"Не будите спящую тайгу" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

текстом. На русском явственно значилось - "профессор университета Фукуда,
антрополог и криптозоолог".
Всю жизнь Ефим Анатольевич Морошкин был геологом, занимался поисками
рудных и рассыпных ископаемых и работал в Карском институте геологии и
астрономии всего (КИГАВ). И теперь он был не в состоянии понять, за каким
чертом он может быть нужен антропологу и криптозоологу. Но если надо, можно
и встретиться, особенно Морошкин не был занят.
Когда-то на институт возлагались некие надежды. Как на новый - еще
один - очаг науки в Карском крае; как на место, создание которого следует
поставить в заслугу начальству. А главное - как на место, работники коего
найдут все, что им поручат партия и правительство. Скажем, созывает геологов
главсек всего Карского края товарищ Дрянных и сообщает, что согласно
решениям партии и правительства геологам надлежит немедленно найти
столько-то месторождений урана, столько-то золота и столько-то молибдена и
никеля. А те, само собой, идут и сразу же находят все, что нужно.
Действительность оказалась печальнее и строже, потому что необходимые
начальству полезные ископаемые самым контрреволюционным образом не желали
нигде находиться.
Кураторы из КГБ советовали сажать и стрелять за саботаж и геологов, и
месторождения молибдена, но времена были уже не те, начальство одолевали
сомнения - поможет ли? Пытались воздействовать премиями, выговорами, обычным
набором проработок. Карские недра так и не откликнулись на призыв партии и
правительства, и от краткого мига величия у института осталось в основном
здание - трехэтажный корпус в самом центре города, еще сталинской постройки,
в стиле псевдоклассицизма. Огромные комнаты, высокие потолки, гулкие
коридоры, лепнина...
Сам же институт влачил убогое существование даже в доперестроечные
времена, а уж теперь-то и институтом называть его было как-то неловко.
Средний возраст сотрудников перевалил за пятьдесят, и даже те, кто остался,
занимались темами "для себя", что логично - должны же люди хоть чем-то
заниматься за триста рублей в месяц? Но с другой стороны, что можно
требовать от человека за триста рублей в месяц?
Японец, по правде говоря, сам по себе настораживал. Был он все-таки
какой-то странный, а может, просто очень непривычный - очень маленький,
очень желтый, очень монголоидный, а главное - очень улыбчивый и
навязчиво-приторно-вежливый.
Начал он вообще с того, что суетливо наливал Морошкину какой-то
подозрительный коньяк. В иностранцев, нарочно травящих русского человека,
старый Ефим Морошкин почти что верил, но и сам по себе коньяк, даже без
отравы, заставил его скривиться.
- А давайте лучше водочки!
Ефим Анатольевич извлек бутылку и пару кружек, ловко нарезал хлеб. Сам
японец пил микроскопическими дозами, рассказывал, насколько водка лучше
всякого там сакэ, и про то, как хорошо знают и уважают Морошкина в Японии.
Было понятно, что Морошкин японцу сильно нужен и что он хочет от него
что-то узнать, но что - никак не говорил. Расспрашивал о тайге, об
экспедициях, где бывал Ефим Морошкин, обещал хорошо заплатить. А на прямые
вопросы - за что он собирается платить, сын Ямато просто улыбался (в таких
случаях - особенно ненатурально), пропускал вопрос мимо ушей и сразу же
задавал другой вопрос, свой собственный.