"Ликей. Новое время (роман второй)" - читать интересную книгу автора (Завацкая Яна)

5.

Бывает такое - ребенок абсолютно здоров генетически, и даже не глуп, но на практике почему-то не блещет способностями.

Так и Вика была - сплошное разочарование. Джейн занималась с ней с рождения по ликейской методике. Но на самом деле ликеидов растят только в ликейской среде. Когда есть квалифицированные педагоги раннего развития, когда вся обстановка вокруг способствует становлению личности. Когда вся семья - ликеиды. А Джейн была одна.

Будь это талантливый ребенок, талантливый и честолюбивый - может, и выкарабкалась бы. Так получилось с Алексеем. Так получается с большинством русских ликеидов. Но Вика… увы, она совершенно не проявляла стремления бороться с окружающей ее средой. Наоборот, она с этой средой сливалась, подстраивалась под ее уровень.

Джейн с рождения учила дочь плавать, занималась с ней динамической гимнастикой. Но в три месяца Вика умудрилась подхватить тяжелое воспаление легких, после чего возобновить занятия удалось не скоро. В восемь месяцев, когда будущие ликеиды обычно начинают ходить (разумеется, благодаря интенсивным тренировкам), Вика выпала из коляски и сильно повредила ножку. Ходить она в результате стала только в 14 месяцев.

Еще хуже дело обстояло с умственным развитием. Говорить Вика начала достаточно рано… но дальше этого дело не пошло.

Джейн приходила в отчаяние, выбивалась из сил… а ребенок развивался своим чередом. Точно так же, как все другие дети.

Джейн никак не могла посвящать воспитанию дочери весь день. Нужно было зарабатывать на жизнь. А вечером Вике хотелось поиграть, посмотреть ВН (о прелестях голубого экрана девочка узнала в садике). В восемь часов наступало время сна. Нужно было еще и покормить, и искупать Вику, и обсудить дела в садике, в конце концов, просто потискать и пощекотать, похохотать, покидаться подушками. На развитие оставался час, максимум - два. Джейн успевала ежедневно порисовать с Викой, почитать книги, поучить буквы, что-то смастерить… потом начались еще занятия на фортепиано.

Этого было катастрофически недостаточно для того, чтобы подготовить ликеиду. Но даже и заметно лучше других детей Вика не становилась!

Джейн казалось иногда, что дочь все делает ей назло. Она не хотела учиться читать. Обычная ликейская методика - обучение до года - ничего не дала, Вика выучила несколько слов, и дальше дело просто не пошло. Лет до пяти категорически отвергала попытки хотя бы показать ей буквы. К школе выучилась читать еле-еле. Сама Джейн в шесть лет играла пьесы Чайковского и Моцарта. Вика едва освоила простейшие упражения двумя руками по очереди. Вика просто не интересовалась тем, чем должен интересоваться ребенок-ликеид. Она не то что читать самостоятельно - даже слушать отказывалась более-менее сложные книги. Сестренке Джейн Кэрри в три года читали "Алису в стране чудес". Вика и в четыре года наотрез отказывалась слушать что-либо более сложное, чем "Красная шапочка". Одним словом - Джейн с ужасом сознавала это - Вика была глупа.

Элина лишь пожимала плечами, улыбалась… Она вырастила свою дочь ликеидой. Ей это удалось. Джейн - нет. "Дети разные", - сочувственно говорила Элина. Но Джейн понимала свою вину. Да, Элина не работала первые три года жизни дочери. Но ведь и Джейн сидела дома полтора года. Было детское пособие, к тому же она проедала прежние сбережения. В эти полтора года можно было создать ликейскую обстановку. Джейн, кажется, старалась изо всех сил. Но - значит, не создала.

Она вспоминала Кэрри - сестренку воспитывали на ее глазах, она сама участвовала в воспитании. Кэрри была мягким воском в руках воспитателей. Она делала то, что ей скажут, интересовалась тем, что ей дадут родители. Такой же была и сама Джейн. Виктория, напротив, уже родилась личностью - яркой, упрямой и вредной. Ее нельзя было заставить что-то делать (не бить же в самом-то деле…), нельзя было заинтересовать тем, что ей неинтересно… а интересно ей было, увы, как раз то, что вредно и плохо для развития. Даже не ее постоянные болезни сыграли свою роль… Нет, главное - это характер Виктории…

Но ведь в ликейских поселениях воспитывали всех детей… Многих. Ну, процентов восемьдесят.

Но что делать - ломать характер? Каким образом? Наказывать? Нет, так ликеидов не воспитывают, да это было и противно Джейн. Занимать ребенка развивающими занятиями с утра до вечера, как это делают ликеиды? Да, но Джейн была занята… даже и когда она была свободна - Виктория просто НЕ ХОТЕЛА. А что делать с ребенком, если он заниматься не хочет, а хочет кормить куклу или бессмысленно орать и прыгать по комнате, и никакие ухищрения не помогают?

Никак Джейн не удавалось и приучить дочь к медитации. Вообще, похоже, Вика была совершенно глуха к Высшим Реальностям, ни Бог, ни что-то подобное ее никогда не занимало, рассказы про ангелов и гномов совершенно не трогали. Чисто земной ребенок. Медитация для нее была страшным и бессмысленным наказанием, и Джейн быстро оставила эти попытки.

