"Древнее сказание" - читать интересную книгу автора (Крашевский Юзеф Игнаций)

II

В то время, когда старый Виш разговаривал с человеком, прибывшим из страны «немых», не понимающих языка обитателей этой земли, из-за изгородей и заборов множество голов смотрело на них с любопытством. Очень редко случалось, чтобы чужой человек сумел пробраться в такую лесную глушь. Вот почему, когда показались чужие люди и лошади, а работник запирал собак в сарай, чтобы те не бросились на чужих, все, у кого только были глаза, бежали к заборам, чтобы хотя в щель, издали, посмотреть на чужих.

За изгородью виднелись белые платки замужних женщин, украшенные зелеными венками головы девушек, длинные волосы мужчин, коротко остриженные головы батраков и детские с испугом вытаращенные глаза среди белокурых густых кудрей, путавшихся на их головках. Дети старались подняться как можно выше: чтобы лучше видеть, они взбирались на камни, смотрели в щели, убегали и снова возвращались к забору… Даже старые бабы высовывали свои дрожащие головы между кольями забора, а так как они опасались «чужого», то вырывали траву, подымали комки земли и плевали в сторону Хенго, бросая на воздух землю и траву — верное средство защищать себя от его злых глаз.

Жена Виша, по имени Яга, увидев, что муж ее ведет немца к воротам, вышла им навстречу и, закрывая рот платком, всеми силами старалась дать ему понять, что желает говорить с ним наедине. Виш и Хенго дошли уж до ворот, которые начали отворять перед ними, когда Яга подошла к мужу, не обращавшему внимания на ее жесты.

— Зачем это ты ведешь в дом чужого немца? — сказала она мужу шепотом. — Можно ли знать, что он несет с собою? Он может сглазить всех!

— Это тот самый Хенго, — живет над Лабою, — который привозил к нам ожерелья, иглы и ножи… Тогда ведь ничего не сталось? Нечего его бояться, потому что кто гонится за барышами, тому не до колдования.

— Нехорошо ты говоришь, мой старый, — отвечала жена. — Эти люди хуже тех, которые нападают с ножами и палицами в руках. Но быть твоей воле, а не моей…

Яга быстро отошла, не оглядываясь на них, и почти бегом направилась к избе, выстроенной посередине двора. А так как она дала знак рукою женщинам, приютившимся в разных углах двора, то все они разбежались и попрятались в избах. Только работники и двое сыновей хозяина остались на дворе.

Хенго вошел в ворота; он старался иметь бодрый вид, хотя с боязнью оглядывался по сторонам. Герда верхом въехал во двор, ведя за собою другую лошадь. Работники собрались в кучку и, перешептываясь между собою, с любопытством смотрели на немцев.

Виш ввел их в светлицу.

Хижина Виша находилась в самой середине двора. Выстроенная из срубов, законопаченная слоями мха, хижина Виша была выше и просторнее остальных. Двери с высоким порогом, ведущие в нее, были без замка, потому что здесь никто ничего не запирал. Из сеней, по левой стороне, большая изба; ее глиняный пол был усыпан свежей зеленью; в глубине громадная печь из камней, на которой огня никогда не гасили. Дым выходил через неплотно сложенные доски на крыше. Стены, потолок и все находящееся вблизи печки было покрыто толстым слоем сажи, блестевшей как стекло. У стен стояли простые скамьи… В углу огромный стол, а за ним большая миска для приготовления теста, покрытая куском белого полотна… Над нею висели засохшие ветки и пучки разного зелья.

На столе, на котором красовалась полотняная скатерть, вышитая цветными нитками, лежали нарезанные куски хлеба и небольшой нож. У входа, при дверях, помещалось ведро с водой, тут же был и черпак. В углу стояли небольшие жернова и несколько длинных палок, на которых висело полотно.

Небольшое окошко, с внутренней стороны закрываемое ставней, в эту минуту было открыто, пропуская в избу столько света, сколько было необходимо для ее освещения. Когда Виш и Хенго переступили через порог, старик протянул руку гостю и, кланяясь ему, проговорил:

— Вот хлеб, вот вода, огонь и скамья, ешь и пей, согрейся, отдохни, и добрые духи да пребывают с тобою!

Хенго неловко поклонился в ответ.

— Да будет благословен этот дом! — проговорил он с усилием после минутного молчания. — Да не переступают через его порог болезни и печали.

Затем Хенго присел на скамью, а Виш, взяв кусок хлеба со стола, разломал его на две части: одну съел сам, а другую дал Хенго, который сделал то же.

Это продолжалось недолго… гость был торжественно принят, а тем самым приобрел некоторые права. Женщины не показывались, но Хенго был глубоко убежден, что они смотрели через щели на «немца», так как до его ушей долетали звуки сдерживаемого хохота и женские голоса.

— Ну, теперь, — проговорил Хенго, — когда ты меня так гостеприимно принял, пока еще светло, я покажу тебе, что привез с собою… Ты убедишься, что обмана никакого тут нет… а есть на что посмотреть!

Старик не отвечал. Хенго, не дожидаясь ответа, направился к двери; один из работников повел его в сарай, где уже стояли лошади и Герда.

Герда отдыхал, сидя на колоде, и внимательно оглядывался по сторонам. Сумки лежали около него на земле. Хенго взял в руки одну из них и ловким движением положил себе на плечи, как бы избегая чужой помощи или желая выказать свою силу. Глядя на легкую поступь Хенго, все были убеждены, что сумки чрезвычайно легки. Немного наклонившись в дверях, Хенго вошел в избу и здесь, у самого окна, на широкой скамье начал развязывать веревки. Мужчины окружили его со всех сторон. Немец, развязав веревки, открыл обе сумки и, отыскав глазами Виша, просил его подойти ближе.

— Ну что ж это? Одни только мужчины, — сказал он, — а женщинам и глаз потешить не позволяют? Я немолод, меня нечего бояться или стыдиться.

Виш сам не знал, что делать, показать женщинам немецкие игрушки или же не допускать их к немцу?… После минутного колебания он дал знак рукою и сам подошел к двери, ведущей в соседнюю избу. Здесь старая Яга стояла на часах, закрывая собою двери, но о ее угрозах и опасениях все забыли, когда старый Виш дал полную свободу женщинам посмотреть чужеземный товар. Все они бросились к сумкам немца. Любопытство заставило их войти в избу, а боязнь удерживала. Первая девушка, которая посмотрела рыжему немцу в глаза, вскрикнула и убежала; за нею точно напуганное стадо бросились и другие. Смех, говор и сердитый голос Яги раздавались в избе.

Хенго между тем, стоя на коленях, вынимал из сумок разные вещи и время от времени поглядывал в сторону женщин. Глаза его внимательно следили за всеми присутствующими в избе, хотя он и делал вид, что кроме товара ничто его не занимает. Девки, как вода в озере, то приближались к немцу, то удалялись от него; они, бедняжки, не знали, как им поступать; сюда влекло их любопытство, но вместе с тем пугали угрозы старухи Яги. Немец, зоркие глаза которого всего больше пугали девок, делал вид, что не замечает всего происходившего за его спиною и продолжал раскладывать свой товар на скамье.

А товару было много: на скамье блестели длинные иглы с особенными застежками для платков, так ловко выделанные из какого-то светлого металла, как будто были сплетены из льна или шерсти. Некоторые были снабжены большими пуговками, другие походили на завядшие стебли цветов. Выбор громадный. Тут же лежали металлические ожерелья с блестками, колечками и крошечными колокольчиками. Хенго прикладывал их к шее, не говоря ни слова, желая этим показать, что на сукне они еще лучше кажутся. Некоторые ожерелья были похожи на девичьи косы, другие совсем гладкие, из твердого металла, могли защитить шею от стрелы или удара. Между прочим на скамье лежали украшения для девиц: на длинной веревке целый пук острых металлических шипов. Веревки были разной длины, были и такие, которые, точно змеи, вились около руки от кисти до плеча. Были и для мужчин такие же кольца, но только из более твердого металла и длиннее. Колец у Хенго был большой выбор: белые и желтые, плетеные и простые.

Мужчины осматривали топоры, длинные ножи, долота, металлические круги для накладывания на плечи, которых не может пробить стрела и нож.

Когда Хенго начал выкладывать эти круги на скамью, молодые парни с жадностью бросились на них: глаза у мужчин сверкали, руки дрожали. Даже старый Виш подошел к скамье. Хенго вынул из ножен острый блестящий нож с красивою рукояткою и подал его Вишу. Старый улыбнулся, взяв в руки оружие, которое сверкало на солнце.

