"Толстый мальчишка Глеб" - читать интересную книгу автора (Третьяков Юрий Фёдорович)

КАК ГЛЕБ УЧАСТВОВАЛ В НОЧНОМ РАЗБОЕ

А знаете ли вы гусиновскую ночь?

Огромнейшая желтая луна (во всех других местах она гораздо меньше и подвешена выше) повисла на своем любимом месте — над самыми гусиновскими садами и огородами, чтобы получше их осветить на пользу овощам и фруктам: выйдешь утром, а они уже подросли очень заметно!

При ее свете тени от домов, деревьев и плетней сделались черными и таинственными, а кошки скользили из тени в тень бесшумно, как дикие.

Вся Гусиновка спит, только кое-где в окнах еще виднеются огни, а на лавочках и завалинках ведутся тихие разговоры.

Спят на насестах куры, в сараюшках жуют и вздыхают добрые гусиновские коровы.

Сопит в своем закутке страшная свинья тетки Федотьевны.

Спят, сбившись в теплый комок, маленькие мельнички, которым нечего бояться Мишани и Глеба.

При лунном свете шлепают между сырыми грядками жабы, вылавливая всех вредных для гусиновских огородов червячков и букашек.

Не спят честные гусиновские собаки и уже начали свою ночную перекличку, да от двора Братца Кролика слышны звуки балалайки, на которой учится играть выспавшийся за день аспирант.

Мишанин отец выбрался на завалинку подышать ночной прохладой и рассказать Ивану Тараканычу дальнейшие похождения майнридовских героев:

— А нагайка у этого плантатора была сплетена из буйволовой кожи, соображаете?

— Обыкновенный деспотизм сатрапа… — равнодушно соглашался Иван Тараканыч. — Вот и штабс-капитан Минутко кулачную расправу проявлял в широких размерах. Для меня лично он изобрел способ физического воздействия, по его мнению, более благородный… без обнаружения видимой причины. Минутко применял к моей голове не руки непосредственно, а канцелярские книги!.. Но я на проявляемый его психоз не обращал внимания…

Наконец и они пошли по домам.

Когда ночная тишина воцарилась, на Гусиновке, все люди и звери крепко уснули и только собаки лаяли да бесшумно шныряли кошки, в серебристом лунном свете возникли две таинственные фигуры, которые оказались разбойниками Мишаней и Глебом.

Раздался леденящий душу свист, и две другие фигуры выступили из кромешной тьмы. Одна была вооружена дубинкой. Это были тоже разбойники — Лаптяня и Братец Кролик.

— Курлюм? — спросила одна фигура на неизвестном языке.

— Бурлюм! — ответила другая фигура, и шайка двинулась в неизвестном направлении.

Предварительно нужно сообщить, что Братец Кролик выбрался из дома через окно, а Лаптяня спал один в сарае, так как домашние ошибочно считали, что на костылях он далеко не уйдет.

Впрочем, костыли он уже забросил и теперь ходил с палкой. Но это была не какая-нибудь обыкновенная палка, которой подпираются инвалиды и старики, а грозное боевое оружие, которое Лаптяня и палкой-то не считал, а назвал — бумеранг.

Все живое дрожало, когда Лаптяня выходил с ней из ворот и поглядывал по сторонам в поисках подходящей мишени. А когда он шел по улице, то впереди со свистом летела его палка, вращаясь как настоящий бумеранг австралийских туземцев. Правда, обратно в руки она не возвращалась, да это и не нужно было, потому что Лаптяня сам догонял ее, с необыкновенной быстротой скача на здоровой ноге и только изредка помогая себе сломанной. В виде отдыха он украшал палку разнообразной резьбой, и по всей улице валялись от нее кусочки, а она все не уменьшалась. Зато через эту палку изменился характер у Лаптяни: до палки он был человеком довольно мирным, а теперь сделался настоящим забиякой — видно, сама палка требовала, чтобы он ею кого-нибудь огрел.

— Значит, сперва зайдем за Гусем, он в саду спит! — сказал Лаптяня.

Залитая лунным светом, спала Гусиновка, беззащитная перед разбойниками, даже не подозревая, какая опасность нависла над ее мирными домишками.

Разбойники перелезли через плетень в садик, где под яблоней на раскладушке со страшным храпом дрыхнул Гусь, начали дергать его и тормошить:

— Э, слышь, Гусь, проснись…

— А… — открыл глаза Гусь. — Вам чего?