К шести годам стало уже очевидно, что не только о Ликее речи быть не может… Вика была развита даже хуже многих обычных детей. В конце концов, почти все интеллигентные родители пытаются детей развивать. Большинство детей к школе читает, считает, пишет. А Вика… разве что английский знала чуть лучше других. Она даже не прошла по конкурсу в частную хорошую гимназию. Пришлось обращаться к Элине. И училась так себе. Джейн давно махнула рукой на развитие дочери, поняла, что ничего особенного из нее не выйдет.

К тому же жизнь Джейн с дочерью вовсе не представляла собой сплошного ада, как можно подумать из вышесказанного. Джейн огорчалась глупостью и бесталанностью Вики, но как ни странно, открыла для себя нечто новое…

Она выяснила, что ребенок - это здорово, даже тогда, когда он глупый, неразвитый, больной.

Можно было просто любить Вику. Любить эти тонкие пальчики, этот трогательный лепет, и глубокомысленные высказывания, и ножки, и ручки, и это чудное личико - маленькую и восхитительно точную копию лица Алексея. Глупая, неразвитая - но своя… своя дочка! Да Джейн никогда и не думала про Вику: глупая, а если думала, то без досады… глупость была как бы еще одним качеством этого потрясающего, сводящего с ума крошечного чуда, а значит - еще одним совершенством. Глупость, и упрямство, и вредность - они были в Вике так же хороши, как и ее красота, и ласковость, и доброта. Вика вся была хороша, вся - совершенство, вот именно такая, какая есть. Ничего нельзя было ни прибавить к ней, ни отнять. Ее можно было только обожать. Никакого сравнения с другими детьми не могло быть. Ну и что, что они уже умеют читать или любят медитировать? Ведь они - не Вика!

И Джейн любила Вику. Почти всегда. И поэтому она была счастлива, безмерно счастлива все эти годы. И даже с ужасом думала о том, что, если бы она тогда сделала аборт, и работала бы в Петербурге, просветляла мир… без ребенка.

Иногда только разум ее начинал работать и напоминал с досадой: дочь глупа. Бесталанна. Ленива. Это твоя вина, она здоровый ребенок, и ты могла сделать ее ликеидой… Но в последнее время Джейн научилась с успехом затыкать этот здравый голос.

Пусть Вика станет самой обычной. Какая разница?

И вот теперь, когда все надежды были потеряны, в Вике вдруг проснулось что-то необыкновенное…

Джейн это даже не особенно обрадовало. Ну, стихи… Многие люди пишут стихи. В Викиных стихах не было ничего особенного. Бывают дети-поэты, дети, заставляющие рыдать и взрослых ценителей… Вику даже нельзя было назвать поэтом. Стихи рождались по ее умственному и эмоциональному уровню - годные разве что для детских книжек низкого пошиба.

Яркое солнышко светит в окошко,

В лес по грибы мы пойдем, взяв лукошко…

Но все-таки стихи были относительно грамотными, рифмы - точными… Кто бы мог ожидать такого от девочки, только недавно научившейся читать? В шесть лет даже плохих стихов еще никто не сочиняет. Джейн вспоминала свою соседку-графоманшу в Петербурге, и переключившись на объективный лад, оценивала: Викины стихи все же лучше.

Она не писала философских стихов, любовных - ничего взрослого. В стихах она была точно такой же, как в жизни. Она писала о своей обычной, детской жизни, об игрушках, о подружках, но - Джейн это радовало - большинство стихов оказались радостными, светлыми, это было самовыражение счастливого ребенка.

И в то же время стала меняться личность Вики.

Джейн с некоторым опозданием поняла - ее дочь как раз нельзя назвать счастливым ребенком. Вике было хорошо с матерью… Но большую часть дня она проводила в садике, теперь - в школе. Раньше Джейн не обращала внимания на то, что постоянных подруг у Вики нет. Лишь теперь заметила: не только постоянных подруг нет, но с ней вообще неохотно играют. Отталкивают, даже дразнят и бьют, пока не видит воспитатель. Причину трудно было понять: избалованность? Но в садике Вика давно привыкла исполнять общие правила. Джейн как раз и боролась против влияния садика, а Вика стремилась быть как все. Упрямство, вредность? Но упрямой Вика была только с матерью, а с ребятишками скорее заискивала и готова была выполнить любые их требования. Тем более, она никогда не была злобной. Наоборот, готова была помочь любому, упавшего поднимала и утешала - единственная из группы. Развитие ее было на среднем уровне, материальное положение - тоже.

Никаких причин не было у ребят, чтобы не любить Вику. И все же ее не любили. На последний день рождения Вика пригласила двух девочек, и обе они просто не захотели прийти.

И вот теперь - стихи.

Как хорошо,что солнышко с утра,

Как хорошо, как хорошо!

Как хорошо, что только лишь вчера

Весенний дождь прошел.

Самые обычные, примитивные, детские. Никакой философии, ничего неземного, что отличало бы Вику от других детей.

Но может быть, и такие стихи - знак некоей избранности? Вика не показывала их детям, но может быть, они просто как-то чувствовали? Ощущали то, что она - не такая, как все? Просто сейчас она пишет о том, что интересно ей, ребенку, а позже начнет о том, что интересно будет ей тогда - о любви, о жизни.

И с этого момента Вика перестала быть просто крошечным, обожаемым существом. Она стала личностью, и эту личность - поняла Джейн - тоже можно любить. Точно так же, как любила она Викины ручки и ножки. И эта личность, со всеми ее заботами, проблемами, грехами - так же прекрасна и удивительна. И достойна обожания.

