"Запретная зона" - читать интересную книгу автора (Приходько Олег Игоревич)

13

В масштабах государства материальные убытки от взрыва были незначительными: вылетели стекла в двух коммерческих ларьках и в одной из квартир углового дома, повреждена линия электропередачи, выведены из строя три автомобиля — «урал» и «жигули», непосредственные виновники аварии, а также «мерседес», водитель которого был вынужден отвернуть от потерявшего управление «урала» и, высекая сноп искр, проскользить бортом о высокий фундамент магазина. Но кто подсчитает, во что обойдется государству потеря девятнадцатилетнего солдата и неизвестного пока еще пассажира «жигулей»? Хотя, с учетом инфляции человеческой жизни, и это не потеря. Тем не менее следователь Анчуткин приступил к работе немедленно, не считаясь с тем, что формально это дело подлежало рассмотрению другого ведомства. Пока эксперт-криминалист, прибывший в составе следственно-оперативной группы, исследовал «жигули», а судмедэксперт осматривал покрытый пеной из огнетушителя труп, лежавший на тротуаре с подвернутой за спину ногой и раскинутыми руками, Анчуткин опрашивал свидетелей.

— Этот, — кивком указал на труп пожилой шофер автопоезда в кепке-аэродроме, — летел прямо навстречу. Я к бордюру прижался, а тут солдатик вздумал меня обойти — неопытный, видать, был, а может, и дождь мешал… В это время движение тут — не приведи Господи! Я за две секунды понял, что случится, закричал даже. Да разве можно было что-то сделать?..

— Что значит — летел навстречу? — уточнил Анчуткин. — Он ехал не по своей полосе?

Водители загалдели.

— Какой там! — махнул «аэродром». — Метра на полтора за осевую вылез.

— Дальше?

— Ну а дальше я стал тормозить, услышал лязг, после — взрыв. Остановился, стал тушить, как положено. Там уже ребята с легковушек разбирались, вы у них спросите, я-то впереди шел.

С места аварии, сверкая проблесковым маячком и истошно вопя, отъехала «скорая»: в водителе «жигулей» еще теплилась жизнь. Сотрудники ГАИ замеряли тормозной путь. Регулировщик едва справлялся с увеличивавшимся к концу рабочего дня транспортным потоком.

Следователь окружной военной прокуратуры подполковник юстиции Илларионов прибыл на место происшествия через час после столкновения. Нельзя сказать, что дело это, повешенное на его шею прокурором Чехеревым, очень обрадовало Илларионова. Но тот рассчитал все железно, сделав ставку на опыт подполковника, на приближавшееся с каждым днем увольнение его в запас по выслуге лет и на природную покладистость этого человека. Беспредел, творившийся в частях округа, добавлял хлопот ежечасно, и все преступления были словно подобраны по шаблону — изнасилования, драки, издевательства, дезертирство, хищение оружия, запчастей, обмундирования, боеприпасов. Количество же дел на одного следователя заставляло ловчить — сворачивать большую их часть, откладывать на завтра все, что можно было отложить, авось забудется, образуется все само собой. Предпочтение отдавалось громким, общественно звучным делам, обещавшим повышение классности и продвижение по службе. За последние шесть лет, с тех пор, как Илларионов вернулся с войны, на его долю выпало одно такое дело, — задержали с поличным офицеров из отдела контрразведывательного обеспечения стратегических объектов УФСК при попытке переправить за границу партию урана, да и то пришлось отдавать в Главную военную прокуратуру. А тут — рядовая авария, трое пьяных военнослужащих врезались в гражданский «жигуленок». Впрочем, наверняка пьяны были только двое, состояние третьего должно было определить вскрытие.

От капитана Слепнева и прапорщика Завьялова разило так, что в милицейской «Латвии» запотели стекла.

— Вы пили вместе с водителем? — едва сдерживаясь, спросил Илларионов капитана. — Отвечать!

Капитан пытался встать, но не мог. Промычал что-то нечленораздельное в ответ.

— Мы… не пили, — Завьялов помахал указательным пальцем перед своим носом и уронил голову на грудь.

— Вы бы, прапорщик, застегнули ширинку и привели себя в порядок! — рявкнул следователь. — Не пил он!.. Почему у вас в путевом листе не отмечен маршрут следования?

Милиционеры, заскочившие в автобус погреться, довольно улыбались. Продолжать допрос было абсолютно бесполезным занятием.

— Я вам обещаю, — пряча в пластиковый мешок удостоверение на имя Онищенко Сергея Валентиновича, сказал подполковник, — пойдете под трибунал по самой суровой статье! Я вас подведу под убийство!..

