экономике, так и в государстве. И соответственно отсюда вытекают социальные, мораль­ные и политические факторы, приписываемые, таким образом, обществу. Остается упомянуть еще о двух проблемах.

4 В неоклассической модели реакция фирм на спрос потребителей и государства, за одним исключением, являет­ся однородной: модель предусматривает только одну тео­рию фирмы. Как крупные, так и мелкие фирмы в своем развитии реагируют на воздействие рынка и потребителя. Ни у одной из них нет особой тенденции распоряжаться капиталом и действовать по своему усмотрению. Полно­стью подчиняясь требованиям рынка, ни одна из них не имеет достаточно сил, чтобы так поступать. Исключение составляют, как уже отмечалось, олигополия и монополия. Но и здесь инвестиции и рост все еще определяются воз­можностями для максимизации прибыли, которые в свою очередь определяются спросом на продукцию монополиста или члена олигополии. Разница только в том - как мы увидим, это явно не соответствует наиболее насущным за­дачам в наше время, - что в тех условиях, когда фирмы сильны на своих рынках, имеет место более низкий объем инвестиций, более низкий уровень применения рабочей силы и развития, чем это желательно с социальной точки зрения. Остается возможность того, что некоторые фирмы или отрасли могут лучше использовать технику, т. е. иметь более высокие темпы технического обновления, и по этой причине иметь более высокий темп развития, чем другие. Ответ неоклассической модели на этот вопрос является двусмысленным. Она признает, что некоторые отрасли в техническом отношении более прогрессивны, чем другие, однако определенного объяснения причин этого нет. Одна система взглядов, основателем которой является И. А. Шумпетер [J. A. Schumpeter, Capitalism, Socialism and Democracy, New York and London, Harper and Brothers, 1942, p. 81 ff.], полагает, что олигополия и монопо­лия технически более прогрессивны, чем конкурирующие предприятия. Благодаря своим монопольным прибылям они могут больше тратить на свое техническое развитие, у них есть стимул делать это потому, что их монопольная власть позволяет им присваивать большую часть получа­емых выгод. Противоположный и более распространенный взгляд состоит в том, что фирмы, обладающие монополь­ной властью, будут, скорее всего, отсталыми; они исполь­зуют свою власть для подавления и сдерживания техни­ческого прогресса. Старая экономическая «мудрость» гла­сит, что монополист ни к чему так не стремится, как к спокойной жизни. Самый распространенный взгляд, возможно, состоит в том, что технический прогресс происходит случайно. Он возникает, когда кто-то замечает потребность, которая еще не удовлетворена, или видит более удачный способ выпуска изделий или оказания услуг, который обеспе­чивает удовлетворение существующей потребности. (Та­ким образом, технический прогресс, как и все остальное, происходит в ответ на волю потребителя.) Если некоторые части экономики технически более прогрессивны, то это значит, что конкуренция вызывает большую умст­венную активность в некоторых областях по сравнению с другими.

5 Мы будем считать, что неоклассическая система не является описанием реальности. Ниже будут представле­ны соответствующие доказательства. Чем же в этом слу­чае объясняется ее влияние на экономическую теорию? Уже отмечалось, что она выполняет инструментальные функции. Соответственно данная система содержит фор­мулу для спокойной жизни без излишних споров. Однако это не все - у экономистов, как и у других людей, истина и собственное достоинство имеют право на существование. Неоклассическая система многим обязана традиции - она приемлема как описание общества, которое когда-то суще­ствовало. И в качестве отображения той части экономики, которую в дальнейшем мы будем называть рыночной си­стемой, она также является в определенной степени удов­летворительной. Кроме того, это готовая теория. Студенты приходят, чему-то их надо учить, а неоклассическая модель имеется под рукой. Она обладает еще одной сильной стороной.. Это учение допускает бесконечное теоретическое усовершенствование. С возрастающей сложностью возни­кает впечатление растущей точности и правильности. А по мере разрешения трудностей создается впечатление лучшего понимания. Если экономист достаточно «глубоко погрузился в свои данные и свои методы», он может проглядеть социальные последствия, - поскольку его внима­ние занято чем-то другим, он может даже без ущерба для сознания «поддерживать систему, которая дурно обра­щается с большим числом людей» [J. G. Gurley, The State of Political Economics, The Ame­rican Economic Review, Papers and Proceedings, vol. 61, .№ 2, 1971, May, p. 53.]. Не следует полагать, что нынешнее влияние господ­ствующей, или неоклассической, системы незыблемо. Нельзя допускать, чтобы связь между доктриной и реаль­ностью была слишком далекой. Трудно поверить, что уро­вень развития жилищного строительства, если сравнивать его с космическими исследованиями, является проявле­нием воли потребителя. Никто также не верит, что имеет­ся тенденция к выравниванию заработной платы между разными секторами экономики. Когда от веры требуют слишком много, она исчезает; доктрина же в таком слу­чае отвергается. Это относится и к неуместным усовер­шенствованиям. Рано или поздно они приобретают харак­тер игры в бирюльки [«...достижения экономической теории за последние два десятилетия впечатляющи и во многих отношениях великолепны. Однако нельзя отрицать, что есть что-то скандальное в спектакле, в котором множество людей занято усовершенствованием анализа экономических состояний, в отношении которых нет оснований предполагать, что они когда-либо имели или будут иметь место... Это неудовлетворительное и в какой-то степени позорное положение вещей». Это высказывание Ф. Х Хана, бывшего прези­дента Эконометрического общества, приведено В. Леонтьевым в его президентском обращении к Американской Экономической Ассоциации, 1970 (см.: W. Leontief, Theoretical Assumptions and Nonobserved Facts, The American Economic Review, vol. 61, № 1, 1971, March, р. 2).]. Не удивительно, что в последние годы неоклассическая модель теряет свое влияние, особенно на молодых ученых. Одним из следствий отказа от неоклассической модели является возрождение интереса к теории марксизма. Марксистская система в прошлом была великой альтер­нативой классической экономической мысли. Многие ее принципы находятся в резком противоречии с более неверными предпосылками неоклассической модели. Она признает решающую роль крупных предприятий. Такое предприятие и его владелец, капиталист, не испытывают недостатка власти. Признаются также их более высокие технические воз­можности и тенденция к объединению в менее многочис­ленные единицы все более возрастающего размера - тен­денция к капиталистической концентрации. Капиталисты не подчинены государству; государство является их ис­полнительным комитетом. Как будет показано при последующем изложении, я не разделяю такую реакцию. Маркс предвидел многие тен­денции капиталистического развития, однако он не обла­дал сверхъестественной силой, позволявшей ему в свое время предвидеть все, что в конце концов произойдет. После Маркса произошло многое, что надо принимать в расчет сейчас. Но поскольку он так долго был недоступен для честной мысли, честность и смелость теперь ассоци­ируются с полным признанием его системы. Это означает замену одной точки зрения на экономическое общество, которая не является исчерпывающей, другой точкой зре­ния. Честность и, возможно, также смелость связаны с признанием того, что существует.

Они были так заняты хождением по мага­зинам, вождением автомобиля, использованием своих посудомоек, сушилок и электрических миксеров, садоводством, натиркой полов, по­мощью детям в приготовлении домашних зада­ний, сбором средств на лечение душевноболь­ных и тысячами других мелких домашних дел.

Бетти Фридан «женская мистика» Потребление - это поистине благословен­ная вещь в соответствии с неоклассической моделью; его следует максимизировать любыми честными и социально приемлемыми средствами. К тому же это в высшей степе­ни необременительное удовольствие. Необходимо задумы­ваться только над выбором благ и услуг. А их употреб­ление не вызывает никаких проблем. И то, и другое неверно. Из виду упускаются обстоятельства, в значительной мере формирующие образ личной, семейной и общественной жизни. Само это упущение и скрываю­щиеся за ним обстоятельства должны быть рассмотрены. Эти вопросы имеют немаловажные последствия. Когда обладание благами и их потребление переходит некоторую границу, оно становится обременительным, если связанные с этим усилия не могут быть переложены на других. Так, например, употребление изысканных и экзотических блюд доставляет удовольствие только тогда, когда есть кому их готовить, В противном случае для всех, кроме чудаков, время, потраченное на приготовле­ние, быстро сведет на нет всякое удовольствие от еды. Более просторное и благоустроенное жилье требует бо­лее обременительного ухода и присмотра. Так же обстоит дело с одеждой, автомобилями, газонами, спортивным ин­вентарем и прочими потребительскими излишествами. Если есть люди, на которых можно переложить обязанно­сти присмотра и которые в свою очередь могут нанимать и руководить необходимой для обслуживания рабочей силой, то потребление не имеет границ. В противном случае потребление имеет жесткие пределы. При виде огромных зданий, построенных в Англии в XVII, XVIII и XIX столетиях, сразу же возникает мысль о богатстве их оби­тателей. Но часто оно было скромным по современным стандартам. Следует признать, что более важную роль сыграла способность переложить административные обя­занности, связанные с потреблением, на многочисленный и трудолюбивый обслуживающий класс. В отношении личных услуг всегда существовала угро­за со стороны более привлекательных возможностей при­ложения труда, создаваемых промышленным развитием. В свою очередь богатство, создаваемое этим развитием, делало их все более необходимыми. Неудивительно поэтому, что много усилий было затрачено с целью сохра­нения таких услуг или подыскания путей и способов их замены. Пытаясь найти такую замену, вспомнили о жен­щинах и семье. В этих попытках использовалась сила, которая всегда присутствует при формировании социальных ценностей, она часто ощущается, но о ней редко говорят. Ей нужно название, и ее можно назвать «удоб­ной социальной добродетелью».

2 Удобная социальная добродетель объявляет достойным любое неведение, каким бы неудобным и неестественным для отдельной личности оно ни являлось, если оно служит удобству и благополучию более влиятельных членов обще­ства или же благоприятно для них в других отношениях. Моральное поощрение общества за удобное и тем самым добродетельное поведение в этом случае служит заменой денежного вознаграждения. Поведение, создающее неудоб­ства, становится возмутительным поведением и подлежит справедливому осуждению или пресечению со стороны об­щества. Удобная социальная добродетель во многих отноше­ниях важна для побуждения людей к оказанию неприят­ных услуг. В прошлом она широко признавалась за бод­рым, исполненным сознания долга рекрутом, который, поступая на военную службу за жалованье намного ниже цен на рынке труда, заметно облегчал бремя налогов для сравнительно зажиточного налогоплательщика. Любой уклоняющийся от такой службы осуждался как чрезвы­чайно непатриотичный и во всех отношениях презренный тип. Удобная социальная добродетель помогала также обеспечивать милосердные и сострадательные услуги ме­дицинских сестер, сиделок и прочего медицинского пер­сонала. И в этом случае заслуги в глазах общества слу­жили частичной заменой вознаграждения. (Такие заслуги никогда не считались удовлетворительной заменой возна­граждению для врачей.) Затраты на множество других видов деятельности, которые обычно характеризуются как благотворительные дела, также серьезно снижались благо­даря удобной социальной добродетели. Но наиболее по­лезной такая добродетель оказалась для разрешения про­блемы домашней прислуги. В прошлом веке и в начале нынешнего столетия до­машняя прислуга обычно изображалась как лицо, заслу­живающее особого уважения. Ничто так хорошо не харак­теризует человека, как усердная и долгая служба другому человеку. Выражение «старый слуга семьи» предполагает заслуги, лишь ненамного уступающие по достоинству добродетелям «мудрого и любящего родителя». Фраза «хо­роший и верный слуга» содержит в себе признанное рели­гиозное благословение. В Англии обширная литература довольно искусно приписывала классу слуг юмор, наход­чивость в разговоре, социальное сознание и высокую ка­стовую гордость. Однако все это не смогло противостоять конкуренции со стороны промышленности. Решающий успех социальной добродетели лежал в закреплении за женщинами роли домашней прислуги. В доиндустриальных обществах женщины ценились наряду с их способностью к рождению, детей за их эффективность в сельскохозяйственном труде или в домашней мануфактуре, а в высших сдоях общества за их интеллигентность, женскую привлекательность и. прочие качества, позволяющие достойно принимать гостей. Индустриализация устранила необходимость женского труда в таких домашних занятиях, как прядение, ткачество и изготовле­ние одежды. В сочетании с техническим прогрессом она значительно уменьшила ценность женского труда в сель­ском хозяйстве. Тем временем растущие стандарты народ­ного потребления наряду с исчезновением личного слуги-лакея создали острую нужду в людях для управления и других видов обеспечения потребления. Вследствие этого новая социальная добродетели стала придаваться ведению домашнего хозяйства - продуманному приобретению товаров, их приготовлению, употреблению и содержанию, а также заботе и уходу за жильем и прочим имуществом. Добродетельная женщина - это теперь хорошая домаш­няя хозяйка или в более широком смысле, хорошая домоправительница. Социальная жизнь в значительной мере стала демонстрацией виртуозности в выполнении этих функций, своего рода ярмаркой для демонстрации .жен­ских добродетелей. Дело обстоит подобным образом до сих пор. Указанные тенденции широко проявились в се­мье с высоким доходом уже к началу нынешнего столе­тия. Торстейн Веблен заметил, что «в соответствии с иде­альной схемой денежной культуры хозяйка дома - это главная служанка в домашнем хозяйстве» [Т. Veblen, The Theory of the Leisure Class, Boston, Hough-ton Mifflin, 1973, p. 128.]. При более высоком доходе повышаются объем и разно­образие потребления, и в силу этого возрастает количе­ство и сложность задач, связанных с ведением домашнего хозяйства. Распределение времени между домашним хо­зяйством, воспитанием детей и развлечениями, заботами об одежде, выходами в общество и другими формами потребления становится все более сложной и трудной за­дачей [Блестящий анализ затрат времени на потребление, а также многое другое содержится в: S. В. Binder, The Harried Leisure Class, New York, Columbia University Press, 1970.]. В конечном итоге, как это ни парадоксально, об­служивающая роль женщины становится тем труднее, чем выше доход семьи, за исключением тех немногих случаев, когда еще существует возможность содержать прислугу. От жены сколько-нибудь крупного служащего автомо­бильной компании не требуется быть интеллектуально восприимчивой или уметь развлекать других, хотя она должна хорошо выглядеть на парадных церемониях. Но она должна готовить и кормить мужа, когда он дома, заниматься домашними покупками и уходом за домом, обеспечивать семейный транспорт и, если требуется, дей­ствовать как уборщица, швейцар и садовник. Умение в этих делах разумеется само собой и, как правило, не вы­зывает восхищения. Если женщина хорошо справляется с этими обязанностями, она считается хорошей хозяйкой, хорошей помощницей, хорошей домоправительницей, хорошей женой - короче говоря, добродетельной женщи­ной. Традиция запрещает внешние функции, не связанные с проявлением добродетели домохозяйки, которые мешают хорошему выполнению домашних дел. Она может участво­вать в совете местной библиотеки или заседать в комитете по изучению правонарушений среди молодежи. Но она не может работать полную неделю или заниматься деятель­ностью, связанной с большой затратой времени и сил. По­ступать так - значит создать мнение, что она пренебре­гает своим домом и семьей, т. е. своей настоящей работой. Она перестает быть женщиной, обладающей признанной добродетелью.

3 Превращение женщин в класс скрытой прислуги явилось экономическим достижением первостепенного значения. Наемная прислуга была доступна лишь небольшой части населения в доиндустриальном обществе; в наше время жена-служанка доступна на сугубо демократической основе почти для всего мужского населения. Если бы эту работу выполняли наёмные работники, получающие денежное вознаграждение, они оказались бы самой крупной категорией в структуре рабочей силы. Стоимость услуг домашних хозяек исчисляется, хотя эти расчеты в какой-то степени интуитивны, приблизительно в одну четверть валового национального продукта. Подсчитано, что средняя домохозяйка выполняет работы стоимостью (по ставкам зарплаты за эквивалентную работу в 1970 г.) 257 долл. в неделю или 13 364 долл. в год [A. G. Scott, The Value of Housework: For Love or Money, Us magazine, 1972, July.]. Если бы не эти услуги, все формы домашнего потребления были бы ограничены вре­менем, которое требуется, чтобы справляться с таким по­треблением, - отбирать, перевозить, готовить, ремонтиро­вать, содержать, чистить, обслуживать, хранить, предохра­нять и выполнять прочие задачи, которые связаны с потреблением благ. В современной экономике роль женщин в деле обслуживания имеет решающее значение для расширения потребления. Тот факт, что подобная роль получила широкое признание, если не считать отдельных возникших в последнее время возражений, является гроз­ной данью власти удобной социальной добродетели. Как только что отмечалось, труд женщин, связанный с облегчением потребления, не учитывается ни в наци­ональном доходе, ни в национальном продукта Такое об­стоятельство имеет определенное значение для его маскировки. Вещи, которые не учитываются, часто и не заме­чаются. В настоящее время возникло мнение, что по этой причине и в результате использования традиционных пе­дагогических приемов возникают условия, при которых женщины, изучая экономическую теорию, не осознают своей истинной роли в экономике. Это в свою очередь позволяет им с большей готовностью согласиться на та­кую роль. Если бы их функции в сфере экономики были более четко отражены в современной педагогической ме­тодике, это могло бы вызвать нежелательные отрицатель­ные последствия.

4 В неоклассической модели имеется, однако, гораздо более изощренное средство для маскировки роли женщин. Это домашнее хозяйство. Уже неоднократно отмечалось, что в модели придается особое значение роли решений от­дельного человека в экономической системе. Эта моральная функция оказалась бы в значительной мере подорван­ной, если бы такие решения зависели от труда женщины, связанного с обслуживанием, и если бы выяснилось, что роль женщин в принятии решений уступает роли мужчин. Эти трудности обходят с помощью концепции домашнего хозяйства. Хотя домашнее хозяйство состоит из не­скольких человек - мужа, жены, детей, а иногда родст­венников и родителей, имеющих разные потребности, вкусы и предпочтения, - вся неоклассическая теория отож­дествляет его с отдельной личностью. Выбор отдельного человека и выбор домашнего хозяйства на практике все­гда взаимозаменяемы. [У некоторых ученых это вызывает беспокойство. «В теории спроса мы рассматриваем домашнее хозяйство как нашу фундаментальную … единицу, мы должны отметить, что многие интересные проблемы, касающиеся конфликта в семье и родительского контроля над судьбой детей, выпадают из поля зрения, когда мы берем домашнее хозяйство в качестве основной единицы, прини­мающей решения. Когда экономисты говорят о потребителе, они фактически имеют дело с группой индивидов, образующих до­машнее хозяйство» (см.: В. G. L i p s е у and Р. О. S t e i n е г, Economics, 2d ed., New York, Harper and Row, 1969, pp. 71-72).] Домашнее хозяйство, отождествленное таким образов с отдельным человеком, так распределяет свой доход меж­ду разными видами расходов, чтобы в пределе удовлетво­рение, получаемое от каждого вида затрат, было прибли­зительно равным. Как отмечалось, это и есть оптималь­ный уровень удовольствия, т. е. неоклассическое равнове­сие потребления. Здесь возникает очевидная проблема того, чьи средства удовлетворения предельно уравнивают­ся, идет ли речь о муже, жене, детях, с учетом их возраста, или проживающих в семье родственниках, если такие имеются. Но на это вся традиционная теория не дает от­вета. Очевидно, между мужем и женой существует ком­промисс, который согласуется с более идиллической кон­цепцией прочного брака. Каждый партнер подчиняет свои экономические предпочтения более значительным удо­вольствиям семейного единства и супружеского ложа. А может быть, в брак вступают лица с одинаковыми шка­лами предпочтений. Или же благодаря доселе неотмечен­ному влиянию таинства брака эти шкалы становятся о этого момента равными друг другу. Либо в случае рас­хождения шкал предпочтений следует развод и процесс. продолжается до тех пор, пока не поженятся лица с оди­наковыми предпочтениями. Или, видимо, женщина, кото­рая на практике осуществляет большую часть покупок, устанавливает свои предпочтения на уровне предела, а ее муж умудряется жить с меньшим уровнем удовлетворе­ния. Или же муж как доминирующий член семьи прини­мает решения в соответствии со своими предпочтениями, а его жена покорно соглашается с ними. В действительности современное домашнее хозяйство не допускает выражения индивидуальности и личных предпочтений. Оно требует подчинения предпочтений во многих областях от того или иного члена семьи. Совсем не легкое дело отстаивать точку зрения, в соответствия с которой в силу экономической общественной необходи­мости примерно половина взрослых членов общества дол­жна занимать подчиненное положение. Такая точка зре­ния с трудом согласуется с системой социальных идей [Отметив чересчур смелое упрощение, содержащееся в отождествлении отдельного человека и домашнего хозяйства, авторы тем не менее возвращаются к традиции и оставляют упрощение в неприкосновенности. Они, однако, составляют исключение, ука­зывая на существование такой проблемы.], которая не только высоко ставит человеческую личность, но и торжественно провозглашает ее власть. Итак, неоклас­сическая теория разрешает проблему, закрывая глаза на существование подчинения личности в домашнем хозяйст­ве, отношения внутри которого она игнорирует. После этого данная теория восстанавливает домашнее хозяйство в качестве отдельного потребителя. Проблема остается нерешенной. Экономист не вторгается в тайны домашнего хозяйства.

5 Общеизвестно, что современное домашнее хозяйство требует простого, но очень важного разделения труда. Обычно получение дохода порождает решающую власть над его использованием, которая, как правило, принадле­жит мужчине. В определенной мере такая власть разу­меется сама собой. Выбор места, где проживает семья, за­висит главным образом от удобства или потребности члена семьи, обеспечивающего доход. Как размер, так и харак­тер или способ затрат в основном зависят от источника доходов, т. е. от того, является ли получатель дохода ад­министратором компании, юристом, художником, бухгал­тером, государственным служащим, ремесленником, рабо­чим на сборочном конвейере или профессором. Особенно важно, что в обществе, которое высоко оценивает денеж­ный успех, естественный авторитет принадлежит лицу, которое зарабатывает деньги. Это дает ему право назы­ваться главой семьи. Потреблением распоряжается женщина. На нее ложатся многочисленные проблемы выбора приобретаемых варов, например выбор между разными видами готовых, смесей для пирогов или моющих средств. Житейская муд­рость высоко ценит эту власть; ведь именно женщина распоряжается наличными средствами. Но на деле эта власть сводится к выполнению решений, а не к их приня­тию. В более широком плане пути действия определяются мужчиной, который зарабатывает деньги. По существу, домашнее хозяйство используется мужчиной в общепринятой экономической теории для маскировки господства власти мужчин. Подобное домашнее хозяйство как нельзя лучше под­ходит для облегчения потребления. Основные решения, касающиеся общего стиля жизни, принадлежат мужу, в он может принимать их, не заботясь о проблемах, свя­занных с их осуществлением. Эти заботы ложатся па его жену. Множество вещей на свете, включая и потребление, доставляют гораздо больше удовольствия, если связанные с ними усилия выполняет кто-нибудь другой. Обычно женщины без возражений берут на себя скры­тые служебные функции управления потреблением: орга­низацию содержания и ремонта жилища и домашнего обо­рудования, автомобиля и прочей техники, снабжение про­дуктами и приготовление пищи, контроль за тем, как потребляют дети, организацию и проведение общих раз­влечений, заботы о том, чтобы семья «выглядела не хуже других». Такие заботы воспринимаются как естественные обязанности женщин. Могут быть утверждения, что в данном случае нет оснований ни для сомнений, ни для недовольства; большинство женщин охотно и даже с радостью выполняют эти функции. В более широком плане благополучие и счастье представляют собой огромную дань социальным условиям, под воздействием которых находятся люди. Главный догмат современной веры, занимающий центральное положение в господствующей экономической теории и усиленно подкрепляемый рекламой и искусством коммерции, состоит в том, что счастье есть функция поступления потребитель­ских товаров и услуг. Если данная точка зрения доказана, то может ли быть у женщины лучший способ содействия своему счастью и счастью семьи, которую она любит, чем освятить себя эффективному и энергичному управлению потреблением семьи? Ее заслуга перед экономикой, таким образом, зависит от ее чувства долга и умения быть пре­данной. Как и в отношении других экономических потреб­ностей, это подтверждается удобной социальной доброде­телью. Такая добродетель считает в высшей степени нравственной женщину, которая посвящает себя благопо­лучию своей семьи, является доброй подругой, хорошим распорядителем; или, говоря не столь изысканным язы­ком, является хорошей домохозяйкой и настоящей опорой дома. По сравнению с этим красота, интеллектуальные и художественные способности или просто женская привле­кательность ценятся гораздо ниже. А свойства, не совме­стимые с хорошим и усердным ведением домашнего хо­зяйства, такие, как активный характер, увлечение соб­ственными интересами до такой степени, что муж и семья оказываются в забвении, и прежде всего скверное ведение хозяйства, решительно осуждаются. B немногих областях экономическая система добилась такого же успеха в определении ценностей и приспособлений обусловленного ими поведения к своим требовани­ям, как в формирований образа мыслей и поведения жен­щин. Подводя итог сказанному выше, отметим, что экономическое значение полученного результата очень велико. Возможность повышения потребления была бы серьезно ограничена, если бы не было женщин, которые уп­равляют им. Когда женщины берут на себя задачи управ­ления потреблением, оно может расти более или менее неограниченно. В домашних хозяйствах с очень, высоким доходом, это управление становится, как уже отмечалось, обременительной задачей. Но даже и здесь рост возможен; на таких уровнях дохода женщины, как правило, имеют более высокое образование и оказываются лучшими рас­порядителями. А упрощение процедуры развода позволя­ет в известной степени применять метод проб и ошибок для получения лучшего результата. Таким образом, имен­но женщины, выполняя в скрытой форме функцию слу­жанки и распорядителя, создают возможность для неог­раниченного роста потребления. При существующем поло­жении вещей (и пока оно будет существовать) в этом состоит их главный вклад в современную экономику.

В неоклассической модели олигополия, т. е. рынок, поделенный между небольшим числом фирм, является единственной уступкой существованию крупной фирмы. В действительности она отражает лишь незначи­тельный шаг в гигантском процессе, который стремитель­но отдаляет основные события экономической жизни от этой модели. Член олигополии может устанавливать цены и контролировать производство. Но речь идет о более важ­ных вещах, когда фирмы становятся крупными. Факти­чески происходит преобразование самой природы эконо­мического общества. Решающим инструментом преобразования является не государство и не отдельная личность, а современная корпорация. Она представляет собой движущую силу этого изменения. Но вся общественная жизнь представляет собой ткань, состоящую из тесно переплетенных нитей. Изменение, движущей силой которого является корпо­рация , - это сложный процесс, в котором многие элемен­ты изменяются одновременно и в котором причины становятся следствиями, а затем снова причинами. Никакое описание не является единственно верным; многое зави­сит от того, в каком месте исследователь приступает к изучению этой ткани [См.: Дж. К. Гэлбрейт, Новое индустриальное общество, М., «Прогресс», 1969, стр. 38.]. Но начальной точкой, которая оказывает влияние на все развитие, является технология и ее еще более важное дополнение - организация. Технология, т. е. развитие и применение научных или систематизированных знаний к практическим задачам, является центральной характеристикой современного эко­номического развития. Она оказывает влияние как на изделия и услуги, так и на процессы, с помощью которых изготавливаются то­вары и оказываются услуги. Организация идет рука об руку с техническим прогрессом. Мало пользы можно из­влечь из технологии, основанной на знании, доступном одному человеку. Но почти всегда применение технологии требует совместных знаний нескольких или многих спе­циалистов - короче говоря, организации. Однако это только начало. Чтобы сделать технологию эффективной, требуется капитал - предприятия, оборудование, сбороч­ные линии, энергия, инструменты, вычислительные ма­шины - все вещественные воплощения технологии. Для управления этим оборудованием тоже требуются специа­листы и дальнейшая организация. За редкими исключениями, чем более сложным с тех­нической точки зрения является процесс или продукт, тем больше требуется времени на его освоение, тем больше промежуток между начальными капиталовложе­ниями и окончательным изготовлением готового продукта. Чем длительнее процесс производства данного из­делия, тем больше требуется вложений в производствен­ный капитал. Должны быть предприняты шаги, преду­преждающие провал первоначально принятых решений и потери капитала в результате событий, которые могут произойти до того, как результаты будут достигнуты. Ка­питал, которым в данном случае рискуют, и организация, которая уже существует, должны быть оплачены - это накладные. расходы. Они возникают и существуют при любом уровне производства. Это еще в большей мере уве­личивает необходимость контролировать события, которые оказывают влияние на положение вещей. Нельзя допу­скать, чтобы обстоятельства, которые могут вдруг оказать­ся неблагоприятными и поставить под угрозу продажи, а тем самым доход на капитал или поступления, которые необходимы для оплаты деятельности организации, дей­ствительно приняли такой оборот; необходимо добиться, чтобы обстоятельства, которые должны быть благоприятными, были бы именно таковыми. Практически это означает, что цены по возможности должны находиться под контролем; издержки тоже дол­жны находиться под контролем или быть управляемыми в такой мере, чтобы можно было компенсировать неблаго­приятные колебания с помощью контролируемых цен; должны быть предприняты усилия с целью обеспечить бла­гоприятную реакцию в отношении данного изделия со сто­роны потребителя, а если потребителем является государ­ство, то оно должно сохранить интерес к изделию и его раз­работке; чтобы были организованы другие необходимые мероприятия со стороны государства и предотвращены любые нежелательные меры правительства; другие неоп­ределенные факторы, имеющие внешний характер по от­ношению к фирме, должны быть сведены до минимума, а внешние потребности фирмы обеспечены. Иными слова­ми, от фирмы при возрастании технической сложности выпускаемых изделий и используемых процессов, росте капитала, более длительном процессе освоения, увеличе­ния размеров и усложнении организации требуется осу­ществление или стремление к осуществлению контроля над общественной средой, в которой протекает ее деятель­ность, или той частью среды, которая оказывает на нее воздействие. Она должна планировать не только свои соб­ственные операции, но и, насколько это возможно, поведение людей и государства, когда эти операции воздейству­ют на такое поведение. Это вопрос не честолюбия, а не­обходимости. Для каждого данного уровня развития и применения технологии, несомненно, существует оптимальный размер фирмы - размер, при котором наиболее рационально с экономической точки зрения сочетаются необходимые спе­циалисты, соответствующая организация и соответству­ющий объем капиталовложений. Но необходимость контролировать среду, т. е. предупреждать неблагоприятные события, способствует гораздо большему размеру фирм. Чем крупнее фирма, тем большее место она занимает в своей отрасли, тем выше соответственно будет ее влия­ние на установление цен и издержек. И тем выше будет в целом ее влияние на потребителей, общество и государ­ство, короче говоря, тем выше будет ее способность вли­ять на окружающую ее среду, т. е. планировать ее. Еще более важное обстоятельство состоит в том, что по мере того, как организация развивается и становится более сложной, все больше возрастает ее независимость от внешнего вмешательства. На мелком предприятия с несложным производством власть исходит от собственности на капитал, на средства производства. В крупной и высокоорганизованной фирме власть переходит к самой организации - к технострутуре корпорации. На самом высоком уровне развития, примером которой служат ком­пании «Дженерал моторc», «Дженерал электрик», «Шелл», «Юнилевер», ИБМ, до тех пор, пока фирма делает деньги, власть техноструктуры абсолютна. Власть собственников капитала, т. е. держателей акций, равна нулю.

2 По мере того как организация обретает власть, нет ничего удивительного в том, что она пользуется этой вла­стью, чтобы служить интересам своих членов. Эти инте­ресы, т. е. устойчивое положение в фирме, высокое жало­ванье, продвижение по службе, престиж, использование самолета компании и личной туалетной комнаты, привле­кательность коллективно осуществляемой власти, лучше всего удовлетворяются по мере роста предприятия. Итак, рост увеличивает власть над ценами, издержками, потре­бителями, поставщиками, обществом и государством, а также вознаграждает индивидуально тех, кто ему способ­ствует. Не удивительно, что рост фирмы является домини­рующей тенденцией при высоком уровне экономического развития [См. главу IX.]. Этот рост, сопряженный с осуществлением власти, есть главная сила, которая преобразует экономику общества. Однако в своем практическом проявлении он чрезвычайно неравномерен. В некоторых областях экономики такой рост фирмы не имеет очевидного верхнего предела. В других областях он имеет жесткие пределы или связан с преодолением все нарастающего сопротивления. Там, где рост задерживается, разумеется, снижается и способ­ность убеждать потребителей в преимуществах данных изделий, а также государство - в наличии у него опреде­ленных потребностей и преимуществ тех же изделий. Сни­жается также технический уровень, который тесно связан с организацией. Все эти факты имеют первостепенное значение для понимания современной экономики. Именно поэтому в некоторых областях экономики производство и сопутствующие ему блага очень велики или даже чрезмерны, а в других областях недостаточны. Поэтому рабочие и прочие участники производства вознаграж­даются гораздо лучше в одних секторах экономики, чем в других. Как мы увидим, этим объясняется и многое другое. Как отмечалось, во многих отраслях нормальная тенденция к росту подрывается или задерживается. Этот факт имеет первостепенное значение, и момент, когда рост тормозится, совершенно очевиден. Это происходит в то время, когда руководство, осуществляемое отдельным лицом-владельцем или его непосредственным представи­телем, должно уступить место руководству, осуществля­емому организацией. Одни задачи могут выполняться ор­ганизацией, на решение других она оказывается неспо­собной. В тех отраслях, где организация неприменима или неэффективна, фирма сохраняет размер, который до­пускает, чтобы ее операции выполнялись или руководи­лись одним человеком. Четыре фактора исключают организацию и делают необходимым индивидуальное ис­полнение и руководство. Организация исключается там, где работа имеет нестандартный характер и географически разбросана. В таком случае невозможно легко и с хорошими экономиче­скими результатами осуществлять централизованный кон­троль, а масштаб операций в каждом географическом пункте будет по необходимости небольшим. Невозможно применение какой-либо сложной технологии и связанного с ней капитального оборудования. В этих случаях нельзя заменить основной фактор, который прежде всего обеспе­чивает получение дохода (или его потерю), - это умение, изобретательность и усилия отдельного человека. Преиму­щества отдельной личности в этих примерах часто допол­няются возможностями для самоэксплуатации, а иногда эксплуатации членов своей семьи или непосредственно наемных работников. Организации подчиняются правилам в отношении оплаты, интенсивности и продолжительности труда; отдельные лица не связаны такими правилами в отношении самих себя и своих семей. В силу этого обсто­ятельства они могут процветать там, где для организаций это невозможно. Вторым фактором, определяющим необходимость руководства фирмой одним человеком, является сохранив­шийся спрос на услуги, имеющие четко выраженный лич­ный характер. Там, где человек платит за персональное внимание другого человека, применение техники обычно имеет ограниченный характер либо вовсе отсутствует. У организации здесь нет преимуществ или их очень мало. Третий фактор, ограничивающий размеры фирмы, - это причастность ее деятельности к искусству. Ученые и инженеры легко включаются в организацию. Хотя про­фессиональное тщеславие превозносит их мнимо индиви­дуальное творчество, обычно они работают в коллективах, пользуясь многочисленным и дорогостоящим оборудованием, которое тоже нуждается в управлении. Художник гораздо меньше подходит для организации. Поэтому, если продукт или услуга требуют оригинально и истинно (в отличие от повторяющегося и банального) артистиче­ского выражения, фирма всегда будет мелкой. Нередко, например, при оказании личных услуг фирма отождествляется с одним человеком. Наконец, иногда размеры фирмы остаются небольши­ми в соответствии с требованиями закона, из-за характера профессии и требований профсоюзов, запрещающих внед­рение техники и организации (например, групповую медицинскую практику), которые могут вызвать рост фирмы. Это особенно касается свободных профессий и строительства, хотя в обоих случаях сказывается также географическая разбросанность, которая тоже ограничи­вает размер фирмы. В последующих главах мы вернемся к воздействию упомянутых ограничений на рост фирмы.

3 Сочетание мощного стимула к росту фирмы в некото­рых частях экономики с эффективными ограничениями на рост в других частях создает исключительно неравномер­ную картину экономического развития. Это происходит во всех несоциалистических промышленно развитых стра­нах. Неравномерность наблюдается также в восточноевро­пейских странах и в Советском Союзе. В отношении США достаточно вспомнить о тысяче производственных, ком­мерческих, транспортных, энергетических и финансовых корпораций, производящих около половины всех товаров и услуг, создаваемых вне государственного сектора. В обра­батывающей промышленности концентрация еще выше. Общие доходы двух крупнейших промышленных корпораций «Дженерал моторc» и «Стандарт ойл» намного превы­шают доходы штатов Калифорния и Нью-Йорк. Вместе с компаниями «Форд» и «Дженерал электрик» их общие доходы превышают доходы всех сельскохозяйственных, лесных и рыболовецких предприятий. В первом квартале 1971 г. 111 промышленным корпорациям с активами свы­ше 1 млрд. долл. принадлежало более половины всех активов обрабатывающей промышленности, они получали более половины всех доходов от продаж, которые в свою очередь составляли больше половины общего объема. 333 промышленным компаниям с активами свыше 500 млн. долл. принадлежало ровно 70 % всех активов обрабатывающей промышленности [Показания У. Ф. Мюллера (см.: W. F. M u е 11 е r, Hearing before the Select Committee on Small Business, United States Senate, 92-d Congress, 1-st Session, November 12, 1971, p. 1097). Включение неконсолидированных активов увеличило бы долю этих корпораций в общих активах промышленности. Подводя итог, проф. Мюллер отмечает в своих показаниях, что «в промышлен­ности существует крайне асимметричная структура, при которой подавляющая часть экономической (т. е. промышленной) деятельности находится под контролем элиты из нескольких сот гигантских корпораций, остальная делится между четырьмя сотнями тысяч мелких и средних (обрабатывающих) пред­приятий.]. В транспорте, средствах связи, энергетических предприятиях, в банковско-финансовой сфере, хотя концентрация и ниже, наблюдается такая же тенденция. В торговле концентрация также высока. Если собрать руководителей фирм, на которые приходится по­ловина всех коммерческих операций в Соединенных Шта­тах, оказалось бы, что, за исключением внешнего вида, они почти теряются в университетской аудитории и совершен­но незаметны на стадионе. Остальная часть экономики состоит из 12 млн. мелких фирм, куда входят 3 млн. фермеров, чьи общие продажи ниже продаж четырех крупнейших промышленных корпораций, почти 3 млн. гаражей. станций техобслуживания ремонтных фирм, обычных прачечных, прачечных самообслуживания, ресторанов и прочих предприятий обслуживания; 2 млн. мелких предприятий розничной торговли; около 900 тыс. строительных фирм несколько сот тысяч мелких промышленных и неучтенное число фирм [«Statistical Abstract of the United Stales, 1972, US Department of Commerce», Данные приводятся за 1969 г.], обслуживающих многообразные интересы развитого обще­ства, известные под общим именем пороков. Hе существует определенного объема активов или продаж, который служил бы в качестве границы между миллионами фирм, составляющих одну половину частно­предпринимательской экономики, и кучкой гигантских корпораций, представляющих собой вторую половину. Од­нако имеется глубокое концептуальное различив между предприятием, находящимся полностью под контролем от­дельного лица и обязанным всеми своими успехами этому обстоятельству, и фирмой, которая, хотя и не отрицает полностью влияние отдельных лиц. однако не может су­ществовать без организации. Это отличие, которое можно рассматривать как рубеж, отделяющий 12 млн. мелких фирм от тысячи гигантов, лежит в основе широкого раз­деления в экономике, нашедшего отражение в этой книге. Это рубеж между тем, что с этого момента мы будем называть «рыночной системой», и тем, что будет именовать­ся «планирующей системой».

4 Нетрудно выяснить, что планирующая система не со­ответствует неоклассической модели, что входящие в нее фирмы не реагируют пассивно на воздействие рынка и государства. Для этого нужно главным образом отказать­ся от привычного и стереотипного мышления. К указан­ной части экономики мы еще вернемся. Рыночная система с ее сочетанием монополии и конкуренции согласуется в общих чертах с неоклассической моделью. Эта модель является приблизительным описанием половины эконо­мики, но она утратила связь с другой, и во многих отно­шениях решающей половиной. Именно благодаря своей способности к радикальным изменениям нерыноч­ная часть претерпела исключительно глубокие преобразо­вания. Но и рыночная система тоже отходит от неоклассической модели в двух отношениях; вмешательство государства в эту часть экономики является более активным и вместе с тем более регулярным, чем это допускает тео­рия. Рыночная система должна существовать наряду с планирующей системой, и можно предполагать, что этот факт оказывает очень сильное влияние на ее развитие. С учетом ограничений, связанных с наличием знаний, энергии и амбиции, фирма в рыночной системе, как кон­курентная, так и монополистическая, все-таки максимизи­рует свои прибыли. Для этого имеется определенный сти­мул. В отличие от .фирмы в планирующей системе, где ор­ганизация отняла власть у владельца, руководитель фир­мы в рыночной системе получает прибыль или по крайней мере вознаграждение, соответствующее способностям, которые он проявил, добиваясь прибыли. Однако отрица­тельная мотивация может оказаться еще более существен­ной. Если прибыли высоки, то фирма будет стремиться к расширению. Другие будут вести себя аналогичным обра­зом. При обычных условиях могут возникнуть совершен­но новые фирмы в этой отрасли, поскольку необходимый капитал в силу небольшого размера фирмы тоже невелик. В отличие от планирующей системы фирмы, уже действующие в данной отрасли, не пользуются преимущест­вами, которые дает готовая организация. Все это говорит О том, что мелкую монополию гораздо труднее сохранить, чем большую. Итак, маловероятно, чтобы в рыночной си­стеме производство и цены находились под эффективным я надежным контролем фирмы. Столь же маловероятно, чтобы они подчинялись коллективной власти нескольких фирм. Таким образом, если прибыли ненормально высоки, они скоро упадут. Это означает, что предприниматель не может позволить себе роскошь заниматься длительное время чем-нибудь, кроме делания денег. Когда речь идет о деньгах, он должен всегда делать все, что в его силах. Некомпетентные любители - защитники рынка, восхи­щенные, как был восхищен двести лет назад Адам Смит, открытием, что добро, видимо, проистекает от зла, - очень часто приходят к выводу, что скупость является первородной добродетелью. Таким образом, они видят доб­родетель в том, что является необходимостью. Из отсутствия контроля над ценами и производством следует, что в рыночной системе сохранилась значитель­ная степень уравнительной тенденции неоклассической системы. Поскольку маловероятно, что в рыночной системе до­ходы долгое время будут превышать уровень, необходи­мый для компенсации предпринимателю за его усилия и вложенный капитал, то здесь нет достаточно надежного источника сбережений за счет дохода фирмы. Поэтому фирма будет зависеть (в планирующей системе такая зависимостъ не будет иметь места) от внешних источников капитала. Данное обстоятельство имеет очень большое значение, что мы увидим, когда перейдем к рассмотрению государственного регулирования экономики. Если при этом имеет место регулирование кредита - а дело, как правило, обстоит именно так, - то на рыночную систему оно повлияет с особой силой. В рыночной системе фирма сама по себе может лишь незначительно воздействовать на поведение своих потре­бителей. Для этого у нее не хватает ресурсов. Кроме того, фермер, который попытался бы в индивидуальном поряд­ке привлечь покупателей именно к своей пшенице, скоту и помидорам, в порядке благотворительности формировал бы определенным образом предпочтения потребителей для всех производителей этих продуктов, поскольку пшеница, скот и помидоры практически неразличимы по источникам происхождения. И все знают, что это так, хотя они могут не знать этого в отношении бензина. Эта однородность продукта вместе с непритязательными масштабами их операций и доходов объясняет, почему фермеров не видно на Мэдисон-авеню [Одна из наиболее фешенебельных улиц Нью-Йорка. Прим. ред.]. Как отдельный участник рыночной системы обычно не может влиять на своих потребителей [Сельское хозяйство дает чистейший пример фирмы, которая совершенно бессильна в этом отношении. В отраслях услуг, как указано несколько ниже, фирма имеет некоторую связь со своими потребителями.], он также не может оказывать воздействие на государство. Президент «Дженерал моторc» имеет основанное на давнем обычае право при посещении Вашингтона встречаться с прези­дентом США. Президент «Дженерал электрик» имеет пра­во встречаться с министром обороны, а президент «Дженерал дайнэмикс» - встречаться с любым генералом. Отдельный фермер не имеет такого доступа к министру сельского хозяйства; отдельный розничный торговец не может посетить министра торговли. Даже если бы они могли попасть к ним, это не принесло бы большой поль­зы. Как мы увидим позже, на государственную бюро­кратию эффективно и длительно может воздействовать только другая организация. А государственные и частные организации могут существовать на условиях теснейшего симбиоза.

5 Нововведения в рыночной системе в целом соответству­ют той картине, которую дает неоклассическая модель. Это означает, что они весьма ограниченны. Для большинства нововведений требуется, чтобы имелся достаточный капи­тал на период разработки и освоения, а также для при­обретения необходимого оборудования [См.: Е. Mansfield, Innovation and Size of Firm. - В его кн.: «Monopoly Power and Economic Performance», New York, Nor­ton, 1964, p. 57-64.]. Таким капиталом фирма в рыночной системе не обладает. Еще более суще­ственно, что она не располагает специализированными техническими и научными кадрами, обладающими соот­ветствующей организацией, которые почти всегда необхо­димы для обеспечения технического развития на совре­менном уровне. Ни одно из важнейших технических до­стижений новейшего времени - атомная энергия и ее применение, современный воздушный транспорт, развитие современной электроники, разработка вычислительных ма­шин, основные достижения в области сельского хозяйст­ва - не является результатом деятельности отдельных изобретателей в рыночной системе. Идеи все еще могут выдвигаться отдельными людьми. Но, за редкими исклю­чениями, только организации могут осуществить их. Но­вовведения в рыночной системе остаются значительными только в воображении тех, кто не может поверить, что мелкий предприниматель способен когда-нибудь потер­петь неудачу. Хотя фирма в рыночной системе подчиняется ограни­чениям рынка и требованиям неоклассической модели, она принимает их безо всякого удовольствия. Мы можем принять в качестве твердого правила, что все участники экономической системы будут стремиться изменить эти ограничения в свою пользу. Они будут пытаться оказывать влияние на цены, издержки, решения потребителей и действия общества и государства. И это будет столь же верно для рыночной системы, как и для планирующей. Разница не в стремлении, а в способности. Рынок и его требования высоко превозносятся исследователями. Но тот, кто находится под воздействием рывка, редко бывает от этого в восторге. Некоторая ограниченная независимость от требовании рынка заложена в географической распыленности эконо­мической деятельности, небольшом объеме деятельности в каждом конкретном пункте и в высокой действенности системы стимулов, связанной с личным предприниматель­ством. Эта разбросанность очень часто означает, что в данной местности имеются возможности только для одно­го или нескольких предпринимателей. Если в округе бу­дет чуть больше аптекарских магазинов, продавцов пиц­цы [Итальянский пирог, продажа которого широко распростра­нена в США. - Прим. ред.], прачечных самообслуживания, все они будут голо­дать. Фирма, таким образом, обретает некоторую степень контроля над ценами и производством. Владелец благода­ря личному обаянию или сдержанной красноречивости мо­жет приобрести некоторое влияние на своих потребите­лей. Вместо конкуренции здесь имеется дифференциация -товара или услуги по их связи с личность к конкретного продавца [См.: Э. Чемберлин, Теория монополистической конку­ренции, М., ИЛ, 1959. Контроль над рынком, который зависит от такой дифференциации продуктов, Чемберлин назвал «монополи­стической конкуренцией».]. Не приходится и говорить, что это очень ограниченный контроль - моторизованное и мобильное насе­ление имеет исключительные возможности отделаться от любых попыток эксплуатации со стороны соседа-монопо­листа. Неоклассическая модель воспринимает дифференциацию товаров, более или менее безболезненно. Гораздо менее терпимо она относится к коллективным попыткам об­рести контроль над рынком. Многочисленные попытки подобного рода часто влекут за собой помощь и вмеша­тельство государства. Рабочий отказывается от возмож­ности индивидуально продавать свой услуги на рынке и объединяется с другими, чтобы продавать их с помощью профсоюза. Профсоюз, таким образом, обретает власть над общей ценой таких услуг, а благодаря контролю над профессиональным обучением и членством в проф­союзе получают иногда власть и над их предложением. Правительственная поддержка практики коллективных договоров усиливает этот контроль. Мелкий производитель одежды или строитель пользуется общей для всех проф­союзной шкалой плюс общепринятая наценка в качестве основы для установления цены своего продукта. Другие поступают аналогично, и все, таким образом, обретают контроль (иногда весьма слабый) над ценами. Врачи мно­гих специальностей, адвокаты и специалисты в области строительства контролируют предложение или оказывают на него влияние путем определения требований в отношении общеобразовательной и профессиональной подготовки или через выдачу государственных патентов. Фермеры убеждают правительство стабилизировать цены с помощью государственных закупок и ограничить предложение путем введения квот на посевные площади и сбыт. Мелкие про­изводители выступают за принудительное государствен­ное поддержание розничных цен, мелкие торговцы ищут защиты от предпочтительного режима, предоставляемого крупным конкурентам по закону Робинсона - Пэтмана. Все усилия подобного рода отражают стремление всех производящих фирм независимо от их принадлежности к рыночной или к планирующей система контролировать свое экономическое окружение, а не подчиняться ему. В сельском хозяйстве такие условия вышли за рамки контроля над производством и ценами и привели к роб­ким попыткам оказывать влияние на реакцию потребите­лей. Рекламируются высокие питательные свойства моло­ка и молочных продуктов, а также моральные преимуще­ства их потребления. То же самое относится и к фруктам, орехам и прочим сельскохозяйственным продуктам. Недавно усилия министерства сельского хозяйства США, направленные на увеличение потребления табака, оказались в любопытном противоречии с попытками министерства здравоохранения, образования и социального обеспе­чения по выявлению смертельно опасных последствий курения. В сельском хозяйстве также имели место весьма ус­пешные попытки устранить ограничения, налагаемые ры­ночной системой на развитие техники. Это было достиг­нуто (что мы также увидим и в планирующей системе) путем придания коллективного характера процессу внед­рения различных новинок, что представляет собой заслугу экспериментальных станций и лабораторий, находящихся в ведении федеральных властей и отдельных штатов, сельскохозяйственных колледжей и служб по развитию сельскохозяйственного производства. Планирующая си­стема тоже весьма способствовала техническому прогрессу в сельском хозяйстве через отрасли сельскохозяйственного машиностроения и химической промышленности. Этому способствовали также, хотя и в меньшей степени, крупные корпорации, которые непосредственно участвуют в сельском хозяйстве путем заключения контрактов с фер­мерами на откорм птицы и скота или выполняют прямые производственные операции, как, например, при выращи­вании фруктов и овощей. Те, кто ссылаются на сельское хозяйство как на пример прогрессивных тенденций в развитии мелкого предпринимательства и рыночной экономи­ки, неизменно упускают из виду влияние со стороны государства и корпораций-поставщиков. Ни одно сколько-нибудь значительное нововведение не исходит от отдель­ного фермера. Если бы не правительство и фирмы - про­изводители сельскохозяйственных машин и химических средств, сельское хозяйство пребывало бы в состоянии технического застоя [Как уже отмечалось в этой главе, крупная фирма вынуждена контролировать свои лены (и другие элементы среды), чтобы защитить капиталовложения, которых требует технология. В этом также состоит одна из важных услуг, оказываемых сельскому хозяйству государственным регулированием цен. Такая стабили­зация цен дает фермерам возможность делать инвестиции в оборотный капитал и оборудование, необходимые для технологии в таких масштабах, которые были бы невозможны, если бы они подчинялись анархии неконтролируемых цен. Этим во многом объясняется огромный рост производительности сельского хозяй­ства со времени введения законодательства о. поддержании цен на сельскохозяйственные продукты в 1933 г. Такое вмешательство не соответствует требованиям неоклассической модели - он поднимает цены выше уровня равновесия и не позволяет им обеспечить реализацию всех товаров на рынках. Вследствие этого подобное вмешательство порицается как несерьезная политика и как источник снижения общественной эффективности отрасли. Эта критика регулярно исходит от ученых, которые восхваляют. эффективность деятельности и техническую прогрессивность американского фермера.].

6 Разница между планирующей и рыночной системами лежит не в стремлении избавиться от ограничений рынка и обрести контроль над экономической средой. Она за­ключается в инструментах, с помощью которых достига­ются эти цели, и в том, насколько успешными оказываются такие попытки. Участники рыночной системы, ко­торые хотят обеспечить стабилизацию своих цен или до­биться контроля над предложением, должны действовать коллективно или получить помощь со стороны правитель­ства. Такие действия слишком явны и часто неэффектив­ны, безуспешны и бесплодны. Добровольные коллектив­ные усилия могут быть подорваны несколькими дезертирами. Законодатели далеко не всегда отзывчивы даже к просьбам фермеров. Если действия и предпринимаются, то это делается в крайне осторожной форме, поскольку известно, что господствующая экономическая теория их не одобряет. Напротив, в планирующей системе фирма автоматиче­ски добивается контроля над ценами без лишнего шума, просто в силу своих размеров. То же относится и к объе­му производства. Фирма может стать крупной потому, что ее задачи поддаются решению при помощи организации. Имеются также проблемы, для решения которых фирма нуждается в поддержке со стороны государства. Но она обращается не к законодательной власти, а к исполнительной бюрократий. Это менее заметно. А поскольку бюрократия более могущественна, действия фирмы, веро­ятно, будут более эффективными. Не удивительно, что в результате фирмы в рыночной системе привлекают боль­шое внимание, добиваясь очень немногого путем ослабле­ния рыночных ограничений или какого-нибудь иного из­менения среды, воздействию которой они подвергаются. А крупные фирмы в планирующей системе не привлекают никакого внимания, добиваясь очень многого. Это на­ходит широкое отражение в учебных курсах экономиче­ской теории. Экономисты восторгаются политическим вли­янием и решительными действиями сельскохозяйствен­ного лобби. Гораздо более мощный контроль над ценами, издержками и реакцией потребителей со стороны «Дже­нерал моторс» и ее гораздо более влиятельные связи с министерством транспорта, министерством обороны и ре­гулирующими органами остаются в основном незамечен­ными.

7 Планирующая система стремится к осуществле­нию контроля над своей экономической средой и, как бу­дет показано в дальнейших главах, делает это с успехом. Рыночная система проявляет такое же желание, но ее попытки гораздо более заметны и гораздо менее успешны. Одна система доминирует в своей среде; другая остается в общем подчиненной ей. Однако планирующая система является во многом ча­стью среды, которой подчинена рыночная система. Она поставляет энергию топливо, машины, оборудование, ма­териалы, средства транспорта и связи, которыми поль­зуется рыночная система. Она также дает большую долю потребительских товаров и услуг, которые покупаются участниками рыночной системы. И сама она является важным потребителем продукции рыночной системы, что особенно заметно в отношений сельского хозяйства. Ос­новная задача такой связи уже очевидна. Рыночная си­стема покупает по ценам, которые во многом находятся во власти планирующей системы. А значительная часть ее продуктов и услуг продается по ценам, которые она сама не контролирует и которые могут через рынок под­вергаться воздействию планирующей системы. При таком распределении влияния с первого взгляда ясно, что дела будут идти лучше у планирующей системы, чем у рыночной. Условия торговли между двумя системами объ­ективно будут более благоприятными для той системы, которая контролирует свои цены и издержки и тем са­мым также цены и издержки другой системы. Дальней­шим результатом, пока имеется беспрепятственный обмен между двумя системами, будет неравенство доходов - сравнительно устойчивый и удовлетворительный доход у участников планирующей системы и менее устойчивый и менее удовлетворительный доход у участников рыночной системы. К этим гипотезам я еще вернусь, поскольку они, увы, имеют солидную основу. Но сначала необходимо более подробно рассмотреть основные характеристики обеих систем.

Услуги совершенно справедливо считают­ся сферой деятельности мелкой фирмы и тем самым ры­ночной экономики. В последнее время в Соединенных Шта­тах и других промышленно развитых странах много гово­рят о росте так называемой экономики услуг. Этим в свою очередь пользуются убежденные защитники рынка как доказательством того, что экономика, контролируемая рынком, не только продолжает существовать, но и пере­живает возрождение. Растущий спрос на услуги уберега­ет экономическую теорию в том виде, в котором она пре­подается, от разрушительных последствий факта существования крупной корпорации. При более тщательном рассмотрении это развитие оказывается куда более сложным. Многочисленные предпри­ятия сферы услуг являются побочным продуктом процес­са становления крупной фирмы. По существу, они явля­ются вспомогательной сферой и содействуют развитию планирующей системы. Это относится особенно к той ча­сти сектора услуг, который по внешним признакам разви­вается наиболее быстро. Тем не менее услуги остаются излюбленной областью деятельности мелкой фирмы. Как указывалось в пре­дыдущей главе, рост фирмы сдерживается там, где при­ложение труда географически разбросано и где объем деятельности в одном пункте ограничен, а также там, где выполняемая работа имеет нестандартный характер. Это означает, что один или несколько человек трудятся изо­лированно, т. е. без надзора. В этих условиях они работа­ют в предпочтительном для них рабочем ритме, т. е. обыч­но медленно. Они увеличивают затраты своей психи­ческой и физической энергии только в том случае, если в, своих, доходах они получают вознаграждение и терпят убытки, выпадающие на долю предпринимателя-одиночки. Географическая разбросанность, как можно заметить, не является непреодолимым барьером для организации. Если работа имеет сравнительно стандартный характер, то можно установить производственные нормы для раз­бросанных по разным местам работников и затем потре­бовать от них выполнения этих норм. Можно также опла­чивать труд в соответствии с произведенным продук­том или доходом. Можно также связать эти раздробленные рабочие функции с капиталом и технической помощью более крупной организации, как, например, обстоит дело в местном отделении цепи предприятий розничной торговли или ресторанов. За последнее время имело место широкое распсространение гибридных культур обычно определяемых как передача полномочий, в которых на отдельного человека возлалагается ответственность за местное предприятие и он, таким образом, включается во всестороннюю систему стимулирования, которая ассоци­ируется с индивидуальным, предпринимательством. Обыч­но от него .требуется, чтобы он рисковал частью своего капитала. Как владелец, он в этом случае получает вознаграждение за все проявленные физические и умственные усилия, несет наказание за неисполнительность в этом отношении, а также за те ошибки, связанные с опти­мизмом и доверчивостью, которые он совершает, и за прочие беды, которые могли обрушиться на него. В то же время родительская корпорация обеспечивает рекламу, предоставляет капитал и техническую помощь (реальную и воображаемую), которых индивид, будучи полностью независимым предпринимателем, не может обеспечить самостоятельно. Тем не менее географическая разбросан­ность нестандартных работ остается общим препятствием для роста фирмы. Географически разбросанные виды деятельности рас­падаются на две категории: одни, как, например, сельское хозяйство, по своему характеру требуют определенного пространства, другие связаны с личными услугами. Если это потребителю очень важно и по карману, он может преодолеть некоторое расстояние, чтобы получить услу­гу, как, например, в случае развода, аборта или посещения клиники Майо. Но в основном услуги должны находиться поблизости от тех, кто ими пользуется. Этим они отлича­ются от обрабатывающей промышленности, которая чаще размещается вблизи от сырья, квалифицированной или просто имеющейся в наличии рабочей силы, а также по­близости от производств, осуществляющих аналогич­ные операции, как в швейной промышленности, или со случайным выбором места, где возникла отрасль, как при производстве каучука в Акроне и автомобилей в Детройте Натуральный каучук никогда не производился в районе Акрона, и эта местность никогда не была единственным потре­бителем изделий из каучука. Случай с автомобилями и с Детрой­том во многом очень похож.]. Кроме того, хотя многие услуги могут оказываться организациями обезличено и это все больше становится общей тенденцией, некоторые услуги особенно ценятся за их связь с отличительными достоинствами обслуживаю­щего лица. Технология здесь ни при чем, для увеличения количества услуг требуется пропорциональное увеличе­ние рабочего времени обслуживающих лиц. Организация не дает никаких или почти никаких преимуществ. Таково положение дел с услугами врачей, психиатров, адвокатов и проституток. Во всех этих областях сохраняется мелкое предприятие. Однако наиболее быстрый рост числа предприя­тий услуг происходит, как это ни парадоксально, там, где машины вытесняют личные услуги, включая работу персональной прислуги. Эта замена вызывает к жизни множество новых разбросанных и нестандартных опера­ций, которые соответственно очень подходят для мелкой фирмы. Эта тенденция является частью гораздо болей широкого процесса изменений. В доиндустриальную эру очень большая часть несельскохозяйственной экономической деятельности сводилась к личному обслуживанию одного человека другим. Сюда относилось приготовление пищи, присмотр за гардеробом, помощь в личном туалете и гигиене, услуги в области образования, развлечения и религиозного утешения, фи­зическая защита человека, удовлетворение сексуальной потребности и многочисленные другие услуги одного лица непосредственно другому. Человек, оказывающий услугу, за исключением, пожалуй, священнослужителя, а иногда любовницы, находился в зависимом отношении к потре­бителю услуги. Умелое раболепство само по себе было атрибутом услуги. Ливрея и даже похвалы, адресованные вышколенному и поэтому самоотверженному слуге, под­черкивали его низкое положение. С самых ранних этапов своего развития промышлен­ность оказывала очень неблагоприятное влияние на де­ятельность прислуги. Хотя в первый период своего суще­ствования фабрики производили угнетающее и мрачное впечатление, однако они создавали среду, в которой чело­веку не нужно было утверждать или признавать приниженный статус по отношению к другому человеку. Он де­лил обезличенное подчинение со многими другими. Со временем, поскольку фабричная работа оказалась доступ­ной для механизации и способствовала коллективным дей­ствиям для получения более высокой доли в достигнутом росте производительности, заработная плата фабричных рабочих стала превышать плату за личную службу. У фабричного рабочего, оказалось не только больше достоинства, но также и денег. Одновременно и в значительной мере в результате ухода домашнего работника на фабрику развивались две дальнейшие тенденции. Одна их них, уже рассмотренная, состояла в присвоении женщине роли скрытой служанки в домашнем хозяйстве, роли, которая стала необходи­ма из-за возросшего объема потребления, требующего надзора. Другая тенденция, которую мы сейчас только отметим, состояла в передаче многочисленных услуг, ра­нее выполнявшихся в домашнем хозяйстве, в сферу деятельности мелкой фирмы и независимого предприни­мателя. По мере того как женщин все больше удавалось убе­дить в необходимости их скрытой роли служанок, проис­ходил процесс создания механических средств, позволяв­ших облегчить использование домашних предметов и уход за ними, а также управление потреблением в целом. Создание этих средств способствовало убеждению женщин в необходимости выполнения такой роли. Стиральные ма­шины, холодильники, пылесосы, автоматические обогрева­тели, огромное разнообразие кухонного оборудования - все конструируется (и постоянно конструируется заново) для максимального сокращения или полного устранения усилий, которые связаны с возросшим потреблением товаров. Эти механизмы в свою очередь вызывают необходи­мость существования все большего,. числа предприятий обслуживания. Установка многих из них требует услуг специалиста, а также квалифицированного обслуживания и ремонта. Эти операции, будучи пространственно раз­бросаны, соответствуют системе стимулов, характерной для мелкого предприятия, и поэтому могут широко выполняться независимыми предпринимателями. Кроме то­го, как будет отмечено ниже, планирующая система, ко­торая поставляет такое оборудование, ориентирована в своей технологии не на то, что долговечно, и не всегда на то, что полезно, а скорее на то, что может быть продано. что пригодно для навязывания потребителю. Чтобы навя­зать товар, активно используется мнение о всех техни­ческих новинках как отражении прогресса. В результате появляется множество новинок, основное существо кото­рых состоит в новизне в ущерб долговечности и про­думанности механической и инженерной конструкции. Это приводит к повышению спроса на услуги мелких пространственно разбросанных фирм, которые связаны с ремонтом и уходом за подобными механизмами и с уста­новкой новых приборов, если удается убедить потреби­теля, что они лучше, поскольку имеют неведомую доселе конструкцию. Высокий уровень потребления в сочетании с трудными функциями скрытой прислуги привел также к тому, что процесс обслуживания части потребления из домашнего хозяйства был передан независимому предпринимателю. Это является продолжением давней тенденции. Врач, свя­щенник, учитель, наложница и проститутка первоначаль­но имели домашний статус. И все они, как и слуга, ставший фабричным рабочим, давно приняли более цивилизованный статус независимого работника. Позже такой же эффект имело бремя высокого уровня потребления. Стирка одежды домохозяйкой в широких масштабах пе­решла к прачечным и стиральным автоматам, приготовление пищи таким же образом перешло к ресторану, пи­ща, которая еще потребляется дома, заранее приготовлена или как-то заранее обработана. Посуда, скатерти и мно­гочисленные другие предметы домашнего обихода достав­ляются предприятиями обслуживания и, возможно, вы­брасываются после употребления. Внешние подрядчики убирают жилища и ухаживают за садами. Такие услуги, будучи нестандартными и пространственно разбросанными, подчиняются системе стимулирования, характерной для мелкой фирмы. С общепринятой экономической точки зрения очень многие потребительские товары высоко ценятся в зави­симости от того, каким образом они экономят труд, т. е. какова их роль в облегчении труда домохозяйки. Это обстоятельство, а также перспектива обеспечения большей свободы и досуга для женщин в свою очередь считаются одним из важнейших положительных результатов современного промышленного развития. Выражать сомне­ния в наличии связи между материальными благами и счастьем - значит натолкнуться на отповедь, иног­да суровую, за непонимание того, какое большое зна­чение имеет посудомоечная машина для средней жен­щины. Теперь будет ясно, что традиционный взгляд в равной мере неискренен и является серьезным упрощением. Нельзя отрицать, что высокий уровень потребления повы­сил спрос на личные услуги. Появилась самая настоятель­ная потребность в домашней прислуге и домоправителе с полным рабочим днем. И поскольку промышленное раз­витие устранило класс домашней прислуги, эта роль под давлением удобной социальной добродетели легла на скрытую служанку - жену. Для облегчения труда, свя­занного с этой ролью, используются домашнее оборудо­вание и оказываемые извне услуги. Если в качестве от­правной точки брать функцию женщины как скрытой прислуги, то тогда нет сомнений в том, что механические домашние приборы, а также услуги, внешние для домаш­него хозяйства, значительно облегчают эту роль. Но ясно, что источники труда, который облегчается таким образом, нуждаются в более глубоком рассмотрении. Следует на­чинать с экономики высокого уровня потребления и с потребности в классе скрытой прислуги для надзо­ра за ним. Мы можем, однако, оставить на время эти проблемы. Пока достаточно лишь отметить, что в процессе экономи­ческого развития и социального прогресса в экономике сохраняется и расширяется сектор услуг, что в очень большой степени является результатом развития планирующей системы, потребности управлять, облегчать и обслуживать потребление. В результате и в дальнейшем будут существовать возможности для деятельного мел­кого предпринимателя и мелкой фирмы. В равной мере будет продолжать свое существование эта часть рыночной системы.


