"Аптекарская роза" - читать интересную книгу автора (Робб Кэндис)

21 ДАР

Помощник Ансельма немедленно вскочил, когда появился архидиакон, собиравшийся заняться каким-то делом, перед тем как отслужить мессу.

— Его светлость архиепископ хочет вас видеть.

— Его светлость?

— Он просил вас прийти немедленно.

— В его дом или в приемную?

— В приемную.

Ансельм заторопился. Нечасто в последние дни его вызывали к архиепископу. Он даже подумал, не прослышал ли его светлость о пожаре. Маловероятно. Единственный свидетель погиб. А если бы даже Торсби и узнал что-то, то неужели не одобрил бы? Они ведь с ним в конце концов оба пастыри своей паствы. И он устранил волчицу, грозившую одному из их дражайших агнцев.

Йоханнес проводил его к архиепископу.

Джон Торсби не поднялся из кресла, чтобы поприветствовать Ансельма, а просто указал ему на стул перед своим столом, за которым изучал документы.

— Ваша светлость, для меня большая честь…

— Я позвал вас не для того, чтобы выслушивать любезности. Мне нужно, чтобы вы отправились выполнить одно мое поручение.

Значит, его вызвали не из-за пожара.

— За пределами города, ваша светлость?

— В Дареме.

Он был польщен, что понадобился вдруг архиепископу. Но Дарем! Сейчас это невозможно. Он должен быть рядом с Николасом, когда нужен ему больше всего.

— Прошу простить меня, ваша светлость. Заболел один мой хороший друг. Боюсь, он находится на смертном одре. Мне бы очень не хотелось покидать его именно сейчас.

— Вы говорите о Николасе Уилтоне?

Ансельм удивился, что Торсби сразу догадался, о ком речь. Это ему польстило. Приятно все-таки, что архиепископ настолько интересуется его особой.

— Это мой давнишний друг. И он сейчас очень одинок.

— Я знаю о вашей дружбе. И понимаю, что вам трудно расстаться с Уилтоном. Но вряд ли можно считать его одиноким. Уилтон находится в хороших руках, а вы мне нужны в Дареме. Сэр Джон Далвили раздумывает о том, чтобы передать в фонд собора значительную сумму. Мы должны проявить к нему уважение и поддержать, рассказав об уже сделанных подобных дарах. Я доверяю эту миссию вам, архидиакон. Это большая честь. Или вы хотите, чтобы я пожалел о своем доверии к вам?

— Нет, ваша светлость. Я понимаю, какая это честь, и очень вам благодарен, но нельзя ли подождать с отъездом?

— Нет, нельзя. Мне нужно, чтобы вы отправились в путь сегодня же. Как только соберетесь.

— Но я служу мессу…

— Я все устроил.

Ансельм поклонился. Он знал, когда лучше не настаивать.

— Я вас не подведу, ваша светлость.

— Отлично. — Торсби поднялся. — Отдайте своему помощнику необходимые распоряжения на ближайшие пять-шесть дней. Йоханнес сообщит вам подробности и даст рекомендательные письма.

Когда Ансельм вышел из приемной архиепископа, с Йоханнесом беседовал пронырливый Оуэн Арчер. Говорили они очень тихо, так что Ансельм не расслышал слов, а как только его заметили, то сразу замолчали.

— Архидиакон, — сказал Йоханнес, — прошу вас, присядьте, а я пока доложу его светлости о капитане Арчере.

Секретарь проскользнул в другую комнату. Ансельм почувствовал на себе взгляд проходимца.

— Вы сегодня рано, Арчер.

— Провел бессонную ночь.

Ансельм заметил, что Арчер смотрит хоть и одним глазом, но весьма недружелюбно. Возможно, Господь лишил его второго глаза в наказание за такой дерзкий взгляд.

— Плохо спали? Нездоровится?

— Нет.

Вернулся Йоханнес.

— Его светлость готов вас принять незамедлительно, капитан Арчер.

Торсби поднялся при виде Оуэна.

