Белкина Наталия Принцесса Эрдо

ГЛАВА I

Все вокзалы, наверное, одинаковы: суета, беготня, сутолока. Транспорт убывает и прибывает, встречающие, провожающие, пассажиры… На вокзале легко затеряться любому, хочет он того или нет. Впрочем, девице королевских кровей, как оказалось, это не слишком удавалось.

— Как вы узнали, кто я? — спросила она у регистратора, оглядываясь на нескольких оторопевших пассажиров за своей спиной.

— Странно, что вас это удивляет, — ответил тот и по возможности тихо добавил: — Вам лучше пройти в VIP зал.

Она даже не переменилась в лице.

— Я не могу, и не спрашивайте меня, почему.

Регистратор понимающе сжал губы, потом позвал кого-то, глядя в монитор перед собой, попросил заменить его на пару минут, а затем встал и изобразил приглашающий жест.

— Прошу вас, пройдемте со мной.

— Куда? — насторожилась странная пассажирка.

— Идемте со мной и как можно быстрей. Взгляните, на вас уже обращают внимание. Думаете, я один тут такой догадливый?

Он собрался было ненавязчиво подхватить принцессу под локоть, но во время осекся под высокомерным взглядом и, отвесив легкий поклон, пригласил войти в лифт. Она неохотно поддалась.

Некоторое время они молча ехали вниз. Потом девушка решилась спросить:

— Надеюсь, мы едем не в VIP зал?

— Не беспокойтесь, я не глупец и понял, что вы не хотите, чтоб вас узнали.

Лифт мягко остановился и бесшумно раскрыл двери. Перед ними возникла фигура чрезвычайно взволнованного и румяного чиновника. Он явно их поджидал.

— Вы не знакомы с нашим господином управляющим? — спросил регистратор девушку.

— Ну, конечно, ее высочество не может быть со мной знакома, — очень смущенно проговорил управляющий и указал на одну из дверей, на которой висела только табличка с цифрой:-Это мой кабинет. Прошу Вас. Здесь вам никто не помешает. Как же вы решились, ваше высочество, появиться без охраны в таком месте? Вы намерены путешествовать одна?

— Одна, — надменно ответила особа голубых кровей, которой сразу не понравился этот человек с повадками проныры.

Они вошли в кабинет, и управляющий засуетился, выдвигая на середину мягкое кресло и усаживая в него принцессу.

— Как же позволил это ваш отец?! А впрочем, вы ведь теперь замужем! Лишь пару дней назад затихла вся эта шумиха по поводу вашей свадьбы, и вот вы здесь одна на вокзале без всякого сопровождения и охраны! Хорошо, что мне вовремя доложили. Какой бы был скандалище!

— Послушайте! — остановила его принцесса. — Я не хочу, чтоб хоть кто-то еще узнал об этом! Это не ваше дело! Раз я здесь одна, значит, есть на то особые причины, которые вас не касаются!

Принцесса редко могла быть жесткой с нижестоящими, поскольку имела довольно покладистый характер, но сейчас она была довольна собой. Внутри ее все клокотало от волнения и дерзости собственного поступка, но никто не смог бы этого заметить сейчас.

Управляющий побагровел и перестал скалиться.

— Но тогда мой долг, мой священный долг, сообщить о вашем пребывании здесь в канцелярию короля. Иначе, возможно, меня привлекут за измену!

— Только попробуйте хоть кому-то сообщить обо мне!

— Но вас видели, и не только я и тот регистратор!

— Не важно! Никто вас ни в чем не обвинит, если вы сохраните все в тайне. А вот если вы выдадите меня и мне придется вернуться во дворец, то вам точно несдобровать!

Она и сама не знала, откуда взялась в ней, воспитанной и кроткой, эта резкость и решительность. Может быть, и то и другое были раньше просто слишком глубоко спрятаны?

— Разве вы не понимаете?! Мне нужно улететь с Эрдо. На время. Мне хочется сменить обстановку. Все эти двадцать лет я не была нигде, кроме многочисленных дворцов всех этих королей! Теперь, когда я замужем, мне можно кое-какие вопросы решать самой. Например, где мне провести мое личное время отдыха и в какой компании.

— Но…

— Мне есть чем заплатить. Я не поскуплюсь. Вы ведь можете предложить мне какой-нибудь интересный тур?

— Так. Я понял. Вы просто хотите попутешествовать инкогнито, — отдуваясь, произнес управляющий. — Ведь в этом нет ничего зазорного. Меня не привлекут?

— Конечно, нет.

В этот момент принцесса опустила глаза, потому что почувствовала угрызения совести. Его привлекут, да еще как, если он, конечно, проболтается. Через пару часов во дворце узнают о ее пропаже и, если она к тому времени не покинет Эрдо, то ее обнаружат и отправят обратно.

— Но ваше высочество, вы утверждаете, что не хотите быть узнанной, однако ничто не сделали для этого. Вы пришли в зал для простых граждан, и вы так одеты и эти украшения…

— У меня не было времени переодеться. — В этом она действительно признала его правоту. — И потом я надеялась улететь быстро. И вот что: вам же будет хуже, если я задержусь здесь еще хоть четверть часа!

Чиновник совсем раскис и покрылся испариной. Казалось, он еще не решил, как поступить.

— Ну, так вы предложите мне хоть что-нибудь?! — настойчиво поинтересовалась девушка.

— Что? — не понимая, осклабился он.

— Билет!!!

— Ах, да…

Самые демократичные маршруты, те, что пользовались спросом у простых граждан, не могли привлечь принцессу. Оживленные трассы были противопоказаны беглянке.

— А нет ли у вас чего-нибудь более экзотического? — спросила она.

— Экзотического? Вы имеете в виду дикие планеты?

— Именно.

— Я бы не советовал вам, эти маршруты разработаны специально для ученых. Они опасны.

— Это не ваше дело! Какой корабль отправляется раньше всех?

Управляющий развернул экран. В воздухе перед принцессой повисла карта маршрутов, на которой загорались и гасли разноцветные точки: корабль прибыл, корабль отбыл.

— Вот скоро отправляется транспорт в дикие миры. Но это научная экспедиция, билеты не продаются на этот корабль.

— Так помогите мне пробраться на него незаметно.

— Но ваше высочество, это безумие!

— Разве я не говорила вам, что это не ваше дело? В ваших интересах отправить меня с Эрдо как можно скорее. Иначе совсем скоро здесь будут слуги моего мужа. А вернувшись во дворец, я первым делом сообщу вашему самому главному начальнику, что вы обошлись со мной вопиюще неуважительно!

В это время экран оживился. В систему врезались полуденные новости, обязательные для просмотра во всех коммуникациях. Сквозь радужную оболочку экрана проглядывал гордый профиль принца Александра и она сама собственной персоной. Показывали вчерашнее их семейное мероприятие.

— Новоиспеченная благородная чета, — говорил диктор, — посетили вчера научный центр по изучению диких цивилизаций, а сегодня после полудня принц Александр и принцесса Вивия-Мелания планируют посетить королевскую академию древних искусств.

— Вот видите, принцесса готовиться к посещению города искусств, и вовсе никуда не улетает. Вы просто обознались.

— Да, да, — рассеянно, но уже с некоторой приподнятостью тона, проговорил чиновник.

— А если кто-то из верноподданических соображений обратиться в вашу службу безопасности, вы ведь так ему и ответите?

— Конечно.

— Так может быть пора пройти на корабль?

Даже управляющий не мог просто так провести кого бы то ни было на научно-исследовательский транспорт. Этим распоряжалось другое ведомство. Пришлось пойти на хитрость. Принцесса не стала возражать против того, чтоб сменить свою богатую одежду на форму технического персонала. Она сняла все украшения, выплела из волос жемчужины. Не так-то просто было сделать это привыкшей к постоянной опеке служанок принцессе. И форма была велика, но нашлась лишь такая.

— Техосмотр провели еще позавчера, — глядя на экран, сказал чиновник, — поэтому вам придется соврать.

— Соврать?

— Это значит, сказать неправду.

— И что же сказать?

— Ну, например, что один из ваших сотрудников, забыл, скажем, какое-нибудь оборудование или понадобилось еще что-то дополнительно проверить. А потом действуйте по обстановке, может быть, вам удастся спрятаться где-нибудь.

— Что ж, благодарю вас за помощь. Я этого не забуду. Вот, возьмите все мои драгоценности…

Корабль назывался "Фирс — 89" и был транспортным кораблем сеятелей. Так издавна называлось подразделение особой службы, занимавшейся вопросами сохранения человечества как особого вида. Они занимались переселением, расселением, мониторингом и прочим в том же духе, в общем, сеяли, а вернее рассеивали разумную жизнь по вселенной. Такую заботу о диких цивилизациях брало на себя сообщество высоких цивилизаций, к коим относилось и королевство планеты Эрдо. Но для принцессы в данный момент это не имело ровно никакого значения. Ей нужно было просто сбежать сейчас и больше ничего. Не важно куда, главное — как можно скорее.

С облегчением заметила она, что стоило ей облачиться в безликую форму и стать одной из сотен шныряющих по вокзалу техников, как все тут же перестали обращать на нее внимание. Не задержал на ней взгляда и один из сеятелей, тот, что встретил ее у входа на корабль. Она не разглядывала внутренности корабля, но точно знала, где находится то место, в котором ей предстояло укрыться. За несколько минут до этого, порывшись в своих файлах, управляющий показал ей его на плане корабля.

— А вы можете не провожать меня, — полуобернулась она на сопровождавшего ее сеятеля. — Я ваш корабль хорошо знаю.

— Не заблудишься? — равнодушно молвил он.

— Да что вы!

— Я все-таки должен проводить тебя и проследить, чтоб ты вовремя покинула корабль: до старта остается несколько часов.

— Подумать только! Неужели вы думаете, что я сама не хочу уйти отсюда как можно скорее? Не собираюсь же я улетать ни с того ни с сего в какие-то там дикие миры.

Сеятель несколько насторожился:

— Откуда тебе известно о цели экспедиции?

— Но… — замешкалась принцесса, но тут увидела шеврон на рукаве форменной куртки сеятеля с названием корабля. — Ведь это же «Фирс-89»? Корабль сеятелей? Кто же не знает об этом!

— Да, — согласился парень. — Действительно, о нас ходят легенды. Ну, ты давай быстро. Выход потом сама найдешь?

— Конечно!

Принцесса отыскала дверь в технический отсек, но она оказалась заперта. "Вот как! Первое препятствие", — подумала она и остановилась осмотреться. "А зачем мне собственно технический отсек? Спрятаться-то я могу, где угодно. Только бы за мной никто не наблюдал сейчас. Странно, однако, что на корабле так тихо, словно никакой подготовки к экспедиции не происходит".

Действительно, стояла тишина. Казалось, что звуки поглощались высокими сводами. Принцесса нашла еще одну дверь, это было что-то вроде кладовки. Оборудование, что было сложено там, по всей видимости, было неисправно или очень давно не использовалось. На нем лежала пыль.

— Господа ученые, к моему счастью, ужасные неряхи, — оглядев комнату, сказала принцесса. — Зато здесь есть, где спрятаться.

Ее высочество заснула между пластиковых ящиков с отжившими свой век инструментами. Она не почувствовала, конечно, как научно-исследовательское судно отправилось в свой очередной рейс. Ученый, что встретил ее у входа, забыл проверить, вышел ли техник с корабля, потому что в последние часы перед отлетом дел, как всегда, было по горло. О ней забыли. Но только не во дворце, где уже, наверное, царила невообразимая суматоха.

В этот час она со своим мужем должна была посещать город искусств. Должно быть Александр, как всегда недовольный ворвался в ее спальню, чтоб снова отчитать за непунктуальность. А ее там нет. Она улыбнулась, сквозь дрему представляя лицо принца. Ему вряд ли придет в голову искать ее на этих маршрутах. Ведь он считает ее такой неженкой.

Как она вообще вышла за него? А впрочем, династический брак… Это политика. Выбора нет… Поначалу, он ей даже нравился: красивый, безупречный и правильный во всех отношениях. Он был очень предупредителен с ней во время жениховства, потому что так было положено. Его отношение к ней ни разу не выходило за рамки этикета. После утомительной свадебной церемонии, он не пришел к ней в спальню. Этикет не требовал этого от него. Зато утром она узнала его истинную натуру. За завтраком он заявил уже без всяких церемоний, что не ждет наследника раньше чем через три года, а потому она может не ждать его в ближайшие года два.

— Общение наше ограничим обязательным этикетом, — ровным категоричным тоном сказал он ей тогда.

Принцесса промолчала, даже не вздохнула, хотя именно тогда рухнули ее надежды на относительно свободное существование. Ей сообщили, что без мужа она уже никуда не может выйти и не навлечь при этом осуждение высшего света. А значит, выйдя из-под опеки своего отца, человека жесткого и мало обращавшего внимание на чувства своей дочери, она попала под деспотическую опеку своего мужа. Этот план побега тогда и начал зарождаться в ее голове.

Принцесса отличалась яркой внешностью, как и все девушки цивилизованных миров. Генетически отшлифованная чистота династии — в этом был весь секрет. Но именно потому, что все девушки были одинаково совершенны, она не могла выделиться среди них, даже будучи принцессой. Поэтому-то во дворце ходили слухи, что в предместьях столицы и некоторых крупных городах существовали тайные общества мужчин, которым привозили дикарок. Хотя возможно это были лишь слухи. Цивилизованный мир не мог допустить такого. Речь шла о чистоте наследственности.

Как она решилась на побег? Она и сама не могла понять этого. Просто нужен был импульс, рывок, волевое решение, ну а потом отступать было уже нельзя. Она не хотела навлечь на себя ни гнев мужа, ни обиду отца, ни насмешки придворных. Пусть лучше ее будут считать пропавшей, только бы не нашли, не догнали. Придет ли кому-то из них в голову искать ее на этих трассах?

Дрема сковывала ее веки. Корабль набирал скорость, а она не была защищена, и потому ее клонило в сон. Но и во сне она снова видела те же картины: дворец, свою спальню, ненавистную уже, чопорную свадьбу, безразличного отца. Привиделось ей и далекое детство, глупые мечты о путешествиях в экзотические дикие миры, о которых ей рассказывал ее любимый домашний учитель — робот. Он сам бывал там, в те времена, когда в научные экспедиции еще брали роботов. Там все было по-другому, странно, пугающе и привлекательно. Дикие миры, дикие люди, дикая природа…

Принцесса впала в глубокий и долгий сон без сновидений. Подсобные технические помещения не были защищены от перегрузок разгона. Когда же корабль, наконец, набрал положенную скорость, ее привел в чувство грозный окрик:

— Так вот ты где?!

ГЛАВА II

На нее и раньше повышали голос. Еще не совсем проснувшись, она в первые секунды решила, что на нее по какой-то причине сердит отец. "Неужели отыскал меня?" — успела еще подумать она перед тем, как открыть глаза. Но это был не он. Ее, как и следовало того ожидать, обнаружил один из сеятелей.

— Долго же мы тебя искали! — сказал он.

— Я, кажется, уснула? — спросила она виноватым тоном и с трудом поднялась на ноги.

— Неужели? И конечно же не нарочно? — почему-то с ехидством спросил этот человек.

Принцесса взглянула на него с недоумением, словно не понимая, почему он так сердит. Откуда ей было знать, как вести себя теперь, когда ее обнаружили. Она не успела придумать себе более или менее подходящую легенду, кроме той, которой снабдил ее управляющий и которая ей не очень-то нравилась. Но сначала она должна была выяснить одну очень важную вещь: в пути корабль или все еще стоит у причала.

— Простите меня, я сейчас же покину корабль. Не понимаю, отчего меня так потянуло в сон. Меня, наверное, уже ищут.

— Какая же ты медлительная растяпа! Потянуло тебя в сон, потому что двигатели стали набирать скорость, — все так же сердито ответил ей сеятель. — И уйти поэтому ты не сможешь. Мы уже в открытом космосе!

— Как?

— Перестань притворяться, будто ты заснула ненарочно!

— Так оно и есть.

— Признайся лучше сразу: ты ведь шпионка общества защиты диких цивилизаций?

— Нет. Я никакая не шпионка, тем более того, о чем слышу впервые, — совершенно искренне заявила принцесса.

— Ну, да, конечно. Все вы так говорите.

— А кто это все? У вас постоянно кто-то засыпает в подсобке? — попыталась отшутиться она.

— Где только ваши не засыпают. Однажды нашли одного в вентиляционной шахте. Как он только не замерз там?

— Я тут ни при чем!

— Пусть с тобой капитан разбирается. Идем, — отрезал сеятель и жестом приказал выйти из подсобного помещения.

Корабль сеятелей был гигантом, настоящим передвижным исследовательским центром с лабораториями, жилыми помещениями для дикарей, учебно-восстановительным отделом, где варваров готовили к жизни на новом месте. Экипаж, однако, состоял из немногих ученых, занимающихся проблемами транспортировки и приспособления дикарей, да капитана, контролирующего все процессы на корабле. Все же остальное от обслуживания технических систем до приготовления пищи было отдано машинам.

— Но я действительно не шпионка, — все еще пыталась оправдаться принцесса по дороге к каюте капитана.

— Тогда зачем ты здесь пряталась?

— Я не пряталась! Я не хотела, просто искала одно устройство, которое забыла накануне. Потом вдруг на меня напал сон. Я даже не знала, что вы так скоро отправляетесь!

— Тебе что не сказали?

— Я только должна была забрать оборудование и тут же уйти. Кто же знал, что такое случиться?

— Что за оборудование? — спросил сеятель все также подозрительно.

С этим вышла промашка. Принцесса не успела уточнить у чиновника ни название, ни назначение якобы забытого ею устройства. Выдумывать было бессмысленно, могла попасть в еще более глупое положение. Поэтому она нашла другой выход: запнулась на ровном месте и упала прямо под ноги сеятелю.

— Ты что? — спросил тот, едва удержавшись на ногах. — Что за фокусы?!

— Не совсем еще проснулась, — извиняющимся тоном произнесла принцесса, поднимаясь.

— Не говори еще, что ты ногу подвернула!

— Простите. С ногой все в порядке, с обеими.

— Не врешь?

— Да нет, — улыбнулась девушка. — Я в порядке, могу идти.

К счастью прием этот удался. О выдуманном оборудовании он забыл и больше не вспоминал. Только нахмурился и пропустил принцессу вперед, решив, верно, проследить, чтоб не выкинула еще чего-нибудь в том же духе. Вскоре они подошли к лифту.

— И что только вам не живется спокойно? — снова заговорил сеятель.

— Вы все еще полагаете, что я шпионка какого-то таинственного общества? Почему вы не верите мне? Говорю вам еще раз: я не шпионка.

— Заладила. Ты еще ничего не сделала, чтоб тебе поверили. Чем докажешь свою невиновность? Вот и глазами виляешь.

Принцесса врать действительно не умела, потому и прятала взгляд. Но в одном-то она была уверена: к загадочному обществу она не имела никакого отношения. В этом-то случае она могла себя защитить.

— Почему ты выбрала наш корабль?

— Меня послал к вам шеф, — не сдавалась принцесса.

— Брат Ромеро?

— Нет, его зовут по-другому.

Она назвала имя того самого управляющего, которое прочитала в его личных файлах, когда он листал их. В любом случае можно было сказать, что и его она считает своим начальником.

— О таком я еще не слышал. У вас что новый лидер?

— Не знаю я, новый он или старый. Я ведь недавно работаю на эту компанию. Да и откуда вы могли слышать имя моего начальника, если он не ученый и, вопреки вашим настойчивым домыслам, не предводитель шпионов? Кстати, а что это за общество, о котором вы постоянно упоминаете?

— Тебе напомнить? Общество защиты диких цивилизаций, которые еще называют себя "Кровные братья".

— Даже не знала, что такое существует!

— Неужели! И почему вы выбираете именно наш корабль? Чем вам так не угодил "Фирс-89"!? Да ты хоть знаешь, что означает это название?

— Наверное, то, что до вас было еще 88 «Фирсов»?

Сеятель весьма выразительно взглянул на нее, и принцесса сразу догадалась, что сморозила глупость и прикусила губу. За эту привычку ей всегда попадало от отца…

— Это корабль, благодаря которому были воссозданы добрых два десятка цивилизаций, — с укором сказал ученый. — А что же ваши защитники?

— И что же они?

— Они говорят, что мы должны оставить все, как есть. Если мир должен погибнуть, пусть он погибнет. Толкуют о каком-то предопределении, космических законах выживания! А мы ведь не нарушаем законы космоса, мы сохраняем жизнь, сеем ее, продолжаем! Когда вы это поймете?

— Я отлично вас понимаю. Я всегда завидовала ученым, особенно сеятелям, и никогда не считала вас нарушителями вселенских законов. Напротив: для меня честь общаться с сеятелем, — сказала принцесса.

Ее спутник посмотрел как-то по-другому на нее и даже снисходительно ухмыльнулся. Комплименты всегда действенны. А особенно они действуют на мужчин-ученых.

— Ты серьезно? — спросил он.

— Конечно! Я с детства мечтала стать ученой.

— Что же тебе помешало?

— Отец.

— Я-то, может быть, тебе и верю, — сказал он уже вполне миролюбиво, — но разбираться с тобой все равно будет капитан.

— Капитан, так капитан, — вздохнула принцесса и задумалась над своей легендой. Она только что вспомнила, что не придумала себе имени…

— Вивия-Мелания, — сказала она, честно глядя в глаза женщине — капитану.

Но та не дала девушке даже опомниться и с ходу ринулась в атаку, вся полна предубеждений. Таких лазутчиков она уже успела повидать на своем веку и, конечно, ей ничего не стоило расколоть чужака.

— Ну, да! — воскликнула она, усмехаясь. — Можно было хотя бы имя придумать проще, выглядело бы правдоподобней!

— Может быть, оно выглядит неправдоподобно именно потому, что самое, что ни наесть, настоящее? Вам так не кажется?

— Ну, допустим. Это вполне может быть правдой. А теперь рассказывай, как ты сюда попала? И заодно уж поведай, с какой на этот раз миссией? — вопрошала хоть и хрупкая по телосложению, но грозного вида капитанша и наступала. — Где ты нашел ее?

Последний вопрос был задан сеятелю, спокойно пережидавшему этот допрос у входа.

— В подсобке, где старое оборудование, — ответил ей тот и добавил, усмехнувшись: — Если хочешь знать мое мнение, Кларисс, то при всем желании вряд ли там можно было бы устроить диверсию. Разве что варварски изничтожить допотопное старье, которое и так давно пора списать и утилизировать.

— Она могла и не знать этого! — Не сдавалась грозная Кларисс. — Что ты там делала?

— Я уже рассказывала, — робко оправдывалась принцесса и понемногу отходила назад. — Я забыла оборудование, хотела забрать его только и всего. Я не думала, что корабль отправляется так скоро.

— Ладно, — вдруг резко остановилась капитанша. — Допустим, ты говоришь правду. Тогда скажи, как называется твоя компания?

— Моя компания?

— Да. Фирма, которая занималась техническим оснащением нашего корабля. Прошу сообщить ее название, милейшая леди!

Она так свирепо уставилась ей в глаза, что принцесса едва не раскаялась в том, что сбежала из дворца. И едва не проговорилась, кто она есть на самом деле. Еще немного отступив назад, на всякий случай, она стала быстро вспоминать, не упоминал ли что-нибудь об этом управляющий. Оказалось, что не упоминал. Но она все же решила рискнуть и назвала:

— "Звездные пути".

— Что? — удивилась капитанша. Она, казалось, не ожидала, что за растерянностью девушки все же последует какое-то название. И по выражению ее лица принцесса догадалась, что Кларисс не знала, как называется эта злополучная фирма. Теперь-то не трудно было догадаться, что, похоже, и обслуживанием полетов занимался процессор, а не человек.

— Это можно проверить, — слегка растерялась капитанша, а принцесса поняла, что та озадачена и может быть даже не будет проверять. Так ей подсказывала интуиция.

Но Кларисс очень скоро взяла себя в руки.

— Ну, хорошо. Поверю тебе пока. Только учти: следить за тобой будут.

— Я не совсем поняла, что же, мне лететь с вами? — спросила принцесса, изобразив неприятное удивление.

— А что мне курс менять из-за тебя? Ты полетишь с нами до первого встречного транспорта. Здесь еще встречаются торговые и туристические трассы. Может быть, нам повезет.

"Лучше бы не повезло", — пожелала про себя принцесса, выходя из капитанской рубки. Она так была взволнована, что совсем забыла о своем спутнике, сеятеле, который нашел ее в подсобке. Все то время, он вежливо прождал возле входа. А теперь он вышел вместе с ней.

— Ты есть хочешь? — уже почти дружественно спросил ее он.

— Хочу.

— Идем в столовую. У нас сейчас как раз время трапезы.

— А это удобно? Я ведь здесь вроде шпионки? — усомнилась девушка.

— Но ведь ты же не шпионка, а?

Ей приходилось бывать на различных фуршетах, церемонных до такой степени, что всегда она уходила с них голодной. Это другие светские дамы могли позволить себе поесть, как следует, но только не принцесса. Она могла лишь с величайшим достоинством и надменным выражением лица пригубить вино, когда провозглашали славу ее отца-монарха, и почти украдкой съедала какое-нибудь крохотное пирожное.

Теперь ей предстояло вкусить трапезу в обществе ученых, людей меньше всего заботящихся о том, как они выглядят во время еды. К тому же экспедиция, походные условия и все такое: кому какое дело, соблюдает ли этикет его коллега и собрат. Ученые энергично жевали пищу, при этом довольно живо обсуждали что-то, спорили, шутили, хохотали, не замечая, как разбрасывают вокруг себя остатки еды и разливают питье. Именно так ее высочество Вивия-Мелания себе и представляла трапезу простолюдинов, потому и не удивилась. Но испугалась. Чтоб не привлекать к себе лишнего внимания, она должна будет и есть научиться по-новому.

В столовой находились только рядовые члены экипажа. Капитан, ее помощник и старший исследователь обедали отдельно. Может быть, поэтому здесь и царила простота нравов. Принцесса впервые в жизни увидела, как обедают без церемоний, и потому, прежде чем приняться за трапезу, она некоторое время понаблюдала за присутствующими. А они в тоже время стали следить за ней. Ясное дело: откуда-то взялся новый человек. Вскоре уже все взгляды были направлены в ее сторону, послышался шепот и недобрые смешки. Тогда ее спутник решил взять слово:

— Вот, позвольте представить: это тот самый лазутчик, которого мы разыскивали несколько часов, — улыбаясь, представил ее он. — Зовут Вивия-Мелания. Пока она останется с нами.

Обедающие громко загомонили:

— Хм, принцесса!

— Шпионка!

— Похожа на настоящую Вивию-Меланию.

— Только без узоров на лице.

— Можно подумать ты видел принцессу без узоров?

— Может быть лучше запереть ее где-нибудь до встречного транспорта?

Она совсем растерялась. Такое внимание нескольких десятков людей для нее было вполне привычным, но обычно это внимание было доброжелательным, обожающим и восторженным. Подозрительность была неожиданна и неприятна. Собравшись бежать из дворца, она не подумала о том, как приживется в незнакомой среде, и как ее примут люди, не знающие, кто она такая на самом деле.

— Не переживай. В нашем застоявшемся болоте, которое некоторые называют коллективом, крайне редко появляются новые лица, — сказал ее спутник успокаивающим тоном и наконец-то решил представиться:- Меня, кстати, зовут Сократ.

— Что? — не поняла принцесса. Она была несколько ошарашена таким приемом и, погрузившись в свои мысли, не сразу поняла, о чем он ведет речь.

— Сократ, это имя такое, — повторил он.

Теперь она обратила более пристальное внимание на сеятеля, который взялся опекать ее. У него было приятное человеческое лицо, веселые карие глаза, добрый рот. Невольно у нее возникло одно сравнение. Она вдруг вспомнила своего мужа и его колючий взгляд. Улыбнувшись, она кивнула головой.

— Тебя назвали в честь нашей принцессы? — спросил Сократ после некоторого неловкого молчания.

— Вряд ли, — ответила Вивия-Мелания и вздохнула, потому что снова пришлось выдумывать:- Я немного старше ее.

— Да ты на нее и не похожа совсем, — решил успокоить ее сеятель. — Она же, словно восковая кукла, ненастоящая.

— Правда? — вдруг выказала она удивление, но тут же спохватилась:-А вообще, да. Мне тоже так кажется. Не настоящая, словно… кукла.

— Сама понимаешь, скольких женщин я видел в диких мирах, живых, таких непосредственных ни чем не сдерживающих своих эмоций и желаний.

— Неужели такое возможно?

— Еще как! Наши девушки, не в обиду тебе, — просто мраморные статуи. А наша принцесса — о ней вообще трудно что-то сказать. Она не вызывает никаких ощущений и впечатлений.

Она чувствовала неудобство от не очень добрых взглядов и оттого, что ей приходилось есть на глазах у стольких незнакомых людей. Но нужно было поддержать разговор и уйти от опасной темы. Она спросила:

— Кем ты здесь служишь?

— Я историк.

— И чем же занимается историк здесь, в открытом космосе?

— Пока ничем. Но вот скоро мы прибудем на одну дикую планету, я стану изучать ее историю.

— А зачем?

— Чтоб лучше приспособить дикарей к иным условиям на новом месте.

— То есть, вы подыскиваете наиболее удобную планету?

— Можно сказать и так.

— Наверное, у вас очень интересная работа.

— Не жалуюсь.

— Как бы я хотела стать одной из вас! — искренне призналась принцесса и снова вздохнула, вспомнив дворец.

— Разве твоя работа тебе не нравится? — спросил Сократ.

— Нет. Совсем нет. Что в ней может быть интересного?

— А я вот мало что понимаю в технике, так что могу тебе в этом позавидовать.

— Да я тоже не очень-то разбираюсь в технике. Пока только помощница, на побегушках.

Сеятель наклонил голову, о чем-то задумавшись, потом вдруг спросил:

— А у тебя нет имени покороче?

— Мама называла меня Ланой…

— Отлично. Приятное имя…

ГЛАВА III

Было одно замечательное место на корабле, которое особенно понравилось Лане. Это переход между лабораторными и хозяйственным отсеками. Одна стена и потолок в этом переходе были прозрачными и выходили в открытый космос. Можно было наблюдать за звездами. А если вплотную приблизится к прозрачной стене, поставить ладони ребром около глаз, закрывая боковой обзор, казалось, что паришь в открытом космосе одна-одинешенька. Иногда Сократ составлял ей компанию

Уже несколько недель прошло с тех пор как она появилась на корабле. На ее счастье встречного транспорта не было, по крайней мере того, который следовал к Эрдо. Капитан, казалось, и вовсе забыла о своей угрозе, устроить ей пристальную слежку, а также и о том, что случайную пассажирку нужно куда-то пристроить.

— Сократ, как думаешь, могу ли я попросить капитана принять меня в вашу команду? — задала она как-то вопрос своему, пожалуй, единственному собеседнику здесь.

— Даже не знаю, — ответил он, пожав плечами, — Кларисс случайных людей не берет. У нас очень строгий отбор. Мне, например, попасть сюда было очень не легко.

— Охотно верю, но все же, если уж мне придется лететь с вами до самой дикой планеты, нужно ведь хоть чем-то заняться.

— Бери пример с меня: я вообще не хочу в данный момент ничем заниматься. Могу часами созерцать созвездия.

— Конечно, ты ведь знаешь, что как только доберешься до пункта назначения, у тебя будет полно работы. А мне что так и слоняться?

— Не знаю, — повторил Сократ. — А что ты можешь вообще делать?

— Пока ничего, но учусь я очень быстро. Тебе, например, не нужны помощники?

— Помощники? — переспросил он, призадумавшись — помощники, пожалуй, что и нет. А вот помощница, одна, возможно. Ладно, я обещаю потолковать с ней.

Капитан, вопреки ожиданиям, согласилась на это предложение, хотя и не сразу. В беседе с Сократом, она сначала высказала сомнения, насчет благонадежности "этой леди", но потом добавила себе вопреки:

— Хотя, знаешь, на шпионку она не похожа, по крайней мере, на шпионку «братьев». Но все же… что-то она скрывает, тебе так не кажется?

— У всех нас есть какие-то секреты, — уклончиво ответил Сократ.

— Хочешь возиться с ней — я не против. Но я надеюсь, тебе не надо предупреждать: до известных пределов. Слишком во многое вникать ей вовсе не нужно.

— О чем речь? Разумеется.

Лану это известие обрадовало чрезвычайно, только вот по обыкновению своему она ничем не выдала своих эмоций.

— Когда приступаем к занятиям?

— Каким еще занятиям? Ты что думаешь, я стану тебя обучать чему-то? — удивился сеятель.

— А разве нет? Ты намерен так же как и раньше звезды созерцать до самого… А кстати, я могу хоть узнать как называется та дикая планета, к которой мы летим?

Сократ вздохнул. Сам виноват: приобрел слишком любопытную стажерку.

— Ты хоть имеешь представление о таких понятиях как источниковедение, герменевтика, теория цивилизаций? — спросил он с ленивой обреченностью в голосе.

— Конечно, я же получила образование!

— Здорово, хоть в это лезть не надо…,-толи припоминая что-то, то ли задумавшись над чем-то, сказал ее учитель, потом вдруг удивленно вскинул брови:- Ты получила, оказывается, неплохое образование! Я и не знал, что техников обучают этому.

— Техников не обучают этому, — опустила глаза принцесса. — Меня не для технической работы готовили.

— Так! Хочешь, чтоб я посвятил тебя в тайны своей работы — посвяти меня в свои, — предложил Сократ, забыв, видимо, о том, что давеча сказал, капитану о чужих секретах.

Лана отвела взгляд, потому что ей снова пришлось сочинять, хотя теперь она решила не слишком грешить против правды:

— Я сбежала от мужа и попала в техники случайно.

— Понял. Больше ни о чем не спрашиваю. Хотя вот один только последний вопрос: он, наверное, был деспотом?

— Он был деспотом…

Возникла пауза. Просто нужно было сделать паузу, чтобы сменить тему и не так сразу приступать к объяснению.

— Ну, слушай. Планета эта никак не называется, в нашем каталоге идет под номером 566781Z.

— Разве у нее нет имени? Сами жители ее наверняка как-нибудь зовут?

— Узнаешь, когда подлетим, если тебе это так интересно.

— Что дальше?

— Знаем мы о ней мало. Люди туда были перемещены очень давно, еще нашими далекими предшественниками, основателями движения сеятелей. В те времена им приходилось подолгу разыскивать планеты с подходящими условиями для существования человеческой расы. Методы искусственного азонирования и прогрессивного эволюционирования тогда еще находились в стадии теоретических разработок и не применялись на практике. Эта цивилизация очень долгое время развивалась без нашего надзора, потому что располагалась у черта на куличках. Галактика старая, звезда, возле которой планета вращается тоже старая: желтый карлик, готовиться к обновлению. Короче говоря, планета либо вот-вот станет частью звездного вещества, либо утухнет вместе со своей звездой. Потому-то мы и будем готовить расселение. Это первая с тех пор экспедиция к планете, там очень давно не было никого из цивилизованных миров.

— Мне повезло?

— Еще бы!

— А на какой стадии развития она находится? Техноген? Храмовый период?

— Предположительно храмовый, причем весьма ранний, — настороженным тоном проговорил Сократ. — Откуда тебе известно об этих периодах? Этими терминами пользуются лишь сеятели. Ты меня удивила.

— Не удивляйся. Ты же сам сейчас сказал, что я получила хорошее образование. Без лишней скромности скажу: это действительно так. Кое-что я знаю и о вашей работе.

— Ага…

— Сократ, ты подумал сейчас, наверное, опять, что я шпионка?

— Признаться, мелькнула мысль.

— Поверь, если бы это действительно было так, стала бы я так выдавать себя?

— Или бы выдала, а потом вот также и объяснила этот промах.

— Но ведь ты мне веришь, правда?

— Я стараюсь… Скажи-ка… Э-э…

— Что?

— Если ты даже с нашими научными терминами знакома, то… Настолько разностороннее образование обычно получают девушки из высшего общества.

— Не такое уж оно и разностороннее, я просто любопытна, вот и все.

— Ладно. Я вижу, ты говорить об этом не хочешь.

— Я постараюсь тебя больше не шокировать, обещаю.

— Нет, почему же. Приятные неожиданности иногда должны случаться в монотонном течении жизни, особенно нашей.

— Вот уж никогда не думала, что жизнь ученых, которые участвуют в экспедициях, исследуют дикие миры, делают открытия можно назвать монотонной. Разве предвкушение чего-то совсем нового в только что открытой цивилизации не будоражит твое воображение?

— У тебя очень романтичное представление о научной деятельности, — ответил ей Сократ своим прежним скучающим тоном. — Чтобы открыть, как ты говоришь, что-то новое в наше время, нужно такую гору старья перелопатить, что и это самое новое покажется тебе не больше и не значительнее всего остального рутинного и обыденного.

— Ну, а тебе случалось сталкиваться с чем-то совсем необычным, с чем-то таким, что уж никак нельзя было назвать рутинным и обыденным?

Сократ задумался, потом усмехнулся:

— Конечно, случалось, иначе бы я здесь не находился.

Сеятелю не особенно много приходилось трудиться над образованием принцессы. Многое, о чем он принимался рассказывать, ей было знакомо, иногда даже и не только в общих чертах. Постепенно он и удивляться перестал. Однако о познаниях Ланы, хотя и очень поверхностных, в их достаточно закрытой и засекреченной научной области Сократ решил пока никому не рассказывать. Ее он тоже не стал расспрашивать с пристрастием, решив, что возможно, ему удастся выведать эту тайну постепенно и ненавязчиво. Ему даже интересно стало. Сама же Лана дала себе зарок быть осторожней. Она пожалела, было, что слишком поспешно выдала Сократу свои знания, но там, где было произнесено одно слово, неизбежно следовало и второе и третье. Останавливаться было поздно. Она уже подумывала о том, чтобы рассказать ему о своем роботе, списанном с корабля сеятелей, купить которого она просто выпросила когда-то у своей матери. Отец был против, он считал, что принцессе вовсе ни к чему вникать в то, что ей никак не может пригодиться в ее обыденной жизни и светской беседе. "Сеятели занимаются грязной, тяжелой и часто опасной работой: общаются с дикарями, посещают примитивные миры, вдыхают загрязненный воздух", — говорил он. Но… Никто не мог бы приобрести просто так научного робота, пусть даже и с блокировкой специальных разделов памяти. Для королевской семьи просто сделали исключение… Вдруг Сократ знает об этом?..

Первые три месяца Лана ни на шаг не отходила от своей игрушки. Вместо номера она подарила ему имя, стала называть его Марио.

Она была просто уверена, что у Марио был характер. Робот мог обижаться и сердиться, мог даже шутить, правда, редко. Ей даже казалось, что он скучал по своей прежней опасной работе. Ведь именно ему РС-3748-му выпадала трудная честь первого посещения обитаемой планеты. Так что он по праву носил звание разведчика. Раньше… Потом роботов перестали брать в экспедиции, многих утилизировали, некоторых адаптировали к новой деятельности, а ему повезло. Так он сам говорил. "Быть учителем — это лучшая участь для робота, которому не долго осталось до утилизации"- не один раз слышала она от него. Марио забрали и увезли в неизвестном направлении, туда, куда, в конце концов, увозят всех роботов, когда наступает их предел и когда излучение, исходящее от них, становиться опасным для человека. Это случилось ночью, она даже не успела с ним проститься…

— Это интересно, — услышала она голос Сократа, прервавший ее воспоминания.

— Что?

— Посмотри-ка. Редкое зрелище: человеческий корабль на таких задворках.

— А сами-то мы не редкое зрелище на этой трассе? — спросила Лана, вглядываясь в приближающуюся светлую точку.

— Ну, и рыдван! Ценный экспонат с исторической точки зрения.

— Кто это может быть?

— Наверняка не из «высоких», возможно это транспорт одной из развивающихся цивилизаций.

— Неприсоединенных?

— Мне так кажется.

— Надеюсь, капитан не захочет попросить их подвести меня до Эрдо.

— Не думай о ней так плохо.

В это время за ухом Сократа щелкнул микрофон. У Ланы такого не было, ее все еще не считали полноправным членом экипажа.

— Кларисс просит всех собраться в кают-компании, — сообщил Сократ только что услышанную информацию. — Идем, мне кажется, будет что-то интересное. Наверняка этот драндулет попросил посадки.

— Это не опасно?

— Чего нам опасаться?

Пользуясь небольшим переполохом, вызванным появлением старинного корабля вдали от всех более или менее оживленных трасс, Лана вслед за Сократом пробралась в кают-компанию. Она встала у всех за спинами, чтоб капитан ее не заметила и не выгнала, чего доброго. После того, как гвалт понемногу стих, Лана смогла расслышать голос Кларисс:

— К нам поступил сигнал бедствия. Несколько часов назад. Теперь я вижу, что это за объект и потому хочу посоветоваться со всеми вами. Должны ли мы принять этот борт и оказать ему помощь?

— Это может быть провокацией? — спросил кто-то из ученых.

— Ничего не могу исключить. Но в то же время напоминаю, что по небезызвестной вам конвенции мы обязаны оказывать помощь терпящим бедствие кораблям неприсоединенных цивилизаций.

— Следует запустить систему безопасности и проверить их как следует по всем базам данных.

— Я непременно сделала бы это, если б располагала большим временем. Но чужаки утверждают, что кислородная система вышла из строя. Якобы им осталось жить не более, — она взглянула на хронометр, — уже не более двух часов. Так что делать?

Ученые снова оживились, обсуждая услышанное, но Лана не могла различить отдельных фраз.

— Я могла бы и без вас принять решение, — стараясь перекричать гомон, продолжила речь капитанша, — но, по-моему, в данной ситуации, я должна была узнать сначала ваше общее мнение!

Но ученый люд никак не хотел выражать общее мнение, он слишком живо это все обсуждал, а этот процесс, как известно, у господ ученых мог длиться часами. В конце концов, Лана различила среди этого шума знакомый голос:

— Послушайте меня! Эй! Да, перестаньте ж вы галдеть! Послушайте!

Ученые лишь немного притихли.

— Просто проголосуем. Кларисс, ты не против? Нет. Кто за то что бы впустить терпящий бедствие корабль и оказать помощь менее развитым нашим братьям? Так… Ясно. Кто против этого, кто оставит их погибать на просторах вселенной? Ага… Ну, что капитан, командуй.

— Все по местам. Сейчас пройдет дезинфекция и очистка. Открываем грузовой шлюз…

Лана выскочила из кают-компании самой первой. Ей очень хотелось пробраться в грузовой отсек, а оттуда в шлюз и посмотреть на прибывший корабль и на этих людей, но Сократ ее поймал за руку.

— Эй! Не советую тебе идти туда.

— Почему? Интересно же!

— Сказал тебе, не надо. Это может быть опасно. Кларисс заранее приказала на всякий случай снять пломбы с оружейных контейнеров. Иди в свою каюту. Обещаю, что расскажу тебе все самым подробнейшим образом.

— А ты что же не пойдешь к себе?

— Конечно, пойду. Буквально через минуту. Как только корабль состыкуется и попадет в шахту, начнется дезинфекция. В это время лучше быть у себя.

Лана заметила, что он был слишком озабочен. Не так, как все остальные, даже Кларисс воспринимала эту ситуацию, хотя и как сложную, но в то же время вполне штатную. Все ситуации, возникающие в открытом космосе, должны быть предсказуемы, все действия должны быть оговорены специальными пунктами законов. Встреча с транспортом неприсоединенных цивилизаций не выходила из ряда вон. На этот случай тоже имелись особые предписания. Об этом ей когда-то рассказывал Марио.

Лана отправилась все-таки в свою каюту. Через несколько минут дверь щелкнула: в коридорах включились мощные очистные лампы, и никто уже не мог выйти из кают, даже если бы захотел. Интересно успел Сократ попасть к себе до дезинфекции? Делать было нечего, дверь закрылась автоматически, и теперь, сколько было нужно системе безопасности корабля, столько и придется сидеть всем в своих каютах. Сколько это могло длиться, Лана не знала и подумала, что нужно было спросить об этом у Сократа. Сначала она просто сидела и ждала, что вот-вот должен послышаться щелчок открывшегося замка. Потом уселась удобнее, откинувшись на диванчике. Но ожидание затягивалось. Лана несколько раз подходила к двери, но сенсоры не реагировали, значит, запор все еще был активизирован. Ей даже пришла в голову мысль попытаться открыть дверь вручную, нажав на рычаг. Безуспешно. Она снова уселась в ожидании. В конце концов, ее стало клонить в сон, и она прилегла. Вскоре, так и не дождавшись окончания дезинфекции, она уснула.

Ее разбудила сирена. Пронзительно пищащие и пульсирующие оранжевым светом датчики безопасности ничего хорошего не предвещали.

— Сколько я спала? — задала он вопрос сама себе и тут же ужаснулась, взглянув на хронометр:-Не может быть!

Дверь была открыта, за ней тоже слышались тревожные сигналы. Лана осторожно выглянула в коридор, но кроме яркого мерцания датчиков не заметила никакого движения. Ни единой живой души не было, никто не суетился, не бегал, никто, поэтому не мог объяснить, что случилось. Она пошла по коридору. Двери всех кают были открыты, но внутри никого не было. И вроде бы никакого беспорядка не наблюдалось, такого, какой бывает при экстренной эвакуации. В каютах, куда робко заглядывала принцесса, царил лишь обычный рабочий беспорядок, так характерный для ученого люда, который держал в порядке исключительно лишь свои мозг и свои знания.

— Куда же все подевались? Сократ! — позвала она, подойдя к каюте сеятеля. Там тоже было пусто и тот же кавардак, что и всегда. — Что же случилось?

Сигнал тревоги все не унимался. Лана заметила, что и свет в коридоре постепенно начал затухать, отчего оранжевые всполохи стали еще ярче и пронзительней. Ей стало по-настоящему страшно, ни с чем подобным ей раньше не приходилось сталкиваться. Страх перед неизвестностью — раньше она не знала этого неуютного чувства. Постепенно она подходила к каюте капитана. Приблизившись, она заметила, что дверь туда тоже была открыта.

— Кларисс, — позвала она тихо,-Капитан! Что случилось, скажет мне хоть кто-нибудь?

Лана не сразу решилась зайти в каюту капитана, зная ее отношение к своей особе. Но теперь ей очень хотелось хоть кого-нибудь встретить, хоть одну живую душу, пусть даже этой душой будет Кларисс. Апартаменты ее были гораздо больше, чем скромная конура, в которой жила Лана. Хотя роскошью принцессу удивить было невозможно, и все же она удивилась, но не тому, что окружало ее, а несоответствию между тем, какой Кларисс хотела казаться, решительной и суровой, и этим девчачьим интерьером. Пушистые подушки, мягкие игрушки, вазочки, зеркальца — все это напомнило Лане ее собственную спальню во дворце отца. Она улыбнулась, взяв в руки мягкую розовую думку. Ай, да капитан! Но тут в коридоре послышался какой-то шум, будто что-то упало глухо. Лана тут же выскочила из каюты и огляделась. Свет стал еще тусклее, зато сигнальные лампы так и полыхали. В переходах между ними теперь совсем ничего не возможно было разглядеть. Снова зашумело где-то впереди, и Лана направилась туда:

— Эй, погодите! Кто там?!

В это время откуда-то высунулась рука и быстро дернула Лану, затащив ее в одну из пустующих лабораторных комнат. В мелькнувшем оранжевом свете она успела разглядеть лицо Сократа.

— Только молчи, — сказал он ей едва слышным сиплым шепотом. — Ни звука. И не шевелись.

Из-за двери приближались какие-то скрежещущие звуки. Он увлек ее в глубину комнаты и, они нырнули под стол, с которого свисало какое-то белое полотно. Звук остановился у двери и заскрежетал пронзительней. На полу отразилась чья-то подвижная тень, которая медленно, но с оглушительным стрекотом покатилась по лаборатории. Кто или что отбрасывало эту тень, Лана разглядеть не могла из-за материи, да и не хотела разглядывать. Ей было очень страшно. Она плотно, до боли, зажмурила глаза и зажала ладонями уши. Ее ужасала мысль, что этот жуткий грохочущий монстр сейчас обнаружит их. Впервые она пожалела, что находится сейчас не в своем милом, уютном и таком безопасном дворцовом будуаре. Но вот ей показалось, что грохот стал стихать, и она решилась открыть глаза. В лаборатории стало совсем темно, она освещалась теперь только тусклыми синими и зелеными лампочками уцелевших приборов.

Сократ первым выбрался из-под стола и подал руку принцессе. Она сразу же задала кучу вопросов:

— Что это было? Где все? Почему тревога?

Сократ не сразу ответил. Его лицо в бледном мерцании огоньков показалось принцессе таким серьезным и взволнованным, какого она у него, флегматичного и беззаботного, никогда не видела.

— Мы попали в серьезную передрягу, — сказал он. — Нас захватили.

— Кто?!!

ГЛАВА IV

— Я не успел попасть в свою каюту к началу дезинфекции, это меня и спасло. Я спрятался.

— Все остальные мертвы?! — ужаснулась Лана.

— Надеюсь, что нет. Не знаю…

— Ты видел, что произошло?

— Скорее слышал, хотя лучше бы не слышать и не видеть.

— Разве это возможно?! Я знаю… мне говорили, что на кораблях подобного типа система безопасности…

— Рассчитана на равное ей по интеллектуальному уровню вторжение, а тут — варвары…

— Она не рассчитана на варваров?! Почему?

— Слишком хитра, саму себя обхитрила. Я так полагаю. Я говорил тебе, люди на диких планетах совсем по-иному мыслят. Их сила в том, что они не знают всех наших суперхитростей. Они просто крушат и все, без разбора и без оглядки на мощь системы безопасности. Ты ведь, кажется, знакома с теорией цивилизаций? Вспомни о варварах и империях, которые считали себя высокоразвитыми. Где эти самые империи оказываются, в конце концов?

— Но ведь это не про нас, Сократ? Все эти теории — это же касается только нецивилизованных миров, разве не так?

— Так. Только не в диком космосе. Здесь, как видишь, другие правила.

— В каком еще диком космосе? Я о таком не слышала.

— А ты что думала? Мы забрались уже очень и очень далеко от Эрдо. Здесь по близости нет ни одного цивилизованного королевства.

— Мы так далеко?

— Мы уже почти у конечной цели нашей миссии. Подлетаем к 5667… а, дьявол, не помню дальше! Только что теперь в этом толку?

— Нас скоро спасут?

— Сомневаюсь, что хоть кто-то успеет к нам на помощь, если вообще слышал наш SOS. Они вывели из строя энергосистемы, по крайней мере, старались. Мне кажется, что корабль вообще не управляем в данный момент.

— Что же нам делать?

— Пока не знаю. А впрочем, сейчас самое главное — спрятаться и переждать. А там посмотрим.

Они все еще находились в разоренной лаборатории. За то время, что Лана спала, огромный корабль сеятелей превратился в руины, куда-то исчез весь экипаж, а будущее их стало настолько неопределенным, что и подумать было страшно.

— Они тут вели себя по-хозяйски, будто знали с самого начала, где что находится, куда идти и что делать, — продолжал свой рассказ Сократ. — Еще и шлюзовой отсек не успел открыться, а они хлынули, словно тайфун. Я едва успел спрятаться. Тут же кто-то ловкий отключил дезинфекцию, через пару минут в их руках оказался и весь наш арсенал. Откуда они знали, где он находится? Потом я уже ничего не видел, только слышал. Выкрики, ругань, чужой гортанный язык, я так и не смог определить, из какой он группы… Тем не менее, они прекрасно орут на нашем языке и отчетливо отдают распоряжения пленным.

— Что они сделают с пленными?

— Все, что только им в голову придет.

— Может быть, не все попались, и кто-то прячется, так же как мы?

— Вероятность практически равна нулю. И знаешь, что? Я, кажется, понял, почему ты не оказалась в их руках вместе со всеми.

— Почему же?

— Тебя нет в официальном списке членов экипажа, а твоя каюта — бывший склад униформы медперсонала. Потому-то они и не заглянули туда.

— А тебе, похоже, на пользу пошла твоя недисциплинированность. Вместо того, что б укрыться в своей каюте, ты помчался к грузовому шлюзу.

— Выходит, что так.

— Все-таки, как считаешь, кто они такие?

— Некоторое время назад я кое-что слышал о том, что на задворках цивилизованных миров появилась некие банды из неприсоединенных королевств, которые нападают на все, что движется, будь то торговое судно, грузовой или туристический транспорт. Как видишь, исследовательский корабль им тоже оказался вполне по зубам. Говорили еще, что во главе их стоит кто-то из высших чинов одного из королевств высоких цивилизаций, потому-то у них все так ловко и получается.

— Думаешь, они спланировали нападение?

— С одной стороны на то похоже, но только вот какой барыш с исследовательского судна? Это же не торговый транспорт, где наверняка есть, чем поживиться. Скорее всего, они наткнулись на нас случайно.

— Но, тем не менее, прекрасно ориентируются на нашем корабле.

— Вот это загадка, — задумался Сократ, но вдруг взгляд его застыл. — Тсс, я что-то слышу.

— Я тоже слышу: сирена надрывается, как же ее не услышишь.

— Нет, что-то другое.

Они притихли. Лана прислушивалась, пытаясь на фоне истошного вопля сигнала тревоги расслышать какой-то другой звук. Сократ тоже медленно оборачивался вокруг, стараясь уловить то, что ему показалось. Он подошел сначала к одной стене и приложил к ней ухо, потом к противоположной и сделал то же самое. Наконец, он лег на пол.

— Звук идет оттуда, это стук. Вот послушай. Бум-бум-бум, бум-бум-бум….

— Это сигнал SOS?

— Очень глухой, кто-то подает его, возможно, из грузового отсека.

— Каким образом?

— Просто. Даже очень просто: механический стук одним твердым предметом об другой.

— Мы пойдем туда?

— Я еще не сошел с ума. Кто из наших может догадаться подать сигнал бедствия таким образом? Да даже если и догадается кто-то, кому он его адресует на разбитом корабле? Сквозь космос сигнал ведь не пролетит?

— Может быть, он адресует его как раз нам?

— Мы-то что можем сделать? Нет. Это, наверняка, ловушка.

— Что же, просто отсиживаться тут и ждать неизвестно чего?

— Пока да. Нужно просто переждать.

— Давай я схожу на разведку. Я ведь не член экипажа, меня нет в списках, никто меня не ищет, наверное.

— На разведку она собралась! Ты хоть какое-то представление об этом имеешь?

— Имею представление. У меня был… Я была знакома с одним ро… разведчиком, он кое-что рассказывал мне.

— Бред. Никто ни по каким рассказам не может выучиться этому делу.

— Пусть так. Но я не хочу просто сидеть тут.

— Ладно, уговорила. Только уж первой не лезь, разведчица. Все-таки у меня больше опыта в этом деле. И вот еще что: как услышишь стрекот, такой же, как был тут недавно, сразу же падай ниц и не двигайся. Это их авангардный робот, эта рухлядь реагирует на движение и сразу палит. До сих пор еще находится на вооружении некоторых армий развивающихся цивилизаций.

Первым из лаборатории выглянул Сократ. Ничего уже нельзя было разглядеть из-за сменяющих друг друга ярких вспышек и абсолютной непроницаемой темноты. Продвигаться можно было только по памяти или на ощупь, притом очень медленно. Лана осторожно следовала за Сократом. Они приблизились к лифту.

— Лифтом нам пользоваться нельзя, как понимаешь. Придется найти другой путь.

— Какой же другой путь?

— Спуститься вниз по коммуникационной шахте. Никогда не приходилось?

— Шутишь?

Лана почему-то вспомнилось, как однажды в детстве она сделала попытку взобраться на дерево. Каким странным тогда показалось это желание ее няньке. Она тут же побежала жаловаться королеве и посоветовала пригласить доктора.

— Чему ты радуешься? — удивился Сократ, услышав ее усмешку.

— Да не радуюсь я. Просто вспомнилось кое-что…

— Самое время предаваться воспоминаниям.

Сеятель подошел к небольшому люку возле лифта и нащупал ручку запора. Открываться, однако, люк не пожелал. Сократ прилагал значительные усилия, чтобы свернуть запор, но он оставался неподвижным.

— Ты ведь у нас, кажется, техник, — сказал он Лане. — Попробуй что-нибудь сделать.

Что она могла сделать? Да и какой она была техник? Здесь нужна была просто недюжинная сила, вот и все. Или хотя бы рычаг. Она огляделась. На полу валялось множество разного хлама, но среди него не находилось ничего нужного. Лана стала расшвыривать стекло, пластик и куски обшивки ногами. Если бы еще хоть что-то можно было разглядеть в такой какофонии света и тьмы! Наконец, у нее в руках оказался некий заостренный продолговатый предмет, скорее всего оторванный от чего-то. Она подошла к люку, вставила его под дужку запора и потянула на себя. Ей показалось, что что-то сдвинулось, но сил не хватило.

— Попробуй ты, Сократ.

С третьей попытки люк все же поддался. Под ним висели сотни цветных проводов коммуникаций. До них, однако, нужно было еще дотянуться.

— Как ты догадалась так открыть запор? — спросил сеятель, по пояс погрузившись в люк и пытаясь поймать хоть один провод.

— У меня был знакомый по имени Марио. Он очень многому меня научил и много всего рассказывал. Он даже учил меня драться на мечах, как в диких мирах. Только вот я тогда не думала, что все это мне действительно может когда-нибудь пригодиться.

— Молодец твой Марио. И ты молодец! Оп! Поймал! Давай за мной.

Легко сказать! И сам Сократ не приучен был передвигаться словно зверь лесной, цепляясь за лианы проводов. А уж принцесса тем более. К тому же здесь, в шахте, после того как крышка люка была снова надвинута, воцарилась полнейшая тьма.

— Сократ, говори мне что-нибудь! Иначе я от страха упаду вниз, — попросила Лана.

— Не бойся! Представь, что до конечной цели спуска всего лишь два метра, а не двести.

— Я так и представляла, пока ты не сказал про двести!! Ой!

— Держись крепче и спускайся. Просто скользи вниз. Я рядом.

— Как же тут темно и страшно!

— Не разговаривай так громко. Здесь звук разносится далеко.

— Они могут нас услышать?

— Еще как могут. Может уже слышали, госпожа бесстрашная разведчица…

Дальше они спускались молча, боясь привлечь внимание. Они не знали, здесь ли еще их незваные гости. И чем дальше опускались вниз, тем осторожнее старались быть. Глухой сигнал был уже не слышен. Но Сократ был уверен, что он шел именно из грузового шлюза. Возможно, там и держали пленных. До него оставалось еще несколько метров, когда сеятель остановился и шепотом приказал Лане замереть и не двигаться. Она подчинилась и не произнесла ни слова, хотя ей очень хотелось спросить, в чем же дело? Он подобрался к ней ближе и едва слышно произнес почти над самым ее ухом:

— Они там. Разговаривают.

— Захватчики? — тем же полушепотом спросила принцесса.

— Не знаю. Не могу различить отдельных фраз. Ты ничего не слышишь?

Лана ничего не слышала. То ли страх отбил у нее все ее слуховые способности, то ли она просто не хотела вслушиваться в темноту, боясь услышать что-то страшное. Она слышала лишь ровный шум жизнедеятельности все еще живого корабля да отдаленный визг сирены. Сократ тоже не слишком хорошо ориентировался в шахте, куда обычно проникали лишь щупальца управляющего процессора корабля. Человек тут, возможно, вообще был впервые. Дышать здесь было трудно, у Ланы начала кружиться голова. Она едва уже удерживалась на толстом кабеле. На лбу выступили мелкие капли пота: жара здесь стояла тропическая. К кромешной же темноте она уже начала привыкать. Ее глаза даже стали различать какие-то очертания.

Снизу послышался легкий вздох облегченья. Похоже, Сократ достиг, наконец, пола. Через несколько минут и принцесса почувствовала под ногами опору. Сократ схватил ее за плечо:

— Очень, очень внимательно и осторожно.

— Только не пугай меня, очень прошу!

— Тсс…

Выход из шахты, очевидно, располагался там, откуда шла легко заметная в полной темноте узкая полоска света. Сократ, беззвучно ступая, направился туда, Лана — за ним, уцепившись за его рукав. Шахта начала сужаться. Они сначала наклоняли головы, потом были вынуждены ползти. Выход представлял собой чуть приоткрытый узкий люк. И предназначен он был, конечно, не для людей: протиснуться в него было сложно.

— Что там? — шепотом спросила Лана у заглядывающего в щель люка Сократа.

— Грузовой отсек, шлюз дальше. Нам нужно вылезти и спуститься.

— Спуститься?

— Здесь высоко.

Сеятель вылез первым. И откуда только он все это умел? Лазить по веревкам, спускаться с отвесных стен, — неужели к этому готовят всех ученых-сеятелей? Лана не успевала за ним.

— Здесь никого нет, но все равно старайся не шуметь, — услышала она уже из-за люка.

Выглянув в отверстие, она не могла удержаться от возгласа удивления, смешанного с растерянностью. Пространство грузового отсека, представшего перед ней, было огромно и являло собой картину полнейшего хаоса. Все было разбросано, перевернуто вверх дном, разорвано, разломано и разлито.

— Давай быстро сюда-махнул снизу рукой Сократ, — здесь в любой момент может кто-нибудь появиться.

Рядом с люком на счастье была аварийная лестница, но и по такой лестнице Лане никогда раньше не приходилось спускаться, а тем более с высоты в несколько десятков метров. Тем не менее, ей пришлось. Она стала смотреть прямо перед собой, на вспотевшую от конденсата серую стену и старалась не глядеть вниз.

— Ускорься! — приказал Сократ. — Сюда идут!

Принцессе пришлось спрыгнуть с последних шести ступенек и тут же метнуться в сторону и притаиться за контейнером. Послышался отдаленный галдеж, который начал приближаться.

— Странный язык, так и не могу идентифицировать, — едва слышно произнес сеятель.

К ним подходило несколько человек, в щели между контейнерами Лана и Сократ могли их видеть. На них были необычные одежды, какие не носят ни ученые, ни пилоты, ни торговцы. Это вообще была не униформа. Все трое пришельцев, среди которых была одна женщина с очень длинными волосами, были одеты по-разному. Они шли по направлению к контейнерам, переговариваясь между собой, и вели себя уверенно, не осторожничали и не шептались, словно знали, что им здесь ничто не угрожает.

— Они ведут себя так, словно здесь хозяева, — произнесла принцесса, как только они скрылись за дверью в следующий отсек.

— И словно много раз уже здесь бывали, — подтвердил Сократ. Кто же они такие и зачем им наш корабль? Если это торговцы людьми, то они точно выбрали не тот транспорт.

— Торговцы людьми?! — удивилась девушка. В королевстве Эрдо не существовало даже такого выражения.

— Не удивляйся. В диких мирах такого предостаточно. Я тебе скажу больше: там не редки даже случаи каннибализма.

— Что?!!

— Ты же в сеятели записалась, так что привыкай не удивляться.

— Но как это торговать людьми?

