"До последнего звонка" - читать интересную книгу автора (Элтон Бен)

13

Она была там! Сама Кристина Копперфильд! За прошедшие сутки, во время отсутствия Ньюсона, виртуальный мир шелфордской средней школы выпуска 1986 года пополнился на одного самого известного тогда человека. Кристина добавила свое имя в список. Ньюсон и правда не ожидал этого. Он едва ли мог надеяться, что такая классная девчонка, как Кристина Копперфильд, такая уверенная, прикольная и знаменитая, всеобщая любимица, найдет хоть секунду в своей прекрасной, восхитительной, полной событий жизни, чтобы зарегистрироваться на сайте www.FriendsReunited.com. Но она это сделала. И более того (лежащая на мышке рука Ньюсона задрожала): рядом с ее именем был значок «И». Она оставила информацию о себе. Ньюсону нужно было только нажать на него, чтобы узнать все самое интересное о девушке, с которой он раньше гулял. Желая продлить этот волшебный миг, он подождал еще минутку, прежде чем нажать на значок.

Ньюсон задумался над этим посланием.

Отчасти он был разочарован. Кристина жила в его памяти целых двадцать лет как лидер, воплощение недосягаемой красоты, спокойствия и легкости. Девчонка, которая свободно чувствовала себя на самой вершине, забравшись туда без малейших усилий. И все же нельзя отрицать, что долгожданное звездное будущее вовсе не было звездным. Глядя трезвым взглядом, Ньюсон видел, что в сообщении не было особой уверенности в себе и легкости. Он знал, что, прочитай это сообщение сержант Уилки, она бы немедленно окрестила его старую подругу полной дурой. Но сержант Уилки встречается с Лансом, поэтому – что она понимает?

Конечно, Кристине хочется, чтобы ее школьные товарищи знали, насколько она счастлива и как у нее все здорово получается. И еще, она вспомнила о нем лично. Только его имя было упомянуто из длинного списка старых приятелей, которых давно раскидала жизнь. И вообще, она оставила сообщение только потому, что увидела его сообщение. Ньюсон снова почувствовал сладостное томление. Кристина Копперфильд снова выбрала его, как и тогда, на рождественской дискотеке в 1984 году. Было ли это признание виртуальным аналогом приглашения на танец? Неужели ему снова повезет? Надежда казалась очень призрачной, и все же она его выбрала.

Глядя на имя Кристины на экране, Ньюсон увидел, как появился еще один значок. Ее фотография! Она добавила ее прямо сейчас! Он два раза щелкнул мышкой по значку, и уже через секунду Кристина улыбалась ему с экрана. Она была прекрасна. Та же широкая, счастливая улыбка, которая разбила столько юных сердец. Те же ясные голубые глаза, длинные светлые волосы, загар, но теперь они украшали умудренную женщину, а не девчонку. Фотография была сделана на какой-то вечеринке, Кристина стояла напротив стенда «Готекс Эвиэйшн Фьюэл». На ней было маленькое черное платье, в руке бокал шампанского, и ноги такие же, как и раньше! Стройные и спортивные, хотя, если бы Ньюсон был честен с собой, он бы признал, что за прошедшие годы они стали скорее тощими. Грудь у нее была отменная. Платье определенно пошито для большой груди, и Кристина выглядела в нем изумительно. Ньюсону показалось, что грудь у нее слишком уж подросла за прошедшие годы. С другой стороны, он не хотел делать поспешных выводов. Наташа сказала ему как-то, что поддерживающий лифчик превращает уши в груши без какой-либо операции. В общем, Кристина выглядела даже лучше, чем раньше. Спокойная, уверенная, потрясающая. Главный игрок гламурного мира пиара. Ребята из полицейского клуба явно бы удивились, что такая девчонка оставила в киберпространстве сообщение для такого парня, как Ньюсон. Хотя, разумеется, он им никогда об этом не расскажет.

