"До последнего звонка" - читать интересную книгу автора (Элтон Бен)28Офис «Кидкол» занимал целый этаж в небоскребе «Сентер-Пойнт». Ньюсон пришел туда, решив, что ему необходимо получше разобраться в психологии насилия и тиранов, а здесь как раз занимались этой темой. – Взрослые тоже могут жестоко обращаться с детьми, – сказал ему консультант по телефону, – но мы занимаемся жестоким обращением одних детей с другими. Дети тоже на это способны. Ньюсон договорился о встрече с главным консультантом, работающим на полную ставку. Войдя в офис, он вздохнул с облегчением, не увидев Хелен. Он знал, что, связавшись с «Кидкол», он рисковал столкнуться с ней, но чувствовал, что другого выхода нет. Он хотел поговорить со специалистами. Офис состоял из телефонных кабин, где постоянно работали четыре консультанта, большой комнаты для приема посетителей и маленького кабинета президента, Дика Кросби. – Он здесь бывает довольно часто, – сказал Генри Чамберс, как только они вошли в офис Кросби, – но когда его нет, здесь сижу я. Итак, инспектор? Как у нас принято спрашивать: чем я могу вам помочь? – Что ж, мистер Чамберс… – Пожалуйста, просто Генри. – Генри. Меня интересует психология насилия. – Вы пришли по адресу. Именно этим мы занимаемся. Насилием… Конечно, в первую очередь его предотвращением. – Возможно, вы смогли бы мне немного рассказать… – Вы друг Хелен Смарт, да? – Да, я… – Я сказал ей о вас сегодня утром. Знаете, я сказал, что вы звонили и собираетесь прийти, а она сказала, что знает вас. Мир тесен, да? Все частенько говорят эту фразу, ха-ха. – Да. – Хелен такая милая. – Да, конечно, полностью с вами согласен. – Когда она пришла, организация просто преобразилась. Она потрясающе общается по телефону, говорит с детьми. К тому же она прекрасный администратор и очень, просто очень милая женщина. – Да. Я очень хорошо ее знаю. Мы учились вместе в школе. – Наверное, это здорово. – Что? – Знать ее со школы. Ньюсону было абсолютно понятно, что Генри Чамберс по уши влюблен в Хелен. Ньюсон знал эту печальную привычку постоянно испытывать потребность говорить об объекте своей любви и петь ей дифирамбы в любом обществе, знал на собственном опыте. Интересно, тревожно подумал он, неужели Хелен тоже видит чувства Генри? – Я пытаюсь создать портрет типичной жертвы издевательств, – сказал Ньюсон. – Боюсь, на этот вопрос нет очевидного ответа, инспектор. Каждый случай уникален. Мы знаем, что любой может стать жертвой издевательств. Дети, которые никогда не испытывали этого на себе, переходят в другую школу и ни с того ни с сего попадают в беду. Родители часто в шоке, когда узнают, что над их ребенком глумятся. Взгляните на этот последний случай в сегодняшней газете. Девочка перерезала себе вены. Просто поразительно, но потребовалась такая жертва, чтобы этим вопросом заинтересовались. – Да, поразительно. – Из статьи в газете я понял, что девочка вовсе не была типичной жертвой. Она была популярна, красива, и это еще одна причина, почему этим делом заинтересовалась пресса. Печально, что мы считаем гибель ребенка более грустной, если это был красивый ребенок. – Полагаю, все мы завязаны на красоте. – Красота и ее оценка очень субъективны, – чопорно сказал Чамберс. – И вообще, Тиффани Меллорс страдала молча. Никто не знал о ее мучениях, никто даже не догадывался, потому что она не подходила ни под один тип потенциальных жертв. – Но наверняка дети, которые чаще подвергаются издевкам, в чем-то схожи. – Да, логично предположить, что это более уязвимые дети. Дети с физическими недостатками всегда под ударом. Заторможенные дети, а также очень чувствительные или слишком умные. Хелен могла бы больше вам рассказать. Вы знаете, она тоже страдала в школе. Вы об этом знали? – Тогда – нет. – Видите ли, зачастую это тайное преступление. Тайные жертвы, тайные мотивы, хотя в случае Хелен абсолютно очевидно, что другие девочки просто ей завидовали. Ньюсону было абсолютно очевидно, что это