Как и услуги, искусство плохо поддается организации. На это не обращалось особого внимания, и это упущение не бросается в глаза. Экономическая теория никогда не относилась к искусству серьезно. Наука и техника представляют собой важные области. А живо­пись, скульптура, музыка, театр, промышленная эстетика имеют гораздо менее серьезный, характер. Производство холста и различных красок заслуживает внимания эконо­миста; все, что понижает стоимость этих товаров или расширяет их производство, способствует достижению экономических целей. Но качество картины в отличие от краски или от того, что побуждает художников выби­рать место жительства, заниматься этой профессией и процветать, никогда не считалось достойным предметом для размышлений. Художественное достижение в прин­ципе может быть частью притязаний какой-нибудь эпохи или местности на развитие. Но в отличие от производства товаров или осуществления технических и научных дос­тижений ему не придается практического значения. Все это не случайно. Соответствующее отношение глубоко коре­нится в характере современного экономического общества. Художник - по натуре независимый предприниматель. Он охватывает полностью весь творческий процесс; в отличие от инженера и ученого, занимающихся модели­рованием производства, он не вносит специализирован­ных знаний, относящихся к определенной части выпол­няемой задачи, в работу коллектива. Поскольку он может самостоятельно удовлетворить свои интересы, художник не подчиняется с готовностью целям организации; посту­пить так значило бы для него пожертвовать ради мнения организации своей точкой зрения на то, что имеет худо­жественную ценность, т. е. пожертвовать достоинством художника, так как оно, независимо от того, хорош или плох результат, всегда сочетается с тем, как он понимает свою задачу. Не нуждаясь в помощи организации и не имея воз­можности и права принимать ее цели, художник плохо вписывается в организацию. Как часто мы сталкиваемся с этим даже в повседневной жизни. В оправдание черес­чур независимого человека в организации обычно гово­рят, что «в нем есть что-то от художника». Об исключи­тельно неуклюжем человеке или бесполезном чудаке го­ворят, что он «слишком большой артист». Со своей сто­роны художник находит жизнь в любой крупной и пре­успевающей организации утомительной, сковывающей и даже душной. И он должен говорить об этом, если хочет сохранить хорошее мнение о себе среди своих собратьев. В результате, исключая те редкие случаи, когда дис­циплина организации сама носит артистический характер, например в симфоническом оркестре или в балетной труп­пе, художник действует как независимый предпринима­тель (выражение, которым он не любит пользоваться) или как член очень небольшой фирмы (как, например, пре­исполненный собственного достоинства архитектор), в ко­торой он может доминировать или где он может сохранить индивидуальность своей работы. Немногие отрасли - ки­нофирмы, телевизионные компании, крупные рекламные агентства - должны по своему характеру объединять ар­тистов в довольно сложные организации. Все они имеют широко известный опыт разногласий и конфликтов между артистами и остальной организацией. В некоторых кни­гах, например «Что подгоняет Сэмми» Бадда Шульберга, короткий рассказ Ивлина Во «Экскурсия в реальность», «Образцы» Рода Серлинга, отражен этот конфликт и ум­ственная незрелость представителей организации с точки зрения артистов. Часто проблема решается удалением актеров, актрис, сценаристов, режиссеров, композиторов, авторов и созда­телей коммерческих рекламных программ из состава техноструктуры киностудии, телевизионной компании или рекламного агентства и приемом их в мелкие независимые компании. Крупная фирма берет на себя в этом случае предоставление технические средств для производства и, что более важно, реализацию, демонстрацию или пере­дачу продукции в эфир. Подобно этому живописцы, скульпторы, пианисты и романисты [Когда покойный Ян Флеминг, создатель Джеймса Бонда, незадолго до своей смерти превратил себя в компанию с ограниченной ответственностью, то это вызвало отклики во всем мире] действуют практи­чески как фирмы, состоящие из одного человека, а что касается групп «рок»-музыки, танцевальных групп и ан­самблей народной музыки, то они выступают как мелкие товарищества которые обращаются к крупным организа­циям в поисках рынка для себя и своего продукта. Там, где для производства требуется известная степень усилий со стороны художника и оно отчасти ценится за это, превосходство мелкой фирмы в художественной обла­сти часто будет способствовать ее выживанию в конкурен­тной борьбе с крупной организацией. Поскольку хороший художник не может или не будет подчиняться организа­ции, крупное, довольно негибкое предприятие, распоряжается не самыми лучшими талантами, а наиболее сговор­чивыми, которые в силу этого обстоятельства могут в большей степени быть отнесены к разряду второсортных. Подобное положение ни в коем случае не может объяс­няться только дурным или извращенным вкусом со сторо­ны организации. Крупная фирма должна иметь такие внешние характеристики товара, которые позволяют вы­пускать его крупными и экономически выгодными се­риями. Художественный вкус тоже должен подчиняться требованиям тех, кто, основываясь на интуиции, опыте и изучении рынка, хорошо осведомлен о том, в необходи­мости приобретения каких товаров можно убедить поку­пателя. Художественная оценка подлежит дальнейшему изу­чению с точки зрения ее приемлемости, а это в свою оче­редь находится под сильным влиянием общего принципа, иногда преувеличенного, что никакое суждение даже не принимается во внимание, если в нем недостаточно учиты­ваются вкусы публики. В результате крупная фирма имеет большие серии, техническую эффективность, низкие из­держки и разработанную стратегию реализации за счет хороших "внешних качеств. Автомобильная промышленность, массовое производство мебели, промышленность бытовых приборов, производство контейнеров и многие другие отрасли дают многочисленные тому примеры. В мелкой фирме, в которой художник играет домини­рующую роль или где, как минимум, дисциплина органи­зации менее жестка, имеется больше возможностей для самоутверждения личности, а это очень существенно. В результате разработка внешних качеств может быть лучше. Далее, если художник играет доминирующую роль, то художественное проектирование не будет подчиняться требованиям эффективности производственного процесса. Оно будет отражать представление художника о том, что хорошо, а не мнение инженера о том, что можно эффек­тивно производить, и не мнение специалиста по сбыту о том, что можно продать. Таким образом, технически менее оснащенная мелкая фирма благодаря своему малому раз­меру имеет преимущество в области искусства. При про­изводстве одежды, ювелирных украшений, часов, мебели, других домашних вещей и в кулинарном деле, жилищном строительстве и издательском деле это преимущество мо­жет быть значительным. Мелкая фирма неизменно об­служивает то, что называют верхушкой рынка, т. е. пред­лагает более дорогие товары более состоятельным потре­бителям, имеющим более развитый вкус или (возможно, это более общий случай) более солидную подготовку в этом отношении. Иногда существование мелких фирм поддерживается крупными фирмами, нуждающимися в талантливых людях, работающих у мелких предпринимателей, но которых они сами не могут нанять. Крупные производители одежды покупают модели мелких модельеров; автомобильные компании ищут помощи у итальянских предпринимателей. Дюпон обращается к мелким фирмам в Париже и Нью-Йорке с целью разработки образцов тканей. Нетруд­но нанять химиков, отмети в беседе официальный пред­ставитель Дюпона несколько лет назад, и вы знаете, что получите. Но никто не знает, как нанять хороших художников, и они не станут жить в Вильмингтоне, штат Делавэр. Мелкая фирма извлекает преимущества из особен­ностей потребительского спроса на работу художника. Характеристика такого спроса -количество, которое люди будут покупать по любой данной цене, - является функ­цией времени. Как здесь постоянно подчеркивается, лю­дей усиленно убеждают поверить в то, что техническое обновление - это хорошая вещь, что оно согласуется с про­грессом. При подобном положении вещей рынок обычно благоприятно реагирует на такие нововведения. Подобная реакция, разумеется, совпадает с интересами планирую­щей системы и является их отражением. Напротив, отно­шение общества к новаторству в искусстве не поддается такой установке. Поэтому первое впечатление от нового художественного направления почти неизменно неблаго­приятно. Новое обычно воспринимается как нечто оскорбительное или как гротеск. Так было с импрессионистами, кубистами, абстрактными экспрессионистами и такое же отношение наблюдается к современным представителям поп-искусства. Ситуация одинакова в прозе, поэзии и по­чти везде в музыке. Из этого следует, что первоначально рынок для новаторских работ, в искусстве почти всегда мал. Только по мере развития вкуса спрос расширяется. Но одних прельщает возможность, а другие находят удо­вольствие в том, чтобы казаться ценителями того, что от­вергают другие. Поэтому они готовы платить. Эта ситуа­ция, т. е. маленький рынок, на котором стоимость играет второстепенную роль по сравнению с качеством художе­ственного достижения, тоже хорошо подходит для от­дельного человека или мелкой фирмы [Хотя разница в реакции общества на техническое и художественное новаторство зависит от социальных условий, подобное объяснение не является полным. Возможно, что зрительные реак­ции от природы консервативны и лишь со временем претерпевают изменения. По этой причине новые и нелепые формы в одежде "или внешнем виде автомобилей, которые никому бы не пришло в голову объяснить художественными требованиями, становятся со временем зрительно терпимыми.]. В прошлом расходы на искусство были одним из наи­более распространенных проявлений богатства. Достоинства гражданской и церковной архитектуры, ев украшений и торжественность гражданских приемов служили видимым мерилом общественных достижений. Для частного домашнего хозяйства таким мерилом были пышность жилища и его картин, скульптуры, мебели, изысканность кушаний и приемов. Это было особенно характерно для таких городов, как Венеция, Флоренция, Генуя, Амстердам и Антверпен, которые ориентировались в основном на экономические успехи. Военные и сексу­альные «подвиги», успехи в придворных интригах и мане­рах и приверженность к гастрономическим и алкогольным излишествам всегда были главными соперниками искус­ства как проявления достижений цивилизации. Торговые города в отличие от королевских дворов обычно были ме­нее склонны ко всем подобным проявлениям. В новое время значение искусства как мерила обще­ственных и личных успехов в значительной мере претер­пело относительный упадок. Научные и технические до­стижения обрели несравненно большее значение и претен­дуют на почетную роль, которая прежде ассоциировалась с военной доблестью. Мало кто теперь говорит о дисцип­лине, строевой выучке или храбрости солдат, моряков и летчиков. Теперь объектом восхищения и мерилом нацио­нальных достижений является превосходство их танков, ядерных подводных лодок, самолетов и систем наведения, которыми они оснащены. Исследование космоса представляет собой еще более драматический пример использования научного и техни­ческого совершенства в качестве мерила национальных достижений. Подобно тому как средневековые города не­когда сравнивали великолепие своих кафедральных соборов и роскошь их убранства, так и современные сверх­державы выставляют напоказ количество, цели и сто­имость своих пилотируемых и непилотируемых экспеди­ций на Луну и другие планеты, а также своих космических лабораторий на орбите вокруг Земли. Награда, однако, продолжает оставаться отчасти метафизической и духов­ной [В своих заметках по поводу возвращения первых астро­навтов с Луны доктор Джордж С. Мюллер, руководитель про­граммы космических полетов НАСА, призвал американцев «не подменять духовные блага и долгосрочные достижения времен­ным материальным благополучием». Он неоднократно призывал к тому, чтобы «мы посвятили себя продолжению работы, столь благородно начатой тремя из нас, с целью показать, что эта страна по воле божьей присоединится ко всем людям в поисках судьбы человечества. Не следует, однако, преувеличивать силу такого духовного рвения. Впоследствии доктор Мюллер перешел на более высокое жалованье в качестве вице-президента «Дженерал дайнэмикс» (см.: R. F. Kau f m a n. The War Profiteers, Indianapolis and New York, Bobbs-Merrill, 1970, p. 80).]. Обычно доводы в пользу осуществления расходов на науку и технику частично состоят как раз в том, что эти расходы приносят огромную пользу человечеству. Что касается исследования Луны, то общепризнанно, что пользы от этого мало или нет совсем. А то, что мы не требуем в этом случае такой пользы, служит показателем нашей интеллектуальной и духовной зрелости. Здесь сно­ва мы сталкиваемся с влиянием удобной социальной добродетели. Научно-технические достижения являются также традиционным мерилом достижений в других областях - фи­зике, химии, технике, авиации, вычислительной технике. Никому не пришло бы в голову придавать такое же зна­чение сравнительным достижениям Советского Союза и Соединенных Штатов в области живописи, театра, литера­туры и художественного конструирования. По крайней мере до недавнего времени при любой взаимной демон­страции живописи, поэзии или музыки обе страны были бы вынуждены отказаться от показа самых лучших или самых интересных работ. Американцы, отбирающие рабо­ты для такой выставки, должны были бы отклонить те работы, которые были бы заклеймены многочисленными критиками в конгрессе как инспирированные коммуниста­ми. Другая сторона должна отвергнуть работы, которые являются выражением буржуазного декадентства. По­скольку технические и научные успехи представляют со­бой общепринятое мерило общественных достижений, то из этого следует, что организация образования и другие виды оказания помощи в этих областях являются не только правильным, но и крайне желательным применением государственных средств. Искусство по очевидным причинам не может претендовать на аналогичное отношение. Источник таких установок не вызывает никаких сом­нений. Он связан с техноструктурой и с планирующей системой, а также с их способностью навязывать свои ценности обществу и государству. Техноструктура при­влекает и использует инженера и ученого, но она не может привлечь художника. Техника и наука служат ее интересам; в искусстве же она в лучшем случае нуждается, но считает, что это хлопотное и загадочное дело. Подобная точка зрения обусловливает отношение обще­ства и правительства. Техника и наука общественно не­обходимы, а искусство - это роскошь. Хотя достижения в области искусства перестали быть мерилом общественных успехов, не говоря о претенциоз­ных и понятных только посвященным вещах, они сохра­няют непреходящее и возможно возрастающее значение для отдельного человека и домашнего хозяйства. Повсе­дневные стандарты для оценки респектабельности и об­щего социального положения семьи избегают любых худо­жественных элементов. Они, напротив, ориентированы на предложение стандартных материальных благ. Обитате­ли дома с тремя спальнями считаются «состоятельнее» тех, кто живет в доме с двумя спальнями. Дальнейшее преимущество им дает обладание полностью оборудован­ной кухней и двумя автомобилями в отличие от семьи с одним автомобилем. Реклама делает упор на технические характеристики и новизну товаров, а не на их красоту. Нападки на внешние достоинства предмета часто вызывают негодующую реакцию. Именно это нужно людям. А критик - сноб. Однако на более высоком уровне доходов художествен­ный вкус или претензии на него в архитектуре жилища, во внутреннем убранстве, в мебели, в планировке участ­ка и даже в пище и развлечениях начинают цениться сами по себе или как составная часть претензий на обще­ственное положение. В свою очередь это поддерживает значительный и растущий спрос на работу художников, а также тех, кто дает советы людям, страдающим от не­достатка уверенности в собственном вкусе. В результате значительная часть современной экономической деятель­ности зависит не от технических качеств товара или эф­фективности его производства, а от достоинств художни­ков, занимавшихся его оформлением. На этом держатся некоторые отрасли. Датская и финская мебель своими со­временными свойствами обязана не технической компе­тентности, а художественной ценности, Послевоенный расцвет итальянской промышленности имеет ту же основу. Итальянские изделия выделяются не техническими особенностями, а внешним видом. В Со­единенных Штатах наблюдается такая же, хотя и менее заметная, тенденция. Однако ее существование еще редко признается: никому не приходит в голову поддерживать художника, а но инженера, ученого или коммерческого руководителя в качестве основы будущего промышленного развития. Но его монополия на художественные достиже­ния дает важные гарантии для сохранения мелкой фирмы. В отдаленном будущем искусства и товары, являющи­еся отражением художественных достижений, в силу ука­занных причин будут приобретать все более важное зна­чение для экономического развития. Нет оснований апри­орно полагать, что научные и технические успехи служат конечными границами человеческого удовлетворения. С увеличением потребления в определенный момент можно ожидать преобладания интереса к прекрасному. Этот пе­реход решительно изменит характер и структуру экономи­ческой системы. Сначала, однако, надо будет преодолеть социальную установку техноструктуры и планирующей системы, ко­торые, как уже было отмечено, отводят второстепенную общественную роль всему, что не может быть воспринято и использовано. Для перехода понадобится также пре­одолеть удобную социальную добродетель художника. Для этого требуется «слово», так как именно оно заставляет художника принять более низкую экономическую и соци­альную роль как для себя, так и для искусства вооб­ще. Например, художник убежден, что к миру экономики он по своей натуре имеет слабое отношение. Его гордость отчасти основана на убеждении, что число тех, кто спосо­бен оценить работу истинного художника, тех, кто пра­вильно реагирует на ее смысл, должно быть всегда не­велико. Поэтому его рынок и соответствующее вознаграж­дение должны быть скудными, а это в свою очередь является свидетельством его заслуг. Чем больше лишений в его жизни, тем в большей мере он является художни­ком. Только самые благочестивые религиозные учрежде­ния разделяют убеждение художника, что заслуги нахо­дятся в обратном отношении к вознаграждению. Этот взгляд художника на самого себя дает два соци­альных преимущества. Он позволяет экономить расходы на искусство, так как, если денежное вознаграждение при­водит не к улучшению, а возможно, напротив, к ухудше­нию качества произведения, оно, очевидно, должно быть сведено к минимуму. А это означает, что все, кроме незна­чительного меньшинства художников, будут безропотно пребывать в состоянии подчиненности и безвестности, ко­торое отводится беднякам и живущим на грани нужды. Они поэтому не конкурируют с управляющими, учеными и инженерами за почетное место в обществе. Не конку­рируют они с учеными и за государственные средства для поддержки искусства. Претензии на государственные средства еще больше подрываются тем мнением, которое также в той или иной мере разделяется художником, что в отношении художе­ственного образования мало что можно сделать. Если иметь в виду только деньги, то можно подготовить любое число ученых и инженеров. Их можно готовить почти из любого человеческого материала. Число подготовлен­ных художников, однако, не может превышать количества людей с врожденными талантами, и предполагается, что количество населения, обладающего такими талантами, невелико, хотя неизвестно, почему дело обстоит именно так. А мнение людей в отношении искусства частично сводится к тому, что истинно вдохновенный художник превзойдет все препятствия на своем пути. Таким обра­зом, удобная социальная добродетель способствует мини­мизации потребности в расходах на художественное образование. Стоит вспомнить, что еще приблизительно сто пятьдесят лет тому назад удобная социальная добродетель пред­ставляла ученого как личность со склонностями к от­шельничеству и замкнутости, помощь которому была, собственио, обязанностью частного патрона. Общественное звание художника, имеющее более древнюю историю и более прочное признание в обществе, было несравненно выше, и у художника было больше оснований претендо­вать на государственные средства. Ученый давным-давно отделался от своего монастырского происхождения; лич­ное благосостояние и поддержка государства больше не считаются вредными для его инстинкта созидателя. Напротив, они считаются необходимыми для него. В противоположность ему художник продолжает сильно зависеть от покровительства частных лиц. Вместе с остальным обществом он придерживается того мнения, что государ­ственная помощь искусству может создать угрозу для не­зависимого духа художника'. Ясно, что экономия на го­сударственных расходах в результате этого очень велика по сравнению с обществом, которое считает искусство не менее важным делом, чем, например, экспедиция на Луну. Таким образом обстоит дело в области искусства. Оно остается главной опорой отдельного человека и мелкой фирмы. Оно будет также составлять все более значительную чacть экономической жизни. Возможности получе­ния удовольствия от художественных достижений не име­ют видимого предела; они, несомненно, выше, чем воз­можности, создаваемые техническим развитием. Но эта экспансия была бы намного сильнее, если бы лучше понимались источники наших нынешних мнений в отношении искусства, науки и технологии. В настоящее время искусство может рассчитывать на совершенно не­значительное количество как частных, так и государствен­ных ресурсов по сравнению с наукой и техникой. Как мы видели, это является результатом не общественных пред­почтений, а обусловленного мнения. Людям, в том числе и самим художникам, навязано признание важности и при­оритета того, что находится в компетенции техноструктуры и планирующей системы и служит их интересам.[Архитекторы, в которых нуждается промышленность, сво­бодны от убеждения, что связь с экономическими интересами и личное богатство вредны для художественных достижений.] Средства для раскрепощения мнений - для освобож­дения их от службы планирующей системе - это тема, к которой мы, несомненно, должны будем вернуться.


В организации люди работают по уста­новленным правилам. Часы начала и прекращения работы строго определены. В течение рабочего дня необходимо выполнить обязательный минимум трудовых усилий. Это достигается с помощью надзора или установлением норм, которые рабочий обязан выполнить, или применением технических средств (известным примером является сбороч­ный конвейер), чтобы задать темп работы для тех, кто обслуживает эти средства, либо путем применения сдель­ных норм и систем стимулирования для дифференциации оплаты в зависимости от конкретной количественной производительности. Главной задачей современного профессионального сою­за является частичное распространение его полномочий на правила, которым подчиняется рабочий, с тем чтобы профсоюз имел хотя бы косвенное влияние на их форму­лирование и осуществление. Это означает, что для многих членов организации определен не только минимум, но и максимум трудовых усилий, т. е. он является объектом регулирования. В зависимости от точки зрения это регулирование либо высоко ценится за его гуманизирующее влияние на современную промышленность, либо реши­тельно осуждается как произвольное ограничение произ­водительности рабочего. Можно отметить, что значение правил, устанавливающих или ограничивающих трудовые усилия, неуклонно падает, если подниматься вверх по ступеням организаци­онной иерархии. В отношении служащих производитель­ность широко достигается путем отождествления усердного добросовестного исполнения с достойным и заслужи­вающим одобрения поведением. Об организации, в которой такое поведение является общим правилом, говорят, что она обладает хорошим моральным состоянием. Все, что способствует такому моральному состоянию - бодрые, безропотные коллективные усилия - очень высоко ценит­ся с точки зрения удобной социальной добродетели. На верхних уровнях организации правила исчезают и заме­няются борьбой за конкретное личное продвижение или, что, возможно, имеет большее значение, за то, чтобы до­биться страха, уважения и одобрения со стороны своих коллег. Все это в свою очередь достигается, по крайней мере частично, осязaeмым вкладом в ocyщecтвление интересов организации. Общим правилом становится освобож­дение человека от правил, требующих от него усилий; он тратит усилий не меньше, а больше. Он должен не щадить своего времени. Он восхищает самого себя и других интенсивностью своей мысли и работы во время рабо­чего дня. Он проводит, или считается, что он проводит, свой досуг в размышлениях о своих обязанностях или в занятиях, предписанных врачами, либо связанных с биз­несом. В крайних случаях служащий может уверять, что все проблемы он оставляет на работе. Но это редкость. Подчеркнутое внимание затратам трудовых усилий почти всегда считается надежной стратегией для карьеры. Чело­веку нужно, чтобы его знали как неутомимого администратора. [Напротив, в университете удобная социальная добродетель поощряет гораздо более сдержанное отношение к труду. Ценится задумчивый и даже немного ненадежный человек. Репутация ученого повышается, если он берет продолжительный отпуск для восстановления сил. Чрезмерно занятый профессор рискует приобрести репутацию недостаточно мыслящего, использующего за­нятость как ширму для скрытия какого-нибудь научного недо­статка. или, как минимум, не понимающего необходимости беречь дефицитную умственную энергию. Профессор - неисправимый лентяй - часто приветствует своего нормально трудолюбивого коллегу предостережением: «Не переутомляете ли вы себя? Вам нужно быть осторожнее».] В мелкой фирме рабочие правила как способ обеспе­чения определенного уровня затрат трудовых усилий те­ряют свое значение. Они уступают место системе стимулирования отдельного предпринимателя, которая всесто­ронне вознаграждает его за усилие и наказывает за лень и неспособность. А в отношении его немногих работников вместо формальных предписаний здесь имеет место персональный надзор. Такой способ обеспечения трудовых усилий особенно полезен, как уже отмечалось, для раз­бросанных и нестандартных задач, для которых трудно сформулировать рабочие правила. И он чрезвычайно по­лезен, например, в отношении многих услуг, где успех может больше зависеть от субъективной реакции потреби­теля, чем от энергии или технического умения, прояв­ленных при выполнении задачи. Так, способность вла­дельца бензозаправочной станции, мотеля или закусочной не позволять своему настроению находить выражение в открытой враждебности или даже выражать некоторую степень приветливой почтительности, обычно называемой «обязывающей услужливостью», может оказаться более важной, чем трудовые усилия и техническая умелость. Лучше всего это достигается, когда его личные выгоды и потери зависят от его поведения. Отсутствие правил, устанавливающих минимальный уровень трудовых усилий, очевидно, означает и отсутствие правил, ограничивающих максимальные затраты труда. Это значит, что, кроме гибких запретов, налагаемых зако­ном и обычаем, часы работы отдельного предпринимателя ничем не регулируются, и ничто вообще не регулирует интенсивности его усилии. Таким образом, он, возможно, способен компенсировать более высокую техническую про­изводительность имеющего лучшее оборудование рабочего в организованном, но регулируемом секторе экономики бо­лее продолжительной, усердной и более тонкой работой, чем у его организованного коллеги. При этом он понижает свой доход на единицу эффективных и полезных затрачен­ных усилий. Иными словами, он имеет почти полную сво­боду, тогда как организация ею не располагает, для экс­плуатации своего труда, поскольку его рабочая сила со­стоит только из него самого. Нужно отметить, что термин «эксплуатация» применяется здесь в его точном значении для описания ситуации, в которой человек вынужден в силу своей относительно недостаточной конкурентоспо­собности на рынке работать за более низкое вознагражде­ние, чем то, которое вообще выплачивается в экономике за такие усилия. Самоэксплуатация крайне важна для сохранения мелкой фирмы; она имеет первостепенное значение для сель­ского хозяйства. Величайшее значение она имеет для мелких и состоящих из одного человека предприятий в других областях - в розничной торговле, ресторанах, ремонтных предприятиях, домашних услугах и тому подобное. С общепринятой точки зрения понятие эксплуатации всегда связано с наемным работником. Самоэксплуатация работодателя или работающего в своей фирме предпринимателя получила гораздо меньшее признание. Может показаться, что она имеет более важное экономическое и социальное значение, чем подобное обращение с наемным трудом. В действительности, однако, в современной экономике самоэксплуатация и эксплуатация наемного труда идут рука об руку. Как отмечалось, мелкий работодатель добивается тру­довых усилий от своих работников не введением правил, а личным надзором. И поскольку никакие правила не за­прещают этому работодателю снижать свое собственное вознаграждение за эти усилия, он упорно сопротивляется любому регулированию, которое запрещает ему таким же образом понижать заработную плату своих рабочих. Он чувствует за собой естественное право требовать от дру­гих того, что он требует от самого себя. Эти тенденции особенно заметны в сельском хозяйстве. Самоэксплуатация фермером себя и своей семьи давно считается .доведением, достойным подражания, ярким проявлением удобной социальной добродетели, к которой я еще вернусь. Наряду с постоянными ссылками на уро­жай, погоду и особенности сельскохозяйственного произ­водства она лежит в основе претензий фермера на право точно так же эксплуатировать своих рабочих. Эта претен­зия признается почти всеми в Соединенных Штатах. На фермера обычно не распространяется законодательство о заработной плате и продолжительности рабочего времени, а профсоюзы, в сельском хозяйстве в особенности, лишены поддержки по национальному закону о трудовых отно­шениях. (Это освобождение от правового регулирования и защита от профсоюзов распространяются также на круп­ных фермеров, у которых самоэксплуатации не наблю­дается.) Наряду с фермером мелкий городской торговец, мелкий фабрикант или ремесленник и прочий мелкий работода­тель являются центрами упорного сопротивления проф­союзам, законодательству о заработной плате и продолжи­тельности рабочего времени, законам о социальном стра­ховании и другим видам регулирования условий труда. Крупные фирмы, которые в построениях общественной мысли гораздо теснее ассоциируются с эксплуатацией, сопротивляются намного слабее. Это представляется за­гадкой для всех, кто останавливается на поверхности яв­лений. Почему «хороший маленький человек» должен стать таким плохим? Обычно делается вывод, что наи­меньшее восприятие социальных проблем естественно со­четается с наименьшим размером операций или что лю­бая связь с землей содержит в себе что-то отсталое. Мы видим, что, как обычно, объяснение коренится в экономи­ческих условиях. Мелкий предприниматель, будучи срав­нительно беспомощным на своем рынке, не может с уве­ренностью перекладывать более высокие расходы на зарплату или свои выгоды прямо на общество в виде цены. И он правильно чувствует, что может выжить благодаря способности сокращать заработную плату, которую он по­лучает за потраченные усилия. Он старается сохранить такое же право и в отношении тех, кого нанимает. Отсюда его сопротивление профсоюзам, законам о мини­мальной заработной плате и всему, что может увеличить его расходы на заработную плату. Крупная корпорация не избалована общественными почестями. Напротив, мелкий предприниматель вызывает восхищение почти у всех. Частично это объясняется социальной ностальгией; мелкий бизнесмен - это современ­ный двойник мелкой фирмы в экономике классической конкуренции. В этом смысле он является напоминанием о более простом и более понятном мире. Но большую, часть похвал, несомненно, отражает удобную социальную добродeтeль. Восхваляется то, что служит комфорту и удобству общества. Однако не все из того, что так восхваляется, подтвер­ждается при пристальном изучении. Например, мелкий предприниматель прославляется как человек строгой не­зависимости. То, что эта независимость часто ограничена как в принципе, так и на практике упорной борьбой за выживание, остается незамеченным. Его считают в отли­чие от человека, принадлежащего организации, исключи­тельно свободным в своих политических и общественных взглядах. Как только что было отмечено, его взгляды в силу необходимости окажутся, скорее всего, выражением безжалостного своекорыстия. Живя вне организации, он, как считают, наслаждается независимостью от дисципли­ны организации. Никто не отдает ему приказаний; ни­кто не присматривает, как он работает. Он может смотреть прямо в глаза любому человеку. Остается неза­меченным, что часто это только осторожность, конфор­мизм, угодливость, даже раболепие человека, чье благополучие находится во власти его покупателей. Часто его свобода.- это свобода человека, которого до смерти заклевали утки. Никто не сомневается в том, что в крупной корпора­ции должны, быть установлены пределы продолжительно­сти рабочего времени, усилий, которые могут быть по­трачены, и ограничения на все прочие условия труда. Приветствуется роль профсоюзов в установлении и защи­те этих гуманных правил. То же самое относится и к государству. Но в рыночной системе человеком, заслужи­вающим восхищения, является мелкий предприниматель, который рано встает и работает до глубокой ночи, доступ­ный для своих потребителей круглые сутки и не ослабля­ющий напряженности своего труда. Труд его не отмечен никакой скукой; он - благодетель общества и образец для подражания молодым. Особая стойкость отличает ферме­ра, который, имея работу в городе, трудится по вечерам, субботам и праздникам на своей земле и заставляет так свою жену и детей. Уважения заслуживает не только он сам, но дополнительные похвалы за его трудолюбие достаются и фермерам шведского, датского, норвежского, германского, финского и японского проис­хождения. Незамеченным остается, что такой труд навязывается условиями рыночной системы. Остается вне вни­мания также тот факт, что это может наносить вред здо­ровью детей и что в сельском хозяйстве это связано с отрицанием роли профсоюзов, минимальной заработной платы и даже с отказом от компенсации для тех, кто больше других нуждается в их защите. Такова власть удобной социальной добродетели. Такова рыночная система. Кроме факторов, препят­ствующих организации, которые были рассмотрены в предшествующих трех главах, имеются также области экономики, в которых существуют явные ограничения, на­правленные на поддержание мелких размеров фирмы. Ад­вокаты, врачи (и до недавнего времени маклерские кон­торы) в силу требований закона и профессиональной эти­ки должны были действовать как индивидуальные соб­ственники или как товарищества. В прошлом в некоторых штатах были запрещены корпорации в сельском хозяй­стве. Нелегальные или полулегальные предприятия- публичные дома, те, кто торгует порнографией, наркоти­ками, содержатели подпольных игорных домов - на прак­тике лишены возможностей для роста, предусмотренных уставом корпорации. Все это допускает существование только мелких фирм в этой области, хотя в силу харак­тера работы или услуги они были бы такими в любом случае. Полвека и более идут дебаты о том, суждено ли мел­кой фирме исчезнуть - существует ли неотвратимая тен­денция экономики к предприятиям крупного размера. За­щитники неоклассического ортодоксального взгляда всег­да были убеждены в важности мелкой фирмы для их системы. Она является самым недвусмысленным проявле­нием рыночной экономики. В зависимости от темперамен­та защитники разделились на тех, кто доказывал, что мел­кая фирма находится под угрозой и поэтому нуждается в энергичной защите и поддержке государства, и тех, кто утверждает, что ее будущее (и, стало быть, будущее их системы) абсолютно прочно. Мы видим, что имеются области - большая часть сель­ского хозяйства, пространственно разбросанные услуги, задачи, связанные с искусством, - которые не поддаются организации. А там, где организация могла бы существо­вать, предприниматель, снижая свое собственное вознаг­раждение, увеличивая свои усилия и в некоторых преде­лах делая то же самое со своими работниками, может выжить в конкуренции с организацией. Поэтому мелкий предприниматель остается. Нет также явных причин ожидать, что его доля в общей экономической деятельно­сти - доля, которая не выполняется организацией, - сократится. Дальнейшее рассмотрение не оставит никаких сомнений в том, что развитие в рыночной системе будет идти хуже, чем в организованном секторе экономики. Но это может быть так в сравнении с потребностью в раз­витии рыночного сектора, которая намного выше, чем в планирующем секторе. В экономической теории немало­важное значение имеет умение мыслить относительными категориями. То обстоятельство, что рыночная система сохраняется частично благодаря своей способности снижать вознаграждение для своих участников, ведет к очевидному и зло­вещему выводу. Он состоит в том, что имеется презумпция неравенства между разными частям в экономической системы. Удобная социальная добродетель дополняет эту презумпцию, помогая людям убедить себя в том, что они должны соглашаться на более низкие доходы, т. е. с тем, что их вознаграждение частично возмещается за счет их социальной добродетели. Не приходится и говорить, что презумпция неравенства становится гораздо сильнее, если одна часть системы обладает властью над своими ценами и издержками, и они в свою очередь служат издержками и ценами для другой части системы. Мы увидим, что существует такая эксплуатация, в отношениях между двумя частями экономики. В сочетании с только что указанным неравенством развития это одна из главных причин для рассмотрения экономики не как единой системы, а как системы, состоящей из двух ча­стей. Но прежде, чем дальше углубляться в эти проблемы, необходимо взглянуть на другую половину экономики. Ес­ли при решении данной задачи организация оказывается невозможной, это полностью исключает перспективы для огромного числа фирм, с другой стороны, если решение задачи поддается организации, значит, существует воз­можность неограниченного роста для немногих. К обла­стям такого роста мы теперь и обратимся.


В развитых капиталистических странах элита технократов постепенно приходит на смену ста­рой элите - элите богачей.

Роберт Л. Хейлбронер Организация - это некий комплекс мер, направленных на замену усилий и знаний одного человека более специализированными усилиями и знаниями не­скольких или многих людей. При решении многочисленных задач в области экономики организация является и воз­можной и необходимой. Производство стандартизирован­ных изделий или предоставление стандартных услуг, т. е. выпуск автомобилей, стали, производство энергии всех ви­дов, осуществление связи, позволяет создавать высокую концентрацию рабочих в одном географическом пункте. В этом случае речь не идет об искусстве или о чем-то анало­гичном ему. Конкретное изделие или услуга не ассоци­ируются с какой-то конкретной личностью. А если даже в небольшой мере такая зависимость и существует, как это имеет место в авиакомпаниях, то и в этом случае неминуемо происходит стандартизация, например в одеж­де или прическах стюардесс или в обязательном порядке произносимом заверении, что присутствие пассажира яви­лось источником «нашего удовольствия». Итак, организа­ция возможна. Организация также необходима. Для производства стандартизированных товаров и услуг требуются специ­алисты, до тонкостей знающие процессы производства и данные изделия или способные употребить свои знания для их возможных модификаций или усовершенствова­ний. Неотъемлемой частью специализации всегда являет­ся организация, так как организация - это то, что обеспечивает совместную деятельность узких и в основном бесполезных по отдельности специалистов, направленную на достижение полного и целесообразного результата. Однако деятельность технических специалистов может служить лишь наиболее ярким примером такого рода. Организация позволяет фирме осуществлять увеличение своих размеров, что приводит к росту ее влияния на ры­нок, общественное мнение и усиливает ее позиции в отно­шениях с государством. Для осуществления этого вли­яния, т. е. для планирования производства, установления цен и выработки рыночной политики, для сбыта и рекла­мы, для планирования закупок, связей с общественностью и отношений с правительством, также нужны специалисты. И для того чтобы совершенствовать организацию, в рам­ках которой работают эти специалисты, в руководить ею, также требуются специалисты. В итоге мыслительным центром, определяющим действия фирмы, становится не отдельная личность, а целая совокупность ученых, инже­неров и техников, специалистов по реализации, рекламе и торговым операциям, экспертов в области отношений с общественностью, лоббистов, адвокатов и людей, хорошо знакомых с особенностями вашингтонского бюрократичес­кого аппарата и его деятельности, а также посредников, управляющих, администраторов. Это и есть техноструктура. Она, а не отдельная личность становится ведущей силой. «Мы полагаем, что сегодняшние и завтрашние про­блемы в области управления столь сложны... что решать их всегда следует коллективно» [Н. Sussenguth, Executive Board ef Lufthansa, Interview with Robert Spencer, The American Way, 1972, June, p. 20]. В тех случаях, когда решение задачи не может осу­ществляться на основе организации, размеры фирмы огра­ничены энергией и интеллектуальными способностями от­дельной личности. Эти способности могут быть больше или меньше, но они ограничены. Когда же задача позво­ляет осуществить организацию, не существует заранее установленного верхнего предела для размеров фирмы. В силу причин, которые мы рассмотрим несколько позд­нее, эти размеры могут достигнуть огромных масштабов. Соответственно для этого сектора экономики будет харак­терно существование сравнительно немногих очень круп­ных фирм. Именно в этом будет состоять наиболее важная черта данного сектора. Следует отметить, что неоклас­сическая экономическая теория именно на эту черту не обращает совершенно никакого внимания. В соответствия с этой теорией фирма стремится максимизировать свою прибыль. Издержки фирмы предопределены, или в основ­ном предопределены, внешними по отношению к ней усло­виями. Подобным же образом предопределены спрос на её продукцию, доступная для фирмы на любой данный момент техника. Из всех указанных условий и вытекает оптимальный масштаб ее операций, т. е. тот, при котором разность между затратами и ценой, помноженная на объ­ем продаж, максимальна. Способам определения этого иде­ального масштаба операций посвящены солидные разделы учебных курсов экономики, по большей части состоящих из смутно припоминаемых элементов геометрии и других отраслей математики. Для каждого предприятия такой оптимальный размер - такой предел - существует. И он может быть превышен лишь в силу того, что управляю­щая верхушка охвачена пагубной и иррациональной стра­стью к гигантизму, которая побуждает ее стремиться к увеличению размеров в ущерб прибыли. Для того чтобы правильно понять деятельность современного предприятия, нужно решительно отказаться от этого исторически сложившегося шаблона. Он был бы оправдан, если бы контроль над издержками производства, ценами, спросом и технологией не зависел от размеров фирмы. Если же по мере того, как фирма растет, она все в большей степени способна контролировать свои из­держки, свою технику, свои цены, реакцию своих потре­бителей или правительства (т. е. если все они представ­ляют собой зависимую переменную, определяемую раз­мерами фирмы), то масштаб деятельности, при котором прибыль максимальна, очевидно, должен расти вместе с увеличением размеров самой фирмы. Увеличение разме­ров и связанное с ним возрастание степени контроля над издержками, технологическими процессами, ценами, спро­сом и воздействием на государство могли бы в свою оче­редь стать одним из способов увеличения прибылей. Од­нако, как мы вскоре увидим, максимизация прибыли на в коем случае не является основной целью техноструктуры. После того как достигнут определенный уровень прибыли, члены техноструктуры извлекают для себя зна­чительно больше пользы из самого процесса роста. Обобществление переговоров,- с помощью которого их инфор­мация объединяется, проверяется и согласуется со сведе­ниями остальных членов группы. И они будут, таким об­разом, чувствительны к любому некомпетентному вмеша­тельству сверху или извне и окажут ему сопротивление. Отдельный человек может согласиться с решением другого, если ему известно, что он обладает большими знаниями. Группа же будет ощущать, что она не может поступить подобным образом. То явление, которое зачастую назы­вают бюрократическим высокомерием, на самом деле отражает потребность устранить еще более самонадеянного индивида, не имеющего ни малейшего представления границах своего невежества. Естественная симпатия к отдельному человеку не должна служить кому-либо по­водом для заблуждений в данных вопросах. Процесс при­нятия решений группой авторитарен потому, что инстин­ктивно группа стремится оградить себя от слабо инфор­мированных посторонних лиц, включая и тех, кто номинально находится у власти. Вторая причина перехода власти к техноструктуре ко­ренится в росте корпорации и достижении ею зрелости. Небольшая корпорация, капитал которой состоит из вло­жений лишь нескольких акционеров, передавших управ­ление одному лицу, только отдельными юридическими деталями (а именно ограничением ответственности) отли­чается от фирмы, собственником и руководителем кото­рой является одно и то же лицо. С ростом фирмы уве­личивается и число акционеров. Со временем происходит также распыление акций среди многих держателей в силу прав наследования, налогов на наследство, благотвори­тельности, уплаты алиментов и стремления акционеров, не принимающих участия в деятельности фирмы, или их доверенных лиц вкладывать средства в различные пред­приятия. Соответственно уменьшается доля капитала, при­ходящаяся на отдельного владельца акций, а значит, и его власть. Акционеры, понимая слабость положения, стано­вятся пассивными; они либо автоматически голосуют за список управляющих, либо вообще не участвуют в голо­совании. Директора приходят к выводу, что своей вла­стью они обязаны управляющим, а не акционерам. По­этому они ограничиваются простым утверждением реше­ний управляющих. Такие перемены имеют прогрессивный характер. Тот факт, что в крупных корпорациях руководство постепен­но переходит от владельца к управляющему, впервые был отражен Адольфом А. Бирлем и Гардинером К. Минзом в их классическом исследовании «Современная корпорация и частная собственность», опубликованном в 1932 г. Они пришли к выводу, что из 200 крупнейших нефинансовых корпораций Соединенных Штатов в 88 корпорациях, т. е. в 44%, вся власть принадлежит администрации. В обычных условиях ни одна из групп, акционеров не, смогла бы собрать достаточно голосов, чтобы быть способной оспаривать власть самозваной верхушки фирмы. Тридцать лет спустя подобное исследование на основе аналогичных критериев осуществил Роберт Дж. Лернер. Он пришел к выводу, что из 200 крупнейших нефинан­совых фирм в 1963 г. не менее 169, т. е. 84,5%, находятся под полным контролем их администрации [R. J. Lamer, Ownership and Control in the 200 Largest Nonfinancial Corporations, 1929 and 1963, The American Economic Review, vol. 56, № 4, pt. 1, 1966, September, p. 777 et seq. В опре­делении понятия «власти управляющих» имеется ряд субъектив­ных элементов, которые широко использовались, чтобы сохранить представление о наличии власти у собственника и капиталиста. Однако в настоящее время выводы Бирля и Минза получили общее признание. Нет оснований полагать, что выводы Лернера менее достоверны, хотя они пользуются меньшим авторитетом из-за сроков их публикации и личности автора.]. «Теперь почти все согласятся, что в крупной корпо­рации владелец - это обычно лишь пассивный получа­тель дохода; что, как правило, контроль находится в ру­ках администрации и что управляющие сами подбирают своих собственных преемников» [Е. S. Masоn. The Corporation in Modem Society, Gainbridge, Harvard University Press, 1959, p. 4.]. Власть управляющих напоказ не выставляют. Более того, ее тщательным образом маскируют. Повсеместно со­блюдаемый ритуал требует уважительного отношения к тем, чья власть номинальна. Почтенные советы директо­ров, избранные управляющими и изредка собирающиеся, чтобы одобрить действия, о которых им ничего не известно, являются, как утверждают, ценным источником мудрости и руководства. В этом их власть. Вполне естественное уважение к возрасту или начинающимся старческим причудам поддерживает эту иллюзию. И торжествен­ность, сопровождающая собрания членов корпорации, и связанные с этим скромные вознаграждения, и ограни­ченные требования в отношении понимания существа дела часто убеждают «внешних» директоров, т. е. тех, кото­рые сами не являются членами техноструктуры, в нали­чии у них власти. Эта иллюзия усиливается необходимо­стью утверждать (таков порядок) ассигнования или зай­мы денежных средств или же финансовые сделки и счета. Ничто так хорошо не создает впечатления всемогущества, как причастность, хотя и номинальная, к огромным сум­мам денег [«Они собираются раз в месяц, пристально изучают финан­совую витрину (но никогда не вглядываются в те цифры, опи­раясь на которые управляющие ведут дела), выслушивают пред­седателя и его комаиду, весьма поверхностно излагающих состоя­ние дел, задают парочку вопросов, продиктованных сознанием ими собственного долга, высказывают общие соображения, кото­рые вежливо записывают и впоследствии игнорируют, и расхо­дятся до следующего месяца» (см.. В. Townsend, Up the Organization, New York, Alfred S. Knopf, 1970, p. 49)] . То же самое наблюдается и внутри самой техноструктуры. Председателям правлений или президен­там вручают тщательно разработанные решения подчи­ненных им групп в атмосфере такого уважения, что они, глубоко почитаемые, зачастую даже не замечают, что их функции сведены к простому утверждению решений. Все, кто служит в государственном или частном управленче­ском бюрократическом аппарате, инстинктивно достигают совершенства в таком ритуале. В государственном аппа­рате это, возможно, проделывается с особым искусством. Президентов, премьер-министров и министров подробно знакомят с вопросами, в которых они не сведущи. Это лишь в редких случаях дает им возможность принимать решения. Чаще это создает у них впечатление и позволя­ет создавать его у других, что данное решение принято ими. А поскольку они верят в это, они, вероятно, как-то меньше ощущают потребность утверждать свою власть, которая в силу их некомпетентности была бы опасной или вредной. Власть не уменьшится, если ее приписать кому-то другому. Она, напротив, почти наверняка возрастет, а пользоваться ею будет легче. Ничто так хорошо не служит техноструктуре, как возможность переложить ответствен­ность за непопулярные или порицаемые обществом дей­ствия на более высокопоставленных лиц. «К сожалению, мы вынуждены считаться с интересами акционеров «Я должен отчитываться перед советом директоров». Таким образом можно располагать реальной властью без угрозы каких-либо неприятностей. Необходимо сделать некоторые уточнения. Для чело­века, противящегося правде, ничто так не выгодно, как преувеличение, которое дает возможность опровергать ут­верждение целиком. Безграничной власть техноструктуры бывает только в крупнейших корпорациях - лишь там достигает она, cвoего полного завершения. Но и здесь, если корпорация терпит убытки, пробудить акционеров можно, хотя каждый из них по отдельности обычно при­нимает более легкое для себя решение избавиться от акций, продав их. Борьба за передачу полномочия прoисходит и в фирмах-гигантах, но исключительно в тех из них, дела которых плохи. С другой стороны, хотя одни силы распыляют акци­онеров, другие - особенно деятельность страховых ком­паний, пенсионных фондов, касс взаимопомощи, банков - их сплачивают. Это до некоторой степени сдерживает про­цесс уменьшения власти акционеров. Однако влияние указанного фактора может быть легко преувеличено. По традиции, финансовые учреждения пассивны в отноше­ниях с управляющей верхушкой фирм. В этом проявляется сознание опасности некомпетентного вмешательства. В небольших корпорациях индустриальной системы, особенно если они связаны с технически менее сложными производственными процессами или изделиями, отдельное лицо - высший в управленческой иерархии администра­тор или крупный акционер - может быть введено в курс дела и поэтому может оказать влияние на принимаемые решения. В крупных корпорациях так же, как и в мелких, существуют три направления, по которым такой человек может оказать влияние на те решения, для самостоятель­ного принятия которых ему недостает информации. Во-первых, он может изменить состав участников груп­пы по выработке решений-он может смещать, перемещать и назначать ее членов. Большая часть власти совре­менного менеджера связана именно с таким подбором кадров. Во-вторых, он может предложить изменить саму об­ласть принятия решений. Сам он не может с уверенно­стью принять решение о производстве нового товара, вве­дении в действие нового технологического процесса или приобретении дочерней компании. Оно требует участия группы специалистов, которые располагают необходимы­ми сведениями или способны их добыть. Но он может поставить на обсуждение вопрос об этом новом товаре, процессе или какой-нибудь махинации. Окончательное ре­шение по-прежнему будет зависеть от полной информа­ции, доступной лишь группе. Но воображение отдельной личности способно подсказать новые области приложения этих совокупных познаний. Обычно считают, и, возможно, не без оснований, что группа со специфической компетент­ностью принимает решение лишь в хорошо известных границах или параметрах, но что она сама по себе не способна их преодолеть. Наконец, указанное лицо может, прибегнув к помощи специалистов, оценить компетентность принимающей ре­шения организации и качество ее решений. Отдельный человек, поскольку он один, не обладает необходимыми для этого познаниями, но может привлечь с этой целью другую организацию. На такой основе в наши дни полу­чила широкий размах деятельность целой индустрии кон­сультативных фирм по вопросам управления. Вместе с фирмами, оказывающими специализированные услуги в области техники и технологии, указанные консультатив­ные фирмы в 1970 г. имели доходы, оцениваемые примерно в миллиард долларов. Крупнейшие из них сами превратились в корпорации, а некоторые вошли в состав конгломератов [«Consultants Clash Over Ownership», Business Week 1971 November 27, p. 66.]. Перечисленные полномочия - подбор персонала изыскание новых областей для процесса принятия решении и надзор за его ходом- представляют собой основные пре­рогативы отдельных личностей в современной корпорации, именно это называют руководством, В зрелой корпорации они являются единственными прерогативами личности, выступающей в своем качестве. Ни одно из указанных проявлений власти, как об этом говорится ниже, не затрагивает существенных решений - что и как производить или как сбывать товары или ока­зывать услуги. Хотя описанное здесь вмешательство мо­жет оказаться некомпетентным или неоправданным, а следовательно, и вредным, оно по природе своей таковым не является. Тем не менее подбор персонала или реорга­низация аппарата управления таит в себе угрозу для членов техноструктуры, поскольку эти действия означа­ют, что ее члены могут быть смещены, назначены на другие посты или отправлены на пенсию. А этому, подоб­но некомпетентному вмешательству в существенные решения, следует оказывать сопротивление. Как мы вскоре увидим, защита от подобного вмешательства также составляет одну из основных целей техност­руктуры. На практике в отличие от теории экономисты давно уже признали, что власть от акционеров переходит к управляющим. Растет также понимание того, что цели управляющих могут отличаться от целей владельцев, что - как уже отметили д-р Робин Моррис из Кембриджского университета, проф. Вильям Баумоль и ряд других уче­ных-именно управляющие в значительно большей сте­пени будут заинтересованы в надежности доходов и осо­бенно в росте фирмы [По этому поводу см.: Дж. К. Гэлбрейт, Новое индустриальное общество, М., «Прогресс», 1969 (особенно главу XV).]. Отделение собственности от процесса управления приводит к полному пересмотру положения о максимизации прибылей. В неоклассической модели погоня за прибылью является непрестанной и откровенной. Источником энергии, которая впоследствии подчиняется общественному контролю и служит интересам о6щества, являются в силу совершенно случайного парадокса стяжательство, скупость. и алчность - отнюдь не самые святые человеческие качества. Однако, когда cобственность отделяется от управления, возникает мучи­тельная проблема Носителями стяжательства, скупости и алчности-незаменимых движущих сил системы-являют­ся менеджеры, техноструктура, а плоды действия этих сил достаются собственникам. Управляющие же ничем этим собственникам не обязаны. Итак, система действует благодаря тому, что именно те, кто наиболее склонен к стя­жательству, сознательно готовы трудиться, на благо других. Алчность является филантропией, когда она служит другим. Таково то поразительное противоречие, которое современная крупная корпорация создает для неокласической экономической мысли. В отношении этой проблемы неоклассическая теория не находит ничего лучшего, как попросту ее игнорировать. Она прибегает к наиболее испытанному из интеллектуальных средств экономистов, которое заключается в том, что, когда обнаруживаются не соответствующие теории факты, их просто-напросто от­брасывают. Во всей формальной теории и в большей ча­сти учебного курса по экономике считается, что предпри­ниматель, объединяющий в своем лице собственника и привилегированного получателя дохода с активным руко­водителем предприятия, продолжает играть видную роль, Реальное положение дел в корпорации игнорируется. Лю­бое рассуждение начинается с заявления: «Естественно предполагать, что фирма стремится максимизировать при­быль». Как всегда, там, где дело касается погони за при­былью, в качестве основного отправного пункта экономи­ческого анализа выступает внешняя уверенность в от­кровенном одобрении людской жадности. Ни одна живая душа не может сомневаться в роли, которую играет это человеческое качество. Иногда, правда, как уже отмечалось, считается, что отделение собственности от управления оказывает неко­торое влияние на цели корпорации. Повсеместное мнение, состоит в том, что обеспечение надежности дохода и роста уделяется больше внимания, а погоне за прибылью - меньше. Но влияние такого представления на неоклассическую точку зрения оказалось незначительным. Корпо­рация стремится к определенной комбинации надёжности роста и прибыли. Но рамки ее деятельности по-прежнему определяются рынком: цены могут быть чуть ниже, а объем продаж чуть выше, .нежели в том случае, если бы по­гоня за прибылью была бы единственной целью, но никакого радикального значения самим изменениям не при­дается. И если бы фирма подчинялась рынку полностью, то эффект от стремления к достижению всех этих проти­воречивых целей не мог бы действительно быть значи­тельным. Однако если с возникновением крупных корпораций появляется возможность широко навязывать их волю об­ществу - не только устанавливать цены и издержки, но и влиять на потребителей организовывать поставки материалов и полуфабрикатов, мобилизовывать собственные накопления и капитал проводить свою политику в отношении рабочей силы и оказывать воздействие на взгляды общества и деятельность государства, - тогда цели управляющих фирмой интеллектуалов техноструктуры приобретают колоссальное значение. Не рынок определя­ет эти цели. Они переступили границы рынка, использу­ющего как инструмент и становятся той колесницей, к которой о6щество если и не приковано, то уж во всяком случае пристегнуто. Что современная корпорация располагает подобной властью, неоклассическая теория, конеч­но, отрицает. Что реальность именно такова, нам в дан­ном случае совершенно очевидно. Отсюда вытекает важ­ность целей техноструктуры. В последующих главах эти вопросы рассматриваются более подробно. Затем иссле­дуется механизм использования этой власти для дости­жения указанных целей. Цели эти, как мы вскоре увидим, служат интересам техноструктуры, включая и ее меркантильные интересы. Жадность одних, опираясь на шаткие мостки благотво­рительности, не служит более скупости других. Это дол­жно казаться обнадеживающим. Противоречие неокласси­ческой теории исчезает. А в силу твердой приверженности к тезису о том, что люди используют власть для достижения своих ясно осознанных эгоистических целей, такое утверждение полностью ортодоксально. Те же, кто предпо­лагает, что менеджеры современной корпорации пресле­дуют не свои собственные меркантильные интересы, а денежные интересы собственников, которым они ничем не обязаны, должны в соответствии со всеми традиционными представлениями взвалить на себя нелегкое бремя дока­зательства своего предположения. Именно они оказывают бескорыстные услуги остальным важнейшим составным частям своей системы.

Власть - это способность одного человека или целой группы людей навязывать свои цели другим. Ее наличие порождает три вопроса: кто этой властью об­ладает (ибо это не всегда бывает очевидным); для дости­жения каких целей ее используют; и каким образом до­биваются согласия или повиновения всех остальных? В планирующей системе, т. е. в экономическом механизме крупных корпораций, власть принадлежит техноструктуре, и она, эта власть, растет вместе с ростом размеров и зрелостью фирмы. Средства, которые используются для осуществления власти, рассматриваются в последующих главах. Здесь же необходимо остановиться на тех целях, которым эта власть служит. На первый взгляд эти цели одинаковы для всех фирм, больших и малых. Мелкий предприниматель прежде все­го стремится сохранить свое положение, или власть, т. е. избежать банкротства и обеспечить свою деятельность. Такое стремление, и в этом нет ничего особенно нового, может быть названо его защитной целью. Надежно защитив свое существование, он постарается расширить дело, т. е. будет преследовать свои положи­тельные цели. Для небольших фирм достижение обеих целей связано с получением дохода. Защитная цель до­стигается с помощью определенного минимального уровня поступлений; если предприниматель не обеспечивает со­ответствующего уровня этих поступлений, то он теряет ка­питал, а вместе с ним и право управлять предприятием в дальнейшем. Положительная же цель мелкого предприни­мателя, как принято считать, заключается в том, чтобы, насколько возможно, превысить этот минимальный уровень, не подвергая себя чрезмерному риску, т. е. не под­вергая слишком серьезной опасности тот минимум дохо­да, который необходим для достижения защитной цели. Цели техноструктуры подобным же образом делятся на защитные и положительные. Но по сравнению с мел­ким предпринимателем цели, которым служит техноструктура, более разнообразны и сложны. Это связано с тем, что в отличие от мелкого предпринимателя техноструктура не находится в полной зависимости от рынка, по­скольку она значительно сильнее, имеет большую свободу в выборе и достижении своих целей. У техноструктуры две защитные цели. Она должна, подобно мелкому предпринимателю, обеспечить свое су­ществование, и, кроме того, она должна помешать кому бы то ни было - недовольному акционеру или кредитору, не получившему свои деньги, - сместить ее. Короче го­воря, техноструктура должна свести к минимуму опас­ность внешнего вмешательства в принимаемые ею реше­ния. В предыдущей главе было показано, что все важ­нейшие решения принимаются коллективно, ибо только таким способом можно собрать и учесть и всю ту необ­ходимую и ценную информацию, и весь тот опыт, кото­рые оказывают воздействие на это решение. И мы уже видели, что вмешательство в эти решения человека, ко­торый сам не участвует в процессе их выработки, весьма вероятно, нанесет ущерб, и, уж во всяком случае, оно бу­дет казаться таким членам техноструктуры, полностью отдающим себе отчет в том, какой объем информации по­требовалось привлечь для выработки решения по этому вопросу. С ростом фирмы и усложнением решаемых задач техноструктура будет вынуждена все настойчивее ограждать процесс принятия решений от вмешательства плохо осве­домленных посторонних лиц. Существует четыре возможных источника такого вмешательства. Во-первых, это владельцы и кредиторы. Кон­троль над деятельностью фирмы представляет собой иск­лючительное право собственника капитала в системе, ко­торая все еще называется капитализмом. Управлять - вот основная законная прерогатива капиталиста. Аналогичным образом организация, предоставляющая фирме кредит, имеет право, прежде чем представить его, выяснить по крайней мере, как он будет использован, а также получает право на имущество фирмы в случае не­выполнения обязательств. В течение всего срока займа эта организация в определенной степени имеет право на обеспечение безопасности своих средств. Тремя другими возможными источниками вмешатель­ства являются рабочие (обычно через профсоюз), потре­бители и правительство. Техноструктура зрелой корпора­ции оказывает сопротивление любому внешнему вмеша­тельству. Однако противодействие вмешательству в дела фирмы со стороны владельца или кредитора (а возможно, и потребителя) обычно осуществляется в значительно бо­лее тактичной и осторожной форме, чем это имеет место в отношении профсоюза или правительства. На профсо­юзы и правительство может обрушиться целый поток не­годования. От вмешательства акционеров избавляются, со­здав у них иллюзию власти, которой они, по существу, не располагают. Но цель - устранить некомпетентное посто­роннее лицо - остается прежней. Основным способом, позволяющим техноструктуре огра­дить процесс принятии решеиий от владельцев и креди­торов, является обеспечение определенного минимального (хотя и не обязательно низкого) уровня доходов. Все остальное куда менее важно. Если достигнут некоторый приемлемый уровень прибыли, то акционеры остаются пассивными. Они пробуждаются либо поодиночке, либо целыми группами лишь тогда, когда доходы малы, то фирма терпит убытки, а дивиденды сокращаются. Борьба за власть в крупной фирме (если не рассматривать по­пыток ее поглощения) начинается только в том случае, когда ее прибыль мала, или тогда, когда она терпит убыт­ки. Внутри почти сотни крупнейших корпораций (на них приходится основная масса продаж и активов) при условии получения хороших доходов понятие борьбы за власть почти неизвестно. Другими словами, в этих условиях, т. е. при достаточно высоких доходах, положение техноструктуры будет неуязвимым. Что касается менее крупных из числа самых больших фирм, допустим, 800 фирм, занимающих нижнюю часть списка 1000 крупнейших корпораций при низких или не­устойчивых прибылях и при наличии других благоприятных обстоятельств, существует большая вероятность их поглощения. Когда прибыли или низки, или их нет во­все, то акции фирмы дешевы и акционеры готовы прода­вать их другой корпорации по любой цене, превышаю­щей текущую рыночную цену. Скупка акций дает воз­можность устранить верхушку техноструктуры. Эта вер­хушка никогда не согласится с ограничением ее власти. Вся остальная техноструктура, которая по своей природе незаменима, уцелеет. Но и здесь также в течение неко­торого периода будет царить неуверенность и неопреде­ленность, ибо смена власти всегда чревата попытками проанализировать и перестроить всю организацию. Техноструктура корпорации, которая поглотила другую корпо­рацию, очень часто не сознает ограниченности собствен­ных познаний о поглощенной фирме. И поэтому очень велика, по крайней мере на первых порах, опасность при­нятия некомпетентного решения по самым существенным вопросам, как, например: плохо подготовленное производ­ство на новых или существующих конвейерных ли­ниях, недостаточно продуманные капиталовложения, раз­мещение или покупка ценных бумаг без всей необходи­мой в таких случаях информации. В этом состоит одна из причин ухудшения деятельности малоприбыльных фирм при их поглощении новым и энергичным конгломе­ратом. Если прибыль не достигла некоторого определенного уровня, то не существует надежных средств против скуп­ки акций у акционеров. Только получение хороших прибылей является лучшей защитой. Высокие доходы - вот лучший аргумент, убеждающий акционеров не расставать­ся со своими акциями. Достаточный уровень прибыли дает фирме, а следо­вательно, и техноструктуре, источник накопления, а тем самым и капитал, которым она сама полностью распоря­жается. Когда нет нужды во внешних средствах, то нет и необходимости идти на какие-либо уступки тем, кто эти средства предоставляет. При отсутствии долгов фирма может оградить себя от внешнего вмешательства и тогда, когда ее доходы малы, а если ей и приходится прибегать к займам, то она делает это на условиях, которые обеспечивают ей независимость. Наличие прибылей является доказательством компетентности решений, принимаемых техноструктурой. Фирма, которая «не делает деньги», вынуждена об­ращаться за помощью к инвестиционным и другим бан­кам, а также к страховым компаниям [Такая фирма часто имеет представителей указанных банков в компаний в своем совете директоров, что позволяет информи­ровать финансовые круги и создать у них доверие, а значит, и облегчить порядок финансирования. Подобная форма является одним из видов делового патронажа. Эти директора, обычно уступчивые и даже пребывающие в состоянии безразличия, часто проявляют активность как только падают доходы (см.: Р. С. Dоо1еу, The Interlocking Directorate, The American Economic Review, vol. 59, № 3, 1969, June, p. 314). Проф. Дулей, хотя и признает существование значительной автономии техноструктуры, считает, что внешние директора оказывают сильное влияние в интересах «местной общины», а также воздействуют на финансовую поли­тику и выступают за ограничение разрушительной конкуренции. Я считаю, что, указывая на масштабы переплетения между сове­тами директоров, он, возможно, стремится преувеличить воздействие такого переплетения.]. Выступая в качестве покорного просителя, фирма не может ни отклонить вопросы, касающиеся ее высших служащих или основных принимаемых решений, ни про­тивостоять возможному вмешательству в ее дела, так как отсутствие прибылей заставляет предполагать, что внеш­нее вмешательство сможет исправить положение. Такое вмешательство подобно любому другому внешнему вме­шательству будет столь же некомпетентным, а значит, в вредным. Когда фирма попадает под контроль банков, то ее деятельность почти наверняка ухудшается, что объясняется особыми причинами. Итак, первая защитная цель техноструктуры - обеспечить достаточный и устойчивый уровень прибыли. Все, что может служить достижению этой цели - стабилиза­ция цен, контроль над издержками производства, управ­ление реакцией потребителей и потребительским спросом, нейтрализация не поддающихся контролю неблагоприят­ных тенденций в изменениях цен и издержек и в поведе­нии потребителя, обеспечение такой правительственной политики, которая сделает спрос устойчивым или устра­нит нежелательный риск, - становится основным в деятельности техноструктуры и корпорации. В планирующей системе техноструктура фирмы суще­ствует за счет так называемых накладных расходов - эти расходы почти не связаны с объемом продаж или раз­мерами производства. Но каждый член организации зави­сит от компетентности всех остальных, и, кроме того, все они зависят от опыта их совместной работы в этой организации. Опыт совместной работы позволяет каждому владельцу информации определять, в какой мере можно доверять сведениям всех остальных участников. И если раньше работника можно было без каких-то затруднений нанять или уволить, то в случае, когда речь идет об орга­низации, увольнение или понижение в должности любого ее члена не может пройти безболезненно. Организацию необходимо оберегать. Кроме того, техноструктура сама является направляющей силой. Поэтому особую остроту принимает вопрос об увольнении в основ­ном тех же сотрудников, которые сами должны осущест­влять такое увольнение. Развитое в техническом отношении производство тре­бует значительных вложений как в основной, так и в обо­ротный капитал. Эти инвестиции представляют собой также накладные расходы. Но поскольку источником ка­питала является прибыль, а значит не растут ставки про­центных отчислений, то это значительно уменьшает риск, связанный с осуществлением подобных инвестиций. Наконец, рост современных конгломератов существен­но зависит от заемных денежных средств - еще еще одна добавка к постоянным. накладным расходам. Если при постоянных издержках спрос и цены изме­няются, то, очевидно, прибыль будет неустойчивой. По­этому у фирмы в планирующей системе возникает допол­нительный мощный стимул поставить все эти факторы - цены, издержки, спрос, действия правительства - под свой контроль таким образом обеспечить себе необходимую прибыль. Когда власть используют для защиты, то здесь нельзя говорить о каких-то преднамеренных действиях. Это в основном вынужденная мера. Техника и связанная с ней необходимость в организации, а также потреб­ность в капитале приводят к тому, что фирма, если она хочет выжить, должна навязывать свои цели обществу и, таким образом, управлять теми силами в окружающей ее среде, которые могли бы угрожать ее доходам. Деятельность техноструктуры, направленная на то, чтобы обеспечить минимально необходимый уровень при­были, не во всем одинакова или успешна. Как будет пока­зано в следующей главе, конгломераты предпочитают постоянному получению доходов. Поэтому их прибыли не­минуемо будут менее надежными, чем прибыли других крупных фирм. В начале 70-х годов некоторые фирмы, производящие оружие, вынуждены были решать такие задачи, которые, по крайней мере в тот период, превосхо­дили их возможности. Тем не менее надежность получения прибыли для крупнейших корпораций чрезвычайно велика. В 1970 г. - а он был плохим годом с точки зрения доходов корпораций [См. главу XVII] - из 100 крупнейших промышлен­ных компаний (фирм) лишь шесть оказались убыточны­ми. И это были, если не считать компании «Крайслер», либо компании, производящие оружие, либо конгломераты или их сочетание. Среди крупнейших финансовых и коммерческих корпораций убытки встречаются еще реже. В 1971 г. из 100 самых крупных промышленных ком­паний только семь были убыточными. И снова ими были, за исключением двух корпораций, компании, производя­щие оружие, и конгломераты. И лишь две компании несли убытки два года подряд [Некоторые железнодорожные компании также понесли убытки, что, однако, лишь подтверждает общее правило. Государ­ственное регулирование в общем не давало железнодорожным компаниям возможности управлять факторами, влиявшими на их доходы. И, вероятно, частично в силу такого положения, они стали беспомощными во всем, что касается ведения их дел.]. Мы уже отмечали, что защитные цели технострукту­ры также требуют, чтобы профсоюзы, потребители и правительство не вмешивались в процесс выработки реше­ний. В данном случае основной защитой служит тради­ционная экономическая теория, мощным подспорьем для которой являются сложившиеся обычаи. По неоклассиче­ским представлениям фирма в конечном счете подчинена рынку и тем самым потребителю. Поэтому у потребителя (или правительства, действующего в интересах этого по­требителя) нет и не может быть оснований для какого бы то ни было вмешательства в ее дела. Он и так властвует. Обман и умышленное одурачивание потребителя следует пресекать. Но пока потребителя не ввели в заблуждение относительно его собственных желаний, система будет со­ответствовать этим желаниям. Одна из самых действен­ных и чрезвычайно полезных услуг, которую неокласси­ческая теория оказала планирующей системе, состоит в том, что все находящиеся под ее воздействием сохраняют убеждение, каким бы смутным и неопределенным оно ни было, что вмешательство в частный бизнес излишне и вредно. Вмешательство правительства рассматривается как недопустимое по тем же самым причинам. Поскольку об­щественность в лице потребителя и так осуществляет надзор за деятельностью фирмы, то ей незачем делать это с помощью правительства. Эта доктрина, въевшаяся всем в кровь и плоть, запрещает правительству вмеши­ваться в управление частной корпорацией. Какие изделия производить и как их производить, кого нанимать, как поощрять служащих и как им платить - это частное дело самой фирмы. Даже тогда, когда решение этих вопросов непосредственно затрагивает интересы общества - как, например, вопрос о безопасности конструкций автомобиля или влияние на окружающую среду тех или иных мою­щих средств, неблагозвучие рекламных радиопередач или проповедь насилия и преступлений, идущая с телеэкрана, или реклама (до недавнего прошлого) курения как якобы полезного для здоровья дела, - даже в этом случае все бремя доказательства ложится на того, кто осуществ­ляет вмешательство. Такое вмешательство никогда, возможно, не будет направлено на конкретное управленче­ское решение, оно всегда должно носить общий характер. И обычно, чтобы положить конец всяческим спорам о воз­можности общественного вмешательства, нужно лишь за­явить, что этот вопрос должно решать правление фирмы. Нечего говорить и о том, что некомпетентность как таковая не является оправданием вмешательства в дела коммерческой фирмы. Организации, как и люди, могут быть посредственными. И эти посредственные организа­ции всячески стремятся себя увековечить. Умеренно не­вежественный человек будет казаться гением на фоне еще больших невежд. Он будет продвигаться вверх по служеб­ной лестнице и распространит свою посредственность на довольно большую сферу деятельности. Его коллеги будут зачастую приветствовать его успехи, так как в противо­положность человеку способному он будет более терпим к глупости. Даже при высочайшем уровне развития фирмы, когда отрицательное воздействие рынка полностью исключено, ни один из перечисленных вопросов не может стать объ­ектом вмешательства со стороны общественности. Накануне второй мировой войны в «Форд мотор компани» в течение ряда лет усердно насаждалась неком­петентность. В результате ее участие в создании бомбар­дировщика «Б-24» было поистине катастрофичным. В Виллоу Ран был построен огромный завод, однако про­изводство крайне необходимого самолета долгое время не могло быть освоено. Совещание представителей фирм, свя­занных с производством военной продукции, проведенное в Вашингтоне, было весьма напряженным. Все были со­гласны, что методы руководства компании «Форд» были никуда не годными. Но и во имя победы в войне нельзя было даже подумать о том, чтобы нарушить принцип не­вмешательства в процесс управления. И ко всеобщему облегчению этот принцип был сохранен. Что касается са­молетов, то они стали выпускаться лишь спустя много месяцев. Можно привести более свежий пример. В по­следнее время было широко распространено мнение, и, ви­димо, далеко не беспочвенное, что правление компании «Локхид» не отвечает необходимым требованиям и что это дорого обходится. Но хотя почти все заказы исходили от правительства и правительство покрывало задолжен­ность фирмы, практически никто не оспаривал прав этой корпорации вести свои дела так, как она сочтет нужным. Подобным же образом не допускается вмешательство в управленческие решения рабочих, и особенно профсо­юзов. В неоклассической системе фирма добивается такого сочетания труда и капитала, которое сводит к минимуму издержки при любом заданном объеме выпуска и тем са­мым обеспечивает максимальные доходы. Любое вмеша­тельство в решения, которые приводят к такому резуль­тату, увеличит затраты. Если издержки повысятся, то возрастут цены, а потребление, производство и занятость упадут. Следовательно, данное вмешательство в конечном итоге наносит ущерб самим же рабочим. Поэтому обще­принятая экономическая теория и основанные на ней вы­воды гласят, что в интересах самих же рабочих им сле­дует воздерживаться от любого вмешательства в управ­ленческие решения. Некоторые профсоюзы все же вмешиваются в решения, касающиеся механизации производства и связанного с ней использования рабочей силы. Однако, как правило, это ни у кого не вызывает одобрения. Считается, что управ­ление, которое, как полагают, является технически отста­лым, дискредитирует лишь само себя, однако профсоюз, препятствующий техническому прогрессу, должен быть решительно осужден обществом. Именно потому ведущие профсоюзы, которые соглашаются с любыми нововведения­ми, каково бы ни было влияние последних на занятость, получают высокую оценку с точки зрения удобной соци­альной добродетели. Этого может оказаться достаточным, чтобы, как случилось в недавнем прошлом с Объедине­нием горнорудных рабочих, превратить перворазрядных мошенников в политических деятелей, выступающих от имени рабочих. Таковы защитные цели техноструктуры и способы их достижения. Однако, какие бы с теоретической точки зре­ния ни существовали различия между защитными и поло­жительными целями, в повседневных решениях они тесно. переплетаются. Перейдем к рассмотрению положительных целей.


Основной положительной целью техноструктуры является рост фирмы. Затем этот рост стано­вится важнейшей целью планирующей системы и - как следствие - общества, в котором доминируют крупные фирмы. Прежде всего рост направлен на то, чтобы обеспечить достижение защитных целей техноструктуры. Крупная фирма - мы это вскоре увидим - может, за редкими ис­ключениями, лучше, чем небольшая фирма, контролиро­вать свои цены и издержки, убеждать своих потребителей и управлять ими. В силу этих обстоятельств она спо­собна ограждать себя от снижения прибылей в резуль­тате конкуренции и, таким образом, ограждать свои до­ходы, а вместе с ними и свой источник капитала. Она имеет больше возможностей избавиться от тех затрат на рабочую силу, которые она не в состоянии регулировать, а также обеспечить себе соответствующее мнение среди общественности и добиться необходимых действий со сто­роны государства. Это значит, что крупная фирма способ­на более надежно оградить себя от нежелательных для нее изменений в уровне доходов, что могло бы вызвать вмешательство в ее дела акционеров или кредиторов, а также в связи с неблагоприятной реакцией со стороны общественности повлечь за собой вмешательство проф­союзов, потребителей или правительства. Кроме того, рост фирмы служит также, как ничто другое, обеспечению непосредственных финансовых инте­ресов техноструктуры. В фирме, размеры которой неиз­менны, продвижение отдельного сотрудника по служеб­ной лестнице зависит от смерти, потери трудоспособности или отставки тех, кто находится выше его в служебной иерархии. Оно может также зависеть от его способности вытеснить их. Подобно тому как он, возможно, надеется занять место других, его подчиненные будут надеяться занять его место. Поскольку он вынужден добиваться ус­пеха, борясь против остальных, то и другие будут вынуж­дены бороться против него. И так же, как он будет при­стально наблюдать за своими начальниками (хотя и весь­ма осмотрительно), выискивая многообещающие для него признаки надвигающейся нетрудоспособности или болез­ни, другие с подобной надеждой будут следить за ним. Напротив, в растущей фирме сам процесс роста соз­дает новые должности. Служебная карьера перестает быть игрой с нулевым результатом, где то, что выигрывает один, теряет другой. Каждый получает возможность вы­двинуться. Преуспеть могут все. Отношения рабочего со­трудничества не омрачаются более обоюдной надеждой на то, что кто-то станет алкоголиком или попадет в авто­мобильную катастрофу. А по мере того как растут объем продаж, численность .занятых или же величина контролируемых активов, возрастает и жалованье, количество счетов, которые фирма оплачивает за своих сотрудников, в. право на получение премий и привилегий. Кабинет сотрудника становится все больше, а его об­становка все шикарнее. Сотруднику выделяется личный туалет, и он получает право пользоваться самолетом ком­пании. Все это - награда за служебное рвение и уваже­ние к тем, кто занимает равное с ним положение [Такая щель, безусловно, может быть достигнута путем пере­хода в другую, более крупную фирму, что нередко и случается. Робин Моррис из Кеймбриджского университета, скрупулезно изучивший эти вопросы, затронул и этот момент - побудительные мотивы роста вообще, указав, что «если бы управляющие были полностью мобильны, то они могли бы делать карьеру, переходя из меньшей фирмы в большую, и в конце утолить свое често­любие, став министром обороны. Но в действительности все про­исходит иначе. С учетом всеобщего предпочтения внутрифирмен­ного продвижения мобильность (сравнительно) низка и при про­чих равных условиях человек, знающий фирму и известный в ней, имеет значительно большую экономическую ценность, чем кто-либо из сравнимых с ним претендентов со стороны. Поэтому руководство фирмы, вероятнее всего, будет рассматривать рост своей собственной организации как один из наилучших способов удовлетворения личных потребностей и честолюбивых устремле­ний - взгляд, который поддерживается и психологическими моти­вами - отождествить свое «я» с организацией. В олигархических фирмах, где политику определяют группы, мерами, наверняка ведущими к согласию, будут те, которые, предположительно, увеличат полезность каждого из членов организации. И если мы представляем себе эту полезность как некий набор из жалованья, власти и престижа, то ясно, что для занимающих самые высокие посты рост фирмы представляет собой выдающуюся возможность, даже если ряд преимуществ им, быть может, придется разделить с; только что пробившимися наверх новичками» (см. «A Model of the «Managerial» -Enterprise», The Quarterly Journal of Economics, vol. 77, ;№ 2, 1963, May, pp. 187-188).]. Значение роста в качестве цели увеличивается и пото­му, что существует тесная связь между конечным вознаг­раждением и действиями, которые обеспечили такой рост. Этот момент весьма существен, но его часто упускают из виду. В крупной организации доходы обычно рассчитыва­ют лишь для «центров, обеспечивающих прибыль», об­ладающих значительными размерами. Вклад любого отдельного служащего или группы в дело извлечения до­ходов переплетается с вкладом многих других. При всех обстоятельствах оценка этого вклада субъективна и явля­ется предметом споров и обсуждений. Когда же имеет место рост, то, напротив, .вклад каждого сотрудника или небольшой группы непосредствен и заметен. Показатели объема продаж нового изделия, новое приспособление или технологическая линия - это конкретная реальность, даже если ее роль в получении доходов и не столь уж заметна, однако все имеющие к ней отношение точно известны. Действительно, рост зачастую приводит непосредственно к вознаграждению тех, кто его обеспечил. Подразделение, каким бы малым оно ни было, но которое расширяет объем своих продаж, тем самым увеличивает и штат своих сотрудников и права обеспечивающих это расширение на такое продвижение по службе, оплату и премии, которые соот­ветствуют осуществлению более крупных операций. Инже­нер, который находит определенную, до сих пор не вы­явленную возможность совершенствования изделия, тем самым расширяет круг своих обязанностей, его положе­ние упрочится, а оплата соответственно возрастет. Спе­циалист по сбыту, с успехом убеждающий публику покупать какой-то совершенно невероятный товар, сможет вследствие этого расширить в конечном итоге свои торго­вые операции. Он укрепляет свое положение благодаря этому товару. Возможность подобного самовознагражде­ния прямо-таки пропитывает техноструктуру. Многие из ее членов самым непосредственным образом заинтересо­ваны в росте, поэтому не удивительно, что и вся техноструктура в целом глубоко ему предана. Если вся экономическая система в целом растет, то, как правило, будут расширяться и отдельные фирмы. К воз­можностям продвижения внутри данной фирмы добавятся возможности, связанные с возможностью получения высо­ких постов в других фирмах. Когда так много влиятель­ных людей находят, что рост фирмы и связанный с этим рост всей экономики служит их собственным интересам, было бы удивительно, если бы они не пришли к выводу, что экономический рост - прекрасная вещь. Такой вывод сделан ими. Поэтому, или в, основном поэтому, экономический рост стали рассматривать как первейшую из целей общества. То, что способствует росту экономики, а вместе с тем и материальному благосостоянию техноструктуры, с упоением благословляется удобной социальной моралью и превозносится на публичных церемониях, чему бы они ни посвящались. Экономисты в основном весьма легко поверили в со­циальные преимущества экономического роста. Они виде­ли, что это будет означать большее потребление, больший доход, большую занятость, большие поступления в бюд­жет от налогов, расширение социального обеспечения, большее счастье. То, что такой рост служит к тому же и положительным интересам техноструктуры, послужило весьма убедительным толчком к этому открытию. Если бы действие роста на техноструктуру было противополож­ным, его оценка не была бы положительной. Рост современной корпорации представляет собой весь­ма сложный процесс, охватывающий целый ряд направ­лений деятельности. Первое из них - расширение произ­водства и объема продаж при существующих возможно­стях корпорации. Обычно считается, что это включает в себя выпуск товаров или услуг, обладающих определен­ной технологической взаимодополняемостью, которая предполагает использование ряда тех же самых технических методов, помещений и оборудования, рынков сбыта, знания рыночной конъюнктуры или управленче­ского мастерства. Примером может служить производитель резины, начавший выпускать пластмассовые изделия. Но там, где рост - это самоцель, указанная взаимодополняемость не играет большой роли. Решающим является вопрос о том, что способствует росту, а он в равной или даже в большей степени может быть результатом производства никак не связанных друг с другом продук­тов. В последнее время значительное недоумение вызвала явная нелогичность многообразия товаров, производимых современной корпорацией. А ведь этому не следовало бы удивляться: первейшая забота корпорации - не техниче­ская взаимодополняемость и не вопрос о том, обслуживаются ли родственные рынки. Ее главная забота - рост, рост как таковой. Второе направление состоит в приобретении более мел­ких фирм в смежных или совсем не связанных с деятель­ностью приобретающей фирмы областях для их более или менее полного объединения с техноструктурой этой фир­мы. В результате создается возможность использовать ог­ромные финансовые ресурсы крупной фирмы для гораздо более быстрого роста, чем это было бы, вообще говоря, возможно только в результате расширения объема про­даж. Стратегия приобретения - чрезвычайно важный ин­струмент борьбы с превосходством в управленческой, технической или коммерческой областях. Компетентность в этих вопросах иногда позволяет небольшой фирме пре­успеть в своем росте по сравнению с более крупным и нередко более консервативным или обюрократившимся конкурентом. Но эта стратегия, как правило, не в состо­янии помешать последнему прибегнуть к самозащите, т. е. раньше или позже купить этого мелкого, но неудоб­ного соперника, используя свои значительно большие фи­нансовые возможности. Законченным выражением второго направления дей­ствий является агломерация. Она включает в себя приоб­ретение одной корпорацией контроля над голосами акци­онеров другой, однако с таким расчетом, чтобы не затронуть ни ее техноструктуру, ни, по крайней мере частично, оперативную самостоятельность последней. Довольно ча­сто эта стратегия включает в себя приобретение финансо­вых учреждений, таких, например, как страховые компании, которые располагают крупными наличными средст­вами для инвестиций. Эти средства в свою очередь могут быть использованы хотя бы частично с целью поглощения других фирм. Такая агломерация представляет собой на­иболее быструю форму расширения. Вот один из наиболее поразительных примеров из недавнего прошлого. За де­сять лет благодаря агломерации компания «Интернэшенл телефон энд телеграф» быстро поднялась с сорок седьмого места, которое она занимала в списке промышленных кор­пораций в 1961 г., на девятое место. Поскольку фирмы, входящие в конгломерат, действуют в разных отраслях, обслуживая подчас совершенно различные рынки, они не­много выигрывают от растущего контроля над ценами и издержками или от возросшей способности воздействовать на потребителя или убеждать его. Принципиальное пре­имущество, если говорить о власти", заключается в том влияния, которое становится возможным оказать на правительство и возможности привлекать (или выкачи­вать) капитальные ресурсы одного подразделения для удовлетворения нужд другого. В значительной мере стремление к агломерации отражает интерес к размерам ради самих размеров - это ярчайший пример попытки руко­водства корпорации извлечь для себя выгоды из величины как таковой [Если размеры фирмы превышают определенный предел, координация деятельности ее функциональных отделов (снабже­ния, конструкторского и производственного, сбыта) представляет собой крайне трудную задачу для руководства этой фирмы. Ре­шение проблемы заключается в создании подразделений, обла­дающих всей полнотой власти в вопросах их собственного снабже­ния, производства и продаж, но совместно отвечающих за при­быль. Конгломерат, где каждая единица представляет собой самостоятельную корпорацию, является наиболее развитой формой подобной структуры. Кое-кто утверждал, что данная структура стремится возродить максимизацию прибыли в качестве цели корпорации, поскольку именно прибыль является важнейшим критерием деятельности подразделения. Нет никакого сомнения, что "эта" структура помогает оградить прибыль и служит защит­ным целям техноструктуры. Но объем продаж также служит основным критерием деятельности подразделения. Те исследова­тели, которые изучали воздействие данной структуры на макси­мизацию прибылей, сами признают, что ее главная цель - расширить пределы роста и сделать возможными практически любые размеры фирмы (см.: О. Е. W i 11 i a m s о n, Corporate Control and Business Behaviour, Englewood Cliffs, New Jersey, Prentice-Hall. 1970).] Являясь направлением действий, обеспечивающим на­иболее быстрый рост, агломерация вместе с тем является и наиболее ненадежным видом стратегии. Она находится в глубочайшем противоречии с защитными целями техноструктуры. Неопределенность обусловлена возможностью успешного противодействия со стороны поглощаемой фир­мы. Чем она крупнее и чем более усиленно оберегает свою самостоятельность, тем такое сопротивление более вероятно. А если поглощаемая фирма достаточно велика по сравнению с поглощающей ее, то для такого приобре­тения потребуется привлечение средств за счет внешних займов. В результате возрастут постоянные издержки н доходы станут более уязвимыми. Даже если организация финансируется за счет обмена акций, то и в этом случае власть может перейти в руки владельцев, стремящихся к вмешательству в дела фирмы. В конце 60-х годов, во времена так зазываемого конгломерационного взрыва, случаи подобного роста, происходившего на весьма рискованной основе, были крайне частыми. Однако они далеко не всегда были связаны с инициативой крупных фирм, обладающих высоко разви­той техноструктурой. Значительная часть конгломератов возникла по инициативе отдельных предпринимателей, опиравшихся в своей деятельности на фирмы, которые по своим размерам значительно уступали крупнейшим кор­порациям. Как правило, у этих предпринимателей без­различное отношение или непонимание риска сочеталось с исключительной способностью навязывать другим соб­ственную оценку своей финансовой проницательности. В большинстве возникших таким путем конгломератов дела шли плохо; некоторые из них впоследствии столкнулись с серьезными финансовыми трудностями. Возможно, что такой связанный с большим риском ненормальный про­цесс объединения, осуществлявшийся в результате дей­ствий отдельных лиц, был связан с распространенной в то время психологией бума. Однако рост за счет приобретения других фирм всегда представлял собой вполне нормальную для планирующей системы тенденцию. За период между 1948 и 1965 гг., для которого не был характерен безудержный процесс слия­ния, имевший место в конце 60-х годов, в Соединенных Штатах 200 крупнейших корпораций обрабатывающей промышленности приобрели 2692 фирмы с общей суммой активов в 21,5 млрд. долл., что составило примерно 1/7 часть общей суммы увеличения активов этих фирм за данный период. Если же исключить 20 крупнейших фирм обрабатывающей промышленности, то доля активов по­глощенных фирм составила приблизительно от 1/4 до 1/5 такого роста [W. G. Shepherd, Market Power and Economic Welfare, New York, Random House, 1970, p. 75.]. В последующие три года 200 крупнейших корпораций присоединили еще около 1200 фирм с допол­нительными активами примерно в 30 млрд. долл. [M. Минц, Д. Коэн, Америка Инкорпорейтед, М., «Про­гресс», 1973; (приведенные цифры включают приобретения гигант­скими фирмами более мелких из указанных 200 крупнейших).]. Эти 200 гигантов, по современным оценкам [Данные У. Ф. Мюллера, сотрудника Висконсинского универ­ситета.], контролируют приблизительно 2/3 активов всех компаний, занятых в обрабатывающей промышленности. Следует подчеркнуть еще раз, что для успешного присоединения фирмы не требуется повышения нормы при­были на капитал объединенного предприятия. Основная цель состоит в другом - в увеличении денежного вознаг­раждения и престижа техноструктуры приобретающей фирмы (а в некоторых случаях и техноструктуры погло­щенной фирмы). Это достигается не за счет повышения нормы прибыли, а за счет увеличения размеров. На первый взгляд существует внешняя аналогия меж­ду ростом современной крупной фирмы за счет поглоще­ния других фирм и предсказанным Марксом процессом капиталистической концентрации, в котором крупные ка­питалисты во все больших масштабах пожирают более мелких. Но такое сравнение не является оправданным. Побудительным мотивом описанного Марксом процесса была эксплуатация и прибыль. Основным движущим мо­тивом в современном процессе является достижение бю­рократических преимуществ, рост престижа и дохода тех­ноструктуры. В этом процессе власть капиталиста, если о ней вообще можно говорить, уменьшается. Что увеличивается, так это власть техноструктуры. Фирма, которая стремится максимизировать свои при­были, как это имеет место в неоклассической модели, должна быть достаточно велика, чтобы использовать на­иболее эффективные размеры предприятия. Кроме того, она будет получать дополнительные преимущества от сво­их размеров, если они позволяют ей контролировать цены и таким образом извлекать выгоды из монопольного поло­жения. Но превышает эти размеры фирмы не следует. Если это происходит, то она, жертвует эффективностью, а следовательно и прибылью. «Существуют неоспоримые преимущества интеграции деятельности в крупных мас­штабах в пределах отдельного сталелитейного завода... но объединение этих функционально не связанных друг с другом предприятий в единую административную едини­цу оказывается малообоснованным с технологической точ­ки зрения. Компания «Юнайтед стейтс стил» - это не что иное, как несколько компаний «Инлэнд стилс», раз­бросанных по всей стране... Фирма, производящая столь несхожие товары, как резиновая обувь, ленточные пилы, моторные лодки или корм для кур, вполне возможно, до­стигнет размеров и мощи конгломерата, но это ни в коей мере не обусловлено технической необходи­мостью» [W. Adams, Hearing before the Select Committee on Small Business, United States, Senate, 90-th Congress, 1-st Session, 1967, June 29, pp. 12-13.]. В ортодоксальных учебных курсах по экономике чрез­мерную величину фирмы обычно объясняют иррациональ­ностью - стремлением громадных корпораций к бессмыс­ленному гигантизму, не подчиненному какой-либо опре­деленной цели. Гигантские размеры современной корпо­рации - это исключительно важный факт. Объяснение его глупостью мало кому покажется достаточно, рациональным. Но когда становится очевидным, что эти цели представляют собой цели техноструктуры, проблема пере­стает существовать. Размеры фирмы и ее рост служат интересам техноструктуры без каких бы то ни было огра­ничений. Они служат ее защитным целям, а чем больше фирмы, тем в целом лучше и защита. Чем стремительнее рост, тем более ощутимым становится денежное вознаг­раждение и другие блага, получаемые техноструктурой. Для проверки справедливости экономических идей необ­ходимо ответить на вопрос: образуют ли они единое целое или же их приходится объединять насильно. Изложенная точка зрения на цели крупной корпорации является согласно этому критерию убедительной. Таким образом, мы рассмотрели две основные цели, ради достижения которых техноструктура использует свою власть. Техноструктура обеспечивает себе незави­симость в деле принятия решений в первую очередь тем, что она стремится получить некий минимальный уровень доходов. После этого она достигает положительной цели благодаря росту. Но это, однако eще не все. Там, где фирма уделяет много внимания техническим вопросам, развитие техники и внедрение новшеств могут приобре­сти хотя и весьма ограниченное, но самостоятельное зна­чение. Их будут внедрять, хотя и в узких границах, ради них самих. Я еще вернусь к этому вопросу. Кроме того, частично в силу традиций, но в значительно большей степени из-за наглядности этого показателя фирма, как правило, будет стремиться продемонстрировать рост своих ежегодных доходов. Целью капиталистической фирмы была прибыль. В неоклассических учебных курсах прибыли по-прежнему уделяется особое внимание, и, таким образом, все осталь­ные цели почти полностью выпадают из поля зрения. Акционеры и их представители в финансовых кругах без обиняков подчеркивают ее значение. Практически же ни­кто из сотрудников фирмы или посторонних лиц не в со­стоянии сказать, является ли прибыль максимальной. Нет единства мнений и относительно продолжительности пе­риода, в течение которого, прибыль следует максимизировать. Поскольку издержки всегда можно отнести на не­сколько более поздний период и поскольку потребители не реагируют мгновенно на различие в ценах с конкури­рующими фирмами, то зачастую можно получать более высокую прибыль в течение короткого времени в ущерб прибыли получаемой за продолжительный период. Другими словами, как это обстоит в супермаркетах, универ­сальных магазинах и других коммерческих фирмах, уменьшенная прибыль в течении короткого периода времени может означать большой оборот и в конечном итоге большие доходы. Хотя никто не может сказать, максимальна ли прибыль, нетрудно выяснить ее динамику. И если практика бух­галтерского учета и амортизационных отчислений оста­ется неизменной, то этот критерий, как и рост объема продаж, объективен. Таким образом, динамика доходов также представляет собой определенный показатель, сви­детельствующий о положении дел. Растущая фирма с довольно таки высокими доходами ведет свои дела нёплохо. Растущая фирма с растущими доходами ведет их лучше. Таким образом, ко всем остальным целям техноструктуры можно добавить и ее усилия, направленные на то, чтобы продемонстрировать рост доходов из года в год. Это не служит интересам техноструктуры столь же непо­средственно, как рост фирмы. И тем не менее это важная деталь. Различные защитные и положительные цели техно­структуры могут оказаться в противоречии друг с другом. Хотя рост, вообще говоря, усиливает власть технострук­туры и укрепляет тем самым ее способность обеспечи­вать минимально необходимый уровень доходов и служит, таким образом, ее защитным целям, некоторые виды ро­ста, как мы уже видели, связаны с повышенным риском. Необходимость продемонстрировать рост доходов может прийти в столкновение с интересами обеспечения роста. Техническое развитие может поставить под угрозу ста­бильность доходов. У фирмы с точки зрения неоклассической теории существовала лишь одна цель - максимизация прибыли. В соответствии с этим существовала и единственная модель поведения, единственная теория фирмы. Исследователи, допускавшие возможность существования и других целей, помимо максимизации прибыли, считавшие, например, что фирма может стремиться к обеспечению определенного сочетания между степенью надежности доходов и ростом фирмы, пытались тем не менее найти единственную при­чину, объясняющую поведение фирмы [См.: R. Marris, The Economic Theory of «Managerial» Capitalism, New York, Basic Books, Inc., 1968 и мое предисловие к настоящему изданию.]. Это серьезная ошибка. Нет никаких основании полагать, что техноструктура фирм, занятых в различных отраслях, одинаковым образом будет осуществлять согласование противоречивых целей. Достигшая высокого уровня фирма, выпускающая электронное оборудование, химические изделия или ЭВМ, имеющая в своем штате огромное количество инженеров и ученых, будет придавать значительно большее значение техническому прогрессу как самостоятельной цели, чем фирма по выпуску мясных полуфабрикатов или сталели­тейная компания. В других случаях будут предпринимать­ся неодинаковые усилия, направленные на обеспечение надежности доходов как цели, находящейся в противоречии с процессом роста фирмы. Выбор крупнейших фирм в этих вопросах будет отличен от выбора менее крупных. Необходимость продемонстрировать рост доходов также окажет различное воздействие. Социальные же послед­ствия подобных решений, так же, как и энергия, с которой они осуществляются, могут, как мы увидим, быть весьма значительными. Такой вывод не должен быть полностью неожиданным. Мы вправе предполагать, что государственные ведомства - Пентагон в отличие от министерства труда или государственного департамента - преследуют разные цели вследствие различий в их размерах власти, которой они располагают, и прочности их положения. Такова природа организации или в более широком смысле социальной деятельности в условиях планирования. Примечательно в этом вопросе, скорее, другое - кто-то должен вообразить, что цели, а следовательно, и поведение компаний «Америкэн тeлeфoн энд телегpaф», «Джeнерал моторc», ЛТФ, «Корнинг глас», «Контрол дейта», «Сигрэмс», не говоря уж о «Фольксвагене», «Рено» и «Мицубиси», будут одинаковы. Ни одна теория не должна при­водить к полностью неправдоподобным выводам.


