Глава 15

Два черных в ночи длинных джипа почти бесшумно подкатили к слабо освещенному подъезду. Выскользнули из машин безмолвные тени, замерли, настороженно вслушиваясь. Ничего, кроме отдаленного собачьего лая и слитного гула большого города, различить не смогли.

Изготовившиеся к бою чеченские боевики ни шорохом не выдали своего незримого присутствия. У них был четкий приказ — стрелять только при выходе Камыша из дома.

Перехитривший себя Мурат преследовал сразу две цели. Первая сугубо практическая: выгадать для собственного спокойного отхода лишний десяток минут, пока авторитет бесполезно ломится в опустевшую квартиру.

Вторая шла от природной злой мстительности чеченского террориста. Он хотел, чтобы в последние мгновения жизни воровской «смотрящий» понял — его переиграли вчистую. И телку отобрали, и в засаду заманили.

Как всегда, первыми вперед пошли «шестерки». Одному из них повезло. Вооруженному китайским «ТТ» рослому торпеде выпало прокатиться на лифте.

Второй, тоже высокий малый с небритой рожей конченого олигофрена, рысью пересчитал ступени лестничных пролетов.

В саму квартиру «шестерки» не сунулись, поджидая поднимающегося следом городского «положенца». Они давно привыкли бездумно выполнять чужие указания. Но внезапно распахнувшаяся дверь резко изменила их планы.

Не растерялся старший из качков. Сильным толчком литого плеча отбросил назад выскочившую на порог полуголую женщину, влетел следом, водя перед собой взведенным стволом.

Оценил как неопасное валяющееся ничком мужское тело с окровавленным затылком. И тут налетел на слепо несущегося к дверям полуодетого Толяна.

Разочарованный маньяк церемониться не захотел. Окончательно помутившийся разум выдал однозначную информацию: «Еще один хахаль приперся».

Длинные бугристые руки с ходу вцепились в горло очередного врага. Остановившийся взгляд, казалось, просто не замечал упершегося в грудь пистолета.

«Шестерка» беспомощно захрипел, не решаясь применить оружие. Пахан велел — стрелять только в крайнем случае. Если менты вдруг в доме окажутся.

Как бы ни был силен сумасшедший, но против обрушившейся с размаху на затылок рифленой рукоятки даже он не устоял. Это подскочивший сзади второй «шестерка» рубанул немилосердно, спасая бьющегося в агонии старшего братка.

Дальше дело у торпед пошло легче. Пока старший, кашляя и отплевываясь, держал под прицелом поспешно приводящую себя в порядок Александру; младший шустро обежал всю квартиру.

Завопил радостно, обнаружив на кухне связанного чечена:

— Ну, блин, песец! Глянь, Петруха! Муратку без нас упаковали. Прям как подарочек! Даже с бантиком!

С заткнутым в расшеперенный рот кляпом главарь наркодельцов мог только невразумительно мычать и бессмысленно таращить потерявшие поволоку агатовые глаза.

Одна-единственная мысль билась в мозгу сподвижника «героического» Басайки: «Лучше бы ментам попался. Те бы хоть жить оставили».

В разгромленную квартиру степенно и достойно вступил городской пахан. Прикрыл за собой аккуратно дверь, глянул с усмешечкой на растрепанную хозяйку.

Выслушал доклад довольных собой качков, тоном добродушного папаши выговор красавице сделал:

— Ну что, Саня, докроила? Не надо было тебе носик длинный повсюду совать. Не бабье это дело — с ворами тягаться.

Тупорылый, с квадратным носком, начищенный башмак авторитета коснулся воскового лица маньяка-убийцы:

— Во чудо! И этот, значит, туда же клеился. А говорили — не стоит у Толика. Врали, выходит.

И снова сжавшейся под свинцовым взглядом Александре:

— Ты, подруга, совсем взбесилась. Полгорода под подол затащила. Свербит у тебя там, что ли?

Артист великий пропал в воровском «смотрящем». Актер талантливый. Склонился он над еще одним распростертым телом, изобразил мастерски любознательного экскурсанта. Протянул почти с искренним удивлением:

— Это что за мать твою ити?

— Тот мужик, что от нас отбился, — неохотно признался один из «шестерок». Пнул с неожиданным остервенением валяющегося ничком обидчика:

— Мы ж тебе рассказывали, пахан.

— А с виду не скажешь, — опять засквозили отеческие нотки в рокочущем басе «положенца». — Ловкий бес. Кто ж его вырубил-то, гвардейца?

Глянул насмешливо авторитет на понурившихся торпед:

— Ясно море, что не вы. И Мурата, думаю, он повязал. Единственный в этом шалмане, достойный уважения.

Снова к женщине повернулся:

— Дура ты, Санька. Вышла б за этого ухаря замуж, мозги бы нам не полоскала. А то собрала одну шушеру, покою от тебя никому нет. Че там базарить: все бабы — дуры. Ни хрена тямы не хватает.