просто ерунда. Кристина Копперфильд даже и не думала завидовать Хелен Смарт, она просто презирала ее и ненавидела, считая, что Хелен – задавака. Но Генри Чамберс смотрел на это дело глазами влюбленного и, естественно, видел все в абсолютно другом свете. – Просто невозможно предсказать, кто станет следующей жертвой, – продолжил Чамберс. За дверью послышался громкий голос. Ньюсон тут же узнал его. Уверенный, спокойный, но с тончайшей, практически незаметной развязной ноткой. Дик Кросби пришел на работу. Он вошел в офис и узнал Ньюсона до того, как Чамберс успел его представить. – Вы что, преследуете меня, инспектор? Может быть, мне стоит начать беспокоиться? – Вовсе нет, мистер Кросби. Вообще-то, я пришел не к вам. – Жаль, что с вами нет вашей красавицы коллеги, не то я бы сказал, что очень рад вас видеть. На секунду Ньюсон растерялся. Откуда этот человек может знать о Наташе? И вдруг он вспомнил, что последний раз, подойдя к Кросби за сценой на концерте, он сообщил, что находится на службе, и представил ему Кристину. Естественно, Кросби предположил, что Кристина тоже состоит на службе в полиции. Бедная Кристина. Как бы она обрадовалась, узнав, что Дик Кросби ее запомнил и первым делом упомянул о ней в разговоре. – Я никогда не забываю лица, – добавил Кросби, – но в ее случае я помню не только лицо. Такие девушки как раз по моему вкусу. Ньюсон хотел сказать, что Кристина погибла, закрыть эту ухмылку тяжелой завесой скорби. Но он не сделал этого. К чему? Генри Чамберс заговорил из угла комнаты. Он встал из-за стола Кросби в тот момент, когда великий человек вошел в комнату. – Инспектор Ньюсон расследует дело о насилии, – сказал он почти извиняющимся тоном. – Да, – прибавил Ньюсон. – Мне интересно узнать о психологии этого предмета. – Да, интересно, очень интересно, – задумчиво сказал Кросби, по-хозяйски направляясь к столу и элегантно усаживаясь в свое кресло. – Единственное, в чем я уверен насчет психологии насилия, это в том, что ничего о ней не знаю. Нет двух похожих тиранов, равно как двух похожих жертв. – Именно это я и сказал, – робко вставил Чамберс. – Каждый случай уникален. – А в вашей школе были случаи насилия? – спросил Ньюсон. – Мне запомнилась ваша речь на том благотворительном шоу в Гайд-парке. Очень прочувствованная речь. – Полагаю, с этим сталкивался каждый, и я не исключение. Я тогда не был миллиардером, просто учеником дорогой частной школы. Мы, карьеристы, всегда были мишенями. Но, насколько вы понимаете, я с этим справился. – Конечно, вы справились просто превосходно. – Не ожидал увидеть вас здесь сегодня, Дик, – вмешался в разговор Чамберс. – Я пришел из-за этого ужасного случая с Тиффани Меллорс, – сказал Кросби. – Средства массовой информации хотят комментариев, и я подумал, что должен приехать сюда и придать «Кидкол» уверенности. Нужно извлечь максимум пользы из этой трагедии. Я просмотрел файлы, но она никогда не связывалась с нами. Если бы она это сделала, то, возможно, была бы жива. Ньюсон извинился и покинул Кросби и Генри Чамберса, намереваясь вернуться в Скотленд-Ярд. Выйдя из комнаты, он увидел, что его поджидает Хелен Смарт. – Не хочешь выпить кофе? – спросила она. Ньюсон не хотел никаких разговоров, но ничего не мог поделать. Это был вопрос хорошего воспитания. Он неохотно пошел с Хелен в ближайший «Старбакс», ожидая дальнейших неприятных инкриминаций или, возможно, требований заполнить ее отверстия булочками с белым шоколадом и кончить в ее диетическое латте. Но, к счастью, она была спокойна и, можно сказать, сговорчива. – Я хотела извиниться, – сказала она, набрасываясь на огромную чашку кофе мокко с белой пеной соевого молока. – Я просто ужасно вела себя. Она по-прежнему выглядела усталой и нездоровой, но ее волосы были чистые, а одежда опрятной, что очень контрастировало с неряшливостью, которую Ньюсон видел всего два дня назад во время допроса у нее на квартире. – Ты написала на меня жалобу, Хелен. Ты сказала, что