БЛАГОДАРНОСТИ

Ф. К.:

Написание это книги было бы невозможным, не открой три очень особенных человека свою историю, свои жизни и свои сердца мне. Я выражаю свою благодарность Сеорасу Уолласу, Alain Mac au Halpine и Алану Торрансу. Любые ошибки в пересказе и моей фикционализации их Шотландско-Ирландских мифов мои и только мои. Воины, я благодарю вас. Дополнительно, СПАСИБО ТЕБЕ, Денис Торранс за спасение меня от всего этого тестостерона Клана Уолласа.

Пока я проводила исследования на острове Скай, моим домом был чудесный Toravaig House. Мне хотелось бы поблагодарить персонал за создание моего пребывания таким прекрасным, хотя они ничего не смогли сделать с дождём.

Иногда мне нужно попасть туда, что мои друзья и семья называют моим "писательским гротом", чтобы закончить книгу. Так было с Обожженной, и мой "грот" был создан очччень терпеливым человеком, Паашаном Арора, в Великом Каймане Ритц Карлтон, так же как и Хитер Локингтон и ее замечательный штаб на удивительном Хлопковом Дереве (www.caymancottontree.com). Спасибо, спасибо вам за помощь в создании Каймана моим вторым домом, скрывая его от мире, таким образом я могу писать, и писать, и писать.

Я использовала немного Гэльского языка в этой книге. Да, его трудно выговорить (как, в своем роде, чероки), и есть много различных версий произношения (опять же, как чероки). С помощью моего шотландского эксперта (ов), я использовала Гэльский, в основном от древнего Даль Риадского и Галловейского языков, из западного побережья Шотландии и северо-восточного побережья Ирландии. Этот диалект обычно упоминается как Гэльский язык, или Гал-Гэль. Любые ошибки – мои.

Кристин:

Спасибо тренеру Марку, с его фитнесс лагерем, и точностому Боди Арту, за то, что они помогли мне чувствовать себя сильной, уполномоченной и красивой.

И спасибо "The Shawnus" за подаренные мне покой и тишину!

Оба:

Как всегда, мы ценим нашу команду в Прессе С-Мартина: Дженнифер Веис, Мэтью Шер, Энн Бенссон, Энн Мэри Таллберг, и удивительный коллектив дизайнеров, который продолжает придумывать такие невероятные обложки! НАШИ ЛЮБИМЫЕ СМП!

Спасибо компании MK Advertising, проделавшей высококлассную работу над сайтами www.pccast.net и www.houseofnightseries.com.

Как всегда, Кристин и я шлём свою любовь и благодарность нашему замечательному агенту и другу, Мередит Бернштейн. "Дом ночи" не существовал бы без неё.

И, наконец, благодарю наших преданных поклонников. Вы абсолютно все лучшие!

ГЛАВА 2

Рафаим

Звучащая барабанная дробь походила на сердцебиение бессмертного: звук был бесконечным, поглощающим и подавляющим. Он отзывался эхом в душе Рефаима, застовляя его кровь стучать в такт. Затем, звуки барабанной дроби принимали форму древних слов. Они обертывали его тело так, чтобы, как раз когда он засыпал, его пульс объединялся в гармонии с нестареющей мелодией. В его сне женские голоса пели:

Древний владыка до времени сном околдован,

Но когда раной кровавой будет Земля пронзена,

Чары царицы Тси-Сгили разрушат оковы,

Пролитой кровью размоет могилу она.

Песня была обольстительна, и как лабиринт, затягивала все дальше и дальше.

Будет рукой мертвеца вызван к жизни великий властитель,

Солнце затмит он неистовой жуткой красой.

Поступью грозной на трон вознесется правитель,

Женщины вновь покорятся власти его роковой.

Музыка была как искушающий шепот. Как обещание. Как благословение. Как проклятие. Воспоминания о ней, заставили спящего Рафаима беспокойно зашевелиться. Он дернулся и, как брошенный ребенок, пробормотал единственное слово, прозвучавшее как вопрос: "Отец?"

