"Икона и крест" - читать интересную книгу автора (Нэйпир Билл)

ГЛАВА 16

— Что ж, Гарри. Сейчас твои мозги начнут дымиться. В состоянии ли ты переварить мои слова? Не уверена…

— Валяй!

Слово «валяй», наверное, было не лучшим из возможных, но уж что сказал, то сказал.

— Найди то место, где говорится о секретном цикле доктора Ди.

Я ни минуты не сомневался, что Зоула ездит на чем-то из ряда вон выходящем. И действительно, это была классика автомобилестроения, «релиант-симитар».

С трехлитровым движком, легким серебристым кузовом из стекловолокна и приборной панелью как в самолете. На длинном капоте я заметил тоненькие, с волосок, царапинки, но черные кожаные сиденья ничуть не просижены.

Толку от этой притаившейся мощи оказалось не много. Мы ползли со скоростью нескольких миль в час: на трассе М25 велись дорожные работы. В воздухе стоял легкий запах духов и кожи.

Я пролистывал страницы.

— Вот они, эти стихи. Что-то насчет земного и небесного годов, которые «помирились»… И еще: «не собьемся теперь и за триста лет».

— Именно. Первая подсказка. Это все как-то связано с календарями.

— Пока понятно, — сказал я.

— Только пока. Теперь — следующая улика. Что связывает Томаса Хэрриота и Джона Ди?

— Оба принадлежали к «Школе Ночи».

Дорожные работы заканчивались. Зоула смотрела вперед, выискивая брешь и готовясь к рывку.

— Ты меня поразил, Гарри! — призналась она. — Вот уж не ожидала, что вшивый лавочник может знать что-либо подобное.

— Мне известно, — продолжил я, — что лучшие умы того времени собирались у Уолтера Рэли — в его лондонском доме, в Дарем-Хаусе. Например, Фрэнсис Дрейк, путешественник и исследователь, Молине, один из создателей земного и небесного глобусов, Кристофер Марло, драматург, Джон Ди, придворный астроном, Томас Хэрриот, математик… Были и другие. Я знаю, что некоторые из них имели доступ к королевскому уху. Знаю, что их обвиняли в атеизме, богохульстве и отправлении странных обрядов. На самом деле темой их бесед становились самые разные вещи: насколько правдив Ветхий Завет, теория Коперника, новая математика, навигация… Они одной ногой стояли в современной науке, готовили почву для исследования всего земного шара и будущего могущества Англии. А так о «Школе Ночи» я знаю совсем немного.

Теперь дорога была свободна от дорожных служб. Зоула приметила щель и воткнула передачу. Я почувствовал жесткий толчок в спину, и мы с ревом пронеслись мимо стада машин. Она сказала:

— Там есть волшебный треугольник: Рэли, Хэрриот и Джон Ди. Теперь позволь дать тебе третью подсказку. Глянь, какую надпись оставила королева Елизавета на донесении Джона Ди.

— «Quod defertur non aufertur», — прочитал я. — Она говорит Джону Ди, что отложить на время — не значит забыть вовсе. Потом это было вычеркнуто и заменено на «jacta est alia» — «жребий брошен».

Зоула незаметно разогналась до сотни миль в час.

— Что за жребий, Гарри?

— Он как-то связан с тайным кругом и календарем?

— Умный мальчик, соображаешь. Теперь давай я расскажу тебе о секретном календаре Джона Ди. У нас есть високосные годы, потому что в году не ровно триста шестьдесят пять дней, так? Около четверти суток остаются неучтенными.

— Поэтому к каждому четвертому году добавляется один день. Мы ввели високосный год.

— Что и делалось со времен Юлия Цезаря. Вот только та разница немного отличается от четверти суток.

Счет был по-прежнему не совсем точен, и календарь шел чуть-чуть не в ногу с временами года. За человеческую жизнь накапливалось немного, однако за те тринадцать веков, что церковь пользовалась римским календарем, отставание достигло десяти дней. В конце концов Санта Клаус заявился бы к нам посреди лета.

— Так ведь григорианский календарь, которым мы пользуемся до сих пор, вроде как лишен этого недостатка. Насколько я помню, там учитываются не все високосные года.

