"Поцелуй перед смертью" - читать интересную книгу автора (Левин Айра)

11

В среду Лео Кингшип вернулся домой в десять вечера, проработав допоздна, чтобы наверстать упущенное в праздник.

– Мэрион здесь? – спросил он дворецкого, подавая ему пальто.

– Ушла с мистером Корлиссом. Хотя, она сказала, что вернётся пораньше. Вас дожидается мистер Деттвайлер в гостиной.

– Деттвайлер?

– Он сказал, мисс Ричадсон послала его с ценными бумагами. У него с собой сейф.

– Деттвайлер? – нахмурился Кингшип.

Он прошёл в гостиную.

Гордон Гант поднялся из удобного кресла рядом с камином.

– Здравствуйте, – лучезарно сказал он.

Какую-то секунду Кингшип смотрел на него.

– Мисс Ричардсон, что, не разъяснила вам, что я не хочу… – Он упёрся кулаками себе в бока. – Вон отсюда. Если Мэрион сюда зайдёт…

– Вещдок № 1, – произнёс Гант, подняв перед собой по рекламному проспекту в каждой руке, – в деле против Бада Корлисса.

– Я не хочу и… – Фраза повисла в воздухе, не получив завершенья. Поспешно Кингшип подошёл ближе. Взял проспекты из рук Ганта. – Наши публикации…

– У Бада Корлисса, – подхватил Гант. – Хранились в сейфе, до вчерашнего вечера пребывавшего в стенном шкафу в Менассете, Массачусетс. – Он поддел ногой сейфик на полу перед ним. Открытая дверца была погнута. Внутри лежали четыре продолговатых пакета из тонкой манильской бумаги. – Я украл его, – сообщил он.

– Украли?

Гант улыбнулся.

– Клин клином вышибают. Не зная, где он живёт в Нью-Йорке, я решил наведаться в Менассет.

– Вы спятили… – Кингшип тяжело опустился на диван напротив камина. Уставился на проспекты. – О, Боже…

Гант опять сел в кресло, придвинув его ближе к дивану.

– Обратите внимание на состояние вещдока № 1, если вам будет угодно. Края потрёпаны, кругом жирные отпечатки пальцев, страницы в средине аж выдрались из скрепок. Я бы сказал, он начал их штудировать уже довольно давно. Я бы сказал, он порядком их измусолил.

– Этот… этот сукин сын… – выговорил Кингшип чётко, будто употребляя такие слова впервые в жизни.

Гант ткнул в сейф носком ботинка.

– История Бада Корлисса, драма в четырёх пакетах, – объявил он. – Пакет первый: вырезки из газет, посвящённые герою школы; президент класса, председатель комитета по устройству балов, выпускник, обещающий добиться больших успехов в жизни, и так далее и тому подобное. Пакет второй: увольнение из армии с почестями, Бронзовая Звезда, Пурпурное Сердце, несколько интересных, хотя и непристойных снимков и расписка из ломбарда, которую, насколько я понимаю, можно обменять на наручные часы, если у вас найдётся долларов двести, которые ни на что другое вам не нужны. Пакет третий: студенческие дни, зачетки из Стоддарда и Колдуэлла. Пакет четвёртый: два зачитанных буклета, воспевающие мощь «Кингшип Коппер Инкорпорейтед», и это, – он вытащил из кармана сложенный листок желтой бумаги в синюю полоску и передал его Кингшипу, – а что это такое, ума не приложу.

Кингшип развернул листок. Принявшись читать написанное на нём, дошёл примерно до средины.

– Что это?

– Это я вас спрашиваю.

Кингшип покачал головой.

– Тут должен быть какой-то смысл, – сказал Гант. – Ведь это лежало вместе с проспектами.

Кингшип снова покачал головой и подал бумагу обратно Ганту, который опять засунул её в свой карман. Взгляд Кингшипа упал на проспекты.

– Как мне рассказать это Мэрион? – пробормотал он. – Она любит его. – Он мрачно посмотрел на Ганта. Затем медленно расслабил мышцы лица. И ещё раз перекинув взгляд с проспектов на Ганта, впился в него прищуренными глазами. – А почём я знаю, что они были в сейфе? Откуда мне знать, что вы сами их туда не подложили?

