"Иоанна - женщина на папском престоле" - читать интересную книгу автора (Кросс Донна Вулфолк)

Глава 2

Деревянное перо быстро выводило буквы и слова на мягком желтом воске, покрывавшем дощечку. Джоанна внимательно смотрела через плечо Мэтью, выполнявшего дневное задание. Время от времени он переставал писать, подносил восковую дощечку к горящей свече, чтобы согреть быстро твердевший воск.

Ей нравилось наблюдать, как работает Мэтью. Его перо с острым наконечником из кости рисовало на гладком воске таинственные красивые линии. Джоанна хотела понять значение каждого знака, поэтому внимательно следила за каждым движением пера, словно это могло открыть ей их секрет.

Мэтью отложил перо и, откинувшись на спинку стула, потер глаза. Воспользовавшись моментом, Джоанна потянулась к дощечке и указала на слово.

— Что это значит?

— Джером. Это имя одного из великих Отцов церкви.

— Джером, — повторила она. — Похоже на мое имя.

— Некоторые буквы те же, — улыбнувшись, согласился Мэтью.

— Покажи.

— Лучше не надо. Папе не понравится, если он узнает.

— Он не узнает, — умоляла Джоанна. — Ну, пожалуйста, Мэтью. Я хочу знать. Пожалуйста, покажи мне!

Мэтью колебался.

— Думаю, нет ничего плохого в том, чтобы научить тебя писать свое имя. Может пригодиться, когда ты выйдешь замуж и будешь вести хозяйство.

Положив свою руку на маленькую ручку сестры, он помог ей вывести буквы ее имени: Д-Ж-О-А-Н-Н-А.

— Хорошо. А теперь сама.

Чтобы заставить пальцы изобразить буквы, запечатленные у нее в памяти, Джоанна так сильно сжала перо, что свело пальцы. Она даже вскрикнула от досады, когда перо не послушалось ее.

— Помедленнее, сестренка, помедленнее. Тебе всего шесть лет. В этом возрасте учиться писать непросто. Я тоже так начинал, очень хорошо это помню. Не спеши и постепенно научишься.

На следующий день Джоанна рано встала и вышла из дома. На рыхлой земле возле загона для скота она рисовала буквы до тех пор, пока не убедилась, что делает это правильно, а потом позвала Мэтью, попросив оценить ее работу.

— Вот это да, очень хорошо, сестренка! Просто здорово, — он вдруг запнулся и виновато пробормотал, — но папе лучше не знать об этом. — Мальчик затоптал все, что написала на земле сестра.

— Нет, Мэтью, нет! — Джоанна попыталась оттолкнуть его. Напуганные шумом, в загоне захрюкали свиньи.

— Все хорошо, Джоанна. Не расстраивайся, — Мэтью склонился и обнял сестру.

— Н-но ты же сказал, что буквы хорошие!

— Они очень хорошие — Мэтью сам удивился, что они написаны правильно, не как у Джона, хотя он на три года старше сестры. В самом деле, не будь Джоанна девочкой, она научилась бы писать очень красиво. Но лучше не забивать этим голову ребенка. — Нельзя оставлять буквы, папа не должен знать об этом, потому я и стер их.

— А ты научишь меня другим буквам, Мэтью?

— Я уже показал тебе гораздо больше, чем следовало.

— Папа не узнает. Я ему не скажу, обещаю. А когда закончу, сотру все буквы до единой. — Джоанна смотрела на брата, умоляя его согласиться.

Мэтью покачал головой, сочувствуя сестре. Она была очень настойчива. Ласково взяв ее за подбородок, он уступил.

— Хорошо. Но помни, это наш самый большой секрет.

Между ними завязалась игра. При каждом удобном случае, хотя и не так часто, как хотелось Джоанне, Мэтью на земле показывал ей, как рисовать буквы. Она была очень старательной ученицей. Сознавая последствия, Мэтью, однако, не мог устоять перед ней. Ему самому нравилось учиться, и стремление сестры к знаниям тронуло его сердце.

Но даже он был потрясен, когда однажды Джоанна принесла ему огромную отцовскую Библию в деревянном переплете.

— Что ты сделала? — воскликнул Мэтью. — Отнеси обратно. Не смей прикасаться к ней!