— Я думал, признаться, что мне никогда не придется с ними встретится. Особенно здесь, вдалеке от цивилизации. Я уже рассказывал тебе о бандах из неприсоединенных, боюсь это все-таки они.

— Они, что захватили экипаж, что б торговать?!

— В этом-то все и дело! Не нужен им весь наш экипаж, и весь наш корабль со всеми его конструкциями, приборами и агрегатами, назначения которых они не знают. Обычно им нужен только кто-то один, но очень важный. За него они в конце-концов получают выкуп и весьма солидный. Кучка ученых им совсем не пригодится. Наше правительство за них не только гроша не даст, но и разговаривать не станет.

— Подожди! Наше правительство, то есть наш король вступает с ними в какие-то торги?

— А ты думала! Наш случай не первый. Об этом давно болтают.

— Но разве нельзя их приструнить?

— Как? Здесь, в диком космосе они господствуют. Сюда заносит только таких ненормальных, как мы.

— Что же им нужно от нас?

— Если б знать! Впрочем, есть у меня одна догадка. Они каким-то образом узнали об одной очень важной пассажирке, которая находится на нашей посудине, — посмотрел Сократ со значением на девушку. — И именно эта пассажирка им и нужна.

— Ты… о чем?

— Погоди-ка, вот опять стучат, — отвернулся сеятель, как ни в чем ни бывало.

Среди ровного гула корабля снова начал выделяться отчетливый механический стук.

— Это рядом. Посмотрим? — спросила принцесса.

— И попадемся к ним в руки?

— Для начала просто посмотрим. Если не хочешь, я сама.

— Да, я ведь и забыл, что ты у нас отважный разведчик… по рассказам научилась, ваше высочество…

Лана не растерялась: скрываться было уже бессмысленно. Она лишь покосилась на своего спутника:

— Тогда можешь оставаться тут и иронизировать, сколько хочется. Я иду одна…

Лана осторожно выглянула из-за контейнеров и прислушалась. Ничего подозрительного не виделось и не слышалось. В огромном грузовом отсеке было пусто. Хотя, возможно, лишь на первый взгляд. "Дикие люди очень хорошо умеют прятаться и маскироваться, — рассказывал Марио, — всегда нужно быть настороже". Вот и пригодилась ей его наука. А отец говорил… Впрочем, отец много чего говорил, только предположить не мог, что его дочь выкинет такое.

Принцесса пошла вдоль контейнеров, почти прижимаясь к ним, пока они не закончились. Дальше огромные пластиковые коробки уже не стояли ровными рядами, а валялись как попало, а рядом их содержимое. Оглядываясь, бесшумно перебегая от одной коробки к другой, она подобралась к шлюзу. Дверь открылась бесшумно, но Лана тут же отпрянула: с той стороны могли быть эти люди. Через несколько секунд она снова выглянула. Звук теперь стал еще отчетливей, Лана увидела того, кто издавал его.

В грузовом шлюзе стоял огромный катер, покрытый коррозийными узорами и вмятинами. Трап был спущен, но рядом с ним и вокруг корабля не было ни души. Кларисс сидела на полу возле каких-то труб. Ее запястья были замкнуты стальным обручем с мигающими лампочками. Этим обручем она отстукивала SOS.

ГЛАВА V

Лана сразу направилась к ней. Очевидно, что рядом не было никого из захватчиков, иначе бы они не позволили ей стучать по трубам. Капитан не видела девушку, потому что слишком сосредоточилась на своем бесполезном занятии.

— Кларисс! — вскрикнула принцесса как только оказалась на том расстоянии, на котором та могла ее услышать.

Кларисс вскинула голову и, увидев Лану, попыталась встать на ноги. У нее не получилось. Лодыжки тоже были скованы. Она снова уселась на пол, при этом кандалы ее вызывающе грубо звякнули.

— У тебя кровь? — подбежав к ней, заметила принцесса пятно на ее рукаве.

Кларисс даже не посмотрела на свою руку.

— Я наткнулась на что-то, когда нас вели, словно скот, к шлюзу в полной темноте. Всего лишь царапина в сравнении с тем, что могло бы быть, будь я менее сговорчивой.

— Тебе нужна медицинская помощь?

— Чепуха! А ты откуда взялась? Тебя что не поймали?

— Нет, как видишь.

— Кто-нибудь еще с тобой?

— Сократ. А где все наши?

— Их уже погрузили. Загнали в клетки на этом рыдване.

— В клетки? Мы можем их освободить?

— Ты можешь попытаться…

Лана не стала раздумывать: времени было в обрез. Она подбежала к трапу и, лишь на секунду, замешкавшись, стала поднимать по лестнице. Но там ее ждало разочарование: входной люк был задраен плотно. Она подбежала близко к нему, но сенсоры не сработали, возможно, их здесь и не было, на этой ржавой железяке. Попробовала дернуть за рычаг — он остался недвижим.

— Ничего не выходит! — закричала она. — Я не могу открыть вход!

Ей пришлось спуститься обратно к Кларисс. По лицу той было заметно, что она и не надеялась на удачу. Но принцесса сдаваться не хотела: сразу же были внимательно, насколько возможно в этой ситуации, осмотрены кандалы, сковывающие запястья капитана.

— Что это за светящиеся штуки? — спросила Лана.

— Это электронный замок. Примитивный, конечно, но без кода или специального оборудования его не открыть.

— А сломать?

— Вижу, здесь уже витает дух дикарей… Его не сломать. И не распилить… Кистей и стоп я тоже не хочу лишаться.

— Что же делать? Они ведь вернутся с минуты на минуту!

— Что делать? Да ничего!

— Я все-таки попробую угадать код, надо ведь хоть что-то предпринять. Может быть, мне повезет.

Она присела перед Кларисс на корточки и принялась беспорядочно нажимать все кнопки на ее металлическом браслете. Капитан некоторое время отрешенно смотрела на бесплодные попытки, и вдруг произнесла:

— Напрасный труд. Мой корабль погиб. И тебе не спастись, если ты только не улетишь отсюда на этой посудине, принцесса.

— Ты не знаешь, из скольких знаков состоит этот код?.. Что ты сказала? Ты назвала меня…

— Я все знаю, ваше высочество. Эти дикари просветили меня на сей счет. Это ты погубила мой корабль! Они разрушили его из-за тебя!

Лана замерла, хотя еще несколько раз по инерции нажала на кнопки. Кларисс смотрела через ее плечо куда-то назад и грустно ухмылялась. Принцесса тут же догадалась: они здесь, — стоят позади. Медленно поднявшись с пола, также не спеша, повернулась. Их было всего пятеро. Четверо мужчин в замысловатых нарядах и одна женщина с длинными черными волосами. Несколько секунд они стояли и смотрели друг на друга, а Кларисс вдруг разобрал смех. Она начала истерично хохотать и снова принялась с неистовой одержимостью отбивать SOS. Пятеро дикарей не обратили на нее никакого внимания.

Лана решилась заговорить первой:

— Как вы узнали, кто я такая, если ни один человек на этом корабле даже не догадался?

Дикари, казалось, не слышали ее вопроса, продолжали молча рассматривать ее с ног до головы. Единственная среди них женщина, подошла поближе и обошла девушку кругом, оглядывая. Потом повернулась к своим и что-то нервно рявкнула. В ответ послышалось несколько реплик. За этим последовал короткий диалог, во время которого дикарка продолжала рассматривать принцессу и что-то говорить своим, а те что-то отвечали ей.

— Может быть и со мной поговорите? — еще раз решилась Лана на вопрос.

Ответила ей Кларисс, внезапно переставшая хохотать:

— Много чести, дорогая принцесса! Для них ты — никто! Ни твой сан, ни твое имя для них не значат ровным счетом ничего. Только твоя стоимость важна для этих ублюдков! Станут они тебе отвечать! Они не разговаривают со своими заложниками.

— Я заложница?

— А ты думала, мы им нужны? Или наш корабль, который летит в тартарары? Мне сначала невдомек было: зачем им наше судно, на котором нет никаких ценностей. А потом вдруг эта девица спрашивает меня о какой-то принцессе, якобы летящей с нами. Тут до меня и дошло, Вивия-Мелания. Они тут все перерыли и разгромили. Пять человек и кучка допотопных роботов… Ты нас погубила…

Лана растерянно смотрела на захватчиков и не могла понять: откуда какие-то дикари могли узнать, кто она и где она. Девица перестала рассматривать ее и отошла к своим. Ей передали в руки какое-то странное переговорное устройство. Она начала что-то напряженно объяснять черному круглому прибору, в то время, как двое других мужчин вдруг живо устремились из шлюза.

— Бандиты, отбросы неприсоединенных королевств, — продолжала Кларисс вещать с обреченностью в голосе, — у них база на этой планете, к которой мы летели… Впрочем, наверное, уже подлетели…

— Откуда ты знаешь?

— Мне положено знать несколько больше, чем нашим друзьям сеятелям. Я капитан корабля, если ты помнишь, хотя, теперь уже бывший… В большинстве своем эти ученые совершенно оторваны от реальности. Они погружают свое сознание в чужую действительность, вместо того, чтоб жить в своей. Что они знают о тех опасностях, которые могут нас подстерегать на таком расстоянии от цивилизованных миров? Слышал ли кто-нибудь из них о том же пресловутом обществе защиты диких цивилизаций? Ну, может быть, кто-то из них и слышал. Только решил, что это очередная сказка очередного дикого мира. Интересно, что они сделают с этими бедолагами…

— Что они могут сделать?

— Могут убить. Могут продать туземцам в качестве рабов. Все что угодно могут сделать. Даже съесть… Но одно совершенно ясно: они их точно не отпустят. Зачем им свидетели? Эти дикари вне закона и в своих королевствах, которые так стараются присоединиться к высоким мирам.

— Мы нашли, что искали.,-вдруг сказала женщина-варвар почти совсем без акцента. — Можем отправляться. Правда здесь есть еще один ваш, но он нам не нужен.

— Сократ! Подлец! Мерзавец! Предатель! — подтвердила Кларисс с неожиданной злобой.

Принцессе очень хотелось спросить Кларисс, что она имела в виду, но ее руки вдруг в мгновение ока оказались в таких же браслетах, как у капитанши. Не успела она взбунтоваться против этого, как пришлось подчиниться грубым толчкам черноволосой девицы-дикарки. Она зло сверкнула черными глазами и пребольно дернула принцессу за руку. Можно было подумать, что у нее были какие-то счеты к Лане. Девушка искоса взглянула на свою конвоиршу, мгновенно, по-женски оценив ее внешние данные. Она ведь впервые видела настоящую дикарку. Нет. Ни по каким эталонам Эрдо, да и любого другого высокого королевства, нельзя было назвать эту женщину красавицей. Ее неправильные черты лица, смуглая кожа, и слишком выпирающие округлости под одеждой при росте ниже среднего, не могли служить эталоном. Тем не менее, было в ее облике нечто такое, что привлекало внимание. Лане с сожалением пришлось отметить, что именно эта ее непохожесть на безупречных цивилизованных, но слишком стандартных красавиц и делала дикарку такой привлекательной.

Принцессу заводили на варварский корабль. Оглянувшись назад, Лана увидела, как Кларисс отцепляют от трубы и тоже ведут за ней. Она отбрыкивалась от цепких рук дикаря, ругалась, но не пыталась бежать. Как чувствует себя капитан, покидая свой разоренный корабль? Принцесса подумала, что, наверное, расплакалась бы на ее месте, ведь «Фирс» был для Кларисс ребенком, которого она уже потеряла.

Оказавшись на чужом корабле, пленницы погрузились в темноту. Их повели по короткому коридору, едва освещенному откуда-то сверху лишь настолько, чтоб видеть, куда идешь, и не запнуться о множество пластиковых ящиков, беспорядочно разбросанных тут же. Светлее не стало и тогда, когда они достигли цели. Их с Кларисс поместили отдельно ото всего экипажа. Да и был ли он здесь? Возможно, эти варвары уже избавились от них. Оказавшись в крохотном овальном помещении с ржавыми железными стенами, Лана в первую очередь спросила о Сократе.

— Почему ты назвала его мерзавцем и предателем?

— Что? — не поняла та.

Она, казалось, уже слабо соображала, что происходит.

— Ты назвала Сократа предателем, почему? — повторила Лана.

— Он ведь был с тобой? Он был с тобой все то время, пока нас отлавливали, словно грызунов? — спросила Кларисс, пытаясь прийти в сознание.

— Я встретила его, когда все это уже закончилось. Мы вместе спускались к грузовому шлюзу.

— А… Он не поведал тебе случайно одну интересную историю?

— С какой стати, Кларисс, он станет мне рассказывать истории в такой момент? Нас чуть было не обнаружил какой-то ужасный громыхающий робот! Он рассказал лишь, что наш корабль захвачен варварами.

— И он не сказал тебе, что именно он запустил этих варваров?

— Что ты говоришь? Этого не может быть!

Кларисс окончательно пришла в себя. Она ухмыльнулась, довольная тем, что сумела так шокировать принцессу. Оглядевшись, она присмотрела для себя пустой ящик, валявшийся у стены, и уселась на него, приготовившись повествовать. Лана внимательно смотрела на нее, словно предчувствовала подвох или розыгрыш.

— Ты очень быстро освоилась среди ученой братии, благородная леди, Вивия-Мелания, — решила, видимо издалека начать Кларисс.

Лана не моргнула и глазом, продолжая испытующе смотреть на капитаншу.

— Я то, признаться, сперва приняла тебя за шпионку "кровных братьев". Именно среди них встречаются такие вот манерные, как ты.

Принцесса все-таки перевела взгляд на стену и вздохнула, вспомнив, как ее впервые встретили на «Фирсе-89», и как она в тот момент изо всех сил пыталась не выглядеть манерной. Кларисс продолжала:

— Но я и не знала, что шпион был совсем рядом и дышал мне в затылок. Лазутчиком оказался тот, на кого и вовсе не подумаешь. Ты не знаешь, но в последний момент, я все же решила не открывать шлюз, не проверив эту посудину на вшивость хотя бы по тем скудным данным, какие есть в нашем арсенале. Не дойдя до рубки несколько шагов, я свернула в информационный центр. Но тут Сократ преградил мне дорогу. Я спросила, почему он еще не в своей каюте. Вместо ответа он навел на меня оружие. "Это мои друзья. Их нужно впустить непременно", — сказал он и заставил меня открыть шлюз. Но он просчитался: это были вовсе не его друзья, он-то ждал в этих широтах именно своих "кровных братьев".

— Сократ не может быть шпионом! Может быть, ты что-то не так поняла? — попыталась возразить озадаченная Лана.

— И зовут его вовсе не Сократом, — молвила Кларисс почти шепотом и слегка закатила глаза. — Хотя не исключаю, что это всего лишь одно из прозвищ предводителя общества защиты диких цивилизаций, террориста и диверсанта, так называемого брата Ромеро!

Кларисс снова засмеялась, но смех ее был больше похож на плач. Сквозь всхлипывания она произнесла, едва слышно:

— Похоже, мой корабль был обречен с самого начала. Если бы ты не проникла к нам, нас не захватили бы дикари, зато явились бы «братья», которых навел историк. Хотя, знаешь, защитники цивилизаций, по крайней мере, не стали бы громить мой корабль. Так что я тебя все равно ненавижу.

— Кларисс, возьми себя в руки!

— Зачем?

— Нужно что-то придумать.

— Что тут придумаешь?

— Может быть, попробовать сбежать?

— Куда сбежать?! Нас везут на дикую планету!

— На ту самую, куда мы летели?

— Ту самую… Они называют ее Исмирад. Так ее зовут, наверное, и сами ее обитатели.

— Эти бандиты не знают, что планета на грани гибели?

— Им-то что? Тем более что лет двести жизнь на ней все еще будет. За это время они еще десяток баз сменят.

— Кто же для нас более опасен: люди на этой планете или бандиты?

— Эти «бандиты» хоть какое-то понятие имеют о цивилизации. По крайней мере, поддерживают с ней контакты… Если сама не знаешь, спросила бы своего дорогого Сократа, который вовсе и не Сократ, какова на этой планете сейчас историческая обстановка. Он сказал бы тебе: ранний храмовый период. Знаешь, что это значит?

— Кажется, знаю… Мрак, невежество и религиозный фанатизм.

— Знаешь? Прелестно…

— Нам это не грозит.

— С чего ты взяла? Ты ведь предлагала бежать. А куда нам еще бежать, если «Фирс» канул в лету? Не в открытый же космос выпрыгивать? Значит, придется ждать посадки. Но, дорогая моя принцесса, ты может быть не в курсе, но твоя внешность на дикой планете станет слишком приметной. Там ведь еще и понятия не имеют о генетической корректировке династий. Все довольствуются тем, что дала им природа…

— Это мне понятно. Я не так глупа, как ты, возможно, думаешь.

— Раз так, предложи что-нибудь… умное.

— Нам нужно как-то послать сигнал о помощи.

— Как же? Постучать в эту стену, отбивая SOS?

— Пробраться в рубку и…

— Ладно! — грозно прервала ее Кларисс. — Хватит предлагать глупости!

— Но ты ведь совсем ничего не предлагаешь?!

— А зачем? Может быть, меня все устраивает! Да и тебе-то что волноваться? Скоро твой папочка выкупит тебя, и ты окажешься снова в своем дворце. Только представь: снова в тепле и безопасности. Ни я, не мои бедные ученые обормоты теперь не могут об этом и мечтать.

Лана покачала головой:

— Уж лучше инквизиция…

После этого они молчали некоторое время. И у той и у другой было, о чем подумать молча. Лана даже отошла подальше от Кларисс и тоже присела на пустой ящик. Мечтала ли она о чем-то именно таком? Быть похищенной бандитами… Возможно там, на Эрдо, в своем дворце она и представляла себе нечто подобное, но в мечтах это выглядело совсем по-иному, чем в реальности, — романтическими приключениями. Даже рассказы робота о буднях сеятелей и о их рутинной работе не казались ей скучными. Сейчас же она чувствовала себя не слишком уютно.

— Да просто… паршиво! — произнесла она вслух свое первое «непристойное» слово и почувствовала некоторое облегченье.

— Точно, — подтвердила Кларисс.

В этот момент Лана что-то услышала, что-то новое в привычном уже гудении:

— Кажется, сюда идет кто-то. Слышишь, шаги приближаются?

Капитанша тоже прислушалась.

— Слышу. Это не человек: шагает слишком отчетливо. Робот, скорее всего. Ты знаешь, эти варвары используют наших списанных роботов.

— Я думала их утилизируют.

— Большую часть, конечно, уничтожают. Но… Да, да… госпожа благородная леди, и наш высокий мир отнюдь не совершенен. Из дворца все выглядит, наверное, просто идеальным. Но на самом деле в нашем королевстве происходит много чего нехорошего, и продажа списанных роботов неприсоединенным королевствам еще не самое плохое, что в нем твориться.

— Есть еще что-то хуже? — настороженно и очень серьезно спросила Лана.

— Самое худшее, по моему мнению, то, что во всем этом замешаны самые высокие чины, и может быть даже кто-то из ближайшего окружения твоего папаши короля.

— Сократ тоже упоминал об этом… Даже не вериться, что я могу быть лично знакома с кем-нибудь из них.

— Вот, будет тебе занятие на Эрдо: разоблачать предателей. Если, конечно, после всего случившегося король позволит тебе хоть шагу ступить и хоть слово молвить.

— Если бы только отец… Есть ведь еще Александр…

В этот момент открылась дверь в их помещение, и девушки увидели стоящую на пороге человеческую фигуру. Но она только показалась человеческой: когда пришелец оказался на свету, стало понятно, что это был робот. У него не было лица и грудной клетки, глазные сенсоры были оголены и из груди торчали связки проводов очень напоминавших человеческие внутренности. Некоторое время он просто стоял и, поступательно поворачивая голову то вправо, то влево, наблюдал за пленницами. А они смотрели на него.

— Ему серийный номер и код модифицировали, потому он в таком виде, — пояснила Кларисс ошеломленной зрелищем принцессе и добавила, нахмурившись: — Между прочим, бывший научный робот-разведчик.

— Я вижу…

— Что ты видишь! — не поверила Кларисс и задала вопрос полуразобранному роботу:-Чего тебе надо от нас, страшилище?

Он не ответил: возможно, его артикуляционный механизм тоже был нарушен. Робот подошел к капитану, схватил ее за плечо, заставив подняться, и двинуться к выходу. Кларисс не стала вырываться, толку в этом не было, только недовольно фыркнула и произнесла, обращаясь к Лане:

— Прощай, принцесса! Передавай привет папочке!

Дверь со змеиным шипением открылась и снова закрылась за ними, и принцесса осталась совершенно одна. Она была ошарашена и почти уверена в том, что только что видела перед собой Марио.

ГЛАВА VI

Уже давно никто не нарушал одиночества Ланы. Ей стало скучно и потянуло в сон. Она задремала, сидя на ящике, придвинутом к стене. Ее разбудило шипение двери. На пороге возникла девица-дикарка.

— Пора высаживаться, — произнесла она и небрежно махнула рукой в сторону выхода.

Принцесса, еще не совсем пробудившись от дремоты, поднялась на ноги, и ее слегка качнуло в сторону. Как оказалось, вовсе не спросонок.

— Мы сели, — пояснила дикая воительница, и Лане почудилось, что она ведет себя уже более дружелюбно.

— Мы прилетели на Исмирад? — поинтересовалась пленница.

— Да. Туда, куда вы так стремились. Боюсь только, что ваши исследования тут проводить уже не удастся. Вашему кораблю пришел конец.

Теперь в голосе девицы слышалась нескрываемая ирония.

— Откуда ты знаешь? Откуда вы все знали, куда мы летим и зачем?

— Тебе ведь совсем не это интересно, — усмехнулась дикарка. — Тебе интересно знать, откуда мы знали о тебе?

— И это тоже. Все слишком странно.

— Если бы ты знала… Если б я могла тебе рассказать… Честное слово, мне очень хотелось бы увидеть твое лицо, когда ты узнаешь все. Впрочем, может быть, еще предстоит понаблюдать это зрелище.

— Одни загадки. Это ты нарочно? Ты ведь ничего не знаешь?

— Не пытайся выведать у меня информацию таким способом! — в голосе девицы появилась стальная нотка. — Вы, жители цивилизованных миров, считаете нас примитивными! Думаешь, попадусь на эту удочку? Наивная! Так знай: мне очень многое известно о тебе, о том, кто ты и откуда, и как попала на корабль сеятелей.

— Я совсем не считаю тебя примитивной. Мне известно, кое-что о неприсоединенных королевствах. Ваше стремление примкнуть к высокой цивилизации похвально.

В ответ на это девица разразилась неприлично громким хохотом. Она долго не могла успокоиться, даже нагнулась, схватившись за живот. Лана опешила, впервые наблюдая настолько бурное проявление эмоций. Дикарка походила на стихию, внезапно ворвавшуюся на тихий пляж. Когда она перестала заливаться, то обратила свое улыбающееся лицо к принцессе, и та увидела, насколько оно изменилось. Прилив эмоций вызвал румянец, а глаза засверкали. Приученная с самого раннего младенчества скрывать свои чувства принцесса поразилась этой перемене.

— Эта такая честь для меня: общаться с представительницей высоких цивилизаций! Да еще с самой принцессой! — проговорила дикарка, все еще веселясь. — Кстати, как прикажешь называть тебя? "Ваше высочество" или мне всякий раз выговаривать Вивия-Мелания?

— Зови, как хочешь.

— А как называл тебя твой муж? — спросила девица, внезапно став серьезной и даже злой.

— Мой муж? — удивилась Лана и попыталась припомнить, как же он к ней обращался.

До свадьбы он звал ее исключительно "ваше высочество", ну, а потом… Потом, кажется, и вовсе перестал употреблять хоть какое-то обращение и любую реплику начинал с побудительного глагола, вроде «послушай», "посмотри", «будь» и так далее.

— Зачем тебе это знать?

— И действительно, зачем? Мне совершенно все равно. Ну, а мое имя — Асмабика. Запомни. Нам долго еще предстоит общаться.

И снова Лана увидела прежний глухой коридор и валяющийся кругом мусор. Дикарка с необычным именем подталкивала ее в спину, идя позади и посмеиваясь каким-то своим мыслям. Принцессе не хотелось узнать, что так веселит чужеземку. Ее заботило теперь лишь одно: что будет дальше с ней. Можно было бы попытаться сбежать, как только они окажутся на Исмираде. Но что дальше? Куда ей податься в чужом мире? Но сидеть и ждать, когда отец заплатит выкуп, тоже было нельзя. По сравнению с тем, что ожидало ее во дворце, возвратись она таким позорным образом обратно, даже пребывание на чужой, дикой планете, не казалось Лане таким ужасным. Она мучительно раздумывала над своим положением, но не видела никакого выхода. Неужели придется вернуться?

Асмабика подвела ее к выходу и предупредила:

— Не вдыхай слишком много воздуха сразу. Здесь такая атмосфера, что сразу опьянеешь.

Дверь открылась, и принцесса вынуждена была зажмуриться. Привыкшие уже к полумраку, царившему на корабле варваров, ее глаза сразу ослепли от представшего яркого зрелища.

— Спускайся! — приказала ее стражница.

Тут уж пришлось открыть глаза. Щурясь от яркого света, видимо день был в полном разгаре, Лана стала осторожно спускаться по проржавевшей лестнице. Руки ее все еще были в кандалах. Как только она смогла привыкнуть к свету и открыть достаточно широко глаза, ей тут же пришлось несказанно восхититься увиденным. Ничего особенного природа Исмирада из себя не представляла. Обычные горы со снежными шапками, обычные леса у их подножья, обычные луга, изумрудно-зеленые, на их склонах и совершенно обыкновенное бирюзовое небо с белыми облаками. Все это было привычным и простым для того, кто не привык коротать все дни в дворцовой саду или наблюдать облагороженную и загнанную в узкие рамки аккуратности и опрятности природу во время кратких визитов в другие цивилизованные миры. Даже аляповатая постройка, служившая, видимо, пристанищем этим бандитам, не портила пейзажа, а гармонично вписывались в него. А вот дворец ее отца был бы здесь совершенно не уместен.

— Я ведь сказала, не дыши глубоко, — снова проговорила Асмабика, наблюдая за тем, как принцесса во все глаза пялилась на горные вершины и улыбалась.

— Как здесь красиво…

Дикарка повела ее к одному из строений, возле которого стояли какие-то мужчины. Все они, наверняка, были такими же бандитами, как и экипаж этого судна. Они с любопытством уставились на подходивших девушек. Один из них что-то крикнул, посмеиваясь, Асмабике, она ответила ему в том же тоне. Этот диалог продолжался до тех пор, пока обе они не подошли ко входу. Мужчины бесцеремонно рассматривали пленницу, переговариваясь между собой и с Асмабикой. Принцесса чувствовала ужасную неловкость под странными взглядами этих дикарей. Так на нее никто и никогда не смотрел.

Входя в дверь, она едва не запнулась за высокий порог. Лана очутилась в небольшой комнате, из которой вели еще две двери и лестница на второй этаж. Ее тут же усадили на стул и пристегнули к металлическому столу.

— Ты голодная? — спросила Асмабика.

— Пожалуй, да.

Лане было не до церемоний. Есть и пить, действительно очень хотелось.

— Простите, принцесса, — проговорила дикарка иронично, — еда у нас простая. И приборов маловато. Но с голоду ты не умрешь.

В первую очередь пленница принялась утолять жажду. Но как только желудок получил порцию влаги, он сразу же запросил есть. Не произнося ни слова, и не пользуясь никакими приборами, потому что их не было, принцесса принялась за трапезу. Все церемонии были забыты напрочь и загнаны в самые дальние углы памяти.

— Видел бы тебя сейчас Александр, — произнесла Асмабика, стоя на лестнице и наблюдая за ее высочеством.

Лана ее не слышала.

После того, как принцесса утолила голод и жажду, в сознании ее возникли вопросы, которые раньше видимо были подавлены этими примитивными физиологическими ощущениями. Она поблагодарила дикарку, на что та только усмехнулась по своему обыкновению.

— Скажи, пожалуйста, Кларисс, Сократ и все остальные, они тоже здесь? — задала она, наконец, свой вопрос.

— Твои друзья сеятели? Нет. Зачем они нам?

— Но что с ними стало? — испугалась Лана.

— Мы их продали по пути сюда.

— Продали?! — ошеломленная принцесса даже попыталась вскочить со стула, но ей не дали это сделать металлический кандалы, которыми она была прикована к трубе. — Вы продали ученых?! Зачем?! Кому?!

— Перекупщикам, конечно. Неужели мы сами будем торговаться с рабовладельцами на диких планетах? На Шехат, куда их всех отвезут, никому нет никакой разницы, ученые они или не ученые. Там все их знания и умения в области науки вряд ли могут пригодиться. Они на плантациях будут работать.

— Что? И Кларисс?!

— И Кларисс и другим вашим ученым дамам найдут применение. На Шехат сейчас поздний рабовладельческий строй. За капитаншу, конечно, можно было попытаться получить выкуп, хотя бы с транспортной ассоциации, да и за корабль тоже… Но это не входило в наши планы. Нашей целью была только ты. Неужели мы стали бы нападать на какое-то исследовательское суденышко, с которого взять нечего?

— Но на ученых-то вы заработали?

— Это ты называешь заработком? Три десятка хилых интеллигентов оптом? Думаешь, много за них дали? Стоило ли так рисковать? Да мы и этого могли бы не получить. Просто свидетелей нельзя было оставлять.

— Так вы рисковали из-за меня?

— Так нам было приказано.

— Кем?

— Ты этого знать не должна. Пока. Но скоро узнаешь. Я и так тебе слишком многое уже рассказала.

Асмабика вышла из комнаты, оставив Лану одну, прикованной и обескураженной. Теперь что бы она ни задумала, и какой бы план побега ни подготовила, все могло оказаться напрасным трудом. Бежать было некуда. Кругом простиралась чужая территория. А это означало, что ей придется с позором вернуться к отцу. Она сидела, опустив голову, готовая впасть в отчаянье. С улицы заходили дикари, то один, то другой, то чтоб забрать какой-то инструмент со стола, то чтоб достать из железного ящика напиток в причудливом сосуде, или просто пройти в другую комнату. Каждый из них внимательно рассматривал принцессу, как бы невзначай. Один из них присел на скамью напротив и, скалясь, задал какой-то вопрос. Лана догадалась, что он предложил ей свой напиток, и отрицательно покачала головой. Он снова принялся что-то лопотать, но девушка уже ничего не могла понять и только пожимала плечами. Дикаря это развеселило.

В это время на втором этаже послышался шум, и это отвлекло мужчину. Лана тоже взглянула на дверь, пытаясь увидеть источник звуков. Но там все опять стихло. В комнату вошла Асмабика и, заметив парня, что-то недружелюбно крикнула ему. Короткая перебранка, в результате которой черноволосая дикарка, видимо, одержала верх, и недавний визави принцессы сразу ретировался.

— Прости этих олухов. Они на базе месяцами без женщин живут. А такую красотку и вообще видят впервые, — было объяснено Лане.

— Ничего…

— Тебя ждет сюрприз.

— Может быть не надо? Не достаточно еще?

Уверенная в себе и ироничная Асмабика явно волновалась. Это было на нее не похоже. По крайней мере, за почти сутки знакомства с ней принцесса не видела ее такой ни разу. По ней было сразу видно: она хозяйка и на варварской посудине, и тут. Твердость ее характера читалась даже на смуглом лице, которое теперь вдруг почему-то изменилось. Резкие черты обмякли, во взгляде появилась необычная для него кротость или даже смущение. Такие перемены могло вызвать только какое-то особенное событие или некто особенный.

— Кто-то прибыл за мной? — догадалась Лана.

— Прибыл, да, — растерянно проговорила дикарка.

Она подошла к пленнице, стараясь не смотреть ей в глаза, и набрала код на кандалах. Они тут же отлетели в сторону.

— Кто?

— Не думала, что он сам прилетит. Мог бы и не прилетать…

Дверь распахнулась. Она именно распахнулась, потому что в этой лачуге не было никаких сенсоров, дверное полотно висело на петлях. На пороге возникла рослая мужская фигура, и еще не видя из-за яркого дневного света лица вошедшего, лишь по осанке можно было догадаться, что он не принадлежал к варварскому племени. Лана оцепенела от изумления: она испытала самый сильный шок, с того времени, как ушла из дворца. Никогда и не при каких обстоятельствах она не смогла бы представить в неряшливом закутке на задворках вселенной своего благородного и безупречного супруга.

— Этот наряд тебе очень к лицу, — было первое, что услышала от него принцесса.

Он нисколько не был удивлен, увидев ее, потому что знал, что найдет свою жену именно здесь. И он не был больше таким, каким она всегда привыкла видеть его: холодным и чопорным. Он пребывал в веселом настроении, потому что все шло так, как хотелось ему. И впервые после их свадьбы принц сделал ей комплимент. У него даже получилось довольно искренне. Не то что раньше…

Девушка посмотрела на свою одежду: в запачканной и местами порванной форменной одежде рядового сеятеля, без макияжа и украшений, она выглядела почти также естественно, как эта дикарка, безмолвно стоявшая сейчас у стены.

— Не сбеги я из дворца, у тебя не было бы шансов увидеть меня в таком обличии, — саркастично заметила ее высочество, пытаясь совладать со своим удивлением.

— Такой ты мне гораздо больше нравишься. Знаешь, ты и похорошела так, по-особенному. Стала более непосредственной. Я даже думаю, что в свете этих перемен наш с тобой фиктивный брак может превратиться в настоящий.

— Я что должна обрадоваться этому?

— Ты и говорить стала совсем по-другому и вообще изменилась, очень изменилась. Признаться, я весьма поражен. Никогда не подумал бы, что ты решишься на такое! Как же ты пережила отсутствие элементарных удобств, прислуги и робототехники?!

— Как видишь, пережила!

В голосе принцессы неожиданной для нее самой ноткой сверкнула обида. Неужели все напрасно? Все эти жертвы, все, чему она научилась, что испытала? Весь ее горький опыт впустую? И вдруг…

Александр? Ну, да! Конечно, это он! Все сходиться! Он и есть тот самый высокопоставленный придворный, что связан с бандами неприсоединенных! Тот самый, о котором говорили Сократ и Кларисс. Иначе, почему он здесь? Не затем же, чтоб освободить ее и вернуть домой? Это его прилета так ждали захватчики. Это с ним разговаривала Асмабика через свое архаическое устройство.

Испугавшись своей собственной догадки, она все же решила уточнить:

— Мой отец знает, где я?

— За каким дьяволом старику знать, где ты? Достаточно, что это знаю я — твой муж!

Теперь догадки Ланы стали подтверждаться. Отец ничего не знал о месте ее пребывания и, судя по всему, с ним не вели никаких переговоров о выкупе. И именно он, Александр, приказал своим подопечным разыскать корабль сеятелей, и ему, само собой разумеется, не нужны были несчастные ученые. Все теперь становилось ясно. Все, кроме одного: зачем ему она?

— Так ты сам собираешься требовать выкуп у отца? — поинтересовалась Лана.

Ее супруг усмехнулся, подошел ближе и уселся на то место, где несколько минут назад сидел улыбчивый паренек-дикарь.

— Я намекал старику. Вернее высказывал предположение о том, что за тебя могут потребовать выкуп. Знаешь, что он мне ответил?

Она знала:

— Раз ты муж, то и будешь платить?

— О! Да ты оказывается еще и умница у меня!

— Ну, хватит! — грозно вскрикнула принцесса и у нее действительно получилось грозно.

Александр выглядел удивленным:

— Какие страсти!

— Достаточно клоунады! Ни к чему церемонии! А я знаю о твоих связях с бандами неприсоединенных!

Лицо Александра в один миг стало жестким. Он полуобернулся в ту сторону, где стояла Асмабика, и произнес:

— Выйди-ка отсюда, малышка. Мне надо серьезно потолковать с моей женой.

Девушка вспыхнула и часто задышала, это не ускользнуло от взгляда Ланы.

— Но, Александр…

— Я сказал: выйди!

Она недовольно фыркнула и выскочила, хлопнув дверью. Александр положил оба локтя на стол и, придвинув лицо ближе к Лане, спросил:

— И что? Что ты намерена делать? Как собираешься меня разоблачать?

Разве она знала? Понятно было лишь одно: никому не известно о ее местонахождении, только Александру и этим дикарям, которые подчинялись ему. Несчастные сеятели не могли ей ничем помочь, и сами по ее милости отправились на плантации далекой дикой планеты. Она оказалась загнанной в ловушку. Никогда она еще не чувствовала себя такой беспомощной.

— Объясни мне кое-что, — попросила принцесса миролюбиво.

— Все, что угодно, дорогая, — вернувшись к своему прежнему насмешливому тону, промолвил принц.

— Если ты знал, что отец не станет платить выкуп, то зачем..?

— Зачем разыскивал тебя? Ну, догадайся. Ты же такая смышленая, на свою беду.

— Ты что-то затеял? Что-то в королевстве? У отца, кроме меня никого нет. Я — наследница престола. И теперь, когда я сгинула, ты можешь объявить себя вдовцом и наследником?

— Да. Это было бы великолепно. Только есть одно «но»: твой несчастный отец никогда не смириться с тем, что ты исчезла навсегда, следовательно, меня он вряд ли объявит наследником престола.

— Если только ты не предъявишь ему мои бренные останки? Твои дикие друзья придутся как нельзя к стати. Ты вполне можешь свалить на них.

— Послушай, я и не думал, что ты так сообразительна!

— Так ты меня убьешь?

— Ну, мне не хотелось бы доводить до этого! — сказал Александр и внезапно взял руку Ланы. — Скажем так: ты пока побудешь моим козырем в рукаве. Здесь тебя сам черт не отыщет.

— Так зачем же ты разоблачил себя предо мной?

— Потому что, любимая, — злым голосом молвил принц и с силой сжал ее ладонь, — ты никогда уже не вернешься на Эрдо. Ты сгниешь на этой ничтожной планетке!

ГЛАВА VII

Александр исчез из поля зрения Ланы, как только их разговор закончился, оставив ее одну в раздумьях. Ситуация была плачевна. Ее мучила совесть за погубленный экипаж «Фирса-89». Ее мучил и страх за свою судьбу, которая теперь была в руках Александра. Необходимо было что-то придумать, но кроме того, чтоб сбежать отсюда и попросить помощи у местных жителей, ничего ей больше в голову не приходило. А эта идея была уж слишком нелепой.

Пенять было не на кого: она понимала, что загнала в эту западню себя сама же. Там, на Эрдо, у принца было бы гораздо меньше шансов избавиться от нее. А здесь… Ее отец не сумеет разыскать даже ее ДНК. Если вообще станет искать. Вероятно поиски ее, как и возможный выкуп, он также возложил на плечи ее мужа.

На втором этаже снова что-то загремело. Теперь, когда Лана уже не была прикована к столу, она смогла подойти к периллам лестницы, чтоб лучше рассмотреть дверь, ведущую на верх. Она была приоткрыта. За ней виднелся какой-то хлам. Принцессе показалось, что эта комната являла собой склад. Она оглянулась назад, на дверь, которая выходила на улицу и которую теперь заперли, и стала осторожно подниматься по лестнице. Ей хотелось выяснить: кто производил этот шум.

На верху было теперь тихо, словно тот, кто там был, если это живое существо, притих и прислушивался. Подойдя к комнате и заглянув за дверь, Лана убедилась, что это действительно был склад старых приборов и устройств, непонятного для нее назначения. Поскольку заняться ей все равно было нечем, она решила осмотреться. Если бы здесь находилось что-то важное или опасное, наверное, дверь не стали бы держать открытой. И все же она с опасением ступила за порог. Кто знает, что за оборудование было навалено здесь и чему оно раньше служило?

Комната освещалась естественным образом — через небольшое окно, впускавшее сюда дневной свет. Светлые лучи звезды Исмирада, которая совсем скоро должна будет погубить эту планету и названия которой Лана еще не знала, проникали сквозь закопченное мутное стекло. Они падали на валявшиеся пластиковые ящики, металлические коробки, наполненные проводами, микросхемами и трубочками, из которых сочилась какая-то жидкость. Принцесса перешагивала через непонятные конструкции и разглядывала стены, уставленные стеллажами, на которых лежали и стояли пыльные железки, лампы, наполненные чем-то емкости и потухшие табло. Стоял неприятный запах затхлости и сырости, смешанный с каким-то едким химическим душком.

Лана добралась до окна, не обнаружив для себя ничего интересного среди покоящегося хлама. В бледном стекле ничего не было видно из-за налета столетней пыли. Длинный не совсем по размеру рукав форменной куртки послужил ей добрую службу: она протерла в копоти просвет и сумела выглянуть наружу.

С другой стороны этого строения находился огороженный высоким забором двор с воротами, выходящими, судя по всему, прямо в лес. Этот лес рос у подножья высокого холма и простирался далеко дальше, насколько Лана могла увидеть из своей щели. Во дворе не было ни единой живой души и стояло некое приспособление весьма старобытного вида, видимо, для передвижения по воздуху. Больше она ничего не могла рассмотреть. Ей мешали высокие стены забора и очень ограниченный обзор грязного стекла.

Принцесса отошла от окна, вздохнув, и вдруг вздрогнула от вновь услышанного шума. Теперь его источник был совсем рядом, за ее спиной. Девушка обернулась и пристально всмотрелась в тот угол, откуда доносился этот звук. Характер звука был уже более ясным: это лязгали какие-то металлические детали. Возможно, это были всего лишь неровно сложенные железки, которые время от времени сваливались и гремели, но возможно, и что-то еще.

Лана стала осторожно приближаться, на всякий случай захватив лежавшую у ее ног металлическую трубу. Лязг повторился, и теперь она точно увидела, в каком именно месте. Там шевельнулось что-то будто живое, на одно лишь мгновение что-то вспыхнуло, щелкнуло и звякнуло. Из-под железяк высунулась металлическая рука, наполовину обтянутая телесного цвета силиконом. Принцесса остановилась, внимательно и настороженно наблюдая. За рукой показалась другая, которая начала помогать выбираться и остальным частям этого, с позволения сказать, тела: торсу, ногам и лишь в последнюю очередь голове, на которой отсутствовали глаза. Голова, однако, повернулась то ли в сторону света, то ли в сторону живого существа, словно хотела увидеть то или другое.

Это был Марио. По крайней мере, это был именно тот полуразрушенный робот, которого Лана совсем недавно приняла за Марио. Он замер: либо, догадался, что в комнате есть кто-то живой, либо просто-напросто снова сломался. Принцесса тоже не смела шелохнуться. Он едва ли помнил ее, но вполне мог принять за врага. Металлическая труба замерла в ее руках. На всякий случай она приготовилась отражать нападение.

Робот снова задвигался. Вернее стала вращаться его голова. В очередной раз повернувшись в сторону Ланы, голова замерла. Девушка решилась:

— Марио, — тихо позвала она.

Он не отреагировал, остался в том же застывшем состоянии.

— Ты меня не помнишь? — шепотом спросила принцесса. Нервы ее были напряжены.

— Разговариваешь со списанной железякой?

От этого голоса Лана вздрогнула. Труба со звоном рухнула на пол. Робот не шевельнулся.

— Ты напугала меня, Асмабика!

— Зачем ты сюда зашла? Тебе велели оставаться внизу!

— Мне стало скучно. И потом, я не слышала приказа оставаться внизу. Ничего подобного. Я услышала шум и захотела посмотреть, что здесь происходит.

— Посмотрела?

— Этот робот еще живой?

— Вряд ли.

— Но он двигался!

— Возможно. Это остаточная моторика. Машина сдохла и теперь списана на запчасти.

— Мне он не показался он таким уж… дохлым там, на вашем корабле.

— Ему досталось на Шехат. Он сопровождал твоих дорогих ученых. Его случайно увидели местные и, само собой, приняли за чудовище.

— Он не пригоден больше?

— Да какая тебе разница? Идем. Твой муж приказал вывести тебя на свежий воздух.

— Он уже улетел?

— Не твое дело!

В голосе Асмабики вновь появилась то ли обида, то ли недовольство. Она махнула рукой. Принцесса пошла за ней, на ходу задержав взгляд на Марио. Он не подавал больше признаков жизни.

— Меня выведут на прогулку, словно заключенную? Не в тот ли двор, что я видела из окна этого склада? — спросила Лана, спускаясь по лестнице в след за дикаркой.

— Нет. Тебе туда нельзя.

— А куда можно?

— Здесь рядом озеро, там красиво…

— Решила приобщить меня к местной природе или утопить?

Асмабика обернулась на нее и посмотрела очень красноречиво. Потом усмехнулась и сказала:

— И предупреждаю еще раз: не дыши глубоко, пока не привыкнешь. Голова будет болеть.

Снова принцессе в глаза ударил резкий дневной свет. Хотя уже и не такой яркий. Приближался вечер. Асмабика шла впереди, нисколько не сомневаясь, что Лана следует за ней. Собственно говоря, у нее были на это основания. Принцесса и не собиралась убегать, потому что некуда было. Несмотря на все пережитое, она все еще оставалась изнеженным созданием, которое бы погибло в дикой природе.

Как непривычно было шагать по настоящей траве и почве, испещренной мелкими камешками. Лана дивилась необычному ощущению, перешагивая через корни деревьев, перерезавшие тропинку и отгибая ветки кустов, встречавшиеся на их пути, вдыхала необычные новые запахи.

— Не дыши глубоко, — снова предупредила Асмабика, не оборачиваясь и не останавливаясь.

— Перестань мне повторять это.

— Твой муж велел мне заботиться о твоей сверхважной персоне. Так что слушай меня. Здесь ты — беспомощная муха.

— Мой муж улетел?

— Не задавай лишних вопросов!

— Ну, почему? Я что не имею права знать? Или я не жена?

Асмабика резко остановилась и повернулась лицом к Лане В ее голосе послышалась ненависть:

— Какая же ты жена?! Ты же с ним даже не спала! А здесь ты — на моей территории! И здесь ты ему — вообще никто!

— Хорошо, — согласилась принцесса. Она уже догадалась о причине этой ненависти. — Тогда и ты не называй его моим мужем.

Дикарка только зубами скрипнула в ответ, повернулась и снова зашагала по тропе. В просвете между деревьями замелькала яркая синева. Они подходили к берегу какого-то водоема. Чем ближе была вода, тем яснее слышались звуки волн и запах свежести. Вскоре они вышли на крутой берег, и Лана остановилась, ошеломленная. Перед ней голубело и искрилось чудесное горное озеро, по берегам которого с одной стороны росли высокие деревья, а с другой — высились острые скалы. Девушки остановились на вершине одной из них. Теперь у Ланы точно закружилась голова, но не от воздуха, а от высоты. Она подошла к самому краю скалы.

— Ты сейчас умрешь, — раздалось за ее спиной.

Принцесса не сразу осознала суть этих слов, настолько была восхищена живописными картинами. Она обернулась:

— Ты что-то сказала?

— Ты умрешь, — повторила Асмабика. — Упадешь вниз и разобьешься о скалы.

Лана перестала улыбаться.

— Это тебе Александр приказал?

— Ну, как же! Прикажет он! Ему на это смелости не хватит. А мне не понятно, почему он хочет оставить тебя в живых. Поэтому ты сейчас сорвешься со скалы и разобьешься.

— Чем же я тебе так не угодила? Почему ты так желаешь мне смерти?

— А ты что же не догадываешься? Думаешь, я не вижу? Он не хочет тебя убивать, хотя ты ему совсем не пригодишься. А это может означать только одно: он любит тебя!

Лана с удивлением заметила в глазах Асмабики еще одно невиданное проявление эмоций: слезы.

— Нет! — горячо возразила принцесса. — Нет! Это не так. Я не соперница тебе, поверь! Я говорю это не потому, что боюсь умирать, а потому что это правда. Мы с Александром никогда не испытывали никаких чувств друг к другу. Я знала об этом еще до свадьбы и все прекрасно понимала. Не я решала. И не он. Все решили за нас. Это династический брак. И только. Я не люблю его! А он — не любит меня!

— Правда? Тогда зачем он разыскивал тебя по всей вселенной? Не так-то просто было добраться до сеятелей!

— Он собирался требовать выкуп. Ты что забыла?

— Выкуп? Никакого выкупа!

— Ну, не знаю, не знаю, зачем я ему понадобилась. Но одно несомненно: это не из-за любви. Поверь! Я-то знаю!

— Ничего ты не знаешь!

— Если ты убьешь меня, этим его не привлечешь. Наоборот, я думаю, он разозлиться на то, что ты ослушалась.

— Это уж моя забота!

— Много тебе пришлось убивать?

— Приходилось…

— Ну, что же. Мне больше нечего сказать тебе…

Лана все также стояла на самом краю обрыва. Ветер с озера дул нешуточный, волосы ее так и метались, и сама она едва удерживалась на ногах. Асмабика размышляла. Похоже, она задумала эту прогулку, чтоб избавиться от своей соперницы, но теперь ее одолели сомнения. Возможно, все-таки она боялась гнева Александра. Или пожалела Лану.

— Хорошо, — сказал она. — Завтра мы с Александром улетаем. Надеюсь, он забудет о тебе.

— Меня оставят на этой базе?

— Да.

Обратно они шли молча. Асмабика думала о чем-то своем. Лана размышляла о своей судьбе. Все сначала складывалось так удачно: сбежав из дворца, она смогла бы прекрасно жить и работать с сеятелями. Но злой рок в виде ее мужа нарушил все планы. Теперь вернуться домой она не смогла бы, даже если бы захотела. Что ж? Оставаться на базе и ждать своей участи? Ждать, что захочет сделать с ней ее муж? А если сбежать? Но куда? Она не знала ответов на эти вопросы.

В той же постройке Лане показали комнату, где теперь ей предстояло жить. Тот же аскетизм, что был и у сеятелей в ее каюте, некогда бывшей подсобным помещением. Ей не привыкать. Прямо над ней располагался склад списанных приборов и останки Марио. В полной тишине, царившей в ее комнате, ей то и дело казалось, что наверху снова раздается какой-то шум. "Наверное, он все-таки жив", — думала принцесса.

За дверью ее комнаты, которую Асмабика лично запирала и отпирала, происходила какая-то жизнь, работа, суета. Лана же оставалось наблюдать сквозь окно дикую природу и несколько раз даже удавалось увидеть птиц и мелких зверьков, выбегавших из зарослей. Этот дикий лес привлекал ее лишь в качестве предмета созерцания. Мысль о том, что она может оказаться одна в этом лесу, ввергала ее в ужас. Тем не менее, она ясно осознавала, что не может оставаться здесь.

Александр больше не появлялся у нее. Видимо считал, что разговор их окончен и говорить более не о чем. Вечером второго дня затворничества Ланы к ней решительно ворвалась Асмабика. Она остановилась на пороге, тяжело дыша, взволнованная и разозленная. Принцесса поднялась и шагнула к ней навстречу.

— Что случилось?

— Он меня не взял. Приказал тут с тобой сидеть, следить, как бы чего с тобой не приключилось!

— Сожалею.

— Я готова тебя убить!

— Я-то в чем виновата?

— Просто на свет появилась однажды! В этом и виновата!

— Я не из тех, кто появляется на свет случайно, Асмабика.

— Еще бы! А я вот из тех! И что теперь?!

— Ничего… Он уже отбыл?

— Отбыл.

— Вот видишь, он и проститься не зашел. Не понимаю, чего ты волнуешься?

Последняя фраза Лана, кажется, несколько озадачила дикарку. Она опустила глаза и прислонилась к косяку.

— И правда, чего я психую. Пропади все пропадом! — она на секунду скрылась за дверью и снова вернулась. — Собирайся! Прокатимся!

Она швырнула Лане какую-то потрепанную куртку, и та поморщилась от неприятного и резкого запаха, исходившего от нее.

— Кожа животных, чего морщишься? — пояснила дикарка. — Одевай, а то замерзнешь.

— Куда мы поедем? — спросила принцесса, натягивая на себя эту странную одежду.

— Хочу взять тебя на прогулку на грузовом катере. Мы полетим выбрасывать утиль в очень глубокое ущелье, а то от него излучение уже, черт знает какое.

— Мне обязательно лететь с тобой? — спросила Лана, почувствовав неладное.

— Не обязательно. Я думала, ты хочешь развеяться. Воздухом подышать. Сиди тогда здесь.

— Нет, постой! Что это я право. Конечно, полетели.

Один из грузовых катеров, старых и проржавевших, что стояли на заднем дворе, был уже доверху набит железками, пластиком и прочим мусором. Оставалось только два места: пилота и пассажира. Асмабика резво запрыгнула за пульт управления. Принцесса могла бы позавидовать такой гибкости. В общем, и позавидовала в глубине души. Какие-то такие смешенные чувства зависти и восхищения в последнее время возникали у нее в отношении дикарки. Тем не менее, рисковать она не стала, боясь неловко приземлиться в кресло пассажира, поэтому остановилась возле ржавой двери в надежде, что та откроется пред ее высочеством. Асмабика усмехнулась:

— И долго ты намерена так стоять столбом? Думаешь, откроется? Здесь уже давно ничего не работает. Прыгай! Там внизу… да посмотри вниз… вон там… есть выемка. Наступи на нее ногой.

Странно, но в ее голосе Лана уже не услышала прежней раздражительности. Она послушалась, нащупала ногой маленькую ступеньку и осторожно перебралась на сиденье. Асмабика продолжая ухмыляться, потянула на себя скрипучий рычаг.

Катер заурчал, послышался резкий запах гари. Натужно покачиваясь, развалюха оторвалась от земли и приподнялась на несколько метров. За спинами девушек зазвенели железки, угрожая свалиться в любую минуту на их головы.

— Не бойся, — успокоила Асмабика. — До смерти не завалит.

— Что?

Катер двигался медленно, он был перегружен. Лана косилась на дикарку, удивляясь ее невозмутимости. Она не понимала, как можно было спокойно вести этот раритет, который угрожал рухнуть в любую минуту вниз с высоты совсем не птичьего полета.

— Посмотри вниз, — сказала Асмабика и сама перегнулась через ржавую стенку.

— Что там? — поинтересовалась принцесса, опасаясь двигаться вообще.

— Да нагнись, не бойся. Мы летим над человеческим жильем.

Принцесса осторожно подвинулась к двери и посмотрела вниз. За легкой дымкой облаков среди кучерявой зелени и коричневых взгорий виднелось необычное строение. По всей видимости, оно было достаточно высоким и заканчивалось острым шпилем, а вокруг него можно было разглядеть еще какие-то строения и кажется стену. Людей Лана не увидела. Слишком было высоко.

— Это культовое сооружение, — пояснила Асмабика. — Монастырь. Здесь живут монахи. Они поклоняются своему богу — Салару. Так же называется и местное солнце. Они его обожествляют.

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю и все! — резко и зло отрезала дикарка.

Ее лицо показалось Лане напряженным, но вовсе не из-за ее неуместного любопытства — это было понятно. Она перевела взгляд на руки девушки, сжимавшие рычаги управления. Они посинели от напряжения. Только после этого она заметила сливающееся сияние на допотопной панели приборов и почувствовала, как их транспорт мелко задрожал. Через секунду колымагу начало нешуточно встряхивать, и принцесса вцепилась в сиденье еще сильнее, чем прежде. Она и вопросов не стала задавать ожесточившейся Асмабике, и так было понятно, что они падали с сильным правым креном. В ушах появилась боль и резкий свист. Лана вжала голову в плечи. Не хотелось думать, что пролетали последние секунды жизни.

— Все нормально! Нормально! Летим! — услышала она глухой голос пилота и открыла глаза.

Асмабика с жестким выражением лица смотрела на мерцающие приборы. Ей удалось выровнять движение их летательного аппарата, но руки ее все еще крепко, до посинения, сжимали рычаги.

— Мы садимся? — спросила Лана.

— Не можем, — буркнула дикарка и с силой ударила по стеклянному табло, цифры и знаки на котором тут же замелькали в беспорядке. — Вот видишь!

— Что?!

Лана не понимала, что она должна была увидеть в этом мелькании. Может быть то, что приборы сломались. Но они ведь и до взлета были не совсем исправны. Ей стало страшно. "Лучше бы сразу упасть, а не так вот — постепенно", — подумала она и взглянула вниз. Деревья стали ближе: все-таки они потеряли высоту.

— Держись за что-нибудь! — предупредила Асмабика недобрым голосом.

Утлая лодка, до краев наполненная железным и пластиковым хламом, опять стала падать, резко, рывками. Теперь она заваливалась на нос и пикировала. За спинами девушек угрожающе зазвенели железки. Какая-то мелочь уже стала падать с самой верхушки, попадая на приборную доску, добивая ее окончательно и выбивая искры. Первый же толчок о деревья выбил Лану из сиденья. Что произошло дальше, она уже не могла видеть. Она падала с высоты нескольких метров, задевая и обламывая ветки деревьев и, приземлившись на густой куст, потеряла сознание.

ГЛАВА VIII

Были уже сумерки. Принцесса поняла это, как только обнаружила в себе способность, хоть что-то осознавать и догадалась, что жива. Она смогла увидеть смятые листья у своего лица, невиданного зверя, маленького, но совершенно живого и настоящего. Таких или похожих она наблюдала только во время посещения града наук. Лана припомнила: они назывались жуками.

Стало холодно, но ее спасала куртка, которую ей дала Асмабика перед отлетом. А где же она сама? Только теперь девушка обнаружила себя неудобно лежащей в густых неопрятных зарослях и, приподняв голову, почувствовала боль в плече. Это ощущение стало новым и неприятным открытием для нее. Возле лица вдруг оказалось что-то липкое и тонкое: паутина.

Лана решила некоторое время не шевелиться и прислушаться к своим ощущениям и к окружающим звукам. Тело болело, но кости были целы. Это обстоятельство можно было считать везением, если бы не знать, что кости принцессы были особенно крепкими, благодаря хорошей наследственности. И вообще здоровье ее можно было с полной уверенностью назвать отменным. Только вот синякам, уже успевшим нарисоваться на теле и просвечивающим сквозь рваную одежду, этого не объяснишь.

Вечер наступал очень быстро, принцесса решилась, наконец-то, выбраться из зарослей. Медленно, стараясь не шуметь и не привлекать ничье нежелательное внимание, она начала раздвигать ветки пред собой и выкарабкиваться. Никогда в жизни она не видела своих рук в таком ужасающем состоянии: в ярких царапинах, синяках, грязи. И по лицу ее то и дело кто-то пытался проползти.

Это был лес, наверное, тот самый, над которым они пролетали, огромный и густой. Где-то здесь недалеко должны были быть останки их катера и Асмабика. Выбравшись из зарослей, принцесса поднялась на ноги и медленно побрела в ту сторону, где можно было хоть как-то протиснуться сквозь густой кустарник. Через несколько минут ей пришла идея взглянуть наверх и по сломанным веткам определить, в какую сторону летели обломки. Но эта задача оказалась нелегкой. Сумерки становились гуще, а листва на фоне неба — темнее. Но вдруг рядом на кусте что-то сверкнуло. Лана приблизилась, нагнула ветку, и к ее ногам упал кусок легкого металла: по всему лесу рассыпался тот утиль, что они везли.

— Уже что-то, — произнесла девушка, но не стала брать в руки мусор.

Асмабика говорила, что от него уже исходит излучение. Где же она сама может быть? Только бы была жива… Да. Лана не хотела смерти, в общем-то, своего врага. Ей не хотелось оказаться сейчас совсем одной в этом диком лесу.

Резкий крик какого-то животного заставил ее остановиться, а сердце заколотится. Ей показалось, что звук раздался где-то совсем рядом. И тут же послышались и голоса. Человеческие!

Лана не могла пошевелиться, застыв на месте. Голоса людей не предвещали ничего хорошего. Дикие люди! Встретиться с ними было еще страшней, чем с тем жутким животным, чей крик она слышала только что.

Голоса приближались. Судя по всему, по лесу шли несколько человек. Лана спряталась за дерево и стала вглядываться в ту сторону, откуда доносились голоса. Вскоре между кустарниками и деревьями замелькали огни. Люди зажгли факелы, так как стало совсем темно, и теперь девушка уже могла видеть нескольких одетых в длинные светлые одежды людей. Судя по голосам, все они были мужчинами. Они прошли совсем близко от того места, где, затаив дыханье, стояла девушка. Она даже смогла рассмотреть лица некоторых из них, наполовину скрытых капюшонами, и заметила, что те, что шли позади остальных с трудом тащили что-то в руках. Когда они приблизились, Лана едва не вскрикнула: эти люди волокли безжизненное тело Асмабики, подхватив ее за руки и за ноги. Ее лицо было в крови, одежда порвана, из ран на ноге тоже сочилась кровь. Она не подавала признаков жизни.

Те, что шли впереди живо обсуждали, вероятно, свою находку. Лана застыла статуей, перестав дышать, моргать и шевелиться, когда шествие прошагало в двух метрах от нее. Она проводила глазами процессию, удаляющиеся огни факелов, но еще долго не могла прийти в себя и шевельнуть хоть пальцем. Ее обуревал страх, болели ссадины, она продрогла и не могла ничего сообразить. Нужно было что-то придумать, чтобы не быть съеденной животными этой планеты, чтоб не попасться в руки людей, чтоб не замерзнуть и не умереть с голоду, — это она понимала. Но что именно нужно было для этого предпринять, она не знала. И не могла знать. Ее этому не учили. Она не могла даже заплакать от отчаянья: просто не умела. Хотя в зрачках ее возникло новое для нее физиологическое ощущение: покалывание и влажность. Влага потекла по щекам, стала капать на грубую черную куртку… Впервые она услышала свой собственный жалобный всхлип. И испугалась. В тишине леса он показался ей слишком громким. И…

Ей пришлось очнуться от оцепенения и прислушаться. Она вся превратилась в слух, насторожилась, словно раненое животное. Кокой-то другой звук остро пронзил шелест леса своим, нездешним мотивом, металлическим и неестественным. Потом все снова стихло, но тело Ланы все еще было напряжено, глаза неотрывно смотрели в черную гущу, туда, откуда, как ей показалось, сейчас донесся этот странный звук.

"Это могут быть обломки катера, они падают откуда-нибудь", — подумала она, стараясь успокоиться. Но звук повторился, и теперь он показался ей уже более продолжительным, и раздавался где-то совсем близко. Лана хотела отступить, но ноги не слушались ее. Она так и стояла, наблюдая, как начали шевелится кусты, как из них, лязгая металлом, неловко вывалилась человеческая фигура и с тем же лязгом упала на траву. После этого звуки прекратились.

Лана присела на корточки: так, ей казалось, она будет более незаметной. Не отрывая взгляда от светлого пятна на темной траве, она, остерегаясь шуметь и помогая себе руками, выползла из-за дерева. Пятно не двигалось, только отражало последний вечерний свет. Над головой принцессы загорелась очень яркая звезда, первая, должно быть, на этом больном небе, но светлее от нее не стало, как не стала принцесса смелей. Она понимала, что ей придется подойти к лежащему на траве, хотя это вовсе и не обязательно. Но ее шестое чувство, вдруг внезапно проснувшееся на этой планете, подсказывало ей, что она все же должна подойти поближе.

