"Мрачный коридор" - читать интересную книгу автора (Март Михаил)

Глава II

Я становился похожим на вычислительную машину, какими с некоторых пор стали пользоваться кассиры в магазинах. Мне пришлось хронометрировать каждый свой шаг.

От усадьбы Хоукса я отъехал в четыре пятнадцать, доехал до города и через восточный пригород выехал на южное шоссе. Не превышая средней скорости, с которой обычно ездят наши законопослушные граждане, я добрался до станции техобслуживания Сэма Ральфа за тридцать две минуты. Если Лин Хоукс выехала из дома в семь часов или в семь ноль пять, то сюда она должна была прибыть в семь сорок или чуть раньше.

Сэм Ральф растянулся в кресле-качалке, уперев ногу в стойку веранды. Ни одной машины возле заправки не было, и парень дремал.

Когда я затормозил возле него, он вскочил на ноги, словно кто-то кольнул его в задницу.

— Заправить?

— Да, но не суетитесь, я не спешу. За двойную оплату бензина вы мне еще ответите и на некоторые вопросы.

— За двойную оплату я вам расскажу все о Калифорнии, а не только о данной местности. Что вы ищете?

— Женщину.

Сэм Ральф снял свой промасленный берет и почесал лысину, обрамленную белым пушком. Он походил на пройдоху-бармена из дешевой забегаловки. Масленые глазки, скачущие, как мышки, рябая толстая мордочка, острая, как у хорька.

— Женщина? Но это не мой профиль, сэр.

— Конечно. На сутенера вы не похожи. Меня интересует та, которая заправлялась здесь две недели назад. Розовый «Кадиллак» пятидесятого года выпуска.

—А, я понял! Мисс Ричардсон.

— Миссис Хоукс.

— Ну да, по мужу. А что случилось? Все о ней спрашивают. Тут были ребята из полиции, из прокуратуры, и все ею интересуются! В газетах ничего о мисс Ричардсон не писали. С ней все в порядке?

— Кто кому платит, Сэм? Вопросы собирался задавать я.

— Все понял, сэр! Я человек маленький. Вы не думайте, что мне больше всех надо. Я в чужие дела не лезу.

— Напряги память, приятель. В тот день ты также дремал или что-то видел?

— Значит, так, сэр. Как бы я ни дремал, звук мотора слышу за милю, и глаза открываются автоматически. С тех пор как открыли новое шоссе Сан-Франциско —  Лос-Анджелес, нашей дорогой пользуются только местные старожилы. Приходится держать ухо востро. Клиентов убавилось втрое. Бизнес дал трещину. Конечно, я не против новых скоростных магистралей, но…

— Так вы были в помещении или на улице?

— Здесь, сэр. Я возился с мотоциклом одного местного паренька. У него золотые руки, мог бы сам устранить поломку, но в этот вечер он спешил на свидание…

— Можешь вспомнить точное время, когда подъехала машина миссис Хоукс?

— Чья?

— Розовый «Кадиллак».

— А, мисс Ричардсон. Ну конечно, могу… Так. это было, было в… уже смеркалось. Где-то в районе семи тридцати.

— Не позднее?

— К девяти часам я ждал Ломерта, нашего налогового инспектора. Он живет в трех милях по пути в Санта-Роуз. Специально он ко мне никогда не заезжает. А раз в месяц, по дороге домой, заходит проверить мои бумаги. Отчетность. Сами знаете, налоги платить надо, только не такие высокие…

— Ты ждал его в этот вечер?

— Да. С мотоциклом я закончил в семь сорок и пошел в контору готовить бумаги. Ну, конечно, руки помыл. Сами понимаете…

— Почему ты запомнил время?

— Потому что этот чертов самокат отнял у меня около двух часов. Зашел в контору, смотрю на часы, а уже без пятнадцати восемь. Убил столько времени, а этот чертенок пришел за своим драндулетом в одиннадцать вечера. Сам-то меня торопил…

— Кто-нибудь здесь находился в тот момент, когда она подъехала?

— Дорожная полиция. Сержант О'Шоноси с напарником. Они с ней немного поболтали… Так, секунду! Важная деталь. Вы меня поймали. Конечно же, она была раньше. Сержант сдает смену в восемь вечера. Они люди подневольные и не опаздывают. Он уехал через пять минут после отъезда мисс Ричардсон. Теперь прикиньте: ему нужно доехать до города и покрутиться по улицам. Уж полчаса ему на это потребуется. Не меньше! Самое позднее патруль мог уехать от меня в семь тридцать. Значит, женщина уехала в семь двадцать пять. Пробыла она здесь десять минут. Может, чуть больше. Она же кокетничала с сержантом. Вот и считайте… Приехала мисс Ричардсон в семь пятнадцать.

— Быстро соображаешь, недолго излагаешь. Проверим твою память. Что за платье на ней было?

— Я не очень смыслю в нарядах, но помню только, что было много зеленого и белого. Очень красиво. А бриллиантов! Вся с ног до головы сверкала.

— Может, вспомнишь, как они выглядели?

— Браслет. С зелеными булыжниками. Я его запомнил, потому что она мне деньги подавала этой рукой. Красивая вещь.

— Какое у нее было настроение?

— Веселое. Она очень мило поболтала с О'Шоноси. Ну, он, конечно, наглец! Полез с разговором к такой даме. Я ему потом сказал: «Каждый сверчок должен знать свой шесток». Обиделся, дурень. Слишком много о себе мнит!

— До ее появления проезжали машины?

— В какую сторону?

— Вспомни все, какие видел.

— Ну, из города проехало машин пять, а в город —  не помню. Может, две или три.

— И ты помнишь такие вещи спустя две недели?

— Может, и не запомнил бы, хотя память у меня хорошая, не жалуюсь, но дело в том, что я беспокоился, вдруг инспектор приедет раньше, а у меня бумаги не готовы. Вот и смотрел на дорогу

— Что это были за машины?

— Ну, те, что ехали в город, на них я не обратил внимания. Из города проехал «Быоик» мистера Колинза, владельца местных придорожных забегаловок. Точно не скажу, но это было примерно за полчаса до появления «Кадиллака». Следом проехал фургон. Его я не знаю, но видел не один раз. Потом черный «Форд» с номерами Лос-Анджелеса и «Олдс» Гарри с фермы Ступенса. Возможно, была еще парочка машин, которые я не запомнил. Но это не местные машины.

— Хорошая память! И номера помнишь?

— Ну нет, конечно! У меня выработался определенный взгляд. Оценка. Смотришь на машину в целом. Затем круг сужается, и взгляд надает на помер. Цифры я не запоминаю, но могу сказать, из каких мест сюда машина попала. Штат, город.

— Из перечисленных тобой ты не опознал только фургон, но сказал, что не раз его видел.

— Да. Я не только эту машину помню, многие оседают в памяти. Но фургон выкрашен в небесный цвет. Чисто-голубой. Цельнометаллический, без рекламы на кузове. В такой цвет мою колымагу покрасить бы, да не встречал краску. Очевидно, смесь какая-то. Номер наш. Я имею в виду, что машина зарегистрирована в Санта-Барбаре.

— Шофера не помнишь?

