"Фламандские легенды" - читать интересную книгу автора (Костер Шарль де)БЛАНКА, КЛАРА И КАНДИДАВ лето от Рождества Христова шестьсот девяностое жили три милые девицы, происходившие по отцовской линии из благородного рода великого императора Октавиана. И звали их Бланка, Клара и Кандида. Хоть и посвятили они богу цвет своей невинности, вовсе не следует думать, что сделали они это по недостатку воздыхателей. Ибо всякий день, когда шли девицы в церковь, собиралась большая толпа народу поглядеть на них, и все говорили: — Смотрите, до чего хороши у них глаза! А руки-то какие белые! И не один из тех, у кого слюнки текли при виде девиц, с сокрушением прибавлял: — И подумать только, эти пригожие девицы посвятили себя богу, да ведь в его райских кущах таких, как они, одиннадцать тысяч, если не больше! — Но не таких милых, — отвечал старый кашлюн, шагавший по пятам за девицами, вдыхая аромат их платьев. И если упомянутый старый кашлюн встречал по пути молодого парня, который плевал в лужу или, развалясь на брюхе, грел спину на солнце, то давал ему пинка и говорил при этом: — Эй ты, неужто не взглянешь на самую распрекрасную красоту, что только есть на земле? Многие замышляли склонить девиц к браку, но, потерпев неудачу, впадали в тоску и сохли на глазах. Среди них был и аравийский принц, который с превеликой торжественностью принял святое крещение. И сделал это только ради меньшой из сестер. Но ничего от нее не добившись — ни мольбами, ни угрозами, — сел он однажды утром у порога ее двери и вонзил себе в грудь кинжал. На крики прекрасного сеньора девица поспешно спустилась вниз и велела его положить на ее ложе, чему он, не успев еще отдать богу душу, несказанно обрадовался. Когда же она склонилась над ним, чтобы осмотреть и перевязать его рану, он, собрав последние силы, поцеловал ее в нежные уста, вздохнул с облегчением и, ликуя в сердце своем, испустил дух. Но поцелуй этот вовсе не был приятен меньшой сестре, ибо она полагала, что он похищен у Иисуса, ее небесного супруга. Несмотря на это, она все же поплакала о прекрасном сеньоре — самую малость! У дома, где жили девицы, часто толпились влюбленные: одни пели жалобные песни, другие лихо гарцевали на прекрасных скакунах, а иные, храня молчание, целыми днями глядели на окна. И нередко они затевали драки и убивали друг друга из ревности, что очень огорчало сестер. — Ах, помолись за нас, Бланка, по праву так названная, — говорили старшие младшей, — ибо непорочна душой ты, непорочна и телом [1]. Помолись за нас, душенька, Иисус охотно внемлет молитвам таких юных девушек, как ты. — Ах, сестрицы, — отвечала она, — неужто я достойнее вас? но чтобы вам угодить, помолюсь. — Помолись, — говорили они. И все три опускались на колени, и Бланка молилась так: — Иисусе сладчайший! Мы, наверно, грешны пред тобой, а то разве дозволил бы ты, чтобы лукавый смущал нашей красотой этих гадких мужчин? Да, мы грешили, но по слабости нашей мы грешили невольно, о господь наш! Ах, даруй нам прощение ради нашей скорби великой! Ты пожелал, чтобы тебе мы себя посвятили, и все, что дано нам — юность и красоту, радости и печали, обеты и молитвы, тело и душу, помышления и поступки, — все мы храним для тебя. И разве не думаем мы о тебе постоянно: утром, в полдень, вечером — каждое мгновенье, каждый час? Восходит ли красное солнышко, загораются ли на небе ясные звезды, о жених наш возлюбленный, — они всегда видят, как мы тебе молимся, и не золото, ладан и мирро несем тебе в дар, а смиренную нашу любовь и наше многострадальное сердце. Но этого мало, мы знаем. Ах, научи нас, господь, что еще надобно сделать! Она умолкала, и все три горько вздыхали. — Иисусе сладчайший, — продолжала молиться меньшая, — нам известно, чего домогаются эти мужчины. Они почитают себя сильными, красивыми и достойными нашей любви. Но они не столь сильны, не столь добры и прекрасны, как ты, Иисусе! Потому принадлежим мы тебе и будем принадлежать тебе вечно, а им — никогда. Полюби же и ты нас хоть немного, Иисусе! В этом горестном мире лишь в тебе наши радость и утешение. Не оставь же нас! Лучше пошли ты нам смерть поскорее: мы алчем и жаждем тебя. Но, если такова твоя воля, пусть эти гадкие мужчины преследуют нас своею любовью, нам будет сладко пострадать ради тебя. Но даже земной супруг не оставит супругу в опасности, не оставит и невесту жених. А разве не ты самый милостивый, разве