Лес, проваливавшийся в ночь, между тем возвращал себе звуки. Постепенно, нота за нотой, он обретал голоса ночных птиц, животных, насекомых, беспокойного ветра, макушек деревьев и ближайших гор. Все они сливались в томный и вкрадчивый шепот ночи — звук, который принцесса далекого цивилизованного королевства слышала впервые в своей жизни.

Наконец, она, сама себя не ощущая, подобралась на достаточное расстояние к тому, кто лежал ничком на траве. Человек этот был закован в кольчугу и панцирь, на голове его был надет шлем, и ноги были в железе. Тело наполовину было скрыто темным плащом, в одной из рук он держал что-то длинное и острое. Копье, — догадалась Лана, вспомнив историю. Тут же пришло на ум и другое: рыцарь.

Рыцарь возможно был мертв. Как ни прислушивалась Лана, но не могла уловить его дыханья. Он неподвижно лежал на животе, а лицо его, повернутое в сторону принцессы, было полностью скрыто массивным металлическим шлемом. Только узкая щель для глаз оставалась, но в ней ничего нельзя было разглядеть из-за темноты. Девушка осторожно присела, склонив одно колено, и заглянула в эту щель. И вдруг ей пришлось отпрянуть.

Она не смогла удержаться от вскрика и буквально отпрыгнула метра на два в сторону, потому что из-под шлема на нее внезапно воззрились два горящих желтым светом глаза. Она ничего не могла понять. У людей, пусть даже и самых диких, не горят глаза, словно у животных!

— Кто ты такой?! — спросила она, тяжело дыша и медленно отползая в сторону зарослей.

Рыцарь с совершено нечеловеческой грацией перевалился на бок, поднялся и сел на траве. Потом снова повернул свои горящие зрачки в сторону принцессы, опираясь на свое копье поднялся на ноги и… поклонился:

— Рыцарь Марио де Мадуфас к вашим услугам, леди!

Принцесса совершенно оцепенела. Голос его звучал странно и неестественно, особенно необычно он звучал в этом первозданном, диком лесу.

— Рыцарь Марио… — повторило она завороженно. — Марио?

Тут только до нее дошло.

— Не может быть…

Рыцарь бросил копье на траву и снял шлем. Голову и шею его покрывала кольчуга, но вместо лица Лана увидела металлический череп робота с глазными сенсорами, которые теперь были на своем месте. В последний раз, когда она видела этот механизм, на складе запчастей, он был в гораздо худшем состоянии. Вероятно, Марио удалось как-то починить себя. И эти доспехи…

Лана поднялась с земли и приблизилась. Глаза робота горели в темноте, это значило, что он ее видит.

— Но как тебе удалось? — все еще не веря собственным глазам и ушам, спросила принцесса. — Как ты оказался здесь? И что это на тебе?

— Маскировка, — проговорил тот же механический бас, раздававшийся откуда-то из груди, прикрытой кольчугой и плащом, на котором красовался герб. — Я снял это одеяние с мертвого человека, что нашел неподалеку от того места, где упал катер. Его кости уже обглодали животные…

— Ну, да. Ты ведь был среди мусора, который мы везли сбрасывать в ущелье, — поняла Лана. — Ты сумел починить себя?

— Мне почти это удалось, когда меня погрузили на тот злополучный катер. Там было много запасных частей. Кое-что из них мне пригодилось. После удара о грунт мне снова пришлось латать свой механизм. А, помня о том, что случилось со мной недавно на другой планете, я решил замаскироваться.

— Ты правильно сделал. Я приняла тебя за человека. Только вот глаза… да и голос твой… Они тебя выдают.

— Местные люди решат, что мой голос — это следствие болезни или ранения в бою, а глаза скроет шлем. Мне приходилось уже бывать на подобных планетах, находящихся на стадии храмового периода.

— Ты еще помнишь о своей прошлой работе? А меня ты помнишь?

— Я не мог поверить, когда увидел ваше высочество на том корабле варваров.

— И я не могла поверить. А потом я видела тебя на складе отходов… Ты уже был почти мертв.

— Надо развести костер, чтоб животные не смогли напасть, — сказал Марио, бывший робот-разведчик, который знал, как нужно вести себя в условиях дикой природы не только роботу, но и человеку.

Лане сразу стало легче. Огромный камень свалился с ее плеч. Теперь она знала, кому здесь можно довериться. Марио настоящий профессионал, и он, конечно, не даст ей пропасть. А как он придумал с этими рыцарскими доспехами? Даже она приняла его сначала за человека! Принцесса облегченно вздохнула, уселась на принесенное Марио бревно и стала наблюдать за тем, как он разжигает костер.

Это зрелище для Ланы также было совершенно новым и непривычным. Живой огонь! Он мог быть и опасным. Это ей было известно, как и то, что когда-то давно он мог уничтожать целые города. Здесь, на Исмираде, в отличие от Эрдо, такое тоже вполне могло случиться. На всякий случай, она не подходила слишком близко к огню, но в тоже время не могла не любоваться этим зрелищем.

— Ты не видел людей в белых одеждах? — спросила Лана, когда робот, наконец-то, перестал суетиться у костра и присел к огню.

— Я слышал их. Это монахи. Служители местного бога.

— Они взяли Асмабику… Я не знаю, жива ли она… И как теперь быть? Тебе не приходилось бывать в подобных ситуациях, Марио?

— Тебе надо вернуться домой, принцесса, — молвил он.

— Нет! Обратной дороги нет! Марио! Ты не знаешь, что со мной было: я сбежала из дворца, сбежала от мужа, попала к сеятелям… А потом мы попали в руки твоих новых хозяев, этих разбойников. Но самое страшное, как оказалось, мой дорогой супруг замешан в самых грязных делах этой шайки!

— Этот благородный господин, что общался с ними, не он ли твой супруг?

— Если они называли его Александром, значит, он и есть.

На небо Исмирада высыпали тысячи чистых звезд. Подул холодный и влажный ветер.

— Приближается гроза, — сказал Марио.

— На небе нет ни тучки!

— Ветер пригонит их быстро. Нам нужно найти укрытие. Эта железная одежда, что надета на мне, подвержена коррозии. Влага ей ни к чему.

— Куда же нам пойти?

— Ты побудь здесь. Я отыщу наш катер. Там может быть палатка или что-то подобное.

Он ушел, ковыляя, словно настоящий человек. Лана подумала, провожая его взглядом, что со спины его и без шлема вполне можно было принять за человека. Стало еще холоднее, и ей пришлось не смотря на опасения подсесть ближе к огню.

Марио вернулся через минуту, и он торопился. Если бы он был человеком, Лана решила бы, что он взволнован.

— Здесь люди. Они сидят на животных и, кажется, управляют ими. Такое я встречал на других планетах. Они будут здесь через минуту.

— Что нам делать?! — вскочила принцесса.

— Без паники. Я принес вот это, нашел в пещере.

Он подал Лане вонючее и пыльное полотнище темного цвета, и она даже не сразу поверила в то, что держит нечто подобное в руках.

— Что это? — с содроганием спросила она.

— Это одежда. Она принадлежала человеку, который умер. Я нашел ее в его сумке, что лежала возле трупа. Тебе нужно в это закутаться, как можно плотнее, чтоб эти люди не смогли разглядеть тебя.

Раздумывать было некогда. Принцесса уже слышала топот и человеческие разговоры. Было понятно, что всадники приближались к ним, на свет костра, так ярко горевшего в ночи.

С трудом пересиливая отвращение, Лана накинула на свои плечи полуистлевшую ткань и закуталась в нее с головой, стараясь не дышать часто. Марио поднял копье и, демонстративно опершись на него, встал возле костра и приготовился встречать незнакомцев.

Они ворвались на поляну из леса так рьяно, что Лана вздрогнула и еще глубже зарылась в накидку. Страх перед дикарями пересилил чувство неприятного запаха. Тот же страх заставил ее вскочить и спрятаться за спину робота. Всадники подъехали близко и остановились. Их было четверо. Все они были одеты в доспехи, и на груди каждого из них ярко выделялся желтый круг. Это были воины.

Один из них выехал вперед и заговорил с Марио на непонятном Лане языке. Она смогла лишь уловить, что интонация его суровой и властной речи была вопросительной. Робот, скрытый за железным забралом, молчал. Принцесса выглядывала из-за его плеча, надеясь, не привлекать внимания всадников, которые и без того были озадачены молчанием этого чужака. Главный этого отряда еще раз повторил свой вопрос с еще более требовательной интонацией. Теперь в его голосе уже звучала угроза.

Наконец, Лана услышала, как внутри робота раздался легкий щелчок, вслед за которым он заговорил своим необычным механических голосом. Произнеся несколько фраз на странном языке, Марио смолк, а воины стали переглядываться. Понятно, что им не понравился голос робота. Главный снова задал какой-то вопрос. Марио ответил. Диалог завязался и продолжался до тех пор, пока один из всадников не решил объехать свой отряд с той стороны, где пряталась принцесса. Видимо, он заметил загадочную фигуру за спиной великана-рыцаря, и ему стало любопытно.

Лана застыла на месте. Вопрос, заданный любопытным всадником касался ее, и чем ближе он подъезжал, тем ниже она наклоняла голову. Наконец, она поняла, что он обращается прямо к ней. Марио обернулся и попытался вставить слово, вероятно, желая ответить за нее, но его недружелюбно прервали. Принцесса поняла, что разоблачение наступит вот-вот. И она решилась. Подняв голову, она произнесла свое имя, догадавшись, что именно об этом ее и спрашивают:

— Лана.

Всадник дернул поводья, и его животное захрипело. Он видимо не ожидал услышать женский голос из таких лохмотьев. Лана опять опустила голову и прикрыла краем накидки лицо. Снова заговорил Марио, отвлекая внимание всадников от принцессы. Разговор продолжился, только мужчина, что обратил внимание на принцессу не участвовал в нем, а пристально следил за ней. К счастью, он был в подчинении, поэтому, когда главный подозвал его, ему пришлось послушаться.

Всадники отъехали в сторону и стали еле слышно совещаться. Марио понизил громкость своего голоса и наклонился к девушке:

— Я едва нашел этот язык в своем архиве, — сказал он. — Очень древний файл.

— Чего они хотят? — спросила Лана шепотом.

— Они разыскивали ведьму, которая прилетела верхом на чудовище, а когда ее нашли и передали в руки монахов, то решили прочесать лес и проверить его на предмет еще каких-нибудь ведьм.

— Я помню, ты рассказывал мне о ведьмах… Они что же думают, что Асмабика ведьма?

— Тише! Главное, чтоб они не подумали так о тебе. Я сказал им, что ты моя дочь. И что мы заблудились.

Один из ратников снова выехал вперед и что-то произнес.

— Они предлагают нам проехать с ними до ближайшего селения. Говорят, что тут неподалеку у них есть повозка.

— Что думаешь?

— Приближается гроза. Нам нужно где-то укрыться.

Теперь и Лана почувствовала движение грозового ветра:

— Похоже, у нас нет выбора.

Дождь все не начинался, зато молнии сверкали неистово и небеса грохотали от души, когда принцесса со своим названным отцом-роботом двигались по полю, сидя в повозке. Всадники ехали впереди и постоянно понукали человека, который управлял животными в упряжке. Им не хотелось попасть под дождь. А девушка, впервые наблюдая грозу на открытом воздухе, даже забыла об опасности, с восторгом созерцая фосфорицирующее небо.

Вскоре грянул и ливень, сильный, плотный, словно стена. В одно мгновенье вымокла вся одежда. Принцесса улыбалась своим мыслям: столько новых ощущений она, изнеженное дворцовое растение, испытала на этой дикой планете. А сколько еще предстоит… Она взглянула на рыцаря Марио де Мадуфаса. Он не обращал внимания на грозу и ливень, хотя ни то, ни другое не шло на пользу его механизму и его новой железной одежде.

— Марио, а откуда ты взял это имя? — спросила она.

Он повернул голову в ее сторону и отогнул полу плаща, показывая знак на груди. От молний, почти беспрерывно сверкавших по всему небу, было довольно светло, и Лана успела разглядеть теперь рисунок, изображавший какое-то диковинное животное и некую надпись.

— Это родовой герб погибшего рыцаря, — пояснил он. — Мне пришлось взять и его имя, раз уж я взял его одежду.

— Ты и читать умеешь на их языке?

— Да, можно сказать, что умею. На самом деле, гораздо меньше встречается во вселенной различных модификаций алфавитов, иероглифов и прочих значков для передачи информации, чем языков, которые более разнообразны. Поэтому прочитать я сумел быстрее, чем понять их речь. К тому же я не совсем исправен. И вообще, мне пора на свалку.

— Ну, что ты говоришь! — воскликнула девушка. — Я не представляю, что случилось бы со мной, если бы я не встретила тебя! Я так благодарна тебе…

Вскоре молнии стали сверкать реже, а гром уже слышался где-то совсем далеко. Гроза иссякала. Ливень стих, и вот теперь-то принцесса полностью смогла ощутить все неудобства сырой одежды: ночной холод пробрал ее до самых костей. Ее тело было совершенно неприспособленно для таких погодных условий. Сколько поколений сменилось в их роду с тех пор, как кто-то из королевской семьи ощущал на себе нечто подобное. Высокие цивилизации уже давно забыли о стихиях, приручив их, словно домашних питомцев. Но несмотря на все неприятные ощущения Лана все равно была почти горда собой и почти радовалась тому, что ей приходится испытывать. Сейчас она ни за что бы уже не смогла вернуться в свой скучный дворец. Перед ней открывался совершенно новый мир, который не только пугал, но и притягивал.

— Марио, как же нам вести себя с этими людьми? — спросила она, оглядываясь на рыцарей и стуча зубами от холода.

— Необходимо придумать легенду. Как бы то ни было, нам придется существовать среди них.

— Что же нам придумать?

— Давай договоримся таким образом: ты моя дочь, мы — разорившиеся феодалы, путешествуем по свету. Ты не знаешь их языка, потому что воспитывалась в монастыре далеко отсюда.

— Наверное, они могут спросить, в каком именно?

— Придется действовать по обстоятельствам и выдумывать на ходу. Я буду прислушиваться к разговорам этих людей.

Лана и робот сидели спиной к направлению пути, поэтому не сразу заметили, что подъезжают к какому-то селению. Вдалеке на фоне ночного неба вырисовывались высокие башни и массивные стены. Один из рыцарей, сопровождавших их, подъехал ближе и заговорил, объясняя что-то и указывая назад. Марио ответил ему коротко, и тот снова вернулся к своим. Трое из его отряда двинулись по направлению к замку, а он остался, видимо, для того, чтобы следить за чужаками. По крайней мере, Лана постоянно ощущала на себе его подозрительный взгляд.

— Мне кажется, я уже что-то понимаю в их речи, — сказала принцесса. — Ты сказал им «да»?

— Верно. Все человеческие языки во вселенной так или иначе похожи друг на друга. Все они вышли из одного источника.

— Тогда мне будет легко выучить этот язык.

— Тебе придется это сделать. Я в твоем распоряжении.

— И все-таки, что тебе сказал этот человек?

— Он сказал, что его спутники отправятся доложить о нас хозяину замка, называемого Грофстон. И если он позволит, мы переночуем в его владении.

Лана окончательно продрогла, хотя одежда ее успела чуть-чуть подсохнуть. Кутаться в ветхий плащ было бесполезно, он не грел. После грозы воздух был свежим и очень холодным.

Один из рыцарей вернулся из замка и, подъехав к повозке, объявил пришельцам, что здешний сеньор позволяет им переночевать в своих владениях, но на утро, он хотел бы услышать подробный рассказ о том, кто они и откуда.

ГЛАВА XI

Лана всю ночь едва смогла сомкнуть глаз. Да и как можно было спать в таком холоде, на таком жестком ложе, в окружении недружелюбных каменных стен, источающих сырость?

Марио, конечно, не спал. Он вот уже тридцать лет находился в автономном режиме, и теперь он охранял покой Ланы, раз уж назвался ее отцом.

Утро было ранним. Принцесса поднялась на ноги, как только услышала первые шаги за дверью и суету за окном.

— Может быть, нам стоит зажечь камин? — спросил Марио.

— Ты умеешь?

— Это не проблема.

Еще было темно, когда роботу удалось развести огонь в сооружении, которое он называл камином. В нем горел живой огонь, потрескивали поленья, приготовленные тут заранее, видимо для гостей. Лана сразу села ближе к огню, чтоб согреется после холодной ночи. Она дрожала мелкой дрожью, хотя и заставляла себя взбодриться.

— Марио, — позвала она после того, как ладони ее согрелись от огня, — скажи мне хоть несколько слов на их языке. Нам ведь придется предстать сегодня пред нашим гостеприимным хозяином. Я не хотела бы подводить тебя…

Робот объяснил ей, как будет звучать на местном диалекте «здравствуйте», "спасибо", «сударь» и тому подобное. Времени у них было не так много. Но принцесса обладала врожденной, генетически отшлифованной, способностью к изучению языков. Она схватывала на лету. А что ей было делать? Уже почти согревшись у огня, она почувствовала и голод, но промолчала. Марио вряд ли смог понять ее. Она продолжала молча сидеть у камина, внимая роботу и тем словам, что он называл он: «стул», "кубок", «замок», "сеньор", «рыцарь»… Она быстро запоминала.

— Но нам что-то нужно придумать с твоей одеждой, — вдруг вспомнил Марио.

— С моей одеждой?

Лана догадалась, что ни при каких обстоятельствах она не может показаться хозяину этого замка в своей форме. Это вызовет сразу же кучу ненужных вопросов. Чего доброго она разделит участь несчастной Асмабики, которую приняли за ведьму.

— Как же быть?

— Тебе лучше не показываться пока никому. Побудь здесь, а на встречу с хозяином я пойду один. Постараюсь разузнать как можно больше о здешних нравах и обстановке. Это необходимо, что бы быть во всеоружии, если герцог начнет расспрашивать. Придется усилить слух…

Солнце Исмирада, простое и теплое, такое же, как на Эрдо, заглянуло в окно башни, где располагалась комната, отведенная чужестранцам. Она была довольно просторной, и не исключено, что держалась именно для гостей. Но, судя по запустению, пыли и сырости, царившей в ней, гостей здешний хозяин давно уже не встречал. Дрова в камине, приготовленные здесь еще, видимо, с незапамятных времен, отсырели и покрылись плесенью. Развести огонь удалось лишь благодаря особым способностям робота.

Когда послышались решительные и тяжелые шаги по лестнице, принцесса отскочила за деревянное кресло, стоящее в самом дальнем углу. Так она оказалась в тени, а высокая спинка загородила ее наряд от любопытных глаз туземца. Он вошел, само собой, без всяких церемоний. Лана узнала в нем вчерашнего любопытного рыцаря, хотя он уже был не при полном снаряжении, и голова его была открыта. Роста он был невысокого, но широк в плечах, белокур и кареглаз. Принцесса так сильно переживала за свой внешний вид, что даже и не обратила внимания на его внешность. Она вообще отвернулась, делая вид, что внимательно разглядывает почерневший гобелен на стене.

Рыцарь стал что-то говорить Марио, и девушке показалось, что прозвучало какое-то имя.

— Салигард? — задумчиво произнесла она вслух, когда осталась одна.

Марио ушел с этим рыцарем, оставив свое копье возле окна. Видимо, идти на поклон к хозяину замка с оружием не отвечало принципам куртуазности. Лана сняла свою давешнюю накидку с решетки камина, села на жесткое кресло, закуталась и стала дожидаться робота. Дрова в камине успели догореть, а дневное солнце вряд ли бы смогло прогреть эту мрачную каменную комнату, даже если бы и светило весь день напролет только в нее.

В ее положении теперь уже появилась кое-какая определенность: она осталась одна без опеки Асмабики и ее банды, но нашла своего старого робота, с которым ей стало не так страшно пребывать на совершенно незнакомой и дикой планете. Бывший робот сеятелей многое знал о таких мирах, в том числе и язык, знал кое-что и о нравах местных жителей, их традициях. Это давало определенные преимущества. Но тем не менее, Лана прекрасно осознавала, что положение их сейчас очень шатко и может в любой момент измениться в худшую сторону. Достаточно было одного неверного слова или жеста Марио или ее.

Она просидела в одиночестве довольно долгое время, потом поднялась с кресла, закуталась и подошла к окну. Оно располагалось очень высоко, и, стоя на полу, невозможно было дотянуться даже до его нижнего края, не то что посмотреть, что делается за ним. Но, судя по голосам людей и животных, цокоту, скрипу и скрежету, доносившимся из-за него, жизнь за стенами башни кипела.

Лане стало любопытно. К тому же ей уже порядком надоело неподвижно сидеть и переживать. Нужно было хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей. Она подтащила к окну деревянную скамью, что стояла неподалеку, и вскочила на нее. И все равно ей пришлось встать на цыпочки, чтоб дотянуться до холодного серого подоконника и хоть что-то увидеть.

Окно выходило на внутреннее подворье, и принцессе предстала весьма живописная картина. По двору сновали десятки людей: мужчин, женщин, детей. Весь двор был заполнен их голосами, а также звуками, издаваемыми различными, прирученными этими людьми животными. Как выглядели рыцари, Лана уже знала. Двое из них стояли у дальней стены и беседовали. Несколько молодых женщин, одетых в платья необычного покроя, такого, какого принцессе никогда не доводилось видеть, остановившись возле какой-то постройки, весело и громко обсуждали что-то, смеялись и жестикулировали. Наверное, они были служанками, потому что леди их никак назвать было нельзя. К ним подкрался какой-то мужчина, гаркнул на них и принялся браниться. То, что он именно бранил их, Лана поняла по его интонации и грозному выражению лица. Женщины замолкли и, хихикая в кулаки, поспешно разошлись, по своим делам. Местные дети, особенно мальчики, шумели, кричали, бегали друг за другом и постоянно получали оплеухи от взрослых, на которых они, расшалившись, наталкивались.

Еще немного подтянувшись, девушка смогла рассмотреть главные ворота и высокие стены, окружавшие этот замок. Огромные ворота Грофстона были открыты. Через них выезжали повозки и всадники, проходили люди. В общем, было ясно, что жизнь здесь кипела, своя и понятная этим людям, но совершенно чуждая принцессе королевства Эрдо.

Через несколько мгновений Лане пришлось соскочить с лавки на пол, потому что она услышала за дверью приближающиеся шаги. Принцесса отошла от окна подальше, чтоб на нее падало как можно меньше света, и стала ждать. Шаги остановились возле двери, замерли на секунду. Она насторожилась и на всякий случай поплотней запахнула свой бедный плащ.

Вошла женщина похожая на одну из тех, кто был за окном. Одета она была почти также, но ее уже нельзя было назвать молодой. А, судя по ее простой одежде, она, как и те веселые девушки, была служанкой. Женщина остановилась, закрыла дверь и окинула взглядом комнату, не сразу заметив принцессу, а, увидев ее, наконец, заулыбалась и заговорила.

Лана все еще оставалась на своем месте, удивляясь невероятной разговорчивости служанки. А та принесла с собой какую-то коробку, сплетенную из прутьев. Сверху на коробке была крышка. Женщина открыла ее и, тараторя без конца, принялась выкладывать, видимо, какую-то одежду. Лана немного успокоилась и даже слегка улыбнулась в ответ. Служанка закивала и, показав на себя, произнесла:

— Кайда.

Это слово было похоже на женское имя, и потому принцесса решила, что и ей нужно представиться и теперь уже не слишком вежливо будет прятаться в тени. Она подошла ближе к женщине и кивнула слегка:

— Вивия-Мелания.

Служанка сощурила глаза, рассматривая девушку, словно неизвестное ей насекомое, вскинула бровь и чуть приоткрыла рот, хотя уже ничего не произносила. Принцессе показалась, что она удивлена.

— Лана, — уточнила она, по примеру ее новой знакомой приложив ладонь к груди.

Женщина перевела взгляд на руку девушки, лежащую на грубой ткани, и стала ее разглядывать с тем же удивлением. Принцесса поняла, что должно быть ее кожа, хоть и поцарапанная, слишком отличается от привычной местному глазу и поспешно спрятала руки под ткань.

Служанка закивала, взяла в руки одежду темно-малинового цвета и приблизилась к Лане. Девушка догадалась, что она хочет помочь ей одеться и отодвинулась, сделав предупреждающий жест рукой. Туземка снова заговорила с удивленной интонацией, протягивая принцессе одеяние. Как мучительно не знать языка! Принцессе так хотелось ей объяснить, что ей не нужно помогать, что она в состоянии переодеться сама. Хотя во дворце своего отца у нее тоже была прислуга, которая помогала ей облачаться в пышные и сложные костюмы и платья, но позволить сейчас этой дикарке прикоснуться к себе она не могла. Как и не могла произнести ни слова ни на местном языке, ни тем более на своем. Чужой язык мог вызвать серьезные подозрения. Сначала нужно было дождаться Марио.

К счастью он появился спустя минуту, в течение которой женщина упорно навязывала свои услуги. Он вошел в дверь и, быстро оценив ситуацию, что-то принялся ей объяснять. Покачав головой, как будто бы с сожалением, женщина оставила одежду на лавке возле двери, забрала с собой свой короб и вышла.

— Ну, что? — подскочила Лана, как только дверь закрылась.

— Пока все не так плохо, — сказал робот и сделал знак рукой: тихо.

Подойдя к двери, он убедился, что за ней никто не подслушивает.

— У герцога сегодня много гостей, так что он не стал заострять внимание на моей персоне. Я лишь сказал, что разорился и ищу по свету лучшей участи.

— И куда мы теперь?

— Похоже, этот вельможа, герцог Даберд, затевает войну с соседями. Ему нужны люди. Он предложил мне послужить, то есть стать его вассалом. В случае победы над соседом обещал даже наделить землей.

— Неожиданный поворот!

— Да. Нам придется пожить тут какое-то время, пока не решим, как нам быть дальше.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе надо как-то выбираться с этой планеты.

Лана опустила глаза. Она не знала, хотелось ли ей этого. Больше всего она желала бы снова оказаться на корабле сеятелей. Ведь именно там она чувствовала себя почти счастливой. Ах, если бы не Александр!

— Мне пришлось сказать, что я участвовал во многих сраженьях, — продолжал Марио, — и что в одном из них мне значительно повредили горло и лицо, поэтому я не могу снять шлем при людях и голос мой может показаться странным.

— А что это за история с одеждой? Откуда эта пожилая дама взялась?

— Да! Герцог спросил меня о моей дочери. Пришлось сказать, что ты не можешь появиться на глаза добрых людей, потому что стыдишься своей одежды, испорченной во время наших скитаний.

— Вот как?

— Герцог распорядился прислать тебе одежду и вместе с ней служанку. Так что переоденься, потому что эту форму сеятелей ядовитого и совершенно невиданного здесь цвета нам нужно срочно уничтожить.

Лана присела на лавку и стала рассматривать свое новое одеяние. Оно состояло из двух туник. Первая, сотканная из более грубой нити, тусклого малинового цвета была без рукавов, свободного кроя, и должна была запахиваться и завязываться по бокам веревочками после того, как будет надето другое платье, нижнее, светлое, сшитое из более тонкого полотна, с длинными узкими рукавами и юбкой до пола. Когда Лана стала надевать верхнюю тунику, из-под нее что-то упало, звякнув о пол. Девушка нагнулась и взяла в руки небольшую сетку, сплетенную из тонких металлических прутьев.

— Что это? — спросила она у Марио.

— Я видел такие в волосах у местных женщин.

Облачившись, принцесса никак не могла оценить свой внешний вид, так как ни зеркал, ни чего-то подобного здесь не было. И волосы она уложила, не будучи уверенной, что именно таким образом эта сетка и должна сидеть на голове.

— Я хоть похожа на местную, хоть немного? — спросила она с надеждой.

Но робот был непреклонен.

— Любой различит в тебе чужеземку, — сказал он. — Ты не принадлежишь к местному антропотипу.

— Что это значит, Марио?

— Это значит, что под воздействием различных факторов враждебной человеческому организму среды люди на разных планетах выглядят по-разному. У них по-другому работают внутренние органы, иногда отличаются даже строение костей…

— Постой-ка! Я не заметила ничего подобного у этих людей. Если не обращать внимания на их одежду, манеры и речь, то внешне они ничем особенно не отличаются от тех же сеятелей или бандитов Асмабики.

— Это на твой взгляд. А я смотрю по-другому.

— А они? Думаешь, они заметят во мне что-то чужое или враждебное?

— Ты отличаешься от них, как ни старайся, — упрямствовал робот.

Лане стало страшновато. Ей предстояло сейчас показаться на глаза множеству людей, которые станут оценивать ее. Герцог повелел им с Марио присутствовать на обеде. На нем, по словам робота, будут многие рыцари, вассалы герцога, те, что скоро отправятся с ним разорять соседские земли, и еще какой-то очень важный гость. Вскоре за ними прислали слугу.

Сердце принцессы стучало тем быстрее, чем ближе подходила она со своим названным отцом к зале, откуда уже доносились хохот, звон посуды, музыка и прочие дикие звуки, сопровождавшие трапезу гостей герцога. На пути их встречались многочисленные слуги и служанки, несущие подносы с едой и напитками. Каждый из них приостанавливаясь, провожал взглядом незнакомцев и особенно принцессу, подходил к другому такому же зеваке, перешептывался с ним и оба они кивали головами в знак согласия. Марио же, не обращая внимания на любопытных слуг, давал своей подопечной последние наставления:

— Войдя, ты должна поздороваться, прежде всего, с герцогом, потом с его женой. Если по правую руку его сидит кто-то, значит это какой-то очень важный гость. С ним ты тоже должна поздороваться. Произнеси слово, которому я тебя научил, и склони голову. Книксен делать не нужно. Мы с тобой хоть и бедные, но из благородного княжеского рода Мадуфасов.

— А потом что? — спросила принцесса, нахмурившись на невежливый и слишком пристальный взгляд слуги.

— Потом дождись, пока герцог ответит тебе и укажет место, куда сесть.

— Ну, а потом?

— Потом действуем по обстановке.

Двустворчатые деревянные двери в зал для пиршеств были распахнуты. Возле них стояли два пажа. Им, судя по всему, нужно было представить вновь появившихся. Марио и Лана остановились на пороге, музыка прекратилась, но пажи не могли вымолвить ни слова. Глаза всех присутствующих обратились в сторону открытых дверей. Принцесса выпрямилась и подняла голову так, как она делала когда-то на официальных приемах во дворце отца. Только никогда раньше она не чувствовала себя так неловко. В этом мире все было совсем по-другому. Здесь она была не принцессой, дочерью короля и его наследницей, а чужестранкой, непонятной и, может быть, опасной.

Тихая пауза длилась, казалось, бесконечно. Лана почувствовала, как ее щеки начинают гореть. Грузный мужчина, сидящий во главе стола, сурово вскинул брови и прикрикнул на пажей. Один из них очнулся, но снова замешкался, так и не припомнив ни титула, ни имени появившегося рыцаря. Робот решил ему помочь:

— Князь Марио де Мадуфас с дочерью Вивией-Меланией, — проговорил он тихо.

— Князь Марио де Мадуфас с дочерью Виланией! — радостно возвестил паж и напряженная тишина, наконец-то, разбавилась общим возгласом, выражавшим одновременно и удивление, и настороженность, и одобрение, и неприязнь.

Чужаки проследовали к тому месту, где сидел хозяин. Головы гостей поворачивались вслед за ними. Слишком уж странной казалась им эта пара: великан с жутким голосом, скрывающий израненное лицо под железом и стройная, светловолосая и голубоглазая девушка с безупречной фигурой и удивительными чертами лица, одетая так же как многие из них, но так на них не похожая.

Остановившись возле высокого кресла, на котором сидел герцог Даберт, Марио положил ладонь на свою грудь, украшенную чужим гербом, и склонил голову, приветствуя своего теперь уже сеньора. Принцесса, стараясь сохранять спокойствие и достоинство, произнесла приветствие и тоже поклонилась герцогу, потом неприметной, несмотря на пышность наряда, женщине, что сидела рядом с ним, но слегка оторопела, наткнувшись на колючий и подозрительный взгляд человека, находившегося по правую руку властителя. Это был тот самый важный гость, о котором предупреждал Марио, и его тоже нужно было поприветствовать. Лана собралась с духом и наклонила голову, стараясь больше не попадаться на его злые глаза.

— Твоя дочь, Мадуфас, поразила нас своей красотой и благородной грацией, — сказал герцог совершенно искренне и даже удивленно. — Теперь я вижу, что ты не лгал нам о своем происхождении. Говоришь, она воспитывалась у монахинь? Наверное, получила и хорошее воспитание?

— Да, мой сеньор, — ответил Марио.

— Что же ты, дитя мое, поёшь, вышиваешь, чтению обучена ли? — обратилась к Лане герцогиня.

— Да, госпожа, она всему этому обучена, но не знает пока только нашего языка. Она не понимает вас.

— Как так? Где же находится тот монастырь? И исповедует ли он истинную веру в бога нашего вечно светлого Салара? — подозрительно спросил гость, сидящий по правую руку хозяина.

Принцесса понимала, что речь ведется о ней, но не выдавала своего волнения. Она надеялась, что Марио выпутается. А иначе… Герцог и его жена показались ей добрыми и открытыми людьми, а вот этот человек в ярком желтом балахоне был явно не расположен к ним.

— Слава нашего вечно светлого Салара простирается далеко за пределы Эспании и Тантрии, — начал объяснять робот. — Монастырь, где я вынужден был оставить свое бедное дитя, уходя в поход, находится далеко отсюда и называется в честь святой Флуранции.

— Хм… Так почему же ты покинул свое поместье? — продолжил допрос недобрый гость.

— Мой дом был разорен лесными разбойниками, пока я был в походе, отвоевывая новые земли для нашей веры. Вернувшись с войны, я обнаружил родовое гнездо разоренным и сожженным дотла и вынужден был уйти, решив найти себе покровителя в лице его светлости, герцога Даберта. Слух о его честности, великодушии и щедрости разнесся далеко за пределы его владений.

Комплименты, видимо, подействовали на хозяина замка, он добродушно улыбнулся и, покосившись на высокого гостя, успокоил своего вассала:

— Не принимай близко к сердцу, рыцарь де Мадуфас, настороженность нашего дорого аббата Фужака. Его нетерпимость к иноверцам и слугам вечно темного сатаны заслуживает всяческих похвал. Но иногда он бывает уж слишком подозрительным.

Герцогу, видимо, не хотелось лишаться ни такого великана для своего войска, ни поддержки влиятельного священника. Он искал компромиссы.

— Я не в обиде, — проговорил Марио.

— Ну, вот и отлично. Я прошу тебя и твою дочь присоединиться к нашему собранию и трапезе.

Лана предпочла бы не присутствовать здесь, ее кожу так и обжигали десятки пристальных взглядов. Марио подвел ее к тому месту, на которое указал герцог и усадил на простой деревянный стул, какой полагался всем гостям, кроме аббата, что сидел радом с Дабертом на высоком троне, украшенном резьбой и инкрустированном камнями. Несмотря на очень сильный голод и мучившую ее жажду, она предпочла бы уйти с этого благородного собрания. Гости герцога довольно бесцеремонно разглядывали ее, и хотя она и не понимала их громкой и довольно эмоциональной речи, можно было догадаться, что речь шла о ней.

Сидящая прямо перед ней девица с необычайно яркими щеками, прислушиваясь к тому, что говорил ей ее кавалер, громко хохотала и обнажала ряд желтоватых зубов, не переставая при этом жевать и пить. Дама с вытянутым лицом, чью голову венчал высокий и замысловатый головной убор, с презрительной надменностью разглядывала Лану, не стесняясь делиться впечатлениями со своим соседом, толстым седым старичком. У торца стола восседали двое рыцарей, но в их сторону принцесса боялась даже посмотреть: ее правая щека горела от их взглядов.

— Тебе придется что-то съесть, иначе ты умрешь с голоду, — очень тихо сказал Марио.

— Я не могу… Можем мы уйти отсюда?

Принцессе стало душно, и голова закружилась. Из-за ее плеча возник поднос, наполненный фруктами, служанка поставила его прямо перед Ланой. Марио взял один из диковинных плодов и протянул ей. Она приняла его. От фрукта шел необычный, но приятный запах.

— Тебе придется привыкнуть, — сказал он. — Здесь все совсем по-другому: и нравы, и обычаи, и манеры. Ты должна научиться вести себя по-иному, и есть пищу, к которой ты не привыкла. Возможно, тебе нескоро удастся выбраться отсюда.

— Я не питаю иллюзий, Марио, — подняв голову выше и пытаясь почувствовать себя свободней и непринужденней, сказала его названная дочь. — Я никуда не собираюсь отсюда улетать. Мне нет обратного пути. Ни в коем случае! Я никогда не вернусь на Эрдо, а значит… Значит, мне так или иначе придется привыкать к новой жизни.

Произнеся это достаточно громко для того, что бы почувствовать себя уверенней среди всего этого шума, она смело откусила кусок фрукта и, почти не ощущая от страха и волнения его вкуса, проглотила.

— Поздравляю, — проговорил Марио, и принцессе показалось, что почти с иронией.

Ей стало немного легче, и она продолжила трапезу.

— Твоя дочь столь же робка, сколь и прекрасна, рыцарь де Мадуфас, — прогремел над столом голос герцога.

— Она слишком долго жила у флуранцианок, и не привыкла к свету, мой сеньор, — ответствовал робот. — Нужно время, чтоб освоиться и выучить язык.

— Клянусь святым Лесартом, любой из наших доблестных рыцарей, был бы чрезвычайно рад помочь ей в этом!

Сказав это, Даберт расхохотался, вызвав шквал гогота и в почтенном собрании. Когда же он немного стих, Марио решил кое-что уточнить. Его голосовой аппарат еще сохранил способность выдавать грозную интонацию:

— Я и моя дочь, княжна де Мадуфас, принадлежим к старинному роду, и не смотря на все невзгоды, что преследуют нас в жизни, не теряем своих чести и достоинства. Мы будем рады, если благородные господа, присутствующие среди ваших гостей, мой сеньор, окажут нам поддержку и помогут советом. Но если кто-то из них затаит недобрые намерения в отношении моей дочери, тому придется иметь дело со мной и моим оружием!

Собравшиеся чуть приутихли, а герцог проговорил примирительно:

— Ты, как и любой из моих вассалов, может рассчитывать на мое содействие и поруку, если верно будешь служить мне. Я вижу, ты старый и опытный воин, Мадуфас, и уверен, что никто из присутствующих здесь рыцарей не захочет увидеть тебя среди своих врагов. Ты можешь не беспокоиться за честь своего рода.

Принцесса поняла, что именно суровая речь Марио вызвала такое внимание присутствующих, и заволновалась. Она стала следить за реакцией гостей, пытаясь понять, что их может ожидать: презрение, насмешка или, может быть, гнев? Эти люди были так непохожи на тех, к кому она привыкла. Никто здесь и не думал скрывать свои истинные чувства, и Лане показалось, что многие вдруг начали смотреть на Марио с уважением, хотя некоторые, особенно те, кто был облачен в доспехи, нахмурились и занервничали. Тут же она наткнулась и на знакомые карие глаза. Недалеко от нее, почти напротив, сидел ее старый знакомый. "Салигард", — вспомнила она его имя и впервые за этот вечер не отвела взгляда.

ГЛАВА X

Даберт распорядился отвести Лане отдельную комнату, которая, как и все комнаты в Грофстоне, напоминала пещеру, холодную, слегка освещенную двумя чадящими факелами, с узким окном, до которого невозможно было дотянутся и в которое лишь на несколько часов в день заглядывало местное солнце, вечно светлый Салар. Здесь однако располагалось некое подобие кровати, так что впервые за несколько дней принцесса смогла выспаться. Под защитой Марио, что хранил ее покой в соседней комнате, она чувствовала себя в безопасности.

Утром следующего дня ее разбудила старая знакомая Кайда. Она снова явилась к ней с лучезарной улыбкой на лице и коробом, уже гораздо большим, чем в первый раз. Теперь уж она знала, что разговаривать с этой девушкой-иностранкой бесполезно, а лучше объясняться жестами и мимикой. Однако ей снова пришлось удивиться, когда Лана произнесла несколько слов на ее родном языке, при том почти без акцента. Остаток вечера после пирушки, с которой Мадуфас с дочерью постарались уйти как можно раньше, был потрачен не зря.

— Что это? — спросила принцесса.

Однако последовавшее вслед за этим многословное и живое объяснение не помогло. Пришлось снова призывать на помощь переводчика.

— Герцогиня прислала тебе одежду, — кратко изложил тот длинный и эмоциональный монолог служанки и добавил:-Я должен идти, теперь я на службе. За ночь я подлатал еще немного мой организм, но мне недостает еще нескольких деталей.

— Что же делать? — обеспокоилась Лана.

— Нужно сходить в тот лес, где упал катер. Возможно, среди его остатков и лома мне удастся найти что-то полезное.

— Я с тобой!

— Исключено. Вживайся в свою новую роль. Бегать по лесам — не занятие для княжны из древнего рода Мадуфасов.

— Раньше было можно.

— Теперь все иначе: я — твой отец, я на службе у герцога, на днях мы возможно выступаем в поход против барона Ульгерда, что, по словам Даберта, ведет себя словно разбойник, нападая на селения, угоняя скот и сжигая посевы.

— Герцог, оказывается, заботливый сюзерен.

— На самом деле, ему просто нужны какие-то земли барона. Это укрепит его власть, расширит владения, умножит количество людей, платящих ему подати.

— Ах, Марио! Ты так быстро становишься здесь своим. Уже все знаешь!

— Вспомни о том, что я тебе рассказывал о храмовом периоде диких цивилизаций, и сравнивай эти знания с тем, что видишь. А мне пора.

Робот взял свое копье и пристегнул новый меч, который ему одолжил герцог из собственных оружейных запасов. Это оружие ему еще предстояло отработать или добыть другое в бою.

— Будь начеку. Меня не будет весь день, а может и дольше, — сказал Марио и вышел.

Лана вздохнула и повернулась к служанке, которая за время разговора отца с дочерью успела разложить все наряды на кровати. Принцесса подошла к ней и поблагодарила на эспанском языке.

— Не меня благодари, леди Вилания, а нашу госпожу. Она так добра и великодушна и прониклась твоей горькой судьбой. Говорили, что воспитывалась ты монахинями вместо родной матери, а у нее ведь нет дочерей, а только один сын, да и тот дал обет воздержания и поклялся служить только вечно светлому Салару. А потому не дождаться ей видно внуков, а герцогу наследника. Уж отец бранил его! Но он и слушать ничего не хотел, стал салигардом, то есть воином вечно светлого Салара и ушел служить к аббату Фужаку.

Из всей этой стрекотни Лана уловила только одно знакомое ей слово, конечно «салигард». Ей снова вспомнился тот рыцарь, что вчера так смотрел на нее и чей взгляд, единственный из всех, не испугал ее.

— Салигард? — переспросила она.

— Да, да. Салигарды — это воины, которые поклялись всегда служить вечно светлому. Жениться они не могут, хотя это не мешает вовсе божьим слугам, портить девиц в окрестных селах. Но наш Эйдар не таков. Характером-то он в мать пошел, а не в отца. Да и внешностью в нее, волосы светлые. Рос у меня на глазах. Такой умный мальчик, но бывало и шалил. Мальчишка ведь!

— Эйдар? — снова спросила принцесса.

Ей показалось, что она все-таки что-то уже понимает в скороговорке Кайды. Та уж очень активно жестикулировала, стараясь помочь девушке, да и слова «отец», "мать", «мальчик», "сын" Лана уже знала. Она догадалась, что речь шла о семье герцога.

— Да, его зовут Эйдар Бранд, сына нашего герцога, и он салигард, — медленнее и четче проговорила служанка.

Кое-что принцесса, ставшая теперь княжной, уяснила. Юноша, что обратил на себя ее внимание — сын хозяев. Ну, а кто такой воин солнца, ей еще предстояло узнать. Теперь она сосредоточила свой взор на разноцветных тряпках, разложенных на кровати.

— Красиво, — это слово она тоже уже знала.

— Еще бы! — пожала плечами служанка, — это же вещи самой герцогини! Она их носила в девицах. Правда, это только некоторые. Многие свои наряды она уже раздала племянницам, что постоянно тут ошиваются. Но и тебе кое-что досталось, красавица. Надень-ка что-нибудь. Герцогиня тебя к себе на посиделки приглашает.

Лана смотрела на платья, среди которых можно было выбрать и те, которые даже она смогла бы назвать вполне красивыми, если не считать некоторой неаккуратности исполнения. Хозяйка видимо добрая женщина, раз делает такие подарки девушке, забредшей к ним из леса.

— Вот это, — сказала Лана на эспанском, указав на одно из платьев.

— Розовое, очаровательное! — согласилась Кайда и взяла его.

— Розовое? — переспросила она, догадавшись, что речь идет о цвете, ведь слово «роза» во многих языках имеет одинаковое звучание.

Лане пришло в голову, что с помощью служанки, она сможет разучить цвета.

— Розовое, — четко проговорила женщина, поняв, что от нее требуется и тут же указала на другие:- синее, зеленое, белое…

Кроме одежды, Кайда принесла пару мягких кожаных туфель красного и черного цветов, без подошвы, но со шнурками, затейливые украшения для волос, гребешки и несколько браслетов. Потом она воскликнула, хлопнув себя по бокам, и куда-то убежала. К озадаченной Лане она явилась только через несколько минут, неся с собой поднос на котором стоял медный тазик, кувшин с водой и лежало полотенце. Принцессе предстояли утренние омовения.

Герцогиня ждала Лану к обеду. Пока мужчины замка Грофстон решали свои мужские дела и готовились к войне, женщинам знатного рода приходилось довольствоваться обществом друг друга. На посиделках у герцогини обычно присутствовали: она сама, собственной персоной, две ее приживалки — пожилые дамы, которые все про всех всегда знали, три племянницы хозяйки, гостившие в замке по долгу, ее престарелая свекровь и те дамы, мужьям или отцам которых, время от времени случалось бывать в гостях у герцога.

Кайда помогла на этот раз Лане одеться, причесала ее таким образом, как было принято в здешних краях, то есть распустила волосы и повязала на них бисерную ленту. Поскольку медный кувшин был уже пуст, служанка поднесла его к лицу принцессы и повернула дном, отполированным почти до блеска. Видимо, это должно было служить своеобразным зеркалом. Девушка увидела свое искаженное изображение и улыбнулась. Ей даже захотелось рассмеяться, но на все еще не решалась на это: слишком уж сильны были условности ее воспитания.

Добрая женщина довела Лану до покоев герцогини и тут же покинула ее. Девушка осталась одна. Стоя на пороге, она произнесла приветствие и слегка поклонилась всему собранию.

— Мы без тебя и обедать не садились, — сказала герцогиня Альва и указала принцессе на место за столом.

Лана задолго до этой встречи начала настраивать себя на нее. Она дала себе зарок, что ни в коем случае не будет смущаться, робеть, удивляться чему бы то ни было, раз уж так принято на этой планете, что будет внимательно следить за проявлениями эмоций, характерными для дикарей, и стараться подражать им. Именно таким образом она собиралась стать среди них своей. Иначе было нельзя. Нынешней ночью она приняла окончательное решение — навсегда остаться на этой планете. Ведь никакого иного пути просто не было. Она предпочла бы умереть, чем вернуться на Эрдо, в душный и церемонный до тошноты дворец ее отца, вернуться и снова стать женой Александра, зная, кем он на самом деле является. И пусть здесь ее далеко не все устраивало и не все нравилось, но… В конце концов, именно здесь она увидела те самые глаза… Но лучше об этом не думать.

Лана подошла к креслу, на которое указала госпожа Альва, и села. Изобразив легкую улыбку на лице, она стала оглядывать присутствующих дам. Почему-то взгляды многих из них, особенно молодых девушек, племянниц хозяйки, были не слишком приветливы. Это принцесса подметила сразу, но, тем не менее, дружелюбная улыбка с ее лица не сошла.

— Бедняжка почти совсем не знает нашего языка, — объяснила дамам герцогиня. — Прошу вас, будьте к ней снисходительными, особенно ты, Дебория. Все-таки она принадлежит к знатному роду.

Одна из племянниц, к которой леди Альва, по всей вероятности, и обращалась, выпрямила спину и произнесла сквозь смех:

— Не стоит беспокоиться, тетушка. Я сирот не обижаю.

— Она не сирота, у нее есть отец.

— Мрачный гигант, который не снимает своего шлема? Интересно было бы посмотреть, что за урод скрывается под ним, — хихикая, произнесла другая племянница, — Гизария.

— А вдруг у него на лице нет кожи? — ужаснулась Лавиния, — третья, менее смешливая родственница хозяйки замка.

— Стыдитесь, девушки! — сделала замечание герцогиня и обратилась к принцессе, стараясь отчетливо выговаривать слова и фигурно открывать при этом рот, словно Лане было легче понять ее:-Долго ли ты была у монахинь, Вилания?

Лане только и оставалось, что улыбаться и надеяться на то, что вскоре она перестанет быть предметом всеобщего внимания и сможет сама спокойно понаблюдать за всеми этими дамами. Но не тут-то было: эти самым дамам давно уже надоело общество друг друга, и поэтому появившаяся среди них новенькая да еще к тому же не знавшая языка и потому не понимавшая их, рисковала надолго стать объектом их внимания, насмешек и зависти.

Подали обед. Перед принцессой поставили блюдо, наполненное водой неопределенного цвета, в которой плавали вареные овощи и травы.

— Это суп, — приветливо подсказала Лане одна из приживалок.

— Суп, — повторила девушка, уже устав улыбаться.

Она была голодна. В замке было принято есть лишь один раз в сутки, зато обильно и долго. К этому ей еще предстояло привыкнуть. От супа шел необычный запах, не совсем аппетитный, по мнению Ланы, но отказаться сейчас от этого блюда она никак не могла. И так уж достаточно разговоров о ней. А если еще начнут говорить, что она не употребляет привычную для местных жителей пищу? Принцесса набрала в легкие воздуха и перестала дышать, чтоб залить содержимое ложки себе в рот.

— Посмотрите-ка как она ест! — воскликнула третья племянница, которая, по всей вероятности, тоже была склонна к иронии. — Словно птичка!

Все три сестры и еще какие-то дамы рассмеялись. Нетрудно было догадаться, над кем. Принцесса собрала все свое терпение в кулак и продолжила есть, делая вид, что ни смех этот, ни разговоры к ней не относятся. Ее желудок с благодарностью начал рассылать тепло по ее телу.

После долгого и сытного обеда, от которого у Ланы остались довольно необычные впечатления и ощущения, герцогиня предложила дамам прогуляться. Всей пестрою толпою, то и дело рождая волны раскатистого смеха, причины которой Лана не могла понять, благородные леди направились через темные коридоры на подворье. Пожилая герцогиня посчитала своим долгом взять опеку над несчастной девушкой и взяла ее под руку. Лана благодарно улыбнулась ей.

Как только они оказались на подворье, по которому сновали десятки людей, бегали и кричали животные, принцессе стало не по себе. Жизнь двора остановилась и замерла, как только они ступили на него. Всем было интересно самим посмотреть на появившуюся в замке девицу, о которой все только и говорят. На сегодняшний день это событие уже стало более важным, чем подготовка к войне с Ульгердом, и даже пойманная в лесу ведьмачка, которая находилась теперь в аббатстве святого Лесарта и ждала там своей участи.

"Хоть бы Марио был где-то здесь!", — горячо пожелала Лана. Ей было очень неуютно и одиноко. Она шагала по подворью к южным воротам замка, чтоб попасть в сады, где обычно прогуливались дамы. Их путь пролегал мимо одноэтажного сооружения, в котором жили животные, предназначенные для верховой езды. Их вполне можно было назвать лошадьми, хотя они и отличались от животных, к виду которых привыкла Лана. Согласно дворцовой традиции королевства Эрдо, принцесса обязана была освоить премудрости верховой езды, и это ей в свое время блестяще удавалось. Но, глядя на этих коней, огромных, мускулистых, с бешеными глазами, и мощными шеями, принцесса вряд ли осмелилась оседлать хоть одного их них.

Рядом с конюшней стояло несколько воинов. Среди них глаза чужестранки с радостью приметили знакомую рослую фигуру робота. Он и еще какой-то человек в темном одеянии стояли в стороне от остальной группы. Приблизившись к ним, Лана заметила, что Марио беседовал с аббатом Фужаком. Она заволновалась. Он стоял так близко к ее названному отцу, что мог увидеть его горящие желтые глаза. Что бы он тогда мог подумать, этот рьяный боец с иноверцами и слугами сатаны?

Принцесса не могла знать, заметил ли ее Марио или нет, но зато она догадалась, что разговор между ним и священником шел напряженный. Закованный в железо чужеземец не выражал своим видом никаких эмоций, зато аббат так и наступал на него. Робот, опершись на свой меч, стоял прямо и слушал молча. Лана не могла слышать, о чем шла речь, да и если бы услышала, что толку? Она не смогла бы понять ни слова. Девушка была так встревожена увиденным, что не обратила никакого внимания на одного из воинов солнца, что стоял вместе с другими своими соратниками и не сводил с нее глаз.

Сады, что произрастали у южных стен замка, были чудесны. В них росли фруктовые деревья, многие из которых уже отдавали людям свои плоды: желтые, красные, розовые, в полосочку и крапинку. По краям почти совсем неухоженных тропинок стеной стояли кусты, усыпанные ярко красными, похожими на свечи, то ли цветами, то ли уже плодами. За ними, там, где человеку из-за отсутствия плодовых деревьев ходить было неинтересно, вольно раскинулись высокие травы, пестревшие белыми, синими, розовыми и желтыми цветами.

Дамы направились к трем длинным скамьям, что стояли под самыми красивыми и ветвистыми деревьями. Трава была здесь утоптана, потому что прогулки в сад совершались, как правило, ежедневно после обеда, если позволяла погода.

Молодые женщины здесь могли, наконец-то, выбросить весь свой юный задор. На удивление Ланы они принялись играть в какую-то игру, бегать, подпрыгивать на месте, кидать друг другу округлый матерчатый предмет, похожий на уродливую детскую игрушку. В один момент этот самый предмет вдруг полетел прямо в руки принцессы, сработал, видимо, инстинкт, она поймала его. Племянницы хором начали о чем-то просить ее. Лана догадалась, что должна бросить мячик одной из девушек, и он тут же отправился в руки Гизарии. Та мигом послала пойманную игрушку стоящей в десяти шагах от нее толстушке Лавинии. Принцесса, с интересом наблюдая за игрой, вознамерилась было отойти в сторону, чтоб не мешать развлечению, как вдруг Дебория, в чьих руках на сей раз оказалось орудие игры, снова запустила его в нее. Теперь уж Лане пришлось изловчиться, чтоб поймать мяч, но вслед за этим она открыла в себе невероятное и неизведанное доселе чувство азарта.

Обильный обед вовсе не мешал молодым организмам довольно таки резво передвигаться. А игра была незамысловата. Ее целью было поймать мяч, который любой из игроков, произвольно передвигаясь по полю, мог бросить другому. Вся сложность этой несложной вовсе игры заключалась в том, чтоб угадать, к кому именно на сей раз полетит мяч. Вот и все. Но дело было вовсе не в правилах, а в том искрящемся задоре и веселье, который царил на площадке, в выплеске чувств, смехе, радостном девичьем визге, возгласах, движении и опьянении от воздуха, пропитанного томными запахами сада. Принцессу внезапно и неожиданно для нее самой увлекло все это, затянуло и ошеломило. Куда-то исчезла вдруг вся ее неловкость от незнания языка, вся церемонность, прививавшаяся ей годами, скованность от непривычной одежды и обуви и неприятное чувство на желудке от неизвестной ему пищи. В первый раз в жизни с ней произошло это: она засмеялась. И никто не стал осуждать ее, никто не бросил презрительного взгляда. Она словно встала на новую ступень своей обретенной новой свободы.

Но игра оборвалась внезапно.

— Юные леди! Остановитесь! — властно прикрикнула герцогиня. — Сюда идут.

Мяч как раз оказался в руках Ланы. Она среагировала быстро, увидев, что ее партнерши по игре вдруг замерли и, пытаются усмирить дыхание и придать своим лицам благообразный вид. Обернувшись, принцесса увидела тех, кто вызвал эти волнения. По тропинке, ведущей к ним, шел аббат в сопровождении двоих воинов солнца. Лана тут же вспомнила сцену разговора Марио с этим человеком и заволновалась. Мяч выпал у нее из рук на примятую траву. Она снова подняла его, не зная, как вести себя теперь.

Фужак приблизился и остановился возле герцогини. Она и все ее спутницы поднялись с лавок и поклонились ему. Девушки остались стоять в стороне, понимая, что не стоит мешать разговору двух важных особ. Аббат не удостоил их и взгляда, в отличие от салигардов. Юные племянницы тут же сбились в кучку за спиной принцессы и принялись что-то нашептывать друг другу и хихикать. Лана же, понимая, что ни услышать что-либо из интересовавшего ее разговора, ни понять его, ей не удастся, отошла в сторону и присела на одну из лавок. В тени плодового дерева, в которой она оказалась, ей легче было осуществлять наблюдение за герцогиней и священником и не привлекать внимания к своей особе. Она лишь по скупым мимике и жестам могла судить о теме и настроении их разговора.

— Я пришел проститься, — сказал аббат.

— Вы уже отбываете? — осведомилась благочестивая леди Альва.

— Да. Мой долг зовет меня. Наши дела с герцогом обговорены, и я искренне благодарен вам за гостеприимство.

— Наверное, вам не терпится разделаться с тем отродьем вечно темного, что ваши воины поймали в нашем лесу? С этой ужасной ведьмой, что прилетела на железном чудовище?

— Я собираюсь поступить с ней так, как велит мне закон нашей веры. Но сначала она должна сознаться во всех злодеяниях, которые совершила в наших, а может быть, и не только в наших краях.

— Неужели она сознается? Это не в ее интересах? — спросила аббата одна из дам, гостий хозяйки.

— Возможно, придется применить пытки.

— Как это ужасно! — воскликнула другая дама.

— Если бы вы знали, сколько жизней невинных младенцев и сгоревших посевов на ее счету, вы бы так не сокрушались.

— Как скоро вы намерены казнить ее? — спросила герцогиня.

— До начала военных действий нам необходимо покончить с этим. Появление ведьмы вызвало ажиотаж в соседних селениях. Селяне целыми толпами ходят смотреть на нее. Чем скорее мы разделаемся с ней, тем лучше. Народ будет доволен, узнав, что истинная виновница его бед наказана по всей строгости.

Стоявший спиной к принцессе аббат вдруг резко повернулся в ее сторону, словно она бросила в него камнем. Вероятно, он, наконец-то, ощутил ее пристальный взгляд. Лана отвела глаза в сторону, на куст с красными цветами. Ей не хотелось бы, чтоб священник вдруг решил подойти к ней и, может быть, заговорить. Он казался ей злым и хитрым и все-таки подозревал что-то неладное в отношении их с Марио. Один тот факт, что в ту ночь, когда монахи аббатства святого Лессарта захватили Асмабику, они с роботом находились неподалеку, не мог не насторожить Фужака.

Рассмотрев в тени деревьев чужеземку, аббат обратился к герцогине:

— Как вы намерены поступить с вашей подопечной? — спросил он.

— Как? — пожала та плечами. — Ее отец теперь служит моему мужу. Мы обязаны принять эту сироту у себя. Тем более что она из знатного княжеского рода.

— Странно, но что-то я слышал об этом Мадуфасе. Говорили, будто бы он воевал с неверными в восточных землях и сгинул там. И никто никогда не упоминал о его семье, жене, дочери. Странно… И эта девушка…

Тень деревьев уже не помогала принцессе скрыться от пристальных взглядов. Лана отложила в сторону матерчатый мяч и напряглась. Об аббата нельзя было ждать ничего хорошего, раз уж он обратил на нее внимание.

— У нее необычные черты лица, она родилась явно не в наших краях, — продолжал священник. — К тому же, как я заметил, она вызывает нездоровый интерес почти у всех наших мужчин. Мне следует рекомендовать ее отцу отвезти дочь в монастырь святой Астофии. Подальше от греха. Пусть монахини ее обучат языку и всему остальному.

— Вы так строги к ней, — посетовала хозяйка. — Да ведь она и так все свою жизнь провела в монастыре. Вот Агнессе довелось слышать, как суровы порядки в обители святой Флуранции, где росла Вилания.

— Ей не следовало бы уходить оттуда, — жестко заявил аббат. — Девушке с ее внешностью, надо прикладывать особые усилия, чтобы заботиться о душе и избегать соблазнов этого мира. Таких как она вечно темный посылает сердцам мужским во искушение. Советую вам удалить ее из замка и отправить в монастырь святой Астофии. Я лично могу рекомендовать ее настоятельнице.

— Мне надо посоветоваться с мужем, — вздохнула леди Альва. — Да и что скажет ее отец? Этот великан приглянулся герцогу, к тому же он опытный воин, что нам явно не помешает.

— Нам следовало бы больше думать о спасении души, чем о делах мирских, — тем же суровым тоном возразил Фужак. — К тому же я заметил, что один из салигардов явно заинтересовался этой девушкой и даже через чур. И я говорю, между прочим, о вашем сыне! Юные души не крепки в своей вере. А что если ему вздумается нарушить клятву, данную вечно светлому Салару и мне? Вы думаете о его душе?

Герцогиня думала о душе своего сына, но еще больше она хотела бы видеть единственного наследника этого замка и земель женатым и с многочисленным потомством. Она сделала вид, что сокрушается по поводу интереса юноши к чужестранке, но в ее собственной душе вдруг появилась надежда.

— Это крайне досадно, — сказала она. — Но говорят, что по дороге в монастырь святой Астофии орудуют разбойники. Небезопасно отвозить девушку туда сейчас, когда так неспокойно в наших землях. И говорят, что барон Ульгерд водит с ними дружбу, потому они и не нападают на его земли и людей.

— Я слышал об этих разбойниках. Шайка завелась там совсем недавно. А их предводитель, разносчик ужасающей ереси, суть которой мне страшно даже произнести вслух. Он богохульник, какого еще не видывали наши края. И горе барону, если он предал нашу святую веру. Надеюсь, в скором времени мне удастся расправиться со всеми ними во имя нашего вечно светлого Салара!

Священник начертил в воздухе над головами женщин три круга, видимо, благословляя их, и простился. Принцесса провожала взглядом его грузную фигуру в мешковатом желтом саване, и в душе ее зарождалось смутное беспокойство. Этот человек был пока единственным, кто вызывал у нее чувство тревоги и даже страха. Она понимала, что он пользовался немалой властью и влиянием, и ее с Марио положение в этом новом мире зависело от его мнения.

ГЛАВА XI

После того как аббат Фужак отбыл из замка, не только принцесса смогла вздохнуть спокойно, но и все его обитатели. Священник отличался крайней нетерпимостью ко всему, что противоречило исповедуемой им вере и требовал того же и от тех, кто находился с ним рядом. Но для Даберта, тем не менее, было необходимо заручиться поддержкой этого важного священнослужителя, чтоб без зазрения совести присоединить к своим владениям земли барона Ульгерда. Фужак поддерживал его в этом, но отнюдь не из-за того, что вышеозначенный барон вел себя неподобающе (ведь на самом деле таким же образом вели себя все окрестные бароны, да и сам герцог), а лишь потому, что Даберт поклялся помочь аббату выгнать из соседних лесов засевших там разбойников, исповедовавших наипакостнейшую ересь.