У Ганта отвисла челюсть.

– О-о, для…

Кингшип, поднявшись с дивана, обошёл вокруг него, направляясь к телефону на резном столике. Набрал какой-то номер.

– Ну теперь давайте, – проворчал Гант.

В тишине, установившейся в комнате, были отчетливо слышны гудки, а затем щелчок снятой трубки.

– Алло. Мисс Ричардсон? Это Кингшип. Хочу попросить вас об одном одолжении. Это очень серьёзно, я боюсь. И совершено конфиденциально. – Из трубки донеслось неразборчивое щебетание. – Вы не могли бы отправиться в офис, пожалуйста, да, прямо сейчас. Я бы вас не просил, если б это не было чрезвычайно важно, и я… – Снова послышалось щебетание. – Зайдите в отделение по связям с общественностью, – продолжал Кингшип. – Проверьте картотеку и посмотрите, отправляли мы когда-либо какие-либо рекламные издания Баду Корлиссу.

– Бёртону Корлиссу, – подсказал Гант.

– Или Бёртону Корлиссу. Да, совершенно верно – мистеру Корлиссу. Я у себя дома, мисс Ричадсон. Позвоните мне сразу, как только выясните. Спасибо. Большое спасибо, мисс Ричардсон. Я очень признателен… – Он повесил трубку.

Гант, морщась, покачал головой:

– За соломинку хватаемся, так ведь?

– Я должен быть уверен, – ответил Кингшип. – В таком деле нельзя сомневаться в уликах. – Он прошёл обратно к дивану, встал за его спинкой.

– Да вы уже уверены и отлично об этом знаете, – буркнул Гант.

Кингшип облокотился на спинку, уставившись вниз на проспекты, сползшие во вмятину, оставшуюся после него на подушечке.

– Вы отлично об этом знаете, – повторил Гант.

Установившуюся на мгновенье тишину нарушил усталый вздох, вырвавшийся у Кингшипа. Он обошёл вокруг дивана, поднял проспекты и сел.

– Как мне сказать Мэрион? – спросил он. Он потёр колено. – Этот сукин сын… этот чёртов сукин сын…

Гант подался вперёд к нему, оперевшись локтями себе на колени.

– Мистер Кингшип, во многом я был прав в этом деле. Вы признаёте, что я был здесь прав во всём?

– Что значит, «во всём»?

– Насчёт Дороти и Эллен. – Кингшип издал раздражённое шипение. Гант продолжил скороговоркой: – Он не сказал Мэрион, что учился в Стоддарде. Должно быть, он замешан в деле Дороти. Должно быть, он – тот, от кого она забеременела. Он её убил, а Пауэлл и Эллен откуда-то узнали, что это он, и ему пришлось их тоже убить.

– Записка…

– Он мог добиться её хитростью! Такое и до него делали – всего лишь месяц назад в газетах писали про парня, сумевшего это сделать, и по той же причине: его подруга забеременела.

Кингшип покачал головой.

– Я бы поверил, что и он способен, – сказал он. – Он так обработал Мэрион, что я теперь готов поверить про него во всё что угодно. Но в вашей теории есть изъян, большой изъян.

– Какой? – потребовал Гант.

– Он ведь охотится за деньгами, так? – Гант кивнул. – А вы «поняли», что Дороти была убита, потому что на ней было кое-что старое, кое-что новое, кое-что взятое на время и кое-что голубое? – Гант снова кивнул. – Что ж, – сказал Кингшип, – если он был тем, кто соблазнил её, а она готова была выйти за него замуж в тот же день, тогда зачем ему было убивать её? Он бы преспокойно на ней женился, так ведь? Он женился бы на ней и получил бы деньги.

Гант молча глядел на Кингшипа – ему нечего было сказать.

– Вы правы насчёт этого, – Кингшип потряс проспектами, – но насчёт Дороти вы ошибаетесь. Полностью ошибаетесь.

Помедлив какую-то секунду, Гант поднялся из кресла и прошёл к окну. Тупо уставился в него, покусывая нижнюю губу.

– Хоть вниз прыгай, – признался он.