я тебе угрожал. Это могло для меня очень плохо закончиться. – Я знаю, я поступила как настоящая дрянь. Как подлая сука. Но я была зла. А сейчас нет. – И почему же ты сменила гнев на милость? Кстати, ценю, что ты извинилась. – Ну, для начала, я стала пить прозак, но он начнет действовать не раньше чем через пару недель. А пока мне придется изо всех сил стараться, пользуясь только внутренними ресурсами. – Значит, ты все-таки пошла к врачу? – Да, она выписала мне таблетки и договорилась насчет консультации, а я ее ужасно боюсь. Знаешь, у меня кошмарная депрессия. – Да, я заметил. – Но самое главное, что я вдруг начала видеть, что причина этой депрессии – я сама. Я – моя единственная проблема и должна сама с ней бороться. – Что случилось, Хелен? – Ньюсон уже привык к перепадам настроения Хелен и был настороже. – Сработал своего рода будильник, который есть только у матери, – ответила она. – Это случилось сразу после вашего ухода в воскресенье. Келвин ужасно разозлился, что у меня в доме побывали копы. – Да, я заметил. А кто такой этот Келвин? – Я познакомилась с ним накануне вечером в клубе в Камдене. – Понятно. – Да, можешь не объяснять, что приводить в дом незнакомцев – плохая идея. – Да еще таких незнакомцев, как Келвин. – Я сделала это после шоу в Гайд-парке. После того, как увидела тебя с Кристиной. – Значит, опять я виноват? – Нет, именно с этим мне пришлось смириться. Нет, я все равно считаю, что с твоей стороны было просто скотством появиться там с ней и вообще… – Послушай, извини, но… – Это неважно, Эд. Я же сказала, мне нужно научиться признавать тот факт, что я несу ответственность за все, что со мной происходит. Я вела себя как мстительная школьница. На самом деле не просто Ньюсон не ответил. Это была новая Хелен, кающаяся и анализирующая собственные поступки. Горечь ушла у нее из голоса. Неужели он наконец увидел ее настоящую или это был еще один параноидальный плод ее болезненного воображения? И вообще, есть ли она, – Кстати, мне пришлось провериться, – проворчала она. – В клинике… ну, после того вечера, который мы провели вместе… – Она замолчала. Ни он, ни она не хотели обсуждать детали того вечера. – Я чувствовала, что должна это сделать ради тебя. Ну, то есть провериться. – Ну да, это как запереть конюшню после того, как лошадь сбежала. – Да, ну, в результате оказалось, что все чисто. Я сто лет ни с кем не спала до тебя. Ньюсон сомневался насчет правдивости этих слов и еще насчет фразы «сто лет». То, что Хелен хотела чувствовать и делать, не входило в число легко подавляемых потребностей. – Так что насчет этого будильника? Что случилось с Келвином? – В двух словах. Он рвал и метал, что вы пришли ко мне на квартиру, он был агрессивным и вдруг достал из сумки разные причиндалы и решил уколоться. Я просила его остановиться и сказала, что мне не нужно это дерьмо в доме, но он велел мне заткнуться и продолжил готовить эту хрень, развалясь у меня на диване, без рубашки, в расстегнутых штанах, он ухмылялся, потом ширнулся, и я подумала: еб твою мать, еще один тиран, я сама пошла и нашла себе еще одного тирана. – Кажется, неприятности тебя просто обожают, так, Хелен? – Да, ты прав. Но мы сами создаем себе неприятности. В общем, я знала, что скоро няня приведет Карла. Еды в доме не было, зато был агрессивный обдолбанный урод, он болтался по квартире, заторчав от лошадиной дозы, и вдруг он сказал, что опять хочет со мной в постель, а я подумала, что он может меня изнасиловать, поэтому начала искать нож и все это время думала, что сама притащила этого ублюдка в свой дом. В дом Карла. Я это сделала, это был – Да уж, вид Келвина мне абсолютно не понравился. – Он мне даже по пьяни показался полным дерьмом. И я его подобрала в занюханном клубе и заплатила за такси, чтобы привезти в дом своего сына. Но, учитывая, что в воскресенье я была трезвая, в моем доме побывала полиция и не было еды, он выглядел просто охуительно мерзотно, словно