— Научи меня читать.

— Что? — ее упрямство поражало, — Ну, сестренка, это уж слишком.

— Почему?

— Э… потому, что читать гораздо труднее, чем учиться писать. Не уверен, что у тебя получится.

— Почему же нет? Ты ведь научился.

— Да. Но я мужчина, — снисходительно улыбнулся Мэтью. Это было не совсем так, потому что он не прожил еще тринадцати зим. Только через год, когда ему исполнится четырнадцать, он станет настоящим мужчиной. Но мальчику было приятно сознавать свое превосходство, тем более что младшая сестра еще не понимала разницы.

— Я тоже смогу. Знаю, что смогу.

Мэтью вздохнул. Все было не так просто.

— Дело не только в этом, Джоанна. Для девочки уметь писать и читать опасно и противоестественно.

— Святая Екатерина умела. Епископ говорил про это в своей проповеди, помнишь? Он сказал, что ее любили за мудрость и образованность.

— Это совсем другое. Она была святая. Л ты просто… девочка.

Джоанна протянула ему книгу, но вдруг прижала ее к себе.

— Почему Екатерина была святой?

Мэтью замер с протянутой рукой.

— Она была мученицей, которая умерла за веру. Епископ рассказал об этом в проповеди.

— А почему ее замучили?

Мэтью вздохнул.

— Она бросила вызов императору Максимилиану и его пятидесяти мудрецам, доказав в споре лживость язычества. За это ее наказали. Ну ладно, сестренка, отдай книгу.

— Сколько ей было лет, когда она сделала это?

Какие странные вопросы задает ребенок!

— Не хочу больше обсуждать это, — раздраженно сказал Мэтью. — Отдай!

Джоанна отступила, крепко вцепившись в книгу.

— Она была старая, когда в Александрии спорила с императорскими мудрецами?

Мэтью размышлял, удастся ли ему отобрать у сестры книгу. Нет, лучше не делать этого. Ветхий переплет может сломаться. Тогда у них обоих будут такие неприятности, что и подумать страшно. Лучше ответить на вопросы сестры, какими бы глупыми и детскими они ни были, пока она не устанет от этой игры.

— Епископ сказал, тридцать три, столько же, сколько было Иисусу Христу, когда его распяли.

— А когда Святая Екатерина переспорила императора, ее уже считали образованной, как сказал епископ?

— Очевидно, — снисходительно ответил Мэтью. — Как бы еще ей удалось превзойти мудрецов в споре?

— Значит… — маленькое личико Джоанны засветилось торжеством, — она научилась всему до того, как стала святой. Когда была девочкой. Как я!

На мгновение Мэтью растерялся, но потом рассмеявшись сказал:

— Ах ты, бесенок! Так вот ты куда клонишь! Да, спорить ты умеешь, это точно!

Улыбаясь, Джоанна с надеждой протянула ему книгу.

Покачав головой, Мэтью взял у нее Библию. Что за странное существо: такая решительная, самоуверенная, совсем не похожа на Джона или других детей. Сестра смотрела на него глазами взрослой мудрой женщины. Неудивительно, что у деревенских девочек не было с ней ничего общего.

— Отлично, сестренка! Сегодня начнем учиться читать. — Ее лицо засветилось радостью, поэтому Мэтью предостерег. — Не жди многого. Это гораздо труднее, чем ты думаешь.

Джоанна обняла его за шею.

— Мэтью, я люблю тебя.

Мэтью слегка оттолкнул сестру.

— Начнем отсюда.

Джоанна наклонилась над книгой и, вдыхая запах пергамента и дерева, посмотрела на указанный Мэтью отрывок: Евангелие от Иоанна, глава первая, стих первый. In principio erat verbum et erat apud Deum et verbum erat Deus: Вначале было слово, и слово было от Бога, и слово было Бог.

Лето и осень выдались теплые, и урожай в деревне собрали такой, какого не помнили многие годы. Но декабрь оказался снежным, с севера дул ледяной ветер. Окно в доме было заколочено досками, стены снаружи сильно занесло снегом, и семья большую часть дня проводила дома. Теперь Джоанне и Мэтью было гораздо труднее найти время для учебы. В хорошие дни каноник уходил на службу, забирая с собой Джона, а Мэтью оставался, чтобы посвятить себя исключительно важным занятиям. Когда Гудрун отправлялась в лес собирать дрова, Джоанна спешила к столу, где сидел Мэтью, и открывала Библию на том месте, где они остановились в прошлый раз. Джоанна делала большие успехи. Перед Великим Постом она одолела почти все Евангелие от Иоанна.

Однажды Мэтью достал что-то из-под восковой дощечки и, улыбаясь, протянул ей.

— Тебе, сестренка. — Это был деревянный медальон на веревочке. Мэтью надел медальон сестре на шею.

— Что это? — удивилась Джоанна.

— Кое-что для тебя, чтобы ты носила.

— О! — воскликнула она. — Спасибо. Мэтью засмеялся, видя ее недоумение.

— Взгляни на переднюю сторону медальона. Джоанна увидела на медальоне лицо, похожее на женское. Мэтью плохо резал по дереву, вышло грубо, но глаза женщины получились очень выразительными, взгляд был пристальный и умный.

— А теперь посмотри на обороте, — велел Мэтью.

Джоанна перевернула медальон и увидела, что по краю вырезаны буквы.

— Святая Екатерина Александрийская, — прочитала она.

Вскрикнув от радости, Джоанна прижала медальон к труди. Она поняла: так Мэтью выразил, что признает ее способности и верит в нее. Слезы навернулись на глаза Джоанны.

— Спасибо, — повторяла она снова и снова.

Мэтью улыбнулся. Джоанна заметила, что у брата вокруг глаз появились круги; он выглядел усталым и измученным.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — заботливо спросила она.

— Конечно! — ответил он слишком быстро. — Приступим к уроку.

Однако Мэтью был чем-то обеспокоен и так рассеян, что даже не заметил ее ошибку.

— Что-то не так? — поинтересовалась Джоанна.

— Нет, нет, немного устал, вот и все.

— Тогда, может быть, хватит? Я не против. Сделаем это завтра.

— Нет, извини. Просто задумался. Посмотрим, как наши дела? Ах да. Прочти последний абзац еще раз, но обрати внимание что глагол читается: videat, а не videt.

На следующий день Мэтью проснулся с воспаленным горлом и головной болью. Гудрун приготовила ему горячий напиток из молока, меда и трав.

— Не вставай с постели весь день, — сказала она. — У старухи Уигбод мальчик слег с ангиной, видно, у тебя то же начинается.

Мэтью засмеялся и ответил, что у него ничего такого нет, просто перестарался с учебой. Он настоял, чтобы его пустили на улицу помогать Джону подрезать лозу.

На следующее утро у Мэтью началась лихорадка и затруднилось дыхание. Даже каноник заметил, что сын очень болен.

— Ты сегодня переутомился со своими занятиями, — сказал он Мэтью. Такой снисходительности он никогда не проявлял.

Они послали в монастырь Лорш за помощью, и через два дня явился лекарь, чтобы осмотреть Мэтью. Он печально покачал головой и что-то пробормотал. Впервые Джоанна поняла, что состояние брата очень тяжелое. Эта мысль ужаснула ее. Монах, сделав Мэтью обильное кровопускание, прибегнул к молитве и священным дарам. Однако ко дню Святого Северина Мэтью стало совсем плохо: начался сильный жар, и мальчик весь содрогался от изнурительного кашля. Джоанна зажимала уши, чтобы этого не слышать.

Весь следующий день и всю ночь семья не спала. Джоанна стояла рядом с матерью на коленях на холодном земляном полу, напуганная ужасными переменами в Мэтью. Кожа на его лице натянулась, и знакомые черты превратились в страшную маску. Под лихорадочным румянцем проступала зловещая бледность.

В темноте над ними возвышался каноник, его голос монотонно звучал всю ночь. Он молился об избавлении сына от мук. «Domine Sancte, Pater omnipotens, aeterne Deus, qui fragihtatem condittonis nostrae infusa virtutis tuae dignatione confirmas…» — Джоанна сонно поклонилась.

— Нет!

Джоанна очнулась от внезапного крика матери.

— Не уходи! Мэтью, сыночек мой!

Джоанна взглянула на кровать. Казалось, ничего не изменилось. Мэтью лежал неподвижно, как и прежде, но вдруг она заметила, что на лице больше нет лихорадочного румянца: оно стало серым, как камень.

Взяв руку брата, девочка почувствовала, что она вялая, тяжелая, и не такая горячая, как прежде. Она крепко сжала ее и приложила к щеке. Мэтью, пожалуйста, не умирай! Смерть означала, что он больше никогда не будет спать рядом с ней и Джоном в большой кровати, никогда больше не увидит она, как Мэтью склоняется над сосновым столом, хмурится и что-то сосредоточенно изучает, никогда уже не придется ей сидеть рядом с ним и следить за его пальцем, скользящим по строкам Библии. Пожалуйста, не умирай!

Вскоре Джоанну увели, а мать и деревенские женщины обмыли тело Мэтью. Когда все было сделано, девочке разрешили проститься с братом. Если бы не странный серый цвет его кожи, можно было решить, что он спит. Джоанна подумала, что если коснется брата, то он проснется, откроет глаза и снова лукаво посмотрит на нее. Она поцеловала его в щеку, как велела мама. Щека была холодная и твердая, как у мертвого кролика, которого Джоанна принесла из ледника на прошлой неделе. Она отпрянула от брата.

Мэтью покинул их.

Уроков больше не будет.

Стоя у загона для скота, Джоанна смотрела на черные проталины в снегу, где она выводила свои первые буквы.

— Мэтью, — прошептала девочка и опустилась на колени. От мокрого снега платье стало влажным. Было очень холодно, но в дом идти нельзя. Нужно что-то делать. Указательным пальцем она начертила на снегу знакомые буквы из Евангелия от Иоанна.

— Ubi sum ego vos поп potestis venire. Туда, где я, тебе пути нет.

— Налагаю на всех нас епитимью, — объявил каноник после похорон. — Во искупление грехов, навлекших на нашу семью гнев Божий.

Джоанну и Джона он заставил молиться на коленях на жестком деревянном подмостке, служившем в доме алтарем. Весь день они молились. Им не разрешили ни есть, ни пить. Лишь ночью их отпустили и позволили спать в кровати, которая без Мэтью показалась детям большой и пустой. Джон хныкал от голода. Посреди ночи Гудрун разбудила их и, прижав палец к губам, дала знать, чтобы они молчали. Каноник заснул. Она быстро протянула детям несколько кусков хлеба и деревянную кружку теплого козьего молока. Еду она вынесла из кладовки так, что муж ничего не заметил. Джон, съев свою порцию хлеба, остался голодным. Джоанна поделилась с ним. Как только они покончили с едой, Гудрун заботливо укрыла их шерстяным одеялом и исчезла, унеся с собой кружку. Дети прижались друг к другу и быстро уснули.

На рассвете каноник разбудил их и, не разрешив нарушить пост, послал к алтарю, продолжить епитимью. Минули утро и полдень, а они все стояли на коленях.

Полуденные лучи солнца, проникнув сквозь оконную щель, осветили алтарь. Джоанна вздохнула и изменила положение на импровизированном алтаре. Колени у нее болели, в животе урчало. Она пыталась сосредоточиться на словах молитвы: «Pater Noster qui es in caelis, sanctificetur nomen timm, adveniat regnnm tuum…»

Все бесполезно! Усталая и голодная, она тосковала по Мэтью и не понимала, почему не может плакать. Горло и грудь сжимало, а слез не было.

Девочка смотрела на небольшое деревянное распятье, висевшее перед алтарем. Каноник привез его из родной Англии, когда приехал в качестве миссионера в Саксонию. Выполненная мастером из Нортумберленда, фигура Христа выглядела внушительнее и была более точной, чем те, что делали франки. Все части его тела, распростертого на кресте, были удлиненные, ребра рельефно выступали и даже кадык — странное напоминание о Его принадлежности к мужскому полу, — выделялся намного сильнее. Следы крови из многочисленных ран Христа тоже казались намного заметнее.

Несмотря на выразительность, фигура выглядела гротескной. Джоанна знала, что ее должна переполнять любовь к Христу и благоговейный трепет перед Его жертвой, но испытывала только отвращение. В сравнении с красивыми и сильными богами ее мамы, эта фигура представлялась уродливой, сломленной и побежденной.

Стоявший позади нее Джон начал хныкать. Джоанна взяла его за руку, понимая, что она сильнее брата. Хотя ему было десять лет, а Джоанне семь, она считала естественным заботиться о Джоне и защищать его.

Глаза Джона наполнились слезами.

— Это несправедливо, — сказал он.

— Не плачь, — Джоанна испугалась, что его всхлипывания привлекут внимание матери или, еще хуже, отца. — Епитимья скоро закончится.

— Не в этом дело! — ответил он.

— В чем же?

— Ты не поймешь.

— Скажи.

— Отец захочет, чтобы я стал заниматься, как Мэтью. Уверен, обязательно захочет. А я так не умею, не могу.

— Надеюсь, сможешь. — Джоанна догадалась, почему брат испугался. Отец ругал его за лень и даже бил, когда он не успевал в учении, но Джон не был виноват. Он очень старался, но занятия всегда давались ему с трудом.

— Нет, — упрямился Джон, — я не такой, как Мэтью. Знаешь, что отец хотел отправить его в Аахен для поступления в дворцовую школу?

— Правда? — изумилась Джоанна. Дворцовая школа! Она и не предполагала, что отец возлагает на Мэтью такие надежды.

— А я даже не могу прочитать учебника по грамматике. Отец говорит, что Мэтью выучил его, когда ему было девять лет, а мне уже десять. Что же делать, Джоанна? Что делать?

— Ну… — Джоанна хотела успокоить брата, но напряжение последних двух дней довело Джона до отчаянья.

— Он побьет меня, — и Джон расплакался в голос. — Не хочу, чтобы меня били!

На пороге появилась Гудрун. Беспокойно оглянувшись, она поспешила к Джону.

— Перестань. Хочешь, чтобы отец услышал? Говорю тебе, замолчи!

Джон неловко спустился с алтаря, откинул голову и завопил во все горло. Не обращая внимания на слова матери, он продолжал рыдать, и слезы ручьями текли по его раскрасневшимся щекам.

Гудрун схватила Джона за плечи и стала трясти так, что его голова откидывалась то назад, то вперед. Глаза у него при этом были закрыты. Джоанна даже слышала, как стучали зубы Джона. Наконец, он вздрогнул и взглянул на мать.

Она прижала его к себе.

— Ты больше не будешь плакать. Ради твоей сестры и ради меня ты не должен плакать. Джон, все будет хорошо, только молчи, — она укачивала его, пытаясь успокоить и убедить.

Джоанна задумчиво смотрела на них, понимая, что Мать права. Джон, не отличавшийся умом, не мог заменить Мэтью. Но… Лицо ее вспыхнуло от возбуждения, когда в голове промелькнула отчаянная мысль.

— Что такое, Джоанна? — Гудрун заметила странное выражение на лице дочери. — Ты заболела? — Это очень встревожило ее, потому что демоны, вызывавшие лихорадку, все еще обитали в доме.

— Нет, мама. Но у меня есть идея, отличная идея! Гудрун про себя застонала. У девочки полно идей, но от них одни неприятности.

— Да?

— Папа хотел, чтобы Мэтью учился в дворцовой школе.

— Знаю.

— А теперь он пожелает, чтобы Джон занял место Мэтью. Поэтому Джон и плачет, мама. Он сознает, что у него ничего не получится, и боится рассердить палу.

— Ну и что? — удивилась Гудрун.

— Мама, это могу сделать я: учиться вместо Мэтью. Потрясенная Гудрун молчала. Ее доченька, ее деточка, которую она так любила, единственная, с кем могла поговорить на родном языке и поделиться секретами, будет изучать священные книги христианских завоевателей? Мысль о том, что Джоанна думала об этом, была невыносима.

— Что за чушь! — опомнилась Гудрун.

— Я буду хорошо учиться, — настаивала Джоанна. — Мне нравится учиться всему, я могу это сделать, и тогда Джону будет нечего бояться. Ему трудно. — Джон сдавленно всхлипнул, все еще пряча голову на груди матери.

— Ты девочка. Это не для тебя, — снисходительно заметила Гудрун. — Кроме того, папе это не понравится.

