"Странная разведка: Воспоминания о Секретной службе британского Адмиралтейства" - читать интересную книгу автора (Байуотер Гектор Чарльз, Ферраби Хьюберт...)

Глава 15. Забавная сторона профессии

В полной опасностей и несчастий среде, окружающей работу разведки, проскальзывает порой, в качестве компенсации, и элемент комедии.

Во время войны самым главным источником развлечений для персонала разведывательной службы были, пожалуй, безнадежные попытки любителей-охотников за шпионами добиться триумфального успеха. Каждый из них и все вместе были убеждены в своей невероятной полезности. И они действительно полагали, что наша Служба безопасности некомпетентна во всех отношениях. Иногда некоторые из них даже заявляли, что в Службу безопасности пробрались вражеские шпионы, раз она не хочет реагировать на «сведения», которые поставляют ей истинные британские патриоты.

Это было хоть и забавно, но надоедливо, потому что в первые дни и месяцы войны приходилось каждый раз тщательно проверять любые сведения, даже если они оказывались абсолютно бесполезны. Количество «конюшен», которые приходилось проверять и вычищать сотрудникам Службы безопасности, нельзя себе даже представить. Вот типичный случай такой проверки, в результате которой ни одно слово из «информации» не подтвердилось.

Некий человек имел странную склонность к расшифровке маленьких частных объявлений в ежедневных газетах. (Кстати, тут следовало бы отдать должное патриотизму газет, которые уделяли огромное внимание тому, чтобы объявления, принимаемые ими к публикации, были достоверны и не вызывающие подозрений. Они часто отказывали в публикации тем объявлениям, которые их не удовлетворяли или вызывали сомнения.)

Однако, вышеупомянутый человек приобрел привычку бомбить военно-морскую разведку вырезками газетных объявлений, сопровождая их своей личной интерпретацией их «расшифровки», причем содержание их, как и следовало ожидать, всегда касалось военных или морских секретов.

Бесполезно было писать или объяснять ему, что мы уже десятки раз проводили проверку и выясняли, что содержание объявлений не имеет ничего общего с выдуманной им интерпретацией, и что объявления эти совершенно невинны. Он по-прежнему нам не верил и бомбардировал нас снова и снова.

В конце концов, один офицер Секретной службы решил сам лично встретиться с этим типом, написал ему письмо и назначил встречу.

Когда гость вошел, он был в состоянии такого возбуждения, что, не успев представиться, сразу поспешил поделиться своим последним открытием.

— Видели вы вот это вчерашнее объявление? — спросил он и ткнул под нос офицеру номер вчерашней газеты с объявлением, обведенным красным мелом. Его палец уткнулся в это объявление из двух строчек, которое мы тут приведем по памяти, но дословно:

Шеф в торжественном стиле прочел это объявление.

— Ну, вот, я прочел его, что дальше? — сказал он.

— А я его расшифровал! — воскликнул гость, дрожа от возбуждения. — Несомненно, это связь с врагом. Слушайте, вот настоящий смысл объявления. И он дал офицеру в руки листочек бумаги.

На нем было написано:

Офицер прочел дешифровку с абсолютно серьезным видом.

— Это очень интересно, — важно заявил он официальным тоном.

— Я это знал! Я знал! — кричал посетитель, почти прыгая от радости. — Разве не я все время вам это говорил? Эти объявления дают немецкие шпионы.

Офицер подозрительно посмотрел на него, стараясь спрятать улыбку.

— А вы знаете, — начал он и сделал театральную паузу, — я ведь сам дал это объявление, только для того, чтобы посмотреть, как оно на вас подействует.

Это было именно так, но незадачливый криптоаналитик отказывался в это поверить и, вероятно, полагал, что шеф Секретной службы пытается «сохранить лицо».

Однако нескольких минут размышлений хватило, чтобы показать абсурдность теории, изобретенной посетителем. Давайте предположим, что это объявление действительно было дано немецким агентом, и что в нем действительно скрывалось то значение, которое «разгадал» энтузиаст криптографии. Но даже в таком случае, какая от него могла бы быть польза?

Газету продали в Лондоне, скажем, в понедельник утром, потому во враждебную страну она не попала бы раньше, чем через несколько дней, а в нейтральную — не раньше вторника или даже позже. В этом случае, пока сведения дойдут до командования немецкого флота, а оно передаст его своим подлодкам, действующим в Ла-Манше, то ведь за это время транспорты не только пересекут пролив, но и доберутся до французских портов в Бискайском заливе.

Во всяком случае, «частное объявление» настолько вызвало бы подозрения, что ни один осторожный вражеский агент не рискнул бы воспользоваться этим способом.

Послание на условном языке могло быть, с большей долей вероятности, скрыто среди объявлений о сдаче квартир или о поиске гувернанток и т. д.

Мы с нашей стороны положили бы вскоре этому конец. И действительно мы как-то посадили за решетку единственного вражеского агента, о котором было известно, что он воспользовался этим способом для поддержания контактов со своими соратниками. Он так хотел связаться с одним жителем Глазго, поскольку не мог ему писать, опасаясь (с полным на то основанием), что его переписка контролируется.

Превосходным источников сведений для разведки во время войны являются вражеские военнопленные, если их удастся разговорить. Впрочем, все офицеры и солдаты предупреждены властями своей страны, что они не должны отвечать ни на один вопрос, если их возьмут в плен, только повторять, что они ничего не знают.

Большая часть военнопленных немецких моряков, которых мы допрашивали, молчала. Но порой некоторые из них оказывались более разговорчивыми и при случае, нам удавалось получать ценные сведения от немецкого офицера, если мы использовали хитрые методы.

Эта история вряд ли известна за пределами Разведывательной службы, но она заслуживает более широкой известности.

Речь идет о некоем капитане третьего ранга бароне Шпигеле фон унд цу Пекельсхайме — и это его настоящее имя, а не выдуманное, чтобы сделать историю более красочной.

Время от времени наша разведывательная служба изобретала различные средства, способные послужить нашим целям. Такое случалось каждый раз, когда мы сталкивались с таким вражеским агентом, с которым трудно было разобраться.

Барону Шпигелю, однако, не повезло. Его ложь заставила нас искать его повсюду.

Он командовал подлодкой, которая в первые дни войны совершила несколько неудачных походов на северных маршрутах в Атлантике и в проливах Ла-Манш и Па-де-Кале. Потом он написал книгу о своих деяниях под названием «U-202».

В общем, это была отличная книга и достаточно точная, учитывая, что автор старался не выдавать секретов. Однако в одной главе автор, к сожалению, свернул с пути правды.

Заголовок этой главы «Как англичане уважают Красный Крест». Она описывает с почти благородным негодованием, как Шпигель увидел одно из наших госпитальных судов, с пушками на баке и на юте, набитое солдатами и лошадьми, а также полевыми пушками с лафетами». Как и он, так и его старший помощник, заявляет Шпигель, видели все это через перископ, и он даже ударил ногой по крепежам, по металлическим листам рубки, в приступе ярости, потому что дистанция и скорость судна не позволили ему отправить его на дно в качестве наказания за «явное и подлое лицемерие».

Книга появилась еще до того, как Соединенные Штаты вступили в войну, и выдержки из нее печатались в переводе на английский язык во многих американских газетах. Утверждения такого рода не могли не нанести нам вреда. Мы знали, что в этом месте автор врет. Мы ни разу не использовали наши госпитальные суда в иных целях, кроме единственно законной — перевозки больных и раненых. Но нейтрал мог бы по своему желанию всегда заявить, что он предпочитает поверить словам немца, нежели словам англичанина.

Задачей военно-морской разведки было разоблачить ложь барона Шпигеля.

Но с одной стороны были сотрудники разведки в своих кабинетах, с другой барон, все еще продолжавший воевать на морях, или, возможно, переведенный в качестве инструктора на какую-то береговую базу. Во всяком случае, он был там, где мы не могли надеяться его встретить.

И, тем не менее, мы страшно хотели с ним встретиться. Беседа с ним могла бы привести к совсем другой версии. в корне отличающейся от той, которую он привел в своей книге.

В общем, было необходимо тем или иным путем войти с ним в контакт.

Нам требовалось хотя бы одно звено цепи, а так как чтобы выковать это звено, необходимы, как и в большей части работы разведки, три четверти терпения и одна четверть везения, то сотрудники разведки решили не суетиться.

Они запомнили имя барона Шпигеля фон унд цу Пекельсхайма и занялись другими делами, в ожидании, пока удача снова не вытолкнет барона на авансцену.

И, как раз в это время, тихо и спокойно звено цепи выковалось само собой. Оно приняло форму маленькой шхуны, водоизмещением всего в 800 тонн, безобидной и скромной. Нашим людям, занимающимся борьбой против подводных лодок, при виде ее взбрела в голову одна фантазия. Шхуна выглядела так безобидно и так легко могла таить в себе угрозу! Внешне она ничем не отличалась от двадцати с лишним других шхун, которые немецкие подводники рассматривали в качестве легкой добычи для своих 105-мм пушек, когда встречали их в Атлантике, преимущественно у берегов Ирландии.

Итак, эта маленькая шхуна, под названием «Прайз», на две или три недели отправилась на верфи Арсенала. Покинула она их внешне такой же, но на самом деле, совершенно другой. Обычная шхуна снаружи, но на ней теперь стояла закамуфлированная 100-мм пушка, а ее экипаж состоял из моряков военного флота. Капитаном ее стал моряк из колоний, капитан-лейтенант Эдвард Сандерс из Военно-морского резерва, родом из Новой Зеландии, и уже потому человек весьма гордый.

«Прайз», одним словом, стал одним из кораблей-ловушек, так называемых «Q-Ships», которые надолго омрачили жизнь немецким подводникам во время войны.

Шхуна вышла в Атлантику по вполне обычному для судов такого класса маршруту.

Утром 30 апреля 1917 года ее атаковала огнем из пушки большая немецкая субмарина. Двадцать минут шхуна под обстрелом ждала, пока наступит момент, чтобы скинуть с себя маскировку и дать сдачи. Специальная группа, изображавшая панику, поспешила спустить шлюпки, чтобы еще больше укрепить в глазах немцев впечатление. что экипаж покидает судно. Те, кто остался на борту, чтобы подготовить к стрельбе замаскированную пушку, спокойно ждали, пока субмарина, находящаяся в надводном положении, подойдет поближе и превратится в удобную цель. И вот маскировка сброшена, и орудие открыло огонь.

Одним снарядом была снесена пушка подлодки и оторван хороший кусок на ее носу. Другим снарядом сбило рубку, и три человека оказались в воде.

Через четыре минуты подлодка, со сбитой рубкой и пробитой снарядами палубой исчезла под водой.

«Группа паники» с «Прайза» подошла на шлюпках к месту боя и подобрала трех человек, смытых за борт.

Давайте, начиная с этого места, воспользуемся методом, знакомым нам из кино. Представьте себе кадр на экране — бюро в Адмиралтействе, в нем высокопоставленный офицер занимается за столом своей работой. Входит другой офицер и передает ему телеграмму. На экране видны слова: «Корабль Его Величества «Прайз» вступил в бой и потопил подлодку U-93, широта…, долгота…., вчера. Трое спасенных».

Оба офицера глядят друг на друга и в один голос произносят: — Шпигель фон Пекельсхайм!

Как вы уже знаете из главы 13, им были известны имена практически всех командиров подводных лодок.

Есть ли барон среди этих трех выживших?

Тут фильм снова переносит нас в тот момент, когда капитан-лейтенант Сандерс встречает своих пленников.

Один из них матрос.

Второй — унтер-офицер.

А третий, судя по его мундиру, офицер в звании капитана третьего ранга. Он сам представляется и называет свое имя. Но Сандерс не лингвист и гортанная немецкая речь мало что для него означает. Он просто просит своих пленников дать ему слово, что они не будут мешать деятельности его корабля.

Немецкий офицер пошел даже дальше. Он видел, что «Прайз» в таком состоянии, что может затонуть. Его пушка проявила себя достаточно эффективно за эти двадцать смертельных минут.

Он предлагает свою помощь, чтобы заткнуть пробоину и наладить работу помп.

Таким образом, победители и побежденные, оказавшись буквально в одной лодке, в 120 милях от берега и без единого судна поблизости, вместе принялись за работу, чтобы добраться до земли.

Вот так этот кораблик, превращенный в решето, черпая воду, понемногу прошел 115 миль, пока его не встретил патрульный сторожевик и не вызвал буксир, чтобы притащить шхуну в порт.

Все это время военно-морская разведка терпеливо ждала полной информации. Наконец, на базу поступил телеграмма с именами всех спасенных немецких моряков. Первым в списке значился капитан третьего ранга барон Шпигель фон унд цу Пекельсхайм.

Потому офицер, который особенно интересовался бароном, положил в ящик своего письменного стола книгу «U-202» и обвел красным карандашом то место в ней, где описывался плавучий госпиталь. Потом он отдал несколько необходимых приказов по поводу размещения пленных и спокойно вернулся к другим делам. Двумя часами позже он приступил к допросу барона.

Большой кабинет, на стенах морские карты и таблицы. Большой камин с решеткой, на камине стоит коробка с сигарами. В углу большой рабочий стол, за ним два больших сейфа, хранящих половину секретов морской войны.

Под столом большой черный чау-чау, любимый пес и неразлучный спутник офицера. В другом углу, не попавшем в кадр, стоит мопед: неутомимому офицеру он необходим, чтобы быстро добираться ночью с работы домой. А почему прямо в кабинете? Да потому, что если держать мопед в гараже, то на это понадобится на пять минут больше времени.

Два больших высоких окна открывают вид на широкий плац, где проводит свои парады Конная гвардия. Несколько удобных кресел и глубокий диван дополняют обстановку кабинета.

Вот какую картину увидел барон, когда вошел в кабинет.

Его хозяин — и одновременно взявший его в плен — стоял у камина.

Немецкий офицер щелкнул каблуками и отдал честь, встав навытяжку. Хозяин кабинета пододвинул кресло поближе к камину.

— Не угодно ли вам присесть? — спросил он очень любезно. Он был мягок, как лайковая перчатка.

Барон подчинился. Он даже взял сигару, которую ему предложили. Несомненно, на все эти любезности он смотрел как на прелюдию к жесткому допросу с целью выведать у него секреты немецкого флота и, разумеется, он решил про себя быть максимально осторожным. На самом деле произошло совсем не то, чего он ожидал.

Британский офицер быстро вынул из ящика и показал ему экземпляр книги «U-202».

— Вы узнаете эту книгу, я полагаю, — сказал он.

Немец что-то пробормотал в знак согласия. Было видно, что он удивлен.

— Меня она очень заинтересовала, — спокойно продолжал британский офицер. — Хорошо, вы были очень осторожны, когда ее писали. Мы не узнали из нее ничего такого, о чем бы не знали раньше. Кроме одной лишь главы, и это как раз та глава, на которую я хотел бы обратить ваше внимание.

Добродушно улыбаясь своей жертве, он казался внешне беззащитным и ничего не подозревающим пожилым джентльменом. Немец немного расслабился.

Англичанин переворачивал страницы, надев очки в роговой оправе.

— Ах, вот она! — сказал он, наконец. — Вот эта глава про госпитальное судно, с войсками и пушками на борту. Мы, знаете ли, так и не смогли найти след этой истории. Могу я вас попросить помочь мне?

Немец молчал.

— Вы пишете, что видели это происшествие собственными глазами?

Немец согласился.

— А когда вы это видели? В голосе его послышалось больше властности.

Молчание.

— Когда и где вы это видели? В какой день?

В голосе послышались безжалостные нотки. Чеканные вопросы выдавали железную решительность. Добрый пожилой джентльмен превратился в сурового судью.

— То, что здесь напечатано, написано вашим родным языком и опубликовано под вашим именем? Вы это писали?

— Да.

— Но это правда или ложь?

Пауза. Немец тяжело вздохнул.

— Я не видел этого своими глазами.

— Ах! Допрашивающий снова перешел к делу. — Тогда, возможно, ваш старший помощник, господин Грёнинг, видел то, что вы описали?

— Нет. Ответ прозвучал явно через силу.

— Но тогда зачем вы это написали?

— Рассказывали, что такое действительно происходило.

— Именно в тот день?

— Нет, в нескольких других случаях.

— Но вы, лично вы же никогда не видели этого своими глазами, вы никогда не видели что британские госпитальные суда перевозят войска и пушки?

Последовала долгая и тяжела пауза. Потом немец встал.

— Я никогда этого не видел, — сказал он. — Мне об этом рассказывали.

— Это ваше Управление пропаганды сказало вам, чтобы вы включили эту ложь в свою книгу?

Но барон не ответил на этот вопрос.

Но этого на самом деле уже и не требовалось. Мы знали точно, то вся эта история сфабрикована. Беседу записала, слово в слово, спрятавшаяся стенографистка, так же спрятаны были еще два свидетеля, которые могли бы подтвердить достоверность слов барона. Другие проверки нам были уже не нужны.

Эти факты были немедленно переданы прессе по всему миру.

Но и это еще не вся история.

Подлодка U-93 не пошла на дно. Несмотря на серьезную аварию, ей удалось погрузиться и медленно добраться до базы. Так стало известно о том, что командир подлодки и еще два моряка упали за борт. Для их розыска были предприняты большие усилия, в том числе с помощью Красного Креста, и через несколько недель мы узнали. что отважные усилия шхуны «Прайз» не поставили точку в карьере субмарины. Но они не были бесплодными, потому что благодаря им нам удалось восстановить наше доброе имя с помощью свидетеля, который пытался очернить нашу репутацию своей ложью.

Казалось бы, что сплетня о госпитальных судах, используемых в военных целях, давным-давно умерла. Но нет, даже десятилетия спустя после перемирия в книгах немецких авторов, пишущих о войне, она порой всплывает снова.

Британский офицер, занимавшийся этим вопросом, был настоящим мастером своего дела. Он умел разговорить любого подозреваемого и любого немецкого военнопленного. Его можно даже назвать талантливым и очень разноплановым актером. Он мог играть роль человека из высшего света, культурного, любезного, даже жеманного. Он мог быть благосклонным, щедрым, добросердечным, дружелюбным, открытым, одним словом, человеком, который никому не смог бы причинить зла. Но когда требовалось, он становился таким жестким, что до него далеко было бы любому прусскому унтеру. Одним из его триумфов было разоблачение одного подозреваемого, который с успехом обвел вокруг пальца четырех других наших следователей.

Этот человек жил в одной нейтральной стране, будучи гражданином другой нейтральной страны. Мы давно за ним следили. Мы были более, чем уверены, хотя и не имели четких доказательств, что он не только был немецким агентом, но вдобавок, еще и был немцем по рождению. Но ничего не выдавало его происхождения ни в его акценте, ни в его манерах поведения.

Некоторое время мы держали его под плотным наблюдением в этой нейтральной стране, где он занимался легальной и совершенно невинной деятельностью, которая, как мы были убеждены, была всего лишь его «прикрытием». Потом, следуя полученным инструкциям, мы предоставили ему большую свободу действий. Но даже теперь, ему, похоже, было трудно получать какие-либо действительно ценные сведения — или, возможно, его целью было сначала попасть в Англию.

Во всяком случае, он, наконец, купил билет до Англии.

Его паспорт был в порядке, и наше консульство спокойно дало ему визу.

Когда он прибыл на наши берега, он с успехом прошел контроль проверяющих офицеров. Он сел на поезд и поехал в Лондон. Все это время военно-морская разведка бдительно следила за его действиями.

За полчаса до прибытия поезда офицер разведки, о котором мы рассказали выше, взял свою шинель и форменную фуражку с витым золотом козырьком, которую англичане называют «медной шапкой» («brass hat»), и которую носят только генералы и старшие офицеры, и поехал на вокзал. Все необходимые мероприятия уже были согласованы с властями. Перед тем, как выйти с вокзала, все пассажиры поезда должны были пройти через кабинет, где сидел этот офицер и просил либо показать свои документы либо заявить о своем британском подданстве.