На кухне вор превратился в самого себя. Опасного, хищного, злорадно беспощадного.

Изогнул губы в волчьем оскале, доставая вороненый ствол с уже навернутым глушителем:

— Ну че, зверек отмороженный? Доигрался?! Круче всех себя мнил, дерьмо!

Выпущенная с двадцати сантиметров пуля пробила взмокший лоб чеченского террориста. Где-то за окном вспорола ночную тишину коротенькая автоматная очередь. Бухнул пистолетный выстрел.

Мгновенно преобразившийся «положенец» резко взмахнул рукой:

— Марш вниз! Гляньте, что там творится.

«Шестерки» дружно затопотали ногами, кидаясь наперегонки к лифту.

Оставшись один, воровской «смотрящий» снова вошел в роль. Теперь отвергнутого, но не смирившегося рокового воздыхателя. Театральным жестом вскинул на вытянутой руке пистолет, воскликнул с апломбом, как на сцене:

— Красивая ты баба, Александра. Жаль, не моя. Прощай!

Два выстрела слились в один. Поднявшийся по лестнице передовой омоновец действовал автоматически, на уровне подсознательного рефлекса.

Увидел метящегося в женщину массивного мужика и не раздумывая пулю в широкую спину всадил. Мазнул взглядом по переполненным ужасом пронзительно синим глазам — развернулся стремительно, готовый немедленно открыть огонь на поражение.

Катнулся с глухим стуком отброшенный в сторону дымящийся пистолет. Так и не поднявшийся с пола Виктор молча показывал пустые руки.

«Шестерок» повязали всех до единого. Жестко, без великосветских реверансов. С обычным мордобоем, вывернутыми до хруста руками и неизменно сложносочиненным матом.

Вляпались в облаву и трое чеченских боевиков. Прочие предпочли благоразумно ретироваться. Джигит на свободе всяко лучше арестованного. Даже если свобода куплена ценой братьев по джихаду.

Спустившиеся на лифте подручные Камыша исключением не стали. Старший следователь прокуратуры видел, как валтузили двух торпед, предварительно ткнув носами в грязный кафель лестничной площадки.

Прыгнул в освободившуюся кабинку, успев мимоходом подумать: «Полегче бы надо. Опять весь подъезд в кровище вымажут».

Выдохнул прокурорский с облегчением, вбежав вслед за командиром ОМОНа в квартиру Александры. Жива красавица. Мужику какому-то голову бинтом обматывает. Автоматчик в тяжелом бронике рядом стоит.

Осмотрелся следователь. Работой привычной занялся. Свидетелей на скорую руку опросил, картину произошедшего представил.

Окинул перевязанного мужчину привычно недоверчивым взглядом, документы тщательно проверил. Задал животрепещущий жгучий вопрос — как он здесь оказался?

Улыбается, морщась, отпускной офицер. Я, говорит, даму провожал. Не думал никогда, что в городе детства столько бандюг развелось. Куда только власти смотрят?

Обиделся прокурорский. Сказал — мол, боремся, как можем. А разным пришлым не пристало замечания скороспелые представителям органов делать. Не знаете криминогенной обстановки — лучше помолчите. Без вас разберутся.

Но тут красавица непрошено встряла. Совсем женщина такт потеряла. Выкрикнула с возмущением:

— Что вы к Человеку пристали, Сережа?! Не видите, раненый? Лучше вон тем займитесь!

Тоненький пальчик ткнул в скованного наручниками Толика:

— Вот он — ваш маньяк! Все мне рассказал! И как Володю убил, и Гаврика с Антоном. Брата даже не пожалел!

Растерялся немного следователь. Опешил. Как так? Уголовка же докладывала — взяли они серийного убийцу. Еще днем задержали.

Кинулся поспешно к телефону, капитана знакомого велел срочно позвать. Через пару минут откликнулся приподнятый веселый голос.

Спросил быстро почувствовавший неладное следак:

— Что с подозреваемым? Еще не признался?

— А куда он денется?! — бодро отозвалась трубка. — Поупрямился для начала малость, думал, шутки с ним шутить собрались. А после в сознанку пошел. Второй эпизод сейчас уточняем. Ты, Сергей, не волнуйся. Спи спокойно. К утру полный отчет представлю.

— Прекратить!!! — не помня себя, заорал прокурорский. — Слышишь меня?! Немедленно прекратить! Найден настоящий убийца!

Как это?.. — после паузы недоуменно переспросили на другом конце провода. — Он же во всем сознался. За бабу только пока отнекивается. Не хочет ее организатором признавать.

— Отпусти Роберта! Он не виноват! — отчаянно закричал следователь, с опаской косясь в сторону настороженно прислушивающейся Александры.

— Не могу, — похоронным голосом откликнулся капитан. — Разве что в больницу…

Онемели готовые к любым неожиданностям бойцы ОМОНа. Криминалисты пораженные рты пораскрывали. Опера бывалые в нерешительности замерли. Потерпевшая старшего следователя прокуратуры мутузит.

А тот терпит. Голову в плечи вобрал, от молотящих по спине крепеньких кулачков уворачивается. И все молча. Никого на помощь не зовет.

И крик яростный женский по оголенным нервам:

— Сволочи! Робку-то за что?! Подонки! Мерзавцы! Он же молоденький совсем…

Расплакалась навзрыд Александра. В спальню убежала. Дверью напоследок шваркнула. Да так, что все невольно вздрогнули.

Распрямился медленно прокурорский. Одернул внушительно лапсердак, снова вид представительный принял. Глянул на часы важно, взгляд строгий на опергруппу перевел:

— Ну, чего встали? Закругляться давно пора. Утро уже скоро.

Сердится следователь. Взгляды косые на себе ловит. Улыбочки двусмысленные. Чувствует он — накрылась репутация медным тазом.

Еще до обеда весь город узнает, как сдуревшая баба прилюдно его за волосы таскала. И когда?! При исполнении служебных обязанностей! И сдачи оглашенной не дашь. Совсем тогда засмеют…

Было бы за что. А то — за пацана. Ничего с ним не станется. Молодой еще, быстро все заживет. Зато впредь умнее будет. Никогда против закона не пойдет.

Остановился следак возле сидящего под охраной перевязанного офицера.

Качнулся с пятки на носок, объявил строго:

— Вам придется с нами проехать. Для уточнения обстоятельств.

— Никуда он не поедет! — жестко отреагировала незаметно появившаяся в комнате Александра. — Или меня вместе с ним забирайте!

— Это почему? — сделал непроницаемое лицо прокурорский.

Амбиции в нем взыграли. Ну почему некоторым штатским всегда неймется?! Да кто они такие — в следственные мероприятия вмешиваться?!

Поняла состояние правоохранителя красавица. Взяла легонько под локоток, к окну насильно отвела. Заворковала, улыбаясь:

— Вы же видите, Сережа, человек еле сидит. Нельзя его в тюрьму помещать, понимаете? Уход Виктору сейчас нужен. Покой полный.

— В СИЗО есть штатная медсестра, — оттаивая под лучистым взглядом, попробовал сопротивляться представитель закона. — Надо будет — врача вызовем…

— Ну, Сережа-а, — капризно надулись полные губки, — не будьте злюкой. Вы же до-обрый… Обещаю, Виктор явится к вам по первому требованию.

Сломался следак. Не выдержал мягкого нажима. Опять под чары красивой кокетки угодил. Сказал преувеличенно сурово, поворачиваясь к несостоявшемуся задержанному:

— Сдайте документы. В четырнадцать ноль-ноль жду вас в своем кабинете.

Пошел на выход, с неожиданным смущением чувствуя на спине благодарное тепло пронзительно синих глаз.

Прошло два дня. Днем выматывали занудные допросы в ставшем вдруг неприятным здании прокуратуры. Вечера заполнялись визитами к быстро поправляющемуся, уже почти не краснеющему, грустно улыбающемуся Роберту.

И однажды наступила ночь. Та самая. Буйная. Жаркая. С долгими, перехватывающими дыхание поцелуями и страстными объятиями. С упоительными ласками и прерывистым, горячечным шепотом. Совсем как в недавнем сне.

А рано утром на столике в спальне появились роскошные свежесрезанные гладиолусы. Открыла глаза Александра. Проговорила сонно, не оборачиваясь:

— Спасибо, Витенька. Но больше не надо. На службу ехать не на что будет. Все на цветы растратишь.

— А я их не покупаю, — беззаботно отозвались за спиной.

Задумалась на минутку женщина. Сна остатки прогнала. Теплицы недалеко от дома припомнила. Повернулась стремительно с криком:

— Мальчишка! Хулиган! Воруешь, значит?! А еще офицер…

Замерли упреки на полных губах. Взгляд из пронзительного растерянным стал. Рука к горлу потянулась.

Не сильна пока в воинских званиях красавица. И в колодках орденских пока не разбирается. Но поняла обостренным внутренним чутьем — не придется ей за мужа будущего краснеть.

Вскочила грациозно с постели, погон с широкими просветами огладила. Пальчиком по наградным колодкам провела. Забросила тонкие руки за крепкую шею, в зрачках карих утонула.

Серьезен необычайно Виктор. Морщинки жесткие у рта пролегли. Сказал чуть дрогнувшим голосом, не опуская затвердевших глаз:

— Уезжаю я сегодня, Саша. Отпуск кончился.

— Куда?..

— Куда все — на Кавказ. Просьба одна — дождись. С собой не зову. Знаю — бесполезно. Все равно не поедешь.

Набухли подозрительной влагой синие глазищи. Обида на мгновение мелькнула.

— А ты не знай. Ты сначала попробуй.

— Что… попробовать? — плеснулась искорка надежды в медленно оттаивающем строгом лице.

— Позвать попробуй, дурашка!