— Нет. Люди в машинах для меня роли не играют. Вот если они останавливаются на заправку и говорят со мной, это другое дело. Но этот фургон никогда не останавливался. Очевидно, в городе заправляется.

— Но в пути-то удобней. В городе не так много колонок.

— Многие фирмы закупают бензин для своих гаражей. Они экономят немало средств на этом. Им не нужно платить за обслуживание. Такие фургоны закупают прачечные, продуктовые базы. Они удобны и вместительны.

— Часто он проезжает здесь?

— Раз или два в неделю. Но всегда возвращается в город.

— После того как «Кадиллак» отъехал от вас, вы видели другие машины, которые шли в Санта-Роуз?

— Ну, за то время, пока я возился с мотоциклом

Рокки. проехал только «Плимут» Рэкса Ломерта. Минут через десять. Он живет неподалеку. Через пару миль —  проселочная дорога, и он должен свернуть на нее. У него там небольшая ферма.

— Этот парень. Ты сказал, что его зовут Рокки. Он. случайно, не работает на Хоуксов?

— С мотоциклом?

— Да.

— А как же. Работает. Придурок! Пригнал мне свой самокат в пять часов и говорит: «Сэм, сделай мне тачку, я спешу. В семь заберу, очень нужно!» Я, как осел, уши развесил, сидел, возился с его колымагой. Так этот чертенок явился в двенадцатом часу ночи и разбудил меня. Давай, говорит, ключи.

— Оставил мотоцикл он в пять. А куда направился?

— Поймал попутку в сторону города.

— И вернулся из города?

— Этого я не могу сказать, я же спал. Но выглядел он помято. С подругой поругался, не иначе. Волосы мокрые, потный, сверкает, как его кожаная куртка. Я отдал ему ключи и высказал все, что думал о нем. Болвану скоро тридцать, а ведет себя как мальчишка.

— Ну ладно, приятель, спасибо за беседу. Будет случай, заскочу.

— А вы-то кто будете, что интересуетесь всем?

Я протянул ему деньги. Он сунул их в карман не глядя.

— Из прокуратуры.

— Шутка, да?

— Не похож?

— Ну, те не разговаривают, а гавкают. А вы словно к обеду приглашаете. И потом, ни один коп ни гроша не даст за бензин, а вы…

— Ты прав, Сэм. Это была шутка!

Я включил двигатель и тронулся с места.

Доктор Уайллер жил на своей вилле но северному шоссе, не доезжая пяти миль до мыса Бич-Гроут —  где было найдено тело женщины. От заправки Сэма я добрался до поворота на его дорогу за сорок пять минут. До Бич-Гроут оставалось еще минут десять пути, и в целом дорога займет час. Я не математик, но вижу сплошные арифметические ошибки. Придется вести подсчеты на бумажке, иначе я окончательно собьюсь.

Белый уютный дом доктора Уайллера, выстроенный в колониальном стиле, утопал в зелени сада. Ворота были открыты настежь, и никто меня не встречал. В отличие от Хоукса доктор Уайллер никого не боялся.

Хозяина я застал на стриженой поляне перед домом. Он сидел в плетеном кресле и пил чай. Рядом на столике стояли еще две чашки, кофейник и пепельница.

— Добрый день. Извините за бесцеремонность, с которой я ворвался в частное владение, но мне хотелось бы поговорить с доктором Фрэнком Уайллером.

— Он перед вами, молодой человек. Присаживайтесь. Вот я растянулся здесь и наблюдаю за вами, как вы идете по аллее. Честно скажу, у меня была мысль встать и пожать вам руку, но чертов ревматизм не позволил мне этого сделать.

— Вы уверены, что я из тех, кому следует жать руку?

— Ну конечно. Не считайте меня старым маразматиком. Я сразу догадался, кто ко мне идет. Майк Хоукс мне уже доложил, и я предполагал, что вы захотите со мной повидаться.

Хозяин улыбнулся и указал мне на плетеный стул напротив. Я уселся и стал ждать его первого вопроса. Я понимал, что, пока он не удовлетворит своего любопытства, мне не получить ответ ни на один свой вопрос.

Это был грузный пожилой джентльмен с прекрасной седой шевелюрой, как у дирижера «Метрополитен-опера». Лицо морщинистое, загорелое. Понятно, что этот человек большую часть времени проводит в саду. Но в то же время лицо мягкое, почти женственное. Синие глаза внимательны, колки и ничуть не потускнели с возрастом. Можно добавить, что в них еще сверкали искорки детского озорства.

Старый Уайллер и впрямь был озорником. В пепельнице лежал окурок «Честерфилда» с вишневым отпечатком губной помады. Трудно предположить, что доктор красит губы, и к тому же в руке он держал дымящуюся трубку.

— Я знаю, чем вы занимаетесь, мистер Элжер. Так вас зовут?

— Совершенно верно. Дэн Элжер.

— Даже знаю, чем вы занимались раньше. Могу уделить вам тридцать минут. Учитывая, что ваш визит не был предусмотрен мною, это много, не так ли?

— Не буду терять времени. В день исчезновения Лин Хоукс вы посетили Майка Хоукса и провели с ним вечер. Вас пригласил хозяин дома или это была ваша собственная инициатива?

— Утром мне позвонила Лин. Она попросила меня заехать вечером. Сказала, что Майк будет рад меня видеть.

— Вы получили подтверждение этому от Хоукса?

— Он перезвонил мне через полчаса из больницы и уверял, что рад будет сыграть со мной в шахматы. Мы договорились, что я приеду к восьми часам.

— Вы приехали в восемь?

— Опоздал на пятнадцать минут. Я человек пунктуальный, но случаются непредвиденные помехи. Какой-то местный фермер перегородил мне дорогу телегой. Он застрял, и мне пришлось ждать.

— На проселочной дороге?

— Да. На той, что ведет к усадьбе. Колесо сошло с колеи, и он толкал телегу с сеном, помогая лошади вытащить ее.

— Вы знаете этого фермера?

— Нет. На полях у Ричардсонов работает много сезонных рабочих. Старых я помню, но всех запомнить невозможно. Их сотни, и каждый год новые.

— В котором часу вы подъехали к усадьбе?

— В восемь пятнадцать.

— Вас встретил Хоукс?

— Нет. Гилберт. Он проводил меня в гостиную первого этажа и пошел за Майком. Гилберт сказал, что хозяин прилег отдохнуть.

— Долго вы его ждали?

— Минут пятнадцать, не больше. Майк спустился вниз и извинился, что заставил себя ждать… Вы очень скрупулезно ведете дело, молодой человек.

— Мне бы не хотелось беспокоить вас дважды.

— У меня складывается впечатление, что я вас где-то видел.

— Не исключено.

— Ну конечно! Вы же играли за «Синие стрелы»! Правый крайний?

— У вас хорошая память. Готов обсудить и это, но сейчас у нас мало времени.

— А вы щепетильны! Палец в рот не клади!

— Насколько мне известно, профессор, вы собирались играть в шахматы с Хоуксом. Сколько партий вы сыграли?

— Майк достойный противник. С ним интересно играть, он неординарно мыслит. Но в тог вечер ему не везло. Мы сыграли две партии, и обе он проиграл.

— У него было плохое настроение?

