"Спаянные на жизнь и смерть" - читать интересную книгу автора (Цзинь Юань, Цзюэ Кун)

Глава пятая Сражение длилось до рассвета

Солнце скрылось за горой, окрасив небо багрянцем. Чжан Ин-ху и Ли Сяо-тан несли на палке большую корзину с кукурузными початками. Оба бежали вприпрыжку.

— Поторапливайтесь, поторапливайтесь! — подгонял товарищей Чжан Ин-ху. — Надо поскорее со всем управиться.

— Эй, поторапливайся! — послышалось со всех сторон, словно возглас Чжан Ин-ху был подхвачен эхом.

Китайские добровольцы помогали корейским крестьянам собирать кукурузу. Одни таскали кукурузные початки в мешках, взваленных на спину, другие в корзинах. Кое-кто, подражая кореянкам, нёс широкие плоскодонные корзины на голове.

Чжан Ин-ху и Ли Сяо-тан вновь наполнили свою корзину и собрались уже было поднять её на плечи, но к ним подбежали две кореянки и попытались отнять корзину. Мужчины не уступали. Тогда пожилая кореянка показала на лицо Чжан Ин-ху: смотри-ка, мол, всё в поту! Отдохнуть надо! По лицу Чжан Ин-ху расплылась широкая улыбка.

— Ничего, тётушка! Корейцы и китайцы, — он соединил свои ладони в крепком пожатии, — как одна семья. Ваши заботы — это и наши заботы.

А Ли Сяо-тан, улыбаясь, засучил рукава и показал свои мускулистые руки: глядите, мол, сил у меня хоть отбавляй!

Подняв корзину, они побежали с поля.

Подул лёгкий северный ветерок, и с шелестом закачались высокие кукурузные стебли…

Едва добровольцы присели отдохнуть после работы, как их шумной толпой окружили крестьяне. Старики и старухи, юноши и девушки — все наперебой приглашали бойцов к себе отужинать.

— Нет, нет, мы никому не хотим быть в тягость, — отказывались бойцы. — У нас и своей еды довольно.

— Ну, как же это так! — возражали крестьяне. — Вы столько для нас сделали и не даёте угостить вас!

Бойцы и крестьяне объяснялись каждый на своём языке, но тем не менее отлично понимали друг друга.

Крестьянам так и не удалось настоять на своём. Добровольцы расположились у подножья горы и, присев на корточки, поужинали варёным гаоляном и привезённой с собой из Китая солёной рыбой.

Стемнело. Добровольческая часть направилась к месту назначения, указанному командованием Корейской народной армии. Отряд Чжан Ин-ху шёл впереди. На развилках дорог отряд встречали корейские проводники и показывали, куда нужно сворачивать. Перевалив через холмы, бойцы увидели перед собой высокую гору. Каменистая вершина терялась в облаках. На склонах, словно звёзды в тёмном небе, мерцало множество огней: это местные жители — старики, женщины, дети — при свете факелов ремонтировали дорогу. Узнав, что прибыл отряд китайских добровольцев, они побросали работу и поспешили навстречу бойцам.

Китайцы были одеты в форму Корейской народной армии: жёлто-зелёные ватники и военные фуражки, на которых красовались венки из ивовых прутьев с вплетёнными в них дубовыми листьями. Подтянутые, при полной боевой выкладке, они с улыбкой оглядывали столпившихся вокруг них людей. Особенное внимание толпы привлекал Чжан Ин-ху — на рукавах ватника и брюках алели у него командирские канты.

Корейцы заговорили, перебивая друг друга, но понять их было трудно. Чжан Ин-ху мимикой и жестами изобразил высокого человека с длинным носом — американца и, взяв винтовку, сделал вид, будто он колет кого-то. Корейцы засмеялись. Седобородый старик, улыбаясь, похлопал Чжан Ин-ху по плечу. Потом он достал из кармана матерчатый мешочек и извлек из него старинный деревянный компас. Положив компас на ладонь, старик показал его Чжан Ин-ху. Стрелка компаса завертелась, словно живая, и, обернувшись красным концом на юг, застыла на месте. Осторожно опустив компас обратно в мешочек, старик протянул его Чжан Ин-ху, знаками объясняя, что он дарит ему эту вещь. Чжан Ин-ху стал отказываться, и старику так и не удалось уговорить его принять подарок.

