"Наблюдая за англичанами. Скрытые правила поведения" - читать интересную книгу автора (Фокс Кейт)

Правила обмена сплетнями

После того как мы неловко представились друг другу, смущенно обменялись приветствиями и репликами о погоде, помогающими завязать разговор, мы приступаем к другим формам светской беседы. («Видите ли, всякий должен уметь сказать хоть что-то, — как заметила Элизабет, обращаясь к Дарси[28]. — Если все время молчать, это выглядит довольно странно».)

Не знакомые друг с другом люди могут почти до бесконечности обсуждать погоду или другие столь же нейтральные темы (хотя на самом деле погода — единственно безобидная тема; все остальные темы потенциально «опасны», по крайней мере в отдельных ситуациях, и связаны с определенными ограничениями относительно того, когда, где и с кем каждая из них может обсуждаться). В Англии, как и в любой другой стране, наиболее распространенной формой светской беседы в кругу друзей и приятелей является обмен сплетнями. Англичане, без сомнения, нация сплетников. Недавние исследования показали, что примерно две трети своего «разговорного» времени мы целиком посвящаем событиям, происходящим в нашем окружении: кто, что и с кем; кто «вхож», кто «не вхож» и почему; как найти выход из сложных социальных ситуаций; поведение и взаимоотношение друзей, родных и знаменитостей; наши собственные проблемы с родными, друзьями, возлюбленными, коллегами и соседями; подробности светской жизни — словом, сплетничаем[29].

Если хотите, я могу дать и более официальное определение понятия «сплетни». На мой взгляд, самая точная формулировка представлена в работе Нуна и Делбриджа[30] (1993): «Передача ценных сведений о людях из общественного окружения в процессе неформального общения».

Данное определение не охватывает все аспекты сплетничанья. Например, здесь не упоминаются знаменитости, если только в число «людей из общественного окружения» не входят также известные киноактеры и певцы, лица королевской крови и политики, что, судя по всему, маловероятно. Но, если честно, когда мы обмениваемся слухами о знаменитостях, создается впечатление, что мы относимся к ним как к членам нашей собственной социальной группы: конфликты между персонажами «мыльных опер», взаимоотношения топ-моделей, браки, карьеры и детей кинозвезд мы зачастую обсуждаем в контексте разговоров о своих семьях, друзьях и соседях. Поэтому в этом смысле я согласна с Нуном и Делбриджем.

Данное определение мне нравится еще и потому, что в нем очерчен круг людей, которые могут быть объектом сплетен, в их числе и сами сплетники. Исследователи установили, что половина времени, уходящего на сплетни, посвящена обсуждению деятельности самого рассказчика сплетен или его непосредственных слушателей, а не сторонних людей. В этом определении также объясняется оценочная природа сплетен. Хоть критика и отрицательные оценки составляют всего пять процентов от общего времени сплетен, участники разговора так или иначе постоянно высказывают свои суждения или выражают свои чувства. Англичане, как вы можете заметить, зачастую свое отношение выражают не прямо, а намеками или еще более завуалированно — интонацией, но при обсуждении того, «кто, что и с кем», мы редко ограничиваемся простой констатацией фактов.

Сославшись выше на данные исследований о пристрастии англичан к сплетням, я вовсе не хотела сказать, что мы сплетничаем больше, чем другие народы. Я абсолютно убеждена, что подобные исследования, проведенные в любом другом обществе, выявят, что его представители две трети своих разговоров посвящают тем же социальным темам. Исследователь, ответственный за результаты по Англии (психолог Робин Данбар), уверен, что любовь к сплетням — универсальная человеческая черта. По его мнению, развитие языка было обусловлено стремлением человека получить возможность обмениваться сплетнями[31] — найти, так сказать, замену свойственной нашим предкам-приматам «взаимной чистке», поскольку такая форма общения становилась все менее эффективной по мере увеличения численности человеческого сообщества.