— За тобой пришли! Пора на промысел!

Гусь уткнул голову в подушку и невнятно пробормотал:

— Уди!..

— Гусь, а Гусь… Ну, чего же ты… Ты же сам говорил…

— Уди… завтр… Уди, а то убью!..

— Ты что говорил?

— Не грил!.. Завтр!..

— Вставай, а то водой сбрызнем!

— Я те сбрызну! — необыкновенно ясным и бодрым голосом проговорил Гусь, продолжая спать.

— Чего с ним делать… — вздохнул Братец Кролик. — У него сон крепкий, как у слона… Его теперь хоть за ноги таскай, не проснется. Его можно даже куда-нибудь унести вместе с кроватью…

— Я унесу! — явственно проговорил Гусь сквозь храп.

Пришлось шайке выйти на промысел без атамана.

Разбойничья жизнь опасна, и в первую очередь надо самим получше прятаться. Гусиновские разбойники забрались под дерево, в самую черную темноту и сели там на бревне.

И жертву надо было подыскать с разбором: не всякая годится.

Вот прошли с танцев два ремесленника. Эти сами искали, кого бы затронуть, поэтому разбойники притихли, притаились, и ремесленники их не увидели.

Под ручку с рыжей Огурцовой сестрой прошел большой Гусев брат, который считался еще дурее самого Гуся и неизвестно, что сделал бы с разбойниками, сумей только их заметить.

За ним прошел на дежурство Лаптянин отец. Лаптяня даже дышать перестал, пока не смолкли отцовские шаги.

А в общем, было очень приятно!

Луна, черные тени и какие-то непонятные шорохи наполняли сердца разбойников сладкой жутью.

— Тетка Федотьевна говорит, — шептал Братец Кролик, — что такие ночи нечистики всякие здорово уважают!.. При этом любят превращаться в каких-нибудь зверей… Например, в черную кошку, ну, это все знают… В свинью тоже… Бежит она: хрю-хрю… и-ищет… Если дать ей чем по лбу, наутро у того человека голова будет завязана…

— А зачем она бегает? — замирая от жути, спросил Глеб.

— Так… Любит всех пугать!.. Смешно ведь, как кто от страху ополоумеет да припустит…

— Да спотыкнется, да об землю носом — хлоп! Да завопит на весь земной шар! — развеселился Лаптяня. — Да еще бумерангом по спине вытянуть!.. Был бы я нечистик, я бы каждую ночь выходил!..

— А еще тетка Федотьевна рассказывала: шла она в одну такую лунную ночь мимо старого кладбища. И вдруг видит: ровно в полночь идет по стене горбатая старуха… Медленно-медленно… А в глазах у нее… луна отражается…

От этого рассказа при лунном свете и мерцании звезд по спине у Мишани пробежали мурашки и захотелось домой. (А тут еще кто-то все шевелится в темной листве дерева…)

— Может, до хаты? — предложил Лаптяня.

— Что же мы? Собирались, собирались… — сказал Глеб.

— Я собирался чего-нибудь разбойничать, а не время зря проводить! — ответил Лалтяня и ушел.

— Вот на тебя нечистик и выскочит! — злорадно напутствовал его Братец Кролик.

— А бумеранг? — самоуверенно сказал Лаптяня, и все поняли, что пока у Лаптяни имеется бумеранг, нечистая сила лучше ему не попадайся, а то очутится наутро с завязанной головой.

После ухода Лаптяни долго сидели без дела. За яблоками к кому слазить — мало радости, когда они через каждый плетень перевешиваются…

— А я про тот куст все думаю… — сказал Глеб, — шиповниковый, помнишь, на лугу видели — сирота? Хорошо бы его все-таки пересадить…

— А куда? — спросил Мишаня.

— Мало ли куда можно пересадить… Можно под окно этой… как ее… Нине, что ли… Тетка Федотьевна говорит: букет надо… А я думаю, что целый живой куст — лучше гораздо! Букет завянет, и все, а куст будет цвести все время!

Братцу Кролику очень понравилась придумка Глеба. Он захихикал:

— Давайте сейчас и пересадим! Утром Тараканыч выйдет и давай глаза протирать: откуда куст? Не было куста, а вдруг куст оказался. Откудова он мог взяться? За ночь вырос, как от волшебной лампы!..

