"Старик Хоттабыч" - читать интересную книгу автора (Лагин Лазарь Иосифович)

X. НЕОБЫКНОВЕННОЕ СОБЫТИЕ В ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОЙ КВАРТИРЕ

Никакой собаки Наталья Кузьминична (так звали Гогину маму) Гоге не покупала и не дарила. Не успела. А потом и подавно не подарила: после невероятных событий этого ужасного вечера и Гога и Наталья Кузьминична надолго потеряли интерес к этим древнейшим и вернейшим друзьям человека.

Но ведь Волька совершенно отчётливо слышал лай, доносившийся из тридцать седьмой квартиры. Неужели он ослышался?

Нет, Волька не ослышался.

А собаки в тридцать седьмой квартире ни в тот вечер, ни много месяцев спустя всё-таки не было. Туда, если хотите знать, даже лапа собачья с тех пор не ступала. Словом, напрасно Волька завидовал Гоге. Завидовать было нечему: лаял Гога.

И началось это как раз в ту самую минуту, когда он умывался, перед тем как приступить к ужину. Ему не терпелось поскорее и всячески приукрасив рассказать матери, как осрамился сегодня на экзаменах его одноклассник и сосед Волька Костыльков, и тут он почти сразу и залаял. То есть он не всё время подряд лаял. Кое-какие слова у него получались, как у всех людей, но зато вместо многих, очень многих других у него изо рта, к великому его удивлению и ужасу, вылетал самый что ни на есть настоящий собачий лай.

Гога хотел сказать, что Волька порол на экзамене сущую чепуху и что якобы Варвара Степановна ке-э-эк стукнет кулаком по столу да ке-э-эк заорёт: «Ты что же это, дурак, чепуху порешь?! Да я тебя, хулигана, на второй год оставлю!»

Получилось же у Гоги вместо этого:

— А Волька вдруг ку-э-эк стал пороть гав-гав-гав. А Варвара Степановна ке-э-эк стукнет по гав-гав-гав…

Гога от неожиданности оторопел. Он замолк, передохнул и попытался повторить фразу. Но и на этот раз вместо тех грубых слов, которые врунишка и ябеда Гога-Пилюля хотел приписать Варваре Степановне, из его уст вырвался собачий лай.

— Ой, мама! — испугался Гога. — Мамочка!

— Что с тобой, Гогушка? — всполошилась Наталья Кузьминична. — На тебе лица нет!..

— Понимаешь, я хотел сказать, что… гав-гав-гав… Ой, мамочка, что же это такое!..

С перепугу Гога и в самом деле здорово изменился в лице.

— Перестань лаять, Гогушка, солнышко моё, радость моя!..

— Я же не нарочно, — захныкал Гога. — Я же только хотел сказать…

И снова вместо членораздельной речи он смог выдавить из себя только раздражённый лай.

— Сыночек, миленький, не пугай меня! — взмолилась бедная Наталья Кузьминична, и слёзы покатились по её доброму лицу. — Не лай! Умоляю тебя, не лай!..

Но тут Гога не нашёл ничего умнее, как рассердиться на свою мать. И так как он обычно в таких случаях не стеснялся в выражениях, то и залился таким неистовым визгливым лаем, что с балкона соседней квартиры закричали:

— Наталья Кузьминична! Скажите вашему Гоге, чтобы он не смел мучить собаку! Безобразие какое!.. Избаловали мальчишку до полного бесстыдства!..

Обливаясь слезами, Наталья Кузьминична бросилась закрывать окна. Потом она попыталась пощупать Гогин лоб, чем вызвала новый приступ озлобленного лая.

Тогда она уложила вконец перепугавшегося Гогу в постель, неизвестно зачем укутала ею стёганым одеялом, хотя на дворе стоял жаркий летний вечер, и побежала вниз, к телефону-автомату, вызывать врача из «неотложной помощи».

