"Вино любви" - читать интересную книгу автора (Хэган Патриция)

Глава 1

Холли стояла у разбитого окна и задумчиво смотрела на лужайку, полого спускающуюся к реке.

Теплый вечерний ветерок ласкал ее лицо и трепал длинные пряди каштановых волос. Холли с грустью вспоминала о приятных вечерах, проведенных на берегу до войны. Тогда здесь росла сочная зеленая трава, а воздух был напоен ароматом магнолий, обрамлявших лужайку.

Теперь красноватая, никем не обрабатываемая земля казалась выжженной и мертвой, как и все вокруг Миссисипи после появления в этих краях янки.

Не было слышно даже шелеста листьев, ибо здесь уничтожили то, что некогда цвело и плодоносило.

Отвернувшись от окна, Холли обвела взглядом комнату и смахнула слезы. При воспоминании о прошлом, о том, как вся семья весело проводила вечера в этой гостиной, ее сердце сжалось от боли. Тогда стены снизу доверху были покрыты гобеленами в мягких золотистых тонах. На высоких узких окнах висели изысканные бархатные портьеры кораллового цвета. Разграбившие дом янки все изорвали и изгадили, вытащили мебель, разожгли из нее костер и готовили на нем пищу. Они находились здесь три дня, а на четвертый предали дом огню и ушли. Только внезапный проливной дождь не дал ему сгореть дотла.

Холли зажмурилась, стараясь изгнать из памяти этот кошмар, однако он остался в ней навсегда.

Прошло около двух лет с той поздней весны 1863 года, но Холли помнила те события в мельчайших подробностях. Они с матерью сидели на террасе и готовили перевязочные бинты для отправки в Виксбург, в госпиталь конфедератов. Мать считала это своим общественным долгом. Твайла Каннингхэм и Нолайя Поуп, прибывшие из Порт–Гибсона, что в двенадцати милях южнее Магнолия–Холл, как и все, понимали: янки могут появиться здесь в любой момент. Однако жизнь шла своим чередом, поэтому женщины приняли приглашение Клаудии Максвелл и приехали в то утро, горя желанием помочь воюющим мужьям, а заодно посплетничать. Запах жареного цыпленка и аромат клубничного пирога, остывавшего на подоконнике, сводили всех с ума.

Решение пятнадцатилетнего Билли Рэя вступить в армию конфедератов привело Твайлу в отчаяние. Весь тот день он паковал дома свои вещи. Чтобы отвлечь удрученную семью от мысли о предстоящей разлуке с ним, Нолайя спросила Клаудию, когда та в последний раз получила весточку от майора Максвелла.

При упоминании о муже Клаудия засияла от радости. Сознание того, что она в любой момент может запрячь лошадей, добраться до Виксбурга и повидаться с ним, успокаивало ее. Сам Максвелл появлялся дома не реже раза в месяц. При этом Клаудия преображалась и, как девчонка, пытающаяся скрыть от окружающих свою первую влюбленность, краснела и смущенно улыбалась. В отсутствие сына за поместьем приглядывал дедушка Максвелл, отказавшийся, однако, поселиться с семьей в большом и, по его мнению, слишком роскошном доме. Не вызывало сомнений, что он никогда не покинет своей уединенной рыбацкой хижины на болоте возле реки к северо–востоку от дома.

Холли думала о дедушке с неизменной нежностью. Стоило ей выйти из дома, как ноги сами несли ее к нему. Она любила спокойную красоту и таинственность болота. Дед учил ее ловить рыбу, плавать, стрелять, охотиться. Пока Холли была маленькой, мать не препятствовала этому, но едва дочь подросла, Клаудия воспротивилась ее увлечениям.

Холли не понимала этого, считая, что открывать удивительный мир болота или векового леса, начинавшегося сразу за их поместьем, куда интереснее, чем читать книги. Неужели лучше учиться вышивать, чем сидеть в лодке, смотреть на закат над рекой, жевать кукурузные зерна и наслаждаться рассказами дедушки?

Все произошло теплым солнечным майским днем, когда война казалась чем–то нереальным.