На мой взгляд, сплетни занимают столь важное место в жизни англичан потому, что по натуре мы скрытные люди. Я проводила интервью и обсуждала тему сплетен с отдельными людьми и целыми группами людей разных возрастов и социального происхождения из числа своих соотечественников и пришла к выводу, что обмен сплетнями им доставляет удовольствие в силу того, что данный процесс сопряжен с некоторой долей «риска». В принципе наша болтовня безобидна (критике и отрицательным оценкам мы посвящаем лишь пять процентов «разговорного» времени), но мы, тем не менее, обсуждаем чужую частную жизнь, а значит, делаем нечто дурное и запрещенное.

И чопорные, замкнутые англичане, для которых слова «частная жизнь» — не пустой звук, особенно остро ощущают, что они «вторгаются на чужую территорию», когда обмениваются сплетнями в ходе светской беседы. Невозможно переоценить значимость понятия «частная жизнь» в английской культуре. «Частная жизнь, — указывает Джереми Паксман, — это основа основ системы организации всей страны — от критериев, на базе которых формируются законы, до домов, в которых живут англичане». А Джордж Оруэлл отмечает, что «слуху англичанина более всего ненавистно имя Ноузи Паркер»[32].

В добавление хотелось бы сказать, что несоразмерно огромное количество наших главенствующих общественных норм и установлений связано с неприкосновенностью частной жизни: нас учат не лезть не в свое дело, не проявлять любопытство, не откровенничать, не устраивать сцен, не поднимать шум, не привлекать к себе внимания и никогда «не стирать грязное белье на людях». Здесь следует отметить, что фраза «How are you?» («Как дела?») воспринимается как «настоящий» вопрос только в кругу близких друзей и родных. Во всех остальных случаях на эту приветственную фразу принято машинально отвечать: «Замечательно, спасибо», «Хорошо, спасибо», «Да не жалуюсь», «Неплохо, спасибо», — или примерно так, как бы вы себя ни чувствовали, в каком бы настроении ни пребывали. Если вы смертельно больны, можно сказать: «Ну, с учетом обстоятельств, в общем-то неплохо».

Как результат, по причине неизбежности эффекта запретного плода, мы — нация любителей «подглядывать из-за занавесок», бесконечно очарованные частной жизнью «людей из нашего общественного окружения», вторгаться в которую запрещено. Да, возможно, англичане сплетничают не больше, чем представители других культур, но из-за существующих у нас правил неприкосновенности частной жизни сплетни приобретают особенно высокую ценность. Законы спроса и предложения являются гарантией того, что для англичан сплетни — дорогой товар общественного потребления. Информация частного характера не разглашается мимоходом или за бесценок всем и каждому, а только тем, кого мы знаем и кому доверяем.

По этой причине (хотя она не единственная) иностранцы часто обвиняют англичан в холодности, замкнутости, недружелюбии и неприветливости. В большинстве других культур не считается предосудительным раскрывать свои личные данные — имя, род занятий, семейное положение, наличие детей, место проживания — или интересоваться чужими. Для англичан проявлять интерес к столь очевидно пустячной информации при знакомстве подобно удалению зуба: каждый вопрос заставляет нас морщиться и содрогаться.

В Англии считается не совсем приличным, например, прямо спрашивать у кого-то «What do you do?» («Чем вы занимаетесь?»), хотя, если подумать, при знакомстве такой вопрос напрашивается сам собой, тем более что это — наиболее легкий способ завязать разговор. К сожалению, мы, англичане, щепетильны не только в отношении вопросов частной жизни. По-видимому, в нас живет некая извращенная потребность во всем усложнять себе жизнь, и потому, повинуясь этикету, мы стремимся окольными путями выяснить, чем люди зарабатывают себе на жизнь. Забавно наблюдать, к каким разным ухищрениям прибегают англичане, чтобы узнать профессию своего нового знакомого, не задавая запрещенного вопроса. На любом светском мероприятии, где многие представители среднего класса встречаются впервые, почти всегда ведется игра на угадывание, когда тот или иной человек пытается выяснить род занятий своих новых знакомых по «ключам», содержащимся в замечаниях, сделанных на самые разные темы.