Мелодия, завершалась рифмой, которую Рафаим, выучил наизусть несколько столетий назад:

Сладкая песня Калоны будет нам вечно звучать,

С сердцем холодным мы будем во имя него убивать.

"…с сердцем холодным во имя него убивать." Даже во сне, Рефаим отвечал на слова. Он не проснулся, но его сердце забилось сильнее, руки сжались в кулаки, тело напряглось. На границе между сном и реальностью бой барабанов стал сбиваться, мягкие женские голоса стали глубокими и слишком знакомыми.

"Изменник. . . трус. . . предатель. . . лжец!" Мужской голос был осуждающим. Длинная тирада гнева вторглось в сон Рефайма, встряхнув его, пробуждая его ото сна

"Отец!" Рафаим принял вертикальное положение, отбросив старые бумаги и отходы картона, из которых он обычно создавал вокруг себя гнездо. "Отец, ты здесь?"

Краем глаз он заметил мерцающее движение, и подался вперед, тревожа его сломанное крыло, поскольку он всматривался в глубь темной, обшитой панелями из кедра комнату.

"Отец?"

Его сердце знало, что Калона не был там даже прежде, чем пар света и движения принял форму, чтобы показать ребенка.

"Кто ты?"

Рефаим сосредоточился, его горящие глаза смотрят на девочку. “Прочь, привидение.”

Вместо того, чтобы исчезнуть, ребенок сузил глаза, чтобы изучить его, из-за любопытства. “Ты не птица, но у тебя есть крылья. И ты не мальчик, но у тебя есть руки и ноги. И твои глаза походят на мальчика, также, только они красные. Так, кто ты?”

Рефаим чувствовал волну гнева. Со вспышкой движения, которое заставило раскаленные добела иглы боли исходить через его тело, он прыгнул от туалета, представ у ног перед хищным, опасным призраком.

“Я – кошмар, живой, дух! Уйди и оставь меня в мире прежде, чем ты узнаешь, что есть вещи, намного хуже чем смерть, которые надо бояться."

При его резком движении детский призрак сделал один маленький шаг назад, так, чтобы теперь ее плечо было напротив низкого оконного стекла. Но там она остановилась, все еще наблюдая за ним с любопытным, умным пристальным взглядом.

“Ты жить не мог без своего отца во сне. Я услышала тебя. Ты не сможешь обмануть меня. Я умна, и я помню многие вещи. Плюс, ты не пугаешь меня, потому что тебе действительно причинили боль и ты один.”

Тогда призрак девочки раздраженно провел рукой по своей тонкой груди, бросила назад длинные светлые волосы, и исчез, оставляя Рефаима таким же, как она назвала его, больным и одного.

Его руки расслабились. Пульс успокоился. Рефаим отошел назад к своему кортонному гнезду и откинул свою голову на приватную стену позади него.

“Взволнованный,” он бормотал громко. “Любимый сын древнего бессмертного, униженный до сокрытия в мусоре и говорящий с призраком человеческого ребенка.” Он попытался рассмеяться, но не смог. Эхо музыки от его мечты, от его прошлого, было все еще слишком громко в воздухе вокруг него. Как и другой голос — тот, который он, мог поклясться, пренадлежал его отцу.

Он не мог сидеть больше. Игнорируя боль в его руке и муку, которая была его крылом, Рефаим задвигался. Он ненавидел слабость, которая проникала в его тело. Как долго он был здесь, раненый, исчерпанный от полета от тунеля, и был в четырёх стенах? Он не помнит. Один день прошел? Два?

Где она? Она сказала, что она приедет к нему ночью. И здесь он был, куда Стиви Рей послал его. Это была ночь, и она не приехала.

Со звуком ненависти он оставил туалет и его гнездо, следуя мимо подоконника, перед которым ребенок девочки подошел к двери, которая привела к балкону крыши. Инстинкт вел его до второго этажа оставленного особняка, только после рассвета, когда он прибыл. В конце даже его большого бассейна силы он думал только о безопасности и сне.

Но сейчас он полностью проснулся.

