"Южные ночи" - читать интересную книгу автора (Уэлдон Сьюзен)

Глава 16

Тревор проглотил последнюю каплю бурбона, оставшегося на дне бокала, и уронил руки на мягкие подлокотники. Напиток снова обжег его горло. Погрузившись в уютную глубину кресла, он откинул голову на спинку. Когда же наконец придет глубокий сон, полное оцепенение, в котором не будет места образу Леа?

Через несколько минут Тревор понял, что напрасно надеется. Даже в абсолютно пьяном — виде он не способен отключить ни мозг, ни чувства, ни телесные ощущения. Он горел страстью к сказочной сирене, но она нарочно являлась ему лишь в мечтах, чтобы снова и снова соблазнять. Приготовившись к новому сражению с самим собой и своими видениями, Прескотт погрузился в беспокойную дрему и стал ждать ее появления. Но сон оказался сегодня слишком тревожным. Послышался странный шум: сначала какой-то отдаленный стук, потом резкий металлический щелчок, потом мягкий шорох ткани. Соблазнительный аромат сирени наполнил комнату.

Нехотя, из последних сил сопротивляясь сну, Тревор открыл веки. В слабом свете, лившемся от лампы на прикроватном столике, он увидел ее. Придерживая на груди невесомый пеньюар, она стояла у двери. Тонкие брови были сведены в линию над тревожными глазами цвета индиго. Потом девушка осторожно приблизилась, по пути остановившись возле его кровати, и что-то подобрала. Память его включилась и заработала. Что бы это могло быть? Кажется, Хипи оставила на подушке пузырек с какой-то мазью.

— Вы не спите?

Тревор смутился. Ведь Леа лишь в снах посещала его. Тогда для чего этот вопрос? Он пытался получше разглядеть девушку, но глаза так и закрывались сами собой. Что-то тут не так. Ее волосы? Ну да, ведь это же Рэйчел носит кудряшки, а не Леа. С трудом собравшись с мыслями, Тревор молвил:

— Вам не следует… здесь находиться.

— Понимаю. Вы хотите, чтобы я ушла?

Мысли уже складывались в нормальные, целые предложения, но язык по-прежнему отказывался повиноваться. Проклятый бурбон!

Она подошла ближе, склонилась к нему, и ее волосы пали ему на лоб. Это прикосновение было легким, почти невесомым, но даже в состоянии глубокого опьянения оно потрясло Тревора. Он словно перенес удар молнии. Рэйчел никогда не воздействовала на него с такой силой. Пораженный, он обнял ее за талию и усадил к себе на колени.

Девушка прглядела ему в лицо глазами, яркими от навернувшихся слез:

— Мне больно.

— Простите, не хотел — ослабив объятия, выдавил Тревор.

— Вы пьяны. — В голосе ее не слышалось осуждения, она всего лишь констатировала факт.

Проклиная состояние своих мозгов, Тревор сумел лишь сказать «да».

— У вас болит нога? Вы сегодня сильно хромали. — Оторвав его руку от талии, она приложила твердую ладонь к своей прохладной нежной щеке. — Я попробую облегчить вашу боль, если вы мне позволите.

Должно быть, он напился сильнее, чем предполагал. А может, все еще спит. Добропорядочная Рэйчел никогда не вошла бы в комнату к мужчине даже в том случае, если бы преисполнилась сочувствием к его увечью С другой стороны, гордая, решительная Леа Стэнтон ни за что не стала бы ухаживать за раненым — уж слишком это дамское занятие в ее представлении. И он легонько провел костяшками пальцев по шее девушки. Услышав, что она перестала дышать, Тревор сам глубоко вздохнул.

О нет, она кажется такой невероятно реальной. Может, она исчезнет, если он примет предложенную помощь? Тревор был достаточно пьян, чтобы рискнуть. Приготовившись наблюдать, как девушка растает, словно дым, он распахнул полы своего халата над длинным, зазубренным шрамом посередине бедра.

