"Рассказы" - читать интересную книгу автора (Третьяков Юрий Фёдорович)УколыВ этот день даже классный руководитель Анна Ефимовна — грузная, седая и на вид очень строгая, — отметив в журнале, кого нет, некоторое время не приступала к проверке домашнего задания по арифметике, засмотревшись в окно на летящие снежинки. Все в классе это сразу заметили и уставились в окна с таким интересом, будто видели снег в первый раз. Один только Витька Крюков ерзал на парте взад-вперед и озирался по сторонам. В общем-то беспокоиться было уже поздно, от этого домашнее задание в тетрадке не явится. Он был самый большой в классе, и лицо у него было большое, и рыжие веснушки большие, как кляксы. Домашние задания ему выполнять было некогда. Он не успевал читать книги, причем никаких других книг не признавал, кроме военных приключений, и даже разговаривал особенным образом. Если, скажем, ему надо было списать что-нибудь у Комарова, он выражался так: — «Дай скопировать, — с презрением воскликнул капитан Витема, беря его за шиворот!» Комаров, втянув голову и осторожно высвобождая воротник, отдавал со вздохом свою чистенькую тетрадочку, и Крюков поощрительно стукал его по спине: — «Порядок, — заметил капитан Витема, идя обратно в свой кабинет». Учить уроки он не любил, но получать единицы и двойки не любил еще больше. Поэтому ему часто приходилось прибегать к различным, как он говорил, военным хитростям. Сейчас, придав своему лицу болезненное, жалкое выражение, он поднял руку: — Анна Ефимовна, можно выйти? — Что случилось? Анна Ефимовна отвела глаза от окна и внимательно взглянула на Крюкова. — Меня… тошнит… — сдавленным голосом произнес Крюков, усиленно глотая слюну. — Конечно, я могу это представить, — сказала Анна Ефимовна. — Когда человек не выучил урока, его всегда тошнит, а когда он все выучит, он чувствует себя великолепно, его не тошнит. Это каждый знает… Ты, конечно, читал книжку, как ловят всяких шпионов или там диверсантов, и теперь у тебя нет домашнего задания, и ты боишься, что тебя вызовут, так лучше выйти, погулять себе по коридору, чем так волноваться… Класс захохотал, довольный, что сразу разоблачили пройдоху Крюкова, и как это здорово всегда у Анны Ефимовны получается: не поймешь, то ли она шутит, то ли всерьез говорит! Но Крюкова смутить было трудно. — Так, значит, можно, Анна Ефимовна? Анна Ефимовна пожала плечами: — Выйди… Только ненадолго, потому что спросить я тебя всегда успею, когда понадобится… Крюков, не забывая держать у рта носовой платок, опрометью выскочил из класса. Началась проверка домашнего задания. Радик и Женька сидели на лучшем месте — возле самого окна, как и подобало людям авторитетным и уважаемым. В окно можно было в любую минуту увидеть школьный двор. Вот на крыльцо выскочил крошечный первачок, без пальто, в несуразно огромной шапке с торчащими, как у зайца, ушами, в огромных подшитых валенках. Подняв лицо вверх, он принялся ловить ртом снежинки, потом заметил ледяную дорожку, разбежался и лихо проехался по ней своими валенками, потом еще. Только нацелился проехаться в третий раз, как вышла няня — тетя Поля — и, взяв за руку, увела упирающегося первачка в школу. Потом показался Крюков, тоже увидел дорожку, тоже немного покатался и побежал в подъезд, съежившись и тряся озябшими руками. Минуты через две он ворвался в класс и шепотом сообщил: — Уколы! И показал пальцами, как вкалывают иглу и нажимают поршень шприца. В классе началось беспокойство, движение и говор. — В чем