не ты защитишь нас от дьявольских козней? Если тебе неугодно, не делай этого, но ведь тогда у нас смогут отнять нашу девственность, а она принадлежит тебе. Ах, сделай лучше уж так, о супруг наш возлюбленный, чтобы всю жизнь были мы безобразными, старыми, больными проказой, а потом попали бы в ад, и там, среди дьяволов, огня и серных паров дожидались бы часа, пока не сочтешь ты нас достаточно чистыми и не призовешь нас, наконец, в твой рай, где нам будет дозволено тебя созерцать и вечно любить. Смилуйся над нами! Аминь. Тут меньшая сестра заливалась слезами, а за нею и сестры ее, повторяя: — Смилуйся, Иисусе, смилуйся! Вдруг услышали они сладкозвучный голос: — Уповайте на милость господню! — Вот божественный супруг, — сказали лэни, — сподобивший нареченных своих услышать речь его! И комната наполнилась благоуханием более сладостным, чем аромат драгоценного ладана в священных курильницах. Голос продолжал: — Завтра на рассвете покиньте город. Садитесь на своих иноходцев и скачите вперед, все время вперед, не заботясь о дороге. Я буду вас охранять. — Мы послушны тебе, — отвечали девицы, — послушны тому, кто нас сделал счастливейшими из дочерей человеческих. И, поднявшись с колен, они радостно расцеловались друг с дружкой. В то время как внимали они небесному голосу, на площади показался прекрасный всадник в серебряных латах и в золотом шлеме, и на нем развевался подобно крылу птицы султан, сверкавший ярче огня; конь под всадником был весь белоснежный, без единого пятнышка. Никто не заметил, как появился всадник, будто он вырос из-под земли в толпе влюбленных, и они от страха не смели взглянуть на него. — Презренные, — сказал он, — покиньте площадь вместе с конями вашими. Разве не понимаете вы, что стук копыт мешает трем дамам молиться? И, сказав это, ускакал на восток. — Ах, видали вы эти серебряные латы, этот огненный султан? — толковали меж собою влюбленные. — То был, наверное, ангел божий, прилетевший из рая к трем дамам. Но самые бесстыдные бормотали: — Не запретит же он нам стоять перед домом! ну и будем здесь тихо стоять. На другое утро, ни свет ни заря, влюбленные опять пришли гурьбой к дому девиц, оставив, однако, своих лошадей в конюшнях. Когда взошло солнце, они увидали, как три девицы, повинуясь приказанию божьему, вышли из дому и сели, каждая на своего иноходца. Подумав, что девицы отправились на соседний луг подышать свежим воздухом, воздыхатели двинулись следом за ними, распевая в их честь веселые песни. По городу иноходцы шли медленным шагом, а очутившись за пределами города, понеслись вскачь. Влюбленные бросились было пешком догонять лошадей, но под конец один за другим без сил повалились на землю. Пробежав несколько миль, иноходцы остановились. И три девицы, видя, что они избавились от докучливых преследователей, приняли решение возблагодарить бога за его великую помощь и выстроить во славу ему прекрасную церковь. Но где? Этого они не знали. Однако все уже было заранее определено в раю, как вы сами сейчас увидите. Ибо, как только девицы снова сели на своих иноходцев, кони, ведомые божьим духом, пустились бежать дальше. И скакали они через реки, мчались сквозь леса и города, — и городские врата открывались перед ними и закрывались за ними, — прыгали через стены. И все пугались, глядя, как неслись мимо три быстрых, как ветер, белых коня и три белокурые дамы на них. И так пробежали они тысячу миль, если не больше. В Хакендовере, в герцогстве Брабантском, иноходцы остановились и заржали. И не хотели больше ступить ни шагу — ни вперед, ни назад. Ибо здесь было место, избранное богом для построения храма. Но вообразив, что кони притомились, девицы пешком добрались до Хойбаута, где и рассудили, что лучше всего возвести церковь именно здесь. Для этого послали они за самыми умелыми работниками и мастерами-каменщиками, которых явилось так много, что в один день был заложен фундамент вышиною по крайней мере в две пяди. Девицы очень обрадовались этому, полагая, что дело их угодно богу. Но на другое утро они увидали, что все камни выброшены из земли. Подумав, что тут, быть может, случайно похоронен какой-нибудь злодей-еретик, чьи проклятые богом кости ночью сбросили с себя церковные камни, девицы вместе с каменщиками отправились в Стенен-Берх и принялись там за ту же работу, что и в Хойбауте. На другое утро, однако, они увидали что и здесь камни лежат на земле. А все это произошло потому, что господь пожелал, чтобы поклонялись ему единственно в Хакендовере. И ночью прислал он своих ангелов с алмазными молотками, взятыми из райских кладовых. И велел им разрушить труд трех девиц. Весьма озадаченные и опечаленные, девицы упали на колени и, обратясь к богу с жаркой молитвой, просили его открыть им его волю и указать место, где ему угодно, чтобы ему поклонялись. И вдруг они увидали юношу дивной красоты, одетого в платье цвета закатного солнца. Он глядел на них благосклонным взором. Узнав ангела божьего, три девицы поверглись ниц перед ним и склонили лица к земле. Однако меньшая из сестер, более смелая, как многие дети, решилась взглянуть на прелестного посланца и, увидев, как он приветлив, совсем расхрабрилась и засмеялась. Ангел взял ее за руку и сказал всем трем: — Встаньте и следуйте за мной! И три девицы встали и последовали за ним. Так дошли они до места, где и поныне стоит церковь, и ангел сказал им: — Вот это место! — Спасибо, монсеньор, — весело ответила меньшая сестра. Это было на тринадцатый день после праздника крещения; снегу навалило целые горы, и он не таял, потому что дул сильный северный ветер. И посреди снега три девицы увидали зеленый остров. И этот остров опоясан был алой шелковой нитью. Воздух на острове был весенний; цвели розы, фиалки и жасмин, испуская аромат, подобный бальзаму. Вокруг царила зима, бушевала вьюга, трещал мороз. А посреди острова, где теперь стоит главный алтарь, высился вечнозеленый дуб, и он цвел цветами настоящего персидского жасмина. В его листве распевали малиновки, соловьи и зяблики, и звучали их песни, как хор небесный. Ибо то были ангелы, воплотившиеся в пернатых и своим щебетом возносившие хвалу господу. Милый соловушка, самый искусный из всех певчих птиц, держал в правой лапке полоску пергамента, на которой чистым золотом было выведено: «Здесь находится место, избранное богом и чудесным образом указанное трем девицам, дабы они возвели тут церковь во славу господа нашего и спасителя Иисуса Христа». Велика была радость девиц, и меньшая сказала ангелу: — Мы видим теперь, что бог нас немножко любит; что мы должны делать дальше, скажите, монсеньор ангел? — Надобно, милочка, выстроить здесь церковь, — ответил прелестный посланец, — и отобрать для этого дела двенадцать искуснейших каменщиков, не Дольше и не меньше. Тринадцатым будет бог. Сказав это, он вознесся на небеса. Тогда три сестры поспешили выбрать двенадцать искусных каменщиков, и они заложили фундамент храма там, где проходила алая шелковая нить. Работа подвигалась так быстро, что любо-дорого было смотреть, до того проворно ложились камни один на другой. Но чудом было и то, что во время работы каменщиков всегда было тринадцать, а в обеденные часы и в час получки только двенадцать. Ибо господь пожелал с ними работать, но не есть и не пить, он, у кого в раю такие вкусные паштеты, такие сладкие фрукты, такое дивное вино в сапфировом фонтане. А фонтан этот всегда изливает вино еще более золотистого оттенка, чем само расплавленное золото. Не страдал также господь из-за нехватки денег: это огорчение предоставлено нам, горемыкам, — жалким и от природы неимущим созданиям. Лишь только церковь была достроена, повесили, как водится, колокол. Все три девицы вошли в церковь, и меньшая, упав на колени, спросила: — Кто, о небесный супруг и возлюбленный наш Иисус, освятит эту церковь, возведенную нами во славу твою? На что господь ответил: — Я сам освящу и посвящу себе самому эту церковь, и никто не должен освящать ее после меня. Однако два преподобных епископа, находившиеся в Хакендовере, увидев новую церковь, захотели ее освятить. Если б знали они, что сказал Иисус трем девицам, не совершили б они столь дерзкий поступок. И не понесли бы они за него жестокую кару. В тот миг, как один собрался благословить воду, он внезапно ослеп. А другой взял кропильницу и поднял уже руки, чтобы благословить церковь, как вдруг руки у него начали сохнуть, потом одеревенели и стали совсем недвижимы. И епископы, поняв, что они повинны перед господом, принесли покаяние, моля его простить их. Бог их простил, ибо согрешили они по неведению. И позднее, исполненные великого благочестия, они не раз посещали церковь в Хакендовере. [1] Игра слов: по-французски слово «Blanche» (Бланка) значит «белая», а в переносном значении — «непорочная», «чистая». |
||
|