"Автобиография" - читать интересную книгу автора (Костомаров Н.И.)

Олений Колодезь, Хворостань и город Коротояк, где переправлялись через Дон.
Не доезжая до Коротояка дорога на протяжении верст сорока шла в виду Дона на
левой стороне; вблизи Хворостани виднелось живописное село Оношкино, в 1827
году сползшее с горы, подмытой Доном. Этот феномен природы, как говорят,
никому не стоил жизни, потому что почти все люди были в поле. От
Острогожска, если ехал я на своих лошадях, мне приходилось пробираться до
своей слободы по хуторам, которых множество в этой стороне. До самой слободы
я не встречал ни одной церкви. Хуторки, по которым я проезжал, все были
вольные, населенные так называемыми войсковыми обывателями, потомками
прежних острогожских казаков и их подпомощников. Весь этот край носил
название Рыбьянского, и обитатели хуторов, как и города, как бы в отличие от
прочих малоруссов назывались рыбьянами. У них был отличный от других говор и
костюм. Впоследствии, побывавши на Волыни, я увидал, что то и другое
обличает в рыбьянах чисто волынских переселенцев, тогда как жители других
краев Острогожского уезда поюжнее обличают своим выговором, одеждою и
домашнею обстановкою происхождение из других сторон Малорусского края.
Рыбьяне жили тогда вообще зажиточно; земли у них было вдоволь, а иные
отправляли разные промыслы и ремесла.
Если приходилось ехать на почтовых, то путь лежал несколько восточнее,
на Пушкин хутор, где переменялись лошади; там была обывательская почта, и
нанявши почтовых, можно было ехать в Юрасовку. Обыкновенно, выезжая из
Воронежа, я достигал Юрасовки на другой день, но если ехал на почтовых, то и
ранее. Новый дом моей матери был о пяти покоях, крытый камышом и стоял в
оконечности слободы на огромном дворе, где кроме дома, амбаров, сараев и
конюшен было три хаты, а в глубине двора лежал фруктовый сад, десятинах на
трех, упиравшийся в конопляник, окаймленный двумя рядами высоких верб, за
которыми тянулось неизмеримое болото. Прежде, как говорят, здесь текла река,
но в мое время она вся поросла камышом и осокой, за исключением нескольких
плес, и то летом густо покрытых лататьем**. В саду было значительное число
яблочных, грушевых и вишневых деревьев, родивших плоды вкусных сортов. В
одном углу сада был омшенник для пчел, которых моя мать очень любила. Сад по
забору был обсажен березами и вербами, а я кроме того насадил там кленов и
ясеней. Любимым препровождением времени во дни пребывания у матери была езда
верхом. Был у меня серый конь, купленный отцом на Кавказе, чрезвычайно
быстрый и смирный, хотя и не без капризов: стоило только сойти с него, он
сейчас вырывался из рук, брыкал задними ногами и во всю прыть убегал в
конюшню. Я скакал на нем и по своим, и по чужим полям. Кроме этой забавы я
иногда ходил стрелять, но по своей близорукости не отличался особенным
искусством; притом же мне и жаль было истреблять невинных тварей. Помню, как
один раз я выстрелил в кукушку и убил ее; мне так стало жаль ее, что
несколько дней меня словно томила совесть. В летние вакации мои охотничьи
подвиги успешнее всего обращались на дроздов, которые густыми тучами
садились на вишни и объедали ягоды. Здесь незачем было целиться: стоило
пустить заряд дроби по вершинам вишен и подбирать убитых и подстреленных
птичек кучами, отдавая потом их в кухню для приготовления на жаркое.
______________
** Водяное растение Nymphea - кувшинник.

Кроме охоты и верховой езды меня увлекло плавание по воде. За неимением
настоящего челна я устроил себе корабль собственного изобретения: то были