"Дьявольское кольцо" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

Вот что я знаю точно, что в октябре 1918 года,
когда началась самая круговерть, Павел Сариаплюнди
очень боялся погибнуть и, чтобы найденное не пропало,
рассказал своему другу о своих открытиях и о
возможных перемещениях кольца. Кроме того,
Сариаплюнди отдал ему лист пергамента. На этом листе
должен появиться текст, конечное условие. Тот, кто
найдет две половинки кольца, соединит их, увидит этот
текст на пергаменте и сможет выполнить конечное
условие. В чем состоит это условие, я не знаю.
Так вот, Сариаплюнди отдал пергамент и историю
про тайну, про кольцо, нашему общему другу. А уж тот
передал тайну моему отцу, Игнатию Николаевичу.
Наверняка известно, что тогда же, в восемнадцатом,
Эрик Слепинзон дал отцу пергамент и тайну, а тот
спрятал пергамент на даче, в ящике стола. Да-да, в
этом самом! Только не забудь, что дача побывала на
финской территории, что через нее дважды прокатился
фронт. Пергамент так и не найти. Может быть, его
забрали отец и брат, когда сбежали из СССР. Может
быть, тайник нашли мародеры и выбросили непонятный им
клочок то ли ткани, то ли кожи... Кто знает?
Сариаплюнди нашел и половинку кольца. Ей владел
некий Ульрих Вассерман, который скупал скот для
немецких колбасных фирм. Кольцо он купил случайно, за
гроши, а потом вроде стал кое-что замечать... Может,
и удалось бы купить эти полкольца, да началась
круговерть, и уехал этот Ульрих Вассерман в родной
город Ганновер. Наверное, можно найти не его - так
потомков, можно отыскать кольцо... Но это сделаю уже
не я.
Я долго искал - и в архивах, и через рассказы
знакомых, и получается, что есть следы и другой
половинки кольца. Вроде бы всплывало веке в XVIII
веке что-то похожее на мусульманском Востоке, причем
где-то у нас, в Средней Азии. И вроде бы следы ведут
в Хакасию.
Ну вот, я и рассказал все, что сам знал. В ящик
я положил все, что осталось от семейного архива. И
свою записную книжку - там полезные тебе адреса. Не
думаю, что будет разумно отказываться от этих связей.
Ближайшие годы мое имя будет действовать, а там,
милый мой, - посмотрим.
Прощай, мой мальчик, последняя моя надежда. Я бы
хотел верить, что мы встретимся, но я не верю. Если
бы на свете был Бог, он не мог бы допустить многого,
чему я свидетель. Например, он бы не мог допустить,
чтобы люди отрекались от брата, от отца или жены. Или
он бы не допустил этого, или испепелял бы тех, кто
отрекся. А еще у меня перед глазами стоят шахты и