дело, Крюков? — спросила Анна Ефимовна. — Что там стряслось такое? — Врачи пришли! — паническим голосом объявил Крюков. — Уколы делать! Уже пятый «А» повели! — Могу себе представить, как это вам страшно! — покачала головой Анна Ефимовна. — Вы так боитесь всякой боли, что просто ужас! Вчера Иванов и Войленко, когда вышли из школы, так колотили друг друга об лед, катались по земле и сцеплялись руками и ногами, что я думала, они больше не встанут, а они поднялись и пошли, как ни в чем не бывало. — Это мы не дрались, — объяснил довольный Войленко. — Вы не думайте, Анна Ефимовна. Это спортивная борьба… Называется—самбо. — Разведчики и шпионы так всегда дерутся, — добавил Крюков с глубоким знанием предмета. — Шпионы дерутся хуже, поэтому их и ловят… Об этом есть в книжке… — Я не знаю, как это называется, — перебила его Анна Ефимовна. — Я это говорю затем, что все вы такие чахлые, как мимозы… В прошлом году я как-то посмотрела в окно, оно выходит у меня прямо на снежную гору, пусть прогульщики примут это к сведению, — и что я увидела? Я увидела, что гора вся черная от детворы, они там спозаранок кишат, как муравьи. Я удивилась: в честь чего сегодня такое небывалое оживление? Оказывается, занятия в школах отменены по случаю сильного мороза, чтоб кто-нибудь не замерз по дороге в школу… — Я ухо отморозил, — сказал Крюков. — Это очень жалко. Но все-таки давайте прекратим переговариваться, ничего ужасного нет, всем делают уколы, и никто еще от этого не умер. Будем продолжать урок. Пусть к доске выйдет Крюков. После прогулки он, наверное, чувствует себя лучше и решит нам вот эту задачку… Застигнутый врасплох, Крюков побрел к доске… На перемене все любопытные столпились возле учительской, где находились врачи, и, когда открывалась дверь, жадно заглядывали внутрь. Там виднелись белые халаты, на столе бесшумно вздрагивало синее пламя, сверкали какие-то металлические предметы, пахло лекарствами. От всего этого Радику и Женьке стало совсем не по себе, хоть и немало в своей жизни износили они всевозможных ран, ушибов, порезов и царапин и могли считаться по этой части людьми привычными. Ученики пятого «А», которым укол уже сделали, горделиво прохаживались тут же и на вопросы пренебрежительно отвечали: — А! Чепуха! Як Яклич, ковыляя по коридору, покрикивал на толпившихся ребят: — Расступись-ка! Что за базар? Не паникуй! Всем хватит! А Комаров опять был в центре внимания. Пожалуй, и болезни не было, которой бы он не болел на зависть лентяям, обладавшим прямо-таки железным здоровьем. Он болел иногда по месяцу и все равно получал пятерки. Всех врачей он называл по имени-отчеству. Сейчас Комаров стоял, окруженный ребятами, и хвалился самым бессовестным образом: — Прививку от тифа мне делать не будут! Я им уже болел в позапрошлом году. Теперь у меня уже получился иммунитет. — Что-о? — А это значит, что я больше не заболею, потому что уже болел. — Ишь ты… — завидовали слушатели. — Глянь, расхвалился… — кивая на Комарова, сказал Радик Женьке. — Здорово нахальный этот Комар, — согласился Женька. — Везде он суется, все знает. — А если я болел? — спросил он у Комарова. — И мне не будут. — И тебе… А почему же… — Как же… — начал припоминать Женька. — То ли в прошлом, то ли в позапрошлом году чем-то болел… Еще горло у меня было завязано… — Значит, у тебя была ангина! — Вспомнил: она! — обрадовался Женька. — Но я тоже много кое-чем болел, будь уверен! Это сейчас почему-то перестал, а маленький — только и дела: коклюш там или еще