Хмель не смягчил впечатления Тревора от ее реакции, от неожиданно резко прозвучавшего в тихих стенах комнаты испуганного восклицания. Рот Леа дрогнул, и она закусила нижнюю губу. Глубокая морщинка залегла между ее бровями; она провела пальцем по шраму, а Тревора от этого прикосновения словно каленым железом полоснуло по ноге. Он вздрогнул так сильно, что пустой бокал вывалился из его руки и разбился о деревянный пол.

— О, как же вы, наверное, страдали, — сказала она взволнованно. — Когда я думаю, как…

Слова ее внезапно замерли, она быстро опустилась перед ним на колени и поцеловала рану. При этой неожиданной нежной ласке огонь, вспыхнув под ее губами, немедленно промчался выше и возбудил его мужское естество. Не в силах перенести следующее мгновение этой сладостной пытки, Тревор обхватил плечи девушки и немного отодвинул ее от своих колен.

Она залилась краской и опустила глаза.

— Простите меня. Но когда я увидела вашу… этот ужасный рубец…

Не задумываясь, Тревор погрузил пальцы в ее волосы, и они запутались в массе плотных упругих кудряшек. Точно так же он запутался в своих догадках, и мозги заработали с удвоенной силой. Она выглядела совершенно как Рэйчел. Однако когда он прикасался к ней, то казалось, что это Леа. Девушка слегка запрокинула голову и приоткрыла губы. Рэйчел ни разу не смотрела на него с таким невинным и одновременно заманчивым взглядом.

Есть всего один способ узнать, кто перед ним сейчас. И Тревор поцеловал ее.

Он хотел только быстро коснуться губ, проверить реакцию и подтвердить свои подозрения, но все намерения были позабыты, едва он отведал невыразимой сладости этого рта. Да, то был вкус и аромат Леа. Это Леа и никто другой, это ее стон доносится сейчас откуда-то из глубины груди, ее руки обнимают его за плечи. Все сомнения вмиг улетучились из его захмелевшей головы. Больше ни одна женщина на свете не в состоянии поселить в его душе и теле это адское пламя. Проникая языком между ее податливыми губами, Тревор отпустил поводья своей страсти.

Откидываясь на спинку кресла, он продолжал держать девушку в объятиях и в конце концов уложил к себе на грудь. Она мягко повиновалась ему без всякого сопротивления и отвечала на поцелуй со страстью, не уступающей его собственной. И Тревор уже не мог сдерживать ту жажду, которая вмиг разгорячила его мужскую плоть. Он весь трепетал от волнения и ощущал себя брошенным в пучину моря в самый разгар свирепого шторма. Немилосердные волны швыряли и качали его, не давая нащупать дно. Именно любовь, которую он испытывал к Леа, позволила наконец уловить тонкую осмысленную ниточку в одурманенном винными парами сознании. Оторвав свои губы от ее губ, он снова отодвинул девушку от себя.

— Я не имею права, — сказал он хриплым, измученным голосом и тут же увидел, как девушка обмякла, а на ее красивом лице изобразилась болезненная мука. Едва она попыталась освободиться, Тревор безропотно отпустил ее. Однако вопреки ожиданиям она не вскочила и не помчалась прочь из комнаты, а вместо этого снова опустилась на колени, держа в руке пузырек с бальзамом. Лицо ее выражало сомнение и неуверенность. Она так наивно поступает, доверяясь ему. Черт побери, он и сам себе не доверяет.

— Почему вы меня оттолкнули? — спросила девушка.

— Это честь… и любовь, моя дорогая.

Тревор будто со стороны услышал вырвавшийся из его груди громкий вздох облегчения. Во сне или наяву, он обязан был произнести это вслух. Он не имел права трогать ее, ни сегодня, ни когда-либо еще, даже на миг. Это слишком сильное искушение. Становилось все труднее бороться с воздействием алкоголя. И он уже не знал, сколько еще сможет продержаться.

— Вы меня любите? — спросила она, склоняясь ближе и широко раскрыв глаза. Рука ее легла ему на колено.

