"Странности любви" - читать интересную книгу автора (Питерсен Дженна)

ГЛАВА 14

Тристан захлопнул дверь гостиной и круто повернулся к Мередит. Прежде чем он успел что-нибудь сказать, она выдернула руку и заходила по комнате.

— Я начинаю уставать от ваших выходок, Тристан, — возмутилась она. — Вы не можете требовать, чтобы я оказывалась с вами, когда вам будет угодно. И у вас нет никакого права тащить меня прочь, словно я кукла, которую дергают за веревочки!

Тристан тяжело дышал и смотрел, как она ходит взад-вперед у камина. Ее глаза пылали ярче пламени, и его затягивал их жар. Перед его глазами все еще стояла картина — Мередит и Девлин. Он держит ее руку. Казалось, она не пытается отнять ее.

Может быть, Филипп прав? И она часть хитроумной игры, придуманной Девлином, чтобы еще раз проверить его? А если так, можно ли доверять тому, что Мередит говорила и делала и в его гостиной, и в его постели?

Он крепко зажмурился, чтобы выбросить из головы картину стоящих рядышком Девлина и Мередит, а также мысль, что она могла лгать. Когда она притрагивалась к нему, он чувствовал, что она искренна, чувствовал ее желание, ее потребность в нем и пока еще был готов доверять своим чувствам.

— У меня с ним был приватный разговор, — продолжила Мередит.

Ее слова подстегнули его.

— С опасным человеком. Я столько раз повторял вам это, что вы могли бы принять во внимание мое предупреждение! — Тристан вздохнул и немного помолчал, чтобы успокоиться. — Пожалуйста, Мередит, верьте мне, я хочу только защитить вас.

Губы у нее сжались, глаза, казалось, смотрели в самую его душу. Ему хотелось отвернуться, но она уже загнала его в ловушку, из которой выхода не было.

— Так вот почему вы рассказали этому человеку, что у нас с вами связь, еще до того, как это стало правдой?

У Тристана перехватило горло. Мередит смотрела на него так, словно умоляла объясниться, но вместе с тем на ее лице были написаны гнев и надежда. Боже мой, что Девлин наговорил ей?

Тристан постарался скрыть свои эмоции. Лучше не спешить, чтобы не проговориться.

— Говорил ли я ему что-нибудь или не говорил — не в этом дело, Мередит, — произнес он. Мередит онемела от возмущения. — Дело в том, что Девлин негодяй. Я не хочу, чтобы вы даже близко подходили к нему.

— Если он негодяй, тогда почему, скажите ради всего святого, вы имеете с ним дело? — Она покачала головой. — Вы снова и снова повторяете мне, что он человек вероломный, но продолжаете вести с ним дела. Вы допустили его в свою семью, Тристан! Человека, который может все разрушить…

Мередит оборвала себя и резко отвернулась. Тристан поднял голову. Она была рассержена больше, чем он ожидал. Как если бы она на самом деле понимала, каким страшным и опасным человеком был Девлин.

Однако, несмотря на растущие подозрения, его неудержимо тянуло объясниться. Не извиняться за то, что он продолжает иметь дела с Девлином, не лгать, как он лгал уже давно.

Тристану хотелось сказать ей всю правду. Рассказать все, что привело его в эту мрачную пучину. Может быть, Мередит поймет, почему он зашел так далеко. Может быть, тогда он найдет успокоение, которое постоянно искал в ее объятиях.

Она повернулась к нему, в ее синих глазах стояли непролитые слезы. Тристан не мог сказать ей все, иначе подверг бы ее опасности. Кроме того, если он признается, Мередит ужаснется. Он не хотел потерять ее. Пусть она по-настоящему и не принадлежала ему.

— Есть вещи, которые я не в состоянии объяснить, — шепнул Тристан. — Слишком сложно.

Она разочарованно вздохнула и опустила голоду. По тому, как у нее поникли плечи, как она сжала кулачки и смотрела в сторону, было видно, что она обманута в своих ожиданиях. Она будто знала, что он лжет.