Едва только Чжан Ин-ху повернулся, собираясь отойти от старика, как к нему подбежал корейский мальчик и сказал по-китайски:

— Командир взвода Чжан! Вы меня не узнаете?

У Чжан Ин-ху лоб собрался в морщины; он тщетно старался припомнить, где видел этого мальчика.

— А я вас сразу узнал! — с довольным смехом воскликнул мальчуган. — Я Ким Ен Фу, брат Ким Ен Гира!

— Ах, вот ты кто! — Обрадованный Чжан Ин-ху взял мальчика за руку и погладил его по голове. — Да тебя трудно узнать: вон ты как вырос!.. А где сейчас твой брат?

— Лупит американцев.

— А Сяо Ким?

— Она тоже на фронте — медсестрой.

— А жена твоего брата?

— Она здесь! — мальчик показал рукой на группу корейских женщин, окруживших Сяо Цзян, которая что-то говорила им, взмахивая руками. — Вон она, с ребёнком на спине! Она понимает по-китайски и может переводить.

До них долетел громкий смех женщин.

— Дяденька Чжан! А вы тоже пришли бить американских дьяволов?

— Ну, а зачем же ещё? — улыбнулся Чжан Ин-ху.

Мальчик весело запрыгал на месте.

— Ха! Вы у себя на родине смело сражались с врагом. А теперь пришли помогать нам. С вами-то мы наверняка прогоним американцев!

Размахивая над головой своей лопаткой и приплясывая на ходу, мальчуган побежал сообщить радостную весть своим юным приятелям.

Задерживаться было нельзя. Чжан Ин-ху собрал свой отряд, и добровольцы тронулись в путь. Когда они дошли почти до вершины горы, Чжан Ин-ху почувствовал, что в кармане его брюк лежит что-то твёрдое. Он сунул туда руку и нащупал деревянный компас. Старик всё-таки ухитрился всучить ему свой подарок.

Горы остались позади. Вдали полыхало зарево пожара. В ночной тьме оно казалось особенно ярким. Широкие языки пламени качались над землёй; в небе дрожали багровые отблески.

Волна гнева поднялась в сердцах бойцов. Они невольно ускорили шаг.

Отряд спустился со склона и вступил на мост. Вдруг Ли Сяо-тан споткнулся обо что-то и упал. Чжан Ин-ху зажёг ручной фонарик. При свете его он увидел труп ребёнка. Худенькая ручонка его крепко вцепилась в руку матери — тоже мёртвой… Неподалёку от них лежала старая женщина. Губы у неё чуть шевелились. Чжан Ин-ху подозвал переводчика и Сяо Цзян.

— Они все умерли. Мне тоже незачем жить… — перевели ему слова старухи.

Сяо Цзян присела перед ней на корточки, положила её голову к себе на колени и расстегнула ей платье. Женщина была ранена пулей из авиационного пулемёта. На её высохшей груди запеклась чёрная кровь. Сяо Цзян принялась промывать рану.

Женщина тяжело дышала, голос у неё был прерывистый.

— Не надо… Я… я всё равно не выживу… Мои сыновья… двое… они там… в наших войсках… Хорошо!

Переводчик объяснил ей, что китайские добровольцы пришли сражаться бок о бок с корейцами. Измождённое лицо старухи озарила слабая улыбка.

— Китайцы… пришли, — сказала она, с трудом шевеля губами. — Теперь обязательно… победим… Вечная благодарность…

На ресницах старухи блеснули слёзы. Вдруг голова её бессильно откинулась. Старая женщина больше не дышала.

Сдерживая охватившую их скорбь, бойцы похоронили всех троих и двинулись дальше. Кто-то затянул печальную песню.

Взошла луна. Она то пряталась в облаках, то снова выглядывала, и казалось, будто она катится по небу. Наконец, она вырвалась на безоблачный простор и остановилась.