В неоклассической модели первичны це­ны. Они представляют собой нервную систему экономики. Цены сигнализируют фирме-производителю об изменени­ях в потребностях потребителя. С другой стороны, они сообщают потребителю об изменениях в издержках про­изводства, а также о новых возможностях удовлетворить свои потребности. Исходя из установившихся таким обра­зом цен, потребитель определяет структуру своих заку­пок так, чтобы максимизировать удовлетворение, получа­емое от расходуемых им денежных средств. А поскольку нет ничего важнее потребления товаров, потребитель до­стигает поэтому максимального счастья. Устанавлива­емое подобным образом приемлемое для всех равновесие определяет способ, посредством которого распределяют­ся труд, капитал, сырьевые материалы и управленческие таланты. Цены, включая и цену рабочей силы, содержат также информацию относительно возможностей наиболее прибыльного применения указанных факторов производ­ства. Их окончательное распределение также отражает волю потребителя. Такое использование ресурсов, если исключить из рассмотрения монополию и некоторые второстепенные моменты, является, с точки зрения потреби­телей (при заданном распределении доходов), наилучшим из возможных. Именно при помощи цен монополии или олигополии в неоклассическом толковании используют в своих инте­ресах власть, которая обусловлена тем обстоятельством, что они являются единственными или входят в небольшое число продавцов на рынке. Монопольное положение поз­воляет устанавливать более высокие цены и получать бо­лее высокую прибыль, а также устанавливать объем про­изводства на более низком уровне, чем в условиях, когда на рынке выступит значительное количество продавцов. Поэтому потребители платят больше, а получают товаров и услуг меньше, чем это необходимо или желательно. На товар или услугу затрачивается меньше труда, капитала и материалов, чем в идеальном случае. Поэтому больше рабочих вынуждено искать себе работу в другом месте. Распределение доходов осуществляется в пользу монопо­листа. Таким образом, в неоклассической модели цены - это основной инструмент, дозволяющий выявить как поло­жительные стороны, так и недостатки экономической си­стемы. Не удивительно поэтому, что способ установления цен является главнейшим объектом рассмотрения в нео­классической экономической теории. Еще сравнительно недавно изучение экономической теории сводилось, за не­большим исключением, к изучению процесса установления цен и образования доходов. В рыночной системе - этом реальном мире небольших фирм, отгороженном от планирующей системы их неспо­собностью к использованию организации, - роль цен ме­нее однозначна. Существует определенное сочетание мо­нополии, конкуренции и, как это имеет место в отношении сельского хозяйства, правительственного регулирования. К тому же рядом существует совершенно иной мир планирующей системы с его мощным воздействием на рас­пределение ресурсов. Кроме того, мелкий предпринима­тель, розничный торговец или предприятие сферы обслу­живания в состоянии лишь в узких пределах воздейство­вать на цены, а цена, которую министерство сельского хозяйства Соединенных Штатов устанавливает на пшеницу или кукурузу, не может подвергаться влиянию со стороны отдельного фермера. Таким образом, цена остается задан­ной, внешней по отношению к фирме величиной. Фирма вынуждена приспосабливать свое производство к фактору, находящемуся вне сферы ее контроля. Являясь стимулом к организации нового предприятия, его расширению, сок­ращению или закрытию, цены все-таки определяют, хотя и весьма несовершенным образом, распределение ресур­сов между различными товарами и услугами. Поэтому и в рыночной системе цены сохраняют свое значение. В планирующей системе роль цен значительно меньше. Они гораздо эффективнее контролируются фирмой. Цены представляют собой всего лишь одну, хотя и наиболее за­метную, из тех сил, которые в неоклассической модели или рыночной системе находятся вне сферы влияния фирмы, но которые подчинены такому влиянию в планирующей системе. В рыночной системе поведение потребителя, издер­жки, реакция поставщиков, деятельность правительства - все это недоступно влиянию отдельной фирмы. В плани­рующей системе фирма стремится к власти или влиянию над всеми указанными факторами и добивается своего. Отсюда следует, что цены перестают играть исключи­тельную роль в деле распределения ресурсов. Что имеет значение, так это применение власти во всем объеме- над ценами, .издержками, потребителями, поставщиками, правительством. Цены могут оказаться второстепенным фактором по уравнению с энергией, изворотливостью или находчивостью, при помощи которых фирма убеждает по­требителя или правительство в необходимости заполучить производимые ею изделия или посредством которых она устраняет возможность выбора. Уровень затрат может играть менее существенную роль, чем энергия, которой фирма планирует своe снабжение. Производимая ею продукция - есть результат проявленной в прошлом способно­сти к обеспечению поддержки со стороны правительства для своих исследований и разработок, на основе которых были созданы данные технологические процессы или то­вары. В планирующей .системе распределение ресурсов, и это самое главное, является результатом не контроля фирмы над ценами, а совокупного использования всей имеющейся у нее власти. В планирующей системе, следовательно, использование ресурсов более не отражает при помощи цел решений, принятых потребителями. Тезис, согласно которому по­купки потребителя распределяются таким образом, чтобы добиться использования ресурсов, обеспечивающего мак­симальную удовлетворенность этого потребителя, оказы­вается совершенно несостоятельным. Распределение ре­сурсов все шире отражает способность данной фирмы до­биваться наряду с другими фирмами своих собственных целей, и именно эта ее способность позволяет нам гово­рить о существовании планирующей системы. А то по­вышенное внимание, которое уделяется ценам, как будет видно, могло бы скрыть более широкое использование вла­сти современной корпорацией, увести в сторону от вопро­са о всеобъемлющем применении власти - планировании, где контроль над ценами является лишь одной из состав­ных частей. В планирующей системе контроль фирмы над ценами подобно другим способам применения ее власти опреде­ляется защитными и положительными целями техноструктуры. Поэтому представление 6 таких целях должно быть исчерпывающим. Первое защитное требование заключается в том, чтобы цены были поставлены под жесткий контроль. При помо­щи такого контроля предотвращаются случайные и неже­лательные колебания цен, в результате которых могут уменьшиться или полиостью исчезнуть доходы. В рыноч­ной системе технология производства проста и капитал вследствие этого сравнительно мало специализирован. По­добно универсальным станкам или неспециализированным предприятиям такой капитал может быть использован са­мым различным образом. Кроме того, срок между запус­ком изделия в производство и окончанием производствен­ного процесса невелик. Это означает, что, если цены пере­стают быть благоприятными, предприниматель может быстро, хотя и не всегда безболезненно, переключиться на производство другого изделия. В планирующей системе, напротив, технология сложна и связана с использованием капитального оборудования - машин и предприятий, ко­торые приспособлены к производству конкретных услуг или изделий. Период производства, т. е. время, которое проходит от принятия решения о производстве до полу­чения готового изделия, является значительно более дли­тельным, чем в рыночной системе. Капитальное оборудо­вание, предназначенное для производства конкретного из­делия, должно быть сконструировано и изготовлено. А иногда должно быть сконструировано и оборудование, необходимое для его производства. Наконец, по мере роста значения организации появляются издержки, связанные с существованием самой техноструктуры. Таким образом, фирма в планирующей системе несет значительные расходы прежде чем появляется готовый для продажи то­вар, и эти расходы продолжаются независимо от поступлений в результате реализации, В этих условиях цены и издержки должны быть под контролем, а также, насколь­ко это возможно, и спрос со стороны потребителей и пра­вительства. Это же относится и к поставкам при контро­лируемых затратах. Планирование, как уже отмечалось, вовсе не представляет собой произвольный акт крупного предприятия, оно предрешено всем ходом развития, сос­тавными частями которого являются передовая техника, интенсивное использование капитала и возрастание роли техноструктуры. Цены необходимо контролировать еще и потому, что некоторые из издержек производства, а особенно издерж­ки на рабочую силу, не могут полностью контролировать­ся фирмой. В целях самозащиты фирма должна быть в состоянии повысить цены, чтобы компенсировать такое увеличение затрат на рабочую силу, которое она не может предотвратить. Данное обстоятельство, усиливающее ин­фляционный процесс, имеет немаловажное практическое значение. Фирма должна также контролировать цены и реакцию потребителей и поставщиков в силу того, что технический прогресс вызывает тенденцию к понижению эластичности спроса и устойчивости рынка. Рост предло­жения спаржи или моркови, происходящий на рынке, приведет к снижению цен и расширению потребления, которое будет происходить достаточно гладко и может быть предсказано с высокой степенью достоверности. Уве­личение производства гражданских самолетов, подобным же образом внезапно выброшенных на рынок, оказало бы на цены воздействие, последствия которого было бы весьма трудно предсказать. Невозможно представить себе всевозрастающее предложение сверхмощных ЭВМ по ценам, которые будут складываться на рынке. Так же обстоит дело и с рабочей силой, материалами или полуфабриката­ми. Рынок является надежным источником неквалифи­цированной рабочей силы, которую всегда можно прив­лечь, предложив существующую в данный момент или несколько более высокую заработную плату. Узкого тех­нического специалиста высокой квалификации трудно не­медленно найти аналогичным образом, предложив повы­шенную заработную плату. То же относится и к специфи­ческим материалам или полуфабрикатам. Вместо того, чтобы полагаться на более высокую заработную плату или цены для решения вопросов приобретения рабочей силы, материалов или полуфабрикатов, фирма должна сама установить заработную плату рабочим, жалованье слу­жащим и цены, а затем сконцентрировать свои усилия на обеспечении необходимого предложения по этим став­кам и ценам. В планирующей системе контроль над ценами не столь уж трудное дело. Скорее он является автоматическим след­ствием развития этой части экономики. Фирмы-гиганты занимают важнейшее место и на рынках сбыта произво­димых ими товаров [По неоклассическим представлениям, между размерами фирмы и ее положением на рынке нет никакой закономерной связи, а следовательно, и вообще какой-либо связи. Вряд ли такой тезис заслуживает рассмотрения. Крупные фирмы, входящие в планирующую систему, также занимают сравнительно большое место и на рынках своих товаров. И это является правилом фактически без исключений.], То, что эти фирмы производят и продают, влияет на цены их товаров, иными словами, они имеют власть над ценами. Обеспечив себе такую власть, фирма, как правило, прежде всего устанавливает цену, а не предполагаемый объем производства. Об этом стоит сказать несколько слов. Фермер, выращивающий зерновые или разводящий домашний скот, на рынке этих товаров занимает очень небольшое место; поэтому тот факт, уве­личит ли он производство, снизит ли его или прекратит вообще, никак не скажется на цене. Его единственный выбор заключается в том, чтобы воспринять эту цену такой, как она есть, и соответственно приспособить к ней свое производство. Напротив, компании «Дженерал моторс» или «Юнайтед стейтс стил корпорейшен», удвоив выпуск и наводнив своей продукцией рынок, сильно повлияли бы на цены производимых ими автомобилей или стали. Для этих фирм безопаснее всего контролировать с самого начала не объем производства с его неопределенным воздействием на цену, но на саму цену. Производство же затем устанавливается на уровне, обеспечивающем выпуск продукции, которая можёт быть реализована по этой цене. Способность устанавливать цену означает, что любая другая из основных фирм в данной отрасли - «Форд» или «Крайслер» в автомобильной промышленности или «Бэтлихэм» или «Инлэнд» в сталелитейной - может, снизив цену, вызвать изменение первоначально установленного уровня цен. Такое явление вполне возможно. Но в то же время все понимают, что подобные действия, если они приведут к еще более значительным ответным действиям фирмы, установившей первоначальную цену, могут привести к лавинообразному снижению цен. А это означало бы повсеместную потерю возможности осуществлять кон­троль, полный отказ от достижения защитных целей всех рассматриваемых техноструктур. Такую опасность осознают все. В планирующей системе поэтому существует негласное соглашение ставящее, подобное поведение вне закона. Его неукоснительное соблюдение обеспечивается почти идеальным образом. Никаких контрактов не заключают, санкций не применяют, никаких переговоров обычно не ведут. Налицо лишь отчетливое понимание отрицательных последствий подобных конкурентных и ответных действий для всех участников. Таков заслуживающий внимания пример способности там, где дело касается денег, пони­мать и уважать общность интересов [Это соглашение нарушается лишь там, где особо серьезные обстоятельства препятствуют негласному принятию определенной цены; так произошло с мощными электрогенераторами, которые, поскольку их производили по спецификациям и продавали на закрытых аукционах, не имели известной и очевидной цены. Или как это случилось в строительстве, где многочисленность произ­водителей или широкая номенклатура и разнотипность самой продукции затрудняли негласное достижение такого соглашения. Результатом явился очевидный сговор в этих отраслях и эффективное осуществление антитрестовского законодательства. Это, как принято считать, означает, что данные отрасли особенно злоупотребляют своей: готовностью идти на сговор ради установления цен. В действительности же это означает, что в этих отраслях негласное соглашение чрезвычайна затруднено. Поэтому участники прибегли к противозаконным средствам, чтобы до­биться в точности такого же взаимопонимания в области цен, которое в других отраслях, где крупные участники наперечет, может быть достигнуто вполне законно в духе высшей добродетели.]. Контроль над ценами служит обеспечению необходи­мого минимального уровня доходов. Он является гаранти­ей того, что неконтролируемые цены не приведут к убыт­кам для фирмы (и отрасли). Когда этот контроль установ­лен, защитные цели техноструктуры уступают место ее положительным целям. Именно положительные цели определяют тот уровень, на котором будут установлены находящиеся под контролем цены. Рост-вот самая важная положительная цель техно­структуры, Следовательно, цены будут установлены на том уровне, который, гарантируя необходимые доходы, прежде всего обеспечит стабильность и увеличение объ­ема продаж. Слова «прежде всего» следует подчеркнуть; уровень цен, который обычно обеспечивает соответствие между максимальным объемом продаж и необходимым минимальным уровнем доходов, в дальнейшем может быть скорректирован с учетом необходимости продемонстриро­вать увеличение доходов. Но, как уже отмечалось в предыдущей главе ни одно из обобщений относительно достигнутого в результате всего этого компромисса не будет действительно для всех фирм планирующей системы. Цены, установленные таким путем, т. е. отражающие положительные цели техноструктуры, практически всегда будут ниже, а иногда и значительно ниже цен, которые обеспечивали бы максимум прибыли за некоторый период времени, соответствующий расчетам управляющего [Как уже отмечалось ранее, часто существует возможность выбора между быстрой отдачей и более высокой прибылью, но в более отдаленном будущем. Противоречие между доходами и ростом, таким, образом уменьшается по мере удлинения расчетного периода производства, которыми нельзя управлять подобным же об­разом.]. По­купателя нельзя привлекать с помощью цен, увеличива­ющих объем продаж, и в то же время отпугивать ценами, максимизирующими прибыль. Кроме того, экономическая теория, как это всегда бы­вает, представляет собой нечто вроде гобелена, где каж­дый кусок должен гармонировать со всеми остальными. Техноструктура не только осуществляет контроль над це­нами, она стремится обеспечить и соответствующую ре­акцию потребителей на эти цены. Цены должны быть установлены так, чтобы они согласовывались с необходи­мостью убедить потребителя. А потребителя нельзя убе­дить, если он является объектом монополистической эк­сплуатации или если он полагает, что является таким объектом. И наконец, следует подчеркнуть, что цена устанавливающаяся в каждой отрасли, обычно стремится к такому уровню, который отражает интересы техноструктуры наибольшей степени стремящейся обеспечению роста Ее цена будет самой низкой. Остальные вынуж­дены принять эту цену, а вместе с ней и указанную цель. Процесс, в результате которого в любой отрасли устанавливаются цены, служащие положительным целям техноструктуры, подобно процессу, обеспечивающему контроль. Заработная плата представляет собой наиболее яр­кий пример неконтролируемых издержек. Способность ком­пенсировать увеличение заработной платы за счет повыше­ния цен чрезвычайно важна с точки зрения защитных целей техноструктуры. В рыночной системе отсутствие контро­ля над ценами означает, что фирма вынуждена, по крайней мере вначале, частично или полностью брать на себя бремя повышения заработной платы. В планирующей си­стеме, напротив, возросшие затраты на заработную плату могут быть легко переложены на общество. Тот факт, что это может быть сделано, что любой конфликт с рабочими может быть разрешен за счет третьей стороны, означает, и далеко не случайно, снижение в огромной степени напряженности между рабочими и техноструктурой в рам­ках планирующей системы. В то же время это означает, что за всеобщим повышением заработной платы можно предполагать всеобщее повышение цен, и это повсеместно не остается лишь предположением. Как правило, цены растут быстрее, чем требуется для того, чтобы компенси­ровать дополнительные расходы на повышение заработной платы; происходит это потому, что необходимость повы­сить цены вслед за повышением заработной платы исполь­зуется для изменения уровня доходов в пользу фирмы. Тот факт, что рост цен обычно следует за перегово­рами о ставках заработной платы, показывает, причем далеко не случайно, что погоня за прибылью не являет­ся целью техноструктуры. Если доходы могут быть уве­личены сразу же после повышения заработной платы, они могли бы, очевидно, быть увеличены и задолго до этого [Чисто формально можно показать, что изменение в предель­ных затратах, связанное с повышением заработной платы, ведет к повышению цены, при которой прибыль максимальна. Этот тезис не имеет практического значения. Более убедительно звучит утверждение,. что прибыли при стремлении к их максимизации достигли бы максимального уровня только при достаточно боль­шом промежутке времени. Следовательно, никого не должно удивлять, если в любой данный момент корректировка цены окажется несовершенной и будет дополнена при изменении издержек в крупных масштабах. Я поднимаю этот вопрос только потому, что наиболее рьяные защитники неоклассической теории настоятельно утверждают, что рост цен, следующий за повыше­нием заработной платы, можно объяснить зависимостью между предельными издержками и ценами. Они, однако, не приводят достаточно убедительных доводов даже с точки зрения неокласси­ческой теории.]. Таким образом, техноструктура стремится проводить политику цен, которая прежде всего служит ее защитным интересам, что достигается контролем над ценами, а за­тем ее положительным целям, т. е. росту фирмы (прино­сящему выгоды техноструктуре), с учетом необходимоcти продемонстрировать увеличение доходов. Такой взгляд на цены в свою очередь отражает одно из основных про­тиворечий между выводами, которые дает неоклассиче­ская теория, и реальностью. На обычном рынке промыш­ленных изделий, т. е. рынке, где существуют несколько фирм-олигополия, цены, как считает неоклассическая теория, установятся таким образом, чтобы отразить мак­симальный доход производителей как группы в целом. Это, если не учитывать некоторого несовершенства не­гласной связи между членами олигополии, будет та же самая цена, которую назначил бы монополист. Неоклас­сическая теория наиболее охотно принимает положения о том, что монопольная цена выше, а производство в ус­ловиях монополии ниже, чем идеальный уровень с точки зрения общества. Общество - это жертва. Из-за такой эксплуатации олигополия безнравственна. Однако эксплуатация, осуществляемая современной олигополией, не приводит к каким-либо серьезным про­тестам со стороны общества против низкого уровня про­изводства или слишком высоких цен. Автомобильная, резиновая, нефтедобывающая, мыловаренная, пищевая, табачная и винно-водочная отрасли промышленности в точности соответствуют модели олигополии. Все они, со­гласно неоклассической теории, максимизируют прибыль, как это делала бы монополия. В целом обычно выражают недовольство их относительно чрезмерным развитием по сравнению, например, с жилищным строительством, здра­воохранением или городским транспортом. Против них также выдвигают обвинения в отрицательном воздействии их роста на воздух, воду, ландшафт, здоровье населения. Никогда, совершенно никогда, не выдвигается утвержде­ние, что объем их производства слишком мал. Уровень их цен также не вызывает достаточно серьезных возра­жений. Теперь становится ясен смысл, становится очевидным преимущество реального взгляда на экономиче­скую действительность. Фирмы в указанных отраслях контролируют цены в соответствии с потребностями за­щитной функции - в связи с большим объемом капита­ловложений, длительным производственным циклом, ши­рокой специализацией и высоким уровнем организации и вследствие этого более высокой долей накладных расхо­дов. Одна и та же техника и организация допускают по­вышение производительности и снижение издержек. Все это общество одобряет. Такие фирмы устанавливают це­ны в расчете на расширение продаж, т. е. рост, что в корне отличается от монопольного процесса ценообразования и встречается с одобрением со стороны общества. Неоклас­сическая теория описывает зло, которое не существует, так как она указывает на цель, которую никто не пресле­дует. Об этом свидетельствует тот факт, что зло, на кото­рое указывает данная теория, не вызывает серьезных недовольств со стороны общества. Невозможно представить себе, чтобы общество могло повсеместно подвергаться эксплуатации и не сознавать этого. Однако, как обычно, неоклассические взгляды оказы­вают услугу планирующей системе. Монополия - это сло­во, имеющее исключительно непривлекательный оттенок. Сверхталантливый мошенник может вызывать восхи­щение, но отнюдь не монополист. Хотя эксплуатация по­требителя не представляет собой проблемы, существуют другие серьезные проблемы, возникающие в связи с ис­пользованием власти планирующей системой. До тех пор пока власть связывают с монополией, простое, невинное средство само собой приходит в голову любому человеку, имеющему достаточное образование, и заключается оно в том, что надо дробить фирмы-нарушители, установить монопольную власть, получив несколько или даже много небольших фирм вместо ограниченного числа крупных. Имеется и соответствующее средство в виде антитрестов­ских законов. Нет даже необходимости вводить новые за­коны; необходимо лишь провести в жизнь старые. Для техноструктуры это является чрезвычайно полез­ной ответной мерой. Те, кто выявляет причину отрица­тельного явления, могут убеждать себя, что у них есть радикальное, даже жестокое решение. Создается впечатле­ние, что, искореняя монополию, они добираются до сути проблемы; предлагая разделение крупной корпорации, они, видимо, не колеблются в выборе средств; апеллируй к существующему законодательству, они поступают прак­тично. Однако, если отвлечься от некоторых маловажных юридических осложнений, техноструктура может быть уверенной, что ничего не произойдет. Антитрестовские законы существуют уже 80 лет; если не считать принятое несколько позднее законодательство по вопросу о слияни­ях, основная структура правовых норм сложилась примерно 60 лет назад. И до сих пор не было сделано ничего, чтобы ограничить развитие техноструктуры и рост ее власти [Здесь я вкратце привожу ту аргументацию, которую я более подробно изложил в другой книге (см.: Дж. К. Гэлбрейт, Новое индустриальное общество, М., «Прогресс», 1969)]. Фирме могут при случае запретить приобретение другой фирмы, иногда от нее могут потребовать отзыва своих средств из дочерней компании. Однако, как это происходит на протяжении более чем полувека, если фир­ма уже достигла больших размеров, то ничто не может угрожать таким ее размерам и почти ничто не может пре­пятствовать ее дальнейшему росту. Таким образом, сред­ство, предлагаемое неоклассической моделью, оказывает­ся безвредным. Оно ничем не угрожает власти или независимости техноструктуры или ее стремлению к росту. А поскольку указанное средство считается универсаль­ным, так как конкуренция рассматривается в качестве средства, устраняющего любое зло, связанное с индустри­ализацией, оно направляет все недовольство в безобидное, по существу, русло. То, что могло бы оказаться опасной агитацией за осуществление эффективной деятельности по регулированию, установление общественной собствен­ности или за социализм, благополучно превращается в требование соблюдать антитрестовские законы. А юных поборников реформ всегда можно убедить, что прошлые ошибки кроются не в средстве, а в недостатке мужества, решительности, даже проницательности того поколения, на смену которому они идут. Лишь когда они становятся слишком старыми и не могут причинить каких-либо не­приятностей, они обнаруживают, что ничего не изменилось. Лучше всего с точки зрения техноструктуры было бы достижение иммунитета в отношении любых нападок. Чуть хуже, но также совсем неплохо использовать си­стему идей, которая направляет все нападки в русло, где они оказываются бесплодными, а значит и безопасными.


Цели техноструктуры определяют порядок установления ею своих цен. Эти цели определяют также ее действия при приобретении материалов и оборудова­ния, капитала и рабочей силы. Решения по этим вопро­сам должны отражать защитные цели техноструктуры, когда же достижение защитных целей обеспечено, ставит­ся задача удовлетворения положительных интересов. Как было показано в предыдущей главе, там, где дело касается цен, основная защитная цель техноструктуры достигается путем установления контроля над ними. Они не могут быть рыночными ценами, поскольку уже сама суть этих цен исключает возможность контроля. Контроль исключает ценовую конкуренцию. Он также позволяет перекладывать на потребителя или покупателя затраты, связанные с увеличением общих издержек. Однако способность перекладывать издержки на дру­гих представляет собой средство защиты для технострук­туры конкретной корпорации лишь при условии, что рост издержек затрагивает все фирмы отрасли примерно в одно и то же время и примерно в одинаковом размере, как это происходит, скажем, в случае переговоров о ставках за­работной платы в пределах всей отрасли. Если же этот рост затрагивает только одну фирму - если нефтяная компания платит больше за свою сырую нефть или стале­литейная компания платит больше за свою руду, в то время как издержки для отрасли в целом остаются неиз­менными, - фирма не может рассчитывать на то, что она будет в состоянии повысить свои цены. Остальные фирмы могут не поддержать ее. Таким образом, защитные цели техноструктуры требуют, чтобы важнейшие издержки так­же были под контролем. Столь же важной является и гарантия поставок по этим контролируемым ценам. Пере­бои или полное прекращение поставок каких-либо материалов или узлов, а также нехватка или отсутствие квалифицированных кадров не менее опасны для техноструктуры, чем незапланированное повышение цены на ее продукцию. В тех случаях, когда на определенный материал или узел приходится значительная часть издержек, как это имеет место, например, в отношении сырой нефти, желез­ной руды, древесной массы, обычная стратегия контроля заключается в том, что техноструктура добирается до своего источника поставок и овладевает им. Это позволяет одновременно добиться контроля как над издержками, так и над поставками. Обеспеченная таким образом безо­пасность находит свое отражение в общепринятой терми­нологии. Если говорят о «полностью интегрированной де­ятельности» фирмы, то речь не идет о том, что она более прибыльна, а подразумевается, что фирма более надеж­на, почти неуязвима для случайностей, что ее доходы вследствие этого более стабильны. Необходимость надежно обеспечить поставки сырьевых материалов имеет и более существенные последствия. Им­периалистические устремления современной техноструктypы во многом совершенно неправильно истолковываются теми, кто применяя полностью устаревшие приемы экономического мышления подменяет формулой факт. Экономический империализм обычно связывают со стрем­лением к захвату рынков. Маркса считал, что капитализм зависит от непрерывного расширения объема продаж, и рассматривал колониальный мир в качестве основного фактора в деле достижения этой цели .Приверженность Марксу, как я отмечал в другом месте, продолжает оста­ваться признаком мужественного раскрепощенного мыш­ления. Техноструктура действительно сильно заинтересована во внешних рынках. Но этот интерес почти исключитель­но сконцентрирован на рынках других промышленно раз­витых стран. Частично это отражает потребность в ста­бильности рынков в международном масштабе - вопрос, который также неправильно понимается и который вско­ре будет нами рассмотрен [См. гл. XVII.]. Не менее важным или даже еще более существенным является то обстоятельство, что экономическое развитие и растущий уровень жизни приводят в основном к исчезновению империалистической заинтересованности в рынках бедных стран. Как справедливо подчеркивал Маркс, бедные и колониальные районы в прошлом веке представляли собой подходящие рынки сбыта для недо­рогого текстиля, дешевых метизов, железнодорожной тех­ники и оборудования и безделушек. Но эти страны, к со­жалению, остались сравнительно бедными. Рынки там по-прежнему ограничены довольно узким ассортиментом потребительских товаров и промышленного оборудования. Компании «Дженерал моторс» и ИБМ значительно силь­нее заинтересованы в рынках Англии и Западной Герма­нии, где велик спрос на автомобили и оргтехнику. Они слабо заинтересованы в рынках Бирмы или Республики Чад, где спрос на их продукцию практически равен нулю, или Индии и Индонезии, где он очень ограничен. В ре­зультате рассуждении напрашивается вывод, что корпора­ции добиваются власти (и определяют внешнюю политику) исходя из капиталистического своенравия. К счастью, они, несомненно, не из тех, кто равнодушен к прибыли. Экономическое развитие не только вызвало тенденцию к повышению заинтересованности в рынках индустриаль­ных стран, но также привело к повышению спроса на сырье, запасы которого распределены по всей планете более или менее независимо от уровня экономического развития. Таким образом, бедные страны представляют значительно больший интерес в качестве его источников. Следовательно, если техноструктура преследует империалистические цели в бедных странах, то они в значитель­но большей степени относятся к сырью, а не к рынкам. Сырая нефть, железная руда, медь, бокситы, электроэнер­гия для электрохимических целей, природный газ и продукты леса более важны, чем сбыт готовых товаров. В тех пределах, в которых корпорация приспосабливает внешнюю политику Соединенных Штатов в слабораз­витых странах к своим потребностям, она подчиняет ее своим потребностям в сырье. Однако здесь также существует опасность преувели­чения. Потребление сырья резко возрастало по мере эко­номического развития. В 1969 г. Северная Америка, на которую приходится всего 6% населения земного шара, потребляла 37% произведенного в мире жидкого горюче­го, 37 % энергии всех видов. На Соединенные Штаты в том же году приходилось 24% мирового потребления стали, 41% потребления резины, 32% потребления олова [См. «United Nations Statistical Yearbook», 1970. 165]. Ко­личество сырья и материалов, использованное за послед­ние несколько десятков лет, намного превышает их общее потребление за все предыдущее время. Однако их пред­ложение продемонстрировало аналогичную, хотя и не столь охотно обсуждавшуюся тенденцию к росту. Кроме того, технический прогресс постоянно расширяет возмож­ности использования заменителей - синтетических азот­ных соединений вместо соединений, извлекаемых из мине­ралов, синтетической резины вместо натурального каучу­ка, алюминия вместо меди, одних ферросплавов вместо других, пластмасс вместо любых других материалов. Та­ким образом, если исключить нефть, то до сих пор не требовалось какой-либо особой стратегии, чтобы обеспе­чить необходимые поставки. Во всяком случае, в том, что касается сырья, видимо, по-прежнему сохраняется тен­денция к существованию излишков, что отражается в це­нах. Они продолжают оставаться на низком уровне в силу низких издержек на рабочую силу и слабой пози­ции стран-поставщиков. Изменение возможно, но оно все еще впереди. Вышеизложенное определяет природу империализма в «третьем мире». Она представляет собой продолжение от­ношений между планирующей и рыночной системами в развитой стране. Так же как и в рыночной системе, в раз­витой стране избыточное предложение, слабый контроль над ценами или его полное отсутствие, такое предложение рабочей силы, которое способствует ее эксплуатации, - все это неизбежно приводит к неблагоприятным условиям торговли. Результатом является тенденция к неравному распределению дохода между развитыми и отсталыми странами, схожая с той, которая существует в промышленно развитой стране между планирующей и рыночной системами. Планирующая система развитой страны ни в коей мере не имеет шовинистических тенденций. Ей без­различно, эксплуатировать ли отечественную рыночную систему или же более общий прототип такой системы в слаборазвитой стране. В индустриальной стране потребность в гарантирован­ном предложении но твердой цене удовлетворяется, если речь идет об основных материалах и полуфабрикатах, пу­тем интеграции, включая обладание такими средствами, как трубопроводы для транспортировки нефти или энер­гия для очистки алюминия. Она также обеспечивается на основе контрактов, что значительно более важно. Контракт можно рассматривать в качестве средства, распространяющего гарантии, имеющиеся у крупной фирмы - производителя потребительских товаров - на ее собственных рынках или у крупной военной фирмы в ее, отношениях с правительством, на все части планирующей системы, причем, к общей выгоде всех заинтересованных сторон. В чистом виде это можно видеть на примере фирмы, производящей вооружение и выпускающей новую бо­лее секретную систему ракет или новую подводную лодку. За редкими исключениями, ее контракт с правительством дает ей гарантию относительно цен и того количества продукции, которое будет продано. Получив такую гаран­тию, фирма заключает контракты с поставщиками, а те в свою очередь с другими поставщиками, причем такая система субконтрактов является многоступенчатой. Суб­контракты создают у основного подрядчика уверенность в отношении цен и поставок. Одновременно они дают подобную уверенность и субподрядчику в отношении его цен и объема продаж, они позволяют ему брать на себя обязательства, а с другой стороны, осуществлять необхо­димое планирование для успешного выполнения своего контракта. Как уже отмечалось ранее, чем более технически сло­жен технологический процесс и само изделие, тем про­должительнее период времени между первоначальным ре­шением о его производстве и появлением готового продукта в количестве, которое оказывается рентабельным. Кро­ме того, чем более сложен продукт технически, тем менее вероятно, что рынок сможет предложить полуфабрикаты, материалы и рабочую силу, необходимые для его производства. Следовательно, с развитием техники контракты приобретают все большее значение как для обеспечения защиты на протяжении более продолжительного периода между первоначальным решением и достижением резуль­тата, так и для обеспечения планирования, которое в свою очередь гарантирует, что необходимые материалы, полуфабрикаты и рабочая сила будут в наличии, когда они потребуются. Пример с фирмой, производящей вооружение, являет­ся лишь наиболее очевидным примером обеспечения для системы гарантий при помощи контрактов и получения выгод всеми ее членами. Производитель потребительских товаров - автомобилей, телевизоров, бытовых электропри­боров - не имеет контракта, определяющего цены и коли­чество продукции, которое будет продано. Но он все-таки обладает контролем над своими ценами, а при помощи методов, о которых речь пойдет в следующей главе, стре­мится также к реальному контролю над поведением своих потребителей и добивается его. Добившись контроля над потребителям, такой производитель стремится обезопасить себя при помощи контрактов со своими поставщиками. После того как он обеспечил себе защиту, он может предоставить защиту при помощи контракта своим по­ставщикам. Это позволяет последним производить вложе­ния и осуществлять планирование, направленное на удов­летворение требований фирмы-заказчика. Здесь мы имеем - и это весьма важно - необходимый механизм для координации производственных планов между различными фирмами, входящими в планирующую систему [Отсутствие такой координации указывалось в качестве основного упущения в моих предшествующих рассуждениях по данному вопросу (см.: A. Lindbeck, The Political Economy of New Left: An outsider's View, New York, Harper and Bow, 1971, и особенно вступление П. Самуэльсона к этой книге). В действи­тельности же описанный выше механизм координации весьма подробно рассматривается в моей книге «Новое индустриальное общество»; при этом особый упор делается на его роль в усло­виях, когда специализация и развитие техники делают рынок неэффективным. Может Рыть, не хватало исключительно четкой кон­статации, которая требуется исследователям, видимо инстинк­тивно, хотя и по наивности, стремящимся скорее к выигрышу, чем к пониманию сути.]. Рынок, традиционный, глубокопочитаемый механизм, предназначенный для подобной координации, не функционирует. Как уже отмечалась, более высокая цена не приспосабливает надежным образом предложение к потребностям в пределах любого обозримого периода време­ни, и особенно это имеет место тогда, когда изделия, полу­фабрикаты, материалы и рабочая сила становятся все более специализированными и технически более сложными. Контракт, предопределяя потребности покупателей на месяцы и годы, а также устанавливая цены и условия, фактически обеспечивает такое приспособление. Планирование, осуществляемое фирмой, направлено на рост в бу­дущем в качестве основной цели. Из него и выводятся непосредственно соответствующие требования. Вместе с тем такая информация и гарантии, получаемые от других фирм, обеспечивают фирме-поставщику сведения, необхо­димые для ее собственного планирования. Она, таким об­разом, способна удовлетворить нужды своих заказчиков в соответствии с их планом. Из вышеупомянутых обстоятельств вытекает одна из самых примечательных и в то же время, как это ни странно, часто упускаемая из виду черта планирующей системы. Речь идет о гигантской сети взаимосвязанных контрактов, существующей в этой системе. Контракт, который гарантирует цену и поставки для одной фирмы, гарантирует цену и объем продаж для другой фирмы. С ускорением развития и растущей технической сложно­стью изделий и процессов, посредством которых произво­дятся эти изделия, данная сеть контрактов непрерывно расширяется и становится все более развитой. В резуль­тате одновременно действуют миллионы контрактов, и каждую неделю ведутся переговоры о заключении десят­ков тысяч новых. В планирующей системе переговоры с целью заключения контракта представляют собой одно из важнейших занятий, которое занимает не меньшее место, чем заботы о производстве или реализации продукции. В любой данный момент бизнесмен ведет переговоры о контракте, собирает информацию, которая позволяет ему вести их, обдумывает вопрос о возобновлении контракта или рассматривает вопрос об его аннулировании. Можно утверждать, допуская лишь весьма незначительное пре­увеличение, что в планирующей системе бизнес - это в основном заключение контрактов. Контракт, заключаемый изготовителем или продавцом конечных изделий с теми, кто является его поставщиком, решает проблему вертикальной координации в планирую­щей системе или же существенно продвигает вперед ее разрешение. Фирма, производящая автомобили или ору­жие, использует свою власть, чтобы планировать собствен­ный выпуск. Пользуясь системой контрактов, фирма по­зволяет тем, от кого она зависит, планировать производ­ство и таким образом гарантировать ей, что соответствующие компоненты появятся тогда, когда они потребуются, и в необходимом количестве. Однако остается еще проблема координации между конечными продуктами. Продажа и потребление большинства из них, как, например, элек­троэнергии и кондиционеров, взаимосвязаны. Неоклассическая система исключает возможность на­рушения координации между отраслями. Как только воз­никнет такая тенденция, цена приспособит спрос к предложению, или наоборот. В полностью планируемой социализированной экономике подобные нарушения представляют собой частое явление - они стали в действи­тельности одной из ее отличительных черт. Отсутствие указанных неувязок в планирующей системе, в том виде, как она здесь представлена, было воспринято учеными, стоящими на противоположных позициях, как неоспори­мое доказательство того, что данная система, как мы ее представили, не существует [См. введение Самуэльсона к: A. Lindbeсk, The Political Economy of the New Left: Ap Outsider's View, New York, Harper and Row, 1971.]. Это не очень удачный способ защиты. Условия, как обычно, были изложены чрезвычайно упрощенно. Совре­менная планирующая система действительно постоянно сталкивается с подобными проблемами координации. Лю­бой неспециалист или непредвзятый исследователь сог­ласится с мыслью, что проблемы эти становятся все более серьезными. Система коммунального снабжения электроэнергией, стремясь к достижению своей все более трудноосуществимой цели роста, оказалась неспособной достигнуть темпов, характерных для более динамичной отрасли, производящей электротехнические изделия. В ре­зультате имеет место снижение напряжения или полное прекращение подачи электроэнергии. Расширение нефтеперерабатывающей промышленности, каким бы мощным оно ни было, не способно успевать за ростом автомобильной промышленности или производством других изделий, свя­занных с использованием нефтепродуктов. Практические последствия этого явления, возможно, будут достаточно очевидными к моменту выхода данной книги. Предложе­ние подвижного железнодорожного состава, поскольку оно обеспечивается слабой отраслью, не соответствует более общим потребностям. Указанные проблемы координации, порожденные природой планирующей системы и несогла­сованным стремлением к росту в различных отраслях, будут множиться и возникать вновь и вновь. Они зало­жены в самой этой системе. Эти проблемы являются еще одним потенциальным источником потрясений для нео­классического благополучия. Контракты - это основное средство для защиты цен и издержек, а также продаж и поставок по этим ценам и при этих издержках. Когда такая гарантия обеспечена, уместной становится и положительная цель техноструктуры. В планирующей системе для каждой фирмы - участника процесса заключения контрактов - этой целью бу­дет тот уровень цен или издержек, который наилучшим об­разом обеспечивает рост фирмы с учетом необходимости продемонстрировать рост прибылей. Эта цель в свою очередь создает возможность для существования гигантской сети контрактов, а это было бы невозможным, если бы неоклассическая система соответствовала действительно­сти. В неоклассической системе цены готовых продуктов таковы, что они максимизируют прибыль. Из получившей­ся в результате прибыли каждый стремится получить возможно большую часть. Это означает, что переговоры между производителем и его поставщиками состоят, в сущности, в разделе пирога. То, что получает один, дру­гой теряет. Если бы дело обстояло так, подобные перего­воры - игра с нулевой суммой - стали бы поглощающим все время испытанием относительной силы, выносливости и алчности участников. При таких условиях не было бы никакой надежды достигнуть соглашения в отношении неисчислимого числа сделок, которые в настоящее время заключены. В большинстве случаев одна из сторон оказа­лась бы неудовлетворенной. Вместо дружеской выпивки, которая сейчас венчает сделку, более привычным результатом был бы скандал пьяного участника сделки, понес­шего убытки. Указанные сложности и неприятности не возникают. Это происходит потому, что когда защитные цели догова­ривающихся сторон достигнуты, переговоры в конечном итоге сводятся к установлению уровня затрат или цены, который максимизирует рост обоих участников. Если си­лы продавцов и покупателей примерно одинаковы, т. е. стороны, участвующие в сделке, более или менее в рав­ной степени нуждаются друг в друге, эти цены и издержки имеют тенденцию к уравниванию. Обеспечив мини­мальный уровень дохода, фирма, торгующая рудой, стре­мится максимизировать поставки руды, а сталелитейная компания пытается максимизировать продажу стального проката для автомобилей. Обе компании стремятся к установлению цены на руду, совместимой с указанной целью, в результате предложенная обеими сторонами цена бу­дет примерно одинаковой. Сталелитейная компания, со своей стороны стремясь расширить объем продаж, ведет переговоры с автомобильной компанией, которая заинте­ресована в увеличении продажи автомобилей. Снова нали­цо общий интерес. Переговоры там, где рост выступает в качестве цели, не является игрой с нулевой суммой; увеличение объема продаж, когда цена установлена правильно, приводит к тому, что каждый получает свою долю выигрыша. По этой причине заключение контракта в пла­нирующей системе не связано с чрезмерными трудностями. Оно происходит между дружественными людьми, которые заботятся в основном о примирении различных толко­ваний одной и той же цели. Вновь заслуга непред­взятой точки зрения на экономические процессы состо­ит в том, что она позволяет объяснить непонятные явления. Достижение результата оказывается ненамного труд­нее и в том случае, когда в силах договаривающихся сто­рон существует заметная разница. Однако исход перегово­ров в данном случае будет иным. И это отличие объясняет одну из наиболее фундаментальных тенденций в распределении доходов между разными сферами экономической системы. Размеры, как обычно, оказывают сильное воздействие на этот процесс. Крупная фирма может использовать раз­личные источники поставок. За исключением фирм, про­изводящих военную продукцию, такие фирмы редко зави­сят от одного потребителя. Фирма, меньших размеров имеет более ограниченные возможности для выбора. За­частую, как, например, изготовитель бытовых приборов, работающий на компанию «Сирс энд Робак» [Одна из крупнейших розничных торговых фирм США.--Прим, ред.], она привязана к единственному покупателю. Когда фирма, имею­щая возможность выбора, заключает сделку с фирмой, ко­торая его не имеет, то и отношения и совершившаяся сделка равными не будут. Однако природу этого неравенства нужно понимать правильно. Мелкая фирма будет точно определять необ­ходимые масштабы вложений и, следовательно, достигнет лучших с экономической точки зрения результатов, если она имеет гарантию в виде контракта, благодаря которому надежно обеспечено ее существование. Более крупная фирма не извлекает никакой выгоды, выторговывая цену ниже той, при которой меньшая фирма еще может по­ставлять свою продукцию. Контракт, который столь не выгоден или столь негибок, что он ведет к краху неболь­шой фирмы, оказывается нежизненным. Результат власти фирмы проявляется в том способе, с помощью которого она приспосабливает цену к потребностям. Более крупная фирма может подсчитать размеры дохода, которые тре­буются меньшей фирме для поддержания существования и минимального удовлетворения своих положительных целей, и, как и следовало ожидать, она так и поступает. Небольшая фирма не может провести подобные подсчеты и навязать их более крупной фирме. В результате доходы менее крупной фирмы, ведущей дела с более крупной, почти всегда будут ближе к минимально допустимому уровню, чем у ее более крупного партнера. Таким образом, мы можем утверждать, что существу­ет неравное распределение доходов между крупными и мелкими фирмами [Нужно подчеркнуть, что это неравенство нельзя измерить, сравнивая прибыли. Вознаграждение техноструктуры - это жало­ванье ее членов, а в крупной фирме цели техноструктур прева­лируют над целями ее владельцев. Неравенство между фирмами проявляется, таким образом, не только в разнице в прибылях, но также, и даже в большей мере, в различных возможностях для выплаты высокого жалованья.]. Вышесказанное относится к крупной и небольшой фирмам, входящим в планирующую систему. Утверждение о неравенстве доходов находит дополнитель­ное подтверждение в случае, если небольшая фирма не обладает контролем над своими ценами или издержками. Еще более убедительно выглядит такое утверждение, если существуют обстоятельства, заставляющие предпринима­телей или рабочих снижать почти неограниченно норму прибыли с целью сохранения предприятия, т. е. если существует самоэксплуатация. Мы уже видели, что сущест­вуют весьма многочисленные обстоятельства подобного рода. Частично именно они определяют отличия плани­рующей системы от рыночной. Рыночная система - это мир мелких фирм. Однако эта система продает фирмам планирующей системы боль­шое количество различных товаров: продукты сельского хозяйства, лесоматериалы и другие виды сырья, различ­ные детали и полуфабрикаты, а также оказывает огром­ное число различных услуг. Там, где отрасль приближа­ется к классической конкурентной структуре, контракты, как правило, не применяются. Предложение надежно реагирует на изменения в рыночных ценах, и, поскольку продавцы многочисленны, нет ни возможности, ни необ­ходимости стремиться к урегулированию отношений с каждым из них [Однако в производстве птицы и выращивании крупного рогатого скота и свиноводстве существует растущее стремление дать мелкому производителю гарантии на основе контракта. В результате этого становятся возможными капиталовложения, которые в противном случае были бы неосуществимыми.]. Рыночная система, как мы уже видели, допускает самоэксплуатацию и поощряет ее как удобную социальную добродетель. Свободное предпринимательство не только рассматривается, по крайней мере частично, в качестве вознаграждения само по себе, но, что еще более парадоксально, его считают способным заменить защиту, которую профсоюзы и законодательство о минимальной заработной плате, а значит, и минимальных доходах обеспечивают тем, кто, подобно сельскохозяйственным рабочим, тесно связан со свободным предпринимательством. Поскольку необходимые технические средства не являются сложными, а потребности в капитале невелики, то организация своего предприятия не связана с большими трудностями. Таким образом, человек, не способный найти работу в планирующей системе, может зачастую стать предпринимателем в системе рыночной. Наконец, к рыночной системе относится сельское хо­зяйство. Рождаемость в сельскохозяйственных штатах значительно выше, чем в штатах с преобладанием город­ского населения, - 20,0 родившихся на тысячу человек населения в 1969 г. в Миссисипи по сравнению с 16,4 в Коннектикуте [См. «Statistical Abstract of the United States», 1971, U. S. De­partment of Commerce.]. Кроме того, вследствие распространения сельскохозяйственной техники и стремительного техничес­кого прогресса в обслуживающих отраслях производитель­ность труда в сельском хозяйстве, т. е. выпуск в расчете на одного рабочего, возрастала в последние годы быстрее, чем производительность в городах. Отсюда вытекает, что если сельскохозяйственное и промышленное производство растут сейчас примерно одинаковыми темпами, то должна наблюдаться постоянная миграция рабочих из сельского хозяйства в промышленность. В противном случае в сель­ском хозяйстве возникает безработица или избыток рабо­чих рук в какой-либо другой форме. Для многих отказ от переезда в город и продолжение работы в сельском хо­зяйстве означают согласие на более низкую заработную плату [За последние годы (1964-1968 гг.) миграция с ферм была достаточна, чтобы поднять средний доход оставшихся семей по отношению к среднему доходу всех семей. Но увеличение (на 0,54-0,67%) дохода всех семей оставило повышение до­ходов в сельском хозяйство по-прежнему далеко позади (см.: A. F. Brimmer, laflation and Income Distribution in the United States, The Review of Economic and Statistics, vol. 53, № 1, 1971, February, p. 37-48). Как отмечается далее, жестокая инфляция могла бы пойти, по крайней мере в течение небольшого срока, на пользу рыночным доходам.]. Все эти факторы способствуют снижению доходов в рыночной системе по сравнению с планирующей. То, что до сих пор носило характер предварительного вывода, теперь становится полностью очевидным. В рыночной системе менеджеры и рабочие продолжают предлагать товары и услуги за вознаграждение, которое меньше вознаграждения за товары и услуги, для производства которых в планирующей системе требуется примерно равная степень таланта. Такое положение является устойчивым, следовательно, равенство не является тенденцией в отношениях между планирующей и рыночной системами; основной тенденцией является неравенство. Цифры подтверждают такое предположение. В 1971 г. почасовая оплата в отраслях промышленности, производящей товары длительного пользования, т. е. в сфере производства, наиболее широко представленной в планирующей системе, в среднем равнялась 3,80 долл. В производстве товаров недлительного пользования, одежды и других изделий, где доля рыночной системы весьма значительна, она равна 3,26 долл. В сфере услуг, которая в основном ориентирована на рыночную систему, ода равна 2,99 долл. В розничной торговле, где рыночная система удерживает сильные позиции, она равна 2,57 долл. В сельском хозяйстве - отрасли, наиболее характерной для рыночной системы, - она равна 1,48 долл. [«Economic Report of the President», 1972. (Preliminary figu­res.)] Если же доход управляющих и предпринимателей включить в доходы работников, получающих заработную плату, разница, несомненно, возросла бы в громадной сте­пени [Важное исследование Питера Хинли (см. Р. Н е n I e, Explo­ring the Distribution of Earned Income, U. S. Department of La­bor, Monthly Labor Review, 1972, December, p. 16) показывает уве­личивающееся неравенство как для «индивидуально занятых, так и для промышленных групп». Автор приходит к выводу, что «из­менение структуры занятости, само являющееся продуктом раз­вития техники, уже содействовало неравенству вообще и особенно в тех отраслях, где наблюдается быстрый рост числа высокоопла­чиваемых специалистов и управляющих». Нечего и говорить, что упомянутые отрасли относятся к планирующей системе и в зна­чительной мере ее определяют.В промышленности крупные предприятия, характерные для планирующей системы, как правило, платят более высокую заработную плату, чем мелкие предприятия, характерные для рыноч­ной системы (см.: S. H. Masters, An Interindustry Analysis of Wages an Plant Size, The Review of Economics and Statistics, vol 51, № 3, 1969, August, p. 341 ff). Т. П. Шульц пришел недавно к выводу, что между 1939 и 1969 гг. неравенство среди рабочих, занятых полный рабочий день, - мужчин и женщин - в возра­сте до 25 лет, возросло, а среди полностью занятых рабочих дру­гих возрастов неравенство оставалось примерно постоянным (См.: Т. Р. Sсh1lz, Long Term Changes in Personal Income Distribu­tion: Theoretical Approaches, Evidence and Explanations, The Ame­rican Economic Review, Papers and Proceedings, vol. 62, № 2, 1972, May, p. 361).]. Отношения между планирующей и рыночной система­ми, их неравные темпы развития, эксплуатация планиру­ющей системой рыночной, создающееся в результате не­равенство в прибыли являются основными чертами сов­ременной экономики. Они являются соответственно и основной темой этой книги. Неоклассическая доктрина не оспаривает реальности только что приведенных данных о почасовых заработках. Она утверждает, что в однородной экономике, состоящей из схожих во многом фирм, трудовые ресурсы движутся от низкооплачиваемой к высокооплачиваемой работе. Это уменьшает неравенство и сводит к минимуму или устра­няет вовсе нужду в корректирующих действиях - нет фак­торов, побуждающих лечить то, что излечит время и природа самой системы. Действительно, неоклассическое учение порицает фермеров в рыночной системе за их стремление заполучить правительственную поддержку для обеспечения более благоприятных условий торговли с этой системой. Она порицает розничных торговцев и других мелких дельцов за их организацию с целью защиты при­былей или фиксированных цен. Как мы здесь видим, та­кие предприниматели не стремятся компенсировать присущую им слабость, они пытаются создать монополию. Подобная идея направлена на то, чтобы скрыть и тем самым увековечить преимущество планирующей системы в области доходов. Неоклассическая модель в своем воспи­тательном воздействии еще раз выполняет инструменталь­ную функцию.


Г-н Хилл желал, чтобы побольше женщин курили сигареты «Лаки страйкс». Исследования показали, что продажа этих сигарет снизилась, так как сигареты в зеленой упаковке не гармо­нируют с расцветкой женской одежды. «Изме­ните цвет упаковки», - предложил я. Г-н Хилл был возмущен. Тогда я предложил, чтобы мы попытались сделать зеленый цвет основным цветом женской одежды... Год мы работали... Зеленый стал модным цветом.

Эдвард Бернейз The Business History Review, Autumn. 1S71 Мы подходим теперь к решающему воп­росу в развитии современного взгляда на экономическую систему. Неоклассическая модель признает, что .произво­дители во многих отраслях в существенной мере облада­ют контролем над цепами и издержками. Такова природа монополии или олигополии. Поскольку природа эта за­ключается в том, чтобы максимизировать прибыль, а не представляет собой частичное проявление более широкой системы использования власти, фирма в конечном итоге остается подчиненной воле потребителя товаров. Так как его вкусы и потребности меняются, меняется и количество товаров, которое он приобретает, и цена, которую он го­тов заплатить. Реагируя на эти изменения, а она должна это делать, если стремится удержать свою прибыль на максимальном уровне, фирма подчиняется власти потребителя. Хотя такая реакция и несовершенна, суверенитет потребителя сохраняется полностью. Это достойное восхищения представление о существо­вании в конечном итоге власти потребителя нельзя, одна­ко, поддержать, если вкусы и потребности потребителя попадают под влияние производителя. Пространного объ­яснения это не требует. Потребитель не независим, если он или она полностью или частично подчинены воле про­изводителя. В то, что экономика в конечном счете нахо­дится на службе у потребителя, нельзя поверить, если производитель может управлять потребителем, может подчинить его собственным потребностям. А когда получает распространение мнение, что производитель имеет опре­деленную власть над потребителем или другими лицами, использующими его продукцию, открывается путь для дальнейшего и основательного подрыва существующей точки зрения. В этом случае можно утверждать, что кон­троль над ценами, издержками, потребительским спросом и государством представляет собой часть единой системы власти, которая служит, в частности, целям техноструктуры и в целом интересам планирующей системы. Пред­ставители неоклассической школы проявляют единство - и не без определенного схоластического жара - в отри­цании того факта, что производитель имеет действенную власть над потребителями его изделий. Еще раз их инстинкт, если рассматривать его не с точки зрения ин­тересов истины, а самосохранения, служит им неплохую службу. Однако ни один миф, каким бы полезным с точки зрения конкретной цели он ни был, не будет полностью удовлетворителен, если он подвергает испытанию веру. В процесс осуществления монопольной власти входит кон­троль над ценами и, где возможно, издержками. Сущест­вование такой власти признается в традиционной, или неоклассической, теории. Почти все вынуждены будут со­гласиться, что дело обеспечения максимальных монополь­ных прибылей окажется под угрозой, если после перво­начального установления власти над ценами не будут предприняты условия с целью воздействия на спрос на данный товар, т. е. если фирма останется пассивной и легковерно удовлетворится тем, как потребитель произ­вольно принимает или отвергает ее продукцию. Абсурдна также и стратегия, рассчитанная на защиту общеприня­того мнения, направленного на ограничение власти кор­порации только контролем над ценами и издержками, каковы бы ни были заслуги такой точки зрения перед крупным интеллектуальным капиталом. Конечные потребители товаров и услуг - это частные лица и правительство. Попытки оказать воздействие на спрос распространя­ются как на тех, так и на других. Воздействие на частного потребителя осуществляется в двух направлениях. У по­требителя либо существует, либо отсутствует предпочте­ние в отношении товара или услуги данного производи­теля, именно в этом плане на него следует оказывать соответствующее воздействие. Если же указанное пред­почтение существует, то возникает не менее острый воп­рос: обладает ли потребитель достаточным доходом, чтобы приобрести данное изделие или услугу. Мало пользы от попыток убедить потребителя купить какой-либо товара если его средства не позволяют сделать это. Эффективная стратегия, направленная на обеспечение желаемой реакции частного потребителя, должна быть, следовательно, рассчитана как на воздействие на отноше­ние потребителя к конкретному изделию или услуге, так и на обеспечение, насколько это возможно, чтобы он - да и все потребители в целом - обладал необходимыми средствами или платежеспособным спросом, позволяющим приобрести данное изделие. Воздействие на частного потребителя товаров нераз­рывно связано с воздействием на опрос на товары со сто­роны государства. Корпорация стремится регулировать. выбор, осуществляемый частным потребителем. Она также стремится управлять закупками со стороны государ­ства. В указанных случаях методы в корне различны, однако цель является одной и той же. Существуют и дру­гие, не столь тесные взаимосвязи. Государственные рас­ходы, которые представляют собой результат воздействия техноструктуры на государственные закупки, важны так­же для поддержания потока расходов на общественные нужды, стабилизирующего покупательную способность ча­стного потребителя. Особую роль играют военные рас­ходы, которые в равной мере обеспечивают приобретение изделий у фирм-поставщиков и поддержание спроса в экономике в целом. Таким образом, становится очевид­ным, что выделяемые экономистами понятия макроэконо­мики и микроэкономики представляют собой части более крупной совокупности, которая образована мощью пла­нирующей системы. Управление спросом требует управления государством еще и в силу других причин. Некоторые виды частного спроса возможны лишь при наличии дополнительных мер со стороны государства, например, спрос на автомобили требует осуществления бюджетных ассигнований на шоссейные дороги, спрос на авиатранспорт и оборудование требует государственных расходов на аэропорты и другие сооружения. Государственная политика определяет и об­щую структуру потребления. Жители Соединенных Шта­тов добираются к месту работы на автомобиле, несомнен­но, частично потому что им нравится такой способ, но частично и потому, что отсутствует выбор. Использование государственных средств для создания других видов транс­порта натолкнулось на самое энергичное противодействие со стороны автомобильных фирм [На масштабы, в которых на выбор потребителя оказывает влияние указанное отсутствие альтернатив, обратил мое внима­ние Поль Суизи, упрекнувший меня, как я полагаю справедливо, в том, что я упустил их из виду в предшествующей работе (см.: Р. Sweezy, Comment, The Quarterly Journal of Economics, vol. 86, J. 1970, November, p. 661 etc).]. Несмотря на то что здесь мы имеем дело с тесно взаимосвязанными явлениями, удобнее прежде всего рассмот­реть способ, с помощью которого планирующая система оказывает давление на частного потребителя. Затем мы рассмотрим, каким образом она влияет на государствен­ные закупки выпускаемых ею изделий и добивается дру­гих необходимых для нее мер со стороны государства. Вопрос стабилизации спроса вообще, хотя он является частью того же самого процесса, будет рассмотрен нами в следующей главе, где также будет прослежена его связь с рыночной системой. Воздействие на частного потребителя - это нелегкая задача. Ее осуществление связано со значительными рас­ходами, и, кроме того, требуется привлечение ряда наибо­лее опытных и талантливых специалистов, имеющихся в планирующей системе. Наиболее явным инструментом такого воздействия является реклама. При этом исключи­тельно мощным средством рекламы является телевидение, которое позволяет установить «убедительную связь» прак­тически с каждым потребителем товаров и услуг и тре­бует весьма небольших усилий, грамотности и умствен­ного развития. Но воздействие также включает в себя соответствующую организацию продаж, торгового пер­сонала и сбытовых предприятий. Ради него широко применяются результаты изучения рынка и опросов поку­пателей, проводимых с целью установления того, в чем по­требителя можно убедить, какими средствами и при каких затратах. С целью воздействия в огромной мере исполь­зуется качество и оформление товаров для того, чтобы придать этим товарам характеристики, которые сами по себе способствуют убеждению покупателей, облегчают сбыт. Активно используется любое новшество, резко отли­чающееся, как мы вскоре увидим, от классических целей изобретения, состоявших в попытке удовлетворения опре­деленной потребности, выявленной изобретателем. Совре­менное нововведение значительно чаще состоит в том, что оно создает потребность, которую никто прежде не ощу­щал. В данном случае используется тот факт, что в пред­ставлении людей нововведение означает улучшение. К особенностям современного технического прогресса мы вернемся в следующей главе. Следует особо остановиться на проблеме изучения рынка. Такое изучение, как это иногда утверждается, должно выявить желания потребителей. Поэтому прове­дение такого исследования подтверждает конечную власть потребителя и обеспечивает более эффективное подчине­ние производства власти потребителей. Столь же часто или даже еще чаще такое исследование должно выявить эффективность различных методов убеждения или то, в какой степени различные продукты, товарные марки или упаковки сами по себе способствуют такому убеждению. Из этих исследований фирма узнает, каким способом мо­гут быть наиболее эффективно потрачены средства с це­лью убеждения покупателей, т. е. какие усилия по ре­ализации товаров дают наилучшие результаты и какие изделия способствуют такому убеждению и в какой сте­пени. Вряд ли подобные усилия способствуют подтверждению неприкосновенности власти потребителя Можно также отметить, что многое в процессе, кото­рый называют исследованием рынка, является несовер­шенным. Субъективные, случайные или преднамеренно ложные суждения сводят в производящие впечатление псевдосоциометрические таблицы для того, чтобы создать впечатление о существовании прямой связи между затра­тами на различные методы убеждения и достигнутым в результате объемом продаж. Это и не удивительно. От­расль, которая применяет такую массу тщательно отраcли ищет изделия или оформление, которые более эф­фективно способствуют убеждению. Раньше или позже она преуспевает, и тогда наступает очередь ее в прошлом более удачливых соперников. В результате достигается контроль над реакцией потребителя, который, несмотря на недостатки и большую сложность осуществления из-за соперничества, все же обеспечивает значительно большую безопасность, чем совершенно неуправляемые реакции по­требителей при отсутствии таких мер. Между тем совокупный результат указанных мер весь­ма выгоден для всех членов планирующей системы. В каждой отрасли все фирмы получают новых покупателей, старые покупатели оказываются еще более тесно привя­заны к изделиям данной отрасли и создаются благопри­ятные условия для достижения наиболее важных целей и ценностей планирующей системы. Подобные меры иг­рают жизненно важную роль, и на них следует остано­виться подробнее. Реклама отдельной автомобильной компании стремит­ся завоевать покупателей других марок автомобилей. Но реклама всех их вместе способствует убеждению, что сча­стье связано с обладанием автомобилем. Кроме того, если не говорить о марке и модели, она убеждает людей, что современные тенденции во внешнем виде автомобиля и его оформлении желательны, что прошлые устарели, экс­центричны или по каким-то другим соображениям непри­емлемы. Таким образом, реклама поощряет всеобщее стремление избавиться от старых автомобилей и приобре­сти новые. Подобным же образом, если один изготовитель мыла может доказать, что белоснежные простыни явля­ются показателем женской добродетели, то эта доброде­тель вознаграждает всех производителей мыла и моющих средств. Если один изготовитель может доказать, что лег­кое опьянение является признаком изысканной респекта­бельности, таковым оно становится и для всех произво­дителей спиртных напитков. Если одна прическа способ­ствует успешному обольщению, то обольщению могут способствовать и все другие виды прически. Более важно все же то, что совокупность всех подоб­ных убеждений подтверждает наиболее энергичным из возможных способов, что счастье является результатом обладания и использования товаров и что соответственно счастье будет возрастать по мере того, как возрастает производство и потребление товаров. Таким образом, убеждение провозглашает и распространяет ценности пла­нирующей системы вообще и ее приверженность к росту в частности. Оно также помогает осуществлять во имя ее потребностей притязания на помощь со стороны государ­ства. Одно из направлений неоклассической экономической теории длительное время придерживалось мнения, что реклама и убеждение в типичной олигополистической от­расли представляют собой совершенно никчемное упраж­нение в нападении и защите - «форма неценовой конку­ренции... имеющая взаимно нейтрализующий характер, причем не приносящая каких-либо технических или социальных выгод» [W. G. Shepherd, Market Power and Economic Welfare, New York, Random House, 1970, p. 53. Я не имею в виду, что проф. Шепард, чьему компетентному труду обязаны все, кто сталки­вается с этими вопросами, в какой бы то ни было мере находится в плену у стереотипных взглядов.]. Единственным следствием этого являются более высокие цены для населения или более низкие доходы для фирм. Если бы дело обстояло именно так, давным-давно были бы предприняты шаги для того, чтобы ограничить расхо­ды на рекламу при помощи простого соглашения. Ника­кой закон не препятствовал бы таким усилиям, так как торжественно и авторитетно приводились бы данные об издержках производства в промышленности и ущербе для общества, и политика была бы, таким образом, приспособ­лена к потребностям планирующей системы. В действи­тельности убеждение на конкурентной основе служит общим целям планирующей системы. Соответственно никаких существенных усилий с целью его ограничения никогда не предпринималось. Техноструктура в соответствии со своими нуждами также сильно влияет на закупку товаров государством. В данном случае, однако, существует всеобщее мнение, что ортодоксальный экономический взгляд, хотя и цере­монно преподносимый молодежи в качестве общепризнан­ной характеристики демократии, имеет незначительную связь с действительностью. В ортодоксальном или традиционном представлении выбор между частными или государственными товарами и услугами и выбор между различными видами государ­ственных товаров и услуг выражается косвенно в выборе кандидатов или партий на государственные посты - в выборе между теми, кто прямо высказывает заинтересо­ванность в больших или меньших налогах и в том слу­чае, если уровень государственных расходов задан, между теми кандидатами, которые уделяют большее или меньшее внимание образованию, пособиям, общественным работам или другим услугам и закупкам государства. К ним отно­сится оружие и его разработка, но их не выделяют, дабы не привлекать особого внимания. Избранные таким обра­зом кандидаты устанавливают связь между волей обще­ства и исполнительной властью на основании своих пол­номочий на законодательное утверждение и распределе­ние бюджетных ассигнований. Исполнительная власть, т. е. государственная администрация, является пассивным слугой законодательной власти и таким образом в конеч­ном итоге слугой отдельного гражданина. В Соединен­ных Штатах избрание президента, который представляет избирателям свою платформу по указанным вопросам, еще более усиливает контроль со стороны граждан. Немногие, кто проповедует эту доктрину, были бы готовы признать свою личную убежденность в ней. По­ступить таким образом означало бы нанести ущерб репу­тации уважаемого сдержанного скептика. Что касается военной техники, т. е. ракетных систем противоракетной обороны, ядерных авианосцев, истребителей и пилотиру­емых бомбардировщиков, то вряд ли кто возразит, что происходящие процессы почти полностью опрокидывают ортодоксальную формулу. Первоначальное решение при­нимается фирмой, производящей оружие, и командова­нием того рода войск, для которого предназначается какой-либо из перечисленных видов оружия. Сделка утверждается президентом, который, хотя и не бессилен, но в значительной мере является пленником той бюрократиче­ской машины, которую он возглавляет. Комиссия по делам вооруженных сил конгресса, члены которой являются надежными ставленниками военных фирм и упомянутых ро­дов войск, утверждает почти автоматически все таким образом принятые решения. Роль всего остального конгресса минимальна, роль общественности равна нулю [«Вводные курсы в экономическую теорию, изложенные I в основных учебниках, используемых в американских колледжах и университетах, как правило, не признают существования военно-промышленных фирм или военной экономики. В этих учебни­ках масштабы и характеристики милитаристской экономической деятельности в Соединенных Штатах со времен второй мировой войны либо вообще не упоминаются, либо им уделено несколько предложений или параграфов». (S. М е 1 m a n, The Peaceful World of Economics, I, The Journal of Economic Issues, vol. 6, № 1, 1972, March, p.l).]. Все вышеуказанное, в корне противоречащее доктри­нерской точке зрения, согласуется с ожидаемыми резуль­татами настоящего анализа при условии, если мы будем знать, где сконцентрирована власть и как она использу­ется. Многие отвели бы особую роль военной фирме. Это вытекает из того взгляда на капитализм, который автома­тически приписывает главенствующую роль капиталисти­ческой фирме. Однако затронуты две бюрократические системы - техноструктура военных фирм и техноструктура Пентагона. Предполагать, что один тип организации является менее мощным, нежели другой, нельзя. Скорее они совместно преследуют общие интересы в отношении роста и технического прогресса - между ними устанав­ливаются те же самые отношения, что и описанные в предыдущей главе отношения между техноструктурами част­ных фирм. Рост и сопутствующие ему продвижение по службе, оплата, премии, престиж и власть служат членам как государственной, так и частной бюрократии, и то, что усиливает одну из них, усиливает и другую. Как будет показано в следующей главе, развитие техники особенно важно как для независимости и роста государственного аппарата, так и для техноструктуры фирмы-поставщика. Соответственно в этом случае чрезвычайно велика вза­имная поддержка. Командование определенного рода войск зачастую с помощью военной фирмы определяет свою потребность в ее продукции, после этого фирма при­нимается за разработку данной продукции. Выигрывает и та и другая сторона. Подобное стремление к взаимной поддержке будет существовать всякий раз, когда техноструктура и государственный аппарат тесно соприкасаются. Таковы отноше­ния между Комиссией по атомной энергии и снабжающи­ми ее отраслями промышленности. Таковы отношения там, где дело касается дорог, между министерством транс­порта и автомобильной промышленностью. Даже там, где предполагается существование неприязни между го­сударственной и частной бюрократиями, как, например, между Федеральной комиссией по средствам связи и си­стемами теле- и радиовещания, взаимная поддержка возможна [См. гл. XVI.]. Эта тенденция государственных и частных организаций выявлять общую цель и добиваться ее пред­ставляется достаточно важной, чтобы присвоить ей имя. Ее можно окрестить бюрократическим симбиозом. В Соединенных Штатах бюрократический симбиоз до­стигает своего наивысшего развития в отношениях между военными фирмами и министерством обороны с его под­разделениями. Компании «Локхид», «Боинг», «Груммэн» или «Дженерал дайнемикс» могут разработать и постро­ить военный самолет. Это служит их положительной цели роста вместе с сопутствующим вознаграждением для их техноструктур. Разработка нового поколения самолетов и обладание им также вознаграждают и государственную бюрократию, связанную с научно-исследовательскими и проектно-конструкторскими разработками, заключением контракта, контролем за его выполнением, операциями и управлением. Но бюрократический симбиоз эффективен и на более элементарном уровне. Техноструктура военной фирмы представляет собой естественный источник занятости для лиц, которые закончили свою карьеру в государственном аппарате или каким-либо другим путем исчерпали все его возможности. Руководящие посты в министерстве обороны, по тому же самому признаку, находятся по боль­шей части в руках людей, привлекаемых на время с высших постов в техноструктуре военных фирм. Этот обмен не только вознаграждает отдельных лиц, но он служит, и далеко не случайно, укреплению симбиоза. Следует подчеркнуть еще раз, что при отношениях симбиоза между государственной и частной бюрократи­ями нельзя, да и не следует делать никаких выводов от­носительно того, откуда исходит инициатива. Несомненно, никто с уверенностью не сможет сказать, принадлежит ли она государственному аппарату или же фирме. Ясно лишь, что эта инициатива исходит не от населения. Более полно, чем даже в случае, когда речь идет об индивидуальном потребителе, реальная власть уже перешла к производителю - либо к производителю оружия, либо к командованию того рода войск, который использует это оружие. И как уже отмечалось, даже попытки изложить противоположную точку зрения не носят более оттенок респектабельности. Очевидно, что власть различных производителей по отношению к потребителю или населению бывает различ­ной. Она наибольшая там, где развитие ушло далеко впе­ред, - там, где фирма является самой крупной, а ее техноструктура наиболее полно развитой. В частном секторе экономики она выше в автомобильной, мыловаренной, та­бачной, легкой и пищевой отраслях, нежели, скажем, в жилищном строительстве, здравоохранении или же в об­ласти искусства. В рыночной системе власть производите­ля становится минимальной или исчезает вовсе. В госу­дарственном секторе власть производителя будет наиболь­шей, а населения наименьшей там, где существует бюрократический симбиоз, например там, где крупная аэрокосмическая фирма работает совместно с военно-воздушными силами. Она будет наименьшей там, где не­большие строительные фирмы строят дешевые дома по заказам местных властей или субсидии предоставлены школьному округу. Отсюда и вывод, уже намеченный и теперь ставший окончательным. От власти производителя зависит (и существенно, хотя, безусловно не исключительно), причем как в государственном, так и в частном секторах экономи­ки, то, каким образом экономически ресурсы- капитал, рабочая сила, материалы - распределяются в производ­стве. По мере развития экономики указанное распределение зависит от власти производителя все в возрастающей степени. Это основная тенденция экономической системы. В соответствии с неоклассической теорией производ­ство управляется выбором потребителя и общества. Конеч­ное равновесие соответствует их потребностям в том ви­де, как они их понимают, и осуществляется с помощью их дохода. В современной действительности равновесие отражает власть производителя. Именно она, а не «по­требность» в ее исключительном или общепринятом смы­сле определяет то, как функционирует экономика. Производство достигает больших размеров не обязательно там, где существует большая потребность; оно может быть велико там, где есть большая возможность управлять по­ведением отдельного потребителя или благодаря симбиозу участвовать в контроле над закупками товаров и услуг государством, причем всецело в интересах бюрократичес­кого роста. Это резко противоречит неоклассическому представлению о власти, которое состоит в том, что власть аналогично классической монополии приводит к ограни­чению производства. Однако даже поверхностный взгляд на отрасли экономики, выпускающие наибольшее коли­чество товаров - производство автомобилей, военной тех­ники, мыла, дезодорантов, моющих средств, - наводит на мысль, что наш анализ не противоречит повсеместно на­блюдаемым явлениям и здравому смыслу. Рассмотрение практических вопросов, связанных с указанным перепроизводством одних товаров и недоста­точным уровнем выпуска других, не будет необходимым, если только согласиться, что потребитель и население оказывают сопротивление власти производителя, что рек­лама и искусство продавать - это пустая трата слов, а не предмет экономической теории, и как проявление олигополистической конкуренции они теряют смысл и что ги­гантские военные фирмы, какими бы мощными они, по всеобщему признанию, ни были, представляют собой сво­его рода порочное явление, оставшееся от «холодной вой­ны». Если экономическая теория использует подобную веру, то она, с точки зрения тех, кто пользуется властью весьма благотворная вещь. Если же она настаивает на таком определении использования власти, которое объяс­няет действительность, она менее приятна. Возникают во­просы о законности данной власти, а также вопросы, ка­сающиеся результатов ее применения. Невозможно прой­ти мимо настоятельной необходимости исправительных мер, направленных на обеспечение использования власти в соответствии с общественными интересами. Подобные меры перестают быть чем-то исключительным, они стано­вятся внутренней потребностью.