— Это лучше всех ваших старых костей и камней, — сказал Хенго, смеясь, — дольше прослужит, лучше защитит, да и внучатам останется в наследство. Человека ли, дикого ли зверя, — лишь бы рука сильна, — наверное победит; а дома, кто умеет с ним обращаться, ко всему пригодно.

Когда Хенго говорил с мужчинами, показывая им острый меч и все его достоинства, женщины понемногу, одна за другою, приблизились к скамье и пожирали глазами кольца, иглы и металлические шипы. Хенго посмотрел на них. Все были одеты в полотняные белые юбки и такие же рубахи, а все-таки среди всех хозяйских служанок и работниц очень легко было узнать двух невесток и двух дочерей старого Виша. Зеленые венки украшали их головы. Несколько проще одетые служанки стояли за ними.

Из двух дочерей та, которая стояла впереди всех, была так красива, что и среди самых прелестных женщин могла бы занять первое место. Лицо ее было белое и менее загорелое, чем у сестры: видно, она не была охотницей бегать по полям, а больше сидела дома за ткацким станком. Красавица широко открытыми большими голубыми глазами смотрела то на кольца и другие блестящие безделки, то на чужестранца, бросая по временам тревожные взгляды на своих сестер и братьев. Но она не приходила в восторг от этих игрушек. Со сложенными на груди руками, она смелее всех заглядывала рыжему немцу в его бегающие глазки. На белой рубахе, на груди красавицы, красовались янтарные бусы, к которым были примешаны куски синего и красного вещества, имевшие форму больших зерен. На волосах весело зеленел свежий венок. На лицах других женщин блуждали веселые детские улыбки, а ее лицо было печально, и глаза смотрели задумчиво. Среди других она казалась владычицею.

Хенго несколько раз бросал взгляд на нее. Красавица, покрасневши, отошла в сторону, но, оправившись немного, опять возвратилась на прежнее место. Немец взял со скамьи большое кольцо и, подержав немного у самого окна, чтобы все могли заметить его достоинства, подал красавице.

— Вот гостинец за гостеприимство, — сказал он, обращаясь к дочери Виша, которая, немного смутившись, гордо посмотрела на немца и отошла в сторону.

— Прими его, он тебе принесет счастье, — уговаривал Хенго.

Не отвечая ни слова, не протягивая руки за кольцом, дочь Виша оставила свое место и спряталась за другими. Отец посмотрел на нее, красавица встряхнула головою. Хенго предложил кольцо второй дочери Виша, которая, улыбаясь и покраснев до ушей, протянула к нему руку, закрытую передником, и с радостью приняла подарок. Сейчас же женщины и работники окружили ее, желая рассмотреть это чудо… Они бросились с кольцом в соседнюю избу — к матери… Слышен был шепот, сердитое ворчанье, но вскоре получившая подарок вышла оттуда с завернутым в самый кончик передника куском янтаря. Она посмотрела в глаза отцу, который кивнул головою, и кусок темного янтаря положила на скамью.

— Возьми это! — сказал Виш. — Нам не следует брать подарков за ночлег!

Хенго улыбнулся, внимательно осмотрел янтарь и опустил его в небольшой мешок, привязанный к кушаку под верхнею одеждою. Однако ж, прежде чем положить его туда, немец плюнул на него так ловко, что никто этого не заметил, — Хенго боялся, что янтарь заколдован.

Виш стоял молчаливый и угрюмый, положив меч на скамью… Мужчины шептались между собою, любуясь на топоры и ножи… По их глазам видно было, как охотно взяли бы они эти сокровища, но хозяин все еще молчал, а без его ведома и согласия в этом доме ничего не делалось. Он был главою и господином; никто здесь не смел иметь своей воли. Хенго, разложив все, что у него было, на скамье и на полу, смотрел с гордостью на окружающих.

Женщины вышли, одни только мужчины остались в избе… все молчали: вдруг глаза старика увидели что-то такое на скамье, чего ему еще ни разу не случалось видеть. Это был блестящий крестик с колечком… для ношения на груди. Он так странно светился и блестел, что обратил на себя внимание всех…

— А это что такое? — спросил Виш, показывая на крестик. Хенго, кажется, только теперь заметил, что вынул его из сумки

и старательно начал укладывать в мешок под платьем.

— А! Это, — сказал он, смутившись немного, — это знак… для людей другой веры — не вашей… он им счастье приносит…

— А нам не принес бы счастья? — спросил Виш.

Хенго не ответил ни слова. Полная тишина снова воцарилась в избе. Этот, так быстро спрятанный, таинственный знак занимал всех. О нем теперь думали. Немец зоркими глазами старался угадывать их мысли.

— Трудно устоять, — проговорил хозяин, — когда что-нибудь само в дом приходит, а в жизни может пригодиться. В былые времена у жрецов только да у жупанов можно было встретить такие вещи, а теперь и мы, кметы, волей- неволей должны их приобретать. Не возьмут девки, да и она отцовского дома не оставит, пока ей к венцу не прибавят блестящих колец и иголок.

Виш поманил рукою старшего сына и шепнул ему что-то на ухо… Сейчас же он и другой брат его вышли из избы. Виш сел на скамью и начал откладывать в сторону, что ему хотелось оставить для себя и для своих. Он отложил красивый меч, несколько топоров, молот, один, другой, ножницы, несколько колец, два ожерелья с блестками… Старик призадумался и начал считать, хватит ли для всех отложенных вещей.

Хенго, пользуясь удобною минутою, взял со скамьи пару железных наплечников и поднял их вверх.

— Вот это пригодилось бы старому Вишу, — сказал он, — да не только что пригодилось бы, но это ему и пристало.

— А мне на что? — спросил хозяин. — Разве, чтобы сыновья со мною вместе сложили в могилу… Воевать мне уж не придется, на то есть у меня взрослые парни, а дома на что?

— Ты сказал: "в могилу", — начал Хенго, — да хранят тебя боги долгие лета, но и в могилу взять это с собою не мешает… У вас ведь обычай такой, что на костер одевают оружие и лучшие одежды, как следует богатому кмету…

Старик рукою махнул в ответ на эти слова.

— Что ты, что ты! — сказал он. — Желать да брать очень легко, но что дать взамен? У нас теперь запасы небольшие.

— Ну, мех да янтарь должен же быть у вас; море у вас под руками; а в земле вашей разве его мало?…

Виш молчал, дожидаясь возвращения своих сыновей. Вскоре оба появились в дверях: один из них нес большой мешок, другой вязку кож и разных мехов. Когда сыновья Виша разложили принесенное на земле, немец начал вынимать из мешка куски янтаря, большие комки земли, светящиеся местами. Глаза Хенго блестели; он внимательно осматривал каждый комок земли, каждую грудку янтаря: некоторые куски отливали прелестным желтым цветом, другие казались окаменевшею жидкостью… Меха были великолепны. Хенго щипал их пальцами, ни один волосок не остался у него в руках.

Виш и Хенго начали торговаться молча, без слов. Хенго откладывал в сторону янтарь и меха, которые ему хотелось получить взамен за свои металлы; старый Виш отбрасывал, чего не хотел дать в обмен. Несколько раз они пересчитывали кожи и то, что лежало на скамьях, весили в руках куски янтаря, прибавляли, убавляли… То один, то другой выражал неудовольствие… То Виш что-нибудь прибавит или отложит в сторону, то Хенго возьмет кольцо со скамьи или кусок янтаря прибавит к ранее отложенным. Иногда оба задумывались: казалось тогда, что обмен не совершится, что между ними не будет согласия. Хенго делал вид, что свои вещи укладывает в сумки, а парни, по приказанию Виша, убирали кожи… Наконец, Хенго протянул руку, а старый Виш ударил по ней своею рукою. Сделка увенчалась успехом. Виш пересчитал приобретенный товар и сейчас же разделил его среди всеобщего восторга. Сыновья кланялись ему в ноги, женщины смеялись от радости… Немец складывал кожи, связывал их и укладывал янтарь.

Хенго совсем выбился из сил за этой работою: он напился воды и присел на скамью…

— Ну вот, смотри, — сказал хозяин, — сколько мы тебе дали, а взамен, что мы получили! В две руки все спрячешь! Почему это все ваше так дорого, а наше — дешево?

Хенго улыбнулся.