— Лучше Розе посадим, — предложил Мишаня, но Глеб запротивился:

— Розе в другой раз! И так ты меня обдурил, да еще и куст ей…

— Я лопату могу достать! — хлопотал Братец Кролик. — У тетки Федотьевны хорошая лопата! Во дворе сейчас стоит!

Разбойничьи дела сразу пошли веселее. Отыскали лопату во дворе у Братца Кролика. Одно окошко в его доме еще светилось.

— Аспирант сидит, занимается, как филин вое равно в очках своих! Идите поглядеть! — сообщил Братец Кролик.

Разбойники полюбовались на аспиранта, уткнувшегося в свои бумажонки, наслаждаясь тем, что они его видят, а он их нет.

— Хорошо бы его напугать! — сказал Братец Кролик. — Сейчас нельзя — шум поднимется, а будем лопату относить, заодно и напугаем. Не сиди по ночам!

Забрав лопату, отправились к Николашкиному дому и выкопали под окном яму. Несмотря на твердую землю, хорошая яма получилась, широкая и глубокая: есть где кусту расправить свои корни!

А затем мимо спящих домиков, садов и огородов двинулись прямо на луг, никем не замеченные, кроме собак.

Собаки, днем веселые и ласковые, ночью не желали узнавать своих знакомых, с лаем провожали до границы своего участка, а передав там другой собаке, замолкали и возвращались — такие на Гусиновке жили умные собаки.

Белый франтоватый Маркиз Федюниных проводил их до участка желтенькой кривоногой Дамки, дальше за забором рявкнул басом громадный черный Пират, охранявший сад Розы и Лариски, потом добродушный коричневый Каштан проводил до крайнего домика возле луга, где, заслышав шаги, так и залился брехом маленький, но лихой Шарик.

Луг был темен и курился дымкой.

Выяснилось, что ночью идти по лугу хуже, чем днем: днем он был ровный, мягкий, как ковер, а сейчас на каждом шагу попадались какие-то кочки и бугорки, а между ними ямки. Поневоле приходилось спотыкаться и даже падать…

Крошечные редкие болотца теперь размножились и растянулись по всему лугу так, что и проход между ними не сразу сыщешь, да еще появились какие-то холодные лужицы, куда то один, то другой разбойник попадал ногой…

Но постепенно Мишаня начал привыкать идти по темному лугу. Просто нужно, не отрываясь, смотреть себе под ноги. Увидишь, что-то белеется: бугорок! Становись на него, ищи другой бугорок и перепрыгивай.

Кое-где среди травы и кочек проступали песчаные лысины — туда и совсем хорошо перепрыгивать. Прыг да прыг! — как заяц скакал Мишаня, а за ним скакали Братец Кролик и Глеб.

Вот белый песчаный бугорок. Мишаня примерился, прыгнул и едва коснулся его ногой, как бугорок ожил, шарахнулся в сторону, и, хлопаясь спиной и затылком об землю, Мишаня услышал чей-то отвратительный крик. Вскочив, он успел заметить какое-то белое существо и страшные глаза, в которых луна отражалась. Больше он ничего разглядеть не успел, потому что легко, как на невидимых крыльях, несся через луг обратно к домам, не чувствуя ни кочек, ни лужиц, ни, тем более, каких-то там бугорков, а луг казался глаже стекла.

Впереди, так же быстро, легко и бесшумно, как летучие мыши, летели над лугом Братец Кролик и Глеб.

Очутившись среди родных гусиновских домиков под защитой своих храбрых собак и вдали от страшного ночного луга, они быстро опомнились и отдышались.

— Что это… было? — спросил Мишаня.

Братец Кролик догадался первый и начал хихикать, не в силах выговорить ни слова. Он хихикал все сильнее, трясся, корчился, задыхался, пытался что-то сказать, но не мог…

— Чего смеешься, как глупой? — с обидой спросил Мишаня.

Наконец Братец Кролик собрался с силами: — Это… тетки Федотьевны… коза… была привязана!

Тут и Мишаня сразу сообразил, что это была коза, которую тетка Федотьевна иногда оставляла на всю ночь на лугу, привязав длинной веревкой к колышку. Каждый день проходили мимо нее на речку, всем знакомая была коза. Да и заорала она по-козлиному, и глаза у нее дурацкие! Значит, прямо на спящую козу прыгнул Мишаня.

Тут уж и он захохотал, а за ним Глеб.