А вот теперь - эта поездка в Петербург…

Джейн запретила себе даже думать о Петербурге. За семь лет не была там ни разу. Ездила в Москву отдохнуть, без труда выбив визу - она все-таки оставалась ликеидой… Ее ведь никто не исключал, как Алексея. Она ничего не сделала дурного. На то, что отказалась от Миссии, посмотрели сквозь пальцы. С женщинами такое случается. Ездила с Викки на Черное море, в местные уральские дома отдыха, в прошлом году - в Италию. Но только не в Петербург. И не домой… Она переписывалась с родными, перезванивалась. Но ее не приглашали, и она сама никогда не решилась бы. Да и денег было теперь не так много - на поездку в Штаты пришлось бы копить года два.

Петербург - столица, десять миллионов жителей… в России таких крупных городов больше и нет. Но все равно Джейн была отчего-то уверена: стоит ей показаться в столице - тут же обязательно навстречу попадется Алексей.

А его очень хотелось увидеть. Хотя бы так, мельком, издали… Но у него же семья, видимо. При одной мысли о том, какой это будет кошмар, сколько лишних эмоций, страданий, проблем, Джейн уже больше ничего не хотелось.

Нет уж… и так счастье, что дочка осталась от него. А что ей, ликеиде, еще нужно?

С возрастом начинаешь понимать, что это вовсе не величайшая ценность - какая-то там страсть и влечение к мужчине, это неплохо, конечно, но если удовлетворять эту страсть - то не любой ценой. Есть вещи важнее… Вот Вика. Пусть уж все останется как есть.

Но раз так сложилось… Раз такие обстоятельства… Вика слишком маленькая, она еще никуда без мамы не ездила. Правда, она летит с целой группой каких-то юных дарований, и с ними три учителя. Но все равно… Можно в какой-то степени рассматривать это как разрешение, данное судьбой.

Джейн не удовлетворилась своим гардеробом, собранным для поездки. Сняла деньги с накопительного счета, с Викой отправились в Торговый Центр. Себе купила костюм песочного цвета, темную блузку с большим отложным кружевным воротником. Все безумно дорогое, но померив, Джейн поняла, что ни за что не откажется от покупки. Костюм с блузкой не то, что хорошо сидел и гармонировал с внешностью - просто превращал Джейн в совершенно другую, потрясающую женщину. В Женщину. С загадочным взглядом ночных огромных глаз, с таинственным взмахом ресниц, с талией стрекозы и осанкой принцессы. Но не тропический ресторанный цветок - принцесса на деловом рандеву. Вику тоже хорошо приодела. Все-таки юное дарование, будет выступать по центральному телевидению. Маленькая вредина вертелась, крутилась, отвлекалась и совершенно равнодушно отнеслась к новому наряду. Она и вообще была безразлична к одежде - не девочка, а черт знает что. И все-таки Джейн выбрала ей синее платье из тонкой шерсти, со всякими рюшками и бантиками и с белоснежным нашитым воротничком. То же самое - не расфуфыренное платье-торт (такое, впрочем, у Вики уже было), а скромность, простота и изысканность. Чистота - белое на синем. И нескладная длинная фигурка Вики в этом платье казалась вполне приличной - хоть на конкурс "Юная красавица" выходи. Большие глаза на фоне платья светились синевой, как осколки весеннего неба. Вот еще бы только волосы как-нибудь уложить… Волосы дочери - это был кошмар Джейн. Они вились, как и у матери, но при этом были очень тонкими и абсолютно непослушными. Джейн просто заплетала их в косу сзади, но по бокам, как ни закалывай, к обеду начинали топорщиться целые облачка лохматок. С короткой стрижкой Джейн Вику не представляла.

Она заставила дочь несколько раз прочитать вслух те стихи, с которыми придется выступать на конкурсе и на концерте. Вика помнила все свои стихи хорошо, но читала ужасно, без всякого выражения. Джейн просто махнула на это рукой. Она самолично сходила в школу и договорилась о том, что едет… Учительница, как и ожидалось, обрадовалась: лишний взрослый человек не помешает.

Всю ночь Джейн снился Петербург… Наутро она отправилась к шефу - директору клиники - говорить об отпуске за свой счет. И едва открыла рот, по одному выражению директорских глаз вдруг поняла - именно здесь, где никаких препятствий не ожидалось, что-то заклинит…

- Джейн, голубушка… Ну что вы! Вы же у нас единственный специалист, а сейчас сами знаете, какое время. В июле подъедет человек из Магнитогорска, тогда и сможете отдохнуть.

- Но генетики есть в городе, - возразила Джейн, хотя сердце уже упало куда-то глубоко и стучало там гулко и обиженно, - есть в Семейной консультации… в городской больнице.

- Да кто же мне даст их, Джейн? Вы подумайте сами! Там же у них работы - вот! - директор провел по лбу, - Выше головы…

- Вадим… А если я умру завтра? Что вы тогда?

- Ну, это, пожалуй, будет для вас извинительным обстоятельством, - согласился директор, - Тогда мне придется действительно повеситься. Или самому начать делать анализы.

Джейн косо посмотрела на директора и молча вышла, прикрыв за собой дверь. Подошла к окну.