Проверка была очень поверхностной — пока не появился наш «нейтральный» друг. Никто не знал, что задумал этот офицер разведки — он никого не посвящал в свой план заранее. Во всяком случае, если у него был план, то «нейтрал» надлежщим образом попал прямо ему в руки, а если плана не было, в таком случае то, что произошло, свидетельствует об его недюжинном уме, быстрой реакции и присутствии духа.

«Нейтрал» вынул свой паспорт и передал его британскому офицеру. Пока офицер его рассматривал, человек небрежно засунул руки в карманы и переминался с ноги на ногу.

Британский офицер быстро, как ударом шпаги, ошеломил его возгласом на чистейшем немецком языке:

— Как вы стоите в присутствии старшего по званию!

«Нейтрал» автоматически щелкнул каблуками и встал по стойке «смирно». Но ту же расслабился и попытался сделать вид, что не понял смысла обращенных к нему слов.

— Вы, похоже, хотите убедить меня, что не поняли моего немецкого, господин капитан, — сказал британский офицер и спокойно положил его паспорт в карман своей шинели. — Там снаружи стоит машина. Не хотели бы вы со мной совершить небольшую прогулку?

Немецкий капитан вышел, его игра была окончена.

Наметанный глаз и быстрый ум одного офицера, занимавшегося разоблачением немецких агентов среди сходивших в наших портах пассажиров, направлявшихся из Америки на континент, сослужили нам хорошую службу в другом случае.

Некий господин Бём выехал в Америку через Голландию осенью 1914 года. О нем было известно. что он стал активным членом возглавлявшейся германским послом в Вашингтоне графом Иоханном Хайнрихом Бернсторффом группы агентов немецкой секретной службы. Мы довольно тщательно следили за ним в США, но он казался нам персонажем почти бесполезным, из тех, кто много говорит, но мало делает. Он рассматривал себя как человека, интересующегося только Высокой Политикой (а значение этих слов заслуживало только прописных букв), и не принимал никакого участия в кампании диверсий и саботажа.

Потом внезапно мы потеряли его из виду.

Вполне возможно, что он строил какие-то козни где-то в Соединенных Штатах. Возможно, что он возвратился в свою страну. На всякий случай, наши порты были предупреждены о нем.

Однажды один нейтральный пароход прибыл в наш порт, чтобы высадить пассажиров, направлявшихся в Великобританию. Началась проверка паспортов пассажиров, как тех, кто въезжал в нашу страну, так и всех прочих, следовавших транзитом.

Среди тех, кто направлялся в один из портов на континенте, был некий господин Трэшер. Его акцент был чисто американским. Его одежда была американской. Его паспорт был американским. Он полностью соответствовал своему словесному портрету, указанному в документах, включая очки.

Офицеры, проверявшие высаживавшихся пассажиров, приступили к его допросу в обычной манере, но не смогли найти противоречий в его объяснениях или бумагах. Но тут один из офицеров обратил внимание, что очки, похоже, мешали господину Трэшеру. Создавалось впечатление, что он не привык носить очки.

В спокойном тоне и с симпатией офицер спросил господина Трэшера об его зрении — кем был его окулист, близорукий господин Трэшер или дальнозоркий и так далее…

Господину Трэшеру эти вопросы похоже, показались затруднительными. Его ответы были скованные и противоречивые. Казалось, что он сам не очень-то осведомлен о своих проблемах со зрением. Потому его вежливо, но твердо провели в помещение для дальнейших допросов, и там выяснилось, что господин Трэшер это потерянный господин Бём собственной персоной. Остаток войны он провел в британском концентрационном лагере, потому что он не занимался шпионажем в нашей стране, и не было доказательств, что он хоть раз пересылал какие-то сведения в Германию.

У истории с задержанием господина Бёма было забавное продолжение. Несколько месяцев спустя в наши руки попали некоторые бумаги графа Бернсторффа, среди которых был доклад немецкой военной разведки, датированный мартом 1916 года. В нем рассказывалось о действиях господина Бёма и предлагалось, в связи с тем, что у него слишком длинный язык, отказаться от его услуг и отозвать из США. Предложение, увы, запоздало.

В общем, похоже, что именно по этой причине он и покинул Америку с такой секретностью.