Клаудия увидела, что из леса выбежал дедушка, крича и размахивая руками.

Женщины вскочили, уронив на пол бинты, и с тревогой уставились на него. Холли бросилась навстречу дедушке и вскоре услышала слова, заставившие ее похолодеть от ужаса: «Янки! Янки в Порт–Гибсоне!» Обняв внучку, он вместе с ней подошел к женщинам и рассказал им о человеке, который плыл на лодке и предупреждал всех о приближающейся опасности.

– Клаудия, возьми все самое ценное и необходимое, – обратился он к невестке. – И ты тоже, Холли. Они не найдут нас на болоте. – Он перевел взгляд на Твайлу и Нолайю: – Вы тоже отправитесь» с нами. Сейчас вам нельзя возвращаться домой.

Клаудия, входя в дом, бросила:

– Я попрошу Мамми и Зебидию помочь закопать серебро. Холли, идем со мной, надо собрать драгоценности.

– Я должна попасть домой. Мои дети… О Боже! – Твайла Каннингхэм разрыдалась. В ее широко раскрытых глазах застыл ужас.

Дедушка взял Твайлу за руку:

– Миссис Каннингхэм, успокойтесь и останьтесь с нами. При первой возможности я отвезу вас домой, обещаю.

Но Твайла, поглощенная мыслями о семье, казалось, не слышала его. Она и Нолайя Поуп бросились к повозкам. Старик Максвелл молча наблюдал за ними, потом, покачав головой, посмотрел на Холли:

– Они поступают так, как им подсказывает сердце. Удержать их не в моей власти. Ну а теперь пора помочь твоей матери.

Они закопали серебряную посуду, подносы и подсвечники возле отхожего места, где, по мнению дедушки, янки не стали бы ничего искать. Затем, собрав драгоценности и велев слугам где–нибудь спрятаться, побежали в лес…

То, что последовало за этим, Холли запомнила на всю жизнь. Ей казалось, будто она очутилась в аду. Почти три недели они скрывались на болоте. Чтобы прокормить их, дедушка охотился на кроликов и белок и, не раз встречая в лесу таких же беженцев, узнавал о последних событиях. Конфедераты перебазировались в Рэймонд, расположенный в двадцати милях к северу от Магнолия–Холл, ибо потерпели поражение от генерала Гранта, армия которого направлялась в Виксбург. Спустя несколько дней до них дошла весть, что Виксбург в огне.

Холли потрясла страшная новость, однако нескрываемые отчаяние и растерянность матери привели ее в раздражение. Почему Клаудия проявляет такую слабость? Вместо того чтобы лежать в постели и оплакивать судьбу мужа, лучше бы занялась чем–нибудь полезным! Неужели у нее не найдется сил выстоять? Холли поклялась себе, что никогда не будет ни от кого зависеть.

Украдкой пробравшись к дому, она с ужасом обнаружила, что в нем побывали янки и разграбили его.

Холли понурившись сидела на земле, когда к ней подошел дед:

– Не мучай себя, родная, – ласково сказал он, видя, что внучка не может оторвать глаз от своей кровати, догорающей в костре. – Пойдем, Холли. Здесь опасно.

– Ты знал об этом, да? – По ее щекам покатились слезы горечи и гнева. – Ты знал, что янки были здесь, но не сказал нам ничего!

Старик печально кивнул:

– Разве от этого стало бы легче? Нам не удалось бы ничего сделать. А теперь пойдем отсюда.

– Почему? – Холли сжала кулаки. – Дедушка, зачем они поступили так с моим домом?

– Это война, дорогая. Она несет с собой гибель и разрушения, и никто не ответит на вопрос: зачем? Но подумай вот о чем. – Старик крепко прижал к себе внучку. – Они могут сжечь мебель, предать огню дом, однако никогда не сломят дух этой земли. Во время столь страшных событий неизменной остается только земля. Война рано или поздно закончится, и твой отец построит на этой земле новый дом. Жизнь возродится. Земля не умрет, Холли. Не покидай ее.