Когда зазвонили в дверь, Гант отвернулся прочь от окна. Кингшип, поднявшись с дивана, стоял перед камином, опустив глаза на аккуратно сложенные берёзовые поленья. Он нехотя повернулся, прижимая к себе свёрнутые в трубочку проспекты, уклоняясь от настойчивого взгляда Ганта.

Послышался звук открывающейся парадной двери, затем голоса:

– …зайдешь ненадолго?

– Думаю, нет, Мэрион. Завтра нам рано вставать. – Последовало продолжительное молчание. – Буду стоять у себя перед домом в семь тридцать.

– Тебе лучше надеть тёмный костюм. На заводе, должно быть, легко испачкаться. – Ещё одна пауза. – Доброй ночи, Бад.

– Доброй ночи.

Дверь закрылась.

Кингшип скрутил проспекты в более плотный рулон.

– Мэрион, – позвал он, но вышло как-то чересчур тихо. – Мэрион, – повторил он громче.

– Иду, – донёсся её радостный голос.

В наступившей тишине оба неожиданно стали различать тиканье часов.

Она появилась в широком дверном проёме, поправляя воротник своей изящной белой блузки с длинными рукавами. После холода на улице щёки её сияли румянцем.

– Привет, – сказала она. – Мы были на…

Она увидела Ганта. Её руки повисли безжизненными плетьми.

– Мэрион, мы…

Её будто ветром сдуло.

– Мэрион! – Кингшип помчался на выход, в прихожую. – Мэрион! – Она уже была на средине уходящей наверх белой винтовой лестницы, выбивая каблучками яростную дробь. – Мэрион! – крикнул он гневно, повелительно.

Она остановилась, упрямо продолжая смотреть вверх, рукою держась за перила.

– Ну?

– Спустись сюда, – сказал он. – Мне надо поговорить с тобой. Это крайне важно. – Помедлив секунду, повторил: – Спустись сюда.

– Хорошо, – развернувшись, с королевской чопорностью она сошла по ступенькам вниз. – Ты можешь со мной поговорить. Перед тем, как я поднимусь наверх, соберу вещи и уйду отсюда.

Кингшип вернулся в гостиную. Гант, озадаченный, стоял посреди комнаты, положив руку на спинку дивана. Страдальчески качая головой, к нему подошёл Кингшип.

Она вошла в комнату. Взглядами они следовали за нею – даже не посмотрев на них, она направилась к креслу напротив того, из которого излагал свою версию Гант, у другого конца дивана, ближе к дверям, и села. Аккуратно скрестила ноги, разгладив складки на своей красной шерстяной юбке. Руки положила на подлокотники. И только тогда повернула голову налево, туда, где позади дивана стояли они.

– Ну? – потребовала она.

Кингшип переступил с ноги на ногу, поёжившись под её взглядом.

– Мистер Гант был… Вчера он…

– Ну и?

Он беспомощно повернулся к Ганту.

– Вчера днём, – начал тот, – ни о чём не уведомляя вашего отца, я побывал в Менассете. Путём взлома я проник в дом вашего жениха…

– Нет!

– …и взял оттуда сейф, который нашёл в стенном шкафу у него в комнате…

Она вжалась в кресло, добела стиснув кулачки, в ниточку стянув рот, закрыв глаза.

– Я взял его с собой и взломал дверцу…

Её глаза распахнулись, сверкнув огнём.

– И что вы там обнаружили? Чертежи атомной бомбы?

Они молчали.

– Что вы там нашли? – повторила она, упавшим, встревоженным голосом.

Кингшип опустился на диван и подал ей проспекты, неловко разворачивая их.

Она медленно их взяла, посмотрела на них.

– Они уже не новые, – сказал Гант. – Они были у него порядочно времени.

– Он не бывал в Менассете с тех пор, как начал ухаживать за тобой, – вставил Кингшип. – Они были у него ещё до вашего знакомства.

Она аккуратно расправила их у себя на коленях. Уголки некоторых страниц были заломлены. Она разогнула их.

– Должно быть, Эллен дала их ему.

– У Эллен никогда не было наших изданий. Ты знаешь это. Её это мало интересовало, как и тебя.