— Во-первых, — начал он объяснять, — я жизнь подвергал немалой опасности, пробираясь к вам с моим товаром. Не легко путешествовать! А то, что я вожу с собой, этого земля не дает и люди не делают, а только одни духи, живущие в пещерах… Они похожи на крошечных людей… За этим металлом они должны входить в самую глубь земли… Немало земли потопчешь, пока вымолишь у них хоть немного этих вещей… Не день и не два, но целые месяцы и годы едешь к ним… да! Каждый день жизнь в опасности: дикие звери, да и чужие люди, всегда готовые обокрасть путешественника, — это ведь не шутки! Хотя и знаешь все реки, овраги и горы, но не раз заблудишься… Иногда есть нечего, а часто и отдохнуть негде… Хорошо и то, что жизнь сохранишь! И что же тут удивительного, что за малый кусок металла много берешь. Для вас лес и дикий зверь — это забава, янтарь море дает и земля рожает…

Виш молча слушал. Работники и сыновья его отошли в сторону; женщины болтали весело в соседней избе, одна только Дива, красавица, дочь Виша, не принимала в общей радости никакого участия: она стояла в полуоткрытых дверях и прислушивалась к общему говору.

Виш говорил тихо, Хенго ловил его слова на лету.

— А если так трудно и опасно развозить товары, — сказал Виш, — так зачем ездить? У тебя должна же быть земля и хижина?

Хенго нахмурил брови.

— А ты зачем ходишь на охоту, зная, что звери свирепы и дики? — возразил он Вишу. — Значит, уж на роду так написано: человек не в силах переменить своей жизни. Я не гоняюсь за богатством, а за судьбою своей, которая заставляет идти все вперед. Целые народы откуда-то с востока приходили, оставляли свою землю, искали новой, а разве у них был недостаток в земле? Точно так и мой дух заставляет меня скитаться по белу свету.

— Во многих землях бывал? — спросил Виш. Хенго улыбнулся.

— В стольких землях, что и не упомню, из скольких рек воду пил, через сколько гор проходил; два моря видел… а языков, которые приходилось слышать, не сумел бы перечислить; а разных людей сколько?!

— Из всех народов, говорят, наших больше всего, — сказал Виш. — Поляне понимают и тех, которые по Одеру живут и по Лабе, и Поморцев, и Рап на Острове, Сербов и Хорватов тоже, и Моравцев вплоть до Дуная… и дальше. Кто их всех пересчитает! Наших больше, чем звезд на небе.

— Гм! — произнес Хенго. — И наших тоже довольно…

— А земли вдоволь, всем хватает, — продолжал Виш, не обращая внимания на слова Хенго. — Каждый у себя дома всегда найдет, что ему нужно: мать-землю под ногами, солнышко над головою, воду в реке, а хлеб в руках.

Хенго молчал.

— Хотя оно и так, — сказал он наконец, — а все ж одни на других нападают: кто с голода, кто с жадности, а часто и ради пленных, если в них недостаток…

— Это у вас так, — заметил старик. — Нам войны не надо, мы вовсе не любим ее. Наши боги любят мир, и мы тоже.

Эти слова не понравились немцу.

— А кто вас станет беспокоить? — спросил он. — Земли много, конца ей нет; лес — войти легко, но как выйти потом?…

— Мы у вас научились воевать и защищаться, — сказал Виш, — прежде об этом мы и понятия не имели. Правда, где-то там, у заката солнца, ваши духи делают оружие лучше нашего, но и наши старые камни да палицы делают свое дело так же хорошо.

— Мы уже успели забыть о камне, — возразил Хенго. — Старые молоты давно уж лежат в могилах, и вряд ли отыщет их кто-нибудь. Камень ни на что не годен, когда есть металл, а маленькие духи все больше и больше выносят его из земли.

— К нам его привозят со стороны моря и из ваших земель, — продолжал Виш, — а все же мы учим детей уважать камень, потому что боги сами выучили наших предков, как его обделывать. В каждую могилу мы кладем молот — божью секиру, каменную, чтоб умерший мог представить ее своим богам и показать, кто он и откуда пришел. А то иначе боги не узнали бы его. И так будет во веки веков и у внучат наших.

Хенго с любопытством ловил каждое слово Виша. Старик поднялся со скамьи, протянул руку на полку, над мисою с тестом, на которой лежали каменные молоты и топоры с деревянными ручками, взял их несколько в обе руки и, показывая немцу, проговорил:

— Это нам досталось в наследство от дедов и прадедов. Они били ими врагов, убивали жертвы богам и охотились на зверей. Если бы не камень, не было бы ни жизни, ни человека. Из камня произошел человек и жил помощью камней. Из камня вышел первый огонь, он зерно обратил в муку — и да будет благословлен! Ваш металл ест и вода, и земля, и воздух, а нашего камня ничто не портит!