Вспомнился старый анекдот про чукчу: "еще раз стукнет - я вообще выйду!" Вот только так она и может… Ни поспорить, ни поругаться. В конце концов она действительно единственный аналитик здесь. Равных ей по квалификации в Челябинске вообще нет. А зарплата - на уровне обычного врача. Конечно, вроде бы ей не должны больше платить только потому, что она ликеида, ведь она выполняет простую, не-ликейскую работу. Но все равно давно могли бы прибавить. Многие хирурги и реаниматоры, скажем, получают больше. И с отпуском - то же самое. Все время ощущаешь себя рабыней. Крутят тобой, как хотят. Потому что не можешь, не умеешь бороться за себя. Не научили. За других - пожалуйста. Мир просветлять - ради Бога. А вот стукнуть кулаком по столу, крикнуть "доколе?"… вот с этим у нас никак.

И вот теперь так плохо… никакого Петербурга. Алексей… Алеша… да нет, она же не собиралась с ним встречаться. Просто - пройти по этим улицам, вспомнить. Походить там, где бродили вдвоем или втроем с Леной. И вот теперь - все… За окном -такая серость и сырость беспросветная.

Есть, правда, еще одна возможность - позвонить Элине. Элина сразу все поймет… войдет в положение… тут же поможет. Директор у Элины ходит как по струночке. Вот только Джейн не собирается звонить Элине. Без самой крайней необходимости - не собирается.

У Элины нет на нее времени. Ликеида ни словом, ни взглядом не осудила Джейн за тот ее давнишний поступок… поступок, решивший судьбу. Помогла ей устроиться, охотно откликнувшись на просьбу. Да и с тех пор не раз оказывала услуги - то поместить Вику в хорошую больницу, позвонить, чтобы лечили как следует, то найти педагога, то в школу вот устроить… То с жильем помочь. Присылала подарки на дни рожденья Вики и Джейн, на Рождество. Несколько раз пригласила к себе, познакомила со своей дочерью Валентиной. Но это и все. Никаких отношений между Элиной и Джейн не возникло. Никаких доверительных бесед, совместных времяпрепровождений… Элина могла бы если не дать Джейн более достойную работу - то привлекать ее в качестве ликеиды к своему собственному труду, помогать, ездить по области, поднимать маргиналов. Но ничего этого Элина ей не поручила, вообще о работе с ней больше не говорила. Считала, вероятно, недостойной. Хотя скорее всего у нее просто нет времени на дружбу, и она считает, что и у Джейн, в одиночку растящей ребенка, времени нет.

В прошлом году на Элину снова нападали националисты, и покушение почти удалось. Элина лежала в больнице c огнестрельным ранением. Джейн навещала ее частенько, и что-то сдвинулось, Элина стала чуть ближе, чуть откровеннее с ней… Ведь мировоззрение Джейн никак не изменилось. Она и рада была бы остаться ликеидой, просто - не брали. С ребенком она не могла быть в рядах Воинов Света. Но потом все вернулось на круги своя, Элина снова отошла.

Раз Элине некогда говорить с Джейн о литературе, о политике, о жизни - значит, и за помощью к ней обращаться нельзя. Только в самом-самом крайнем случае, если уже речь пойдет о жизни и здоровье Вики. А тут… да, со вздохом призналась себе Джейн, тут случай не крайний.

Все нормально. Вика едет с группой, там есть ребятишки и помладше ее. Джейн сможет полюбоваться на дочь по ВН. Осенью в Петербурге слякотно, мерзко, ледяной ветер и сырость. Все равно особенно не погуляешь, даже с Викой лучше еще раз съездить летом. Да я и съезжу, решила Джейн, и эта мысль слегка приободрила ее.

В самом деле, чего она стесняется? Разве она в чем-то виновата перед Алексеем, перед его женой - вообще перед кем бы то ни было? Взять в июле и поехать. И посмотреть тогда уже весь город с Викой, и погулять, и в Эрмитаж сходить, в Петергоф съездить, да мало ли еще куда… Столица - как же не свозить ребенка хоть раз?

Приведя себя таким образом если не в хорошее, то в приемлемое настроение, Джейн отправилась к себе в лабораторию.

В приемной уже ждали несколько маргиналок, переодетых в казенные пижамы, с бумагами в руках. Это и была основная работа Джейн - проводить генное картирование для всех свежепоступивших больных. Это все-таки клиника Центра Интеграции, детище Элины, здесь лежали только маргиналы из тех, кто переехал по программе социальной адаптации в Челябинск. Соответственно, никаких генных карт у них не было, они рождались диким образом, без всякой семейной консультации. Анализ приходилось делать заново.

Работа рутинная, но Джейн, в общем, нравилось. Психологи в Ликее зря свой хлеб не едят, Джейн действительно очень любила доставшуюся ей специальность - генетику. Конечно, раньше круг ее обязанностей был шире… она и наукой занималась немного. И главное - учила людей. Как правильно жить. Например, если ребенок не соответствует ожиданиям, или семейная обстановка не позволяет - надо плод удалить и ждать более подходящего момента. Вот только теперь, после своего дикого поступка, рождения дочери без отца, рождения, очень сильно осложнившего работу по Миссии - теперь Джейн уже ничему не может людей учить. Даже маргиналов.

Надька за компьютером, не обращая никакого внимания на очередь, подводила ресницы.

- Привет! - бросила она, - Ну че, договорилась на отпуск?

