"Охотники за умами" - читать интересную книгу автора (Дуглас Дж., Олшейкер М.)

6. Представление с колёс

Когда в июне 1977 года я приступил к службе в Научном бихевиористическом подразделении, туда были назначены девять других специальных агентов - главным образом на преподавательскую работу. Основным курсом, который предлагался как сотрудникам ФБР, так и слушателям Национальной Академии, была прикладная криминалистическая психология. Его начал читать Говард Тетен еще в 1972 году и сосредоточился на том, что являлось самым важным для любого следователя - мотиве преступления. Предпринималась попытка разъяснить слушателям, почему убийцы и насильники думают и действуют так, а не иначе. Но несмотря на свою доступность и практическую пользу, курс всё же основывался на академической психологии. А примеры Тетен брал из личного опыта и позже из опыта других инструкторов. Но в то время авторитетами являлись и вели широкие методические исследования в своей области лишь академисты. И мы постепенно осознавали, что такой подход только сужает прикладной характер дисциплины в сфере законопорядка, и в особенности при раскрытии преступлений.

Кроме прикладной психологии в Академии читали: курс проблем современной полиции, который рассматривал кадровые вопросы и вопросы управления, деятельность полицейских союзов, отношения с общественностью и прочие подобные темы; курс социологии и психологии, отражавший программу для младших студентов колледжа; курс истории преступлений на сексуальной почве - к великому сожалению, скорее развлекательный, чем полезный и информативный. В зависимости от того, кто его читал, он становился то более, то менее серьезным. Один из инструкторов создавал настроение с помощью куклы старого развратника. Манекен был закутан в плащ, но когда ему нажимали на голову, пола отлетала в сторону и из-под нее выскакивал пенис. Другие сотнями показывали фотографии людей с тем, что сейчас принято называть парафилией, но что шире известно как извращение: трансвестизм, фетишизм, эксгибиционизм и прочее. И в аудитории часто возникал неуместный смех. Можно еще хихикнуть над фотографией, изображающей мужчину в женском платье или подглядывающего за женщиной. Но если слушатель смеется, разглядывая случаи садомазохизма или педофилии, значит, что-то не в порядке с ним или с преподавателем, а может быть, с тем и с другим. Прошло еще несколько долгих лет, прежде чем Рой Хейзелвуд и Кен Лэннинг начали преподавать эту тему на высоком профессиональном уровне. Теперь Хейзелвуд уже в отставке, хотя по-прежнему консультирует, а Лэннинг вскоре готовится покинуть свой пост. Но оба остаются ведущими экспертами в своей области. В гуверовские времена, когда все действовали по принципу «только факты, мэм», никому и в голову не могло прийти, каким эффективным средством раскрытия преступления может стать методика составления психологического портрета. Само словосочетание «бихевиористическая наука» было нонсенсом, а ее сторонников могли обвинить в защите ведовства и шизоидных галлюцинаций. Поэтому все, кто увлекался этой наукой, работали неофициально.

Когда Тетен и Муллани предложили методику разработки психологического портрета, все было рассказано устно и ничего не фиксировалось на бумаге. Первейшее правило гласило: «Не испытывай терпение Бюро и не оставляй документов, которые впоследствии могут ударить по тебе или твоему начальнику». Хотя Тетен и выступил с инициативой и на базе того, что он узнал в Нью-Йорке у доктора Брассела, полицейские чины получали индивидуальные консультации, не существовало никакой организованной программы и никому не приходило в голову, что это функция Научного бихевиористического подразделения. В лучшем случае выпускники Академии персонально обращались к Тетену и просили совета по конкретному делу. Одним из первых так поступил полицейский офицер из Калифорнии, который никак не мог распутать убийство женщины, погибшей от множественных ножевых ранений. Очевиден был только жестокий характер преступления, но ничего особенного больше не всплывало, и не было никакой возможности передать дело в суд. Когда полицейский изложил немногочисленные факты, Тетен посоветовал искать преступника по соседству с домом жертвы - живущего в одиночестве хилого, некрасивого юношу лет под двадцать, который убил женщину в приступе бешенства и теперь мучается чувством вины и трясется при мысли, что его арестуют. Тетен предложил, войдя в дом, посмотреть подозреваемому прямо в глаза и сказать: «Ты знаешь, почему я пришел». Он считал, что признания добиться будет несложно.

Через два дня полицейский позвонил и сообщил, что они стали систематически обходить все дома в районе, где проживала убитая. И когда на пороге появился совпадающий с портретом Тетена молодой человек, он произнес заранее отрепетированную фразу. И подозреваемый тут же пробормотал:

– Ладно, ладно, ваша взяла.

И хотя в те дни Тетен казался фокусником, вынимающим из цилиндра зайцев, его портрет преступника и описание ситуации основывались на логике. Со временем мы станем делать эту логику все более строгой и превратим то, с чем Пэт Муллани возился в свободное время, в грозное оружие борьбы с тяжкими преступлениями. Часто бывает, что прогресс в какой-нибудь области зависит от любопытства и интуиции. В качестве инструктора Научного бихевиористического подразделения я не очень представлял, что делать, и хотел получить информацию из первых рук.

Когда я попал в Квонтико, Муллани почтц отошёл от дел, а Тетен превратился во всеобщего гуру.

Поэтому заниматься моим «вживлением» в коллектив пришлось двум сотрудникам, которые были мне ближе и по возрасту и по положению - Дику Олту и Бобу Ресслеру. Дик был старше меня лет на шесть, а Боб - на восемь. Оба до ФБР служили в армейской полиции. Курс прикладной криминалистической психологии составлял сорок аудиторных часов за одиннадцать недель учебы. Поэтому наиболее эффективным способом «обкатки» нового сотрудника считались «школы на колесах» - выездные курсы, которые предлагали местным полицейским управлениям и академиям тот же материал, что и в Квонтико, только в гораздо более сжатой форме. Курсы были популярны, и на них существовала целая очередь заявок - особенно от начальников и старших офицеров полиции, которые сами некогда были слушателями Национальной Академии. Выезжая с инструкторами и наблюдая, как они читают двухнедельный курс, новый сотрудник быстро усваивал, что требуется от него самого. И я начал путешествовать с Бобом.