Он посмотрел на часы. Пора было спешить. Он собирался встретиться с Хелен Смарт в «Питчер энд Пиано» на Дин-стрит. Ньюсон быстро переоделся и спустился в метро. Еще недавно эта встреча казалась ему заманчивой, но он не мог отрицать, что с появлением на сцене Кристины Копперфильд ужин с тридцатипятилетней Хелен Смарт потерял всякую привлекательность.

«Питчер энд Пиано» был классическим примером городского паба в новом стиле, и, войдя внутрь, Ньюсон почувствовал себя нехорошо. Невозможно было понять, что здесь находилось раньше, но теперь это была огромная бездушная пыточная камера из металла и пластика, в которой пили и орали сотни и сотни молодых людей. Им приходилось орать, потому что они не слышали сами себя, а уж других и подавно: в комнате не было ни одной мягкой или поглощающей поверхности, только сталь, стекло и опять сталь. Это все равно что вести беседу, сидя в огромном ведре. Вдобавок здесь играла музыка, хотя ее никто не слушал, а точнее, не слышал.

Ньюсон на десять минут опоздал и даже не пытался найти Хелен среди сотен орущих и визжащих пьяных людей. Он понятия не имел, как она выглядит. В конце концов, он просто встал у бара, и она вскоре подошла к нему.

– Привет. Это я, Хелен.

Он повернулся и увидел маленькую женщину с короткой стрижкой и серьгой-гвоздиком в одной ноздре. Он ни за что не узнал бы ее на улице и, даже приглядевшись, с трудом мог разглядеть следы пухлой девчонки, с которой он некогда собирался устроить мировую революцию. Меньше всего изменились глаза: по-прежнему пронзительные, широко расставленные глаза на маленьком лице. Ньюсон помнил ее пухлое личико, оно и теперь выглядело шаловливо, но под глазами у нее были черные круги, и в глаза бросалась ужасная худоба.

– Может быть, пойдем в другое место, – прокричал Ньюсон ей на ухо, украшенное тремя гвоздиками и двумя колечками. – Кажется, неподалеку есть место, где шума еще больше.

Хелен улыбнулась. У нее по-прежнему были ямочки на щеках, о чем Ньюсон давно забыл.

– Мне тогда просто ничего другого в голову не пришло, – прокричала она. – Ты хочешь уйти?

– Да, очень.

– Допей сначала.

– Ну уж нет. – Ньюсон протиснулся к бару и поставил полную кружку пива на мокрую стойку.

– Наверное, полицейские неплохо получают, – сказала Хелен, когда они вышли на улицу. – Я никогда такие напитки не оставляю.

– У нас расистам выдают премии, и еще я, естественно, беру взятки.

Было по-прежнему рано, и они смогли найти столик в ресторане «Ред Форт Индиан» недалеко от паба. В большом зале было жарко и много народу, поэтому Ньюсон снял пиджак Он заметил, что, несмотря на крошечные капельки пота на лбу, Хелен так и осталась в теплой кофте.

Они сделали заказ.

– Ты по-прежнему вегетарианка? – спросил Ньюсон.

– Да. Но теперь я ем молочные продукты.

– Продалась. Я помню, раньше ты даже кожаную обувь не носила.

– Я и сейчас не ношу. Так к тому же дешевле.

– Знаешь, я получил сообщение от Гари Уитфилда.

– От кого?

– Он был в моем классе, а не в твоем.

– Я ушла в конце четвертого класса. Я не всех помню.

– Ты видела сообщение Кристины Копперфильд? Ты ведь помнишь Кристину.

– Да, Эд, Кристину я помню.

– Ты читала, что она написала? Кажется, у нее все отлично.

– Кажется, она полная дура. Что, впрочем, неудивительно.

Принесли еду, и Хелен начала расспрашивать Ньюсона о его жизни. Он рассказал, что получил диплом социолога и потом диплом юриста, рассказал всю правду о своих отношениях с Ширли, умолчав только о том, что она имитировала оргазмы.

