"Йога и запад" - читать интересную книгу автора (Юнг Карл Густав)

широкомасштабному импорту экзотических религиозных систем, таких как религии
бабизма, суфийских сект, "Миссии Рамакришны" , буддизма и т.д. Многие из
этих систем, например, антропософия, содержали в себе элементы христианства.
Возникшая в итоге ситуация чем-то напоминала эллинистический синкретизм
III-IV вв. н.э., в котором также присутствовали следы индийской мысли (ср.
Аполлоний Тианский, орфико-пифагорейские тайные учения, гностицизм и т.д.).
Все эти системы подвизались на поприще религии и рекрутировали большую
часть своих сторонников из протестантов. Поэтому в своей основе они являются
протестантскими сектами. Своими атаками на авторитет Римской церкви
протестантизм в значительной мере разрушил веру в Церковь как необходимое
орудие божественного спасения. Вся тяжесть авторитета была возложена, таким
образом, на индивида, а вместе с тем и невиданная ранее религиозная
ответственность. Отсутствие исповеди и отпущения грехов обострило моральный
конфликт, отяготило индивидадроблемами, которые ранее за него решала
церковь. В самом деле, таинства, в особенности церковная месса,
гарантировали индивиду спасение посредством священного ритуала, имеющего
силу благодаря священнослужителям. Единственное, что требовалось от
индивида, - это исповедь, покаяние, епитимья. Теперь же, с распадом ритуала,
осуществлявшего за индивида всю эту работу, он стал вынужден обходиться без
божественного отклика на свои поступки и мысли. Вот этой-то
неудовлетворенностью индивида и объясняется спрос на системы, которые
обещали бы хоть какой-то ответ, явную или хотя бы поданную знаком
благосклонность к нему иной силы (высшей, духовной или божественной).
Европейская наука не уделяла ни малейшего внимания этим надеждам и
чаяниям. Она жила своей интеллектуальной жизнью, которая не касалась
религиозных нужд и убеждений. Этот исторически неизбежный раскол западного
сознания также оказал влияние на йогу, стоило только ей закрепиться на
западной почве. С одной стороны, она сделалась объектом научного
исследования, с другой - ее приветствовали как путь спасения. Что касается
самого религиозного движения, то его история знает немало попыток соединить
науку с верой и практикой религии, например, в "Христианской науке"3,
теософии и антропософии. Последняя особенно любит придавать себе научную
видимость, а потому, как и "Христианская наука", она легко проникает в круги
интеллектуалов.
Поскольку у протестанта нет заранее предопределенного пути, он готов
приветствовать чуть ли не всякую систему, которая обещает успех. Он должен
теперь делать сам то, что ранее исполняла, как посредник, церковь, - однако
он не знает, как это делается. И если он всерьез испытывает нужду в религии,
то вынужден предпринимать чрезвычайно большие усилия, чтобы обрести веру, -
ведь протестантская доктрина ставит веру исключительно высоко. Однако вера -
это ха-ризма, дар благодати, а не метод. Протестанты настолько лишены
метода, что многие из них серьезно интересовались чисто католическими
упражнениями Игнатия Лойолы. Но что бы протестант ни делал, более всего
угнетает противоречие между религиозной доктриной и научной истиной.
Конфликт веры и знания вышел далеко за пределы протестантизма, он затронул и
католицизм. Этот конфликт обусловлен историческим расколом в европейском
сознании. С точки зрения психологии, у этого конфликта не было бы никаких
оснований, не будь столь неестественного принуждения верить и столь же
неестественной веры в науку. Вполне можно вообразить себе такое состояние
сознания, когда мы просто знаем, а вдобавок и верим в то, что кажется нам по