Вслед за тем на них обрушилось новое горе, заставившее забыть обо всех прежних бедах.

Майор Уэсли Максвелл погиб, защищая Виксбург. Его похоронили на фамильном кладбище в ореховой роще. Вид почерневших от огня деревьев над могилой, казалось, обострял боль утраты.

Майора провожали немногие уцелевшие соседи и друзья. Среди них не было ни Твайлы Каннингхэм, ни Нолайи Поуп, погибших под обстрелом в тот ужасный день по дороге домой.

Новые трагедии почти не находили отклика в истерзанной страданиями душе Холли. Ей пришлось перенести слишком тяжкие утраты.

Отец погиб. Их поместье Магнолия–Холл разрушено. Прежняя жизнь уже никогда не вернется.

Никто не посеет хлопок и не соберет урожай орехов. Не будет веселых праздников ни в доме, ни на лужайке перед ним.

После похорон Холли и Клаудия снова отправились в хижину дедушки, ибо от Магнолия–Холл не осталось ничего.

Чтобы не узнавать дурные новости, старик Максвелл стал все реже покидать болото. Убитая горем Клаудия часами молча сидела на своей кровати. Холли еще теснее сблизилась с дедом.

Он убеждал ее в том, что Юг непременно поднимется и прогонит янки. Он без устали внушал внучке, что у человека нет ничего дороже земли. «Земля – это залог нашего бессмертия», – говаривал старик.

Однажды вечером, когда Холли, расположившись у костра, смотрела на плачущую мать, дед нежно коснулся щеки внучки:

– Не осуждай ее, девочка. Тебе не понять ее горя. Она страстно любила твоего отца, и сейчас ей очень больно.

Холли покачала головой:

– Я не думала, что мама такая слабая. Любовь должна делать женщину сильной. Зачем отдавать сердце тому, кого рано или поздно можно потерять?

Старик укоризненно посмотрел на внучку:

– Ты говоришь так лишь потому, что никогда еще не влюблялась.

– Надеюсь, этого не произойдет, Я не хочу быть слабой.

– Что ж, тогда не выходи замуж, не заводи детей, а заботься о земле. Возможно, это убережет тебя от страданий.

А потом они однажды встретили человека, который сказал им, что виргинская армия генерала Ли капитулировала. Война закончилась поражением Юга.

С этого времени старик начал угасать. Все ночи Холли сидела у постели деда, нежно держа его руку и словно стараясь предотвратить неизбежное, но он уходил все дальше и дальше.

– Обещай, – умолял ее старик, – обещай, что никогда не расстанешься с этой землей. Это залог нашего бессмертия. Меня скоро не станет, Холли, а ты сбереги землю.

Каждый раз, когда внучка клялась выполнить его просьбу, он улыбался и мирно засыпал. Но как–то старик не проснулся.

– Они убили его! – в отчаянии воскликнула Холли. Стоя на коленях возле кровати, на которой лежал мертвый дед, она чувствовала, как в ней закипает ненависть. – Янки убили папу и дедушку, разрушили мой дом. Так пусть же Бог покарает их и обречет на вечные муки!

Клаудия заплакала.

– Перестань! Не говори этого, Холли. Твой дедушка был уже стар и…

– Папа не был стар! – Она с вызовом посмотрела на мать.

Клаудия удивилась, впервые увидев вместо послушной и ласковой восемнадцатилетней дочери ожесточенную и сильную женщину.

Услышав стук колес, Холли подошла к окну. Мать управляла повозкой, которую тащил старый, ленивый мул. «Какой у нее счастливый вид», – с неудовольствием отметила Холли. Совсем недавно мать объявила, что война закончилась, а раны, нанесенные ею, затянутся, если все будут работать сообща и восстанавливать разоренное хозяйство. И это, по мнению Холли, означало, что проклятые янки запрудят всю Миссисипи и набросятся на Юг, как стервятники на падаль.

Клаудия больше не считала янки врагами, напротив, утверждала, что именно на них возложена миссия возрождения славного союза. Чушь, решила Холли, глядя, как мать, красивая кареглазая и очень светлокожая, остановила мула и по–молодому лихо спрыгнула с повозки.