Например, высказывание относительно проблем дорожного движения в определенном районе наверняка спровоцирует следующее ответное замечание: «Да, сущий кошмар. А в час пик еще хуже. Вы на работу ездите на машине?» Человек, которому адресована реплика, точно знает, что интересует собеседника, и обычно старается удовлетворить его любопытство, отвечая как на озвученный, так и на подразумеваемый вопросы. Его ответ может звучать так: «Да, но я работаю в больнице, так что мне, по крайней мере, не приходится добираться в центр города». Автор вопроса теперь может открыто высказать предположение: «О, в больнице… Так вы, значит, врач?» (Если ваш собеседник гипотетически мог бы занимать в данном учреждении разные должности, тогда в качестве первого предположения следует назвать наиболее высокую: врач, а не медсестра или работник регистратуры; адвокат, а не секретарь. Кстати, несмотря на то что на данной стадии беседы уже можно говорить прямо, предположение лучше выразить в форме утверждения с вопросительной интонацией, а не прямого вопроса.)

Всем известны правила этой игры, и, чтобы ее не затягивать, многие уже в самом начале беседы стараются «подкинуть» вспомогательные «ключи». Даже если вы робки, стесняетесь своей работы или стремитесь скрыть свой род занятий, не следует слишком затягивать этап «поиска ключей», поскольку это расценивается как грубость. Также невежливо игнорировать откровенные намеки вашего нового знакомого. Если (продолжая медицинскую тему) он или она мимоходом упомянет: «Мой кабинет неподалеку отсюда, сразу же за углом», — вы обязаны немедленно отреагировать: «Вот как? Значит, вы — терапевт?»

Когда род занятий вашего знакомого наконец-то установлен, принято — сколь бы скучной или обычной ни казалась вам эта профессия — выразить удивление. Стандартная реплика на утверждение «Да, я — врач (учитель, бухгалтер, системный администратор, секретарь и т. д.)» звучит так: «О, в самом деле?» — будто вы считаете названную профессию редкой и занимательной. Затем почти всегда наступает неловкая пауза: вы судорожно ищете уместный комментарий или вопрос относительно рода занятий вашего нового знакомого, а он (или она) пытается придумать в ответ что-нибудь скромное, шутливое и в то же время впечатляющее.

К аналогичным методам игры на угадывание англичане часто прибегают, когда хотят выяснить, где живет их новый знакомый, состоит ли в браке, в какой школе или университете учился и т. д. Некоторые прямые вопросы считаются более невежливыми, чем другие. В частности, вопрос «Где вы живете?» не столь оскорбителен, как «Чем вы занимаетесь?», хотя даже такой относительно безобидный вопрос о месте проживания желательно сформулировать в менее прямолинейной манере. Например, лучше спросить: «Вы живете неподалеку?» — или даже еще более неопределенно: «Вы приехали издалека?» Более допустимо поинтересоваться у кого-то, есть ли у него/у нее дети, чем спрашивать, состоит ли он/она в браке, поэтому первый вопрос обычно задают, чтобы окольным путем получить ответ на второй. (Многие женатые англичане не носят обручальные кольца, поэтому одинокие англичанки часто с помощью вопроса о детях пытаются выяснить их семейное положение. Однако вопрос о детях уместен лишь в соответствующем контексте; задать его «ни с того ни с сего» мужчине — значит, слишком явно дать понять, что вы «охотитесь за мужем».)

Игра на угадывание позволяет нам получить элементарные анкетные сведения о новых знакомых, но более интересные подробности о себе и о своих взаимоотношениях с другими людьми англичане, согласно правилам неприкосновенности частной жизни, могут сообщить только близким друзьям и родным. Это — информация «ограниченного пользования», которой не обмениваются со всеми без разбору. Англичане очень гордятся этой своей чертой и презрительно посмеиваются над простоватыми американцами, которые «за первые пять минут знакомства расскажут тебе и про свой развод, и про удаление матки, и про курс пройденной терапии». В этом клише заключена доля истины, но все же оно больше характеризует самих англичан и наши правила невмешательства в частную жизнь, а не американцев.