– Мне кажется, я оказался в полиции, потому что не захотел быть адвокатом. Хочешь верь, хочешь нет, но я не вижу здесь противоречия с тем, что мы когда-то обсуждали. Я знаю, во всех полицейских видят цепных псов, но я там, потому что верю в правое дело. В общем, я считаю, что от нас больше пользы, чем вреда.

– Поверю тебе на слово.

Ньюсон не хотел говорить о себе. Две с половиной бутылки пива «Кингфишер» оказали свое обычное воздействие, и он захотел спросить, проколото ли у Хелен еще что-то, кроме ушей и ноздри.

– Ну, – сказал он, – а что насчет тебя?

– Я изучала литературу в Уорике, но бросила. Потом пошла работать в Оксфордский комитет помощи голодающим. Большую часть девяностых я провела в Африке, работая в гуманитарных миссиях.

– В Африке? – сказал Ньюсон. – Я никогда не выезжал за пределы Европы. Наверное, это потрясающе.

– Это ужасно. Я была только в голодающих районах.

– А-а.

– Домой вернулась уже давно. Там можно побыть какое-то время, но потом выгораешь дотла. Да, и еще у меня есть Карл.

– Твой парень?

– Сын. Ему шесть лет.

– Это так странно звучит. У тебя шестилетний сын. Нет, просто потрясающе: в прошлый раз, кода мы виделись, мы сами были детьми.

– Двадцать лет прошло, Эд. Я ведь должна была хоть чем-то все это время заниматься? Я сейчас работаю в «Кидкол». Ну знаешь, телефонная горячая линия для детей, страдающих от издевательств в школе. Ее еще всякие знаменитости поддерживают. Может быть, ты покупал наши значки в форме слезинки. Это не моя идея, даже не думай! Мне кажется, что они отвратительные и потворствуют идее беззащитности жертв. Взрослым не обязательно превращать детей в жертв. Для этого есть другие дети.

Ньюсон слышал об этой кампании. В ней участвовали различные звезды, и весь город был увешан рекламой.

– Они просто молодцы, да? Почти столько же известных персонажей, как в «Комик Релиф» с их красными носами.

– Ну, начнем с того, что это для детей, а это всегда хорошая реклама, и с Диком Кросби нам очень повезло. У него просто невероятные запасы энергии. Он преобразил «Кидкол». Вся хитрость со знаменитостями – убедить их на самом деле участвовать в проекте. Телефонные друзья, письма, все такое. И конечно, они наперегонки спешат к Дику. Людям нравится быть рядом с деньгами, даже если эти деньги чужие.

Конечно, Ньюсон знал о Дике Кросби. Все о нем слышали. Он был новым самородком от бизнеса, вроде создателя Virgin Ричардом Брэнсоном. Симпатичный, простоватый на вид предприниматель, владелец гостиниц, телекомпаний, лайнеров, самой большой в мире вертолетной компании. Он брался за все, что казалось ему интересным. Он раньше всех проникся идеей компьютеризации и купил тысячи компьютеров для школ, в результате чего сам Тони Блэр кооптировал его в «главные компьютерщики» своего кабинета.

Помимо вступления в «Кидкол», его последним достижением было приобретение сети «Нэшнл телеком», и для того, чтобы подвигнуть людей больше общаться голосом, а не эсэмэсками и имейлами, он пообещал вручить миллион фунтов тому, кто сделает миллиардный телефонный звонок.

– Да, кажется, он действительно парень что надо, – сказал Ньюсон.

– Он так много для нас сделал, но насчет «парня что надо» я не уверена.

– Почему?

– Потому что он делает абсолютно все только ради своей известности, – ответила Хелен. – И не думаю, что «Кидкол» – исключение из этого правила. Если он миллионер и хочет показать, что ему не безразлична эта проблема, почему бы просто не отдать нам эти деньги? Что это за хрень – миллион за звонок? Он мог бы просто отдать эти деньги нам. Он мог бы целый год выдавать нам по миллиону в день.

– Богатство – это относительная категория, так? Мы ведь тоже могли бы отказаться от этого ужина. Возможно, на эту сумму можно было бы неделю обеспечивать водой какую-нибудь африканскую деревню.