Он прекрасно знал, что такое обвинение беспочвенно, но пытался таким образом вывести потерпевших из состояния опьянения и сбросить с себя нараставшую по отношению к ним злость.

— А ты меня не пугай, я не из… — крикнул вдруг капитан и икнул.

— А ну встать! Встать, кому говорю! — Илларионов повернулся к милиционерам, невольно подтянувшимся от неожиданного окрика следователя. — Ребята, оставьте нас на минутку, — попросил он.

Милиционеры, понявшие ситуацию, покинули салон.

— Встать, сволочь! — Илларионов схватил прапорщика одной рукой, капитана другой, рванул на себя, заставив их подняться, насколько позволяла крыша микроавтобуса. — Смирно! Что ты мне хотел сказать, гнида? Что ты не из пугливых, да?.. Это ты здесь, пока под наркозом, ерепенишься. В следственной камере я тебя заставлю кровавыми слезами изойти, сука такая! Застегнуться!!! — и влепил оплеуху прапорщику, тот принялся спешно нащупывать пуговицы на брюках. — Ты лично перед его матерью предстанешь, в глаза ей будешь смотреть, понял?! Не будь я следователь Илларионов, если я тебя в тюрьму не засажу!

Он брезгливо оттолкнул обоих, и они рухнули на заднее сиденье. Выйдя из микроавтобуса, Илларионов расстегнул воротничок рубашки, закурил и кивнул подъехавшему патрулю:

— Давайте, ребята. Можно не церемониться.

Осмотревшись, направился к обломкам «шестерки», окруженным милиционерами и водителями транспортных средств — свидетелями ДТП.

— …Был вон там, у гастронома, — говорил молодой водитель «волги», пока стоял в очереди — дождь пошел, я вышел, взял дворники из бардачка и стал их прилаживать. Смотрю, «урал» автопоезд обходит, а «жигуль» навстречу идет. Правда, за осевую он заехал, но как будто не специально — юзом шел, занесло его, что ли?.. Он с Череповецкой свернул на скорости, «урал» к автопоезду — бочком, а задок вылетел на середину, и колесом… В общем, швырнуло его, как пустой коробок. Он в воздухе перевернулся и на бампер. Сильный удар был. Я точно не могу сейчас вспомнить, только, по-моему, этот вот… ну, мертвый пассажир… то ли за секунду до взрыва, то ли во время него от «жигуля» отделился буквально в воздухе. Может, выскочить хотел или выбросило его?..

— Как ваша фамилия? Документы, пожалуйста, — попросил Анчуткин.

Пока тот, бегал к «волге» за документами, Илларионов подошел к следователю.

— Подполковник Илларионов, — козырнул он, — из окружной.

— Анчуткин, — протянул милиционер руку. — Принимайте, подполковник, дело ваше.

— Лучше б вы его себе забрали, — буркнул Илларионов, отвечая на рукопожатие.

Анчуткин засмеялся.

Подполковник Илларионов был человеком рассудительным и неторопливым. Он давно мог выйти в отставку, но ему не предлагали, и он не проявлял по этому поводу никакой инициативы. Пять лет, проведенных в Афганистане, научили его не считаться с общественным положением жертв — мертвый солдат ничем не отличался от мертвого генерала. Все покойные — горе живых, и виновные должны нести наказание. В его возрасте думать о карьере было ни к чему, он и так сделал карьеру: от сельского паренька, такого же, как этот Онищенко, через Свердловский юридический институт, Дальневосточный, Забайкальский, Среднеазиатский военные округа — до Московского. Причем в столицу он не просился — перевели, значит, ценили. Своей жизнью Илларионов был вполне доволен, делал он все скрупулезно, точно, не пропуская деталей и подробностей, не считал зазорным поучиться у более опытных и не гонялся за сенсациями. Авария так авария. К тому же в его следовательской практике эта была сто шестой по счету, включая танковые, авиационные, а уж автомобильных — больше половины! Заурядность дел его не смущала, а судьба безработной дочери-инженера, матери его внучки, волновала куда больше, чем собственный авторитет и продвижение по службе.

— Товарищ подполковник, — окликнул его криминалист Славик Воронков, приехавший вместе с ним к месту аварии, — посмотрите…

Подполковник подошел к трупу, лежавшему со стороны пассажирской дверцы искореженных «жигулей», присел рядом с милицейскими экспертами, выворачивавшими карманы в поисках документов. Славик держал двумя пальцами в перчатках большой автоматический пистолет с дополнительной обоймой.

— В спецкобуре под курткой носил.