Она перевернула проспекты, осмотрела их корешки.

– Ты был рядом, когда он взламывал сейф? Ты точно знаешь, что они были внутри?

– Я это проверяю, – ответил Кингшип. – Да и зачем мистеру Ганту было бы…

Она начала листать один из проспектов, небрежно, точно это был журнал в чьей-нибудь приёмной.

– Хорошо, – сказала она холодно, – может быть, именно деньги интересовали его вначале. – Её губы изогнулись в натянутой улыбке. – Хотя бы раз в жизни могу сказать тебе спасибо за твои деньги. – Она перевернула страницу. – Ведь как говорят? Богатую девчонку полюбить легче, чем бедную. – Перевернула ещё страницу. – В самом деле, в чём тут его обвинять, при таком бедном происхождении. Влияние среды… – Она поднялась на ноги, швырнув проспекты на диван. – Ещё что-нибудь у тебя есть против него? – Её руки слегка дрожали.

– Что-нибудь ещё? – вытаращился на неё Кингшип. – Разве этого мало?

– Мало? – изумилась она. – Мало для чего? Для меня, чтобы отменить свадьбу? Нет, – она покачала головой, – нет, этого не достаточно.

– Ты всё ещё хочешь…

– Он любит меня, – ответила она. – Может быть, вначале его интересовали только деньги, но – хорошо, была бы я красоткой; не стала бы я отменять свадьбу, узнав, что понравилась ему за красоту, так ведь?

– Вначале? – пробормотал Кингшип. – До сих пор для него важны только деньги.

– Не смей так говорить!

– Мэрион, сейчас ты не можешь выйти за него замуж.

– Не могу? В субботу утром я буду в Сити-Холле.

– Ничего хорошего от этого проходимца…

– Ну да! Ты всегда знал, от кого можно ждать хорошее, а от кого – нет, правда! Ты знал, что от мамы ничего хорошего не будет, и ты избавился от неё; знал, что из Дороти не выйдет толк, а она из-за этого покончила с собой, потому что это ты нас так воспитал, внушил, что хорошо, а что плохо, правильно и неправильно! Разве мало наделало бед твоё «хорошо» и «плохо»?

– Ты не выйдешь замуж за парня, которому ты нужна только ради денег!

– Он любит меня! Ты что, английский не понимаешь? Он любит меня! Я люблю его! И мне всё равно, что свело нас вместе! Мы одинаково думаем! Чувствуем одинаково! Нам нравятся одни и те же книги, одни и те же пьесы, одна и та же музыка, одна и та же…

– Одна и та же еда? – вклинился Гант. – Вы оба в восторге от итальянской или армянской кухни? – Она повернулась к нему, забыв закрыть рот. Он развернул сложенный лист жёлтой бумаги в голубую полоску, который достал из своего кармана. – И среди этих книг, – начал он, заглянув в бумагу, – произведения Пруста, Томаса Вулфа, Карсон Маккаллерс?

У неё широко распахнулись глаза.

– Откуда вы?.. Что это?

Он обошел диван и приблизился к ней. Она внимательно смотрела на него.

– Присядьте, – предложил он.

– На что вы?.. – Попятившись, она наткнулась на край дивана.

– Сядьте, пожалуйста, – повторил он.

Она села.

– Что это такое?

– Это было в сейфе вместе с проспектами, – ответил он. – В одном пакете. Это он писал печатными буквами, я полагаю. – Он подал ей бумагу. – Простите.

В смятении она посмотрела сначала на него, потом на лист бумаги.

Она прочла едва ли четверть убористого, печатными буквами написанного текста, и румянец оставил её щёки. Затем, дрожащими от старательности руками, она сложила листок.

– Что ж, – промолвила она, ещё раз его складывая, не поднимая глаз, – а я-то верила всей душой. – Она улыбнулась, как безумная, отцу, подбирающемуся к ней вокруг дивана, чтобы встать беспомощно рядом. – Надо было сразу догадаться, разве не так? – Кровь снова бросилась ей в лицо, вспыхнула багровым румянцем. Взгляд её увлажнившихся глаз блуждал, а пальцы неожиданно принялись комкать, мять бумагу с силою стальных клещей. – Чересчур хорошо, чтобы быть правдой, – она улыбнулась, и слёзы покатились по её щекам, а пальцы уже не комкали, а рвали бумагу. – Поделом, надо было знать… – Она запустила обрывки себе в лицо и разрыдалась.