Отряд шёл по шоссе, которое тянулось у подножья гор. Песня звучала всё громче, всё торжественней. Луна заливала белым светом тёмный, густой лес. Под её лучами вспыхивал серебром ручей, вытекавший из горной расщелины.

Услышав китайскую песню, из леса высыпали солдаты Корейской народной армии. Они смешались с китайскими добровольцами, горячо жали им руки, пробовали объясняться с ними… Чжан Ин-ху окружило несколько корейских солдат. Он хотел было кликнуть переводчика, но вдруг услышал хорошо знакомый голос:

— Командир роты Чжан! Старина!

К нему со всех ног бежал Ким Ен Гир. Старые фронтовые друзья крепко обнялись.

— Ах, старина, старина! — только и мог вымолвить Ким Ен Гир. Он хлопал друга по плечу и плакал от радости. Чжан Ин-ху чувствовал, что и у него подступают к глазам слёзы. Когда друзья немного успокоились, Чжан Ин-ху сказал:

— Вы здорово дрались с американскими захватчиками, хотя и туго вам приходилось.

Ким Ен Гир перевёл его слова товарищам, и они ответили:

— Защищать свободу и независимость родины — наш священный долг… Трудно выразить, как благодарны мы китайским товарищам, пришедшим нам на помощь.

Чжан Ин-ху рассмеялся. — Ну, вы нам раньше тоже немало помогли! А сейчас… Американские империалисты развязали войну в Корее… И в то же время захватили наш остров Тайвань. Американские самолёты бомбят Северо-Восточный Китай. Бои приближаются к Ялуцзяну. А ведь всем ясно, что враг на этом не остановится и попытается сунуть своё рыло и к нам, в Китай! У наших крестьян есть пословица: если у соседей пожар, может загореться и твой дом. И кто ж в такую минуту станет сложа руки стоять в стороне? Для нас помочь Корее — значит спасти себя. Будем же вместе — плечом к плечу — бить распоясавшихся захватчиков! Бить, пока не завоюем полную победу. Только так мы сможем обеспечить для себя счастливый мир.

Когда Ким Ен Гир перевёл, корейцы дружно захлопали в ладоши и закричали:

— Мансэ! Мансэ! [4]

Чжан Ин-ху свистком собрал своих бойцов.

— Товарищи, привал! Напейтесь воды, отдохните и двинемся дальше.

Ким Ен Гир взял Чжан Ин-ху за руку.

— Старина Чжан! Я только что набрал в свою флягу воды из родника. Пойдём со мной, напьёмся, потолкуем. Ведь сколько не виделись!

К ним подошли Сяо Цзян, Ли Сяо-тан — всё старые знакомые Ким Ен Гира… Радость друзей не поддавалась описанию. Сяо Цзян ухватилась обеими руками за левую руку Ким Ен Гира:

— Нашла-таки я вас! Нашла!

Ли Сяо-тан с силой хлопнул Ким Ен Гира ладонью о ладонь и засмеялся:

— Вот чёрт! Встретились все-таки!..

— А мы всегда и везде вместе! — тоже рассмеявшись, сказал Ким Ен Гир. — Ну, идёмте со мной пить воду.

Все вместе они пошли по склону горы, поросшему густолистыми липами. При свете луны красноватые листья казались прозрачными. Лозы дикого винограда, причудливо переплетаясь, образовывали естественные беседки. Свет луны, пробившись сквозь листву, белыми бликами ложился на траву. Казалось, будто пейзаж этот нарисован кистью талантливого художника.

В одной из сооружённых природой беседок лежали солдатские ранцы и фляги.

— Пейте! Это родниковая вода — чистая, вкусная, — предложил Ким Ен Гир. Усевшись прямо на траве, друзья отведали холодной, чуть сладковатой ключевой воды.

— А где Сяо Ким? — спросила Сяо Цзян. — Она разве не с вами?..

Ким печально вздохнул:

— От Ок Пун давно уже нет вестей.

Сердце Чжан Ин-ху сжалось.