Это было совсем не так просто. Для вызова «неотложной медицинской помощи» требовалось, чтобы человек заболел какой-то очень опасной болезнью, чтобы у него, в крайнем случае, внезапно очень подскочила температура.

Пришлось Наталье Кузьминичне соврать, будто у Гоги температура тридцать девять и восемь десятых и что он будто бы бредит.

Вскоре прибыл врач. Пожилой, полный, седоусый, опытный.

Первым делом он, конечно, пощупал Гогин лоб и убедился, что никакого повышения температуры у него не было и в помине, и, конечно, возмутился. Но виду не показал. Уж очень расстроенное было лицо у Натальи Кузьминичны.

Он вздохнул и присел на стул у кровати, на которой возлежал Гога, и попросил Наталью Кузьминичну объяснить, что побудило её вызвать врача именно из «неотложной помощи».

Наталья Кузьминична рассказала всё начистоту.

Доктор пожал плечами, переспросил её, снова пожал плечами и подумал, что если всё это соответствует действительности, то следовало бы вызвать не врача-терапевта, а психиатра.

— Может быть, ты решил, что ты собака? — спросил он у Гоги как бы между прочим.

Гога отрицательно покачал головой.

«Это хорошо, — подумал доктор. — А то бывает такое сумасшествие, когда человек вдруг решает, что он собака».

Конечно, он не высказал эту мысль вслух, чтобы зря не пугать ни пациента, ни его мать. Но сразу стало видно, что доктор повеселел.

— Покажи язык, — сказал он Гоге. Гога высунул язык.

— Язык вполне нормальный. Теперь мы вас, молодой человек, выслушаем… Так-так-так… Сердце превосходное. Хрипов в лёгких нет. Желудок как?

— Желудок нормальный, — сказала Наталья Кузьминична.

— И давно он у вас э-э-э… гавкает?

— Уж третий час. Просто не знаю, что мне делать…

— Прежде всего успокоиться. Пока что не вижу ничего страшного. А нуте-ка, молодой человек, расскажите, с чего это у вас началось.

— А просто так, с ничего, — жалостным голосом начал Гога. — Я как раз рассказывал маме, как Волька Костыльков… гав-гав-гав…

— Вот видите, доктор, — залилась слезами Наталья Кузьминична, — это прямо какой-то ужас… может быть, прописать ему какие-нибудь пилюли… или порошки?.. А что, если ему прочистить желудок?

Доктор поморщился:

— Дайте мне, Наталья Кузьминична, срок, чтобы подумать, просмотреть кой-какую литературу… Редкий, очень редкий случай. Значит, так: полный покой, режим, конечно, постельный, пища самая лёгкая, лучше всего растительно-молочная, никакого кофе и какао, самый слабенький чай, можно с молочком. На улицу пока не выходить…

— Его сейчас и палкой не выгонишь на улицу. Стыдится. Тут к нему заходил один мальчик, так бедный Гога так лаял, так лаял, еле мы его упросили, мальчика этого, никому об этом не рассказывать. А желудок как, прочистить, может быть?

— Что ж, — сказал доктор в раздумье, — прочистить желудок никогда не мешает.

— А что, если ему и горчичники на ночь поставить? — спросила Наталья Кузьминична, всхлипывая.

— Тоже неплохо. Горчичники — это вещь. Доктор хотел было погладить приунывшего Гогу по голове, но Пилюля в предвкушении всех назначенных ему процедур гавкнул с такой нескрываемой злостью, что доктор быстро отдёрнул руку, испугавшись, как бы этот неприятный мальчишка и в самом деле его не укусил.

— Кстати, — сказал он, — зачем вы держите окна закрытыми в такую жару? Мальчику нужен свежий воздух.

Наталья Кузьминична скрепя сердце объяснила доктору, почему ей пришлось закрыть окна.

— Мда-а-а, редкий, очень редкий — случай! — повторил доктор, выписал рецепт и ушёл.