Жизнь принцессы с этих пор вошла в некоторое, более определенное и спокойное русло. Утром к ней приходила Кайда, чтоб помочь ей одеться и причесаться. С ней Лана могла практиковаться в разговорной речи. Чтоб чем-то занять себя до обеда, ей пришлось освоить рукоделие, занятие, почти обязательное для всех знатных девушек и дам. Служанка весьма поразилась, поняв, что Лана никогда не держала в руках ни нитки, ни иглы и не имеет ни малейшего представления о том, что такое вышивка.

— Что ж вы делали целыми днями в монастыре флурацианок? — спросила она, не скрывая удивления.

Принцесса, конечно, не могла объяснить простодушной женщине, что то место, где она родилась и выросла, находится так далеко от Эспании и замка Грофстон, что никто из здешних обитателей не смог бы даже и представить себе такого расстояния. И что его тоже вполне можно было бы назвать монастырем по тому образу жизни, который приходится вести дочери короля, затворническому, расписанному до мелочей, несвободному. И что большинству занятий, которым вынуждена была посвящать себя принцесса, не найдется в эспанском языке никакого определения. Так чем же вообще может заниматься знатная особа, воспитывающаяся в монастыре?

— Я молилась, постигала божественные законы и Главную Книгу, — сказала Лана, чьи успехи в изучении эспанского языка были уже значительными.

— Так я и думала! Говорили, что в монастырях восточных окраин законы очень суровы. Так что же больше ничему вас и не учили?

— Еще рисовать! — вспомнила вдруг Лана свое самое любимое занятие, всегда поощряемое ее матерью и порицаемое отцом, который считал его совершенно бесполезным. Ведь любая машина способна изобразить все что угодно, в какой угодно перспективе и даже эмоционально. Но королева всегда придерживалась иной точки зрения: только человеческая рука способна вложить в картину нечто неуловимое, мимолетное, вызывающее сопереживание или отдохновение. Для обучения Ланы она нанимала самых лучших живописцев, коих на Эрдо было уже почти не отыскать.

— Вот и хорошо! — обрадовалась Кайда. — На раме с холстом и сделай рисунок, а потом по нему вышивай. Стежки я тебе покажу. А уж ниток-то у герцогини сколько! Хозяин много привез из южных вольных городов.

Так кроме лингвистических занятий, прогулок и сна у Ланы появилось еще и увлечение. Она быстро научилась этому немудреному делу, и вскоре служанке снова пришлось удивиться, когда на холсте для вышивания начал появляться удивительный рисунок.

Марио пропадал целыми днями на службе у своего сеньора. Вечером он рассказывал своей дочери, как с другими вассалами герцога обходил границы его владений. Там все было пока спокойно, а хозяину нужен был повод для войны. В конце концов, не дождавшись никакого случая, он просто соберет своих людей и подойдет к стенам замка с осадой. А барон наверняка уже знает о замыслах Даберта и тоже не сидит, сложа руки. Может быть, даже ищет союзников.

— Никто не расспрашивает тебя о твоем шлеме, о ранениях и походах? — спросила Лана, которую рассказ о готовящейся войне не заинтересовал нисколько.

— Пытаются, особенно им не дает покоя мой шлем. Всем интересно знать, насколько ужасно я изувечен.

— Что за странные люди?

— Для храмового периода развития человечества это вполне нормально. Я, кажется, рассказывал тебе в свое время о том, какие развлечениями тешили себя люди в это время: публичными казнями, истязаниями, сожжениями, четвертованиями, колесованиями и прочими изуверствами.

— Мне не хотелось бы в это верить…

— И кстати, все дамы Грофстона приглашены в аббатство святого Лессарта на одно из подобных зрелищ. И ты в том числе…

Лана вскочила с места, уронив на каменный пол все свои нитки.

— Асмабика! Они ее собираются казнить как ведьму!

— Похоже на то. Было объявлено, что прислужница сатаны будет сожжена, и костер под ней будет вызван священной искрой вечно светлого Салара.

— И я на это должна буду смотреть!?

— Тебе придется. Ты не должна допустить, чтобы тебя заподозрили в сочувствии ведьме. Аббат и так не слишком расположен к тебе.

— Я догадалась… Это чудовищно… А ты едешь в монастырь?

— К сожалению, нет. Герцог и все его рыцари не покинут замка в предвоенное время. Фужак пришлет за вами своих салигардов, чтобы вам ни что не угрожало.

— А нам может что-то угрожать?

— Даберт опасается барона Ульгерда или кто-то из его соратников, которые вполне могут пойти на крайние меры.

— Ты думаешь, мне необходимо поехать? А что если сказаться больной? Марио, я не хочу видеть казнь Асмабики, несмотря на то, что она сама едва не убила меня.

— Я считаю, что поехать нужно. И попытайся ничем не выдать свое волнение. Аббат начеку. Я уже говорил тебе, что он настоятельно рекомендовал мне отвезти свою дочь, то есть тебя, в женский монастырь, что расположен по соседству с землями Даберта.

— Аббатство святой Астофии? Герцогиня упоминала что-то о тамошней настоятельнице, говорила, что она сурова не меньше Фужака. Надеюсь, мне не придется отправиться туда?

— Нет. Пока я жив…

— Марио, не пугай меня! — воскликнула Лана. — Ты же знаешь, ты единственный человек, на кого я могу положиться. Без тебя я пропаду!

— Ты сказала человек…

— Я не оговорилась! Ты мне гораздо ближе, чем любой человек во всей вселенной! Помнишь, к кому я прибежала, когда умерла мама? Помнишь, что ты мне сказал тогда?

— Судьба посылает людям испытания…

— Да. Нам с тобой выпало это испытание. И я так рада, что рядом со мной оказался именно ты. И ты мне на самом деле, как отец…

Обитатели замка Грофстон постепенно привыкали к этой необычной семье. Лана уже могла выйти во двор, прогуляться по саду не только в сопровождении дам, но и одна, что ей импонировало гораздо больше. Она уже вполне уверенно могла общаться со всеми на их родном языке, научилась читать и писать на эспанском, чем не могли похвастаться даже сам герцог и его жена. Они, как и многие знатные господа, считали эти занятия уделом герольдов да монахов, что обязаны изучать Главную Книгу день-деньской и сочинять поучительные трактаты.

Герцог усиленно готовился к войне. В Грофстон съезжалось все больше и больше рыцарей. Во внутреннем дворе стоял непрерывный скрежет, лязг, ржание, топот, разговоры и смех. Вокруг замка вырос палаточный лагерь, в котором жили вассалы вассалов герцога, их оруженосцы и пажи. В особенном восторге от всего этого прибывали племянницы леди Альвы. Они раздаривали свои улыбки на все четыре стороны, стремясь произвести впечатление на рыцарей. А когда их дядя объявил турнир, радости их не было предела. Еще бы, так много развлечений всего за несколько дней: завтра турнир, после которого обязательно последует роскошный пир и танцы, а после все они едут в путешествие, чтоб посмотреть на казнь ведьмы! То-то будет веселье!

Как один из самых опытных и старых воинов, Марио де Мадуфас был назначен герцогом в судьи, и не принимал участия в поединке. Рыцарями зачинщиками выступили другие воины из числа тех, кто давно уже служил Даберту верой и правдой. Защитники же прибыли из соседних поместий по приглашению зачинщиков. Среди них не было ни барона Ульгерда, ни кого-то другого из его вассалов или соратников. Дальновидный герцог надеялся, что именно это обстоятельство разозлит его обидчивого и несдержанного соседа и тот нападет на его земли. И уж тогда никто из дворян или духовенства не сможет сказать, что Даберт вероломный оккупант.

На необозримом поле, начинавшемся сразу от восточных ворот Грофстона, приближенные к герцогу рыцари и их оруженосцы начали готовиться к турниру. Управлял всей этой малоуправляемой толпой неутомимый герольд со своими помощниками. Он обладал необычайно зычным голосом и неспроста: ведь чтоб заставить слушать себя всю эту неорганизованную толпу рыцарей, нужно было перекрикивать их всех сразу.

На поле возводили помосты для судий, устанавливали навесы и сиденья для знатных зрителей, натягивали канаты, за которыми будут стоять простолюдины. С восточной стороны всегда сооружались отдельные сиденья для дам. Каждый из участников турнира, прежде всего, приветствовал их, а также встававшее из-за их спин божественное солнце, а уж затем подъезжал к помосту для судий. На щите, что располагался рядом с этим возвышением, красовались гербы всех рыцарей участников турнира. Тут же обычно стояли и их оруженосцы и слуги, готовые в случае чего убрать с ристалища раненого своего хозяина.

Племянницы герцога пригласили Лану на восточную стену, чтоб посмотреть на то, как идет приготовление к завтрашнему турниру. Ей было интересно посмотреть на это, тем более, что накануне вечером Марио подробно рассказал о правилах поединка и обычаях, связанных с ним. Появление девушек возле бойниц вызвало оживление среди воинов и оруженосцев, послышались крики приветствия и даже воинственные кличи. Несколько рыцарей не без помощи своих пажей оседлали коней, чтоб подъехать ближе к стене и засвидетельствовать свое почтение. Даже кони их закивали своими огромными головами, видимо по тайному приказу своих хозяев.

— Да это же зачинщики! — воскликнула Дебория и, едва ли не подпрыгнув на месте, замахала им рукой.

Остальные девушки тоже заулыбались и замахали руками, а Гизария даже послала кому-то из них воздушный поцелуй. Только Лана среди мужского, да и женского населения Грофстона и его окрестностей уже давно прослыла гордячкой. Но вовсе не гордость не позволила ей послать ответный сигнал рыцарям-зачинщикам, а то, что очень прочно засело в ее сознании и никак не хотело уходить оттуда, а именно втолкованный ей когда-то постулат о том, что особа знатного рода должна как можно дальше прятать все свои эмоции, сохраняя беспристрастность. Но все же она не смогла удержаться от легкой улыбки, увидев, что рядом с всадниками отвешивает дамам поклоны шут герцога — карлик Лапорто. И он это, конечно, заметил, несмотря на восьмиметровую высоту стены.

— Прекраснейшая из дам расточает свои драгоценные улыбки на ничтожного скомороха! — закричал он, оглядываясь вокруг и привлекая всеобщее внимание. — А между тем, храбрые рыцари страдают от их недостатка! О горе мне! Битому быть!

Это представление вызвало смех племянниц, но не рыцарей. Один из них грубо толкнул Лапорто тупым концом копья, и тот отлетел в сторону. Лана перестала улыбаться. Поведение всадника, обидевшего несчастного калеку, задело ее.

— Сэр рыцарь! — крикнула она. — Вы понапрасну растрачиваете силы на беднягу Лапорто. Поберегите их для турнира!

— Моих сил хватит, не беспокойся! — ответствовал всадник не слишком учтиво.

Лана умолкла, хотя племянницы уставились на нее во все глаза, ожидая, верно, какой-нибудь умной фразы. Принцесса посмотрела на них, потом на рыцарей и поняла, что если сейчас не даст наглому всаднику подобающий ответ, то окажется в проигрыше.

— Разве добросердечность не в чести у доблестных рыцарей? — задала она вопрос как можно громче. Ее голосовые связки не привыкли к таким дистанциям.

— Я был очень добр с этим шутом, Вилания, — ответил рыцарь. — Иначе бы он не был сейчас в живых.

— Чем же он так разозлил вас, сэр рыцарь?

— Тем, что в невеселый час попался мне под руку, — все также сурово ответил воин.

После этого всадники отъехали в сторону, не желая продолжать общение, за ними, словно побитый пес, поплелся Лапорто. Принцессе было досадно, что ничего разумного и достаточно убедительного она так и не смогла сказать. Такое поведение в отношении низшего сословия было в порядке вещей на этой планете, и Лана понимала, что ничего прямо сейчас она не сможет изменить. Да и разговаривать с человеком, не видя его лица, было сложно. Но кое-что она все же сумела заметить: желтый круг, скрывающийся под плащом.

Племянницы подскочили к принцессе:

— Знаешь, кто это был, Вилания? Ты хоть знаешь?! — наперебой начали спрашивать они.

— Один из воинов аббата Фужака, — сказала принцесса. — Я заметила знак под его плащом.

— Один из воинов! Эх, ты! Это же Эйдар! Наш кузен! Сын дяди! Герцога Даберта! Только у него одного такой красивый шлем!

— Он один из зачинщиков? — удивилась Лана. — Разве воины солнца могут участвовать в турнирах?

— Могут! Если носят высокий титул! Такой, как у нашего кузена Эйдара! А ты что же так и не поняла, почему он так разозлился? — снова наперебой затараторили племянницы. — Разве не видишь, что Бранд избрал тебя своей дамой сердца?! Твоя холодность его ранит…

— Он же салигард! — горячо возразила Лана.

— Одно другому не мешает! — сказала Дебория. — Не жениться же ему на тебе! Он ведь обет дал!

— Однако при первых наших встречах он произвел на меня более благоприятное впечатление, — с сожалением заметила принцесса, наблюдая за удаляющимся всадником.

Турнир начался рано утром, после того, как вечно светлый Салар благословил своими лучами ристалище. Рыцари-зачинщики со всеми своими людьми появились раньше всех. Им необходимо было оценить еще раз поле, принять во внимание направление ветра, проверить снаряжение и оружие. Вслед за ними появились и судьи. Потом начал собираться окрестный люд.

Лана пришла вместе с Марио, но потом они вынуждены были разойтись. Робот сел возле герцога, на судейское место, а принцесса отправилась на восточную трибуну, туда, где расположилось множество дам, многих из которых она не знала. Здесь были жены, сестры и дочери тех рыцарей, что участвовали в поединке, и эти женщины пристально рассматривали Лану, пока она шагала к своему месту рядом с герцогиней. К подобным завистливым и порой даже злым взглядам принцесса уже успела привыкнуть.

Немало трудов стоило герольду утихомирить толпу и объявить, наконец, начало турнира. Зрители успокоились только тогда, когда протрубили трубы. Были объявлены сначала зачинщики, затем защитники, а также награда: поцелуй дамы, которую выберет сам победитель. Принцессе это показалось забавным.

— Неужели рыцари будут биться из-за какого-то там поцелуя? — спросила она у Лавинии, которая сидела к ней ближе всех и была самой отзывчивой из племянниц герцогини.

— Это всего лишь условность. Главное для рыцаря — это показать себя и свою доблесть, — ответила та.

Зачинщики и защитники, каждых из которых было по восемь человек, выстроились напротив друг друга, и разделяли их лишь канаты и арена сражения. После того, как все необходимые слова были сказаны, приветствия прочитаны, все титулы и боевые кличи рыцарей названы, трубы протрубили начало поединка и герольд громко прокричал:

— Да совершится бой и пусть победит сильнейший!

Помощники глашатая перерубили канаты, и воины устремились на встречу друг другу. Противник каждого зачинщика был определен заранее, но разобрались рыцари не сразу. Где двое напали на одного, а кто-то не удержался в седле и выпал из него, увлекая за собой еще и другого всадника. Полное боевое снаряжение, обязательное для турнира, мешало воинам двигаться и ориентироваться. Прошло несколько минут, пока на ристалище установился хоть какой-то порядок, и стало ясно, кто с кем сражается.

Помимо своей воли Лана искала глазами воина солнца. Его шлем, который племянницы назвали самым красивым, ей почему-то не особенно запомнился, так как ничем особенным не выделялся среди других, поэтому она обращала внимание на желтый свет. Но благородный цвет вечно светлого Салара встречался в одежде многих рыцарей, и только у одного из них на груди был вышит солнечный диск. Его принцесса заметила в этой неразберихе не сразу.

Эйдар бился мастерски. Герцогиня упоминала в присутствии принцессы, что ее сын, несмотря на свой молодой возраст, уже участвовал во многих схватках, а значит, его нельзя было назвать неопытным воином. Говорили также, что среди салигардов таковых просто не могло быть, ведь их стезя — особенная. Один за другим противники Эйдара покидали поле боя побежденными. Лана даже начала что-то подозревать: или ему поддаются, чтоб польстить герцогу, или он, действительно, не имеет равных. Оруженосцы салигарда не уставали выкрикивать боевой клич своего рыцаря и воспевать ему славу. А дамы, окружавшие Лану, совершенно возмутительным образом выражали свою признательность победителю. Они вскакивали со своих мест, махали платками, выкрикивали его имя, но он не обращал на это никакого внимания, сосредоточившись на своих противниках.

Наконец, на поле брани остались лишь двое: Эйдар и один из защитников. Все остальные были повержены, то есть, выбиты из седла, а их оруженосцы и слуги утащили их грузные, закованные в железо, тела за барьер. Герольд подал знак трубачам, и те протрубили отбой. Рыцарям нужен был отдых. Они разъехались в разные стороны, чтоб перевести дух, сменить коня и оружие. Им предстоял главный поединок один на один, во время которого они должны будут попытаться на полном скаку выбить друг друга из седла.

Эйдар на время исчез из поля зрения всех дам и принцессы. Она оглянулась на Марио, что сидел неподвижно рядом с герцогом. Ей показалось, что его поза неестественна. Он смотрел в одну точку, не поворачивая головы в ту или иную сторону, где что-то происходило. Герцог же с другими судьями совещались, жестикулировали, спорили. Даберт сиял и, конечно, пребывал в полной уверенности в том, что его сын сразит рыцаря защитника. Он был чрезвычайно горд.

Дебория наклонилась к Лане, которая продолжала смотреть в сторону судейской ложи.

— Придется тебе целоваться с нашим кузеном, Вилания! — хитро улыбаясь, сказала она, и все ее сестры тоже засмеялись и закивали.

— Что ж такого? — рассеянно произнесла принцесса, не до конца поняв суть фразы. Она начала волноваться из-за робота. Теперь ей стало казаться, что он вот-вот упадет, и никто из сидевших с ним рядом не обращал на это внимания.

— Как это что такого?! — возмутилась Гизария и присела ближе к Лане, заставив обратить на себя ее внимание.

— Прости, я не расслышала, что ты сказала, — очнулась, наконец, принцесса.

— Сегодня вечером на танцах тебе придется награждать победителя, — повторила Дебория.

— Почему вы решили, что это буду я?

— А кто же еще? Ведь победителем будет Эйдар! Можешь не сомневаться нисколько, что он выберет тебя.

— Я как раз сомневаюсь, — сказала Лана, косясь на судейскую трибуну. — Сегодня утром он вовсе не показался мне любезным.

— Да это он нарочно! — вмешалась вдруг герцогиня. — Неужели ты не видишь, дитя мое, что он пытается привлечь твое внимание таким образом?

— Или наоборот, хочет выкинуть из головы, — заметила как всегда мудрая Лавиния. — Он ведь салигард!

Лана вздохнула:

— Не говорите заранее. Он ведь еще не победил.

— Сейчас узнаем, — сказала Гизария и снова села на свое место, потому что герольд объявил начало поединка, и трубы возвестили об этом.

Противники встали напротив друг друга с разных концов прямоугольного ристалища. Им предстояло сейчас сразиться на копьях, повернутых тупыми концами, потому что кровопролитие не входило в планы ни одного из них. Это было всего лишь состязание в силе, выносливости и ловкости. Молодой сын герцога имел явное преимущество перед опытным, но уже не столь юным рыцарем-защитником. Его новый конь от нетерпенья бил копытом о землю, дожидаясь взмаха флажка герольда.

— Да свершится бой! — снова прогремело над трибунами, и желтый кусок ткани мелькнул в воздухе.

Чтоб домчаться до середины поля поединка им нужно было несколько мгновений. Зрители затаили дыханье дружным вздохом, пронесшимся над ристалищем. Удар, мелькание копий, лязганье металла и истеричное ржанье коней, — все произошло в один момент. Один из всадников был выбит из седла. Это был Эйдар. Трибуны заволновались. Со стороны толпы селян послышался свист и неодобрительные возгласы. Но воин солнца вдруг быстро поднялся на ноги, а его противник наклонился в седле, видимо получив хороший удар. Прискакав к своим оруженосцам, он свалился без сил на их руки. Зрители еще больше заволновались, увидев это. Ведь теперь исход поединка стал не совсем очевиден. Глашатай подошел к судьям и стал разговаривать с ними, обсуждая, видимо, ситуацию. Перекинувшись несколькими фразами с герцогом и его окружением, он вернулся на свое место.

— Поскольку победитель не был определен в прямой схватке, рыцари должны сразиться еще раз пешими и на мечах! — возвестил герольд, вызвав этим одобрение всех присутствующих.

— Рыцарь Адальберт не может продолжать поединок, — прокричал один из оруженосцев защитника, у которого тот покоился на руках. — Он без сознания!

— Что ж в таком случае герцог Даберт сейчас торжественно объявит победителя этого турнира!

Теперь сомнений не осталось ни у кого. Герцог поднялся со своего места, сияя, словно только что пообедал, и возвестил громогласно:

— Победителем турнира мы объявляем доблестного салигарда Эйдара Бранда! Слава победителю!!!

Сыну герцога подвели его коня и помогли взобраться на него. Зрители ликовали и повторяли вслед за герольдом "Слава победителю!", "Слава Эйдару Бранду!", "Слава!" Виновник торжества, подняв вверх свое копье, приветствовал зрителей, объезжая трибуны. Возле дамской ложи он задержался и, остановившись, решил открыть лицо. Из-под тяжелого железного шлема выскользнули счастливые солнечные кудри.

Племянницы просто ликовали и подпрыгивали на месте. Лана тоже улыбнулась, но столь бурное проявление эмоций было ей пока не по силам.

Герцогиня подошла к ней.

— Вилания, скажи что-нибудь победителю.

Принцесса обернулась на нее:

— А что я должна сказать? Я ведь впервые на турнире и не знаю, что следует говорить в таких случаях.

— Просто поздравление. Ну же, вставай!

Лана поднялась, приготовив пару фраз, но тут случилось неожиданное. На трибуне судей послышался недобрый гвалт и обеспокоенные возгласы. Обернувшись и ахнув, принцесса бросилась туда, позабыв об Эйдаре и своем поздравлении. Она сразу поняла, что случилось: Марио упал. Вокруг него сразу же столпились все, кто был рядом.

— Нужно снять с него шлем! — послышалось отовсюду. — Он не может дышать!

— Нет! — подскочила принцесса к своему отцу. Она едва смогла пробраться сквозь любопытствующую толпу. — Не нужно снимать шлем!

— Но ему же плохо! — возразил герцог, склонившийся над ним. — И мне кажется, я не слышу его дыханья.

— Нет, он жив. Все хорошо!

На ней не было лица. Они с Марио находились на мгновенье до разоблаченья.

— А где лекарь?! — крикнул кто-то. — Он же здесь должен быть!

— Не надо лекаря! — снова возразила Лана. — Это его старые раны! Я знаю, как их лечить! Я сама!

Теперь многие с любопытством посмотрели на девушку, которая упала на колени рядом с огромной фигурой рыцаря. Она склонилась над ним:

— Марио, прошу тебя, поднимись. Найди хоть немного сил, чтоб встать и дойти до наших покоев. Иначе мы пропали!

Робот не подавал признаков жизни и лежал на боку, не шевелясь и не издавая ни единого звука.

— Все-таки с него нужно снять шлем, — снова предложил герцог.

— Не здесь, прошу вас, — подняла на него умоляющие глаза принцесса. — Я не смею нарушить данный им обет! Он мне не простит!

— Поверь, дитя мое, никого здесь не удивишь видом страшных ран. Дам мы попросим удалится, — настаивал Даберт.

Он уже не хотел ничего слышать и дал кому-то знак. Один из рыцарей, не принимавших участия в турнире, подошел к роботу и склонился над ним. Лана поднялась на ноги бледнее смерти. Она поняла, что сейчас им обоим наступит конец. В растерянности и испуге она отошла в сторону. Но…

Марио внезапно поднял руку, препятствуя рыцарю потянуться к его голове.

— Я — в порядке, — послышался хриплый механический голос.

— Отец! — Лана снова кинулась к нему, испытав немыслимое облегченье. — Скорее вставай! Я помогу тебе добраться в твою комнату!

Слезы хлынули из ее глаз. Впервые. Никогда еще она так бурно не выражала своих чувств. Конечно, она не могла ничем помочь ему. Марио поднялся сам так быстро и без усилий, как не мог бы сделать человек, страдающий от ран. Он не в состоянии был сейчас контролировать свою координацию. В толпе послышались осторожные перешептывания. Это многим показалось странным, как и то, что девушка, воспитывающаяся в строгом монастыре, может лечить. Уж не травами ли? Если это так, то она может быть связана с вечно темным…

Лишь для виду поддерживая своего отца-робота за его холодное железное предплечье, Лана повела его в замок. Толпа за их спинами начала переговариваться громче. Многие еще не знали, в чем собственно дело, и спрашивали остальных. О победителе турнира многие уже забыли и обсуждали совсем другое событие. Проходя мимо Эйдара, Лана лишь искоса взглянула на него и наткнулась на жесткий и подозрительный взгляд преданного своей вере салигарда.

ГЛАВА XII

Лана не могла успокоиться. Состояние робота пугало ее. Еще никогда она не чувствовала такого беспокойства за кого-то, кроме себя. Еще никогда она так не боялась остаться одной. Даже тогда, когда упал катер, она не так была испугана, потому что просто не могла сразу поверить в реальность происходящего. А сейчас? Сейчас все стало более определенным. Угроза, нависшая над ней и Марио, стала очевидной и ощущаемой.

— Я сегодня же ночью пойду в лес! — подскочила она к роботу. Чтоб руки не дрожали, она сжала их в замок и держала перед грудью. — Я найду эту деталь!

— Ее может там и не быть, — возразил он спокойно. — Или она будет неисправна.

— Но нельзя же так сидеть!

— Сегодня танцы.

— Никто меня уже там видеть не хочет. Все шепчутся по углам и показывают пальцем в мою сторону.

— А салигард?

— Эйдар? Да он меня просто ненавидит. Я ведь сорвала его триумф.

— Не ты, скорее, а я. Ты напрасно сказала, что ты умеешь лечить. Это вызвало подозрения.

Лана, наконец, присела на лавку под окном и уронила голову на руки.

— Я так боюсь за тебя. Ты единственный близкий мне человек.

— Ты упорно называешь меня человеком…

— Позволь мне это!

— В лес ты не пойдешь… Все-таки я твой отец…

— Марио! Ты меня не остановишь! Я теперь знаю, какую деталь мне искать и где тоже помню. Сегодня же ночью я иду в лес!

— Ворота на ночь закрывают.

— Я проберусь через дверь в саду.

— Это опасно.

— Не опасней, чем ждать разоблаченья. Они решат, что ты демон и тогда… Я даже подумать боюсь.

— Ты так изменилась…

Открылась дверь. Без стука. Здесь вообще было не принято стучать. Вошел слуга герцога и доложил, что Виланию ждут на празднике в честь победы Эйдара на турнире.

— Скажите герцогу, что я прошу прощения, но не могу присутствовать, так как мой отец серьезно болен, и я должна быть с ним, — сказала Лана.

— Ты напрасно, — вмешался Марио, но принцесса решительно взмахнула рукой.

— Я не буду на празднике! Надеюсь, герцог, герцогиня и… достопочтенный победитель простят меня.

— Ты изменилась, ваше высочество, — повторил робот после того, как слуга ушел ошарашенный.

— Я княжна де Мадуфас, Марио, — решительно заявила принцесса. — Больше нет здесь высочества… И не будет уже никогда! Пока все будут на празднике, я постараюсь проскользнуть в сад, а оттуда в лес.

— Там наверняка стража. Не забудь, мы почти в состоянии войны.

— Надо рискнуть. Другого пути нет. Если кто-то из слуг снова появиться здесь, тебе придется что-то придумать.

— И все-таки…

— Марио! Я приняла решение…

Не давая ему больше говорить, Лана схватила плащ, накинула на себя и направилась к двери.

— Постой, — остановил ее робот и достал что-то из-под своего плаща. — Вот возьми это.

— Что это такое?

— Это фонарь. Включается вот так. Я нашел его среди мусора, и он почти не работает. Светит тускло, но это лучше чем ничего. Ты же не можешь сейчас воспользоваться факелом.

— Спасибо.

Она взяла фонарь и спрятала в узкий рукав. Некоторое время ей пришлось постоять, прислушиваясь, но в коридорах было тихо: все уже были на празднике. Стараясь не скрипеть дверью, Лана проскользнула на темную лестницу, освещенную лишь одним факелом где-то внизу у самого выхода, и стала спускаться почти на ощупь.

Башня, где жила принцесса со своим отцом была пуста. В ней находилось только еще несколько комнат для гостей ниже, в которых сейчас тоже никого не было. Это было на руку княжне де Мадуфас. Она, словно мышь, пробралась вниз по лестнице, едва слышно ступая в своих мягких башмаках по ступенькам. Прислушиваясь к шорохам, издаваемым грызунами, в большом количестве обитающими в башне, Лана спускалась к двери, которая должна была вывести ее во внутренний двор. Затем ей нужно было пересечь этот двор, пройти мимо конюшен, найти в южной стене лазейку, небольшой провал, который показала ей как-то Гизария, пройти сквозь него незаметно для стражи и, миновав сад, повернуть на восток к лесу.

Лана совершенно не представляла себе, как она будет искать какую-то деталь, о которой имела весьма приблизительное представление, в темном лесу, полном диких зверей. Но она была полна решимости и прекрасно понимала, что иного выхода нет. Ей удалось выбраться за пределы замка незамеченной, так как ночь стояла темная, и даже звезд не было видно. В своей черной накидке она невидимой для часового миновала стену, пробравшись через проем, и легко затерялась в обширном и темном саду.

Чтобы достичь леса, нужно было пройти сад, а потом, огибая Грофстон, повернуть в лес, и стараясь быть как можно более незаметной, пробраться мимо селения крестьян, где принцессу могли учуять прирученные ими животные. Она шла очень быстро, запутываясь в густой траве и запинаясь за камни, оставленные здесь еще первыми строителями замка и заросшие мхом. Ей служил ориентиром лишь черный контур почти у самого горизонта. До того леса, где они с Асмабикой разбились, было не близко. Небо было темно, а лес еще темнее. Трава, по которой шагала Лана, была сырой, сырым и напряженным был воздух.

Принцесса промокла и замерзла. Ночь была холодной. А лес, казалось, не приближался, а отдалялся. Ей было страшно оказаться там сейчас, когда приближалась гроза, и уже начал подниматься ветер, но она понимала, что стихия может послужить ей и добрую службу. Будет легче пробраться незамеченной назад.

— Если, конечно, вернусь из этого дикого леса, — произнесла Лана вслух, глядя на грозовое небо.

Налетевший ливень застал ее почти у самого леса. В одно мгновение он промочил всю ее одежду и сделал все вокруг еще более невидимым. Лишь когда начали одна за одной сверкать молнии, девушка поняла, что достигла своей цели, и теперь ей только нужно найти место крушения их катера. В таком мракобесии метавшихся молний и веток деревьев вперемешку с острыми и тяжелыми дождевыми каплями это было почти невозможно. Куда теперь идти, Лана не знала. Ничего невозможно было понять: ни направления ее пути, ни место нахождения в данный момент.

Лана решила для начала просто углубиться в лес в том месте, где это было возможно и был хоть какой-то проход. Гроза должна была когда-то кончиться, хотя и не исключалась возможность того, что она продлиться всю ночь. Именно поэтому просто ждать было бессмысленно. Что можно было сейчас отыскать, как добраться до нужного места, — эти вопросы она себе не задавала, а просто одержимо продвигалась куда-то в глубь леса.

Принцесса старалась вспомнить, с какой именно стороны они подъезжали к замку Грофстон, где они ехали, где поворачивали, в каком месте выехали из гущи леса. Тогда она не пыталась запомнить дорогу, не думала, что это может пригодиться, и размышляла лишь над тем, что ждет ее в недалеком и неизвестном будущем. Марио, конечно же, уже давно нашел бы дорогу, будь он здесь, но Лана, боясь, что он снова станет ее отговаривать, даже не стала просить его объяснить, как добраться до места крушения. Теперь она пожалела об этом.

Фонарь, извлеченный из рукава, мало спасал ситуацию, но его неяркий и тонкий свет хоть немного добавлял уверенности идущей сквозь темный, грозовой и бушующий лес. В какой-то момент Лана остановилась, поняв, что ее движение бессмысленно. Она не представляла, куда ей идти. Даже если судьба вдруг каким-нибудь чудом выведет ее на ту поляну, где валяются обломки катера и весь тот мусор, что был на нем, неужели она может хоть что-то найти в такую темень? Она подняла лицо вверх, навстречу непрерывно летящим каплям в надежде увидеть конец стихии. Влага небесная смешивалась с влагой, стекающей из ее глаз на лицо. Она остановилась и прислонилась к ближайшему стволу дерева, чтоб перевести дыханье и хоть немного успокоиться и реально оценить ситуацию.

Принцесса стояла, слушая звуки разъяренного леса, но не в состоянии что-то придумать. В ситуациях подобной этой ей никогда еще не приходилось быть. Всегда раньше хоть кто-то приходил ей на помощь, будь то Сократ или Марио. А теперь она была совсем одна и совершено ясно осознавала лишь одно: помощи ждать неоткуда. Надеяться можно лишь на саму себя.

Гроза разгоралась. Всполохи молний становились только ярче и сверкали чаще. Небо разрывалось от оглушительных звуков. Постояв несколько минут возле одинокого дерева на поляне, принцесса снова двинулась в путь, надеясь только на удачу. Но стоило ей отойти лишь на несколько шагов, как за спиной ее раздался страшный треск и вся поляна вдруг осветилась ярким светом. Лана почувствовала сильный толчок и упала. В дерево, возле которого она стояла еще только несколько мгновений назад, ударила молния. Крона его горела, издавая недобрые трескучие звуки. И даже сильный дождь не мешал огню охватывать все больше и больше веток, сползая вниз по стволу.

Лана вскочила на ноги и бросилась прочь от полыхающего дерева, вспомнив рассказы Марио о том, как опасна гроза и живой огонь в диких мирах. Она вбежала в лес, ведомая теперь лишь своим испугом и стремлением как можно дальше сейчас оказаться от преследовавшего ее треска и огненного света. Несколько раз она падала, запинаясь за корни деревьев, но тут же поднималась и продолжала быстро продвигаться в глубь леса. Так она шла, пока свет за ее спиной совсем не потускнел и почти не слышно стало страшного завывания огня на фоне громовых раскатов.

Кругом стало совсем темно. Лана поняла, что потеряла свой фонарь на той поляне и теперь ей придется пробираться сквозь лес в абсолютной темноте. За темными кронами деревьев теперь не видно было даже молний. Возникали лишь тусклые тени, да грохотало над головой. Но она все равно двигалась, подчиняясь теперь лишь какой-то новой для нее силе, которую можно было бы назвать интуицией, надеждой на удачу, на счастливое стечение обстоятельств, на все что угодно, лишь бы не останавливаться обреченно.

Через какое-то время ей стало казаться, что гроза затихает. Раскаты грома уже слышались где-то в стороне, холодные хлесткие капли, к которым она уже давно привыкла, стали реже, но тяжелей. Теперь они уже падали с деревьев, а не с небес. Лана продолжала путь, не в силах остановиться, не давая себе трезво оценить ситуацию, догадываясь каким-то внутренним чутьем, что если сейчас подумать, как следует поразмыслить, рассудить здраво, то можно просто впасть в панику, растеряться и запутаться. Если можно было еще больше чем сейчас запутаться и заблудиться…

Она остановилась лишь тогда, когда вышла на поляну, не сразу догадавшись, откуда вдруг взялся этот резкий запах гари, который она почувствовала. Дерево больше не горело, но источало тяжелый запах и слегка дымилось. Внизу у корней тлели красным светом упавшие ветки. Поблуждав по лесу, Лана вернулась на прежнее место. Она остановилась, остолбенев…

Но впасть в отчаянье ей не дали новые звуки. Это были звуки охотничьего рога. Таким же пользовались и салигарды, когда выходили на войну с вечно темным. Принцесса знала об этом. В ее голове тут же родилась страшная догадка: они могли охотиться именно на нее. И если так оно и было, то во что бы то ни стало она не должна была попасть в их поле зрения. А если попадется? Тогда они ни в коем случае не должны узнать, зачем она здесь: одна, посреди грозового леса, ночью… Пусть думают, что она… собирает лекарственные травы для лечения своего отца. Да! Она вспомнила, что для лечения больных и раненых в храмовом периоде использовались растения. Какие? Этого она не знала, тем более что на каждой планете произрастала своя флора. В кромешной тьме Лана нащупала какие-то растения, чьи цветки возвышались зонтиками над всеми остальными, и сорвала их. Теперь, если ее вдруг обнаружат, она сможет оправдаться.

Сквозь деревья уже можно было видеть светящиеся точки факелов. Они были еще далеко, но принцесса отошла к лесу и спряталась за деревьями. Она стала наблюдать за тем, как к поляне приближалось несколько всадников, и вдруг к своему ужасу поняла, что вместе с ними были животные, которые могли бы легко учуять ее. Этих животных рыцари использовали для охоты на других, не прирученных зверей. Лана знала, что у них был отличный нюх. Наверняка, салигарды взяли их с собой, чтоб те отыскали ее следы и ее саму. Надежда на то, что они выехали в эту грозовую ночь да еще во время праздника в честь турнира по каким-то другим причинам, была ничтожна мала. Принцесса обладала достаточной долей благоразумия для того, чтобы догадаться, что в замке случилось что-то такое, что заставило рыцарей выехать посреди ночи в лес. И может быть даже что-то с Марио…

Прижимая к груди сорванные растения, девушка отходила все дальше и дальше в лес, стараясь не выпускать из виду горящие точки и уповая на то, что гончие не смогут почуять ее из-за мокрой травы и разреженности воздуха после грозы. Вскоре она смогла услышать голоса людей и животных, брань и топот. Они подъезжали именно к той поляне, где стояло сгоревшее дерево. Лана могла уже слышать отдельные голоса. Рыцари говорили громко.

— Так я и думал, — говорил один из всадников. — Молния ударила именно сюда неспроста.

— Это знак, — подтвердил другой.

— Лес проклят, как и предполагал аббат, — отозвался третий.

— Тише! Посмотрите на псов. Она где-то рядом…

Лана замерла. Воины стали говорить не так громко, и ей уже не было слышно, о чем. Она начала отходить еще дальше в глубь леса. Теперь ей нужно было скрыться от салигардов, потому что они здесь именно по ее душу, — сомнений уже не оставалось. Девушка не спускала глаз с горящих сквозь кусты и ветви огни и пятилась назад, потом она повернулась к ним спиной и пустилась бегом.

Некоторое время она бежала, едва различая дорогу, почти наугад и почти не замечая хлещущих ее веток. Но вдруг она услышала страшный звук и резко остановилась. Прямо перед ней возник пес. Она не увидела его в кромешной тьме и сплетении веток, а услышала. После этого она только различила его едва намеченные очертания, белое массивное тело возле ее ног. Лана поняла, что если сделает хоть еще только одно движение, зверь бросится на нее. Марио рассказывал ей о том, как свирепы могут быть животные в диких мирах, даже те, которых приручили. Они могут быть жестоки по приказу своих хозяев. Принцесса застыла и перестала дышать.

Пес не двигался. Он пребывал в напряжении и словно ждал сигнала к атаке. Этим сигналом могло послужить одно ее неосторожное движение. Кусты зашевелились где-то рядом, но ни охотник, ни его жертва не взглянули в ту сторону.

— Спокойно, Бурк, — произнес чей-то голос.

В темноте возник светлый силуэт. Это был хозяин пса. Животное недовольно заурчало, и салигарду пришлось повторить приказание уже более резким тоном, а принцессе точно таким же голосом было указано:

— Не пытайся сбежать!

Она покачала головой:

— И не думала.

— Следуй вперед!

Принцессе пришлось повиноваться и повернуть обратно, в ту сторону, откуда она только что бежала. Там на поляне их уже поджидали остальные. Когда Лана вышла на всеобщее обозрение, в круг, освещенный несколькими факелами, один из салигардов громко приказал ей:

— Стой, не двигаясь, и не прячь свои руки, ведьма!

— Я не ведьма! — не смогла удержаться принцесса.

— Отвечай на вопросы: что ты делаешь в этом лесу в такую ночь и зачем ты подожгла дерево?

— Это не я! Я ничего не поджигала! — слишком эмоционально для самой себя воскликнула Лана.

— Что ты делала в лесу?! — повторил вопрос другой салигард. Их лиц девушка не видела, они были в тени.

— Я… Мне нужно было кое-что найти…

— Что найти?!!

— Лекарство для отца, — очень тихо сказала принцесса, понимая, что что-то сейчас должно решиться.

— Что это у нее в руках?! — спросил кто-то из воинов, заметив цветки.

Тот рыцарь, что нашел Лану в лесу подошел к ней и вырвал растения, которые она держала. Но посмотрев на них, он с негодованием отшвырнул в сторону стебли, и его лицо тут же преобразилось:

— Чертополох! Цветок дьявола!!! Какие еще нужны доказательства?!

Лана от неожиданности не смогла произнести ни слова. В горле у нее образовался твердый ком. Она понимала, что никакое аргументы сейчас не смогут подействовать на одержимых своей верой рыцарей.

— Тогда не стоит бросать это доказательство. Нам нужно предъявить его аббату, — спокойно произнес один из салигардов. — Я так и думал, так и полагал.

Лана узнала, наконец, этот голос. Эйдар спешился и подошел ближе.

— Мне следовало бы послушать аббата Фужака.

— Я не ведьма, — произнесла Лана неровным голосом, который сорвался.

— Доказательства неопровержимы, — проговорил Бранд сурово, хотя выражение его лица было скорее печальным. Это было заметно даже при тусклом освещении.

— Неужели эти цветы что-то доказывают?

— Это дьявольское растение, на которое обычный человек даже не посмотрит. А если сорвет, то на руках его останутся ожоги в знак того, что он чист перед вечно светлым и за это темный зол на него. Покажи свои руки!

Никаких следов ожога на ладонях Ланы не было.

— Если бы руки Седрика не защищали перчатки, на его ладонях были бы красные рубцы, — обернулся Эйдар на воина, что прикасался к чертополоху.

— Это не может служить доказательством, — возмущенно воскликнула принцесса. — Это обычное растение и оно не может оставлять никаких ожогов…

— И какая честная девушка отправится в лес среди ночи, во время страшной грозы, когда благородной и непорочной девице следует лишь читать молитвы? — не услышав ее продолжил салигард. — И именно в тот лес и в то место, где совсем недавно была поймана другая ведьма, что летала на железном драконе!

— Это все можно объяснить, — едва слышно произнесла Лана, понимая, однако, что ничего она не сможет объяснить дикарю.

— Доказательства неоспоримы! И самое главное: твой отец.

— Что?..

— Его разоблачили. Всем теперь ясно, почему он никогда не снимал шлем.

Принцесса оцепенела. Марио…

— Мнимый князь де Мадуфас… Мнимая княжна де Мадуфас, — насмешливо продолжил Эйдар. — На самом деле колдун, приспешник дьявола, которому за какие-то особые заслуги его хозяин дал железное лицо и светящиеся каменные глаза! Чудовище, скрывавшееся под забралом благородного рыцаря, раненого в боях! А ты?! Что таилось за твоим гордым видом и невинной внешностью?! Черная душа, порожденная чудовищем, одержимым дьяволом! Ты даже меня сумела ослепить. Но только на время…

Принцесса уже ничего не слушала и не слышала. Теперь в ее мыслях был только Марио.

— Что с моим отцом? — спросила она, подняв глаза на салигарда.

Бесстрашный рыцарь тут же отвел взгляд и даже отпрянул. Потом и вовсе отвернулся и направился к своему коню.

— Свяжите ей руки, чтоб она не сумела околдовать вас, — приказал он остальным. — И не смотрите ей в глаза, предупреждаю! И как только рассветет, Седрик, отправляйся к аббату. Нам нужно знать его мнение по поводу случившегося, хотя, я думаю, оно нам всем известно.

— Что с Марио?! — повторила Лана свой вопрос, повысив голос и не сопротивляясь веревкам.

— Может быть, завязать ей глаза? — предложил рыцарь своему сеньору.

— Так и сделай.

— Почему вы не говорите, что с моим отцом?! Где он?! — продолжала спрашивать уже ослепшая под черной повязкой принцесса. — Что вы с ним сделали?!

— Нам ничего не пришлось с ним делать, Вилания, или как там твое настоящее имя… Он умер… Вечно темный забрал его черную душу к себе в мрачное царство.

ГЛАВА XIII

Лана неясно помнила то, как ее привели в подземелье. Ей не оставили света, и оказавшись на твердом земляном полу, она тут же впала в сон-небытие. Сегодняшняя ночь измучила ее физически, но еще больше она устала от душевного напряжения, которое уже давно сопровождало ее. Теперь можно было забыться хотя бы на время.

Не темница заставила ее страдать. Не отсутствие света. Как тяжело был на ее сердце! Она видела Марио. Того, кого считала человеком, того, кого уже привыкла считать своим отцом. То, что осталось от него, покоилось сейчас у входа в мрачную камеру, железная оболочка, скелет, неподвижный и мертвый. Она осталась одна. Совсем одна. Никакие мысли более не занимали ее голову. Ни мыль о том, что ее приняли за ведьму, ни о том, что ее казнят, подвергнув сожжению, ни о том, что Эйдар…

Одна!

Более ничего…

В полном забытьи, в изнеможении, Лана подползла к останкам Марио, и положила голову на его грудь, металлическую и окованную металлом. Мертвую. Холодную. Она тоже стала холодной, и почти умерла. Сквозь сон, сквозь смерть и вопреки ней, она услышала: "Так и должно было быть. Я стал слишком опасным для тебя. И для всех. Я должен был уйти". Она не поняла, слышала ли она это во сне или наяву, сквозь железную мембрану голосового аппарата робота-человека или, может быть в своей голове. Она снова забылась. Словно умерла…

Ее разбудил первый луч, проникший в узкое окно почти под самым потолком. Солнце поднялось уже высоко. В след за этим она услышала острый и нервный лязг где-то вдалеке и в темноте. Марио по-прежнему был неподвижен. Он умер. Это не просто стало очевидным, она почувствовала это самым сердцем, самым его дном. Лана впустила в себя горе, горькое горе впервые в своей жизни.

В дверном проеме появился силуэт. Принцесса даже не услышала, как открылась дверь ее темницы. Только легкое бряцание кольчуги: кто-то из салигардов спустился к ней в темное подземелье.

— Отродье сатаны, — услышала она после осторожный, и чуть с опаской, голос. Ведьм боялись даже салигарды.

Она поднялась с пола, щурясь на свет факела, пошатнулась. У нее совсем не было сил.

— Идем.

Он посторонился, когда Лана выходила в коридор, и пошел вслед за ней, но на расстоянии. Они стали подниматься по лестнице, ведущей на воздух. С каждым шагом принцесса чувствовала все большее и большее головокружение. Ей стало казаться, что она провела в тюрьме несколько дней. Она не догадывалась, что провела там, без движения и сознания, почти трое суток.

— Куда мы идем? — спросила принцесса полуобернувшись, когда впереди показался свет.

— Судить будем тебя, — сказал незнакомый салигард, опустив глаза.

— Судить меня…,-произнесла Лана, выходя на свет и добавила уже совсем неслышно на своем языке:-За что… А впрочем… Судите…

Не дойдя нескольких шагов до проема двери, Лана уже услышала шум недовольной толпы, что доносился с улицы. Нетрудно было догадаться, на кого направлен был этот гневный ропот. Этот шум заставил ее очнуться и встряхнуться. Она прекрасно осознавала, что любые оправдания, любые клятвы и аргументы в ее невиновности не будут услышаны этими людьми. Она уже слишком хорошо узнала здешние нравы. Слишком хорошо… В который раз она снова вспомнила отца, его наставления, его тон… Александр… Что отдала бы она, чтобы вновь не выслушивать все это?!! Может быть единственное, что было у нее на сей момент? Жизнь…

Ей пришлось прикрыть глаза рукавом: день был ярким, а она уже давно не видела дневного света. Появление ведьмы вызвало еще больше шума и разговоров. Послышались злобные выкрики и проклятья. Сквозь тонкую материю принцесса смогла различить волновавшуюся толпу и помост, а когда, наконец, смогла открыть глаза, даже приостановила шаг: на подворье замка собралась огромная толпа людей, жаждущих праведного суда над ведьмой. Она показалась ей огромной черной массой, всепоглощающей, прожорливой и беспощадной. Чужой… Не знающей жалости к чужеземке… к ведьме…

Когда Лана подошла к помосту, на котором сидели судьи, толпа пришедших из окрестных деревень крестьян на какое-то время стихла, разглядывая это невиданное зрелище. Принцесса подняла глаза на возвышавшихся над ней судей. Это были аббат Фужак со злорадной ухмылкой и скрывавшиеся в тени его кресла трое салигардов, среди которого Лана узнала Эйдара. Рядом сидел опечаленный чем-то герцог и несколько его соратников-баронов. Священник не просто злорадствовал, а сиял от злорадства. Весь его вид говорил окружающим: я предупреждал! я оказался прав! Но Лана не знала и того, что судьбе ее решилась не сразу. Фужак раздумывал. Он понимал, что, осудив чужеземку, может заронить зерно сомнения в душу одного из самых своих верных салигардов. Эйдар вел за собой герцога, герцог — всех своих вассалов. На этой кухне и решалась судьба иноземной принцессы. Ее судьей был вовсе не Салар, вечно светлый, а лишь один его слуга…

Некоторое время длилось молчание. Фужак наслаждался своей победой, он все уже для себя решил теперь. Герцог не знал, видимо, что сказать. Только из толпы слышались сдержанные возгласы удивления. Для деревенских жителей внешность Ланы, даже изнеможденной и бледной, казалась чем-то сверхъестественным и потому очень опасным. Женщины шипели, возмущенно плевались и фыркали.

— Дитя мое, — неожиданно ласково заговорил аббат, — события последних дней совершенно очевидно говорят нам о том, что ты и твой отец… — он сделал паузу, со значением взглянул на своего соседа, который нахмурил при этом брови, и продолжил:-принадлежите к тому племени, я надеюсь, немногочисленному племени, которое поклоняется вечно темному.

Крестьяне выдохнули из своих застоявшихся легких воздух, громко и ожесточенно. Теперь они жаждали зрелища и потехи. И аббат неспроста выражался витиевато, он хотел произвести впечатление на толпу. Лана ничего не сказала в ответ, и Фужак продолжил:

— Доказательства совершенно очевидны. Я не стану их даже озвучивать, все и так знают о том, что ты была в лесу во время дьявольской грозы для того, чтобы заклятиями и ворожбой связаться со своим хозяином. А так же этот цветок чертополоха был найден тогда же у тебя моими воинами, — он указал на лежащее высохшее растение на столешнице рядом со своим креслом. — Ко всему прочему, все видели это чудовище, которое ты считаешь своим отцом и его ужасный облик, который несомненно был дарован ему вечно темным.

После этих слов толпа загудела еще громче и с осуждением. В Лану полетели палки и камни. Она стойко перенесла удары, угодившие в нее. Не потому, что привыкла к чему-то подобному. Просто гордость, ее впитанная с воздухом ее древней родины гордость, не позволила ей вскрикнуть, или хотя бы прикрыть глаза… Один из салигардов грозно прикрикнул на крестьян.

— Что ты сможешь сказать в свое оправдание? — спросил Фужак, когда гул немного стих.

Лана только головой качнула. Она ничего не могла сказать. Все уже было решено для этих людей…

— Мы не варвары, — расплывшись в благодушной улыбке, произнес аббат. — Мы готовы выслушать слова в твою защиту.

Принцесса стояла пред судьями, наклонив голову, словно действительно, была преступницей. Именно так она сейчас себя и чувствовала. Она их обманывала с самого начала, этих людей, наивных, простых, диких. Возможно, она заслужила все это, этот суд… Лана закрыла ладонями лицо. Но слезам не позволила явиться… Она вспомнила себя… Оторвала руки от лица…

— Я не ведьма, — тихо произнесла она. — Это единственное, что я могу сказать о себе. Все остальное вам покажется еще более невероятным…

— Не сомневаюсь, — уже с заметным раздражением сказал Фужак.

— Я могу сказать только это в свое оправданье, — снова произнесла Лана. Уже чуть громче. — И еще то, что я никогда и никому не желала зла…

— Вот это неправда!!! — воскликнул аббат и вскочил с кресла. — Кто повинен в смерти невинных младенцев в деревне Саней?!! Кто виновен в том, что скот деревни близ моего аббатства падал без видимых причин?!!!

Лана вздохнула, а толпа взревела…

— Кто виноват в том, что молния подожгла лес?!! — продолжал вопить Фужак. В след за ним вторила толпа. Она рвалась. Если бы не заграждение из солдат, она готова была разорвать принцессу.

— Но молния не поджигала леса, всего лишь дерево сгорело… — не выдержала Лана. — И я тут ни при чем!

— Молчи! Ты дьявольское отродье! — возопил аббат, забыв о своем прежнем благодушии.

Толпа взревела, как зверь. Но тут вмешался герцог. По всему видно было, что ему не по душе было это судилище.

— Аббат! Все выяснилось. Не стоит устраивать казнь прямо здесь! Только не в моем замке!

Но Фужак играл на толпу.

— Вечно светлый разгневался на нас, о люди!!! Он позволил сразу двум нечистым приспешницам дьявола проникнуть в наш мир! И одной из них под маской добродетели!!! Она вторглась в нашу жизнь, словно невинный агнец, под шкурой которого скрывался жестокий хищник!!! Достойна ли она смерти, как грязная ведьма?!!

Народ высказал свое мнение в виде оглушительного, громоподобного возгласа. Ни единая душа в этом диком мире не сомневалась в том, что ведьма должна быть сожжена на костре. Не сомневалась и сама приспешница. Она знала, что ее может ждать здесь, давно знала… Ее предупреждала еще Кларисс… Несчастная Кларисс… Хотя возможно ее участь не так страшна, как участь принцессы… Двое солдат подошли к ней и связали руки, завязали глаза черной повязкой. Она повиновалась молча, думая теперь лишь о Марио. Виновата сама. Сама выбрала это. Но все равно… Это лучше… Чем Александр… Дворец… Ей стало жарко. Закружилась голова…

— До судного дня не увидит больше проклятая ведьма света вечно светлого Салара! Лишь пред глазами своей смерти она получит возможность испросить у него прощения! — вопил аббат, почти в исступлении размахивая своим посохом.

Пред глазами принцессы возникла темнота. Повязка туго стягивала ее виски так, что их заломило. Руки стянула пронзающая нежную кожу веревка. Ее грубо повели в неизвестном направлении под рев толпы. Потом чьи-то злые руки толкнули ее, рванули за плечи, подкинули, и она оказалась на чем-то подвижном, шатающемся. Только через некоторое время Лана осознала, что находится на повозке, лежит ничком, и что голова ее бьется о жерди телеги при каждой дорожной яме или колдобине.

Некоторое время Даберт неподвижно сидел в своем кресле, а аббат отдувался и вытирал пот, выступивший на лбу. Толпа все еще волновалась, видимо, надеясь еще на какое-нибудь зрелище. Один из воинов солнца выступил вперед и приказал крестьянам расходиться. Продолжая колыхаться и шуметь разноголосо, они понемногу начали расползаться в разные стороны. Даберт тяжело поднялся с кресла.

— Видимо придется отложить сборы? — обратился он к аббату.

— Попробуйте, — ехидно сощурился священник. — Когда солдаты барона уже рыскают возле ваших границ. Если не вы — то вас. Это очевидно.

— Две ведьмы… Это очень дурной знак…

— А я предупреждал! А что вы теперь станете делать с этим монстром, которого вы посвятили в свои вассалы?

— Я приказал сбросить его в ущелье.

— Его следовало бы предать огню!

— Железо не горит, аббат. И вот еще… Вы собираетесь казнить Виланию? Сжечь на костре?

— Это не я собираюсь сжечь ее! — возразил аббат. — Сбудется воля вечно светлого! Только он может решить судьбы этих дьявольских девок. Я отбываю сегодня. А завтра жду вас всех в аббатстве!

— Не жди нас, святой отец, — спокойно заявил Даберт. — Никто из моей семьи не станет присутствовать на этой казни.

Фужак сощурил свои хищные глаза, но не нашел видимо нужных возражений и направился к замку. За ним поспешили все его воины. Кроме Эйдара. Он подошел к отцу.

— Герцог, я виноват…

— Что?! — грозно обернулся тот.

— Это ведь я нашел их в этом проклятом лесу. Мне следовало бы подумать, прежде чем вести их в твой замок.

Даберт был в совсем других мыслях, он словно бы и не понял сначала, но потом недобро взглянул на сына:

— Нет! Ты не в этом виноват, — сказал он, и глаза его сузились до щелей. — А в том, что перестал называть меня отцом! И в том, что лишил меня надежды на наследника!

Герцог отмахнулся от рыцаря и, грузно повернув свое тело, стал спускаться с помоста. Эйдар остался стоять, смотря ему в след. Еще не дойдя до последней ступени, Даберт снова обернулся:

— Может быть все же стоит попытаться? — спросил он у своего сына.

— Попытаться? — не понял Эйдар.

— Оправдать ее, — уточнил герцог…

Еще никогда процессию, отправлявшуюся из замка, не сопровождало такое количество рыцарей. Случаи нападения воинов Ульгерда уже были не редки, да и Даберт все чаще проявлял агрессию, уже не особенно заботясь о поводе. Вот-вот должна была разразится настоящая война.

Еще совсем недавно все благородное население замка Грофстон воодушевленно готовились к этой поездке, надеясь на славное и поучительное зрелище. Теперь у многих у них были мысли иные. Кто-то недоумевал, как же он мог общаться с настоящей ведьмой и настоящим монстром, и не заметил этого. Кто-то сожалел о том, что так случилось. У других все еще оставались сомнения в том, что праведный суд салигардов и их предводителя был справедлив. Среди них был и сам герцог. Ему было жаль не только рыцаря де Мадуфаса. Впервые после того, как Эйдар объявил о своей клятве Салару, у него появилась надежда на то, что сын покинет орден. Ради Вилании. Ему было непонятно, почему именно у него возникли подозрения в том, что девушка — ведьма…

Наступавший вечерний холод способствовал тому, что Лана постепенно приходила в себя, пытаясь пошевелить руками, и поворачивала голову в сторону заходящего солнца, а потом факелов. Ее везли в наскоро сооруженной деревянной клетке, и она ударялась лбом и локтями об ограждавшие ее жерди. Ее руки были скручены веревкой, глаза завязаны черной непроницаемой тканью, чтоб она не смогла никого околдовать. Через некоторое время Лана каким-то чудом сумела сесть и прислониться спиной к прутьям. Стало немного легче. По ногам поползли колючие мурашки, шея затекла. Она уже начала привыкать к тому, что человеческое тело может терпеть многое, в том числе боль, холод и голод. Вернее, она надеялась привыкнуть… И старалась не думать о том, что для этого у нее осталось уже очень мало времени.

Они прибыли в аббатство к полудню следующего дня. Лана поняла, что они приближаются к монастырю, когда услышала отдаленное пение монахов, восхвалявших солнце. Вскоре послышались голоса крестьян, которые целыми семьями стояли лагерем у стен аббатства в ожидании казни ведьм. В ближайшие лет десять-пятнадцать это было единственным развлечением, что их ожидало. Все остальное было обыденным, каждодневным и тяжелым. Повозку с клеткой встретил гвалт и улюлюканье. Ее уже давно поджидали. В клетку полетели клочки земли и грязи. Полудикие и злобные от вечного голода крестьянские животные бросались на колеса телеги с ожесточением, не уступавшим хозяйскому. Салигарды принялись разгонять толпу, но не для того чтоб оградить ведьму, а чтоб предотвратить беспорядок.

Вскоре голоса крестьян остались позади, послышался скрип поднимающихся ворот. Повозка на время остановилась, дожидаясь, пока откроется проезд в окруженный стеной монастырь, и вскоре двинулась снова, колеса дробно заскакали по жесткому каменному подворью аббатства. Путешествие подходило к концу.

— Куда ее? — спросил кто-то из салигардов у одного из монахов.

— Помост еще не готов. Его святейшество приказал не торопиться.

— Почему?

— Первая ведьма еще не пришла в сознание после последней пытки.

— А надо что бы в сознании?

Лана съежилась, прислушиваясь к этому разговору.

— Я думаю, их не следует помещать в одну камеру, — услышала она голос Эйдара. — Виланию… пусть отведут в одну из келий…

— Ведьму в келью?! — возмутился монах.

— Это пока еще не доказано, святой отец…

Руки ей не развязали, только ноги. Но она не могла идти. Несколько часов в дороге, в одном положении, со связанными ногами — Лана не могла даже двинуться и упала возле повозки. Совершенное отсутствие света сделало ее движения и вовсе невозможными. Она не могла сориентироваться, а острая боль, разбегавшаяся по ногам, не позволила сосредоточиться даже на звуках, окружавших ее. Принцессу подхватили чьи-то руки, резко тряхнули, толкнули, усадили куда-то. Она сжала зубы, не позволяя себе закричать. Боль раздирала ее конечности.

— Надо привести ее в надлежащую форму. Нельзя чтобы она своим изможденным видом вызывала сочувствие или жалость, — услышала принцесса за своей спиной едва различимый шепот кого-то из монахов.

— Она отличается от той ведьмы. Слишком уж кротка для дьявольского отродья, ни слова дерзости, ни ругательств, — добавил его собеседник.

— В этом и самое зло. Видимо, эта ведьма очень хитра, в отличие от той черноволосой.

Лана поняла, что монахи говорят об Асмабике. Дорогой она уже решила, что ее нет в живых. Она нашла опору для шеи и головы, прислонилась. Это было дерево… Боль отступала, медленно, жестко…

— Ты меня слышишь?

Это был Эйдар. Он стоял рядом. Видимо выждал момент, когда отойдут другие салигарды…

— Да.

Он говорил с оглядкой, с опаской, Лана догадалась по интонации:

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Хорошо, — ответила принцесса без лукавства. Теперь она, действительно, стала чувствовать себя лучше и даже немного заволновалась, когда салигард подошел к ней ближе, чтобы ослабить стягивающие ее запястья веревки.

— Завтра тебя судить будут.

— Я знаю.

— Вечно светлый Салар…

— Только он один судия — я знаю.

— Ты не веришь в это… Ты другая… Нездешняя…

— За это нельзя казнить…

— Еще ничего неизвестно…

— Да нет… Все известно… Эйдар… И тебе тоже…

— Завтра на рассвете тебя осудят прилюдно и, если вечно светлый решит, сожгут…

— И Асмабику тоже?

— Кого?

Лана не сразу поняла, что зря обмолвилась…

— Ты… Знаешь эту ведьму?!!

