"Андрей Белый" - читать интересную книгу автора (Демин Валерий)

арбатскому поэту - Булату Окуджаве, также проживавшему неподалеку.
Но Андрею Белому суждено было первым воспеть Арбат. Во втором томе
своих мемуаров, названном "Начало века", он посвятил ему целую главу. По
существу, это ностальгически-лирический гимн одной из самых знаменитых
московских улиц, гимн - чуть ли не каждому ее дому и церквушке (большинство
из которых не сохранилось до наших дней), гимн ее насельникам и гостям,
извозчикам и околоточным, гимн ее "настроению" - меняющемуся в разные часы
дня и времена года. "Помнится прежний Арбат: Арбат прошлого; он от
Смоленской аптеки вставал полосой двухэтажных домов, то высоких, то низких;
у Денежного - дом Рахманова, белый, балконный, украшенный лепкой карнизов,
приподнятый круглым подобием башенки, три этажа. В нем родился; в нем
двадцать шесть лет проживал.
Дома - охровый, карий, оранжево-розовый, палевый, даже кисельный, -
цветистая линия вдаль убегающих зданий, в один, два и три этажа; эта лента
домов на закате блистала оконными стеклами; конку тащила лошадка; и фура,
"Шиперко" (название арбатской конторы по фамилии ее владельца. - В. Д.),
квадратная, пестрая, перевозила арбатцев на дачи; тащились вонючие,
канализационные бочки от церкви "Микола-на-камне" до церкви "Смоленския
Божия матери" - к Дорогомилову, где непросошное море стояло. "...· Осенями
здесь капало; зимами рос несвозимый сугроб; и обходы Арешева, пристава, не
уменьшали его.
Посредине, у церкви Миколы (на белых распузых столбах), загибался
Арбат. "...· Сам Арбат - что, коли не Миколина улица? Назван же он
по-татарски, скрипели арбы по нем; Грозный построил дворец на Арбате; и
Наполеон проезжался Арбатом; Безухий, Пьер (см. "Война и мир"), перед
розовою колокольнею Миколы-Плотника, что не на камне, бродил, собираясь с
Наполеоном покончить; Микола - патрон, потому что он видел Арбат... "...·"
Арбат неспроста находился под небесным покровительством своего
патрона - Николая Мирликийского, русского Миколы. Именно здесь пришло к
Борису Бугаеву первое поэтическое вдохновение, здесь же он обрел и свой
псевдоним - Андрей Белый. И именно здесь начали посещать его видения - не
только житейские или литературные, но и воистину космические. Ноосферу[2] он
чувствовал интуитивно или, еще говорят, нутром; она стучалась в каждую
нервную клетку, рождая вихри мыслей и бури эмоций. Она определяла его
поступки, направляла и защищала.
Хорошо знавший Белого философ Федор Степун так и написал о нем в своих
мемуарах "Бывшее и несбывшееся": ""...· Его пророческое сознание жило
космическими взрывами и вихрями". И еще: ""...· Белый занимал в
иерархически-монадологическом строе Вселенной, бесспорно, очень высокое
место (одно из самых первых среди современников), ибо - в этом вряд ли
возможны сомнения - он отражал тот мир "рубежа двух столетий", в котором жил
и из глубины которого творил, с максимальной четкостью и ясностью".
Да и сам Белый о начале своего творческого пути позже напишет в
мемуарах: "Я задумывал космическую эпопею". Одним из первых среди русских
писателей и мыслителей он стал писать слово "Космос" с прописной буквы.
Космическая тема лейтмотивом вселенской симфонии прошла через его жизнь и
творчество. Во всем улавливал он нескончаемую и расщепленную на множество
ипостасей вселенскую борьбу между Хаосом и Космосом, пытающимся обуздать и
упорядочить этот Хаос. (Даже в интимном блоковском цикле "Стихи о Прекрасной
Даме" Белый усматривал войну между "апокалипсическим Зверем" и "Женой,