— Да. Из-за Лин. Голова его была забита чем угодно, но не шахматами. Наверняка он рассчитывал, что Лин не решится ехать одна.

— Сколько времени у вас занимает одна партия?

— Партия? Ах, вы о шахматах? Ну, как правило, не больше часа.

— Вы ужинали?

— Нет. Пара коктейлей за доской —  и все.

— Вас обслуживал дворецкий?

— Нет. Майк его отпустил. Он сам прекрасно готовит коктейли. Я пил шерри, а Майк предпочитает джин с мартини.

— Итак, вы весь вечер провели за шахматной доской и аперитивом. Прислуга в это время отдыхала. Вы сыграли две партии, и обе проиграл хозяин дома. В котором часу вы уехали?

— Около полуночи.

— Кто вам открыл ворота?

— Майк.

— Вашу машину вы оставили за территорией?

— Обычно все так делают.

— Никого из прислуги вы не встретили по дороге к выездным воротам?

— Джозефа. Он сидел на скамейке у самых ворот. Обычное его место в ночные часы, когда Гилберт уходит спать. Джозеф в шутку себя называет «ночным портье». Так оно и есть.

— В течение вечера Хоуксу звонили?

— Да. Был один звонок, ровно в одиннадцать. Майк сорвался с места, будто ужаленный.

— Вы обратили внимание на часы?

— Нет, конечно. Но в гостиной очень звонкие напольные часы. Они играют вальс, а затем отбивают удары. Я помню, что в этот момент Майк разговаривал по телефону, и ему пришлось закрыть ладонью ухо, чтобы слышать, что ему говорят. Сам он ничего не говорил в трубку. Я не стал интересоваться звонком. Положив трубку, он вернулся к столу, и мы закончили партию, после чего я уехал.

— Картина нарисована четкая, с этим мне все ясно. Давайте поговорим теперь о Лин.

— О ней я могу говорить бесконечно, но у меня до сих пор не укладывается в голове, что она исчезла. Как могло такое случиться?

— Она была счастлива в браке?

— Несомненно. Это то, что называется —  брак по любви.

— Вы давно связаны с этой семьей?

— Мы учились вместе с ее отцом. Мы были большими друзьями с молодости и до его смерти. Я чувствую ответственность за его детей. Был бы я помоложе и покрепче, не сидел бы здесь, а действовал.

— Я вас понимаю, профессор. Вы работали с Рональдом Ричардсоном?

— К сожалению, нет! Судьба по-разному распорядилась нашими жизнями. Рональд был незаурядной личностью. Еще во время учебы в университете он выбрал направление психиатрии и неврологии, в то время как я увлекся кардиологией. Во многом мы были людьми разными, но это не мешало нашим отношениям. Рон женился на деньгах, а я остался холостяком. Он соорудил прекрасную больницу для малоимущих душевнобольных, а мне удалось открыть лишь частную практику, да и то с его помощью. Он написал десятки книг, которыми пользуются врачи всего мира, а я могу лишь заполнить историю болезни и выписать рецепты. Он умер в расцвете сил от сердечного приступа, а его друг, специалист по сердечным заболеваниям, не смог спасти его и попросту коптит небо. Я уже давно не приношу никакой пользы, кроме собственного сада.

— Профессор Ричардсон страдал сердечным заболеванием?

— Нет! Он был здоров как бык! Его сгубили чрезмерные перегрузки. Он растрачивал себя, словно у него в запасе было несколько жизней. Он сутками пропадал в больнице.

— Иногда люди погружаются в работу, если не очень привязаны к дому. Вы сказали, что Рональд Ричардсон женился на деньгах?

— С вами надо держать ухо востро! Что ж! Здесь нет никакого секрета. Жаклин была умной, тонкой женщиной, высокой морали и безукоризненного воспитания. Ее семья имеет корни в старой аристократической Англии. Дед Жаклин был одним из завоевателей Запада. Отец строил железные дороги, и на долю седьмой по счету дочери досталось наследство в несколько миллионов. К сожалению, она предоставила мужу распоряжаться капиталом. Результат оказался плачевным. Рон был гениальным ученым, но никудышным бизнесменом. Все наследство жены он вложил в больницу. Удивительно, что после его смерти дочерям остались средства.

— Больница не приносила доходов?

— То, что вы называете доходами, уходило на питание, медикаменты и оплату персонала. Строительство, лаборатории, оборудование —  все за счет семьи, Ричардсон был фанатиком. Болезнь всей нашей страны —  делать самое крупное, самое лучшее, самое-самое… Помпезность! Никому в мире не пришло в голову строить небоскребы и мосты в десять миль длиной. Рон не отличался от других. Если он начал строить больницу, то она должна была стать всемирным центром психиатрии.

— Но не стала?

— Пришли другие люди и превратили детище гения в одну из крупнейших тюрем Америки. Но я не хочу развивать эту мысль дальше.

— Жаклин Ричардсон принимала участие в делах мужа?

— Она спасала финансовое положение семьи как могла. Благодаря ее усилиям была выстроена ферма, обработана и засеяна земля. Это и посей день —  единственный источник дохода. Больница прибыли не дает, она по-прежнему приносит убытки и существует на пожертвования меценатов, благотворительных обществ и на скудные подачки федеральных властей.

— И все-таки семья Хоукс не числится среди должников, банкротов и малоимущих. Это одна из самых богатых семей в Калифорнии.

— Не преувеличивайте, мистер Элжер. Внешний лоск ни о чем не говорит. Впрочем, я не веду финансовые дела Хоуксов. Если вас интересует эта сторона вопроса, то вам следует поговорить с Томом Хельмером. Он адвокат и поверенный семьи. Том знаком с семейством Ричардсон много больше моего. Когда Рон женился на Жаклин, Том уже вел ее дела и продолжает заниматься тем же до сих пор. Я ограничил время нашего разговора только потому, что жду его с минуты на минуту. Том мой старый приятель. Но если он даст согласие ответить на ваши вопросы, то я не возражаю, можете это сделать.

— Идеальный вариант. Это сэкономит мне время, которого не так много.

— У вас есть преимущество, воспользуйтесь им. Том страстный болельщик вашей команды. Наверняка ему будет лестно пообщаться со знаменитым спортсменом, что называется, живьем.

— Я учту это. Тогда мне придется ограничиться вопросами, которые входят в вашу компетенцию. Как мне известно, вы —  лечащий врач семьи Хоукс. В частности, Лионел Хоукс.

— За Майком наблюдает его личный врач. Я даже не знаю его имени.

— Какие заболевания наблюдались у Лин? Были ли у нее физические отклонения?

— Я предоставил медицинскую карту в полицейское управление, и у меня нет ее на руках, но на память могу сказать, что с раннего детства и по сей день у Лин не было проблем со здоровьем.

— С какого возраста вы начали наблюдение за ней?

— С десяти лет. Как только Жаклин вернулась с детьми из Кентукки, где они пробыли четыре года. Девочкам было по десять лет с поправкой на один год.

— Их увозили?

— Да. Жаклин четыре года провела в имении своего отца. Старик остался один, все дети разлетелись по собственным гнездам, и только Жаклин дала согласие провести последние годы отца рядом с ним. Как только он умер, она с девочками вернулась.

— А как же ее муж?

— Рон был полностью поглощен строительством больницы и не возражал против ее отъезда. Девочки провели детство на свежем воздухе в горах, и, конечно, их организмы окрепли. Они выросли здоровыми и жизнестойкими.

— Сестра Лин живет в городе?

— Дэлла? Да! Уникальный талант в области предпринимательства. Знаете салон мод «Париж на Тихом океане»?

— Конечно.

— Это ее детище. Если Лин подобно своей матери отдала наследство в руки мужа, то Дэлла вложила деньги в свое дело и теперь стала одной из самых богатых молодых женщин в стране. Я не преувеличиваю. Добавлю лишь —  незамужних женщин.

Профессор хитро ухмыльнулся.

— Такой даме, наверное, трудно найти себе достойного партнера?

— Конечно. Поразительная красота и огромный счет в банке. Но этого мало. Уникальный склад ума. Уверяю вас, если у Дэллы отнять все и выгнать ее на улицу, то не пройдет и года, как она наверстает упущенное. Не знаю, кем надо быть, чтобы покорить такую женщину.

— Какие отношения были между сестрами?

— Вы рано используете глаголы прошедшего времени, молодой человек. Они очень тепло и трогательно относятся друг к другу. Но их жизнь так не похожа, что встречи носят характер редких визитов.

— Скажите, профессор, а как возникла фигура Майка Хоукса в поле зрения Лионел? Что их сблизило?

— Майк окончил университет и работал в Нью-Йорке в одной из психиатрических больниц. Талантливый врач. Рону попались под руку его статьи, и он заинтересовался молодым специалистом. Когда Рон ездил в Нью-Йорк на конгресс психиатров, он познакомился с Хоуксом и переманил его в свою больницу. Если мне не изменяет память, то это произошло восемь лет назад, может, больше, сейчас не помню. Майк хорошо зарекомендовал себя, и Ричардсон сделал его своим преемником. По существующим легендам Лин познакомилась с ним на одном из приемов или на дне рождения отца. Они, что называется, влюбились друг в друга с первого взгляда. К сожалению, Рон не дожил до их свадьбы. Но он не был противником их союза. Как-то за обедом он сказал мне, что Майк и Лин хотят пожениться. Я понял так, что его устраивает их союз.

Профессор взглянул на аллею, которая оставалась за моей спиной, и помахал рукой.

— А вот и Том. Кажется, его ждет сюрприз.

Я оглянулся через плечо.

По направлению к нам через стриженую поляну шел человек. Точнее сказать, человечек. Он был крохотного роста и с большой головой, как у карлика. Он был в белом костюме, что никак не соответствовало погоде, и черной шляпе. Если бы не элегантный наряд, то его можно было бы принять за ребенка. Когда он подошел к столу, я понял, как расстояние может обмануть зрение. Тому Хельмеру было за шестьдесят. Лицо его состояло из сплошных недостатков, лишь белозубая улыбка скрашивала это сморщенное, бледное, с острыми ушами лицо.

Я немного приподнялся со стула и кивнул головой. —  Черт побери, Фрэнк! Бьюсь об заклад, что это Дэн Элжер! Лучший бомбардир «Синей стрелы»! Я прав?!

— Ты прав. Том. Присаживайся.

— Обязательно. Вы еще красивее, чем выглядите с трибун стадиона… Я понимаю, вы из деликатности не встали во весь рост. Я успеваю все замечать. —  Он сел в плетеное кресло, и его короткие ножки повисли над землей. —  Завидую вам черной завистью. А я, как видите, уродец! Мало того, я уверен, что вы пришли сюда не для того, чтобы познакомиться со мной, и сожалею, что помешал вам.

— Не совсем так, Том, —  подался вперед профессор. —  Мистер Элжер ждал тебя. Он не только прекрасный спортсмен, но и детектив. Майк заключил контракт с нашим гостем, и теперь лучший бомбардир «Синей стрелы» занят поисками Лин.

— Ух ты! Я бы тоже доверил такому парню самую сложную работу. Он же прошибет любую стену. Я помню, как он проходит с одного края поля на другой. Ребята разлетаются в разные стороны, как мелкая поросль от натиска бульдозера. Вы знаете, Дэн… Можно мне вас так называть?

— Конечно.

— Так вот. Я люблю почитывать полицейские романы в часы досуга. Предпочитаю всем остальным мистера Чандлера. Когда я мысленно представляю себе Филиппа Марлоу, его главного героя, то вижу его таким, как вы. Помимо физического совершенства, в ваших глазах есть блеск интеллекта. Редкое сочетание. Я думал, такое встречается лишь на страницах книг о благородных сыщиках.

— Лестное замечание. Что ж, будем считать, что перед вами одушевленная страница. Извините, но я хотел бы вспомнить о своих обязанностях. Доктор Уайллер был настолько любезен, что уделил мне часть своего драгоценного времени и ответил на некоторые вопросы. Могу я надеяться на подобную услугу с вашей стороны?

— Черт подери, Фрэнк! Каков стиль! Нет. это не Чандлер! Это Диккенс!

— Ты мастак в сравнениях. Том! —  усмехнулся профессор. —  Мистер Элжер на перестает меня удивлять в течение получаса, которые мы провели вместе.

— Хорошо! Не будем красть драгоценное время у нашего героя… Черт! И я еще называю себя адвокатом со своим косноязычием… Итак?

Хельмер откинулся на спинку стула и уставился на меня влюбленным взглядом, как это делают родители, когда их милое чадо собирается прочесть рождественский стишок.

— Мистер Хельмер, меня интересует, ни много ни мало, —  финансовое положение семьи Хоуксов. Какова их прибыль, каковы затраты и как распределяется участие в них той и другой стороны?

Хельмер продолжал разглядывать меня с той же нежностью, но выглядело это уже так, будто любимое чадо вместо стишка загнуло что-то покруче. После паузы он щелкнул языком и опустился на грешную землю.

— Финансовая сторона семейства —  это их нижнее белье, сэр. Сожалею, но я не уполномочен ворошить чужое белье, раз уж мне доверили его раскладывать по нужным ящикам комода.

Коротышка послал меня ко всем чертям, не меняясь в лице. Он сложил руки и, склонив голову набок, ждал моего следующего вопроса.

— Меня не интересуют конкретные цифры. Меня интересует баланс сил. В ходе следствия могут раскрыться непредсказуемые факты. Мы не можем исключить того, что миссис Хоукс мертва. В этом случае ее муж попадает под подозрение. Всем известно, что у Лин не было врагов. Я не настроен на столь пессимистическую ноту, но обязан рассматривать любой из возможных вариантов. Если факты подтвердят худший из них, то тогда вам, мистер Хельмер, придется разворошить все ящики комода.

— Логично, черт подери! —  Улыбка сползла с его лица. —  О'кей! Попытаюсь вам кое-что разъяснить в процентном соотношении. Если мы возьмем состояние семьи за абстрактную цифру, то семьдесят пять процентов из ста расходится ежегодно. Доходы семьи не превышают двадцати пяти процентов в год. Капитал тает, как снежный сугроб в разгар весны. Если так будет продолжаться, то через пару лет Хоуксы станут банкротами. Мои предупреждения в учет не принимаются. Я даже попросил Дэллу вмешаться в дела сестры, чтобы она постаралась ПОВЛИЯТЬ на нее. Кто-кто, а Дэлла Ричардсон умеет считать деньги. Все, что ей удалось, это уговорить Лин купить десять процентов акций своего концерна. Они не спасут положения, но и не дадут умереть с голоду.