Даже не видя его глаз, принцесса поняла, что он испуган и разочарован. Раз она знала имя этой ведьмы, знакома с ней — значит — все только подтверждается….

Лана попыталась спасти положение:

— Она не ведьма, — произнесла она с чувством, на которое только была способна. — Эта девушка, что вы держите здесь, я знаю ее очень хорошо… она… мы не ведьмы… Мы никогда не служили вечно темному…

— А я-то думал… — произнес рыцарь взволнованно, — я еще сомневался…

Он стал пятиться прочь от нее. Принцесса услышала, как удаляются его шаги, как звучит его приказной тон:

— Ведьму в темницу! Глаза не развязывать! Дать воды и накормить! И чтоб к утру! На ногах стояла! Перед судом божьим!

К ней тут же подскочили двое монахов, взяли под руки, подняли с лавки, на которой она сидела и повели…

ГЛАВА XIV

Ей так и не сняли с глаз черной повязки, но теперь она могла пошевелить кистями и снова ощутила боль и острую ломоту в запястьях. Сжав зубы, Лана перетерпела боль и только потом сделала глубокий вздох. Пальцы ее теперь могли шевелиться.

Сейчас, когда она осталась одна, и за ней никто не наблюдал, она смогла даже связанными руками, наконец, стащить непроницаемую черную повязку со своих глаз. Но картина не изменилась. Все та же плотная темнота. В темницу не проникал свет. Но все равно Лана почувствовала себя хоть чуточку, но свободнее и принялась активно шевелить руками, чтоб еще более ослабить путы. Через некоторое время, превознемогая боль, ей удалось вынуть из веревок одну руку и облегченно вздохнуть. К ее ногам начали подбегать какие-то животные, которые становились от минуты к минуте все смелее и смелее. Один из них укусил ее за лодыжку, и принцесса вскрикнула. Зверьки отскочили с писком, догадавшись, наконец, что человек еще жив и трапезничать рано, но далеко не уходили.

Долгое время Лана сидела, замерев, на холодном полу темницы, время от времени погружаясь в болезненную дрему, из которой ее вырывали маленькие цепкие лапки, начинавшие царапать ноги. Они не давали ей забыться настоящим, спокойным сном, приходилось быть постоянно настороже. Принцесса опасалась быть съеденной, если позволит себе просто лечь на земляной пол и уснуть. Наконец, проведя таким образом несколько мучительных часов, она поднялась на ноги. Ей пришло в голову хотя бы на ощупь обследовать свою тюрьму.

Лана прислонилась к очень холодной и влажной каменной стене и стала медленно передвигаться вдоль нее, чтоб понять, в каком помещении она находится. Стена была гладкой, пол — земляной. Под ноги ей то и дело попадались зверьки, которые тут же отскакивали, недовольно попискивая. Она не знала, что барышням высших сословий, к коим она совсем недавно еще принадлежала, положено бояться этих хитрых животных.

Темница была маленькой, в ней не было ни окон, ни углов, только дверь, которая больше походила на нору, низкую и округлую. Но дверь эта была массивной и окованной железом, и не было ни малейшего шанса ее открыть.

Обойдя свою тюрьму по окружности, Лана решила пройти через центр, чтоб проверить, не стоит ли там, к примеру, лавки или чего-то, на что можно было сесть. Осторожно, выставив вперед обе руки и пробуя ногой пол, она стала продвигаться к центру темницы. Вскоре, наткнувшись на что-то, принцесса нагнулась и попыталась нащупать то, что возникло перед ней. Это было похоже на панцирь морского животного, округлый и с гладкой поверхностью предмет. Ей показалось, что он был сделан из металла, и она постучала по поверхности, чтоб убедиться в этом и проверить, полый ли он или нет. Но едва она сделала это, как из-под панциря раздался какой-то глухой стон или вой.

Лана отскочила назад, приготовившись к худшему. Послышался звон, словно что-то металлическое ударилось о камни стены. А вслед за этим недовольный голос, знакомый и на знакомом языке:

— Какого черта?!!

— Асмабика!!!

Лана изо всех сил пыталась вглядеться в непроницаемую тьму. Но не видно было даже очертаний, только слышно было, как дикарка поднимается и встает на ноги.

— Кто это? — спросила она недовольно уже на местном языке.

— Это я!

— Кто еще? Голос знакомый… Так это… ты что ли, ваше высочество?! Ха!

— Узнала?!

— Я подозревала, что мы с тобой еще увидимся, неженка!

Принцесса и сама не понимала, почему так обрадовалась дикарке, которую никак нельзя было назвать подругой.

— Я так рада…

— Ты рада? Чего это вдруг?

Лана услышала недоверчивую усмешку.

— Я думала, ты мертва.

— Хочешь сказать, тебя радует, что я жива? Интересно… Что это с тобой? А впрочем… Ты-то как здесь оказалась?

— Они думают, что я ведьма, — сообщила Лана.

— Ну, понятно. Вполне следовало ожидать. Раз уж я для них отродье сатаны, то ты и подавно. Это из-за мордашки твоей, наверняка.

— Ну… Это долгая история, — вздохнула принцесса, вспомнив Марио.

— Погоди-ка, — сказала Асмабика и зашуршала чем-то. Затем послышались скрежещущие звуки и возникли искры. В такой тьме они показались даже слишком яркими Лане.

— Экая штука, видела? Огниво называется. Ты, наверное, и не знала, что таким образом можно добывать огонь?

Под ногами дикарки загорелся какой-то клочок, она подняла его. Он оказался факелом, тусклым и коптящим. Пещера сразу стала светлой. Свет хоть и был очень тусклым и беспокойным, но после полной темноты понадобилась некоторое время для того, что бы привыкнуть даже к такому свету.

— Хорошо, что под дверью есть щель, — указала Асмабика на вход. А то бы мы с тобой задохнулись сразу.

Она присела на перевернутый таз и принялась рассматривать принцессу.

— Что это на тебе? Ого! Да ты прямо местная барышня! Что за наряд! Не хочу даже и спрашивать, что тут с тобой происходило.

— Я расскажу тебе как-нибудь.

— Боюсь времени не так много, завтра у нас с тобой судный день.

Лана посмотрела на то, под чем укрывалась Асмабика. Это был огромный медный таз, который валялся теперь перевернутым на полу.

— Это я от крыс пряталась, — пояснила дикарка, заметив направление взгляда.

— От крыс?

— Ты что не видела? Их тут сотни! Могут покусать во сне, могут вообще сожрать, если их много. Кровожадные твари! Единственные из всех животных, которые есть на любой обитаемой планете.

— И на Эрдо?

— Ручаюсь, что даже и во дворце, — усмехнулась дикарка. — Добрые охранники снабдили меня всем этим. Пришлось пригрозить, что я нашлю на них мор и болезни.

— Ты пыталась бежать?

— Нет. Гнева их солнечного бога они боятся больше, чем моего.

— Так что же делать?

Асмабика посмотрела на принцессу исподлобья и покачала головой.

— Бывала я в переделках. Выберемся, вот увидишь.

Лана подошла ближе и присела рядом с ней прямо на землю, подогнув ноги. Теперь можно было уже не заботиться о том, чтобы сохранять в порядке платье, прическу. Она взглянула на свои руки: они были покрыты царапинами, ногти обломаны, на запястьях остались следы от тугих веревок. Лана перевела взгляд на дикарку и только тут заметила красные рубцы на ее шее и руках. Нижняя губа ее распухла, а возле расположился густой синяк.

— Я слышала, тебя пытали? — спросила принцесса.

— А тебя, я вижу, нет, — ответила Асмабика, оглядывая девушку. — Это хорошо. Целой сгоришь.

— Ты же сказала, что мы выберемся?

Дикарка усмехнулась и поднялась на ноги. Факел начал гаснуть. Пещера медленно погружалась в вязкую мглу. Засверкали десятки бисерных глазок в углах.

— А ну пошли! — вскрикнула Асмабика и махнула факелом, отчего он разгорелся ярче, но лишь на несколько секунд. Послышался писк и шуршание лапок.

— Наверное, скоро рассвет. Обычно перед рассветом эти выть начинают молитвы свои. Слышишь?

Лана тоже слышала эти напевы, и уже не раз. Только теперь они звучали где-то наверху, глухо и поэтому особенно зловеще.

— Что же придумать?

Принцесса взглянула на Асмабику с надеждой, словно та и действительно знала верный способ избежать смерти. Ведь она уже бывала в стольких переделках, настоящая бандитка и смелая женщина. Но факел совсем погас, и она не успела разглядеть выражения ее лица. Только услышала:

— Сориентируемся по обстановке.

В наступившей темноте они замолчали. Словно с последним отблеском света исчезли и темы для разговоров. Или просто говорить было не о чем. Оставалось лишь ждать. В глубине души Лана надеялась, что Асмабика все же что-то уже придумала. Она ведь не из тех, кто отдается на волю случая, расчетливая, умная и сильная… Не такая как Лана… Как бы ей хотелось быть такой! Она, конечно же, не брала в расчет, что то, на что отважилась она, отправляясь в лес, тоже вполне можно назвать смелым и решительным поступком. И она не видела, не могла видеть, в это время слезы на глазах своей сокамерницы, которой так хотелось быть сильной.

— Это случится на рассвете. Так мне сказали, — проговорила Асмабика тихо.

— Думаешь, рассвет уже близко?

— Близко или нет… Не избежать…

Лана услышала в ее голосе нотки, которые ей так не хотелось бы слышать. И в ответ она ничего не сказала, но обе они услышали, как где-то наверху кто-то открыл скрипучую дверь, потом шаги, нескольких человек. И эти шаги приближались.

— Это по наши души, — подтвердила Асмабика то, о чем Лана и так уже догадалась.

Она подошла ближе к дикарке, словно это могло ей добавить хоть каплю мужества. Но ноги едва слушались ее. Она и без того была обессилена всеми прошлыми событиями, дорогой и голодом, о котором она и не вспоминала теперь.

— Ты… прости меня… не держи зла…,-услышала вдруг принцесса совсем другой голос, незнакомый, словно рядом с ними, несчастными пленницами, сейчас появился кто-то третий, новый и странный.

— Ты плачешь? Ты… ты боишься?

— Когда-нибудь это все равно должно было случиться, — ответил тот же новый странный человек неровным голосом Асмабики. — Я так жизнь прожила… Рисковала… Знала бы…

— Но мы еще живы!

— Если бы время не текло…

В этот момент начала открываться дверь, тяжело с натугой, вплыл свет, запрыгал по стенам зловеще. За ним не было видно тех, кто пришел за ними.

— Мы просто сдадимся?! — с отчаяньем спросила Лана в то время, как ей снова связывали руки и накидывали черный мешок на голову.

Она перестала видеть что-либо, но еще пыталась повернуться в ту сторону, где стояла Асмабика. Стражники начали ругаться и толкать ее к выходу. Но почему ей вдруг вздумалось упираться? Не могло же ей овладеть отчаяние, не свойственное ее высокой породе? Лана вдруг оттолкнула одного из неожидавших ничего подобного охранников, но не успела даже и шагнуть, как оказалась на холодном земляном полу. Ее подняли рывком и встряхнули хорошенько, разразившись при этом такой бранью, которой принцессе не приходилось слышать даже при дворе герцога.

— Тихо, — произнесла вдруг дикарка своим прежним чуть насмешливым тоном. — Ни к чему…

— Не разговаривать!!! — грозно, но с тревогой в голосе рявкнул один из тюремщиков.

Лана подчинилась и поплелась, не видя дороги и запинаясь. Кажется, ей стало немного легче. Она словно выплеснула что-то переполнявшее ее и явно лишнее. Ей показалось даже, что стало легче дышать сквозь душную черную мешковину, но все равно не могла унять взволнованное сердце.

Свет утреннего солнца пробился сквозь темноту мешка. Ему такие преграды были преодолевать не в первый раз. Но его еще совсем молодые лучи пока не способны еще были подпалить солому под сложенными дровами. Оставалось еще время для того, чтобы произнести обличительные речи и приговор двум ведьмам, время чтобы разгорячить ожидавшую зрелища толпу и прочитать ей назидания.

Палач сорвал с головы Ланы мешок, грубо дернув при этом совсем растрепавшиеся ее волосы. Свет больно ударил в ее лицо. Толпа реагировала на каждое движение монахов, привязывавших девушек к двум столбам над кострищем, комментируя и ругаясь.

— Что это? — спросила принцесса, заметив внизу круглые прозрачные диски, установленные возле эшафота.

— Не разговаривать!! — очень зло рявкнул салигард, следивший за ними.

— Это линзы, — сказала дикарка, за что сразу поплатилась. Салигард подскочил к ней и с размаху ударил по лицу. Асмабика вскрикнула, а толпа возликовала, одобряя поступок воина солнца. Лана сквозь падающие на лицо волосы посмотрела в ее сторону, но ничего не осмелилась произнести. Ее подруга по несчастью однако же взорвалась и принялась громко выкрикивать истеричные ругательства на одной ей знакомом языке. Испугавшись, видимо, что это могут быть какие-нибудь заклятья, салигард мгновенно закрыл ей рот кляпом и, скрежеща зубами, несколько раз ударил ее головой об столб. Принцесса увидела кровь на древесине и не смогла удержаться:

— Оставьте ее! Не нужно!!! Разве не Салар должен осудить ее!?

Салигард остановился, взглянул на судий и отпустил девушку. Голова ее тут же упала на грудь. Лана не спускала с нее глаз до тех пор, пока Асмабика не подала голос, тихо простонав. Принцесса не могла позволить себе произнести ни слова сочувствия и поддержки.

Судилище началось. Лана никого не могла видеть из-за яркого света утреннего солнца, из-за него зрители казались ей каким-то подвижным и громким сказочным монстром. Только красную мантию Фужака она очень отчетливо различала впереди себя. Он стоял на помосте, высоко воздев руки, призывая толпу к спокойствию. И когда она наконец-то утихла начал изрекать:

— Священные лучи Салара да покроют головы этих богомерзких вероотступниц!

После этих слов зрители взревели, соглашаясь и радуясь. Фужак уже не спешил их успокаивать. Нужный настрой появился. И только когда он снова поднял руки, народ смолк. Внезапно налетевший легкий порыв свежего ветра всполохнул его огненную мантию.

— На ваших глазах сейчас свершится святой суд! Если вечно светлый Салар возжелает предать смерти этих нечестивиц, солома под их ногами загорится священным огнем и поглотит их! Кара света небесного неизбежна!

Лана видела, как солома под костром начинала дымиться и даже чувствовала запах. Вот — вот вспыхнет огонь и… Монахи уж конечно позаботились о том, чтобы и солома, и дрова были достаточно сухими, чтоб вспыхнуть в один миг. Принцесса взглянула на Асмабику, но та безжизненно висела на столбе, по волосам медленно стекала кровь. Ей больше повезло. Возможно, она не очнется, когда огонь охватит их. Лана зажмурилась, поэтому не увидела, как в желтом чреве соломы появилось маленькое пламя. А все, кто находился рядом, увидели его, услышали треск, сначала легкий и робкий, а затем нарастающий и жесткий, даже сквозь обличающую и громогласную речь Фужака. И все заметили, как изменилось от ужаса лицо чужестранки, как часто она задышала и стала содрогаться в напрасных попытках вырваться из обволакивающих объятий густого дыма, как она начала кашлять, и услышали плач и жалобные слова на незнакомом и богопротивном языке. Аббат слетел с помоста, взмахнув красными крыльями своей мантии, ликуя и призывая толпу ликовать. Но толпа застыла. Она замерла, приготовившись увидеть страшную смерть.

Огонь, сожрав солому за несколько минут, начал с жадностью лизать сложенные под эшафотом поленья. Фужак смотрел на это с надменным и восторженным выражением на лице. Но вдруг оно начало меняться. Лицо аббата вытянулось, глаза сощурились. Никто и не понял, что легкий ветерок, помогавший пламени разгораться, принес с собой тяжелую дождевую тучу. Она совершенно внезапно выползла из-за высокой стены монастыря и ошеломила всех. Тут только все услышали и раскаты грома. Туча тут же скрыла светило и через пару мгновений обрушила плотный серый ливень на замерших от удивления зрителей, судий, салигардов, аббата и несчастных ведьм. Все это произошло так внезапно, что никто из зрителей казни и не думал убегать и прятаться от дождя. Все стояли вокруг помоста, онемев, и с чрезвычайным удивлением наблюдали как, огонь сначала начал утихать, прибитый каплями дым застелился по земле, не успевшее еще как следует разгореться пламя становилось все меньше и меньше, пока совсем не исчезло под обугленными и мокрыми поленьями.

Первыми очнулись знатные дамы. Те, что были в первых рядах, бросились под ближайшие крыши. Забыв о судилище, они в первую очередь спасали свои дорогие платья и прически. На площади остались лишь крестьяне, которым стало интересно, как поведет себя теперь аббат и чем закончиться эта интригующая ситуация. Фужак стоял столбом посреди двора, не боясь лившейся на него воды. Здесь же оставались и все салигарды, наблюдая за тем, как огонь скрывается под почерневшими поленьями, превращаясь в белый и уже совсем беспомощный дым. Только Эйдар с решительным видом подошел к аббату. Но ничего не произнес. Его взгляд был достаточно выразителен и довольно красноречив. А лицо его святейшества даже сквозь сплошной поток выглядело посеревшим, и видно было, как напряжены его скулы. Он и попытки не сделал возразить, когда Бранд направился к эшафоту, поднялся по дымящейся лестнице и снял со столба обмякшее тело принцессы…

Лана очнулась, открыв лишь глаза и боясь пошевелиться. Ее одежда была мокрой и насквозь пропахшей дымом. В том месте, где она сейчас находилась, было гораздо светлее, чем в их прежней темнице. Девушка приподняла голову и сумела разглядеть сырые каменные стены и воткнутый в одну из них чадящий факел. У самого потолка светлело окно. На нем сидела какая-то птица и внимательно разглядывала принцессу. Послышался стон. В углу, где ее едва можно было разглядеть, зашевелилась Асмабика. Лана попыталась подняться, чтоб подойти к ней, но лишь вздохнула глубже, и ее тут же задушил кашель. Некоторое время она не могла даже сдвинуться с места. Когда же она, наконец, сумела сделать несколько шагов в направлении к лежавшему на полу телу дикарки, та уже открыла глаза.

— Тебе… нужно перевязать рану. У тебя… кровь.

— Голова болит, — едва шевеля губами, проговорила Асмабика.

— Не удивительно, — покачала головой ее подруга по несчастью, присела к ней и нахмурилась, осматривая рану:-Наверное, нужны лекарства. Я не знаю… не сумею ничего сделать.

— Тебя никто и не просит…

— Тебе лучше не разговаривать.

— Откуда… ох… откуда ты знаешь?

— Марио говорил, что разговоры отнимают у людей много энергии. Марио, это… — Лана забыла, что Асмабика не знала, о ком она говорит, но та снова закрыла глаза. Но она осталась в сознании, потому что послышалось тихое:

— Так мы не сгорели?

— Нет. Дождь пошел…

— Да мы с тобой везунчики, — она даже нашла в себе силы улыбнуться.

— Да, но опять взаперти. Возможно, Фужак не поверил знамению.

— Кто не поверил? Ты тут освоилась совсем, я смотрю. Ну, еще бы! Как тебе пришлось тут? Туго? Неженка…

— Не разговаривай так много!

— Да не нужно проявлять обо мне заботу!

Дикарка сделала попытку приподняться. Ее лицо тут же исказилось от боли. Она поднесла руку и ощупала рану на своей голове: ладонь окрасилась красным.

— Черт возьми! Кровь все еще течет!

— Тебе лучше поспать, — предложила Лана.

— Да отвяжись ты от меня!

Принцесса опустила глаза, почувствовав обиду:

— Разве нам не нужно держаться вместе и помогать друг другу? Разве мы не в одинаковом положении?

Асмабике все же удалось подняться, она встала на ноги и прислонилась к стене их карцера.

— Ты и тут принцесса или кто там? Княжна, как я слышала. А я и там, — она показала рукой куда-то вверх, имея в виду, наверное, свой дикий космос, — оборванка и преступница, и здесь — ведьма.

— Но ведь и меня считают ведьмой! — возразила Лана.

Дикарка покачала головой, нахмурившись при этом от боли, но вдруг насторожилась, прислушиваясь:

— Не заметила? Там как-то неспокойно.

Лана не прислушивалась до этого, но сейчас и она заметила не характерный для обычно спокойного монастырского подворья суетный шум.

— Что-то происходит.

Девушки не успели сделать даже предположения, как услышали быстрые и тревожные шаги за дверью, лязганье запора, скрип петлиц. В дверном проеме, освещенный большим коптящим факелом, стоял сам рыцарь Бранд.

— К монастырю приближается барон Ульгерд! — выпалил он, едва переводя дыханье, и взял паузу, чтоб отдышаться.

Лана пристально смотрела на него, не понимая, зачем он появился на пороге ее тюрьмы и почему так спешил, идя сюда. А он отдышался и ответил на ее безмолвный вопрос:

— Сейчас здесь будет жарко. Он намерен брать монастырь приступом. Совсем потерял совесть и честь… Тебе можно уйти… убежать сейчас под этот шум…

— Ты меня отпускаешь? — усомнилась Лана.

— Отпускаю, — произнес он, печально и пристально взглянув на княжну де Мадуфас. — Я верю в знамения Салара, а вот наш аббат, боюсь не поверил. Нужно воспользоваться ситуацией. Я выведу тебя сейчас отсюда, пока Ульгерд не окружил нас со всех сторон.

Лана оглянулась на Асмабику. Она стояла, держась за стену, слегка пошатывалась, и не понимала их разговора на эспанском.

— Только тебя, — заметив ее взгляд, уточнил Эйдар с беспокойством.

Принцесса заволновалась. Она прекрасно осознавала, на что идет Эйдар, отпуская ее, чем рискует и чем поступается. Но…

— Времени нет, — сказал салигард, оглядываясь.

— Прости, — тихо сказала Лана и отступила на шаг назад.

— Что? — не понял рыцарь.

— Я не пойду без Асмабики.

Эйдар побелел, сжал губы.

— Она не ведьма. Мы… вместе…

Дверь закрылась. Принцесса вздрогнула от этого звука. Повернулась к дикарке.

— Какой симпатяга, — сказала та. — Что ему было нужно?

— Он… сказал, что на монастырь напали…

— Примчался, чтоб сказать нам это? Что за дела? Что ты так смотришь?

Лана выглядела совсем потерянной.

— Боишься этих захватчиков? Это после того-то, что мы с тобой уже пережили? — с иронией поинтересовалась Асмабика.

— Нет…

— Да что такое?!

Принцесса не могла найти никаких слов, чтоб объяснить ей, зачем приходил рыцарь, и почему так громко хлопнул тяжелой дверью и с таким ожесточением стукнул засовом. Вместо этого, она спросила обеспокоено:

— Я не слышала его удаляющихся шагов… Как думаешь, он все еще здесь? Может быть…

— Что-то не так?

Асмабика подошла ближе, она прихрамывала. Видимо это были последствия падения катера. А может быть и пыток…

— Может быть, мы сумеем воспользоваться этой ситуацией? Может быть, она на руку нам? Ты это хотела сказать? Как-то ты странно выглядишь… Кто этот рыцарь? Что он сказал?

— Это мой знакомый. Я жила в замке. Знаешь… Возможно, я расскажу тебе потом…

— Т-с-с! — Асмабика прислонила палец к губам. — Ты права. За дверью шум, слышишь?

Засов снова загрохотал. Лана заволновалась. Она понимала, что там, за дверью, все это время обдумывалось, прочувствовалось и принималось слишком сложное для воина солнца решение. Это сразу же прочиталось на его лице, как только он снова показался на пороге темницы. Эйдар ни слова больше не произнес. Рыцарь спрыгнул со ступенек, отделявших келью от входа, двумя шагами подскочил к Лане и, схватив ее за руку, повел к выходу.

— Асмабика! Скорее! За нами! — успела только крикнуть принцесса.

ГЛАВА XV

— Сколько же дней меня тут продержали? — спросила дикарка, оглядываясь на стены монастыря, когда они с принцессой были уже на достаточном расстоянии.

— Не останавливайся. Нам нужно достичь леса как можно скорее.

— Постой! Не спеши так. Я за тобой не успеваю.

— Что?

— Да ничего. Не забывай, что я не так здорова и вынослива, как ты, ваше высочество.

— Я тебя прошу, дойдем только до тех зарослей. Мы же как на ладони. Эйдар сказал, что здесь может быть засада барона.

— Эйдар, Эйдар… Те полчаса, что мы с тобой ползем по этой траве, в которой нас ни один черт все равно не заметит, я только и слышу это имя.

— Пожалуйста, поскорее. У меня дурное предчувствие.

— А у меня очень хорошее… Мы на свободе! Нас не сожгут! И все благодаря тому симпатяге, с которым ты целовалась, — говорила запыхавшаяся Асмабика, разрывая руками высокую острую траву.

Лана сделала вид, что не услышала дикарку. Она боялась, что Ульгерд возможно уже добрался и до этого леса. Ведь Эйдар… Эйдар говорил, что барон собрался окружить монастырь. А значит, находясь сейчас вблизи от стен аббатства, они подвергались опасности…

— Я не могу проводить тебя… вас… я должен быть сейчас на стенах, — сказал Бранд, когда им удалось выбраться из монастыря.

Никто даже и не думал охранять в тот момент ведьм, никто и не видел их. Монахи, салигарды, рыцари, приехавшие на казнь, — все должны были быть у тех стен, из-за которых показались нестройные ряды войска барона. Крестьяне из окрестных селений, раньше всех заметив приближение чужаков, ринулись со всем своим семейством и скарбом, что успели захватить, под защиту аббатства. Благородные дамы, крестьянские дети, вся дворовая живность находились в таком паническом беспокойстве, что беглянкам и преступнику совести не составило особого труда пробраться к противоположной стене и выйти через узкую потайную дверь. Он так и сказал о себе: "преступник совести". "Ты ни в чем не виноват, потому что мы не виноваты ни в чем, что нам вменяли в вину", — ответила она ему тогда, у стены, когда они прощались. Он не ответил ничего, думая о чем-то своем, но решил остаться на несколько мгновений, пока они смогут удалиться на достаточное расстояние от стены. Лана не хотела оглядываться, уговаривала себя, ускоряя шаг, но что-то ее остановило. Они ведь больше никогда не увидятся. Девушка обернулась и побежала назад, туда, где продолжал еще стоять Бранд. "Я очень обязана тебе и благодарна. И еще помню, что за мной остался долг. Я не смогла вовремя отдать его победителю турнира", — произнесла она, подбежав к нему, и, совершенно не дав ему ни опомниться, ни удивиться, поцеловала в губы. Задержалась лишь на пару мгновений. И все. Потом ни разу не оглянулась. Уже было нельзя. Невозможно…

— Давай все-таки переведем дух, — почти взмолилась ее спутница, когда они достигли леса.

— Да, конечно…

Они остановились. Асмабика прислонилась к дереву, и принялась усиленно растирать пораненную ногу. Лана стала оглядываться и прислушиваться. Кажется там, у стен монастыря шел бой, слышались голоса, но возможно, это только казалось, ведь они были уже достаточно далеко. Здесь же, в лесу, стояла тишина. Даже птицы спали в такой жаркий и томный полдень.

— Все тихо. Как тебе кажется? — спросила она на всякий случай у дикарки.

— Здесь мы в безопасности. В сравнении с темной кельей и эшафотом, это просто райский уголок. Даже твари лесные не в счет в случае чего, — ответила та. — Только вопрос теперь такой: куда мы дальше? У тебя есть куда податься на этой планете?

— Нет…

Лана выглядела растерянной. И это было понятно. Она снова оказалась перед трудным выбором. Пойти с Асмабикой, той, которая хотела ее убить, по чьей вине она оказалась в этом незнакомом мире, с той, кто ненавидел ее люто еще некоторое время назад, пойти с ней и снова оказаться в плену. Или… остаться на свободе, которая ничего не обещала и сулила лишь опасности и в итоге смерть либо от когтей и клыков диких зверей, либо от стрел воинов Ульгерда, либо на костре, вновь устроенном одержимым Фужаком.

— Я ничего не знаю… ничего не понимаю, — устало промолвила принцесса и опустилась на землю.

— Только не надо рыдать, — презрительно молвила космическая дива. Она снова начинала обретать свою былую уверенность и чувствовать себя хозяйкой ситуации. Но почему-то тон ее вдруг смягчился: — Ты ведь… вроде бы… меня спасла… Я тебе… обязана жизнью.

— Я не стану плакать, — успокоила ее принцесса, обреченно опуская голову. — Я просто очень устала… Так устала… Неужели это моя жизнь? Я словно со стороны за ней наблюдаю.

— Твоя, — заверила ее дикарка. — И моя тоже. От кого еще так может нести дымом, как не от нас с тобой, чудом избежавших костра. У тебя даже подол подпалился…

— Словно и не со мной все это было…

Асмабика тоже уселась на траву. Вид у нее был нерешительный и озадаченный. Но принцесса не замечала этого и не могла собрать свои мысли в хоть какой-то, хотя бы призрачный, кажущийся порядок. Словно сам воздух этой совсем дикой планеты действовал на нее таким образом. Или сердце, вдруг ставшее беспокойным, мешало сосредоточится. Или что-то еще… Ее высочество не могла сейчас ни оценить свое состояние, ни дать ему определение. Ей помогла дикарка:

— Ты плохо выглядишь. На тебе лица нет. Какая-то растерянная и испуганная. Впрочем, неудивительно. Мы ведь только что с эшафота…

— Да, ты правильно сказала. Я боюсь. Я не могла понять…

— Мне кажется, ты бредишь к тому же, — не поняла Асмабика.

— Так плохо, когда все так непонятно, — сокрушенно покачала головой принцесса.

— Ну… я попробую тебе помочь.

Дикарка поднялась на ноги, огляделась. В лесу стояла тишина, только ветер, едва слышно шелестел в вершинах огромных исмирадских деревьев. Она задрала голову, словно захотела заглянуть за их кроны.

— Сложно теперь понять, насколько далеко нас увезли от нашей базы. Но судя по климату все же не за сотни километров. Так что у нас есть надежда добраться до своих.

Лана уныло взглянула на свою подругу по несчастью и грустно улыбнулась:

— У тебя есть надежда добраться до своих. А у меня нет своих здесь… Совсем никого… Теперь… И тебе нужно уходить прямо сейчас, пока светло. Вон в ту сторону.

Принцесса указала рукой в направлении густой лесной чащобы, а Асмабика по инерции оглянулась туда.

— Откуда ты знаешь, где наша база? — усомнилась она.

— Я ориентируюсь по солнцу. Будешь идти на северо-запад, набредешь на знакомую местность, так или иначе.

— Ты голову мне морочишь?! — догадалась Асмабика и недоверчиво усмехнулась. — Хочешь избавиться от меня скорее? Ты ведь пропадешь без меня, неженка! Тебе никогда…

— Ориентироваться по солнцу научил меня один мой знакомый… Когда-то давно… Астрономические законы одинаковы на всех обитаемых планетах, — перебила ее Лана и тоже поднялась на ноги и взглянула на дикарку очень пристально. — Ты ведь понимаешь, что я не могу вернуться на твою базу. И ты уже не сможешь меня заставить.

— Ну, хорошо, — сощурилась та и сложила на груди руки. — Куда же ты намерена идти? Что тебя может ждать в этом варварском даже с моей точки зрения мире? Забредешь в деревню, — думаешь, примут тебя эти грязные и вонючие оборванцы? Лучшее, что может тебя ждать, смерть от камней, которые они будут в тебя кидать, и клыков их псов. А в худшем случае станешь наложницей какого-нибудь местного барона, если он, конечно, не решит снова, что ты ведьма, из-за твоей внешности и отсутствия внятной легенды о происхождении. И тогда сама понимаешь…

— Перестань! Неужели ты думаешь, я сама этого не понимаю? Но тебя не должна беспокоить моя судьба. Уходи поскорей, разыщи своих!

— А что я скажу Александру?

Асмабика и сама осеклась, произнеся последнюю фразу, и тут же догадалась, кажется, о преимуществах, которые обретает, оставляя принцессу на растерзание диким зверям или местным жителям.

— Для принца я умерла. Разбилась при падении катера, — совершенно спокойно и даже как-то надменно произнесла ее высочество Вивия-Мелания и, отвернувшись, стала смотреть в сторону далекого, почти совсем скрывшегося в надвигавшемся тумане, монастыря.

— Так ты думаешь обо мне, ваше высочество! — обиженно и с язвительной ноткой произнесла Асмабика после некоторого молчания. — Как о наглой простолюдинке, которая… которая не умеет или не хочет быть благодарной. А я вот не хочу, может быть, оставаться в долгу перед такой сановной особой!

— О чем ты? — спросила принцесса не оборачиваясь. — Нет никаких долгов!

— Разве я не обязана тебе жизнью и свободой?

— Мы обе обязаны Эйдару…

— Ах, Эйдар! Благородный рыцарь, герой твоих детских мечтаний! Но ему было совершенно наплевать на меня, если бы не ты. Думаешь, я не догадалась, почему он не сразу нас выпустил?..

Асмабика с явной неохотой говорила все это. Наверное, ее разбойничья гордыня препятствовала тому, что бы просто признать, что кому-то обязана жизнью. Тем более этой девушке, на кого еще совсем недавно таила такую лютую ненависть. А Лана ее и не слышала, изо всех сил напрягая свое и без того безупречное зрение.

— Они взяли монастырь! Он горит! Посмотри! А я-то решила, что это туман!

— Ну и что? — пожала плечами дикарка, но все же посмотрела в ту же сторону. — Главное, что б вон тот отряд, что сверкает там латами, не направлялся в нашу сторону.

— А ведь… так и есть! Они двигаются!

— Уходим! Они будут здесь очень скоро!

— Может быть, они повернут?

— Не стоит, я думаю, проверять твою догадку. Лучше отойти в лес. И вообще пора подыскивать место для ночлега. Что-то стало темнеть быстро.

Асмабика почти ухватила Лану за плечо и потащила в глубь леса.

— Смотри под ноги! — пробурчала она недовольно, когда принцесса вырвалась и пошла самостоятельно. — Твое некогда шикарное платье будет здорово мешать тебе идти.

Темнота и действительно надвигалась очень быстро. У дикарки было огниво, и они вполне могли бы соорудить себе по факелу и не идти почти на ощупь по бурелому, если бы не рисковали быть замеченными. Ни та, ни другая в этот момент и не думала о том, что в этом лесу, кроме людей могли быть не менее свирепые и беспощадные хищные звери или что-то еще из местной флоры и фауны, что могло бы погубить их. Они обе были слишком усталыми и слишком поглощенными каждая своими собственными тяжелыми мыслями, чтоб позволить себе роскошь думать еще и о подобной опасности. Потому-то для них обеих стал совершенной неожиданностью грозный предупреждающий рык из ближайших кустов.

— Не останавливайся! — прошипела Асмабика оторопевшей принцессе и толкнула ее вперед.

Они весьма ускорили шаг, а когда услышали треск ломающихся позади веток, пустились напролом и на удачу, почти не замечая преград в виде едва заметных в сумраке низких кустиков, тонких деревьев с белесыми, как сам этот сумрак, стволами и переплетения корней под ногами.

— Кажется, отстал, — задыхаясь, предположила Асмабика, когда принцесса в очередной раз упала и не смогла уже подняться от изнеможения.

— Если это был медведь, местная разновидность, то для него главное было прогнать нас со своей территории, — прошептала Лана. — Возможно, он дальше не погонится за нами.

— Удивительно, — и вовсе не удивленным познаниями принцессы, а скорее утомленным тоном изрекла дикарка и легла на землю.

— Т-с-с!

Какое-то время они лежали на бледном травяном покрове голова к голове, старательно прислушиваясь к лесным шумам и пытаясь унять прыгающее дыханье. И лишь убедившись в том, что вокруг больше не слышно ни рычания, ни потрескивания веток, ни прочих недовольных звуков леса, Асмабика поднялась и осмотрелась. Стало уже совсем темно еще и потому, что они оказались на дне небольшого оврага, который очень удачно скрыл их. По краям этого даже не оврага скорее, я очень большой ямы, росли какие-то пушистые деревца, а дно было покрыто мягкой травой и мхом.

— В нашей ситуации — идеальное место для ночлега, — резюмировала Асмабика. — Можно даже костер развести, чтоб зверюги не совались.

Она посмотрела на принцессу, которая тоже поднялась и теперь выпутывала свой тяжелый от сырости плотнотканный подол из сплетения то ли веток то ли корней, и, усмехнувшись, поинтересовалась:

— Ты, может быть, еще и костры умеешь разводить, ваше высочество?

— Не умею, — честно призналась та и добавила: — А как пить хочется! Хоть бы ручей какой-нибудь поблизости.

— Неужели бы стала пить воду из ручья, принцесса? Там же полно всяких микроорганизмов! Да и вообще: если сейчас выпить воды, любой, с организмами или без них, нестерпимо захочется есть. Ты когда в последний раз питалась? А?

— Не помню. Но я так устала, что могу уснуть и голодной.

Костер развести не получилось. Надвигающаяся ночь принесла с собой влагу, оросившую все ближайшие кусты, ветки и корни, а так же холод и беспокойное чувство постоянной опасности. Дикарка не могла уснуть и потому вызвалась покараулить сон принцессы, у которой уже закрывались глаза.

— Спи, — сказала она, — если сможешь. Скоро будет очень холодно. Так что засыпай, пока совсем не похолодало.

— А ты?

— Кто-то один должен бодрствовать. Хищники по ночам, наверное, не спят…

— Асмабика….

— Да ладно уж! Поговорим завтра… Я, честное слово, не знаю и сама, что мне теперь с тобой делать, — махнула рукой дикарка.

Принцесса положила голову на влажную мшистую кочку и съежилась, пытаясь хоть как-то согреться и немного успокоиться. Но почему-то в нее вдруг вселилась эта неоправданная, ничем неоправданная уверенность в своей спутнице. То, что Асмабика не бросит ее сейчас на съеденье зверью, не оставит ее спящую среди ночи, она осознавала так же четко, как и то, что сон одолеет ее сразу же, как только она сомкнет веки.

Ночь со всем своим холодом и страхами окончательно опустилась на тот лес, где скрывались беглянки. Наступила тишина, та пугающая тишина в темноте, где каждый звук становится почти осязаемым из-за неожиданности и таинственности, когда невозможно определить его природу и то, насколько он опасен. Черноволосая девушка, гордая и дерзкая, преступница и захватчица, находилась сейчас среди этой дикой тишины, готовой поглотить и ее и ту, из-за которой она оказалась на этой планете. Асмабика сидела неподвижно, стараясь не прислушиваться, не вздрагивать и не плакать. А слезы именно сейчас, именно в этот момент вдруг подступили к ее глазам. Она боялась моргнуть, чтоб предательская влага не пустилась по щекам, боялась шмыгнуть носом и разбудить принцессу. И просто боялась. Этой планеты, этой тишины и этого леса. Эту минутную слабость, почти роскошь, она, наконец-то, могла позволить себе сейчас, когда ее никто не мог слышать и видеть… Она сидела, не двигаясь, обняв колени и дрожа от холода.

— Ничего, — произнесла она, наконец, почти беззвучно, — и не из таких переделок выбиралась живой…

Их утро началось еще до рассвета. Из черной ночь превратилась в серую, но восток еще даже не порозовел, когда Асмабика, задремавшая, в конце концов, прислонившись к торчавшей из мшистой лесной подстилки коряге, вдруг очнулась, вздрогнув от какого-то нового звука. В тот же момент открыла глаза и Лана. Она вскочила, но наткнулась на предостерегающий жест дикарки и застыла, не понимая еще окончательно, что происходит.

— Тут рядом кто-то ходит, — едва сумела прочитать она по губам воительницы.

— Кто? — так же беззвучно спросила принцесса.

Асмабика не ответила ничего, откуда ей было знать. Одно только она поняла совершенно определенно: это были люди. Они разговаривали где-то там наверху, над их головами, у края оврага. Несколько, судя по тембру голоса, мужчин, что-то встревожено обсуждали. Теперь и Лана слышала их голоса, проснувшись уже окончательно. Но она не могла понять, о чем шла речь: язык был ей незнаком. Если бы это были воины барона Ульгерда, то они говорили бы, наверное, на том же наречии, что и весь окрестный люд. Но это был кто-то другой. Когда послышалось шуршание кустов и голоса стали удаляться, Лана сказа об этом Асмабике.

— Нам-то с тобой какая разница!? — почти огрызнулась та. — Ты же понимаешь, что для нас любой опасен, хоть человек, хоть зверь. Чужие мы тут.

— Тише!

Дикарка взглянула на Лану исподлобья и вздохнула, словно вспомнила о какой-то проблеме. Они все еще опасались громко говорить и даже шевелиться. Возможно, их все-таки могли заметить и теперь прислушивались. Только когда успокоились птицы в ближайших кустах, перестали взволнованно и недовольно свистеть, потревоженные недавним человеческим присутствием, Асмабика осторожно приподнялась, вползла на край оврага и осмотрелась. Убедившись, что ни единой живой души вокруг не было ни слышно, не видно, она кивнула принцессе.

— О чем ты сейчас думаешь? — спросила она, когда взобралась наверх.

— О еде.

О том же сразу же подумалось и Лане. Она даже решила, что возможно уже и не так страшно оказаться сейчас снова среди друзей Асмабики, в их хижине, где было по крайней мере вдоволь еды и питья. В конце концов, и эта чужая планета ее не так сильно пугала, как раньше, хотя как и прежде оставалась чужой и враждебной.

— Куда мы отправимся сейчас? — задала она снова вопрос.

Дикарка перестала всматриваться в предрассветную дымчатую чащу и взглянула на свою спутницу.

— Почему ты меня спрашиваешь? Кто решил, что я главная?

— Это нужно решить? Что если я просто попрошу тебя взять на себя эту обязанность? Раз уж так случилось…

Асмабика что-то хотела ответить, но только снова вздохнула и, отвернувшись, стала осматривать окрестные кусты, потом мох прямо пред собой.

— Километров десять-пятнадцать, — пробубнила она через некоторое время молчания.

— О чем ты?

— Расстояние… Если то сооружение, что мы видели с тобой пролетая, и есть этот проклятый монастырь, то до нашего лагеря километров пятнадцать, максимум двадцать.

— Думаешь уже можно двигаться? Безопасно?

— Немного погодя… А ты… что же надумала со мной?

— А у меня есть выбор? Сама же говорила…

— Интересно, искали ли меня… нас… хоть кто-нибудь…

Девушки снова спустились на дно оврага, чтоб дождаться утра, а заодно убедиться в том, что поблизости нет тех людей или каких-нибудь других.

— Ты имеешь в виду салигардов? — спросила принцесса вспомнив о последней фразе своей спутницы. — Вряд ли им было до нас. Да и до сих пор…

— Я имею в виду вовсе не этих оголтелых солнцепоклонников, — перебила ее Асмабика. — Я имею в виду Александра.

— Принц? Думаешь…

Принцесса замолчала на полуслове, решив, что не стоит сейчас заводить разговор о муже и особенно высказывать сомнения относительно его готовности броситься на поиски и помощь. С тех пор как они знакомы с этой космической бандиткой, ничем хорошим подобные разговоры не заканчивались. Но Лана совершенно не понимала, как можно было всерьез полюбить такого человека, как ее муж, самодовольного, высокомерного и, как выяснилось ко всему прочему, еще и предателя и заговорщика. Поразмыслив над этим, пока они сидели молча, дожидаясь рассвета, она пришла к выводу, что возможно именно эти его нелицеприятные качества и привлекали Асмабику в принце. Ведь он был еще и безупречно красив, а восхитившись им, представительница дикого космоса вполне могла принять высокомерие — за смелость, а самодовольство — за внутреннюю силу. А впрочем… Впрочем эти качества, которые так импонировали принцессе и которые она не могла не заметить в том, которого считала несравнимо лучше Александра, эти качества могли совершенно быть безразличны Асмабике. Да и потом, как говорила ее мама, вопрос "за что" в любви неуместен.

Дикарка впервые за долгое время оторвала взгляд от мха под своими ногами и посмотрела наверх. Верхушки деревьев осветились желтым сиянием: всемогущее светило проснулось. Ни произнося ни слова и даже не взглянув на Лану, она принялась взбираться по склону оврага наверх. Принцесса так же молча последовала за ней. Молчание было нарушено лишь после того, как беглянки убедились в своей относительной безопасности: ни людей, ни заметных следов их пребывания не было видно.

— Ты не так уж долго пробыла на этой планете среди туземцев, но успела, однако, многому от них нахвататься, — заметила Асмабика.

— Что ты имеешь в виду?

— Язык выучила, обычаи… Наряд этот на тебе… Да ко всему прочему еще и влюбилась в рыцаря. Ха! И что ты только в нем нашла? Он же дикарь! Грязный вояка!

Лане очень захотелось в этот момент задать ей встречный вопрос об Александре, но она снова сдержалась, только сказала:

— Нам нужно принять немного левее, иначе мы можем выйти не туда, куда надо.

Асмабика шагала чуть впереди, но не остановилась и не обернулась на принцессу, лишь констатировала с притворным спокойствием:

— Вот и ориентируешься ты свободно на этой планете, словно прожила здесь всю жизнь. Когда ж ты успела?

— Это не так уж и сложно, если знать основные принципы, — ответила Лана.

— Откуда ты знаешь эти принципы? — все тем же тоном продолжала спрашивать впередиидущая. — Неужели это входит в обязательную программу великосветского образования? Вот уж не думала.

— Ничего подобного в эту программу не входит. Я изучала дикие миры по собственной инициативе. К тому же у меня был очень хороший учитель.

— Не сомневаюсь…

— А с чего ты взяла, что я влюбилась в Эйдара?

— А разве нет?

— Ты ведь этого знать не можешь.

Тут Асмабика наконец-то обернулась и даже чуть замедлила шаг:

— А ты вообще когда-нибудь в своей жизни влюблялась?

— Нет, — растерянно промолвила Лана и едва не споткнулась.

— Откуда тогда ты можешь знать?

Принцесса ничего не ответила. А Асмабика вдруг остановилась:

— Ты скучаешь по нему? Хочешь его снова увидеть? А целоваться с ним тебе понравилось?

Лана отвела глаза:

— Идем лучше…

Дикарка усмехнулась и снова быстро зашагала, огибая кусты. Только бросила, заканчивая щекотливый разговор:

— Если на все эти вопросы ответишь положительно, значит влюбилась. И нечего тут размышлять и раздумывать. Нашла над чем…

Некоторое время после этого путницы шли молча, сосредоточась на дороге, действительно непростой, порой просто непроходимой, пересеченной оврагами, буреломом, колючими кустарниками. Да и дорогой-то этот путь не был, а просто заданным направлением. Лане мешал длинный подол, поэтому она отставала и иногда даже теряла дикарку из виду. Они уже очень далеко углубились в незнакомый лес, и поскольку за высокими и плотными кронами солнца было не разглядеть, стало тяжелее ориентироваться. С трудом вытаскивая полотнище подола из очередных зарослей, Лана наткнулась на дикарку.

— Ну все! Так нельзя! — вымолвила она запыхавшись.

— Что?

— Я сейчас умру от голода. Пить хочется ужасно, и к тому же я уже не знаю, куда идти. Кругом сплошной лес. Да и нога, как назло опять разболелась!

— Как думаешь, сколько мы прошли?

— Километр или два — максимум.

— Мне показалось больше.

— Тебе показалось. Если бы мы шли не по пересеченной местности, то наверняка было бы больше. Но дальше мы точно не протянем… Нужно что-то придумать.

— Что?

— Знать бы, что в этом лесу можно есть…

— Ты ведь не стала бы убивать животных?

— Отчего же не стала бы?! Не умею! Да и нечем…

— Нам надо идти, — спокойно произнесла Лана и шагнула вперед.

— Куда?!

Асмабика продолжала оставаться на месте. Принцесса обернулась.

— Так или иначе, нам не найти с тобой в этом лесу ни крышу, ни еду, ни защиту.

Больше она не оборачивалась, просто зашагала туда, где по ее предположениям должен был расположиться лагерь когда-то ей так ненавистный. Лана знала, что дикарка идет теперь за ней, и они поменялись ролями. Теперь она — сильней, мудрей и знает, куда идти. Или думает, что знает. Только вот кое-что ей очень мешало. Она остановилась, наклонилась и двумя резкими движениями оторвала кусок от своего подола. Теперь можно было идти быстрее и решительнее. Дикарка догоняла ее.

ГЛАВА XVI

— Запах дыма. Где дым — там и огонь.

— Значит это не лагерь?

— Я узнаю местность. Смотри вон туда: за тем холмом наверняка уже можно увидеть озеро. Лагерь там. Но в этом лесу я не была никогда.

— А селения местных были поблизости?

— Конечно, не было!

— Тогда что это за дым?

Теперь дым стал заметным. Сменивший по все видимости направление ветер принес его в ту сторону, де прятались беглянки. Но запах у этого дыма был совсем не такой, к какому Лана уже успела привыкнуть, живя в замке Даберта, запаху горевшей древесины, смешанному с ароматными, а иногда не слишком запахами кухни. Этот дым пахнул чем-то не слишком вяжущимся с окружающей дикой природой, чем-то неорганическим и приторным, отчего начинали слезиться глаза.

Асмабика пожала плечами.

— Из лагеря, возможно… Хотя… Что там может гореть?

— А это что!? Смотри!

Из-за того самого холма, за которым должно было располагаться озеро, вдруг показалось крупное животное.

— Это конь. Боевой конь и он оседлан, — сказала Лана, высунувшись из-за своего укрытия и рассмотрев как следует это неожиданное явление.

Животное вело себя беспокойно, оно было напугано, взбрыкивало и издавало надрывистые звуки, то останавливалось, вскидывая большую голову и шевеля ушами, то отскакивало в сторону, готовое сорваться с места в любую секунду.

— А где всадник? — насторожилась Асмабика. — Что-то мне это совсем, совсем не нравится.

— Всадник мертв.

Теперь и дикарка заметила, что конь волочет за собой мертвое тело, нога которого запуталась в стремени. По всей видимости, в таком положении и конь, и его несчастный всадник пребывали довольно давно. То, что поневоле волочило за собой испуганное животное, уже с трудом можно было назвать человеческим телом. Это можно было определить лишь по остаткам одежды и позвякиванию сорванных лат.

— Да что здесь творится?!

— Похоже, здесь недавно побывал кто-то из местных.

— Неужели они обнаружили лагерь? Мы специально искали место… Вероятность обнаружения… практически исключалась! К тому же посты, радары… Что за дьявольщина?!

— Может быть, стоит подойти ближе? Проверить?

— Дураку же понятно, что что-то произошло. Лучше не соваться.

— Возможно, все уже закончилось, и кто-то остался в лагере из тех, кто может нам все объяснить. И вообще… так или иначе… там возможно осталась какая-нибудь еда…

— Идем!

Лес был достаточно плотным для того, что бы скрыть их медленное и осторожное продвижение. Идти было сложно, но зато ни один всадник или облаченный в тяжелые латы рыцарь не смог бы ни пройти, ни тем более проехать по такой чащобе. Они вышли к лагерю именно на то место, которое когда-то наблюдала Лана из круглого окна своей тюрьмы, на огороженный низкой металлической оградой дворик, на котором когда-то стоял их древний катер. Каким страшным и чужим казался тогда ей этот лес. А теперь она чувствовала себя более спокойно, находясь под его защитой.

Они прислушивались. Лес шумел, чирикали птицы, но ни из построек, ни откуда-нибудь рядом с ними не раздавалось ни единого звука, ни скрежета, ни скрипа, ни стука, ничего, что могло бы сопровождать хоть какое-то человеческое присутствие. Металлические постройки, конечно не могли гореть, горела трава рядом с ними, тлели пластиковые детали, валявшиеся во дворе, источая едкий черный дым. Все говорило о том, что нечто опустошающее, разрушающее и сжигающее все на своем пути не так давно побывало здесь. Но поверженных человеческих тел тоже нигде не было видно. Девушки обходили место недавнего побоища, пытаясь хотя бы по каким-то приметам понять, что же произошло.

— Корабль! — вдруг вскрикнула дикарка.

Выйдя из-за угла, она не увидела на своем привычном месте их ржавую посудину.

— Они улетели? — совсем не удивилась Лана, и они обе побежали к месту недавней стоянки.

— Похоже…

В разрушенном лагере не осталось ни единой живой души. Не было и мертвецов. Лишь неподалеку на еще несгоревшей траве они заметили следы крови.

— Как думаешь, нам небезопасно здесь оставаться? — задала вопрос Лана, рассматривая место схватки.

Асмабика осмотрелась вокруг, сощурившись от дыма и гари, продолжавших окутывать разрушенный лагерь, и слегка покачнулась, потому что у нее закружилась голова.

— Заглянем во внутрь. Попробуем поискать что-нибудь съестное.

Обстановка внутри постройки выглядела ни чуть не лучше. Следы хаоса и очень поспешных сборов и паники были повсюду видны и здесь.

— Здесь было оружие? — спросила Лана.

— Было. И на корабле, и здесь, — она заглянула в какую-то конуру под лестницей, предварительно оттащив от двери сломанный пластиковый стол и несколько ящиков из-под напитков. — Теперь его нет.

— Вряд ли дикари могли забрать его. Они не поняли бы ни его предназначение, ни то, как оно действует.

— Несомненно. Весь боекомплект забрали, отключив систему безопасности. Это точно не варвары, а мои орлы сами.

— Тогда почему же они им не воспользовались?

— Откуда ты знаешь? Может быть, воспользовались.

— И не смогли устоять против стрел и мечей?!

— Что-то тут не сходится, это точно. Но не хочу сейчас размышлять об этом. Загляни-ка в холодильник.

— Куда?

— Это такой ржавый ящик в углу. Он просто открывается. Хотя судя по тому, какие здесь жирные крысы снуют, нам с тобой мало что достанется.

На их счастье в железном ящике осталось несколько коробок с консервами, да и очиститель воды все еще работал. Освещения не было, так что с наступлением вечера все снова начало погружаться в темноту. Уверенности в том, что они могут остаться здесь и провести ночь в полной или хотя бы в относительной безопасности, совершенно не было. Оружия и дверей, которые могли бы хоть как-то запираться, также не имелось. Еды и питья — жалкие остатки. Но насытившись и утолив жажду, принцесса и простолюдинка погрузились в хоть и временное, но спокойное и умиротворенное состояние. Хотя бы совсем не надолго можно было позволить себе не думать о том, в каком плачевном положении оказались они вместе. Так не хотелось сейчас прислушиваться к звукам, раздававшимся по ту сторону металлической стены их хижины, разговаривать, размышлять, что-то придумывать, искать выход. Каждая знала, что это состояние продлится совсем недолго, но погружалась в него. Асмабика отвалилась на спинку стула и закрыла глаза, а Лана отвернулась к окну, где за последние полчаса пейзаж не изменился нисколько. Она безучастно обводила взглядом безжизненный вид этого недавно еще обитаемого лагеря, но не в силах была прогнать хоть на мгновение мысли о своей дальнейшей судьбе.

— Ты когда-нибудь думаешь о своем будущем? — спросила она вдруг некоторое время спустя.

Асмабика встрепенулась, открыла глаза.

— Что?! Ты кого-то увидела? — спросила она рассеянно.

— Ох, прости! Я не хотела тебя разбудить!

— Что случилось?

— Я думала, ты просто прикрыла глаза. Разве можно уснуть сидя?

— Еще как можно! Практика нужна, — вздохнула дикарка и встала из-за стола. — Ну, правильно сделала, что разбудила меня. Я не хотела засыпать. Здесь все-таки опасно.

— Думаешь, нам нужно уйти?

— Пока не знаю. Да и куда? Меня наверняка похоронили уже. Да и тебя заодно. А иначе бы они не улетели.

— Мне кажется, им удалось покинуть лагерь раньше, чем здесь появились местные.

— А откуда следы крови? Труп, привязанный к лошади?

— Но возможно ли предположить, что они, обладая мощным оружием, испугались туземцев с их стрелами и копьями, и поэтому решили покинуть лагерь?

— Да, — согласилась дикарка, — Тогда возможно они просто решили, что им тут больше нечего делать. Или получили приказ.

— Приказ… от принца?

Асмабика подошла к дверному проему, пребывая все в том же задумчивом состоянии, нахмурилась, разглядывая изъеденный насекомыми порог. Лана тоже поднялась со стула и направилась к выходу, но в этот момент что-то заставило ее вздрогнуть: тихий свистящий звук и удар о стену. Дикарка отпрянула от двери, и тут только принцесса заметила вонзившуюся в дверной косяк стрелу. Ее наконечник плотно засел в железный лист. Обе девушки метнулись за стены и затаились. Но было уже поздно. Послышался топот. К хижине приближались всадники и очень быстро.

Асмабика первой бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Теперь и Лана вспомнила, что там было окно. Оно могло бы стать их спасительной лазейкой. Если успеть.

Еще несколько стрел вонзились в пластиковые перилла, и одна из них совсем близко от принцессы. Она испугалась, и одна нога ее соскользнула со ступеньки. На пороге в тот же момент возникла тень. Град стрел иссяк, но на смену ему пришел лязг кольчуг нескольких рыцарей. Это длилось лишь мгновенье. Асмабика открыла дверь, ведущую в кладовую, но тут же отпрыгнула, наткнувшись на злой блеск кольчуги: их окружили. Двое рыцарей проникло через то самое окно, которое должно было спасти их. Она машинально метнулась назад, но увидела, что над упавшей на лестнице принцессой уже угрожающе нависал меч.

— Пусть поразит меня молния, если это не те самые ведьмы, которых собирался казнить Фужак, — сказал один из вошедших.

В хижину тут же набилось около десятка вооруженных вояк, больше похожих на крестьян, и загалдели на менее понятном для принцессы языке. Видимо им стало интересно взглянуть на настоящих ведьм.

— И стоило тащиться нам всем, храбрые воины, для того, чтоб захватить двух девчонок, — сокрушенно спросил тот рыцарь, что стоял наверху и держал за плечо Асмабику.

— А если они настоящие ведьмы? — спросил другой.

— И все же спрячь-ка свой меч, Идель, не пристало нам воевать с женщинами, — тоном повелителя промолвил его сеньор.

Идель не сразу и не хотя, но все-таки подчинился и убрал оружие.

— Как скажешь, Ульгерд! Тебе виднее, — не слишком почтительно отозвался он.

Услышав это имя, Лана подняла голову, чтоб рассмотреть того, о ком так часто слышала в замке Даберта. В их убежище было темно, и черт лица было не рассмотреть. Но и по голосу и по манере держаться и говорить, принцесса могла понять, что его враги давали ему не совсем верную характеристику, называя его трусливым, продажным и бесчестным. Перед ней стоял человек гордый и возможно честолюбивый, но его точно нельзя было назвать трусом.

— Кто из вас княжна де Мадуфас? — спросил барон, обращаясь к девушкам.

Асмабика хмыкнула.

— Ты? — обратился он к ней. — Что-то не очень похожа на благородную.

— Чего он лопочет? — все еще усмехаясь, спросила дикарка, обращаясь к Лане. — Думает, я его понимаю?

Принцесса поднялась на ноги, оглянувшись на стоявшего над ней воина. Он не стал препятствовать.

— Я княжна де Мадуфас, — сказала она. — Что вам от нас нужно? Мы пленницы?

Барон сощурился, рассматривая принцессу. Ему тоже не хватало освещения. Поэтому, слегка толкнув Асмабику, чтоб она шла впереди него, он стал спускаться по лестнице. Подойдя к Лане, он остановился и внимательно посмотрел на нее. На правой щеке его она заметила узкий, но длинный шрам, отчего его глаз был слегка прикрыт, а угол рта застыл в вечной усмешке.

— Да. Брат так тебя и описывал, — произнес он и направился к выходу, больше уже не трогая Асмабику.

— Что тут происходит? — занервничала она. Барон отпустил ее руку и вообще перестал обращать на нее внимание.

— Ответьте на мой вопрос, — решительно повернулась принцесса и даже сделала шаг вслед за Ульгердом.

— Нет, ты не в плену, — обернулся он, уже выйдя за порог. — И все-таки тебе придется последовать за нами.

— Почему же, если я не в плену?

— А тебе есть еще куда пойти?

Дожидаться ответа он не стал и зашагал к группе спешившихся рыцарей неподалеку. Лана, слегка ошарашенная последней фразой барона, остановилась на пороге. Дикарка подошла к ней и шепнула на ухо:

— Мне кажется, у нас есть возможность улизнуть. Не очень-то они нас стерегут.

— А стоит ли? И куда?

— Ты что?!

— Мы не пленницы. Но нам предлагают отправиться с ними.

— Ты с ума сошла?!! Это же варвары!

— Тише! Не горячись. Раз уж мы с тобой оказались на этой планете, то может быть стоит хоть как-то приспособиться, чтоб… не погибнуть.

— Что-то ты не договариваешь? Ты вспомни: они едва нас не убили, и они же, возможно, напали на монастырь!

— Они убили бы нас первыми же стрелами, если в этом была задача! Но заметь: ни одна из стрел не достигла цели, и не случайно, — нахмурилась Лана, — К тому же он упомянул о каком-то брате, который якобы знает меня. Они не собирались нас убивать, успокойся.

Принцесса направилась к Ульгерду, чтоб снова задать ему свои вопросы. Но от группы ратников отделился один и преградил им дорогу. В руках у него были две черные повязки.

— Вы не должны знать дороги к нашему лагерю, — сказал он.

У барона нашлась только одна свободная лошадь, поэтому девушек усадили на нее вдвоем. Животное вело себя достаточно смирно, но Асмабика, никогда в своей жизни не ездившая верхом да еще с плотно завязанными глазами, едва держалась. Она так сильно хваталась за руку принцессы, что наверняка оставляла на ней следы в виде живописных синяков. Лана ничего не говорила ей, хотя и испытывала некоторые неудобства. Еще одно путешествие с завязанными глазами в ее жизни вряд ли можно было назвать комфортным. Ничего подобного ни она, ни ее подруга по несчастьям, и не ожидали. Но обе были благодарны провидению за то, что остались в живых.

Один из рыцарей вел под уздцы их лошадь медленно и даже осторожно, но тем не менее не отставая от своих. Сдержанный разговор воинов Ульгерда, их оруженосцев и слуг Лана могла слышать, но почти не разбирала слов. Они разговаривали на каком-то ином диалекте.

Девушки ехали позади всего отряда, это было понятно по человеческим голосам и лошадиному ржанью, раздававшимся где-то чуть впереди. Иногда разговоры рыцарей разбавлялись их громким нескромным гоготом, звоном металла, шумом ветра, тревожным звоном воды…

— Это река, — тихо сказала Лана и вздрогнула, когда резвая речная волна коснулась ее ног.