— Йоханнес рассказал мне, что был пожар.

— Ваш архидиакон постарался услать миссис Уилтон к праотцам, ваша светлость. Если б я не оказался случайно у окна, а потом не взломал дверь в сарай, Ансельма бы ждал успех.

— Вы уверены, что это был он?

— Миссис Уилтон уверена.

Торсби кивнул, пошелестел бумагами на столе, выбрал одну, прочитал ее, потом взял перо и поставил витиеватый росчерк.

— Я только что подписал приказ о приведении в исполнение его смертного приговора. Можете больше не беспокоиться: он не вернется.

— Когда он отправляется в путь?

— Незамедлительно.

— Тогда мне нужно вернуться в лавку. А то вдруг ему вздумается зайти попрощаться.

— Он этого не сделает, Арчер.

— Я все-таки прослежу.

Как только Люси вошла в комнату, то сразу поняла — что-то не так. Уж очень неподвижно лежал ее муж. Она распахнула ставни неловкими от страха пальцами. Изо рта Николаса тонкой струйкой стекала слюна, дышал он часто и неровно.

— Николас, ты меня слышишь?

Ответа не последовало.

Она нащупала его пульс. Слабый и неровный.

— Милостивый Боже.

Еще один приступ. Она хотела сделать ему больно. Но не так.

Когда Бесс зашла проведать подругу и убедиться, что Люси пришла в себя после ночных страхов, она удивилась, увидев, что та сидит в изножье кровати и неподвижно смотрит на Николаса.

— В чем дело, Люси?

— У Николаса случился еще один приступ. Он умирает, Бесс.

— Девочка моя. — Бесс присела рядом с Люси и убрала пряди волос у нее с лица. — Он давно уже умирает, милая. Лучше тебе смириться с этим и подумать о себе. Никто из нас не в силах спасти его. — Лицо у Люси было холодным, как лед. — Ради Бога, дитя мое. — Бесс накинула ей на плечи шаль и отвела от кровати.

— Я убила его, Бесс.

— Как же ты это сделала, ради всего святого?

— Я сказала ему, что в сарае меня запер архидиакон. Я рассказала, как тот меня обзывал, что говорил. Я поделилась с ним, как и с тобой, своими подозрениями. — Люси взглянула на Бесс покрасневшими от бессонницы и дыма глазами. — Я хотела причинить ему боль. Этот приступ — из-за меня.

— Вот еще. А как же та ночь в аббатстве? Тогда ты тоже была виновата? Чепуха. У этого человека нечиста совесть, и это его убивает. Ты тут ни при чем. Как твоя рука? Дай посмотрю. — Люси морщилась, пока Бесс снимала повязку. — Тебе бы не следовало так пересушивать рану, Люси. Почему ты забываешь о своей выучке, когда больна сама?

Мысли Люси витали далеко.

— Ты ведь знала, что Оуэн не тот, за кого себя выдает?

Бесс начала было отнекиваться, но потом передумала.

— Я ничего не знала до той самой ночи, когда в его комнате начался пожар. Он тогда был вынужден объяснить, почему его пытаются убить.

— Выходит, тот пожар не случайность?

— С тем же успехом можно считать случайностью и вчерашний пожар, дитя мое.

Бесс никогда не видела Люси такой подавленной.

— Ты хоть немного поспала?

Люси покачала головой.

— С Оуэном поговорили?

— Да. Полагаю, ты все знаешь?

— Сомневаюсь, что все. Но сейчас это неважно. Я не хочу вынуждать тебя заново переживать вчерашний разговор только для того, чтобы просветить меня.

Внизу зазвенел колокольчик.

— Я должна идти, — сказала Люси с усталой покорностью.

Бесс обняла ее.

— Я посижу с Николасом… хотя толку от этого не будет.

Леди Филиппа прибыла в полдень. Она оказалась вовсе не согбенной седовласой старухой, какой ее представлял Оуэн, а женщиной моложавой, подтянутой, стремительной, с проницательным взглядом. Белоснежный платок, простое платье, безукоризненной чистоты накидка. Она крепко пожала руку Оуэну, оглядела кухню и нахмурилась.