— Исключаются все года с двумя нулями, кроме делящихся на четыреста. Двухтысячный год был високосным, а тысяча девятисотый — нет. Григорианский календарь повторяет четырехсотлетний цикл. Но и это еще не все, Гарри. Этот календарь был католическим. Его в тысяча пятьсот восемьдесят втором году ввел папа Григорий Тринадцатый, он же пьяница и бабник по имени Уго Бонкомпаньи. Так что протестантские страны стояли перед выбором: то ли придерживаться старого календаря и год от года ухудшать свое положение, то ли стиснуть зубы и принять превосходящий его католический. Это был вопрос жизни и смерти. Календарь определял время религиозных праздников, а между католической и протестантской идеологиями шла война, в которой все средства были хороши.

— Ты к чему клонишь? Джон Ди, что ли, изобрел новый календарь?

Зоула кивнула. Стрелка спидометра замерла на ста десяти милях в час. Промелькнули указатели на Саутгемптон.

— Что это была за прелесть! Для начала, он лучше выполнял главную задачу календаря, о которой думали и папа Григорий, и Филипп Испанский. Нужно было добиться, чтобы двадцать первое марта — отправной пункт для всех расчетов, связанных с Пасхой, — как можно точнее приходилось на весеннее равноденствие. Это когда день равен ночи.

— Зоула, я не отрицаю, что ходил в рядовую общеобразовательную школу, но что такое весеннее равноденствие, мне известно. И почему это так важно?

— Четыреста лет идет скрытая от глаз война. Она не затихла до сих пор. Даже сегодня мы о ней мало что знаем.

— Война?

— Между Христом и Антихристом.

Я на нее так и уставился. Она не шутила.

— Ты всерьез?

— Не то слово, Гарри. Война за души людские, и тут не обходится без календаря. Современный календарь — григорианский — включает четырехсотлетний цикл, в каждом из которых по девяносто семь високосных лет. Скучные цифры, непонятные трудящемуся до изнеможения сил крестьянину. А Ди выработал куда более совершенную систему високосных годов, при которой календарные даты шли в полном соответствии с временами года. Восемь из них повторялись в тридцатитрехлетнем цикле.

— Тридцатитрехлетнем?

— Да, равном возрасту Христа. Со временем поймешь, Гарри. Для простого человека, жившего в шестнадцатом веке, календарь, в котором учитываются не только времена года, но и продолжительность жизни Христа, — такой календарь казался бы даром Всевышнего. Календарь папы Григория был бы посрамлен.

Протестантские государства приняли бы календарь Ди, а католики наконец-то получили бы по заслугам.

— И все из-за високосных годов?

— Умный мальчик! Первый цикл — с первого года по тридцать третий. Високосные годы: четвертый, восьмой, двенадцатый, шестнадцатый, двадцатый, двадцать восьмой и тридцать второй. Второй цикл повторяет первый и длится с тридцать четвертого года по шестьдесят шестой. И так далее.

— Четырехлетние промежутки между високосными годами? Как в григорианском календаре?

Зоула помотала головой, нажала на акселератор и обогнала вереницу машин.

— Не совсем. Между последним високосным годом одного цикла и первым високосным годом следующего пропуск в пять лет.

— Не слишком ли сложно? Как их вычислять?

— Проще простого. Возьмем две тысячи четвертый год. Разобьем его на 20 и 04, а потом сложим — получится 24. Двадцать четыре делится на четыре, значит, по системе Ди этот год — високосный. Как мозги, Гарри? Поджариваются помаленьку?

— Даже не нагрелись толком. Ты всегда так носишься?

— С робкими пассажирами вроде тебя — всегда.

У этого календаря есть еще одно бесценное свойство.

— Ага…

— Чуть раньше я упомянула, что в календаре Ди весеннее равноденствие точнее, чем в григорианском, попадает на нужную дату.

— Вот теперь мозги начинают дымиться.

— Гарри, я знаю, что особой сообразительностью ты не отличаешься, но мы найдем тебе какое-нибудь применение. В григорианском календаре между високосными годами случаются семилетние промежутки.

За это время весеннее равноденствие съезжает на сорок один час. Удержать его на одной и той же дате не получается. Согласно же Евангелиям, Иисус воскрес в первое полнолуние, случившееся после весеннего равноденствия. В результате Пасха не всегда попадает на «библейское» воскресенье — если выражаться, скажем так, астрономически. Что никуда не годится, если ты набожный христианин.