В «школах на колесах» сложился определенный порядок: преподаватель выезжал в воскресенье и с понедельника по пятницу вел занятия в каком-нибудь местном полицейском управлении или академии, потом ехал в другое место и повторял все заново. Спустя некоторое время появлялось ощущение, что ты Одинокий Рейнджер - скачешь из города в город, помогаешь людям и исчезаешь, когда дело сделано. Мне даже в память о нас захотелось оставлять им серебряную пулю.

С самого начала я чувствовал неловкость из-за того, что преподавание велось «со слухов». Большинство инструкторов - и прежде всего я сам - не принимали участия в раскрытии дел, о которых рассказывали. Это очень напоминало курс криминологии в колледже, где не нюхавший оперативной работы педагог говорил о том, о чем не имел ни малейшего представления. Всё основывалось на «боевых воспоминаниях» офицеров, некогда занимавшихся делами. Но впоследствии эти воспоминания были настолько видоизменены и приукрашены, что уже не имели ровно никакого отношения к реальным событиям. И частенько инструкторам возражали. Ситуация складывалась еще хуже, если инструктор не соглашался со слушателем и продолжал настаивать, хотя перед ним явно сидел человек, видевший все своими глазами. Так недолго было потерять доверие и всей остальной аудитории.

Другой моей проблемой было то, что мне только-только исполнилось тридцать два года, а выглядел я еще моложе. Но преподавать приходилось опытным полицейским на десять-пятнадцать лет старше меня. Как сделать так, чтобы они признали мой авторитет? Ведь расследованием убийств я занимался только под крылом закаленных копов в Детройте и Милуоки, а теперь собирался толковать таким же людям об их работе. Нет, свой материал я должен знать назубок, а если о чем-то не имел представления, то должен был срочно выучить.

Я не повторял глупостей других. Перед началом занятия всегда спрашивал, не занимался ли кто-нибудь из слушателей делом, которое в этот день собирался привести в качестве примера. Например, если хотел обсуждать Чарльза Мэнсона, интересовался, нет ли в группе полицейских из управления Лос-Анджелеса. Если такой человек находился, просил его привести все подробности случая. Таким образом я избегал противоречий с реальными участниками событий, но даже если в свои тридцать два года ты выглядишь почти мальчишкой и без году неделя как вышел из простых оперативников, коль скоро преподаешь в Квонтико или от имени Квонтико, слушатели воспринимают тебя как часть Академии ФБР с ее громадным авторитетом и неисчерпаемыми возможностями. И поэтому постоянно подходят в перерывах, а если выехал со «школой на колесах», звонят в гостиницу и просят подсказок в делах.

– Слушайте, Джон, у меня похожий случай на тот, о котором вы рассказывали. Что вы думаете по этому поводу?

Никаких послаблений быть не могло. Чтобы делать то, что я делал, следовало иметь авторитет. И не только Бюро, но и личный. На жизненном пути наступает такой момент - у меня он, во всяком случае, настал, - когда понимаешь, что можешь услышать такое-то и не больше количество песен, выпить такое-то количество коктейлей и проболтаться в комнате, уставившись в телевизор, такое-то количество часов. Это пришло мне в голову в 1978 году в коктейль-баре гостиницы в Калифорнии. Мы с Бобом Ресслером преподавали в Сакраменто. А когда на следующий день ехали домой, я в разговоре заметил, что большинство типов, о которых мы только что рассказывали, парятся в тюрьме без права общения и останутся там до конца жизни. Хорошо бы с ними поговорить, спросить, почему они так поступили, взглянуть на все с их точки зрения. Хотелось попытаться. Не получится, так не получится.

За мной давно закрепилась репутация «факельщика», и мое предложение лишь подтвердило её в глазах Боба. Но с моей безумной идеей он согласился. Кредо Боба всегда было: «Лучше просить прощения, чем разрешения». И к нашей затее оно казалось вполне применимым. Мы знали: стоило запросить штаб-квартиру, и мы безусловно получили бы отказ. Более того, за любым нашим начинанием стали бы пристально наблюдать. В любом бюрократическом аппарате за «факельщиками» принято строго присматривать. Калифорния никогда не страдала от недостатка мрачных и нашумевших преступлений, и для того, чтобы начать, здесь было подходящее место. В резидентуру ФБР в Сан-Рафаэле, что к северу от Сан-Франциско, был назначен специальный агент Джон Конвей. В Квонтико он занимался в классе у Боба, имел прекрасные связи с администрацией исправительных учреждений Калифорнии и согласился выступить связующим звеном. Мы знали, что нам необходим человек, которому мы доверяем и который Доверял бы нам. Потому что, если бы наш проект Рухнул на виду у всех, в обвинениях недостатка бы не было.

Первым мы решили посетить Эда Кемпера, приговоренного к нескольким пожизненным срокам и отбывавшего наказание в Калифорнийском государственном медицинском центре в Вакавилле - на полдороге между Сан-Франциско и Сакраменто. В Академии мы приводили в пример его дело, хотя самого ни разу не видели. Но вопрос оставался открытым; захочет ли он с нами встретиться и поговорить.

Факты по делу были аккуратно задокументированы. Эдмунд Эмиль Кемпер III родился 18 декабря 1948 года в Бурбэнке, штат Калифорния. С двумя младшими сестрами рос в неблагополучной семье, где мать Кларнелл и отец Эд постоянно дрались и в конце концов расстались. Сам Эдмунд был образчиком мальчика дурного поведения - в числе прочего было отмечено, что он расчленил двух домашних кошек и играл в погребальные обряды со старшей сестрой Сьюзан. Мать отправила его к бывшему мужу, а когда мальчик сбежал домой - к родителям мужа, которые жили на отдаленной ферме у подножия гор Сьерра-Невада в Калифорнии. Там он, оторванный от семьи и привычной обстановки школы, чувствовал себя одиноко и отчаянно скучал. Августовским днем 1963 года долговязый, неуклюжий четырнадцатилетний подросток застрелил из винтовки 22-го калибра свою бабушку Мод, а затем принялся наносить ей удары кухонным ножом. Эдмунд сам напросился остаться дома и помогать по хозяйству, а не поехал в поле с дедом, которого он любил больше. Понимая, что старик, когда вернется, «будет недоволен его дурным поведением», он застрелил и его, а тело оставил лежать во дворе. На вопрос полиции, зачем он это сделал, Эдмунд пожал плечами:

– Да просто интересно было застрелить бабку.

Явно немотивированное двойное убийство обеспечило ему диагноз «нервное расстройство пассивноагрессивного типа» и направление в Атаскадерский государственный госпиталь для невменяемых преступников. В 1969 году, учитывая возражения психиатров штата, Эдмунда в возрасте 21 года выпустили из лечебницы и поместили под опеку матери, которая только что оставила третьего мужа и работала секретаршей в недавно открывшемся Калифорнийском университете в Санта-Крузе. Теперь рост Эдмунда составлял шесть футов девять дюймов, и он весил примерно триста фунтов. Два года он занимался странным делом - колесил на машине по дорогам и подбирал ищущих попутку девушек, которых словно магнитом притягивало в окрестности Санта-Круза со всей Калифорнии. Эдмунд наверстывал то, что упустил в свою бытность подростком. Для дорожного" патруля он не подошел, но получил работу в дорожном управлении штата.

7 мая 1972 года он подобрал двух соседок по общежитию Фресно-колледжа Мэри-Энн Песке и Аниту Лучессу, завез в уединенное место, заколол ножом и вернулся с телами в дом матери. Там он сделал несколько снимков «полароидом», расчленил тела, играл отдельными органами. Потом сложил, что осталось, в пластиковые мешки и похоронил в горах. А головы забросил в глубокий овраг у дороги. 14 сентября Кемпер подсадил в машину пятнадцатилетнюю школьницу Айко Ку, задушил, совершил развратное действие с ее трупом и повез домой расчленять. Когда на следующее утро он поехал на очередную консультацию к психиатру, регулярно оценивавшему его душевное состояние, голова Айко Ку лежала в багажнике машины. Осмотр прошел удачно, и психиатр заключил, что Кемпер больше не представляет опасности ни для себя, ни для окружающих и его юношеское дело можно закрыть. Такой исход восхитил Эдмунда своей символичностью. Он наглядно демонстрировал, насколько Кемпер был выше презираемой им системы. В тот же день он выехал в горы и захоронил останки Ку у Каменистого ручья. В то время, когда орудовал Кемпер, Санта-Круз мог по праву называться столицей серийных убийств. Признанный параноидным шизофреником симпатичный блондин Герберт Муллин убивал и женщин и мужчин, потому что слышал голоса, которые требовали от него таким образом защитить окружающую среду. По тем же мотивам сжег дом и убил семью в шесть человек живший в уединении за городом механик Джон Линли Фрейзер. Таким образом он хотел предостеречь остальных не разрушать природу. «Либо умрет природа, либо остановится человек» - было написано на бумажке, подсунутой под щетку стеклоочистителя «роллс-ройса» погибшей семьи. Казалось, что ни день - свершалось новое злодеяние.

9 января 1973 года Кемпер посадил в машину Синди Шелл, студентку из Санта-Круза, потом, угрожая оружием, заставил лечь в багажник и там застрелил. Как уже вошло у него в привычку, тело отвез домой, уложил в кровать, совершил с трупом половой акт, а затем расчленил в ванной. Упаковав останки, он сбросил их со скалы в океан. А голову на сей раз захоронил во дворе - лицом вверх, как бы глядящей в окно материнской спальни. «Мама любила, когда ею любовались», - позже заметил он. К тому времени весь Санта-Круз был уже охвачен ужасом. Убийца Девушек вызывал дикий страх. Молодым женщинам не рекомендовали садиться в машины к незнакомцам, особенно за пределами относительно безопасной территории университетского городка. Но мать Кемпера работала в колледже, и он приклеил к ветровому стеклу своей машины университетский пропуск.

Меньше чем через месяц Кемпер подвозил Розалинду Торп и Алису Лью, застрелил обеих, свалил в багажник и, принеся домой, поступил с телами, как обычно. Потом расчлененные трупы сбросил в Эденский каньон у Сан-Франциско, где их через неделю и нашли. Потребность убивать возрастала так быстро, что это тревожило даже его самого. Сначала он решил перестрелять всех в квартале, но отказался от этой идеи и задумал нечто, с его точки зрения, более интересное. Потом Кемпер признавался, что всегда хотел это совершить. Под Пасху он пробрался в комнату матери, когда та спала. Несколько раз ударил молотком-гвоздодером, пока не убедился, что женщина мертва. Потом обезглавил труп и совершил с ним половой акт. Повинуясь последнему озарению, Кемпер отсёк мертвой матери гортань и выбросил в раковину.

– Она меня так всегда собачила, ругалась и кричала, что я счел это правильным,заявил он позже полиции.

Но когда Кемпер включил кран, засорившаяся труба выбросила гортань наверх.

– Даже мертвая она на меня бросалась,- заметил преступник.- Я так и не сумел её заткнуть!

Потом Кемпер позвонил подруге матери и пригласил на обед «с сюрпризом». А когда та пришла, набросился, задушил, отсек голову и положил в свою постель. А сам отправился спать в комнату матери.

Утром пасхального воскресенья Кемпер вывел машину и без всякой цели покатил на восток. И всё время прислушивался к сообщениям по радио, ожидая, что уже стал национальной знаменитостью.

На окраине Пуэбло, штат Колорадо, разочарованный, что его грандиозный поступок так и остался без внимания, и совершенно не в себе после бессонной ночи, Кемпер остановился у придорожной телефонной будки и позвонил в полицейское управление Санта-Круза. Он долго доказывал, что говорит, правду и что именно он является Убийцей Девушек. А потом терпеливо ждал, пока за ним пришлют патрульную машину.

Кемпера признали виновным по шести пунктам обвинения в убийстве первой степени. И когда спросили самого, какой он заслуживал кары, преступник не задумываясь ответил:

– Пыток и смерти.

Хотя Джон Конвей обо всем предварительно договорился с тюремной администрацией, я счел за лучшее, даже рискуя натолкнуться на нежелание сотрудничать, встречаться с заключенными без предупреждения. В тюрьме ничего не скрыть, и если пройдет слушок, что какой-то заключенный состоит в связи с ФБР и беседует с агентами, его могут посчитать стукачом, а то и похуже. Но если агенты нагрянули неожиданно, тюремная братия, скорее всего, решит, что мы копаем какое-то дело и не имеем ни с кем из них сговора. Я даже удивился, когда узнал, что Эд Кемпер охотно согласился с нами побеседовать. О его преступлениях с ним явно не говорили давно, и его заинтересовало, чем вызван наш визит.

Проникновение в тюрьму строгого режима - даже для агента правоохранительных органов мероприятие волнующее. Первое^что предстояло сделать, - сдать револьвер. Администрация не желала, чтобы оружие попадало в охраняемую зону. Затем следовало подписать документ, в котором я снимал ответственность с тюремного начальства на случай, если буду взят в заложники, и подтверждал, что не буду ждать, что за меня предложат выкуп. Ведь кому-то может показаться, что агент ФБР - заманчивая фигура для торга. Выполнив все необходимые формальности, мы с Бобом Ресслером и Джоном Конвеем оказались в комнате, единственной мебелью в которой были стулья и стол. Вошел Кемпер, и меня поразило, каким он оказался огромным парнем. Я и до этого знал, что он высок и из-за своего телосложения в школе и на своей улице находился в положении настоящего изгоя, но вблизи этот человек выглядел просто исполином. Каждого из нас он легко бы сломал пополам. У него были длинные темные волосы и густые усы. Майка под распахнутой рабочей рубашкой подчеркивала мощный торс.

Вскоре стало ясно, что парень он сообразительный. Тюремные тесты зарегистрировали его IQ на уровне 145, и временами в течение наших долгих бесед нам с Бобом начинало казаться, что Кемпер умнее нас. У него хватало времени подумать о жизни и своих преступлениях, и как только он понял, что мы досконально изучили его досье и тут же поймём, если он вздумает нас дурачить, сразу раскрылся и говорил о себе часами.

Его поведение не было ни нахальным, ни заносчивым, он не сокрушался о содеянном и не упрекал себя. Скорее, казался сдержанным, говорил вкрадчиво, как бы отстраненно и размышляя. Кемпер начинал рассказывать, и тогда его невозможно было перебить, даже чтобы задать вопрос. Я преподавал прикладную криминалистическую психологию, но далеко не всегда был уверен, что все, что я говорю, и есть истина. И теперь задавался вечным вопросом: рождаются преступником или становятся. И хотя ответить на него, быть может, не удастся никогда, беседы с Кемпером навевали интересные мысли.

Безусловно, родители Кемпера являли собой пример потрясающе неудачного брака. Эд рассказывал, что с малолетства он был так похож на отца, что мать его сразу возненавидела. Потом возникли проблемы необычайного роста. К десяти годам он для своего возраста казался настоящим гигантом, и Кларнелл забеспокоилась, как бы он не.начал приставать к сестре Сьюзан. Мальчика заставляли спать в подвальной комнате без окон рядом с котельной. Кларнелл запирала за ним дверь, и они со Сьюзан поднимались в свои спальни на втором этаже. Это вселяло в Эда ужас и настраивало против обеих женщин. Именно в тот момент произошел окончательный разрыв матери с отцом. Из-за своего роста, Застенчивого характера и отсутствия в семье человека, которому хотелось бы подражать, Эд все время держался отстраненно и чувствовал себя чужаком. В подвале, где, еще не совершив ничего дурного, он поневоле чувствовал себя опасным заключенным и извращенцем, начали зреть его враждебные, агрессивные помыслы. Тогда он убил и расчленил двух домашних кошек - одну перочинным ножом, а другую мачете. Позже мы заключили, что детская жестокость по отношению к мелким животным - одна из составляющих «триады убийцы», которая также включает энурез, или недержание мочи по ночам, и стремление к поджогам.

Печальным и смешным было то, что в Санта-Крузе мать Эда пользовалась доброй славой и среди студентов, и у администрации. Ее считали отзывчивым, заботливым человеком, всегда обращались в случае проблемы или просто желая выговориться. А Дома она относилась к своему робкому, застенчивому сыну, словно тот был настоящий монстр. Постоянно говорила, что Эду не только не жениться на девушке из колледжа, даже не назначить свидания - настолько они лучше его. Изо дня в день переживая от такого отношения, мальчик наконец решил оправдать ожидания матери. Хотя, надо признать, Кларнелл по-своему заботилась о сыне. Когда тот пожелал служить в калифорнийском дорожном патруле, сумела устроить так, чтобы его юношеское уголовное дело закрыли и «стигма» убийства бабушки и деда не сопровождала его во взрослой жизни.

Желание работать в полиции - очередное интересное откровение - тема, возникающая снова я снова в процессе анализа серийных убийств. Оказалось, что имеется три основных побуждающих к насилию и убийству фактора: стремление управлять, властвовать, помыкать. Поэтому неудивительно, что молодые ребята, считающие себя обиженными жизнью и, подобно Эду Кемперу, страдающие от физической или духовной травмы, мечтают служить офицерами полиции. Полицейский олицетворяет власть и пользуется всеобщим уважением. Он обладает правом ради всеобщего блага наказывать нехороших людей. В ходе исследований мы обнаружили, что, хотя отмечены случаи, когда офицеры полиции сбивались с истинного пути и совершали преступления, серийным убийцам чаще всего не удавалось поступить на службу в полицию и они выбирали сходные профессии: охранников, ночных сторожей. В своих портретах мы начали предполагать, что «неизвестный субъект» водит сходный с полицейским автомобиль, например «форд краун виктория» или «шевроле каприс». Иногда, как в деле об убийстве детей в Атланте, преступник покупал подержанную, списанную и лишённую эмблем полицейскую машину.

Наиболее общей чертой серийных убийц было то, что они становились «фанатами» полицейских. Кемпер рассказывал, что постоянно заходил в облюбованные копами бары и завязывал с ними разговоры. Там он, во-первых, чувствовал себя одним из них и испытывал что-то вроде суррогата щекочущего ощущения власти. А во-вторых, даже в разгар своих злодеяний. Убийца Девушек был в курсе расследования и знал каждый последующий шаг полицейских. Более того, когда в Колорадо он счел свою кровавую миссию законченной и позвонил полицейским в Сайта-Круз, то долго убеждал их, что это не пьяная шутка, потому что те не могли поверить, что их приятель Эд и преступник - одно и то же лицо. Подобные факты давали нам право преположить, что неизвестный с большой степенью вероятности попытается приобщиться к расследованию.

Несколько лет спустя, анализируя дело Артура Шокросса об убийстве проституток, мой коллега Грег Мак-Крейри верно угадал, что следует искать человека, который частенько болтается в излюбленных копами местах, водит со многим?! из них дружбу и энергично выкачивает информацию. Особенно меня заинтересовала методика Кемпера. Если ему удавалось на одной и той же географической территории совершать повторные убийства, значит, он делал все «правильно» и от преступления к преступлению совершенствовал технику. Не забывайте, такие люди считают охоту и убийство главным делом жизни, основной «работой» и постоянно о ней думают. Кемпер её делал настолько хорошо, что, когда его остановили с двумя трупами в багажнике за разбитый задний габаритный фонарь, полицейский сообщил в рапорте, что нарушитель оказался необыкновенно вежливым и предупредительным человеком. Кемпера не страшила, а скорее возбуждала угроза обнаружения и ареста. Он бесстрастно говорил, что если бы полицейский заглянул в багажник, оя убил бы и его. В другой раз Кемпер удачно миновал охранника колледжа с двумя застреленными девушками в машине. Он укутал их по шеи в одеяла, одну посадил на переднее сиденье, другую на заднее, а охраннику спокойно и даже как-то смущенно заявил, что везет пьяных подружек к себе домой. Последнее, впрочем, было чистейшей правдой. Ещё как-то он посадил в машину женщину с сыном, намереваясь убить. Но, бросив взгляд в зеркало заднего вида, заметил, что провожавший их мужчина рассматривает номерной знак, и благоразумно решил довести пассажиров до места.

Поскольку Кемпер был парнем смышлёным, прекрасно справлялся в тюрьме с психологическими тестами и познакомился с терминами, он умел проанализировать собственное поведение до мельчайших психиатрических деталей. Все, что касалось преступлений, было частью его вызова обществу, частью игры, - например, то, как он продумывал приглашение жертвы в машину, чтобы не вызвать у неё подозрения. Он рассказал,, что, когда подсаживал на дороге симпатичную девушку, обязательно спрашивал, куда она едет, и задумчиво смотрел на часы, будто бы прикидывая, хватит ли у него времени. Жертва видела, что имеет дело с человеком, у которого есть более серьезные дела, чем подвозить пассажиров, расслаблялась и теряла бдительность. Помимо того, что информация Кемпера раскрывала картину modus operandi преступника, она наводила на другие интересные мысли: не всегда обычные высказывания, словесные реплики и язык жестов, то есть все, что дает возможность судить о людях и делать о них моментальные выводы, отражает их истинные намерения. Для Кемпера, например, не было ничего важнее, чем посадить девушку в машину, и он долго и тщательно продумывал, как осуществить свою цель - дольше и тщательнее, чем делала это случайно встреченная жертва. Управлять, властвовать, помыкать. Эти три слова являются паролем серийных убийц, все действия и помыслы которых направлены на то, чтобы наполнить смыслом их во всех других отношениях несостоявшиеся жизни.

Может быть, наиважнейшим фактором формирования серийного насильника или убийцы являются фантазии. Я употребляю это слово в самом широком его смысле. Фантазии Эда Кемпера стали развиваться рано и увязывали воедино секс и смерть. Играя, он заставлял сестру привязывать себя к стулу и воображал, будто находится в газовой камере. В сексуальных фантазиях Кемпера его общение с другими людьми всегда завершалось их смертью и расчленением. Из-за чувства собственной неполноценности его не привлекали нормальные отношения между мужчиной и женщиной. Эд полагал, что ни одна девушка не позволит ему собой обладать. И вознаграждая себя за это в фантазиях, представлял, что овладевает партнёршей целиком - самой ее жизнью.

– Живые - они мне чужие, я им не близок,- признавался Кемпер суду.- А я всеми силами пытался установить с ними тесные взаимоотношения. И когда убивал, знал: они теперь ничьи и только мои.

У убийц на сексуальной почве несколько стадий перехода от фантазий к действительности. Часто этот процесс подогревается порнографией, нездоровыми опытами над животными и жестокостью по отношению к старшим. Последнее можно рассматривать как расплату за недоброе отношение. Из-за характера и необыкновенного роста сверстники избегали и третировали Кемпера. И он, прежде чем расчленить кошек, выкрал одну из кукол сестры и, репетируя то, что собирался проделать с живым существом, оторвал ей руки и голову.

На другом уровне доминирующие фантазии Кемпера помогали ему сносить гнёт грубой и деспотичной матери, и в их свете становятся понятными всё его убийства. Только не поймите меня неправильно: я вовсе не оправдываю то, что он совершил. Воспитание и опыт учат меня, что люди должны отвечать за свои поступки. Но, по моему мнению, Эд Кемпер не был рожден серийным убийцей - таким его сформировали обстоятельства. Могли бы возникнуть у него подобные фантазии, если бы обстановка в семье была стабильнее и он чувствовал заботу родителей? Не знаю. Но претворились бы его фантазии в действительность, если бы не ярость против деспотичного женского начала? Не думаю. Потому что формирование Кемпера-убийцы основывалось на стремлении отплатить той же монетой своей доброй старой маменьке. И когда он совершил этот последний акт, драма оказалась сыгранной. Мы обнаружили, что это еще одна характерная черта, которая от случая у случаю проявлялась снова и снова. Предмет непосредственного раздражения редко фокусировал на себе весь гнев убийцы. Кемпер рассказывал, что много раз проникал на цыпочках в комнату матери и представлял, как пробивает молотком ее череп. Но понадобилось шесть других убийств прежде чем он решился на последнее дело. Подобный эффект замещения в различных вариациях нам приходилось наблюдать не раз. Убийца, например, частенько прихватывал у жертвы «трофей»: кольцо колье или другое украшение. А потом дарил жене или подруге, несмотря на то что именно эта женщина и была источником его раздражения. Обычно объяснял, что купил или нашел подаренную вещь. И видя ее на близкой женщине, заново переживал испытанное в момент убийства возбуждение и переносил на партнершу ощущение власти, представляя, что мог бы сделать с ней то, что совершил с несчастной жертвой.

Впоследствии в компонентах убийства мы смогли вычленить элементы поведения до и после акта насилия. Кемпер увечил каждую жертву, и сначала мы решили, что это проявление сексуального садизма. Но акт надругательства всегда происходил postmortem, то есть после смерти, а не при жизни жертвы, и таким образом не мог служить средством наказания или проявлением желания причинить боль. Поговорив с Эдом, мы поняли, что расчленение носило скорее фетишистский, а не садистский характер и отражало те его фантазии, которые были связаны со стремлением обладать. Столь же важным представлялось его обращение с трупами. Первые жертвы он тщательно хоронил вдали от материнского дома. А последние, включая мать и ее подругу, оставил непогребенными. В сочетании с привычкой ездить по городу с частями тел в багажнике это, видимо, выражало насмешку над обществом, которое отвергло его и насмехалось над ним.

За прошедшие годы мы несколько раз говорили с Кемпером, и беседы с ним всегда оказывались содержательными и в своих деталях ужасно мучительными. Перед нами был человек, который хладнокровно убивал и кромсал юных студенток на самой заре их жизни. Но я бы покривил душой, если бы не признался, что Эд мне нравился. Он вел себя по-дружески, был открыт, отзывчив и обладал хорошим чувством юмора. И, если так можно выразиться в его обстоятельствах, мне нравилось находиться в его компании. Хотя я бы не хотел, чтобы он вышел на свободу и разгуливал снова по улицам - и в моменты озарения Эд не хотел этого и сам. В таком моем отношении к Кемперу - тогда и теперь - для всех, кто занимается серийными убийцами, заложена важная информация. Многие из убийц вполне обаятельны, откровенны,и словоохотливы. Каким образом этот человек был способен совершить такую ужасную вещь? Тут кроется какая-то ошибка, либо имеются смягчающие обстоятельства. Вот что вы склонны сказать себе самому, поговорив с такими людьми. Трудно осознать глубину содеянных ими преступлений, и поэтому так часто они вводят в заблуждение психиатров и судей. Но об этом мы поговорим позднее.

А пока вспомним: если хочешь понять художника, смотри на его картину. Именно это я всегда повторяю ученикам. Разве можно осознать или оценить Пикассо, не изучая его полотен? Успешные серийные убийцы планируют свои преступления так же тщательно, как живописец продумывает каждую деталь картины. И от случая к случаю совершенствуют «искусство». Часть моего восприятия людей, подобных Эду Кемперу, основывается на личном общении. Остальное складывается в результате изучения их «работы».

Теперь всякий раз, когда мы с Бобом Ресслером отправлялись со «школой на колесах», мы старались выкроить время для посещения какой-нибудь тюрьмы. Где бы я ни находился, я всегда прикидывал, какое место заключения расположено поблизости и кто из представляющих для нас интерес преступников там обитает.

Со временем мы усовершенствовали методику работы. Обычно в «школе на колесах» мы были загружены четыре с половиной дня в неделю. Какие-то беседы я старался проводить по вечерам и в выходные. Хотя по вечерам организовать встречу с заключенным непросто, потому что после ужина их пересчитывают и перекрывают доступ в камеры. Но постепенно осваиваешься и учишься приспосабливаться к тюремному режиму. Я обнаружил, что значок ФБР открывает доступ во многие места заключения, и стал наезжать туда без всякого предварительного предупреждения, что зачастую срабатывало еще лучше. И чем больше встречался с заключенными, тем увереннее чувствовал себя в материале, который преподавал опытным, закаленным копам. И наконец понял, что стою на реальной почве, а не просто пересказываю чьи-то боевые истории. Не всякая беседа позволяла глубоко заглянуть в преступление и понять психический мир совершившего его человека. Таких бесед было совсем не много. Даже умные люди, вроде Кемпера, зачастую принимались слово в слово повторять свои показания в суде или в очередной раз делать выгодные им заявления. Все приходилось тщательно анализировать и скрупулезно перепроверять. Но встречи с заключенными позволяли войти в образ мыслей преступника и попытаться отождествить с ним себя. В первые недели и месяцы нашей неофициальной исследовательской работы нам удалось встретиться с полдюжиной убийц и покушавшихся на убийство, в том числе с Джорджем Уолласом, Артуром Бреммером (Балтиморская тюрьма), Сарой Джейн Мур и Линетт Фромм по прозвищу Писклявая, которые покушались на жизнь президента Форда (Олдерсон, Западная Виргиния), и с «гуру» Линетт Фромм - Чарльзом Мэнсоном в Сан-Квентине.

Мэнсоном в правоохранительных органах интересовался каждый. Со времени зверского убийства Шарон Тейт и Лено Ла Бианка в Лос-Анджелесе прошло десять лет, но он по-прежнему оставался самым знаменитым и вызывающим ужас осуждения в мире. Дело Мэнсона постоянно разбиралось на занятиях в Квонтико, и, хотя факты казались очевидными, я не вполне понимал, что толкало его на преступления. Казалось сомнительным, пойдёт ли Мэнсон на сотрудничество, но человек, настолько завладевший чужой волей, был достойным предметом для изучения. Мы с Бобом Ресслером встретились с Мэнсоном в небольшой комнате за пределами блока камер в Сан-Квентине. Укрепленные сеткой окна смотрели на три стороны - типичное помещение для встреч заключенных со своими адвокатами. Мое первое впечатление от Мэнсона оказалось прямо противоположным тому, что произвел на меня Эд Кемпер. У него был настороженный, диковатый взгляд, а в движениях сквозила явная нервозность. Мэнсон был намного ниже и субтильнее, чем я себе представлял, - ростом не больше пяти футов и двух или трех дюймов. Как такой слабый на вид человек мог возыметь столь колоссальное влияние на свою печально известную «семью»?

Ответ тут же нашелся сам собой. Мэнсон уселся на спинку стула во главе стола так, чтобы, разговаривая с нами, смотреть сверху вниз. Я вспомнил, что во время скрупулезной подготовки к беседе прочитал, как он водружался на огромный валун посреди песка и, таким образом придав своей наружности внушительность, обращался с проповедью к ученикам. С самого начала Мэнсон ясно дал понять, что, несмотря на отборный состав суда и небывалое освещение процесса в прессе, он не знает, почему оказался в тюрьме. В конце концов, он никого не убивал. Более того, считал себя в обществе козлом отпущения - невинным символом темной стороны Америки. Свастика, которую Мэнсон вырезал у себя на лбу, побледнела, но была еще видна. Он по-прежнему общался со своими последовательницами в других тюрьмах при посредстве третьей стороны. В одном Мэнсон, по крайней мере, походил на Эда Кемпера и на многих других, с кем нам довелось говорить: у него было ужасное детство и воспитание, если эти слова вообще можно здесь применить.

Чарльз Миллз Мэнсон родился в 1934 году в Цинциннати. Он был незаконнорожденным сыном шестнадцатилетней проститутки Кэтлин Мэддокс. И его имя было результатом гаданий матери, кого из любовников можно считать отцом ребенка. Кэтлин то попадала в тюрьму, то выходила из нее, а сына подбросила к набожной тетке и садисту дяде, который дразнил его «неженкой», в первый школьный день нарядил в девичье платье и издевательски подбивал «вести себя по-мужски». К десяти годам Чарльз стал уличным мальчишкой и провел несколько сроков в исправительных домах и школах. А в городке для мальчиков отца Флэнагана (Приют для мальчиков-сирот в пригороде г. Омахи, основанный в 1917 г. католическим священником Э. Флэнаганом - прим. ред.) продержался четыре дня.

Жизнь подростка была отмечена кражами, подлогами, сводничеством, грабежами и заключениями а заведениях все более строгого режима. ФБР задержало его за перегон краденых автомобилей. Из последнего места заключения Мэнсон освободился условно в 1967 году как раз к «лету любви» и отправился в район Хейт-Ашбери в Сан-Франциско, куда на западное побережье слетались «цветочная гвардия» (хиппи - прим. ред.), «ночные бабочки», наркоманы и рок-н-ролльщики. Он быстро стал вдохновенным «гуру» для хиппующих бездельников от двадцати лет и старше; играл на гитаре и проповедовал разочарованным юнцам туманные истины. И вскоре имел все, что хотел: от секса до наркотиков. Его бродячая «семья» порой насчитывала до пятидесяти девушек и парней. Чарли внушал им свои видения апокалипсиса и расовой войны, которые вознесут «семью», а его утвердят во главе всего. Любимым его текстом был «Хелтер Скелтер» («Крутильная горка») из «Белого альбома» Битлз.

Ночью 9 августа 1969 года четыре члена «семьи» Мэнсона во главе с Чарльзом Уотсоном, Техасцем, ворвались в уединенный дом режиссера Романа Полански и его жены, кинозвезды Шарон Тейт, по Сиело-драйв на Беверли-Хиллз. Самого Поланскоге дома не было. А его жену и четырех ее гостей - Абигайл Фолджер, Джея Себринга, Войтека Фриковского и Стивена Парента - жестоко убили. Во время разнузданной оргии на стенах и телах жертв их кровью писали различные лозунги. К тому времени Шарон Тейт была на девятом месяце беременности. Через два дня явно по подстрекательству Мэнсона 'шесть членов «семьи» убили в районе Силвер-Лейк в Лос-Анджелесе предпринимателя Лено Ла Бианка и его жену Розмари. Сам Мэнсон при убийстве не присутствовал, но явился в дом, когда началось расчленение. Арест за проституцию и поджог дорожного оборудования участвовавшей в обоих убийствах Сьюзан Аткинс привел к «семье» и, пожалуй, самому знаменитому (во всяком случае, до дела О. Дж. Симпсона) в истории Калифорнии процессу (подробнее о группировке Ч. Мэнсона можно прочесть "Архиве" нашего сайта, в очерке "Секты - убийцы" Джеймса Дж. Бойла - прим. murder's site). Во время двух раздельных судебных разбирательств Мэнсона и нескольких; его последователей приговорили к смертной казни за убийство Тейт, Ла Бианка и нескольких других людей, следы которых вели к «семье», включая околачивающегося среди них каскадера и прихлебателя Дональда Ши, Коротышку, которого расчленили, потому что заподозрили в стукачестве. Но поскольку смертная казнь в государстве была отменена, ее заменили пожизненным заключением. Чарли Мэнсон не был обычным серийным убийцей. В то время так и не пришли к соглашению, убил ли он кого-нибудь собственными руками. Но не вызывает сомнений черная подоплека всего, что он делал, как не вызывают сомнений ужасные поступки его последователей, которые совершались по его подстрекательству и от его имени. Мне хотелось знать, почему этому человеку пришло в голову стать дьявольским мессией. Пришлось часами выдерживать его трепотню и дешевое философствование, но когда на Мэнсона нажали и заставили прекратить нести чушь, картина начала проясняться.

Чарли не собирался становиться «черным гуру». Его целью были богатство и слава. Он мечтал сделаться ударником и выступать со знаменитой группой вроде "бич-бойз". Всю жизнь он привык полагаться лишь на собственные мозги и научился оценивать людей, быстро прикидывать, что они могут для него сделать. Мэнсон идеально подошел бы для моего подразделения: определял бы сильные и слабые психологические стороны преступника и вырабатывал стратегию его поимки.

Приехав после условного освобождения в Сан-Франциско, Чарли столкнулся с толпой сбитых с толку, разочарованных, наивных, идеалистически настроенных юнцов, которые благодаря его жизненному опыту и кажущейся мудрости смотрели на него разинув рты. Многие из них, особенно девчонки, имели проблемы с отцами, а он был достаточно искусен, чтобы все это выведывать. И сам сделался для них чем-то вроде отца - наполнил их пустые жизни сексом и наркотической эйфорией. Нельзя находиться е Чарли Мэнсоном в одной комнате и не проникнуться очарованием его глаз: глубоких, пронзительных, диковатых и гипнотических. Он прекрасно знал, что они могли творить и какой производить эффект. Чарли рассказывал нам, как в детстве из него выбивали всю душу. По своей хилости он не был способен физически противостоять противнику и компенсировал телесную слабость, закаляя характер. В проповедях Мэнсона был здравый смысл: он говорил, что загрязнение разрушает окружающую среду, что расовые предрассудки отвратительны и убийственны, что любовь права, а ненависть - нет. Но когда заблудшие души оказывались в его сетях, Чарли выстраивал тщательно продуманную систему ложных ценностей, которая позволяла ему управлять умами и телами юнцов. Чтобы окончательно, точно военнопленных, подчинить их себе, он лишал их сна, ограничивал в еде, использовал секс и наркотики. Все было только черным и белым, и один-единственный Чарли знал конечную истину. Он бренчал на гитаре и снова и снова повторял нехитрое заклинание: он один способен вылечить больное и прогнившее общество.

Принципы завоевания лидерства и управления группой людей, о которых рассказывал Мэнсон, нам неоднократно приходилось наблюдать в трагедиях сходного масштаба. Властью над личностью и пониманием ущербности ближнего пользовались, например, преподобный Джим Джонс, заставивший свою паству в Гайане совершить массовое самоубийство, и Дэвид Кореш в поселении секты Давида в Чейко, штат Техас. Между тремя этими совершенно несхожими людьми существовала поразительная связь. И проникновение в сознание Мэнсона дало нам возможность понять Дэвида Кореша и другие культовые фигуры.

В основе всего, как в случае с Мэнсоном, лежало не мессианское прозрение, а обычное подавление личности, когда бубнежка сумбурной проповеди помогала подчинить умы. Но Мэнсон понял, что контроль следовало осуществлять двадцать четыре часа в сутки, иначе рискуешь потерять паству. Понял это и Дэвид Кореш и загнал своих приверженцев в подобие уединенной сельской крепости, откуда они не могли выбраться на свободу. В противном случае он бы лишился своего влияния. Выслушав Мэнсона, я поверил, что он не планировал бойню и не намеревался убивать Шарон Тейт и её друзей. Он просто потерял контроль над ситуацией и над своими последователями. Выбор места и жертв произошел явно случайно. Какая-то девчонка из «семьи» болталась у дома и решила, что в нём полно денег. Техасец Уотсон, симпатичный всеамериканский стипендиат, решил поднять свой авторитет и побороться с Чарли за влияние и власть. Накачавшись, как и остальные, ЛСД и предвкушая завтрашнее положение лидера, он возглавил дело, стал главным убийцей Тейт и побудил остальных на отвратительный поступок.

А когда эти ничтожества вернулись и заявили Чарли, что всё, о чем он вещал в своих проповедях, уже началось, он не сумел отступить и сказать, что его приняли слишком серьезно. Тогда бы его власть и влияние рухнули. Он притворился, что сам планировал преступление, и направил их снова в дом Ла Бианка. Мы спросили Мэнсона, почему он сам не участвовал в убийствах. И он с таким видом, словно мы не понимали очевидных вещей, объяснил, что был выпущен условно и не желал рисковать свободой.

Из всего прочитанного до встречи с Чарли Мэнсоном и услышанного в беседе с ним я вывел, что в то время как он заставлял последователей делать то, что угодно ему, те сами вынудили его исполнять свою волю.

Каждые два года Мэнсон подает прошение об условном освобождении, и каждый раз комиссия его отвергает - слишком диким и нашумевшим было его преступление. Я тоже не хотел бы, чтобы он оказался на свободе. Но зная то, что я знаю о нём, рискую предположить, что он не представлял бы для общества такой угрозы, какую представляют другие убийцы. Наверное, он поселился бы в уединённом месте или, используя свою «славу», попытался бы заработать денег. Но на новое убийство вряд ли бы пошёл. Гораздо большая угроза таится в тех заблудших и разочаровавшихся, которых Мэнсон притянет к себе и которые объявят его своим вождем и богом. К тому времени, когда мы с Ресслером проинтервьюировали десять или двенадцать осужденных, всем сколько-нибудь разумным наблюдателям стало очевидно, что мы на что-то наткнулись. Впервые удалось соотнести происходящее в мозгу преступника с уликами, которые он оставил на месте преступления. В 1979 году мы получили около пятидесяти заявок на психологические портреты, и инструкторы выполняли их без отрыва от основных обязанностей. На следующий год число заявок удвоилось, ещё через год их опять стало вдвое больше. Меня практически освободили от преподавания, и я целиком посвятил себя оперативной работе. И хотя, насколько мне позволяло время, выступал в Академии и на курсах подготовки агентов, для меня это стало делом побочным. Я вел практически все случаи убийств и те дела об изнасилованиях, которые не успевал брать Рой Хейзелвуд.

То, что начиналось с несанкционированного занятия, выросло в небольшое учреждение. Я получил только что образованную должность управляющего программы подготовки психологического портрета преступника и начал работать с оперативным составом, определяя первоочередность поступающих из местных полицейских управлений заявок. Однажды мне пришлось на неделю лечь в госпиталь - футбольные и боксерские травмы сделали своё дело: в носу творилось бог знает что и дышать становилось все труднее. Пришлось выпрямлять перегородку. Я лежал в палате после операции и едва мог смотреть. Но тут явился один из агентов и свалил мне на кровать двадцать дел.

С каждым посещением тюрьмы мы узнавали всё больше и больше. Но сведения, полученные в результате неофициального исследования, необходимо было должным образом организовать. Шаг вперед в этом направлении удалось сделать с помощью Роя Хейзелвуда, с которым я совместно писал статью об убийствах на сексуальной почве для бюллетеня ФБР. Хейзелвуд сотрудничал с профессором отделения психологической реабилитации школы реабилитации Пенсильванского университета и заместителем директора исследовательского отдела реабилитации Бостонского управления здравоохранения и медицинских учреждений доктором Энн Бургесс. Она была известным автором и ведущим специалистом в стране по изнасилованиям и их психологическим последствиям.

Рой привел её в Научное бихевиористическое подразделение, познакомил с Бобом и со мной и рассказал, чем мы занимаемся. На нее это произвело впечатление, и Бургесс заявила, что мы можем внести свой вклад в понимание поведения преступника таким же образом, каким ДСС («диагностический и статистический справочник психических заболеваний») помогает систематизировать психические болезни. Мы согласились работать с Энн и добились от финансируемого правительством Национального института правосудия гранта в 400 тысяч долларов. Целью поставили всесторонние интервью с тридцатью пятью - сорока заключенными и анализ полученных данных. Энн разработала вопросник на пятидесяти семи страницах, Боб занимался грантом и осуществлял связь с НИП, а я с помощью агентов на местах наезжал в тюрьмы и встречался с подопечными. Нам предстояло изложить методологию каждого преступления, описать место, где оно было совершено, порядок расследования, задокументировать поведение изучаемого субъекта до и после события. Энн разжевывала данные, а мы выписывали результаты. Предполагалось, что проект потребует от трех до четырех лет.

А между тем научный анализ личности преступника занимал своё законное место.