Проклятие! Жар промчался по его телу, опаляя нервные окончания. Больше ни у одной женщины нет таких глаз цвета лесной фиалки. Ни одна не посмеет с таким откровенным обожанием глядеть в лицо мужчины и не сумеет одним-единственным прикосновением разорвать его сердце.

Неуклюже поднявшись из своего кресла, Тревор обхватил ее рукой за талию и поднял с колен, потом повернул лицом к ночному столику:

— Погаси лампу.

Голова у него от резкого подъема закружилась. Стиснув зубы, Тревор призвал на помощь всю свою волю и сумел-таки добраться до двери. Комната погрузилась во мрак. Слава Богу, она поняла его просьбу. Он вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь из домашних видел, как она выходит от него посреди ночи.

Легкий шорох донесся до Тревора из глубины комнаты, нарушая полную тишину. Босые ноги девушки тихо прошлепали по голому деревянному полу. Она приближалась. Рука ее ухватила его за локоть, мягкое бедро толкнулось в его ногу. Тревор тихо пробормотал проклятие — неожиданно от этого столкновения вернулась сильная боль.

— Я ударила вас? — спросила Леа, и рука ее двинулась вверх по его руке, пока не достигла плеча. Тревор набрал полную грудь воздуха и не дышал, покуда его легкие не заболели. Потом он медленно выдохнул, одновременно собираясь с мыслями. Но, решив, что столь непродолжительная отсрочка его не спасет, выпалил первое, что пришло на ум:

— Оставьте меня.

В точности как он и предполагал, миг просветления миновал очень скоро. Головокружение заставило его покачнуться и искать равновесия. Руки девушки обвились вокруг его стана. Благодаря ее поддержке Тревор не упал, но вынужден был подавить громкий вздох и окончательно проиграл эту битву со своими эмоциями. Ее мягкие округлые формы прижались к его телу, сладкий, женственный аромат пробудил в нетрезвом мозгу самые изысканные эротические видения. Он еще немного, из последних сил держался, чтобы не позволить вожделению овладеть им целиком. Он был так беспомощен перед этой женщиной. Мужское естество окончательно победило мужскую волю и военную дисциплину, требуя немедленного плотского удовлетворения, — ведь перед ним Леа, и только она. Ах, если бы она все-таки покинула его комнату!.. Тогда ему удалось бы одержать над собой еще одну победу. Но она осталась.

Девушка легла головой ему на грудь, глубоко и тяжко вздохнув Кажется, ей тоже хотелось, чтобы он обнимал ее. А он так долго оберегал Леа от своего вожделения, зная, что не может быть ее спутником. Ведь он не предан ее любимой плантации так же, как она сама. Однако телу все это было безразлично.

— Господи, да ты сводишь меня с ума, — вырвалось у него и прозвучало как скрежет.

Руки Леа обвились вокруг его шеи, а губы целовали его грудь сквозь тонкую ткань одежды. Тревор лишился остатка твердости духа.

Он любит ее! Он так и сказал. А то, что он держал дистанцию между ними, ровным счетом ничего не значит. Просто Тревор горд и честен. Даже сейчас, под действием алкоголя, он беспокоится о ее репутации. И любовь ее от этого лишь усиливается.

Леа упивалась запахом его тела. Наверное, именно это ощущение заставило ее приподняться на цыпочки и поцеловать ямку на его ключице. Ах, что за вкус был у этой кожи, что за наслаждение прижиматься к твердым мужским мускулам! Она искренне собиралась исполнить его просьбу и уйти Но не было сил, чтобы сделать и несколько шагов до двери — ведь это значило лишиться его тепла, уютного гнезда в кольце крепких рук, а также звука частых гулких ударов его сердца. Может быть, она уйдет, но только через несколько минут.