Кингшип сел рядом с ней, обняв рукой её поникшие плечи.

– Мэрион… Мэрион… радуйся, что ты не узнала об этом позже.

Спина её вздрагивала под его рукой.

– Ты не понимаешь, – всхлипывала она сквозь прижатые к лицу пальцы, – не можешь понять…

Когда слёзы утихли, она продолжала одеревенело сидеть, скомкав в руке носовой платок, что подал ей отец, и глядя на обрывки жёлтой бумаги, разбросанные по ковру.

– Может, мне отвести тебя наверх? – спросил Кингшип.

– Не надо. Пожалуйста, дай мне… просто… просто посидеть здесь.

Он поднялся с дивана и подошёл к Ганту, стоявшему у окна. Какое-то время они молча смотрели на огни на том берегу реки. Наконец Кингшип не выдержал:

– Я ему кое-что устрою. Богом клянусь, кое-что устрою.

Прошла ещё минута. Гант спросил:

– Она ссылалась на ваши «хорошо» и «плохо». Вы были очень строги с дочерьми?

Кингшип задумался на секунду. Потом ответил:

– Не очень.

– А я думаю, очень, судя по тому, как она об этом говорила.

– Она разозлилась, – возразил Кингшип.

Гант всматривался в рекламный щит Пепси-Колы на том берегу.

– В аптеке, пару дней назад, после того, как мы вышли из квартиры Мэрион, вы сказали что-то в том духе, что, может быть, оттолкнули одну из дочерей. Что вы имели в виду?

– Дороти, – ответил Кингшип. – Может быть, если бы я не был…

– Таким строгим? – подсказал Гант.

– Нет. Я не был очень строгим. Я учил их, что правильно, а что неверно. Может быть, я… немного переусердствовал, из-за их матери. – Он вздохнул. – Дороти следовало понять, что самоубийство – вовсе не единственный выход.

Гант достал пачку сигарет, вытащил одну. Повертел её в пальцах.

– Мистер Кингшип, как бы вы поступили, если бы Дороти вышла замуж, не посоветовавшись сначала с вами, а потом бы у неё родился ребёнок – раньше срока?

– Не знаю, – ответил Кингшип, немного подумав.

– Он отшвырнул бы её прочь, – спокойно произнесла Мэрион. Они обернулись к ней. В прежней позе она неподвижно сидела на диване. Её лицо было видно им отраженным в зеркале, наклонно установленном над камином. Она всё так же смотрела на обрывки бумаги на полу.

– Ну как? – спросил Гант у Кингшипа.

– Не думаю, что отшвырнул бы её, – запротестовал тот.

– Ещё как бы отшвырнул, – повторила Мэрион безжизненно.

Кингшип снова повернулся к окну.

– Что ж, – сказал он после некоторого молчания, – в таких обстоятельствах семейной паре надо быть готовой взять на себя ответственность, как накладываемую на них браком, так и… – Он не закончил фразу.

Гант закурил сигарету.

– И вот что получилось, – сказал он. – Вот поэтому он и убил её. Должно быть, она рассказала ему о вас. Он понял, что денег ему не видать, даже если он женится на ней, а если не женится, ему придётся худо, поэтому… Потом он решает повторить попытку, с Эллен, но она затевает своё расследование и подбирается к истине слишком близко. Так близко, что ему приходится убить её и Пауэлла. И затем он пробует в третий раз.

– Бад? – сказала Мэрион, выговорив это имя совершенно механически, и только в зеркале отразилась пробежавшая по её лицу едва заметная тень удивления, словно её жениха обвинили в недостаточном умении вести себя за столом.

Кингшип, прищурившись, смотрел в окно.

