"Греческая Рапсодия" - читать интересную книгу автора (Алхутов Сергей Михайлович)

– Так что вы хотели сказать о говорящих собаках?

– Все-таки это неправильно.

– Что именно?

– "Крик собаки" – это неправильно.

– Почему?

– Потому что крик – понятие одушевленное. А собака не имеет души. Это противоречит катехизису.

– Скажите, пожалуйста, – Таня удивленно подняла глаза, – вы что, сильны в теологии? Вы, часом, не святой отец?

– Нет, я посредник.

– А что это значит?

– Я свожу деловых людей, которые нуждаются друг в друге, и получаю за это процент от суммы сделки.

– Наверное, это очень сложно?

– Не очень. Самая большая сложность – получить с них деньги. Ну, так как же на счет собаки?

– Виктор, вы такой нудный. Далась вам эта собака. Понимаете, в литературе существует такой прием – художественная условность. То есть, как бы собака лает, но тот, кто слышит этот лай, воспринимает его как крик. Вот и все.

Грек пожал плечами.

– Не согласны? – спросила Таня.

– Ладно, пусть будет крик, – нехотя согласился Грек.

– Вы такой добрый, – сказала Таня.

Грек подозрительно посмотрел на нее, в этих словах была явная ирония. Но на лице у Тани было наивное восхищение:

– Вы смеетесь надо мной.

– Ну что вы, как вы могли подумать!

– А мне кажется, что смеетесь.

Грек почувствовал, как обида просачивается в его сердце, и от этого у него начинает сводить лицо.

Грек был очень обидчив, особенно в отношениях с женщинами. Но Таня вдруг поняла это и сказала:

– Честное слово, не смеюсь. – И, сделав паузу, добавила:: – Ну, может быть, слегка подтруниваю.

Признавшись, она тут же улыбнулась, показывая все свои ровные белые зубы.

От этой улыбки Грек почувствовал радостное тепло в груди.

– Еще мартини? – предложил он.

Таня согласно кивнула.

– И кофе?

– И кофе. Только мне мартини безо льда.

– Хорошо.

Грек пошел к стойке бара и сделал заказ. Вернулся, сел и спросил:

– А рассказ хороший?

Таня засмеялась.

– У нас, что, сегодня – вечер, посвященный творчеству Ипполита?

– Да нет.

– Ну, тогда давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Хорошо. Тогда расскажите, чем вы занимаетесь.

Таня задумалась.

– Ну, как вам сказать. Я размышляю.

– Над чем?

– Над всем. Я пытаюсь проникнуть в суть вещей.

– Вы философ?

– Отчасти. Но вообще-то я учусь на филологическом.

– Понятно. Пейте кофе, а то остынет.

– Спасибо. Кстати, здесь очень уютно. Я здесь ни разу не была.

– Этот бар недавно открылся. Вам здесь нравится.

– Да. Тихо и народу мало, только бармен какой-то высокомерный. По-моему, он смотрит на нас с презрением. Он на всех смотрит с презрением.

– Это оттого, что он не на своем месте. Бывший инженер-программист. Смотрит на нас с высоты технического образования.

– Бедняга, все понятно. Но это глупо. Надо соответствовать не образованию, а должности. Кому это надо, чтобы бармен воображал из себя бог весть что.

– И над чем же вы сейчас думаете?

Грек максимально убрал иронию из вопроса, но у него не очень получилось. Но Таня ничего не почувствовала.

– Вы знаете, от меня ускользает одна мысль.

– Какая же мысль, может, чем помогу?

– Вы знаете такого писателя – Акутагава Рюноскэ?

– Нет, но я обязательно прочитаю.

– Так вот. У него есть гениальный рассказ, называется "В чаще". Хотите, расскажу?

Грек кивнул.

– Разбойник заманивает некоего самурая с женой в лес с целью убить самого и завладеть его женой. Сам рассказ состоит из протоколов допроса свидетелей: стражника, разбойника, матери жены самурая, жены самурая и, что самое интересное, в конце рассказа говорит дух убитого самурая устами прорицательницы. Это вообще потрясающе, это такая писательская находка!

– Но дело не в этом. Дело в том, что показания людей, присутствующих при убийстве, отличаются друг от друга в очень важных деталях, хотя в основном они подтверждают друг друга. Так вот – разбойник рассказал, что повел самурая в чащу одного, оставив женщину одну. В чаще он набросился на него, связал и привязал к дереву. Затем вернулся к женщине и привел ее к мужу. Увидев связанного мужа, женщина тут же выхватила кинжал, но разбойник обезоружил ее и обесчестил. Он утверждал, что не хотел убивать мужчину, овладев его женой. Но после того как разбойник, оставив лежащую в слезах женщину, хотел скрыться, она вдруг как безумная вцепилась в его рукав и, задыхаясь, крикнула, мол, или он сам должен умереть или ее муж. Быть опозоренной на глазах двух мужчин хуже смерти. Она должна достаться тому, кто останется в живых. Тогда разбойник, не выдержав взгляда ее горящих глаз, развязал мужчину и дал ему меч. Бой был честным, как только разбойник пронзил мечом самурая, он оглянулся, чтобы увидеть, что теперь выражают глаза необыкновенной женщины, но ее нигде не было. Она убежала. Запомнили первый рассказ?