дьявол, поднявшийся за мной из ада. – Не знаю. Неуважение к самой себе? – Именно так. Я ненавижу себя и не думаю, что заслуживаю чего-нибудь лучшего. – Кажется, это настоящий самоанализ. – В общем, это и был тот будильник. Не беспокойся, слава богу, обошлось без эксцессов. В конце концов у Келвина закончились наркотики. У меня не было еды, почти не было денег, я не хотела трахаться с ним, и, поскольку другого ничего не оставалось, он, как и любой другой козел, просто оделся и ушел. Даже «до свиданья» не сказал, но мне, если честно, насрать. Закрыв за ним дверь, я чуть не начала орать, настолько сильное было облегчение. Но после этого, сидя и ожидая, когда вернется Карл, я могла думать только о том, что могло бы случиться, если бы вдруг он начал буйствовать, если бы Карл приехал домой и увидел бы меня избитую, изнасилованную и ограбленную. Или даже если бы Келвин просто Ньюсон заметил, что Хелен сжала кулаки так, что побелели костяшки. На мгновение ее глаза засияли темным сатанинским огнем. Он видел этот взгляд несколько дней назад в глазах Роджера Джеймсона, когда они стояли вместе в коридоре «Гайд-парк Хилтон», обсуждая жестокое убийство бездомного из Нью-Йорка. Джеймсон сказал то же самое: «С этим нужно что-то делать». Неужели Хелен что-то с этим – Ты понимаешь, что, выгнав Келвина, лишилась алиби? Она посмотрела на него поверх чашки с кофе. На ее губах была пена. – Эд, я не убивала Кристину Копперфильд. Могла ли она это сделать? Мотив у нее точно был, она ненавидела Кристину и вынашивала эту месть двадцать лет. Но как насчет других убийств? Могло ли самоуничижение Хелен настолько изменить ее натуру, спровоцировав жесточайший психопатический рисунок поведения? Да, она работает на организацию по защите от тиранов. Ее жизнь посвящена жертвам насилия. Каждый день на работе ей приходится видеть ужасные страдания, напоминающие о ее собственном детстве. – Эд, – повторила она странным, отрешенным голосом, – я не убивала Кристину Копперфильд. Я думала, ты это знаешь. Ньюсон был не уверен. Неужели именно Хелен была посетителем, о котором Кристина так хотела сообщить Ньюсону? Все совпадало. Потому что Ньюсон посмотрел на Хелен, маленькую, худенькую Хелен с порезанными руками и впавшими щеками. Неужели в этих руках было достаточно силы, чтобы тащить сопротивляющуюся женщину по заставленной мебелью комнате, вынуждая ее оставлять кровавые следы на всех поверхностях? Могла ли Хелен протащить тело Кристины Копперфильд через дверь в спальне и уложить на кровать? Это было Ньюсон почувствовал, что на его руку легла рука Хелен. – Я надеялась, что мы можем хотя бы остаться друзьями, – сказала она, тихонько стискивая его пальцы. – Может быть, тебе это не нужно, но было бы очень мило, если бы мы могли снова встретиться. – Она смотрела с призывом, широко раскрыв искренние глаза. Ньюсон улыбнулся и убрал руку. Ее глаза скользнули вниз, разочарованные, но понимающие. Она мило улыбнулась и, снова подняв голову, сказала: – Что ж Ты знаешь, где меня найти. Решай сам. Всем нам время от времени становится одиноко. И тебе тоже. И в тот вечер нам ведь было хорошо, пока я все не испортила, да? Ты был доволен. Я это знаю. Я Ньюсон поверить не мог в то, что вдруг почувствовал знакомое шевеление. Это было Возможно, она проникла в дом Адама Бишопа? Способна ли Хелен Смарт устроить такую ловушку? Глядя сейчас в эти глаза, Ньюсон думал, что вполне. Мужчины просто дурачки, когда дело доходит до секса, Ньюсон знал это слишком хорошо. Как мог Адам Бишоп, огромный тиран, среагировать на маленькую, лохматую Хелен, с вызывающей грудью, с личиком как у феи, появись она у него на пороге? Он бы не почувствовал опасности. Могла ли она заманить Брэдшоу в фургон? И привязать к стулу Спенсера? За несколько минут Хелен Смарт заставила Ньюсона делать вещи, которые он никогда не делал раньше, до которых даже Но как же Фарра Портер? Как Хелен удалось бы прорваться в роскошную квартиру Фарры Портер в