— Как?.. Ведь она двигалась вместе с воинской частью? Где же сейчас её часть?

— Часть? Рассеяна… А Ок Пун если не погибла, — значит, осталась в тылу у врага.

Воцарилось молчание. Словно какая-то тяжесть легла всем на сердце.

С лип падали листья; шевелились на земле лунные блики. Чжан Ин-ху внимательней всмотрелся в лицо друга. Ким немного похудел, брови у него были нахмурены, губы плотно сжаты. Серьёзное, волевое лицо!..

— А вы молодцы, Ким! — желая переменить тему разговора, сказал Чжан Ин-ху и положил руку на плечо друга. — Американский империализм — враг всего человечества. А сколько вы уже уничтожили этих дьяволов!.. Это большая заслуга перед человечеством. И высокий героизм!..

Ким Ен Гир поднял голову.

— Ох, как они лютуют! Дикие звери, и те не так жестоки… Надо дать этим зарвавшимся извергам хороший урок!

— Верно! — сказал Чжан. — Если врага не уничтожить, он ни перед чем не остановится! И бесчинствам его не будет конца! Мы сражаемся с американцами не только во имя независимости Китая и Кореи. Мы защищаем мир во всём мире.

Ли Сяо-тан, улыбаясь, заметил:

— Американский империализм — это бумажный тигр. И мы проткнём насквозь этого тигра. Чтобы он больше не пугал людей!

Разговор становился всё оживлённей. У всех было радостное, приподнятое настроение.

Ким Ен Гир рассказывал об особенностях тактики противника, привёл несколько случаев из своей боевой жизни. Его слушали внимательно.

— Ну, а теперь признавайтесь, друзья, какие у вас затруднения? — спросил Ким, закончив свой рассказ. — В чём нужда?

Заметив, что Ли Сяо-тан собирается что-то сказать, Чжан Ин-ху поспешно ответил:

— Мы ни в чём не испытываем недостатка!

— А как у вас с продовольствием?

— Обозы, понимаете, не поспевают за нами, — не выдержал Ли Сяо-тан. — А запасы наши… — Он взглянул на Чжан Ин-ху и осёкся.

— Э, что ж вы меня обманываете, старина Чжан! — укоризненно сказал Ким.

— Да ведь у вас, наверно, неважно с продуктами.

— У нас пока есть. И мы можем уступить вам половину.

— Не надо. Придем на место ночёвки и там купим.

Ким Ен Гир спросил, где они думают ночевать, и выяснилось, что оба отряда — китайский и корейский — направляются в один и тот же пункт. Решено было, что как только они туда придут, Ким обратится в народный комитет за продовольствием. А если и там ничего не окажется, то корейские солдаты всё-таки поделятся с китайскими добровольцами тем, что у них есть.

Тем временем к китайцам подошли их основные силы. Чжан Ин-ху взглянул на часы. Пора было выступать. Стали готовиться в путь и корейские солдаты.

Спустившись со склона, Чжан Ин-ху и Ким Ен Гир выстроили свои отряды. Китайские добровольцы и корейские солдаты, радостно улыбаясь, стали друг против Друга.

— Вы как, впереди пойдёте? — спросил Чжан Ин-ху.

— Нет, идите сначала вы, а мы последуем за вами.

Кончилось тем, что обе колонны пошли рядом. Бойцы шагали по шоссе, обсаженному белыми берёзами. Шагали молча. Вскоре показалась деревня, где они должны были ночевать. Это над ней полыхало зарево, которое, спускаясь с горы, видели добровольцы. В деревне не уцелело ни одного дома. Тлели, чадили несгоревшие брёвна.

Бойцы разбрелись по склону ближайшей горы и начали рыть противовоздушные укрытия.

Ким Ен Гир ушёл и вернулся с краснолицым стариком — членом народного комитета. Старик долго благодарно тряс Чжан Ин-ху руку. Говорил он так быстро, что Ким Ен Гир не успевал переводить.

— Хватит вам восьми мешков риса? — спросил старик.

