"Последнее слово за мной" - читать интересную книгу автора (Уолл Паула)

Глава 8

Когда невеста доктора Монтгомери выглянула в окошко на станции Липерс-Форк, то чуть не передумала сходить с поезда.

— Выше нос! — скомандовала миссис Джексон, храбро сжав руку дочери. — Мы с самого начала знали, что тут не Бостон.

Лидия Джексон напоминала живую камею. Кожа — фарфор. Волосы — платина. Мужчины любовались ею, как произведением искусства. Ее безмятежное личико редко выдавало, о чем она думает, а держалась она очень неподвижно, как будто любой неосторожный жест мог помешать восторженным поклонникам созерцать ее красоту.

— Что это за отвратительный запах? — спросила миссис Джексон.

Сидевший напротив мужчина зашевелил ноздрями и принюхался.

— Ну, должно быть, — произнес он, — это завод по переработке отходов.

Ему и в голову не приходило, что миссис Джексон говорит о запахе жевательного и нюхательного табака — ведь эти ароматы были музыкой для его носа.

— Просто кошмар, — пробормотала миссис Джексон, вытягивая из плоской изящной сумочки надушенный платочек и прижимая его к носу.

— Это еще что! — с понимающим видом закивал мужчина. — Вы подождите до лета. В августе по Ред-ривер поплывут свиные головы, и вот тогда вы узнаете, что такое настоящая вонь.

Миссис Джексон уставилась на него с непроницаемым выражением лица.

— Знамо дело, — добавил он, цыкнув в дырку между зубами, — сомы от свинины растут как на дрожжах.

Миссис Джексон заранее, еще во время поездки, предупредила Лидию, что новое окружение могло дурно повлиять на Адама.

— Стоит только ослабить ошейник, как мужчина тут же срывается с поводка, — со знанием дела говорила она.

Но то, что произошло с Адамом, было похоже скорее не на небольшой крюк в сторону от прямой дороги, а на целую экспедицию. Лидия два раза скользнула мимо него взглядом, прежде чем признала в неухоженном мужчине, который стоял на платформе и теребил в руках шляпу, своего жениха. Рубашка его была помята, ботинки поизносились, а волосы выглядели так, будто их расчесывали граблями.

Адам тут же ощутил ее неодобрение.

— Прости, — промолвил он, машинально пробегая пальцами по волосам. — Я не спал всю ночь, принимал роды у Уолласов.

Лидия смотрела на него с недоумением. В ее представлении «врач» был кем-то вроде герцога или графа. Ей и в голову не приходило, что Адаму когда-нибудь придется трудиться.

Если сказать, что Лидия и миссис Джексон ждали более торжественного приема, это было бы преуменьшением.

При этом обе они чувствовали, что местные жители разглядывают их, улыбаются, шепчутся украдкой, но ничего не сказали.

— Роды были непростые, — продолжал Адам, подхватывая сумки. — Матка то раскроется, то сомкнётся. Ребенок шел попкой. Но Луиза Уоллас — настоящий боец.

Даже не поприветствовав гостей как следует, Адам пустился в красочное описание минувшей ночи. Для Лидии и его матери половина всего сказанного звучала как тарабарщина. Другая половина содержала такие отвратительно реалистичные подробности, что обеим казалось, будто он описывает языческие и кровавые ритуалы дикарей. Они ушам своим не верили: неужели он действительно рассказывает им столь чудовищные вещи?!

— Когда у нее открылось кровотечение, мы все затаили дыхание, — продолжал Адам, увлекшись и не замечая, что с фарфорово-белого личика Лидии схлынули последние остатки румянца, а губы сложились в тонкую ниточку.

Качества, которые Лидия ценила в женихе превыше всего: его щеголеватая внешность, слегка отстраненная манера держаться и прохладное отношение ко всему, что не представляет собой материальной ценности, — всё это исчезло, сменившись страстным увлечением собственной профессией.

— Быть врачом — это настолько больше, чем я думал раньше, — говорил Адам, и глаза его при этом сияли. — Этого не выразить словами.

Лидия уж точно не могла подобрать слов. Они не виделись почти год. Ее чуть не до смерти растрясло в поезде, и ехали они с матерью почти целую вечность. И вот теперь она стояла на шумном вокзале в вонючем заштатном городишке, а мужчина, за которого ей предстояло выйти замуж, выглядел так, будто ему самое место среди нищих в очереди за бесплатной порцией супа.

Но точеное лицо Лидии омрачилось вовсе не из-за этого. Просто она была из тех женщин, которые не потерпят двух солнц в мужской вселенной. Пусть доктор Монтгомери наслаждается своей работой. Но нельзя допустить, чтобы работа затмевала в его глазах саму Лидию.

— Лидия очень счастлива за вас, — сказала миссис Джексон, сдавив руку Лидии так крепко, что у бедняжки чуть не остановилось кровообращение. — Не правда ли, дорогая?

На губах Лидии медленно расцвела улыбка. Она была из тех, кто понимает: если сначала немного потерпеть, со временем можно будет повернуть всё по-своему. Адам отметил, что она немного похожа на младенца с кишечной коликой.

Город как женщина — либо знает себе цену, либо нет. И раз уж половина всего округа принадлежала Беллам, остальные жители Липерс-Форка грелись в лучах их богатства и тоже ценили себя недешево.

Еще Мюзетта Белл, развлекая как офицеров-янки, так и офицеров-южан, обнаружила любопытную вещь: будь на дворе славные времена или тяжелая година, мужчина всегда тянется к сигаре. Со временем эти наблюдения принесли роскошные плоды. Пока окрестные города цеплялись за свои грязные заводики и литейные цеха, приносившие жалкие крохи дохода, Липерс-Форк процветал за счет табачных плантаций. Разумеется, в отличие от своих индустриальных собратьев, Липерс-Форк не разрастался вширь, зато он и не старился, как они.

Покупатели, продавцы и производители табака съезжались сюда со всего света, чтобы заключать сделки, и, конечно, везли с собой деньги. К началу XX столетия уже невозможно было бросить камень, чтобы не угодить в роскошный особняк с белыми колоннами. Местная порода, теннессийские прогулочные лошади, паслись на шелковых лугах и спали в конюшнях, которые выглядели куда лучше, чем иные халупы, в которых работяги с чикагских заводов растили своих детей.

Снимите в Чаттануге простыню с бельевой веревки, и она окажется грязнее, чем до стирки. Выпейте в Нэшвиле стакан воды, и вы сыграете в тифозную русскую рулетку. Но в Липерс-Форке платья дам, возвращающихся с пасхальной службы, оставались белоснежными, а священник мог макнуть грешника в реку, не рискуя отравить его еще до крещения.

Курсы акций росли, а потом обваливались, но, как и предсказывала Мюзетта, мужчины продолжали дымить. А в Липерс-Форке водились денежки. К сожалению, всё процветание сосредоточилось на одном берегу реки и перетекало на другой лишь тоненькой струйкой. Когда у привилегированных слоев возникало желание поразвлечься в трущобах, они плыли на пароме в Стрингтаун, чтобы хлебнуть виски и послушать блюз. Ко времени, когда доктор Адам Монтгомери устроил своей нареченной экскурсию по городу, в этом отношении ничего не изменилось.

Пять обрамленных деревьями улиц, названных в честь давно умерших президентов, выходили к площади, к зданию муниципалитета. Дважды мэр Пеграм, по профессии подрядчик, а по призванию — вдохновитель реформ и сторонник прогресса, пытался вырубить деревья и расширить улицы. И оба раза Шарлотта Белл клялась: пусть только мэр попробует осуществить свой план, и она расширит ему задний проход.

Все сверяли часы по курантам на здании муниципалитета, а те всегда немного отставали. И все кругом знали, что происходит в жизни у соседей, — зачастую еще до того, как соседи узнавали об этом сами. На лавочках возле муниципалитета, в тенечке, вечно сидели старики: сплевывали жевательный табак, перемывали косточки знакомым и вертели в руках кленовые веточки. В каждом углу города было по церкви, высокие шпили указывали горожанам путь на небеса. Все усердно молились за нового доктора, якобы в благодарность за его труды, а на самом деле — чтобы спасти его католическую душу.