Между прочим, английские правила неприкосновенности частной жизни, особенно табу «на проявление любопытства», очень усложняют жизнь горемычным социологам, для которых постоянное любопытство — способ добывания необходимого для работы материала. Многие данные, представленные в этой книге, тоже были добыты тяжким трудом. Мне приходилось, так сказать, «выдергивать зубы», а еще чаще судорожно искать хитрые ходы и уловки, чтобы обойти правила неприкосновенности частной жизни. Тем не менее в процессе придумывания хитрых способов и применения их на практике я обнаружила несколько весьма неожиданных и интересных правил, в том числе правило удаленности.

Свои личные дела англичане обсуждают только с самыми близкими людьми, личную жизнь друзей и родных — в более широком социальном кругу, личные дела знакомых, коллег и соседей — с еще более многочисленным кругом людей, а подробности жизни общественных деятелей и знаменитостей обсуждаются почти с каждым. Это — правило удаленности. Чем «удаленнее» от тебя объект обсуждения, тем шире круг людей, с которыми ты можешь сплетничать об этом человеке.

Благодаря правилу удаленности при обмене сплетнями осуществляются важные социальные функции — социальное взаимодействие, определение общественного положения и статуса, оценка и поддержание репутации, передача социальных навыков, норм и ценностей — без вмешательства в частную жизнь людей. Что более важно, правило удаленности дает возможность любопытным антропологам формулировать свои нескромные вопросы иносказательно, не нарушая правил неприкосновенности частной жизни. Если, например, вы хотите узнать мнение англичанина по какому-то деликатному вопросу, например как он относится к супружеству, вы не спрашиваете этого человека о его собственной семейной жизни, а заводите разговор о браке кого-то постороннего, предпочтительно кого-то из знаменитостей, с которой ни один из вас лично не знаком. С теми, кого вы знаете лучше, можно обсуждать домашние неурядицы коллеги или соседа и даже приятеля или родственника. (Если среди ваших коллег и родственников нет людей, у кого не ладится семейная жизнь, их всегда можно придумать.)

Если вы решительно настроились выяснить подробности семейной жизни или любое другое «личное дело» вашего нового знакомого, тогда вам, вероятно, придется прибегнуть к тактике взаимной откровенности. Это относительно универсальное правило: во время разговора люди почти неосознанно пытаются достичь некой степени обоюдной симметрии или баланса, так что, если вы рассказываете своему собеседнику что-то о своей «личной» жизни, тот чувствует себя обязанным, хотя бы из вежливости, сообщить вам о себе что-то столь же приватное. Постепенно вы можете еще больше сблизиться с собеседником, поделившись с ним еще чем-то сокровенным, в надежде, что он сделает не менее откровенное признание.

Однако при общении с англичанами желательно начинать с очень незначительной, пустячной откровенности, с того, что едва ли можно расценивать как «личное», причем эта подробность должна быть упомянута как бы невзначай. Затем шаг за шагом переходите все к более серьезным откровениям. Тактика взаимной откровенности — утомительный, напряженный процесс, но зачастую это единственный способ заставить англичанина «раскрыться».

Попробуйте испытать эту тактику на самых неприступных и чопорных англичанах, посмотрите, до какой степени вам удастся их разговорить, применяя описанный метод. Возможно, вам это даже понравится. Будучи англичанкой, я часто замечаю, что самой мне легче придумывать «подробности из личной жизни», чем рассказывать о себе правду. Сожалею, что приходиться бросать тень на свою профессию, признаваясь в обмане, но, если б я сочла за благо не упоминать об этих ложных сведениях, мою книгу нельзя было бы назвать исследованием, основанным на достоверных фактах.