Леа услышала низкий рокот и подумала, что это гроза. Но когда руки Тревора соединились у нее за спиной, девушка поняла, что звук донесся из глубины его груди и свидетельствовал о том, что он сдался своей страсти. Тревор прижал ее к себе, и мягкая грудь оказалась притиснута к его торсу Он склонил голову, и теплое дыхание напоило ее волосы. Леа ощутила, как его губы коснулись шеи, и жаркий шквал удовольствия изгнал последние здравые мысли из ее головы.

— Черт возьми! — пробормотал Тревор прямо ей в ухо. — Побежден. Люблю тебя слишком сильно.

Эти отрывистые фразы торжественным аккордом отозвались в душе Леа. Она успела подумать, не бурбоном ли навеяны такие речи, но, тут же решив, что ей все равно, прильнула к Тревору и растаяла в мощных объятиях. Кровь быстро помчалась по сосудам, точно воды бурной реки. Еще крепче обнимая ее за талию, он попятился назад, но Леа ничуть не возражала. Казалось, Тревор не слишком твердо стоит на ногах, и она решила, что, может быть, он ищет опору. Коснувшись ногой края кровати, он остановился.

Лучше бы он не просил ее погасить лампу. Ей так хотелось видеть его красивое лицо, каждую черточку, отражавшую чувства. Однако ей все равно, ведь чеканные линии его подбородка, чувственная складка губ, а в особенности выражение его чудесных ореховых глаз прочно удерживала ее память. Он ласково толкнул носом ее подбородок, а когда голова Леа запрокинулась назад, прильнул лицом к ее шее. Боже правый! Горячее дыхание заставило ее затрепетать от головы до пят. Потом кожа увлажнилась и согрелась его поцелуями, и Леа, едва дыша, ощутила такую сладостную истому в потаенных уголках своего тела, что это показалось ей невероятным.

Тревор не проронил ни слова, он говорил с нею лишь сводящими с ума восхитительными прикосновениями. Леа замерла как завороженная, а он все колдовал над ее шеей, и от этого вся она изнывала от сладкой муки и едва ли соображала, что ладони Тревора тем временем тоже были заняты. Ощутив натяжение ткани на своих плечах, она опустила руки вдоль тела. Пеньюар упал на пол, оставив всего одну преграду в виде тонкой ночной сорочки. Он вновь обнял Леа и прильнул губами к ее рту. Пузырек с бальзамом выскользнул из тонких пальцев.

Девушка ухватилась за широкие борта его шелкового халата. И вовремя, потому что немедленно обмякла под его поцелуем. Она наслаждалась каждым мигом, почти теряя сознание от этой неторопливой, чувственной ласки. Прежде он не целовал ее так, словно намереваясь вечно продлить эти мгновения. Бурный поток, уже успевший захлестнуть все ее существо, превратился в настоящее наводнение, которое поглотило последние способности Леа мыслить и рассуждать. Она словно была напоена каким-то дурманом не меньше, чем Тревор — дядиным бурбоном. В конце концов язык его, пройдя между губами Леа, так глубоко вонзился внутрь, что колени отказались держать ее. Она покачнулась вбок и где-то в глубине охнула.

Леа подумала, что он тоже падает, но, ощутив, как руки Тревора сомкнулись вокруг ее бедер, поняла, что он просто немного склонился, чтобы ее поднять. Поцелуй, однако, не прекратился даже тогда, когда Тревор уложил ее на кровать, а сам оказался над нею. По всему телу промчалась волна паники. Она просто не вынесет, если теперь, в этот миг, он отступит. Ведь поднятая им буря никогда не утихнет…

Обхватив его за шею, Леа пригнула еще ближе к себе голову Тревора и ахнула, когда он улегся сверху. Он моментально поднялся над нею, упершись руками в кровать, но Леа вовсе не хотелось расставаться с уютным теплом тяжелого тела. Пальцы ее вползли в волны темных волос, чтобы снова удержать голову Тревора и вернуть ему поцелуй. С радостным стоном он немного расслабился и опустился, лишь в половину своего веса прижав Леа к кровати.