— На что расходится семьдесят пять процентов?

— Около десяти уходит на содержание усадьбы, чуть больше двадцати —  на ферму, которая приносит основной доход. Этого, разумеется, очень мало для такого гигантского объема работ, который выполняет ферма. Тридцать пять процентов уходит на содержание больницы. Без этой статьи расходов можно было бы обойтись. Больница получает средства из других источников. Но Майк затеял там грандиозное строительство. Надо добавить, что больница не приносит никакой прибыли.

— Так было и раньше?

— Нет, конечно. При жизни Жаклин, матери, Лионел, на ферму тратилось сорок процентов, что позволяло процветать хозяйству, и Рон Ричардсон ничего не мог сделать, чтобы изменить ситуацию. Напомню, что профессор Ричардсон был таким же фанатиком, как и его зять. Больница для них все!

— Положение изменилось после смерти миссис Ричардсон?

— Нет. Жаклин умерла на три года раньше мужа, и Рон не решился менять положение дел. После смерти Рона произошли изменения. Трудно сказать, как изменились бы дела, если Хоукс не стал бы главой семьи. Дэлла получила треть наследства и отошла в сторону. Она завела собственное дело и теперь богаче Хоуксов. Лионел достались земли, усадьба, больница и две третьих… Одна треть предназначалась ей. другая —  больнице. Но надо помнить, что больница осталась частной собственностью.

— Печальная картина. Семейство Хоукс ждет полное разорение.

— Конечно. Я мог еще понять основателя больницы Рона Ричардсона. У него было денег втрое больше, и он мог тратить средства на ее строительство. Удивляет другое. Хоукс вкладывает средств не меньше. А мы должны помнить, что к моменту смерти Рональда все строительство было завершено. Даже если мы сделаем поправки на инфляцию и рост цен на оборудование, а также на оплату труда, то все равно затраты слишком велики и, как мне кажется, неоправданны.

— Кто контролирует финансовые дела клиники?

— Сам Хоукс. В эти дела никто не вмешивается. Он владелец больницы. По завещанию Рона Майк Хоукс назначается директором Центра, а его дочь Лионел получает клинику в собственность. Но после того, как Хоукс женился на Лин, он стал не только директором, но и совладельцем.

— Лин занимается делами Центра?

— Нет. Она, как и ее мать, не лезет в дела мужа.

— Где находится завещание Рональда Ричардсона?

— У меня. Но оно уже не представляет никакого секрета после того, как было оглашено.

— Я могу с ним ознакомиться?

— Конечно. Приезжайте ко мне, и я вам его покажу. Здесь нет никаких тайн. Я могу открыто ответить на ваши вопросы по любому пункту этого документа.

— В чьи руки перейдет больница в случае смерти Лионел Хоукс?

— Об этом в завещании ничего не говорится. Там сказано, что Научный центр психиатрии и неврологии является собственностью семьи Ричардсон и переходит по наследству из поколения в поколение. Так как Дэлла Ричардсон отказалась от недвижимости, а приняла лишь треть финансовых средств, то ее дети не получат доли с продажи недвижимости. Владельцем больницы и всей недвижимости станут дети Лионел Ричардсон. Но в завещании сказано и о Хоуксе, директоре Центра. В случае его смерти, либо тяжелой и неизлечимой болезни, которая не позволит ему вести руководство центром, пост руководителя займет совет профессоров в составе трех человек. Есть поправка, что каждый из этих профессоров должен иметь стаж работы в Центре не менее пяти дет и избираться в совет тайным голосованием медперсонала. Вполне демократический метод, как мне кажется… Теперь у меня к вам вопрос, мистер Элжер. Все мною сказанное не имеет ни малейшего отношения к исчезновению Лин. Вы уверены, что выработали правильную тактику расследования?

— К сожалению, получается так, что нет ни одного факта или примитивной зацепки, которая могла бы дать направление для поисков. Передо мной чистый лист бумаги, и я не могу его заполнить. Сейчас меня интересует все. Прошло две недели, и времени в моем распоряжении очень мало. С каждой минутой след остывает все больше и больше. Мне бы не хотелось возвращаться к одному и тому же вопросу дважды. Такую роскошь можно себе позволить, если идешь но горячим следам. Поиск человека —  это не значит шарить по кустам вдоль шоссе, на котором человек исчез. Полиция этим уже занималась и, как мы видим, безуспешно. Лионел Хоукс не имела врагов, и ее никто не похищал. Требования о выкупе не выдвигались! По словам опрошенных, чета Хоукс жила в мире и согласии. Жена не собиралась сбежать от мужа, а муж не мог ее убить. У него железное алиби. В результате нет никаких следов исчезнувшей женщины, и нет следов ее машины. Сожалею, но я не Господь Бог и даже не Филипп Марлоу или Эркюль Пуаро. Когда литературные герои попадают в тупик, им всегда помогает найти выход автор. Талантливые авторы делают это интересно, другие сами запутываются в собственных историях, и тогда им помогает случай. Что называется, «кирпич на голову»! Анонимный звонок, забытая записка, свидетель. Что мне вам рассказывать, вы сами это знаете. Приятно ощутить себя умнее автора и усмехаться, зная, чем все это кончится. Сожалею, но жизнь не так бездарна, как некоторые крючкотворы. Мне не от кого ждать подачек, сэр. Моя задача —  найти Лионел Хоукс, и я взялся за эту задачу. Возможно, мой метод скучен, и в нем нет погонь с перестрелками. Да и стрелять-то не в кого. На данный момент в моем расследовании есть только вопросы. Неясные очертания общей картины. Эдакий розовый пейзаж без ветерка или тучки. Но когда исчезает человек, то становится ясно, что тебе рисуют не ту картинку. Истинное полотно замазано слащавыми красками.

Профессор нахмурил брови.

— Уверяю вас, Элжер, вам никто не втирает очки. Вам честно ответили на все вопросы.

— Я не выдвигаю никаких обвинений, профессор. Возможно, мистер Хельмер прав. Я задаю не те вопросы. В таком случае мне придется еще раз побеспокоить вас. Прошу меня извинить, что занял у вас столько времени.

Провожали они меня без улыбок на лицах, и холод их взглядов дул мне в спину. Я ощущал его до самых ворот усадьбы.

Я выжимал из машины все соки. Стрелки часов приближались к шести, и я боялся не застать Дэллу Ричардсон на месте.

Фирма «Париж на Тихом океане» была расположена в шестиэтажном здании в престижном районе города: Первый этаж помпезного строения занимал магазин модной одежды с демонстрационным залом, салон красоты и ателье по пошиву женской одежды. Цены в витринах могли привлечь лишь единиц, и я не видел толпы покупателей сквозь стекла. Здесь цена одного галстука превышала СТОИМОСТЬ моего костюма. У входа висел список филиалов, расположенных на Тихоокеанском побережье. Надо полагать, дела мисс Ричардсон шли неплохо, если этот список занимал четыре колонки на плакате.