– Я бы поверил этому, – сказал он твёрдо. – Я бы поверил этому. – Но едва он повернул лицо к Ганту, вся его решительность куда-то исчезла. – Вы обосновываете всё на том, что он не сказал Мэрион про свою учёбу в Стоддарде. Мы даже не уверены, знал ли он Дороти, не говоря уж о том, что он был именно тем, с кем она… встречалась. А мы должны быть уверены.

– Девчонки в общаге, – возразил Гант. – Кто-нибудь из них должен знать, с кем она ходила.

Кингшип кивнул.

– Я мог бы кое-кого нанять, съездить туда, поговорить с ними…

Гант задумался, потом покачал головой.

– Без толку. Каникулы; к тому моменту, когда вы сумеете разыскать хоть одну из девчонок, знающих про это, будет слишком поздно.

– Слишком поздно?

– Как только он узнает, что свадьбы не будет, – он глянул на Мэрион; она молчала, – околачиваться здесь дальше, чтобы узнать причину, он не станет, верно?

– Мы найдём его, – сказал Кингшип.

– Может быть. А может, и нет. Люди исчезают. – Гант сделал глубокомысленную затяжку. – Что, Дороти не вела дневник или что-нибудь типа этого?

Зазвенел телефон.

Кингшип прошёл к резному столику и снял трубку.

– Алло. – Затем последовала долгая пауза. Гант посмотрел на Мэрион; она наклонилась вперёд, подбирая обрывки с пола. – Когда? – спросил Кингшип. Держа клочки бумаги на ладони левой руки, Мэрион сжала её в горсть. Посмотрела на образовавшийся комок, не зная, что с ним делать дальше. Положила на проспекты, лежавшие рядом с ней на диване. – Спасибо, – сказал Кингшип. – Большое вам спасибо. – Донёсся далёкий щелчок положенной на рычаг трубки, и установилась тишина. Гант повернулся к Кингшипу.

Тот стоял у столика; румяное лицо казалось застывшим.

– Мисс Ричардсон, – объяснил он. – Рекламная литература была отправлена Бёртону Корлиссу в Колдуэлл, Висконсин, 16-го октября 1950-го года.

– Именно тогда, должно быть, он начал кампанию с Эллен, – заметил Гант.

Кингшип кивнул.

– Но это был уже второй раз, – произнёс он медленно. – Рекламная литература была также отправлена Бёртону Корлиссу 6-го февраля 1950-го года, в Блю-Ривер, Айова.

– Дороти… – начал Гант.

Мэрион застонала.

Гант остался в комнате и после того, как Мэрион ушла наверх.

– Мы во всё той же позиции, какой успела достичь Эллен, – сказал он. – У полиции есть «предсмертная записка» Дороти, а всё, что есть у нас, это подозрения и набор косвенных улик.

– Я добьюсь большего, – сказал Кингшип, держа в руке один из проспектов.

– Неужели они ничего не нашли в комнате Пауэлла? Ни отпечатка пальцев, ни ниточки с одежды?

– Ничего, – ответил Кингшип. – Ничего у Пауэлла, ничего в том ресторанчике, где Эллен…

Гант вздохнул.

– Даже если вы заставите полицию арестовать его, любой первокурсник с юридического освободит его в пять минут.

– Я его как-нибудь достану, – пообещал Кингшип. – Я добьюсь большего и я его достану.

– Надо выяснить, как он заполучил от неё записку, – сказал Гант, – а также и найти пистолет, который он применил против Пауэлла и Эллен. И до субботы.

Кингшип взглянул на фотографию на обложке проспекта.

– Медеплавильный завод… – удручённо сказал он. – На завтра у нас намечен туда полёт. Я хотел всё ему показать. И Мэрион тоже. Раньше она не интересовалась.

– Вам бы лучше проследить, чтобы она раньше времени не проговорилась ему об отмене свадьбы.

Кингшип разглаживал проспект у себя на колене. Посмотрел на Ганта.

– Что?

– Я говорю, вам надо проследить, чтобы она раньше времени не проговорилась ему об отмене свадьбы.

– А-а, – сказал Кингшип. Он снова опустил взгляд на проспект. Ещё одно мгновение прошло. – Он не на того напал, – сказал он тихонько, продолжая рассматривать фотоснимок завода. – Ему надо было подыскать себе другого тестя.