Он гладил ее ногу с искушенностью знатока, все выше продвигая горячую ладонь вдоль внутренней нежной части бедра. Когда пламя переместилось с бедра выше и своими язычками облизало внутренности, Леа закричала, но плотно прижатые губы Тревора заглушили ее крик. Сердце бешено заколотилось, она совсем забыла о том, что хотела поцеловать его в ответ, и вдруг услышала тихий смешок над своими губами.

Она скользнула ладонями по крепким плечам, по рукам, потом — по груди и ниже, и тут завозилась с узлом пояса, настолько увлекшись этой задачей, что не заметила движений Тревора. Ловкость его была поразительна: уже через несколько секунд и его халат, и ее ночная сорочка оказались где-то в ногах, а сам Тревор, обнаженный и страстный, лежал рядом.

Внезапно он утратил остатки воли. Жадные руки нетерпеливо двинулись по ее телу, тогда как губами он оставлял горячие поцелуи на шее, груди, животе… У Леа перехватило дыхание, она боялась испортить это восхитительное мгновение. Необузданные ласки превращали ее в сгусток пульсирующих эмоций, и она желала только одного: чтобы он был еще ближе, чтобы стал ее частью; но Тревор, казалось, собирался бесконечно искушать ее.

Он прижался губами к самому низу ее живота, отчего Леа испытала приступ отчаянной дрожи. Его любовная тактика чем-то напоминала военную операцию с наступлением по всему фронту. Леа едва успевала прийти в себя после одной атаки, как немедленно подвергалась следующей с иного направления. Вот и сейчас, быстро переместившись к высокой груди, Тревор обвел языком по очереди оба соска. Но не забыл о главной своей цели. Господи, она ни за что не согласилась бы встретиться с ним в настоящем бою. Он был хитер, как сто лисиц.

Леа хотелось погладить его плечи, его руки, грудь, но она слишком ослабла, околдованная волшебными чарами, чтобы пошевелить хотя бы пальцем. Будь эта постель полем битвы, она тут же сдалась бы в плен, стала бы добровольной пленницей. Тревор взял губами сначала один сосок, потом другой, и от чудеснейшего из ощущений она вся вспыхнула желанием, явственно отозвавшимся где-то внизу. Словно зная об этом, пальцы Тревора быстро отыскали источник ее сладостной муки. Волны неистовой страсти то поднимали, то опускали Леа, пока она не вскрикнула.

Тревор немедленно отозвался: жаркое тело легло на нее всем весом, а твердое, решительно настроенное орудие ласковой тяжестью улеглось в удобное место на своде стройных ног. Обхватив его за плечи, Леа приподнялась к нему, не понимая толком, что делает, но твердо зная, что это единственный мужчина, с которым ей когда-либо хотелось разделить такую тесную близость.

— Боже, Леа, не шевелись. Не надо.

Тревор вздрогнул всем телом, и, отвечая на это невольное движение, она обхватила ногами его ноги и осыпала нетерпеливыми поцелуями могучее плечо.

— О дьявол! — ругнулся он. — Слишком поздно.

Снова обхватив ее губы своими, Тревор медленно, дюйм за дюймом, проник в нее, поглощая своим поцелуем всю боль девушки. Но боль для нее ничего не значила. Частичка Тревора находилась в ней, и Леа торжествовала. Ах, если б он мог остаться с нею, если б она сумела навеки привязать его к себе! Вскоре он начал двигаться в сладострастном ритме, который отзывался в ее ушах музыкой, и музыка эта показалась ей даже прелестнее, чем песнь реки Манати. Потрясающее напряжение все росло в ней, и мучительная истома вдруг растеклась по всему телу.

Ласковые проникновения Тревора становились все глубже, длились с каждым разом все дольше, дышал он теперь шумно и глубоко и уже перестал целовать Леа. Широкие ладони подхватили ее под спину и прижали к себе. Она еще раз вскрикнула, словно призывая его завершить эти сладостные муки, и под прикрытыми веками замелькали яркие искры. Дрожа в экстазе, она вонзила ногти в его плечи…

Уже в половине четвертого Леа услышала, как Рэйчел проходит в свою спальню, и с облегчением глубоко вздохнула. Теперь можно и засыпать. Сестра благополучно добралась до дома после свидания с капитаном Трентом. И хотя безумно интересно узнать, как прошла их встреча, но придется подождать до утра.