В настоящее время гораздо очевиднее ста­новится роль технического прогресса в современной эко­номике и в планирующей системе. Этот вопрос представ­ляет значительный интерес. Немногие вещи более порази­тельны, чем наблюдающийся в последнее время переворот во взглядах общества на изменения, происходящие в тех­нике. Еще совсем недавно такие изменения являлись аб­солютным общественным благом. Только чудаки подвергали это сомнению. Слово «изобретение» было синонимом слова «прогресс». Создатели новинок - инженеры и ученые - были людьми, приносившими обществу наивысшую пользу. Содействие научно-техническому прогрессу было высоко­ценимой и безусловной функцией государства. Теперь сомнения - обычная вещь. Все чувствуют, что многие новшества в потребительских товарах есть ни что иное, как обман. Считается само собой разумеющимся, что наиболее заметной чертой широко разрекламирован­ных изобретений окажется их неспособность к работе или же выяснится, что они просто опасны. Общественное движение, названное "консумеризмом", одним из инициаторов которого является Ральф Найдер, своим происхождением в немалой степени обязано этим особенностям нововведений. Во все возрастающей мере люди понимают, что технический прогресс, хотя он и выполняет свои задачи, хотя он и позволяет людям летать со сверхзвуковой скоростью или уничтожать ракеты противника, одновременно может привести к вредным социальным последствиям и создать опасность для общества. Все больше распространяется мнение, что при определенных темпах технического прогресса погибнут все, кто мог бы извлечь из него пользу. В неоклассической модели рассматривался техничес­кий прогресс двух типов. В результате первого из них создавались новые или более совершенные товары или услуги, которые положительно принимались и раскупа­лись потребителями, так как они лучше удовлетворяли их потребностям. С другой стороны, технический прогресс приводил к совершенствованию технологических процес­сов, при помощи которых изготовлялись эти товары или оказывались услуги. (Говоря формально, технический прогресс содействовал либо созданию или изменению функ­ций спроса, либо снижению издержек.) Изобретение или усовершенствование всегда было реакцией на воспринятые желания потребителя. Иначе выглядит, скажем, пример с новой мышеловкой, когда может возникнуть потребность информации потребителя об улучшениях и, возможно, не­обходимость определенного воздействия для преодоления его врожденного консерватизма. Но достоинство изобре­тения состояло в том, что оно выявляло потребность. Убеждение определяло отношение к потребности, само оно потребности не создавало. Изобретения или усовершен­ствования технологических процессов снижали затраты на производство, а также в конечном итоге и цены. В преимуществе этого сомневаться не мог никто. Поскольку технический прогресс обеспечивал получе­ние индивидуальным потребителям лучших или более де­шевых товаров, то не удивительно, что неоклассическая теория была о нем самого высокого мнения и вместе с тем сурово осуждала любые препятствия на его пути. Ра­бочие могли сопротивляться новым технологическим про­цессам, так как они опасались потерять работу. Произво­дители могли добиваться запрещения как изделий, так и новых технологических процессов, поскольку они опаса­лись морального старения своих капиталовложений. В обоих случаях наносился ущерб общественной заинтересованности в получении более дешевых или более качест­венных товаров. Поскольку дело обстояло так, то подоб­ные препятствия - всякую оппозицию «техническому прогрессу» - расценивали как исключительно вредную. Вообще говоря, подобным образом к ней относятся и до сих пор. В планирующей системе технический прогресс, по­добно любой другой деятельности, в высшей степени организован. Вещь, которую следует изобрести, или усовершенствование в технологическом процессе, которое надо осуществить, обычно обосновываются заранее. Раз­работка, за редкими исключениями, ведется в соответ­ствии с установленными графиками и в пределах утверж­денных бюджетов. Представление о полностью стихийном изобретении, сделанном отдельным человеком на основе блестящей, новаторской мысли, не совсем еще мертво. Частично его жизнеспособность вызвана тем обстоятель­ством, что такое изобретение, поскольку оно не связано с большими затратами и не зависит от организации, до­ступно и малой фирме и, таким образом, рыночной систе­ме. Без этого теоретически нововведения всех видов были бы исключительной собственностью планирующей си­стемы с ее ресурсами специализированных знаний, орга­низацией и капиталом. Большинство нововведений действительно требует та­ких специализированных знаний, организации и финан­совой поддержки. По поводу того, что основная масса зат­рат на научно-исследовательские и проектно-конструкторские разработки осуществляется крупными фирмами, никаких расхождений во мнениях нет. Остается лишь установить тот факт, что, поскольку технический прогресс становится организованным и спланированным, он также полностью переходит на службу техноструктуре. Так как теперь он служит техноструктуре, а не потребителю, он, как и следовало ожидать, вступает в противоречие с целя­ми общества. Технический прогресс в том случае, когда он направ­лен на совершенствование производственного или других процессов, в отличие от нововведений в области производ­ства товаров или оказания услуг служит двум целям техноструктуры. Он уменьшает издержки производства и тем самым дает возможность устанавливать такие цены, кото­рые стимулируют больший объем продаж. Таким образом, он служит положительной цели техноструктуры - обеспе­чению роста. Прогресс в области технологических процессов в то же время укрепляет власть и безопасность техноструктуры и, таким образом, служит ее защитным целям. Такая функ­ция отличается некоторой сложностью. В современной корпорации, как уже отмечалось в пре­дыдущих главах, производственным фактором, который не находится всецело под контролем техноструктуры, явля­ется рабочая сила. Поэтому сохраняется некая возмож­ность бросить вызов власти техноструктуры. Этот вызов, особенно вызов со стороны любого из профсоюзов, практи­чески нейтрализуется соглашением, которое исключает вмешательство профсоюза в то, что называют прерогатива­ми администрации. Указанный вызов еще более нейтрализу­ется контролем фирмы над ценами, заключением коллек­тивных договоров внутри целой отрасли и негласным взаимопониманием, существующим среди фирм, что рост заработной платы должен осуществляться за счет обще­ства. Таким образом, ни всей отрасли, ни любой отдель­ной фирме не угрожает такое повышение заработной пла­ты, которое она не может переложить на плечи других [Мы можем отметить, что результатом прогресса в области технологии является то, что происходящее снижение издержек снижает и сумму повышения заработной платы, которое плани­рующая система вынуждена перекладывать на общество при по­мощи ценового механизма. Это в свою очередь способствует осу­ществлению положительной цели роста. В рыночной системе, если не считать сельского хозяйства, выигрыш от роста производитель­ности, как правило, теряется. Вот почему повышение заработной платы в сфере обслуживания, которое происходит параллельно с ее повышением в планирующей системе, со временем вызовет намного большее повышение цен.]. Совершенствование производственных процессов почти неизменно приводит к замене труда капиталом. В планирующей системе накопления, которые являются источником капитала, в широких масштабах осуществляются за счет доходов фирмы, т. е. поступление капитала находится в ее ведении и под ее контролем. Цены на машины и оборудование легче поддаются предсказанию, чем расходы на заработную плату. Машины после того, как их установили, забастовок не объявляют. Таким образом, издержки капитала и результаты его деятельности отличаются гораздо большей стабильностью и надежностью, чем издержки на рабочую силу и результаты ее функционирования. Следовательно, технический прогресс и сопутствующее ему вытеснение труда капиталом повышают надежность дохода фирмы и поэтому служат защитным целям техноструктуры. Практически это означает, что для современной корпорации вопрос о машинах, способствую­щих экономии затрат труда, является отнюдь не только финансовым вопросом. Вполне мыслима ситуация, когда замена труда капиталом повлечет за собой увеличение затрат. Это произойдет в силу совершенно рациональных причин, так как замена труда капиталом сопровождается дальнейшим укреплением безопасности и власти техно­структуры. Такая замена позволяет планирующей системе осуществлять более полное планирование. Из вышеприведенных особенностей процесса нововве­дении вытекают два следствия. Первое состоит в том, что в планирующей системе количество рабочей силы сокра­щается по отношению к объему производства по сравне­нию с рыночной системой. Подобное сокращение может происходить более высокими темпами, чем это обусловле­но экономией в результате технического прогресса. Дан­ное явление, возможно, свидетельствует о том, что повсе­местные высказывания в защиту технического прогресса и оправдание связанного с ним увольнения рабочих в какой-то мере являются обманом. Как правило, оправда­ние подобных действий исходит из мысли, что увольне­ния всегда способствуют снижению издержек, что непри­ятности для увольняемых рабочих компенсируются в результате снижения цен на товары. Действительной же причиной может быть не снижение издержек, а повыше­ние безопасности и усиление власти техноструктуры. Это оправдать значительно труднее; даже обычно более чем уступчивое руководство профсоюза, возможно, с трудом одобрит технический прогресс и происходящее в резуль­тате его увольнение рабочих, если основной целью явля­ется замена отстаивающих свои права человеческих су­ществ более дорогими, но значительно более уступчивы­ми машинами. Вторым следствием процесса нововведений является его воздействие на окружающую среду. Некоторые технические новшества наносят ей ущерб. Нельзя, однако, предполагать, что новые технические процессы всегда более неблагоприятны для окружающей среды по сравнению со старыми; что тепловое загрязнение от атомной электростанции хуже дыма от старой электростанции, работавшей на угле, или что самолет, с шумом проносящийся над головой, хуже экспресса, с грохотом мчащегося между беспорядочно скученными (как это частенько бывало) в нескольких футах от железной дороги домами. Но любая новая форма ущерба, наносимого окружающей среде, просто в силу того, что она новая, будет всегда казаться более страшной, нежели та, к которой общество уже привыкло. Шум реактивного самолета, поскольку он в новинку и затрагивает больше народа, будет казаться хуже грохота поездов. Тепловое загрязнение, так как оно более загадочно, покажется более коварным, чем загрязнение серой или копотью. Прогресс в технологии служит, как мы только что видели, положительной цели роста. Такой рост усиливает загрязнение воздуха и воды, а также вносит другие нарушения в состояние окружающей среды. Поскольку совершенствование технологических процессов часто связано с созданием нового завода или использованием новой территории, оно обычно является объектом критики, которая в действительности должна быть направлена на стремление техноструктуры к росту как таковому. При дальнейшем рассмотрении необходимых мероприятий этот вопрос имеет огромное значение. Именно стремление техноструктуры к достижению своих собственных целей и использование ею для этого своей власти, а не прогресс в технологии сам по себе составляют суть проблемы окружающей среды. Теперь мы обратимся к роли новшеств в производстве товаров. После того как обновление товаров становится орга­низованным и переходит под контроль техноструктуры, этот процесс также подчиняется ее целям. Поскольку важнейшей положительной целью является рост, основ­ной вопрос, который возникает в связи с данным нововве­дением, заключается в том, будет ли оно служить увеличению объема продаж. Для выполнения этой задачи оно не должно больше служить заранее осознанным потреб­ностям потребителя; необходимо лишь, чтобы новинка способствовала осуществлению общего процесса, посред­ством которого происходит убеждение потребителя. По­лезность, прежде необходимая для успеха любого изобре­тения, становится теперь лишь одним из нескольких ус­ловий такого успеха. Новизна, совершенно оторванная от любой функции, может оказать большую услугу» процессу убеждения, Общепринятый взгляд на изобретение давно уже носит со­вершенно односторонний характер, т. е. бытует глубокое убеждение, что недавно изобретенное изделие лучше, чем что-либо созданное год или десять лет назад. Самая новейшая вещь - самая лучшая. Такая точка зрения в свою очередь основана на реальном опыте прошлого. Ког­да изобретения имели успех или терпели провал в зави­симости от того, удовлетворяли они или нет осознанные потребности лиц, пользовавшихся ими, более поздние изо­бретения были лучше, чем более ранние. В противном случае они исчезали без следа. Не удивительно, что лю­ди продолжают отождествлять новизну с улучшением. Экономические и другие учебные курсы способствуют укоренению такого убеждения. Во всех учебниках изобрете­ние продолжает быть синонимом пользы. Тот факт, что Бенджамин Франклин основал Патентное бюро, почти в такой же мере способствовал его славе, как и опыты с воздушным змеем и электричеством. Известность Леонар­до да Винчи в значительной мере возросла именно потому, что он был изобретателем. Поскольку бытует подобный взгляд на изобретения, новизна сама по себе приобретает продажную ценность. Такай ценность сохраняется даже там, где никакой связи между новизной и полезностью нет, хотя, вероятно, при этом происходит снижение возможности для убеждения. Всем, кто сомневается, достаточно обратить внимание на то, насколько настойчиво и беспрерывно твердит любая реклама о новизне, даже если речь идет о самых обыч­ных товарах. Исключение составляет лишь виски, но и здесь реклама всемерно подчеркивает новизну оформле­ния бутылки. Кроме всего прочего, новинки вместе с рекламой иг­рают жизненно важную роль в психологическом устаре­вании товаров и их замене. Данный процесс, не лишен­ный определенных тонкостей, в прошлом наиболее успеш­но происходил в автомобильной промышленности. Но он также находит широкое применение и в отношении дру­гих предметов потребления и их упаковки. Он заключа­ется в создании зрительно нового изделия, а затем в убеждении потребителя при помощи рекламы, что именно такая форма изделия имеет исключительное право на существование. Хотя могут быть выдвинуты требования в отношении осуществления мер по повышению комфортабельности или удобств, а также других технических улуч­шений, не они будут определять успех. Важнее всего добиться, чтобы изменение заставляло воспринимать предшествующую модель как нечто эксцентричное и дальней­шее обладание и использование ее бросало бы тем самым. тень на владельца. Поскольку полезность становится лишь одним из ряда факторов, оправдывающих технический прогресс, или, как это имеет место в отношении средств от пота и синтетической травы, полезность является лишь продук­том воображения, производство и сбыт ограниченно по­лезных или совершенно бесполезных изделий становятся обычной чертой экономической системы. Потребность в постоянном обеспечении новизны превращается (как в случае с автомобилями) во внутренний источник конструктивных пороков. Ничто не может быть проверенным и оправданным с технической точки зрения. Она слишком быстро изменяется. Новизна или кажущаяся новизна, ес­ли она способствует эффективности убеждения потреби­теля, служит целям техноструктуры лучше, чем надеж­ность или работоспособность. Ненормальное функционирование вещи тем не менее порождает недовольство. В значительной мере такое недовольство бьет мимо цели. Оно основывается на убеждении, что бесполезность вещи, ее непригодность представляют собой лишь некоторое отклонение в системе, которая в остальном совершенна, еще одно извращенное проявле­ние злонамеренности корпораций, знающих, что им сле­дует поступать по-другому. Следует понять, что, как по­казывает данный анализ, проблема бесполезности или непригодности, отнюдь не представляющая собой случай­ности или какого-то отклонения от нормы, в огромной ме­ре является частью системы. Необходимо отметить и другую характерную черту нововведений. Поскольку для технических новинок требу­ется капитал, а также соответствующая организация, их осуществление в основном ограничивается планирующей системой. Таким образом, они внедряются там, где ресур­сы, выделяемые для этих новинок, являются достаточно сконцентрированными. Наряду со сбытовыми характери­стиками, которые рассматриваются как отличные от потребительских, это объясняет кажущуюся нелогичность размещения ресурсов, используемых для нововведений. Всевозможные пустяковые товары, изготовляемые плани­рующей системой, которые, видимо, обещают повысить женскую привлекательность, помочь избавиться от лишне­го веса или эффективным образом предотвратить скрытое использование домашней хозяйки в качестве прислуги, привлекут значительно больше ресурсов по сравнению с затратами на производство более эффективного наземного транспорта или строительство более комфортабельных, долговечных либо менее дорогих жилых домов. В управлении спросом на товары, необходимые госу­дарству, т. е. закупками, осуществляемыми правительст­вом, роль технического прогресса, безусловно, является решающей. Подобное управление отличается исключи­тельной простотой. Данный вид внедрения технических новинок отличается высокой степенью организации и пол­ностью спланирован. Цель любой новинки явным образом заключается в том, чтобы сделать предыдущее изделие устаревшим и тем самым создать спрос на только что созданное изделие. В то же время ведется работа над следующей новинкой (или часто она уже находится в процессе производства) с расчетом превратить в устарев­ший и этот новый продукт и, таким образом, обеспечить рынок для следующего. Описанная здесь процедура достигает своего полного совершенства при производстве военной техники и си­стем вооружений, где последовательность новизны и ста­рения полностью упорядочена. Сменяющие друг друга поколения самолетов, ракет, подводных лодок, вертолетов и основных боевых танков официально проектируются с указанием примерных дат в будущем, когда данный тип в результате технического прогресса устареет и ему со­ответственно потребуется замена. Все, кто связан с дан­ным процессом, понимают его природу и сознают, что для непрерывного успеха рассматриваемых отраслей не­обходимо обеспечить непрерывный процесс - подобное старение в результате внедрения технических новшеств... Результатом этого является не только решающая роль технического прогресса в поддержании спроса на товары, закупаемые государством, но в исключение возможности для сколько-нибудь эффективной критики. В ответ на любое утверждение, что технический прогресс в области боевой техники представляет собой механизм, с помощью которого техноструктуры фирм, выпускающих военную продукцию, создают спрос на свои собственные изделия, вероятно, не будут выдвинуты серьезные возражения. Но поскольку процессом развития (как считают) управлять нельзя, то какой-либо альтернативы, неоправданно даю­щей преимущества другой стороне, нет. Таким, обра­зом, каким бы бессмысленным и приводящим к огром­ным расходам этот процесс ни был, он должен про­должаться. Кроме того, информация, которая используется для оправдания таких научно-исследовательских и проектно-конструкторских разработок, исходит от государственного аппарата, с которым техноструктуры военных фирм нахо­дятся в состоянии симбиоза. Эта информация - «что де­лают Советы» -приспосабливается в определенных пре­делах к существующим потребностям. В конце концов, чтобы исключить возможность обще­ственного и законодательного вмешательства в соответ­ствующие решения, привлекается и завеса военной тайны. Решения могут приниматься организациями и в рамках организаций, которые должны получить наибольшую вы­году от капиталовложений в технические новинки. Ис­пользование таких новинок в интересах управления спро­сом на важнейшие товары, закупаемые государством, представляет собой во всех отношениях новейшее дости­жение в области господства производителя. В свете вышесказанного видно, что отношение обще­ства к техническим новинкам уже изменяется. Неоклас­сические учебники все еще энергично твердят об их пре­имуществах. Однако такое целенаправленное воздействие уже не является эффективным при существующих об­стоятельствах. А эти обстоятельства, об этом свидетель­ствует печальный опыт в отношении технических нови­нок, являются неотъемлемой частью экономической си­стемы. Техноструктура в погоне за расширением объема продаж использует доверие общественности к новинкам, причем за счет тех вещей, которые действительно работо­способны. Существуют новинки, которые служат лишь тому, чтобы сделать продукт-предшественник внешне устаревшим. Это также выгодно. Новинки, даже если они и работоспособны, распределены нерационально: они за­частую сконцентрированы в вещах, являющихся продук­цией сильной организации, и незначительны в играющей важную роль продукции слабой организации. Что каса­ется потребностей государства, особенно в отношении ору­жия, роль технического прогресса более чем тревожна. Поэтому достоинство новизны в товарах, предназначен­ных как для частного, так и государственного потребле­ния, перестает быть чем-то само собой разумеющимся. Технический прогресс представляет собой явление, ко­торое нуждается в тщательной оценке. К средствам для проведения такой оценки мы также вернемся.


После принятия резолюции 1969 г., которая впервые за 45 лет урезала постоянные дота­ции на разработку недр, и в результате воз­росшего давления на нефтяную промышлен­ность с требованием улучшить ее деятельность с целью предотвращения загрязнения окружаю­щей среды, руководители нефтяных компаний стали проявлять беспокойство относительно непопулярности данной отрасли среди обществен­ности. Компании планируют затратить мил­лионы долларов на телерекламу, чтобы улуч­шить представление о них.

Вашингтон пост, 11 января 1971. Я сидел с Гельмутом Штруделем, президен­том фирмы «Штрудель индастриз» при вступ­лении Никсона на пост президента... Президент сказал: «Пусть каждый из нас помнит, что Америка была создана не правительством, а народом, не благотворительностью, а Трудом, не стремлением избежать ответственности, а поиском этой от­ветственности». Штрудель вспотел. «Звучит так, будто он не собирается спасать мою компанию от бан­кротства», - сказал он обеспокоенно. «Не будьте идиотом», - ответил я Штруделю. - «Когда президент говорит о тех, кто живет на пособия, он имеет в виду молодых ребят, присосавшихся к правительству. Он не имеет в виду компании, получающие громад­ные правительственные субсидии».

Арт Бухвальд, 1973 е. Планирующая система, как будет ясно, существует в самой тесной связи с государством. Очевид­ной основой этих взаимоотношений являются огромные расходы правительства на приобретение выпускаемых ею товаров. Правительство оплачивает продукцию тех корпо­раций, особенно крупных специализированных военных фирм, которые существуют за счет продажи продукции государству. К тому же государство оплачивает и техни­ческие разработки, которые обеспечивают цикл внедрения новинок и их старения и тем самым непрерывность спро­са. Указанные расходы способствуют в то же время стабиль­ности покупательной способности экономической системы в целом на условиях, чрезвычайно выгодных для планирующей системы. Однако все вышеупомянутое никоим образом не ис­черпывает требований планирующей системы к государ­ству. Планирующая система полагается на государство при обеспечении своих громадных потребностей в квалифицированной, хорошо подготовленной рабочей силе. Как мы вскоре увидим, это представляет собой проблему, имеющую важное социальное значение. Государство не толь­ко обучает тех, кто приемлет и защищает ценности пла­нирующей системы, но также дает пищу и ее крити­кам, поскольку практически невозможно делать одно без другого. В предыдущих главах уже говорилось о других требо­ваниях планирующей системы к государству, и о них стоит напомнить читателю. Планирующая система тре­бует дополнительных капиталовложений со стороны го­сударства всякий раз, когда ей необходимо продавать свои товары, например, в строительство шоссейных дорог, если речь идет о продаже автомобилей. К тому же пла­нирующая система нуждается в помощи при осуществле­нии технических разработок, многие из которых слишком накладны для самой фирмы. Такая помощь осуществля­ется как непосредственно, так и косвенно за счет воен­ных расходов. Именно подобной практике обязаны своим возникновением и атомная энергетика, и вычислительная техника, и современный воздушный транспорт, космиче­ская связь и множество других отраслей. Правительство также предоставляет капитал тем отраслям, для которых оно в то же время является покупателем. Крупные воен­ные фирмы используют многие заводы и большое коли­чество оборудования, принадлежащее государству, а свой оборотный капитал получают в форме прогрессивных вы­плат. Наконец, в крайних случаях правительство высту­пает как кредитор какой-нибудь из крупных корпораций, чьи защитные цели поставлены под угрозу недостаточным доходом или нехваткой капитала. Недавно плоды этой политики достались компании «Локхид», некоторым фондовым биржам и железным дорогам. Планирующая си­стема энергично стремится к независимости от государ­ства, исключая те случай, когда государственные меро­приятия необходимы для нее. В значительной мере оп­равдано все более распространяющееся мнение, что современная экономика выглядит как социализм для крупных фирм и как свободное предпринимательство для мелких. Положительные потребности планирующей системы по отношению к государству не исчерпывают всего списка потребностей. Система имеет немало и пассивных нужд. Необходимо обеспечить независимость техноструктуры в процессе принятия решений. Необходимо нейтрализовать любое противодействие какому бы то ни было виду ро­ста или технического прогресса. Нужно добиться обще­ственного оправдания огромных различий в уровне доходов, не связанных с какими-либо заслугами или об­щественной полезностью. Было бы нереальным и немыс­лимым, чтобы у предпринимателя в рыночной системе ве­личина или надежность дохода были бы такими же, как у обладающего равной с ним компетенцией и энергией администратора корпорации, или чтобы такой предпри­ниматель рассчитывал на получение таких доходов. Су­ществование аналогичной, хотя и несколько меньшей, раз­ницы в оплате необходимо допустить и среди рабочих. Даль­нейшее существование планирующей системы в любой из форм, схожей с нынешней, зависит от ее влияния на государство и от ее контроля над ним. Для воздействия планирующей системы на общество прежде всего требуется непоколебимая вера его членов в важность деятельности этой системы. Поскольку она производит товары и услуги, то это означает, что необ­ходима глубокая общественная убежденность в важности данных товаров и данных услуг. Видимо, уже стало ясно что в значительной мере указанная уверенность представляет собой побочный продукт управления потребителем которое требует большой изощренности и огромных за­трат на газеты, журналы, рекламные щиты, а прежде всего на радио и телевидение, с которыми не может ни в коей мере сравниться по степени всеобщего проникно­вения ни одно из средств информации. Все формы убеж­дения потребителей ставят своей задачей доказать, что потребление товаров есть величайший источник удоволь­ствия, высшая мера человеческих достижений. Они. пре­вращают потребление в основу людского счастья. В Евро­пе вплоть до XVII в. церковь через своих проповедников располагала почти полной монополией на общение с мас­сами. Не удивительно, что результатом этого были особый престиж, которым пользовались религиозные институты, и ревностная забота о надлежащем соблюдении церков­ных обрядов. Проникающее повсюду, хотя в какой-то ме­ре не столь всеобъемлющее, господство планирующей системы над средствами массовой информации приводит в наше время к аналогичному престижу экономических институтов и тех товаров и услуг, которые эти институты создают. Планирующая система, обеспечив себе престиж в ка­честве источника товаров и услуг, а таким образом, и в качестве источника общественного счастья, приобретет влияние и как источник политических решений. Мудрой и значительной государственной политикой - при отсут­ствии веских доказательств обратного - будет теперь то, что содействует расширению производства автомобилей или моющих средств. Три взаимосвязанных фактора спо­собствуют повышению престижа планирующей системы и усиливают ее политическое влияние. С ростом изобилия степень необходимости в отдельных конкретных видах товаров снижается и роль некоторых становится совер­шенно незначительной. Но основным догматом неоклас­сической теории всегда было то, что уровень отдельных потребностей не уменьшается, а следовательно, не уменьшается и значение товаров по мере того, как растет их производство. Противоположная точка зрения долгое вре­мя считалась ненаучной. Уровень отдельных потребностей одного человека или какой-либо социальной группы в данный момент времени нельзя сравнивать с уровнем отдельных потребностей того или иного человека или социальных групп в иной по продолжительности и более поздний период времени. Хотя богатство за данный про­межуток времени, возможно, и возрастет, точно так же возрастет и стремление к получению товаров, которое должно быть удовлетворено. В результате стремление человека получить изысканное средство от пота в более поздний период может быть столь же настоятельным, как в прошлом потребность в хлебе. Данная доктрина защищает важность товаров и престиж их производителей, которые сталкиваются со все возрастающим объемом выпускаемой продукции. Убеждение же помогает придать значительность пустяковым желаниям, доказывает важ­ность вкуса, рассыпчатости вычурных продуктов, пред­лагаемых для завтрака, заставляет придавать значение оттенку простыни и, таким образом, создающим его новым моющим средствам. Подобный же смысл придает оно и другим бессмысленным продуктам. Таким образом, убеж­дение помогает скрыть сопутствующую росту производ­ства тенденцию ко все возрастающей необязательности того, что производится. Говоря формально, оно, как пра­вило, распространяет представление о неизменной пре­дельной полезности товаров па неограниченные масштабы все возрастающего объема выпускаемой продукции. Процесс убеждения - реклама и деятельность средств массовой информации - также позволяет непосредствен­но обращаться к общественности в тех случаях, когда ставится задача добиться поддержки или согласия в во­просах государственной политики. Обвинение в том, что какая-то корпорация загрязняет воду или воздух, расхи­щает природные ресурсы или продает продукцию, не от­вечающую требованиям безопасности, почти автоматиче­ски вызывает рекламную кампанию, которая доказывает беспредельную преданность данной фирмы интересам за­щиты окружающей среды, сохранения ресурсов и обеспе­чения безопасности населения. Обычно это рассматрива­ется в качестве эффективной замены более дорогостоящих мер, затрагивающих суть дела. Наконец, убеждение обеспечивает радиовещательным и телевизионным станциям и системам, газетам и журна­лам основной источник дохода. Этим непосредственно не приобретается поддержка целей планирующей системы со стороны радиовещания, газет и журналов, поскольку это было бы неразумным. Газеты и телевидение в силу необходимости должны привлекать людей, которые проти­вятся дисциплине организации, т. е. тех, кого влечет к артистической независимости. Количество людей с подоб­ными склонностями всегда больше, нежели нам это пред­ставляется. Люди всегда признают, что имеют такие стремления, одновременно подозревая остальных в конформизме. Очень многие люди желают, чтобы их счи­тали творцами их собственных суждений, сопротивляются попыткам управлять ими и смотрят на себя как на един­ственных в своем неподчинении. Что касается средств массовой информации, то им коммерчески выгодна опре­деленная степень нонконформизма. Там, где обществен­ные интересы расходятся с интересами техноструктуры и планирующей системы, как это случается все чаще и чаще, люди будут вознаграждать своим покровительством газету или телестанцию, которая ясно выражает общест­венное мнение. Еретическая истина, даже когда она и вы­зывает неудобства, значительно более интересна, чем про­писные истины, служащие интересам планирующей системы. Власть планирующей системы по отношению к сред­ствам массовой информации заключается не в откровен­ном контроле над свободой слова, а в способности данной системы отождествить свои потребности с тем, что пред­ставляется основополагающим и заслуживающим внима­ния в государственной политике. Таким образом, хотя интересное отступление от обычных взглядов без труда сможет найти рупор, потребности планирующей систе­мы - это та норма, к которой в конечном итоге вернется обсуждение. «Люди, облеченные властью, обладают экстра­ординарной способностью убеждать себя, что их желания совпадают с тем, что обществу нужно делать для его (соб­ственного) блага» [R. Vernon, The Multinational Enterprise: Power Versus Soyereignty, Foreign Affairs, vol. 49, № 4, 1971, July, p. 746]. При отсутствии противоположных суждений это именно та норма, к которой автоматически обращаются редакторы, издатели и владельцы радиостан­ций. Более трудным оттого, что потребности технострук­туры в целом являются также и потребностями издателей и владельцев радиостанций как членов корпораций, это не становится. Вторым объективным источником государственной вла­сти является бюрократический симбиоз. Это уже в достаточной мере подчеркивалось. Рыночная система вступает в контакт с правительством через законодательную власть. Эти взаимоотношения, хотя и являются весьма очевидными, устанавливаются с теми органами государ­ственной власти, относительное значение которых умень­шилось. Техноструктура и планирующая система имеют дело с государственной бюрократией. Связь эта значительно менее заметна. К тому же она осуществляется те­мя органами, которые по мере усложнения государствен­ных задач быстро становятся господствующими. Указанная связь в то же время доступна исключитель­но организации. Отдельный человек не может эффективно влиять на организацию; он не может убедить или под­купить Пентагон, когда речь идет о каком-нибудь важном военном контракте, ибо при заданном числе исполните­лей давать и брать взятку должен был бы батальон с каждой стороны. Напротив, организация эффективно уста­навливает отношения с организацией. Различные специ­алисты из частной администрации охотно сотрудничают со своими коллегами в государственном аппарате. И как уже ранее было отмечено, очень редко техноструктура частной корпорации и государственная бюрократия не находят каких-нибудь областей, в которых они не могли бы сотрудничать к обоюдной выгоде. Это верно даже там, где техноструктура и государственная бюрократия номи­нально занимают противоположные позиции. Как давно было подмечено, органы государственного регулирования склонны превращаться в «пленников» тех фирм, деятельность которых они якобы регулируют. Про­исходит это потому, что выигрыш от сотрудничества меж­ду техноструктурой и регулирующими ее деятельность организациями, как правило, перевешивают выгоды от соперничества. Уступчивый регулирующий орган уступа­ет потребностям техноструктуры, последняя же поддер­живает его существование или необходимое увеличение его бюджета или, во всяком случае, не противится ему. Напротив, воинственно настроенный регулирующий орган власти вызывает критический подход общественности к своим нуждам. И поскольку он находится в конфликте с техноструктурой, то будет складываться повсеместное мнение, что он пребывает не в ладах со здравой государ­ственной политикой. Когда этот орган подвергает сомне­нию действия техноструктуры - будь то безопасность или качество ее изделий, правдивость ее рекламы, - он вторгается в естественные прерогативы частного предпринимательства или препятствует распространению тех новшеств, которые образуют основу здравой государ­ственной политики, так как являются целями технострук­туры. Возможно, соглашательство представляет собой лучшую бюрократическую политику, даже если оно ри­скует столкнуться с критикой, поскольку является беспо­лезным. По мере того как исполнительская власть приобретала все большую силу по сравнению с законодательной, по­следняя не оставалась равнодушной к своему собствен­ному упадку. Реакция, которую можно предсказать, - это протест и попытки восстановить утраченную власть. Такое случалось. Но не обязательно это является наибо­лее действенным ответом. Привлекательная альтернатива для многих законодателей заключается в том, чтобы стать союзниками государственной администрации и благодаря этому союзу приобрести какую-то долю ее власти. В этом состояло исключительно успешное решение членов Ко­миссии по делам вооруженных сил и Бюджетной комис­сии палаты представителей. Они приобретают власть & конгрессе, покровительство, контракты на общественные работы и военные заказы для своих избирателей и пре­стиж в обществе в основном за счет своего полного ото­ждествления с интересами военной администрации, над­зор над которой они номинально должны осуществлять. Поступая таким образом, они помогают обеспечить соответствующие законодательные акции в интересах объ­единенных потребностей планирующей системы и госу­дарственной бюрократии. Поскольку утверждение в фор­ме законодательства осуществляется от имени обществен­ности, оно также внушает непосвященным уверенность в совпадении интересов планирующей системы и общества. Последним источником политической власти для планирующей системы является организованная рабочая сила. Антагонизм между трудом и капиталом был острым, когда шла борьба по поводу дележа прибыли. Это в свою очередь отразилось в политических и юридических кон­фликтах. И по причинам, глубоко коренящимся в истори­ческих отношениях, многие люди отождествляют обще­ственные интересы с нуждами профсоюзов - с трудящи­мися массами, а не классами капиталистов. В последнее время, как мы видели, противоречие между трудом и ка­питалом значительно ослаблено способностью технострук­туры разрешать конфликт, уступая требованиям профсо­юзов в вопросах заработной платы и ряде других и покрывая издержки за счет цены. Это в свою очередь делает до некоторой степени возможным определяемое психоло­гическое отождествление наемного рабочего с техноструктурой. Последняя перестает быть непримиримым классо­вым врагом. В то же время положительные цели техноструктуры стали созвучны целям профсоюзов. Высокие темпы роста, которые означают постоянную занятость, большие возможности для сверхурочных работ и, веро­ятно, даже повышение по службе, вознаграждают рабо­чих так же, как и техноструктуру. Соответственно таким же образом вознаграждает тех и других спрос на товары, которые поддерживает указанный рост. Столь же спра­ведливо это и по отношению к правительственным за­казам. В Соединенных Штатах громадные ассигнования на оборону, внешняя политика, оправдывающая такие рас­ходы, разработка за счет субсидий таких технических средств, как сверхзвуковой транспорт, помощь таким вре­менно находящимся в затруднительном положении техноструктурам, как техноструктура компании «Локхид», сни­скали в последние годы энергичную поддержку со сторо­ны профсоюзов. Она была воспринята как ошибка части их руководства - заблуждение пожилых или отсталых людей. Это несправедливо. В действительности указанная поддержка отражает точную оценку экономических ин­тересов непосредственно затронутых рабочих. Отражение этого в законодательстве еще более способствует влиянию техноструктуры на общество. При оценке влияния планирующей системы на обще­ство существует опасность быть слишком придирчивым. Наиболее крупный источник власти планирующей систе­мы субъективен, Техноструктура состоит из управляющих корпораций, юристов, ученых, инженеров, экономистов, контролеров лиц, занимающихся рекламой, и торговых работников. У нее есть союзники и помощники в юриди­ческих фирмах, рекламных агентствах, консультативных фирмах по вопросам управления и бухгалтерских фир­мах, в школах бизнеса и технических колледжах, а также в университетах. B совокупности представляют собой наиболее уважаемых членов общества. Их вообще больше наиболее уважаемых членов общества. Их вообще больше всего в обществе, меркой богатства которого является изобилие. Их мнение по вопросам государственной поли­тики - это мнение, вызывающее благоговейное почтение. И с полной поправкой на уже упоминавшиеся эксцен­трические и зачастую хорошо оплачиваемые ереси он представляет собой ту точку зрения, которая отражает потребности планирующей системы. Бесполезное дело до­казывать, что она будет противоречить общественным ин­тересам, то, что служит техноструктуре: защита незави­симости ее решений, содействие экономическому росту, стабилизация совокупного спроса, подготовка квалифи­цированной рабочей силы, государственные расходы и капиталовложения, которых она требует, и другие состав­ляющие ее успеха - это и есть общественные интересы. Папской непогрешимости хорошую службу сослужило то, что святой отец дал определение греха. Точно также убежденности в том, что государственная политика будет верно служить техноструктуре и планирующей системе,. содействует способность техноструктуры определять об­щественные интересы. В последние годы стало общеприз­нанным существование согласованного и ревностно служащего своим интересам источника государст­венной политики. Называют его "истеблишмент". Как это часто бывает, народное чутье выявило основную , истину. Затронуто нечто, большее, чем способность высказывать­ся о понимании здравой государственной политики. За­тронут также и процесс, посредством которого осущест­вляется отбор людей, призванных определять или осу­ществлять эту политику. В мире организации ее ценности оказывают мощное воздействие на подбор людей на от­ветственные государственные посты. Опять же человека, который высказывает противоположное суждение, кто от­ходит от позиций истеблишмента, выслушивают. Но год­ным для так называемой реальной ответственности его не считают. В этом случае нужен человек, принимающий цели организации с минимумом сомнений, без внутренних конфликтов и даже без заметного раздумья. Планирую­щая система определяет государственную политику в соответствии со своими собственными нуждами. И она же определяет качества тех, кто проводит данную поли­тику. Все вышесказанное ни в коей мере не означает, что власть планирующей системы в определении и проведе­нии политики является полной. По .мере развития ее цели имеют тенденцию все больше и больше расходиться с целями общества. Требуется все более энергичное убежде­ние. Нo иногда и оно кончается неудачей. Так, на протя­жении всех 60-х годов планирующая система и связанная с ней государственная администрация одобряли вьетнам­скую войну так же, как они в течение длительного време­ни одобряли политику сдерживания коммунизма в разви­вающихся странах военными и любыми другими средства­ми. Запродать эту политику обществу, несмотря на все усилия, не удалось. Совсем недавно подобные, хотя и меньшие, разногласия возникли между общественностью и планирующей системой по вопросам внутренней поли­тики, особенно по вопросам окружающей среды, налогов, государственной поддержки таких технических новшеств, как сверхзвуковой транспорт, и даже по поводу строитель­ства автомагистралей. В будущем эти разногласия станут еще шире. Когда установлено, кому принадлежит власть, что еще не значит, что такая власть абсолютна.

(ИТТ) постоянно работает двадцать четыре часа в сутки-в 67 странах на шести конти­нентах... и буквально от дна моря до луны...

Годовой отчет компании ИТТ зa 1968 г. Планирующая система приспосабливает государство к своим нуждам. То, что служит ее защитным и положительным целям, становится здравой государст­венной политикой. Но планирующая система в то же время преступает границы национального государства, чтобы создать международное планирующее сообщество. Это является логичным и во многих отношениях неизбежным развитием деятельности планирующей системы в том виде, как она проявляется в пределах националь­ных границ. В то время как внутригосударственное пла­нирование устраняет неопределенность, свойственную оте­чественной рыночной экономике, международная система сталкивается с той же самой неопределенностью, связан­ной в основном с международной торговлей. Эта система исключительно быстрым образом развилась после второй мировой войны. Понята она может быть лишь как обобщение описанных здесь тенденций. Планирующая система содержит внушительную про­слойку проповедников, которые за скромное вознаграж­дение приглашаются на собрания промышленников для воздействия на потребителей и вкладчиков, участия в конференциях по вопросам торговли, семинарах админи­страторов и других церемоний в корпорациях, где в сво­их выступлениях они соединяют слегка экстравагантную риторику с внешним налетом глубокомыслия. В последнее время излюбленной темой всех таких «деятелей искусст­ва» стал внутренний смысл существования многонацио­нальной корпорации. Они рисуют многонациональную корпорацию - ИБМ, «Дженерал моторc», «Нестле» - как главного нарушителя общего процесса экономического развития, как нечто су­щественно изменившееся и, в зависимости от предпочте­ний оратора и потребностей аудитории, обладающее за­хватывающей дух способностью вершить добро или зна­чительно чаще зло. Стоя по обе стороны международных границ, многонациональная корпорация представляет со­бой угрозу политической независимости. Возможно, она делает национальное государство устаревшим. А посколь­ку большинство таких корпораций являются по своему происхождению американскими, она представляет собой своеобразное проявление американской энергий, предпри­имчивости и силы. По терминологии более квалифициро­ванных ораторов она представляет собой современное лицо американского капиталистического империализма. Поскольку эти рассуждения малообоснованны, то не уди­вительно, что в значительной мере данное определение ошибочно. Действительность не столь драматична, но, возможно, не менее значительна. Международная торговля старого типа, как ее до сих пор со всеми сложностями и мудрствованиями описывает неоклассическая теория, - это система обмена, в которой рынок остается особенно могущественным. Фирма, вовле­ченная в данную торговлю, полностью подчинена объек­тивно установившимся спросу и цене. Поскольку контро­ля фирмы над рынком не существует, неопределен­ность и риск в международной торговле чрезвычайно высоки. Как правило, фирма в одной стране поставляет свою продукцию, обычно через посредников, для продажи в другой стране. Продукция, покидая страну, где ее изго­товили, полностью освобождается от дальнейшего влияния своего создателя. Последний утрачивает какую бы то ни было власть над той ценой, по которой эта продукция продается; он, как полагают, не может влиять на пред­почтения зарубежного потребителя. На цену изделия вли­яет конкуренция и неконтролируемое воздействие внут­реннего производства в той стране, где оно продается, и конкурирующий импорт из других стран. Тарифные изме­нения в стране-импортере и колебания валютных курсов порождают дополнительную неопределенность-и то и другое свойственно внешней торговле. Если фирма поку­пает, а не продает, например закупает важное сырье, классическая теория международной торговли рисует кар­тину точно такой же неопределенности. Изменяющиеся издержки производства предлагаемых товаров, изменения в конкурирующем спросе со стороны других стран, изме­нения в валютных курсах и (иногда) изменения в экс­портных пошлинах представляют собой дополнительные опасности. Таким образом, покупая, фирма также всецело находится во власти рынка. Как мы видели, техноструктура стремится, поскольку это важнейшая составляющая ее защитных целей, поста­вить свои цены и свои основные издержки под контроль и обеспечить спрос и предложение по этим ценам и при таких издержках. Вдобавок у нее есть ряд жизненно важных потребностей, которые должно удовлетворять го­сударство. Все это в совокупности составляет ее планиро­вание. В условиях традиционной системы международной торговли, которая прославляется неоклассической теори­ей, все планирование должно было бы остановиться, так и не переступив границ. Фирмы могут иметь необходи­мую власть внутри страны. Соберись они вести дела за границей, они снова столкнулись бы со всей неопреде­ленностью, связанной с рыночной системой. Но к этому добавились бы и дополнительная неопределенность, свой­ственная исключительно международной торговле. Однако и это еще не все. В дополнение к неопреде­ленности, связанной с закупками и продажами за рубе­жом, импорт из других стран мог бы нанести ущерб контролю или уничтожить его, а также и связанное с ним планирование в данной стране. Этот контроль, относится ли он к автомобилям, электронной аппаратуре, фармацевтическим товарам или к чему угодно, состоит в установлении цен в соответствии с защитными и положитель­ными потребностями всех участников и последующего отказа от ценовой конкуренции, которая повредила бы всем. В соответствии с традиционной теорией импортные това­ры - автомобили из ФРГ или Японии, электротовары из Японии или Голландии, лекарства из ФРГ - продавались бы по ценам, обезличенно определенным рынкам. Пред­ложение диктовалось бы прибылью в стране-поставщике. Отечественные производители вынуждены были бы снизить цены настолько, насколько это было бы необходи­мо, чтобы выдержать конкуренцию. Иногда цены на ука­занные импортируемые товары (поскольку они неконтро­лируемы) снижались бы еще ниже с целью избавиться от достаточно больших запасов. Тем самым равновесие цен, характеризующее внутреннюю олигополию, стало бы полностью невозможным. Для сохранения контроля фир­мам пришлось бы обратиться к применению тарифов и квот, чтобы оградить себя от международной конкурен­ции. Это привело бы к аналогичным мерам со стороны других стран. Производство оказалось бы привязано к на­циональным рынкам. Там, где указанные ответные дей­ствия ограничили бы отечественные фирмы сравнительно небольшим внутренним рынком, как это произошло бы в Бельгии, Голландии или даже Англии и Франции, рост - основная положительная цель фирмы - был бы ограничен очень жесткими рамками. Теперь очевидна функция многонациональной корпо­рации. Она позволяет техноструктуре просто-напросто приспособиться к специфическим неопределенностям меж­дународной торговли. Она преодолевает границы рынка в международном масштабе таким же образом, как это происходит в наци­ональном масштабе. Она распространяет на мир много­численных национальных государств то, что она сначала осуществляет в рамках любого из них. Она уменьшает до предела необходимость в тарифах, квотах и эмбарго, направленных на то, чтобы снизить неопределенность национальных рынков. И вряд ли стоит говорить о том, что многонациональная корпорация не является исключитель­но американской. Она представляет собой обычное при­способление любых форм несоциалистического планиро­вания вне зависимости от страны происхождения к спе­цифическим проблемам международной торговли. Воспроизводя себя в других странах, техноструктура, в сущности, движется в эти страны вслед за своей про­дукцией. Действуя таким образом, она достигает того же самого взаимопонимания в области цен с другими участ­никами рынка в чужой стране, каким она обладает и у себя дома. Аналогичное проникновение иностранных фирм на территорию ее страны устраняет опасность кон­курентного сбивания цен и позволяет осуществлять и здесь тот же самый контроль. «Дженерал моторс», дей­ствуя через компанию «Опель» в ФРГ, становится чле­ном общего олигополистического соглашения, которое исключает ценовую конкуренцию в ФРГ. Компании «Фольксваген» и «Мерседес-Бенц» при осуществлении продаж в Соединенных Штатах точно также подчиня­ются соглашению, которое ставит разрушительную ценовую конкуренцию в Соединенных Штатах вне закона. Аналогично, проникая вслед за своей продукцией в ФРГ, «Дженерал моторс» может посредством убеждения воздействовать на немецкого потребителя. Может она и навязывать свои потребности западногерманскому прави­тельству. Это, как мы уже не раз убеждались, необходимо. Компания «Фольксваген», проникая вслед за своей про­дукцией в Соединенные Штаты, получает возможность влиять на реакцию американских потребителей. Она мо­жет добиться защиты и удовлетворения своих нужд в Вашингтоне. Все это было бы невозможно, если бы изделия продавались через посредников в точном со­ответствии с канонами классической международной торговли. Наконец, интернационализация деятельности предохраняет фирму от получения другими странами связанных для нее с убытками преимуществ в области издержек. Данное обстоятельство имеет большое, постоянно возра­стающее, значение особенно для Соединенных Штатов. В пределах Соединенных Штатов нет большой опасности, что кто-либо из производителей автомобилей, телевизоров, транзисторов, магнитофонов, пишущих машинок или других подобных изделий получит преимущество в за­тратах перед своими конкурентами в той же отрасли. Профсоюзы, как правило, охватывают всю отрасль в целом; производительность рабочих и доступ к капиталу, технике, квалифицированной рабочей силе и материалам если и не одинаковы для всех фирм, то имеющиеся разли­чия де носят постоянного и непреодолимого характера. Однако, если говорить о различиях между странами, то этого предполагать нельзя. По сравнению с Соединенными Штатами издержки на рабочую силу в Японии или ФРГ могут быть в течение долгого времени ниже, производи­тельность труда - постоянно выше, капитальные затра­ты - ниже, могут существовать и постоянные различия в издержках других необходимых для производства со­ставляющих. В результате издержки производства запад­ногерманских или японских продуктов могут все время быть значительно ниже, чем у соответствующих им амери­канских изделий. Если вышеупомянутые отличия существуют и если в пределах международной планирующей системы снижа­ется роль тарифов, тогда опасность для чисто националь­ной корпорации очевидна. Олигополистическое соглаше­ние, по которому устанавливаются цены, хорошо служит всем фирмам, у которых функции издержек одинаковы. Но иностранная фирма, чьи издержки в течение длитель­ного периода существенно меньше, могла бы с успехом добиться значительно более низких цен, нежели те, кото­рые выгодны с точки зрения отечественной корпорации. Упоминавшуюся выше опасность также усиливают и про­исходящие все чаще и чаще колебания валютных курсов. Таким образом, создается опасность как для защитных, так и положительных целей корпорации. С развитием транснациональных операций такая опа­сность исчезает. Международная корпорация может про­изводить или организовать производство там, где издерж­ки наименьшие. В последние годы данной возможностью пользовались весьма широко и все в возрастающей мере. Особенно это относится к корпорациям, возникшим на американской основе. Все основные американские произ­водители автомобилей собирают их в ФРГ, Англии, Кана­де или Японии. Производство узлов и деталей для выпу­скаемых в Соединенных Штатах моделей обычно пору­чается тому заводу за границей, где самые низкие затраты. Кроме того, очень широкий ассортимент других изделий, особенно электронное и прочее техническое обо­рудование, производится по американским спецификациям под американской маркой в Японии, на Тайване и в Гон­конге. Таким образом опасность со стороны иностранного производства с более низкими затратами эффективно устраняется путем превращения в такого иностранного производителя с наименьшими издержками или его использования. Таким образом, планирующая система перешагивает через национальные границы и становится транснацио­нальной. «Многонациональные корпорации представляют собой замену рынка как метода организации международного обмена. [Они являются]... «островами сознательной силы в океане стихийного сотрудничества» [S. Нуmег, The Efficiency (Contradictions) of Multinational Corporations, The American Economic Review, Papers and Procee­dings, vol. 60, № 2, 1970, May, p. 441. Второе определение заимство­вано из значительно более раннего исследования Д. X. Робертсона, опубликованного в 30-е годы. Мы могли бы заметить, что с тех пор острова превратились в материки. ]. То, что многонациональные корпорации стремительно росли последние двадцать пять лет, не удивительно. Когда нами постигнута природа планирующей системы, мы ви­дим, насколько естественно соответствуют они ее целям в международных операциях. Многонациональная корпорация не только оказывает­ся способной удовлетворить возникшие потребности, но и делает это способом в высшей степени благоприятным для наиболее развитой техноструктуры. Международную торговлю в ее классическом виде может вести любая фир­ма, крупная или мелкая; нужно лишь найти покупателя или практически посредника, который берет это на себя. Для наднациональных операций требуется организация: чем крупнее фирма, тем такие операции все более и более для нее доступны. Крупная фирма имеет или может полу­чить финансовые средства для того, чтобы начать опера­ции или приобрести фирмы в других странах. К тому же она имеет или может привлечь управляющих, ученых, инженеров и других специалистов для воссоздания своего подразделения за рубежом. Чем крупнее фирма, тем значитель­ное преимущество. У ИБМ есть финансовые, людские и технические ресурсы, чтобы воссоздать ее в других странах. Ни одна иностранная фирма не обладает средствами, чтобы, конкурируя с ИБМ в ее областях, совершить нечто подобное в Соединенных Штатах. Внутригосударственное развитие, как мы видели, благоприятствует высокоразвитой техноструктуре. Рост в международных масштабах благоприятствует ей еще сильнее. Именно этим объясняется преобладание американских корпораций в межнациональных операциях. Происходит это не потому, что они американские. Там, где иностран­ные фирмы создали крупные и мощные техноструктуры, как, например, «Филлипс», «Шелл», «Юнилевер», «Нестле», «Фольксваген», - они используют межнациональные операции столь же энергично, как и любая американская фирма [Японцы несколько неохотно воспринимают логику наднациональной корпорации. Это, если встать на их место, не так уж глупо. Как самая молодая и стремительно растущая индустриаль­ная нация, они нуждались в свободе, чтобы проложить себе путь на внешние рынки. А как высокоэффективный производитель, они обладали меньшей потребностью, нежели остальные, в том, чтобы приводить иностранные фирмы в олигополистическое равновесие, которое сдерживает ценовую конкуренцию на японском внутрен­нем рынке.]. Но Соединенные Штаты в силу своего более вы­сокого уровня развития обладают самой передовой плани­рующей системой. Соответственно они имеют значительно больше корпораций, которые готовы для межнациональ­ных операций, нежели любая другая страна. То, что было названо американским вызовом, на деле не является американским; это вызов современной планирующей системы. В Соединенных Штатах эта система благодаря разме­рам страны, отсутствию феодальных пережитков в правовой системе, наличию естественных ресурсов и многому другому достигла своего наивысшего развития. Однако недавняя экспансия американских фирм в межнациональных операциях объясняется также и дру­гим, причем прямо противоположным обстоятельством. Как уже отмечалось, развитие современной экономической системы чрезвычайно неравномерно. Это особенно харак­терно для Соединенных Штатов, где развивались преиму­щественно военные отрасли. Такое развитие привело к высокой концентрации в указанных отраслях капитала и технически одаренных людей. Оно к тому же способство­вало повышению общего уровня заработной платы, так как в данной сфере издержки особенно легко можно было переложить на общество. В прошлом Соединенные Штаты имели более высокий уровень заработной платы, неже­ли другие страны, но лучшую технику и капитальное обо­рудование. Впоследствии американские гражданские отра­сли, которые ранее играли видную роль в экспорте и на внутреннем рынке, оказались в невыгодном положении в отношении как качества самого капитала, так и уровня заработной платы по сравнению с ФРГ и Японией, где военное развитие шло значительно более медленно. Аме­риканские корпорации отреагировали в соответствии с на­шим предыдущим анализом, они широко развернули более дешевое производство за рубежом. Это позволило им вос­становить свои позиции не только на внешних рынках, но и в самих Соединенных Штатах. Преобладание американских корпораций в межнациональных операциях пред­ставляет собой проявление как высокого уровня разви­тия американской экономики, так и определенной сла­бости, которая связана со специфической формой этого развития. Как уже отмечалось в гл. XIII, в планирующей си­стеме корпорация, преследуя защитные цели технострук­туры, стремится овладеть своими источниками основного сырья. Это приводит ее в менее развитые страны. И она находит там рынки, хотя и весьма ограниченные, если дело касается таких товаров, как бензин, транзисторы и аспирин. Поскольку первоначальный уровень низок, тем­пы роста производства здесь несколько выше, чем в Се­верной Америке и Европе. Однако транснациональная си­стема - это прежде всего система отношений между раз­витыми странами. Именно здесь находятся крупнейшие рынки; соответственно именно здесь необходимо устано­вить защитное равновесие планирующей системы. Соот­ветственно именно в развитых странах - Канаде и стра­нах Европы - задаются настоятельные вопросы, каса­ющиеся культурного влияния американской многонаци­ональной корпорации и его политических последствий для национальной независимости. Эти вопросы в значительной мере истолковываются неверно. Страх перед империализмом в области культуры приводит к тому, что культурное воздействие американской корпорации путают с общим воздействием корпорации. Мы видели, что планирующая система, стремясь к дости­жению собственных целей, оказывает глубокое воздей­ствие на население той страны, в которой она совершает свои операции. Она ведет мощную пропаганду своих из­делий. Тем самым она формирует взгляды на товары во­обще и делает их смыслом жизни. Оса навязывает свой -образ мыслей всем, кто связан с ее организациями. Ее цели и ценности становятся целями и ценностями обще­ства и государства. Но данное культурное влияние не является специфически американским. Оно представляется таковым лишь потому, что огромное число многонаци­ональных корпораций возникло именно в Соединенных Штатах. Как легко убедиться, культурное влияние столь же мощных техноструктур, возникших в других странах, ничем не отличается от американского. Если бы штаб-квартиры наибольшего числа многонациональных корпо­раций находились в Бельгии или ФРГ, то те ценности, образ мыслей и влияние на государство, которые в настоящее время ассоциируются с американскими корпо­рациями, ассоциировались бы с бельгийскими или запад­ногерманскими корпорациями. Почтенные и хорошо опла­чиваемые ученые мужи распространялись бы о бельгий­ском или западногерманском культурном империализме, Хотя канадцы и французы немало раздумывают над этим вопросом, тем не менее никогда не было доказано, что канадец, в каком бы качестве он ни работал в Канаде в «Дженерал моторc», подвергается влияниям, отличным в культурном отношении от тех, с которыми сталкивается человек, работающий в компаниях «Мэсси фергюсон» или «Интернэшнл никель». Француз, который нанят компа­нией «Симка» и, таким образом, «Крайслером» во Франции, ие менее француз чем тот, кого нанимает фирма «Рено». Наиболее заметной чертой современной корпорации, а следовательно, и планирующей системы является однооб­разие ее культурного воздействия вне зависимости от на­ционального происхождения. Ее отели, автомобили, станции обслуживания, авиалинии столь схожи не потому, что они американские, а потому, что они продукты гигантских организаций. Те, кто противостоят американ­ской многонациональной корпорации, противостоят в дей­ствительности культурной мощи планирующей системы, каким бы ни было ее национальное отличие. Теперь также проясняется и отношение многонациональной. фирмы к суверенитету национальных правительств. Многонациональная фирма приводит к его суще­ственному ослаблению. Однако не в силу ее наднациональ­ного характера, а потому, что ослабление этой верховной власти - приспособление государства к целям и нуждам техноструктуры корпораций - представляет собой самую суть деятельности планирующей системы. Иностранная фирма проникает в страну и ослабляет верховную власть государства. Отечественные фирмы, аналогичных разме­ров и имеющие такую же организацию, поступают точно также. Иностранная фирма сильнее бросается в глаза. Соответственно более заметно и ее посягательство на вер­ховную власть государства. Когда французское правитель­ство помогает компании «Форд» разместиться во Фран­ции, любой француз обязательно обратит на это внимание. Когда правительство подобным же образом от­кликается на нужды «Рено» или «Ситроен», никому нет до этого дела. Сомневаться в этом не приходится никому, кто сталкивается с действительностью. Многонациональ­ная фирма посягает на верховную власть государства н6 потому, что она иностранная, а потому, что такова тен­денция планирующей системы. Современное государство - мы позволим себе еще раз повториться - это не исполнительный комитет буржуазии, скорее, это исполнительный комитет техноструктуры. Хотя этот момент и не особенно важен, но зачастую межнациональная фирма будет более сдержанна в своих отношениях с правительствами, более скрупулезна в соб­людении закона, более осторожна в своем убеждении об­щественности, нежели отечественная фирма. Пресса, по­литические деятели и народ любой страны, как правило, предпочтут накинуться на иностранного злодея, а не на. своего домашнего. Учитывая это обстоятельство, много­национальная фирма будет особенно тактична, оказывая воздействие иа иностранное правительство. Там, где, как, например, в Италии, на которую мы ссылаемся лишь для наглядности, уклонение от уплаты налогов, взяточни­чество и подкуп государственных служащих являются частью повседневной жизни, фирма будет, как правило, стремиться обзавестись подконтрольной компанией, чье национальное происхождение ни у кого не будет вызы­вать сомнений. Та в свою очередь будет брать на себя вето, ответственность за необходимые или общепринятые мероприятия сомнительного характера, в которых она до­стигает совершенства. В доводах политического характера, приводимых про­тив многонациональной фирмы, обычно подчеркивается, что ее политика в области заработной платы и цен опре­деляется в ее собственной стране. Вследствие этого ра­бочие и потребители подчинены внешней власти, доступа к которой у них нет и влиять на которую они не в состоянии. Как будет видно, это также создает превратное представление о действительном положении вещей. Многонациональная фирма проникает в страну, чтобы участ­вовать в процессе установления заработной платы и цен именно этой страны, т. е. чтобы обеспечить возможность защиты против преимуществ, которыми обладают отече­ственные производители в области заработной платы или участвовать в создании равновесия цен, которое предо­храняет ее от разрушительной ценовой конкуренции. За­щитные и положительные цели данной фирмы совпадают с целями других фирм данной страны. Поэтому она не осуществляет независимого контроля ни в отношении за­работной платы, ни в отношении цен. Именно предупреж­дение такого независимого контроля, который наносит ущерб общим защитным целям, и есть основная задача проникновения многонациональной корпорации. После второй мировой войны наметился заметный от­ход от того, что некогда называлось экономическим наци­онализмом. Наиболее яркими проявлениями этого было заключение Общего соглашения о торговле и тарифах, создание европейского Общего рынка, Европейской ас­социации свободной торговли, стремление торгующих ме­жду собой стран снизить тарифы, ограничить использо­вание квот и, как надеялись, запретить конкурентное обесценение валют. Эти явления приписывались все бо­лее широкому распространению экономических знаний в передовых в промышленном отношении странах. Факти­чески же они отражали потребности планирующих си­стем стран-участников - обстоятельство, которое не вы­зывает более никакого удивления. На начальном этапе международной торговли тарифы и другие ограничения предохраняли рыночную систему одной страны от преимуществ, относительных или абсолютных, которыми об­ладали другие страны. Каких-либо других мер не прини­малось. Никто не контролировал предложение товаров из-за границы или цену, по которой они продавались. Таможенный тариф был единственной гарантией того, что указанное предложение не оказывало разрушительного или просто нежелательного воздействия на цену внут­реннего рынка. С развитием межнациональной системы проникающая в страну иностранная фирма не снижает цены. Это уничтожило бы защитное олигополистическое равновесие, к которому данная фирма присоединяется. Если ее издержки производства значительно ниже издер­жек на том рынке, куда она вторгается, то у фирм, в чью среду она проникает, есть противоядие. Они могут осуществлять производство в стране вторгшейся фирмы или принять меры по его налаживанию. При таких об­стоятельствах тарифы уже не нужны. Они могли бы стать помехой, затрагивая те мероприятия, которые сами фир­мы могут осуществить с большим успехом. Если бы межнациональной системе понадобились какие-нибудь тарифы, то мы можем быть совершенно уверены, что эко­номическое учение, которое приводило бы к их сниже­нию, не нашло бы распространения. Межнациональная система и ее потребности представ­ляют собой ключ к пониманию экономической политики, осуществляемой в отношениях между развитыми страна­ми, и позволяют объяснить недовольство слаборазвитых стран, поскольку межнациональная система придает ме­ждународный характер той тенденции к неравномерному развитию и к неравенству в доходах, которая имеет место внутри каждой страны в отношениях между планирую­щей и рыночной системами. С возникновением межнациональной системы капитал, техника неквалифицированная рабочая сила подчиняются власти единой организации. Эта власть не при­знаёт национальных границ. Не признает границ и спо­собность убеждать потребителей и общественность и заручаться поддержкой государства. Рыночной системе такие космические силы не доступны. Многонациональ­ные корпорации характерны для развитых стран, слабо­развитые страны продолжают соответствовать рыночной модели. Таким образом, межнациональная система усиливает неравномерность в развитии между развитыми в настоящее время странами и всем остальным миром. Аналогично и ее влияние на распределение доходов. Планирующая система, как мы видели, продает и покупа­ет по тем ценам, которые она сама контролирует. В преде­лах развитых стран межнациональная система делает эту власть международной. Менее крупные фирмы развива­ющихся стран по-прежнему подчинены рынку - или ры­ночной власти межнациональной системы. И то и другое находится вне области их контроля. Эксплуатация и само­эксплуатация, связанные с ограничениями на миграцию рабочих за границу, приводят к тому, что возникшие раз­личия в доходе будут сохраняться и увеличиваться. Таким образом, межнациональная система делает тенденцию к неравенству между планирующей и рыночной системами международной. Таков, если настаивать на терминологии, истинный облик современного империализма.

Холодная война увеличивает потребность в товарах, помогает поддерживать высокий уро­вень занятости, ускоряет технический прогресс и, таким образом, позволяет стране повышать жизненный уровень... У нас есть основания благодарить русских за то, что они помогают капитализму в Соединенных Штатах существо­вать лучше, чем когда-либо.