— Так я и думала. Люси давно должна была за мной прислать, а не взваливать все на свои плечи.

— Я вовсе не за этим прислала за тобой, тетушка, — сказала Люси, стоя в дверях. На секунду она запнулась, но потом быстро подошла к родственнице и взяла ее руки в свои. — Как хорошо, что ты приехала, тетя Филиппа.

Леди Филиппа обняла племянницу, потом отстранилась, внимательно посмотрела на перевязанную руку, вгляделась в покрасневшие глаза.

— Дело не только в болезни твоего мужа, как я вижу.

— Позволь я покажу, где ты можешь оставить свои вещи.

Тетушка последовала за Люси по лестнице. Оказавшись в комнате, она обратила внимание на второй тюфяк.

— Я приехала без служанки.

— Это моя постель. Я собиралась спать здесь, но вчера ночью Николасу стало хуже. Он совсем плох.

— Он умирает?

Люси кивнула.

— Ты поэтому прислала за мной?

— Только отчасти. Нам нужно поговорить, тетя Филиппа.

Тетушка кивнула.

— Здесь пахнет бедой. Я чувствую это. Расскажи все, Люси.

— Вечером. Сейчас мне нужно работать.

Леди Филиппа пожала плечами.

— Я присмотрю за Николасом. — Она сняла накидку и повесила на колышек.

— Спасибо тебе. Сейчас с ним Бесс Мерчет. Уверена, у нее и своих дел хватает, поэтому нельзя допустить, чтобы она весь день провела наверху.

— Кто такая эта Бесс Мерчет?

— Владелица таверны Йорка. Живет по соседству.

— Она работает на тебя?

— Нет, тетя. Она моя ближайшая подруга.

Леди Филиппа слегка удивилась.

— А тебе не бывает иногда трудно? По-моему, ты рождена для другой жизни.

— Мне очень трудно именно сейчас, тетя, но это никак не связано с моей работой. Договорим вечером.

Люси заспешила вниз, пока не начался разговор, на который у нее не было времени.

Новость о ночном пожаре привлекла в аптеку много покупателей, которые пришли в надежде разузнать подробности. Люси и Оуэн работали, пока леди Филиппа не позвала их ужинать.

Тетушка привезла с собой пирог с дичью и тонко приправленный суп из зимних овощей с ячменем. Люси и Оуэн ели молча.

Когда Оуэн отодвинулся от стола, Люси предложила им всем посидеть у огня и отведать бренди.

— А тетушка Филиппа расскажет нам про Николаса, Джеффри Монтейна и мою маму.

Вид у леди Филиппы был смущенный.

— Зачем это нужно?

— Я хочу понять, почему Николас отравил Джеффри Монтейна незадолго до Рождества.

Леди Филиппа обвела взглядом обоих и, перекрестившись, прошептала:

— Святая Мария, Матерь Божья. Неужели этой печали не будет конца?

Вульфстан сощурился, глядя в открывшуюся дверь. Он с трудом различал лица на расстоянии, если долго занимался какой-то мелкой работой. Но сейчас он узнал изящное движение руки, придерживавшей дверь.

— Брат Микаэло. Опять голова заболела? Так скоро?

— Нет, мой спаситель. Я бы хотел разделить с вами кое-что. В знак благодарности за все, что вы для меня делаете. Это напиток, которым славится мое семейство в Нормандии. Матушка регулярно высылает мне понемножку, дабы не вводить в искушение гонцов. Я не оскорблю вас, предложив спиртное?

— Вовсе нет, Микаэло. Спиртное прекрасно помогает пищеварению, а это в моем возрасте дорогого стоит. Прошу тебя, присаживайся.

Вульфстан принес две маленькие чашечки.

Черные глаза Микаэло поблескивали, чего никогда не случалось во время приступов головной боли. На бледном, тонком лице монаха они сияли, как залитые лунным светом омуты.

— Как приятно наблюдать пациентов, когда они здоровы.