— Горная река, — уточнила Асмабика. — Держись крепче, кажется мы ее будем форсировать…

Их лошадь заметно занервничала, вступив в ледяной бурлящий поток. По ее спине пробегала дрожь. Она даже принималась взбрыкивать, чем приводила Асмабику в ужас. Звенящие воды перекрывали голоса идущих впереди рыцарей. На какое-то время Лане даже показалось, что они остались одни посреди бегущего потока. Если бы их лошадь не продолжала двигаться, влекомая своим поводырем, то девушки решили бы, что их бросили. Но животному совсем не нравилось колючая и бурлящая вода, оно упиралось, пытаясь вскинуть передние ноги. Не помня себя и стараясь не упасть Асмабика, так крепко вцепилась в плечо принцессы, что той стало больно. Но она не реагировала, и сама едва держась в седле. А когда вода коснулась морды лошади, несчастное животное вдруг внезапно завалилась на бок.

— Асмабика! Держись! — успела крикнуть Лана и сама что было сил ухватилась за уздечку.

Но дикарка не смогла так же быстро среагировать, да и ухватиться ей было не за что. Ее руки соскользнули с мокрой материи рукава принцессы, и поток мгновенно унес ее. Лана поняла это сразу и, улучшив момент, сорвала с себя повязку. Это не слишком помогло, но зато теперь она могла видеть весь ужас своего положения. Она держалась за уздечку лошади, но их вместе уносило течением. Страх так надежно сковал ее, что она едва ли чувствовала даже пронзающий холод речной воды. Животное билось, пытаясь сохранить равновесие, ошалело колотило ногами под водой, задевая Лану и окуная ее вновь и вновь с головой в ледяную быстрину. Принцесса уже не видела ни Асмабики, которая должна была быть где-то совсем рядом, ни отряда Ульгерда. Она не умела плавать и потому, несмотря на удары копыт испуганного животного, продолжала держаться за него. Только через несколько минут, показавшиеся ей вечными, она смогла различить голоса где-то совсем далеко.

Лошадь начала уставать и захлебываться, и Лана все реже показывалась над водой, едва успевая глотнуть воздуха. Предчувствуя смерть, бедное животное рванулось так резко, что принцесса не удержалась, отпустила мокрые и скользкие ремни упряжи и оказалась один на один со своенравной волной горной реки. Очередной кипучий вал набросился на нее и погрузил в темную глубину. Она инстинктивно стала работать руками и ногами, но подняться на поверхность, туда, откуда лился свет, не могла. Вскоре и различить этот свет от мглы, окружившей ее, она уже не сумела. Все смешалось, перевернулось и помрачнело. Но речка оказалась не слишком глубокой, и, коснувшись ногами дна, Лана вдруг словно проснулась и, собрав все силы и всю волю, начала грести руками в противоположную от дна сторону, в сторону света. Ей нестерпимо хотелось дышать. Свет приближался, но очень медленно. Ее грудь разрывалась, а в голове уже пульсировала одна единственная паническая мысль: во что бы то ни стало вздохнуть. Руки устали и окаменели, ноги путались в длинном, предательски обвивающем подоле. Но вот он! Воздух! Ее голова лишь на мгновенье показалась над водой, она только на половину успела вдохнуть, со свистом и почти криком, этого долгожданного воздуха, как новая волна равнодушно обрушилась на нее. И теперь у нее уже совсем не осталось сил бороться с ней. Не имея никаких навыков плавания, она совершала слишком много лишних движений, тратя силы, так нужные ей на борьбу с течением и холодом. Она поддалась влекущей ее волне, даже и не поняв, что ее поднимает на поверхность совсем другая сила, чья-то рука, крепко, ухватившая ее за волосы. Лишь у самого берега, когда в тело начали вонзаться острые камни, она поняла это.

Она упала на гладкие, почти круглые, камни на берегу и долго не могла придти в себя, отдышаться и обрадоваться своему спасению. Вокруг нее суетились, разговаривали, топтались. Только на одну фигуру, безмолвно стоявшую рядом, она в конце концов обратила внимание и, приподняв отяжелевшую голову, увидела Асмабику. Та, обхватив себя руками и пытаясь не дрожать от холода, ждала, когда Лана очнется от шока.

— Ты живая? — спросила принцесса, отстукивая зубами дробь.

— Как видишь.

— Ты… умеешь плавать?

— Нет. Я успела схватиться за чью-то лошадь, меня вывезли. Я думала, что тебе конец.

— Я тоже.

На лицах девушек уже не было черных повязок, но вокруг них возвышались скалы ущелья, рядом текла бурная горная река, и этот пейзаж ни о чем им не говорил. Основную часть пути, по которой можно было судить о дороге и запомнить ее, их отряд уже прошел. Так что никто не стал больше настаивать на секретности. Девушек разделили, усадив за спины рыцарей, так как свободных лошадей больше не было, и начался непростой подъем по узкой горной тропе.

Принцесса к счастью своему не могла видеть дороги из-за широкой спины воина, иначе бы начала волноваться. Потому она и не сразу поняла, насколько опасным путем им предстояло пройти. Но она уже столько раз была на самом-самом краю, на волосок, на миг от смерти, что, увидев под своими ногами пропасть, подумала вовсе не о том, что может сорваться туда вместе с рыцарем и его конем, а совсем об ином: что стало с монастырем и его защитниками. Этот вопрос она задала Ульгерду, как только дорога стала шире, и они смогли поравняться.

— Не спрашивай о том, что тебе не нужно знать, — отрезал тот.

— Ведь это были ваши воины? — опять спросила Лана, не смутившись. — Это вы осаждали аббатство?

— Да, — подтвердил барон, не удостоив, однако, принцессу даже взглядом.

— Но как же вы решились? Ведь это священное место!

— Священное место, которое стало обителью лжи и разврата! — с раздражением проговорил Ульгерд, не отрывая взгляда от дороги. — А ты что же успела забыть, что именно в этом святом месте готовили твою смерть? Тебе очень повезло первый раз, но не подоспей мы вовремя, Фужак все равно бы казнил тебя.

— Неужели вы напали на монастырь, чтоб вызволить меня?! — не поверила принцесса.

— Нам пришлось. Брат просил доставить тебя живой, — проговорил барон и, видимо, чтоб избежать дальнейших расспросов, пришпорил коня и поехал вперед.

"Что еще за таинственный брат? А если это опасность? Что от него можно ждать?" — забеспокоилась Лана. Она обернулась назад. Где-то там должна была ехать Асмабика. Принцесса вдруг ощутила острую потребность поделиться с ней своими сомнениями и предположениями. Но за своей спиной она увидела лишь плотный, окованный кольчугами, строй. Дикарка затерялась где-то среди рыцарей. Лана вздохнула и задала вопрос уже молчаливой спине всадника:

— Скоро ли мы приедем, можно хотя бы узнать?

Спина ответила молчанием.

— Нельзя, — сама себе ответила Лана, правильно поняв это неслучайное безмолвие.

Вопросов было еще много, но никто не собирался ей на них отвечать. А понять самой все эти загадочные обстоятельства, ей не удавалась. Куда везли ее сейчас, кто, тот знакомый незнакомец, кто мог знать ее на этой совершенно чужой земле? Или уже не такой чужой? Лана снова вспомнила замок Даберта, Марио, Эйдара… Потом в памяти всплыл сырой и темный подвал, эшафот, удушающий чад, жар костра, панический страх перед болью и смертью. По сравнению с тем, что ей уже пришлось пережить, ждущая ее неизвестность уже не так и страшила.

— Слух о княжне де Мадуфас разнесся уже очень далеко, — заговорила вдруг безмолвная спина. — Стоит ли удивляться, что о тебе знают люди, которых ты никогда не видела и не слышала о них?

Лана чуть подалась вперед, чтоб увидеть лицо всадника, но смогла разглядеть лишь выбивавшиеся из-под кольчужного шлема темные волосы.

— Вы разговариваете со мной, сэр рыцарь? — слегка оторопев, спросила она.

— Конечно! Не со своим же конем, — усмехнулся тот.

— Что за слухи?

— О твоей красоте и добродетели уже давно слагают песни странствующие рыцари. И на другом конце мира уже слышали о тебе.

— А о том, что меня едва не казнили как ведьму, эти рыцари случайно не слагают песен? — не смогла удержаться от легкого сарказма Лана.

— Не все поддерживают Фужака. Многие не поверили в это.

— Зато другие, тоже многие, очень даже поверили, — вздохнула девушка.

— Тебе хватило смелости выдержать все это, теперь стойкость и терпение тоже станут твоими добродетелями, — молвил рыцарь с уверенностью.

— Я полагала, что люди скорее поверят предводителю салигардов. Разве вы не поклоняетесь вечно светлому?

— Все мы верим светлому Салару, но не все мрачному аббату. Он всего лишь человек и подвержен страстям. А салигарды верят ему, словно он и в самом деле посланник вечно светлого. Но тот, кто знал его в прошлой жизни, не питает этих иллюзий.

Лана тут же хотела было спросить, что было в прошлой жизни Фужака, но впереди послышался предостерегающий возглас. Ульгерд, едущий чуть впереди, обернулся и грозно взглянул на спутника принцессы:

— Попридержи свой язык, Камир!

Разговор прервался, но путь продолжался. Горы постепенно начали сменяться перелесками, растительность стала встречаться чаще. Одежда принцессы почти высохла на легком горном ветру. Ее уже очень отросшие волосы на этом ветру вели себя так же вольно и свободно, еще в реке освободившись от всех пут. В очередной раз избежав смерти, и Лана чувствовала себя свободной и почти счастливой. Даже та неизвестность, что ожидала ее впереди, не так уж стала и страшна. И в этих людях, что совсем недавно спасли ее от неминуемой гибели, она больше уже не видела ничего враждебного.

Когда отряд окончательно покинул горный перевал и въехал в небольшой лес, им навстречу, словно призраки, начали выходить какие-то люди. Сначала их было двое-трое, полукрестьян — полувоинов, в странном смешанном одеянии, с оружием и без него, потом все больше и больше их стало выходить из-за деревьев и кустов. Наконец они выехали на поляну, где расположился, по всей видимости, временный лагерь барона. Странным только было то, что в военном лагере находились и женщины, и дети.

— Куда мы приехали? — спросила принцесса своего спутника.

— Лагерь разбойников и еретиков, который так мечтает найти аббат Фужак и его приспешники, — усмехнулся рыцарь.

Воин помог спуститься девушке со своего коня и спрыгнул сам, собравшись видимо продолжить беседу. Но Лана замерла, остановившись на полуслове. Она увидела приближающегося к ним человека и застыла в изумлении.

— А у тебя что же не было предчувствия, что мы с тобой еще увидимся, — весело произнес Сократ, подойдя к ней. — А я вот, веришь или нет, предчувствовал это.

ГЛАВА XVII

Он вел ее через чащобу, беспрерывно что-то рассказывая, но из этого рассказа, Лана не могла понять ничего, все еще не отойдя от изумления. Можно было просто завалить его вопросами, которые напрашивались сами собой, но в голове ее царил такой сумбур, что она не могла и слова произнести. А ее старинный приятель и совместительству предводитель секты "кровных братьев", а теперь еще и этой разбойничьей шайки, похоже, совсем не был удивлен их встрече.

— Сейчас я тебе кое-что покажу, и ты сразу все поймешь, — говорил он, отыскивая дорогу в частом кустарнике и высокой траве. — Как только я услышал от моих друзей о таинственной распрекрасной и благодетельной даме, у меня тут же закралась мысль о тебе. Даже не знаю, почему. Я решил проверить догадку, и вот — не ошибся! Ты, наверное, хочешь знать, как я оказался здесь и вообще обо всем, что произошло после того, как разбойники увезли тебя и всех моих коллег с «Фирса-89»? Как-нибудь я поведаю тебе об этом во всех подробностях. А сейчас смотри!

Словно заправский фокусник Сократ распахнул перед глазами Ланы последнюю лохматую ветку, и она увидела сначала небольшую темную поляну, а потом и нечто продолговатое и покрытое полотнищем на ней.

— Что это? — было пожалуй первым вопросом, который задала принцесса историку.

— А как ты думаешь? — таинственно улыбаясь и сдирая полотно, произнес Сократ.

Лана подошла ближе и догадалась:

— Похоже на спасательную капсулу.

— Это она и есть.

— Зачем мне нужно было ее видеть? Мог бы просто сказать, да я и бы и сама догадалась, что ты спустился на Исмирад в ней.

— Это не просто капсула, это наш путь к спасению!

— Спасательные капсулы одноразовые, разве нет?

— Только не капсулы сеятелей! Я бы уже давно улетел один, но все же решил не бросать своего друга в беде и дождаться тебя!

— Спасибо.

— Ты словно и не рада?

— Сократ, я ведь не поверю, что ты меня дожидался, — не без иронии заметила Лана, обходя капсулу и рассматривая ее обгорелые бока. — А ну говори честно, почему не улетел? Топлива нет? Или она просто-напросто неисправна?

— Топливо есть, — усмехнулся Сократ лукаво. — И она вполне способна подняться в небо этого дикого мира с двумя пассажирами на борту. Но дело в том, что мне совершенно не хочется болтаться в диком космосе до конца своих дней. Сначала нужно связаться с моими братьями. Я пока не сумел докричаться до них, мы ведь, как ты, наверное, уже догадалась, находимся на задворках вселенной. Не так это просто. Но! Нет ничего невозможного. Ну, и ты тут как раз кстати объявилась!

— Я объявилась?

— Я услышал о тебе и понял, что ты жива и тоже находишься на 566781Z…

— На Исмираде…

— Ну, как угодно…

— Так что же ты мог обо мне слышать? Может быть, ты неправильно понял?

— О! Ты что же до сих пор не знаешь, как скоро в этом примитивном обществе расходятся слухи? Стоило тебе появиться на людях, как тут же разнеслась весть о прекраснейшей и благодетельнейшей даме Вилании. Вскоре они добрались даже и до нашего лагеря. Догадаться было несложно.

— Благодетельнейшей даме? Очень странно, не припомню что-то за собой никаких благодеяний…

Сократ принялся старательно укутывать капсулу и закидывать ее ветками. Лана и не думала помогать ему. Идея полететь с ним на этом агрегате в дикий космос да еще и присоединяться к его соратникам "кровным братьям" не вызывала у нее восторга. На обратной дороге к лагерю она попыталась все же кое-что выяснить.

— Скажи, как же ты попал к барону Ульгерду? И как вместе с ним восстал против самого аббата?

— Хотя у него и самого есть какие-то счеты с Фужаком, это ведь я его настроил на праведную войну, — с чувством собственного достоинства произнес Сократ. — Не будь меня, возможно он не решился бы!

— Ты?! — принцесса даже остановилась. — И ты гордишься этим?!

— Конечно! — ничуть не смутился тот. — Ты хоть понимаешь: я создал новую религию!

— Как же тебе не стыдно морочить голову этим людям?

— Морочить голову? — обиделся вдруг Сократ. — Я же говорю им чистую правду, только обличенную в мифологическую форму, более доступную и понятную им! Ты ведь знаешь, что вот-вот произойдет с этой планетой! Она погибнет! И кто погубит ее? Священный Салар!

— Так что же ты им наговорил?

— Что я посланник неба, то есть Салара. И они должны служить мне и слушаться меня.

— Очень нескромно.

— А иначе они бы просто убили меня! Я так я — святой брат!

— И что же дальше?

— Все традиционно: Салар за их грехи готовит конец света. Но всех тех, кто пойдет за мной, ждет новая жизнь в лучшем мире. А если мы будем усердно молиться и соблюдать заповеди, которые вечно светлый поведал моими устами, то он вообще даже может простить нас и отменит апокалипсис.

— Но ведь он не отменит его, и ты это знаешь!

— Эх! Поживешь среди этих простых и бесхитростных людей и тоже начнешь верить в чудеса.

— Постой! Разве "кровные братья" не выступают за то, чтоб все шло своим чередом на других планетах. Это же совершенно не соответствует твоим же убеждениям! Ты вмешиваешься в ход чужой истории!

— Так ты знаешь, кто я?

— Можешь больше не скрываться под чужим именем. Кларисс просветила меня на твой счет.

— А я и не скрываюсь. Сократ — это мое собственное имя, под ним знают меня все, кто не в курсе моих убеждений. Да и кто бы говорил! Сама-то! Наплела нам с три короба!

— Ну, так что же с убеждениями? — словно и не услышала его обвинений принцесса. — Тебя никак нельзя здесь назвать простым наблюдателем.

— А как же?! Надо было выживать в диком мире, изловчаться и выдумывать, приспосабливаться одним словом. Тебе ведь тоже пришлось это делать. Разве нет?

— Пришлось…

— Ну?

— Но моя ложь не имела таких последствий!

— А я привык действовать масштабно…

Лагерь бурлил, встречая из похода своих собратьев. Как оказалось, они вернулись вовсе не с пустыми руками. Им удалось неплохо поживиться в аббатстве Фужака. Несколько повозок были доверху наполнены различным скарбом. Женщины и дети тут же занялись разбором. Неподалеку от всего этого действа Лана заметила сваленное в кучу воинское снаряжение: щиты, мечи, нагрудники и кольчуги. На некоторых из них были заметны эмблемы воинов солнца.

— Несколько воинов Ульгерд взял в плен, — пояснил Сократ, заметив обеспокоенность принцессы, — а вот Фужак сбежал, насколько я понял, еще до начала штурма.

— Скажи-ка, Сократ, — заволновалась принцесса, — а где сейчас пленные салигарды?

— В замке барона, в Салинас Вердас.

— Так они не здесь? А где барон? Мне нужно кое о чем спросить его…

Ульгерд не принимал участия в разборке военных трофеев, так как большинство и самые ценные из них были отправлены им вместе с пленными воинами солнца в родовое поместье. Он даже стоял в стороне от всего своего воинства, задумчиво опершись на свой меч, рассматривал боевое снаряжение салигардов.

— Сэр Ульгерд! — подбежала к нему принцесса.

— Я тоже когда-то был салигардом, — произнес он, не потрудившись узнать, зачем он ей понадобился.

Лана тут же сбилась с мысли.

— Что же случилось?

— Фужак. Случилось то, что я не мог больше считать его своим наставником и предводителем.

— Что же он вам сделал?

— Так ты хотела что-то спросить?

— Да. Я хотела узнать… о судьбе тех рыцарей, что были пленены при штурме монастыря… Вы можете назвать кого-то из них?

— Тебя ведь кто-то конкретный интересует? — с усмешкой спросил барон и повернул к принцессе свое изувеченное лицо.

— Или некто конкретный… — закусила губу Лана.

— Да, и сын моего врага Даберта тоже пленен нами и находится сейчас в Салинас Вердас.

— Откуда вы знаете, что я хотела узнать о нем? — растерялась Лана.

— Все знают, — устало промолвил барон. — Он достойный воин, но у меня на него есть планы. Так что не проси отпустить его. Даже вмешательство брата Ромеро не поможет, предупреждаю!

Его тон стал жестче. Он повернулся спиной к девушке, собравшись уйти.

— Вы убьете его!? — испугалась она.

— Если бы я собирался убить, то сделал бы это в бою, — произнес он, лишь полуобернувшись. — Хочешь знать, зачем мне этот юный салигард? Я отвечу. Его отец союзник Фужака. Удобней вести разговор, когда у тебя есть козыри.

— А о чем вы будете с ним разговаривать?

Но последнего вопроса барон услышать не захотел, удалившись быстрым шагом от любопытной девушки. Но принцесса все равно испытала облегчение: она узнала, что Эйдар жив и ему пока не угрожает опасность!

— О чем это ты беседовала со стариной Ульгердом? — поинтересовался подошедший Сократ.

— Знаешь, брат… как тебя там…

— Ро-ме-ро.

— Так вот, брат Ромеро, если я и буду когда-нибудь в жизни счастлива, то только на этой планете, только здесь и нигде больше…

— Ты устала и бредишь, — нисколько не удивившись этому высказыванию, сказал бывший сеятель. — Идем. Нам пора подкрепиться.

— Было бы неплохо нам с… Асмабика! — внезапно вспомнила Лана о своей спутнице. — Я не видела ее с той поры, как мы приехали в этот лагерь. Ты не знаешь, где она?

— Эта бандитка, которая разгромила наш корабль? О! не беспокойся, я посадил ее в темницу.

Лана остановилась, не зная, что сказать. Ей пришлось бы сейчас начать долгое повествование о том, через что им пришлось вместе пройти и почему не стоило сейчас уже считать дикарку своим врагом. Принцесса уже начала было подбирать правильные слова, но вдруг увидела саму Асмабику. Девушка стояла возле сооружения, называемого колодцем. Она вела себя совершенно невозмутимо и выглядела совсем органично на взгляд Ланы среди всей разномастной лагерной братии, даже особенно и не выделяясь. В руках у нее были какие-то белые тряпицы, и она старательно окунала их в стоящее на краю колодца кожаное ведро, наполненное водой, и тщательно отжимала.

— Да, я пошутил, — усмехнулся Сократ. — Вот же она, живая и на свободе.

— А что это она делает?

— А… Нашла себе заботу. У нас тут в чуланчике томится один из их банды, ее соратник, видимо. Крепкий орешек, я тебе скажу! Убил одного из воинов Ульгерда, нескольких ранил. Барон не может понять, кто он такой, поэтому и не убил сразу. Я ж ему не объяснял, что он космический разбойник, как ты понимаешь. Этот пират ранен, и девчонка решила ему раны промыть. Видишь, как старается!

— Вижу. А зачем вы вообще на лагерь напали? И кстати, куда делись остальные друзья моей спутницы?

— Остальные? Кто-то еще там был?

— А разве нет?

— Мы только этого нашли. Видимо, те остальные, о которых ты говоришь, смылись раньше. А этот остался. Я нашел рядом следы двух или даже трех разных катеров.

Лана направилась к Асмабике, чтоб расспросить подробно обо всем этом. Что-то ей в этой истории показалось странным. Но дикарка, завидев принцессу, поспешила прихватить все свои тряпицы и направилась быстрым шагом к покосившейся деревянной постройке. Она даже не оглянулась, захлопнув хлипкую дощатую дверь прямо перед носом Ланы. Та остановилась как вкопанная, весьма неприятно удивившись.

— Оставь ты ее! Идем трапезничать, — услышала она за спиной.

— Что это с ней? Как она нашла своего друга в этом чулане? Я ведь совсем не надолго потеряла ее из виду…

— Что ты волнуешься по пустякам! Она увидела где-то тут его перчатку, кажется, или манжету, а на ней эмблема какая-то. Пристала к нашему старосте: где он да где он. Тот хоть и не понял ничего, все же догадался отвести ее в чулан. Теперь вот она и не отходит от этого парня.

— Да кто же он такой? Ты его видел?

— Видел, конечно. И знаешь, если бы не понимал, что это невероятно, то решил бы что он…

— Я сейчас сама все выясню! — не дала ему договорить Лана, словно испугавшись.

Она шагнула к двери, но на пороге внезапно появилась Асмабика, загородив ей дорогу. В ее глазах принцесса снова заметила прежнюю ожесточенность.

— Не входи сюда! — заявила она жестко. — Это ты во всем виновата!

— В чем? — чуть отступив спросила Лана.

— Во всем! — решительно выступила дикарка, не давая принцессе рассмотреть того, кто лежал в глубине чулана на соломенной подстилке.

Но Вивия-Мелания вдруг догадалась и даже слегка вскрикнула, словно обожглась. Чтоб подтвердить свою догадку, она пристально взглянула в глаза Асмабике.

— Это тот, о ком я подумала!?

— Откуда мне знать, о ком ты подумала, — насторожилась та и снова выставила руку, чтоб не дать принцессе заглянуть в темноту чулана.

— Это же бесполезно! Я все равно узнаю! — заявила Лана и решительно оттолкнула дикарку с порога.

Но та и сама понимала, что все выясниться и не предприняла уже особых усилий, чтоб не дать войти непрошенной гостье в их с принцем неожиданное убежище. Она прислонилась спиной к полусгнившему косяку и стала наблюдать исподлобья сцену встречи жены и мужа.

Благородный и чистокровный принц цивилизованного королевства, бледный и исхудавший с лица, сидел, прислонившись к стене жалкой полугнилой лачуги, прикрытый какими-то лохмотьями и остатками своего когда-то элегантного плаща. Почти не веря своим глазам, Лана медленно подошла к нему ближе и наклонилась. Сначала ей показалось, что он ее не видит, но вдруг едва заметная улыбка скользнула по его белому лицу. Но нет, это была, конечно, не приветливая улыбка, а ухмылка. Только теперь она была не ироничной и не ехидной, а грустной и даже какой-то обреченной. С правой стороны груди и сквозь тряпье продолжала просачиваться кровь.

— Ну, как хочешь, а я — обедать, — заявил Сократ совершенно равнодушным тоном, словно и не заметив взволнованности принцессы. Он направился вальяжной походкой в сторону своей резиденции, рубленого дома, окруженного острым частоколом, где, по всей видимости, и ожидал его долгожданный обед. Но, уходя, он остановился возле стоявшего поодаль солдата и, не убирая с лица своего обычного выражения беспечной иронии, тихо произнес:

— Глаз с них не спускай…

— Женушка… Прекрасно выглядишь… — почти прошептал Александр.

— А ты — нет, — сказала принцесса, не ощущая никакой жалости в своем сердце, а лишь какое-то неприятное чувство брезгливости от удрученного вида некогда величественной и высокомерной особы.

— Я попал в передрягу из-за тебя, — посетовал он не без злобы. — Отправился искать в одиночку, потому что никто из нашей шайки не хотел пойти со мной. Вот и попался. А они, представляешь, бросили меня! Улетели и мой челнок увели.

— Не надо было тебе вообще прилетать сюда! — огрызнулась супруга.

— Как ты научилась разговаривать, кроткая мышь! Местный воздух тебе явно на пользу!

Принцесса отошла от него не в силах больше выносить вида крови. Асмабика тут же заняла ее место, присела над раненым и принялась снова и снова смывать кровь.

— Так кто, говоришь, сгниет на этой ничтожной планете? — вспомнила она вдруг его слова в их последнюю встречу.

— Убирайся отсюда! — крикнула вдруг Асмабика, почти рыдая. — Ты бездушная и жестокая!

Но принцесса и не подумала уходить. Не было уже больше той Вивии-Мелании, которая во что бы то ни стало и в любой ситуации старалась сохранить свое лицо, чувство собственного достоинства, гордость и величественность своего сана, которая была выше обид, упреков, сожалений, выше любых чувств. Теперь она ни за что не собиралась уступать несправедливым укорам.

— Я?! Это я-то бездушная?! Я всего-то и хотела убежать из дворца начать иную жизнь. И мне это почти удалось. Но он во все это вмешался! Он и твоя дьявольская шайка! И это вы обвиняете меня в жестокости?! Вы, продавшие в рабство ни в чем не повинных сеятелей и уничтожившие их корабль?!

Асмабика не стала возражать, хотя была не менее взволнована. Она снова повернулась к своему подопечному и лишь спустя несколько секунд, убедившись в том, что принцесса успела перевести дыханье, произнесла негромко:

— Да если бы все это не произошло, встретила бы ты тогда своего Эйдара?

Лана осеклась, даже дыханье задержала. В этот момент ей и самой стало ясно, что никакой иной жизни, чем ее теперешняя, она и не желает больше. И эта смутная надежда на счастье — то единственное, чем она живет сейчас и то, что ей необходимо в жизни.

— Что за Эйдар? — приподнялся принц.

— Наш доблестный рыцарь-спаситель, — насмешливо пояснила Асмабика, но тут же спохватилась:-Пожалуйста, не вставай. Снова кровь пошла.

Но Александр не слушал:

— Ты мне жена пока еще! Не забывай! — промолвил он, сжав зубы от боли.

— Мы сейчас с тобой в другой жизни, мой принц, — очень отчетливо выговаривая слова, произнесла Лана. — И здесь ты мне — никто.

— Замолчи! Я очень тебя прошу! — уже с меньшей злобой, но с большей настойчивостью произнесла Асмабика.

— Мы собираемся уйти, — снова заговорил принц и, несмотря на молчаливый протест своей сиделки, поднялся на ноги и сделал несколько шагов вперед.

Его супруга едва ли поверила:

— И куда же? — искренне удивилась она. — Тебе еще не ясно, что никому не удастся попасть не только на Эрдо, но даже просто подняться на орбиту этой планеты? Ты уверен, что понимаешь, что происходит или просто бредишь?

— Оставаться здесь нет никакой возможности! — возразил Александр. — Как бы то ни было!

— Да ты едва на ногах стоишь!

— Я уже вполне здоров. У меня, как ты догадываешься, очень крепкий организм.

— Погоди-ка, я, кажется, сообразила, — подошла чуть ближе Лана, — тебе снова почудилось, будто и на этой планете ты имеешь силу и власть, и тебе ничего не грозит? Или из-за своей гордости и высокомерия тебе стало невыносимо находиться рядом с такими дикарями, да еще и зависеть от них?

Принцесса сделала еще полшага, чтоб рассмотреть как следует выражение скрытого в тени лица своего мужа, но Асмабика преградила ей дорогу. Она выпрямилась, и взгляд ее стал еще жестче.

— Пусть он поступает так, как хочет! Тебе-то что?

Лана остановилась и нервно вздохнула. Несколько секунд подумала:

— Что ж, — произнесла она, наконец, — я желаю вам удачи.

— Ты не идешь с нами? — поинтересовался принц.

— Разумеется, нет! Я еще не сошла с ума! И вот еще что: на мою помощь и содействие не рассчитывайте. Я не расскажу Ульгерду о том, что вы собираетесь неблагодарно сбежать, но и помогать в этом вам не стану. Ему это точно не понравиться.

— Ты что же, собираешься остаться на этой планете навсегда? — не поверил Александр. — Ты, бесхарактерная неженка? Ты сможешь здесь жить?!

— Ты же сам заметил, что я изменилась. Теперь жить или умереть мне суждено только здесь! Даже если у тебя и возник какой-то безумный план и даже если он каким-то чудом сможет воплотиться, я все равно никуда не пойду с вами. Нас больше ничего не связывает. Да и не связывало никогда…

Она вышла за порог, прикрыв за собой дверь, словно хотела отгородиться навсегда от них, как от прошлой своей жизни. Не заметив ни слишком подозрительного взгляда стоявшего у лачуги охранника, ни надвигающейся грозы, ни суеты лагеря, собиравшего скарб перед бурей, Лана прошагала через всю поляну и подошла к небольшому ручью, огибавшему место стоянки лесных еретиков. Наверное, из-за него лагерь и расположился на этом месте, а колодцы были вырыты уже позднее. У ручья валялись несколько серых валунов, на которых можно было присесть вдали ото всех, но в то же время у всех на виду. Именно сейчас этого ей и хотелось, не полного одиночества, но тишины. Чтоб обо всем подумать. Но подойдя к самым камням, принцесса заметила знакомую фигуру. Как оказалось, Ульгерд тоже любил уединенье. Но ее он заметил.

— Я прошу прощения, — остановилась Лана. — Я думала здесь никого нет.

— Кто он? — безо всякого перехода задал вопрос барон.

— Он? — растерялась принцесса.

— Этот раненый в чулане. Он священник? Я видел: на его плаще золотые пуговицы.

— Он точно не священник, это я могу с уверенностью сказать.

— Но золото могут носить лишь священники, это солнечный металл. Я приказал не трогать его, несмотря на то, что он убил моего рыцаря. Так кто же он?

— Он… Знакомый моей подруги, — опустила она глаза.

— А кто твоя подруга?

Этот вопрос поставил девушку в тупик. Но Ульгерд сам подсказал:

— Она ведьма, не так ли? Вернее, та, кого посчитал ведьмой наш безупречный аббат?

— Это правда, — выдохнула Лана. — Мы вместе выбирались из монастыря. Вместе легче. Но она не ведьма вовсе…

— Я через два дня уезжаю в Салинас Вердас. Пора начинать осуществлять мой план, — снова без перехода сообщил барон и тут же огорошил новым вопросом:-Так какое отношение имеет твоя подруга к железной птице?

— Постойте, сэр рыцарь. Вы меня совсем запутали, — нахмурилась принцесса и все-таки присела на один из камней. — Что за железная птица?

— Знакомый твоей подруги прилетел на такой птице. А всего их было две. И там еще были другие люди, мы следили за ними. Они улетели на этих птицах.

— Разве люди могут летать на птицах? — осторожно спросила Лана, стараясь не выдать удивления.

— Такие, как брат Ромеро, могут. И такие, как ты, насколько я понял. Вы — другие люди. Не стоит притворяться. Я не так глуп.

Принцесса не ответила на это ничего, понимая, что может подвести Ульгерда к совсем ненужным и опасным темам. И потому она не рискнула больше поддерживать этот разговор и решила сразу перейти к главному вопросу, который интересовал ее:

— Уважаемый барон, я не хочу больше и слышать ни о каких железных птицах. Для меня это все в прошлом. Но я прошу вас взять меня с собой в ваш замок. Я понимаю, это выглядит не слишком скромно, но мне нужно…

— Я понял, — перебил ее рыцарь. — Можешь рассчитывать на мою защиту и покровительство.

— Спасибо! — засияла принцесса.

Выслушивать благодарности и отвечать на девичьи улыбки видимо было не в обычаи доблестного рыцаря. Он тут же поднялся с камня и зашагал в сторону лагеря. Только чуть повернув голову, произнес на ходу:

— Надвигается буря. Скройся.

Гроза действительно быстро надвигалась, сурово поблескивая молниями в сизых тучах. Налетевший сильный порыв ветра заставил принцессу ускорить шаг в направлении дома Сократа. Он встретил ее на пороге, дожевывая что-то:

— К обеду ты опоздала. Видимо, совсем не голодна.

— Ужасно голодна! Но есть вещи поважнее еды, мой дорогой друг.

— Ой! Какой пафос, госпожа принцесса! Это же варварская планета! Что здесь может быть важней еды! — гримасничая, словно актер буффонады заявил брат Ромеро.

Лане не хотелось отвечать ему серьезно, но и в тон его клоунской иронии она тоже не подхватила, а промолчала, лишь покачав головой.

— Так ты есть будешь, а то убрать прикажу?

— Конечно, буду!

Принцесса поставила ногу на ступеньку, приготовившись подняться в трапезную по совсем небезопасной деревянной лестнице, но вдруг остановилась и оглянулась. За дверью пронзительно зашипел обрушившийся ливень, порывы ветра ожесточенно задергали распахнутую дверь, в проем которой было уже почти и не видно ветхой постройки, в которой находились сейчас Асмабика и Александр. Небо загрохотало, и стало темно.

— А они? — спросила Лана.

— Да что тебе они?

— Это строение совсем ветхое, а ветер такой сильный…

— И тебя это заботит? Это же бандиты!

Лана взглянула на своего друга довольно красноречиво:

— И чем же они хуже твоих соратников? Тем, что захватили корабль сеятелей раньше?

— И это тебе известно?! Ну, все равно — не сравнивай! Мы боремся за правое дело!

Тем временем буря все нарастала, грозовой шум становился почти неестественным. Сквозь его грохотание раздавались вопли взывающих у небес о пощаде. Люди попрятались в хлипких, наскоро сооруженных, строениях лагеря. Сквозь гром раздавался детский плач, беспокойное ржание лошадей. Даже Сократ прислушался к бушевавшей природе. Начался настоящий ураган, который запросто смог бы снести все постройки лагеря, включая его главную избу.

— Что-то нехорошее творится, — сказал он настороженно.

— Это буря, — констатировала Лана, уверенная в том, что на диких планетах, такие явления не редкость.

— Это непросто буря, — став совершенно серьезным, произнес Сократ.

Он спустился вниз по ступенькам к двери, которая уже едва держалась на петлях от порывов ветра. И застыл на пороге, с изумлением уставясь в небо.

— Что такое? — подскочила к нему Лана.

Но объяснять ей ничего не пришлось. Она все увидела сама. В небе, густо покрытом иссиня-серым, подвижным месивом туч, горело яркое перламутровое зарево. Оно было похоже на опасную и пугающую опухоль на беспокойном небе, от минуты к минуте становясь все шире, ярче и зловещее. Несмотря на сильный ливень на улицу вышли многие рыцари и простолюдины, чтоб посмотреть на это зрелище. Пятно обретало рисунок: в самом его центре все ярче и ярче становилось массивное круглое ядро, нарастало и, казалось, приближалось.

— Что-то падает на планету, — мрачно и с неестественной для него серьезностью произнес Сократ.

— Что падает? — шепотом переспросила Лана, не отрываясь от ужасающе прекрасного зрелища.

— Похоже на сгусток плазмы. Так бывает, когда солнце вступает в стадию изменения.

— Какую стадию?!!

— Звезда готовится к обновлению. Первые ласточки. Начало конца…

— Что с нами будет?!

— Я думал, мы с тобой успеем отсюда улететь до критического момента. А теперь вот даже и не знаю…

Последних слов принцесса уже не расслышала. Огненный круг начал отделяться от породившего его радужного зарева и прямо на глазах отращивал хвост. Теперь даже несведущим в астрономии диким людям несчастной умирающей планеты стало видно, что ядро это вовсе не однородно и что оно представляет собой несколько летящих вместе огненных шаров, которые, постепенно разделяясь, устремляются к земле. Их стремительное падение сопровождалось грозным густым свистом, заглушающим и шум дождя, и раскаты грома.

— Это кара Салара! Кара вечно светлого! Это его смертельные стрелы! — начали раздаваться возгласы изумленных и потрясенных зрелищем людей.

— Надеюсь, они сгорят в атмосфере, — с волнением произнес Сократ.

— Могут и не сгореть? Ты не уверен? — с тревогой спросила Лана, схватив его за рукав.

— Совершенно не уверен, — все еще неотрывно глядя в небеса, ответил ей брат Ромеро.

От толпы отделилась фигура рыцаря. Барон Ульгерд спешил к ним. Он был полностью облачен в свои боевые доспехи, словно собрался сражаться со стрелами Салара. Лицо его, наполовину скрытое забралом, имело суровое выражение. Всеобщей панике и страху он не поддался.

— Что это? — сразу задал он вопрос. — Вам ведь известно!

Ни Сократ, ни Лана ничего не ответили ему, не в силах оторвать глаз от беспощадных небес.

— Я уже готов поверить в то, что это стрелы Салара! Это тот самый судный день, о котором ты говорил, брат?!!

— Подожди, барон, — не глядя на него, почти торжественно произнес Сократ. — Сейчас все и решится…

— Двенадцать… Их всего двенадцать, — прошептала Лана и обернулась назад:-Скажи же, они долетят до поверхности планеты? Если бы ты был настоящим сеятелем, ты бы знал!

— Смотрите!!!

Один из огненных шаров, тот, что был, казалось, всех ближе к их местности, вдруг начал стремительно увеличиваться в размерах и из ярко-желтого цвета переплавляться к полыхающе-алый. Одно лишь мгновение спустя раздался оглушающий грохот, блеснула ослепляющая вспышка, и уже тысячи ярчайших искр от взорвавшегося плазменного шара ринулись вниз.

— Скорее все в укрытие!!! — закричал Ульгерд.

Но вряд ли кто-то услышал его. В лагере началась паника. Крики, визг, небесный грохот и свист огненных стрел смешались в одну ужасающую нереальную какофонию. Люди бросались куда-то, сами не понимая, куда им бежать, падали в лужи, толкали друг друга, проклинали, молились, рыдали. Лана прижалась спиной к деревянной стене дома и закрыла ладонями глаза, чтоб ничего происходящего больше не видеть. Ей казалось, что никогда не закончиться этот жуткий свист и гром, эти стоны и проклятья, что все это будет длиться и длиться мучительно и без конца. Но вдруг почва под ее ногами пошатнулась от взрыва, и она все же решилась оторвать руки от лица. Посреди поляны, на которой располагался их лагерь, зияла огромная дымящаяся яма. Почти никого из людей уже не было видно, лишь несколько рыцарей с поднятыми вверх щитами, стояли недалеко от дома Сократа. Но небо уже как будто бы начало успокаиваться. На нем не было видно уже больше ни одного огненного шара, большое радужное пятно в тучах стало бледнеть. Но было видно, как из леса, в нескольких местах поднимались столбы дыма. Едкий дым постепенно подбирался и к лагерю, горели несколько деревянных построек, и дождь, ставший уже мелким, не мог потушить их.

— Нужно уходить отсюда! Ветер дует в нашу сторону. Мы можем оказаться в кольце огня, — раздавался где-то неподалеку властный голос барона.

ГЛАВА XVIII

Лана проснулась от заунывного скрипа повозки. Она и во сне его слышала этот скверный звук. Он тянулся фоном в ее мрачном сновидении, в котором принцесса блуждала в бесконечном тумане, пытаясь отыскать что-то очень нужное для нее и важное и одновременно боясь чего-то или кого-то, скрывающегося в этом тумане.

Сон оказался почти явью: вокруг ее и действительно расползлась мгла. Она попыталась протереть слезившиеся глаза, но от этого стало лишь хуже. На своих ладонях принцесса заметила пыльный налет.

— Это сажа. Леса горят, — сказал Сократ, сидевший рядом с ней на повозке.

— Сейчас ночь? — спросила она его.

— А кто его знает! Солнце заволокло дымом. Скорее всего, его не видно будет несколько дней. А может и… Но не будем думать о худшем.

— Далеко еще до замка?

Сократ пожал плечами и оглянулся на идущих за повозками людей. Все они, поверившие святому брату и следовавшие теперь за ним повсюду вместе со всем своим скарбом и семьями, в очень спешном порядке сорвались с насиженного места и направлялись теперь в замок Ульгерда. Иного выхода не было: огонь окружил их со всех сторон, и безопасная дорога едва отыскалась.

— Ты не знаешь, кто-нибудь пострадал во время взрыва? — снова заговорила Лана.

— Несколько контуженных, а так, кажется, все живы. Впрочем, я не считал. Только… твои друзья…

— Я уверена, что они сбежали, — нахмурилась Лана.

Лачуга, в которой находились принц и дикарка, загорелась сразу после взрыва, как и многие деревянные сооружения в лагере. Но во всеобщей панике и суматохе никто и не собирался спасать чужаков, никто о них и не вспомнил. А когда принцесса наконец-то пришла в себя, на месте ветхой постройки она увидела лишь головешки. Останков этой странной парочки не нашли, как и ничего того, что могло бы говорить о их смерти, в том числе и так приглянувшихся всем золотых пуговиц принца. Удостоверившись в этом, принцесса вздохнула почти что облегченно. Несмотря ни на что, она не желал смерти ни Асмабике, ни Александру, тем более такой смерти…

— Так что же это было на самом деле, Сократ, как ты думаешь? Неужели действительно приближается конец света?

— Это была плазма, звездное вещество, и оно взорвалось в атмосфере. Другой версии у меня нет, кроме конечно той, которую мне пришлось поведать этим бедным дикарям.

— Стрелы разгневанного Салара? Не так уж эта версия далека от истины…

— До поверхности планеты долетели лишь незначительные брызги, — искорки от плазменного ядра.

— Искорки?! Так это были искорки?!!

— Пойми, если бы эти шары долетели целиком, мы бы с тобой тут не разговаривали, и вообще пребывали бы уже в ином физическом состоянии.

— В каком состоянии? — не поняла принцесса.

— В виде пара. Мы бы испарились, как и все живое в диаметре… Даже не знаю, в очень большом диаметре. Ничего бы ни осталось. Только камни. Да и то не уверен.

— Но все обошлось к счастью…

— Да ведь это только начало, только начало… Будет еще хуже. Может быть, еще лет пятьдесят население 566781Z просуществует, переживая жуткие катаклизмы. А потом… Даже и говорить не стану.

— Нам стоит еще усерднее молиться вечно светлому Салару, — задумчиво произнесла Лана. — Тогда он может быть сменит гнев на милость.

— Что за глупости ты там бормочешь?

— Да так ничего… Все-таки хорошо, что в этот раз никто не пострадал. Кстати, а как твоя репутация?

— Моя репутация?

— Не пострадала ли она?

— О! Моя репутация только укрепилась. Все ведь сбывается так, как я и предрекал.

— Лучше бы ты предрек что-нибудь хорошее.

— С космосом не поспоришь, у него свои законы.

— С твоей философией, брат Ромеро, я знакома немного, — иронизируя чуть-чуть, сказала Лана. — Только вот она, по всей видимости, вовсе не предполагала, что самый ярый ее последователь сам окажется в пекле космической катастрофы. На этот счет нет никаких поправок?

— Я не собираюсь здесь оставаться. Вот и вся поправка.

— А этих людей тебе ничуть не жаль? Ведь сеятели могли бы спасти хотя бы некоторых из них? Неужели ты ни чуть не изменил своих взглядов?!

Сократ вздохнул:

— Ты вот тут мне мораль читаешь, принцесса, а у самой все лицо в саже, словно у кухарки.

После этого он соскочил на землю и пошел вперед, без труда обгоняя едва плетущихся лошадей.

Лана села на край повозки и попыталась вытереть рукавом лицо. Но рукав тоже был в саже, так что вышло еще хуже. Она огляделась: возможно, где-то рядом мог быть ручей или хотя бы лужа, и решила спросить у проходящего мимо:

— Сэр рыцарь, не видели ли вы где-нибудь поблизости воды? Может быть ручья или реки?

Воин не удостоил ее ответом, а лишь приостановившись и глядя исподлобья, протянул сплетенную из бересты фляжку.

— Благодарю. Пить тоже хочется, но я хотела…

— Оставьте ее себе, леди, я спешу.

Он слегка поклонился и быстрым шагом отправился дальше. Вслед за ним пробежало еще несколько рыцарей, а потом еще. Принцесса догадалась, что в начале их движения должно быть что-то происходит. Она тоже решила поспешить в ту сторону, прицепив подаренную фляжку к поясу.

Бежать она не могла: в ногах все еще сохранялась слабость, что всегда бывает после сна, больше похожего на обморок, но старалась идти как можно быстрее, подобрав оборванный подол своего платья. Где-то там впереди, как полагала Лана, должен был быть Ульгерд. И он-то, конечно, все ей сможет объяснить: и что за шум и гам раздаются в тумане, и что вообще им теперь всем делать, и как дальше жить. Но повозки и бредущие вслед за ними люди и скот все никак не заканчивались.

Смог, между тем, и не собирался рассеиваться. Он как будто бы даже становился гуще. Если недавно солнце можно было увидеть хотя бы как бледное красноватое пятно, то сейчас невозможно даже было определить, в каком месте небосвода оно могло находиться. Стало совсем темно, тут и там загорались факелы, дававшие совсем мало света, но вносившие свою скромную лепту и в без того почти невыносимый чад.

Лана почувствовала щекотание в горле, а резь в глазах еще больше усилилась. Кашель стал раздаваться со всех сторон. Но ей все же удалось отыскать Ульгерда. Она увидела его, когда поняла, что их караван остановился и не продвигается больше вперед. На их пути встала толпа людей, судя по одежде, крестьян или горожан небольшого городка. Их на первый взгляд было около трех-четырех десятков. Один из них, по всей видимости, староста, говорил с бароном. Лана не могла понять, о чем шла речь, потому что этот человек изъяснялся на каком-то другом наречии. Лишь по общему тону и эмоциональным жестам можно было понять, что разговор шел серьезный.

Простолюдины, стоявшие за спиной старосты, то и дело что-то выкрикивали, перебивая друг друга и своего вожака, взмахивая вверх руками и зажатыми в них палками, словно грозя. Ульгерд оставался невозмутимым. Он внимательно слушал этих людей, но их речи его нисколько не волновали. На его лице была написана решимость, которая говорила о том, что он не намерен ни прислушиваться к требованиям или угрозам, ни изменять свое мнение. А речь шла о ведьме. О той ведьме, которую барон посмел взять под свою защиту и о том скверном еретике, которого он называет своим братом. Ведь это именно они, — в этом конечно же нет никакого сомнения, — стали виной тому, что вечно светлый так разгневался на них, послав огненные стрелы.

— Что ты тут стоишь?! — схватил принцессу за рукав Сократ. — Скажи спасибо, что такой туман!

Он оттащил ее подальше к повозкам, окончательно скрыв от возможных взглядов.

— Я хотела поговорить с бароном, — недовольно отдернула руку Лана.

— Нашла время! Знаешь, кто эти оборванцы?

— Кто?

— По твою душу они пришли. Ну, и по мою тоже.

— Ты понимаешь, о чем они говорят?

— Тут и понимать особенно не нужно. Ясно же, кто виной всему тому, чему мы недавно стали свидетелями. Знали бы они, какие им еще светопреставления предстоит пережить в самом ближайшем будущем!

— Погоди-ка, Ульгерд им что-то отвечает! Послушай! Они примолкли!

Барон действительно решил ответить на выпады крестьян. Лана как и прежде не могла понять, о чем же шла теперь речь. Лишь отдельные слова отдаленно напоминали тот язык, который она выучила здесь. Он говорил негромко, но очень отчетливо произносил каждое слово, словно стремился внушить этим людям что-то или доказать. Крестьяне слушали молча, не решаясь прерывать его, переглядывались значительно. После того, как Ульгерд замолчал, все они устремили взоры на своего старосту. Они ждали его решения или ответа.

— Одно слово барон повторил несколько раз и неспроста, — сказала Лана, которая не могла видеть эту сцену достаточно отчетливо из-за тумана, но внимательно прислушивалась к звучащим словам.

— Что за слово ты услышала в этой тарабарщине?

— Даже не слово, это имя, очень мне знакомое. Да и тебе, я думаю, тоже. Фужак. Конечно же без него не могло обойтись.

— Подожди-ка, — сказал Сократ и обратился к одному из стоявших возле повозок людей барона:-Эй, Адальберто! Да, да, ты! Подойди к нам!

Мужчина, одетый в грубую рубаху простолюдина, медленно и с недоверием подошел к ним.

— Вы меня зовете, господин? — задал он вопрос.

— Тебя. Ты ведь, кажется, из того же племени, что и эти встречные?

— Да, только меня зовут Туш, а Адальберто — это мой господин.

— Неважно, — махнул рукой Сократ. — Скажи нам, любезный Туш, в двух словах, о чем речь тут идет. О чем толкуют эти люди с нашим бароном?

Туш покосился на Лану, замялся и пожал плечами:

— Я плохо слышу…

— Ты врешь! Они так громко разговаривают, что знай я их язык, услышал бы даже отсюда. А ты стоял почти рядом с ними. Или ты просто не хочешь говорить?

Слуга как-то весь сморщился и словно уменьшился в размерах, ожидая неминуемого удара. Рука его даже слегка подпрыгивала, готовая в любой момент прикрыть лицо от тумака.

— Мы тебе ничего плохого не сделаем. Просто скажи, что ты понял из разговора? — заметив это, поспешила успокоить его принцесса.

— Они требуют выдать им ведьму, из-за которой и случилось светопреставление, — проговорил наконец Туш.

— В общем-то я так и думал, — сказал Сократ, и потеряв интерес к оборванцу, обратился к Лане:-Не высовывайся. И лучше спрячься.

— Куда мне прятаться?! Да и зачем? Я уже устала прятаться и скрываться!

— А жить ты не устала? Здесь дикая планета, между прочим!

— Я это заметила! И испытала на собственном опыте!

— Что ж придумать-то?

В это время вдруг раздался громоподобный голос барона:

— Брат Ромеро! Найдите мне брата Ромеро!

Лана увидела, как он стал оглядываться по сторонам и все, кто стоял с ним рядом, начали искать глазами Сократа.

— Тебе придется придумывать это прямо сейчас, брат. Твой выход!

У брата Ромеро был такой вид, словно он собрался прятаться под телегу. Но его уже заметили, и ему пришлось подняться с колеса, на котором он до этого безмятежно восседал и принять благообразный вид. Словно опытный комедиант он шагнул навстречу Ульгерду, сразу же, сообразно торжественности и серьезности ситуации, переменив выражение лица:

— Я здесь, брат! Для чего ты меня позвал?

Глядя в след мнимому проповеднику, Лана подивилась его преображению, тому, как выпрямилась его спина, как изменилась походка, вдруг ставшая величественной и как вся его фигура превратилась в некое пафосное изваяние. Этот его выход, конечно, не мог не произвести впечатление на дикарей, повстречавшихся на пути их каравана. Они сразу смолкли, уставившись на Сократа.

Принцесса понимала, в каком трудном положении находится сейчас ее приятель. Он ведь не знал подробностей разговора и того контекста, за которым последовали упоминание его имени и необходимость его появления перед глазами разгневанных простолюдинов. Брат Ромеро, не торопясь, подошел к барону и взглянул на него вопросительно, словно и не замечая десятки колючих взглядов.

— Эти люди — крестьяне, жившие и работавшие на земле барона Урфуса, вассала герцога Даберта, — мрачно начал рассказ Ульгерд. — Огненные стрелы вчера сожгли их деревню. Пострадали многие люди, есть и погибшие. Они винят во всем нас и не хотят верить в то, что ты предсказал.

— Я понял, брат, — грустно, но с достоинством произнес Сократ. — Но мне трудно будет донести до этих людей свет истины, и совсем не потому что я не знаю их языка, а потому что их сердца зачерствели от горя и ожесточились.

— Я помогу донести до них твою весть, брат, — сказал Ульгерд, — но все остальное только в твоих руках.

Лана наблюдала за всем этим, спрятавшись за одной из повозок. Она видела, как крестьяне зашептались недовольно, когда барон предоставил слово Сократу, и как тот повернулся к ним лицом и воздел руки к небу точно так же, как это делал Фужак. Она жалела, что несмотря на безупречное зрение, из-за едкого тумана не могла разглядеть выражения лиц этих бедолаг, чтоб понять, насколько убедителен брат Ромеро.

— Я хотел бы, братья мои, чтоб вы хотя бы ненадолго, освободили ваши сердца и разум от гнева и вспомнили о том, что завещали нам наши предки. Помните ли вы это? Помните ли вы то, что завещали они нам, чтоб уберечь нас, своих потомков, от ошибок, от тех ужасных ошибок, следствием которых станет кара вечно светлого?

По гробовому молчанию, последовавшему за переводом этих вопросов бароном, стало понятно, что никто никаких заветов предков не помнил. Некоторые недоуменно переглянулись.

— О каком таком завещании ты говоришь, чужеземец? — осмелился спросить староста сгоревшей деревни, косясь на своих собратьев по несчастью.

— Так вы ничего не помните? Или же вы и не слышали о них? Неужели ваши пастыри, те, кто должен заботиться о вашем спасении и благоденствии, ни слова не говорили вам о них?

И эти вопросы повисли в воздухе, оставшись без ответа, посеяв еще большее недоумение и накалив еще более интригу. А между тем Сократ обретал все большую уверенность. И самой принцессе стало любопытно, о каких завещаниях он ведет речь и как это все может спасти их положение. Или он просто лукавит, заговаривая зубы?

— Но это же преступно!!! — вскричал брат Ромеро, снова взмахивая руками, словно грозя и обличая кого-то там, за их спинами. — Это же подло!!! Как могли они, ваши наставники, называющие себя глашатаями вечно светлого, скрыть от вас то, что могло спасти всех нас от участи, которая уже постигла?! Или же они, прикрываясь святым именем Салара, лишь обирают вас, год от года увеличивая подати?

Последняя фраза вызвала оживление среди погорельцев.

— Так я буду тем человеком, кто расскажет вам о заветах наших предков, тех людей, которые были так чисты пред вечно светлым, что удостаивались вести с ним разговор напрямую, без лживых и алчных посредников. Я поведаю вам о них и ничего не попрошу взамен!

Установилась тишина. Люди Ульгерда с явным превосходством смотрели на чужаков, ведь им-то брат Ромеро уже давно открыл глаза. Но даже и они не смели нарушать торжественную тишину. Поэтому Сократ перевел дыханье и заговорил тише и вкрадчивей.

— Когда-то давно жил один человек добрый сердцем и светлый душой настолько, что Салар спустился к нему в виде белоснежной птицы и поведал о незыблемом законе. Он повелел донести его до всех людей на земле, и заверил, что станет дарить жизнь и тепло всем людям до тех пор, пока они чтут его и выполняют его заповеди. Но вы, люди, пребывая в вечных поисках благ телесных, а не духовных, позабыли их! И Салар прогневался на вас! И все вы вчера были свидетелями его величайшего гнева. Но говорю вам: это еще не конец! Это только начало! Целые реки огня вечно светлый обрушит на наши головы, если не вспомним мы его заповеди и не поспешим следовать им и передавать их своим детям, а те своим!

Все затаили дыханье, у многих даже рты раскрылись. А брат Ромеро держал паузу.

— Скажи же нам, что это за заповеди! — взмолились крестьяне, а за их спинами вдруг раздался младенческий плач, особенно пронзительно прозвучавший в тишине.

Сократ подождал, пока мать успокоит своего ребенка, и наконец-то возвестил:

— Этот закон гласит следующее: не убей — и будешь жив сам; накорми — и будешь сыт сам; не пускай ненависть в свое сердце — и не постигнет тебя гнев небес.

Тишина не прервалась. Все ждали от Сократа чего-то еще. И он снова выдержал паузу и, оглядев каждого, кого мог увидеть в тумане, продолжил:

— Кто из вас, несчастные, может похвастаться тем, что свято чтил эти заповеди? Кто отдавал последний кусок нищему бродяге? Кто прощал врага своего искренне, не загрязняя свою душу гневом? А жизнь человеческая?! Ценится не намного ли выше, чем жизнь презренного пса?! Реки крови людской проливают ваши благодетели бароны, поддерживаемые так называемыми служителями вечно светлого. Стоит ли удивляться, что он так прогневался на вас?

— Разве не ведьма во всем этом виновата? — раздался из толпы не слишком уверенный голос.

— Ведьма?!! — с таким выражением воскликнул брат Ромеро, что обладатель неуверенного голоса поспешил отойти за спину соседа. — Кого вы называете ведьмой? Это создание, не причинившее никому зла? И кто же объявил ее таковой? Аббат Фужак? Не он ли? Не тот ли, кто скрывал от вас многие годы свет истины!!?

Ответа не требовалось.

— Подойди сюда, дитя мое! — обратился Сократ к принцессе и, пока она осторожно продвигалась к нему под взглядами многочисленного люда, продолжал:-Взгляните на нее. Неужели кто-то из вас может подумать, что под этой ангельской внешностью может скрываться зло? Тогда почему вечно светлый не поразил ее вчера? Почему в нашем лагере никто не пострадал? Вечно светлый защитил нас! И может быть только благодаря этому безгрешному ангелу!

Лана стояла возле оратора, смиренно улыбаясь и понимая, что иначе в этой ситуации вести себя никак не подобало. Рядом с ней стоял огромный Ульгерд и хрупкий Сократ. Оба молчали теперь, давая возможность плебсу переварить всю эту неожиданную для него информацию.

— Эти люди так наивны и впечатлительны, — прошептал брат Ромеро принцессе. — Вот увидишь, сейчас попросятся с нами…

— Откуда тебе знать? — так же тихо поинтересовалась Лана. — Ты ведь ненастоящий сеятель…

Сократ только хмыкнул в ответ. Он весь сиял, словно маг или волшебник, и вправду поверивший в то, что его фокусы — настоящее волшебство, а не ловкость рук.

Погорельцы действительно попросились с ними. Сократ оказался прав. Его страстные речи привлекли по дороге в замок барона еще не одну группу крестьян, и даже Лана не могла не согласиться, что брат Ромеро действительно обладал даром убеждения, а наивный люд маленькой умирающей планеты был так доверчив, что повести его за собой было совсем нетрудной работой.

К утру третьего дня пути на горизонте наконец-то появился пока еще тусклый, но уже вполне видимый алый круг. Смог начинал рассеиваться то ли благодаря принимающемуся то и дело моросить дождю, то ли усердным молитвам вновь обретших свою веру людей.

Лана иногда вспоминала свою недавнюю спутницу и мужа. Ее доброе сердце не позволяло ей ненавидеть их так же, как они ненавидели ее. Она понимала, что и Асмабика и принц, если они выжили в катастрофе, находятся сейчас в куда более сложном положении, чем она сама. Не зная языка, обычаев, людей трудно прожить, да просто-напросто оставаться живым, на этой дикой планете. А она, Лана, принцесса самых чистых кровей, воспитанная в самых стерильных дворцовых условиях, она считала себя здесь уже почти своей! Ей было, чем гордиться…

Замок Ульгерда оказался совсем не так близко, как думалось. Вооруженные отряды с таким количеством подвод и людей, среди которых было много женщин и детей, двигались очень медленно. Свою роль сыграли и удушливый смог, и горящие леса и болота, которые приходилось обходить стороной. Но когда барон сказал принцессе, что до его замка осталось три-четыре часа пути, сердце ее заволновалось. Встреча с Эйдаром ее пугала. Теперь она находилась в стане его злейшего врага, того самого барона Ульгерда, о котором с такой ненавистью всегда говорили и герцог Даберт, и все его рыцари, и конечно сам аббат. Салигарды противостояли злому еретику Ульгерду, а Эйдар был верным салигардом.

Но неспокойно было не только ей. Когда оставался лишь час дороги до замка, барон приказал всем остановиться. Их караван, растянувшийся за время пути и даже немало увеличившийся в численности, останавливался медленно и неспешно, догоняя арьергард и подбирая отстающих, тех, кто останавливался чаще, чем основные вооруженные отряды Ульгерда. Прошло определенное время, прежде чем «хвост» понял, что «голова» приняла решение остановиться. Барон созвал своих вассалов и, собравшись в круг в отдалении от всех остальных, они стали тревожно совещаться о чем-то. Но все знали, о чем шла речь: впереди предполагалась засада. Об этом начали говорить еще вчера. Не исключалась возможность и того, что это мог быть сам Фужак со своими салигардами. К тому же и среди простолюдинов оставалось и много сторонников аббата, и много противников Ульгерда. И никак нельзя было пока сбрасывать со счетов герцога Даберта с его многочисленным войском.

Сократ теперь совсем мало стал общаться с принцессой, ведь за ним теперь постоянно ходили толпы вновь обретенных последователей. Не выходя из своей роли, он вещал им о неоспоримых истинах. Первое время Лана и сама прислушивалась к ним. Останавливалась чуть позади всей толпы, стараясь не привлекать внимания, и прислушивалась к нестройной речи брата Ромеро, пытающегося освоить новый диалект местного языка. Вот и сейчас, когда Ульгерд остановил передвижение лагеря, бывший сеятель снова собрал вокруг себя толпу. Лана прислонилась спиной к дереву, скрывшись наполовину от всей этой доверчивой братии, и стала прислушиваться. Ромеро очень быстро осваивал новый язык, буквально налету, она уже едва понимала его, хотя это вовсе и не значило, что его понимает кто-то из его слушателей. Они выглядели скорее завороженными, нежели прислушивающимися и внимающими. Никто из этих зевак и не заметил сразу, что в лагере началось оживление, переходящее в лихорадочную суету. Все вдруг начали бегать, что-то кричать друг другу, слышались зычные голоса рыцарей, отдававших приказы. Женщины собирали своих детей, хватая их за руки, ловили и привязывали праздно бегающую живность, взволнованно перекрикивались. Неподалеку принцесса увидела одного из знакомых рыцарей, того, с кем ехала на одной лошади в лагерь Ульгерда. Он спешно пересматривал стрелы в колчане, браня своего слугу, который, по всей видимости, вовремя не подточил наконечники. Она подбежала к ним:

— Что происходит? Объясните, пожалуйста.