Леа перевернулась на бок и обняла подушку, представив себе, что обнимает Тревора. Хотя прошло всего полчаса, после того как она покинула спальню Прескотта, ей казалось, что миновала целая вечность. Вдохнув крахмальный запах холодной хрустящей наволочки, Леа подумала, что подушка — негодная замена его теплому, мускулистому телу. Она знала, что сон так и не придет к ней в эту ночь. До сих пор она была слишком возбуждена, тело местами звенело от недавней плотской радости, местами таяло от испытанных наслаждений. Он сделал ее женщиной, он любил ее по-настоящему, обыкновенной земной любовью и вознес до самых вершин удовольствия. В его руках она взлетела к звездам и вернулась на землю.

Но больше всего ее будоражило сознание того, что Тревор действительно ее любит. Не простое вожделение двигало им. Его осторожные ласки доказывали правдивость слов. Поцелуи Тревора раскрыли всю глубину его чувства, которое Леа вернула ему десятикратной мерой.

Плотнее стиснув подушку руками, она представила себе, как здорово просыпаться, свернувшись у него под боком тугим калачиком, а еще проводить всю ночь, касаясь его обнаженного тела или нежась в плотном кольце его рук. Внутреннее пламя вновь вспыхнуло в Леа, и она заворочалась под покрывалом. Благодаря Тревору ей теперь ведома цена настоящей страсти, прекрасного, торжественного таинства, которое свершается между мужчиной и женщиной. Всего за несколько часов жизнь ее круто изменилась. Больше она не принадлежит только себе одной. Половина ее где-то потерялась, может, осталась в его постели… Губы девушки сложились в блаженную улыбку. О, как храпел ее страстный, романтичный герой, когда она наконец выкарабкалась из его кровати!

Тревор прекрасно справился бы с «Ривервинд» и мог бы стать ей, Леа, любящим, надежным супругом. Будучи человеком чести, он должен немедленно переговорить с ее дядей. Плантация будет процветать под рукой майора Прескотта, у дяди Эдварда больше не будет повода для беспокойства, а она сама получит все возможности, как и прежде, продолжать свою деятельность. Ведь Тревор уже доказал, что он добрый и разумный человек, который уважает ее свободу. Конечно, есть и другие проблемы, но о них она поразмыслит потом. Сегодняшнюю ночь Леа решила целиком посвятить мыслям о Треворе и о том, как вести себя дальше.

Внезапно щеки ее стали горячими. Если бы она сегодня не пришла к нему в спальню, то этот проклятый упрямец мог до самой своей смерти не признаться ей в любви. Порывистый, горячий нрав Леа вечно приводит к каким-нибудь дополнительным сложностям, но на сей раз он сослужил ей добрую службу. Господи, иначе она могла вечно терзаться мыслями о том, что он любит не ее, а Рэйчел! Поначалу она опасалась, что Тревор принял ее именно за сестру, но он назвал имя, показав, что верно угадал, кто перед ним.

Наивысший пик их единения оказался не менее потрясающим, чем все предшествующие ласки. Леа помнила каждую деталь, словно все случилось только что. В тот миг, когда теплая влага проникла в ее чрево, все тело Тревора напряглось. Шепча ей на ухо слова любви, он постепенно расслабился, и под тяжким весом она сильнее вдавилась в мягкую перину. Ей хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Потом он поцеловал ее словно в беспамятстве, и Леа изогнулась под ним, желая, чтобы он снова и снова любил ее.