— О, даже с избытком! — ответил Чжан Ин-ху. — Но откуда вы столько возьмёте? Ведь деревня сожжена дотла!

Старик не спешил с ответом. Он стоял, довольно поглаживая бороду, и смотрел на дорогу. На дороге, при тусклом свете луны, можно было различить телегу, доверху нагруженную дровами и мешками с рисом.

— Мы уже давно запасли добра на всякий случай, — сказал старик. — Фураж, скот, продовольствие — всё у нас так припрятано, что сам чёрт не сыщет. Американцы хотят всё у нас пожечь, а самих нас поубивать… Да ведь и мы знаем, что нужно делать!.. С нами Ким Ир Сен и председатель Мао, и у нас хватит сил, — старик потряс в воздухе кулаком, — чтобы скинуть американских бандитов в океан!

Телега, запряжённая коровой, медленно приближалась. Чжан Ин-ху настрочил расписку и вручил её старику. Старик хотел прислать женщин, чтобы они помогли бойцам приготовить ужин, но Чжан Ин-ху наотрез отказался. Старик ушёл, одобрительно бормоча что-то себе под нос.

Когда рис был сварен, бойцы обоих отрядов вместе уселись ужинать. Они весело смеялись и пробовали объясняться друг с другом при помощи жестов. Только они поели, как уже наступил рассвет. Бойцы разошлись по бомбоубежищам и тут же уснули.

Целый день над склоном горы, на бреющем полёте, кружились вражеские самолёты. Лётчики высовывали из открытых кабин свои длинные носы, пристальным взглядом обшаривали землю, но так и не смогли обнаружить, что здесь спокойно отдыхают народные герои. Самолёты сбросили куда придётся несколько бомб, постреляли для острастки из пулемётов и убрались восвояси. Враг только даром потерял время, а бойцам удалось хорошенько выспаться…

Чжан и Ким получили из штаба задания. Оба отряда вливались в одну дивизию, и им предстояло вместе участвовать в боевой операции. Отряд Ким Ен Гира должен был обойти врага с тыла, а добровольцам Чжан Ин-ху было поручено нанести фланговый удар. День был пасмурный, стемнело рано. Построив свой отряд в одну шеренгу, Чжан Ин-ху обратился к бойцам с речью. Голос его звонко раздавался в вечерней тиши:

— Дорогие товарищи! Сегодня мы получаем первое боевое крещение. Настал час отмщения за корейский народ, за нашу дорогую родину. На нас смотрят все миролюбивые люди земли. Мы должны в этом бою показать образцы героизма и смелости и добиться победы! Во имя нашей родины, во имя председателя Мао мы победим, товарищи! И весть о наших победах разнесётся по всему Китаю, по всему миру!

Бойцы спустились с горы. Сердца их были преисполнены твёрдой решимости: умереть, но победить.

По всем дорогам двигались уже главные силы ударного отряда.

Тёмная ночь опустилась на землю. Повеяло холодом. Чжан Ин-ху с проводником шёл во главе отряда. Бойцы миновали долину и снова начали взбираться на гору. Полил дождь. Завыл ветер. Подъём становился всё круче, а дороги не было. Бойцы поднимались вверх, держась друг за друга. Порой приходилось цепляться за кусты и камни. Камни были мокрые, скользкие. Того и гляди, сорвёшься в пропасть. Бойцы выбивались из сил, винтовки их насквозь пропитались влагой; но люди лезли всё выше и выше.

Сяо Цзян тщетно пыталась вскарабкаться на отвесную скалу. Один из бойцов, Сяо Ху, сверху помогал ей. Вдруг она поскользнулась, выпустила руку Сяо Ху и с отчаянным криком полетела вниз.

— Кто это упал? — послышался взволнованный голос.

— Сяо Цзян! — чуть не плача, ответил Сяо Ху. — И это я, я виноват! Никогда я себе этого не прощу!

— Да я жива, жива! — крикнула откуда-то снизу Сяо Цзян. Она повисла, зацепившись ватником за сучья дерева. Вскоре бойцы вытащили её наверх. Девушка была цела и невредима.