- Нет. Потом обсудим, - Джейн скрылась в лаборатории. Запустила аппаратуру, переоделась, настроила микроскоп. Стала готовить препарат соскоба ткани.

… Так. Женщина… хм, склонна к легочным заболеваниям, аллергии. Иммунитет ослаблен. Это практически у всех. Тут когда-то были ядерные реакторы, заводы, что ли, а потом хоронили отходы со всего мира. Так что иммунитета у нас нет вообще. И к раковым заболеваниям мы склонны. Ладно, в наше время это, слава Богу и Ликею, не проблема. Джейн ловко, быстро набрасывала на компьютере карту. Каждый препарат - как история человеческой жизни. Правда, этой женщине может быть и 70 лет, и 15. И даже два года может быть! Тут не определишь…

Зазвонил ВН. Джейн с неудовольствием подключилась.

- Генетическая лаборатория слушает… А, это ты, - Джейн увидела на экране Альку, одетую в белый рабочий комбинезон, - Привет. Ну чего?

- Как дела? - поинтересовалась Алька. В руках она держала очаровательного беленького щенка.

- Нормально… работаю, как видишь. А ты?

- Я тоже, как видишь.

- Что это у тебя за милашка?

- Это? - Алька подняла щенка, недоуменно мигающего черными глазками, - Вестхайленд-уайт-терьер. Щас я ему прививку поставлю.

- Ясно, - сказала Джейн нетерпеливо.

- Ну так что, встречаемся сегодня?

- Да, у меня тренировка в шесть заканчивается. У пальмы, хорошо?

- Забили стрелку, - сказала Джейн и отключилась.

Настроение повысилось еще на градус. Джейн, сама не отдавая себе в том отчета, любила Альку. Спорила с ней до хрипоты, вообще как-то не относилась всерьез - не ликеида же… Но любила. Иногда ей казалось, что до Альки настоящих подруг-то и вообще не было. Джейн с негодованием отметала такие мысли, но они нагло вползали в сознание снова.

По вторникам, четвергам и субботам Джейн позволяла себе… или заставляла себя - тут трудно сказать наверняка - посещать спорткомплекс "Лесной". По удостоверению ликеиды она бесплатно пользовалась бассейном и сауной на втором - привилегированном - этаже, кроме того, она продолжала упражняться в риско. Джейн не была таким уж большим энтузиастом единоборств, но эти тренировки позволяли ей хоть немного ощущать себя ликеидой… сильным, настоящим воином. Джейн занималась в небольшой группе с инструктором-японцем, переехавшим из Дальневосточной республики. Сам японец ликеидом не был, но риско обучался непосредственно у Верховного Наставника. Вместе с Джейн на тренировки ходили еще пятеро ликеидов, проживавших в Челябинске. Лукас - главврач областной больницы, его жена Альберта и сын Оливер. Соня, москвичка, была психологом, как и Альберта, ее друг Александр руководил челябинским Отделом Безопасности. Семья Элины занималась спортом у себя в усадьбе.

Вика с удовольствием отправилась в детский зал - за небольшую плату во время занятий можно было отправить ребенка в большой спортзал, где были устроены настоящие джунгли с лианами, препятствиями, батутами, неглубокий бассейн. Там с ребятишками не занимались, а только присматривали за ними. Попытки пристроить Вику в настоящую секцию кончались провалами. А из детского зала, где можно скакать, лазить, купаться в свое удовольствие, девочку было за уши не вытащить.

И прекрасно… Джейн понаблюдала сквозь стеклянную дверь, как Вика в пестром купальнике карабкается на шершавый искусственный ствол дерева, пытаясь при этом не выронить из рук захваченный мяч. Все в порядке… Как бы не опоздать на тренировку. Ликеида легко взбежала по лестнице, толкнула дверь раздевалки, уже опустевшей. Переоделась в светло-синее кампо.

Все ликеиды были уже в зале, рассевшись на циновках, медитировали перед началом занятий. Джейн неслышно проскользнула к своему месту, села, скрестив ноги, раскрыв кверху ладони.

Она ощущала раскаяние. С прошлой субботы дома ни разу не медитировала. Полностью забросила свое духовное развитие… Боже мой, думала ли она когда-то, что окажется такой слабой, так легко поддастся влиянию среды. За эти семь лет так много давала себе клятв: все, с этого понедельника… с завтрашнего дня - опять ежедневная медитация, хотя бы по часу, тренировка утром и вечером, ледяной душ и голодание. Ее хватало дня на два, максимум, на три… В конце концов она уже и перестала давать себе эти обещания.

Невозможно требовать от себя слишком многого. У нее ребенок, работа, никто ей не помогает, не поддерживает. Прислуги тоже нет, по дому все самой приходится. Она ходит три раза в неделю на занятия - и то уже хорошо.

Откуда-то зазвучала еле слышная музыка - сигнал к началу медитации. Джейн закрыла глаза, и почувствовала, как горячая волна побежала по телу. Хорошо… Она стала повторять мантру. Уходить, уходить… в дивный, прекрасный, светлый мир, где все иначе, где Любовь, Радость, Покой. Мантра билась в голове равномерно, как прибой. Свет за закрытыми веками разгорался все ярче. Все ближе. Все легче становилось на душе, все спокойнее. Душа расслаблялась.