Очаровательная дама в бюро обслуживания объяснила мне вкрадчивым голосом, где и как я могу найти хозяйку сногсшибательного комплекса.

Лифт поднял меня на третий этаж, коридор которого напоминал муравейник. Если бы то же самое творилось в салоне красоты либо в магазине, то мисс Ричардсон можно было бы назвать Рокфеллером в юбке.

Чтобы добраться до комнаты помер пятнадцать, мне пришлось поработать плечами. С учетом того, что девяносто процентов суетящейся публики были женщины, я старался делать это осторожно. На уровне моих плеч росло чудесное поле из разноцветных голов. Блондинки, шатенки, брюнетки, рыжие и даже голубые. Они сновали из кабинета в кабинет, таская за собой папки, выкройки из тканей, бумаги и еще что-то мне непонятное. Даже на пляжах Палм-Бич я не видел столько красоток за один раз. В большинстве своем их возраст не превышал четвертьвекового рубежа.

Добравшись до нужной комнаты, я был обласкан огромным количеством мягких тканей, как телесных, так и шелковых. Смешанный аромат духов пьянил голову, словно кто-то разлил бочку с этим зельем.

Я постучал в дверь, но мне никто не ответил. Я постучал еще раз, из нее выскочила очаровательная кукла с головой от манекена в руках. Она прошмыгнула мимо и смешалась в толпе себе подобных. Я открыл дверь и вошел.

В огромной комнате творилось то же, что и в коридоре. Картина походила на рыбачью сеть с хорошим уловом, с той лишь разницей, что эти рыбки щебетали, как райские птички. Работа кипела, как на бирже. Кто, где, зачем? Понять невозможно. Взглянув поверх голов, я заметил один-единственный стол у окна и начал пробираться в его сторону. Когда мне, наконец, удалось это сделать, я увидел очаровательную брюнетку, сидящую в кресле и кричащую что-то непонятное в телефонную трубку.

В спину меня толкнула обнаженная пташка с единственным лоскутом ткани, заколотом булавкой на бедре. Я поймал ее за руку и спросил:

— Эта дама —  ваша хозяйка? —  Я кивнул на брюнетку за столом.

— Да, это Дэлла, —  ответила она и выскользнула из рук, как угорь.

Пришлось дожидаться, пока Дэлла оставит аппарат в покое. Уловив момент, я тут же спросил:

— Дэлла Ричардсон?

— Вы привезли ткань? Десятая комната. Норма примет товар на складе.

В ее глазах больше чем на экспедитора я не тянул. Обоснованная оценка.

— Меня зовут Дэн Элжер. Я сыщик. Мне необходимо с вами поговорить.

Она взглянула на меня своими вишневыми глазами и коротко распорядилась:

— Ждите внизу, я скоро освобожусь.

Когда я вышел на улицу, мне уже не верилось, что в этой жизни существует тишина и свободное пространство. И это в центре города в час «пик».

Я сел в свою машину и стал ждать. По понятиям мисс Ричардсон «скоро» длилось больше сорока минут, а я-то летел сюда сломя голову, не надеясь застать ее.

Она появилась в дверях подъезда, как солнышко из-за тучки. Описывать ее наряд неблагодарное дело. Такое может описать только женщина, искушенная во всех тонкостях современного дизайна одежды.

Я вышел из машины и сделал шаг ей навстречу.

— У вас найдется для меня время, мисс Ричардсон?

— Я голодна. Мы можем вместе поужинать.

Это был тон, не терпящий возражений.

К тротуару подкатил серебристый «Роллс-Ройс», и Дэлла направилась к машине. Я побрел следом, не успев предложить ей свой транспорт. Шофер в голубой униформе открыл заднюю дверцу и подал даме руку. Взглянув на «Бентли», я прыгнул в лимузин вслед за его хозяйкой.

Если эта дама решила обедать в ресторане того же класса, что ее магазин, то моего гонорара явно не хватит, чтобы расплатиться за чашку кофе.

Машина плавно тронулась с места. Создавалось впечатление, что я катаюсь на собственном диване.

— Я уже слышала о вас, —  тихо заговорила Дэлла. —  Майк говорил мне, что подключил к розыску частного сыщика. Я скептик в том, что касается работы полиции, а с частным бизнесом в этой отрасли мне не приходилось сталкиваться. Майк доверяет вам. Вы действительно профессионал или мистер Хоукс хватается за соломинку?

— Он не настолько беспомощен, мисс Ричардсон. Перед тем как заключить контракт, у каждого из нас было время взвесить свои возможности и рациональность сотрудничества.

— Сотрудничества?

— Конечно. Мы живем на континенте, а не на необитаемом острове. Все мы общаемся и сотрудничаем. Я не волк-одиночка, а нормальный человек. Сыск —  мое ремесло. Если мне понадобится костюм, я приеду к вам, но вы же делали его не одна. Не так ли? Вам помогали. Мне также требуется помощь.

— А вы честолюбивы. Не берите в голову, просто вы не похожи на сыщика.

— Вы судите по голливудским лентам?

— Скорее всего вы смахиваете на спортсмена с университетским образованием, но не очень удачливого в личной жизни.

Это был удар ниже пояса. Я же в свою очередь ничего не мог сказать об этой женщине. Не в моем характере делать скоропалительные оценки, но Дэлла в этой области оказалась снайпером.

На первый взгляд я мог лишь утверждать, что мисс Ричардсон невероятно красива. Брюнетка с некоторым отливом меди в волосах и крупными, слегка раскосыми глазами, которые в полумраке салона машины походили на блюдца, заполненные нефтью. Чуть вздернутый носик, красиво очерченная форма рта, ослепительной белизны зубы и мягкая бархатистая кожа. Ее дугообразные брови слегка дергались при разговоре, и только по ним, а не по глазам-омутам можно было догадаться о реакции женщины.

Не трудно понять, что сидеть рядом с такой красоткой —  большое удовольствие, и она это знала не хуже меня. Дэлла излучала не только мягкий тонкий аромат духов, но и какое-то тепло, заставляющее расслабиться и забыть обо всем.

— Вам удалось что-нибудь сделать? —  спросила она, поглядывая в окно.

— Я приступил к работе сегодня утром, и пока мне нечем похвастаться. В задачу сегодняшнего дня я поставил знакомство с личностью Лионел Хоукс и ее окружением. К вечеру у меня вопросов набралось больше, чем я получил ответов.

— Боюсь, что Лин о себе знала слишком мало, что тут говорить о ее окружении.

— Это с вашими-то оценками личности? Трудно поверить, что вы плохо знаете сестру, если с легкостью разделываете по косточкам постороннего.

— Разве я угадала? Вот уж не думала. Лин не имела жесткого характера, она была очень доверчива. Такие ягнята, как правило, попадают в разного рода истории. Нет, разумеется, Лин не выглядела лапшой. Она упряма и может настоять на своем, но Майку все же удалось ее подмять под себя. Ее муж —  сильная фигура с цельным, крепким характером. Будь он моим мужем, мы развелись бы через два дня. Лин утверждала, что они счастливы.

— Вы считаете, что она погибла?

— А вы думаете иначе?

— У меня нет оснований хоронить Лин Хоукс раньше времени.