– Я не так часто выбираюсь куда-нибудь поужинать, – недовольно ответила Хелен.

– Да, Хелен, наверное, твоя работа не из легких. В любом случае Кросби участвует в огромном количестве проектов, и не только ради своей известности. Вообще-то он сотрудничал с нами, и ему это славы не прибавило. Он выступал на собрании Федерации полицейских по поводу проблемных семей в жилых массивах. Знаешь, когда одна семейка захватывает власть в курятнике и всех терроризирует. Не только в школах такое случается.

– Да, я знаю, Эд, и все равно я думаю, что он мошенник.

– А я думаю, для человека, который всю жизнь проработал в благотворительности, ты немного немилосердна.

Когда пришло время платить по счету, Ньюсон настоял на том, чтобы угостить Хелен. Она протестовала, но недолго.

– Может быть, это твоя плата за то, что бросил меня на рождественской вечеринке.

– Ты упоминала об этом в том сообщении. Я не думал, что бросил тебя. Ну… мы ведь… Мы были просто друзьями, так?

– Да ладно тебе, мы были больше, чем друзья.

– Мы были близкими друзьями, лучшими друзьями, но… ты ведь не была моей девушкой?

– Нет, наверное, не была. Я просто думала, что к тому все шло, вот и все.

– Правда? Вот это да. Извини… Это было бы… Ну, это было бы здорово, но…

– Но принцесса Кристина Копперфильд поманила тебя своим пальчиком, и я осталась стоять с двумя стаканами пунша, как полная дура.

Они выходили из ресторана, и на мгновение голос Хелен стал жестче. На улице Ньюсон вдруг понял, что извиняется за то, что он сделал двадцать лет назад и на что даже не обратил тогда внимания.

– Послушай, Хелен, я не подумал об этом. Ну, мы ведь были друзьями…

Вдруг Хелен расхохоталась.

– Черт возьми, Эд, это неважно! Мы были детьми. Какая разница? Я злилась просто потому, что специально накрасилась ради тебя, и ты знаешь, что это было строго против правил ярой феминистки тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.

Они рассмеялись.

– Все равно, Хелен, жаль, что ты тогда ничего не сказала. Я просто никогда не думал, что я могу быть интересен девушке…

– И что бы изменилось? Маленькая глупышка Хелен пытается оторвать тебя от школьной звезды? Да ладно, Эд, ты тогда был как кобель, унюхавший течную сучку. Я же наблюдала за тобой. И к тому же в те дни девочки о таких вещах не говорили, даже убежденные феминистки вроде меня. Spice Girls появились позже, помнишь?

– Нет, честно, я не подозревал, что интересую тебя с этой стороны. Я никогда так не думал. Мне и в голову не приходит, что я могу быть интересен. Я ведь страшненький рыжий придурок-коротышка.

– Ты не страшненький, Эд.

– Значит, просто рыжий придурок-коротышка?

Они оба засмеялись. Это был один из тех моментов, после которых все идет, как должно было. Они поцеловались на тротуаре на Дин-стрит, и Ньюсон спросил:

– Не хочешь ко мне зайти кофе выпить?

– Я не могу. У меня няня, и уже поздно. Но у меня дома есть кофе. Пойдем?

Ньюсон поймал такси, и они поехали с Хелен в ее квартиру в Уиллздене. В такси они опять поцеловались. Подходя к дому через неухоженный общий двор большого темного дома, Ньюсон понял, что Хелен жила в пяти минутах ходьбы от дома Бишопов. Он проезжал мимо ее дома и не знал этого.

Пока Хелен искала ключи, Ньюсон заметил невероятное количество звонков на входной двери. Наверное, потребовался настоящий инженерный гений, чтобы втиснуть такое количество квартир в дом, изначально рассчитанный на одну семью.