Он пришел в замешательство в пустых комнатах музея. Град, который падал в течение многих дней с неба, остановился, оставляя огромные деревья, которые окружили холмистую местность, на которой был Музей Гилкрис и его заброшенный особняк с уклоном и разрушенные ветви. Ночное видение Рефаима было хорошо, но он не мог обнаружить движение во всей внешней стороне. Дома, которые заполнили область между музеем и центром Талсы, были почти столь же темными, как они были в его поездке пострассвета. Маленькие огни усеивали пейзаж — не большое, сверкающее электричество, которое Рефаим ожидал от современного города. Они были только слабыми, мерцающими свечами — ничто по сравнению с величественностью власти, которую мог вызвать этот мир.

Не было, конечно, никакой тайны в том, что случилось. Линии, которые несли свет в дома современных людей, были порваны, и упавшие от тяжести льда ветви деревьев лежали повсюду. Рефаим знал, что это было хорошо для него. За исключением упавших ветвей и других развалин, оставленных на шоссе, улицы казались главным образом проходимыми. Если бы большая электрическая машина не была сломана, люди начали ежедневную возобновленную человеческую жизнь.

“Нехватка эллектричества держит в домах людей,” бормотал он себе. “Но что держит ее?”

С унылым стоном, Рефаим, вышел в открытую ветхую дверь, автоматически ища открытое небо как бальзам его нервам. Воздух был прохладным, и плотным, с сыростью. Низко вокруг зимней травы, туман висел в волнистых листах, как будто земля пыталась укрыть себя от его глаз.

Его пристальный взгляд поднялся, и Рефаим потянул длинное, дрожащее дыхание. Он вдыхал небо. Это казалось противоестественно ярким по сравнению с затемненным городом. Звезды подзвыли его, также, как и острый полумесяц уменьшающейся луны.

Рефаим жаждал небо. Он хотел это под своими крыльями, проходя через его темное, крылатое тело, лаская его с близостью матери, которую он никогда не знал.

Его непострадавшее крыло двигалось, протягиваясь больше чем длина тела людей около него. Его другое крыло дрожало, и вечерний воздух, Рефаим вдохнул взыв от него в отчаянном стоне.

Сломанный! Слово било через его ум.

“Нет. Не обязательно.” Рефаим говорил громко. Он покачал своей головой, пытаясь убрать необычную усталость, которая заставляла его чувствовать себя все более и более беспомощным, все более и более поврежденный. “Сконцентрируйся!” Предупреждал себя Рефаим. “Я должен найти отца в это время” Ему все еще не было хорошо, но ум Рефаима, хотя утомленный, был более ясным, чем было после его падения. Он должен быть в состоянии обнаружить некоторый след своего отца. Независимо от того, сколько расстояния или времени отделило их, они были связаны кровью и духом и особенно подарком бессмертия, которое было неотъемлемым правом Рефаима.

Рефаим изучал небо, думая о потоках воздуха, к которым он столь привыкя, к сожалению. Он потянул глубокий вздох, поднял его непострадавшую руку, и протянул дальше, пытаясь коснуться тех неуловимых потоков и остатков темной магии Иного мира, которые томились там. “Покажите где найти его!” Он обратил свою просьбу к ночи.

На мгновение он подумал, что он чувствовал вспышку ответа, далеко, далеко на восток. И затем усталость была всем, что он мог чувствовать. “Почему я не могу ощущать тебя, отец?” Разбитый и необычно исчерпанный, он медленно опустил руку.

Необычная усталость. . .

“Всеми богами!” Рефаим внезапно понял то, что истощило его силу и оставило его сломанной раковиной себя. Он знал то, что препятствовало ему ощущать путь, который взял его отец. “Она сделала это.” Его голос был тверд. Его глаза сверкали темно-красным.

Да, он был ужасно ранен, но как сын бессмертного, его тело должно было уже начать свой процесс преображения. Он дважды спал, так как Воин стрелял в него от неба. Его ум очистился. Сон должен был продолжить восстанавливать его. Даже если, поскольку он подозревал, его крыло было надолго повреждено, остальная часть его тела должна быть заметно лучше. Его права должны были возвратиться к нему.