Есть одно любопытное исключение из правил неприкосновенности частной жизни, и, хотя оно действует лишь в определенном, можно сказать, привилегированном кругу английского общества, упомянуть про него стоит, потому что оно освещает новые грани английской самобытности. Я называю это «исключением для печати»: в печати (газетах, журналах, книгах и т. д.) мы спокойно поднимаем самые разные «личные» темы, которые, скажем, с новым знакомым на какой-нибудь вечеринке постеснялись бы обсуждать. Возможно, это покажется странностью и даже извращением, но для нас более приемлемо обсуждение подробностей чьей-то личной жизни на страницах книги, в газетной или журнальной статье, чем на небольшом светском мероприятии, где аудитория гораздо меньше.

В принципе это одно из тех исключений, которые подтверждают правило неприкосновенности частной жизни. Мода на исповедальную журналистику и прочую «искреннюю» прозу, по существу, мало затрагивает поведенческие нормы повседневной жизни англичан. Журналистка может рассказывать в газетной статье миллионам читателей о своем проблемном бракоразводном процессе, о том, что у нее рак груди, несварение желудка, целлюлит и еще бог знает что, но ей не понравится, если на каком-нибудь неофициальном приеме незнакомый человек начнет выведывать у нее подробности личной жизни. В профессиональной деятельности табу на откровенность для нее не существует, но в повседневной жизни она, как и любой другой англичанин, соблюдает правила неприкосновенности частной жизни и удаленности: личные дела обсуждает лишь с близкими друзьями, а вопросы личного характера, задаваемые людьми, не принадлежащими к этому узкому кругу, воспринимает как дерзость и посягательство на ее права личности. Равно как профессиональную фотомодель, снимающуюся неглиже, не просят обнажить грудь во время семейного воскресного обеда, так и людей, которые по роду своей профессии постоянно откровенничают перед широкой аудиторией, не просят обнажать души в ходе неформального общения на неофициальных приемах.

«Исключение для печати» иногда распространяется и на другие информационные источники: телевизионные документальные фильмы, документальные радиопередачи и ток-шоу. Правда, обычно на телевидении или радио профессиональные «открыватели собственных душ» откровенничают меньше, чем в своих книгах или статьях. Например, телевизионный документальный фильм о том, как покойный Джон Даймонд[33] боролся с раком горла, оказался куда менее искренним и «личным», чем его газетные статьи и книга на эту же тему.

Иногда случается наблюдать такое странное явление: англичанин, автор весьма откровенной книги или статьи, смущается и конфузится, пряча неловкость за нервными шутками и эвфемизмами, когда ему в телестудии задают вопросы по поводу написанного им. Это я говорю не к тому, что все, кто «изливает душу» перед широкой аудиторией, сдержанны и уклончивы в подобных ситуациях, но, очевидно, существует хоть и едва заметная, но все же ощутимая разница между тем, что можно изложить на бумаге, и тем, что можно произнести вслух. И даже те, кто пренебрегает этим тонким различием и говорит свободно о своих личных делах в документальных передачах и ток-шоу, вне эфира строго придерживаются правил неприкосновенности частной жизни.

Разумеется, в Англии, как и везде, есть люди, которые готовы сделать или рассказать что угодно и где угодно, лишь бы побыть пятнадцать минут в лучах славы, посрамить кого-то или заработать денег. Но таких, кто нарушает правила неприкосновенности частной жизни (а это именно нарушение правил, а не исключение из них) в столь вульгарной манере, единицы, и все остальное население их шутовство обычно подвергает осуждению и осмеянию, а это значит, что соблюдение данных правил по-прежнему считается нормой.

Исследователи[34] установили, что, вопреки бытующему мнению, мужчины сплетничают столько же, сколько и женщины.