– Да, – хрипло сказал Грек. Он уже знал, что любит эту девушку.

– А вот, что рассказала женщина на исповеди в храме. Она сказала, что, овладев ею, разбойник обернулся к ее связанному мужу и насмешливо захохотал. Женщина физически чувствовала тяжесть страданий ее мужа. Она невольно подалась к нему, но в этот момент увидела в глазах мужа неописуемый блеск. Не в силах вымолвить ни слова, так как рот его был забит листвой, муж в одно мгновенье излил во взгляде всю свою душу. Его глаза выражали не гнев, не страдание, они выражали холодное презрение к ней, вот что они выражали…От ужаса она лишилась чувств. А когда пришла в себя, разбойника уже не было. Она поднялась, подошла к мужу и сказала, что после того, что случилось, она не может остаться с ним. Она решила умереть. Но он умрет вместе с ней, потому что он видел ее позор. После того, что случилось, она не может оставить его в живых. Но муж по-прежнему смотрел на нее с отвращением. Она занесла над ним кинжал и, почти в беспамятстве, вонзила ему в грудь. После этого она попыталась убить себя, но не смогла.

И, наконец, вот, что сказал дух убитого устами прорицательницы. Он сказал, что, овладев женой, разбойник уселся с нею рядом и принялся ее всячески утешать. Самурай был привязан к дереву, и рот его был забит бамбуковыми листьями, но он все время делал жене знаки глазами, мол, не верь ему, не верь. Но жена, не поднимая глаз, слушала разбойника. Муж извивался от ревности. А разбойник искусно вел речь, говоря, что, утратив чистоту, жить с мужем будет трудно, не лучше ли ей пойти в жены к нему, разбойнику. Ведь он решился на это бесчинство только потому, что полюбил ее с первого взгляда. Слушая разбойника, жена задумчиво подняла лицо. Никогда она еще не была такой красивой. Но что же ответила красавица-жена разбойнику? Дух убитого сказал, что сейчас он блуждает в небытии, но до сих пор, вспоминая ее ответ, его жжет негодование. Она сказала: "Ну, так ведите меня, куда хотите". Но ее вина не только в этом. Следуя за разбойником, державшим ее за руку она, вдруг смертельно побледнела и, указав на мужа, крикнула разбойнику: "Убейте его! Я не могу быть с вами, пока он жив!.."

Услышав эти слова, даже разбойник побледнел. Пристально взглянув на нее, не ответил ничего и вдруг пинком швырнул ее на землю. Скрестив руки на груди, обернулся к самураю: "Что сделать с этой женщиной? Убить или помиловать?"

За эти слова самурай готов был ему все простить. Но пока самурай колебался, жена вскрикнула и бросилась бежать. Разбойник забрал после этого все оружие самурая, в одном месте разрезал на нем веревку и скрылся. Самурай освободился от веревки, поднял кинжал, оброненный женой, и вонзил себе в грудь.

Таня замолчала, допила остывший кофе и прикурила сигарету. Грек не сводил с нее глаз.

– Почему вы так на меня смотрите?

– Вы мне так нравитесь, – серьезно сказал Грек, – вы мне патологически нравитесь, не могу понять, почему.

– Вы что, обидеть меня хотите? – лукаво спросила она.

– Нет, нет, не потому, что вы не можете нравиться, вы очень красивая. Но вы мне нравитесь просто патологически.

Таня улыбнулась, вновь показав все свои прекрасные зубы, и глянула на часы.

– Вы мне лучше скажите, что вы думаете про этот рассказ.

– Знаете, я просто по своему опыту скажу, в драке, после драки никогда не найдешь виноватого, если искать причину. Каждый объяснит так, что виноват будет другой, но не он.

– Вот, – воскликнула Таня, подняв вверх указательный палец. – Именно к этому я давно подбираюсь. Человеку свойственно облагораживать свои поступки. Что характерно, даже дух убитого не сказал того, что могло бы бросить тень на него, хотя казалось бы, ему теперь-то все равно. Позерство. Этот рассказ вершина детективного жанра, потому что мы никогда не узнаем, кто же на самом деле убил самурая. Боже, – вскричала она, глянув на часы, – я погибла! Мама же готовит мясо, и ей до зарезу нужна кинза. Какое-то немыслимое блюдо. Простите, но я побежала.

– Я провожу вас.

– Спасибо, не надо, здесь недалеко. Звоните.

Таня допила мартини и быстро ушла.

Грек проводил ее взглядом и пошел к стойке выпить еще чего-нибудь, покрепче. Ему вдруг стало грустно.