Пока возились с Сяо Цзян, отряд ушёл вперёд. Кругом тьма кромешная. Сяо Ху хлопнул в ладоши, и из темноты донёсся ответный сигнал. Отставшие бойцы пустились догонять отряд. «Не отставай. Отстанешь — догоняй, — передавалось от бойца к бойцу. — Успешно совершишь переход — добьёшься победы в бою». Слова эти докатились до повара Вана, замыкавшего колонну добровольцев, от него перекинулись ко второму отряду и затерялись среди корейских крестьян, вызвавшихся нести снаряжение и припасы.

На вершине горы ветер подул сильнее. По лицам хлестал дождь вперемешку с градом. В темноте колонна потеряла направление и остановилась. От растерянного проводника ничего нельзя было добиться. Вот тут-то Чжан Ин-ху и вспомнил про компас, подаренный ему старым корейцем. Он достал компас из кармана и, прикрыв его полой ватника, засветил карманный фонарь. Стрелка, дрогнув, показала на юг.

— Ага, там, значит, юг, а там север! — воскликнул обрадованный проводник. — Теперь я знаю, куда надо идти.

Колонна снова пришла в движение. Четверть второго отряд прибыл к месту назначения.

Ветер начал стихать. Дождь перестал. Небо чуть прояснилось. Расставив сторожевые посты, Чжан Ин-ху послал связистов в штаб и приказал бойцам рыть окопы. Сам он с несколькими командирами отправился на рекогносцировку местности.

Здесь было легко рыть окопы: всюду песок да глина. Воздух после дождя был напоен влагой. Пахло хвоей. И было тихо-тихо.

Американцы и лисынмановцы, занимавшие город, целый день веселились. Они заставили жителей вывесить, как в праздник, флаги. Рекой лились пьяные речи. Офицеры пировали с насильно согнанными к ним женщинами и девушками. Утомившись, «вояки» уснули мёртвым сном. На следующий день было намечено «победоносное наступление».

Враги рассчитывали к рождеству занять всю Корею и от реки Ялуцзян двинуться дальше…

Пока все в городе спали, врагу готовили западню… Чжан Ин-ху с нетерпением посматривал на часы. Светящиеся зелёные стрелки показывали два часа ночи. Южнее города, там, где находился отряд Ким Ен Гира, в небо взвились ракеты — две красные и одна зелёная. И тотчас же с севера загремели пушки. Снаряды со свистом полетели в город.

Лишь через четверть часа раздались беспорядочные ответные выстрелы. Враг отстреливался вслепую. А снаряды наступающих точно ложились в цель. Они сметали вражеские укрепления, орудийные расчёты. Один из снарядов угодил в штаб, и трепыхавшийся над ним флаг — флаг, покрытый позором, — занялся ярким пламенем.

Артиллерия сделала своё дело, и в атаку пошли пехотные части. Враг в панике бежал. Город был окружён, и американцы улепётывали куда глаза глядят.

Чжан Ин-ху стоял у подножья горы и наблюдал в бинокль за ходом боя. По шоссе скользили яркие пятна света от автомобильных фар. Враг удирал на автомашинах.

Автомобили катили один за другим — казалось, им конца не будет. Чжан Ин-ху велел пропустить две передние машины — в них, по его предположениям, находилась охрана, — а когда к горе приблизилась колонна из легковых виллисов, грузовиков и орудий, он подал бойцам сигнал. На колонну обрушился огонь винтовок и пулемётов. И в то же время завеса огня перекрыла шоссе позади колонны. Враг словно попал в когти тигра. Послышались крики ужаса, беспорядочная стрельба. Живые прятались в кузовах машин за трупы убитых и кричали шофёрам, чтобы они гнали вперёд на полной скорости. Многие машины загорелись; другие сваливались с шоссе прямо на залитые водой рисовые поля. Подбитые машины загораживали путь уцелевшим. Американцы в панике соскакивали на землю; прячась от огня, они залезали под машины, прыгали в воду, покрывавшую поля, залегали в кюветах, тянувшихся вдоль шоссе. Командиры растеряли своих солдат; солдатам было не до командиров. На шоссе царила страшная суматоха. Земля дрожала от взрывов и грохота орудийной пальбы. Враг, вконец обезумев, усеял воздух множеством осветительных ракет. Словно тысячи лун зажглись в небе, заливая окрестности белым светом.