— А в календаре Ди, в котором все завязано на возраст Христа?

— В календаре Ди промежуток между високосными годами никогда не превышает четырех лет, так что равноденствие в каждый из этих годов съезжает менее чем на шесть часов, а на пятый все опять выравнивается. Разница не выходит за пределы двадцати четырех часов. А теперь представь, что каждые тридцать три года, в начале большого пятилетнего промежутка между високосными годами, равноденствие случается как раз после полуночи. И этот цикл будет повторяться бесконечно. Значит, Пасха будет ближе ко времени, предписанному Библией. Ты уже мало что понимаешь, верно?

Я не хотел этого признавать, но пришлось.

— Мозги кипят! Как ты можешь устраивать равноденствие сразу после полуночи в такой-то год? Разве оно не случается тогда, когда случается?

— Но после какой полуночи? Полуночи в Гонолулу или полуночи по Гринвичу? Так как Земля круглая, Гарри, полночь наступает в разных местах в разное время. Ты имеешь право сам выбрать исходный — нулевой — меридиан и измерять по нему всемирное время.

— Дай мне самому догадаться… Нужно установить этот исходный меридиан на семьдесят седьмом градусе западной долготы!

Зоула промахнулась мимо передачи, обогнала грузовик не с той стороны, после чего вновь набрала сто десять миль в час.

— Отсчитывать долготу от Виргинии, а не от Гринвича, — кивнула она. — Ввести секретные високосные года, разработанные Ди, и выиграть.

— Однако католическая империя Филиппа Испанского обладала монополией на «Божественную долготу», — сказал я. — Она проходит через Кубу, Ямайку, Панаму и так далее.

— Ты близок к решению, Гарри.

— Все, я понял! Англичане тайно основывают колонию на семьдесят седьмой долготе. Как только колония есть, они объявляют всему миру о новом календаре доктора Ди — в нем время отмеряется жизнью Христа, наступление Пасхи близко к предусмотренному Библией, и он куда меньше расходится с временами года. Ну как тут устоять! Влияние Англии среди протестантских государств возрастает, а Антихристу (в лице папы) остается лишь расхваливать собственный церковный календарь, который он только что ввел. Победа остается за англичанами. Ай да Джон Ди!

— Ты не знаешь о нем и половины! Он разработал стратегию развития Британской империи, живо интересовался навигацией и картографией, перевел Евклида, был обладателем самой большой библиотеки в Англии, у него хранилась рукопись Войнича, шифр который не сломан и по сей день. Ди основал в пику иезуитам орден розенкрейцеров, состоял советником королевы по астрономическим вопросам и шпионил в ее пользу в Европе, работая под кодовым именем «ноль-ноль-семь».

— «Ноль-ноль-семь»? Шутишь!

— Нет, Гарри, я не шучу. Он был первым Джеймсом Бондом.

— Хорошо, убедила. «Школа Ночи» не могла пройти мимо такого. И все же, что за секретная карта? Почему Огилви считал, что у экспедиции есть тайная цель?

Зоула, словно генерал на маневрах, оглядывала дорогу впереди. Она перешла на передачу ниже.

— Гренвилл утверждает, что лазутчики Мендосы сновали повсюду. Им наверняка удалось проникнуть на корабль. Они старались разрушить предприятие изнутри.

Мотор недовольно ворчал, а мы перестроились на медленную полосу.

— Мармадьюк Сент-Клер, Энтони Рауз, Абрахам Кендалл. Предатели и убийцы.

— Или патриоты и борцы за свободу — с какой стороны посмотреть.

Под тихое бульканье двигателя мы съехали с трассы.

— Но это не объясняет желание заполучить этот дневник любой ценой. Не объясняет убийства Теббита. Не объясняет последнюю ночь. Черт подери, дело было четыреста лет тому назад!

Она обреченно покачала головой:

— Мы так и не докопались до главного.

Я листал дневник.

— Так-так-так…

— Что «так»? — нетерпеливо спросила Зоула.

— Хорошая попытка, Зоула. Но помимо календарей тут еще есть тьма-тьмущая всякого другого…

— Гарри!

— У тебя задымятся мозги — если, конечно, там есть чему дымиться.

— А что касается убийства…

— Не отвлекайся от дороги. Мне надо подумать.