— Послушайте, Элжер. Человек, который и дня не мог прожить без своего мужа и этих вонючих оранжерей, вдруг исчезает. Когда она заезжала ко мне на часок, то по нескольку раз звонила домой. Я часто бываю в Европе и неоднократно предлагала ей поехать со мной в Париж, хотя бы на два-три дня, но для Лин это означало катастрофу! Она и на день не могла оставить своего блудливого мужа и эти чертовы орхидеи.

— Блудливого?

— Конечно. У него на физиономии написано, что он кот! Этого только Лин не понимала и сгубила свою жизнь в золотой клетке.

— Однако вы знаете Хоукса лучше, чем его жена.

— Вы уже сделали комплимент моей проницательности. Могу добавить, что Хоукс делал и мне предложение до знакомства с Лин. Ему она не нужна! В его планы входило стать зятем профессора Ричардсона. Когда со мной у этого пройдохи произошел промах, он вцепился в мою сестру. Конечно, не могу утверждать, что Лин была дурой, но здесь она вляпалась в дерьмо! Где гарантия, что подобное не повторилось две недели назад? Результат мы видим.

— Вы часто виделись с сестрой?

— Не чаше двух раз в месяц.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— В день ее исчезновения. Она заскочила ко мне на десять минут. В этот день я была дома.

— В котором часу?

— В три часа. Мы выпили кофе, от обеда она отказалась, сказав, что обедала в ресторане. Мы немного поболтали, и она поехала домой. В этот день я подарила ей шляпу к ее гарнитуру. Лин собиралась к своей подруге в Санта-Роуз. Красивая шляпа, эту модель мы разработали недавно. Лин не любила носить вещи с конвейера.

Машина подкатила к трехэтажному особняку из белого камня. Южная часть города —  самая престижная, здесь не встретишь лачуг и нищеты. Этот район утопал в зелени и благополучии. Никогда не думал, что мой бизнес может занести такого скромного трудягу, как я, в сердцевину элитарного царства.

— Мы приехали, —  тихо произнесла Дэлла. —  Надеюсь, нас здесь накормят.

Шофер открыл дверцу. Я вышел и подал руку своей спутнице. Ее узкая ладонь была мягкой и теплой. Внешне Дэлла казалась хрупкой и женственной, еще не прошло и часа с момента нашего знакомства, а я уже понял, что передо мной дама с железным характером.

— Здесь я живу, —  коротко бросила она через плечо.

Да, мне повезло, что мы приехали к ней домой, а не в фешенебельный ресторан.

Двери дома перед нами распахнул мажордом в ливрее, украшенной золотым шитьем. Выглядел он не дешевле своей одежды. В наше время таких можно найти на гравюрах из коллекций английских лордов.

Внутри дом походил на музей авангардного искусства, где современный дизайн резко контрастировал с бронзовыми канделябрами, персидскими коврами и мраморными изваяниями.

Порывистой походкой Дэлла направилась к лестнице, небрежно бросив сумочку и пальто на кресло. В замершую статую мажордома полетела короткая фраза:

— Ужин на двоих.

Я понимал, что особого приглашения от хозяйки мне вовек не дождаться, и последовал за ней на второй этаж. Мне не очень-то хотелось обедать в этом доме, кафетерий на углу моей улицы меня устраивал больше, однако приходилось подчиняться чужим правилам игры.

Мы просквозили анфиладу комнат, и в одной из них хозяйка указала мне на огромный диван. Не оборачиваясь, она швырнула новое распоряжение:

— Ждите здесь, я переоденусь. —  Ее стройный силуэт скрылся за очередной дверью.

Я облегченно выдохнул воздух и рухнул на меховое белое покрывало. Диван был завален разноцветными подушками разных размеров. Парочку из них я бросил себе за спину.

По правую руку от меня стоял сервировочный столик с напитками, напротив полыхал камин, под ногами расстилался ворсистый ковер, а слева возвышалась тумба с приемником и проигрывателем. Пара дюжин пластинок была разбросана по полу. Ко всему прочему здесь горели свечи, и я не заметил электрических ламп.

Канделябрами было увешано каждое свободное от картин место на стене, подсвечники стояли на всех горизонтальных плоскостях. Одним словом, свечей было в избытке, и я не решился их считать из-за боязни заснуть. Вся обстановка располагала к покою. Дэллу Ричардсон можно понять, после ее кабинета это гнездышко представлялось чем-то большим, чем рай.

Она появилась неожиданно, когда я успел уже проанализировать нашу беседу в машине. На ней было надето черное шелковое кимоно с ярко-красными драконами. Волосы были распущены и сливались с тканью. В отблеске свечей ее глаза отливали какой-то чертовщинкой.

Мне бы кальян, халат до пола, и я готов слушать сказки этой неземной Шехерезады до бесконечности. Но, боюсь, в нынешнем положении роль султана исполняла она, а мне уготована роль евнуха в услужении.

Дэлла бесцеремонно запрыгнула на другой конец дивана и подобрала под себя ноги.

— Если хотите выпить, не церемоньтесь.

— Я бы выпил глоток джина, но боюсь запутаться в разноцветных этикетках.

— Квадратная бутылка с длинным горлышком.

— А вы?

— Не сейчас.

Я налил себе небольшую порцию в хрустальный стакан, сделал глоток и напрочь забыл, зачем я сюда пришел.

— Если вас привести в должный порядок, то можно показать людям.

Я чуть не поперхнулся. Такая высокая оценка мне давалась впервые. Во всяком случае, понятно, почему мы не поехали в ресторан, и я рад, что выгляжу так, а не иначе. Но ее выпад заставил меня вернуться на землю.

— Что вы сказали?

— Ничего. Мысли вслух.

Хорошо, что я свои мысли не высказывал вслух. Не все могут себе это позволить.

— Мисс Ричардсон…

— Можете называть меня Дэлла, а я вас Дэн. Мы сэкономим время на ненужных приставках.

— Я не возражаю.

Она взяла из шкатулки длинную черную сигарету и зажала ее в кроваво-красных губах. Я тут же схватил со стола изящную перламутровую зажигалку и поднес голубое пламя к сигарете. Дэлла прикурила и указала на секретер.

— Там лежит пачка сигарет покрепче. Лин всегда забывает свои вещи, а мои вам вряд ли понравятся.

— Спасибо, но я не курю, а рассеянным бываю иногда. Я хотел спросить вас о том времени, которое вы с сестрой провели в горах. Я говорю о вашем детстве, когда ваша мать увезла вас в Алабаму.

— Вы действительно можете быть рассеянным. Нас увозили к деду в Кентукки. Ваши вопросы меня удивляют, Дэн. Между сегодняшним днем и поездкой в горы лежит временной отрезок в двадцать лет. —  Она сделала паузу, выпустила кольцо дыма и, пожав узкими плечиками, сказала: —  Что ж, придется отвечать. Заболел наш дед, и мать решила, что последние дни его жизни она должна провести с ним. Эти дни растянулись на четыре года. Чудесное время, сказочное. Неописуемая красота вокруг и покой. Чудесное время. Мы катались на лошадях, собирали грибы и ягоды, купались под водопадом. Синее небо, олени с ветвистыми рогами, снежные вершины, качели под огромным вязом и райское пение птиц.