Но нет. Это взывала к нему его собственная совесть.

Она продолжала смотреть в пол.

— Очень хорошо. Вы не можете сказать мне, почему не порываете с Девлином. Но вы обязаны сказать, почему сообщили ему обо мне — о нас. Я имею право знать.

Тристан изучал ее лицо. Какая часть правды могла бы успокоить ее и не осложнить положение еще больше? Наконец он сказал:

— Девлин на второй день после вашего приезда подошел ко мне и заявил, что интересуется вами. Он надеялся, что я подскажу ему, как успешнее приударить за вами, потому что мы знали друг друга раньше.

Мередит скрестила руки на груди и приготовилась слушать:

— И что же?

— Зная его репутацию, я решил, что он не тот мужчина, который смирится с отказом. — Тристан колебался. — Если бы вы отвергли его ухаживания, он стал бы мстить. Если бы вы приняли их, то оказались бы во власти его низменных свойств. В любом случае, позволив ему считать, что у него есть шанс, вы подвергли бы себя опасности.

Она продолжала держать руки перед собой, словно щит. Тристан нахмурился. Он просто не мог видеть Мередит в такой оборонительной позе, особенно если I учесть, что она защищалась именно от него. После того как они делили блаженство страсти, он не мог перенести, что в ее глазах не горел больше огонь желания, что взгляд ее сменился настороженностью.

Мередит какое-то время размышляла над его словами.

— Так вы заявили о своих правах на меня для чего? Чтобы защитить меня? Вы посчитали, что Девлин не будет преследовать меня, если подумает, что вы уже заняли место в моем сердце?

Он кивнул:

— Если Девлин подумает, что в таком случае он погубит наше общее дело, он не станет делать этого.

В ее глазах Тристан увидел боль.

— Так вот почему вы ухаживали за мной? — с грустью констатировала Мередит. — Чтобы создать видимость? И поэтому затащили меня в свою постель? Для полноты картины?

Тристан больше не колебался. В три длинных шага он одолел расстояние между ними и поймал Мередит за локоть, сломав щит из выставленных рук и заставив ее посмотреть ему прямо в глаза.

Ее лицо по-прежнему искажала боль, хотя Мередит пыталась скрыть это. Он должен избавить ее от страдания.

— Нет, — твердо сказал он. — Даже когда я говорил себе, что преследую вас в целях вашей же защиты, это была ложь. Я искал вас, я ухаживал за вами, потому что хотел вас Я хотел, чтобы ложь, сказанная Девлину, стала правдой.

Рот Мередит приоткрылся от удивления.

— Каждый раз, когда я целовал вас, это было потому, что я не мог больше лишать себя блаженства, — продолжал он. Пространство вокруг них стремительно сжималось, накаляясь тем больше, чем ближе он притягивал ее к себе. — А когда вы пришли в мою спальню и предложили мне себя, я взял вас потому, что я хотел, чтобы вы стали моей.

— Тристан, — прошептала она.

— То, что случилось между нами, было настоящим. Оно не имеет отношения к Огастину Девлину, — проговорил он.

Только сейчас Тристан осознал, что прижимает Мередит к себе. Он ощущал ее дыхание на своем горле, каждое трепетное движение ее тела отзывалось в нем.

Он сознавал, что если тронет Мередит сейчас, ничто на свете не остановит его. Ему хотелось ощущать ее вкус, касаться ее, сделать ее своей.

Тристан положил руку ей на затылок, и ее губы приоткрылись, а глаза распахнулись.

— Тристан, — начала она. Ее голос прерывался. — Но я…

Он оборвал ее, прижавшись губами к ее губам прежде, чем она смогла оттолкнуть его.

Если Мередит и намеревалась протестовать, слова были забыты, как исчезло и само намерение. Почтисразу ее пальцы начали теребить его волосы, она возвратила ему поцелуй с теми же страстью и жаром, которые вложил в свой поцелуй он.