– Холли? Дорогая, ты здесь? Я знаю, что ты приходишь сюда каждый день, а вот на меня это место навевает тягостные воспоминания. Не прячься. – Она заглянула в гостиную. – Вот ты где! Так нельзя, детка, ты же зачахнешь! Я понимаю, в хижине не так уж приятно, но…

– В хижине очень приятно, – холодно возразила девушка, – и я люблю ее, потому что чувствую там близость дедушки. Но чтобы не забыть, как они поступили с ним и со всеми нами, я прихожу сюда. – Глаза Холли сверкнули от гнева.

Клаудия вздохнула.

– У меня две хорошие новости. Во–первых, мы наконец–то сможем перебраться в Виксбург. Сегодня ко мне заходил Бен Каннингхэм, храни его Бог. Ему столько пришлось пережить. Он вернулся с войны без ноги и узнал, что Твайлы нет в живых, попытался начать все сначала, но не смог. А ведь у него на руках остались маленькие дети и…

– Какое отношение это имеет к нам? – раздраженно спросила Холли, зная, что мать всегда сострадает ближним.

– Бен только что приехал из Виксбурга, от своей сестры Эбби. Она живет одна в большом доме, поскольку ее муж погиб в самом конце войны, и с радостью приютит нас на любой срок.

Холли недовольно поморщилась:

– Мама, я решила остаться здесь и восстановить Магнолия–Холл. Может, ты и способна жить, не думая о прошлом, но я чувствую себя в долгу перед папой, дедушкой… и перед собой. – Она снова повернулась к окну. – Я обещала дедушке не расставаться с этой землей и сдержу свое слово.

Клаудия обняла дочь.

– Поверь, дорогая, я понимаю тебя, однако не надо цепляться за прошлое. Здесь у нас не осталось ничего. Двум одиноким женщинам не под силу обрабатывать эту землю. Мы даже не в состоянии заплатить налоги, и через день–другой эта земля уже не будет принадлежать нам.

– Я найду выход, – возразила Холли. – Мы же спрятали серебро и драгоценности. Продадим их и заплатим налоги.

Клаудия опустила глаза.

– Ты продала все это, да? – с негодованием прошептала девушка, окинув взглядом прекрасный бархатный костюм матери, – Мне следовало раньше догадаться! Ты ведь купила его совсем недавно, видимо, продав все, что мы спрятали, так?

– Мне не оставалось ничего другого, Холли. Мы уже ходили в настоящих лохмотьях! Нам было нечего есть. Да и выручила я не так уж и много. Янки охотно приобретают серебро, ибо у них есть деньги. Южанам же нужен хлеб насущный, а не серебряная посуда. Но драгоценности… мне трудно расстаться с ними. Их подарил мне твой отец.

– При чем здесь одежда и еда, мама? Я удила рыбу, ставила ловушки на белок и кроликов. На прошлой неделе подстрелила оленя. Мы вовсе не голодали.

– Чтобы вернуться к нормальной жизни, тебе и мне необходима новая одежда. Я заказала нам с тобой платья, и это другая хорошая новость. Мы вместе поедем в Виксбург. – Клаудия оживилась. – К тому же Джарвис Бонхэм пригласил нас к себе на вечеринку. Я сегодня весь день провела в Виксбурге: заказала платья, а потом пила чай в гостинице с сестрой Бена. Да и Джарвис был там. – Она коснулась руки дочери. – Он прекрасный человек и трудится не покладая рук. У него уже есть лесоперерабатывающий завод, и Джарвис многим дал работу. Не сомневаюсь, он тебе понравится.

Холли кипела от негодования, однако сдерживалась, ибо любила и уважала мать, несмотря на ее слабость и эгоизм. Клаудии, дочери бедного испольщика, благодаря красоте удалось породниться с самой богатой и именитой семьей на Миссисипи. Возможно, она вышла замуж за отца по расчету, но потом полюбила его и дала ему счастье. Зная это, Холли прикусила язык, чтобы не сболтнуть лишнего.