Внезапно за широким, чистым потоком льющегося, ликующего света, возникло что-то темное… страшное. Бездна открылась, и Джейн, как ни старалась, не могла прогнать видение. Напрягшись, сжавшись, страшным усилием воли она прекратила повторение мантры… РОЖА была там, за светом, ухмыляющаяся дьявольская, черная рожа. Джейн едва не закричала, сцепив зубы. Открыла глаза. Ликеиды вокруг нее слегка покачивались в трансе, и в самом воздухе, казалось, повисло мутное, одурманивающее облако. Что со мной? - Джейн с трудом сдержала крик. Опять… Такое уже было у нее - и вот опять. А так хорошо сегодня вошла в медитацию. Если не тренировать постоянно, способность к медитации пропадает. В последнее время сосредоточение еще удавалось - это уже с детства, это не уйдет - но по-настоящему войти Джейн не могла. А сегодня вошла - и вот пожалуйста… Сердце Джейн колотилось, как от перенесенного ужаса. Она подняла руку, вытерла со лба холодный пот. И встретилась взглядом с сэнсеем. Он вошел незаметно и теперь искоса наблюдал за ними. Трудно было что-то прочесть на смугло-желтом, с маленькими косыми глазами, чужом лице. Джейн отвела взгляд. Закрыла глаза, делая вид, что снова вошла в медитацию. Она знала, что второй раз у нее ничего не получится. И потом, если честно, ей было просто страшно…

Плевать. Сэнсей ничего не говорит об этом. Он вообще не настоящий наставник - ему плевать на духовное состояние Джейн. Ну и пусть, не так уж важно, ну не получается медитация, об этом никто не знает, и хорошо.

Джейн давно научилась относиться легко к подобным вещам. Главное- скрыть от остальных… Теперь, сидя среди медитирующих ликеидов с закрытыми глазами, она вспоминала свои прежние попытки что-то сделать, как-то вернуть свое прежнее состояние.

Джейн робко вошла в кабинет психолога. Соня подняла глаза - на лице дежурное выражение доброты, сочувствия, участия, готовности выслушать… Джейн могла бы всерьез принять это выражение, если бы не знала, что это - долг психолога, если бы сама не принимала такого вида каждый раз, сидя в Социале. Ей отчего-то стало неприятно.

Милашечка, отметила она, глядя на Соню. Копна вьющихся каштановых волос, глаза большие, темные. Круглое, но не полное лицо, очаровательные ямочки, белозубая улыбка. Москвичка приподнялась ей навстречу.

- Здравствуйте… а я вас знаю. Вы - Джейн Уилсон, ликеида, верно?

Соня говорила по-русски так, как говорят москвичи - в уме переводя с московского. И выговор у нее был чисто московский - она грассировала, пришепетывала и вместо "о" где только можно употребляла "а".

- Да, - сказала Джейн сдавленным голосом. Разозлилась на себя. Как раз для ликеиды нет ничего особенного или стыдного в том, чтобы пойти к психологу. Наоборот, они привыкли пользоваться психологической помощью.

Вот только последние полтора, даже два года она совсем отошла от прежней жизни. Недавно только отдала Вику в садик, начала работать - Элина подыскала ей место, не-ликейское, но неплохое, по специальности. Наверное, ей все-таки стыдно по другой причине.

Соня указала ей на кресло.

- Садитесь, Джейн… Я слышала о вас от Элины. Она коротко так рассказала. Может быть, вам по-английски удобнее? - перешла она на язык Джейн. Пожалуй, по-английски Соня говорила даже чище, чем по-русски. Вероятно, в подготовке московских ликеидов не обращали внимания на чистоту русского языка - ведь это практически диалект московского.

- Мне все равно, можно по-русски.

- Я думала, что вы придете к нам, - проникновенно произнесла Соня, - У вас наверняка есть проблемы, верно?

На миг Джейн показалось - или просто очень захотелось поверить - что Соня действительно поможет ей. Что с этого дня начнется иная, прежняя, чистая и светлая жизнь ликеиды… и с Викки тогда, может быть, что-то прояснится, мелькнула мысль.

- Понимаете, - сбивчиво заговорила она, - Я родила ребенка. Во время Миссии. Одна, без мужа… мой мужчина - он был… в общем, несвободен, и сейчас он женат. Но я не смогла сделать аборт, вы понимаете? И самое ужасное - то, что по профессии я генетический консультант, то есть это была моя работа, делать так, чтобы нежеланные дети не рождались. А вот моя дочь, она родилась, хотя я не должна была, даже не имела права…

- Простите, Джейн, я вас перебью, - вступила психолог, - но так нельзя говорить! Что значит - вы не имели права родить ребенка? Что может быть выше и прекраснее желания стать матерью?

- Да, вы правы… - упавшим голосом сказала Джейн, - Но я почувствовала себя… ну кем-то вроде дезертира. Ведь мне пришлось отказаться от Миссии!

- Вы могли родить ребенка и продолжить миссию.

- Но я не могла бы дальше уговаривать людей сделать аборт, когда сама оказалась неспособной на это!

Соня задумалась.

- Видите ли, Джейн… может быть, мы с вами, поскольку русский язык это позволяет, перейдем на "ты"?

- Да, пожалуйста.