Но Красная пила его кровь, и запечатлела его. И при этом, она нарушила баланс бессмертной власти в Рефаиме.

Гнев поднялся навстречу разочарованию.

Она использовала его, а затем бросила.

Так же, как отец.

“Нет!” он немедленно поправил себя. Его отец был изгнан неоперившейся Верховной Жрицей. Он возвратился бы, когда он был в состоянии, и затем Рефаим будет на стороне его отца снова. Это была Красная, тем кто использовал его, а затем отвергал.

Почему сама мысль об этом, вызывает такую непонятную боль в нем? Игнорируя чувство, он поднял свое лицо к знакомому небу. Он не хотел это Запечатление. Он только спас ее, потому что он был должен ей жизнь, и он знал слишком хорошо, что одна из истинных опасностей этого мира, так же как следующее, была властью неоплаченного долга жизни.

Хорошо, она спасла его — перевязала его, укрыла его, и затем освободила его, но на крыше вокзала, он возвратил долг, помогая ее побегу от смерти. Его долг жизни ей был теперь оплачен. Рефаим был сыном бессмертного, не слабого человеческого отпрыска. У него было немного сомнений, он мог разорвать это Запечатление — этот смешной побочный эффект спасения её жизни. Он использовал бы то, что оставили его силы, и затем он действительно начнет заживать.

Он дышал ночью снова. Игнорируя слабость в его теле, Рефаим сосредоточил силу его желания.

“Я призываю власть духа древних бессмертных, который является месторождением неотъемлемого права, чтобы приказать разорваться”

Волна отчаяния пронесла крах по нему, и Рефаим, пошел против рельсов балкона. Печаль шла всюду по его телу с такой силой, что это опутило его на колени. Так он оставался, задыхаясь с болью и шоком.

Что случилось со мной?

Затем, и это странно, чужой страх заполнил его, и Рафаим начал понимать.

“Это не мои чувства,” сказал он себе, пытаясь найти его собственные эмоции в водовороте бедствия. “Это ее чувства.”

Рефаим задыхался, поскольку безнадежность следовала за страхом. Steeling непосредственно против длительного нападения, он изо всех сил пытался стоять, борясь с волнами эмоций Стиви Рей. Решительно, он вынудил себя перейти через нападение и усталость, которая тяжелела неуклонно в нем — чтобы коснуться места власти, которые лежат запертыми и бездействующими для большей части человечества — место, которое его кровь держала под контролем.

Рефаим начал просьбу снова. На сей раз в целом с другим намерением.

Позже, он сказал бы себе, что его ответ был автоматическим — что он действовал под влиянием их Запечатления. Это просто было более сильно, чем он ожидал. Это было омерзительное Запечатление, которое заставляло его полагать, что самый верный, самый быстрый способ закончить ужасный поток эмоций от Красной состоял в том, чтобы защитить её от того, что вызывало ее боль.

Не может быть, что он интересуется, что у неё болит. Этого никогда не может быть.

“Я призываю власть духа древних бессмертных, который является месторождением неотъемлемым правом, чтобы приказывать.” Рефаим говорил быстро. Игнорируя боль в его избитом теле, он потянул энергию от самых глубоких теней ночи, и затем направил ту власть через него, обвиняя это в бессмертии. Воздух вокруг него блестел, поскольку это стало запятнанным с темным алым сиянием. “Через бессмертную энергию моего отца, Калоны, которая отбирала мою кровь и дух с властью, я посылаю вас в мою —” Тут, его слова прервались. Его? Она не была чем-нибудь принадлежащим ему. Она была… она была… “Она – Красная! Верховная Жрица вампиров тех, что потеряны,” он наконец выболтал. “Она привязана ко мне через Запечатление крови и через долг жизни. Пойдите к ней. Усильте ее. Приблизьте ее ко мне. Бессмертной частью моего существа я командую этим так!”

Красный туман рассеялся мгновенно, улетев на юг. Он пошёл назад. Чтобы её найти.

Рафаим озабоченно перевёл взгляд на него. И тогда он ждал.