Кенсингтоне? Никак. А Энджи Тэтум? Ньюсон сомневался, что очарование Хелен Смарт подействовало бы на эту не менее крутую и такую же побитую жизнью девушку. – Что ж, – сказала Хелен. – У тебя есть мой номер. – Да, есть, – ответил Ньюсон. Хелен откинулась на спинку стула. – Значит, ищешь человека, который был жертвой тирана? – спросила она. – Да, или кто сам был тираном. Как ты это поняла? – Да это же очевидно, Эд, ты приходишь сюда и просишь этого идиота Генри составить портрет жертв. – Идиота? Он тебе не нравится? – Он просто урод. – Мне показалось, что он в тебя влюблен. – Все-то ты замечаешь, верно? Господи, это просто ужас. Он постоянно таращится на меня. Думает, что я не замечаю, но я всегда замечаю, как он таращится на мои ноги или пытается заглянуть в вырез платья. Ньюсону показалось, будто она его ударила. Неужели Наташа думает о нем точно так же? Хелен словно описала его собственное поведение на работе и то, как он смотрит на Наташу. – Он всегда отмечает, во что я одета, – продолжила Хелен, – и делает маленькие комплименты, когда мы говорим о работе. Это своего рода преследование, но, конечно, если я вдруг скажу об этом, он, возможно, расплачется или что-то в этом роде. В любом случае мне это не нужно. Хелен очень точно описывала его собственное поведение. – Я очень рада, что мы поговорили, – сказала Хелен. – Да, я тоже, – ответил Ньюсон. – Врун. Ничего ты не рад. Для тебя это просто катастрофа. – Нет, что ты. – Не прикидывайся идиотом, Эд. Ты вляпался в историю с ненормальной дурой, которая пырнула себя ножницами у тебя в ванной. Ни один мужчина не хочет такого, когда ищет, с кем бы перепихнуться по-быстрому. Но для меня это было катализатором. Правда в том, что причина, по которой я съехала с катушек много лет назад, вовсе не в бедной, наивной, мертвой Кристине Копперфильд. Дело во мне. Никто не способен решить мою проблему. Ты меня этому научил. – Она наклонилась вперед и поцеловала его в губы. Он почувствовал, что пена с ее верхней губы осталась на его лице. – Пока, Эд. – Пока, Хелен. Хелен повернулась и ушла. Ньюсон взял салфетку и промокнул губы. Возвращаясь на метро в офис, Ньюсон решил, что попытается поговорить с Наташей насчет своего поведения. Мысль о том, что она такого же мнения о нем, как Хелен о несчастном Генри, была невыносима. Но как к этому подойти? Трудно просто подойти к такой девушке и сказать: «Ты в курсе, что я не упускаю ни одной возможности, чтобы посмотреть на твою грудь? И если в курсе, скажи, тебя это беспокоит?» Вернувшись в офис, он увидел, что Наташа проверяла последние три имени в списке «жертвы жертв». – Боюсь, Памела Уайт больше нам ничем не сможет помочь, – сказала она Ньюсону. – Она покончила с собой тринадцать месяцев назад. – То есть до убийства Брэдшоу? – Да, но я разговаривала с ее матерью, и мне показалось, что случившееся напрямую связано с сообщением, которое она оставила в Интернете. Я говорила, что Брэдшоу был отличным притворщиком. Ну и разные люди очень по-разному запомнили его со школы. – Она получала угрожающие сообщения? – Да, причем в огромном количестве. Люди чего только не писали: называли ее обманщицей, говорили, что она все выдумала, потому что была тайно влюблена в Брэдшоу. Ее мать думает, что Брэдшоу сам стоял за этими ответами, управляя девочками из своей школьной банды. – Господи, жертвы просто как из мешка сыплются. – Просто ужасно. Этот парень погубил жизнь Памелы Уайт и явился прямой причиной ее самоубийства. Начиная с двенадцати или тринадцати лет он фактически Ньюсон решил, что настал хороший момент для того, чтобы высказаться: – Сержант, я тут подумал, кстати, о… ну, кстати, о… ладно, ничего. Вы… Вы довольны моим поведением на работе? – Извини? – Это простой вопрос, сержант. В наше время с этим нужно быть очень осторожным… да, вот. Я полностью с этим согласен. И в рамках этого убеждения позвольте мне сказать, что я… мужчина, а вы… если смотреть правде в глаза… вы