что. Я даже свинкой болел! Может, скажешь, и у тебя свинка была? — Не была, — сознался припертый к стенке Комаров. — То-то! — торжествовал Женька. — А у меня была! — А мышиным тифом ты болел? — спросил Комарова Радик. — А скажешь, ты болел? — Я хоть и не болел, но зато мой брат болел! Да вон он сам. Может подтвердить! Среди любопытных находилось несколько первачков во главе с младшим братом Радика Сашкой, который хоть и учился каких-то три месяца, но уже обзавелся в своем классе авторитетом и огромным количеством товарищей. — Желтухин! — грозно окликнул его старший брат. Желтухиным он сам его прозвал, потому что решил, что Сашка чем-то похож на скворца с таким именем из книжки «Детство Никиты». Желтухин своего прозвища не любил и поэтому откликнулся очень угрюмо: — Ну, чего? — Поди сюда! Желтухин подошел. — Говори: ты болел мышиным тифом? — Ну и болел… Ну и что? — Больше ничего. Ступай отсюда, хватит здесь шнырять! Распустился! И Радик объяснил ребятам: — Понятно? Мышиный тиф — это тебе не какой-нибудь там обыкновенный, которым каждый может заболеть. Он происходит от всяких крыс и мышей. Обязательно надо, чтобы тебя крыса или мышь укусила: без этого ты нипочем не заболеешь, как ни старайся… Но Комаров не дал Радику досказать про эту редкую и таинственную болезнь. — Вообще уколов и бояться нечего! Один укол — это пустяк! Когда я заболел малярией, мне сделали тридцать! — Тридцать! — ахнули потрясенные слушатели. — Да. По уколу в день и так — целый месяц! И тут в коридоре появился Крюков. Напрасно он у доски мямлил и тянул время: времени ему как раз хватило, чтоб получить двойку. Он шел, держа одну руку в кармане, другой придерживая засунутые за пазуху книжки. — Эй, Крюк, куда? — окликнул его Радик. Крюков медленно глянул через плечо: — Капитан Витема, не захотя никаких уколов, направился по направлению домой!.. Двойку поставили, да еще укол им делай… Рыжих нет! Я не как вы! — А что — мы? — «Вам слабо, — заметил капитан Витема, презрительно улыбаясь…» — Как это — слабо? — вдруг возмутился Радик. — А так… Вы народ такой. — Какой? — Такой вот… Боитесь. — Это вот, может, он боится, — показал Радик на Комарова. — А мы, будь уверен! Женька, выкинь в форточку наши портфели, мы тебя внизу подождем! Женька заколебался было, да и самому Радику, по правде сказать, не так уж хотелось уходить, но все дело испортил Комаров. — Напрасно вы, — сказал он. — Как так? — Все же делают. — Мало ли что! Одно дело — ты, другое — мы! Мы вот не делаем! Тоже — сравнил! И вообще, чего тебе нужно? — Ничего. — Ну и молчи! Пошли, Крюк! Комаров прикусил язык, а Радик гордо прошел мимо замолчавших ребят к раздевалке. Там за маленьким столиком сидел Як Яклич, пил из кружки чай и читал журнал «Техника — молодежи». — Эй, орлы! Сколь далеко направились? — Мы сейчас придем. Нас послали… — пробормотал Радик, поспешно отыскивая свое пальто. Уже одетый Крюков пришел ему на выручку. — Что это у вас за журнальчик. Як Яклич? А-а, «Техника»… Это неважный журнальчик… Я, Як Яклич, смог бы вам достать что-нибудь из военных… — Тебе какое дело, ах ты, дылда! — вскипел неизвестно почему Як Яклич. — Ты порядочного-то журнала сроду не видал! Верзила! Напрасно ты, Родион, с ним связался… Я его давно приметил. По справедливости его не книжкой надо учить, а палкой! — Так уж и палкой! — поднял нос Крюков. — Именно! Да потолще какой! Як Яклич начал вставать, и Крюков, не дожидаясь, что за этим последует, выскочил на улицу, Радик за ним. |
||||||
|