- Видишь ли, Джейн, все несколько сложнее. Все дело в изменении твоего сознания. Ты сочла себя слабой, неспособной сделать аборт. Здесь дело не в слабости, наоборот - ты ликеида, сильный человек, и ты можешь поступить так, как считаешь нужным. И остаться ликеидой. Но ты сама себя осудила… Ты могла бы и дальше убеждать людей - ведь это просто люди, они не-ликеиды, они не вытянули бы жизни с неудобно родившимся ребенком. А ты можешь вытянуть…

- Все это так, - ответила Джейн, - Но я… мне было противно и не хотелось убеждать людей делать аборты. Я перестала верить в необходимость абортов. Мне стало казаться, что люди имеют право заводить детей, когда им вздумается. Возможно, это на меня повлиял мой друг… То есть я не буду сейчас дискутировать по этому вопросу. Я знаю все аргументы. Но во мне возникло сомнение в правильности того, что я делаю. Может, будь я просто аналитиком, ученым, я бы осталась в Миссии. А так… Я просто не могла.

- Вот я об этом и говорю, Джейн. Изменилось твое сознание…

- Но что же делать… - произнесла Джейн упавшим голосом, - Я ничего со своим сознанием сделать не могу.

- Если хочешь, я помогу тебе, - сказала Соня, - Для нас нет ничего невозможного. Главное - твое желание…

О да, Джейн хотела, она очень бы желала вернуть то свое, прежнее состояние.

Почувствовать себя сильной, равной среди сильных, работать не ради куска хлеба, а ради блага человечества… сидеть среди ликеидов и говорить на их уровне об искусстве, о политике… просто идти по улице и сознавать себя - не такой как все. Да, это тоже важно. В этом нет ничего плохого. Сознавать, что ты служишь этим простым, обычным людям, вся твоя жизнь - служение.

Никаких препятствий к этому нет. В конце концов, поговорить серьезно с Элиной, сказать ей, что готова выполнить любую работу, что хочет работать. Никаких препятствий - кроме собственного сознания… Даже не сознания - чего-то более глубинного, непонятного, неясным образом изменившегося.

Джейн согласилась на полное обследование. Вначале Соня около получаса работала с ментоскопом. Потом Джейн разделась, легла на кушетку, Соня поворотом выключателя создала в комнате полумрак, прикрепила на тело Джейн датчики приборов, почти неощутимые. Сама села у изголовья. Начала с ассоциативного допроса, это было Джейн знакомо. Затем стала задавать вопросы, казалось, никак не связанные друг с другом, то о снах Джейн, то о работе, то о подругах… Джейн старалась быть предельно откровенной, все это делалось ради нее, ради того, чтобы ей помочь.

- Ты боишься встретиться со своей семьей? Испытываешь стыд? - спросила Соня.

- Нет, это не стыд… я бы это так не назвала. Мне просто не хочется возвращаться… проигравшей.

- Родители упрекали тебя в том, что случилось?

- Нет… Моя мама ведь тоже родила меня, прервав Миссию. Только она нормально вышла замуж.

- Это сценарий, Джейн, ты чувствуешь? Значит, упреков не было?

- Нет. Но мне самой не хочется… Хочется все забыть и ни с кем не встречаться из прошлой жизни.

- Ты чувствуешь несовместимость этой жизни и прошлой?

- Именно так.

Соня задала несколько малозначащих вопросов о работе Джейн, потом о ее сексуальных фантазиях. Часто ли бывают эротические сны… Джейн ответила - нет, не часто. И вдруг вспомнила Алексея - ему тоже приходилось отвечать на такие вопросы. Ничего страшного в этом нет, ведь психологу доверяешь, как себе… Разница только в том, что Алексей не доверял психологу и на вопросы отвечал не по собственной воле.

- Не часто, но у тебя эмоциональный всплеск, - заметила Соня, - эти сны сильно волнуют тебя? Долго ли ты их помнишь?

- Минут пятнадцать, - ответила Джейн, - Они меня не волнуют… Я из-за другого.

Соня, против ожидания, не стала расспрашивать ее прямо, но продолжила разговор на другую тему. Постепенно добрались и до Алексея, до влюбленности Джейн.

- Ты обманываешь себя. Ты все еще любишь его, - сказала Соня, глядя на приборы.

- Прошло не так уж много времени. Два года… У меня дочь от него. Она на него очень похожа…

- Тебе хочется рассказать о том, что с ним связано?

- Да, - вырвалось у Джейн. Она только теперь поняла, как ей хотелось поговорить об этом с ликеидой… она тогда еще ни с кем не говорила.

- Вы много были вместе?

- Нет…

- Я имею в виду…

- Один раз.

- Удивительно. И ребенок…

- Но это так. Больше у меня не было никого.

- Он любил тебя?

- Нет. Я думаю, нет. Может быть, как женщина, я его привлекала.

Джейн словно прорвало - она начала рассказывать всю эту странную историю с начала. Вернее, с конца - она рассказала вначале о жизни Алексея, вкратце, постоянно повторяя: "Но я не понимаю его. Я не понимаю, почему он поступил так". Потом уже о своей встрече с ним, о своей влюбленности, о тех обстоятельствах, которые окружали их единственную ночь вдвоем. Соня только внимательно слушала. Потом она спросила:

- У тебя есть ощущение, что ты повзрослела?

- Да… Даже не повзрослела - постарела.

- Джейн, ты согласна с тем, что тебя можно назвать сексуально холодной? Ты хорошо сублимируешь свои природные потребности…

- Это разве плохо?

- Я не ставлю оценок. Но именно в связи с этим возникла твоя влюбленность… Ты еще не поняла, что это - больной зуб, который необходимо удалить?