женщина. – Ну… – И несомненно, вы, несомненно, ну… Я хочу сказать, что это само собой разумеется… хм, любой независимый наблюдатель сразу бы заметил, что вы… – Ты хочешь спросить, не возражаю ли я, что ты иногда на меня посматриваешь? – Да. – Нет. – Хорошо. Отлично. Я просто спросил, чтобы не думать. Итак, последние жертвы жертв, которые мы проверяли… – Ньюсон начал яростно рыться в бумагах на столе, чувствуя заинтересованный взгляд Наташи. – Кэти Сандерс и Марк Пирс, – сказала она. – Именно. Кэти Сандерс и Марк Пирс. Что насчет них, сержант? Можете мне сказать? – У обоих алиби. Кэти Сандерс уехала жить к двоюродной сестре в Штаты. Ее мама сказала, что пластическая хирургия там поднялась на совсем другой уровень и она копит деньги на очередную операцию. Они там дорогие. – Да, ты права. Новые груди, нужно идти в ногу со временем, не так ли? Ньюсон частенько допускал такого рода замечания, но в этот раз оно отдалось резкой болью и не вызвало ответной улыбки Наташи. Кристина Копперфильд внесла свой вклад в обогащение бизнеса пластический хирургии. Этот факт был очевиден каждому, кто видел ее труп, лежавший на кровати. Искусственные груди Кристины выделялись на фоне голубой кожи и привлекали внимание куда больше, чем при ее жизни. Смерть насмешливо отображает тщеславие людей, и эти два холма придавали почти комичный вид телу Кристины. Ньюсон с болью осознавал, что она заслуживает лучшего. Наташа поняла его мысли. – Наверное, тебе очень нелегко, – сказала она. – Ну, насчет твоей подруги. – Ага, значит, сейчас ты мысли читаешь? – с улыбкой ответил Ньюсон. – Ну, я знала, о чем ты думаешь. Это тело… эти груди, они выглядели так странно. – Да уж. Очень грустно. Но не стоит волноваться обо мне. Я ее едва знал, даже в школе. Я же говорил тебе, не моего класса девочка. – Ничего подобного. – Именно так. Бедная Кристина. – Да уж. Он взял себя в руки. Кристина была мертва, а ее убийца по-прежнему жив. Жив и очень активен. – Итак, что насчет последнего? Этого Пирса? – Вот насчет него у меня сомнения. Он работает в клубе кикбоксинга, а когда не работает, сам не вылезает с ринга. Парень, с которым я разговаривала, сказал, что он фанатик, а на ринге просто убийца. Для него каждая битва как будто последняя, а каждый соперник – самый настоящий враг. – Я завтра поеду поговорю с ним. Было уже поздно, и Наташа начала собираться домой. – Что ты сделала с цветами? – спросил Ньюсон. – Поставила в вазу в женском туалете. Мне нравятся цветы в туалете, – улыбнулась она. – Не волнуйся за меня, Эд, все будет хорошо. – Да, я знаю. Просто не позволяй ему сделать это снова. – Ни за что. После того как Наташа ушла, Ньюсон включил телевизор, чтобы посмотреть выпуск новостей Юго-Восточного округа. Он уже давно понял, журналисты подчас более осведомлены о ходе дел, чем он сам, и теперь регулярно смотрел новости. Ужасное самоубийство Тиффани Меллорс было главным сюжетом новостей, равно как и всего сегодняшнего выпуска «Стандарт». Глядя на фотографии, которые предоставила журналистам семья погибшей девочки, Ньюсон снова задумался о Кристине Копперфильд. Тиффани была немного на нее похожа, такие же прекрасные светлые волосы и золотистая кожа, такая же гибкая фигурка. Она была очень красивой. Мечта журналистов. В выпуске было несколько кадров с друзьями погибшей, девочки рассказывали, какой она была классной подругой, учителя хвалили привлекательную, умненькую девочку, гордость школы. Затем появился Дик Кросби, он давал интервью из своего офиса, на стене у него за спиной висел постер «Кидкол», он призывал детей, оказавшихся в сложной ситуации, просто поднять трубку. «Не страдайте молча, – говорил он. – Не позволяйте тиранам напугать вас и превратить в молчаливую жертву. Поднимите трубку, позвоните нам, и мы придем на помощь…» Ньюсон выключил телевизор. Звонил телефон. – Добрый день. Старший инспектор Ньюсон. – Эд, – сказал глубокий американский голос. – Это Джеймсон. Роджер Джеймсон. |
||
|