Самнер Слитчер, 1919 Сейчас мы приступили к рассмотре­нию структурных и функциональных особенностей двух систем. Планирующая система строго контролирует ее окружение; рыночная система приспосабливается к воздействию тех сил, которые она контролировать не может. Соответственно это отражается на процессе развития и доходах: в одном случае они огромны, в другом - намного меньше. Следует отметить, что разницу в развитии можно выявить, если рассматривать ее с точки зрения покупате­ля и общественных нужд. Что касается планирующей системы, то общественные нужды не только в значительной степени удовлетворяются, но и создаются. Если говорить о рыночной системе, то эти нужды удовлетворяются значительно хуже. Мы, наконец, пришли к заключительному выводу о различиях между двумя системами. Сама по себе рыноч­ная система, представляющая собой классическую комби­нацию конкурирующих фирм и небольших монополий, довольно стабильна. Снижение объема выпуска продук­ции и занятости или повышение цен имеет место, но оно самоограничено, а часто и саморегулируемо. Планирую­щая система при отсутствии государственного регулиро­вания, как правило, нестабильна. Она подвержена спадам или депрессиям, которые не самоограничиваются, но могут приобрести кумулятивный характер. Она подвергается воздействию инфляции, которая носит хронический характер и не поддается саморегулированию. Последствия спадов и инфляции в планирующей системе оказыва­ют затем отрицательное воздействие на рыночную систе­му. Последняя страдает от спадов больше, чем плани­рующая система, в недрах которой зарождается спад. Вначале мы подробнее рассмотрим спады, а затем инфляцию. Как правило, причиной спадов в мирное время является недостаточность эффективного спроса, т. е. эффективного использования покупательной способности. Другими словами, учитывая наличие рабочей силы и производст­венных мощностей, имеется возможность произвести больше товаров и услуг по сравнению с существующим на них спросом. Планирующей системе присуще такое несо­ответствие. Производство обеспечивает доход, на который можно приобрести произведенные товары и услуги, причем при каждой продаже у кого-то появляются средства, ко­торые (если они истрачены) дают возможность другому приобрести эквивалентную сумму товаров. Такое распоря­жение доходами, т. е. доходами, пошедшими па покупку товаров или на дальнейшее производство, не вызывает никаких проблем. Именно в случае, если доходы идут иа сбережения, возникает опасность появления противо­речий. Эти доходы должны быть инвестированы и, таким образом, истрачены (или компенсированы затратами кого-либо еще). В противном случае покупательная способ­ность будет снижаться. Товары будут оставаться па пол­ках, объем заказов уменьшится, объем производства упа­дет, безработица увеличится [Это очень простая модель. Нет глубокой оценки и разбора, во именно такова тем но менее основная идея современных дис­куссий о политике стабилизации.]. В результате произойдет спад. В рыночной системе опасность такого понижения спро­са ограниченна. Фирм в рыночной системе бесчисленное множество, и они невелики, доход распределяется весьма широко и в небольших объемах. Необходимость произве­дения затрат за счет этих доходов велика, так как их получатели вынуждены покрывать расходы на потребление и производство. Если эти расходы идут на .накопление, то н в этом случае они скоро будут выданы кому-то в виде ссуды. Если этот доход очень велик, то он будет предо­ставлен в распоряжение других фирм, но под такие про­центы и на таких условиях, что заставит нуждающуюся фирму, входящую в рыночную систему, истратить его как можно быстрее. Более того, если предпринимаются усилия к увеличе­нию накоплений, которые следует компенсировать увели­чением других затрат или вложений, и эти накопления понизят общий спрос, то у рыночной системы есть опре­деленный механизм, который поможет уменьшить отри­цательный эффект такого понижения. Цены падают, но работающий на себя предприниматель, несмотря на то, что его доходы и понизятся, не станет от этого безработ­ным. Не станут безработными и члены его семьи. Не станут безработными в большинстве случаев и наемные рабочие. Просто зарплата у них понизится. В то же время уменьшение дохода заставит предпринимателя выделять меньшие суммы на сбережения и таким образом заставит его большую часть полученного дохода превращать в за­траты. Более низкие цены на товары и услуги привлекут покупателей, увеличится количество покупок, производи­мых теми покупателями, которые имеют постоянный до­ход или живут на сбережения, произведенные ранее. Та­ким образом, равновесие, при котором спрос покрывает предложение, может быть восстановлено при понижении цен. Объем производства не снизится, безработица не уве­личится. Правда, ни одно из этих предположений не может быть идеальным в реальной жизни. Цены и зарплата при рыночной системе более стабильны, чем предполагалось здесь. Объем производства может уменьшится, безработи­ца может увеличиться. Но при рыночной системе объем сбережений невелик, они, как правило, существуют у большого количества предпринимателей и в небольших объемах и чаще всего предназначены для производства затрат. Мелкий предприниматель уменьшит свой доход и сохранит свое дело. Когда это произойдет, сбережения его уменьшатся. В целом при рыночной системе существует тенденция к стабильности. В планирующей системе обстоятельства складываются совершенно иным образом: факторы, которые порождают неуверенность в том, что сбережения будут превращаться в затраты, оказывают весьма большое влияние, корректи­рующий механизм отсутствует. Рост объема сбережений в крупных корпорациях, как мы уже говорили, происходит главным образом за счет накопления доходов. В 1972 г. они (неистраченные ком­мерческие доходы) составили 124 млрд. долл. по сравне­нию с 55 млрд. долл. личных сбережений [См. «Economic Report of the President», 1973. (Цифры, вероятно, занижены.)]. Подавляющая часть этих 124 млрд. долл. сбережений приходилась на долю крупных корпораций, из которых состоит планиру­ющая система. Эти сбережения уже не превратятся в по­купательские расходы. В планирующих системах сущест­вует правило, по которому выбор между сбережением для вложений и расходами на потребление не должен произ­водиться отдельными людьми, так как в противном случае слишком много будет тратиться и слишком мало останет­ся для вложений. В планирующей системе как решения об объеме сбережений, так и о вложениях принимаются сравнительно небольшим числом крупных корпораций. Решается вопрос об очень крупных суммах и нет какого-то механизма, ко­торый обесценивал бы соответствие плановых решений, касающихся как сбережений, так и вложений. Ни один даже самый ярый защитник неоклассической системы не может утверждать, что рынок продолжает оказывать свое саморегулирующее влияние, т. е. что норма процента сни­жается, а это необходимо для того, чтобы не поощрять из­лишних накоплений и чтобы способствовать увеличению вложений, которые будут находиться в определенном со­ответствии друг с другом. Поэтому стремление к сбере­жениям легко может превосходить стремление к осущест­влению инвестиций, в результате чего будет ощущаться недостаток спроса. Недостаток спроса влечет за собой сни­жение объема производства и недогрузку предприятий. Это приводит к еще большему сокращению вложений, что в свою очередь еще больше снижает спрос. Этот процесс будет продолжаться до тех пор, пока понижающийся до­ход оказывает более чем компенсирующее влияние на сбе­режения. В дополнение к сказанному в планирующей системе в отличие от рыночной доходы попадают в руки отдельных лиц в огромных, несоразмерных объемах. Этот громадный доход лучше защищен от его траты на потребление, чем скромные доходы, получаемые в рыночной системе. В результате увеличивается общий объем доходов и встает вопрос о выборе между производством затрат и сбереже­ний и, таким образом, между предельными расходами и полным отсутствием расходов. Затраты на товары в планирующей системе являются следствием прежде всего убеждения. Как бы эффективно ни было это убеждение, конечное потребление менее на­дежно, чем потребление, основанное на индивидуальном желании покупателя, диктуемом потребностью в пище, жилье, лекарствах и одежде. Когда в условиях плани­рующей системы падает доход, людям значительно проще сократить потребление, чем в условиях рыночной системы. И наконец, в планирующей системе механизм об­ратной связи, который помогает стабилизировать рыноч­ную систему и сдерживает тенденцию, при которой пони­жение спроса приобретает кумулятивный эффект, - этот механизм бездействует. Цены, которые могут контролиро­ваться фирмами, не падают. Заработная плата, которая находится под контролем профессиональных союзов, не может быть понижена. Следовательно, когда падает спрос, его нельзя поддерживать на определенном уровне путем снижения цен. Не предвидится также, что эффект от снижения заработной платы компенсируется за счет увеличения занятости. Снижение спроса оказывает непосредственное влияние на объем производства и занятость. Отсутствие стабильности, которое присуще плани­рующей системе, оказывает отрицательное влияние как на защитные, так и на иные цели техноструктуры. Оно оказывает крайне отрицательное воздействие и на рыночную систему. Когда спрос в планирующей системе па­дает, спрос на товары и услуги рыночной системы снижа­ется. Ввиду отсутствия, защитных мер цены, доходы пред­принимателей и заработная плата падают. Тяжелее всего это отражается на мелких предпринимателях и фермерах. В то время как. рыночная система в какой-то степени может варьировать спрос, в силу присущих ей особен­ностей она почти бессильна против отрицательных явле­ний, возникающих в планирующей системе. Признание того факта, что современной экономике присущи резкие понижательные тенденции и что она не обладает способностью их самоограничения или самоконтроля, относится к 30-м годам. Речь идет о кейнсианской революции. Об этом достаточно сказать несколько слов. Как первоначально и предвиделось, правительство должно было увеличить гражданские расходы на общественные нужды, не покрываемые налогами, для того чтобы ликвидировать недостаток совокупного спроса. Но после второй мировой войны подобная революция была сведена на нет планирующей системой. Правительственная политика полностью отвечала потребностям планирующей системы. Общественные расходы были установлены на постоянном высоком уровне и шли в основном на военные и другие технические цели или на военное или промышленное развитие. Эти расходы обеспечили прямую поддержку планирующей системе, они почти не подвергались критике со стороны конгресса или какого-либо иного органа, ибо служили высшим интересам национальной безопасности или другим национальным интересам. Путем регулирования доходов была достигнута относительная стабильность. Регулировались личные и корпоративные доходы, которые росли и снижались непропорционально - в зависимости от повышения и понижения спроса и которые подвергались, в случае необходимости, определенным изменениям. Как такой ход событий помогал удовлетворению нужд планирующей системы, мы еще увидим. Нестабильность зародилась в недрах планирующей системы. Но наиболее болезненно она отразилась на ценах и доходах рыночной системы и особенно на рабочих. Именно они оказали широкую политическую поддержку мерам по исправлению по­ложения. Такие меры сослужили хорошую службу целям защиты и самоутверждения техноструктуры, причем до­стижение этих целей подвергалось угрозе вследствие по­нижательной тенденции в развитии экономики, или, дру­гими словами, спада. Защитные меры, которые осущест­влялись за счет государственных расходов, выражались в приобретении необходимой продукции, помощи в разра­ботке новых видов технологии или стимулировании (как в случае с шоссейными дорогами) увеличения объема продаж планирующей системы. Эти расходы, особенно расходы на вооружение, стали затем связывать не с экономической политикой, а со священным делом нацио­нальной безопасности. Весьма небольшая часть только что описанных изме­нений была официально отражена в неоклассическом или неокейнсианском анализе или учении. Понижатель­ную тенденцию в развитии экономики почти не связывали с появлением гигантских корпораций. Кейнсианскую эко­номическую теорию считали открытием, но никак не сред­ством для каких-либо изменений. И никто не заметил ро­ли планирующей системы в приспособлении этой теории своим нуждам. Три основных положения кейнсианской и неоклассической теории способствовали искажению ре­альности. Кратко остановимся на них. Во-первых, за непреложную систему было принято, что предотвращение безработицы наряду с удовлетворительными темпами роста экономики настолько важно, что вопросы руководства и доходов отходят на второй план. Если безработица превышает определенный уровень, экономика приходит в упадок. Если безработица на среднем уровне, никто не спрашивает, как этого добились. С без­работицей дело обстоит как с коронарным тромбофлеби­том: каждый думает только о действенности лечения. Во-вторых, в теории, несомненно, являвшейся наиболее непосредственным проявлением социальной обусловленно­сти экономических учений, считалось неуместным, веро­ятно, несерьезным и, конечно, ненаучным мнение, что вопрос о военных расходах функционально является частью экономической теории; Так могли бы сказать радикалы. Некоторые могли позволить себе поверить этому. Но солидный ученый в своих лекциях отвергал такую возможность. «Неправильно думать, что (правительственные) расходы на реактивные бомбардировщики, межкон­тинентальные ракеты и ракеты для доставки объектов на Лупу оказывают большую поддержку экономике, чем дру­гие виды расходов (например, расходы на охрану окру­жающей среды, на борьбу с бедностью и на решение проблем городов)... Потенциальные и реальные темпы ро­ста американской экономики, которые нисколько не зави­сят от военных приготовлений, стали бы намного выше с окончанием холодной войны» [Р. A. Sаmuе1sоn, Economics, 8th od., New York, McGraw-Hill, 1970. Выделено в оригинале.]. И наконец, существовало, повторяю, условие, которое отделяло микроэкономику от макроэкономики. Понятие микроэкономики позволяло совершенно спокойно рассмат­ривать фирму как полностью подчиненную рынку. Не су­ществовало никакой возможности (за некоторым исклю­чением) воздействовать на государство или направлять его действия. Другие исследователи в своих курсах лек­ций рассматривали результат воздействия государствен­ных расходов и налоговой политики (а также финансо­вой политики) па экономику в целом. Но они не ставила своей задачей рассмотрение влияния корпораций на госу­дарственные расходы. Таким образом, приспособление по­литики на уровне макроэкономики к нуждам планирую­щей системы было (и остается) надежно скрыто от серьезного экономического исследования [Однако необходимы некоторые уточнения. В своей кн. «The Three Worlds of Economics», New Haven, Yale University Press, 1971, проф. Л. Г. Рейнольдс доказывал, что деление проблем на макроэкономические и микроэкономические делается в действи­тельности только для того, чтобы скрыть реальное положение вещей. «Большинство вопросов, затронутых в публикациях, вышед­ших при жизни нашего поколения (бедность и распределение до­хода, сложности, возникающие в связи с урбанизацией, равные возможности в получении образования и трудоустройстве, избы­ток населения, охрана окружающей среды, недостатки рыночной экономики),-это микропроблемы. Анализ коллективного приня­тия решений требует объяснения микропричин либо норматив­ного характера (анализ затрат-доходов), либо объяснительного характера (модели населения и законодателей). Те, кто настаи­вает на том, что макроэкономике следует придавать первостепен­ное значение начиная с вводных курсов и в течение всего обуче­ния в высшей школе, проявляют сомнительную мудрость, на­столько же устаревшую, как и у их предшественников 20-х годов» (стр. 310).]. С развитием планирующей системы в экономике стали систематически проявляться нарушения, вызывающие па-рушения - спады. Те же особенности развития сделали ее подверженной угрозе инфляции. Признать наличие ин­фляционной тенденции было намного сложнее, чем пони­жательной. Частично это происходило благодаря тому, что как сама тенденция, так и меры борьбы с ней были трудносовместимы с неоклассической ортодоксальностью. Эти вопросы мы сейчас и рассмотрим.

Рыночная система может нести потери от инфляции, связанные с длительным процессом повышения цен. Но такую инфляцию нельзя считать органически присущей данной системе, с ней сравнительно просто бороться. Частный предприниматель в рыночной системе дей­ствует, руководствуясь уровнем цеп, который он не может контролировать. Если спрос достаточно высок, это приве­дет к повышению его цен. Источником такого спроса в реальной ситуации будет либо представление кредитов банками (или другими кредитными организациями) сверх того, что сберегается, либо правительственные расходы сверх того, что взимается в виде налогов. Регулируется и то и другое: центральный банк может ограничить кре­дит, правительство может увеличить налоги или ограни­чить расходы, или осуществить оба мероприятия. Если эти мероприятия проводить достаточно твердо, понижен­ный спрос приостановит рост цеп. Производитель в дан­ном случае бессилен что-либо сделать. Цены будут ста­бильными или понизятся. Профсоюзы могут способствовать тому, что положение станет еще более сложным. Однако в большинстве пред­приятий рыночной системы их не существует. Работа выполняется предпринимателем, работающим на себя, или несколькими неорганизованными работниками. Там, где существуют профсоюзы, предприниматели не могут контро­лировать цены. Если спрос ограничен и цепы как следствие этого падают, предприниматели будут противиться требованию профсоюзов о повышении заработной платы. В некоторых отраслях промышленности входящих в рыночную систему, в частности в швейной и строительной, огромное количество мелких предпринимателей име­ет дело с несколькими сильными профсоюзами. В этом случае повышение заработной платы приводит к повыше­нию цен. Повышение заработной платы в масштабах от­расли или в данном районе заставляет предпринимателей соглашаться на повышение цен. Таким образом, проф­союзы обладают способностью влиять на установление цен, предприниматели же ее не имеют. Но даже в этом случае многое будет зависеть от того, находятся ли проф­союзы под давлением в результате увеличения стоимости жизни или на них влияет пример увеличения заработной платы в других отраслях. Если цены и заработная плата сравнительно стабильны, профсоюзы в этой части рыноч­ной системы не будут поставлены перед необходимостью требовать повышения заработной платы. А поскольку ее повышение оказывает непосредственное воздействие на цены, профсоюзы будут вынуждены задуматься над тем, как повышение цен может отразиться на объеме продаж продукции, выпускаемой их отраслью, а следовательно, и на занятости их членов. В планирующей системе положение весьма отличается от вышеописанного. Здесь фирма имеет возможность ре­гулировать цены на свою продукцию. Важным моментом является, как мы уже видели, то обстоятельство, что часть расходов на заработную плату можно переложить на плечи налогоплательщика. Это служит защитным це­лям техноструктуры, т. е. гарантирует, что повышение заработной платы не окажет отрицательного воздействия на доходы. Другие факторы делают вообще маловероят­ным, что предпринимателя будут противиться повышению заработной платы. Когда ставится задача максимизации прибыли и когда ее получают непосредственно предприниматели, уве­личение заработной платы будет приводить к уменьшению доходов. Доходы будут уменьшаться у человека, который решает вопрос о том, следует ли увеличивать заработную плату или нет. Каждый относится отрицательно к повы­шению заработной платы, если ему приходится распла­чиваться за это. В подобном случае вполне оправданным является предположение об отрицательном отношении к повышению зарплаты. Когда власть в руках технострук­туры, решения принимаются людьми, которые сами не оплачивают издержек. А так как прибыль в данном случае не максимизируется (ввиду того, что еще остаются неиспользованные возможности для получения монополь­ной прибыли), часто может складываться ситуация, при которой даже при повышении цен можно будет сохранять прибыль на прежнем уровне. Совершенно естественно, что повышение цен отрица­тельно сказывается на процессе роста. Но в ближайшей перспективе на рост чаще окажет благоприятное воздей­ствие непрерывность производства, чем такая неприятная вещь, как забастовка. В длительной перспективе действия, которые предпримет государство для улучшения совокуп­ного спроса (как мы уже видели), являются результатом той власти, которой обладает планирующая система. Та­ким образом, можно предположить, что, если спрос ниже возможностей рынка при высоких ценах, государство рано или поздно предпримет меры для того, чтобы устранить этот недостаток. Все это означает, что для планирующей системы впол­не нормальной тенденцией является удовлетворение требований профсоюзов относительно заработной платы. Формальные препирательства, которые характерны для про­цесса заключения коллективных договоров, - это яркая ширма, слегка маскирующая, но ничуть не меняющая указанного обстоятельства. Поскольку планирующая система предоставлена сама себе, она обладает контролем над совокупным спросом, в ней будет наблюдаться постоянный рост заработной платы и цен. Наличие соперничающих профсоюзов, обладающих различной степенью влияния, усиливает такую повыша­тельную тенденцию [Гэйл Пирсон провела сравнительный анализ данных за пятидесятые годы и начало шестидесятых годов об изменениях в различных группах заработной платы в отраслях, имеющих вы­сокую и низкую степень организации. Она пришла к выводу, что «сила профсоюзов оказывает здесь определенное влияние; она значительно ухудшает необходимое соотношение между безрабо­тицей и инфляцией» (см.: G. Pierson, The Effect of Union Strength on the Phillips Curve, The American Economic Review, vol. 58. № 3, pt. 1, 1968, June, p. 456 etc.).]. Один профсоюз, совершенно есте­ственно, стремится добиться таких же условий договоров, как это сделали другие профсоюзы. Таким образом, проф­союз, имеющий прочное положение и обладающий определенным влиянием, устанавливает как бы стандарты для других. Поскольку цены и стоимость жизни повы­шаются, профсоюзы вынуждены добиваться, чтобы в за­ключаемых договорах учитывалось повышение, которое произойдет в будущем, либо в них включались положе­ния, предусматривающие увеличение заработной платы при таком повышении. Это означает еще больший рост цен и приводит в следующем раунде переговоров к еще большему повышению заработной платы. Отсюда и возни­кает тенденция, присущая планирующей системе, кото­рая характеризуется постоянным ростом заработной платы и цен по восходящей спирали [Более поздний и точный вариант взаимоотношений между рыночными позициями корпорации и заработной платой можно найти в статье Д. С. Хеймермеша «Воздействие рынка и инфля­ция заработной платы» (см.: D. S. Hamermesh, Market Power and Wage Inflation, The Southern Economic Journal, vol. 39, № 2, 1972, October, p. 204 etc.).]. В последние двадцать пять лет всем развитым в про­мышленном отношении странам удалось преодолеть пони­жательную тенденцию планирующей системы. Масштабы кумулятивной нисходящей спирали в зарплате, ценах и производстве уменьшились. Вместо этого все индустри­альные страны столкнулись с повышательной тенденци­ей - с инфляцией. И, как и в случае с кумулятивным спадом, она стала распространяться за пределы планиру­ющей системы, нарушив структуру заработной платы и издержек в рыночной системе, а также в государственном секторе экономики [Речь идет о тех областях экономики, где в силу присущих им особенностей увеличение заработной платы не компенсирует­ся за счет роста производительности труда. Как следствие, влия­ние такого увеличения издержек на государственный бюджет или на цены было часто значительно большим, чем в планирующей системе. Это позволило ученым, которые поверхностно подходят к разбору положения вещей, предположить, что инфляция зарож­дается в рыночном или государственном секторах экономики.]. Уязвимость экономики в отношении спадов и инфля­ции, как это станет очевидным при последующем изложении, вызвана одними и теми же причинами: ростом планирующей системы и связанным с ним возникновением современных профессиональных союзов. В историческом плане, однако, отношение к этим двум явлениям было весьма различным. Понятие понижательной тенденции (в экономике в целом) было воспринято без особых трудно­стей. Иначе обстояло дело с хронической инфляцией. Те­зис о неизбежной понижательной тенденции решительно отстаивался в книге Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег» [Дж. М. Кейнс. Общая теория занятости, процента и денег, М., 1948.]. В течение десятилетия мнение о том, что современная экономика страдает от недостаточного уровня спроса и необходима соответствующая компенса­ция в результате вмешательства правительства, стало по­чти ортодоксальным. Оно было отражено в законе о трудо­вых отношениях, принятом в 1946 г. К этому времени коммерческая организация - Комитет по экономическому развитию - был создан для пропаганды подобной точки зрения наряду с выполнением других второстепенных за­дач. Благодаря усилиям проф. Поля Самуэльсона данная точка зрения стала неотъемлемым элементом всех учеб­ных курсов в области экономики. Тезис о том, что в эко­номике могут существовать нарушения равновесия в сто­рону роста, воспринимался гораздо труднее. В значитель­ной мере он не воспринимается и до сих пор. Основная причина подобного различия связана с тем обстоятельством, что меры, направленные против понижа­тельной тенденции, гораздо легче согласовать с основными принципами неоклассической системы. Если существовал недостаточный уровень спроса, государство принимало ме­ры по устранению этого недостатка. Фактически это слу­жит подтверждением неоклассической системы. Все функ­ционирует почти так же, как и в прошлом, но при этом возрастает уровень производства, доходов и занятости. Рынок остается таким же, как его описывают учебники. Фирма остается в подчинении у рынка и, таким образом, у индивида. Какого-либо существенного ущерба неоклас­сическим взглядам не наносится. При таком подходе кейнсианская революция представляет собой скромную рево­люцию. Экономисты, подобно другим людям, в гораздо большей степени предпочитают иметь дело не с великими революциями, а с очень скромными. Проблема инфляции, как считали в течение длитель­ного времени, является побочным результатом мер, направленных против понижательной тенденции. При вме­шательстве с целью исправления положения в экономике всегда существовала опасность, что такая помощь ока­жется чрезмерной н приведет к созданию более высокого спроса и стимулированию более высоких расходов, чем экономическая система может удовлетворить при суще­ствующих ценах. В результате будут запрашиваться более высокие цены и возрастут цепы на рабочую силу в целом, либо на ту рабочую силу, которая имеется в недостаточ­ном количестве. Экономика, если применить обиходную терминологию специалистов, окажется «перегретой». По­скольку предполагается, что рынок не был затронут, тем не менее ограничение или сокращение государственных расходов при сохранении прежнего уровня налогов, либо увеличение государственных расходов при неизменном уровне налогообложения, или ограничение частных рас­ходов за счет заемных средств приведет к стабилизации или сокращению совокупного спроса. Это отразится че­рез рынок па фирме; каких-либо изменений па самом рынке не произойдет. Прекратится рост цен. А при ста­бильных или снижающихся цепах (либо при снижении объема производства) стремление преодолеть нехватку ра­бочей силы уменьшится и, поскольку стоимость жизни будет стабильной, требования о повышении заработной платы будут менее настоятельными. Те факторы, которые способствовали ликвидации недостатка спроса, будут дей­ствовать против инфляции. Переход от поддержания к организации спроса будет сравнительно безболезненным. Как выразился придерживающийся оптимальных взгля­дов и тем не менее завоевавший популярность представи­тель официально одобренной точки зрения, «при постепен­ном восстановлении оправданной стабильности цен рост безработицы может оказаться, весьма незначительным и, конечно, спад не должен являться результатом принятых мер» [А. М. Оkun, The Political Economy of Prosperity, Washing­ton, The Brookings Institution, 1970, p. 101.]. Как всегда имели место совершенно противоположные мне­ния. «Коренной недостаток в практике новой (т. е. кейнсианской) экономической теории проистекает от... исходного представления... что существует идеальная цель - полная занятость при отсут­ствии инфляции, - которая может быть достигнута путем внесе­ния соответствующих поправок в совокупный объем правительственных расходов и налогов... такое предположение не находит подтверждения на практике. Не было такого, хотя бы кратковре­менного, положения за всю историю, чтобы такая цель была до­стигнута в любой стране, где используется новая экономическая теория» (см.: М. J. Ulmer, The Welfare State: USA, Boston, Houghton Mifflin, 1969, p. 33). Следует отметить, что изложенные выше выводы были в значительной мере продиктованы необходимостью за­щиты основной цели. В данном случае аналогично тому, как обстояло дело с вопросами о максимизации прибыли или управлении спросом, которое осуществляет произво­дитель, проблема имела принципиальный характер и ка­кая-либо уступка наносила бы непоправимый ущерб нео­классической теории. Дело в том, что если производи­тель в состоянии повышать свои цены в зависимости от требований об увеличении заработной платы и если мас­штабы повышения цен зависят от суммы, на которую увеличивается заработная плата, то это значит, что фирма больше не находится во власти рынка. А если такое пла­нирование вызывает необходимость вмешательства со сто­роны государства с целью установления определенного уровня цен и заработной платы, от неоклассической те­ории не остается камня на камне. Невозможно существо­вание рыночной системы, в которой в массовом порядке осуществляется регулирование заработной платы и цен. Таким образом, вполне понятными становятся причины выдвигаемых возражений. Признанию факта существования систематической ин­фляции препятствовало также действие двух других фак­торов, связанных со взаимным воздействием заработной платы и цен в планирующей системе. К сожалению, и в этом случае сыграло роль разделение труда между эконо­мистами. За тридцать пять лет, прошедших после опубли­кования книги Кейнса «Общая теория занятости, процен­та и денег», непрерывный рост гигантских корпораций не мог пройти мимо внимания экономистов. То же самое можно сказать и о власти корпораций над ценами. Неко­торые экономисты дошли до понимания роли роста в ка­честве основной цели корпорации. Был отмечен также менее противоречивый характер трудовых отношений и тенденция к разрешению споров путем компенсации из­держек за счет повышения цен. Однако и в этом случав проблемы относились к сфере микроэкономики; т. е. явля­лись предметом рассмотрения для специалистов в области организации промышленности или трудовых отношений. Макроэкономическая теория, имея дело с регулированием совокупного спроса, всегда относилась к другой отрасли экономической науки и ею занимались совершенно другие исследователи. Власть корпораций и профсоюзов не была объектом их исследований. Разделение труда, при котором подразумевалось, что две части экономики могут изучать­ся обособленно, осуществлялось именно таким образом, который позволял скрыть воздействие власти корпораций и профсоюзов. Вряд ли что-либо могло оказаться более благоприятным для приверженцев столь удобной для них общепринятой теории. Наконец, планирующая система могла довольно спо­койно существовать в условиях инфляции и в тех случа­ях, когда предпринимались попытки борьбы с этой ин­фляцией, исходя из ортодоксальной теории, предполагав­шие неизменное преобладание рынка. Такие попытки мо­гли вызвать большие трудности, однако эти трудности относились главным образом к рыночной системе. К по­добным вещам планирующая система могла относиться довольно спокойно. Несомненно, планирование значительно облегчается в условиях, когда существует стабильный уровень цен и международной торговли. Однако инфляция не навязыва­ет фирме изменений, которые совершенно не подконтроль­ны ей. Инфляция, скорее, представляет собой процесс, от­ражающий могущество фирмы. Повышательная тенденция цен отражает наряду с таким могуществом фирмы и ее возможности компенсировать увеличение заработной пла­ты и других. издержек, которые де поддаются полному контролю. В последнее время многие экономисты, которые как и в прошлом с невинным видом способствовали укреп­лению мнения, что разумная государственная политика полностью тождественна с предпочтением и потребностя­ми планирующей системы, начали отстаивать допусти­мость хронической инфляции. Вопрос якобы состоит толь­ко в масштабах инфляции. Одно из преимуществ подобной позиции состоит в том, что не затрагивается вопрос о госу­дарственном регулировании заработной платы и цен и исключается, таким образом, фронтальная атака на ка­ноны неоклассической веры. Видимо, понятие рыночных отношений еще может выстоять при рассмотрении вопро­са об инфляции, но вопрос о регулировании цен полно­стью исключает такую возможность. Планирующая система также лишь в небольшой степе­ни терпит ущерб от антиинфляционных мер, предприни­маемых в соответствии с ортодоксальной теорией, т. е. тех, которые предполагают преобладание рынка. Напомним, что существует три пути сокращения спроса: сокращение государственных расходов, сокращение частных расходов и сокращение частных расходов за счет заемных средств и повышения налогов. Все это оказывает незначительное воздействие на планирующую систему. Государственные расходы на приобретение товаров планирующей системы и на непосредственное удовлетворение ее потребностей не могут быть сокращены в больших масштабах. Такие рас­ходы, как указывалось ранее, оправдываются высшими национальными интересами - «нельзя шутить с вопроса­ми национальной безопасности». Поэтому, если необходи­мо отказаться от осуществления расходов, отсрочить их или сократить, то подобное снижение расходов будет осу­ществляться главным образом за счет затрат на соци­альные нужды, жилищное строительство, городское хозяйство, образование и т. д. Таким образом, первоначаль­ное воздействие бюджетных ограничений будет сказывать­ся не на планирующей системе, а на гражданских служ­бах государственного сектора рыночной системы. Сокра­щение любых государственных расходов - нелегкое дело. Однако, если инфляция по своему характеру эндемична, как обстояло дело в течение последней четверти века, ре­зультат будет совершенно очевидным. Давление с целью добиться сокращения расходов государства и предупре­дить какое-либо их повышение будет весьма сильным. Ничего подобного не будет происходить в отношении рас­ходов государства, связанных с закупкой товаров или удовлетворением потребностей планирующей системы. Второй путь сокращения спроса состоит в повыше­нии процентных ставок и сокращении другими спо­собами предложения заемных средств, в том числе ис­пользуемых для капитальных вложений. В данном случае различия в воздействии таких мер на обе системы совер­шенно очевидны. Для осуществления защитной цели техноструктуры - защиты ее независимости - первосте­пенное значение имеет сведение к минимуму ее зависимости от заемных средств. Планирующая система вместо привлечения таких средств активно использует для капи­тальных вложений свои доходы; отсюда в современных условиях вытекает исключительное значение накоплений, полученных в результате деятельности фирмы, в качестве источника капитальных средств в современных условиях. Рыночная система, наоборот, в очень большой мере зави­сит от заемных средств. Фермеры, мелкие розничные тор­говцы и оптовики постоянно обращаются за кредитами. (Власти штатов, городов, а также районные управления школ также активно используют заемные средства.) В жи­лищном и другом строительстве такая зависимость явля­ется почти полной. Кроме всего прочего, крупная корпо­рация, входящая в планирующую систему, когда она вынуждена осуществлять заем, является наиболее жела­тельным клиентом для коммерческого банка, страховой компании или инвестиционного банка. Если же речь идет о конгломерате, он может сам располагать филиалом, осу­ществляющим финансовые операции. Входящий в рыночную систему мелкий розничный тор­говец находится в совершенно ином положении, когда он обращается за получением займа. Таким образом, меры, направленные на повышение процентных ставок, ограничение размеров кредитования и соответственно сокращение расходов за счет заемных средств, оказывают совершенно различное воздействие на планирующую и рыночную системы. В планирующей си­стеме фирмы, если говорить о сравнении, подвергаются очень незначительному воздействию. В рыночной системе они полностью ощущают результаты такой политики. Дальнейшее применение средств финансовой политики оз­начает дальнейшее ограничение развития рыночной систе­мы по сравнению с планирующей системой. Оно оказывает такое же ограничивающее воздействие на использова­ние займов для общественных нужд, особенно в тех слу­чаях, когда речь идет о правительствах штатов, органах местного управления и школах. Давно замечено, что в периоды, когда вводятся финансовые ограничения - они называются периодами «нехватки денег», - большое не­довольство выражают, фермеры, домовладельцы, торговцы и другие мелкие предприниматели. Крупные фирмы редко выдвигают возражения против подобных ограничений. Обычно подобные явления объясняли более низкой созна­тельностью фермеров и других мелких предпринимателей, их нежеланием примириться ради своего спасения с опре­деленными трудностями, которые являются неизбежной особенностью свободного предпринимательства. Мы изло­жили более глубокую причину возникновения такого не­довольства. Ниже мы остановимся еще на одном резуль­тате подобной политики, приводящем к нарушению про­цесса развития, которое оказывается благоприятным для планирующей системы. Третий путь сокращения спроса состоит в повышении налогов. И в данном случае имеются определенные разли­чия в воздействии на обе системы. Планирующая система может контролировать свои цены, в то время как рыноч­ная система такой возможностью не располагает. Таким образом, планирующая система может переложить затра­ты, связанные с повышением налогов на товары и услуги, и еще в большей мере на доходы, на общество, а рыноч­ная система неспособна на это. Если более высокие налоги все же повлияют на уровень доходов, расплачиваться за это будут владельцы корпораций, а не члены техноструктуры. В рыночной системе за редкими исключениями именно тот, кто управляет предприятием, будет вынужден расплачиваться. Однако наряду с тем, что антиинфляционные меры, осуществляемые в соответствии с ортодоксальной эконо­мической теорией, гораздо более приемлемы для плани­рующей, чем для рыночной системы, они имеют еще один неприятный недостаток - они совершенно бесполезны. А если учесть структуру и цели планирующей системы, ее отношение к профессиональным союзам, совершенно ис­ключено, что они принесут какие-либо результаты в будущем. В то же время в течение десятилетий и даже ве­ков в академических учебных курсах доказывалось, что стабильные цены (представление, возникшее на основе понятия о неизменной стоимости) это большое благо. От­ношение к растущим ценам остается отрицательным, они являются признаком неправильного или некомпетентного руководства. Потребитель считает, даже если его собственные денежные доходы возросли, что его каким-то образом ограбили, когда он обнаруживает, что цены под­скочили. Инфляция усложняет процесс достижения согла­шения при заключении коллективных договоров. Если удается добиться повышения заработной платы, резуль­таты такого повышения быстро сводятся к нулю ростом цен; для рабочего весь процесс начинает выглядеть как какая-то махинация. Одним из вопросов, которые он задает, сводится к то­му, для чего же нужен профсоюз? Более важным является тот факт, что меры по ограни­чению инфляции, хотя и имеют незначительные послед­ствия для планирующей системы, тяжело отражаются на рыночной системе. Люди, относящиеся к рыночной систе­ме, имеют право на участие в выборах. Несколько пред­принимаемые меры оказываются неэффективными, созда­ваемые ими затруднения не компенсируются за счет обе­спечения стабильности цен. Эффективное ограничение совокупного спроса, хотя оно и воздействует в первую оче­редь на рыночную систему, оказывает отрицательное воз­действие на экономический рост. В этой связи ограниче­ние вступает в конфликт с положительными целями планирующей системы. Таким образом, как бы это ни противоречило неоклассической теории, непосредственные мероприятия государства в отношении заработной платы и цен становятся неизбежными. Обстоятельства, как часто это бывает, безжалостно опрокидывают самую необходи­мую доктрину. Если не считать планирования, осуществлявшегося во время войны, первые попытки ввести контроль над зара­ботной платой и ценами были предприняты в 1961 г. Ме­ры, предусматривавшие установление общих границ повы­шения заработной платы на уровне среднего увеличения производительности и требовавшие одновременной стаби­лизации цен, обеспечивали в целом стабильность цен в течение последующих нескольких лет в условиях посто­янного роста производства и занятости. Такая политика, однако, не соответствовала основным идеям людей, осу­ществлявших ее. При ее осуществлении на добровольной основе предполагалось, что представляющая общую осно­ву структура свободного рынка остается совершенно незатронутой. В конце 60-х годов настойчивость выдвигав­шихся требований о повышении заработной платы возро­сла, как и давление со стороны спроса, вызванного вой­ной во Вьетнаме. Считалось нецелесообразным повышать налоги, поскольку это способствовало бы усилению борьбы против никому не нужной войны. Как ни парадоксально, однако в условиях, когда необходимость в осуществлении контроля все возрастала, ограничения были отменены. Те, кто нес ответственность за определение границ ограниче­ний, вернулись в университеты, чтобы преподавать сту­дентам уже давно существующую ортодоксальную тео­рию. Инфляция приобрела новый размах и в боль­ших масштабах распространилась на рыночную систему и на издержки, связанные с зарплатой в планирующей системе. С приходом к власти нового республиканского прави­тельства в 1969 г. была предпринята новая попытка ре­шить проблему инфляции. Экономисты, приехавшие в это время в Вашингтон, являлись людьми, вне всяких сомнений, глубочайше преданными своей неоклассической вере. Они решительно отмежевались от оказавшихся к этому времени безуспешными попыток своих предшественников наложить ограничения на рост цен и заработной платы. Существующую инфляцию они объясняли недостаточным применением средств, которые соответствуют ортодоксаль­ной теории. Эти экономисты особенно подчеркивали свою приверженность крайне суровой финансовой политике, приводящей к .значительному сокращению расходов за счет заемных средств. Они ожидали результатов с тем приподнятым настроением, какое бывает характерно для людей, чьи действия основываются на строгом соблюдении каких-то принципов. В течение двух с половиной лет из месяца в месяц совершенно искренне они предсказывали стабилизацию цен, причем предполагали, что даже в худ­шем случае произойдет лишь небольшое увеличение без­работицы. При этом они надеялись, что их оптимизм окажется заразительным. В течение двух с половиной лет цены возрастали фактически беспрерывно. Также обстояло и с безработицей. В условиях, когда существовала нехватка жилья, в рыночной системе сократился объем жилищного строительства. Цены на сельскохозяйствен­ную продукцию оставались довольно стабильными. Из­держки в сельском хозяйстве, уровень которых в основном определяется в планирующей системе, беспрерывно возрастали по сравнению с этими ценами. Результаты проводимой политики проявлялись не только в рыночной системе. Нехватка денег и общее сокращение спроса при­вели к возникновению трудностей даже у большого числа наиболее слабых фирм в планирующей системе. Конгло­мераты, как уже указывалось, придерживаются весьма рискованной стратегии роста, в соответствии с которой приобретение новых фирм осуществляется за счет заемных средств. Такие конгломераты также оказались в за­труднительном положении. Железнодорожная компания «Пени сентрал», в которой подобные методы поглощения других фирм сочетались с исключительно некомпетентным руководством, стала объектом судебных преследований в качестве несостоятельного должника. Исключительно яр­ким проявлением взаимно выгодных связей с бюрократи­ческим аппаратом явился тот факт, что «Локхид корпорейшн» была спасена от подобной же судьбы в результате погашения ее долгов за счет государственных средств. «Мы будем и в дальнейшем добиваться снижения темпов ин­фляции в условиях упорядоченного роста», - обещал пре­зидент Никсон в начале 1971 г., добавив, что «...мы со­бираемся делать это, опираясь на свободный рынок и укрепляя его, а не подавляя» [«Economic Report of the President», 1971, 251]. К середине лета 1971 г. президент, которому оставалось до выборов немного более года, не мог больше относиться с восхищением к неоклас­сическим убеждениям своих специалистов в области эко­номики. Несомненно, любой, кто познакомился с нашими исследованиями, предсказал бы, что ортодоксальное уче­ние будет отброшено. Именно так и произошло. Политика сокращения денежной массы была отброшена. Были ос­лаблены ограничения на государственные расходы, и су­ществование бюджетного дефицита превратилось в офи­циальную политику, вызывающую восхищение. Были за­морожены практически все виды заработной платы и цен, а затем были предприняты шаги по разработке системы контроля заработной платы и цен, которая могла бы применяться специально в отношении планирующей системы. Однако приверженность к идее о необходимости госу­дарственного регулирования заработной платы и цен все еще не является твердой [После того как это было написано (и окончательно отре­дактировано) советники президента по экономическим вопросам, обнаружив, что политика, направленная на осуществление конт­роля, привела к снижению темпов роста инфляции, пришли к вы­воду об отказе от большинства мер по осуществлению подобного контроля. (Представление о том, что в условиях, когда политика оказывается действенной, ее осуществление должно быть прекра­щено, отражает новый подход к государственной политике.) В на­чале 1973 г. произошел новый, еще более резкий, рост инфляции, который осложнялся падением доверия к покупательной способ­ности денег в будущем, повсеместным стремлением к увеличению закупок товаров и резким повышением цен, особенно в рыночном секторе. Когда книга сдавалась в печать, вновь было объявлено о введении мер по осуществлению контроля.]. Поскольку подобная политика не пользуется авторитетом среди влиятельных экономи­стов, проблемам правительственного регулирования прак­тически не уделялось никакого внимания. (В то же время вопросы управления деятельностью банков до мельчай­ших деталей отражаются в официальных учебных курсах сколь-нибудь крупных университетов. Однако лишь в не­скольких программах затрагиваются проблемы, связанные с осуществлением контроля над ценами или заработной платой.) В силу этих причин, а также из-за неизбежной сложности подобных проблем система государственного регулирования цены и заработной платы еще в течение длительного времени будет крайне путаной. Кроме того, люди, придерживающиеся официальной теории, все еще отстаивают мнение о временном характере мер, призван­ных способствовать осуществлению контроля и отрица­ют их абсолютную необходимость. В результате в усло­виях, когда подобные меры будут применяться, такие те­оретики будут настаивать на возврате к свободному рынку (совершенно правильный термин). А если данные реко­мендации будут приняты во внимание, новый рост ин­фляции вызовет необходимость возвращения к мерам, на­правленным на осуществление контроля.


Никогда прежде в мировой истории не суще­ствовала нация, обладающая столь великим богатством и мощью, которую бы в такой мере преследовали сомнения относительно правиль­ного использования этого богатства и мощи.

Уолтер Рейтер, «Цели Америки» «Революция в доходах», усиленно реклами­ровавшаяся в 50-х годах нашего века как благо­родное отступление неравенства перед лицом экономического роста, не произошла,

С. М. Миллер и П. М. Роуби, «Будущее неравенства» В конечном итоге проверка комплекса эко­номических идей - их системы, если можно так выра­зиться, - состоит в ответе на вопрос, отражает ли этот комплекс тревоги своего времени. Объясняет ли она пробле­мы, которые люди считают насущными? Влияет ли она на современную критику результатов экономической деятель­ности? Возможно, наиболее важный вопрос состоит в том, влияет ли он на проблемы, рассматриваемые в ходе поли­тических дебатов, поскольку подобные проблемы, хотя многие придерживаются другого мнения, не возникают сами по себе или по злой воле агитаторов, стремящихся доставить неприятности тем, кто живет спокойной жи­знью. Настало время рассмотреть, в чем состоят основ­ные заботы нашего времени, и проверить, можно ли их объяснить исходя из идей, изложенных в этой книге. Немногие подвергнут сомнению мысль о том, что од­ной из причин, вызывающих недовольство современной экономикой, являются противоречивые результаты ее функционирования. Сейчас такое недовольство не в но­винку. Некоторые товары, производимые частным секто­ром экономики, - автомобили и горючее для них, косме­тические товары, спиртные напитки, упаковка, необычным способом приготовленные продукты питания - предлага­ются в изобилии. В отношении других вещей, явно име­ющих важное значение - жилых домов, медицинского обслуживания, пассажирского транспорта - постоянно ощу­щается нехватка. Неоклассическая система признает существование областей производства, объем выпуска в которых недостато­чен. Это отрасли, характеризующиеся монополией или олигополией. Становится ясно, что подобное объяснение устарело, если обратить внимание на тот факт, что отрасли промышленности, характеризующиеся нерационально высоким объемом производства, т. е. выпускающие авто­мобили, медикаменты, косметические товары, спиртные напитки, тару и бакалейные товары, представляют собой классический пример олигополии. В остальном неоклас­сическая система утверждает, что потребитель распреде­ляет свои покупки в соответствии со своей волей таким образом, что его удовлетворение в результате затрат на различные товары и услуги в пределе равно. Это опреде­ляет, какие товары будут производиться в частном секто­ре экономики. Если товары, имеющие важное значение, не производятся, то это происходит потому, что потреби­тели плохо сознают свои потребности. Если распределение производственных ресурсов представляется неразумным, то это потому, что неразумными являются потребители. Экономическая система не видит различий между важным и маловажным, серьезным и эксцентричным. Объяснение, вытекающее из настоящего анализа, в большей мере соответствует обстоятельствам, здравому смыслу и предположению, что люди являются разумными. Результаты функционирования экономики по отношению к потребностям действительно не являются равноценны­ми. Подобное положение объясняется тем обстоятельст­вом, что возможности для привлечения ресурсов и воз­действия на потребителей неравномерно распределены ме­жду рыночной и планирующей системами. Для тех, кого не удалось убедить или кто вышел из состояния гипноза, результаты представляются нерациональными. Такая не­рациональность еще более усиливается огромной способ­ностью планирующей системы добиваться поддержки со стороны общества и государства для вещей, которые (по­добным образом обстоит дело с шоссейными дорогами) способствуют ее производству. Как показано в последних двух главах, нерациональность усиливается также в результате применения методов, посредством которых стабилизация экономики способствует использованию государственных расходов в интересах планирующей си­стемы и создаёт дискриминационные условия для кредито­вания рыночной системы и осуществления ее капиталь­ных вложений. Если рассматривать положение вещей с точки зрения вышеизложенного, с большой степенью до­стоверности можно предсказать возникновение недоволь­ства нерациональностью производства. В последнее время возникло недовольство, связанное с нерациональностью государственных расходов. Для производства оружия, создания самолетов, разработка кото­рых совершенно зашла в тупик, полетов на Луну, созда­ния транспортных космических кораблей многократного использования, атомных испытаний, промышленных ис­следований и разработок, строительства дорог широко используются государственные средства. В настоящее вре­мя ощущается постоянная нехватка средств для удовлет­ворения исключительно важных общественных потребно­стей, т. е. покрытие расходов на образование, содержание полиции, обеспечение деятельности судов, очистку улиц, деятельность различных городских служб. Некоторые из таких служб в столь удаленных друг от друга городах, как Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Рим и Токио, настолько слабы, что жизнь в этих городах становится неудобной и, возможно, короткой. Стало банальной фразой утвержде­ние, что в Соединенных Штатах мы так или иначе «не­правильно определили наши приоритеты в государствен­ных расходах». Неоклассическая система вновь оказывается бесполез­ной. Распределение государственных расходов также осу­ществляется в соответствии с волей граждан. Либо граж­данин стремится к самоуничтожению либо существует в данный момент некий своеобразный порок правительства, приводящий к неправильному использованию государст­венных фондов. Наш анализ вновь позволяет предсказать результат. Имеются такие сектора рыночной системы, осо­бенно это относится к товарному сельскохозяйственному производству, которые через законодательные органы спо­собны оказать воздействие на правительство. В остальных случаях распределение государственных ресурсов отража­ет влияние планирующей системы на государство. Там, где это влияние велико, услуги оказываются во вполне достаточном или излишнем объеме. Где же такое вли­яние недостаточно, государственные службы влачат жал­кое существование. Наилучшим образом среди всех государственных служб обеспечены те, в которых государственная бюрократия находится в состоянии симбиоза с наиболее развитыми техноструктурами планирующей си­стемы. Таким образом, для того, кто ознакомился с наши­ми рассуждениями, недовольство, проявленное существу­ющим распределением государственных ресурсов, не бу­дет неожиданным. Все больше возрастает недовольство распределением доходов в современной экономике. Когда настоящая книга готовилась к печати (1973 г.), прошла предвыборная кам­пания, в ходе которой основным объектом борьбы была именно данная тема. Многочисленные богатые идеалисты были вынуждены пересмотреть свой идеализм, который в противном случае мог оказаться для них чересчур доро­гим. Неоклассическая система допускает, что различия в способностях, энергии и прилежании приводят к разли­чиям в вознаграждении. Доходы связаны с собственно­стью, и нельзя даже представить себе, чтобы собствен­ность была равномерно распределена среди населения. В некоторых секторах экономики существуют монополии, обладающие особой способностью обогащать тех, кто по­лучает монопольные прибыли. Однако неоклассическая си­стема предполагает, что движение ресурсов в целом бу­дет способствовать уменьшению неравенства. Она также не допускает длительного существования различий в до­ходах работников в различных секторах экономики. Один из наиболее выдающихся представителей неоклассической и предшествующей ей теории выразил это следующим образом: «Конкуренция имеет тенденцию к устранению разли­чий в ставках заработной платы рабочих одинаковой ква­лификации в различных отраслях и географических зо­нах, поскольку рабочий, занятый на предприятии, где за­работная плата невысока, перейдет на более высоко опла­чиваемую работу. Такое движение приведет к повышению заработной платы на том рынке, где происходит утечка рабочей силы, и понижению на том рынке, куда переходят рабочие. Будет достигнуто равновесие в отраслевой и географи­ческой структуре заработной платы, когда абсолютные преимущества всех профессий для рабочего будут одина­ковыми. «Чистые преимущества» включают все факторы, привлекающие или отталкивающие рабочего, и основным содержанием теории конкурирующей структуры заработ­ной платы является анализ этих факторов» [G. J. Stigler, The Theory of Price, New York, Macmillan, 1966. p. 257-258.]. Изложенная нами система, напротив, ведет к предска­занию существования постоянных различий в заработной плате в различных секторах экономики, притом повсеме­стных. Пять факторов, присущих системе, свидетельству­ют о таком результате: 1) Планирующая система разрешает свой конфликт с профессиональными союзами, в широких масштабах удов­летворяя требования в отношении заработной платы, включая предоставление в их распоряжение части дохо­дов, полученных за счет роста производительности труда. Рыночная система не обладает как необходимыми возмож­ностями для этого, так и за некоторым исключением не получает доходов за счет роста производительности труда. 2) Контроль со стороны планирующей системы над ценами и издержками, включая контроль над ценами при закупках и продажах в обороте с рыночной системой. Это позволяет в значительной мере контролировать условия торговли с рыночной системой. Будучи способной регу­лировать такие условия, планирующая система, естест­венно, успешно добивается, чтобы эти условия (цены, по которым продает рыночная система, цены, по которым по­купает рыночная система) были благоприятны для нее. 3) Подобное преимущество еще больше увеличивает­ся в результате того факта, что мелкий предприниматель в рыночной системе в состоянии сохранить свое дело ча­стично благодаря своей способности снизить личный до­ход и частично потому, что в условиях малочисленных профсоюзов, вдобавок не пользующихся популярностью, он может, когда это необходимо, снизить заработную плату своих рабочих. Такая эксплуатация одобряется госу­дарством, а самоэксплуатация предпринимателя высоко ценится с точки зрения удобной социальной добродетели. 4) Методы борьбы с инфляцией, применявшиеся в прошлом, снижают спрос, цены и доходы в рыночной си­стеме. В планирующей системе цены контролируются, а на уровень заработной платы оказывают влияние сильные профсоюзы. Воздействие ограничения спроса в этом сек­торе экономики будет, таким образом, сказываться на объ­еме производства и занятости. Доходы занятых рабочих, если не считать оплату сверхурочных, не снизятся, А безработица резко сокращает любые возможности рабо­чих в рыночной системе для перехода на более высокооп­лачиваемую работу в планирующей системе. 5) Планирующая система, особенно техноструктура, нуждается в кадрах, обладающих сравнительно высоким уровнем образования, - инженеров и других технических специалистов, бухгалтеров, адвокатов, статистиков, про­граммистов для ЭВМ и многих других. Требования в от­ношении уровня образования в рыночной системе, осо­бенно в сельском хозяйстве, традиционно были значитель­но ниже. Качество системы образования соответствует этой разнице. Кроме того, некоторые сектора рыночной системы, и в данном случае сельское хозяйство, занимая особое положение, активно использовали негритянских и мексиканских рабочих. Низкий уровень образования, ра­совая дискриминация и необходимость мигрировать из традиционно сельскохозяйственных районов в те районы, где имеется возможность получить работу в промышленности, увеличили разницу в заработной плате между ры­ночной и планирующей системами. Из настоящего анализа со всей очевидностью вытека­ет, что и в дальнейшем будет существовать неравенство между рыночной и планирующей системами (а также и внутри планирующей системы). Это означает, что предпо­ложение неоклассической экономической теории о всеоб­щем процессе выравнивания должно быть отброшено; на­оборот, при отсутствии активных реформ тенденции в развитии экономики будут приводить, с одной стороны, к существованию групп рабочих, живущих в условиях относительного изобилия, а с другой стороны - к сущест­вованию групп рабочих, подвергающихся относительному обнищанию. Этот вывод подтверждается условиями жизни, существующими в многочисленных городских гетто, лаге­рях для мигрирующих рабочих и сельских трущобах. Действительно, для мыслящего рядового читателя не­обходимость доказательства наличия тенденции к нера­венству доходов между различными секторами экономиче­ской системы покажется странной. Ссылки на существо­вание отраслей промышленности с низким уровнем заработной платы-обычное дело. Постоянная нищета в многочисленных сельскохозяйственных районах получила печальную известность. В равной мере это относится к людям, которые, покинув такие районы, все еще не могут найти работу в планирующей системе и привязаны к го­родским гетто. Статистика подтверждает существование различий и безработицы. Возражения против данного факта связаны с тем обстоятельством, что успокоительные формулировки неоклассической системы до сих пор имеют широкое распространение. В лекционных курсах по-прежнему утверждают, и этому верят, что по мере экономического роста и развития неравенство будет сок­ращаться. В результате моральные стимулы, связанные с убежденностью, лишь частично способствуют оправда­нию необходимости реформ. Некоторые очевидные реформы, в частности те из них, которые усиливают позиции рабочих и предпринимате­лей в рыночной и планирующей системе, сознательно представляются в качестве ненуж­ных или неоправданных. Немного найдется различий более резких, чем существующие между экономикой, для которой такое неравенство является внутренне присущим и возрастающим, и экономикой, для которой оно является исключительным случаем, и притом снижается. Нет ни­чего более важного, чем система преподавания, призна­ющая реальное положение вещей. Настало время отметить тот факт - это более харак­терно для Европы, чем для Соединенных Штатов, - что люди, имеющие наиболее привлекательную работу и самым решительным образом заявляющие о своей преданности такой работе, имеют максимальный уровень оплаты, а выполняющие самую неприятную работу имеют самые низкие заработки. Человек у сборочного конвейера или прилавка мага­зина, который немедленно сбежал бы, ни ожидай его в ближайшее время получка, зарабатывает куда меньше, чем служащий, искренне рассказывающий об удовольст­вии, которое он получает от своей работы, и долгих часах, посвящаемых ей. Чем выше положение служащего, тем выше откровенно признаваемое удовлетворение от работы и тем выше заработная плата. Абсолютная разница в вознаграждении тех, кто испытывает удовлетворение от своей работы, и тех, кто к ней безразличен, исключитель­но велика. Если бы подобный порядок не был для нас совершенно привычным делом, он бы казался весьма странным. Мы вновь можем вывести объяснение исходя из нашего анализа. Планирующая система обладает чрезвычайно высокой степенью организации; ни одно из распростра­ненных утверждений не является более глубоко укоре­нившимся, чем мнение о необходимости более высокой оплаты для лиц, занимающих более высокое положение в организации по сравнению с лицами, находящимися на низших ступенях. Вполне естественно, что отдельные лю­ди используют свою бюрократическую власть для углуб­ления такого различия, а чем более высокое положение занимают они в иерархии корпорации, тем больше их власть и возможности. В результате возникает крайне узкая пирамида заработной платы, при этом заработки на ее вершине исключительно высоки. Вряд ли нужно говорить о том, что возникновение подобного положения объясняют не результатами использования власти, а по­следствиями тех вознаграждений, которые рынок выпла­чивает обладателям редких талантов [Проблема была весьма убедительно изложена Даниэлем Беллом в статье «Корпорация и общество в 1970-х годах» (см. D. Bell, The Corporation and Society in the 1970-s, the Public Interest, Summer 1971, № 24, р. 25). «Внутри самой корпорации со­отношение между низшими заработками (часто нормальная став­ка рабочего) и средним уровнем заработков в высшей категории служащих может составлять 25:1 или даже больше. Исходя из чего обосновывается такая разница? Первоначально причиной был рынок. Однако рынок во все большей мере перестает быть опре­деляющим фактором различий между «рангами» заработной пла­ты и людей... поскольку человеческие существа стремятся к чет­кому объяснению причин, вызывающих различия в вознагражде­нии, получаемом ими, и нуждаются в таком объяснении; будет необходимо ясно сформулировать какой-то принцип, обосновы­вающий социальную справедливость для социальных различий».]. Весьма удобная формулировка. Влияние планирующей системы в государстве обе­спечивает, кроме того, защиту распределенного подобным образом в корпоративной иерархии дохода от нежела­тельных тенденций налоговой политики, а фактически и создание благоприятных тенденций. Практически все не­давние изменения в законодательстве о налогообложении были совершенно безопасны в этом плане, вплоть до того, что изощренные виды потребления и прием гостей с выпивкой были отнесены к разряду жизненно необхо­димых элементов деловой активности и, таким образом, включались в статью затрат, не подлежащих налогам. Однако наиболее ярким успехом планирующей системы было установление максимальной налоговой ставки на доходы техноструктуры в размере 50% на том основании, что независимо от размеров они представляют собой плату за труд. Два наиболее крупных специалиста по во­просам налогообложения в США отразили это, пожалуй, в чересчур скромных выражениях: «Максимальный уро­вень налога на заработанный доход ... введенный в дей­ствие на основании закона о реформе налоговой системы 1969 г., … был предусмотрен в законе с целью снижения налогов на служащих коммерческих фирм и других лиц, получающих заработную плату, которые в противном слу­чае, возможно, были бы вынуждены платить налоги в размере до 70%. Очевидно, это положение, как и мно­гие другие, выделяет отдельные категории доходов, в от­ношении которых предоставляются льготы, игнорируя в то же время тот факт, что расширение налоговой базы поз­волило бы осуществить значительное снижение всех налоговых ставок» [J. A. Pechman and В. А. О k n e г, Individual Income Tax Erosion By Income Classes, The Economics of Federal Subsidy Prog­rams, A Compendium of Papers submitted to the Joint Economic Committee, pt. I, General Study Papers, 92d Congress, 2d Session, 1972, p. 21.]. Для современного читателя во всем этом не будет ничего ненормального. Следующее недовольство вызвано тем обстоятельством, что многие изделия современной промышленности не вы­полняют каких-либо серьезных функций либо не обеспе­чивают безопасного или полного выполнения функ­ций, для которых они предназначены. Возникает все­возрастающее недоверие к техническим достижениям в целом. Ничего подобного неоклассическая система не предсказывала. Провалившееся изобретение совсем не редкий случай. Потребность в нем была неправильно истолкована, или, подобно вечному двигателю, такое изо­бретение просто не может работать. Однако никто прямо не предлагает, чтобы людям постоянно навязывали ни­куда не годные вещи. В планирующей системе, как мы уже видели, про­верка нововведения не состоит в ответе на вопрос, нужно ли оно, а в том, чтобы ответить на вопрос, может ли оно быть продано ,или что способствует воздействию на инди­видуальный или совокупный спрос. Что касается потре­бительских товаров, изменение, не преследующее выпол­нения каких-либо полезных функций, может оказаться столь же выгодным для реализации товара, как и изме­нение, имеющее функциональный смысл. Он может быть в равной мере или еще более удобным для рекламы по радио или телевидению либо удобным с точки зрения искусства продавца, поскольку обещает покупателю эро­тическое удовлетворение, повышение тонуса, красоту, уменьшение ожирения, повышение личного или семей­ного престижа, сохранение молодости или более эффективное пищеварение. Либо именно в силу своей новизны оно может служить подтверждением простой мысли о том, что новое всегда лучше, а поэтому созда­вать более благоприятные условия для продажи. Подоб­ное положение всегда выгоднее для производителя, чем более высокая надежность, связанная с более старым и проверенным изделием. Кроме того, бесполезные нововве­дения зачастую ускоряют устаревание внешнего вида изделий. Недовольство, связанное со всеми этими проблемами, а также с несчастными случаями, которые вызываются внесением изменений в технические средства ради самих изменений, вполне поддается предсказанию, если исходить из точки зрения на экономику, изложен­ную нами. Наконец, что касается товаров, закупаемых государ­ством, особенно оружия, технические нововведения (ко­торым способствует конкуренция со стороны других экономических систем) содействуют ускорению старения предшествующих поколений оружия, а это в свою оче­редь приводит к их замене. Не удивительно, что подоб­ное положение наряду с высокой стоимостью и смерто­носным характером изделий бросает тень на современ­ную репутацию технических новинок. Следующая причина для тревоги, связанная с совре­менной экономикой, относится к ее воздействию на окру­жающую среду. Нет нужды подчеркивать масштабы и глубину такой тревоги. Неоклассическая теория признавала недостатки в этой области. Цена товара или услуги может не включать все издержки, связанные с их производством. Дым, газ или запахи могут выбрасываться в воздух; отходы могут выбрасываться в реки, озера или океаны; промышленное или хозяйственное развитие может изуродовать внешний вид территории, хотя об этом много не говорилось. За все это платит не покупатель товара, а общество. В некоторых случаях, как, например, обстоит дело с увеличением за­трат на мыло или лечение, отдельные денежные издерж­ки перекладываются на других людей. Иногда снижается удовольствие от жизни в целом. Существуют внешние формы экономического ущерба, наносимого производ­ством. Они называются «внешними», поскольку нахо­дятся вне сферы деятельности фирмы-производителя и не должны ею возмещаться, и «формами экономического ущерба» потому, что никто не догадался использовать бо­лее простой термин «издержки». В принципе возможны внешние формы экономического ущерба, наносимого в ре­зультате потребления, - издержки, которые кто-либо воз­лагает на других людей или на все общество, в результате потребления конкретных продуктов, - смог, возникающий в результате работы автомобильных двигателей, табачный дым, агрессивность в результате употребления алкоголя или отходы в виде упаковки от продовольственных товаров. Потребление было и остается в соответствии с неоклассическими идеями почти исключительным источни­ком социального удовлетворения. В практической деятель­ности внешний экономический ущерб, наносимый произ­водством, не вызывал сколько-нибудь серьезного беспокой­ства. Он представлял собой любопытную теоретическую неточность, относящуюся к рыночной системе и не яв­ляющуюся одной из важнейших характерных результа­тов деятельности этой системы: «... одно из основных препятствий для теоретического обобщения ... а не ... ре­альная социальная угроза» [Е. J. Mishan, The Costs of Economic Growth, New York Praeger, 1967, p. 56.]. Что касается даже рыночной системы, неоклассиче­ская экономическая теория преуменьшала внешний экономический ущерб. Он мог быть весьма значительным, как это обстояло с пастбищами или применением ДДТ и других ядохимикатов в растениеводстве. Ничто не нано­сит большего урона окружающей среде, чем придорож­ная торговля и нерегулируемый рост городов, связанный с рыночной системой [Внешний экономический ущерб, связанный с современным сельскохозяйственным производством, по своим масштабам соот­ветствует ущербу, наносимому производством и потреблением про­мышленных товаров. Особенно это относится к перенасыщению пастбищ органическими отходами от скота (которые превышают органические отходы от всех городских канализационных сетей США), искусственными азотными удобрениями и ядохимикатами. По этому вопросу см.: В. Commoner, The Closing Circle, New York, Knopf, 1971, p. 140 etc.]. Однако, если исходить из нашей точки зрения, озабо­ченность, связанная с состоянием окружающей среды, вполне поддается предсказанию. Положительная цель планирующей системы состоит в обеспечении роста. Он превращается в цель экономической системы общества. Чём выше темпы роста, тем, очевидно, больше воздей­ствие на окружающую среду; увеличивается количество отходов, выбрасываемых в воздух и воду, возрастает площадь сельской местности, вовлекаемой в промышлен­ное развитие, усиливается воздействие на общество до­стигнутого уровня потребления. Кроме того, поскольку нет ничего важнее, чем расширение объема производства, вполне естественным является создание шоссейных дорог, линий электропередач, электростанций, открытых торных разработок и урбанизацией территории, которые обеспечивают такое расширение. Требования, связанные с окружающей средой, ландшафтом, неизменно отходят на второй план по сравнению с интересами экономического развития; они могут выдвигаться только при нали­чии чрезвычайно веских доказательств. Из настоящего анализа мы также видим последствия для окружающей среды, связанные с неравномерностью развития. Они являются исключительно далеко идущими. Экономическое развитие делает главный упор на продук­цию планирующей системы и приводит к систематической дискриминации в отношении деятельности государства в гражданской сфере. В результате расширяются многочисленные виды индивидуального потребления, приводящие к большому внешнему экономическому ущербу: бо­лее активное использование автомобилей с их выхлоп­ными газами и растущими грудами брошенных или превращенных в лом кузовов; более широкое использо­вание предварительно упакованных потребительских товаров в результате чего возникают груды мусора в виде бутылок, банок, картонных коробок и негниющего пластика; рост индивидуального богатства, приводящего к увеличению числа краж и разбойничьих нападений, а поэтому к возникновению опасного и неприятного человеческого окружения. К тому же в ходе экономиче­ского развития не оказывается аналогичной поддержки и общественным службам, которые могли бы обеспечить приемлемость возросшего потребления с социальной точки зрения, т. е. службам, которые контролируют технические характеристики автомобилей, обеспечивают дополнительные виды транспорта, убирают отходы, через полицию и судебную систему устраняют соблазны к не­посредственному преступному приобретению все болеет разнообразных видов богатства. Мы видели также, что планирующая система обла­дает высокими темпами технического развития. Это означает, что она регулярно заменяет те виды загрязнений, с которыми люди уже смирились, на новые, к которым они еще не привыкли. На смену боязни, связанной со знакомой опасностью отравления соединениями серы, выделяющимися при сжигании угля, приходит страх перед неизвестным привидением в виде радиации атомной электростанции [Эзра Дж. Мишан говорит об особенно сильном воздействии на окружающую среду тех форм промышленного развития, кото­рым уделяется исключительное внимание в планирующей систе­ме, «в частности росту производства химических продуктов, пласт­масс, автомобилей и развитию воздушного транспорта» (см.: Е. J. Mishan, On Making the Future Safe for Mankind, The Publik Interest, Summer 1971, .№ 24, p. 46).]. Наконец, когда последствия для общества от ущерба, нанесенного окружающей среде, становятся серьезными, планирующая система (в отличие от рыночной системы) располагает альтернативой для исправления положения. Она заключается в воздействии на общество. В процессе убеждения, связанном с реализацией изделий рыночной системы, происходит подмена реальности. Точно так же дело обстоит и с загрязнением среды. Вместо его устране­ния логическим спасательным средством является по­пытка убедить общество в том, что загрязнение представ­ляет собой вымысел, или что оно не столь уж сильно, или что оно устраняется при помощи каких-то вымыш­ленных мер. Расходы, которые фирмы планирующей системы произвели с целью провозглашения своей озабо­ченности проблемой окружающей среды за первые шесть месяцев 1970 г., по оценке, составили почти один миллиард долларов [См.: «Economic Priorities Report», vol. 2, № 3, 1971, September-October, p. 19.]. Одно рекламное агентство предложило за ка­кие-то 400 тыс. долл. - стоимость четырех двухминутиых ежедневных рекламных передач на протяжении 26 не­дель - предпринять серьезнейшие усилия по спасению лица любой корпорации, попавшей под огонь критики. Реальное положение вещей не может послужить препят­ствием на пути таких усилий: «... исследовательский центр компании «Шеврон»... внушительное строение, в котором «Шеврон»... вела войну против автомо­бильного смога, было зданием суда округа Пальм Спрингс с повой вывеской... Потлатч Ферестс сказал: «Это стоило нам кучу денег, однако река Клирвотер все еще остается чистой». В ответ на критику, что компания в неправильном свете изобразила свои усилия, направлен­ные на очистку, бывший президент компании Бентоп Канселл сказал: «Мы сделали все, что могли. Больше сейчас ничего не скажешь, поэтому к черту все это дело» [См.: «Economic Priorities Report», vol. 2, № 3, 1971, September» October, p. 19.]. Изложенные здесь идеи, видимо, способны выдержать испытание, связанное с тревогой за окружающую среду. Существует беспокойство, связанное с неспособностью крупной корпорации реагировать на пожелания, выража­емые общественностью, и чрезмерной властью корпорации в современном государстве. Вряд ли стоит подчеркивать, что изложенная точка зрения позволяет предсказать и это. Техноструктура фирмы в планирующей системе пре­следует цели, являющиеся важными для самой техноструктуры, служащие ее интересам. В пределах весьма значительной самостоятельности она определяет, что про­изводить, устанавливает цены и убеждает потребителей. Подобным же образом во взаимовыгодных отношениях с государственной бюрократией она определяет, какие изделия будут разрабатываться или выпускаться, и до­бивается согласия законодательных органов. Не удиви­тельно, что все это должно казаться безликим, противо­речивым и бюрократическим всем тем, кого учили, что на рынке или у избирательной урны их воля является ре­шающей. Частично конфликт удается утаить благодаря проце­дуре убеждения. Основная стратегия в искусстве продажи состоит в том, чтобы убедить человека, что цели техноструктуры и его собственные, включая удовлетворение от покупки, использования или обладания вещами, пред­ставляют собой одно и то же. Однако убеждение по своей природе не является совершенным. Те, кого полностью или частично не удалось убедить, хорошо понимают или чувствуют противоречивую природу системы. Весьма также вероятно, что многие из тех, кого удалось надуть, имеют внутреннее ощущение, что они прикованы к ка­кой-то огромной колеснице. Если говорить о товарах, закупаемых государством, особенно оружии, убеждение является неумелым или примитивным. Часто его считают ненужным. Предполагается, что вооруженные силы и отрасли, осуществляющие поставки, располагают более глубоким знанием потребностей, чем может быть у обыч­ного гражданина. В данном случае ощущение безличных и противоречивых действий является особенно сильным. Рост отдельных отраслей настолько несоизмерим что один из них своими поставками не удовлетворяют потребности других. В отношении автомобильного бензина, жид­кого топлива для промышленных печей речь идет даже о кризисе. Ничего подобного неоклассическая теория не предсказывала. В соответствии с ее моделью с рынком этого произойти не могло. Подобные явления можно пред­сказать при существовании планирования и отсутствии надежных средств для его согласования между различ­ными отраслями промышленности. Наконец, что касается вопроса, рассмотренного в по­следней главе, существует недовольство, связанное с по­стоянной нарушающей равновесие тенденцией современ­ной экономики к инфляции. Наблюдается растущее разо­чарование мерами по исправлению положения, в отно­шении которых людям длительное время вдалбливали мысль об их правильности. Возможности существования инфляции и трудность ее преодоления с использованием общепринятых методов, если исходить из позиций современной теории, не пред­ставляются невероятными. Необходимо сказать несколько слов об источника наиболее острого недовольства. Им является не рабочая сила в промышленности, а профессиональные союзы. Это соответствует ожиданиям. Техноструктура достигла согла­шения с рабочими. Конфликт предупреждается путем пе­реноса издержек, связанных с урегулированием конфлик­та, на другие сектора экономики. Такое решение не является совершенным. Однако те, кто пытается обна­ружить существование классической классовой борьбы внутри современной планирующей системы, несмотря на свои усилия, обнаружат немного для себя интересного. Находящееся в зачаточной стадии недовольство, которое, однако, возрастает и иногда приобретает отчаян­ные формы, исходит из городских гетто, от тех, кто рабо­тает за мизерную плату в сельском хозяйстве, от молоде­жи, не нашедшей работы в планирующей системе. Это также поддается предсказанию. Они подвергаются экс­плуатации. Настоящий анализ показывает, что явления, объясняемые расовыми причинами, должны быть отнесены на счет такой эксплуатации. Сильное недовольство исходит также от университет­ской общественности. Его предсказать очень легко. Пла­нирующая система нуждается в большом количестве квалифицированных людей. Осуществленная ею в зна­чительных масштабах замена неграмотного пролетариата грамотным является одним из заметных достижений пла­нирующей системы. Пролетариат прошлого уделял основ­ное внимание классовой дисциплине и классовой солидар­ности. Современный, более образованный пролетариат придает особое значение ценностям системы образования, которая создала его. Упор делается на отдельную лич­ность, что обычно выражается как важность мышления о своем «я». Таким образом, по мере роста потребностей и стрем­лений техноструктуры к убеждению людей она сталки­вается со все большим количеством людей, образование которых соответствует ее требованиям. Эти люди при­учены подозревать существование подобных попыток к убеждению. Итак, фактически, техноструктура способ­ствует росту критического отношения к ее стремлению к попранию личности, к закабалению людей ради ее интересов. Этот факт имеет первостепенную важность, пред­ставляет собой точку опоры, на которую в значительной мере должна опираться реформа. Теперь уж трудно поверить, что экономическая система имеет тенденцию к самосовершенствованию. Нерав­номерное развитие, неравенство, никчемные и вредные нововведения, ущерб окружающей среде, пренебрежение интересами отдельной личности, власть над государством, инфляция, неспособность наладить координацию между отраслями являются составной частью системы, как и составной частью реальности. Это не мелкие дефекты, которые, подобно поломанному винтику в машине, легко под­давались бы исправлению после того, как они выявлены. Они глубоко присущи самой системе. Такая власть органически распространяется на государство - естественный источник реформ. Кроме того, она зависит от ее воздейст­вия на наши мнения. Огромное влияние на мнение оказы­вает система образования; крайне существенным для власти системы имеет точка зрения, излагаемая в наибо­лее авторитетных учебных курсах. Любой, кто говорит в таких условиях о реформе как о чем-то нетрудном, вы­глядит несерьезно. Однако недостатки системы являются реальными, бо­лезненными, они действуют угнетающе. При помощи убеждения можно преодолеть все, кроме собственных интересов и упорного сопротивления всегда поразительного числа людей, которых стремятся обмануть. Реформа не начинается с законов или правительства. Она начинается с изменения наших взглядов на экономическую систему, с наших мнений. То, во что мы верим, не может быть из­менено одними лишь доводами. Наша вера может быть изменена лишь железной логикой обстоятельств. Приве­денные выше доводы будут иметь жизненно важное зна­чение для изложенной на последующих страницах общей теории реформы. Однако еще более важным является под­тверждение этой теории реальными обстоятельствами, а они свидетельствуют о том, что положение является со­вершенно неблагополучным. Еще одно предварительное замечание: разговоры о ре­форме неизменно вызывают возмущение тех, в ком муд­рость сочетается с уверенностью в безнадежном положе­нии человека. Последующее изложение должно вызвать такое возмущение, которое, возможно, является оправдан­ным. Однако мы подтвердим подобную мудрость, если от­кажемся от любых попыток исправить положение.