Рыцарь обернулся:

— Случилось худшее, благородная леди. Мы выдвигаемся со всеми отрядами и забираем всех боеспособных мужчин. Все остальные будут вынуждены уйти в леса и разбить там лагерь.

— Но куда вы выдвигаетесь?

— Аббату Фужаку и его приспешникам как-то удалось занять замок нашего господина. Он сжег все деревни, что были вокруг и поработил оставшихся в живых землепашцев. Несколько из них сумели сбежать. Они-то и принесли нам дурные вести.

— Фужак занял Салинас Вердас?! Это значит…

"Это значит, что аббат освободит Эйдара и он снова встанет в ряды салигардов. На сторону нашего врага…", — пронеслось в голове оцепеневшей принцессы.

— Вам нужно собираться, — сказал рыцарь и спешным шагом удалился.

Лане пришлось отойти в сторону и прижаться к дереву, чтобы не быть сбитой с ног и затоптанной с каждой минутой все более усиливающимся передвижением людей, лошадей и повозок.

— Послушайте, что скажет барон, наш господин! — послышался голос глашатая и затем рев горна. — Все сюда! Послушайте, что скажет барон!

Теперь общее движение начало приобретать направление. Многие устремились туда, откуда раздавался голос оратора. В основном это были рыцари, их слуги и оруженосцы, а так же мужское население лагеря, включая и тех, кто совсем недавно присоединился к нему. Лана пропускала их вперед, боясь быть затоптанной, но ей все же хотелось послушать, о чем собирается говорить барон.

— Братья мои! — услышала она его незвучный, но сильный голос. — Вот и настал тот роковой час, когда всем вам известный аббат наконец-то показал свое истинное обличье. Ему не к чему больше надевать на себя овечью шкуру!!! Но мы не станем…

Толпа крестьян, за чьими спинами стояла принцесса заволновалась, и услышать что-либо стало больше невозможно. Понятно было лишь, что Ульгерд призывал всех на бой не ради своего имущества, а ради веры и справедливости. Эти слова долетали сквозь рев толпы до ушей принцессы, а все становилось ясно. Рядом с бароном стоял Сократ. Лана знала, что ему совсем не хотелось воевать, но как новому духовному лидеру этого дикого мира, лидеру, который противопоставил себя Фужаку и всем тем, кто стоял за ним, лидеру, который дал этим доверчивым людям новое слово и новую надежду, ему нужно было пойти впереди всех их. Такой расклад вряд ли мог обрадовать брата Ромеро.

— Ты напрасно иронизируешь, — ответил Сократ на ее язвительную усмешку, когда все разошлись собираться на войну. — И кто только научил тебя?

— Разве этому можно научиться? И разве можно вдруг проникнуться тем, во что не веришь и чего боишься?

— Я не боюсь. Я знаю, что произвожу впечатление легкомысленного и бесшабашного парня, но поверь мне это лишь поверхностное суждение.

— Хочешь сказать, что готов облачиться в кольчугу, взять в руки это примитивное оружие и вступить в кровавую битву?

— Ты может быть удивишься, но я неплохо владею этим оружием, особенно мечом.

— Так ты что же серьезно собираешься принять участие в этом?!

— А у меня есть выбор?

— Это не твоя война! Ты здесь случайно, и ты можешь умереть.

— А ты?

— А что я?

— Ты здесь тоже случайно.

В эту секунду позади раздался суровый окрик: "Берегись!", и огромная лошадь, едва не опрокинув обоих собеседников, тяжело, но скоро прошагала, неся своего окованного в железо седока. Это был рыцарь Адальберто, его верный слуга и оруженосец пешком и вприпрыжку проследовал за ним.

— Выдвигаемся! Мы выдвигаемся! — сообщил он взволнованно. — Прямо сейчас, не дожидаясь утра!

ГЛАВА XIX

— Тебе не стоило.

— Ты уже говорил.

— И все равно не стоило.

— Ульгерд позволил мне.

— Ты не представляешь, что начнется!

— Уж лучше бы началось уже. Мне кажется, что мы тут на вечность засели!

К полудню следующего дня стало ясно, что Ульгерд не собирался нападать скоро и внезапно. Его отряды окружили Салинас Вердас, но барон выжидал. Его преимущество было в том, что он досконально знал эту местность, свой замок, все его ходы и выходы, рвы, стены.

Замок Ульгерда был старым родовым его поместьем, настолько старым, что западная стена его уже разрушалась. Барон начал отстраивать вторую стену, еще более высокую и крепкую, учитывая неспокойное время, но не успел закончить строительство. Теперь он едва ли жалел об этом. От стен шла высокая насыпь, довольно крутая, местами поросшая кустарниками и даже деревьями. Насыпь спускалась ко рву, не слишком широкому и глубокому для такого большого замка и уже изрядно заваленному разного рода мусором и жутко воняющему. Из этого водоема раздавались странные звуки, только потом Лана узнала, что эти протяжные хоровые звуки издавали маленькие животные, живущие в стоячих водоемах.

Мост через ров был завален чрезвычайно: на нем валялись опрокинутые телеги с соломой и каким-то скарбом, трупы лошадей и даже людей, тех несчастных последних защитников замка, кого теперь некому было даже похоронить.

— Почему Фужак убивает крестьян? Ведь он же священник?!

— Для него они не просто крестьяне и, а идеологические противники, люди барона Ульгерда, еретика и вероотступника. Он внушает салигардом, и наверняка и сам уверен в том, что совершает благое дело.

— Салигарды тоже убивают ради веры, даже своих же соплеменников?

— Как видишь…

— Они безжалостны…

— Они не безжалостны. Они просто по-иному думают, это в порядке вещей. Ты пытаешься оценить их поступки с точки зрения цивилизованного человека, а они — дикари.

— Вот ты облачен сейчас в доспехи дикарей, вооружился самым допотопным оружием и, судя по всему, собрался убивать. А когда какой-нибудь озверевший дикарь в пылу битвы набросится на тебя, ты не успеешь даже подумать о том, что ты представитель высоких цивилизаций. Тебе будет все равно, и ты тоже озвереешь.

— Ты права. Так и будет. Когда живешь среди дикарей столько времени, забываешь прежние манеры и принципы.

— И все-таки не поэтому ты решился принять участие в бою…

Отряды Ульгерда встали совсем близко, так, чтобы их нельзя было не заметить. Рядом с замком не видно было ни одной живой души, и ворота были наглухо закрыты. На сторожевых башнях не было заметно никакого движения, словно враг и не занимал его. О вероломстве Фужака свидетельствовали лишь тела убитых на мосту, у ворот и стен и две сожженные дотла деревни. Преданные аббату салигарды заняли замок барона под очень благородным предлогом, спасения своих товарищей, захваченных во время штурма монастыря. Фужак отплатил той же монетой: он вторгся в его земли и захватил вотчину, перебив при этом не менее полсотни ни в чем не повинных людей. При всем при этом руководствовался он все теми же благородными помыслами защиты своих верных слуг и борьбы с гнусными еретиками.

Барон прекрасно понимал, что отобрать у салигардов назад свой замок будет очень нелегко. Ведь монастырь удалось захватить, используя внезапность, да и воинов солнца на тот момент в нем было совсем немного. Но теперь Фужак наверняка собрал все свои силы, и бой предстоял решающий, на смерть и до последнего.

Между тем никаких признаков боевой готовности Лана все еще не замечала. Да и сам барон уже давно не показывался, хотя еще днем несколько раз обходил отряды. Уж не решил ли он взять собственный замок осадой и измором?

Принцесса не ожидала получить согласие на то, чтоб пойти вместе с рыцарями на штурм и не оставаться в лагере вместе с женщинами, детьми и ранеными. Но Ульгерд неожиданно легко согласился, сказав лишь: "Только не мешайтесь под ногами, леди. Не попадитесь под стрелу или под лошадь". Он даже не стал выяснять, для чего ей нужно так рисковать.

— Чего же он ждет, ведь салигарды могут что-нибудь придумать.

— Ему виднее. Он тоже опытный воин и, между прочим, бывший салигард.

— Да, он говорил мне. И с тех самых пор у него счеты с аббатом.

— Не так уж прост наш барон

— Как думаешь, откуда начнется штурм?

— Предполагаю, одновременно пойдут бить ворота и вон на ту стену, которая выглядит не слишком крепкой. И как только все начнется, сразу отходи подальше, в глубокий тыл.

— Я посмотрю по обстановке…

— Только без геройства, ладно!

— Я должна быть поблизости, когда замок падет.

— А если падем мы?.. Посмотри, кажется, что-то происходит!

Ни у стен, ни возле огромных, окованных железом ворот, ни на мосту Лана, как ни старалась не смогла увидеть никакого движения. Но внутри замка действительно что-то началось. Оттуда начали слышаться вопли и грозные выкрики, из-за стен повалил дым.

— Приготовиться! Рассредоточиться! Таран сюда! — раздались команды в лагере барона и сразу же все, что еще минуту назад стояло в ожидании, вдруг ожило и двинулось единой массой через мост к воротам и вброд через ров к стенам.

Принцесса затаила дыхание, пытаясь всмотреться в эту картину, но вскоре вынуждена была спрятаться за дерево, так как некоторые стрелы из той лавины стрел, которая полилась со стен замка на штурмующих, стали долетать и до того места, где стояли они с Сократом и резервный отряд.

Среди штурмующих тут же возникла сумятица, многие, не сумевшие как следует защититься или не слишком опытные в ратном деле воины, сраженные сталью, падали под ноги своим соратникам, не давая сделать их натиск стремительным. Несколько рыцарей, сомкнув как можно плотнее ряды и щиты над головами, пытались прорваться на мост, чтоб подобраться к безопасному пространству возле ворот, куда стрелы уже не могли попасть. Вслед за ними волокли тяжелый таран, возле которого то и дело падали новые бездыханные тела, но который все же продвигался, за счет этих жертв, хотя и очень медленно. На головы тех, кто все же сумел подбежать к стенам и начал устанавливать лестницы, полился кипяток и полетели камни. Четыре из пяти лестниц, по которым проворно лезли смельчаки, сбрасывались, калеча их, но по одной другой они все-таки взбирались на стену и там начинали ожесточенно рубиться на мечах, топорах, копьях и палицах…

— Уходи отсюда, уходи подальше! — закричал Сократ.

Он, как и несколько десятков лучших рыцарей резервного отряда, приготовился в любой момент ринуться на подмогу по сигналу барона, троекратному зову горна, чей звук его вассалы ни за что не спутали бы с другим. И в то же время все они были осведомлены, что этот сигнал последует лишь тогда, когда удастся сокрушить огромные неприступные ворота. Сократ в облегченной кольчуге, шлеме с поднятым забралом, с мечом в одной руке и со щитом в другой выглядел совершенно естественно среди остальных рыцарей. Его глаза так же горели нетерпением. Его тело было напряжено нервом предстоящей схватки.

— Ты не похож на себя, брат Ромеро! Посмотри на себя! Ты настоящий дикарь!

— Уходи! Уходи сейчас же! Вот-вот начнется!

— И не подумаю!

— Женщине здесь не место, миледи! — сурово подтвердил уже другой рыцарь. — Стрелы не выбирают, кто перед ними!

Но принцесса уже просто не могла уйти, даже если бы и захотела. Сделав лишь только шаг из-за своего укрытия, она рисковала быть пронзенной стрелой салигарда. В какой-то момент осознав это, она испугалась и присела на корточки, согнулась ближе к земле, словно хотела попросить у нее защиты. Мужчины были охвачены азартом и страстью предстоящей кровавой схватки, и больше не обращали на нее никакого внимания. Даже Сократ. Никто не смог бы защитить ее. Все сейчас были равны перед сталью, несущей смерть и увечья.

Лана присела, почти окаменев, на землю, к траве, к почве, к помятым маленьким цветочкам, потому что именно они означали жизнь. А там, за ее спиной, куда она теперь боялась смотреть, разгуливала смерть. Смерть вонзалась неистово в щиты рыцарей, в деревья, в землю, не щадя никого и не разбирая. Но в этот момент ей вдруг почему-то вспомнился дворец на Эрдо, отец, мать и… Марио…. Он пытался давать ей уроки фехтования, искусства забытого, но когда-то весьма популярного в высшем свете, как говорила мать. Робот, самозабвенно сражавшийся на дуэли с другим роботом, манекеном, вдруг заметил этот живой интерес маленькой девочки к примитивным и бесхитростным движениям, к этому простому оружию и к сказкам, которые оно навеивало… Марио просто ради шутки, ради забавы и развлечения дал ей несколько уроков, научил держать в руке оружие, чувствовать его, понимать ту силу, которую оно несет. Сейчас, прильнув к другой земле, Лана вдруг вспомнила это. Она вспомнила, как холодная сталь постепенно становится такой же теплой, как ладонь, которая сжимает ее, как она подчиняется человеческой воле и становится готовой на все, даже на то, чтоб нести смерть. Тогда она и представить не могла, что столкнется с этим наяву, а не в мечтах. И какой показалась эта явь!

Сократ словно забыл об опасности и начал высовываться из-за укрытия, чтоб рассмотреть на происходящее у стен. В деревья, в землю, в дощатые щиты, за которыми скрывались воины, то и дело вонзались жала стрел, и он каждый раз рисковал быть убитым. Среди салигардов было много хороших стрелков, их стрелы очень часто попадали в цель. Штурмующие продолжали падать, смерть настигала их и у стен, и во рву, и на мосту, уже почти у самых ворот. И все же нескольким рыцарям удалось прорваться к воротам, и они, не дожидаясь тарана, принялись бить в них топорами и палицами.

— Ну когда же он протрубит в рог! — воскликнул вдруг Сократ.

— Возможно, барона уже нет в живых, — мрачно отозвался один из рыцарей, стоявших с ним рядом за деревянной бойницей.

— Я не верю в это! — услышав его, возразила Лана. — Он опытный воин!

— С этим я не спорю, — продолжил рыцарь. — Но похоже его затея не удалась.

— Что за затея? — обернулся Сократ.

— Он пробрался в замок с десятью воинами по тайному ходу, который знал лишь он. Но что-то случилось. Барон должен был убить стражу и открыть нам ворота, и так как этого не произошло… Я не хочу об этом думать, но… Похоже, ему не удалось пробраться незамеченным и пришлось вступить в схватку.

— Но ведь это не значит, что он мертв! — не хотела сдаваться принцесса.

— Да поможет ему и нам вечно светлый!

— Но это может означать также, что мы напрасно ждем его сигнала! Возможно, нам следует вступить в бой сейчас! — не унимался Сократ.

— Я уважаю тебя, брат, но командир здесь все еще я, — спокойно возразил рыцарь. — Нам придется подождать, пока откроются ворота.

Между тем совсем уже немногие стрелы стали достигать их позиций. Все говорило о том, что основной бой стал переходить на стены замка, куда уже многие воины Ульгерда сумели взобраться, кто по веревкам с крючьями, кто по лестницам. Таран подобрался к воротам и начал крушить их. Огромные двери содрогались, неистово трещали, из последних сил держа оборону. Но им оставалось недолго. В возникшие разломы полетели стрелы и камни.

— Вот теперь и пора! — воскликнул предводитель отряда и приказал своему оруженосцу протрубить в рог.

Даже не дожидаясь сигнала, Сократ одним из первых ринулся к мосту. В тот же момент поддалась и с треском обрушилась одна из створок ворот, соскочив с петель. Из замка тут же выбежали десятка два вооруженных копьями, мечами и топорами воинов. Завязалась сеча. Но увидев бегущих к мосту на подмогу рыцарей, они поспешили отступить за стены. Но ворота уже перестали быть препятствием. Два резервных отряда Ульгерда устремились в замок.

Лана очень скоро потеряла из виду Сократа, и теперь осталась совсем одна. Бой перешел внутрь замка, и она не могла видеть, что происходит за его стенами. Виден был только дым пожара, возникшего в одной из башен, мелькавшие в бойницах воины, да слышны вопли и проклятья, раздававшиеся в пылу сраженья.

Принцесса решила подобраться ближе к мосту и, стараясь передвигаться за кустарниками и пригибаться ниже к траве, где еще она была не совсем притоптана, стала двигаться ко рву. Она понимала, что ее светлое платье очень бросалось в глаза, и потому она постоянно рисковала быть подстреленной со стены, но продолжала перебегать от кочки к кочке и от куста к кусту. Подобравшись уже совсем близко к мосту, принцесса остановилась перевести дыхание возле небольшого деревца и вдруг с ужасом обнаружила прямо возле себя погибшего рыцаря. Лана отпрянула, но страх быть замеченной не позволил ей вскрикнуть и выбежать из укрытия. Она с ужасом взирала на мертвое тело, потому что впервые увидела так близко смерть. Молодой воин лежал на спине, раскинув руки. Глаза его были открыты, казалось, что он просто зачарованно смотрит в небо, если бы не длинная стрела, торчавшая прямо из его горла. Кто-то очень меткий лишил его жизни.

Несколько мгновений принцесса приходила в себя от страшной находки. Она пыталась успокоиться, понимая, что на пути в замок и в самом замке, если ей удастся туда пробраться, ей предстоит встретить еще немало мертвых тел, и возможно даже еще живых, но очень сильно покалеченных. Она заранее готовилась к подобному зрелищу, ища в себе мужество и волю, но первая же встреченная ею жестокая смерть, заставила ее затрепетать и остановиться в нерешительности.

Замок тем временем не замолкал, лязг железа, человеческий рев и стоны, истошное ржание испуганных лошадей, — всеми этими звуками был наполнен Салинас Вердас. Иногда со стен падали тела, и невозможно было разобрать, кто был сражен на сей раз: воин Ульгерда или кто-то из салигардов и их дружины. Принцессе понадобилось некоторое время, чтобы окончательно прийти в себя и собрать всю свою волю для того, на что она уже почти решилась и о чем еще несколько мгновений назад ей невероятно страшно и мерзко было бы даже подумать. Ей нужно было его оружие, меч, лежавший у его ног и… одежда воина.

Раздумывать и решаться не было времени. Лана старалась действовать быстро, не давая себе опомниться и осознать все кощунство своих действий. Самой большой трудностью было снять с мертвеца кольчугу, плотно стянутую стальными крючками где-то на спине. Девушка, собрав все силы, перевернула тело на бок, и долго возилась с ними, а потом еще нескоро сумела стянуть тяжелое стальное одеяние. Затем у нее получилось стащить с него длинный темно-серый плащ и сапоги. Шлем лежал рядом. Принцессе пришлось оторвать подол платья, так, чтобы его не было видно из-под плаща. Она натянула сапоги, слишком большие ей по размеру, с огромным трудом дрожащими от напряжения и волнения руками втиснулась в кольчугу и накинула плащ таким образом, чтобы полностью скрыть выглядывавший из-под кольчуги подол женского платья. Надеть же шлем она смогла не сразу. Ей мешали и волосы, и отсутствие хоть какого-то навыка в подобном деле. И только когда она смогла завершить все это и подняться на ноги, она, наконец, поняла, как тяжело ей будет передвигаться в этих доспехах и какой уязвимой и неповоротливой она будет. Все же Лана сумела надеть еще и кожаные, с пришитыми железными пластинами, перчатки погибшего воина и подобрать с земли его оружие.

Первые шаги ей дались с большим трудом. Принцесса чувствовала себя совершенно неуклюжей, наполовину слепой из-за слишком узкого забрала и очень тяжелой. Доспехи так и придавливали ее к земле. И все же хоть и медленно, но она подошла к мосту, который был завален трупами и едва проходимым. Несмотря на тяжесть, ей хотелось миновать это место как можно скорее. Помогая себе нелегким мечом, она перешагивала через чьи-то ноги, руки, оружие, щиты, проходила мимо стонущих, взывающих к помощи крестьян, наемников, рыцарей. Почти у самых ворот Лана заметила мертвое тело, одетое в плащ салигарда и подошла к нему, чтоб убедиться в том, что это не Эйдар. Из-под шлема выбивались длинные темные волосы, и ростом этот воин был гораздо выше. Лана вздохнула и направилась к воротам. Там, за ними, ей предстояло встретить еще немало таких же вот поверженных или раненых, от вида которых сердце сковывал страх. Но еще больше она боялась встретиться с ним живым. Она до сих пор не могла представить, как это может произойти, что она ему скажет, как посмотрит в глаза. Возможно, он не захочет даже с ней разговаривать. Но это еще не самое худшее, ведь она теперь на стороне его злейшего врага, а это значит, что она сама — враг!

Замок Ульгерда был огромным. Войдя в ворота, Лана остановилась и прижалась к стене высокой арки. Тут и там шли ожесточенные схватки. Салигарды не могли так просто сдать позиции, это было не в их обычаях. Каждый воин солнца сражался с двумя, а то и с тремя противниками. Тем не менее, принцессе сразу показалось, что не так уж много салигардов находилось в замке. Она, как впрочем и многие из окружения Ульгерда, полагала, что здесь должны были быть сосредоточены основные силы воинствующего аббата. Но мысль ее была прервана: чья-то тяжелая рука в перчатке опустилась на ее плечо. Лана вздрогнула всем телом, но, обернувшись, увидела знакомое лицо. Это был один из воинов Ульгерда.

— Рудгард, друг, ты ранен? — обратился он к принцессе, даже не подозревая, что обознался.

Она замерла, не зная, как поступить. Приятелю погибшего рыцаря вряд ли понравится эта история с переодеванием.

— У тебя на груди кровь и ты едва стоишь, можешь ли ты продолжать сражаться?

Боясь разоблачения, Лана кивнула утвердительно.

— Они засели в южной башне. Забаррикадировались.

Рыцарь показал мечом в сторону той самой башни. С той стороны раздавались глухие удары, было ясно, что двери ее пытаются взять тараном. Из окон башни, больше похожих на бойницы, на головы осаждавших то и дело летели стрелы и копья, а также камни и различные предметы утвари, скамейки, котлы, столешницы.

— Я иду туда. Ты со мной? Двери вот-вот падут…

Лана снова кивнула и последовала вслед за воином. Но он, привычный к своему тяжелому снаряжению, шел слишком быстро, и потому принцесса скоро отстала. Ее спутник и не заметил этого, охваченный боевым азартом. Лана медленно продвигалась по подворью, озиралась, старалась не приближаться к тут и там возникающим схваткам. Прямо на ее глазах развертывались жуткие драмы и трагедии, разносились проклятья и стоны, крики и молитвы. Звон стали раздавался и на стенах возле бойниц, и у хозяйственных построек среди соломы и дров, и на утоптанном и пыльном подворье, и на лестницах, и за стенами башен, и под сводчатыми арками, и у колодца… Один из поверженных воинов Ульгерда вдруг упал прямо под ноги принцессе, она даже едва не запнулась. Он был порядком изранен: кровью был испачкан весь его светлый плащ, открытая рана зияла на руке. Лана прижалась к стене, но ее уже увидел бившийся с этим рыцарем салигард. Озверевший и тоже раненый воин солнца кинулся к девушке. Она поняла, что ей либо придется принять бой, либо умереть.

Соображать нужно было мгновенно. Рядом с ней начиналась каменная лестница, ведущая на стену. Она мигом взобралась на две верхние ступени, чтобы быть вровень с разъяренным салигардом. Лана вся напряглась и приготовилась отразить нападение, выставив меч перед собой. Ее руки дрожали, и ноги подгибались от волнения и страха. Но тут вдруг очнулся поверженный воин. Он выставил окровавленную руку и схватил салигарда за полу плаща, и тот от неожиданности рухнул на землю, потеряв свой меч. Завязалась рукопашная схватка. Дружинник барона, изловчившись, навалился на салигарда сверху, пытаясь то ли задушить его, то ли просто раздавить своим весом. Оба захрипели, ни у кого из них уже не осталось сил на брань. Лана оцепенела, и не сразу поняла, что обращались именно к ней:

— Рудгард… Рудгард… Помоги мне, — услышала она сдавленный голос. — Я слабею…

Принцесса, совсем оробев, сделала шаг вперед.

— Что ты медлишь! — услышала она тот же голос, но уже гневный.

Разве мог он предположить, что тот, кого он принял за Рудгарда, вовсе не Рудгард, и медлит он потому, что никогда ему не приходилось убивать людей. А еще он боится того, что поверженный салигард окажется ему очень знакомым… Но воин Ульгерда ничего подобного не мог знать, он терял силы и, наконец, оказался на земле. Теперь он уже не мог ничего произнести, а лишь рычал, словно раненый зверь. Его противник, ожесточенно храпя, прижимал его к гранитной кладке подворья, но вдруг, оглушенный громовым звоном своего собственного шлема, рухнул рядом. Над ним с камнем в руке стояла растерянная принцесса. Спасенный рыцарь едва не задыхался, и вряд ли бы стал сейчас расточать благодарности мнимому Рудгарду, и в особенности за то, что тот совсем не спешил ему на помощь. Но Лане так и не удалось услышать нелестные слова в свой адрес. Кто-то схватил ее за руку и потащил в сторону и, прежде, чем она успела испугаться и среагировать, услышала возмущенное:

— Что ты тут делаешь?!!

— Сократ, как ты меня узнал? — спросила принцесса, когда они оказались под навесом, в стороне от сражающихся, а так же их глаз и ушей.

— Не сразу узнал, но когда догадался — глазам своим не поверил! И как ты только додумалась?!! Зачем тебе понадобилось сюда лезть?! Тебе надоела эта жизнь?!

— Не сердись. Мне нужно было. Да и вообще: с чего это ты решил изображать заботливого папочку?

— Теперь уж что говорить… Ты выглядишь очень глупо в этих чужих доспехах.

— Не глупее, чем ты в этих. А ты не видел барона?

— Он возле донжона. Руководит штурмом. Он уверен, что там засел Фужак.

— Так он там? — оглянулась принцесса на центральную башню, ту самую, к которой устремился недавно приятель мертвого Рудгарда.

— Может быть, хотя… Мне показалось, что слишком уж легко нам удалось войти в замок. То ли салигардов здесь оказалось меньше, чем мы думали, то ли мы и действительно отличные вояки…

— Странно… Ты говоришь «мы»… Так словно ты в общем деле…

— А разве нет?

— А как же твои планы покинуть планету?

— Некогда сейчас думать об этом, — настороженно воззрившись куда-то в одну точку, произнес Сократ.

Прямо на них надвигался один из рядовых воинов солнца, непосвященный еще в рыцари, но со стальной маской на лице и мечом в руке. Брат оттолкнул принцессу в сторону, и не дожидаясь нападения, бросился ему навстречу. Лана с изумлением взирала на то, как бьются на мечах дикарь и цивилизованный человек. Но вот кто из них кто, теперь она уже не могла бы точно определить. Где брат Ромеро приобрел такие навыки? Почему он так ловко управлялся мечом и щитом? Откуда у представителя далекого от этой планеты мира такой азарт, такой напор, и… такая кровожадность, безудержная и первобытная? Девушка закрыла глаза, когда Сократ сумел воткнуть меч в бок соперника, а затем, провернув его, вытащить из обмякшего тела и ударом по горлу завершить сражение.

— Пусть они знают, что я не просто проповедник и пустослов! — воскликнул победитель и вскинул вверх руку, сжимающую окровавленный меч.

— Так вот в чем дело… — вздохнула принцесса.

Между тем донжон, занятый салигардами, почти сдался. У его наглухо закрытой железной двери и вокруг него по всему периметру были навалены дрова. Ради такой цели Ульгерд распорядился вскрыть зимнее хранилище. Древесина отсырела в подвале, не хотела сразу разгораться и чадила. Серый дым проникал под дверь башни и поднимался вверх к ее немногочисленным узким окнам.

— Фужак! Тебе лучше выйти, пока ты не прокоптился, как рыба на вертеле! Погоди, мы выкурим тебя словно бешеного зверя из норы! — смеясь, кричали слуги Ульгерда и его воины.

Сам барон был спокоен и серьезен. Он явно не разделял настроения своих соратников. Его рука была перевязана какой-то серой тряпицей, подкрашенной красными пятнами, на шлеме, который он держал в другой, здоровой руке, обозначилась свежая вмятина. Сократ подошел к нему и встал чуть позади. Рядом с ним остановилась и Лана.

— Неужели ты действительно думаешь, что аббат может быть там? — спросил воинствующий проповедник.

Ульгерд обернулся на него, но тут же перевел взгляд на переодетую принцессу. Он сурово оглядел ее с головы до ног и, глядя поверх плеча Сократа, строго спросил:

— А вы что здесь делаете, леди?!

Лана подняла забрало.

— Как вы меня узнали?

— Не составило труда! Что за игры?! Вы решили, что это маскарад?! Я же приказал не высовываться!

Некоторые рыцари, стоявшие рядом с бароном, оглянулись, но, судя по всему, не могли понять, к кому была обращена эта гневная речь. Не кому из них не могло прийти в голову, что под доспехами их собрата может скрываться кто-то другой, а тем более — женщина. К тому же из окон мятежного донжона снова полетел мусор, и всем пришлось отступить.

— Прошу вас, барон, простить меня. Мне необходимо было появиться здесь, — проговорила принцесса, после того, как они отошли. — И мне так неловко, впрочем — мне ужасно стыдно, за то что пришлось надеть доспехи погибшего рыцаря.

— Это точно не делает вам чести!

— Но ведь Рудгард мертв, а я… могла бы вам быть небесполезной…

— Это чистый бред! К тому же должен вас разочаровать: тот, ради кого вы затеяли весь этот маскарад и полезли в самое пекло…

В этот момент из окон центральной башни обрушился ливень кипящей смолы. Как раз на случай осады и была она заготовлена слугами Ульгерда. Теперь она как нельзя вовремя пригодилась салигардам. Пролившись прямо на дымящиеся дрова, смола почти залила огонь и начала растекаться, но вскоре вдруг сама загорелась, неся прожорливое пламя к деревянным постройкам подворья. Барон разразился проклятьями. Железное самообладание его начало плавиться: враг использовал против него его же оружие! В выражениях он не стеснялся. Но Лана не обратила особого внимания ни на брань, ни на льющуюся и брызгающую во все стороны смолу. Она вцепилась в плечо барона:

— Он что?! Вы не договорили! Он… мертв?

Им снова пришлось отступить, потому что разливающаяся лава подкрадывалась к их ногам. Но принцесса не отставала:

— Скажите же мне, сын герцога мертв!? Его убили?!

Ульгерд наконец-то остановился и обратил внимание на принцессу. Слезы его не трогали, но он все же решил объяснить:

— Его здесь нет, как нет и Фужака.

— Но вы говорили, что он у вас в плену?

— Был.

— А сейчас?

— Сейчас — не знаю. Его освободили. По крайней мере могу точно сказать, что в моем замке его нет. Здесь вообще нет ни одного салигарда.

После этих слов несколько рыцарей, стоявших рядом с бароном, посмотрели на него. Им тоже был непонятен смысл последней его фразы.

— Что это значит? — отважился спросить один из них.

— А то и значит. Те, кого мы приняли за воинов аббата, — ряженые. Это наемники, переодетые в салигардов. Нам устроили представление!

— Но для чего?! — усомнился Сократ, для которого это тоже стало откровением.

— Они были здесь. Здесь был и Фужак. Освободив своих братьев, они ушли отсюда, разорив имением и оставив этих скоморохов.

— Я так и не понял — для чего, — не унимался брат Ромеро.

— Возможно… это ловушка, — догадалась Лана и вопросительно посмотрела на барона. У него от копоти заслезились глаза.

— Я своими же руками разорил свой замок. Разнес его по камням. Башни горят, ворота не уцелели… Мне не стоило оставлять его… И мои люди… Они погибли…

— Ненапрасно, брат, ты ведь понимаешь? Наша цель — велика, и наше дело правое! — чрезмерно напыщенно для такой ситуации изрек Сократ. Лана попыталась остановить его, прошептав:

— Оставь свою риторику! Не время для упражнений в красноречии!

Она попыталась увести его от разъяренного барона, потянув за руку, но Сократ вдруг вырвался и с ожесточением оттолкнул принцессу. Она упала, не удержав равновесие, но проповедник не обратил на это никакого внимания. Совсем рядом с ней зашипела кипящая смола, и если бы не шлем, ее лицо было бы обожжено. Ей совсем непросто было подняться на ноги в тяжелых доспехах не совсем по размеру, но никто и не подумал помочь ей. Сократ даже не обернулся, а Ульгерд вдруг издал какой-то звериный рык, перекрывающий даже оглушительный треск горевших поленьев и лопавшихся камней, и со всей силы ударил тупым концом копья о землю.

— Давайте кончать с ними! — воскликнул он и первым бросился на штурм.

Двери донжона уже полыхали, горящая смола подбиралась и к другим постройкам. Воины барона бросились вслед за ним. Не побоявшись огня, они с третьего удара обрушили ворота и бросились в башню. Последний оплот захватчиков перестал их защищать. До конца боя за Салинас Вердас оставались минуты, и дело можно было считать решенным.

— Однако для скоморохов, они неплохо сражаются, — отозвался Сократ, наблюдавший за штурмом центральной башни. Он выглядел утомленным и разочарованным. Азарт битвы оставил его.

— Тебе досадно, что ты не сумел побить ни одного салигарда? — поинтересовалась принцесса с упреком. Она была очень зла на своего приятеля и не скрывала обиды в голосе:-А ты хоть осознаешь свою вину!? Ведь это ты все затеял!

— Нет, принцесса, — отрешенно созерцая горящие поленья возле стен башни, ответил брат Ромеро. — История на этой планете идет своим чередом. А я — лишь винтик, случайно залетевший из космоса…

ГЛАВА XX

У барона было не так много вассалов, как у герцога Даберта. Но зато у него имелся не менее сильный духовный лидер. Он считал это своим преимуществом и всерьез верил в брата Ромеро. Не дожидаясь утра, Ульгерд послал гонцов ко всем своим вассалам и приказал в спешном порядке восстанавливать замок и, прежде всего, — ворота. У него были серьезные основания полагать, что настоящая битва еще впереди. Он пришел к выводу, что Фужак не случайно оставил замок: он просто не успел собрать силы, да к тому же был напуган недавним небесным светопреставлением. Теперь барон пребывал в уверенности, что аббат вернется, чтобы покончить с вероотступниками, которые все теперь собрались в одном месте.

Лане казалось, что восстановление замка, в свете реальной угрозы внезапного и скорого нападения, идет слишком медленно. Слишком неспешно и даже как-то неохотно собирались крестьяне из оставшихся в округе деревень, очень медленно двигались слуги барона, лениво стучали их топоры и молоты; ей так и хотелось подойти к кому-нибудь из них, отнять инструмент и начать действовать самой. Она может быть так и сделала бы, если бы имела хоть какое-то представление об их работе. В последнее время принцесса чувствовала себя очень решительной. Она бродила по уцелевшим стенам замка, вглядываясь в окрестность и за каждым кустом, деревом и холмом представляя салигардов.

В замке Ульгерда Лане наконец-то удалось отдохнуть, выспаться и привести себя в порядок. Правда он был ничем не уютнее и не теплее, чем замок герцога Даберта, а после штурма пребывал в еще более плачевном состоянии. Тем не менее, слуги барона нашли для нее и подходящую сырую и темную комнату, и наряды, и даже украшения, добытые в аббатстве. Но драгоценности Лана не стала надевать. Все-таки она не могла согласиться с тем, что это честный военный трофей, а не украденное. Служанка, приставленная к ней, молчаливая и несимпатичная пожилая женщина, растопила камин. Но он нисколько не оживил мрачную комнату с мокрыми гобеленами на стенах, поэтому принцесса предпочитала проводить время на свежем воздухе.

А Сократ продолжал проповедовать. Ведь силу его слова еще не довелось испытать на себе тем подданным Ульгерда, кто не был в лагере еретиков. Теперь вместо того, чтобы работать, приводить в порядок стены замка, мост и ворота и готовиться к возможному нападению, все эти люди собирались на подворье возле разрушенного донжона, окружали брата Ромеро и слушали, раскрыв рты. Каждый из них начинал верить, что с данного момента у него начнется совсем другая жизнь. И можно уже не бояться больше нападения соседей-захватчиков, Фужака с его ненасытным аббатством да и самого их благодетеля, барона Ульгерда: возможно он вдруг станет не таким требовательным и жадным, уменьшит налоги и подати, не станет так часто выгонять на работу.

В очередной раз прогуливаясь по стенам, Лана заметила стоявшего там же барона, который хмуро оглядывал внутренности замка. Она подошла к нему.

— Уже почти сутки прошли. Мы можем не успеть подготовиться к нападению, — сказала она. — Ворота все еще не готовы.

— Первая задача — похоронить мертвых, — угрюмо отозвался тот.

Несколько крестьян собирали тела убитых, складывая их, словно хворост, на повозки и отвозя куда-то за старую насыпь, что служила когда-то военным укреплением дальним предкам барона, а теперь ограждала территорию мертвых. Лана не могла заставить себя даже взглянуть в ту сторону. Но для подданных барона, казалось, это было делом вполне привычным.

— Нас может ждать та же участь, если мы не подготовимся, разве не так? — снова обратилась она к Ульгерду.

Он поднял вверх руку, останавливая дальнейшие вопросы:

— Не вмешивайтесь в это, леди! Это дела мужчин, рыцарей!

Лана поняла, что он пытается прислушиваться к словам Сократа, который вновь и вновь повторял одни и те же постулаты. Но ее они не волновали: то, что для этих людей явилось светом истины, для нее было истиной давно известной и прописной. Понимая, что разговорить барона ей сейчас не удастся, она подняла голову к небесам, пытаясь хоть там найти развлечение и отдых для глаз.

Солнце шло к закату и потому уже не обжигало и не слепило. Небо было чистым c лиловым оттенком. С самого утра на нем не появлялось ни единого облака, поэтому маленькая темная точка над горизонтом сразу же привлекла внимание Ланы. Сначала она решила, что это одна из местных птиц, — здесь встречались такие "редкие экземпляры", как говорил о них Сократ, гигантские, черноперые, но совершенно безобидные птицы. Но для живого существа эта точка была слишком уж неподвижной. Принцесса отошла от барона и, подойдя к самому краю стены, к тому месту, где была обрушена часть бойницы, привстала на камень и напрягла зрение.

Точка некоторое время оставалась недвижимой, застыв в воздухе неестественно, не реагируя на движения потоков ветра. Присматриваясь к ней все это время, девушка догадалась, что это неживое существо. Неужели..? И тут точка рванулась в сторону и начала плавно передвигаться вдоль линии горизонта. Стало окончательно ясно, что это летательный аппарат, созданный разумными существами. Лана не спускала с него глаз, и вскоре он сменил направление движения. Точка стала увеличиваться в размерах, округляться и приближаться очень быстро. Вскоре послышался и шум: знакомый для Ланы и Сократа, звук, вызванный трением особого сплава обшивки малого космокатера о воздух, но еще более громкий, потому что это был плотный воздух дикой планеты. Услышав это, брат Ромеро замолк и посмотрел вверх. Вслед за ним подняли головы и его слушатели. Корабль как будто бы замедлил скорость, когда подлетел совсем близко к замку, но был все равно очень высоко. Тем не менее, никто из наблюдавших за ним не смогли бы спутать его ни с птицей, ни с облаком, ни даже с колесницей вечно темного, которая по местным представлениям должна была представлять собой железного дракона, изрыгающего из своей пасти огонь. Космокатер выглядел обычно для подобного рода транспорта: округлый и продолговатый, с прозрачным утолщением в районе кабины пилотов, с одним рулевым крылом, похожим на хвост и открывающимся только при входе в плотные слои атмосферы. Такой как правило использовался для доставки пассажиров с поверхности планеты к орбитальному вокзалу или с большого корабля на планету. Такой же катер когда-то доставил на космовокзал и беглую принцессу.

Вальяжно и даже как-то равнодушно ко всему, что находится внизу, корабль проследовал мимо, сопровождаемый лишь собственными звуками и никакими иными: изумление обитателей Исмирада было так велико, что они не могли ни произнести ни слова, ни вздохнуть. Полная тишина продолжала стоять и тогда, когда космокатер исчез сначала из поля зрения тех, кто стоял на подворье замка, а затем Ланы и барона, стоявших в это время на стене.

Только спустя некоторое время барон, всматривающийся в небо, молча перевел вопросительный взгляд на принцессу. Она медленно покачала головой в знак того, что и сама не поняла произошедшего и в свою очередь посмотрела на Сократа, который поспешил тоже подняться на стену. Он не обратил внимания на ее вопросительный взгляд и поспешил к краю стены, чтобы проводить глазами удаляющуюся точку. Когда она скрылась окончательно, он подбежал к принцессе и сказал на языке, понятном только им двоим:

— На нем не было опознавательных знаков, ты заметила?

— Это твои соратники? Прилетели за тобой? — задала она вопрос.

— Это не могут быть они. Ты видела этот катер? Он новенький, последней модификации. У нас таких никогда не было. Мы не настолько богаты.

— Тогда кто это может быть?!

Сократ скривил загадочную ухмылку.

— Мне ясно одно: мы с тобой не единственные здесь инопланетяне…

— Я это знала и раньше! — воскликнула Лана, сразу вспомнив об Асмабике и принце. Новый современный корабль! Неужели Александр сумел вызвать себе подмогу?! Но как? А может быть его сподвижники его сами отыскали? Или все еще ищут?! А вдруг ищут ее?!

— Мне не нравится, когда вы вот так разговариваете не на эспанском! — прикрикнул на них стоявший неподалеку барон.

— Это знамение! Это еще одно знамение! — торжественно вскричал старик, находившийся в толпе недавних слушателей Сократа. Толпа тут же очнулась, оживилась и зашумела:-Что оно означает, брат?!

Но брат Ромеро и сам не знал, что могло означать такое знамение и было ли оно знамением лично для него. Он выглядел взволнованным и растерянным. Он будто бы и не слышал своих учеников, которые продолжали вопрошать:

— Что ждет нас теперь?! Плохой или хороший это знак?!

Никто из них не подозревал, что через несколько мгновений этот вопрос окончательно проясниться. Сквозь встревоженный рокот толпы ясно послышался другой звук: свистящий, устрашающий, быстрый. Лана не успела даже опомниться, не успела сделать шаг в сторону или увернуться. Прямо на нее через верхушки бойниц летел огромный серый валун…

Он рухнул на стену, издав страшный грохот, расколовшись на части сам и разбив каменную кладку стены вместе с частью лестницы. Барон успел прижаться к бойницам, но его накрыл град каменных осколков и туча пыли. Он упал, оглушенный и посеченный мелкими острыми обломками. Сократ съехал в образовавшийся пролом стены и тут же был завален камнями. Но первой на пути примитивного снаряда оказалась принцесса. Он задел ее по касательной еще до того, как ударился в стену. Ошеломленная Лана не почувствовала боли в руке, потому что тут же оказалась внизу, упав с восьмиметровой высоты на крышу хозяйственной постройки и, проломив ее, на сложенный хворост. Сверху на нее тут же обрушилась часть крыши со щепками, балками, соломой, а потом еще и груда мелких камней, отколотых от боевой галереи замка.

Враг подступил слишком близко. Он начал использовать катапульту, и это мог быть только ближайший соратник аббата Фужака — герцог Даберт. Только у него была такая хитроумная машина, идею создания которой привезли из дальних походов воины солнца. Но чтобы зарядить ее следующим снарядом, необходимо было потратить значительное время. Обычно для устрашения и подавления духа противника запускалось несколько таких снарядов, и лишь потом начинался штурм укрепления.

Барон, очнувшись, попытался подняться на ноги. Это ему удалось не сразу: он шатался и едва что-то различал перед собой. Он был без шлема, поэтому голова его пострадала больше всего: возле виска зияла и кровоточила рана.

На подворье воцарилась паника. Сквозь хаотичное движение обезумивших от страха и не отошедших еще от последнего небесного явления простолюдинов пытались пробраться рыцари. Они спешили на помощь своему командиру. Подбежав к нему и подхватив на руки, они услышали тихий приказ:

— Заваливайте ворота всем, чем только можно. И всем на стены. Следите за катапультой…

— Мы успели разобрать мост. Они нескоро смогут подобраться к воротам, — сказал один из рыцарей. — Да и дружина барона Бласта должна быть на подходе…

— А от Мартона нет вестей?

— Нет…

— Не присылал ли хвастун Рэбин гонца?

— Не было.

— Я так и знал, что все они верны мне лишь на словах! Пока они раздумывают, Даберт не оставит и мокрого места от замка. Вооружайте всех, кто есть и кому хватит оружия. А кому не хватит копий и топоров, пусть берут рогатины, оглобли, камни, жгут костры, топят смолу и масло…

Ульгерд сделал усилие и отстранил поддерживающих его рыцарей. Его слегка качало. С ним остался лишь его личный оруженосец, остальные кинулись к воротам, на ходу отдавая приказы всей челяди и воинам, перемешавшимся друг с другом в паническом и бесполезном движении. Барон подошел к разрушенной бойнице, нисколько не боясь быть подстреленным случайной стрелой, чтоб посмотреть туда, откуда его замку, его людям, родне и ему самому грозила смерть.

Даберт не спешил, прекрасно осознавая, что его давний соперник обречен. Его воины неспешно и основательно готовили катапульту к следующему выстрелу. Если бы не разобранный мост, герцог давно бы уже ворвался в замок. Теперь он отвлекал внимание и наводил панику и страх, пока его рыцари неторопливо переправлялись через ров.

Дворовые Ульгерда уже принялись заваливать едва висевшие на петлях ворота замка. Они волокли и везли к арочному проему все, что попадалось под руку: камни, телеги, мешки с навозом, дрова и даже трупы животных. Довольно быстро росла гора, загораживающая вход в замок. Тем временем рыцари, их оруженосцы и слуги заняли позиции на бойницах и принялись обстреливать из луков и арбалетов воинов Даберта, среди которых были и салигарды. Их ярко-желтые плащи сразу бросались в глаза.

— Где брат Ромеро? — спросил барон у своего оруженосца.

— Боюсь, он погиб, мой господин. Его завалило камнями.

— Найдите его!

— Но сейчас не время для похорон!

— Я не верю, что он мертв…

— Мы могли бы отыскать его после битвы…

— Нет! Если мы не найдем брата, то нам не выдержать этого штурма…

Наблюдая за тем, как на возвышении у старой земляной насыпи люди герцога устанавливают шатер для своего господина и аббата, барон скрипел зубами и даже не замечал, что из раны на его голове кровь стала течь быстрее. Увидев это, его оруженосец попытался зажать рану куском серой тряпки, но Ульгерд гневно оттолкнул его и направился к уцелевшей лестнице, ведущей к одной из угловых башен замка. Там, под ворохом полуистлевших меховых накидок, старинной одежды и заморских гобеленов, хранилось родовое оружие барона, принадлежавшее его деду и отцу: фамильный меч, щит с гербом их рода, тяжелый топор с деревянным резным топорищем. Эти реликвии он доставал лишь два раза: когда его посвящали в рыцари, — это был формальный, но очень торжественный ритуал передачи титула от отца к сыну, — и второй раз, когда аббат Фужак жаловал ему священное звание салигарда. Ульгерд решил, что настал момент для третьего и, наверное, последнего раза. Из-за контузии у него кружилась голова, перед глазами все расплывалось. Вступив под своды темной башни, он и вовсе потерял ориентацию и стал двигаться вверх по узкой лестнице, держась за влажные стены. Его собственные доспехи, к немалому весу которых он давно привык, вдруг стали для него тяжелы: ноги с трудом поднимали тело на очередную ступень. Когда барон добрался до самого верхнего помещения башни, где и находилась сокровищница, он уже почти ничего не мог видеть. На холодном полу темной каменной комнаты были разбросаны вещи, сундуки, деревянная мебель. Запнувшись за что-то, Ульгерд понял, что здесь побывали наемники. Только они могли устроить весь этот разгром и наверняка что-то прихватили с собой. Новый прилив гнева окончательно свалил его с ног. В злобе он попытался приподнять и швырнуть об стену первую попавшуюся под руку скамью, но сам рухнул без чувств на ворох истлевших старинных одеяний. Он не знал, что никто из наемников не позарился на старое, местами выщербленное и проржавевшее оружие, не имевшее никакой ценности, и оно по-прежнему покоиться в одном из сундуков.

Всего лишь за несколько часов замок был полностью окружен войсками герцога и его вассалов. Поняв, что перебраться через ров с тяжелым вооружением и лестницами им не удастся, салигарды и их гвардейцы, несмотря на шквальный обстрел, принялись сооружать мост, какого в этих краях еще никто не видывал. Вероятно, и эта идея была позаимствована воинами солнца в дальних походах. К уже готовому, сколоченному из досок плоту с двух сторон привязывались огромные поплавки, изготовленные из внутренностей животных и заполненные воздухом. Этот плот, казавшийся защитникам замка каким-то диковинным и даже дьявольским сооружением, в несколько приемов и ценой нескольких жизней был опущен в затхлую воду рва так, что соединил две стороны разобранного посередине моста. А к тому времени, как воины барона догадались о том, что эти пузыри по бокам уязвимы для стрел, салигарды успели переправить несколько десятков штурмовиков с лестницами к стенам замка. Но поплавки весьма неохотно выпускали воздух и поэтому даже по перекошенному, но все еще держащемуся на плаву мосту, могли переправляться вооруженные менее тяжелыми доспехами воины.

Второй удар катапульты проломил немалую дыру в самом уязвимом месте стены, где каменная кладка была еще свежа. К этому месту сразу же бросились салигарды с лестницами. Но на их головы тут же полился кипяток и смола. На этот раз защитники замка рассчитали, куда приблизительно должен был попасть каменный снаряд, и приготовились заранее. Пригодились и камни, образовавшиеся в проломе, а лучники могли уже вести прицельный огонь. Несмотря на это катапульту также основательно, но уже заметно ускорившись, начали готовить к следующему выстрелу.

Сам герцог участия в штурме не принимал, нервно наблюдая за ним из шатра, недосягаемого для лучников Ульгерда. Вместе с ним отсиживался и духовный вождь салигардов. Он как никогда раньше был близок к тому, чтобы убить сразу двух зайцев: присоединить земли барона к монастырским владениям, с которыми они так удачно соседствовали, и раз и навсегда избавиться от ереси, которая в последнее время становилась все опаснее и обретала все больше сторонников.

— Ваш сын по-прежнему рвется в бой, несмотря на то, что еще не отошел от ранения? — спросил аббат Даберта.

Тот нахмурился.

— Не думаю, что его удастся удержать.

— Нам повезло, что барон не успел убить его.

— Я благодарен тебе, святой отец, за то, что твои воины помогли освободить его. Но один вопрос не дает мне покоя…

— Какой же?

— Стал бы ты делать это, не согласись я пожертвовать монастырю земли Ульгерда в случае победы?

— Ты забываешь, замок ведь уже был в моих руках…

— Не велика победа взять пустой замок… Ты вот возьми теперь самого барона и этого… брата…

— Теперь все в наших руках, герцог! Правда и вечно светлый на нашей стороне! Ты же сам видел это небесное явление!!! Это было знаком свыше, я уверен!

— Да… Наверное, — пробубнил Даберт и обернулся на священника:-У меня с Ульгердом давнишняя вражда из-за озерных земель, а вот ты почему так спешишь его уничтожить?

Сидевший до этого в походном кресле Фужак вскочил на ноги.

— Я же говорил тебе, барон — наглый клеветник! Он распространяет обо мне мерзкую ложь, а ведь я лично посвящал его в салигарды!

Лицо аббата покрылось розовыми пятнами. Он несколько раз туда-сюда нервно прошелся по палатке, выглянул за полог, осмотрел замок, словно оценивая происходящее, потом позвал прислуживающего ему монаха и велел принести вина. Герцог знал, что затронул больную тему, ему пришлось заговорить примирительным тоном:

— Да, и до меня доходили эти лживые сплетни. Один из людей Ульгерда, вассала барона, и на дыбе продолжал повторять их. Многие салигарды слышали его, но никто не поверил.

Кубок с вином задрожал в руках старого аббата.

— Он… говорил…, будто это я предал отца Ульгерда во время дальнего похода? Будто я, будучи еще салигардом, продал его за золото неверным, а потом на эти деньги купил себе сан и аббатство?

— Мы все знаем, что это неправда…

На пороге, откинув полог, возник Эйдар. Он был в полном рыцарском облачении, в доспехах и с оружием. Шлем он держал в руках, приготовившись надеть его, но лишь после того, как испросит благословления. Лицо его было взволнованным и бледным. Во время пленения он был ранен: копье одного из воинов Ульгерда пронзило его кольчугу на груди, совсем чуть-чуть не дойдя до сердца. Во время пребывания его в подземелье замка барона, в полной темноте, сырости и бреду, рана загноилась, и Бранд едва не умер. Салигарды появились вовремя. Герцог знал об этом.

— Сын мой! — увидев Эйдара, воскликнул аббат. Он был рад тут же забыть неприятный разговор. — Разве ты готов принять участие в сражении? Еще два дня назад тебя терзала лихорадка!

— То, что терзает меня теперь, пострашнее лихорадки, — промолвил юный салигард. — Мне нужно благословление моего отца, чтобы занять свое место в бою.

— Я не могу дать тебе своего благословления! — заявил аббат жестко. — Вечно светлый не простит мне, если я потеряю одного из лучших его воинов. Ведь ты еще слаб!

— Нет, святой отец, нет, — отстранился от него Эйдар и подошел к герцогу. — Мне нужно благословление моего настоящего отца. Он ведь знает, что мне просто необходимо войти в замок барона одним из первых.

— Но я твой духовный отец! Салигард, ты забываешься! — вскричал Фужак, шагнув за ним. Из его крючковатых, похожих на лапы хищной птицы, рук выпал пустой кубок.

— Благословляю! — не обратив внимания на протест священника, торжественно проговорил Даберт. Глаза его засияли. Он положил руку на плечо сыну и добавил уже тише:-Иди и отыщи ее!..

Тело Сократа нашлось не сразу. Личный оруженосец Ульгерда один отправился исполнять приказ своего сеньора, потому что все остальные ушли на стены. Он видел, куда упал проповедник, но на том месте была теперь лишь громадная куча камней. Но приказ — есть приказ. Он принялся один за одним разбирать камни, откидывать те, что поменьше, и отволакивать в сторону большие глыбы. С каждой минутой и с каждым отброшенным камнем надежда найти брата Ромеро живым таяла. Но преданный слуга понимал, что сейчас, когда Салинас Вердас окружен войсками Фужака, им всем просто необходим живой предводитель и идеолог, и особенно он необходим так поверившему в него барону.

— Внимание!!! Сейчас будет третий выстрел!!! Берегитесь!!! — раздался голос из сторожевой башни.

Салигарды теперь метились в определенное место на стене, поняв, что оно наиболее уязвимо. Им нужно было расширить тот пролом, который был сделан вторым выстрелом. Через него они могли бы перебраться даже без лестниц. Тем временем с другой стороны переправившиеся через плавучий мост рыцари одновременно начали штурм ворот и стен. Легко вооруженные воины закидывали на стены веревки с крючками на концах, цеплялись за выступы и начинали взбираться наверх. Влезть на стену удавалось далеко не каждому. Многие падали на землю, добравшись до середины или даже почти до конца, если их замечали и отрубали концы веревки. Но те, кто достигал цели, ввязывались в яростные схватки, не давая передышки и не позволяя защитникам сталкивать со стен лестницы, по которым взбирались уже десятки дружинников.

Третий выстрел на счастье воинов барона был не слишком метким. Каменный снаряд ударил рядом с проломом, но попал уже в старую, более прочную кладку. Разрушив три зубца бойниц, камень скатился вниз, на подворье, поломал навес для животных, поднял тучу пыли и остановился у колодца. Как раз в этот момент оруженосец барона наткнулся на небольшую полость, образовавшуюся в завале. Осторожно отбросив камни, он заглянул в темноту и спустя несколько минут сумел рассмотреть едва заметный силуэт тела, не подававшего признаков жизни. Сократ лежал на спине, далеко закинув голову назад. На его ногах расположилась громадная каменная глыба.

— Эй, ты! — крикнул оруженосец пробегавшему мимо слуге. — Помоги-ка мне!

— Я несу смолу на стену, — отозвался тот, приостановившись.

— Так неси скорее свою смолу и мигом возвращайся. Здесь наш брат Ромеро.

Вдвоем они еле-еле оттащили камень с тела Сократа, и оруженосец наклонился, чтобы проверить дыхание и послушать сердце.

— Клянусь святой Флуранцией, он жив! — воскликнул он. — Едва дышит. Давай-ка оттащим его под стену.

Удар снаряда катапульты проломил дыру под стеной, образовав проход в межстенное пространство замка. Туда и оттащили безжизненное тело проповедника, скрыв за грудой камней.

— Он не жилец, наш брат, — сказал прислужник. — Совсем не жилец. Недолго ему осталось.

— Не говори зря! — недобро заметил оруженосец. — Все-таки он непростой человек. Люди говорят, что он посланник самого Салара. И прилетел к нам оттуда.

Рыцарь показал куда-то в темный каменистый свод, слуга посмотрел туда же.

— И он должен вернуться назад?

— Вряд ли теперь ему удастся сделать это… Давай укроем его, принеси шкуру…

Эйдар добрался до стен замка почти невредимым. Жесткая перчатка со стальными пластинами спасла его руку от кипящего масла, которое хлынуло на штурмующих, как только он присоединился к ним. Но несколько капель этой жгучей и дурнопахнущей жидкости попало ему на незащищенное лицо. Он не стал надевать шлем и скинул латы, защищающие грудь и плечи, поскольку твердо вознамерился влезть на стену с помощью каната, как то сделали уже многие воины. Опередив одного из рыцарей, Эйдар выхватил у него веревку с крючьями и тут же привычным движением сделал бросок. На поврежденной снарядом катапульты стене стальные крючки легко нашли себе место и прочно зацепились.

— Прикрой меня, — крикнул Бранд ближайшему воину и начал взбираться.

Сверху посыпалась каменная крошка: железные когти начали царапать разрушенную кладку. Один из защитников замка, увидев ползущего по стене салигарда, попытался добраться до веревки, чтоб обрубить ее. Для этого ему понадобилось спрыгнуть в свежий пролом на стене. Но как только он оказался там, его сразила стрела рыцаря прикрывающего Эйдара. Через несколько мгновений салигард был на стене, и ему тут же пришлось принять бой. Воин Ульгерда сначала попытался сбить его со стены, швырнув камнем в его сторону, но Бранд увернулся и, мигом подскочив к своему врагу, нанес ему рубящий удар мечом. Схватка длилась недолго. Даже раненый и не совсем еще выздоровевший салигард оказался ловчее одного из наемников барона. Всего лишь три удара мечом сумел отразить защитник замка, четвертый был обманным, а пятый стал для него смертельным. Но это сражение и самому воину солнца далось нелегко. Он все еще был слаб, да и подъем по отвесной стене отнял у него немало сил. Воспользовавшись тем, что рядом пока не было ни одного врага, Эйдар привалился спиной к стене, чтобы хоть немного перевести дух.

Но отдыхать ему пришлось недолго, снизу послышался окрик:

— Я начинаю подниматься!

Тот самый рыцарь, что прикрывал Бранда, тоже начал взбираться на стену. Эйдар занял позицию на случай, если кто-то из защитников попытается обрубить канат…

Вскоре были взяты и ворота, вернее то, что от них осталось: остовы огромных кованых воротин, порубленных в щепы еще самим бароном, заваленных разным мусором, который не так уж сложно было разгрести. Проход был открыт, и десятки рыцарей ринулись в замок. С той минуты его можно было считать обреченным. Так решил и аббат Фужак, да так оно и было на самом деле. Предводитель ордена салигардов захотел лично засвидетельствовать падение обители ереси и оплота своего главного врага. В сопровождении самых верных своих воинов и личных слуг, он рискнул отправиться вслед за первыми вошедшими в замок салигардами еще до того, как над центральной башней взовьется победное знамя воинов вечно светлого. Фужак был пьян от вина, выпитого накануне от волнения и злости, и потому смел и полон решимости непременно стать свидетелем гибели и барона, и его таинственного духовного покровителя. Вооружившись только своим узнаваемым посохом с набалдашников в виде злой звезды Исмирада, тем самым которым он устрашал всех своих последователей, аббат направился в замок, сумел перебраться через почти потопленный мост и оказался в воротах Салинас Вердас.

Замок все еще не сдался и продолжал сопротивляться. Тут и там он видел яростные стычки, смерть, стоны и вопли. Но душу священника ничто не трогало, он был полон решимости увидеть тысячи смертей ненавистных еретиков и особенно одну — Фужак искал своими хищными глазами барона. Его план удался: Ульгерд попался в ловушку в собственном замке.

Сгущались сумерки…

ГЛАВА XXI

Сократ приоткрыл веки. Темнота. Бледный свет возник после, когда глаза начали привыкать к тому, что открыты. Лишь спустя несколько минут он понял, что жив. Серый дневной свет лился из неровного пролома в стене, за которой он находился, — к этому выводу он пришел после того, как сумел осознать свое существование в прежнем, а не ином мире. После всего этого настигла ужасная боль в разбитом затылке и левой ноге. Он не мог пошевелиться от сковывающей боли. Только зрачки его могли двигаться вслед за теми, кто мелькал в проломе. Это были салигарды. Они заняли замок, и теперь рыскали в своих ядовито-желтых плащах по подворью, башням, хозяйственным постройкам и всем закоулкам Салинас Вердас в поисках оставшихся в живых защитников замка, чтобы пленить их или уничтожить.

Мнимый посланник Салара не боялся, что его обнаружат: мозг был занят болевыми ощущениями, ему было не до страха. Но и выдавать себя раньше времени он не хотел. Только через несколько минут боль вдруг немного утихла, и к нему пришло понимание, что рано или поздно его обнаружат и, конечно, сразу убьют. Нужно было что-то предпринимать, — возможно, если бой еще окончательно не утих, ему удалось бы выбраться из замка и скрыться в лесу. Он попытался поднять голову, но тут же взвыл от пронзившей затылок и шею боли. Ему пришлось снова опуститься на шкуры, разостланные заботливой рукой уже погибшего оруженосца. Сквозь пробивающееся сознание он мог слышать, как рыцарь не поверил в его скорую смерть, но сам воин сейчас лежал у разлома стены, пронзенный стрелой навылет. Бедняга, мог ли он думать, что полумертвый проповедник переживет его?

Один из салигардов, проходя мимо пролома, заглянул в него, но, не сумев разглядеть там ничего, в том числе и лежащее в нем беспомощное тело, прошел дальше и остановился возле завала у стены. Сократ мог видеть его. Рыцарь что-то заметил в куче соломы, камней и хвороста. Если бы брат мог полностью доверять своему зрению в тот момент, он решил бы, что это была безжизненно повисшая кисть руки, женской руки с тонким запястьем и длинными пальцами. Светловолосый салигард бросился к завалу и начал разбирать его. К нему присоединился слуга и еще кто-то. В глазах проповедника снова помутилось, они закрылись и опять погрузились в пустоту…

Фужак тем временем уже шагал по опустошенному подворью родового поместья Ульгерда, словно хозяин. Полы его рясы трепетали, будто не успевая за его стремительным шагом. Грозный посох зловеще вонзался в каменную кладку подворья, высекая искры. Аббат не боялся попасться на меч, копье или стрелу случайно оставшегося в живых или еще не разоруженного защитника крепости. Самоуверенность его никогда не покидала, а теперь его охватило еще и восторженное ликование, сходное с помешательством.