Они прошли мимо велосипедов, сваленных в некогда просторном коридоре, и поднялись наверх к Хелен. Потекли мучительные минуты, пока они сидели в крошечной гостиной и ждали, когда за няней приедет такси. Они обменивались ничего не значащими репликами, в коляске тихо спал ребенок няни.

Ньюсон попытался не растерять возбуждения. Он знал, что сегодня окажется в постели со старой школьной подругой, но желание постепенно угасало. Он совершенно точно не был снобом, но жизнь Хелен была настолько жалкой, что он поневоле загрустил, а грусть вовсе не возбуждает. Он попытался воссоздать в своей памяти ее груди. Он понятия не имел, в каком они теперь состоянии, потому что она так и не сняла пиджак, но он вспомнил ее соски и попытался представить, во что они превратились, когда ушел подростковый жирок. Наконец няня уехала. Прежде чем Ньюсон успел открыть рот, Хелен приложила палец к губам и исчезла в комнате, которая впоследствии оказалась ее спальней. Она вернулась через минуту, неся маленького спящего мальчика, которого положила на диван и укутала в одеяло.

– Это Карл, – тихо сказала она. – Его отец – самоанец.

Ньюсон снова почувствовал, как ускользает желание. Крошечная квартирка, крошечный мальчик… Это было слишком по-домашнему.

– Послушай, Хелен, мне неприятно выгонять Карла…

– Эд. У меня мало денег. У меня только одна спальня. И что с того? Это означает, что я не имею права на личную жизнь?

– Нет, конечно, нет. Я просто подумал…

– С ним все в порядке. Он спит.

Хелен взяла Эда за руку и отвела в спальню. Он тут же увидел, что в ней была одна-единственная кровать. Ему придется заняться любовью в кровати, еще хранившей тепло Карла.

Она закрыла дверь и вдруг поцеловала его в полной темноте, впиваясь в его губы с яростным и не совсем трезвым желанием. И он ответил на ее поцелуй. Наконец ее пиджак был снят, и ее маленькое, худенькое тело плотно и сильно прижалось к нему. Силы Ньюсона вернулись к нему, и ему удалось продолжить начатое. Они упали на кровать и во второй раз, спустя двадцать лет, ее груди оказались у него в руке. Они стали меньше, но соски остались такими же, большими и мясистыми, и в разгар страсти, а также благодаря необычности момента они казались восхитительными. Исследуя ее тело руками, Ньюсон с восторгом заметил, что пупок и половые губы Хелен были украшены пирсингом. Он никогда такого не встречал.

– Мило, – сказал он, пытаясь нарушить напряженную тишину.

– Мне нравятся новые дырочки, – сказала Хелен. – Я хочу в сосках сделать, но они у меня слишком толстые, и это тяжело. Но когда-нибудь обязательно сделаю. Прямо насквозь.

– Брр, – пробормотал Ньюсон.

– Да! – радостно ответила Хелен.

Когда настал критический момент, Ньюсон прошептал, что в бумажнике у него есть презерватив.

– Кажется, срок его годности еще не истек, – сказал он. – Хотя уже вот-вот.

– Давай, если хочешь. Мне все равно, – ответила Хелен.

Такая реакция Ньюсону не понравилась. Если и было что-то, чего он не любил, то это когда девушка не заботилась об интимной гигиене. Но он был слишком возбужден. Ее худое тело было так приятно, и вообще он был готов. Вот только наденет презерватив, и все будет хорошо. Он попытался нашарить в темноте пиджак.

– Можно на секунду свет включить?

– Нет, – ответила Хелен. – Мне нравится в темноте.

Наконец Ньюсон нашел то, что искал, и начал возиться с пакетиком. Конечно, к этому моменту его эрекция начала угасать, но, к счастью, Хелен это заметила и предприняла шаги по спасению ситуации. Когда ее голова склонилась к нему, Эд подумал, что если она всегда заставляет мужчин надевать презерватив в полной темноте, то эта проблема ей явно хорошо знакома. Наконец он был готов, и они занялись любовью.