В современном экономическом обществе реформа вытекает непосредственно из глубокого понима­ния его особенностей. Едва ли стоило бы говорить о столь прямолинейном утверждении, если бы такое понимание не приводило к мерам, значительно отличающимся, а иногда полностью противоположным по отношению к стан­дартным либеральным и социал-демократическим рецеп­там. Но при достаточно внимательном анализе это не по­кажется удивительным. Если бы такие стандартные ре­цепты оказывались действенными, то рассмотренных выше трудностей не существовало бы. Либеральная и социал-демократическая реакция на экономическую власть неизменно враждебна. Она ставит задачей рассеять, осуществить регулирование, сделать более цивилизованной и обобществить такую власть. В Соединенных Штатах либеральная реакция при столк­новении с индустриальной мощью автоматически сводится к призывам к решительным действиям в соответствии с антитрестовскими законами. Могут также выдвигаться требования, чтобы регулирующие органы, такие, как Фе­деральная комиссия по торговле, Федеральная комиссия по средствам связи, Экономический совет, Федеральное агентство развития, Бюро стандартов, Министерство тран­спорта и Агентство по делам потребителей, выполняли свой долг. Корпорацию нужно заставить уважать интересы об­щественности при установлении цен, осуществлении заку­пок, предоставлении услуг и разработке своих изделий. Новейшей мерой является кампания за назначение в со­веты директоров компаний-нарушительниц людей, которые могут выступать от имени общественности. Наконец, если недовольный является радикалом, а нарушение носит вопиющий характер и влияние предприятия-нарушителя велико, а надежд на принятие мер мало, то может быть выдвинуто требование о передаче предприятия в собствен­ность государства. Частное предпринимательство оказалось несостоятельным. Уже отмечались выгоды, связанные с бесплодностью антитрестовских законов. От практического опыта не так-то легко отмахнуться. Закону Шермана, основному анти­трестовскому закону, уже почти 100 лет, он был принят В 1890 г. Федеральная комиссия по торговле, основной орган, осуществляющий общее регулирование в промышленности, собирается отметить свой бриллиантовый юби­лей. Если бы чему-нибудь было суждено случиться, это наверняка уже произошло бы. Но теперь мы видим, что приобретенного опыта более чем достаточно, чтобы воз­никли сомнения. Мера, предусмотренная в антитрестов­ских законах - расчленение крупного корпорированного предприятия и тем самым его власти, - на первый взгляд выглядит как жестокое, даже драконовское средство. Как известно, каждое новое поколение может вообразить, что отсутствие достижений в прошлом было результатом малодушия их предшественников. Любой человек может возлагать хотя бы слабую надежду на будущее [Не всегда, однако, с большой уверенностью. См. интересную работу Дональда Ф. Тернера (D. F. Turner, The Scope of Antitrust and Other Economic Regulatory Policies, в: «Industrial Organization and Economic Development», edited by Jesse W. Mark-ham and Gustav P. Papanek, Boston, Hougton Mifflin, 1970, p. 76). Проф. Тернер, убежденный сторонник антитрестовских законов, будучи помощником министра юстиции, отвечал за их осуществ­ление. Он признает существование в прошлом несоответствия и периодической атрофии антитрестовского законодательства в об­ластях, где существовали монополия и олигополия. Но он удов­летворяется утверждением, что «с точки зрения государственной политики должно иметь место по крайней мере умеренное разви­тие (в проведении законов в жизнь)».]. В анти­трестовском законодательстве и обвинение и защита при­носят адвокатам солидный денежный доход, подобно тому как обстоит дело при традиционной системе страхования автомобилей. Но с точки зрения техноструктуры и плани­рующей системы антитрестовские законы потрясающе безобидны. Если бы имелась только горстка огромных корпораций, обладающих властью над ценами, издержками, потребителем и над реакцией общественности, то, вероят­но, их расчленение на более мелкие единицы и тем самым расчленение их власти оказалось бы возможным. Но прави­тельство не может объявить вне закона половину экономической системы: и оно, конечно, так не поступит, если критерием рациональной государственной политики является то, что служит целям этого сектора экономики. Планирующая система должна опасаться только косвен­ных неприятностей со стороны антитрестовских законов. Основным результатом является возникновение у общест­венности впечатления, что все-таки что-то происходит. Однако теперь становится очевидно также, что антитрестовские законы, если бы они действовали так, как надеются их защитники, только осложнили бы проблему. Их цель состоит в стимулировании конкуренции, понижении цен и устранении препятствий на пути использования ресурсов другими способами, а также в содействии более энергичному росту конкретной отрасли. Но пробле­мой современной экономики является не слабое функцио­нирование планирующей системы - монополистического или олигополистического сектора, если вспомнить тради­ционную терминологию. Проблема состоит в более высо­ком уровне развития в этом секторе по, сравнению. с рыночной системой. И чем больше ее мощь, тем выше развитие. Там, где сила этого сектора наименьшая, где экономическая организация наиболее полно соответствует целям, предусмотренным в антитрестовских законах, уро­вень развития самый низкий. Если бы антитрестовские законы осуществили надежды своих сторонников и тех, кому они служат, то это привело бы к еще более нерав­номерному развитию, стимулируя дальнейший рост именно в тех частях экономики, где он уже достиг наивысшего. уровня. Это было бы несчастьем. Если бы выводы из на­стоящего анализа осуществились, если бы рынок был. на самом деле восстановлен то общий материальный уровень снизился бы до уровня рыночной системы. Политика без связи с реальностью ведёт к абсурду. Некогда утверждали, что антитрестовские законы, если бы они энергично проводились в жизнь, снизили бы возможности для монополиста эксплуатировать своих рабочих. Таким образом уменьшилось бы неравенство. Теперь даже преданные сторонники антитрестовских законов этого не утверждают, и мы уже знаем почему. Планирующая система не эксплуатирует своих рабочих по классическому образцу; до сравнению с рабочими в рыночной системе они являются привилегированной группой, это одна из причин в силу которой профсоюзы, представляющие этих рабочих, не разделяют пыла ли­берала в отношении осуществления антитрестовских законов. Становится ясно, что антитрестовские законы - это, скорее всего, тупик на пути к реформе. Как уже отмеча­лось, они являются клеткой, в которой можно надежно упрятать реформу. В предыдущих главах освещается также проблема регулирования. Если считается, что интересы фирмы сов­падают с интересами общественности, то регулирование и регулирующий орган должны быть направлены на до­казательство этого. Пока нет противоположных доводов, будет считаться, что любое вмешательство государства противоречит интересам общественности. Сопротивление такому вмешательству от имени народа выглядит вполне добродетельно, и это серьезный недостаток. Следует ожидать, что планирующая система попытается, по край­ней мере частично, захватить какой-либо регулирующий орган для осуществления своих интересов. Неоднократно отмечалось, что регулирующие органы превращаются в инструменты и даже марионетки отраслей, которые они обязаны регулировать. Мы считаем это вполне естест­венным. Прежде чем государство сможет осуществлять регу­лирование планирующей системы, необходимо будет по­нять, что интересы общественности и планирующей систе­мы обычно не совпадают, и что перестройка с помощью ре­гулирования имеет естественный, а не исключительный характер. Государство должно быть освобождено от вла­сти планирующей системы. К этому мы вскоре вернемся. Из настоящего анализа становится также ясно, что, если не считать некоторого довольно полезного ущерба величию корпораций, ничего нельзя добиться с помощью попыток оказать влияние на корпорации через их акцио­неров и советы директоров. В качестве исходной полити­ческой задачи такую попытку могли бы рассматривать только те, кто не представляет ее масштабов. Голоса в корпорации распределяются пропорционально собствен­ности в ней. А распределение собственности таково, что голоса немногих и очень богатых людей неизменно пере­вешивают голоса большинства. То, что называется корпо­ративной демократией, можно было бы приблизительно сравнить с выборами в законодательное собрание штата Нью-Йорк, в которых голоса служащих нью-йоркских банков и членов семьи Рокфеллеров, представляющих единый блок, имеют одинаковый вес по сравнению с го­лосами остальных граждан штата. Немногие из законода­телей избираются по воле граждан. Если же говорить о корпорации, то имеется также достойное сожаления отсутствие власти у избираемого представителя общественности. Техноструктура, как мы видели, располагает властью, обусловленной ее знаниями и активным участием в принятии решений. В зрелой кор­порации с этой властью не может соперничать никакой совет директоров, заседающий лишь в течение нескольких часов раз в месяц или в квартал. Меньшинство в совете директоров, в котором большинство лишено власти, мо­жет иметь слабое ощущение своего могущества. Таково положение представителя интересов общественности [Недавние попытки провести через акционеров умеренные социальные реформы в «Дженерал моторc» («Проект ДМ») дали, несмотря на значительные усилия и подготовку, ничтожные ре­зультаты - не более 3% голосов по каждому вопросу (см.: D. Е. Schwartz, Toward New Corporate Goals: Co-existence with So­ciety, Georgetown Law Journal, vol. 60, «Ms 1, 1971, October, p. 57, et. seq.). «Дженерал моторе» пошла на уступки вплоть до назначения известного негритянского лидера в свой совет дирек­торов. Исходя в основном из этого факта, проф. Шварц делает вывод, что, «если не считать голосования, результаты оказались очень впечатляющими». Он удовольствовался слишком малым».]. Будучи изобретательной в других отношениях, техноструктура современной корпорации редко бывает смелой в вопросах политики. Если бы она была предприимчивой в этом отношении, то в совете директоров каждой крупной корпорации заседали бы женщина, негр, убежденный борец за охрану окружающей среды, представитель потребителей и самый горячий из имеющихся пропо­ведников безопасности продуктов. Все известные агита­торы нашли бы себе применение. Все встречались бы раз в месяц или квартал, задавали бы проницательные вопросы, узнавали бы о ценности своих замечаний, полу­чали бы обещания тщательного рассмотрения. И ничего бы не случилось. По крайней мере до тех пор, пока не вскрылась бы бездейственность этого порядка, у плани­рующей системы не было бы неприятностей. В предыдущих главах очерчена также роль социализма в качестве средства исправления положения. Подобно аме­риканскому либералу, социалист тянется к тем центрам, где сосредоточена власть. Его противоядием против част­ного проявления власти является государственная собст­венность. Как и введение антитрестовских законов, она не обеспечивает устранения низкого уровня развития и эксплуатации рабочих в тех областях, где сосредоточена власть, поскольку именно там указанные отрицательные явления наименее опасны. Государственная собственность не дает многообещающего решения проблемы власти, осуществляемой частным образом, если государство само является инструментом этой власти. Как и в случае регулирования, сначала должно произойти освобождение государства от контроля планирующей системы. Кроме» того, проблема власти возникает не из-за того, что органи­зации являются частными, а из-за того, что они являются организациями вообще. Любая организация отвергает вмешательство как извне, так и свыше. Ее цели - это те цели, которые служат интересам ее членов. Таково пове­дение организации до того, как она попадет под контроль государства; это поведение будет таким же после того, как она попадет под его контроль. Это будет особенно верно, если операции имеют технический характер, а власть организации вытекает из большей или меньшей монополии на информацию. Цели могут быть разными. Государственная органи­зация не будет нуждаться в минимально необходимом уровне доходов для защиты своей автономии. Техническое совершенство само по себе может оказаться важнее, чем рост. Но она не будет меньше заинтересована в осущест­влении целей, имеющих важное значение для ее членов, чем частная организация. И здесь также не будет боль­шей уверенности в том, что эти цели будут согласовываться с целями общества. Недавно на Комиссию по атомной энергии обрушилось по крайней мере столько же жалоб за безразличие к интересам общества, как и на компанию «Дженерал моторc». Даже если его рассматривать совер­шенно поверхностно, ядерный взрыв в Аляске, хотя и совершенно безвредный, отражает такое же полное равно­душие к общественному мнению, как и отношение компа­нии «Дженерал моторс» к вопросам безопасности автомо­биля или к проблеме выхлопных газов. Мало кто считает, что Министерство обороны более восприимчиво к давлению и озабоченности общественности, чем «Американ телефон энд телеграф», что соответствует нашим предположениям. Все это, однако, не исключает роли государственной собственности в управлении властью, когда эта последняя правильно понимается. Там, где государственные и част­ные организации действуют в духе взаимной помощи, их власть усиливается за счет разделения труда, которое де­лает возможным действие лоббистов, использование поли­тических фондов, поощрение политических действий проф­союзов и местных властей, использование секретной ин­формации в той организации, частной или государствен­ной, которая лучше подготовлена для выполнения какой-то конкретной задачи. Как мы увидим ниже, здесь име­ются сильные доводы в пользу полной государственной собственности. И основания для такой государственной собственности становятся eще сильнее, когда государство освобождается от влияния планирующей системы. Мы увидим также, что государственная собственность неиз­бежна - и почти, наверное, необходима - в важных частях рыночной системы, где проблема состоит в неспособности пользоваться властью и распоряжаться ресурсами. Все планирующие системы должны добиваться одобре­ния целей, которые ставят планирующие органы. Методы обеспечения поддержки, применяемые планирующими системами в несоциалистических странах - неоклассические идеи, определение удобной социальной добродетели, реклама и другие методы прямой пропаганды, навязыва­ние истеблишментом канонов, респектабельного мышле­ния, бесконечно более разнообразны и искусны, чем методы коммунистических стран. Конечные цели и интересы имеют много общего у тех и у других. Планирование есть планирование, и одобрение общественностью целей тех, кто осуществляет его, должно быть достигнуто. Следовательно, первый шаг в реформе должен состоять в раскрепощении мнений. Пока это не достигнуто, нет никаких шансов объединить общественность во имя ее собственных интересов в противоположноть интересам техноструктуры и планирующей системы. Последняя будет продолжать преследовать свои собственные инте­ресы под защитой мнения о том, что именно ее цели лучше всего служат обществу. И в дальнейшем будет иметь место неравномерное развитие, неравенство доходов, неравное и хаотическое распределение государственных расходов, нанесение ущерба окружающей среде, дискри­минационные и неэффективные методы политики стаби­лизации, поскольку будет продолжать свое существование мнение, что все эти явления отражают случайную и непредвиденную ошибку. Поскольку не считается, что речь идет о системати­ческом конфликте между интересами общественности и планирующей системы, то со стороны общества не будет предприниматься каких-либо систематических мер. Еще более важное обстоятельство состоит в том, что государство будет оставаться во власти планирующей системы. Только в народном (public) государстве (в отли­чие от государства, в котором командует планирующая система) могут быть осуществлены уже упомянутые и другие реформы. Как это уже стало ясно в связи с исключительно важным инстинктом самосохранения, раскрепощение го­сударства начинается в области законодательства. Она, а не область исполнительной деятельности правительства, является естественным выразителем интересов общества в противопоставлении интересам технократии. По мере того как государство во все большей мере начинает использоваться в интересах общества, становится возможным рассмотрение тех реформ, для осуществления которых требуется вмешательство со стороны государства. Эти реформы логически распадаются на три части. В пер­вую очередь существует потребность радикально усилить влияние и возможность рыночной системы, положительно повысить уровень ее развития по отношению к планирую­щей системе и тем самым уменьшить со стороны рыноч­ной постоянное неравенство в уровнях развития между двумя системами. Сюда входят меры по уменьшению неравенства в доходах между планирующей и рыночной системами, по улучшению конкурентных возможностей рыночной системы и уменьшению ее эксплуатации со сто­роны планирующей системы. Мы называем это «Новым Социализмом». Необходимость уже вызвала к жизни новый социализм в гораздо большем масштабе, чем подозревает большинство людей. Затем приходит очередь политики в отношении пла­нирующей системы. Она состоит в упорядочении ее целей с тем, чтобы они не определяли интересы общества, а слу­жили им. Это означает ограничение использования ресур­сов в чрезмерно развитых областях, переключение госу­дарства на обслуживание общества, а не планирующей системы, защиту окружающей среды, переключение тех­нологии на службу общественным, а не технократическим интересам. Таковы: следующие шаги, которые нужно рассмотреть в стратегии реформ. И наконец, экономикой нужно управлять. Проблема состоит в том, чтобы управлять не одной экономикой, а двумя: одна из них подчинена рынку, а другая плани­руется фирмами, из которых она состоит. Подобное управление представляет собой последний шаг при определении общей стратегии реформ. Не следует воображать, что действия в любом из этих направлений представляют собой что-то новое. Решению подлежат реальные проблемы. Столь же реальны неудоб­ства и неприятности оттого, что они остаются нерешен­ными. Поэтому фактически в каждом случае практи­ческая необходимость уже в какой-то степени показала настоятельность осуществления практических действий, соответствующих выводам данного анализа. Новизна содержащихся здесь предложений в большинстве случаев заключается только в том, что они находятся в противо­речии с традиционными положениями господствующей экономической мысли и подводят теоретическое обоснова­ние под то, что уже вызвано к жизни обстоятельствами и здравым смыслом.


Раскрепощение мнений является самой трудной из задач реформы, от решения которой зависит все остальное. Оно трудно потому, что власть, основанная на мнении, необыкновенно авторитарна. Когда такая власть достигает полного господства, она по своей при­роде исключает любую мысль, которая может ослабить ее узы. Она может быть также приятной, оказаться тем чревом, в котором человек пребывает в состоянии покоя, без мук, связанных с умственной деятельностью или с принятием решений. Если сменить метафору, то дело обстоит, как у счастливого солдата Толстого, с которого снята вся личная ответственность и за него отвечает его полк. И в барабаны, под которые все маршируют, стучит кто-то другой. Современная задача состоит в том, чтобы освободиться от доктрин, которые в случае их принятия заставляют людей служить не самим себе, а планирую­щей системе. На помощь приходят внешние обстоятель­ства, ибо, как было показано ранее, практические послед­ствия этого подчинения, выражающиеся в неравномерном развитии, неравенстве доходов, распространении опасных видов оружия, отрицательно сказывающиеся на окружаю­щей среде и самой личности, становятся все более болез­ненными. Неприятные ощущения и даже просто неудоб­ства действуют гораздо убедительнее, чем абстрактные аргументы. Необходимо бороться против мнения, что интересы планирующей системы совпадают с интересами отдель­ного человека. Власть планирующей системы зависит от того, насколько ей удастся внушить точку зрения, что любое действие со стороны государства и частных лиц, служащее ее интересам, служит также интересам широкой общественности. Это мнение в свою очередь зависит от широкого признания утверждения, что производство и потребление материальных благ, в особенности тех, кото­рые поставляет планирующая система, является условием счастья и добродетельного поведения. В этом случае все остальное в большей или меньшей степени подчиняется этой цели. В данном случае речь идет о добродетели, которая выгодна для интересов планирующей системы. Добропо­рядочный отец семейства усердно трудится ради дохода, которого никогда не хватает на все, в чем нуждается семья. Практически потребности семьи растут всегда несколько быстрее, чем доход. Если человек работает в цехе, он всегда наготове и радуется любой возможности поработать сверхурочно. Он никогда не прекращает ра­боты на том основании, что у него уже достаточно денег в данный момент и он предпочел бы отдохнуть. В послед­ние годы рабочие на автосборочных заводах добились увеличения количества выходных дней, чтобы продлить удовольствие от охоты, рыбной ловли, безделья и выпивки, Ни одно из этих удовольствий само по себе не считается безнравственным. Но стремление к ним вместо дохода осуждается самым решительным образом. Если человек является специалистом или служащим, то упомянутые требования возрастают во много раз. Ведь он, кроме всего прочего, является примером. Поэтому он должен быть особенно неустанным в своих усилиях. Более чем все другие люди, он не может быть невнимательным к своим обязательствам перед тем, что называют обычно более высоким уровнем жизни, а иногда отмечают высо­ким титулом американского образа жизни. По-настоящему беззаботный (в отличие от перегру­женного заботами) служащий является редкостью. Слу­жащий со склонностями к богемной жизни - человек корпорации, который живет в скромном жилище, оде­вается в поношенную одежду, равнодушен к пище и развлечениям, - просто немыслим. Навязываемая добродетель распространяется и на семью. Жена считается хорошей, если она посвящает свое время покупкам, обработке купленных продуктов и уходу за антикварными предметами, которые составляют необ­ходимый элемент самого высокого уровня жизни из воз­можных. Сыновья являются хорошими, если они, каковы бы ни были их юношеские мечты, принимаются в соот­ветствующем возрасте за освоение технических дисциплин, теоретических наук, теории управления фирмами и других полезных знаний и добиваются с помощью женщин-еди­номышленниц больших успехов, причем последнее является синонимом высокого дохода и потребления. До­чери тоже считаются хорошими, если после нескольких опытов в юности с искусством, свободой в одежде и сексуальной жизни они перенимают образ жизни своих матерей. К этому можно добавить, что добродетельность семьи возрастает, если она выступает за такие меры, как налоги, установление зональных тарифов, разумная по­зиция по вопросу о загрязнении воздуха и воды, которые способствуют тому, что называется благоприятным кли­матом для промышленности в обществе, и если она обладает инстинктивным чутьем на политику и политиков, которые обещают неуклонный рост национальной эконо­мики, и если она патриотически одобряет необходимость существования сильной национальной обороны. Добродетель этой семьи во всех отношениях служит целям планирующей системы. Даже сам процесс, в силу которого добродетель становится удобной для меняю­щихся потребностей доминирующей экономической силы, впечатляет своей эффективностью. Давным-давно, когда капиталист стремился поглотить весь возможный доход, именно бережливый рабочий, бедный, но честный бухгал­тер вызывали восхищение и считались ведущими скром­ную, но достойную жизнь. Теперь, когда рост стал главной целью планирующей системы, восхищение вызы­вают те, кто щедро тратит и потребляет и даже влезает в долги, чтобы поддержать приличный уровень жизни. Можно представить себе семью, которая ставит в ка­честве своей цели достижение определенного размера дохода, где муж и жена совместно участвуют в обеспече­нии этого минимума. Эта семья осуществляет продуман­ный и преднамеренный выбор между досугом, бездельем и потреблением. Эта семья намеренно отказывается от потребления, которое в силу своей сложности привязы­вает женщину к ее скрытой роли слуги. Она поощряет самообразование, а не прагматическое образование для своих отпрысков. Семья предпочитает совместные радости индивидуальным и в результате противостоит промыш­ленному и иному экономическому вторжению в свое жизненное пространство. В своем общественном мировоз­зрении эта семья не придает большого значения росту производства материальных благ, которых ей и без того хватает. Она равнодушна к доводам в пользу расходов во имя национального престижа или военной мощи, от которых она не получает никакой осязаемой выгоды. Та­кая семья формально не осуждается как порочная. Она не подвергается остракизму в обществе. Но то уважение,, которым она пользуется, является в основном резуль­татом ее эксцентричности. Необходимо прямо признать, что наши мнения и удобная социальная добродетель создаются не нами, а планирующей системой. Если мы видим это, то мы также увидим, что есть много способов удачной организации жизни и что вполне успешной может быть такая эконо­мика, которая повышает возможности осуществления этого выбора. Максимизация дохода и потребления является одной из таких возможностей, как и максими­зация досуга, по крайней мере до тех пор, пока это можно делать без ущерба для других. Такой же возмож­ностью является определение желаемого уровня дохода и потребления, достижение которого дает возможность ис­пользовать время для иных целей, не связанных с полу­чением дохода. И несомненно, имеется бесконечное мно­жество вариантов такого использования времени. Суще­ствуют также различные стили жизни и досуга в разные годы и разные периоды жизни [Долгое время считалось, что молодежь будет стремиться к доходу только в размерах, необходимых для потребления, вклю­чая такие предметы роскоши, как велосипед или автомобиль, или такие услуги, как путешествия. Потом этими вещами пользуются. Только по достижении определенного возраста респектабельность требует, чтобы человек прочно осел, это означает, что нужно стре­миться к максимуму потребления и дохода, как этого требует пла­нирующая система.]. Само собой разумеется, что любые нападки на суще­ствующие мнения и связанную с ними добродетель не вызовут восторга у тех, кто отражает позиции и потреб­ности планирующей системы. Совсем не обязательно, что эти нападки будут приветствоваться теми, кто прикован существующими верованиями к интересам планирующей системы. Все мы тщеславно радуемся тому, что являемся исполнителями своей собственной воли. И как только что было отмечено, необходимость поглубже задуматься о жизни и осуществлять выбор между альтернативными ти­пами экономики для многих окажется тягостным бременем. Лучше принятые формы существования, чем ужасные муки мышления и выбора. Необходимо также отметить, что для многих, а воз­можно, и для большинства семей нет альтернатив суще­ствующим жизненным укладам. Воздействие физических и других неизбежных потребностей - в минимально не­обходимой пище, одежде, крыше над головой, лекарст­вах, образовании - поглощает всю энергию. Вероятно, это соответствует истине в отношении многих в рыночной системе. Однако истина состоит также в том, что с ростом дохода потребности продолжают поглощать всю энергию и лишают какой-либо возможности выбора. Это - изобре­тение планирующей системы. Мнение о том, что это необ­ходимо, опровергается в настоящей работе. Основной целью повышения дохода и в особенности улучшения его распределения должно стать увеличение числа людей, которые освобождены от давления физических потребностей или другого аналогичного давления, - людей, которые вследствие этого способны осуществлять выбор своего образа жизни в экономической сфере. Чтобы сделать первый шаг при ниспровержении су­ществующей веры, следует показать источник господ­ствующего мифа. Затем надо выявить и обезвредить специфические инструменты, используемые для увекове­чения этого мифа. Существуют четыре таких инстру­мента: 1) Современное экономическое образование. Его роль была уже рассмотрена в достаточной мере. Современное экономическое образование служит не пониманию, а обес­печению интересов планирующей системы. Оно построе­но, хотя и довольно наивно, таким образом, чтобы не да­вать отдельному человеку возможности для понимания, как им управляют, и приспособить его взгляды к интересам планирующей системы. Чтобы избавиться от рабства существующей веры, необходимо понять воздей­ствие официально преподаваемого курса, который ставит задачу увековечить такую веру. Это следует крепко за­помнить всем, кто изучает экономическую теорию. 2) Современная ориентация системы образования. На­ряду с непосредственным преподаванием неоклассической экономической теории в современной системе образова­ния существуют скрытые методы воздействия. В общих чертах эти методы связывают жизненные успехи с дохо­дом и потреблением. Они требуют, чтобы преподавание теоретических и технических дисциплин, экономики и юриспруденции было прагматическим; обучение искус­ству, особенно если оно имеет творческий характер, должно быть подчинено интересам декоративности и развлекательности. Планирующей системе нужен стан­дартный набор идей; остальное находит лишь доказатель­ство от противного в академической риторике как нечто такое, чем цивилизованный человек не должен пренебре­гать. На деятелях образования лежит особая обязанность следить, чтобы образование не было социально обуслов­ленным. Это означает устранение всякого различия между полезными и бесполезными областями знания, всяких предположений о том, что имеется экономический стандарт социальных достижений. 3) Современная реакция на открытые методы убежде­ния. Современная реакция на рекламу и другие формы убеждения, используемые производителями, вообще гово­ря, состоит в безоговорочном ее принятии. Всегда предпо­лагаются преувеличения и обычно подозревается сущест­вование обмана. Однако считается, что такой обман не нанесет ущерба. Для раскрепощения мнения требуется предубеждение против любого воздействия, навязывае­мого планирующей системой. Такое воздействие исполь­зуется для навязывания индивиду целей техноструктуры. Поэтому человек, который хочет быть свободным, не может уступать. Он должен сопротивляться. Всякий, кто без размышлений уступает убеждению относительно покупок, поведения или мнения, отдает часть собствен­ного «я» интересам планирующей системы. Когда сопро­тивление становится упорным, оно приводит к положи­тельным результатам, состоящим в том, что подрывается зависимость средств информации от доходов, получаемых за осуществление такого воздействия; этой проблемы я вскоре коснусь. 4) Выработка государственной политики. В Соединен­ных Штатах имеются практически три источника мнений, не связанные с избирательной машиной и оказывающие воздействие на определение государственной политики в вопросах о том, что является разумным в области регули­рования, налогообложения, расходов, внешней политики и военной области. К ним относится бюрократический аппарат федеральной администрации, образованные слуги сообщества корпораций, главным образом адвокаты, а также университеты. Влияние планирующей системы на всех, но особенно на первых двух, огромно. Плани­рующая система теснейшим образом связана с исполни­тельной деятельностью правительства. Образованные прислужники нужны в некоторой степени для того, чтобы отчетливо формулировать потребности планирую­щей системы, а это в силу требования беспристрастности невозможно для самих членов техноструктуры. Их влия­ние получает широкое отражение в постоянных ссылках на «влиятельные круги». Как уже отмечалось, универси­теты являются источником критических мнений, но они используются также в качестве духовной опоры. Значе­ние, которое они придают личности, прививает их членам внутреннюю подозрительность и скептическое отношение к интересам планирующей системы. Однако официальные учебные курсы, особенно в области экономической тео­рии, а также в политической науке, решительно поддер­живают эти интересы. Раскрепощение мнений требует, чтобы любая поли­тика, определяемая служащими и образованными слу­гами сообщества корпораций, рассматривалась при отсутствии противоположных доказательств в качестве средства, обеспечивающего интересы планирующей си­стемы. Никто не должен воображать, что эта служба носит тайный, неразумный или даже преднамеренный характер. Многие высказывания исходят от людей, отли­чающихся особым пылом и довольно ограниченным во­ображением, пребывающих в состоянии благополучного неведения относительно различий между интересами планирующей системы и интересами общественности. Речь идет не только о политике. Важно осознать, что авторитет в области государственной политики, обеспечивающий интересы планирующей системы, оказывает влияние и на общественную мораль. Наставления обще­ственных деятелей, касающиеся личного поведения - в отношении трудовых навыков, продолжительности рабо­чего дня, дисциплины, поведения в качестве потребителя, которые еще недавно приветствовались как рабочая этика, - являются, как правило, выражением точки зре­ния планирующей системы. Раскрепощение мнений тре­бует, чтобы это тоже было известно всем. Политическая необходимость определения интересов планирующей системы как чего-то отличного от интересов общественности, от того, что я называю «общественным пониманием», - это вопрос, к которому я вернусь. Власть планирующей системы основана на том, что эта система может воздействовать на мнение. Можно задать вопрос, нельзя ли осуществить раскрепощение мнений более прямой атакой на средства, при помощи которых осуществляется воздействие на мнение или контроль над ним. Почему бы не объявить неоклассиче­скую экономическую теорию вне закона, запретить рек­ламу, ликвидировать власть планирующей системы над телевизионной сетью и прочими средствами информации, решительным образом перенести центр тяжести системы образования с изучения теоретических наук и техниче­ских дисциплин на область искусства? Нет оправдания постепенным средствам, если при­годны более решительные меры. Но если источником вла­сти является вера, атака должна быть направлена на нее. Закон не может обеспечить понимания. Здесь затрагивается более глубокий принцип. Всякое планирование стремится завоевать контроль над мнением - заставить людей подчиняться в мыслях и действиях тому, что выгодно для тех, кто осуществляет планирование. В эконо­мике советского типа это достигается формальным декре­тированием - здесь имеется правильная и неизменная линия, которая, однако, время от времени корректи­руется по мере изменения планирующих органов. В эко­номиках западного типа мнение, которое требуется для планирующей системы, достигается во имя либерализма Оно считается комплексом выводов, к которым приходит человек, обладающий здравым смыслом и разумом в результате приемлемой в научном отношении подготовки. Мнение, не выгодное для планирующей системы, не по­давляется; оно либо игнорируется, либо клеймится как эксцентричное, ненаучное, не обладающее научной точ­ностью или респектабельностью или порочное в других отношениях. Однако либерализм не может оказаться неверным, поскольку он представляет собой ширму для выгодных верований. Требуется не авторитарное подавление мето­дов создания обязательных точек зрения, а истинно ли­беральное сопротивление таким мнениям. Не надо по­давлять неоклассическую экономическую теорию; нужно показать ее тенденциозную функцию и стремиться найти ей замену. Не нужно запрещать рекламу; нужно сопро­тивляться тому, что она пытается навязать. Не надо издавать законов против науки и техники; нужно рас­сматривать их привилегированное положение по отноше­нию к искусству как умысел планирующей системы. Это не только либеральное средство спасения, но впол­не возможно, что и единственное. Если бы подавление являлось законным инструментом политики, приносящим плоды, оно бы применялось не против планирующей системы, а в ее интересах. К тому же раскрепощение мнений не является столь маловероятной и чисто теоре­тической возможностью, как это кажется. Когда люди видят, что реклама наряду с другими формами коммер­ческого убеждения имеет целью подчинить их планирую­щей системе, заставить их служить интересам, которые не являются их собственными, то существует значитель­ная возможность, что она перестанет быть эффективной. Когда реклама потеряет свою эффективность, она не будет применяться. В этом случае оплачивать журналы, телевидение и газеты должны будут потребители. А сред­ства информации в свою очередь перестанут служить, хотя бы субъективно, целям и ценностям планирующей системы. Нельзя считать выходящим за пределы возмож­ного, что такое развитие уже идет своим ходом. Жур­налы, которые зависят от рекламы, исчезнут. Уцелеют только те, доходы которых зависят от читателей?[Сомнения проявляются также в растущем стремлении обес­печить достоверность рекламы, в росте требований Федеральной комиссии по торговле, Управления продовольственных товаров и медикаментов и других органов, ответственных за соблюдение ми­нимальных норм безопасности и достоверности. ] Подобным образом некоммерческое и кабельное телевидение демонстрируют преимущества перед телевидением, рабо­тающим по заказам рекламодателей. Складывается по крайней мере инстинктивное ощущение, что уделяв­шееся в прошлом большое внимание вопросам науки и техники имело тенденциозную направленность. В послед­ние годы неуклонно возрастало количество решительных протестов против мнений, навязываемых неоклассической экономической теорией. Наконец, происходит обнадежи­вающее нарастание скептицизма в отношении мудрости руководящей элиты. В 1966 г. опрос, проведенный Луи­сом Харрисом, показал, что 55% опрошенных питают «большое доверие» к руководителям промышленности страны. К 1971 г. эта доля снизилась до 27%. Доверие к банкирам упало с 67 % до 37 %, к ведущим ученым - с 56% до 32%; к представителям рекламы-с 21% до 13% [См. «Thе Progressive», 1971, December, p. 13.]. Разочарование, связанное с вьетнамской войной, несомненно, оказало свое влияние; доверие к во­енным руководителям упало с 62% до 27%. Все эти явления свидетельствуют о существовании здоровой тенденции. И наконец, в минувшем десятилетии наблюдалось широко распространенное отрицание, особенно среди мо­лодых людей, по крайней мере пока они молоды, обще­признанных стандартов потребления. Оно коснулось всего - одежды, внешнего вида, развлечений, образа жизни и личной гигиены. Вместе с таким отрицанием существенно снизилось стремление следовать общепри­знанным образцам карьеры. Видимо, такое отношение отражает инстинктивное подозрение, что те, кто следует таким образцам, используются в интересах, которые не являются их собственными. Подобное изменение отноше­ния наблюдалось прежде всего среди молодых людей из семей со средним и высоким доходом. Именно в этих семьях наиболее очевидна бесплодность жизни, посвя­щенной конкурентному стремлению к высокому уровню потребления. Материальные блага здесь имеют наимень­шую предельную полезность, и стремление к ним навязано требованиями, искусственность которых в высшей мере очевидна [Наличие такого недовольства было темой чрезвычайно по­пулярной книги Чарльза Рейча (см.: С. Reich, The Greening of America, New York, Random House, 1970). В книге проф. Рейча имеются недостатки, включая существенную неясность в вопросе о характере и мотивации экономической системы, возникновение которой он предвидит. Но он правильно чувствует недовольство молодежи обществом, в котором действия: управляются навязан­ным конкурентным потреблением. Как аудитория, которую завое­вала книга, так и особая едкость нападок на нее показывают ще­котливость затронутого им вопроса. Он явно представлял угрозу .для командного механизма господствующего порядка. В этой связи можно отметить, что стандартное (и довольно эффективное) оружие защитников господствующего порядка состоит в утверж­дении, что любой вызов, брошенный им, не отличается научностью и поэтому интеллектуально несостоятелен. Это оружие энергично, хотя и с ограниченным успехом, использовалось против моей пер­вой попытки изложить эти идеи в «Affluent Society», Boston, Houghton Mifflin, 1958. Оно применяется не всегда сознательно. Уче­ные самых посредственных способностей часто являются наибо­лее страстными защитниками. Это происходит потому, что они в наибольшей степени находятся в плену приемлемых для техноструктуры верований и поэтому наименее способны увидеть ка­кую-нибудь альтернативу.]. Важно, что недовольство развилось в период сравнительно высокой занятости и довольно быстро растущих доходов, что было характерно для конца 60-х годов. Сравнительная легкость, с которой можно было найти работу и обеспечить доход, в свою очередь позволила иметь работу с неполной рабочей неделей и в целом при­вела к ослаблению экономической дисциплины. Стало возможным выражать недовольство, не опасаясь ответных мер, приводящих к полной потере дохода,- классического наказания, налагаемого на тех, кто не согласен с целями системы [Другим фактором, который ослабил контроль планирующей системы, явилась вьетнамская война. Раньше рациональным объ­яснением управления спросом со стороны государства на военную продукцию была необходимость противостоять военным достиже­ниям Советского Союза или служить более абстрактным целям национального престижа и безопасности. Эти цели не вызывали открытой враждебности, даже если не разделялись всеми. И вера в необходимость таких расходов не бросала открытого вызова разуму. Вьетнамская война возбудила непосредственную антипа­тию тех, кто мог, быть призван для участия в ней. И доводам в ее пользу почти никто не верил.]. Хотя раскрепощение :мнений, очевидно, началось, оно до сих пор страдало серьезными изъянами. Не были в достаточной мере выявлены силы, осуществляющие контроль над мнением, цели, которые преследует такой контроль, и его методы. И наконец, не было понимания, что освобождение от дисциплины вообще, а переход к большей самодисциплине. Однако, как показывает характер возникшего недовольства, его распространение не вызывает сомнений. К тому же существует прецедент. В последних десятилетиях прошлого столетия и в начале нынешнего неотъемлемый элемент общественного мне­ния состоял в том, что все, на чем настаивает респекта­бельное общество - банкиры, наиболее влиятельные газеты, самые уважаемые члены сената Соединенных Штатов,-должно восприниматься с подозрением. Все, что доказывалось, отражало интересы. капиталистов. Предполагалось, что результатом будет дальнейшее обогащение тех, кто уже богат. Такова была глубокая вера популистов в США и социалистов и социал-демократов в Англии и других европейских странах. В середине 30-х годов почти все респектабельное общество выступило против Рузвельта и «Нового курса». Именно это, по мне­нию населения, показало, что Рузвельт прав. В послед­ние 30 лет техноструктура выполнила поистине титани­ческую задачу завоевания общественного мнения - за­дачу подавления этого инстинктивного недоверия к респектабельным взглядам. Все же было бы неоправдан­ным пессимизмом полагать, что прежняя способность к скептицизму навсегда утрачена. Следует добавить, что человеческий разум обладает неискоренимой способностью оказывать сопротивление авторитетам. Когда этот разум поймет процессы, у кото­рых и ради которых он находится под контролем, он почти наверняка отвергнет их.


Для полного освобождения женщины а для действительного равенства ее с мужчиной нужно, чтобы было общественное хозяйство и чтобы женщина участвовала в общем произво­дительном труде. Тогда женщина будет зани­мать такое же положение, как и мужчина.

В, И. ЛЕНИН. О задачах женского рабочего движения в Советской республике.

[В. И. Л е н и н, -Полн. собр. соч., т. 39, стр. 201. 294] Мы видели, что для успеха современной экономики требуется скрытый класс слуг. Этот класс делает возможным более или менее безграничное расши­рение потребления, наталкивающееся на огромные труд­ности, связанные с распоряжением. Одно из выдающихся достижений планирующей системы состоит в том, что ей удалось заставить женщин принять на себя такую роль скрытых слуг и превратить молчаливое согласие в решаю­щее проявление удобной социальной добродетели. Путем исключения такого труда из экономических расчетов и путем уничтожения самостоятельности женщины как лич­ности при помощи концепции домашнего хозяйства, когда отказ от индивидуального выбора проходит незамечен­ным, неоклассическая теория умело способствовала пол­ной маскировке такой тенденции даже от женщин, кото­рых она непосредственно затрагивала. В результате стало возможным, чтобы большинство женщин изучали экономическую теорию, не подозревая, каким образом они служат экономическому сообществу, каким образом их используют. Однако принятие женщинами их основной экономиче­ской роли не является окончательным. В последние годы во всех промышленно развитых странах наблюдалась известная степень беспокойства и даже некоторого недовольства среди женщин; Опять мы сталкиваемся с реакцией, которая показывает, что проблема, обсуждаемая нами, является реальной и, как обычно, отсутствует ясное представление об экономических условиях, опреде­ляющих ее. И в этом случае раскрепощение мнений яв­ляется важной реформой. Как только женщины поймут свою роль в качестве инструмента для увеличения по­требления в интересах планирующей системы, они на­верняка не будут столь легко соглашаться на эту роль. По крайней мере на это можно надеяться. Разумная цель экономической системы состоит в том, что она позволяет всем людям независимо от пола пре­следовать социально приемлемые личные цели. Не должно быть никакого предписанного или обусловленного подчинения одного пола другому. Учитывая методы, с помощью которых в настоящее время отнимаются права у женщин, необходимы существенные перемены в способах приня­тия решений в домашнем хозяйстве относительно потреб­ления. Роль в принятии решений должна быть по край­ней мере пропорциональна затратам усилий на управле­ние семейными делами. Это значит, что женщине как распорядителю должен принадлежать решающий голос в определении образа жизни, поскольку на ее плечи ложится основное бремя. Другими словами, решения дол­жны приниматься совместно, и выполнение такой работы, как уборка, ремонт жилища, предметов роскоши, авто­мобилей или планирование и осуществление семейных мероприятий, должно распределяться равномерно. В лю­бом случае достижение согласия в этой области приведет к решительным сдвигам в существующей структуре потребления. Однако наиболее очевидное решение связано с пре­одолением другой проблемы, носящей фундаментальный характер. Истоки этой проблемы связаны с концепцией семьи, в соответствии с которой один из ее членов обес­печивает доход, а другой целиком и полностью отвечает за его использование. В .значительной, хотя и трудной для определения, степени существование семьи обусло­влено экономической необходимостью. Для сельского хо­зяйства и ремесленного производства семья представляет собой чрезвычайно удобную единицу, которая связана с твердо централизованной ответственностью за решения о производстве и потреблении и с полезным разделением труда при выполнении различных функции, связанных как с производством, так и потреблением товаров. Муж­чина выполняет более тяжелую полевую работу или ге­роические задачи охоты или грабежа; женщина управ­ляется с домашней птицей и шьет одежду. С индустриа­лизацией и урбанизацией мужчины и женщины больше не делят между собой задач производства в зависимости от силы и способности к приспособлению. Мужчина исче­зает на фабрике или в конторе, женщина начинает цели­ком заниматься управлением потреблением. Это дости­гается на основе договоренности, а не представляет собой действительно необходимое разделение труда. Когда по­требление не является сложным, один человек вполне способен делать и то и другое. Хотя семья сохраняет дру­гие цели, к которым относится любовь, рождение и воспи­тание детей, она уже перестала быть экономической необ­ходимостью. С растущим уровнем жизни она все больше становится вспомогательным инструментом для увеличе­ния потребления. Тот факт, что с индустриализацией и по­вышением уровня жизни семейные связи все больше осла­бевают, служит серьезным .подтверждением этого вывода. Следовательно, по мере экономического развития сле­дует ожидать, что женщины все смелее будут относиться к браку не как к необходимости, а как к традиционному порабощению личности, которое поддерживается обычаем и потребностями планирующей системы. Многие предпо­чтут отказ от традиционной семьи в обмен на другие спо­собы устройства жизни, которые лучше подходят для отдельной личности. В практическом смысле это означает, что женщины, если они собираются стать действительно независимыми, должны иметь возможность получать собственный доход. Это явно необходимо, чтобы выжить вне традиционной семьи. И это делает возможным независимое существо­вание - на короткое или длительное время - в рамках семьи. С появлением такого дохода возникает растущее влия­ние на решения в домашнем хозяйстве. Вместе с этим также появляется работа, которая по крайней мере до некоторой степени отражает индивидуальные предпочте­ния в отношении того, как женщине надо тратить свое время. Даже если выбор неудовлетворителен, подобна тому как для многих является неудовлетворительной ра­бота, он все равно не предопределен в такой же мере, как семейная жизнь (означающая руководство потребле­нием) предопределена браком. Брак не должен больше оставаться вездесущей ловушкой. Терпимое общество не должно думать плохо о женщине, которая находит удо­вольствие в половых отношениях, рождении и воспита­нии детей, украшениях и руководстве потреблением. Но оно, несомненно, должно отрицательно относиться к порядку, который не предполагает существования ка­ких-либо альтернатив и который приписывает доброде­тель тому, что в действительности представляет собой удобство для производителей материальных благ. Равные права на получение работы должны быть за­креплены в законодательном порядке. Для этого необхо­димо проведение также ряда связанных между собой ре­форм. Не все из них представляют собой большую но­вость, так как интуиция в решении проблем, как всегда, предвосхитила четкое определение пороков. Особое зна­чение имеют четыре момента. 1) Обеспечение профессионального ухода за детьми. Важность этого не нуждается в комментариях. К тому же с точки зрения самых строгих требований эффективности это мероприятие имеет огромное экономическое значение. В детском учреждении один человек обеспечивает про­фессиональный уход за множеством детей, а в семье один человек непрофессионально ухаживает за одним пли очень немногими детьми. Таким образом, видимо, най­дется весьма немного институтов, которые могут столь непосредственно способствовать повышению производи­тельности труда. Профессиональный уход за детьми имеет и другие преимущества. Удобная социальная добродетель приписывает нынешней системе особые преимущества, которые дает родительская любовь. Она почти никогда не упоминает примеров, когда родительская любовь выхола­щивается и сводится на нет скукой, равнодушием, оттал­кивающими качествами родителей, алкоголизмом, про­чими психическими и физиологическими нарушениями и прискорбной неспособностью понять эти отрицательные явления, с которыми сталкивается ребенок. 2) Большая возможность для индивидуального выбора в отношении продолжительности рабочей недели и трудового года. Никто не будет спорить, что женщины нуж­даются в отпуске по беременности, тогда как мужчины нет. Привлечение женщин в качестве рабочей силы также требует гибкости. То, что могло бы быть достигнуто постепенно, становится невозможным, если считается необ­ходимой решительная реорганизация традиционных мето­дов ведения домашнего хозяйства. Трех- или четырех­дневная рабочая неделя сделала бы возможным переход для многих женщин там, где немедленный переход к пол­ной рабочей неделе был бы непреодолимым барьером. Имеется и довод более общего порядка в пользу гиб­кости, поскольку это окажется благоприятным для обоих полов. Только в тех случаях, когда у человека есть выбор в отношении продолжительности его рабочей недели или года наряду с возможностью пользоваться неоплаченным отпуском на более длительное время, у него или у нес появляется эффективный выбор между доходом и досу­гом. Отсутствие такой гибкости, необходимость отрабаты­вать неделю и год стандартной продолжительности пред­полагает, что все рабочие имеют приблизительно одина­ковые предпочтения в отношении дохода и того, что на него покупается, и досуга и тех развлечений, которые он дает. И соответственно все придерживаются одинако­вой рабочей недели и года. Это варварское допущение, еще одно отрицание индивидуальности, которое тради­ционная экономическая, теория берется защищать. Стрем­ление к гибкости проявляется в сильно различающихся предпочтениях рабочих в отношении сверхурочной ра­боты и совместительства. В действительности постоянное стремление промышленности придерживаться единообраз­ной рабочей недели и года есть уступка удобству руко­водства, которая ни в коем случае не имеет большого значения для эффективности [Эти вопросы рассматривались в кн. «Новое индустриальное общество», М., «Прогресс», 1969.]. 3) Ликвидация существующей монополии мужчин на наиболее выгодную работу в техноструктуре. Со всех практических точек зрения такая монополия является в настоящее время полной. В 1969 г. свыше 95% всех должностей с жалованьем свыше 15000 долл. в год были заняты мужчинами. До некоторой степени в этом отра­жается оправданный инстинкт техноструктуры. Если последняя собирается успешно осуществлять положитель­ную цель роста, то женщины должны взять на себя руко­водство возросшим в результате этого потреблением. Осо­знавая это, техноструктура создает соответствующий пре­цедент, лишая женщин возможности стать ее членами и оставляя за ними необходимую работу в домашнем хозяйстве. Это видно на примере, приведенном выше, когда жена одного из высших руководителей фирмы являет собой образец послушного и. горделивого подчине­ния задачам компетентного ухода за сложным домашним хозяйством. Но следует проявлять осторожность в по­исках сложных объяснений, когда существует простое. Монополия мужчин в деловых вопросах выгодна тем, кто пожинает плоды общепринятой традиции. Женщины оспа­ривали ее, потому что они находятся под воздействием понятия удобной социальной добродетели - представле­ния о том, что семейный долг и управление потребле­нием являются их истинными функциями. Монополия мужчин не будет отменена добровольно. Это дело потребует воздействия в законодательном по­рядке, и поскольку корпорация больше не может требо­вать неприкосновенности, связанной с мнимым подчине­нием рынку, поскольку она должна быть признана обще­ственным институтом, то нет препятствий для осущест­вления такого воздействия. Одним из приемлемых путей явилось бы выдвижение требования о том, чтобы все фирмы, входящие в планирующую систему, размер кото­рых превышает определенный минимальный уровень, обеспечили работу женщин на постах, соответствующих различным категориям зарплаты, пропорционально доле женщин в общем количестве работников. Для этого по­требуется длительное время. В одной из своих статей я вместе со своими коллегами призывал к тому, чтобы обязать крупнейшие корпорации представить десятилет­ний план осуществления этого требования [Статья под названием «План развития меньшинств» напи­сана совместно с проф. Эдвином Ку и Лестером Туровом из Массачусетского технологического института (см. «The Minority Advancement Plan», The New York Times Magazine, 1971, august 22). Подобные же мероприятия предусматриваются в отношении нег­ров и лиц, говорящих на испанском языке, которые также под­вергаются дискриминации в силу других, даже менее обоснован­ных причин.]. Нельзя принимать никаких ссылок на нанесение недо­пустимого ущерба экономической эффективности фирмы. Напротив, будет широко признано, что женщины не глу­пее мужчин и что интеллектуальный потенциал техноструктуры в данный момент ограничен. Следовательно, такая реформа принесет очень большое увеличение, по­тенциально удвоение, предложения интеллектуальных ресурсов, 4) Обеспечение женщинам необходимых возможностей в области образования. Такая необходимость очевидна. Менее очевидно, что в силу дискриминации в прошлом учебные заведения, в особенности университеты и центры профессиональной подготовки, в течение определенного времени должны целенаправленно ставить женщин в бо­лее благоприятные условия. В противном случае будет скрыто увековечена дискриминация, имевшая место в прошлом. В силу тех же обстоятельств необходимо по­средством соответствующего законодательства оказывать давление на высшие слои техноструктуры с целью обеспечения приема женщин на работу и продвижения их по службе, что в свою очередь будет способствовать соз­данию условий для профессиональной и другой подго­товки женщин в различных учебных заведениях. Когда исчезнут последствия дискриминации, имевшей место в прошлом, а это в равной и даже в большей степени относится к расовым меньшинствам, которые страдают от дискриминации, в этом случае, и только тогда, отбор станет обезличенным. Результатом эмансипации женщин и рационализации домашнего хозяйства будет существенный сдвиг в образе жизни. Жизнь в пригороде, это утверждение стало совер­шенно банальным, предъявляет большие требования в отношении организации потребления. Содержание авто­мобилей, ремонт жилищ, перевозка детей, истребление сорняков, лечение домашних животных, суровые требо­вания светского общения, связанные с демонстрацией хо­зяйственных способностей, образуют бесчисленное мно­жество ярких примеров. Если бы мужчина принимал участие в решении этих задач, то произошел бы решительный пересмотр мнения о преимуществе жизни в пригороде. Городские много­квартирные дома требуют гораздо меньше ухода. Поэтому не удивительно, что именно здесь обычно проживают жены с независимыми жизненными интересами. Можно говорить и об осуществлении менее значитель­ных перемен. Шире будет распространено профессиональ­ное приготовление пищи. Реже пища будет приготов­ляться в домашних условиях. Качество такой пищи, хотя в большинстве случаев сомнительное, с жаром прослав­ляется в удобной социальной добродетели. Подобным же образом возрастает зависимость не от домашних бытовых приборов, а от внешних услуг - от прачечных, профес­сиональной уборки домов и общественного транспорта вместо стиральных машин, пылесосов и автомобилей, ра­боту и содержание которых обеспечивает жена. На смену светскому общению, связанному с демонстрацией женских талантов в приготовлении пищи, оформлении до­машней обстановки, садоводстве и приготовлении коктей­лей, придет посещение профессиональных зрелищных мероприятий. Вероятно, будет иметь место возрождение интереса к искусству. Восприятие искусства в отличие например, от конкурентной демонстрации умения свет­ского общения в сравнительно меньшей степени требует управления и ставит задачи, которые сами по себе интересны и требуют большого внимания. Необходимо сделать несколько итоговых замечаний. Производство в экономической сфере направлено на ока­зание услуг и выпуск товаров. При многих исключениях услуги предлагаются рыночной системой, товары в основ­ном поставляются планирующей системой. Оказание услуг географически разбросано и связано с личностью отдель­ного человека, оказывающего их. Эти два фактора плохо поддаются организации и поэтому не могут контролиро­ваться планирующей системой. Производство товаров - это главным образом функция планирующей системы - огромное большинство крупных корпораций представляют собой производственные фирмы. Потребление товаров в большинстве случаев требует организации и усилий приготовления, уборки, ухода, ремонта, удаления отходов. Потребление услуг обычно не связано с такими действиями. Услуги фактически потребляются в процессе их оказания. Очень большое число услуг - услуги прачеч­ных, гаражей, водопроводчиков, снегоочистителей - име­ют своей целью облегчение задач, связанных с исполь­зованием или потреблением товаров, включая недвижи­мость. Таким образом, если женщины больше не занимаются управлением процессом потребления и усилия, связанные с обеспечением использования товаров, должны быть поэ­тому уменьшены, то в экономике произойдет значитель­ный сдвиг от производства товаров к оказанию услуг. Од­новременно это означает сдвиг в экономике от планирую­щей системы к рыночной, что можно ощутить по крайней мере субъективно. Это является, или может быть, еще одной причиной, в силу которой производители товаров стремятся придать признаки добродетели той роли, кото­рую женщина играет в современном обществе. Имеется ряд вопросов, рассмотрение которых может быть осуществлено с большей пользой, чем исследования изменений, которые бы произошли при условии, что женщины были бы освобождены от своей службы на бла­го потребительскому обществу и планирующей системе. Но именно эмансипация сама по себе становится злобо­дневным вопросом. Ее дальнейшие последствия будут объ­ектом изучения других исследователей, и история покажет, в каком направлении пойдет развитие.

Планирующая система преследует свои собственные интересы и соответственно приспосабливает к ним интересы общества. Правительство путем осуще­ствления своих закупок и обеспечения разнообразных по­требностей планирующей системы играет жизненно важ­ную роль в осуществлении ее интересов. Решающим усло­вием для выполнения этой функции является наличие убежденности, что удовлетворение интересов и потребно­стей планирующей системы одновременно способствует удовлетворению общественных интересов. То, что служит планирующей системе, становится оправданной государ­ственной политикой. Теперь мы имеем более ясное представление о реаль­ном положении вещей. В планирующей системе домини­руют интересы производителя. Подчинение государства интересам каждого человека, которое приводит к совпаде­нию интересов производителя и общества, является об­манчивым мифом. Нужно исходить из различий в инте­ресах планирующей системы и общества, кроме интере­сов тех, кто получает удовлетворение или выгоду от существования такой иллюзии. Противоречие является общим, а не частным случаем. Было бы хорошо распола­гать четким определением, выражающим политический смысл этого коренного конфликта. Как я уже предлагал, это можно было бы назвать «общественным сознанием». Общественное сознание признает фундаментальное рас­хождение между целями, которые преследует планирую­щая система, и тем, что служит общественным потребно­стям и интересам. Рационально мыслящие члены общества будут ожидать, что правительство при отсутствии противодействующих усилий будет оказывать поддержку той части эконо­мики, которая имеет самый высокий уровень развития. Таким образом, правительство будет способствовать уве­личению неравенства и несбалансированности развития. Поступая таким образом и реагируя иными способами на потребности планирующей системы, оно будет способство­вать существованию неравенства в распределении дохо­дов. Оказание помощи в деле технического развития бу­дет отражать интересы планирующей системы, в том чис­ле и связанные с созданием потенциала, угрожающего уничтожить жизнь, как это обстоит в области производ­ства оружия. Интересы общественной защиты окружаю­щей среды будут поставлены под угрозу ради более влия­тельных интересов планирующей системы, состоящих в обеспечении ее роста и технического развития. Союз и симбиоз планирующей системы и государства приводит к крайне неравномерному развитию даже в области услуг, которые оказывает 'государство. Особенно щедро будут предоставляться услуги, которые отражают требования планирующей системы, связаны с закупкой ее продукции, и особенно те, которые являются результатом симбиоза техноструктуры и государственной бюрократии. Те, кто не пользуется такими благами, будут посажены на го­лодный паек. Если задуматься над проблемами, связанными с ре­формой, роль правительства представляется двойственной. С правительством связана основная часть проблемы, и правительство же должно сыграть главную роль в осу­ществлении мер, направленных на исправление положе­ния. Деятельностью правительства частично обусловлены проблемы неравномерного развития, неравенства в рас­пределении доходов, неправильного распределения обще­ственных ресурсов и фальшивого, бесплодного регулиро­вания. И именно с правительством должна быть связана надежда на решение. Для осуществления как той, так и другой роли пра­вительству требуется одинаковое средство освобождения от контроля со стороны планирующей системы. Пока го­сударство не подверглось раскрепощению, упрощенные рецепты для вмешательства правительства будут беспо­лезными. Не произойдет никаких изменений, и любые уси­лия будут обращены, как это уже много раз бывало в про­шлом, на пользу планирующей системе. Никто не станет обращаться за помощью к местному доктору, если он с го­раздо большим усердием работает также в качестве мест­ного гробовщика. В Соединенных Штатах раскрепощение [государства.- pед.] должно быть теперь признано в качестве основного вопроса, фактически главнейшего вопроса в любой изби­рательной кампании. Слово «признано» должно быть под­черкнуто. Даже и не будучи определено подобным об­разом, раскрепощение уже имеет величайшее значение. В президентской политике Соединенных Штатов респуб­ликанская партия считается инструментом планирующей системы. Даже для политических ораторов больше не счи­тается возможным или необходимым отрицать поддержку, получаемую ею от крупнейших корпораций, и солидар­ность республиканской партии гораздо менее откровенна. В идеальном с точки зрения планирующей системы мире она бы контролировала президентскую политику обеих партий. Подобное обстоятельство полезно тем, что оно сни­жает риск потери контроля на любых президентских вы­борах. Не признавая полностью готовности своей партии действовать в этом направлении, часть членов демократи­ческой партии принимает общие принципы служения пла­нирующей системе и связанные с этим выгоды. Под­держка военных заказов, строительства автомагистралей, оказание технической поддержки планирующей система по таким проектам, как сверхзвуковой пассажирский авиа­транспорт, предоставление финансовых гарантий, подобно тому как обстояло дело с компанией «Локхид», пассивное одобрение налоговых льгот, предоставляемых планирую­щей системе и ее членам, являются проявлениями этой солидарности. Разумеется, столь же тесной является за­висимость кандидатов в президенты от финансовой под­держки планирующей системы и ее членов. (Безупречное поведение в поддержке целей планирующей системы не требуется. Планирующая система терпимо относится к от­клонениям по отдельным вопросам.) Эта часть членов де­мократической партии, возможно, не без оснований чув­ствует, что успех на выборах возможен только при усло­вии принятия основных целей планирующей системы. Однако в последние годы другое крыло демократической партии, хотя также без ясного определения своего характера, указывает на свою связь с интересами обще­ства в противоположность интересам планирующей си­стемы. Основные требования планирующей системы под­вергаются нападкам. Выборы 1972 г., когда был сделан упор па сокращение военных расходов, закрытие налого­вых лазеек, реформу социального страхования, обеспе­чение большего равенства в распределении доходов и бо­лее строгие меры для защиты окружающей среды, были связаны с беспрецедентным наступлением на интересы пла­нирующей системы. Они принесли также беспрецедентное поражение. Возможно, однако, что это поражение следует рассматривать с точки зрения новизны этой попытки. Ни один политик, выступавший с такой поддержкой интере­сов общества и с такой критикой интересов планирующей системы, никогда и близко не подходил к выдвижению в кандидаты. Может быть, растущее общественное осоз­нание сделало это возможным. Не приходится и говорить, что для появления хоть ка­кой-нибудь возможности для раскрепощения государства должна существовать политическая группировка, которая разделяет точку зрения общества и открыто выступает за общественные интересы. Нужно ожидать, поощрять и при­ветствовать появление такого политического объединения в других промышленно развитых странах. Как в Соеди­ненных Штатах, так и в других промышленно развитых странах следует ожидать, что многочисленные политики более традиционного толка - либералы, лейбористы, со­циалисты и социал-демократы,- которые не могут отказаться от своей привычки к компромиссу с целями планирующей системы, объединятся для ее защиты. :> Ведущиеся в настоящее время политические дискус­сии в Соединенных Штатах и в других промышленно раз­витых странах касаются различных интерпретаций поня­тия общественных интересов. Утверждается, что цели пла­нирующей системы отражают такие интересы. Это в выс­шей степени вводящая в заблуждение формулировка, крайне выгодная для планирующей системы. Если об­щество осознает происходящее, дискуссия будет идти об общественных интересах как противоположности интере­сам планирующей системы, В этом состоят подлинные условия дискуссии. Первым определительным признаком для кандидата в президенты или на аналогичный пост в других странах является общественное признание и преданность общест­венным интересам, отличным от интересов планирующей системы. Это также является проверкой для кандидатов в законодательные органы, и в общей стратегии раскрепо­щения эти органы должны рассматриваться в качестве средства, играющего основную роль. Частично это порождает необходимость применения логического метода исключения. Государственная бюрок­ратия является естественным союзником техноструктуры; при высокой степени развития эти две организации срас­таются. Становится очевидной необходимость, чтобы ка­чества президента определялись в зависимости от его вос­приятия расхождений между интересами общества и пла­нирующей системы. Но президент в силу своего положе­ния является в какой-то мере пленником бюрократии, как и, являясь руководителем исполнительных органов, не может постоянно находиться в конфликте с организа­цией, которую он возглавляет. Конфликтные и одновре­менно дисциплинирующие отношения устанавливаются частично в силу неполного осуществления полномочий конгрессом. Как неоднократно отмечалось, все социальные реформы имеют теневую сторону, и в данном случае это особенно заметно. В последние годы конгресс стал центром борьбы против государственной бюрократии по таким вопро­сам, как ассигнования на противоракетную систему, созда­ние сверхзвукового пассажирского самолета, исследование космоса, разработку пилотируемого бомбардировщика, транспортного самолета «С-5А», транспортного космичес­кого корабля многократного использования, различных видов военного оборудования, оказание финансовой под­держки фирме «Локхид», по которым бюрократия нахо­дилась в теснейшем согласии с техноструктурой корпора­ций. Все эти вопросы могут служить примером расхож­дений между общественными интересами и интересами планирующей системы, когда последние удовлетворялись за счет определенных жертв со стороны первых. Эта реакция конгресса возникла не на пустом месте. Она почти несомненно, отражала растущее общественное соз­нание. Отсутствовало только точное представление о силах, которые вызвали эту реакцию. В прошлом конгресс Соединенных Штатов рассматри­вался исключительно как инструмент для решения сугубо экономических вопросов. Напротив, глава исполнительной власти обычно считался у либералов выразителем более широких общественных интересов. Происшедшая в наши дни перемена ролей не случайна; она, как и мно­гое другое в жизни, отражает приспособление к измене­ниям в основных институтах. На ранней стадии корпоративного капитализма конгрессмены и члены законодательных собраний штатов были естественными следами бизнесменов в делах госу­дарственного управления. Предприниматель пользовался своими собственными ресурсами или же теми ресурсами, которыми он мог свободно распоряжаться. Эти ресурсы - деньги и голоса наемных работников наряду с уважением и страхом, которые вызывались зависимостью окружающе­го общества от его благосклонности или от способности из­бежать его воздействия, - были, таким образом, для него источником политического влияния. Лица, добившиеся избрания, ведут себя как полагается подчиненному су­ществу. Кроме того, если говорить о федеральном прави­тельстве, конгрессмены и большинство сенаторов избира­лись от поддающихся управлению мелких избирательных округов, в которых деньги и влияние ведущих предприни­мателей могли быть использованы с большим эффектом. Ни один законодатель не мог иметь никаких сомнений в том, что является источником поддержки, что ожида­ется от него взамен и каковы будут последствия его неспособности сохранить верность. Как бы ни были высоки его моральные качества, он приспосабливал свои убеждения и тем самым свою совесть к политической необходимости. Напротив, у президента был гораздо более широкий круг избирателей. Ни одна фирма или отрасль промышлен­ности не могли претендовать на значительную роль в его избрании. Он также избирался в результате гораздо более явного процесса, который требовал, чтобы любая капитуляция перед экономическими интересами тщательно скры­валась. Существовавшее среди либералов мнение, что национальная исполнительная власть стоит выше сугубо экономических интересов в огромной мере усилилось после 1933 г., когда Рузвельт превратил оппозицию по отношению к банкам, крупному бизнесу и богачам в риторичес­кую (а в том, что касается если не экономического благо­состояния, то престижа, и реальную основу своей президентской деятельности); не имея другого выхода, консерваторы, в большинстве своем крупные и мелкие представители делового мира, обратились за помощью к конгрессу. Кроме того, государственная бюрократия, созданная в эти годы, решала вопросы, связанные с выплатой пособий по безработице, социальным страхованием, законодательством о минимальной зарплате, оказанием помощи профсоюзам и сельскому хозяйству, электрификацией сельских районов, созданием гидрокомплекса в долине реки Теннесси, помощью государственному и частному жилищному строительству. Ни одна из этих областей не служила непосредственно интересам зарождающейся пла­нирующей системы, в этих областях не мог существовать симбиоз с крупными корпорациями. Новые виды бюро­кратии (и бюрократия в целом) стали таким образом естественной мишенью нападок со стороны консервативных и определенных деловых кругов в конгрессе. В результате еще больше усилилось впечатление, что исполнительная власть является защитником общественных интересов перед лицом интересов экономики. После второй мировой войны положение очень сильно изменилось. Как уже отмечалось, услуги, оказываемые в планирующей системе, стали гораздо более значитель­ными. Возникшие бюрократические организации - Министерство обороны, Комиссия по атомной энергии. Националь­ное агентство по исследованию космического пространства, Центральное разведывательное управление - практически срослись с планирующей системой. В результате испол­нительная власть оказалась средством выражения их инте­ресов, т. е. интересов планирующей системы. В то же время влияние планирующей системы на законодательные органы, хотя вce еще сильное изменилось и, возможно, даже ослабло. У современной корпорации нет таких возможностей содержать и контролировать законодателей, какие были у менее развитой капиталистической фирмы. Члены техноструктуры не являются собственниками фи­нансовых ресурсов корпораций, которые они контроли­руют. Поэтому они несколько более ограничены по сравнению с капиталистом прошлого в использовании этих ресурсов для приобретения политической поддержки. Кроме того, капиталист старого типа был видной фигурой в данной местности или районе; он мог опираться на мест­ных политиков различного масштаба как на представите­лей его интересов. Масштабы деятельности корпорации, характерной для планирующей системы, соответствуют национальным границам. Поэтому имеется известная вероятность возникновения отрицательной реакции, когда корпорация, достигшая национальных масштабов, штаб-квартира которой находится в Нью-Йорке или Чи­каго, вмешивается путем оказания финансовой поддержки и использования других методов в местную кампанию по выборам в конгресс или сенат. Целесообразнее сосредоточить имеющиеся ресурсы и усилия на выбора пре­зидента. В конечном итоге планирующая система в своем воз­действии на государство опирается на свои возможности для оказания влияния на общественное мнение, на свою способность убеждать законодателей, а также обществен­ность в том, что ее требования совпадают со здоровой го­сударственной политикой. Однако члены законодатель­ных органов подвержены и противоположному воздейст­вию, а люди, которые их избрали, находятся под влиянием условий, которые несовместимы с тем, в чем пытается их убедить планирующая система. Эти люди страдают от неравномерного развития, неравенства доходов, загряз­нения окружающей среды или плохого качества товаров, возникающих потому, что интересы планирующей системы отождествляются с интересами общества. Поэтому, как считает планирующая система, на членов законодательных органов надеяться нельзя. Всегда существует опасность, что они опустятся до защиты общественных инте­ресов. Прежний капиталист находился в лучшем положении; ничто не сравнится с политической надеж­ностью человека, который приобретен либо за деньги, либо за счет страха неминуемого поражения в случае их потери. В неоклассической системе, как в известной сказке, избиратель дает наставления законодателю, а законода­тель передает их государственной бюрократии. Капиталист стремится, и не без успеха, изменить этот порядок путем приобретения контроля над законодателями. Благодаря своей способности управлять мнением планирующая сис­тема тоже в значительной степени обладает контролем над законодательными органами. Но гораздо более откро­венный и непосредственный контроль над законодателями она осуществляет через государственную бюрократию. Частично такой контроль обусловлен вознагражде­ниями, которые фирмы планирующей системы и сросши­еся с ними бюрократические органы могут выдать по­слушным законодателям. В свою очередь структура комитетов конгресса и связанные между собой системы подчинения и назначения на должности усиливают этот контроль. Начнем с системы назначения на должности; имеется основание предполагать, что член конгресса, бу­дучи однажды избран, если он не совершает особенно вопиющих нарушений личной пли общественной морали, должен быть переизбран. Будучи таким образом переиз­бран, он постепенно продвигается в системе комитетов кон­гресса, не заботясь о проявлении высоких личных качеств. Это приводит, с одной стороны, к еще большему удалению от воздействия со стороны общественности, отражающего сознание, и толкает к более тесным отношениям с го­сударственной бюрократией, с которой связаны его коми­теты. Наиболее важные комитеты - по вопросам ассигно­ваний, по делам вооруженных сил, бюджетный, финан­совый - это те, которые связаны с крупнейшими и наиболее влиятельными государственными бюрократиче­скими органами. Участие в них наиболее желательно. В этих комитетах соответствующее превосходство в положении и неизбежный разрыв с общественным сознанием достигают наивысшего уровня. Кроме того, члены законодательных органов, сочувствующие отдель­ному бюрократическому органу, стремятся добиться участия в комитетах, которые имеют прямое отношение к законодательству и ассигнованиям, затрагивающим этот бюрократический орган. Наконец, имеются прямые выгоды для послушных членов и председателей комитетов. Там, где капиталист когда-то давал своим законодателям умеренные суммы на личные расходы и избирательную кампанию, теперь ар­мия, флот и военно-воздушные силы предоставляют им дорогостоящие военные сооружения, промышленные пред­приятия и контракты. Избирательный округ покойного Менделла Риверса, председателя комитета по делам воо­руженных сил палаты представителей, был так густо покрыт этими щедрыми дарами, что выражались опасения, без сомнения преувеличенные, выдержит ли такое напря­жение лежащая в основании геологическая структура Штат Джорджия был также осыпан дарами в период деятельности покойного Ричарда Рассела в Сенатском комитете по делам вооруженных сил. На прежних формах политического подкупа со стороны капиталиста всегда лежала печать позора. При современном порядке дело обстоит иначе. По случаю первой публичной демонстра­ции транспортного самолета «С-5А» в Мариетте, штат Джорджия, президент Соединенных Штатов публично восхвалял ловкость, с которой сенатор Расселл добился получения этого подарка от государственной бюрократии. Система старшинства и структура комитетов конг­ресса не избежали критики. Они регулярно подвергаются нападкам за их неэффективность, некомпетентность, пас­сивность в отношении нужд и стремлений общества, их обвиняют в том, что они являются инструментом власти древних старцев, впадающих в маразм. Такая критика отчасти бьет мимо цели. Ее наиболее важная функция состоит в усилении контроля над конгрессом со стороны государственных бюрократических органов и в конечном итоге со стороны планирующей системы. Как всегда, необходимые реформы вытекают из суще­ства самой проблемы. На всех выборах в конгресс, па всех выборах в законодательные органы должна сущест­вовать тенденция не к переизбранию их членов, а к вы­бору новых. Это имеет крайне важное значение. Только активное выражение должностным лицом общественного сознания должно служить основанием для исключения из этого правила. Подобная тенденция в значительной мере повысит вероятность того, что законодатели будут отра­жать современные общественные требования. Она будет гарантировать, как само собой разумеющуюся, замену тех, кто при современных порядках по их собственному желанию или в результате давления кооптируется плани­рующей системой. Такая мера предотвратит постепенное подчинение чле­нов законодательных органов государственной бюрокра­тии, как обстоит дело в настоящее время. В жертву будет принесен опыт. Но тот, кого называют опытным законо­дателем, за редчайшим исключением, является человеком, который изучил нужды государственной бюрократии, и в особенности таких ее органов, которые неразрывно свя­заны с планирующей системой. Существование комитетов конгресса необходимо. Од­нако тенденция к отказу от переизбрания означала бы также более быстрое обновление состава комитетов, что также способствовало бы существованию гарантий про­тив постоянного раболепства какого-либо комитета перед бюрократией, весьма для него выгодного. Подкуп путем обеспечения политических преимуществ в избирательном округе данного члена законодательного органа потерял бы свое значение, поскольку те, кто получает подобные взятка вскоре сошли бы со сцены. Тенденция к отказу от переизбрания должна сопро­вождаться мерами, направленными против системы стар­шинства. Хотя продолжительное пребывание на данном посту наносит гораздо больший вред, чем система стар­шинства, эти две системы дополняют друг друга; стар­шинство и связанное с ним влияние, включая доступ к соответствующим вознаграждениям от бюрократии, яв­ляются естественным элементом в процессе переизбрания. Тот, кого теперь называют «влиятельным председателем», является, за редким исключением, человеком, обладающим влиянием в конгрессе от имени одного из могущественных государственных бюрократических органов, наиболее ха­рактерным примером которых являются вооруженные силы. Избрание председателя другими членами комитета, представляющими ту же партию, вместо автоматического выдвижения в связи с возрастом заставило бы такого председателя внимательно относиться к мнению своих коллег-законодателей. Поскольку он будет обязан служить им, он не может больше служить столь безоговорочно, как сейчас, бюрократии и планирующей системе. Действительно выполняющий свои задачи президент -- это тот президент, который в своем руководстве бюро­кратией подчиняет ее общественным целям, иным, чем цели планирующей .системы. Слабым президентом яв­ляется тот, кто капитулирует перед совместными целями планирующей системы и государственной бюрократии. Однако конгресс играет доминирующую роль в деле раскрепощения государства. Он не является частью го­сударственной бюрократии и, значит, должен чутко реаги­ровать на общественные потребности. При такой моти­вировке деятельности конгресса у президента появляется возможность для выявления общественных интересов и стремления к их осуществлению. Даже слабый президент начнет действовать в этом направлении. Без давления и поддержки конгресса почти любой президент безнадежно окажется жертвой государственной бюрократии и плани­рующей системы. В условиях, когда общество сознает свои потребности и государство раскрепощено (гигантски трудная, но ре­шающая предпосылка), становятся возможными и необ­ходимыми семь направлений деятельности со стороны общества. По всем этим направлениям давление общественных потребностей уже заставило принять некоторые меры, противоречащие санкционированному мнению планирую­щей системы. Вот эти семь требований: 1) Меры для обеспечения равенства власти в эконо­мической системе. Невозможно применение каких-либо средств, которые бы не увеличивали власти рыночной системы или не уменьшали власти планирующей системы либо не делали того и другого. Обеспечение равных ре­зультатов деятельности и равных доходов требует обеспе­чения равной власти. 2) Меры, непосредственно направленные на выравни­вание возможностей в рамках экономической системы. Предметом особой заботы являются такие функции, как обеспечение жильем, наземным транспортом, услугами в области здравоохранения, искусства и культуры, которые плохо поддаются организации со стороны планирующей системы и которые недостаточно умело оказываются ры­ночной системой. Это определяет основную область со­циальных действий или социализма. 3) Меры, непосредственно направленные на обеспече­ние равенства в доходах между рыночной и планирующей системами, как и внутри планирующей системы для смягчения и успешного преодоления присущей ей тен­денции к неравенству. 4) Меры для координации интересов планирующей системы в той части, поскольку они оказывают воздей­ствие на окружающую среду, с интересами общества. Эти меры включают регулирование и запрещение таких по­следствий производства и потребления, как загрязнение воздуха и воды, нанесение ущерба ландшафту, которые служат интересам планирующей системы, но находятся в противоречии с интересами общественности. 5) Меры для контроля над государственными расхо­дами с целью обеспечения гарантии их использования в интересах общества, которые отличаются от интересов планирующей системы. 6) Меры для устранения систематических дефляцион­ных и инфляционных тенденций в планирующей системе. В отличие от прошлого они не должны стать источником дополнительного влияния планирующей системы. Необхо­димо добиться соответствия этих мер задачам достижения равенства в распределении дохода между двумя систе­мами. 7) Меры обеспечения межотраслевой координации, которую не способна осуществить планирующая система. Перечисленные категории государственного вмеша­тельства являются темой остальной части этой книги.