- Да, конечно! Он женат, у него там тоже ребенок, и я не хочу ему портить жизнь. Тем более, он меня не любит. Да и я не могу сказать, что схожу с ума без него - я живу спокойно и даже редко его вспоминаю. Но да, я еще влюблена в него… Думаю, это пройдет с годами?

- Это влюбленность не здорового сексуального характера. Она пронизывает все твое существо. От экзистенциальных структур, смысловых и целевых, до физических… Это так называемый феномен гуру.

- О чем ты говоришь! - перебила Джейн, - Ведь я не обратилась в его веру.

- А это совершенно не обязательно. Как раз то, что ты не понимаешь его до конца, способствует твоему "прилипанию". Это случается у последователей некоторых учителей и вождей…

И Соня начала развивать перед ошеломленной, беспомощной Джейн теорию ее влюбленности. Она упомянула садо-мазохистские комплексы, жажду подчинения, стремление к власти по Адлеру и некрофилию по Фромму, теорию тоталитарности Грачика, моделирование действительности под влиянием комплекса вины по последним статьям Бенцоли. Самое ужасное - она во всем была права… на это просто нечего было возразить. Действительно, все было именно так. Любовь была вовсе не любовью, а мощным и темным выплеском комплексов подсознания, корнями уходящих чуть ли не в двухсотлетней давности историю русских предков Джейн. Алексей был просто больным, несчастным человеком с изломанной психикой, и за этими его изломами следовала сейчас душа Джейн. И с каждым словом Сони Джейн освобождалась от этой так называемой любви, от зависимости, невольно возникшей… к ней возвращалась прежняя ее, сильная, молодая, горящая пламенем ликейского энтузиазма натура… Нет, это еще не возвращение - лишь воспоминание. А возвращение… оно уже невозможно, поняла Джейн запоздало.

Мне не стать такой, как раньше - как бы ни хотелось этого.

- Соня, - сказала она, - но ты считаешь, мне не следовало рожать ребенка?

- Так нельзя говорить. Это не имеет никакого значения. Ты могла родить его и остаться прежней…

Джейн закрыла глаза. Остаться прежней…

Да, Соня права, конечно.

- Скажи, Соня, а ты когда-нибудь в жизни совершала ошибки? Бывала неправой?

- Да, конечно, - ответила Соня с удивлением, - каждый человек совершает ошибки Но сейчас речь не обо мне.

- Нет, и о тебе тоже. Извини, что я так… скажи мне, что такое истина?

- Абсолютной истины нет, то есть она недоступна человеку, - ответила Соня без промедления, - любая истина относительна.

- И когда ты говоришь мне все это - ты говоришь со своей относительной позиции… с позиции относительной истины. Но ты тоже ошибалась в жизни. Чему ты можешь научить меня?

- Ну, видишь ли… - психолог, кажется, смутилась, - Просто тебе сейчас плохо, и я хочу тебе помочь.

- А тебе хорошо, Соня?

- Да, мне хорошо, - уверенно ответила ликеида.

- Тебе всегда хорошо? И никогда не бывает плохо?

- Да. Ведь я всегда с Богом, а с Богом не может быть плохо.

- Ты знаешь… Я стараюсь освободиться от зависимости. Но если даже совершенно объективно смотреть - и раньше, до Алексея, мне иногда бывало плохо. Очень плохо! Просто ужасно. И даже не объяснить, почему… Без всяких внешних причин. Ты сейчас ответила так, как у нас принято отвечать. МЫ все думали, что мы с Богом… Но может быть Алексей прав, и это вовсе не Бог? А это наша уверенность в себе, сила… А может, человеку иногда, хоть изредка нужно быть слабым? Слабость нужна для того, чтобы быть честным с самим собой. Может, это нормально, что человеку иногда бывает плохо? - Джейн умолкла.

Соня ответила не сразу.

- Нет, Джейн, это ненормально… От Бога ничего плохого идти не может. Бог - это только любовь, только радость. Если человеку плохо - это влияние дьявола. Дьявол действует на нас через какие-то комплексы, и я только помогаю тебе их вскрыть. Проблема не в Алексее… ты сама. Ты сама с детства находишься под влиянием неких комплексов.

- А ты, Соня? У тебя нет комплексов?

- Таких - нет. А те, что есть, я вскрываю сама…

Джейн вдруг почувствовала опустошенность. Психологиня потеряла контакт с ней. Только наивный, совсем не знающий жизни человек может прийти к психологу с детской верой в то, что психолог поможет… спасет от самого себя. От реальности. От Бога, если на то пошло. А кто такой психолог? Такой же человек, как и ты, скорее всего - еще более глупый и наивный, ибо считает себя вправе учить других.

Этот этап пройден, поняла Джейн. Она замолчала и вяло, неохотно отвечала на следующие вопросы Сони. Потом Соня погрузила ее в транс и провела с ее подсознанием сеанс рефрейминга. Из сеанса Джейн вышла с головной болью, усилившейся позже до мигрени, дома ее вырвало. Она вспомнила, что и Алексей жаловался на головную боль, на рвоту после этих обследований… Возможно, это происходит, когда человек перестает верить в психолога. Насильственное вторжение в подсознание, НЛП даром не проходит. Соня казалась расстроенной. Она отпустила Джейн, настоятельно порекомендовав пройти курс лечения… приходить каждый день. Джейн ответила неопределенно и лечение посещать не стала.