После этих слов Виш осторожно положил молоты на полку.

Во время разговора Виша с гостем служанки хлопотали около печи, приготовляя ужин. Яга стояла в открытых дверях, ведущих в следующую избу, и присматривала за ними. Вместе со служанками работали и дочери и невестки Виша; одна только Дива со сложенными на груди руками, с венком цветов на голове, издали присматривалась ко всей этой суетне. Она была моложе всех в доме, любимицей родителей, притом красивее всех и пела песни: лучше ее никто не умел петь. Мать выучила ее прелестным рассказам, отец ей одной передавал старые предания. Все знали, что ее навещали духи; что ночью духи нашептывали ей такие вещи, о которых никто — ни мать, ни отец даже — не знал. Кто хотел узнать свое будущее, обращался к ней: она посмотрит, бывало, подумает и скажет. А песни у нее родились, точно весною цветы на прибрежном лугу- Когда на перекрестках или у священных источников ее семейство складывало жертвы богам, она была первою в этом деле, и все уступали ей первое место, и все уважали эту избранную богами девушку: ни один парень не осмеливался взглянуть на нее. Все знали, что она любимица богов и духов. Вот почему она не боялась идти в лес, в те места, где пребывали духи, летая над ручьями и оврагами; никто, кроме нее, не посмел входить в такое место. Дива знала, что невидимая рука всегда защитит ее от нападения дикого зверя или оборотня, не допустит подойти к ней ужу или дракону.

У огня приготовляли ужин, который по случаю прибытия гостя был несколько лучше обыденного. В большом горшке Яга велела сварить мясо с крупою. Тут же у самого огня поджаривали большой кусок свежей козлятины. По приказанию Яги на столе в деревянных кувшинах парни поставили мед и пиво. По всему было видно, что Виш не бедный кмет; и молока было вдоволь, а хлеба и калачей очень много.

Когда все было готово, Виш попросил гостя занять место за столом, а сам сел на обыкновенном своем месте. Рядом с ним сидели сыновья, а несколько дальше работники… Девицы и женщины не сели вместе с мужчинами: они прислуживали. Молча принялись все за мясо, отрывая куски пальцами, только Хенго вынул небольшой нож и начал резать мясо для себя. Этот чуждый полянам обычай обратил общее внимание, так как здесь ножом резали только один хлеб, а все остальное ели и делили пальцами. Расставленные пиво, мед и воду женщины разливали в небольшие деревянные кувшины и подавали сидящим за ужином… Виш вылил немного пива на пол… Хенго, которого голод сильно беспокоил, ел и пил много и только когда наелся вдоволь, вспомнил о своем сыне. Он обратился с просьбою к хозяину, чтобы тот приказал накормить Герду. Виш кивнул головою.

— Ешь и не беспокойся, — сказал он Хенго, — о нем не забудут. У нас такой обычай, что заботятся не только о хозяине, но и о его слугах; если бы у тебя были с собой собаки, и они не околели бы с голоду. Кто знает, что носят в себе звери, которым боги отказали в речи? Они ведь понимают нас, стерегут при жизни, а после смерти жалеют.

Виш говорил это, поглядывая на своих собак, которые, вырвавшись из заточения и почуяв ужин, вошли в избу, влезли под стол и грызли кости, которые бросали им ужинающие.

Солнце клонилось к закату, когда, наевшись и напившись, Виш встал, а вслед за ним все оставили свои места. Поднялся с места и Хенго; мужчины вышли на двор, уступая свои места женщинам.

Старик повел немца к реке, на то же место, где они сидели недавно. По пути Хенго оставил свои мешки и сумки в сарае, так как чуть свет он намеревался отправиться в путь. В роще пели соловьи, над болотами летали крикуньи-птицы, наполняя воздух своими возгласами, в лесу куковала кукушка, а на лугу, в тростнике, коростель, точно часовой, вскрикивал время от времени… В нескольких шагах от того места, где сидели Виш и Хенго, два аиста, гнездо которых виднелось на одной из крыш, прохаживались взад и вперед, время от времени наклоняя свои клювы для поимки перепуганных лягушек.