Дело об автомобильной аварии принимало иной оборот: разрешения на такое оружие ни у кого быть не могло.

— А документы? — взял пистолет Илларионов.

— Похоже, ноль, — сказал медэксперт, перевернув труп и пощупав задний карман брюк. Оказавшиеся в кармане доллары отдал следователю.

Илларионов сунул пистолет в подставленный Славиком пакет, доллары пересчитал и спрятал в мешок с правами Онищенко.

— Интересная «дура», — проговорил кто-то из милиционеров, — в жизни такого не видал.

— Ты еще много чего не видал, Козлов, — сказал подошедший Анчуткин, хотя по всему чувствовалось, что это оружие ему тоже было в диковинку.

— Интересная в том смысле, что редкая в наших краях, — словно про себя, негромко пробормотал Илларионов. — Это «бушман, IDW». Если он побывал в деле, мы его установим сразу.

— Американский, что ли?

— Английский. — Илларионов закурил «Приму», протянул пачку Анчуткину. — Что с водителем?

— Вроде жив. «Скорая» увезла. Таксист говорит, когда подбежал к нему, тот еще кровью булькал, вроде что-то сказать хотел. Врач установил сильное сотрясение и перелом ребер. Может, откачают. Собственно, дело тут ясное, Под сиденьем этого Онищенки початую бутылку водки нашли, капитан с прапорщиком лыка не вяжут, даже индикатор не понадобился… Вот ствол, конечно, — другой разговор. Да и то… кто сейчас их не носит? Баллисты выяснят, — Анчуткин замолчал, пожал плечами, мол, что тут говорить — сами все видите.

На перекрестке разворачивался тягач с автокраном на длинной платформе. Судмедэксперт махнул насквозь промокшим санитарам «труповозки» — зеленого микроавтобуса с красным крестом — и те, словно обрадовавшись, помчались за носилками.

Тем временем криминалисты извлекли из салона «жигулей» наполовину сгоревший предмет, судя по металлическому уголку и краю почерневшей кожи, бывший портфелем. Расстелив на тротуаре целлофановую пленку, они аккуратно вынули из него толстую папку, большая часть которой превратилась в золу.

— Прочитаете? — спросил Илларионов у Славика. Полный парень в аккуратном костюме и больших очках деловито колдовал над чемоданчиком, набирая в спринцовку с распылителем спирто-водочный раствор метилополиамида. С помощью Славика переворачивая никелированной лопаткой не рассыпавшиеся окончательно страницы, он принялся фиксировать их раствором и укладывать в специальный контейнер.

— Попробуем, товарищ подполковник, — не очень уверенно ответил Славик,

Илларионов глянул в сторону Завьялова и Слепнева, которых милицейский патруль пересаживал в кунг с зарешеченным окошком и, не удержавшись, сплюнул на асфальт. «Труповозка» сдавала задом к «уралу», возле которого лежал труп Онищенки.

— Кроме папки ничего, — успел осмотреть портфель Анчуткин.

— Не так уж мало, — Илларионов отбросил в сторону окурок. — Давай, Славик, в лабораторию, и не слезай с графологов, покуда они хоть что-нибудь там не прочитают.

Он направился к «уралу». Человек, вооруженный пистолетом иностранного производства, мог представлять интерес для ФСК. Теперь многое зависело от содержания этих бумаг. Хотя в серьезность их верилось с трудом: важные документы перевозятся, как правило, в сейфах или несгораемых «кейсах», а не в допотопных портфелях из крокодиловой кожи.

Возле «урала» суетились ребята из лаборатории автотехнической экспертизы.

— Техника ваша, товарищ подполковник, — улыбнулся молодой сотрудник, сидевший на корточах возле заднего колеса, — военная, в смысле. С таким рулевым не по Москве — по аэродрому ездить. Вам бы в эту часть «1132» наведаться, начальника парка ихнего вздрючить, а того, кто этот «урал» выпустил, и вовсе отдать под трибунал. Мне думается, что они в Москву еще не самую худшую машину снарядили, что тогда об остальных говорить? Нас в лаборатории 32 человека, мы и так нарасхват — во!.. — закончил он неожиданно и махнул водителю тягача: — Цепляй!

Инспектор ГАИ остановил движение по Новгородской, давая возможность подъехать к «уралу», застывшему у сломанной бетонной опоры. С подножки тягача соскочил инспектор РУВД Величко — худой, как спица, человек с не по возрасту морщинистым лицом и молодыми глазами.

— Холодно, товарищ подполковник, весело крикнул он старому знакомому. — Я спросить хотел: вы бутылку «Русской» к делу приобщать будете или как? Все-таки мы ее обнаружили?..