— Никто из вас не болел?

— Нет, слава Богу, мы лишь набирались сил, но не болели.

— Кто-нибудь из вас получал какие-нибудь травмы?

— Постоянно. Дети есть дети. Я свалилась с лошади и сломала себе ключицу. Лин сбила струя водопада, и она сильно расшибла ногу. Подобных случаев было немало, всех не упомнишь. Ну а теперь, если вы не хотели показаться оригинальным или не окосели от глотка джина, объясните мне, что означал ваш вопрос.

— Мой вопрос не тянет на оригинальность. Согласно медицинской карте, Лионел Хоукс не имела особых примет. Меня интересует ее детство потому только, что эту карту завели в возрасте десяти лет. Возможно, Лин получила какое-то увечье в раннем детстве, и у нее остались шрам или пятно. Идеально гладких людей не бывает.

— Нет. Внешних шрамов у Лин не было. Никаких видимых глазу примет.

— А невидимых?

— Понимаю. Вы ведь умеете раздевать женщин взглядом, это я уже заприметила. Но не думаю, что вам удастся пронизывать их насквозь. Вряд ли вам поможет то, о чем я подумала.

Мне пришлось проглотить ком, который встал посреди горла, после чего я продолжил:

— У вас есть семейный альбом?

— Любите картинки? Все мы немного сентиментальны, я не отличаюсь от большинства и обожаю разглядывать старые фотографии. Мы этим займемся после ужина.

Она взглянула на дверь. На пороге стояла горничная и ждала, когда на нее обратят внимание.

— Ужин готов, мадам.

— Хорошо. Поисками прошлого займемся позже, я очень голодна. Вам также следует подкрепиться, Дэн, иначе следующая рюмка вас собьет с ног.

Стол походил на качели. Длинный и узкий. По концам этой доски, покрытой белой скатертью, стояли стулья с высокими резными спинками. Когда нас, как детей, развели по разным углам, об интимном разговоре не могло быть и речи. Приходилось кричать. К тому же несколько ваз с цветами и четыре пары подсвечников загораживали от меня хозяйку дома.

Дэлла едва поцарапывала тарелку, что, по моим представлениям, не вязалось с понятием «голод». Чернокожий бой в белых перчатках, стоящий у меня за спиной, заботился о том, чтобы у моей тарелки не появилось дно, будто там заложен важный секрет. Очевидно, в этом доме меня приняли за бродягу, который не видел пищи много дней. Время за обедом мы провели молча. Выходя из-за стола, я решил, что мне следует заглянуть в кафетерий перед сном грядущим.

— Только не говорите о том, что вам кусок в горло не лез из-за моего присутствия. —  врезала мне Дэлла наотмашь, когда мы вернулись в комнату с камином.

— Не преувеличивайте своих магических сил. Я был сыт, а вы у меня не спрашивали.

— Обмен любезностями состоялся, и мы можем продолжить допрос. Кажется, мы хотели взглянуть на старые фотографии.

Дэлла подошла к секретеру, откинула крышку и достала огромный альбом в кожаном переплете. Она бросила его на пол и уселась на ковре. Не уверен, что я должен был сделать то же самое, и лишь присел на корточках рядом.

Листали мы этот фолиант больше часа, и у меня затекли ноги. Дэлла комментировала мне каждый снимок. Большую часть альбома занимала серия фотографий родоначальника семейства —  Рональда Ричардсона. По этим снимкам я сделал вывод, что покойный профессор был человеком сильным, властным, горделивым, но с добрыми, по-мальчишечьи озорными глазами. Он представлял собой тот тип людей, которыми принято изображать первых поселенцев Дикого Запада. «Рональд на лошади», «Рональд в саду с лопатой», «Рональд с носилками на строительстве больницы», и так далее. Ни одной фотографии, где профессор сидит в кресле с книгой либо за столом в кабинете. Эдакий старый живчик без минуты покоя с необъемным запасом энергии. Человек-вол. Человек-созидатель!

— Принесите мне вина, —  попросила Дэлла. —  Длинная узкая бутылка с белой этикеткой.

Я приподнялся, палил вина, а себе плеснул того же джина. Мне пришлось проделать эту процедуру несколько раз, пока я не догадался составить бутылки на пол. После нескольких бокалов Дэлла стала женственнее и мягче. Ее бравада и напряжение улетучились. Она выглядела беззащитной и нежной. Такой она мне нравилась больше.

— Скажи-ка, Дэн, —  Дэлла перевернулась на спину и раскинула руки в стороны, —  только не лги мне. Ты веришь в то, что Лин жива?

— У меня нет гарантий ни «за», ни «против».

— А полиция?

Я думал над ответом три секунды и не уверен, что дал правильный ответ.

— В полиции считают, что Майк Хоукс убил свою жену.

Она нахмурила брови.

— А ты так не считаешь?

— Перед тем, как сделать определенные ВЫВОДЫ, я должен собрать достаточно информации. Мне нужно представить картину в целом, и только после этого я смогу разложить все по полочкам.

— Ну, если полиция права, то как же они докажут причастность Хоукса к убийству?

— У них есть неопознанный труп. Они хотят загнать Хоукса в ловушку. Если он убил Лин, и если это действительно труп Лин, то Хоукс знает, где он совершил убийство. Их задача загнать Хоукса на место преступления, сделать так, чтобы он сам туда пришел. Это будет равносильно признанию.

— Где же это место и чей это труп?

— Этого я не знаю. Тайна следствия, меня к нему не допускают.

— Но газеты не писали ни о каких трупах и не упоминали об убийствах.

— Мне ничего об этом не известно.

Горизонтальная морщинка между бровей Дэллы углубилась еще больше. Некоторое время она молчала. Я понял, что сказанное мной уже обдумано и отработано.

— Если убийца Майк, то он неизбежно допустит ошибку. У него не может быть сообщников, а его голова не настолько умна и расчетлива, чтобы обойти целую армию сыщиков.

— У Хоукса железное алиби.

— Уайллер? Глупости! Старик спит с открытыми глазами. У него из-под носа можно дом унести, он и ухом не поведет.

— Твоим характеристикам можно доверять?

— Характеристики —  вещь субъективная. Я говорю о вещах, известных всем!

— И что же в результате?

— Почему Майк не пригласил к себе Тома Хельмера? Хельмер ему ближе, он ведет его дела, у них больше общих интересов. К тому же Майк не переваривает Уайллера, так же, как и тот его.

— Ты очень наблюдательна.

Она взглянула на меня и улыбнулась.

— Настолько, что я знаю, что ты не женат.

— Но я был женат.

— И она от тебя сбежала. Такого типа, как ты, возле своей юбки не удержишь. Свобода и независимость —  твой лозунг. Ты недалеко ушел от наших предков. Старомодный мужик! Нет ничего лучше, когда можешь себе позволить послать к черту весь свет и самому пойти туда же!

— Характеристики —  вещь субъективная!

Она зацепила меня за шею и потянула к себе. Я не удержался и упал на колени. Она не очень сильно притягивала меня, однако сопротивлялся я еще слабее. Наши губы встретились.

Черт подери! Я все же стал султаном! На одну ночь! Недостаток сказок в том, что они кончаются!