Тристан переступал шаг за шагом, пока ее спина не коснулась стены. Мередит лепетала что-то нежное, но слова затерялись у его губ. Их бедра соприкоснулись, посылая мощные разряды наслаждения и предвкушения в его тело. Он застонал, забыл обо всем — бальзам ее поцелуя вытеснил все мрачные мысли, мучившие его.

Он потерялся в ней, его язык проникал глубоко в ее рот, он наслаждался теплой медовой сладостью ее губ. Каждый раз, когда они целовались, он стремился запомнить ее вкус, короткие звуки, вырывающиеся из ее горла от удовольствия. Ему хотелось запечатлеть в памяти каждое мгновение, потому что новых встреч могло и не быть.

Она, казалось, с той же безысходностью и безрассудностью стремилась впечатать его тело в свое. Словно она тоже предчувствовала скорый конец украденным встречам. Где-то в глубине притаилась мысль — почему? Потому что он сказал ей, что не может обещать ничего на будущее?

А потом это уже не имело никакого значения, потому что ее пальцы оказались на пуговицах его рубашки и она начала расстегивать их. Весь мир теперь сосредоточился на ноготках ее торопливых пальчиков, слегка царапающих его кожу, на ее дыхании, когда она оторвалась от его губ.

Мередит дергала за пуговицы, рвала их, чтобы обнажить его грудь. Когда она просунула под рубашку пальцы, чтобы коснуться его тела, губы ее дрожали.

Стоило ее пальцам коснуться горячей кожи Тристана, как она не смогла удержаться от короткого возгласа наслаждения. Какое потрясающее ощущение! Но ей хотелось большего. Мередит не могла насытиться, хотя провела в его постели три последние ночи. Прикосновения к нему, как и в самый первый раз, наполняли ее восторгом.

Тристан не оставался равнодушным. Это было ясно по клокотанию, родившемуся в его горле, когда она проводила рукой по его груди, по тому, как задвигались его бедра. Мередит закрыла глаза и предалась ощущениям. Влажное тепло заливало ее, готовя к неизбежному.

Тристан возьмет ее. Она снова с радостью капитулирует. На короткое время позабудет, зачем оказалась в Кармайкле, и это время будет самым счастливым в ее воспоминаниях.

А после… нет, Мередит не будет думать об этом. Не теперь, когда Тристан расстегивает маленькие пуговички на лифе ее платья. Она выгнулась навстречу его пальцам и задохнулась, когда он, не закончив с пуговицами, взялся за ее чувственные груди.

Наконец он ухитрился расстегнуть последнюю оставшуюся пуговицу, которая отделяла ее от небесного блаженства, и спустил платье с ее плеч.

Греховное безумие овладело ею от его прикосновений, она не могла устоять. Она медленно потерлась грудями о его грудь. Бусины сосков затвердели под шелковой рубашкой.

Тристан застонал, обхватил ее за ягодицы и приподнял: теперь они касались друг друга самыми сокровенными частями тела. Когда он стал целовать ее шею, она, всхлипнув, запрокинула голову.

Мередит смутно почудился какой-то отдаленный звук, но желание затмило реальность. Весь мир заключался в Тристане, ни для чего другого не оставалось места, существовал только его мускусный запах, прикосновение его кожи, жар его рта. Все остальное не имело значения.

Но звук становился все назойливее. Туман вокруг нее рассеялся, реальность приобрела четкость. Звук оказался голосом. Голос был женским. Он принадлежал леди Кармайкл.

Сердце Мередит, до этого стучавшее с силой, теперь грозило остановиться. В дверях гостиной стояла леди Кармайкл, ее щеки пылали, она еще раз произнесла имя сына.

— Тристан, — прошипела Мередит, колотя по его плечу и стараясь забыть, как хорошо чувствовать его губы, которыми он провел по ее шее до того места, где бился пульс. — Тристан!

Он поднял голову и прежде, чем успел произнести греховные слова, которые, она чувствовала это, были готовы сорваться с его языка, увидел выражение ее лица. Он проследил за ее взглядом и увидел Констанс, которая теперь старалась не смотреть на них.