Очень смешно было представить, что спросонок подумала коза, когда Мишаня на нее прыгнул.

— Я думал, что бугорок! Прыг!.. Сам лечу кувырком, а сам думаю: что такое, почему бугорок живой?.. Ха-ха-ха-ха!..

— Ты — это что! А вот коза! Очевидно, приняла тебя за волка! Хи-хи-хи-хи-хи!..

— Но и сам испугался хуже козы! — ликовал Братец Кролик.

— А ты не испугался?

— Я? Ничуть… Я только удивился: почему Мишаня побежал? Ну и побежал сам…

— Зачем же ты побежал?

— За тобой!..

— А я, — сказал Глеб, — я тут порядков не знаю, я решил: что-то такое произошло, надо бежать!..

Тем временем начало светать и с каждой минутой делалось все светлее, все дальше видно, и сажать куст было уже нельзя.

Развеселившийся Братец Кролик предложил:

— Аспиранта пойдем пугать?..

— Ты про аспиранта сейчас не думай, — сказал ему Мишаня. — Ты лучше думай, где лопата твоя.

Братец Кролик спохватился: лопаты нет! На лугу осталась!

— Тетки Федотьевны лопата… Она и так на меня ругается, что все у нее перетаскал… Сходи, Мишань! Ты там лучше помнишь, где она упала…

— Ты бросал, ты и находи, — наотрез отказался Мишаня, думая про себя: а вдруг все-таки не коза там, а что-то такое? Мало ли что…

— Тогда пускай Глеб сходит, — сказал Братец Кролик, очевидно думая про то же самое.

— Я тут не привык… — мялся Глеб. — В тайге могу ходить хоть ночью, хоть когда… Я даже не знаю, где она там валяется…

— Да теперь уж светает, там увидишь! — горячо уговаривал его Братец Кролик. — Вон, даже отсюда видно, как коза белеется… А вон лопата чернеется… чуть правее… или левее чуть…

— Ты бросал, твоя лопата…

— Я её не бросал — просто уронил! А зачем мы её брали? — вскричал Братец Кролик. — Мне, что ль? Не мне, а твоей Николашке яму копали!.. Значит, книжку выноси — я, лопату бери — я, за три шага сходить за ней — тоже я? Значит, пускай тетки Федотьевны лопата пропадает, да?

Глеб помолчал, постоял немного, несколько раз глубоко вздохнул и пошел, решительно сопя, — толстый, основательный, и было ясно, что на такого можно положиться, уж найдет лопату.

Он вернулся очень скоро, горделиво потрясая лопатой.

— Вот она! Видали? Сразу отыскал! У меня не потеряется! У меня такое зрение, что иголку могу найти, а не то что такую большую вещь.

И, пока шли обратно, все пытался рассказать, как удачно отыскал он лопату:

— Я смотрю — вот коза к веревке привязана… Думала, что опять на нее прыгать будут, как забегала!.. А что это чернеется, длинное такое? Лопата! Я ее беру, говорю козе «привет» и… Стойте! А как же куст?

— Куст теперь сажать поздно… — сказал Мишаня.

— Пускай уж он еще немного порастет на своем месте! — согласился Братец Кролик.

— А яма?

— Яма пускай тоже побудет, про запас!

— Нехорошо как-то… — покачал головой Глеб. — Может, зароем?

— Когда же теперь зарывать? — удивился Мишаня. — Глянь, как светло! Раз уж такое недоразумение вышло, мы не виноваты… Не будь козы, посадили бы мы куст как миленькие! А яму может и Тараканыч зарыть… Это рыть тяжело, а зарывать — раз, два и готово! Что ему стоит!

Братец Кролик рассудительно сказал:

— Нам теперь абы лопату на место поставить, покуда тетка Федотьевна не встала, а не то что ямы всякие закапывать, которые никому не мешают… Что она есть, эта яма, что ее нет…

— Тараканыч может туда что-нибудь свое посадить… — решил Мишаня. — Вдруг у него какое растение давно есть, а только ямы не было? А теперь увидит яму, обрадуется: ага, яма! Да и посадит туда… Скажет: спасибо, кто мне такую яму хорошую вырыл…

— Вряд он скажет спасибо… — усомнился Глеб, но Братец Кролик жизнерадостно воскликнул:

— А не скажет — и не надо! Обойдемся и без его спасиба!.. Не очень-то нуждаемся… и так проживем!

Мишаня с ним был вполне согласен.