"Хмель, сон и явь" - читать интересную книгу автора (Даль Владимир)

Целые деревни тверитян или новгородцев бывают летом в Питере штукатурами, а
зимою сапожниками; привозят товар свой каждую весну, когда идут на работу
обозами в северную столицу нашу, отдают сапоги нипочем, лишь бы выручить
зимние харчи, и эти-то обозы наполняют знаменитые лавки Щукина двора, где
готовые и на вид порядочные сапоги можно купить за целковый, то есть
дешевле, чем в Петербурге обходится самый товар.
Бурлаки и музуры - судорабочие и матросы идут вниз по Волге огромными
толпами, с сермягою и котомкою за плечом, с парою запасных лаптей на поясе,
с деревянного ложкой, заткнутою на шляпе за ремень, лычко или бечевку; за
пылью и грязью на этих людях больше ничего не видать. Бурлаки подымают суда
на лямках, бечевою, вверх по Волге, отправляясь сперва за этим пеши вниз, и
при всем том народ обходится здесь судохозяевам в работе дешевле быков и
лошадей. Вот работа и хлеб для самых грубых, не искусных ни в каких ремеслах
околотков, и вот тот народ, который работает эту конскую работу в поте лица
месяц сряду, с тем чтобы, отбыв одну путину, пропить всё в три дня. Не стану
поминать промышленников и дармоедов разных родов, кулаков, которые меняют по
деревням разные припасы, - кошатников, которые собирают колотковые меха,
выменивая у баб кошек на деревянную посуду, - разносчиков и ходебщиков, а
говоря собственно о ремесленниках, должно упомянуть и о крестьянских
портных, которые ходят зимою по селам и, постукивая в окно, спрашивают: "Нет
ли шитва?" - потом рядятся с аршина и с овчины и берут копейки по две, с
уговором не пускать уже в эту деревню других портных - за что обшивают
волостное начальство безденежно, - а обшив все село, идут далее и опять
стучат посохом в окна. Нижегородские татары, возвращаясь домой под
предводительством одного довольно статного мурзы, называемого всюду по пути
князем, покупают на заработанные деньги башкирских (саратовских), киргизских
и калмыцких лошадей, откармливают их путем по ночам воровски у стогов и
скирд и перепродают по дороге с барышом извозчикам и ямщикам.
В этих малоземельных селениях заведено большею частию, что молодой
парень должен заработать наперед известную сумму на отца и семейство свое,
потом уже, уплатив года три-четыре подушное за отца или деда и за малых
братьев, идет он работать год или два на себя и женится. Тут не найдете вы
мужика-домоседа, мужика, который не видал бы свету; только разве в больших
семействах, пятериках, семериках, один постоянно остается дома. Может быть,
это обстоятельство объясняет сильную наклонность, всегдашнюю готовность
крестьян наших к переселению; едва ли проходит спокойно два-три года сряду,
чтобы какой-нибудь пустой, нелепый слух, бестолковая молва, бессмысленная
сказка - приплетенная самым диким образом, ни к селу ни к городу, к новому
узаконению или постановлению, - чтобы, говорю, какая-нибудь дико-образная
сказка не подняла вдруг целые селения на ноги - бог весть куда, в какой-то
баснословный край, где нет ни подушного, ни рекрутства. Тамбовские,
воронежские, орловские, пензенские, калужские и других губерний переселенцы
наводняют целыми ордами восточные пределы государства, кочуют, как цыгане,
по нескольку лет сряду, то не получая отводу новых земель, то не соглашаясь
селиться там, где указывают, то избирая по произволу чужие частные или
войсковые земли, поселяясь на них силою и возвращаясь по нескольку раз опять
на то же место, с которого сводят их посредством исправника или даже
воинской команды. Господские крестьяне уходят до Астрахани, нанимаются там в
бурлаки, в музуры, в тюленщики, в рыбаки, ходят в море, пропадают несколько
лет без вести, не заботясь о давно просроченных паспортах, и нередко