В витринах красовались старательно раскрашенные таблички: «Скобяные товары Харрингтона», «Парикмахерская Мейсона», «Цветочная мастерская Макгенри», «Первый национальный банк», «Бакалея», «Кондитерская», принадлежавшая грекам, магазинчик мелочей «Всё по 10 центов» и «Аптека Виннингэма». В городе было два похоронных бюро. Если вам была нужна больница, то приходилось ехать за пятьдесят миль в Нэшвиль, а вот похоронить своих мертвецов в Липерс-Форке могли в лучшем виде.

— Но где же магазины одежды? — выразила недоумение миссис Джексон, вертя головой по сторонам.

Адам остановил машину возле «Мадемуазель», лучшего магазина одежды в городе. Велма Беллами наряжала стоявший в витрине манекен, а Хетти Тейлор стояла на улице и одобрительно кивала или, наоборот, мотала головой. У дверей на тротуаре стояла витая, викторианского стиля клетка для птиц.

— Они держат в магазине одежды дроздов? — нахмурилась миссис Джексон.

— Это не дрозд, а индийская майна, — пояснил Адам. — Птицу зовут Роберт Э. Ли.^[14]

— Ну и красотка! — завопила птица и присвистнула. — Ну и красотка!

— Мерзкое создание, — пробормотала сквозь зубы миссис Джексон.

Адам торопливо завел мотор и поехал прочь.

Объедете разок вокруг площади — и считайте, что уже видели все самое интересное в городе. Правда, ехать можно с разной скоростью, смотря какие у вас цели. Адам вел машину так медленно, что миссис Джексон успевала рассмотреть, как на тыльной стороне ее ладоней возникают возрастные пигментные пятна.

Если уж говорить начистоту, Адам намеревался не столько показать гостям город, сколько показать городу гостей. Когда они проезжали, прохожие останавливались и провожали машину взглядом. Из дверей парикмахерской высовывались мужские лица, а в окна «Кондитерской» выглядывали женские.

Адам не сомневался, что все они смотрят на Лидию. Он и сам покосился на нее, сидящую рядом, на переднем сиденье. Платиновые волосы сверкали на солнце, а бледный профиль казался поистине королевским. Адам лишний раз порадовался, что опустил крышу. Ему нравилось, как ее светло-желтое платье сочетается с его светло-желтым авто с откидным верхом.

— Подождите, вы еще не видели почту! — воскликнул он, чувствуя, как настроение невесты и будущей тещи стремительно ухудшается.

Они обогнули здание муниципалитета и притормозили возле бакалеи, чтобы оттуда насладиться величественным зрелищем архитектурного чуда. В Риме есть Колизей. В Париже — Эйфелева башня. А в Липерс-Форке — почта.

— Архитектор просидел десять лет в китайской тюрьме по политическим обвинениям, — сообщил Адам, пересказывая висевшую на доме табличку общества любителей истории. — Когда его освободили, правительство в качестве компенсации передало ему заказ на строительство почты.

Пребывание архитектора в азиатской тюрьме, по-видимому, оказало глубокое влияние на его стиль. Полосатая медная крыша полого уходила вниз, словно это была вовсе и не почта, а какой-то языческий храм. По углам из арок на пешеходов таращились гигантские остроклювые горгульи с когтистыми лапами, а темные, утопленные вглубь окна напоминали глаза, заглядывающие посетителям прямо в душу и спрашивающие, достаточно ли у них отваги, чтобы войти. Главная архитектурная достопримечательность Липерс-Форка оказалась самым нелепым и гротескным зданием, которой миссис Джексон только приходилось видеть.

— Представьте себе, каково это: провести лучшие годы жизни, изо дня в день глядя в крошечное окошко на один и тот же пейзаж, — распинался Адам, пока обе гостьи взирали на причудливое сооружение.

Лидия не провела в Липерс-Форке и двух часов, но уже прекрасно понимала, что чувствовал зодчий.