Отряд Чжан Ин-ху, заняв у подножья горы новую позицию, забрасывал противника ручными гранатами. Чжан Ин-ху приказал отделению Ли Сяо-тана атаковать врага. На шоссе завязалась рукопашная схватка. Ли Сяо-тан, поливая врага свинцом из автомата, вырвался вперёд. Из-под опрокинутой машины высунулся американец; он хотел было броситься на Ли Сяо-тана и отнять у него оружие, но тот метким выстрелом уложил его на месте. Заглянув в машину, Ли Сяо-тан увидел там двух раненых, дрожавших от страха. Он повернулся, чтобы отойти от машины, но на него налетели три американца. Они стремились укрыться в машине и в панике не заметили китайского добровольца. Двух из них Ли Сяо-тан сразил очередью из автомата.

Третий накинулся было на него, но тут же рухнул на землю — Ли Сяо-тан хватил его по голове гранатой.

С юга, из тоннеля, пыхтя и сверкая фарами, выполз длинный бронепоезд. Это к врагу прибыло подкрепление. Но не успел бронепоезд приблизиться, как по нему прямой наводкой ударила специально поджидавшая его батарея. Раздался взрыв. Фары погасли, и бронепоезд неуклюже попятился назад.

Наши части ворвались в город. Семь виллисов противника попытались под прикрытием танков уйти через южные ворота, но и там кипел бой. Командир американцев, сидевший в одной из машин, пребывал в полной растерянности. Танки, расчищая дорогу, неслись вперёд, давя своих и чужих. Корейское командование приказало каждому отряду выделить по одному отделению для истребления танков. Бойцы отделения, которое возглавил сам Чжан Ин-ху, скинули ранцы и ватники, схватили противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью и ринулись на танки. Атаковал танки и Ким Ен Гир со своим отделением. Сражение было ожесточённым. Танки продолжали рваться вперёд; пушки и пулемёты выплёвывали красное пламя. Навстречу танкам короткими перебежками двигались корейские и китайские смельчаки. Ким Ен Гир вскочил с земли и швырнул в танк бутылку с зажигательной смесью. Танк окутался дымом, но не остановился. Чжан Ин-ху удалось поджечь другой танк. И оба танка, потеряв управление, сшиблись друг с другом и вместе сгорели.

Озарённый пламенем горящих машин, Ким, согнувшись, крепко сжимая связку гранат, побежал к следующему танку. Он был ранен, но, превозмогая боль, добрался всё-таки до танка и бросил гранаты. И тут же упал. Чжан Ин-ху поспешил к своему другу. Тот был без сознания.

Передав Кима на попечение следовавшего за ним бойца, Чжан Ин-ху бросился вдогонку за одним из танков и с разгона вспрыгнул на броню. Экипаж почувствовал, видно, что на танке кто-то есть: танк помчался ещё быстрее. Чжан Ин-ху еле удержался на броне. Ухватившись за ствол орудия, он вытащил из-за пояса гранату, сунул её в люк, сдёрнул предохранительное кольцо и скатился с танка на землю. Взрыв сотряс воздух. Танк остановился.

Товарищи Чжан Ин-ху героически сражались с танками. Ли Сяо-тан с динамитом подмышкой бежал наперерез танку. Вдруг Чжан Ин-ху заметил американца в офицерской фуражке, целившегося из-за дерева в Ли Сяо-тана. Чжан Ин-ху выстрелил, и американец упал, не успев спустить курок. Ли Сяо-тан догнал танк, взобрался на броню и сунул динамит в гусеницу. Но оказалось, что второпях он забыл захватить запальный шнур. Рискуя жизнью, Ли Сяо-тан приготовил гранату… Раздался оглушительный грохот; в воздух поднялся высокий столб дыма.