Ньюсон не спал с женщиной уже много месяцев и попытался продлить удовольствие, насколько смог. Гибкое, голодное, двигающееся под ним тело женщины было очень приятно. И все же после он не смог избавиться от легкого ощущения неловкости. Он не мог полностью отрешиться от всего, как ни пытался.

Позже они лежали рядом, облокотившись на подушки, рука Хелен лежала на груди Ньюсона.

Вдруг дверь в спальню приоткрылась. Это был Карл, он сказал, что хочет пить.

Вряд ли такая ситуация может кого-нибудь привести в восторг, но Ньюсон не думал о Карле. Свет скользнул в маленькую комнату через щель в двери, и, моргнув от неожиданности, он опустил глаза на тонкую белую руку Хелен. Она тут же прикрыла ее простыней, но он успел увидеть, что она исчиркана порезами, их были сотни. Знак почета увлеченного мазохиста.

Хелен поняла, что он все видел.

– Карл, закрой дверь, пожалуйста, – сказала она. – Я сейчас выйду.

Когда в комнате снова стало темно, Хелен сказала:

– Это было очень давно. Больше это не повторяется.

Но Ньюсон видел слишком много порезов, царапин и шрамов в своей взрослой жизни. Даже за долю секунды он успел увидеть, что некоторые из них были свежие, пунцовые. Конечно, они были сделаны не вчера, но недавно. Хелен надела халат и пошла к ребенку. Вернувшись, она включила свет.

– Я вызвала тебе такси, – сказала она. – Завтра всем на работу.

Ньюсон попытался не показать, какое испытал облегчение. Он боялся, что из вежливости ему придется привести остаток ночи с девушкой, у которой проблем было явно больше, чем у него самого.

Она уложила Карла на его законное место и сделала кофе, пока они ждали такси.

– Я до сих пор просто поверить не могу, что ты ушел с Кристиной Копперфильд тем вечером, – сказала она из крошечной кухни, которая вела прямо в гостиную.

– Я же сказал, Хелен. Я понятия не имел, что интересен тебе.

– Да дело тут не во мне, дурачок, – сказала она. – Дело в ней. Ты ведь был крут, а она – полная дура.

– Я? Крут? Это она была крутой. Она была королевой школы.

– У нее была власть, но не более того. Она была высокомерная, ограниченная, злобная тварь, и в душе большинство девчонок ее ненавидели.

– Да ладно тебе, она была невероятно популярна.

– Чушь собачья. Она не была популярна. Да, всем мальчишками она нравилась. Но это другое. А большинство девчонок ее боялись. Я была среди них.

– Ты никого не боялась.

– Я всех боялась, Эд. Кроме тебя.

– А-а.

– Конечно, я пыталась храбриться и держать марку, но поверь мне, Кристина Копперфильд могла уничтожить меня в любой момент. Единственное, что для этого было нужно, это настроить против меня других девчонок. В основном дело не заходило дальше оскорблений, она просто делала так, что мне казалось, будто я толстая, страшная, глупая, неинтересная. Но иногда дело словами не ограничивалось. Я видела, как она со своей бандой засунула в рот одной девочке тампон.

– Я понятия об этом не имел.

– Это было в женской раздевалке после волейбола. У девочки как раз начались месячные. Она села на лавку, а когда встала, на лавке была кровь. Прямо как в сцене из «Кэрри». Кристина Копперфильд начала издеваться, смеяться над ней. Называла ее «грязной шлюхой» и «паршивой дрянью». Потом заставила своих подружек принести из автомата тампон, и они вместе засунули его ей в рот. Вот такая была звезда Кристина Копперфильд, мать ее. И ты ушел с ней.

– Я же ничего этого не знал, Хелен.

– Конечно, тебя интересовали только ее загар, волосы и сиськи.

– Да.

Раздался звонок. За Ньюсоном пришло такси. У двери он поцеловал Хелен на прощание.

– Та девочка, у которой начались месячные… – сказал он.

– Что ты хочешь спросить?

– Это была ты?

В ответ она молча закрыла за ним дверь.