Слова его стали совсем невнятны, и она немного смутилась, когда Тревор переместился вбок и улегся рядом. Повернувшись к нему лицом, Леа положила ладонь сверху. Невозможно было удержаться, чтобы не перебрать пальцами завитки волос, покрывавшие его грудь и середину живота. Тревор поймал ее руку и не отпускал, бормоча что-то совершенно бессмысленное. Но она не послушалась его слабых протестов и дала волю фантазии. Ведь когда они были близки, Тревор гладил и ласкал ее всю, а у нее не было сил, чтобы ответить на эти ласки.

Отличия мужского тела от женского показались Леа удивительно занимательными. Гладкая кожа покрывала твердые мускулы его рук, плечи были широкими и крепкими, живот — плоским и жестким. Когда она продолжила свое исследование, Тревор лишь глухо рычал, но больше не останавливал ее руки. Вспомнив о причине своего прихода, Леа свесилась с края кровати и обшарила пол возле нее. Наконец ей удалось найти пузырек с притиранием, который она уронила раньше. Став перед Тревором на колени, девушка погрузила пальцы в баночку и осторожно намазала бальзам ему на ногу.

Он вздрогнул в ответ, но быстро расслабился и успокоился. Обеими руками Леа принялась втирать мазь в рубец, собственной кожей ощущая, как надо прикасаться, чтобы не сделать больно. Она ощутила напряжение Тревора и надеялась, что это не от ее неловкости. Понимая теперь, какую боль может приносить подобная рана, Леа ощутила, как на глаза ее навернулись слезы. Ведь поначалу она проявляла к нему так мало сочувствия. Теперь оставалось лишь от всей души жалеть о былом бессердечии, но ведь тогда она и не любила его, видя в Треворе лишь угрозу дому и своему положению на плантации.

Слезы затмили ее взор, и Леа ослабила внимание к пациенту. Внезапно она поняла, что, втирая мазь, забралась гораздо выше, чем это было необходимо. Звучный вдох Тревора моментально подтвердил ее ошибку. Он поймал тонкое запястье.

— Черт побери, посмотри только, что ты наделала.

Заподозрив самое худшее, Леа попыталась вырваться, но, еще сильнее распалившись, Тревор железной хваткой стиснул ее руку и положил ее прямо поверх своего вновь возбужденного мужского достоинства Леа ахнула. Тогда, вечером, на веранде, Джесс проделал то же самое, и она была потрясена его бесстыдным поступком, но при этом осталась совершенно равнодушной. А сейчас!.. О, это было совсем иначе!

— Господи, Леа, это так… так чудесно, когда ты ко мне прикасаешься!

Уже погасшее было пламя вспыхнуло с новой силой, бесконтрольно распространяясь по всему телу, которое снова потребовало награды…

Он был шелковистым и твердым — мягкая кожа поверх стального стержня. И горячим, таким безумно горячим. Леа стряхнула руку Тревора со своей, скользя ладонью вверх и вниз, то в одну, то в другую сторону вокруг желанного предмета, и необузданные стенания любимого поощряли ее.

Внезапно ее манипуляции были прерваны: прежде чем она угадала его намерения, Тревор усадил ее верхом на себя.

— Но что ты собираешься…

Вопрос повис в воздухе. Незаметное, стремительное движение — и он у цели. Небо вспыхнуло над Леа в тот самый миг, когда Тревор быстро и точно вошел в нее. У нее перехватило дух от неожиданности и силы ощущения: никогда она не думала, что такое вообще возможно. Не зная, что ей делать дальше, она затрепетала, переполненная его беспокойной плотью.

— Люби меня, моя сладострастная сирена, — прошептал он, обнимая ладонями ее бедра и задавая ритм движений. — Заверши мои сны и мои муки.

Леа резко поднялась и уселась в своей постели. Она была вся влажной от пота. Это воспоминание настолько живо… Проклятие! По его милости ей не удастся заснуть! Видения и образы и этот жар в глубинах тела никогда ее не покинут. Краснея до корней волос, девушка снова прокрутила в голове последние минуты их близости. Она словно скакала на лошади, ничего и никого не смущаясь, целиком предаваясь отчаянной страсти.