Согласно данным одного английского исследования, мужчины и женщины уделяют светскому общению, в частности обсуждению личных взаимоотношений, одинаковое количество «разговорного» времени (около 65%). В другом исследовании была выявлена незначительная разница: мужчины посвящают сплетням 55% «разговорного» времени, женщины — 67%. Поскольку спорт и досуг, как выяснилось, занимают около 10% «разговорного» времени, можно сказать, что отличие в темах женских и мужских разговоров связано именно с обсуждением футбола.

Несомненно, мужчины, как и женщины, не особенно склонны обсуждать «важные», «высокоинтеллектуальные» темы, такие как политика, работа, искусство и культура, — за исключением тех ситуаций (и это поразительное отличие), когда рядом с ними находятся женщины. Между собой они просто треплются и таким несветским темам, как работа и политика, посвящают лишь 5% «разговорного» времени. Только в смешанных компаниях, где есть женщины, на которых нужно произвести впечатление, количество времени, посвященное этим более «высокоинтеллектуальным» темам, значительно возрастает — до 15–20%.

В принципе, как было выявлено в ходе последних исследований, существует лишь одно серьезное отличие между темами мужских и женских сплетен: мужчины больше говорят о себе. Две трети общего количества времени, посвященного обсуждению общественных взаимоотношений, мужчины говорят о своих собственных взаимоотношениях, тогда как женщины говорят о себе всего лишь третью часть этого времени.

Несмотря на полученные результаты, по-прежнему широко распространено убеждение, особенно среди мужской половины населения страны, что мужчины за разговорами «решают мировые проблемы», а женщины просто сплетничают на кухне. Я беседовала на тему сплетен с отдельными людьми и целыми группами англичан и выявила следующее: большинство мужчин изначально утверждали, что они не сплетничают; женщины, напротив, охотно признавали, что сплетничают. В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что это отличие скорее вопрос семантики, а не практики: то, что женщины с готовностью называли «сплетнями», мужчины характеризовали как «обмен информацией».

Совершенно очевидно, что англичане-мужчины считают сплетни позорным занятием и придерживаются неписаного правила: даже если вы сплетничаете, это следует называть как-то иначе. И что, пожалуй, еще более важно: ваша болтовня не должна звучать как сплетни. В ходе исследования на тему сплетен я установила, что женщины и мужчины и впрямь обмениваются сплетнями по-разному: как оказалось, женские сплетни и в самом деле звучат как сплетни. Определяющими являются три фактора: интонация, детальность и ответная реакция.

Все англичанки, которых я интервьюировала, согласились, что при обмене сплетнями уместен определенный тон. Эмоциональная, быстрая речь, иногда театральный шепот, но голос при этом должен быть всегда оживленный. «Обмен сплетнями начинается примерно так [пронзительным возбужденным тоном]: «Ой, представляешь! Знаешь, да?» или «Ой, ты только послушай (быстрым настойчивым театральным шепотом)! Представляешь, что я узнала?» — объяснила мне одна женщина. Другая сказала: «Голос у вас должен быть такой, будто вы сообщаете нечто скандальное и поразительное, даже если это не так. Вы говорите: «Ты только никому ни слова. Представляешь…» — даже если ваша новость — вовсе не секрет».

Многие женщины недовольно отмечают, что мужчинам не удается найти надлежащий тон, и они пересказывают сплетни сухим невыразительным голосом, как обычную информацию. «И не скажешь, что это сплетня», — фыркнула одна женщина. Разумеется, именно такого впечатления мужчины и добиваются.

Женщины также подчеркивают важность деталей при обмене сплетнями и ругают за бестолковость мужчин, утверждая, что те «никогда не знают подробностей». «Мужчины просто не указывают, что она сказала это, а он сказал то, — заявила мне одна женщина. — А что ж хорошего, если не знаешь, кто что конкретно сказал?» Другая заметила: «Женщины больше склонны к домысливанию… Они станут рассуждать, почему кто-то сделал то-то и то-то, разберут всю ситуацию по косточкам». Для женщин такой тщательный анализ возможных мотивов и причин, при котором проливается свет на все связанные с данной ситуацией факты, — важный элемент процесса обмена сплетнями, равно как и подробное обсуждение возможных последствий. Мужчины-англичане считают, что подобный «разбор по косточкам» — утомительное, ненужное и, конечно же, не мужское занятие.