Неравномерное развитие экономики яв­ляется следствием неравномерного распределения власти в планирующей системе и между планирующей и рыноч­ной системами. С этим же обстоятельством связано нера­венство в доходах между двумя системами. Планирующая система обладает в самом общем случае властью над ценами, по которым осуществляются закупки ее товаров, также над ценами, по которым она покупает у рыночной системы. В результате условия торговли постоянно оказы­ваются выгодными для планирующей системы. В послед­нее время много говорится о тенденции ведущих отраслей промышленности развитых стран к эксплуатации «треть­его мира» благодаря своему контролю над условиями тор­говли. Еще больше можно было бы сказать о способности современной крупной промышленности эксплуатировать мелкое предприятие в своей стране, с которым она гораздо теснее соприкасается и где возможности для эксплуата­ции соответственно гораздо выше. Существо такого явле­ния не меняется от того, что наблюдается высокая степень самоэксплуатации мелкого предпринимателя либо эксплу­атации им членов своей семьи или наемных работников, которые не пользуются защитой ни со стороны закона, ни со стороны профсоюза. Хотя удобная социальная добро­детель восхваляет такого предпринимателя, подобные пох­валы, вообще говоря, не могут для него заменить доход. Ясно, что любое коренное изменение отношений между планирующей и рыночной системами должно начинаться с выравнивания власти между двумя частями экономики. Эта проблема представляет не только академический интерес. Она связана со жгучими практическими вопро­сами о том, как цены, заработная плата и доходы устанавливаются в обеих системах, - вопросами, в которых необходимость уже привела к действиям, не только не одобряемым традиционной экономической теорией, но и находящимся, в противоречии с ее выводами. С точки зрения, которая излагается в настоящей книге, эти дей­ствия - стабилизация цен на сельскохозяйственные продукты, прочие виды поддержки мелких предпринимателей, поддержки коллективных договоров, законодательство о минимальной заработной плате, предлагаемое введение гарантированного минимального дохода, международные товарные соглашения и даже некоторые протекционистские тарифы - являются совершенно оправданной реакцией на конкурентную слабость рыночной системы. Принятие соответствующего законодательства не было поспешным и опрометчивым, как это упорно утверждает традиционная экономическая теория. И это не реакция на особые условия, чрезвычайные трудности или особую политику, к чему, как правило, сводится их объяс­нение или оправдание При данной структуре современной экономики, в условиях существования двух систем такие действия являются логическим ответом на необходимость. Мы страдаем потому, что осуществляем слишком мед­ленно, слишком осторожно и со слишком большим чувст­вом вины меры для выравнивания власти, имеющейся у обеих систем. Немногие стороны неоклассической экономической теории вызывают большее восхищение своей эффектив­ностью, чем тот способ, которым она объясняет и скрывает невыгодные условия, в которых оказываются слабейшие. Единая теория фирм применяется ко всем. Соответственно отсутствует важнейший тезис о существовании различий в преимуществах между одной группой фирм и другой. Некоторые фирмы обладают контролем над своими це­нами. Но не этим отличаются крупные фирмы от мелких; можно обладать узкой монополией в равной мере, как и весьма широкой. К тому же монопольный контроль осуществляется в основном с целью повышения прибы­лей. Такой контроль не позволяет использовать какие-то особые пути получения технологии [В обычных лекционных курсах изредка упоминается тот аргумент, что монополия благодаря своим ресурсам и своей спо­собности использовать и защищать свои выгоды, получаемые от нововведений, может оказаться более прогрессивной, чем конкурентная фирма. И обыкновенно утверждается, что технология «по­рождает экономические выгоды массового производства, которые могут реализовать только крупные производители». То, что со­временная корпорация и власть, которой она обладает, являются частью более широкого приспособления к (в том числе) требова­ниям современной технологии, не имеет, разумеется, никакого значения. Пример стандартного, но сравнительно прогрессивного утверждения ортодоксального учения по этому вопросу см.: С. В. McConnel, Economics, 5-th ed., New York, McGrow-Hill, 1972, p. 405-406, откуда заимствована приведенная выше ци­тата.], капитала или установления контактов с государственными учреждени­ями. И хотя для этого не имеется определенных теоретиче­ских оснований, предметом почти всех дискуссий в неоклас­сической школе является воздействие монополии на по­требителя. Почти никакого внимания не уделяется ее контролю над издержками более слабых фирм, у которых она осуществляет закупки, или контролю над ценами, по которым она продает свои товары другим, более слабым фирмам. Таким образом, почти полностью выпадает из рассмотрения проблема условий торговли, вопрос о том, насколько они благоприятны для одних фирм и невыгодны для других. Из этого следует, что любые усилия мелких фирм к объединению, стабилизации и повышению их цен не рассматриваются как реакция на собственную слабость по сравнению с другими фирмами, выступающими на рынке. Это явное вмешательство в рыночный механизм - шаг в направлении монополии. Таким же, очевидно, является любое действие правительства, приводящее к подобному результату. Поэтому все действия такого типа подлежат осуждению. Неодобрительные отношения сохраняются, несмотря на то что более крупные фирмы благодаря своим более крупным размерам и более емким рынкам пользуются такой властью как должной. Объединение или согласованные действия объявляются вне закона, даже если их цель состоит в том, чтобы обеспечить мел­ким фирмам возможность для более эффективного осуще­ствления операций с их более крупными промышленными партнерами, т. е. изменить условия торговли в свою пользу. Весьма неестественными считаются даже попытки государства предоставлять капитал и техническую по­мощь мелким фирмам. Речь идет о таком капитале и технических знаниях, которые для крупных фирм являются естественными результатами их размеров и влия­ния. Мелкая фирма, подчиненная рынку, очень высоко ценится в неоклассическом учении. Экономисты злоупот­ребляют предметом своего обожания. Однако, как уже отмечалось, то, что игнорируется в теории, существует на практике. И опять обстоятель­ства диктуют действия, которые противоречат теории. В течение почти пятидесяти лет фермеры требовали и добивались определения минимально допустимого уровня цен на свои основные продукты [Отдельные шаги в этом направлении предпринимались и раньше. Первая гарантированная цена на табак была установ­лена в колонии Джеймс Ривер спустя примерно десять лет после прибытия первых европейцев.]. Такие же действия были предприняты во всех развитых в промышленном отношении странах. На переговорах, приведших к со­зданию европейского «Общего рынка», самой трудной проблемой явилось согласование различных уровней цен, установленных государством на сельскохозяйственные продукты в разных странах. В Соединенных Штатах в соответствии с законом Каппера - Вольстеда фермер­ские кооперативы были частично освобождены от необхо­димости соблюдать антитрестовские законы в интересах стабилизации рынков и цен. Снабженческие кооперативы долго стремились к оказанию влияния или осуществлению контроля над стоимостью электроэнергии, воды для оро­шения, удобрений, нефтепродуктов и других важнейших для сельскохозяйственного производства товаров и к обе­спечению их поставок по таким ценам. Подобным же образом розничные торговцы добились содействия со стороны государства при принятии законов о поддержании цен, т. е. законодательства, ограничиваю­щего снижение цен или предоставление скидок, которые они не могли контролировать. В соответствии с законом Робинсона - Пэтмана мелкие торговцы обеспечили себе защиту против снижения цен, возможного в результате более благоприятных условий для торговли, имеющихся у крупных конкурентов. Бесчисленное число других мел­ких дельцов-водители такси и владельцы таксопарков, винных магазинов, бензоколонок и стоянок автомашин - добились под тем или иным предлогом государственной поддержки в деле осуществления контроля над своими ценами. Классическим примером проявления слабости на рынке является продажа человеком своего труда. Профессиональ­ные союзы, за некоторым исключением, приобрели все­общее уважение как орган, компенсирующий конкурент­ную слабость рабочего, и добились в этом поддержки правительства. А там, где профсоюзы оказались неэффек­тивными, было применено законодательство о минималь­ной заработной плате для компенсации слабости отдель­ного продавца на рынке труда. Организованность и зако­нодательство о минимальной заработной плате отсутствуют только там, где положение рабочего очень слабо и где эксплуатация освящена удобной социальной добродетелью. Однако имеется слабое место в действиях, которые на­ходятся в противоречии с общепринятыми идеями. Те, кто занимает самую слабую конкурентную позицию в эконо­мике, вероятнее всего, будут слабыми и в политическом отношении. Так обстоит дело с сельскохозяйственными ра­бочими, художниками, многочисленными мелкими лавоч­никами и владельцами предприятий обслуживания. По­скольку попытки компенсировать их слабость осуждаются в традиционной экономической теории, вполне доброде­тельным делом будет полное отсутствие внимания к их нуждам. Намного труднее осуществить реформу, идущую вразрез с потоком общепринятых идей, а не на гребне этого потока. Вышеизложенное определяет характер и размах уси­лий, необходимых для ликвидации слабости рыночной системы. Это означает, что должна оказываться не вы­нужденная, не просто пассивная, а твердая позитивная поддержка ее попыткам повысить свои позиции на рынке. В рационально и справедливо построенной экономике второстепенные и слабые группы выявлялись бы и полу­чали помощь в деле своего развития. Существовала бы общая презумпция, направленная не против, а в защиту коллективных действий тех, кто многочислен, мал и слаб. Конкретно говоря, это означает следующее: 1) Общее освобождение мелких Предпринимателей от всех запретов по антитрестовским законам против сговора с целью стабилизации цен и производства. Любые возни­кающие злоупотребления следует исправлять регулирова­нием, а не попытками восстановить конкуренцию. Далее, там, где цены и доходы особенно низки или неустойчивы, необходима позитивная государственная поддержка про­цесса организации, направленного на стабилизацию цен производства и регулирование участия в этих отраслях. Соглашения, достигнутые с этой целью, должны быть совершенно обязательными. Следует особенно поощрять коллективные действия, ограничивающие самоэксплуата­цию, т. е. определяющие продолжительность и условия работы предпринимателей, работающих на себя, особенно в сфере услуг, розничной торговли и мелкой обрабатывающей промышленности. Такие действия, одобренные в случае необходимости в законодательном порядке, должны рас­пространяться на семейные предприятия. Хотя удобная социальная добродетель активно защищает право родите­лей самим трудиться до изнеможения и вынуждать к этому детей, подобное явление может быть вызвано столь же часто требованиями конкуренции, сколько и ро­дительскими предпочтениями и убеждениями. Цель не должна подвергаться сомнению. Не должно быть никаких попыток семантической, маскировки. Цель состоит в стабилизации дохода и усилении конкурентного положения рыночной системы с помощью коллективного, поддержанного государством воздействия на основные определяющие факторы дохода. Можно представить себе взрыв негодования по поводу этой реформы - по поводу подобного цехового социализма. Подобную реакцию следует отнести не на счет пагубных последствий реформы, а на счет влияния, которое имеют неоклассические догмы даже на самые образованные умы. Ибо результатом изложенных здесь предложений будет наличие у мелкого предпринимателя (и его рабочего) определенной уверенности в ценах и доходе и тем самым в инвестициях и планах, уверенности, которая для крупной фирмы (и се работников) является чем-то совершенно естественным. Эти предложения дают владельцу станции технического обслуживания, автомобильному дилеру, производителю обуви скромную долю рыночной силы, которую "Дженерал моторс", "Форд" или "Экссон" считают вполне само собой разумеющейся. Они дают мелким фирмам по производству одежды и украшений небольшую часть той силы в делах с "Сирс, Робак энд Монтгомери Уорд", которой последняя располагает в отношениях с ними. Следует прямо отметить, что предоставление мелкой фирме такой же власти, как и большой, включая власть эффективно вести дела с крупной фирмой, вызывает возмущение. 2) Прямое правительственное регулирование цен и. производства в рыночной системе, В рыночной системе, как и в сельском хозяйстве, самоорганизация для поддер­жания цен и повышения, таким образом, конкурентной силы с целью увеличения и стабилизации дохода часто неосуществима. Любой отдельный производитель может воспользоваться преимуществами более совершенных цен, возникающими в результате совместных действий, не со­глашаясь с ограничениями производства, которых обычно требуют такие действия. Когда эту возможность откры­вают для себя многие, кооперация распадается. В подоб­ных условиях правительственное регулирование цен и производства нужно рассматривать как совершенно нор­мальную политику. Поскольку использование техники и связанные с ней капиталовложения требуют стабильных цен, то результатом такой стабилизации нередко будет расширенное и более эффективное производство, чем в тех случаях, когда фирмы подвергаются воздействию непред­сказуемых случайностей рынка. Почти без исключений именно такими оказались результаты поддержания цен на сельскохозяйственную. продукцию, что опровергает, прогнозы традиционной экономической теории. 3) "Активное и эффективное поощрение организации профсоюзов в рыночной системе. Экономическая жизнь с максимальной определенностью показывает, что эконо­мическое развитие общества делает совершенно необходи­мым оказание рабочему, занятому в мелкой фирме, под­держки со стороны профсоюзов. Именно этот наемный рабочий находится в наиболее слабой позиции с точки зрения конкуренции; именно благодаря такой слабости его работодателю удается выжить. Даже самый беглый взгляд на положение сельскохозяйственного рабочего, рабочего без постоянного места работы, служащего мелкого пред­приятия в сфере обслуживания, надомника по сравнению с членом профсоюза в планирующей системе подтверж­дает это. Тем не менее законодательство Соединенных Штатов не распространяет на этих рабочих действие на­ционального закона о трудовых отношениях, лишая их тем самым необходимой поддержки. Трудно представить себе более нелогичную и даже варварскую форму дискри­минации [Однако такая дискриминация вызвала в настоящее время соответствующую реакцию. Процесс организации профсоюзов в сельском хозяйстве, хотя и получил широкую известность в по­следние годы благодаря усилиям Сезара Чавеса, все еще носит примитивный характер. Другие отрасли рыночной системы наряду с органами управления штатов и местиыми органами управления, где действуют в значительной мере аналогичные факторы, имеют наивысшие темпы роста профсоюзов. За период с 1960 по 1971 г. число членов в профсоюзе работников обслуживания, т. е. проф­союзе, совершенно очевидно относящемся к рыночной системе, увеличилось на 76%. Число членов в профсоюзе работников роз­ничной торговли (профсоюз в основном, хотя и не исключительно, действует в рыночной системе) выросло на 90%. За это же время союз работников органов управления штатов, графств и муници­палитетов увеличился на 150%. Темпы роста профсоюзов, отно­сящихся к планируемой системе, были гораздо ниже и составили соответственно 19% для профсоюза работников автомобильной промышленности, 4-для профсоюза работников сталелитейной промышленности, 0,2% для профсоюза машинистов (см.: «U.S. News and World Report», 1972, February 26). Данные за 1960 г. сообщены Министерством труда США, данные за 1971 г.-проф­союзами). ]. 4) Расширение области применения и значительное повышение минимального уровня заработной платы. Ры­ночная система в том виде, в котором она сейчас функ­ционирует, представляет собой орган, создающий мелкому предпринимателю возможность выжить путем уменьшения его дохода. Первый шаг к исправлению положения со­стоит в том» чтобы исключить принуждение, создать воз­можность для коллективных действий производителей с целью защиты против подобной тенденции. Второй шаг к исправлению положения состоит в поощрении органи­зации профсоюзов с тем, чтобы работодатели не могли по своей воле сокращать заработную плату своих рабочих. В силу серьезных причин работодатели традиционно ока­зывают сопротивление действиям профсоюзов. Поскольку эти отрасли являются мелкими и географически разбро­санными, они очень часто сталкиваются с внутренне не­преодолимыми трудностями в процессе организации. По­этому следующей линией обороны является минимальный уровень зарплаты. Необходимо использовать принцип минимальной зара­ботной платы гораздо более активно, чем это делалось в прошлом. Весьма важное обстоятельство состоит в том, что выявление приемлемого уровня не способствует выживанию мелкой фирмы в рыночной системе. Подобное явление связано с тем, что сама рыночная система спо­собна выжить частично благодаря своим исключительным возможностям для снижения заработной платы. Поэтому минимальная заработная плата, которая была бы совме­стима с выживанием в рыночной системе, увековечивала бы неравенство. Конечная цель существования минималь­ного уровня заработной платы состоит в ликвидации раз­личий в заработной плате между рыночной и планирую­щей системами. Это означает на деле принуждение тех, кто осуществляет закупки у рыночной системы, платить на товары полную цену, которая отражает равенство в доходах от зарплаты с планирующей системой, или же обходиться без этих товаров. Они не должны больше из­влекать выгоду из конкурентной слабости рабочих в ры­ночной системе. Для этой реформы необходимо, чтобы ни одна фирма не была настолько слабой, что (всегда с учетом необходимого времени на изменение и приспо­собление) ее следовали бы освободить от введения мини­мальной заработной платы. 5) Пересмотр точки зрения на международную орга­низацию производства товаров и некоторое изменение взглядов на тарифную защиту в рыночной системе. Крупная корпорация расширяет свои операции за пределы межнациональных границ. Таким образом, она эффективно защищена от специфических опасностей, связанных с международной торговлей. В других странах она при­нимает участие в олигополистических соглашениях, ко­торые исключают конкуренцию в области цен. Иностран­ные фирмы, проникающие на ее внутренний рынок, стал­киваются с одинаковыми ограничениями. Если ее позиция с точки зрения издержек оказывается слишком невы­годной, она может осуществлять производство йод своей вывеской в стране с низкими издержками. Имея такую защиту, она не нуждается в дальнейшей помощи в виде протекционистского тарифа. Подобная фирма может усвоить широкие взгляды на социальные достоинства сво­бодной торговли. Иначе обстоят дела у фирмы в рыночной системе. Ее единственная надежда на получение такой же защиты в области цен и дохода, которой столь свободно поль­зуется транснациональная фирма, связана с международ­ным соглашением о стабилизации цен и производства, осуществляемого путем действий официальных органов или с помощью тарифов. В прошлом заключались и дей­ствовали с переменным успехом международные соглаше­ния в отношении пшеницы, кофе, каучука и сахара. До­воды в пользу их существования очень сильны. Столь же оправданным может быть заключение менее формальных соглашений о стабилизации цен или зональных квотах на поставки между рыночными системами различных стран. Подобные соглашения будут выполнять в отноше­нии производителей в различных отраслях рыночной системы лишь те же функции, которые транснациональ­ные корпорации выполняют с гораздо большей эффектив­ностью в планирующей системе. Разница только в том, что, оказавшись в центре внимания, они вызовут негодо­вание. Доводы в пользу применения национальных тарифов для защиты конкурентоспособности национальной рыноч­ной системы гораздо менее обоснованы. Часто оказы­вается выгодной замена внутреннего производства иност­ранным. Весьма вероятно, что принятие тарифов приведет к ответным мерам и отрицательным последствиям, тогда как заключение международного соглашения не будет иметь таких последствий. Все же в тех случаях, когда введение тарифов необходимо в качестве составной части усилий, направленных на повышение конкурентоспособ­ности внутренней промышленности, подобные действия нельзя отвергать исходя лишь из теоретических положе­ний, Поступать так значило бы вновь лишить рыночную систему защиты, которую планирующая система созда­ет для себя и использует как часть своей основной структуры. 6) Наличие сильных доводов в пользу оказания пра­вительственной помощи в деле удовлетворения потребно­стей рыночной системы в подготовке кадров, получении капитала и технологии. Как мы видели, планирующую систему можно рассматривать как форму приспособления к требованиям современной технологии. Такая система имеет возможность обеспечивать себя капиталом в тре­бующихся размерах. Она также обладает уникальной способностью превращать то, что требуется для нее от общества, в том числе необходимость обеспечения квали­фицированной рабочей силой, в объект государственной политики. Рыночная система не располагает подобной властью. Действия государства, направленные на оказание мелкой фирме научно-технической помощи, обеспечение ее капиталом и квалифицированным персоналом, отра­жают не предпочтительное, а компенсирующее отношение. Они являются существенными элементами любой поли­тики, направленной на смягчение неравенства, присущего развитию обеих систем. Еще раз мы должны напомнить себе, что распространенная точка зрения определяется не объективными условиями, а властью планирующей си­стемы над мнениями. Оказание правительственной по­мощи в деле проведения исследований и подготовки спе­циалистов в области технических и физических наук внешне выглядит вполне оправданным. Планирующей системе нужны такие исследования и специалисты. Искус­ство, как мы видели, относится к рыночной системе. Помощь, оказываемая в неизмеримо меньших размерах развитию живописи, скульптуры, местного театра или телевидения, сталкивается с глубоким недоверием. Первый вид помощи оправдывается требованиями планирующей системы и отражает одобренную ею точку зрения. Второй вид зависит/от менее значительного авторитета рыночной системы. Мы уже в достаточной мере убедились, что экономи­ческое развитие зависит от способности управлять техно­логией и ресурсами, т. е. осуществлять и внедрять .ново­введения и оказывать им поддержку в виде необходимого капитала, рабочей силы и помощь со стороны государства. Действия, направленные на стабилизацию цен и на осуществление планирования, могут иногда, как, напри­мер, обстоит дело в сельском хозяйстве, повысить уровень развития. К долгосрочным последствиям таких действий будут относиться повышение производительности, увели­чение производства и снижение цен. Однако на это нельзя твердо рассчитывать. Основная цель только что упомянутых мер состоит в повышении конкурентоспособности членов рыночной системы и тем самым в увеличении их доходов. Эти меры не создают возможностей для всестороннего планирования. Однако самой общей и настоятельной проблемой современной экономики является не производство товаров, а распределение доходов от него. Поэтому необходимо принятие мер для исправления положения именно в этой области. Ниже мы рассмотрим средства, которые могут быть использо­ваны для улучшения неблагоприятных результатов дея­тельности основных отраслей в рыночной системе. В большинстве случаев последствия мер по повышению и стабилизации доходов рабочих и Предпринимателей будут состоять в повышении цен в рыночной системе по сравнению с уровнем цен в планирующей системе. Только таким образом можно исправить неравенство в доходах. Результатом повышения цен (при отсутствии других действий) явится уменьшение закупок, сокращение про­изводства и занятости в рыночной системе по сравнению с тем, что имело бы место в ином случае [Не обязательно произойдет абсолютное сокращение, так как оно может быть полностью предотвращено в результате общего роста экономики. Другие стороны процесса также не остаются без изменений. Широко признается тенденция в экономике к пе­реходу от производства товаров к производству услуг. Поскольку последние в основном представляются рыночной системой, более высокий рост в этой части экономики может компенсировать час­тично или полностью влияние относительного повышения цен.]. Это нужно признать. Рыночная система в настоящее время служит как сфера занятости в последнюю очередь. Соглашаясь на понижение своей заработной платы, лица, не могущие найти работу в гораздо более благоприятных условиях планирующей системы, получают возможность или найти работу, или работать на себя в этом секторе. Предлагаемые здесь реформы сокращают или устраняют эту возмож­ность. Убежденные сторонники традиционного подхода давно утверждают, что меры по повышению и стабили­зации доходов предпринимателей и рабочих идут на пользу только тем, кто уже имеет собственное дело или работу за счет аутсайдеров, потому что у них больше нет возможности предлагать свои услуги за более низкое вознаграждение. Этот аргумент имеет свои достоинства [Однако, как показывает прошлое, этот аргумент часто не выдерживал критики. Утверждалось, что повышение минималь­ной заработной платы приведет к замене труда капиталом в ка­честве производительной силы, более или менее однородной по качеству. Результатом явится безработица. Обычно не учитывает­ся вероятность того, что при таких условиях рост экономики по родит более чем достаточный спрос на рабочие руки.]. Он обретает особую силу, если в силу неграмотности, про­живания в городском гетто или сельских трущобах или в силу расовой дискриминации эти лица не могут сво­бодно найти работу в планирующей система. Однако решение не может состоять в постоянном навязывании низкого вознаграждения для всех участни­ков рыночной системы. Напротив, оно состоит в том, чтобы осуществить компенсацию рыночной системы и обеспечить другие источники дохода для тех, кто при подобных условиях не имеет или не может получить ра­боту. Только таким образом рыночная система может отойти от своей роли в качестве источника рабочих мест с более низкой оплатой, чем в планирующей системе. Только таким путем можно в какой-то мере достигнуть равенства между двумя системами без того, чтобы пере­ложить всю тяжесть реформы, т. е. любых мер по обеспе­чению равенства, на тех, кто остается совсем без дохода. Итак, мы подходим к последней и самой настоятельной реформе из этой серии. Она состоит в предоставлении гарантированного или дохода, или других его источников как неотъемлемого права тех, кто, не может найти себе применение. Как обычно, обстоятельства вызвали если не действия, то по крайней мере дискуссию. В настоящее время доступ к сравнительно хорошо оплачиваемой работе в планирую­щей системе закрыт для очень большой части рабочей силы; планирующая система - это клуб, к которому при­надлежит лишь меньшинство. Не все из тех, кто стекается в промышленные центры в поисках доступа в планирую­щую систему, имеют возможность (или в некоторых слу­чаях желают) найти работу в рыночном секторе. В ре­зультате вызывает сожаление, но считается само собой разумеющимся тот факт, что большое число людей в самые лучшие времена будут нуждаться в доходе из об­щественных источников - зависеть от благотворительности государства. В то время, когда пишутся эти строки, в Соединенных Штатах происходит дискуссия о мерах, направленных на придание регулярного характера этой форме дохода и оценке его в качестве нормального аспекта экономической системы. Консервативная администрация выступает за очень умеренные размеры такого дохода. Более либерально настроенные претенденты на государственные должности, с одной стороны, защищают более щедрые нормы, а с другой - обличают их как признак массовой праздности, морального разложения и общест­венного банкротства. Неуместность и банальность дискус­сии не оттолкнет того, кто следит за этим анализом. Она отражает реальное положение вещей. Руководящий принцип для предоставления иных источ­ников дохода будет ясен из предшествующего анализа. Уровень этого дохода должен быть несколько ниже того, что может обеспечить планирующая система. Тогда это позволит установить норму компенсации, которая тре­буется в рыночной системе. Предприниматели, работаю­щие в своих фирмах, не будут вынуждены сокращать свой доход ниже этого уровня, чтобы обеспечить себе работу. Таким образом, наличие иных источников дохода ставит предел вынужденной самоэксплуатации. Подобным же образом он устанавливает предел, ниже которого не может опуститься заработная плата в рыночной системе. Мигрирующая семья из пяти человек не будет столь до­ступна для найма на сельскохозяйственные работы за 3000 долл. в год, если доступный минимум (5000 долл.) может быть обеспечен за счет дохода этой семьи. Против введения принципа использования других источников дохода нельзя выдвигать возражение, что некоторые из тех, кто его получает, перестанут работать. Все предложения по этому вопросу предусматривают, что человек, который работает, должен получать больший доход; чем тот, кто не работает; это справедливо. Когда он поступает на работу, он должен терять не весь доход из других источников, а только некоторую его часть, чтобы ему всегда было выгоднее работать, чем бездельничать. Работа остается неизбежным требованием экономического общества. Но главный смысл обеспечения других источ­ников дохода состоит как раз в том, чтобы человека нельзя было заставить сократить свой доход ниже неко­торого минимума, чтобы получить эту работу. Нельзя также выдвигать против концепции обеспече­ния других источников дохода аргумент, что некоторые экономические задачи перестанут выполняться. Многие низкооплачиваемые услуги унизительного характера, когда человек чистит обувь в отеле или в аэропорту или продает полотенца в туалете, в настоящее время выпол­няются людьми, у которых нет иного источника дохода, или по крайней мере теми, кого удобная социальная добродетель убедила в том, что уважение требует от них выполнения бесполезных и унизительных услуг. При на­личии иного источника дохода некоторые из занятых на таких работах перестали бы работать. Исчезли бы услуги, которые они оказывают. Это нужно рассматривать не как потерю, а как скромный шаг к обеспечению всеобщей цивилизации. Услуги, которые общество достойно не вознаграждает, не настолько важны, чтобы нужно было сожалеть об их исчезновении. Уже достаточно сказано о реформах, направленных на усиление конкурентного положения рыночной системы, ее претензий на доход и ее перспектив на относительное равенство с планирующей системой. Ключевыми усло­виями являются: организация мелких предпринимателей, в том числе работающих в своих собственных фирмах с целью создания условия для некоторого сокращения различий в конкурентоспособности с планирующей систе­мой; более строгое соблюдение установленного минимума заработной платы и оказание активной поддержки организации профессиональных союзов в тех секторах, где в прошлом им оказывалась наименьшая помощь и где они больше всего нужны. В весьма значительной мере дей­ственность этих шагов будет повышена путем создания возможностей для широкого использования альтернативных источников дохода. Это имеет решающее значение для .всех реальных надежд на преодоление хронического неравенства между планирующей и рыночной системами.


Рынок с точки зрения неоклассической си­стемы представляет собой инструмент для распределения экономических ресурсов - рабочей силы и капитала - между разными сферами их применения, в конечном ито­ге осуществляемого в соответствии с волей потребителя. Это также инструмент, с помощью которого оцениваются и оплачиваются такие ресурсы; такая оплата в целом соот­ветствует ценности их вклада (формально на предельном уровне) в решение производственных задач, в которых они участвуют. В тех случаях, когда речь идет о рабочей силе, люда с каким-нибудь редким и полезным талантом получают очень высокое вознаграждение. Поэтому нет серьезных оснований для негодования или недовольства. Люди, обладающие подобным талантом, много получают, потому что они много дают. Другие люди, имеющие меньшие даро­вания, получают более высокие доходы благодаря тому счастливому случаю, что они находятся под руководством или связаны иным образом с людьми, чей талант позво­ляет достигать огромных заработков. Хорошо оплачивае­мому человеку было бы трудно вообразить более привле­кательную картину. Он преуспевает потому, что хорошо работает; благодаря тому, что он хорошо работает, другие преуспевают больше, чем они того заслуживают. Реальность планирующей системы, как мы видели» более прозаична. Вознаграждение зависит не от рынка, а от чисто человеческих факторов. Такова природа пла­нирования В зрелой корпорации этот порядок своим су­ществованием в значительной мере обязан традиции - ничто не принимается с большей готовностью, чем то, что босс должен получать гораздо больше, чем его подчиненный, хотя последний может быть гораздо умнее, энергичнее я чья деятельность является более эффективной. Если иерархия в корпорации является очень сложной, как это обстоит, например, в весьма крупной корпорации, то разница в вознаграждении между работниками наивыс­ших и самых низких ступеней иерархии должна быть вследствие этого очень значительна. Власть тоже играет важную роль в определении раз­меров вознаграждения. По мере продвижения человека в иерархии корпорации его власть возрастает. Эта власть неизбежно приводит к увеличению возможностей для ока­зания влияния на его собственный заработок и заработок управленческого звена, к которому он принадлежит сам. Это простой, достаточно очевидный и чрезвычайно важ­ный факт. Кроме того, в конечном итоге заработная плата на различных уровнях иерархии одной корпорации стано­вится нормой для других. Кадры управляющих и специа­листов легко взаимозаменяемы. Если уровень заработной платы для данной категории управляющих в другой кор­порации выше, они скорее предпочтут продвижение в этой фирме, чем в своей собственной. Это станет оправданием для повышений в первой фирме. Совсем необязательно, что эти фирмы столкнутся в результате с какой-либо не­хваткой кадров управляющих; предложение услуг или их качество не стало бы меньше при более низких уровнях компенсации. Быть управляющим до сих пор намного лучше, чем закручивать гайки в цехе. Данный порядок служит только для создания видимости того, что заработ­ная плата определяется объективными внешними силами. Представление об объективно определяемой шкале заработной платы имеет огромное значение для тех, кто от него выигрывает. Глава «Дженерал моторс» или ИТТ получает почти в 50 раз больше обычного рабочего на сбо­рочном конвейере или в фабричном цехе, т. е. разница является очень большой человек, получающий такое воз­награждение, не решится утверждать, что он приносит пользы в 50 раз больше. Если бы возникло мнение, что такое жалованье является проявлением его собственной щедрости, то это вызвало бы недовольство. Но как человек принимает смену времен года, стихийные бедствия и наступление старости, он так же принимает требования конкуренции. Согласие с этими требованиями является почти пол­ным. Даже радикал не связывает заработную плату главы «Дженерал моторc», «Дженерал электрик» или «Дженерал дайнемикс» с властью, хитростью и жадностью этих лиц. Таковы процессы, происходящие в капиталистическом обществе и на капиталистическом рынке. Те, кого это касается, являются невинными жертвами своей удачи. Профсоюзные лидеры не выражают каких-либо протестов. Если управляющий может что-то получить, он это заслу­живает. Обязанность честного профсоюзного лидера - добиваться большего для своих людей, а не беспокоиться о том, сколько получают другие. Если исключить рыночные отношения - ширму. Кото­рую использует планирующая система,-то применяемый ею способ определения уровня заработной платы стано­вится проблемой, представляющей большой интерес, и непосредственным объектом государственной политики. Разница в зарплате между теми, кто получает больше всего, и теми, кто получает меньше всего, нуждается в оправдании. Вывод о том, что эта разница отражает вопиющее и не имеющее оправдания неравенство, стано­вится неизбежным. Нет никаких оснований и причин по­лагать, что привлечение талантливых управляющих тре­бует стимулирования в виде существующих цен на них. Число способных и энергичных кандидатов всегда велико. Те, кто получает самое высокое жалованье, занимают должности, в наивысшей степени удовлетворяющие их. Они также являются людьми, результаты деятельности которых меньше всего зависят от жалованья,,-они больше всего горды своей моральной преданностью своей работе- Напротив, те, кто выполняет самую неприятную и унизительную работу, получают самое маленькое жало­ванье. И это люди, для которых жалованье имеет самое большое значение для обеспечения возможности выпол­нять работу, связанную с большими усилиями. Пришелец с другой планеты или посланец бога, вне всякого сомне­ния, были бы поражены этим порядком и еще больше тем фактом, что люди согласны с ним. В принципе существует четыре пути для исправления положения. Не только уровень заработной платы, но и различия в этом уровне должны стать предметом об­суждения при заключении коллективных договоров. Достижение большего равенства в планирующей системе должно стать целью налоговой политики. В конечном итоге структура фирмы должна быть такой, чтобы она способствовала быстрому сокращению подобных различий. В классической системе при заключении коллективных договоров интересам собственника противостоят интересы рабочего. Борьба идет вокруг распределения доходов между этими двумя сторонами. То, что собственник выплачивает своему управляющему или агенту, т. е. инструменту, который используется для осуществле­ния воли, является деталью, не имеющей отношения к профсоюзу. С усилением техноструктуры такая точка зрения ста­новится весьма устарелой. Техноструктура теперь является подлинным источником власти. Ее вознагражде­ние зависит от этой власти, а не от ее соглашения с капи­талистом. И размер вознаграждения, распределяемого подобным образом, перестает быть второстепенной проб­лемой. Стоимость содержания техноструктуры составляет существенную часть общих доходов. Нельзя больше не обращать внимания на ее долю по сравнению с тем, что получают рабочие. Профсоюз, который не добива­ется для своих членов соответствующей доли в общей сумме заработной платы, больше не выполняет своих задач. Активное стремление к получению дополнительных доходов, включая различные льготы и привилегии нефи­нансового характера, связанные с уровнем занимаемой должности, имеет особое значение для служащих. В этом случае постоянно занимающая низшее положение каста, состоящая в основном, но не исключительно из женщин, обязана выполнять роль разрекламированной неполноцен­ности. По общему мнению, вознаграждение за выполне­ние секретарских обязанностей, составление и обработку документов, обработку информации, осуществление расче­тов и т.д. обязательно должно быть ниже вознаграждения за выполнение административных функций. Считается также само собой разумеющимся, что привилегированные должности будут и дальше закрыты для тех, кто испол­няет секретарские и аналогичные им функции. Это важно для увековечения кастовых различий. Секретари и люди, выполняющие другую аналогичную работу, отказались бы от дальнейшего выполнения своей профессиональной услужливо покорной роли, если бы у них поддерживалось мнение, что они могут выполнять работу тех, кого они обслуживают. Если бы дело обстояло подобным образом, административный работник чувствовал бы себя менее уверенным в своем превосходстве и в целом менее удо­влетворенным. Поэтому административные кадры наби­раются отдельно из тех, кто якобы имеет особый талант или подготовку; такая сегрегация еще более усиливается почти повсеместной традицией, состоящей в том, что высшие административные кадры в крупной кор­порации должны состоять почти исключительно из белых мужчин. Как уже отмечалось, денежное вознаграждение, связанное с конкретным административным уровнем, дополняется привилегиями различного характера. Эти привиле­гии часто ценятся не столько за их конкретное содержа­ние, сколько за то, как они свидетельствуют о высшем (или низшем) статусе. Высшим кастам предоставляются нарочито просторные и соответствующим образом обстав­ленные кабинеты, им полагаются особые столовые и туалеты, для них создается возможность изменить распорядок своего рабочего дня в соответствии с личными предпочте­ниями и индивидуальными особенностями, от них ожидают соответствующих должности величественных и властных манер. Подчиненным кастам отводятся переполненные рабочие помещения и общие туалеты, им достается бо­лее скромная пища и столовые, они должны быть чисто­плотными, скромными в одежде, пунктуальными в соблюдении рабочего распорядка и почтительными в общем поведении. В последнее время появились некоторые признаки, что различия в заработной плате и связанные с ними символы превосходства или подчинения становятся объектом рас­смотрения при заключении коллективных договоров и других форм групповых действий. В Скандинавских странах, Германии и Англии произошло некоторое увели­чение активности профсоюзов в связи с исключительно неблагоприятным положением тех, кто выполняет самую неприятную работу, В Соединенных Штатах женщины проявляют признаки того, что они не столь охотно, как раньше, соглашаются со своим постоянным подчинением. В тех случаях, когда к совместной работе привлекается большое количество служащих, например в управлениях страховых компаний и крупных промышленных корпора­ций, встречаются отдельные примеры действий, направ­ленных на ликвидацию таких явных признаков подчине­ния, как менее качественное питание, требования к одежде или необходимость подчеркнуто подобострастного поведения, в присутствии вышестоящих служащих. Однако вероятность того, что профсоюзы смогут добиться с помощью активных действий сокращения раз­личий в заработной плате, а также льготах и привиле­гиях и прочих различий по крайней мере сомнительна. Когда дело касается производственных рабочих, традиция невмешательства в подобные вопросы очень сильна. Такая традиция, сочетается с явной чувствительностью техноструктуры ко всему, что выглядит как покушение на ее автономию, включая ее право творить благодеяния. Общей тенденцией, характерной для профсоюзов, является не борьба с техноструктурой, а стремление добиться равного с ней положения. Во всяком случае, еще более сильной является тенден­ция со стороны служащих отождествлять свои интересы с интересами техноструктуры. Большинство таких работ­ников убеждены, что их личное благополучие будет лучше защищено не в результате организации и укрепления силы коллектива, а в том случае, если им удастся добиться хорошего мнения о себе среди членов более высокой касты. Вследствие этого они принимают свою подчиненную роль и отождествляют свои интересы с интересами организации, частью которой они являются. Такое заис­кивание, самоотречение и подчинение личности организа­ции именуется лояльностью. Подобная лояльность имеет очень большое значение в понятиях удобной социальной добродетели планирующей системы-добродетели, кото­рую одобряют все члены планирующей системы. Практи­ческий результат состоит в том, что низшие слои служа­щих в основном выступают против организации проф­союзов. Ничто не способствовало бы в большей мере достиже­нию равенства внутри техноструктуры, чем создание сильного профсоюза служащих, который поставил бы перед собой постоянную задачу обеспечения для своих членов определенной части выгод и привилегий, которыми в настоящее время вознаграждают себя те, у кого больше власти. Однако вряд ли такая надежда имеет под собой достаточные основания. С точки зрения обеспечения равенства более благопри­ятным является в достаточной мере равное распределение доходов, чем неравное распределение, которое затем исправляется при помощи налоговой системы. Не удиви­тельно, что люди будут сопротивляться любым попыткам изъять уже полученный доход, насколько справедливыми они бы ни были. Они будут проявлять огромную изобре­тательность в. защите своей собственности. Тем не менее система прогрессивного налогообложения является необхо­димым элементом сознательных усилий с целью достижения большей степени равенства в планирующей системе, Обоснованность существования такой системы налого­обложения в исключительной степени возрастает, если достигается понимание природы планирующей системы. До тех пор. пока считается, что доходы членов техно­структуры определяются рынком, эти доходы имеют функциональный характер. Они представляют собой то, что следует уплатить для получения необходимого коли­чества трудовых усилий определенного качества и обеспе­чения притока рабочей силы соответствующей квалифи­кации. Само существо подобных платежей будет подор­вано, если после того, как они произведены, значительная часть вычитается в виде налогов. Можно добавить также некоторые возражения морального порядка. Вознагражде­ние работника определяется его усердием и сообразитель­ностью и его вкладом в результате применения этих качеств в общественный продукт. Государство, без­условно, должно проявлять большую осторожность в изъ­ятии того, что получено благодаря проявленным усилиям и способностям. В соответствии с этой доктриной и в силу тенденции, состоящей в том, что государство принимает в качестве обоснованной экономической теории предпочтения плани­рующей системы, законы о налогообложении весьма либе­ральны в отношении доходов высших слоев служащих. Значительная часть этих доходов не затрагивается, поскольку относится к категории необлагаемого потребления. Это потребление - официальные приемы, отдых, путеше­ствия и подарки - считается важным для выполнения деловых функций, хотя неофициально все признают его фактически привилегированным удовольствием. Другая существенная часть дохода обычно относится к кате­гории поступлений от возрастания стоимости капитала, и максимальная ставка налога составляет 35%. Как уже ранее отмечалось, значительную уступку представляет недавнее ограничение ставки налога на доход от заработ­ной платы с максимальным пределом в 50%. Основания для предоставления таких льгот исчезают, если доход высших слоев служащих рассматривается не как функция рыночной оценки, а как результат традиции, положения в иерархической структуре и отношения к бюрократической власти. Поскольку именно эти факторы, а не проявленные усилия, навыки и знания являются факторами, определяющими размер вознаграждения, то нечего бояться, что рост налогообложения создаст угрозу снижения затрат энергии и способностей. В равной мере снижение налогов не будет способствовать их увели­чению. Единственным результатом приводимых доводов будет сохранение или усиление неравенства. Рынок здесь ни при чем. Но миф о нем сохраняется как средство, позволяющее уклоняться от уплаты налогов тем, кто как раз имеет самые большие возможности для их уплаты. Наш анализ подтверждает необходимость самого энер­гичного применения прогрессивного подоходного налога в качестве инструмента обеспечения равенства и показы­вает несостоятельность доводов в пользу особого подхода к тому, что в применении к высшим категориям жалова­нья с большой натяжкой называется заработанным дохо­дом. Точно так же отрицается необходимость применения особых денежных стимулов с целью повышения актив­ности служащих. Третьим инструментом для выравнивания уровней дохода в планирующей системе является вмешательство государства Оно становится возможным и до некоторой степени неизбежным при помощи контроля над заработной платой и ценами. С развитием планирующей системы государственное вмешательство для стабилизации заработной платы и цен становится неминуемым. Это приводит к окончательной ликвидации представления о том, что доход в конечном счете определяется рынком, фактически это означает официальное признание факта планирования. Раз заработная плата стала объектом официальной политики, то не легко доказывать, что жалованье администраторов должно оставаться неприкосновенным, хотя, поскольку разумной политикой объявляется все, что служит интересам техноструктуры, такие усилия будут предприниматься. И как только заработная плата становится объектом государственного вмешательства, ничто не препятствует следующему шагу, который состоит в том, чтобы с помощью подобного вмешательства сократить различия между теми, кто выполняет неприятную работу, и теми, кто доволен своей работой. Если более равномерное распределение доходов считается целью государственной политики, то целью контроля над заработной платой должно являться обеспечение ее равенства, т. е. уменьшение различий, которые отражают не функциональные зависимости, а обусловлены иерархической структурой, традициями и властью. Это в свою очередь может потребовать такого же уменьшения различий в правительственном аппарате, в университетах и среди людей свободных профессий. Для многих это стало бы серьезной проверкой их приверженности делу широкого равенства. Установление максимально допустимого разрыва ме­жду средней и наивысшей заработной платой было бы самым прямым и эффективным способом обеспечения большего равенства внутри фирмы. Если заработная плата должна устанавливаться государством, то не менее закон­ными являются действия государства, направленные на регулирование аналогичным образом различий в оплате между рабочими и административным персоналом. По мере расширения контроля над ценами и заработной пла­той это должно стать целью. Даже медленно осуществляе­мая политика лучше, чем полное отсутствие какой бы то ни было политики. Общей задачей контроля над ценами и заработной платой в планирующей системе должно стать поддержание общего стабильного уровня цен, до­пускающего в то же время рост заработной платы по мере роста производительности. Наряду с выполнением задач, направленных на обеспечение большего равенства, это означает, что предоставление любых выгод должно произ­водиться почти исключительно в отношении низкоопла­чиваемых работников, в том числе низкооплачиваемых служащих. В этом случае в течение ряда лет происходил бы неуклонный рост их реального дохода, тогда как у лиц, относящихся к высшим категориям заработной платы, доход по крайней мере оставался бы постоянным. И как обычно обстоит дело в тех случаях, когда ана­лиз выявляет направление действий, мы сталкиваемся по крайней мере с элементарным проявлением таких дейст­вий в реальной жизни. Никакая формальная теория не оправдывает государственного вмешательства в доходы служащих высшего ранга. Как было отмечено выше, соли­дарность республиканской партии в Соединенных Штатах с интересами планирующей системы является фактом, ко­торый никем серьезно не оспаривается. И все же в 1971 г., когда президент Р. Никсон был вынужден заморозить заработную плату и цены, он предпринял действия, кото­рые, по крайней мере в принципе, затрагивают заработную плату служащих. Никто не спорил, что зарплата админи­стративных работников является важным источником инфляционного давления. Но даже президент, чью соли­дарность с миром корпораций невозможно было скрыть, не мог утверждать, что рынок уступил место планирова­нию в определении уровня зарплаты рабочего, но это не относится к административному персоналу. Если прави­тельство проявляет интерес к уровню зарплаты одного, оно обязано интересоваться и зарплатой другого. По ло­гике вещей, следующим шагом должно стать проявление интереса к соотношению между ними. Корпорацию в ее зрелой форме в принципе можно рассматривать в качестве инструмента сохранения нера­венства. Как мы видели, акционеры не выполняют каких-либо функций. Они не оказывают влияния ни на капитал, ни на руководство; они являются пассивными получате­лями дивидендов и процентов на капитал. Поскольку последний возрастает из года в год, безо всяких усилий растут доходы и богатство акционеров. А традиция обес­печения секретности способствует независимости техноструктуры в вопросах определения уровня зарплаты своих членов и в дальнейшем увеличении существующих раз­личий. Решение могло бы состоять в превращении зрелых корпораций - тех, которые из чувства сострадания ускорили агонию власти акционеров, - в полностью государственные корпорации. Исходя из нежелательности экспро­приации, это означало бы выкуп государством акций с помощью государственных процентных бумаг. Это со­хранило бы неравенство, но не позволило бы ему бесконт­рольно увеличиваться по мере роста дивидендов и воз­растания стоимости капитала. Через некоторое время передача собственности по наследству, налоги на наслед­ство, филантропия, расточительство, алименты и инфляция приводили бы к истощению этого богатства. Тем временем государство определило бы допустимые различия в зара­ботной плате в соответствии с тем, что считается необхо­димым и справедливым. В принципе такое изменение не оказало бы никакого влияния на руководство. Акционер исчезает, но он и прежде был бессилен. Одаренные люди, даже относя­щиеся к наиболее низкооплачиваемым категориям, пред­почли бы административные должности, а не работу в цехе. И действительно, имеется множество таких государ­ственных корпораций: «Рено», «Фольксваген» в его луч­шие годы, Управление гидроэнергетического строитель­ства на реке Теннесси, многочисленные предприятия коммунального пользования, принадлежащие государству, которые неотличимы по своим операциям от так назы­ваемых частных корпораций. Во всяком случае, мы здесь имеем дело с той частью экономики, которая характери­зуется относительной гипертрофией развития. В резуль­тате общественные требования эффективности имеют второстепенное значение по сравнению с требованиями равенства. Становится ясно, что наш анализ завел нас в область, совершенно не затронутую, не исследованную современ­ной общественной и экономической мыслью, куда не осмеливаются проникать даже храбрецы. Даже в самых смелых теоретических рассуждениях не допускается мысль, что существует форма организации более высокая, чем «Дженерал моторc» и «Дженерал электрик». Если бы мы обратились к исследованию вероятной эволюции кор­пораций, и особенно к тому, какое влияние она окажет на возможность достижения большего равенства, это бы соответствовало повсеместно превозносимому понятию преданности канонам свободной и пытливой мысли. Однако мало вероятно, что были бы предприняты какие-либо действия, вытекающие из такого исследования. Есть, однако, другие шаги к социализму, имеющие бо­лее непосредственный и настоятельный характер. Речь идет об областях, в которых все промышленно-развитые страны в силу необходимости под прикрытием разного рода маскировки уже проделали значительную работу. К этому реально существующему социализму мы теперь и обратимся.


Как было отмечено ранее, ни один про­ект социальных реформ не подвергается такому полному замалчиванию в солидных дискуссиях, как социализм в Соединенных Штатах. Его непринятие главными полити­ческими партиями не подлежит сомнению. Даже самый радикальный кандидат на государственную должность, если его намерения серьезны, следует общему примеру: «Я, разумеется, не выступаю за социализм». Очень часто он объясняет, что предлагаемые им меры именно благодаря своему радикализму предназначены для спасения страны от социализма. Свободное предпринимательство нуждается в защите от бедствий, связанных с присущими ему неэф­фективностью, крайностями и заблуждениями. На карту поставлено больше чем экономическая тео­рия. Имеется также связь между свободным предпринима­тельством и личной свободой. Те, кто открыто осуждает социализм, защищают не только свою власть, собствен­ность и денежные выгоды. Так же как у баронов в Реннемиде, личные интересы подкрепляются высокой моральной целью. Эта моральная цель так высока, что люди исклю­чительно высокой добродетели без колебаний требуют, чтобы пропаганда и даже обсуждение социализма были запрещены во имя сохранения этой свободы. Положение в других странах отличается по форме, но не особенно по результатам [Вскоре одно незначительное отличие будет отмечено. ]. В Западной Европе и Япо­нии социализм является возвышенным, а не бранным сло­вом. Результат, аналогичный американскому, достигается здесь отделением слова от его установившегося значения и еще более полным отделением от любого намека на практические действия. Англичанин, француз и немец мо­гут быть пылкими сторонниками социализма. Но каким бы пылким социалистом каждый из них ни был, он прежде всего практичен. Поэтому он не станет серьезно предла­гать, чтобы банки, страховые компании, автомобильные заводы, химические предприятия и, за некоторыми исклю­чениями, металлургические заводы были переданы в об­щественную собственность. И конечно, в случае избрания на государственный пост он не станет требовать принятия законодательства в этом направлении. Как бы он ни одоб­рял такие действия в принципе, он не станет выступать за их практическое осуществление. Причины, в силу которых на социализм налагается такой строгий запрет, сейчас становятся понятны. Социа­лизм-это не то, что может понравиться техноструктуре; последняя, добиваясь независимости от собственников, отнюдь не стремится к подчинению государству. Ее за­щитные Интересы настоятельно требуют обратного. В ка­честве автономного органа техноструктура пользуется свободой в формировании собственной организации, проек­тировании, установлении цены и продаже своих продуктов, в навязывании своих убеждений и своей власти обществу и государству и в вознаграждении и продвижении своих членов. Интуиция предупреждает, что, если технострук­тура станет орудием государства, эта автономия окажется под угрозой. Тогда решения о том, где размещать предприятия, сколько платить управляющим, каков должен быть порядок их продвижения по службе, перейдут в руки государства. Как таковые, они станут на законном основании объектом общественной критики, проверки и, возможно, мер со стороны государства. Отсюда желание сохранить современную выдумку, что все эти вопросы. не могут быть отнесены на законном основании к компетенции государства; они таковы, какими их определяет рынок - т. е. частное дело в чистом виде. Однако было бы неверно связывать падение интереса к социализму исключительно с требованиями техноструктуры и навязанными ею мнениями - сколь ни значительно может быть это влияние. Демократический социализм (революционный социализм в этом отношении) долго схо­дился с классической и неоклассической теорией в определении и выявлении главного порока экономического обще­ства. Он находится там, где имеется монопольная власть. Там, где имеется монополия, происходит эксплуатация общества в виде более низкого уровня производства, чем это возможно, но по более высоким ценам, чем это необ­ходимо. При наличии власти работодателя на рынке труда рабочие получают меньше, чем это можно позволить, и это их удел. Их тоже эксплуатируют. Как для неокласси­ческой экономической теории самым уничижительным является слово «монополия», так и для социализма таким словом является «монополистический капитализм». Читатель поймет, почему старая страсть к социализму исчезла - или сохранилась только в риторике и как но­стальгия. Поведение монополиста, которое было вначале принципиальной основой для социализма, не существует, хотя традиция социалистической критики требует, чтобы любое подобное предположение было осуждено как капи­талистическая апологетика. Главной проблемой современной экономики является неравномерное развитие. Самый низкий уровень развития наблюдается там, где уровень монополизации и влияния на рынок наименьший: самый высокий уровень развития там, где и то и другое характеризуется максимальным развитием. Чем выше развиты фирма и техноструктура, тем большее значение имеет для них процесс роста. Фирма, которая надувает своих поку­пателей, чтобы увеличить свои продажи, не может в то же время эксплуатировать их по образцу классической монополии. Публика это знает или чувствует. Только че­ресчур образованный человек может проглядеть реаль­ность и руководствоваться доктриной. Доктрина заводит убежденного социалиста в забавной компании с экономистом-неоклассиком не в ту областъ экономики, которая ему требуется. Рабочие отказались от социализма по той же причине, что и потребители. Рабочие, как мы знаем, подвергаются эксплуатации - или же эксплуатируют самих себя. Но эксплуатация происходит в рыночной системе. В плани­рующей системе рабочие находятся под защитой профсою­зов и государства, а также под покровительством рыночной силы нанявшей их корпорации, которая позво­ляет ей перекладывать издержки, связанные с соглаше­ниями о заработной плате, на общество. Рабочие в этой части экономики по сравнению с рабочими в рыночной системе являются привилегированной кастой. Социалист привлекает внимание к рабочим, которые заняты в отрас­лях, обладающих большим влиянием в области экономики. К ним относятся такие отрасли-черная металлургия, автомобильная промышленность, химическая промышлен­ность, нефтепереработка, в которых власть используется фактически для того, чтобы удовлетворить основные тре­бования рабочих. Как и общественность, рабочие не выхо­дят на демонстрации. Член американского профсоюза отвергает социализм. Его европейский коллега слышит пропаганду социализма, приветствует ее, но не желает никаких действий. И последний фактор, освещаемый в этом анализе, ко­торый тоже ослабил традиционную привлекательность социализма. Современное корпоративное предприятие, .в чем мы достаточно убедились, высокоорганизованно - и очень бюрократично. Такова или будет такой фирма, принадлежащая государству. Когда речь шла о выборе между власть к частной монополии и государственной бюрокра­тией, то доводы в пользу последней могли выглядеть очень убедительно. ^Государственная бюрократия могла быть не очень отзывчивой, но она не была эксплуататором и в силу этого не представляла опасности. Выбор между частной бюрократией и государственной бюрократией гораздо менее ясен. Очень большая разница в содержании свелась, по крайней мере на первый взгляд, к гораздо меньшей раз­нице по форме. К этому можно добавить открытие, что наиболее крупные и технически- оснащенные из государственных бюрократических организаций - Военно-воздушные силы, Военно-морской флот, Комиссия по атомной энергии - имеют свои собственные интереса, которые могут столь же непреклонно преследоваться, как и интересы «Дженерал моторc» и «Экссон». Част­ные бюрократии правят в своих собственных интересах. Но то же самое делают и государственные бюрократии, Зачем менять одну бюрократию на другую? И все же у тех, кто держит оборону против неудобных для них идей, жизнь никогда не бывает легкой. Те же самые условия, которые привели к падению привлекательности традиционного социализма на командных высотах, делают новый социализм настоятельным и даже необходи­мым в других частях экономики. Слово «необходимый» на­до подчеркнуть. Старый социализм допускал идеологию. Мог существовать капитализм со своими преимуществами и недостатками; могла существовать государственная соб­ственность на средства производства с ее возможностями и ограничениями. Мог иметь место выбор между ними. Выбор зависел от мнения - от идей. Он был поэтому идеологическим. Новый социализм не допускает никаких приемлемых альтернатив; от него можно уклониться только ценой тяжелых неудобств, большого социального расстройства, а иногда ценой смертельного вреда для здоровья и благополучия. Новый социализм не имеет идеологического характера, он навязывается обстоятельствами. Как может догадаться читатель, непреодолимым обстоятельством является отсталое развитие рыночной системы. Имеются отрасли, которые нуждаются в технических знаниях связанной с ними организации, рыночной сило и связанной с ней властью над использованием ресурсов, если от них ждут услуг, хотя бы минимально отвечающих требованиям. Находясь и оставаясь в рыночной системе, они этого не получат. Поэтому они остаются в тисках неразвитости или примитивного развития; и, в то время как развитие везде идет, вперед, их поразительная отсталость приобретает все более драматический характер. Эта драма (и бедствия тех, кто сопротивляется всем помыслам о социализме) значительно усиливается из-за того, что некоторые из отсталых отраслей имеют особое значение не только для комфорта, благополучия, спокой­ствия и счастья, но просто для продолжительного суще­ствования. Они обеспечивают жилища, медицинские ус­луги и городской транспорт. Жилье в холодном климате, медицинская помощь во время болезни и возможность добраться до места работы - это на редкость серьезные потребности. Можно легко почувствовать руку капризного бога в выборе отсталых отраслей. Он явно имеет склон­ность беспокоить истинно благочестивого сторонника сво­бодного предпринимательства. Неспособность этих отраслей войти в планирующую систему связана с разными причинами. Жилищное строи­тельство и медицинское обслуживание географически разбросаны. Как и во всех остальных видах услуг, это пре­пятствует развитию всесторонней организации и специа­лизации в конкретном месте. Вполне возможно, что такое разделение труда осуществляется явно неэффективно. Ра­бочее время плотников, водопроводчиков и электриков, а в области медицинского обслуживания специалистов-хи­рургов, терапевтов и техников - не поддается такой регла­ментации, чтобы не допускать длительных периодов неэф­фективного использования или простоев. Профсоюзы тоже играют роль тормоза. Они не слиш­ком сильны в этих отраслях. А предприниматели на ред­кость слабы, как, например, в строительстве, уступчивы, как дело обстоит в области транспорта, или сами являются членами профессионального союза, как в Американской медицинской ассоциации. Поэтому у профсоюзов свободны руки в регулировании или запрещении внедрения техни­ческих новшеств и (что долгое время было характерно для АМА) организации. И наконец, в строительстве и транс­порте государственное регулирование, часто вводимое по требованию рабочих и профсоюзов, было направлено на сдерживание процесса технического обновления и связан­ной с ним организации. Имеется только одно решение. Эти отрасли не могут функционировать в рыночной системе. Они не могут развиваться в планирующей системе. Они необходимы в силу отношения людей к своим потребностям в средствах передвижения и защите от болезней и непогоды. С экономическим развитием контраст между домами, в которых живут массы людей, медицинским обслуживанием и услугами больниц, которые они могут себе позволить, транспортными средствами, которые они переполняют, и другими менее серьезными составляющими их жизненного уровня - автомобилями, телевизорами, косметикой, возбуждающими средствами - становится вначале разительным, а потом непристойным. Влияние неравномерного развития в области здраво­охранения и медицины имеет особенно причудливый ха­рактер. Практически все увеличение количества наруше­ний в состоянии здоровья, происходящее в наши дни, яв­ляется результатом возросшего потребления. Ожирение и сопутствующие ему нарушения являются результатом количественного увеличения потребления продуктов пита­ния; цирроз и несчастные случаи - это следствие увеличе­ния потребления алкоголя; рак легкого, болезни сердца, эмфизема и многочисленные другие заболевания возни­кают в результате увеличения потребления табака; несча­стные случаи и связанные с ними смертность и увечья вызваны ростом числа автомобилей; гепатит и много­численные нападения с нанесением увечий часто вызыва­ются повышением употребления лекарств; нервные рас­стройства и душевные заболевания связаны с усилиями, потраченными, чтобы повысить доход, и с завистью к успехам других в повышении дохода, со страхом потери дохода или страхом перед перечисленными физическими последствиями повышения потребления. В то же время медицинское и больничное обслуживание не является частью того развития, которое вызывает эти расстройства. Оно постоянно тащится сзади - для значительной части населения, включая многих, кто сравнительно богат, до­ступность этой помощи не гарантирована, а ее стоимость приобретает отпугивающий и запретительный характер. В этом опять рука извращенного Провидения. Единственным ответом для этих отраслей является их. полная организация в условиях государственной собствен­ности. Это новый социализм, который стремится не к командным высотам, а ищет слабые звенья. И опять мы отмечаем, что наиболее надежные тенденции - и наилуч­шая проверка истинности социального диагноза - это те, которым прокладывают путь обстоятельства. Во всех раз­витых странах правительства вынуждены непосредственно проявлять активную заботу о жилищном строительстве, здравоохранении и транспорте. Везде они в значительной мере уже обобществлены. К Соединенным Штатам это от­носится, как и к другим. Городской и пригородный транс­порт в широких масштабах переходит в государственную собственность. То же происходит с появлением компании «Амтрах» с междугородным железнодорожным транспор­том. В Соединенных Штатах престарелым людям, которые остро нуждаются в медицинской помощи и имеют ограни­ченные возможности для ее оплаты, иными словами, в от­ношении которых действие рынка оказывается особенно неблагоприятным, предоставляется медицинская и боль­ничная помощь. Имеется вызывающее раздражение множество видов государственной медицинской помощи раз­ным лицам и группам. В строительной промышленности имеется еще более запутанный комплекс, включающий организованное государством жилищное строительство, строительство с государственной помощью, финансируе мое государством строительство, государственные субсидии частным квартиросъемщикам и государственный контроль над квартирной платой. Эти обязанности в свою очередь поделены между органами управления правительства, штатов и муниципалитетов таким образом, что очень со­мнительно, чтобы какой-нибудь один чиновник в любом крупном американском городе знал все государственные источники помощи строительству в своем районе. Но это крайне неудовлетворительная форма социализ­ма. Употребление самого термина тщательно избегается [Термин «социализированная медицина» был до самого не­давнего времени уничижительным. Как можно судить, только те­перь он перестал быть таким. Несоциализированиая медицина для многих так неудовлетворительна и дорога, что альтернативы больше нельзя осуждать с помощью враждебных терминов. Социализм, как подозревают весьма многие, мог бы оказаться лучше.]. В результате осуществление мер не происходит с должной уверенностью и гордостью, с использованием необходимых средств, при наилучшей возможной организации и с целью полного выполнения поставленной задачи. Напротив, они рассматриваются как исключительные и как отклонение от истинного пути. Они нуждаются в оправдании. Самая подходящая организация - это ни в коем случае не самая лучшая, а та, которая, как кажется, меньше всего вмеши­вается в частное предпринимательство; результат счи­тается достигнутым не когда полностью выполнена зада­ча, а когда ее выполнение едва-едва дотянулось до удовлетворительного уровня. Только тогда, когда социализм будет рассматриваться как необходимая и во всех отношениях нормальная харак­теристика системы, эта ситуация изменится. Тогда обще­ство будет требовать обеспечения высоких результатов работы и будет гордиться своими действиями. Это отнюдь не пустой и не обоснованный оптимизм, подтверждение этому можно найти в Европе и в Японии. Там, как было отмечено, слово «социализм» имеет возвышенный, а не уничижительный смысл. И хотя социалисты в других раз­витых странах с религиозным рвением тянутся к командным высотам, они не отвергают необходимости принятия государственных мер в других частях экономики. Это зна­чит, что они могут действовать с уверенностью в рыночной системе, и это уже привело к выдающимся результатам в наиболее уязвимых местах, где социализм совершенно необходим. Хотя и имеется существенное различие между странами, земля в городе переходит в широких масштабах в государственную собственность. Значительная часть всего городского жилья строится полностью под покрови­тельством государства и остается в собственности и под управлением государства. Точно так же больницы стано­вятся полностью государственными предприятиями, а врачи и прочий обслуживающий персонал являются хоро­шо оплачиваемыми сотрудниками государства. И конечно считается само собой разумеющимся, что государственные корпорации возьмут в свои руки железные дороги и город­ской транспорт. Деятельность всех этих отраслей в Анг­лии, Скандинавских странах, Германии и Голландии осу­ществляется гораздо лучше, чем в Соединенных Штатах. В других странах - во Франции, Италии, Японии, Швей­царии - предприятия, которые полностью обобществлены, работают намного лучше. Только те предприятия, которые не обобществлены, работают плохо. Разница между американцами и европейцами не в том, что американцы отличаются особенной неспособностью управлять государ­ственными предприятиями. Разница в том, что американ­цы руководствуются доктриной, которая придает этим по­пыткам второразрядный и ущербный статус. В прошлом доводы в пользу государственной собствен­ности признавались правильными там, где в силу важно­сти данного вида услуг, как обстоит, например, дело в отношении образования или национальной обороны, или из-за трудности для конкретного потребителя установить на него цену, например в дорожном строительстве или уборке улиц, их осуществление нельзя оставить за рын­ком. Требования передачи предприятий в государствен­ную собственность раздавались там, где, как, например, в коммунальном обслуживании, имела место неизбежная монополия и, таким образом, возникала опасность эксплу­атации общества. С ростом рыночной в планирующей систем и соответственно, неравенства в их развитии дово­ды в пользу государственной собственности приобрели гораздо более общий характер. Дело не в том, что рынок, действующий, в общем, удовлетворительно, оказывается несостоятельным в отдельных случаях. Дело, скорее, в том, что рыночная система вообще несовершенна по сравнению с планирующей системой. Поэтому имеется предпосылка в пользу государственного вмешательства в любой части рыночной системы. Особенно это относится к искусству. В отличие от не­достаточного развития в области жилищного строитель­ства, здравоохранения и транспорта слабое развитие ис­кусства не причиняет физических лишений. Но эти удовольствия относятся к рыночной системе; при отсут­ствии особой поддержки государства нужно предполагать недостаточный уровень развития. Люди лишаются удо­вольствий и счастья, которые они испытывали бы при сравнительно более высоком уровне развития музыки, театра, живописи. При наличии власти планирующей си­стемы, включая власть убеждать в пользу своих товаров .и своего развития вообще, общество, в котором отсутствует -государственное вмешательство в интересах искусства и гуманитарных наук, будет прискорбно несбалансирован­ным. Оно будет очень богатым. Но по сравнению с перио­дами в прошлом, когда покровительство искусству было более щедрым, его художественные достижения будут гораздо скромнее. В последнее десятилетие, или около этого, представле­ние о том, что искусство нуждается в особой поддержке в современном индустриальном обществе, подучило неко­торое признание. Были предприняты ограниченные, скорее даже примитивные, попытки в виде создания государством необходимой материальной базы и государственных зака­зов на произведения искусства. Интуиция в отношении общественной потребности, как всегда, шла впереди теории, объясняющей потребность. Данный анализ показывает, что значительные и растущие заказы и поддержка искус­ства являются не только нормальной, но и существенной обязанностью современного государства. Государственное вмешательство в интересы сельского хозяйства - обобществление сельскохозяйственной техно­логии, поддержание сельскохозяйственных цен для поощ­рения и защиты капиталовложений, кооперативные закупки удобрений, горючего и оборудования, кооперативное или государственное снабжение электроэнергией, субсидии в поддержку новых методов - тоже имеют существенное значение для сбалансированного развития. В отсутствие таких общественных мер поступление продуктов питания и натуральных волокон было бы недостаточным, а стои­мость (подобно стоимости жилья и медицинской помощи) очень высокой. Здесь, однако, очень ярко проявилась ин­туиция, которая ведет к действиям, противоречащим традиционному принципу, но согласующимся с реально­стями экономической жизни. А одобрение фермеров, если уж не экономистов, оказалось достаточно сильным, чтобы решение этих задач осуществлялось не с извинениями, а с гордостью. В основном в результате таких государствен­ных мер развитие сельского хозяйства, по крайней мере до последнего времени, было довольно удовлетворитель­ным в промышленно развитых странах. Окажись сельское, хозяйство свободным от государственного вмешатель­ства - продолжайся господство ортодоксального принци­па, - развитие, бесспорно, было бы недостаточным, а к настоящему времени, возможно, и опасно низким. И сельское хозяйство теперь демонстрировало бы в начальной форме слабости повсеместно связанные с рыночной системой. Обстоятельства, очевидно, не благосклонны к тем, кто считает себя защитниками рыночной экономики, врагами социализма. И в силу того, что именно обстоятельства, а не идеологические предпочтения навязывают путь, с этим мало что можно поделать. Даже эпитетом «социалист» нельзя с успехом швырнуться в человека, который просто описывает, что нужно делать. Так обстоит дело с социа­лизмом, который мы до сих пор описывали. Но на этом история еще не кончается. Доводы в пользу социализма неоспоримы в слабейших частях экономики. Они так же, как это ни парадоксально, неопровержимы в ее сильнейших частях. Именно здесь кроется ответ или часть ответа на решение вопроса о власти планирующей системы, которая порождена бюрократическим симбиозом. Там, где техноструктура корпорации находится в осо­бенно тесных отношениях с государственной бюрократией, каждая из них, как мы видели, черпает силу из поддержки, оказываемой ею другой. Крупные производители оружия - «Локхид», «Дженерал дайнэмикс», «Грумман», аэрокосмические филиалы «Текстрона» и «Линд-Темко - Воут» - предлагают Пентагону системы оружия, которые, по их мнению, выгодно разрабатывать и произ­водить. Министерство обороны сообщает им о системах, к получению которых стремятся вооруженные силы. Окон­чательные решения затем оправдываются либо необходи­мостью идти в ногу с Советами, либо необходимостью оставаться впереди Советов [В течение короткого времени в конце 60-х годов эту роль выполняли китайцы. Такая практика, кажется, выходит из упо­требления как совершенно неправдоподобная.]. Одно или другое из этих оправданий должно оказаться успешным. Как ранее было отмечено, даже самый преданный защитник ортодоксаль­ных взглядов не рискнет своей репутацией ради мини­мального признания, доказывая, что окончательно вопрос о производстве решается в соответствии с волей общества, выраженной через конгресс. Две бюрократии, одна государственная и другая номи­нально частная, сильнее, чем одна. Государственная бюро­кратия при обосновании потребности в новых видах ору­жия может казаться выступающей с бескорыстной заботой о национальной безопасности. Ее контроль над разведкой позволяет ей при необходимости эксплуатировать страх общественности или конгресса перед тем, что Советы де­лают или могли бы сделать. Банальная процедура требует, чтобы любому предлагаемому новому типу оружия пред­шествовал поток пугающей информации о том, что замыш­ляют русские. Частная бюрократия обладает свободой и финансовыми ресурсами, недоступными для государствен­ной бюрократии, для организации стратегических полити­ческих кампаний, для мобилизации поддержки со стороны профсоюзов и общества, для организации лобби, для рек­ламы и общественной информации и. для отношений с прессой. Объединенную силу двух бюрократий можно было бы успешно ослабить путем превращения крупных специализированных фирм по производству оружия в полностью государственные корпорации в соответствии с направлениями, изложенными в последней главе. Правительство приобретало бы их акции по текущей цене, существующей на фондовой бирже. С этого момента совет директоров и высшее руководство назначались бы федеральным прави­тельством. Заработная плата и другие доходы впредь ре­гулировались бы правительством в зависимости от обще­государственного уровня; прибыли поступали бы прави­тельству; оно брало бы также на себя убытки, как это происходит и сейчас. Политическая деятельность, лоббизм и стремление навязать мнение обществу подчинялись бы таким же ограничениям, каких должна придерживаться государственная бюрократия. Это изменение скорее по форме, чем по существу. Для крупных фирм, специализирующихся на производстве оружия, фиpмa чacтнoгo пфeдпpиятия yжe рискованно и даже неприлично тонка. «Дженерал дайнэмикс» и «Лок­хид», два крупнейших специализированных военных под­рядчика, практически все свои дела ведут с правительст­вом. Их оборотный капитал им предоставляет правитель­ство путем постепенных платежей по их контрактам. И отнюдь не малая доля их основного капитала принадле­жит правительству [Информация об этой собственности содержится в «Hearing before the Subcommittee on Economy in Government of the Joint Economic Committee, 90 Congress, 2-d Session, 1968, November 12, pt. 1, p. 134. Она была предоставлена (по моему настоянию) неко­торыми компаниями с явным нежеланием.]. Убытки берет на себя правительство, а фирмам предоставляется финансовая помощь в случае неудачи. Их техноструктура представляет собой направ­ленное вверх продолжение иерархии государственной бюрократии. Генералы, адмиралы, младшие офицеры и государственные служащие после завершения их карьеры в государственной бюрократии автоматически переходят на более высокое жалованье в бюрократию корпора­ций. В свою очередь бюрократия корпораций предо­ставляет свой персонал на высшие гражданские уровни министерства обороны. Крупные фирмы, производящие оружие, уже обобществлены, за исключением своего названия: то, что здесь предлагается, служит лишь подтверждением реальности. Ориентировочно каждая корпорация (или филиал многоотраслевой корпорации), больше половины деятельности которой приходится на правительство, должна быть преобразована в полностью государственную корпо­рацию, как здесь предлагалось [Я разбирал это предложение более подробно в «The Big De­fense are Really Public Firms and Should Be Nationalized», The New York Times Magazine, 1969, November 16.]. В отношении слишком слабых отраслей и чрезмерно сильных мы не в состоянии запретить понятие «социа­лизм» в качестве меры, направленной на исправление положения там, где существует общий низкий уровень развития, и как средство контроля над гипертрофирован­ным развитием. Социализм _уже существует,. Признание этого факта и его необходимости было бы проявлением честности и оказало бы огромную услугу делу улучшения результатов деятельности. Поступая так, мы бы показали, что планирующей системе не всегда удается дискредити­ровать то, что она не одобряет.


...если мы хотим сохранить жизнь на земле, мы должны заставить себя согласиться на мень­шее количество продуктов питания и услуг, в том числе и электроэнергии.