Микаэло улыбнулся, разливая напиток. В чашку Вульфстана он налил в два раза больше, чем себе. Но все равно порции были крошечные. Он поднял свою чашку. Лекарь последовал его примеру.

— За брата Вульфстана, чьи руки обладают исцеляющей силой Нашего Спасителя.

Какой приятный молодой человек. Вульфстан раскраснелся от удовольствия и сделал глоточек. Странное сочетание привкусов сбило его с толку.

— Вот где талант. Надо же смешать так много трав. Монахи в Придиаме готовят нечто подобное. Смешивают настои двадцати шести трав, кажется. — Он сделал еще один глоток.

Глаза Микаэло сияли.

— Я так и думал, что вы оцените напиток. — Он поднес чашку к губам.

Вульфстан, не глотая, перекатывал языком густую жидкость, стараясь ощутить все нюансы. Тонкое сочетание. И все же в букете ощущалась какая-то фальшивая нота. Какая-то лишняя примесь. Состав напитка из Придиама был лучше сбалансирован. Жаль, что родственники Микаэло добавили чересчур много одной травы с таким резким ароматом. Над всем господствовал странный вкус нерастворенного порошка.

— Что-то не так?

Вульфстану показалось, что лицо Микаэло куда-то поплыло.

— Голова закружилась. — Он привалился к стене, поднеся руку к сердцу, готовому выпрыгнуть из груди. Оно билось медленно и сильно. Головокружение. Привкус порошка. — Слишком много наперстянки.

Он затряс головой. Комната наклонилась.

Колокола пробили к началу последней службы дня. Генри поджидал брата Вульфстана на крытой галерее. Будь в лазарете хоть один больной, он освободил бы старика от службы. Но когда больных не было, Генри и Вульфстан отправлялись молиться вместе. Странно даже рабочие с кухни и те опередили в этот вечер лекаря. В последнее время брат Вульфстан не похож на себя. Чем-то расстроен, или ему нездоровится. С него станется скрыть болезнь. Генри решил сходить за стариком. Глупый Микаэло пронесся мимо со стороны лазарета.

Значит, Микаэло задержал Вульфстана очередным своим приступом головной боли. Генри нырнул в лазарет, чтобы посмотреть, не нужна ли его помощь.

— Генри? — раздался слабый, едва слышный голос.

Послушник начал озираться во все стороны. Боже милосердный! Вульфстан лежал на койке, прижав руку к сердцу. Генри упал рядом с ним на колени, ощупал лоб старика, покрытый холодным потом.

— Что случилось?

Вульфстан приподнял голову, чтобы ответить, поперхнулся, свесился с койки, и его вырвало. Генри побежал за полотенцами и тазиком. Лекарь снова откинулся на подушку, пока Генри вытирал его. Потом послушник помог ему сесть повыше.

— Вы знаете, в чем причина?

— Наперстянка. В напитке.

— В каком напитке?

— Мик… — Старик закрыл глаза, вздрогнул и согнулся пополам.

Головокружение, медленное, гулкое сердцебиение, рвота… Отравление наперстянкой.

— Микаэло дал вам что-то выпить?

Вульфстан кивнул.

Должно быть, сильная доза.

— Где чашки?

Дрожащим пальцем Вульфстан указал на низенький столик. Генри понюхал чашку. Она оказалась вымытой. Он огляделся в поисках воды и заметил влажное пятно у задней двери. Брат Вульфстан был не в том состоянии, чтобы вымыть чашки, а потом вынести воду в сад. А ленивый Микаэло никогда не отличался аккуратностью. Если только он не захотел скрыть следы. Вульфстан снова начал задыхаться, Генри засуетился.

Господи, что же делать? Звать на помощь бесполезно. Все братья на вечерней службе. Вульфстан может задохнуться, если Генри оставит его, отправившись на поиски помощников. А еще нужно обязательно его вымыть. Нельзя же позволить, чтобы бедняга лежал в собственных нечистотах.

Но Микаэло за это время мог скрыться.