"Истории о необычном" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

В личном деле расписался начальник, тогда можно было, а с тех пор
личного дела не меняли, так и лежит.
В ведомости... Гм... Да так как-то повелось - зарплату дядя Ваня
получает обычно не в срок, ему оставляют, а сами расписываются. Проблем
никогда не бывало, претензии не появлялись, все в порядке...
А с какого времени так повелось? Ох, не знаем, с очень давнего. Мы как
начали работать, уже так было... А кроме того, в пожелтевшем личном деле
дяди Вани стояли любопытные пометки: "личн. утв.". То есть запись вносилась
не на основании документов; запись вносилась по "личным утверждениям", на
основании устных заявлений.
Иван Иваныч Иванов - по "личн. утв.". Родился в 1895 году, в деревне
Большой Угор - по "личн. утв.". Не был. Не состоял. Не привлекался.
Родители - беспартийные, маломощные, безлошадные, сочувствующие. Все -
только по "личн. утв.".
В личном деле еще была справка: вырванный откуда-то листок бумаги,
разлинованный вручную кем-то неровными, как змеи, чертами. И по этим
продольным чертам косым, старомодным почерком, с дикими ошибками, справка:
что в деревне Большой Угор церковь сгорела, сожженная империалистическими
хищниками, что поэтому сообщенные Ивановым сведения проверить нет никакой
возможности, но и необходимости тоже, потому что пролетарское происхождение
Иванова и так видно сразу, и брать на работу его можно.
Еще же одна пикантность состояла в том, что церковь в Большом Угоре
стояла себе и стояла до сих пор. А церковные книги Угорского прихода были
сожжены вовсе не "империалистическими хищниками" в 1919, а коммунистами в
1934, когда по всей России-матушке закрывались церкви и сжигались, "по
просьбе трудящихся", церковные книги. А значит, в 1920 году не было ни
малейшей проблемы в том, чтобы проверить любые "личн. утв.", сделанные по
поводу человека, родившегося в Большом Угоре. И уж, конечно, даже церковных
книг совершенно не было нужно, чтобы выяснить - живет ли в Большом Угоре
такая семья Ивановых и какого она такого происхождения...
А если называть вещи своими именами, получалось: в 1920 году на
стационар прибился и устроился работать абсолютно неизвестно кто. Иванов - а
может, и не Иванов. Из Угора - а может быть, не из Угора. Родился в 1895 - а
может быть, и не в 1895.
Человек... Или не человек? Женится - но дети не рождаются. И - ни одной
фотографии. Что же это обитает на стационаре, называется сторожем?!
Опять плавали в воздухе, колыхались пласты сизого дыма. Друзья думали,
думали и думали, вспоминали все, связанное с дядей Ваней. Дядю Ваню никто
никогда не кусал: ни собаки, ни кошки, ни комары.
Вообще. Всех людей, которые долго работают в лесу, комары кусают меньше
новичков, это факт. Но так, чтобы комары совсем переставали кусать
кого-то, - так не бывает. Дядя Ваня оставался исключением, и в свете всего
остального уж очень необычным исключением.
Уважительно посмеиваясь, парням рассказали, как дядя Ваня показал
как-то на светлое пятнышко на склоне: марал! В бинокль еле удалось
разглядеть, что зверь - крупный самец, и что идет, как будто, на дно
распадка.
- Двенадцать отростков, - сказал тогда дядя Ваня, и через несколько
часов, когда добыли марала, убедились - отростков на рогах было двенадцать.
Дядя Ваня курил, как паровоз, но нюх у него был фантастический. Даже