— Но, мама, так было раньше. Теперь все изменилось. Разве ты не видишь? Теперь папа думает по-другому.

— Я запрещаю тебе говорить об этом с отцом. Наверное, что-то случилось с твоей головой от голода и усталости, как у брата. Иначе ты бы не говорила такой ерунды.

— Но, мама, если бы я могла показать ему…

— Я сказала: хватит! — тон Гудрун исключал дальнейшие возражения.

Джоанна замолчала. Она нащупала на груди под платьем медальон Святой Екатерины, который Мэтью вырезал для нее. Ну и что, что я девочка.

Джоанна подошла к Библии, лежавшей на небольшом деревянном столе, подняла ее, ощупав привычный позолоченный переплет. Запах дерева и пергамента, напомнил Джоанне об их занятиях с Мэтью, обо всем, чему он учил ее, и обо всем, что ей хотелось узнать. Возможно, если я покажу папе, что умею… Надеюсь, тогда он поймет, что я справлюсь. И снова Джоанну охватила радость. Но не исключены неприятности. Папа может очень рассердиться. Отец часто бил Джоанну, и сила его гнева была ей хорошо знакома.

Она стояла в нерешительности, поглаживая ровную поверхность деревянного переплета Библии. Внезапно открыв книгу, Джоанна попала как раз на Евангелие от Иоанна, то место, с которого Мэтью начал учить ее читать. «Это знак», — подумала она.

Мать сидела к ней спиной, укачивая Джона, который перестал рыдать и только икал. Это мой шанс. Джоанна понесла открытую книгу в другую комнату.

Отец сгорбившись сидел на стуле, опустив голову и закрыв лицо руками. Когда Джоанна подошла, он не шелохнулся. Испугавшись, она вдруг остановилась. Идея показалась ей невозможной, абсурдной. Отец никогда не согласится. Джоанна уже собиралась уйти, когда отец отнял руки от лица и посмотрел на нее. Она стояла перед ним с раскрытой книгой.

Ее голос дрожал, когда она начала читать:

— In principio erat verbum et verbum erat apput Deum et verbum erat Deus…

Отец не остановил Джоанну, и она продолжила чтение с большей уверенностью.

— Все через Него начало быть, и без Него ничто не могло быть, что начало быть, В Нем была жизнь, и жизнь была свет людям. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.

Красота и сила слов вдохновили девочку, придали сил и уверенности. Она дошла до конца, раскрасневшись от успеха и зная, что прочла очень хорошо, Джоанна взглянула на отца. Он пристально смотрел на нее.

— Я умею читать. Мэтью научил меня. Мы делали это тайком, чтобы никто не знал, — произнесла она на одном дыхании. — Ты будешь гордиться мною, папа. Я знаю. Позволь мне учиться вместо Мэтью, и я…

— Ты! — яростно зарычал отец. — Это ты! — он с упреком указал на нее. — Это именно ты! Из-за тебя Господь проклял нас. Ненормальный ребенок! Предательница! Ты убила брата!

Джоанна задохнулась. Каноник приблизился к ней с поднятой рукой. Джоанна уронила книгу и хотела убежать, но он поймал ее, развернул к себе и хлестнул по лицу с такой силой, что она отлетела к стене, ударившись о нее головой.

Отец подошел к ней. Джоанна заслонилась, ожидая нового удара, но его не последовало. Спустя мгновение раздались хриплые гортанные звуки. Она поняла, что отец плачет. Никогда Джоанна не видела плачущего отца.

— Джоанна! — Гудрун поспешила в комнату. — Что ты сделала, деточка! — Она опустилась на колени, разглядывая синяк под правым глазом дочери. Находясь между мужем и Джоанной, Гудрун шептала: — Что я тебе говорила? Глупенькая девочка, смотри, что ты наделала! — Чуть громче она произнесла: — Отправляйся к брату, ему нужна твоя помощь. — Она помогла Джоанне встать и быстро отвела ее в другую комнату.

Каноник мрачно посмотрел на Джоанну, когда она шла к двери.

— Забудь про девочку, муж мой, — сказала Гудрун, чтобы успокоить его. — Не обращай на нее внимания. Не отчаивайся, Помни, у тебя есть еще сын.