Он немедленно выпустил Мередит, поставил ее на ноги, после чего повернулся, загораживая ее, пока она путалась, стараясь натянуть платье и застегнуть пуговицы, которые он с таким наслаждением расстегивал.

— Мама! — выдохнул Тристан, кровь прилила к его лицу. Боже, он краснеет? Ситуация была непереносимой.

— Я… извини, — лепетала его мать, избегая смотреть на него. Он не знал, ради него, или себя самой, или ради Мередит, все еще сражающейся с платьем, мать отводила взгляд. — Лорд Фардингуорт спрашивает о новой кобыле. Мне сказали, что вас видели входящими в дом, и я пошла искать вас.

Тристан посмотрел вниз и увидел, что его рубашка все еще расстегнута и вылезла из брюк. Он принялся заправлять ее, придумывая, что сказать.

— Ах!.. — Все, что он мог произнести в ответ.

— Я прошу извинить меня, — сказала Констанс, краем глаза косясь на него.

Кажется, она почувствовала облегчение, когда он застегнул рубашку, и еще большее, когда Мередит выскользнула из-за его спины. Ее платье было помято и слегка перекручено, но застегнуто. Она даже как-то ухитрилась привести в порядок волосы или по крайней мере поправить их. Но у нее был вид женщины, которая уже предвкушала близкое наслаждение. И разочарованной, что оно не наступило.

— Нет, миледи, — сказала Мередит голосом, мало отличающимся от хрипловатого шепота. Тристан в шоке повернулся к ней. Он никогда не слышал в ее голосе таких ноток. Стыда. Неловкости.

Хуже всего то, что он был тому причиной. Его неконтролируемое желание привело к такому конфузу. Чувство вины терзало его.

— Это я должна извиниться за… за… — Мередит неловко замахала рукой. — Я прошу прощения. Извините меня.

И, не взглянув больше ни на мать, ни на сына, она бросилась к двери, оставив Тристана наедине с матерью. Выражение лица немолодой леди изменилось. Во взгляде больше не было изумления, они блестели, в уголках губ появилась улыбка.

Ее сын был в беде. И не видел выхода.

Выбежав из гостиной, Мередит прижала руки к горячим щекам и торопливо пошла к главной лестнице. Скорее в свою комнату, подальше от толпы, от Констанс… от Тристана и его прикосновений, которые, казалось, гипнотизировали ее, лишали возможности противиться. Ни один мужчина никогда не имел такой власти над ней.

Но ведь он может оказаться изменником! Что с ней происходит?

Его прикосновение — нет, ее потребность в его прикосновении — довело Мередит до такого состояния, что она почти начала заниматься любовью с мужчиной средь бела дня, в передней гостиной, вот ужас! Ее не учили, как вести себя в подобных ситуациях, но любая женщина, обладающая хотя бы каплей здравого смысла, проверила бы, закрыта ли дверь, прежде чем начать сдирать с себя платье.

Но мозг Мередит был затуманен вожделением, она не могла остановиться и думать о последствиях. И это она, которая всегда самым тщательным образом анализировала любую мелочь. Она, которая никогда не забывалась, даже при самом сильном эмоциональном напряжении.

Одно касание губ Тристана, и все это исчезло. Хуже того, ей было все равно. Когда он дотрагивается до нее, она чувствует такую полноту жизни, какой не знала никогда раньше. Она ощущает себя свободной, и ей это нравится.

Всхлипнув, Мередит остановилась на середине лестницы и села. Закрыв лицо руками, она попыталась собраться с мыслями.

Как низко она пала всего за две недели! Ее чувства воевали с очевидностью. Интуиция завела ее в постель подозреваемого и позволила этому подозреваемому шаг за шагом завоевать ее сердце.

— Простите, леди?

Она подняла голову и увидела лакея, который неловко топтался, стараясь не замечать, что она сидит на ступеньках, или, по крайней мере, сделать вид, что это в порядке вещей.

Она с трудом поднялась на ноги. «Растеряла все навыки», — то ли подумала она, то ли сказала вслух.