Чарльз Ф. Люс, Председатель совета директоров «Консолидэйтэд Эдисон Компани» Хотя такое утверждение и может пока­заться вредным для авторитета профессии экономиста, но все же не все экономические отношения являются слож­ными. Примером служит взаимосвязь между экономиче­ским развитием и окружающей средой. Экономический рост представляет собой основную цель фирмы, поэтому он становится основной целью для общества. Поскольку рост обретает первостепенное значение для общества, Ничто, разумеется, не должно стоять на его пути. Сюда относятся и последствия роста, в том числе отрицатель­ные последствия для окружающей среды - для воздуха, воды, спокойствия городской жизни и красоты сельского пейзажа. Ущерб окружающей среде наносит как производство, тай и потребление товаров. Речь идет о загрязнении воз­духа электростанцией и отрицательном воздействии не­онового света на зрение, о том вреде, который наносит металлургический завод близлежащему озеру, и отрица­тельном воздействии выхлопных газов автомобилей, изго­товленных из металла, произведенного на этом заводе, па легкие человека. Ущерб, наносимый среде, может иметь один или много источников. Его может причинять бумаж­ная фабрика, выпускающая в воздух ядовитые вещества, или сотня курильщиков или автомобилей, делающих то же самое. Однако различие в количестве источников имеет большое практическое значение бумажная фабрика не может отрицать своей ответственности; владелец автомо­биля может сожалеть об общих последствиях использо­вания автомобилей, но не чувствовать индивидуальной ответственности, поскольку его доля в общем вреде ни­чтожна. Ущерб окружающей среде наносит не только плани­рующая система. Силосные башни, кормовые цеха, стан­ции обслуживания, мотели, ремонтные мастерские, лечеб­ницы для домашних животных, привлекающие внимание при подъезде к любому современному населенному пункту, свидетельствуют о способности рыночной системы наносить физический вред окружающей среде. Она также портит внешний вид сельской местности. Оправданием такого ущерба служит мнение, что никакие препятствия не должны стоять на пути экономического роста. В значительной степени меры по устранению вреда, причиненного окружающей среде, сводятся к необходи­мости выделения государственных средств для осуществ­ления уборочных работ. Нет другого способа, чтобы очи­стить улицы, кроме как нанять достаточное количество рабочих и закупить достаточное количество соответст­вующего оборудования. Чтобы прибрежные воды у горо­дов оставались чистыми, нужны соответствующие системы стока и предприятия по очистке сточных вод. В значи­тельной мере проблема охраны окружающей среды возни­кает из-за недостаточных затрат на элементарные услуги и предприятия, связанные с обеспечением чистоты. Как еще раз подчеркивается в следующей главе, это тот вид расходов, который систематически недооценивается в современной экономике. Кроме предоставления таких государственных средств, имеется три возможных пути для защиты окружающей среды, два из которых являются неоправданными и не­практичными. Первое решение предлагается неокласси­ческой экономической теорией, которая рассматривает загрязнение среды как результат недостатков рыночной системы. Отходы беспрепятственно сбрасываются в воз­дух и воду; общество, а не потребитель конечного продукта или услуги оплачивает окончательную очистку. В резуль­тате превращения такого внешнего ущерба во внутренний, когда производителя, а соответственно и потребителя заставляют покрывать затраты, связанные с предупреждением загрязнения среды, либо с помощью налогообложения привлекаются средства для оплаты работ по ликви­дации загрязнения среды или компенсации возможного ущерба, недостатки рыночной системы устраняются, и проблема таким образом будет разрешена [Для ознакомления с подробным и уточненным описанием этой меры см.: В. Sо1оw, «The Economist's Approach to Pollution Control, Science, vol. 173, № 3996, ICTi, August 6, p. 498.]. Довольно часто для предупреждения ущерба окружаю­щей среде, действительно, требуется, чтобы фирма (и в конечном счете ее потребители) брала на себя соответст­вующие расходы. В остальном решение, предлагаемое экономистами, затрагивает только незначительную часть проблемы; репутация такого решения зависит почти исключительно не от его действенности, а от благочестия, с которым его сторонники относятся ко всеобщей добро­детели - рынку. Предлагаемое решение почти всегда непригодно для предупреждения ущерба окружающей среде, наносимого в результате потребления; нет доста­точно хорошего способа заставить тех, кто курит в обще­ственных местах, платить за неудобства, которые испытывают некурящие. В конце концов можно запретить само курение. Столь же безнадежно штрафовать пассажи­ров самолетов за неудобства для людей на земле, свя­занные с шумом самолета. Попытки штрафовать пассажи­ров сверхзвукового авиалайнера за ущерб для верхних слоев атмосферы окажутся не только безнадежными, но и смешными. Подобные меры не могут предотвратить ущерба, наносимого ландшафту, и прочих экологических последствий производства. Ущерб, который наносит линия электропередач девственной природе, или потери среди местной фауны в результате прокладки трубопровода нельзя ни измерить, ни оценить. Даже самые горячие сторонники неоклассической экономической теории согла­сятся, что эта теория не сделала ничего, чтобы подгото­вить людей к внезапно охватившей их тревоге за окру­жающую среду, что можно было бы ожидать от серьезной и глубокой науки. Вот почему экономисты выглядели бы куда умнее, если бы они предпочли воздержаться от реко­мендации мер, основанных на подобных идеях. Второе решение правильно связывает стоящую проб­лему с неограниченным ростом и предлагает установить соответствующие пределы для него [См. особенно: D. Н. Меadоws, D. L. Meadоws J. Randers, W. Behrens III, The Limits to Growth: A. Report for The Club of Rome's Progect on The Predicament of Mankind, New York, Universe Books, 1972.]. Недостаток этого решения в том, что ущерб для окружающей среды пред­ставляет собой очевидную и непосредственную опасность. А положительные результаты от снижения темпов роста проявятся только через несколько лет и десятилетий. Временные рамки, как говорят серьезные ученые, не сов­ладают. Кроме того, снижение темпов роста только тогда становится подходящей мерой, когда распределение до­хода происходит более или менее равномерно. В против­ном случае структура потребления отдельных людей или групп остается неизменной. В настоящее время некоторые факты свидетельствуют о том, что защита окружающей среды является более выгодным делом для богатых, чем для бедных. Третье решение сводится к осуществлению дальней­шего роста, но при этом в законодательном порядке должны быть определены параметры, ограничивающие рост. Эти параметры устанавливают допустимые границы ущерба для окружающей среды в результате потребления и производства. Такая деятельность становится важней­шей, а в некоторых отношениях самой важной задачей современного законодательства. Иногда она связана с запрещением отдельных видов производства и потреб­ления. Речь идет о тех случаях, когда вред для общества превышает пользу, приносимую данным товаром или услугой. Следует упомянуть еще о двух довольно очевидных особенностях подобных мер. Эти меры превращают госу­дарство, а не рынок в верховного судью и защитника общественных интересов. Этому вряд ли следует удив­ляться, если вспомнить, что проблема возникает потому, что техноструктура и ее интересы уже заменили собой рынок и интересы общества. Государственное руководство и планирование производства вытесняют частное руководство и планирование производства. Второе довольно примечательное свойство этой меры состоит в том, что она уже осуществляется. Ее навязывают современному государству обстоятельства и oтсутствие более подходя­щей альтернативы. В прошлом, когда расхождения отдельных частных интересов и интересов планирующей системы с интере­сами общества (включая последствия для окружающей среды и другие последствия) достигали крайних пределов, существовала практика определения широких задач в области законодательства и принятия соответствующих законов. Затем вновь созданному или уже существующему исполнительному органу ставилась задача сформулировать конкретные правовые нормы, отражающие намерение законодателя, включая установление периода времени, в течение которого соблюдение этих норм было бы обяза­тельным. Исполнительному органу предоставлялась значи­тельная свобода действий в осуществлении этих норм. В результате задача законодательного органа весьма упро­щалась и становилось возможным то, что называется гиб­костью в применении таких норм. Подобный порядок весьма удовлетворял тех, кто не хотел подчиняться. Он позволял планирующей системе использовать свои возмож­ности для воздействия на государственную бюрократию с тем, чтобы свести до минимума, отсрочить или предотвра­тить вмешательство. Там, где возможность велика, как, в частности, обстоит дело в автомобильной, нефтеперерабаты­вающей, фармацевтической, химической и других отраслях промышленности, окончательное воздействие регулирова­ния в основном нейтрализуется. Подобная тенденция - склонность исполнительного органа к капитуляции - хо­рошо известна. Более трудный и более длительный, но гораздо более эффективный курс состоит в том, чтобы законодательство само, в качестве стража общественного интереса, определяло необходимо результат. Такие действия осуждаются как негибкие; считается, что на бизнес надевается смири­тельная рубашка. Это не должно никого отпугивать. Смирительная рубашка - это достаточно точное определение той меры, которую необходимо применить. Эффективная защита окружающей среды требует ясных и строгих правовых установок. Тогда компенсацией для фирмы станет полная автономия в рамках этих правил. Раз пределы действий установлены, то уже не нужно строить догадки в отношении отдельных решений техноструктуры. Стратегия защиты окружающей среды запре­щает на основании закона действия, которые несовме­стимы с общественными интересами, но предоставляет фирме максимальную свободу принятия решений в отно­шении путей достижения желаемых результатов. Что касается воздействия производственных процессов на окружающую среду, то необходимо составление исчер­пывающей специфика отходов (в том числе и тепловых), которые можно выпускать в воздухи воду при минимальном вмешательстве в процесс, посредством которого достигается такой результат. И что очень важно, это означает строгую детализацию того, что можно (и что нельзя) делать для изменения природного ландшафта. Нанесение ущерба внешнему виду территории не менее серьезный вопрос, чем загрязнение в результате примене­ния химических веществ. Этот вопрос оказался на втором плане только из-за того, что современная экономика не признает большого значения искусства и требований эсте­тики. Но и в этом случае, как только будут установлены правила, состоящие, например, в том, что промышленное развитие допускается только в строго определенных районах или не разрешается строительство линий электропередач, уродующих сельский ландшафт, должна быть допущена свобода решений в рамках этих правил. В отношении последствий потребления общие правила являются аналогичными. Определяются количество вред­ных газов, которое может выпустить автомобиль, и сроки сохранности упаковки и моющих средств, а затем способ достижения этого результата определяется по усмотрению производителя. Однако контроль за вредными последст­виями потребления часто требует точной спецификации требований к использованию продуктов, например к ку­рению в общественных местах,- он все чаще влечет за собой частичное или полное запрещение некоторых видов потребления. Использование автомобилей в крупном городе, движе­ние самолетов над населенными районами, сверхзвуковой пассажирский самолет, беспорядочное использование земли для жилищного строительства - все это случаи, в которых выгоды для отдельного потребителя оказываются меньше, чем отрицательные последствия для общества в. Целом. В прошлом преобладала презумпция преимущества индивидуальной выгоды даже перед лицом боль­ших социальных издержек, и это отражало интересы пла­нирующей системы. Рациональное законодательное реше­ние требует исключения из потребления тех продуктов, услуг и технических средств, где связанные с ними потери и неудобства для общества превышают выгоды для отдельного человека. Только что изложенная теоретическая основа действий не только возлагает основную ответственность за их осу­ществление на имеющиеся законодательные органы, и, вероятно, сами действия будут казаться всесторонним вторжением в сферу, которая в прошлом считалась пре­рогативой частного предпринимательства. Следует указать на четыре существенных момента. 1) Тот факт, что мы боимся такого вмешательства, является результатом точки зрения, которая навязана нам планирующей системой и от ее имени господствующей экономической теорией. Все это создало впечатление, что щели частного предпринимательства согласуются с целями общества. Если общественное самосознание достигнет определенного уровня и будет признано существование естественного различия между целями планирующей системы и целями общества, то меры, направленные на размежевание, будут носить не только не исключитель­ный, а совершенно нормальный характер. Если имеет место частное планирование, оно может быть согласовано с общественными интересами только при помощи государственного планирования. 2) Существующая необходимость уже навязала в ши­роких размерах осуществление только что описанной стратегии в области законодательства. Подробная детали­зация того, какие действия, затрагивающие качество воз­духа и воды, могут быть разрешены, уже является одной из главнейших забот законодательных органов Соединен­ных Штатов. То же самое происходит в отношении защиты ландшафта, хотя все еще преимущественно в таких отда­ленных местах, как Аляска. Запрещено или ограничено производство многочислен­ных вредных для окружающей среды товаров - ДДТ, соединений ртути, стойких моющих средств. Все шире ограничивается потребление, связанное с однократным использованием упаковки, использованием автомобилей в крупных городах или воздушного транспорта над густо­населенными городскими районами. В конгрессе наблю­дается явная тенденция, отражающая общественную заинтересованность и недовольство слабостью государст­венной бюрократии перед планирующей системой, уста­навливать в законодательном порядке необходимые нормы поведения. Законодательство запретило сверхзвуковой пассажирский авиатранспорт, несмотря на мощную оппо­зицию со стороны министерства транспорта, действующего совместно с заинтересованной фирмой, а именно с корпо­рацией «Боинг». Как всегда, мы приходим к выводу, что обстоятельства подтверждают правильную теорию. 3) В последнее время общественная реакция, связан­ная с воздействием промышленного развития на окружающую среду, породила глубокое и общее недоверие к экономическому росту вообще. Как указывалось, появи­лись и стали настаивать на своем мнении сторонники постоянного поддержания экономики на одном уровне. В доводах, приводимых в пользу снижения темпов роста, стабилизации или снижения количества населения, также содержатся ссылки на последствия для окружающей среды, хотя без ответа на вопрос о том, что же улучшится, если несколько уменьшившееся число людей будет потреблять в два раза больше товаров. Предлагаемая вами стратегия защиты окружающей среды не исключает роста. Она признает заинтересованность планирующей системы в своем расширении, как, впрочем, и ее потреб­ность в автономии решений. Эта стратегия стремится упорядочить этот рост, согласовать его с общественными интересами и осуществлять его при содействии со стороны общества. Хотя следствием явится, это нужно признать, понижение темпа роста, для планирующей системы было бы разумнее рассматривать осуществление подобных мер как наиболее спокойный способ достижения соглашения с защитниками окружающей среды и с преодолением опасений, которые они выражают. 4) В недавнем прошлом защитники окружающей сре­ды проявляли иногда склонность к абсолютизму. В связи со слабостью своих позиций в прошлом и неотложностью стоящей перед ними задачи они выступали против любого экономического развития, которое влекло за собой очевид­ные последствия для окружающей среды. Никаких нефтеперерабатывающих заводов, никаких электростанций, ни­каких мостов, никаких высотных жилых комплексов! В та­ком подходе таится большая опасность. Хотя воздействие на окружающую среду носит отрицательный характер, к конечному потреблению иногда даже защитники окружа­ющей среды относятся вполне положительно. Если бы оказалось возможным приписать нехватку нефти для отопления, жилья и даже кондиционированного воздуха чрезмерному рвению в защите окружающей среды, то уси­лия во имя защиты среды были бы серьезно подорваны. Как и большинство других вещей в жизни, защита окру­жающей среды требует затрат. Выгоды от защиты среды должны сравниваться с затратами. Хотя законодательство представляет собой необходи­мый инструмент для выполнения воли общества в целом и установления параметров окружающей среды в частно­сти, однако это инструмент, отличающийся известной гру­бостью. Он приобретает свое значение не потому, что он имеет возможность превосходно выполнить данную задачу, а в связи с тем, что как рынок, так и государственная бюрократия уже превратились или имеют тенденцию к пpeвpaщениию в инструменты плавнирующей системы. Тем не менее задача не является столь трудной, как это можно было бы предположить. Условия, требующие вмешатель­ства, тоже не отличаются особой сложностью. Там, где конфликт между частными и общественными целями ста­новится чрезмерно большим, он неминуемо оказывается в сфере внимания законодателей. Подобным образом дело будет обстоять даже в отношении не столь явной формы ущерба, который будет причиняться в результате исполь­зования технической новинки, в случае если во все боль­шей мере можно будет рассчитывать на предостережение со стороны научных кругов. Составление соответствующих законов должно осуществляться информированными спе­циалистами. С этой целью необходимо осуществить систе­матизацию информации. Должны быть также приняты решения относительно очередности действий, следует оп­ределить, что является важным и что имеет второстепен­ное значение. Следует внимательно следить за принуди­тельными мерами со стороны исполнительной власти, а также за осуществлением ею остальных функций, которые, несмотря па большую конкретизацию принятых законов, должны быть все же отнесены к ее компетенции. Защита окружающей среды становится важнейшей задачей зако­нодательства. Сейчас ни у конгресса, ни у законодатель­ных органов более низкого ранга для этого нет необходи­мого аппарата. Поскольку планирование в этой области становится неизбежным, этот недостаток необходимо исправить. Любой важный законодательный орган должен иметь эффективный аппарат планирования в области ох­раны окружающей среды [В конгрессе работа такого аппарата не должна ограничи­ваться каким-то одним комитетом. Хотя некоторые комитеты не­сут прямую ответственность за законодательство или ассигнова­ния в отношении загрязнения, практически каждый комитет-конг­ресса, от комитета по делам вооруженных сил до комитета по делам округа Колумбия, предпринимает действия, оказывающие воздействие на среду. Нужен сильный технический аппарат, услу­гами которого могли бы пользоваться все органы.]. Права такого аппарата на по­лучение любой необходимой информации должны быть самыми широкими. И в данном случае, в еще одном про­явлении той формы, которая характерна для всех соци­альных явлений, нам помогает общественный характер планирующей системы. Право на секретность, особенно на секретность в технических вопросах, - это привилегия фирмы, находящейся под контролем рынка. Эта привиле­гия исчезает, когда фирма приобретает власть над обще­ством. Поэтому в соответствии с необходимостью опреде­ления в законодательном порядке параметров для плани­рующей системы проявляется право на получение информации, которая для этого требуется.

Как мы видели, правительство в заметной степени способствует существованию неравенства в разви­тии. Там, где промышленность сильна, правительство с готовностью реагирует на ее нужды. Это же относится и к изделиям этой промышленности. Правительство строит до­роги для автомобилей, а это отвечает интересам автомобиль­ной промышленности, у военной промышленности оно раз­мещает заказы на изготовляемое ею оружие, другим отрас­лям оно оказывает помощь в исследованиях и разработках. В то же время оно экономит за счет сокращения помощи более слабым частям планирующей системы, еще в боль­шей степени это относится к рыночной системе и в наи­высшей мере к общественным потребностям, не имеющим отношения к экономическим интересам. То, что делается для компании «Локхид», выглядит как здоровая государ­ственная политика. Покупка картин для Национальной галереи имеет сомнительный экономический смысл. Суб­сидии сельскому хозяйству - это большее расточитель­ство, чем субсидии авиакомпаниям. Как отмечалось выше, уже не считается необходимым скрывать солидарность республиканской партии с интересами планирующей си­стемы. Подобное проявление откровенности должно было бы найти горячее повсеместное одобрение. Как раз в то время, когда писалась эта книга, республиканская админи­страция сокращала помощь в области сельского хозяйства, жилищного строительства, расходы на образование, здра­воохранение и пособия по бедности под предлогом необхо­димости осуществления экономии, а также низкой эффек­тивности затрат по этим программам. А военные расходы, несмотря на то, что мы живем в условиях мира, и тот факт, что необходимость осуществления экономии общепризнана, растут, и при этом не возникает каких-либо претензий в отношении соответствующих затрат. Таким образом, неотъемлемой частью, отражением неравномерного развития экономики является неравное распределение услуг, оказываемых государством. Услуги государства, которые важны для планирующей системы или связаны с закупкой ее изделий, щедро финансируются. Услуги же, которые важны для рыночной системы или не связаны с деятельностью промышленности, а которые, подобно пособиям по бедности, предоставлению гумани­тарного образования или отправлению правосудия, служат интересам широкой общественности, оказываются далеко не столь щедро. Такое искажение приоритетов отнюдь не является, как часто считают, своего рода ошибкой системы, которая во всех прочих отношениях превосходна, это та­кое же неотъемлемое свойство современной экономики, как трясущиеся руки у алкоголика. Человек, обладающий действительно здравым смыслом, должен быть столь же озабочен этим свойством экономической системы, как философ, исповедующий сострадание. Помощь правительства необходима для развития экономики - как рынок для продуктов, как источник средств для поощрения и финансирования процесса создания новых продуктов и процессов, для гарантии от риска, с которым связано это развитие, для подготовки квалифицированной рабочей силы, для строительства автодорог, аэропортов и других важных вспомогательных атрибутов развития, для спасения бездействующих или столкнувшихся с трудностями предприятий и для многого другого. Ни один не­предубежденный человек не. сможет пройти мимо гипер­трофированного развития наиболее мощных отраслей. Не менее заметно неразрывно связанное с этим явлением жалкое положение в отраслях, относящихся к рыночной системе и к более слабой части планирующей системы, у которых нет таких же возможностей для получения по­мощи со стороны государства. Государство не является для них гарантированным рынком. Разработка их продук­тов и производственных процессов пользуется гораздо меньшей поддержкой. Их потребности в рабочей силе, во вспомогательных гражданских сооружениях, субсидиях и гарантиях от риска не считаются одним из наиболее на­стоятельных вопросов государственной политики. И самое важное обстоятельство состоит в том, что капитал, которым они могли бы. воспользоваться при ином положении вещей, направляется в те части экономики, которые уже гипертрофически развиты. Поэтому они вынуждены обращаться за помощью к кредиторам, которые в условиях чрезмерного спроса на заемные средства требуют выплаты высоких процентов за свои кредиты. Как мы видели ранее, этим во многом объясняется упадок конкуренции в наше время в Соединенных Шта­тах. Многие отрасли- тeкcтильная, oбyвнaя пpoмышленность, железные дороги, водный транспорт, станкостроение - выпускают устаревшие товары и оказывают устаревшие виды услуг при помощи устаревшего оборудования. Необходимо для развития энергия и капитал, ко­торые могли бы изменить это положение, тратятся на сверхзвуковые истребители, противоракетные системы, полеты на Луну, Марс и еще дальше. Прежде всего необходимо обеспечить, чтобы государ­ственные доходы распределялись в соответствии с распре­делением задач между различными уровнями государст­венного аппарата. Создается впечатление, что нынешний порядок был задуман с дьявольской хитростью и направ­лен на то, чтобы удовлетворять интересы не общества, а планирующей системы. Услуги, имеющие наибольшее значение для самых мощных частей планирующей систе­мы, берет на себя федеральное правительство. Темпы роста личных и корпоративных подоходных налогов, ко­торые поступают в доход федерального правительства, являются более высокими, чем темпы роста экономики и доходов в целом. Таким образом, услуги, оказываемые планирующей системе, обеспечиваются за счет автоматически увеличивающихся поступлений. Налоги, от которых зависят правительства штатов и в особенности муниципалитеты, не обладают такой же гибкой тенденцией к повышению. Налоги на продажи увеличиваются более или менее пропорционально росту доходов. Налоги на недвижимость, от которых зависят местные органы управления, только при максимальных усилиях могут возрастать такими же темпами, как и доходы. Тем временем выполнение правительством задач, затрагивающих интересы населения, имеет тенденцию, которая является совершенно противоположной по отно­шению к динамике государственных доходов. С урбани­зацией, которая связана с падением занятости в сельском хозяйстве, с увеличением потребления и ростом (хотя он теперь стал более умеренным) населения, все большая часть проблем, которые должно решать правительство, относится к городам. Так обстоит дело с обеспечением жильем, защитой граждан и собственности, предоставле­нием начального образования, здравоохранением, борьбой с загрязнением воздуха и воды, контролем за использова­нием автомобилей и ликвидацией последствий роста стои­мости жизни. В итоге доходы от налогов, которые растут пропорционально развитию экономики, поступают феде­ральному правительству, которое использует их для поддержки планирующей системы. Налоги, которые растут не столь быстрыми темпами, идут в распоряжение муниципалитетов, где они служат интересам общества. Предпочтительное право планирующей системы на использование более крупных налоговых поступлений федерального правительства - не случайность. Выполнение функций, которые служат планирующей системе, например исследования и разработки в области промыш­ленности, помощь техническому образованию или строи­тельство автодорог между штатами, становится задачей общепризнанной первостепенной национальной важности. Это отражает интересы планирующей системы. Будучи определены подобным образом, они превращаются в непосредственные функции федерального правительства. За­дача, выполнение которой исторически, традиционно, ло­гически и в прямом значении слова является функцией органов управления штатов или муниципалитетов, соответствует только интересам широкой общественности. В принципе имеется два средства для исправления положения. Одно состоит в передаче общественных функ­ций от штатов и городов федеральному правительству, чтобы тем самым дать им возможность пользоваться более обильными доходами последнего. Другое средство состоит в распределении некоторой части доходов федерального правительства между штатами в городами. В действитель­ности существует необходимость осуществления обеих этих мер. Они являются предметом рассмотрения в настоящей книге. Результатом предоставления альтерна­тивного или гарантированного источника дохода (см. гл XXV) является освобождение штатов и городов от расхо­дов по общественной благотворительности за счет феде­рального правительства. Поэтому по своему налоговому воздействию это хорошо вписывается в общую схему реформы. Становится ясно, что выделение определенной доли налоговых поступлений, уже навязанное в ограни­ченных масштабах обстоятельствами, непосредственно является частью этой реформы. На этом нужно реши­тельно настаивать, делая упор на требования городов. Общественные задачи больших, городов более настоя­тельны, чем задачи штатов, а база налоговых поступле­ний, от которых зависят города, в особенности налог на недвижимость, как уже отмечалось, заметно менее эла­стична, чем источники поступлений, которыми распола­гают правительства штатов. Распределение функций в федеральном правительстве тоже превосходно приспособлено к потребностям плани­рующей системы. Распределение финансовых ресурсов» между различными службами является почти исключи­тельно функцией правительства-государственной бюро­кратии. Это та часть правительственного аппарата, к ко­торой, как мы видели, планирующая система имеет естественный и эффективный доступ, фактическая власть в данном случае принадлежит министерствам и управле­ниям, и наиболее крупные и влиятельные из них, очевидно, с наибольшей эффективностью способны осуществлять соответствующие требования. Самым крупным и самым влиятельным из всех является Министерство обороны, в отношении которого власть планирующей системы наибо­лее велика. Чарльз Л. Шульце, бывший директор бюджет­ного бюро, заметил, что бюджетные вопросы Министерства обороны в прошлом были в основном неуязвимы для лю­бых серьезных нападок в рамках исполнительной власти. Они служили высшей цели безопасности в ходе холодной войны. Они не оспаривались президентом, поэтому они не могли оспариваться его подчиненными. [«Военный бюджет и национальные экономические приори­теты» (см.: Hearings before The Subcommittee on Economy in Go­vernment of Joint Economic Committee, 91st. Congress, 1st. Session,. 1969, June 3, p. 68, 72-73.] Обсуждения в комитете должны включать публичные слушания. Они создали бы возможность для полного выражения взглядов отдельных лиц и организаций в отношении надлежащего распределения государственных ресурсов и неизбежно вызвали бы широкое общественное обсуждение. Это имело бы непосредственное влияние на решения конгресса. Еще более важным последствием этого стало ба превращение распределения ресурсов в общественную проблему. Привлеченное, таким образом, внимание имело бы значение для повышения заинтересо­ванности общественности в этом вопросе с целью более четкой формулировки общественного мнения. Это также привлекло бы с пользой для дела внимание избирателей к позиции отдельных законодателей - тем, кто отражает общественное мнение в отличие от тех, кто служит пла­нирующей системе. Распределение ресурсов, определенное в общих чертах комитетом по вопросам бюджета или планирования, затем рассматривалось бы обеими палатами конгресса с целью внесения дальнейших поправок и утверждения, установленные таким образом границы стали бы затем обязатель­ными для комитетов и подкомитетов, занимающихся вопросами законодательства и ассигнований. Эти послед­ние, как и раньше, охотно занимались бы рассмотрением вопросов, связанных с использованием средств с тактиче­ской точки зрения - необходимостью и оправданностью конкретных ассигнований. Ожидалось бы, что они, как правило, утверждали бы суммы, установленные бюджет­ным комитетом. При отсутствии дополнительных законо­дательных актов со стороны конгресса в целом они не могли бы превышать установленных пределов. Любые суммы сверх этих пределов не считались бы ассигнован­ными - не были бы доступны для использования. Может потребоваться значительная перестройка комитетов кон­гресса для того, чтобы действия комитетов согласовыва­лись с общими категориями планирования. Обсуждение, рассмотрение и решение вопросов рас­пределения государственных ресурсов создало бы, как было отмечено, возможности для выражения обществен­ного мнения - для выдвижения требований о таком распределении средств, которое выражало бы общественные потребности в отличие от потребностей планирующей системы. Некоторые простые положения могли бы на долгое время определить деятельность бюджетного коми­тета и процесс принятия последующих законодательных мер. Можно исходить из предположения, что все ассигно­вания, которые служат планирующей системе или идут на закупку ее продукции и услуг, завышены и что все ассигнования, осуществляемые в интересах общества, в целом относительно недостаточны. Ресурсы должны быть соответственно перераспределены. Должно преобладать положение о необходимости удовлетворения в первую очередь потребностей менее развитых секторов планирующей и рыночной систем. Средства для исследований и разработок, удовлетворения потребностей в рабочей силе и, что самое важное, для потребностей в капитале для переоборудования и модер­низаций в этих секторах экономики будут недостаточ­ными. Их нехватка является тем более острой, чем менее сильной является фирма и чем в большей степени она относится к рыночной системе. Если мы хотим иметь сбалансированное развитие экономической системы, при­чем сбалансированное таким образом, что даже крайний ортодокс счел бы его необходимым для эффективного роста, то снова необходимо перераспределение. Должно существовать особое положение о необходи­мости оказания государственной поддержки и помощи искусству, Как говорилось в гл. VII, планирующая систе­ма не благоволит к искусству - сопротивление организа­ции лишает ее здесь компетенции, - а то, в чем плани­рующая система не нуждается, становится неприемлемой для общества политикой. Автомобильные дороги для увлекательных путешествий имеют большое общественное значение; музеи и музыка для развлечения людей имеют якобы сомнительную общественную ценность. В этом слу­чае необходимость корректирующих действий очевидна. Наконец, есть основания предполагать, что услуги, оказываемые муниципалитетами, особенно в крупных городах, которые являются результатом чересчур быст­рой урбанизации, финансируются в недостаточной мере. Поэтому перераспределение доходов федерального пра­вительства пользу городов и штатов будет в течение долгого времени отражать общественную необходимость. Те, кто знаком с деятельностью конгресса Соединен­ных Штатов или законодательных органов вообще поймут трудности, связанные с осуществлением таких реформ. Традиции и красочные ритуалы конгресса весьма благоприятствуют закреплению существующего положения вещей, а не применению мер, которые действительно могут принести пользу. Красноречивые выступления и символические действия преподносятся вместо серьезных и реальных мер. Руководители пользуются властью и по­лучают награды за служение планирующей системе или связанным с ней бюрократическим органам. Их интуиция говорит им, что молодым людям, которые отражают общественное мнение, лучше не доверять власти пока они не научатся добиваться продвижения по службе. Пере­мены, подобные тем, которые предлагаются здесь, повы­сили бы власть законодательных органов, но подвергли бы риску авторитет тех, кто пользуется властью. И все же перемены необходимы. Отличным поясне­нием к понятию, которое Соединенных Штатах часто называют демократией, является тот факт, что самый важный вопрос, стоящий перед правительством - как нужно расходовать государственные деньги, - теперь не подлежит решению законодательными органами и даже. не обсуждается. Именно этот вакуум и заполняется властью планирующей системы. Вновь наши рассуждения подтверждаются реальным положением вещей. Если бы нынешняя система давала приемлемые результаты, не было бы ни надежды на осу­ществление, ни оснований для перемен. Но неравномер­ное развитие экономики является фактом, и таким же фактом является вклад правительства в такое развитие. То же самое относится к общему нарушению деятельности правительственных служб. Все это в свою очередь является предметом широкой политической дискуссии. В каждом вновь избранном составе конгресса в последние годы появлялись новые члены, присоединяющие свои голоса к недовольству в связи с современным распределением го­сударственных ресурсов - к тому, что мы называем, хотя и не очень точно, общественным самосознанием. Планиру­ющая система оказалась эффективной и изобретательной в защите своего привилегированного положения. (В настоящее время она пытается утверждать, что обществен­ные нужды не могут быть удовлетворены за счет ассигно­ваний - это не очень оригинальная мысль, - что государ­ственная помощь в решении важнейших проблем душит частную инициативу.) Но, как всегда, когда убеждение противоречит обстоятельствам, было бы неверно отвергать существование обстоятельств. И когда политическая ин­туиция подкрепляется ясным пониманием основного суще­ства современной политики, которое состоит в конфликте между интересами общества и планирующей системы, то предлагаемые здесь перемены не покажутся слишком отдаленными. Кроме того, поскольку от них зависит наше спасение, необходимо надеяться на их осуществление.


Он проявил удивительное мужество, смело взявшись за проблему, с которой столкнулась эта страна, эта Система Свободного Предпри­нимательства и это Свободное Общество. Он ввел контроль над заработной платой и ценами.

Бывший министр финансов Джон В. Конноли (о президенте Никсоне) Нам остается рассмотреть вопрос о том, как следует руководить планирующей и рыночной системами, чтобы они обеспечивали надежное поступление дохода и производство изделий по достаточно стабильным ценам. Как ни важны остальные реформы, они не устраняют по­требности в достижении нормального функционирования экономики. Нельзя иметь совершенную с социальной точки зрения экономическую систему, не имея самой эконо­мической системы. К счастью, достижение справедливых результатов экономической деятельности и эффективное функционирование экономики неразрывно связаны. Про­вал в этом деле почти всегда является результатом поли­тики, которая проводится в интересах не большинства, а немногих, и всегда с претензией на то, что она служит именно большинству. Как всегда, изложим вкратце проблему, подлежащую разрешению. Планирующая система не может гарантиро­вать, что спрос будет достаточным, чтобы заставить ее ра­ботать с полным использованием своих мощностей. Реше­ния о сбережениях и инвестициях осуществляются сравни­тельно небольшой горсткой фирм; их насчитывается несколько тысяч. Какого-либо механизма, способного обеспечить правильное соотношение между совокупным результатом принятых решений относительно инвестиций и совокупным результатом решений о накоплении, не су­ществует. Если инвестиции окажутся недостаточными, то система будет испытывать тенденцию к снижению объема производства и доходов, которая в свою очередь вызовет сокращение инвестиций большими темпами, чем накопле­ний. Последствия такой тенденции могут накапливаться, и она в течение длительного времени будет иметь стойкий характер. Планирующая система не располагает также возмож­ностями для преодоления сопутствующей тенденции к по­вышению цен. Современный профсоюз, требующий увели­чения зарплаты, не может согласиться с ограничениями, возникающими в связи с существующим уровнем цен. Современная же корпорация обладает властью над ценами, которая позволяет ей переложить затраты, связанные с увеличением заработной платы, на общество. Конкурен­ция между профсоюзами и необходимость учитывать рост стоимости жизни в результате еще не реализованных по­вышений заработной платы также придают повышатель­ной тенденции кумулятивный и стойкий характер. Без вмешательства со стороны государства планирующая система склонна к депрессии или инфляции. Меры государства для предотвращения депрессии или инфляции в прошлом и в настоящее время имеют пять основных недостатков, а именно: 1. Существом стратегии, направленной на стабилизацию, являются большие государственные расходы, поддерживаемые прогрессивной и гибкой налоговой системой. Государственные расходы, являющиеся центральным звеном в этом процессе, широко используются в интересах планирующей системы. В результате происходит деформация развития, изменение распределения доходов, другие сектора экономики лишаются необходимого капитала и создается потенциал для всеобщего разрушения. О подобных последствиях уже говорилось немало. 2. Необходимая для осуществления этих мер налоговая система также во все большей мере стала отражать инте­ресы планирующей системы, в особенности интересы высо­кооплачиваемых членов техноструктуры. В результате она неуклонно становится менее прогрессивной по сфере своего охвата, менее чувствительной к росту и снижению дохода и менее эффективной для стабилизации дохода и расхода. 3. Кроме того, в последнем десятилетии, когда необходимо было повысить спрос, упор делался прежде всего на сокращение налогов, а не на увеличение государственных расходов. Экономисты и члены законодательных органов, путая интересы планирующей системы с интересами общества, одобряли это. Такое сокращение было очень благоприятным для высоких доходов техноструктуры. С другой стороны, налоговая система создает более благоприятные условия для товаров планирующей системы, как, например, обстояло дело с отменой акцизного налога на автомобили в 1971 г. Что касается отсрочки налогов на средства для инвестиций в том же году, имело место непосредственное субсидирование планирующей системы. Подобное сокращение налогов увеличило неравенство в распределении доходов. В качестве метода увеличения опроса оно также оказывается неэффективным, так как доход возвращается к богатым налогоплательщикам, где он в значительной мере обращается в накопления. Экономия в результате увеличения государственных расходов с целью привлечения рабочей силы для выполнения необходимых общественных работ намного ниже. Наконец, когда необходимо снова ограничить или сократить спрос, налоги не так легко повысить. Вместо этого те, кто придерживается традиционного здравого смысла, призывают к экономии в государственных расходах, а сострадательным людям остается только желать, чтобы этого не произошло. Поскольку расходы в интересах планирующей системы оправдываются ссылками на высшие национальные интересы, то урезанными оказываются расходы на общественные нужды. 4. Лица, ответственные за руководство экономикой, не способны ощутить снижения роли рынка либо в связи со своими естественными правами на обладание в муках приобретенными знаниями не желают этого признавать. Поэтому вера в ортодоксальную финансовую и кредитно-денежную политику умирает медленной смертью и по­пытки борьбы с повышающейся спиралью заработной пла­ты и цен имеют апологетический, нерешительный и явно временный характер. 5. Наконец, попытки как увеличения, так и сокраще­ния спроса привели к осуществлению определенной кре­дитно-денежной политики. Ущерб в результате ее приме­нения неодинаков для рыночной и для планирующей систем. Исходным пунктом для мер, направленных на исправление положения, являются не требования, связанные со стабилизацией, а требования, обусловленные общей реформой. Для проведения реформы в свою очередь тоже требуется стабильное осуществление в большом объеме государственных расходов, которые направлены на нужды общества, а не планирующей системы. Справедливое распределение доходов требует, чтобы они выплачивались при строго прогрессивной структуре налогов, при такой структуре налогов, которая отражает заинтересованность общества в справедливости, а не заинтересованность планирующей системы и составляющих ее техноструктур в собственной выгоде. Как эти расходы, так и эти налоги прямо согласуются с требованиями политики стабилизации. Расходы, которые отвечают требованиям общественного сознания, безусловно, более эффективны для обеспечения нормального функционирования экономики, чем те, которые служат интересам планирующей системы. Последние из них в значительной мере попадают в карман высокооплачиваемых членов техноструктуры или превращаются в прибыль. И в том и в другом случае характерна высокая доля сбережений в доходах. Такие сбережения не увеличивают спроса. С другой стороны, расходы на общественные нужды идут в основном на обычное жалованье или заработную плату либо тратятся в форме пенсий, пособий по безработице, поддержание дохода и другой помощи нуждающимся. Сбережения здесь намного меньше, а по некоторым категориям расходов вообще отсутствуют. Таким образом, значительная часть таких расходов способствует увеличению спроса. Следует иметь в виду, что в Соединенных Штатах у людей, относящихся к нижней половине шкалы доходов, нет чистых сбережений. С налогами дело обстоит точно так же. Налоги, которые служат цели достижения большего равенства, наиболее эффективны в деле стабилизации. Корпоративные и личные подоходные налоги больше всего способствуют выравниванию доходов. Это также те налоги, которые возрастают в большей пропорции с возрастанием дохода и платежеспособного спроса и уменьшаются также в большей пропорции с уменьшением дохода и платежеспособного спроса. Поэтому подобные налоги лучше всего подходят для осуществления стабилизации. Чем в большей мере (в разумных пределах) используется подоходный налог на корпорации и чем быстрее возрастает ставка подоходного налога на отдельных лиц по мере роста их доходов, тем больше его воздействие в сторону стабилизации и обеспечения равенства. Чем всестороннее налоговая система, чем меньше в ней лазеек, тем лучше она служит как интересам равенства, так и стабилизации. Общепризнанной целью особых льгот и лазеек является стимулирование определенных видов экономической деятельности. На практике льготами го­раздо чаще пользуются фирмы и отдельные лица в пла­нирующей системе, чем в рыночной системе [Таков, в частности, результат льготного налогообложения прибылей в виде возрастания стоимости корпоративного капи­тала.]. Происходит стимулирование, если оно вообще имеет место, гипертро­фированно развитой, а не отсталой части экономики. Преобладающим правилом в современной экономике яв­ляется одинаковое отношение ко всем формам обогаще­ния - применение общей ставки налога к любому виду обогащения независимо от того, имеет ли оно форму жа­лованья, дохода от капитала, дохода от недвижимости, наследства, даров или, если уж быть совершенно точным, кражи, мошенничества или присвоения чужого имуще­ства. Обогащение - это основной факт; раз оно имеет место, то за ним следует налог. Поскольку не должно быть необлагаемых доходов, эта ставка могла бы быть ниже, чем при нынешней системе выборочного обложения дохода. Разумеется, она была бы строго прогрессивной. В последние годы рассмотрение вопросов налогообло­жения все больше идет по указанным направлениям. Та­кую налоговую систему предложила Канадская королев­ская комиссия. Аналогичные предложения выдвинул Джозеф А. Печман, по всей вероятности являющийся ведущим американским авторитетом в области налого­обложения. Такая реформа имеет исключительно большое значение как для более эффективного функционирования современной экономики, так и для необходимого воздей­ствия на распределение доходов. Итак, финансовая политика в прямом смысле этого слова начинается с определения уровня государственных расходов. Этот уровень не диктуется потребностями самой финансовой политики; он зависит от потребностей в услу­гах государства в отличие от услуг рыночной и плани­рующей .систем. Установленный таким образом вро­вень государственных расходов определяет в свою оче­редь необходимую сумму поступлений от налогообло­жения. Нет гарантий, что упомянутое сочетание расходов и прогрессивного налогообложения создает нужный уровень спроса. Он может оказаться слишком высоким или слиш­ком низким, если исходить из перечисленных ниже кри­териев. При чрезмерном спросе приемлемой процедурой общего порядка будет повышение налогов. Необходимый уровень государственных расходов был определен исходя из потребностей. Уже было представлено достаточно дока­зательств, что планирующая система пользуется своей властью, чтобы завоевать приоритет для индивидуального потребления ее товаров. Сюда относится преимущество перед услугами государства, не имеющими значения для планирующей системы. Последствия повышения налогов состоят в снижении объема второстепенных видов част­ного потребления и в защите более важных видов общест­венного потребления. В той степени, в какой налоговая система является прогрессивной и повышение налогов ло­жится больше на богатых, доводы в пользу сокращения частного потребления по сравнению с общественными на­много убедительнее. Если спрос недостаточен, то в общем случае правиль­ной процедурой будет повышение государственных расхо­дов. Как было отмечено ранее, это наиболее эффективный путь увеличения спроса. Он также отражает вообще бо­лее существенную потребность в общественном потребле­нии в отличие от частного. Возможны утверждения, а, кое-кто попытается поднять шум, что предлагаемая здесь политика означает со време­нем постепенное повышение налогов. Дело обстоит именно так. Но это означает только, что финансовая политика должна исправить общее пристрастие экономической си­стемы в пользу товаров планирующей системы - товаров, которые отражают, среди всего прочего, ее преобладаю­щую силу навязывать убеждения. Однако нет вечной политики. Возможно, придет время, когда общественные потребности, в том числе потребности больших городов, будут столь же хорошо удовлетворяться, как теперь удовлетворяются частные потребительские нужды тех, кто платит подоходные и корпоративные налоги. Когда наступит такой день, это будет сразу замечено и от­праздновано. Тогда придет время воспользоваться сокра­щением налогов как мерой, устраняющей недостаточность спроса [Имеются доводы в пользу таких государственных расходов, которые возрастают более или менее автоматически с увеличе­нием безработицы и уменьшаются, когда уменьшается безрабо­тица. Это так называемая служба государственных услуг - использование государства как работодателя на крайний случай. Привлеченная таким образом рабочая сила будет играть вспомо­гательную роль по отношению к постоянно работающим мусор­щикам, сотрудникам парков, полицейским, надзирателям, специа­листам в области здравоохранения и начального, среднего и выс­шего образования. Административные проблемы, включая соотно­шение их уровней заработной платы, довольно значительны. Однако столь же значительны выгоды для людей, которые полу­чают работу, и для общества, которое получает услуги.]. Cледующим шагом в осуществлении реформы является сокращение, притом навсегда, сферы применения кредитно-денежной политики. Лакая политика заключается в прямом или косвенном сокращении или увеличе­нии количества денег, доступных в качестве кредитов. Те, кто меньше всего нуждается в кредите и кто является на­иболее желательным заемщиком, находятся в планирую­щей системе. Те, кто больше всего зависит от заемных средств и к кому меньше всего благоволят банки, нахо­дятся в рыночной системе. Планирующая система - это наиболее развитая часть экономики, а рыночная система наименее развитая. Кредитно-денежная политика, таким образом, благоприятствует самой сильной и наиболее развитой части экономики и подвергает дискриминации наиболее слабую и наименее развитую часть. С технической стороны для кредитно-денежной поли­тики характерна крайняя ненадежность результатов. Ни­кто не знает, какой будет реакция на увеличение или уменьшение имеющихся в наличии средств для кредитова­ния или когда наступит такая реакция, поскольку фак­торы, которые определяют эту реакцию, никогда не бывают одинаковыми. В свою очередь эта неопределенность скрывается за напряженным и серьезным обсуждением с применением таинственной терминологии - ставка пе­реучета, основная ставка, операции на открытом рынке, диапазоны колебаний, твисты [Ускоренная продажа ценных бумаг.-Прим. перев.], - ведущимся в условиях монашеского уединения. Люди ошибочно предполагают, что дискуссия проистекает от знания. В действительности там, где существует знание и определенность, когда люди знают, что произойдет в результате данных действий, там мало что нужно обсуждать. Ставка процента, как и другие цены в планирующей системе, теперь устанавливается в практическом смысле Федеральной резервной системой, так как она оказывает влияние на ставки, назначаемые банками. Первый шаг к правильной политике состоит в признании понятия о сравнительно постоянном уровне и структуре процент­ных ставок. Активная политика больше не может состоять в ограничении займов и соответственно объема расходов за счет заемных средств, а тем самым, в сущности, количе­ства наличных денег путем повышения процентных ставок или ограничения предложения заемных средств, доступ­ных по текущей ставке, что является первым шагом к бо­лее высоким ставкам. Уровень, на котором должна быть установлена ставка процента, выбирается в основном произвольно, однако предпочтение должно оказываться его понижению. Низкие процентные ставки благоприятны для заемщиков, а не для кредиторов. Как правило, и это не вызывает особого удив­ления, у заемщиков меньше денег, чем у кредиторов. Поэ­тому более низкие процентные ставки способствуют более справедливому распределению дохода. Поскольку именно рыночная система зависит больше всего от заемных средств, низкие ставки процента благоприятствуют разви­тию этой части экономики, что тоже совпадает с необходи­мостью и общественными целями. Хотя при правильной, политике ставка процента пере­стает быть инструментом контроля над объемом займов, этот объем не является бесконтрольным. Контроль осу­ществляется посредством воздействия политики налогов и расходов на размер спроса в экономике. Объем заемных средств будет чрезмерным, когда наряду с другими источниками спроса он способствует повышению цен. В этом случае он может быть снижен при помощи повышения на­логов: это сокращает способность людей брать деньги под закладные и осуществлять другие формы личных займов, и по мере того, как спрос на товары падает, происходит снижение стимулов и возможностей осуществления займов и использования средств для расширения деловой актив­ности. Налоги, которые служат этой политике, одинаково бьют по крупным и мелким фирмам, и по богатым налого­плательщикам так же, как и по бедным. Если же налоги имеют прогрессивный характер, о чем мы только что гово­рили, они гораздо больше воздействуют на зажиточные слои. Эта политика справедлива по своей сути. Поскольку дна не зависит от не поддающейся предсказанию реакции на изменение ставки процента или предложения кредитных средств, ее последствия гораздо более определенны [Аналогичные, хотя несколько менее суровые, рекомендации о сокращении применения монетарной политики содержатся в: А. О k u n. Rules and Roles for Fiscal and Monetary Policy, в «Issues in Fiscal and Monetary Policy: The Eclectic Economist Views the Controvercy», edited by James J. Diamond, Chicago, De Paul Univercity, 1971. Он полагает, что первое правило политики стаби­лизации должно состоять в том, чтобы «держать монетарные условия как можно ближе к середине дороги». Доводы в пользу твердой налоговой политики, основанной деятельности, связанной с общественными работами,успешно выдвигались Мелвиллом Ульмером (см.: M. Ulmer, Toward Public Employment and Economic Stability, The Journal of Economic Issues, vol. VI, № 4, 1972, December, p. 149).] . В экономической теории мало абсолютных истин. Могут иметь место случаи, когда общее превышение спроса в ре­зультате чрезмерных займов оправдывает повышение ста­вок процента. И могут быть случаи, когда низкие ставки могут поощрять рост займов. Но основной принцип эффек­тивного и справедливого экономического руководства дол­жен состоять в том, что такие изменения являются исклю­чениями. Любая активная кредитно-денежная политика основана на периодическом и дискриминационном сокращении инвестиций в слабейшей части экономической системы. Таким образом, она прямо способствует неравенству в доходах и неравенству в развитии. Подобная политика таким образом усиливает главные и наиболее болезненные пороки современной экономики. И почти садистски она перекладывает страдания на тех, кто меньше всего способен вынести их. Тот факт, что экономическая теория служит особым интересам, совсем не нов, однако изощренность теории, когда речь идет о кредитно-денежной политике, не может не вызывать восхищения. Хотя дискриминация имеет явный характер, почти всегда утверждается, что она социально нейтральна. Благочестивый характер таких утверждений обезоруживает потенциального критика и заставляет его полностью отказаться от своих доводов. В прошлом смутное стремление к популярности заставляло определять кредитно-денежную политику как социально вредную, а ее инструменты, в особенности Федеральную резервную систему, подвергать нападкам. Но даже самые либеральные экономисты прилагали усилия, чтобы отмежеваться от критической тенденции, которую все респектабельные люди обязаны были считать непросвещенной и наивной. Как это часто бывает, то, что респектабельно, то служит влиятельным и богатым. Самая старая цель кредитно-денежной и финансовой политики, которая обычно прежде всего приходит на ум самому примитивному ученому - это полная занятость при достаточно стабильных ценах. Мы должны теперь покинуть эту древнюю интеллектуальную гавань, поистине ничто в жизни не вечно. Полная занятость, как мы видели, означает такую заработную плату и такие условия тpyдa для многих рабочих, которые социально невыносимы. Отсутствие квалификации и неудобное размещение (а также, частично, расовая непригодность) привязывают людей к рыночной системе. В ней они могут найти работу, только согласившись на выполнение унизительной роля за мизерную заработную плату или с помощью эксплуатации. Задачи создания альтернативных или гарантированных источников дохода состоят в том, чтобы найти подходящую замену такой работе и оплате. Тем самым признается, что некоторые виды работы и оплата хуже, чем безработица. Современным критерием для определения финансовой политики служит объем производства в планирующей системе, позволяющий привлечь на работу за приемлемую заработную плату имеющийся резерв квалифицированных рабочих с учетом тех, кто меняет работу или чья квали­фикация устарела. Повсеместная занятость для всех рабочих не может быть мерой успехов. Для тех, чья квалификация и место проживания не дают возможности получить работу, которая оплачивается в приемлемых с социальной точки зрения размерах, следует допустить возможность использования гарантированного или альтер­нативного источника дохода. Критерием политики в отношении планирующей системы является уровень выпуска по сравнению с количе­ством имеющихся и квалифицированных рабочих. Для рыночной системы критерием служит динамика дел. При условии правильной политики цены в рыночной системе будут в общем стабильными, кроме тех случаев, когда рост цен является результатом улучшения конкурентной позиции, более высокой минимальной заработной платы и прочих мер, направленных на обеспечение большего ра­венства в отношениях с планирующей системой. Избыток квалифицированных рабочих, ищущих ра­боту в планирующей системе, наряду с падающими (или даже стабильными) ценами в рыночной системе создает недостаток спроса, который необходимо будет устранить. Нехватка квалифицированных рабочих в пла­нирующей системе и упорное движение цен вверх в ры­ночной системе являются указанием на то, что спрос чрез­мерен и должен быть ограничен. Финансовая политика продолжает оставаться важным инструментом для поддержания общего равновесия между спросом и предложением. Никакое современное развитие не снижает важности этой политики и обеспечения равно­весия между совокупным спросом и предложением. Это щекотливая проблема. До определенной степени высокий уровень спроса улучшает условия торговли для рыночной системы. Но инфляция в этом случае, как показал недавний опыт, указывает на необходимость более жест­кой финансовой политики. Окончательным этапом в общем руководстве экономи­ческой системой является регулирование заработной платы и цен в планирующей системе. Здесь рынок ликви­дирован. Планирование, необходимое для поддержания стабильности цен, выходит за рамки компетенции отдель­ной фирмы В результате при отсутствии вмешательства государства наблюдается неуклонно расширяющаяся по­вышающаяся, спираль заработной платы и цен. Поэтому государственный контроль здесь неизбежен. Как мы видели, из всех предложенных здесь мер за­щитнику традиционных взглядов психологически труднее всего согласиться с мерами контроля над ценами и зара­ботной платой. На другие инструменты планирования, применяемые планирующей системой, такие, как контроль над отдельными ценами, контроль над издержками, орга­низация поставок исходя из этих издержек, обеспечение внутреннего источника капитала, навязывание государству мнений в отношении потребностей, руководство государством в том, что касается закупок, можно не обращать внимания или приуменьшать их значение, если человек полон решимости делать это. Нужно приложить немало усилий, чтобы добиться подобного непонимания, но выгоды в виде экономии умственного и денежного капитала велики. Удается сохранить видимость существо­вания рынка. С введением мер контроля над ценами и заработной платой игра кончается. Рыночная система, в которой заработная плата и цены устанавливаются государством, - это уже больше не рыночная система. Только блаженный дурачок может «примирять» эту сис­тему свободного предпринимательства с введением контроля над делами и зарплатой. В свою очередь этот психологический барьер является фактором первостепенной важности в управлении меха­низмом контроля. Такое управление обычно становится обязанностью людей, которые считают эти действия несов­местимыми с их внутренними убеждениями. Это проблема врача, занимающегося абортами, который является рев­ностным католиком; неисправимого развратника, кото­рый возглавляет полицейскую бригаду по борьбе с порнографией. Никто не считает, что профсоюзы и корпорации, которые делают контроль неизбежным, представляют со­бой временное явление. Но остается глубокая вера, что не должно существовать то, чего человек не хочет. Господь правит, господь заодно с добрыми консерваторами. И если требуется светская причина, ее следует изобрести [Этим объясняется нижеследующее замечание в докладе пре­зидента по экономическим вопросам за 1972 г.: «Основная пред­посылка для системы контроля над ценами и заработной платой состоит, в том, что инфляция 1970 и 1971 гг. была результатом ожиданий,, контрактов и образов действий, возникших в более раннем периоде, начиная с 1965 г., когда наблюдался инфляционный, чрезмерный рост. Поскольку больше нет избыточного спроса, темп инфляции будет неуклонно падать, пока не исчезнет этот остаток прошлых излишеств. Цель системы контроля в том, чтобы дать стране период принудительной стабильности, в течение которого ожидания, контракты и поведение постепенно приспособятся к тому факту, что быстрая инфляция больше не будет предпола­гаемой перспективой условий жизни в Америке. Когда это про­изойдет, контроль будет отменен» (см. «Economic Report of the President», 1972, p. 108).]. Томас Балог, один из первых защитников политики контроля, к которой английское правительство было вы­нуждено обратиться, утверждает, что ни один согрешив­ший не добивается полного прощения. Лучше истинный защитник веры, чем правота человека, впадающего в грех. Первое требование состоит в том, что меры контроля должны рассматриваться как введенные навсегда, или по крайней мере до тех пор, пока существуют профсоюзы и корпорации в их теперешнем соотношении в планирующей системе. Без такого признания политика будет подобна маятнику. Инфляция или безработица, либо и то и другое сразу, будучи неприемлемыми, породят требования об использовании мер по контролю. Меры будут введены и будут продолжаться, пока кажется, что они действуют. Затем их отменят и движение начнется заново. В то же время не будет приложено никаких или почти никаких усилий и энергии на разработку или применение этих мер, с тем чтобы сделать их действенными и справедливыми. При условии принятия мер контроля их применение подчиняется пяти основным принципам. Эти правила отнюдь не неожиданно следуют из доводов, содержащихся в предыдущих главах. Вот они: 1. Меры контроля должны применяться только к за­работной плате, которая устанавливается в результате заключения коллективных догов ров, и к ценам фирм, входящих в планирующую систему. Это означает, что в Соединенных Штатах контроль над ценами следует применить только к нескольким тысячам крупнейших фирм. В рыночной системе стабильность или относитель­ная стабильность достигается не контролем над ценами, а с помощью финансовой политики. В планирующей сис­теме, хотя контроль над заработной платой и ценами предотвращает рост цен в результате взаимодействия за­работной платы и цен, спрос не должен превышать возможного предложения по текущим ценам. Это устра­няет всякую тенденцию к продаже сверх установленной цены, в том числе и на полулегальном и черном рынке с помощью такого эффективного средства, как возмож­ность приобретения всего необходимого по законной цене. Повторяем, меры контроля - это не замена финансовой политики, которая гарантирует примерное соответствие между совокупным спросом и тем, что может дать эко­номика. Они являются лишь существенным дополнением к этому соответствию. 2. Меры контроля не должны замораживать цены и заработную плату. Существенный компромисс, который в принципе уже получил известную степень признания, состоит в том, что увеличение заработной платы должно ограничиваться средним ростом производительности в планирующей системе. Таким образом, издержки на за­работную плату будут постоянными и цены в целом тоже останутся постоянными. Однако нельзя отказывать в уве­личении заработной платы профсоюзам в тех отраслях, в которых рост производительности ниже среднего. Отсут­ствие роста производительности в конкретных отраслях не может быть основанием для дискриминации тех, кто в них работает. А фирмам в этих отраслях нельзя отказы­вать в компенсирующем росте цен. Нет общей необходимости определять уровни цен на отдельные изделия фирмы. Обычно будет достаточно ука­зания против повышения средней взвешенной цен дан­ного набора продуктов. Хотя крупные розничные торговцы могут выступать против расширения их непредвиденных расходов, контроль над розничными ценами не является главной необходимостью. Значительная часть розничной торговли находится в рыночной системе, и розничные тор­говцы не обладают в общем большой силой на рынке. 3. Контроль над заработной платой не должен закреп­лять разницы в заработной плате и доходе. Напротив, дол­жны, иметь место позитивные усилия для сужения этих различии. Как мы видели, введение контроля связано с отказом от претензии на то, что оплата труда определяется рынком. Она есть результат человеческой воли; власть имеет решающее значение для определения того, кто сколько получает. Если это признается, то общественное стремление к более справедливому распределению дохода требует, чтобы результаты такого проявления власти уменьшались. Для корпораций это означает, что повышение заработ­ной платы в результате роста производительности должно распространяться в основном на тех, кто получает меньше всего. Должны иметь место значительные и положитель­ные усилия, направленные на сужение разрыва между рабочим и управляющим. На более высоких уровнях оп­латы допустимые увеличения как минимум должны умень­шаться (и в конце концов приближаться к нулю). В планирующей системе отраслям с низкой заработной платой нужно создать возможность, чтобы догнать отрасли с высокой заработной платой. Меры контроля не должны распространяться на рабочих в рыночной системе, кроме некоторых случаев, связанных с мелкими предприятиями, но с сильными профсоюзами. 4. Из предыдущего следует, что, какой бы успешной ни была система контроля, цены стабильными не будут. Не­равенство и несправедливость в применении мер контроля, а также связанные с ним трудности нужно смягчить при помощи процесса уравнивания -разрешая рост слишком низких цен и заработной платы. Решения о снижении высоких цен крайне редко, если вообще когда-либо, оказы­ваются осуществленными на практике. Поэтому будет про­должаться тенденция цен к росту. Важно, чтобы вызван­ные таким образом увеличения, являющиеся результатом уравнивающих мероприятий в системе, рассматривались отдельно от грубого и общего взаимодействия всех ставок заработной платы и всех цен внутри планирующей си­стемы. Меры контроля предназначены для предотвраще­ния повышений именно второго типа, а не первого. 5. Наконец, для того чтобы меры контроля оказались эффективными, необходимо надлежащее осуществление воли общественности. Проблема в этом случае должна быть уяснена гораздо точнее, чем в прошлом. Когда цены и заработная плата устанавливаются при помощи рынка, то считается, или, во всяком случае, общепринятая теория так утверждает, что решение в конечном итоге принадлежит обществу. При помощи своих решений, покупать или: не покупать что-либо и что именно покупать, общество передает свое мнение рынку, и рынок соответственно уста­навливает уровень цен и заработную плату. Следова­тельно, если правительство, устанавливая цены и заработ­ную плату, вмешивается в этот процесс, оно вмешивается (и, как можно предполагать, произвольно) в то, что уже является решением общества. Но меры контроля становятся необходимыми, поскольку планирование заменило рыночную систему, т. е. фирма и профсоюз взяли на себя решающую ответственность за установление цен и заработной платы. Это означает, что решение больше не зависит от рынка и, таким образом, от общества. Оно зависит от планирующей системы. Вмешательство правительства - это не общественный процесс. Это вмешательство в частные решения, т. е. в процесс осуществления частных целей. Вмешательство правительства, если оно отражает общественное сознание, представляет собой правление общества, а не частное правление. Таковы основы для осуществления государственной власти. И эффективное осуществление такой государст­венной власти имеет большое значение. При определении уровня заработной платы и цен должны проводиться ши­рокие консультации с промышленными фирмами и проф­союзами. Особенно это относится к профсоюзам. Но в ко­нечном итоге правительство должно добиться выполнения задач, связанных с изложенными целями. Долгое время существовало мнение, что использование контроля может в какой-то мере скрываться за счет добровольного харак­тера подчинения. Это заблуждение. Рынок не восстает из мертвых оттого, что вытесняющие его меры контроля имеют добровольный характер. Следствием добровольного контроля являются выгоды в основном для тех, кто имеет наименьшую склонность к подчинению. Не приходится и говорить, что не может быть контроля, который бы просто подтверждал то, о чем договорились между собой корпо­рации и профсоюзы, который бы санкционировал резуль­тат, достигнутый без всякого контроля. При осуществлении контроля над ценами и заработной платой, как в меньшей степени и в руководстве финансовой политикой, возникает дилемма. Основная роль должна принадлежать главе исполнительной власти, и поэтому связанные с этим конкретные задачи становятся крайне подверженными влиянию со стороны планирующей си­стемы. Но ведь это именно те задачи, осуществление кото­рых должно отражать общественное сознание. Решения этой проблемы нет. Единственной надеждой остается преданный общественным интересам президент и прежде всего преданные общественным интересам бди­тельные законодательные органы. К счастью, правила, от­ражающие общественные интересы, довольно просты. Если государственные расходы в возрастающей степени идут на общественные нужды, если налоги становятся более про­грессивными, если кредитно-денежная политика пассивна, если расширение спроса достигается за счет увеличения государственных расходов, а сокращение спроса - при по­мощи увеличения налогов, если рост заработной платы поддерживается в соответствии с ростом производитель­ности, если увеличение равенства является главной целью при осуществлении изменений в заработной плате и если рост цен допускается только в связи с трудностями, вы­званными процессом выравнивания и отсутствием роста производительности, тогда возникает, по существу, уп­равление в интересах общества. Введение таких правил не выходит за рамки компетенции преданных обществен­ным интересам президента и законодательных органов. То, что предлагается, согласуется также с понятием про­гресса в этих вопросах. Однако для осуществления этого определенно требуются энергия и бдительность.

В 1945 г., когда вторая мировая война подходила к концу, железные дороги в Соединенных Шта­тах перевезли рекордное количество грузов и пассажиров. Они не представляли собой, однако, особенно сильную часть планирующей системы. Традиция, регулирование и сравнительно невысокий технический уровень предприя­тий не позволили возникнуть сильной техноструктуре на железных дорогах и добиться тем самым сильной пози­ции в отношениях с потребителями, обществом и государ­ством. В 50-х годах гораздо более мощная отрасль в лице автомобильного транспорта, во главе которой стояли авто­мобильные компании, проявила инициативу в процессе со­здания системы автодорог между штатами. Пассажирские перевозки по железной дороге уступили место легковому автомобилю и в несколько меньшей степени тоже влия­тельным (и пользующимся сильной поддержкой) авиа­компаниям. Перевозки грузов, осуществлявшиеся ранее по железным дорогам в широких масштабах, перешли к автомобильному транспорту. Обеспечение автомобильной промышленностью более широкого использования ее продукции явилось, как было подчеркнуто на предыдущих страницах, триумфом плани­рующей системы. Это же развитие, усиленное одновремен­ными изменениями в электроэнергетике и отоплении до­мов, также сильно повысило спрос на нефтепродукты. Пол­ные масштабы увеличения спроса было трудно предвидеть. Непредвиденным оказалось и то, что строительство необ­ходимых трубопроводов, нефтеперерабатывающих заводов, портовых и разгрузочных сооружений для крупных тан­керов окажется в огромном, иногда непримиримом проти­воречии с интересами сохранения окружающей среды. В результате возникают сомнения в том, будет ли иметься достаточное количество нефтепродуктов, ставшее необхо­димым в связи с громадным ростом потребления в авто­мобильном транспорте и других отраслях. Появилась но­вая терминология. Сейчас много говорят об «энергетическом кризисе». Как и в отношении других ошибок планирующей си­стемы, о возможной нехватке нефтепродуктов говорится так, как будто это своеобразная, еще одна чисто случай­ная неудача. Теперь мы знаем, что это совершенно не так. Планирующая система создает внутреннюю систему координации между отдельными ее частями, осуществляю­щими свои собственные интересы. Существует большая вероятность, что эта координация время от времени будет нарушаться. Подобные неудачи уже стали довольно обычным делом. Строго говоря, нехватки электроэнергии нет. Скорее, дело в том, что увеличение потребления элек­троэнергии в результате деятельности производителей электробытовых приборов, в том числе строительство зданий, в которых приходится осуществлять кондициони­рование воздуха, обгоняет производные возможности электроэнергетики. Когда, как, например, в автомобильной и нефтепере­рабатывающей промышленности, планирование в одной отрасли предъявляет такие требования к другой отрасли, которые та не может выполнить, то, конечно, считается само собой разумеющимся, что вмешается государство. В результате осуществления государственных мер поток грузов и пассажиров будет вновь направлен на более экономичные в отношении использования топлива желез­ные дороги. Могут также быть предоставлены субсидии для разработки экономически невыгодных в прошлом источников энергии, либо будет оказана техническая помощь в разработке новых видов энергии. Короче говоря, государство предпримет шаги с целью осуществления ко­ординации. Оно распространит всеообщее планирование на планирую­щую систему. Это следующий и совершенно определен­ный шаг в экономическом развитии, шаг, твердо опирающийся на логику планирующей системы. Только с большим трудом можно говорить о нем как о способе укрепления рынка и системы свободного предпринимательства. Решение состоит в признании логики планирования с вытекающей из нее настоятельной необходимостью осуществления координации. Затем должен быть создан правительственный орган, призванный выявлять ее нарушения и гарантировать согласованность роста в различных частях экономики. Последнее довольно часто будет требовать предупредительных мер для сокращения или полного прекращения наименее важных в социальном отношении видов деятельности. В другом случае потребуются государственные меры для увеличения объема производства. Чем скорее будет признана необходимость таких мер, тем меньше будет неудобств и лишений в результате кризисов, которые можно предсказать уже сейчас и против которых нет других средств. Понадобится создание государственного планового органа. Он в свою очередь должен находиться под строгим надзором со стороны законодательных органов, так как именно здесь встретятся самые трудные из проблем общественной компетенции. Требуется планирование, которое отражает не интересы планирования, а общественные интересы. Создание аппарата планирования, которое современная структура экономики делает настоятельной необходимостью, является следующей основной задачей в области экономики. На горизонте появилась вторая основная проблема в области координирования планирующих систем, точнее говоря, она стала уже совершенно определенной. Она касается систем разных стран. В предыдущих главах отражено существующее положение дел. Как мы видели, фирмы, образующие планирующую систему, перешагивают через национальные границы. В основном они избавляются от тарифов как от досадной помехи. Такие фирмы поставляют свои изделия в другие развитые в промышленном отношении страны, где они присоединяются к олигопольному соглашению, определяющему цены в этих странах. Они расширяют производство, а тем самым и инвестиции в тех странах, где издержки самые низкие. Фирмы, которые занимают самое выгодное стратегическое положение в странах с низкими издержками производства (обычно они имеют штаб-квартиру в этих странах), расширяются быстрее других. Только что упомянутые преимущества в издержках бывают трех видов. Существует классическая возможность того, что рабочие будут больше работать при равной опла­те, столько же при меньшей оплате или даже больше при меньшей оплате своего труда. Капитальное оборудование может оказаться более дешевым или технически более совершенным, более современным. Страна может иметь более низкие темпы инфляционного роста. Спираль заработной платы и цен контролируется в большей мере или по другим причинам действует с менее разрушительным эффектом. В последние годы подобные преимущества ставили Японию и Германию в гораздо более благоприятное по­ложение. Рабочие обеих стран отличаются усердием, кроме того, в Японии заработная плата является низкой. Как ранее отмечалось, в Соединенных Штатах симбиоз между планирующей системой и государственной бюрократией способствовал осуществлению огромных капиталовложе­ний в такие отрасли, как военная промышленность и ис­следования космического пространства, и пренебрежитель­ному отношению к гражданским отраслям, для которых капитал периодически становился дорогим и дефицитным. Напротив, Германия и Япония имеют фонды для модер­низации и расширения менее мощной гражданской про­мышленности. До сравнительно недавнего времени не­мецкие и японские профсоюзы выступали со своими тре­бованиями менее энергично, чем профсоюзы в Соединен­ных Штатах и Англии. Миграция производства в планирующие системы с выгодной структурой издержек означает, что эти страны, вернее, фирмы в этих странах накапливают средства в валюте находящейся в неблагоприятном положении стра­ны, в которой они осуществляют продажи и закупки в которой осуществляются в гораздо меньшем объеме. На­личие таких средств регулярно вызывает затруднения у их владельцев; предпринимаются попытки обратить их в валюту страны, где положение более благоприятно. Это наталкивается на естественное сопротивление. Зачем обменивать сильную валюту, относительная ценность ко­торой имеет все шансы возрасти, на валюту, перспективы которой прямо противоположны? Результатом этих попыток и этого нежелания является наиболее распро­страненное явление в отношениях между планирующими системами разных стран. Оно известно как валютный кри­зис. Во всех недавних обострениях доллар был кризисной валютой. Именно у Японии и Германии накапливались доллары, и именно в валюты этих и еще одной-двух стран стремятся обратить доллары. Замешательство, вызванное валютным кризисом, уси­ливается дискуссиями вокруг него. Они носят частично оттенок обмана, частично некомпетентности, а в остальном совершенно не имеют отношения к делу [Неспециалист может подумать, что эти резкие слова - обыч­ные ложные обвинения в споре между специалистами. Увы, они обдуманны и верны - это станет ясно при минутном размышле­нии. Мы имеем дело с валютным кризисом в течение ряда лет. В течение многих лет специалисты со всей подобающей торжественностью проводят свои заседания в поисках решения. Если бы у них было решение, то непостижимо, что оно не было бы осуще­ствлено раньше. Свойство любого решения состоит как раз в том, что устраняется возникшая проблема. Если бы проблема была ре­шена, то не было бы валютных кризисов, а они продолжают иметь место. Поэтому мы должны согласиться с тем, что, хотя эксперты по валютным проблемам будут встречаться и заниматься обсуждениями, они не найдут решения проблемы.]. Рядовому и даже образованному человеку проблема валютных отношений кажется неразрешимой. В этой ситу­ации эксперт по валютным проблемам, чье непонимание того, о чем он говорит, часто скрыто даже от него самого, процветает. Некомпетентность коренится в любопытном тезисе, который гласит, что любой человек, каким бы не­подготовленным или бестолковым он ни был, став мини­стром финансов, или заместителем министра по валютным проблемам, или членом совета Федеральной резервной системы США, либо заняв официальный пост где-нибудь за границей, становится в силу занимаемой должности полностью компетентным в этой области. Непонимание положения вещей носит еще более серьезный характер. Оно связано, и это совсем не удивительно, с уже упоминавшейся приверженностью к рынку и неоклассическим убеждениям. Исходя из этого, проблема координации может быть решена в краткосрочном аспекте с помощью девальвации валюты страны, находящейся в неблагоприятном положении, что сделает ее изделия более дешевыми в иностранной валюте и в других странах, а иностранные продукты более дорогими на ее рынках. Затем, спустя еще немного времени, стандартные меры кредитно-денежной и финансовой политики приведут инфляцию к концу, если такая проблема существует. л Затем будет иметь место приток капитала страны, и это будет оказывать корректирующее влияние, а прилежные рабочие в странах, где положение является более выгодным, потребуют причитающуюся им долю в форме повышения заработной платы, что приведет к повышению издержек и цен и окажет дальнейший корректирующий эффект. Из всего этого возникает убеждение в том, что существует монетарное решение торговых и валютных проблем, имеющихся в отношениях между промышленно развитыми странами. Нужно только быть специалистом, чтобы найти его. Когда проблема возникает между планирующими системами, все, о чем говорилось выше, сразу же оказывается миражем. Цены на основные промышленные продукты, производимые в странах с благоприятным положением, при продаже в странах с неблагоприятным положением, например цены немецких и японских изделий в Соединенных Штатах, являются частью олигопольного соглашения страны-получателя. Девальвация не дает автоматического повышения цен. Вполне возможно, что фирмы страны-поставщика понизят цены, согласятся на уменьшение доли прибыли в цене и сокращении доходов и будут поддерживать такой же объем продаж, как прежде. А если это окажется невозможно, они станут действовать со всей энергией, чтобы заставить свои правительства выступить против девальвации в убыточной стране. Этого легко можно добиться, тоже прибегнув к девальвации [Или не согласившись на ревальвацию, являющуюся современным средством, навязываемым стране, обладающей преиму­ществами.]. Планирующие системы этих стран обладают властью, присущей таким системам по отношению к государству, чтобы навязать свое мнение по этому вопросу. Основной эффект девальвации зависит от изделий (и услуг) рыночной системы, которые участвуют в международной торговле. Кроме того, больше не существует тенденции к тому, чтобы дела улаживались сами собой. Преимущества и убытки связаны с распределением капитала между отраслями. Страны, которые, подобно Соединенным Штатам, отличаются неблагоприятным распределением капитала, которое обусловлено тесной связью между военной про­мышленностью и государственной бюрократией, не обладают тенденцией к исправлению положения дел. Инфля­ция является результатом власти корпораций и профсоюзов и отсутствия эффективных мер контроля. Разли­чия здесь не могут быть сглажены приверженностью к обычному набору кредитно-денежных и финансовых ре­цептов. Единственным средством остается координация поли­тики планирования между национальными планирующими системами. Она должна включать общие политические мероприятия в распределении капитала между отраслями, общие шаги для контроля над спиралью заработной платы и цен. При отсутствии государственного органа, соответ­ствующего международным масштабам стоящей проблемы, трудности очевидны. Их было бы меньше, если бы задачи планирования в Соединенных Штатах были полностью осознаны и эффективно выполнялись, предоставив другим странам право решать вопрос о приспособлении их плани­рования к американскому. В первые годы после второй мировой войны международная система работала потому, что американская политика была достаточно предска­зуемой и более мелкие страны приспосабливали свою политику к политике крупной страны. До тех пор пока подобный порядок не будет восстановлен, ясно одно: пла­нирующие системы нескольких развитых стран будут, как в недавнем прошлом, продолжать тащиться от одного так называемого валютного кризиса к другому. Специалисты по валютным проблемам будут разъезжать, встречаться и совещаться в твердой уверенности, что ничто из того, чем они занимаются, не сделает их поездки и их деятель­ность излишними. После взаимных обвинений, опираю­щихся на различия, которых люди не поймут, будет достигнуто соглашение о девальвации или ревальвации. Оно будет приветствоваться как достигнутое решение, а следующий кризис будет уже у порога. В конце концов урок будет усвоен. Национальные планирующие системы, действующие в международных масштабах, требуют также известной степени международного планирования. Данный вопрос ясен в достаточной мере. Пришло бремя сделать некоторые заключительные за­мечания относительно экономической теория. Лорд Кейнс в своем знаменитом прогнозе предположил, что этот пред­мет в конце концов потеряет значение-по социальной значимости он приблизительно сравняется с лечением зу­бов. Не все, что говорилось здесь об экономической теории было доброжелательным, хотя немногие из тех, кто думал об этих проблемах, сочтут эту строгую критику несправед­ливой. Экономическая теория представляет собой обшир­ное поле деятельности. На исследования в этой области и на преподавание тратится много средств. Если бы с предметом было бы все в порядке, мы бы не страдали от стольких нерешенных и неожиданных проблем. Но хотя в известном смысле Кейнс был прав в том, что предмет приходит в упадок, он не был прав в более широком смысле. Он был прав в той степени, в какой экономическая теория имеет дело с производством материальных благ и предотвращением депрессий. В современном индустриальном обществе это не очень трудные задачи. Те, кто занят ими, в социальном отношении могут быть важнее тех, кто облегчает зубную боль или удаляет разрушившиеся зубы, но не намного. Пытаясь втиснуть все проблемы в рыночные рамки и подчинить любую деятельность власти рынка, экономисты, как мы достаточно видели, оказывают огромную услугу планирующей системе, маскируя власть, которой она в действительности обладает. Но эта сомнительная в социальном отношении функция совсем не то, что нужно приветствовать. Однако в более важном смысле Кейнс ошибался. Он не представлял себе, что в ходе экономического развития власть перейдет от потребителя к производителю. И, не предвидя этого, он не видел растущего расхождения между интересами производителя или планирования и интересами общества. Он не предвидел, что развитие будет неравным, поскольку власть для осуществления интересов планирования распределена неравномерно. В силу этого распределение дохода тоже будет неравным. Он также не видел, что осуществление таких интересов будет представлять угрозу для окружающей среды и сделает потребителя своей жертвой. Он не видел, что власть, которая позволяет интересам производителя отклоняться от обще­ственных интересов, будет способствовать тому, что про­стое изменение политики, которую он рекомендовал про­тив безработицы и депрессии, окажется недостаточным для решения проблемы инфляции. Он также не предвидел только что упомянутых проблем, связанных с координа­цией национального и международного планирования. Учитывая все, что оказалось непредвиденным, будущее экономической теории можно было бы считать скорее ра­дужным. Она могла бы обратиться к самым важным проб­лемам нашего времени. Так это или нет, нужна ли эко­номическая теория - решать экономистам. Они могут, если хотят, стать ненужными; если они предпочитают уютную домашнюю жизнь и размеренные часы, они могут продолжать зарабатывать на жизнь бесконечным маскара­дом, который, кстати, весьма забавен. У них, как пока­зало лето 1971 г., когда в Соединенных Штатах был вве­ден контроль над ценами, или год спустя, когда такие меры были введены в Англии, окажется очень мало или совсем не окажется никаких ценных мнений или советов по важнейшим вопросам. Они окажутся в социальном отно­шении еще более ненужными, чем кейнсовский дантист, поскольку он. будет чувствовать себя обязанным давать рекомендации, если чьи-то зубы вопреки всем ожиданиям внезапно начнут выпадать. Экономисты могут также расширить свою систему. Они могут заставить ее охватывать во всех проявлениях власть, которую они в настоящее время маскируют. В этом случае, как мы видели, мировые проблемы станут частью их системы. Их внутренняя жизнь будет менее пассивной. Может возникнуть бурная реакция со стороны тех, чья власть теперь разоблачается и подвергается анализу, как и со стороны тех, кто находит большее удобство лишь в том, что экономисты преподают и обсуждают ложные проблемы или не занимаются никакими проблемами вообще. Однако еще в течение очень длительного времени экономисты будут в состоянии таким образом уклоняться от той судьбы, которую предрекал Кейнс.

	Экономическая библиотека	ЭКОНОМИКА 2000	http://e2000.kyiv.org