– Где ты познакомилась с мистером Бонхэмом?

Клаудия отвела глаза и фальшиво улыбнулась:

– Просто я бываю в городе, дорогая, потому что ненавижу эту убогую хижину. А там я пью чай со старыми друзьями, и… они рассказали мне, что мистер Бонхэм становится в Виксбурге общественным деятелем. Однажды я видела его, и он мне понравился. Очень обаятельный человек.

Холли догадалась, что за этими словами скрывается нечто большее. После гибели отца минуло два года; неудивительно, что Клаудия думает о будущем.

– Он вдовец? – спросила Холли.

Клаудия кивнула.

– Его жена умерла от лихорадки несколько лет назад.

– У него есть дети?

– Сын. Он старше тебя. – Смущенно взглянув на дочь, Клаудия заплакала. – Дорогая, пожалуйста, пойми. Мне было так одиноко в это ужасное время! Я не хочу состариться в нищете! Не осуждай меня.

Увидев слезы матери, Холли почувствовала к ней сострадание.

– Я не осуждаю тебя, мама, и желаю тебе счастья. Но сама не могу ни забыть, ни простить того, что было. Я не стану вмешиваться в твою жизнь и надеюсь, что ты в мою – тоже.

– Конечно. – Клаудия улыбнулась. – Однако если ты пойдешь со мной на вечеринку и познакомишься с новыми людьми, я буду очень рада. У меня есть для тебя чудесное платье из зеленого атласа.

Холли покачала головой.

– Джарвис устраивает эту вечеринку в честь новых офицеров, прибывших на службу в Виксбург. И это превосходная возможность войти в общество. Прошу тебя!

Холли увидела мольбу в глазах матери.

– Я не хочу знакомиться с мужчинами, особенно с янки, а Джарвис Бонхэм с Севера и появился на Миссисипи, чтобы сколотить себе состояние. Он воспользовался бедственным положением людей. Делай то, что считаешь нужным, мама, но предоставь и мне такую возможность.

– Не говори так о Джарвисе. Это несправедливо. Он приехал сюда не ради обогащения. У него хватает денег. Джарвис надеется стать моим другом… нашим другом. Он собирается вкладывать сюда средства, а не выкачивать их отсюда. – Помолчав, Клаудия неуверенно добавила: – Полагаю, лучше сказать тебе об этом сейчас. Джарвис покупает Магнолия–Холл, поскольку мы не в состоянии заплатить налоги. Он восстановит здесь все и построит дом еще прекраснее прежнего. Ему понятны мои тревоги о судьбе поместья, и я рада, что оно не достанется незнакомым людям. Джарвис даже готов заплатить небольшую сумму, чтобы мне не казалось, будто я потеряла все.

Клаудия с надеждой посмотрела на дочь, но та словно с цепи сорвалась.

– Мама, ты не позволишь грязному жадному северянину забрать наш дом!

– У меня нет выбора. Мы должны быть благодарны Джарвису. Он мог бы нам ничего не давать, а просто заплатить налоги и получить право на собственность.

Холли дрожала от ярости.

– Он не получит землю, которую дедушка оставил мне! Я поклялась не расставаться с ней, и я выполню свою клятву. Даже если мне не удастся обрабатывать ее своими руками, я буду отстаивать то, на что имею законное право.

– Разве ты можешь заплатить налоги, Холли? – холодно спросила Клаудия. – Джарвис намерен приобрести и участок земли вокруг дома, так что он станет владельцем всей недвижимости.

– Будь я проклята, если это произойдет!

Мать и дочь обменялись гневными взглядами. Немного успокоившись, Холли сказала:

– Нам больше незачем обсуждать это. Я не перееду в Виксбург и всеми силами постараюсь заплатить налоги.

Она направилась к двери, но Клаудия схватила ее за руку. Никогда еще Холли не видела мать в такой ярости.

– Что ты задумала? – воскликнула Клаудия, но Холли, высвободившись, бросилась прочь. Идя к лесу, она думала: «Будь прокляты эти янки, будь проклят Джарвис Бонхэм вместе с его деньгами!»