— Вы что-то сказали? — спросил молодой человек.

— Ничего. — Она расправила помятое платье, стараясь не вспоминать, как руки Тристана приводили его в такое состояние… — Вам что-то нужно?

Он полез в карман, вынул толстое письмо и протянул ей со словами:

— Только что получено. Мередит застыла. Анастасия.

— Спасибо, — прошептала она, неохотно беря письмо.

— С вами все в порядке, леди? — спросил он с озабоченным видом, заметив, что она внезапно побледнела. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Нет, — прошептала она, повернулась и пошла дальше. — Со мной все хорошо.

— Может быть, прислать к вам горничную? — не унимался лакей.

Она даже не оглянулась. Не могла отвести взгляд от конверта.

— Спасибо. Я хочу побыть одна.

Должно быть, он еще что-то говорил, но она не слышала. До своей комнаты она дошла, ничего не видя вокруг. Все ее внимание поглотил конверт, надписанный педантичной рукой Аны.

Внутри него ответы. Мередит прошла к камину и опустилась в кресло. Ей надо было знать эти ответы.

Но если они обвиняют Тристана, хочет ли она знать их? Нет. Не хочет. В первый раз Мередит признала то, что давно уже было правдой: она не желает знать, виновен ли Тристан в том, в чем его обвиняют. Она не желает знать ничего, кроме того, что он пробуждает в ней страсть. Что она хочет его, и он возвращает ей это желание многократно усиленным.

Мередит долго смотрела на письмо, потом перевела взгляд на камин. Так легко бросить послание Аны в огонь. Он поглотит все ненавистное, что содержится внутри конверта. Она сможет снова пойти к Тристану и притвориться, что не знает того, что знает. Что не видела того, что видела.

Так что же делать?

Ее рука с письмом дрожала, когда Мередит потянулась к огню. Жар, идущий от горящих поленьев, все сильнее обжигал кожу. Она смотрела на руку, дрожащую рядом с пламенем, и слезы застилали ей глаза.

— Я не могу, — прошептала она, со вздохом отдергивая руку. — Я такая, какая есть. Я не могу притвориться другой просто потому, что не хотела бы получать это письмо. Я должна покончить с этим, или мне никогда не знать покоя.

Перевернув конверт, Мередит сломала печать и вынула письмо. Ана разгадала код в письмах Девлина к Тристану. Мередит запомнила почти страницу текста, и Ана смогла узнать истинный его смысл.

Сердце Мередит разрывалось с каждым словом. Девлин без конца упоминал некую «вещь» и писал о своем желании, чтобы Тристан раздобыл ее. Они явно говорили об этой «вещи» раньше, потому что Девлин не описывал ее. Он также сообщал, что нашел идеальное место для передачи «вещи», и о том, что Тристан получит желаемое, когда отдаст ее. Его допустят в узкий круг «друзей» Девлина.

Слезы высохли на глазах Мередит, когда она прочитала последнюю строчку, в которой выражалась благодарность Тристану за все, что он сделал для Девлина до этих пор.

— «Лорд Кармайкл, ваша преданность будет вознаграждена. Я гарантирую вам это», — прочитала она вслух.

Ночные кошмары стали явью. Для ареста Тристана этих сведений было недостаточно, но под «вещью», несомненно, подразумевалась картина. Тристан выполнял какие-то поручения негодяя и предлагалсделать больше. Картина была последним поручением, последним препятствием перед вхождением в некий круг предателей страны.

Жестокое разочарование обрушилось на Мередит, но к нему присоединился еще и гнев. Почему Тристан делал это? Почему он связал себя с предательством, ведь финансовых причин для этого не было? Даже если он считал, что правительство несет ответственность за трагическую гибель его брата, почему он пожелал присоединиться к людям, которые погубили не только Эдмунда, но много таких же прекрасных молодых людей?

А еще важнее… что ей делать со всем этим? Время уходит, пора принимать решения. Что делать с заданием?

И что делать со своим сердцем?