Все засмеялись.

Илларионов тоже не удержался от улыбки, хотя прекрасно понял, какой смысл вкладывал Величко в эти слова. Статья 13 Положения о военной прокуратуре устанавливала, что «при расследовании дела в отношении одного лица или группы лиц по обвинению в совершении одного или нескольких преступлений, если дело об одном из этих лиц или преступлений подследственно военному следователю, а другое — следователю территориальной прокуратуры или внутренних дел, то все дело расследуется военным следователем». Поэтому независимо от того, окажется погибший пассажир «жигулей» военным или штатским, вести это дело предстояло Илларионову.

Вся надежда была на водителя «шестерки», от которого можно было узнать очень много. Если, конечно, вооруженный человек не был его случайным попутчиком. Илларионов спросил подошедшего Анчуткина, куда направилась «скорая».

— В пятидесятую, товарищ подполковник.

Темнело. Движение на перекрестке восстановилось, машины шли со включенными габаритными огнями, аварийная горэнергонадзора поднимала телескопическую вышку у поврежденной опоры.

Илларионов посмотрел на часы.

«Семнадцать часов сорок пять минут», — сказали часы.

Женька остановился в том самом месте, где еще недавно стоял «форд». Дом 14а отсюда виден не был, зато его машина не мешала въезду и выезду пожарных, милиции, «скорой помощи» и не привлекала внимания. Шериф тихонько поскуливал и, беспокойно переминаясь, тыкался носом в дверцу.

— Спокойно, Шериф, спокойно, — гладил пса Женька, чувствуя, как бьется сердце у него самого.

Свет в салоне он включать не стал — так было лучше видно все, что происходит вокруг. Во двор спешили случайные прохожие — поглазеть на пожар. Стоявшие группками жители соседних подъездов бурно обсуждали происшествие. Несмотря на запертые окна, в машину проникал запах дыма. От света фар и проблесковых маячков стало светло, как днем. Мартеновскую запрудили «волги» пожарного начальства, кареты «скорой», милицейские машины; в проемах парковались, спешили к месту пожара проезжавшие мимо водители.

— Пойдем-ка, погуляем, — щелкнул карабином на ошейнике Шерифа Женька, цепляя поводок. Ступив на землю, Шериф рванул к ближайшему столбу и высоко задрал лапу. — Ты бы лучше пожарным помог, — сердито сказал хозяин на второй минуте процедуры.

Делая вид, что прогуливает собаку, он неторопливо приблизился к злополучному дому. Протиснувшись сквозь толпу ошалевших соседей Изгорского, выскочивших во двор кто в чем, и сторонних зевак, которых собралось не меньше сотни, он остановился на самом близком от милицейского кордона расстоянии. Как ни странно, решетки на окнах уцелели; стена осталась невредимой, рамы в квартире и стекла соседних четырех окон выбило взрывом. Внутри уже все было погашено, из окон валил дым, но пожарные в касках со щитками из оргстекла брандспойтов не выключали, направляя струи воды в черные задымленные проемы зарешеченных комнаты и кухни.

— Давно надо на электроплиты переводить, — говорил кто-то за Женькиной спиной. — Это же не первый взрыв, поди, каждый день такое в Москве, пора бы задуматься.

— Зато за электроэнергию платить сколько! — не согласился старческий женский голос.

— А экология? — вступил в спор кто-то третий.

— У меня сорок лет газ в квартире и колонка газовая в ванной и ничего не взрывается…

Подняв Шерифа легким рывком поводка, Женька обогнул толпу и подошел к стоявшим у качелей мужчине и женщине в окружении малолетних детей. Женщина плакала, девочка утешала кота на руках.

— Давно рвануло-то? — осторожно спросил Женька.

— Минут двадцать, — ответил мужчина, не отрывая взгляда от окна.

— А жертвы?

— Хозяина шестнадцатой квартиры — в куски, я видел, как его выносили, — жуть!

Женька постоял еще немного, подошел к другой группе жильцов.

— Скряга был, — с ненавистью говорила большегрудая бабенка лет пятидесяти в наброшенной на комбинацию шерстяной кофте. Даже на расстоянии от нее чувствовался запах алкоголя. — Такую дверь себе засобачил — домкратом ломали.

— А решетки посмотрите какие! — поддержал ее сосед.

— Получается, сам себе могилу вырыл: его, может, еще спасти бы удалось, да пока в квартиру вошли… Ни через окна не достать, ни…

Дальше Женька слушать не стал, направился к выходу со двора.

