"Сказка о бедном Кузе Бесталанной Голове и о переметчике" - читать интересную книгу автора (Даль Владимир)

Владимир Иванович Даль


Сказка о бедном Кузе Бесталанной Голове и о переметчике Будунтае


А что, ребята, какой ныне у нас день? Кто скажет, не заглядывая в
святцы, не справляясь у церковника нашего, ни у тещи его, у просвирни?
- А ныне трынка-волынка-гудок, прялка-моталка-валек, да матери их
Софии, - отвечал косолапый Терешка, облизываясь.
- А коли так, - молвил сват, - коли праздник, то, видно, быть тому делу
так: чтоб не согрешить, не ухватиться от безделья за дело, подите-тка сюда,
садитесь на солнышко в кружок да кладите головы друг дружке на колени; сами
делайте свое, а сами слушайте!...
Жил-был во земле далекой, промеж чехов да ляхов, старик гусляр да
старуха гуслярка...
- И страх их не берет, - сказал долгополый церковник, проходя мимо
наших молодцов и подпираясь терновой тросточкой своей, - и страх их не
берет! Хоть бы воскресного дня дождались, да и зубоскалили б; так нет, вишь,
и в будень... Погоди, вот я вас!
- Не сердись, дядя Агафоныч, - молвил сват, - что пути, печенку
испортишь; позволь-ка милость твою поспрошать: у вас коли бывает
воскресный-эт день?
- В воскресенье, антихристы, - гаркнул Агафоныч.
- Ан в субботу, - подхватил тот же молодец, - в субботу перед вербным у
вас бывает Лазарево воскресенье!
- Вот каков, и церковника сбил да загонял, -закричали ребята, заливаясь
хохотом, - ай да письмослов!
А рассказчик продолжал:
- Жил, говорю, старик гусляр да старуха гуслярка. Спросите вы: что-де
за гуслярка, коли он играл на гуслях, а не она? Сами разумные вы, кажись,
знаете, что по шерсти собачке кличка бывает, а по мужу и жену честят; коли
муж гусляр, так жена неужто, по-вашему, пономариха? А коли этого про вас
мало, так скажу вам, молодцам молодецким, что и старухе намедни прилучилось
поиграть на гуслях: как полезла она за решетом да стянула их рядном с
полатей - загудели, сердечные, сказывают, вечную память по себе пропели да и
смолкли.
До этого греха старик наш кой-как с ломтя на ломоть перебивался; хотя,
правда, родовое добро его, голос молодецкий, стал уже отказываться и
подламываться о ту же пору, как и зубы, промолов с лихвою два-сорока годов;
но наживное имущество, гусли, все еще служили верою и правдой безволосому и
белобородому, утешали жителей села Поищихи, со проселки и выселки, и кормили
старичков наших и сына их, бедного Кузю. Но теперь, после того когда старухе
нехотя, как сказывал я вам, случилось поиграть на гуслях этих и в первый и
последний, когда, сверх того, старички, живучи в сырой, дряблой землянке,
захворали, то пришлось было им пропадать совсем. Вот они и сложили
поскребыши и осколки гуслей своих в мешок, повесили его сыну, бедному Кузе,
на шею и послали его собирать подаяние милосердных и жалостных прихожан; кто
знал старика и помнил гусли его, тот-де не отринет и теперь, а подаст. Ходит
Кузя по миру и поет под оконцами песни: