"Дьявольское кольцо" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

гранаты. Взрывы дико грохочут внутри тесного, замкнутого пространства. Чтобы
там, внутри, уже совершенно обалдели, не знали бы, что и подумать. И только
тогда - все вперед!
В кислой вони, в дыму, в полумраке схватывались раненые, обожженные; с
лестниц на хоры стреляли; кто-то вспрыгнул на алтарь, оттуда пытался достать
нападавшего штыком. А потом остальной отряд стал вбегать в двери, прыгать в
окна, и в церкви сразу стало тесно; несколько коммунистов, стрелявших на
лестнице, убежали на хоры. Нескольких заложников бандиты все-таки убили,
иных задели пули и осколки, в отряде тоже было много раненых. А все-таки
дело было сделано - и было всего 10 часов 11 минут утра.
Вчера, в 12 часов ночи, больше ста бандитов вышли из своих горных
берлог и двинулись захватывать плавсредства. В 10 часов 57 минут последние
шестеро, ободранные, залитые кровью, с безумными глазами вышедших из боя,
стоят возле паперти церкви, под наведенными дулами. Пятеро стоят, один
сидит, и непонятно, встанет или нет.
Василий Игнатьевич вышел к ним, еще запыхавшись, в разорванном на плече
мундире, держа на отлете левую руку - на хорах один коммунист чувствительно
цапнул за кисть.
Всмотрелся в пленных, сразу не определил. По-русски спросил:
- Ну, кто из вас Алексей?
Один из стоящих уж очень явственно вздрогнул и очень уже ханжески
потупился. Да и сосед покосился на него довольно недвусмысленно.
- Значит, ты и есть Алексей... Странно встречаемся, сородич... Что же
ты, парень, Россию-то перед всем миром позоришь? Не стыдно тебе?
И по лицу, по глазам парня видел, что ему действительно не стыдно.
Русский волонтер Алексей искренне не понимал, а чего ему стыдиться. Он
помогал здешним трудящимся, строил в Испании социализм...
- Не понимаешь? Ну, тогда пойдем, - почему-то Василию Игнатьевичу было
важно не просто победить, разгромить, убить... Важно было... прав, ох как
прав был отец Хосе - главное было быть правым.
Отец Хосе дышал, но уже слабо. И дело было не в разорванных гвоздями
руках - не такие были раны и не столько вышло крови, чтобы это было
смертельным. У отца Хосе было сломано несколько ребер, отбита печень... а
скорее всего, не только печень.
- Ну вот смотри, Алексей... Ты, кстати, откуда? Городской, сельский?
- Детдомовский я...
- Родителей, отца и мать, не помнишь?
- Ну чо вы пристаете? Ну, не помню...
Вот он стоит, смотрит исподлобья, и неважно, помнит он что-нибудь или
действительно не помнит ничего. Главное, что он не хочет помнить. Или не
хочет делиться. А главное, не хочет думать, не хочет понимать.
Но почему, почему Василию Игнатьевичу стало так важно, чтобы он хоть
что-нибудь, но понял?!
- Ладно, но ты просто посмотри. Ты ведь не знаешь, что этот человек уже
вынес. Ты же видишь - он старый, измученный. Вон, ноги изувечены. За что вы
его так, Алексей? Ты можешь мне просто объяснить, по-человечески?
Черта с два он объяснит по-человечески. Он сам толком ничего не знает -
ни о себе, ни о других. И не хочет знать, что характерно. Ах, этот
прозрачно-ясный, свободный от мысли, лишенный всякого страдания взгляд. Это
недоумевающее выражение лица, словно бедняга кряхтит, не в силах вынести