На одном из танков высунулась из открытого люка рука с белым флагом. Другие танки гибли в огне и дыму. Ни одному не удалось уйти с поля сражения.

Солдаты, отступавшие из города, группами сдавались в плен: одни становились на колени и обеими руками поднимали винтовку высоко над головой, другие бросали оружие и жестами умоляли сохранить им жизнь. Многие от страха едва держались на ногах.

Постепенно рассвело. Повсюду длинными вереницами брели пленные в изодранной одежде, с непокрытыми головами. Те, кто отсиживался на рисовых полях, были с ног до головы выпачканы глиной.

Пленные шли с сумрачными лицами, втянув головы в плечи, спрятав руки в карманы, поёживаясь от утренней свежести. Вокруг валялись трупы их недавних соратников. И в душе многие из пленных, наверно, благословляли судьбу: им всё-таки здорово повезло!

Возле командирского виллиса бойцы нашли мундир командующего американской частью. Один из офицеров сказал, что командующий, воспользовавшись суматохой, удрал вместе с переводчиком. За ним по всем направлениям разослали погоню.

Наступило утро.

Бойцы Чжан Ин-ху выловили ещё много американских солдат и офицеров, прятавшихся в кустах и между скалами, но командующего среди них не было.

Отряд тронулся в путь. Еще с горы бойцы увидели деревню, раскинувшуюся внизу. На улицах её толпились крестьяне — оживлённые, радостные. Один из крестьян побежал навстречу отряду. От него Чжан Ин-ху узнал, что девушка, жившая в их селе, задержала какого-то важного американца и бывшего при нём переводчика. Как выяснилось, они скрывались сначала в горах. Набрели на крестьянскую хижину, убили её обитателей, переоделись в крестьянскую одежду. Потом спустились в деревню и встретились с молодой девушкой, которая провела их к себе домой. Девушка сказала пришельцам, что муж её служит в армии «национальной обороны», а отец работает сторожем при одном из южнокорейских учреждений. Те поверили ей. Зарезав курицу, девушка приготовила вкусный обед, а когда американцы насытились, предложила им помыться в бане. Американцы охотно согласились. А тем временем хозяйка дома, которой девушка успела шепнуть несколько слов, привела к бане крестьян, и те взяли американцев, что называется, голыми руками.

Чжан Ин-ху догадался, что захваченный крестьянами американец и есть, повидимому, тот самый командующий частью, которого они тщетно разыскивали. Вскоре он увидел и самого американца: его, под конвоем крестьян, привели вместе с переводчиком из деревни. Это был худой, высокий человек в одежде корейского крестьянина: белой рубахе и белых шароварах. Рукава рубахи доходили ему лишь до локтей, а шаровары до колен. Из-под островерхой соломенной шляпы затравленно смотрели глубоко запавшие зеленоватые глаза. Всё лицо было в глубоких морщинах, на левой щеке чернела крупная родинка; нос — большой, мясистый. В общем все приметы соответствовали тем, о которых сообщил Чжан Ин-ху командир дивизии. Перед Чжан Ин-ху был американский командующий частью.

Позади толпы крестьян молодая девушка оживлённо рассказывала добровольцам, как ей удалось провести американца. Чжан Ин-ху взглянул поверх голов, и сердце его дрогнуло: в девушке он узнал… Ким Ок Пун! Ок Пун тоже увидела Чжан Ин-ху, и глаза её загорелись радостным блеском. Они бросились навстречу друг другу и обменялись крепким, горячим рукопожатием.

— А я… я всюду расспрашивал о тебе… — сбивчиво говорил Чжан Ин-ху, — но вот уж никак не ожидал, что встречу тебя здесь!

— Вы пришли! Вы пришли!.. Ах, как хорошо! — только и могла вымолвить взволнованная Ок Пун. Обоим столько хотелось сказать друг другу — может, именно поэтому они и не знали, с чего начать разговор.

Солнце поднималось всё выше и выше. Вот уж полнеба охвачено алым заревом. Из берёзовой рощи вылетела стая голубей. Хлопая крыльями, они беззаботно кружились в чистом утреннем воздухе.