— Бедные соседи, — вздыхал кто-то в толпе, — это ж теперь ремонт из-за него делать, вона сколько льют — до подвала достанет.

— Говорят, напился и забыл выключить.

— Да непьющий он был. Шизофреник. Его сюда через собес после психушки определили, мне дворничиха говорила…

— Повыпускали их на нашу голову, спасибо Горбачеву!..

Пройдя через кордон милиции на Мартеновской, Женька подождал, пока Шериф сделает свои дела на газоне, и сел в машину. Руки его дрожали — заметно похолодало.

Уходя от Изгорского, он предусмотрел все, но то, что может взорваться газ?! В то время, когда он находился в квартире, газом не пахло, никакой утечки не наблюдалось. Дверь взламывали — значит, никто в квартиру не проникал, да и не мог проникнуть второй комплект ключей лежал у него в кармане. Изгорский, конечно, мог забыть выключить конфорку под кастрюлей, и ее содержимое, выплеснувшись, погасило пламя… А он что же? Уснул?.. Даже если конфорка была включена на полную мощность, за какое время газ достигнет концентрации, при которой станет возможным взрыв? От Изгорского он ушел в начале одиннадцатого… Взрыв произошел примерно через семь с половиной часов. Площадь квартиры восемнадцать метров, кухни — пять, плюс прихожая и санузел… При высоте потолков два сорок… Теоретически за это время газ мог скопиться, но откуда взялась искра? Допустим, он уснул, потом проснулся — темно, зажег спичку… А запах?.. А может, проснулся от запаха? А искрил, скажем, штепсель настольной лампы? Нет, Женька точно помнил, что штепсель был литым, лампа новой. В принципе, сумасшедший старик мог чиркнуть спичкой даже для того, чтобы проверить, не взорвется ли газ — на то он и сумасшедший, на то и старик. Но было обстоятельство, которое исключало такой ход событий; Изгорский был в стрессовом состоянии, обуреваем страхом, и Женька мог дать голову на отсечение, что он бы не уснул. Тогда что же? Бросили гранату в окно? Чушь! — попасть гранатой между прутьями решетки было невозможно даже с помощью гранатомета.

Не располагая ничем, кроме собственных наблюдений, Женька выдвинул первую версию.

Итак, Изгорский должен был получить от Шейниной нечто, представлявшее для него большую ценность. Опасаясь, что его выследят, он нанял детектива, гарантировавшего конфиденциальность своих услуг. Детектива кто-то опередил и завладел этой вещью, убив Шейкину. Убийца (либо тот, кто побывал в ее квартире до детектива) сообщил об этом Изгорскому по телефону. Изгорский… покончил жизнь самоубийством?..

Версия была весьма и весьма шаткой. Зачем уходить из жизни, так громко хлопнув дверью? Не проще ли включить все четыре конфорки и принять снотворное? И потом, если от этой вещи зависела жизнь, то как можно посылать за ней незнакомого человека? Расчет на оплату в валюте? Или у него действительно не было другого выхода?

Можно было все списать на болезнь — и этот взрыв, и обращение к незнакомцу по поводу жизненно важного дела, но если этим и можно было оправдать несчастный случай, то оправдание двух смертей в один день, между которыми оказался он, Столетник, было весьма и весьма сомнительным.

Версия № 2 сводилась к тому, что Изгорский сам убил Шейкину и послал туда детектива либо с целью каким-то образом подставить его, либо в надежде, что частный независимый детектив сумеет разобраться в этом деле непредвзято. Но как в таком случае объяснить смерть самого Изгорского? Сдали нервы?

Впрочем, предположения строить было ни к чему, версий могло быть сколько угодно, и все они не подкреплялись фактами, потому что фактами он, Женька, попросту не располагал. Убийством в Лобне уже занимается тамошняя милиция и горпрокуратура, пожаром на Мартеновской — ГУВД, и ему, детективу хренову, нелицензированному, юристу заочно необразованному, Неудачнику с большой буквы, разбираться с этим невыгодно и неинтересно.

Женька сидел до тех пор, пока не уехала последняя машина и люди не стати расходиться как после сеанса — обсуждая кар тину и ее главного героя.

— Поехали, Шериф, — он включил зажигание, — тебе на службу пора, а ты у меня еще не кормленный. «Арагви» я тебе не обещаю, хоть ты и кавказец, а антрекот в кафе «Ласточка» куплю.

Женька выехал на улицу Металлургов и вспомнил о деньгах, которые были получены им за охрану жизни человека, полчаса назад ставшего покойником. И хотя отчитываться теперь было не перед кем, деньги эти жгли карман, повиснув на душе тяжким грузом невыполненных обязательств.