По мнению англичанок, чтобы обмен сплетнями «состоялся», недостаточно просто оживленного тона и внимания к деталям. Еще необходима подходящая аудитория, то есть благодарные слушатели, активно реагирующие на «новости». Правило ответной реакции требует, чтобы слушатели были, по крайней мере, столь же оживлены и проявляли такой же энтузиазм, как и рассказчики. Довод приводится простой: это закон вежливости. Раз уж говорящий взял на себя труд представить информацию как нечто поразительное и скандальное, самое меньшее, что могут сделать слушатели, это реагировать надлежащим образом. По словам женщин, которых я опрашивала, мужчины просто игнорируют это правило. Они не понимают, что «вы обязаны воскликнуть: «Не может быть! В самом деле?» или «О Боже!».

Однако эти же женщины признают, что мужчине не пристало реагировать на сплетни в присущей женщинам манере, иначе его сочтут женоподобным. Даже гомосексуалисты, с которыми я беседовала, заявили, что восклицание «Не может быть! В самом деле?», произнесенное мужчиной, воспринимается как пошлость. Согласно неписаным правилам английского этикета обмена сплетнями, мужчинам дозволяется выразить потрясение или изумление, когда они слышат особенно пикантную новость, но слово или выражение, передающие его впечатление, должны быть произнесены по-мужски, с чисто мужской интонацией.

Итак, мы установили, что мужчины и женщины в процессе обмена сплетнями ведут себя по-разному. Вероятно, эти отличия и породили миф о том, что «сплетни — женское занятие». В результате в представлении большинства людей сплетни ассоциируются с восторженными интонациями, быстрой, оживленной речью и частым использованием восклицаний типа «Представляешь? Знаешь, да?» и «Не может быть! В самом деле?», но мужские разговоры, по крайней мере в Англии, очень редко на слух воспринимаются как сплетни, даже если по содержанию именно таковыми и являются. Мужчины обмениваются сплетнями так, будто говорят о «важных вещах» (автомобилях или футболе). Разумеется, именно такое впечатление они и стремятся создать.

Некоторые из этих правил и отличий по половому признаку характерны не только для англичан. Например, детальность — универсальная женская черта, ведь общепризнано, что женщины от природы более говорливы, чем мужчины. Я не удивлюсь, если подобные исследования, проведенные в Америке и, возможно, в Австралии, выявят, что и там женщины обмениваются сплетнями очень эмоционально, хотя не следует забывать, что эти страны до некоторой степени находятся под влиянием английской культуры. Зато данные исследований (не столь широкомасштабных), которые я проводила в континентальных культурах, показывают, что мужчины в этих обществах менее сдержанны и при обсуждении светских новостей демонстрируют большую оживленность. «Non! C'est pas vrai? Ah, mon Dieu!» («He может быть! В самом деле? Боже мой!») — типичная реакция француза на скандальную новость. Аналогичные восклицания я слышала от мужчин в Италии, Испании, Бельгии, Польше, Ливане и России.

Дело вовсе не в том, что мужчины к этих странах меньше заботятся о своем мужском имидже. Страх показаться женоподобным — универсальная черта мужчин. Просто в Англии (и в наших «бывших колониях») оживленный тон и экспрессивные реплики — прерогатива женщин.

Я не хочу сказать, что английский речевой этикет запрещает мужчинам выражать эмоции. Англичанам-мужчинам дозволено проявлять свои чувства, во всяком случае некоторые, а точнее, три: удивление, при условии, что оно выражается бранными восклицаниями; гнев (обычно выражается так же) и восторг/торжество (тоже выражается громкими возгласами и сквернословием). Таким образом, порой очень трудно определить, какое из трех дозволенных чувств англичанин пытается выразить.