— Если этот лжепророк мертв, я хочу видеть его тело! — восклицал он, указывая в разные стороны своим монахам. — А вот барона я хотел бы взять живым. Этот приспешник дьявола заслуживает мучительной смерти на моих глазах!

Аббат словно безумствовал: он рыскал между трупами и ранеными, не обращая никакого внимания на стоны и мольбы о помощи последних, он заглядывал под шлемы, откидывал безжизненно повисшие головы, отыскивая своего главного врага. Но Ульгерда нигде не было. Тогда он подошел к одному из плененных воинов барона и остановился, пронзительно глядя ему в глаза.

— Где твой сеньор? Он сбежал из замка, словно трус? Говори!!!

— Он не мог сбежать, — ответил рыцарь, нисколько не боясь острого взгляда священника. Фужак давно перестал быть для него авторитетом, у этого воина уже имелся другой пастырь. — Не брать же ему пример с тебя!

— Что?!!

Аббат рассвирепел и, забыв о сане и достоинстве, с размаху ударил разоруженного рыцаря своим тяжелым посохом. Терпение начало оставлять его.

— Если он в замке, то почему мои люди до сих пор не нашли его жалкий труп?!

— Может потому что плохо ищут, а может быть, потому что он — не труп, — ухмыльнулся защитник замка, несмотря на стекающую со лба струйку крови.

— Может быть, может быть, только пока… — прошипел Фужак и тоже позволил себе усмехнуться:-Это даже лучше, если барон еще жив. Ведь тогда я лично смогу призвать его к ответу! Ну а где этот ваш брат?! Тот, кто задурил вам головы и заставил отступиться от законной веры?!

Он отошел от раненого рыцаря и оглядел всю толпу пленных, расположившихся возле сгоревшего донжона. В окружении копьеносцев стояли израненные и уставшие гвардейцы, рыцари и простые крестьяне. Теперь каждый из них ненавидел аббата, хотя еще недавно многие боготворили его, считая своим покровителем и защитником от гнева Салара. Каждый теперь верил в другие божьи законы, более справедливые и достоверные. Но аббат продолжал считать, что сила его слов и личности все еще может воздействовать на этих несчастных.

— Кто скажет, как нам отыскать вашего кровного брата, этого вруна и самозванца, тому я оставлю жизнь, отпущу грехи и заступлюсь перед вечно светлым!

Само собой из толпы не раздалось и звука, ведь никто их пленных и приблизительно не знал, куда в суматохе боя мог деться брат Ромеро. Лишь один из дворовых слуг, тот самый, который помогал оруженосцу барона вытаскивать Сократа из завала, мог бы точно указать то место. Он выдвинулся вперед и обратил на себя внимание аббата. Фужак подошел к нему, сощурив глаза:

— Ты хочешь что-то сказать?

В толпе пленных раздался недовольный гул.

— Я хочу сказать, аббат, что тебе никогда не найти нашего святого брата, — простодушно проговорил слуга. — Ведь он не простой человек, а посланец вечно светлого. Он прибыл, чтоб защитить нас, бедных и простых людей, от таких как ты, жадных и злых убийц, и поведать нам о том, что ты и твой орден скрывал от нас.

— И что же я скрывал от вас? — едва сдерживая ярость и покраснев, спросил Фужак.

— Что Салар вовсе не злой, а добрый, и он любит нас, простых людей.

Священник совсем не ожидал услышать что-то подобное из уст недалекого простолюдина, видно было, что он совсем растерян. Его ярость вдруг сразу перегорела, и он даже два раза глупо хлопнул веками, снова задав вопрос служке:

— Но я не расслышал, сын мой, или ты не сказал мне, где же теперь этот ваш святой брат?

— Наверняка улетел назад на небо, — все также бесхитростно поведал тот.

— Назад на небо? — крайне удивился аббат. — Так он что же с небес к вам свалился?

Слуга кивнул, и тут уж Фужак расхохотался, оглядываясь на своих монахов и гвардейцев, охранявших пленников. Те тоже принялись смеяться, вторя ему. Они не сразу заметили, что аббат внезапно стал серьезным. Оттолкнув, мешавшего ему пройти монаха, он направился прочь от толпы пленных, а его посох еще пронзительней заскрежетал по камням подворья.

— Еретиков нужно сжечь! Всех! Завтра же! После восхода! — выкрикивал он на ходу…

Эйдар не мог знать, что его избранница, его дама сердца, которую он считал таковой не смотря на то, что она нашла приют во вражеском стане, была принцессой далекой планеты. Он не знал, что ее жизнь была когда-то очень ценной и важной для этой планеты, и потому она была наделена отменным здоровьем и выносливостью. Откапывая ее тело из груды камней, соломы, обломков дерева, каменной крошки и пыли, он не надеялся на то, что она жива. Слишком обмякшим казалось ее тело, бледным исцарапанное и перепачканное копотью лицо, не было слышно дыханья, грудь оставалась неподвижной. Когда ее извлекли, наконец, из-под завала, осторожно уложили на разостланные прямо на земле шкуры, сын герцога Даберта все еще не мог поверить в ее гибель. Он опустился на колени рядом с ней, смертельно уставший, еще не совсем оправившийся от ранения и болезни и теперь почти лишенный надежды на счастье, приподнял ее голову и прижал к своей груди. Он был воином и не мог заплакать, рыдало только его сердце. Его отец, вошедший в захваченный замок вместе со своими слугами, увидел сына и подошел к нему. Слов утешения у него не было. Да они и не помогли бы.

— Вставай, сын, — сказал он. — Я прикажу похоронить ее с почестями, подобающими княжне.

— Хоронить ведьму с почестями?! — вскричал подскочивший к ним аббат. — Это неслыханно! Мало нам несчастий ниспослал вечно светлый?! Вы хотите окончательно разгневать его?!! Ее тело нужно придать огню, а прах растоптать и развеять!!!

— Не горячись, святой отец! — попытался остановить его герцог, но священник не унимался:

— Неужели вы не поняли, что это испытание?! Это испытание вашей верности вечно светлому! Эта ересь, этот лживый проповедник, эта ведьма — все они посланы нам во искушение вечно темным сатаной! Нужно уничтожить их всех, превратить в прах! И это будет лучшим доказательством вашей верности! И тогда Салар больше не станет метать в нас стрелы своего гнева!

— Станет, пока жив ты, лживый предатель!!!

И прежде чем Фужак понял, откуда раздался этот грозный голос, в его грудь возле шеи с глухим треском глубоко вонзился топор. Аббат захрапел и схватился руками за деревянное, резное топорище. Двое монахов из его свиты подхватили его падающее тело. Глаза священника наполнились звериным страхом и вонзились в небо, словно ища поддержки и моля о спасении. Его руки все еще цеплялись за топор, пытаясь вытащить его, но голова уже запрокинулась далеко назад, а тело начало дергаться в судорогах. Мгновение спустя монахи опустили его тело на землю, поняв, что их предводитель мертв. Он застыл, прогнувшись, а затем обмяк, выпустив сгусток крови изо рта, но так и не успел закрыть свои опустошенные от ужаса глаза.

Ульгерд едва стоял, пошатываясь, у входа в башню, но рука его в решающий момент оказалась верна и тверда. Он не шевельнулся и даже не попытался вынуть из ножен свой меч, когда несколько разозленных салигардов бросились к нему.

— Стойте! Назад! — закричал герцог.

Двое рыцарей остановились, не совсем понимая, что происходит:

— Ты не можешь приказывать нам, Даберт!

— Тот, кто мог вам приказывать, только что испустил дух!

— Он не должен жить! Он убил аббата!

— Я потом решу, что с ним делать! Закройте его в подземелье!

Едва живого Ульгерда схватили под руки и повели в сторону сторожевой башни. Завидевшие его пленники радостно зашумели, приветствуя своего господина. Проходя мимо покоившегося в луже крови Фужака, барон, плюнул в его сторону и проговорил:

— Вы и ваши потомки еще будете благодарны мне за то, что я избавил нашу землю от этого лжеца и предателя!

Ему не позволили договорить, встряхнули, ударили по лицу и поволокли дальше.

Даберт наклонился над телом аббата. Никто из присутствующих здесь растерянных и ошарашенных салигардов не увидел в его лице сожаления, а некоторые заметили, спрятавшуюся в бороде ухмылку.

— От него давно уже несло мертвечиной, — произнес он, даже не сделав виду, что огорчен.

— Нет, он жив! — воскликнул один из монахов. — Прислушайтесь, он стонет!

На несколько мгновений все притихли, внимательно всматриваясь в застывшее лицо священника. Но оно оставалось неподвижным, а глаза были все также направлены в небеса.

— Это не он, это один из раненых где-то здесь поблизости, возможно вон под той грудой, — указал на разрушенную стену другой монах.

— Так посмотрите, кто это! Возможно, это кто-то из наших! — приказал Даберт и снова подошел к сыну:-Поднимайся, Эйдар. Твой духовный учитель только что погиб, а ты словно и не заметил.

— Я тоже погиб, — ответил рыцарь, продолжая смотреть в лицо Ланы, которое едва можно было узнать.

— Близится вечер. Завтра на заре мы похороним всех погибших. Я прикажу подготовить ее тело к погребению, как этого требует наш обычай и вера, несмотря на то, что она чужеземка и судя по всему, еретичка.

— Да, отец… Видно, такова моя судьба… Я разочаровался в нашем ордене и готов был покинуть его… ради нее… Видно за это Салар и разгневался на меня…

— На все его воля…

В это время стоявшие у донжона пленники вдруг зашумели, приветствуя кого-то еще радостней и воодушевленней, чем барона. Герцог обернулся и понял, что это оживление вызвано появлением того самого раненого, которого вывели сейчас из пролома в стене. Двое слуг герцога извлекли из пролома брата Ромеро и спускались вместе с ним с кучи камней, волоча его под руки. Проповедник выглядел совсем не как неуязвимый святой: голова свесилась на впалую грудь, нога волочилась, он стонал от боли, словно простой смертный. Но услышав ликование своих последователей, он вдруг собрался с силами, поднял голову и осмотрелся. Время от времени приходивший в себя Сократ стал свидетелем только что произошедших событий. И хотя он не мог ничего видеть из-за сгустившихся сумерек, он слышал, как спорил Фужак с герцогом, и как затем появился Ульгерд. До его слуха доносился даже предсмертный хрип поверженного аббата. Собравшись с силами, он набрал в легкие воздуха и воскликнул, хотя это было нелегко сделать контуженному:

— Справедливость торжествует! Зло наказано! Теперь начнется совсем другая жизнь!

Его слова были встречены счастливым гулом, причем выражали радость не только пленники, но и некоторые из людей герцога. Слуги остановились, поставив Сократа на здоровую ногу. Им тоже стало интересно, что скажет этот новый проповедник, о котором так много разговоров.

— Эй! Это ты тот самый святой брат?! — окликнул его герцог.

Сократ повернулся, взглянул на Даберта, но тут увидел лежащую на земле женскую фигуру. Он вспомнил изящную руку, выглядывающую из руин, которую он заметил перед тем, как в очередной раз потерять сознание.

— Кто это? Это наша принцесса?

— Это княжна де Мадуфас, и она мертва. Может, ты воскресишь ее, раз ты посланник Салара? — усмехнулся было герцог, но покосившись на сына, махнул рукой своим слугам:-отведите его к остальным.

— Нет, постойте! Помогите мне подойти к ней, — возразил Сократ.

Даберт нахмурился: а что если этот святоша и взаправду оживит княжну на глазах всех этих людей, которые начали собираться вокруг него? Что тогда? Тогда ему и самому придется поверить в то, что он святой и посланник Салара. Никакая сила уже не сможет переубедить простолюдинов, и ему придется признать правоту Ульгерда. Этого он не мог допустить.

— Незачем! Неужели ты решил, что мы верим в твои сказки!

— Отец!

Эйдар поднялся, наконец, с колен и встал рядом с герцогом.

— Ты ведь не думаешь, что он оживит ее? — сказал он.

Даберт покачал головой, положил руку на плечо сыну и нехотя кивнул своим слугам. Ему показалось, что как-то слишком уж бережно, они подводят хромого проповедника к телу девушки, совсем не как пленника, и в его голове снова закрались сомнения. Они помогли ему опуститься рядом так, чтоб не задеть его сломанную ногу. При этом брат Ромеро старался мужественно держаться, теперь он не мог позволить себе взвыть от боли или расплакаться, словно простой смертный. Наклонившись над телом Ланы, он начал совершать непонятные для туземцев манипуляции: заглянул под веки, приложил ухо к ее груди, ощупал шею и запястья. Затем подал знак слугам, чтоб они снова подняли его на ноги. Когда они сделали это, он оказался лицом к лицу с Эйдаром.

— Это ты тот самый рыцарь спаситель, о котором наша принцесса прожужжала мне все уши? — спросил он у него, устало и печально улыбаясь.

— Какое это теперь имеет значение? К тому же я не спас ее, — ответил Бранд едва слышно.

— Ну почему же? Это ведь ты нашел ее под завалом?

— Да и что? — заволновался рыцарь и посмотрел прямо в измученные глаза святого брата, хотя до этого лишь отрешенно созерцал пустоту перед собой.

— Пролежи она еще какое-то время, и ее действительно было бы уже не спасти.

— Ты что хочешь сказать… — схватил Эйдар проповедника за плечо и встряхнул.

— Осторожней! Я едва стою! — застонал тот, не выдержав внезапного натиска.

Бранд отпустил брата Ромеро, снова предоставив его слугам, и опять бросился к Лане.

— Так она жива?!

— Откуда ты это взял? Ты не лжешь ли, чтоб спасти свою шкуру, святоша? — недовольно и грозно пробасил герцог.

— Промойте ее раны, уложите в тепло и дайте полный покой. Если угодно будет вечно светлому, она скоро очнется. Она очень крепкая, и здоровье у нее отменное. Вот увидите.

Проговорив это, сам Сократ совсем обессилил и упал на руки слуг. Сознание его снова оставило. А Эйдар уже помчался по подворью отдавать приказания:

— Скорее найдите уцелевшую комнату с камином! Дров отыщите! Нагрейте воды!

Даберт стоял в задумчивости. Он уже не знал, радоваться ли ему воскресению княжны или нет. За его спиной двое салигардов взволнованно перешептывались:

— Да ведь он и на самом деле святой! Это он ее оживил!

— Посмотреть бы надо, поднимется ли она на ноги. Сам-то он не слишком хорошо себя чувствует, да и дохляк дохляком.

— Фужак так или иначе мертв. Прахом пошел наш орден.

— Люди тут и там говорят о каких-то новых законах.

Герцог обернулся на них, грозно нахмурившись и давая понять, что ему все было слышно, но салигарды даже не заметили его взгляда и прошли мимо, увлеченно продолжая разговор. Недовольно крякнув, он обернулся на висящего на руках прислужников святого брата.

— Ну, отнесите его что ли в какую-нибудь комнату, укройте там чем-нибудь. Если уж на самом деле святой, так не умрет…

Оставаться в разрушенном замке не было никакой возможности, ночевать герцог со свитой отправились в походный шатер. К тому же у Даберта голова шла кругом от всего того, что произошло в один только день: и штурм замка, и победа над Ульгердом, и смерть Фужака, и сын… Торжества, обычно сопровождаемые бурным весельем, пьянством и глумлением в захваченном замке, пришлось отменить из-за скоропостижной смерти священника. Салигарды возложили его тело на помост, выстроенный в одночасье посреди двора, и приготовились провести в молитвах всю ночь, прощаясь со своим суровым предводителем. Кругом горели костры и факелы: нужно было позаботиться о том, чтоб вечно темный, воспользовавшись тем, что Салара нет на небесах, не уволок душу аббата в свое мрачное царство.

Всех пленных заперли в подвале донжона; из всех помещений башни именно подземелье пострадало меньше всего при пожаре. Ульгерда поместили отдельно, без своего господина пленники должны были вести себя спокойней. Даберту предстояло до утра решить его судьбу. В иных условиях это было бы просто, но теперь, когда барон стал в первые ряды зарождающегося духовного движения, убив его, герцог боялся прогадать. За ним стояли уже многие. Вот и барон Бласт прислал гонца, сообщив, что он с другими вассалами Ульгерда на подходе к Салинас Вердас и требует освободить своего сеньора, если тот жив, или заплатить чистым золотом, если он мертв. Требовалось поразмыслить и над тем, как поступить с новоявленным посланником Салара. На всякий случай герцог приказал присмотреть за ним. Легче всего было бы прикончить его, пока он находится в беспомощном состоянии, но тогда простолюдины окончательно поверят в то, что он святой. А живого святого всегда легче разоблачить, чем мертвого. Тем не менее, Даберт решил побеседовать с ним: необходимо было удостовериться в том, что это учение не несет угрозы его личной власти.

Перебираться через ров нужно было теперь на плоту, потому что плавучий мост окончательно ушел под воду. Перевозчик уже стоял наготове, но герцог остановился в раздумье. Свита молча ждала его решения.

— Нет, все-таки надо мне поговорить с этим святошей, — произнес, наконец, Даберт и повернул обратно в замок. — А вы все свободны! Располагайтесь на ночлег. Только прежде распорядитесь выставить дополнительные дозоры: барон Бласт с товарищами может пожаловать в скорости…

Эйдар не принимал участия в погребальной молитве салигардов. Он засомневался в ордене и своем предводителе еще во время несостоявшейся казни ведьм. Окончательное решение расстаться с воинством солнца пришло позднее. Когда барон Ульгерд с войском стоял у стен монастыря, многие салигарды ушли с аббатом через потайной подземный ход, оправдываясь тем, что должны были спасти священные реликвии, а вместе с ними заодно и все золото и драгоценности, хранившиеся в аббатстве. Бранд и несколько верных ему рыцарей приняли решение остаться и защитить монастырь. Фужак не возражал и даже благословил их, хотя всем было понятно, что они обречены на смерть. Тогда Эйдар и решил, что если Салар оставит ему жизнь, он уйдет из ордена. Но нужно было сделать это официально и по чести. Сначала его ранение и болезнь помешали ему, затем этот поход, в котором он не собирался принимать участие, пока не узнал, что в Салинас Вердас находится княжна. Тогда он понял, что это его судьба. Все должно было решиться именно в этот раз. Но Фужак мертв, и орден, скорее всего, распадется. Вопрос отпал сам собой.

Дверь в покои, где лежала Лана, пронзительно скрипнула, это слуга принес еще охапку дров для камина. Эйдар сам поддерживал в нем огонь, не отходя ни на шаг от принцессы. Теперь он отвернулся от нее, чтоб помешать угли, и не мог видеть, как она открыла глаза. Ее разбудил тот самый противный дверной скрип.

Какое-то время она просто смотрела на стену, на которой отплясывали желтые и рыжие отблески и мелькала чья-то тень. Принцесса не сразу смогла понять, где находится, что происходит, жива ли. Веки были слишком тяжелы, а мысли тягучи, и потому она снова закрыла глаза, слушая потрескивание горящих поленьев, скрежет кочерги о каминную решетку и чьи-то тихие шаги. Кто-то подошел к ней и взял за руку. Ей не хотелось открывать глаза, она только вздохнула.

— Вилания, — позвал ее чей-то знакомый встревоженный голос, но как будто издалека.

Принцесса не знала ни о нападении, ни о захвате замка, ни о том, что Эйдар находится в нем. Она решила, что услышала его голос во сне и улыбнулась, не открывая глаз. Ей не хотелось возвращаться в реальность.

— Княжна, взгляните на меня, — снова послышался голос, но уже совсем рядом.

— Эйдар, — произнесла Лана едва слышно, но не разомкнула век. Она боялась, что может увидеть совсем не того, кого хотелось бы, и что ее больное и затуманенное сознание жестоко играет с ней.

— Да это я! Я здесь! — воскликнул обрадованный рыцарь и сильней сжал ее руку.

В этом ощущении уже нельзя было обмануться, и девушка заставила себя очнуться от обволакивающей дремы. Зрачкам было больно от яркого света пламени, бушевавшего в камине. Сквозь ресницы она увидела темную фигуру на его фоне. Очертания были очень знакомы, но разве это реальность? Ведь Эйдара не могло быть в Салинас Вердас.

— Вы… ты очнулась! Пророк не обманул.

— Неужели это на самом деле ты? Это не сон?

— Это явь! Вот посмотри!

Он схватил вторую руку девушки и прижал обе ее ладони к своим щекам, губам.

— Но как ты оказался здесь?

Эйдар продолжал сжимать ладони Ланы.

— Я за тобой пришел.

Глаза принцессы постепенно привыкали и к яркому огню камина, и к сиянию, исходящему от взгляда влюбленного рыцаря. Она даже почти не чувствовала боли от ушибов и порезов на своем теле. И не хотела строить догадки о том, каким образом Эйдар оказался в замке барона Ульгерда, и вообще ничего не хотела больше знать. Но какое-то далекое и приглушенное шестое чувство шептало ей, что реальность не так уж и хороша. Ведь последнее, что она помнила, перед тем как упасть в небытие, — это летящий на нее большой серый камень. А перед этим был еще корабль. Лана нахмурилась.

— Ты вспоминаешь о чем-то тревожном? — заметив это, спросил Бранд.

— Стараюсь не думать. Расскажи мне, что произошло, пока… меня не было.

Эйдар опустил глаза. Он догадывался, что весть о падении замка и поражении барона вряд ли обрадует даму его сердца. Но тут что-то иное шевельнулось в его душе, нечто похожее на ревность:

— Скажи сначала, как ты оказалась среди сторонников этого невесть откуда взявшегося проповедника?

— Какой тон! — улыбнулась принцесса. — Но я расскажу тебе, мне нечего скрывать. Барон стал моим покровителем и защитником, когда я осталась совсем одна. Ты помнишь, мой отец погиб? Мне не к кому было обратиться за помощью.

— Да, — растерянно проговорил Эйдар и отпусти руки принцессы.

— Барон — добрый и благородный человек. Где он? С ним все в порядке?

— Кажется, да.

К Лане постепенно начал возвращаться ее здравый рассудок и понимание ситуации. Она начала догадываться:

— Вы захватили замок?

Бранд опустил глаза.

— Тебе нужно поспать. Сейчас ночь. Утром мы поговорим с тобой. Мне нужно… многое тебе сказать.

— Скажи мне сейчас… — принцесса приподняла голову, хотя ей было еще тяжело, — жив ли барон и брат Ромеро, мой хороший друг?

— Брат Ромеро? Этот проповедник, который захватил умы простолюдинов? Он стал твоим другом?

— Мы давно знакомы с ним. Он был… поверенным моего отца.

— Твоего отца? Так этот монстр с железным лицом, действительно твой отец?!

Интонация Эйдара переменилась, его голос стал напряженнее. Лана снова заставила его сомневаться и вспомнить о том, что он пытался забыть.

— Мой названный отец… Князь стал моим защитником и опекуном, ему я многим обязана и главным — своей жизнью. Но я говорю сейчас о моем настоящем отце.

— Где он?

— Его нет на этом свете… Эйдар я расскажу тебе обо всем, но не сейчас…

— Да. Прости, ты утомлена. Засыпай и спи спокойно. Этот странный человек, поверенный твоего отца, жив…

Даберт сам отправился к подвалу, где оставался в заточении барон Ульгерд. Близился рассвет, а герцог еще и глаз не сомкнул. Всю ночь он провел в комнате брата Ромеро, которому становилось все хуже и который то терял сознание, то вновь приходил в себя. В эти недолгие моменты, он пытался выведать у проповедника все тайны его учения. Но речь брата уже не была так убедительна и ярка, как раньше. Его мучил сильный жар, и раны кровоточили. Герцог вышел от него под утро со смешанными чувствами недоумения и беспокойства. Он понимал, что проповедник уже имеет немалое влияние не только на чернь, но и на многих рыцарей, и в тоже время его самого, сторонника старой веры, он не сумел убедить. Слишком несвязна была его речь.

Герцог велел открыть тяжелые двери, за которыми томился Ульгерт, и подать ему факел. На сырые ступени подземелья он шагнул первым. Барон спал в углу, на сваленном там полусгнившем хворосте. Чья-то заботливая рука умело перевязала его голову, рана больше не кровоточила. Он очнулся, как только желтый свет факела коснулся его закрытых век.

— Скажи-ка мне, благородный враг мой, — не дав ему даже как следует опомниться, обратился Даберт, — что вы затеяли с этим проходимцем?

— О чем ты, герцог? — щурясь от света, отозвался Ульгерд. — Почему ты не дашь мне спокойно умереть?

— Мне жалко золота, которым я должен буду оплатить твою смерть, — спускаясь по ступенькам, ответил на это Даберт. — Мне придется отпустить тебя, потому что на холме уже расположился барон Бласт и еще несколько твоих вассалов. Они требуют твоей выдачи.

— Так ты за этим пришел?

— Я хочу, чтоб ты понял: я победил, захватил замок, но все-таки сохранил жизнь тебе и многим твоим рыцарям! А ведь ты убил нашего святейшего предводителя!

— Ты и сам знаешь, что он заслуживал этого! — со злостью возразил Ульгерд и с трудом поднялся на ноги. — Так что тебе надо от меня теперь?

— Объясни мне одну вещь: что такое этот брат Ромеро? И почему он кажется мне опасным даже тогда, когда лежит без сознания? Он оказывает какое-то странное действие на людей, они словно теряют рассудок. Я лично был свидетелем этого.

— Тебе этого не понять. Ты слишком долго находился рядом с аббатом Фужаком.

— А ты слишком ненавидел его, и может поэтому и поверил в эту ересь?

— Более я ничего не скажу тебе. Твой разум в темноте, и ты ничего не сможешь понять.

Даберт вздохнул, согласившись про себя с последним утверждением барона. Он действительно не мог ничего понять. Помолчав немного, он решил сменить тему:

— Замок я тебе оставлю. Мое войско не готово сейчас сражаться со свежими силами твоих вассалов. Но приозерные земли ты мне должен отдать, это будет справедливо и по чести. И еще. Брата Ромеро я увезу с собой.

— Зачем?!

— Мне нужна гарантия на приозерные земли.

— Возьми другую гарантию!

— У тебя больше ничего нет, Ульгерд, ты разорен. И к тому же ты пленник и не можешь выбирать. Я уже все решил! Выходи!

ГЛАВА XXII

Войско герцога длинной вереницей двигалось к замку Грофстон. Оно тащилось медленно, растянувшись так далеко, что шедшей во главе его конной гвардии приходилось то и дело останавливаться и дожидаться остальных. До родового поместья Даберта при таком движении было не менее трех, а то и четырех дней пути. К тому же герцог, продвигавшийся по разоренным землям Ульгерда, все еще опасался внезапного нападения со стороны его сподвижников. Ведь в его обозах имелось немало того, что еще вчера принадлежало барону, а следовательно, опасность все еще оставалась.

Еще утром герцог в сопровождении своей свиты, личной гвардии и всех своих вассалов встретился с бароном Бластом. Тот расположился неподалеку от Салинас Вердас, и, как велел его долг перед сеньором, приготовился к непростой схватке. Но в планы Даберта ничего подобного не входило. Он, старый и опытный вояка, прекрасно понимал, что взятие замка далось его войску нелегко, и что смерть духовного предводителя салигардов наверняка не лучшим образом сказалась на их боеспособности, и что сейчас ему совершенно не к чему развязывать новую войну и наживать новых врагов. Он добился, чего хотел, аннексировал приозерные земли, а что касается притязаний аббата и его монастыря, перед которыми он когда-то имел обязательства, то все они со смертью Фужака канули в лету. Со спокойной душой герцог передал израненного Ульгерда его союзникам, покинул разоренный замок и двинулся восвояси.

Многочисленные повозки везли трофеи, то, что не успели забрать наемники аббата при первом захвате Салинас Вердас. На одной из таких повозок, закутанная по самую голову в шкуры и меха, лежала принцесса. Она все еще была слаба. В ее ногах лежали какие-то сосуды, кувшины и стояла клетка, в которой метались несколько маленьких певчих птиц. Они были так испуганы всем происходящим и тем, что их вытащили из темноты замковой кельи на белый свет, что и не думали петь, а только взволнованно порхали по клетке, цепляясь лапками то за жердочки, то за стенки.

— Они очень красиво поют, ты услышишь, как только они успокоятся, — сказал Эйдар. Он ехал верхом рядом с повозкой принцессы.

— Это все очень печально, — произнесла Лана.

— Нет, — заверил ее рыцарь. — Они привыкли к неволе.

— Я совсем о другом. Столько людей полегло… Столько смерти, крови… И то ли еще будет…

— О чем ты говоришь? Ульгерд утихомирится на время. Отец поступил с ним честно, по-моему.

— Скажи-ка, а я тоже в плену?

Эйдар осекся. Он не ожидал такого вопроса.

— Почему ты так решила?

— Я находилась в замке вашего врага по собственной воле. Возможно, очень многие здесь считают меня таким же трофеем, как эти птицы или… эти серебряные кувшины для умывания…

Но бывший салигард, наверное, и сам не мог пока ответить на этот вопрос. Он не соизволил поинтересоваться у княжны, хочет ли она отправиться с ним в Грофстон, когда все покидали разоренный замок барона, просто поставил в известность. Возможно, сам себе не отдавая в том отчета, он действительно видел в ней прежде всего добытый в бою трофей, а вовсе не невесту. Эта мысль, пришедшая ему в голову сейчас, показалась неприятной. Он поспешил опровергнуть ее:

— Нет, это не так! Я просто подумал… решил, что… А ты что же хотела остаться у барона?!

Эйдар снова занервничал и видимо слишком резко потянул за уздечку, его конь взбрыкнул и захрапел. Лана выпуталась из мехов и приподнялась.

— Ты как будто ревнуешь меня к нему? Это так забавно, — сказала она, улыбнувшись.

— Тебе забавно?! Ты смеешься надо мной?!

— Вовсе нет, — посмешила ответить Лана, но ее рыцарь не успел это услышать. Он резко рванул коня и, обиженный, умчался вперед, обгоняя повозки и бредущих рядом с ними гвардейцев. Она лишь вздохнула и снова вынуждена была перевести взгляд на птиц, мечущихся по клетке:-Вы видели?! И что я такого сказала?

Ближе к вечеру было решено остановиться на привал. Были разожжены костры и расставлены посты на случай, если Ульгерд вдруг попытается их догнать и атаковать. Эйдар не показывался на глаза Лане, но к ней была приставлена теперь сиделка, одна из женщин, захваченных в плен в замке барона. Это была кухарка, которой суждено было теперь трудиться у другого хозяина, как и многим другим людям, служившим Ульгерду. Но им не привыкать было переходить из рук одного хозяина к другому. Так заведено было по всей Эспании. И потому принцесса не замечала в ней сильного уныния или тоски. Эта плененная стряпуха сообщила ей, что господа собираются поужинать и приказали для этого забить нескольких животных. Так что, скорее всего, и им что-нибудь достанется. Эта новость порадовала Лану, которая уже успела порядком проголодаться, да и восстанавливающийся слишком быстро для подобных условий организм инопланетянки требовал больше энергии. Она даже сумела, сделав усилие, сесть на край своей повозки, а потом и вовсе встала на землю, чем испугала свою сиделку.

— Лучше помоги мне подойти ближе к костру, — отмахнулась от ее охов и вздохов княжна де Мадуфас. — И может быть отыщешь мне какое-нибудь кресло?

Возле костра, к которому осторожно подошла Лана, не было ни рыцарей или их гвардейцев, ни даже наемников. Здесь расположились простолюдины, в том числе и бывшие дворовые Ульгерда. Они тут же расступились перед княжной, мигом отыскали некое подобие стула со спинкой и усадили ее поближе к огню. Принцесса и раньше ощущала эту притягательную силу открытого огня, на который можно было смотреть бесконечно. Дворовые оставили ее в покое, не приставали с расспросами, не навязывали ни свои услуги, ни свое общество. Они неторопливо занимались своими делами, а Лана смотрела на огонь, размышляя о теперешнем своем положении. Ее будущее все также оставалось неопределенным, как и раньше. И совершенно ничего не ясно ей было об Эйдаре. Она ничего не знала о том, что именно из-за нее он решил принять участие в штурме, пошел против своего духовного учителя, сломал свои убеждения, рисковал жизнью. Он так и не сказал ей, что именно ему удалось разыскать ее в разоренном замке, откопать из-под завалов, вернуть к жизни… Не знала она и то, что Эйдар перестал быть салигардом, а значит, стал свободен от данного когда-то Фужаку обета безбрачия. И он ничего так и не сказал ей о своих чувствах. Княжна видела перед собой лишь гордого рыцаря, одержавшего очередную победу и возвращающегося из похода с добычей. "Что я для него?", — в сотый раз задавала она себе вопрос и не находила ответа.

Вокруг загорались десятки костров, становилось темнее. Небо к ночи затянулось тучами, но дождя не ждали, лишь туман начал опускаться над их стоянкой. Служанка накинула на плечи Ланы одну из пушистых и теплых шкурок, лежащих в ее повозке, потому что заметила, как девушка поеживается от холода.

— Благодарю, — обернулась на нее принцесса. — Ты тоже можешь взять меховую накидку, чтоб согреться.

— О, мне не привыкать! — покачала та головой. — Я ведь из крестьян, мне холод ни по чем, а у вас кожа такая тонкая!

— А что это так шумно в той стороне?

— Да это войско герцога веселится. Празднуют победу. Столько вина из подвалов барона вывезли!

— И салигарды тоже празднуют?

— А что ж им не праздновать? Сейчас схожу, раздобуду вам еды и вина, чтоб согреться…

Герцог наконец-то позволил себе расслабиться. На ночь ему снова поставили его походный шатер, куда он пригласил всех своих ближайших соратников, велел принести несколько бочек трофейного зелья и, забыв о приличии и обязанности скорбеть по безвременно ушедшему в иной мир аббату, решил предаться пьяному разгулу. У него был значительный повод.

— Теперь на приозерных землях я буду выращивать такие винные ягоды, каких Ульгерд и не видывал! Хвастался своим вином! Конечно, отменное вино! Но мое теперь будет в тысячу раз лучше!!!

— Да!!! — хором соглашались с ним уже подвыпившие рыцари.

Его сын сидел поодаль, не принимая участия во всеобщем веселье и лишь изредка пробуя красное вино из бронзового кубка. Он отрешенно оглядывал своих товарищей по оружию, погруженный в собственные мысли. Герцог, пребывая в веселом и самом лучшем расположении духа, заметив своего наследника в таком состоянии, не мог не оставить его без внимания и крикнул через весь стол:

— Не пристало никому предаваться сейчас грустным мыслям! А тем более моему сыну! Скажи нам, не тая, любезный отпрыск мой, что тебя терзает?

Раздался дружный хохот. Эйдар поднял на отца осуждающий взгляд. Оказаться сейчас в центре всеобщего внимания он совсем не хотел. Все вокруг знали, что, или вернее, кто мог быть причиной меланхолии наследника Даберта. Знал и сам герцог. Но вряд ли он мог дать сейчас дельный совет своему сыну:

— Прояви твердость, доблестный рыцарь! — начал он напутствовать. — Женщина не может быть причиной уныния славного воина! Мы сыграем свадьбу, как только прибудем в поместье. Даю тебе в том зарок при свидетелях! И отбрось все эти твои сомнения! Никто и спрашивать не станет нашу невесту, — не то княжну, не то ведьму-, хочет ли она или нет разделить с тобой ложе. Будете рожать мне внуков!

Тут же разразились всеобщее веселье и неугомонный хохот. Герцог и сам был в восторге от своего остроумия и гоготал громче всех своих подданных. Бранд поднялся со своего места, выплеснул остатки вина в горевший очаг и вышел из шатра.

Лагерь был освещен десятками костров, вокруг которых суетились воины и простолюдины. Приближалась ночь. Эйдар медленно проходил мимо повозок, лежанок, палаток, двигаясь почти неосознанно в ту сторону, откуда слышалось пение птиц, тех самых райских птичек, что сидели в клетках, стоявших у ног Ланы. Это были ночные певуньи, и они оживали обычно на закате. Но приблизившись к обозу княжны, он свернул в другую сторону, словно и не заметив ее, сидевшую возле костра. Решив, что она все еще лежала на своей повозке, а может быть, даже и спала, он не ожидал увидеть ее поднявшейся на ноги и не был готов к общению. Обида не скоро затухала в его гордой душе.

Но принцесса его заметила. Она то и дело оборачивалась, словно чувствуя его близкое присутствие, и вдруг увидела его совсем рядом, бредущего мимо и даже не оглядывающегося. "Что я для него? Даже и не вспоминает". Ей стало совсем грустно. С первого дня своего пребывания на Исмираде, она то и дело гнала от себя мысли о своем одиночестве. Теперь же она позволила этой мысли приблизиться. Она пыталась влиться в эту жизнь, стать здесь своей, нужной, любимой. А что же в итоге? Ради чего, ради кого она здесь? Вся эта затея с побегом, — а вдруг это только лишь детский каприз избалованной девчонки? Да ведь это так и есть! И то, о чем она мечтала, — любовь и свобода, — оказались лишь иллюзией! На что она обрекла саму себя?! О, это очень горький урок!

Принцесса вскочила со своего сиденья, не зная, как еще отделаться от подступивших совсем близко слез. "Поделом! Сама виновата! Во всем!"

— Осторожней, госпожа! Вы едва не подожгли свой подол! — крикнул ей кто-то.

Она одернула юбку. "Надо успокоиться! Что это со мной? Нужно привести в порядок голову и… сейчас же все выяснить. Да, лучше уж горькая правда, чем эти догадки и сомнения". Лана готова была ту же отправиться в ту сторону, куда прошагал рыцарь, но вдруг почувствовала сильное головокружение. Она снова была вынуждена опуститься на стул, поняв, что еще не способна совершать какие-либо длительные передвижения.

— Что это вы скинули шубу?! — спросила подоспевшая служанка и, подойдя, поставила ей на колени медный поднос с нехитрым походным провиантом. — Вот, поешьте. Да не раскутывайтесь, а то мне за вас отвечать придется.

Лана послушалась. Несмотря ни на что, ей очень хотелось есть. За время пребывания на этой планете она уже успела привыкнуть запивать трапезу не водой, а вином, как это делали все. И теперь оно подействовало ободряюще и согрело.

— Не дадут нам спать, разгулялись, — посетовала служанка, оглядываясь на веселый шатер герцога. — А поспать бы надо: завтра целый день будем в пути.

— Как странно: такая яркая звезда, что видно сквозь тучи, — проговорила Лана, созерцая небо. Вместе с вином по жилам разлилось умиротворение.

— Да, — посмотрела в ту же сторону и ее собеседница, и вдруг ее голос стал обеспокоенным:-Господь нас сохрани!

Принцесса, у которой уже закрывались глаза от усталости и выпитого горячительного, не сразу поняла, что вызвало волнение служанки и всех, кто сидел сейчас рядом с ними у костра. Все поднялись на ноги и стали вглядываться в сторону открытого горизонта, над которым на фоне серых потухших туч сияло яркое, отчетливо округлое пятно. Но, вглядевшись внимательней, она сразу догадалась, что оно собой представляло. Память снова вернула ей последние минуты перед штурмом замка, о которых она уже позабыла.

— Солнце под тучами! Снова знамение Салара! Нас опять ждет беда! — послышалось ото всюду.

Лана встала со стула, уронив поднос и кубок, но никто не обратил внимания на этот звон. Она пошатнулась, ухватилась за спинку стула. У нее снова закружилась голова: к болезненной слабости прибавилась еще тревога: снова этот катер появился именно здесь. Это уже не могло быть совпадением. Ей захотелось сейчас же спрятаться где-нибудь, какой-то дикий и нелепый страх охватил ее. Она попятилась назад, запнулась обо что-то, но упасть ей не дали. Позади ее стоял Эйдар, и он подхватил ее за плечи. Девушка обернулась, почти испугавшись.

— Ты здесь?!

— Не бойся! Чем бы это нам не грозило, — сказал он тихо, чтоб слышала только она, но не мог отвести взгляда от яркого диска.

Лана посмотрела пристально на рыцаря. Она даже не слышала, какая вокруг поднялась суматоха. Яркая звезда начала увеличиваться в диаметре, потом разделилась еще на три, и в то же время все поняли, что эти огни надвигаются именно в их сторону. В стане воинов стали раздаваться тревожные возгласы, опьяневшие ратники выскочили из шатра и, протрезвев в одно мгновение, начали хвататься за копья и мечи. Их оруженосцы принялись седлать коней, кто-то из простолюдинов и слуг принялись усердно молиться, а кто-то встал, как вкопанный, не в состоянии даже шевельнуться.

Принцесса слышала рядом взволнованное дыхание Эйдара, но ей нужно было решить сейчас только одно, сейчас или никогда. Она отважилась:

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Тотчас?

— Именно. Посмотри на меня, прошу.

Он наконец-то оторвал взгляд от небес и перевел его на Лану. Послышался шум, который постепенно нарастал. Лесная опушка, где остановилось войско, стала наполняться сиянием. Но девушка смотрела только в глаза своего рыцаря.

— Скажи мне, не тая и не медля, любишь ли ты меня?

Рыцарь заволновался, снова отвел взгляд, посмотрел на приближающиеся огни. Сомневался ли он? Был ли испуган? Не мог решиться? Или не хотел? Лана положила свою ладонь на его щеку и заставила снова посмотреть на нее.

— Мне это важно знать именно сейчас, в эту минуту! — проговорила она сквозь слезы.

Надвигающиеся с огромной скоростью огни вдруг резко остановились, не долетев несколько шагов до стоянки, и зависли. Космокатер готовился к посадке. Люди остановились, замолчали и замерли. Только Лана продолжала вопрошающе смотреть на Эйдара, а он словно ничего не мог понять или наоборот все вдруг понял.

— Ты знаешь, что это? — спросил он, с ужасом глядя на нее.

— Знаю. Это за мной.

— Что?! Да кто ты?!!

Эйдар оттолкнул от себя принцессу, попятился от нее. Растерянность на его лице тут же сменилась негодованием. Он не мог ничего понять, только злая обида вновь одолела его.

— Опять обман! Да кто же ты на самом деле такая!?

Люди маленькой дикой планеты с благоговением, восторгом и страхом наблюдали, как невиданное стальное чудовище с тремя глазами с шумом выпускает упругие струи воздуха, подминая траву и кусты на поляне, начинает снижаться и, наконец, плавно опускается на поляну и затихает. Никто из этих людей, оцепеневших от ужаса, не замечал, что происходило совсем рядом и что решалось там.

— Кто бы я не была, разве в этом дело!?

— Дело в том, что я о тебе совсем ничего не знаю! Откуда ты пришла? Чье ты порождение? Тьмы или света?!

Лана замерла и опустила голову.

— Разве я смогу хоть что-нибудь объяснить тебе сейчас, доказать что-то? Мне нужно было знать только одно: нужна ли я тебе. Только это! А теперь ничего больше не имеет смысла! Слишком поздно…

Она повернулась в сторону ослепительного света, потому что не могла больше уйти от него. Эйдар молчал. Да разве он мог еще что-то сейчас сказать, что-то решить? Сомнения и разочарования стали его спутниками с той поры, как он впервые увидел эту девушку в лесу. Он чувствовал себя обманутым в очередной раз, потерянным, преданным. Эти чувства были даже сильнее того потрясения, которое испытывал несчастный дикий люд, столкнувшись с чем-то неизведанным и потому невероятно пугающим.

Дверь корабля тихо, почти совсем бесшумно, открылась. Ни один из рыцарей, замерших на месте, словно под воздействием каких-то чар, не схватился за оружие, не занял боевую позицию, не произнес ни слова. Тишина не нарушалась ничем, кроме едва слышных шагов нескольких человек, вышедших навстречу ошеломленной толпе туземцев. Это были именно люди, с руками, ногами, человеческими лицами. Под ярким светом, исходящим от катера их можно было очень хорошо рассмотреть. Их одежда была великолепна и удивительна: она блестела, как темная водная гладь и на ней не было видно ни одного шва. Выражение лиц чужаков говорило о их полной уверенности и самообладании, ни единой нотки удивления или брезгливости, как впрочем и благожелательности. Одного из них можно было легко принять за ангела, так высок и безупречно сложен он был, и пуговицы на его необыкновенной одежде горели золотом. Именно он был среди них главным, и именно он приковал к себе все взгляды. Княжна де Мадуфас смотрела прямо на него, а когда он подошел совсем близко, шагнула к нему навстречу.

— Зачем ты пугаешь людей, Александр?

Туземцы наконец-то ожили, над их головами пронесся хоровой возглас. Это было изумление.

— Им теперь все равно, дорогая. Я узнал, что эта планета обречена на смерть. Мы свертываем здесь все свои базы. Ну, и поэтому я не мог улететь без тебя, любовь моя.

На мраморном лице ангела возникла недобрая ухмылка, а кто-то, стоявший позади него, нервно хмыкнул.

— Не беспокойся, Асмабика! Ты ведь знаешь, он просто ерничает, — сказала Лана, обращаясь к девушке, стоящей за спиной главного, а потом снова к нему:-Ты снова на коне. Просто сияешь! Как ты сумел добраться до своих?

— Это долгая история, но неужели ты думаешь, что такой человек, как я, может затеряться на кокой-то дикой планетёнке?

— О, да, конечно. Так ты прилетел за мной? Не хочешь, чтоб я погибла вместе со всеми этими дикими людьми?

— Сейчас-то ты понимаешь, что выхода нет?

— Понимаю. А что ты со мной будешь делать?

— Я думаю, мы договоримся… Твой папочка очень соскучился…

— Ты готов меня вернуть отцу? Но я ведь так много про тебя знаю!

— Я и про тебя.

Словно зрители какого-то необыкновенного представления дикие люди, замерев, слушали речи, которые не могли понять. Княжна де Мадуфас, уже почти затерявшаяся среди них, уже почти ставшая своей, вдруг предстала совсем иной. Она, несомненно, принадлежала к тому же сонму небожителей, потому что говорила с ними на одном языке. И неважно уже было, кому служат эти невиданные люди, вечно светлому или вечно темному, величественность разыгрывавшегося в эту минуту представления завораживала всех без исключения. И невозможно было передать, что творилось сейчас в душе рыцаря Бранда. Принцесса и наследница очень далекой от Исмирада планеты Эрдо вдруг снова повернулась к нему и заговорила с ним, на некоторое время снова превратившись в княжну де Мадуфас:

— Я могу сейчас же улететь с ними. Навсегда. Но одно только твое слово, — и я останусь.

Эйдар только смотрел на нее, молча, уже не укоряя ни в чем и не злясь, но этого взгляда она не могла вынести.

— Произнеси хоть слово! — взмолилась она, едва сдерживаясь от рыданий.

Чужак с золотыми пуговицами обернулся на свою спутницу, но та лишь снисходительно приподняла бровь: эти новые и неестественные качества ее высочества, эту нескромную эмоциональность и несдержанность ей уже доводилось наблюдать. Она, несомненно, приобрела их на этой планете.

— Кто этот человек? Это ангел? — спросил Эйдар, не отводя глаз.

Лана вздохнула, опустила голову, обернулась назад, снова взглянула на своего рыцаря:

— Это мой муж. И он далеко не ангел…

Александр потерял терпение. Он подошел к принцессе, схватил ее за руку и повел с собой. Она не стала сопротивляться и позволила увести себя. Эйдар не проронил ни слова, не шелохнулся и не изменился в лице. Лана некоторое время продолжала смотреть на него, пока яркий свет не скрыл его в своем сиянии, пока он не пропал в серой толпе дикарей, пока дверь космокатера, шипя, словно ядовитая змея, не скрыла его навсегда.

ГЛАВА XXIII

Сократ проснулся оттого, что кто-то, склонившись над ним, неистово тряс его за рукав. Он не успел и глаза открыть, как услышал:

— Я хочу знать всю правду!

Проповедник поднялся, он уже мог вставать и даже самостоятельно передвигаться, опираясь на палку. Утро было в разгаре, а войско еще и не думало двигаться дальше. Все были ошеломлены ночным происшествием, никто и глаз не сомкнул после этого. Только Сократ улегся на своей повозке, как только корабль принца Александра поднялся в небо и скрылся за ближайшим лесом.

— Зачем тебе ее знать? — поинтересовался он у Эйдара.

— Я устал от обмана!

— Узнаешь ли ты правду или нет, что это изменит? Твоя княжна улетела домой, и ты сам в этом виноват, — поднимаясь и садясь на край телеги, проговорил святой брат.

— Я ничего не понимаю!

Сократ посмотрел на него пристально. Глаза рыцаря горели, но не тем живым огнем, который обычно присущ молодости, а лихорадочным и болезненным. Он провел всю ночь в полуприпадочном состоянии, ничего так и не сумев до конца прояснить для себя. Только утром он вспомнил о пленном проповеднике, которого княжна называла своим другом. Кто, как ни он, мог бы все ему объяснить, наконец.

— Ты притворяешься, что ничего не понимаешь, — без тени сочувствия молвил брат Ромеро. — Она ведь не хотела улетать, это ты ее заставил. Я был неподалеку вчера, в то время как все глазели на небесное чудо, я наблюдал за вами. Бедная девочка! Знаешь ли ты, через что ей пришлось пройти? Отчего отказаться? С чем смириться? Ничего ты не знаешь….

— Тут ты прав, я ничего не знаю.

— Да тут достаточно было знать только одно — что она тебя любит. Она готова была бросить все и остаться с тобой. А ты! Да что теперь говорить — слишком поздно. Наша принцесса уже слишком далеко отсюда.

Эйдар отвернулся от него, рванулся прочь, словно собрался убежать, но остановился. Слова проповедника резали его ножом по сердцу. Но все, что он говорил, было для него очевидным, просто он не хотел сам себе в этом признаваться.

— Может быть я дурак никчемный…

— Нет, ты не дурак, ты просто оскорбил ее своим недоверием.

— Я дурак и трус к тому же! Я испугался ее искренности и… всего этого… этого человека, прилетевшего с неба… и того, кем она может оказаться!

— Ну, ладно. Не стану с этим спорить. Лана считала тебя самоотверженным, смелым, честным, какое разочарование ее ждало вчера…

— Лучше не говори ничего больше! — зажал рыцарь руками уши, но вдруг вспомнил нечто важное:-Да ведь она замужем!!!

— Вот тут я могу тебя успокоить: замуж она входила не по вашим обычаям, так что в этих краях их брак может считаться недействительным. Если для тебя это вообще имеет значение.

— Ты не обманываешь меня?

— К чему мне это?

Бранд прошелся возле повозок, вернулся обратно, снова остановился возле Сократа:

— Ты сказал, что она теперь далеко? А где именно?

— Уж не решил ли ты догонять ее? Нет. Ничего не выйдет. Ты же не можешь летать по небу.

— Но я видел, как эта железная птица опустилась за дальние леса!

— Даже если и так, это слишком большое расстояние, а времени очень мало. Эта птичка долго сидеть не станет.

— Я возьму самого быстрого коня! Двух коней!

— Не спеши. Есть ведь еще защитное поле.

— Поле?

— Ну, да. Это… я не сумею объяснить. В общем, ты не сможешь даже близко подойти к этой железной птице. Вокруг нее… как бы тебе растолковать…

— А ты сможешь?

— Я?! Нет, на меня точно не рассчитывай! Я с тобой не поеду. Я еще не оправился от ранения. Тем более, что путешествие это будет, скорее всего, бессмысленным. Станут они тебя дожидаться! А может быть, тебе вообще померещилось!

— Мне не померещилось! И мы теряем время!

— Постой-ка, сэр рыцарь! Твой папенька очень расстроится, если ты меня увезешь! А как же договор с Ульгердом? Как же приозерные земли?

— Зачем ему эти земли, если у него не будет наследников? — крикнул Эйдар на ходу, отправляясь разыскивать самых быстрых скакунов…

— Ты что, голодовку объявила?

Принцесса чуть заметно дернулась, может быть, вздрогнула от неожиданности или очнулась от глубокого погружения в свои мысли. Рядом с ней стояли изящные приборы с изысканными яствами, к которым она даже не притронулась.

— Это все такое невкусное.

— Да? А я думала, это привычная для тебя еда. Или теперь ты предпочитаешь мясо, как местные дикари? Сочувствую…

Лана взглянула исподлобья на Асмабику:

— Что-то ты слишком добра ко мне.

— Мне приходится, — пожала та плечами. — Сама понимаешь, почему.

Лана встала из-за стола. В маленькой каюте посадочного катера она провела последние шесть часов, четыре из них во сне и два — в отрешенности, глядя в кремового света стену. Только полчаса назад она позволила себе небольшую разгрузку: приняла ванну и переоделась. Но есть ей по-прежнему не хотелось. Она остановилась рядом со шкафом, на раздвижной дверце которого висело ее платье, то самое которое было подарено ей бароном Ульгердом и которое принадлежало когда-то его матери. Лана рассматривала его, словно впервые наблюдая и неровные стежки из суровых ниток, и ассиметрично пришитый бисер.

— Оно прошло дезинфекцию. На нем не осталось ни одного микроорганизма или даже пылинки с этой планеты.

— Спасибо, что не уничтожили, — отозвалась принцесса.

— Я подумала, ты захочешь оставить его… на память.

Они помолчали. Если бы Лана не прибывала в такой печали, она бы несомненно изумилась подобному поведению Асмабики, ее сочувствующей интонации, ее словам… Но теперь она сумела вымолвить лишь тихое «благодарю». Но дикарка не думала уходить. Она приблизилась на шаг к принцессе и спросила:

— Скажи, а если бы ты не узнала о том, что Исмирад скоро погибнет, ты бы осталась со своим рыцарем?

Ее высочество повернулась к ней. В глазах ее дикарка увидела отчаянье и готовившуюся вот-вот прорваться влагу.

— В том-то и дело, Асмабика, что я знала об этом с самого начала! Еще до того, как вы напали на корабль сеятелей, мне было известно, что солнце этой планеты нестабильно и ей грозит неминуемая гибель. Ведь миссией ученых, которых вы погубили, должно было стать спасение и расселение людей! Но теперь это невозможно. Следующая экспедиция сюда уже не успеет.

— Мне жаль…

— Это неправда! Тебе нисколько не жаль!

Лана снова отвернулась от нее и быстро стерла ладонью упавшую на щеку слезу.

— Значит, ты все-таки испугалась? Не захотела умирать на этой планете?

— Разве Александр позволил бы мне остаться? У него появились какие-то планы…

— Если бы ты захотела, ты сумела бы противостоять ему!

— Как пить хочется…

Асмабика вздохнула, подошла к столу, налила воды и, приблизившись к принцессе, протянула ей стакан. Лана взяла его в руку, но сделала лишь один маленький глоток.

— Просто мне уже все равно, что со мной будет дальше, — произнесла она, — что задумал принц, что он скажет моему отцу. Захочет ли он занять трон, сославшись на мое безумие, или закроет меня во дворце, обвинив в измене, все это не имеет никакого значение теперь.

— И почему же?

— Потому что Эйдар меня не любит.

— Так вот в чем дело! — усмехнулась Асмабика и забрала стакан из рук принцессы, потому что она в рассеянности готова была пролить его содержимое на пол. — Я тоже была свидетелем давешней вашей сцены прощания. И знаешь, что я думаю? Да он просто растерялся. Не каждый день дикарю приходится видеть космокатер.

Она пожала плечами и принялась ставить на поднос так и непригодившиеся столовые приборы и еду.

— Постой! — остановила ее Лана.

— Все-таки решила поесть?

— Нет. Что ты сейчас сказала? Ты думаешь…

— Ну, сама посуди, — перебила ее дикарка, обернувшись:-парень и так уже не знал, что про тебя подумать: ты то княжна, то ведьма, то с ним, то с этим бароном. А тут еще этот огненный дождь и вдобавок железная колесница в небесах. Что нарисовало ему его варварское воображение?

Принцесса быстро подошла к столу, схватила стакан и залпом выпила оставшуюся воду, словно ее мучила жуткая жажда.

— Все равно, теперь уже ничего не изменить! Я слишком далеко от него! — проговорила она растерянно и, словно не зная, куда еще ей деться, подошла к задраенному иллюминатору. Сенсоры тут же сработали и распахнули плотно сомкнутые жалюзи. Перед принцессой предстала зеленая поляна, залитая предзакатным золотом, по бокам которой кудрявились кроны лесных деревьев. — Мы все еще на Исмираде?!!

— Пока да, — подошла к ней дикарка.

— Я думала, мы уже покинули его…

— Мелкие неполадки, скоро отправимся в путь.

Лана выпрямилась. Взгляд упал на варварское платье. Она подошла к нему и провела рукой по грубой материи.

— Ты веришь в судьбу?

— Что? Даже не думай! Ты что хочешь погибнуть на этой планете?! — сразу обо всем догадалась Асмабика. — Да и Александр придет в ярость!

— Помоги мне! — обратила принцесса на нее сияющий взгляд. — Я ведь думала, что жизнь моя кончена, потому что я уже очень, очень далеко от него, а я все еще здесь! Это же судьба! Судьба! Что бы со мной не случилось!

— Что за варварство! Опомнись! Какая еще судьба? У нас мало топлива, потому что пришлось покружить над этой местностью, пока мы искали тебя. Мы ждем максимальной точки сближения, когда наш главный корабль подойдет по орбите. Причем здесь все эти мистические понятия?

Но Лана ее не слышала. Она сорвала свое платье с вешалки и быстро начала переодеваться. Асмабика ринулась к ней, пытаясь помешать, схватила за руки, отнимая одежду.

— Не смей останавливать меня!

— Если б я могла только подумать! Надо было уничтожить эту истлевшую тряпку!

— Как ты не понимаешь?! Теперь я точно не могу улететь с вами! Я уже нисколько не сомневаюсь!

— Я позову Александра! Ты меня вынуждаешь!

Принцесса перестала бороться, резко остановилась, посмотрела в глаза Асмабике и произнесла, почти умоляя:

— Я прошу тебя…

В этот момент по громкой связи раздался голос капитана катера:

— Прошу всех занять свои места! Экстренный взлет! Повторяю! Все по местам!

Едва слышно шурша, белая дверь каюты отъехала в сторону, обнаружив за собой принца. Он лишь заглянул, наклонив голову в дверной проем и опершись обеими руками о стену:

— Малыш, ты мне нужна в рубке, — проговорил он, обращаясь к Асмабике. — Мы срочно взлетаем! Сейчас здесь светопреставление начнется, ждать больше не можем. Нас здорово потрясет, девочки!

Лана выступила вперед:

— Александр! Мне нужно поговорить! Только одну минуту!

— Что тебе? Нет времени! — недовольно нахмурился ее супруг.

— Полминуты! Зайди, пожалуйста…

Вечер накрыл серой пеленой всю простиравшуюся впереди лесную чащу. Бранд и сопровождавший его проповедник должны были передвигаться с осторожностью по этим глухим местам не только потому, что не знали их, но и для того, чтоб не нарваться на неприятность, поскольку принадлежали эти земли одному очень недружелюбному князю.

— Сейчас совсем стемнеет, и любые поиски станут бесполезными, — брюзжал святой брат по своему обыкновению. Он уже едва держался в седле, и лошадь его была вся в мыле.

— Мне кажется мы уже совсем близко. Пойми, мы не иголку ищем! Такая огромная штука не затеряется.

— Может и не затеряется, но вполне может просто подняться в небо и улететь. Только ее и видели.

— Лучше помолчи!

Эйдар очень долго гнал лошадь, не заботясь о том, успевает ли за ним его спутник, поскольку боялся опоздать. Теперь же, когда ему казалось, что они почти достигли цели и можно было ехать медленнее, приходилось терпеть его ворчанье.

— Огни должны были быть уже видны, даже если мы еще и не близко, — произнес рыцарь, волнуясь.

— Не ищи огней, их скорее всего и нет, — заметил на это Сократ. — А вот если лошади начнут волноваться или услышишь слабое потрескивание, искорки, покалывание на коже, — сразу останавливайся. Это и будет то самое защитное поле, про которое я тебе пытался втолковать.

— Оно опасно?

— Обожжешься сильно, хотя огня не увидишь. Так что будь осторожен.

На их счастье эти места не были обжиты. Поблизости им не встретилось ни одной деревни. Но наверняка, это были охотничьи угодья князя: здесь встречалось много дикого зверья и птиц, а на одной из полян Эйдар заметил небольшой домик, служивший скорее всего для охотничьих целей. Оставалось надеяться, что вельможа не затеял охоты именно в этот день.

— Можно будет переночевать в нем на обратном пути, — предположил Сократ, когда они проезжали мимо.

Когда чаща стала непроходима, Эйдар остановился. Перед ними встал густой бурелом, который нужно было объезжать, но в сумерках не видно было ни конца его, ни края. Бранд соскочил с коня, к нему подъехал брат Ромеро. Спускаться на землю он не рискнул, потому что его сломанная нога могла его подвести.

— Что теперь делать? — поинтересовался он, глядя сверху вниз на рыцаря.

— Искать, — хмуро отозвался тот и вдруг взволнованно повернул голову вправо:-Ты слышишь это?

— Что я должен слышать?

Сократ был не в лучшем расположении духа да к тому же еще и уставший и больной, иначе и он бы услышал этот тихий и монотонный гул, едва уловимый слухом, но зато уже почти ощутимый физически. Лошадь под проповедником заволновалась раньше, чем тот смог расслышать этот звук, она подала голос, завертела головой и затрясла ушами. Тогда и всадник догадался:

— Похоже мы все-таки опоздали…

Словно нервная дрожь пронеслась по листве деревьев, она затрепетала, издавая равномерный шелест, но совсем не от ветра. Всадники едва сдерживали своих волновавшихся коней, а стоявший на земле рыцарь ощущал ее паническую дрожь. И вдруг он схватился за уши: словно волна воздуха навалилась на него, и он почти оглох. Эйдар зажмурил глаза и стиснул зубы от боли, но через несколько мгновений она отпустила его также внезапно, как и пришла. Космокатер поднялся в воздух, взмыв над лесом почти беззвучно, но тяжело и с напряжением, слегка качнулся и, мгновенно набрав скорость, рванулся вверх, напоследок огласив округу оглушительным хлопком. Эйдар успел лишь проводить глазами быстро удаляющуюся темную точку на сером вечернем небосводе. Путешественники не доехали до него лишь пару сотен шагов…

Сократ все-таки слез со своей лошади. Спешить теперь было некуда. Эйдар и сам понял это, ведь он молчал уже долгое время, и его спутник тактично не нарушал этого молчания. Лишь когда прошло значительное время, святой брат посчитал необходимым произнести хоть какие-то слова утешения:

— Ты сделал все, что мог, — сказал он, опустив руку на неподвижное плечо рыцаря. — Но тебе нужно понять кое-что: эта девушка принадлежит другому миру. Но… да что тут скажешь…

— Я оказался недостойным ее, — закончил за него фразу Бранд.

Сократ вздохнул и похлопал Эйдара по плечу:

— Нам нужно подумать о ночлеге. Идем. Ночью в лесу небезопасно. Я слышу какой-то шорох по кустам. Могу поспорить, что к нам уже присматриваются хищники. Посмотри: лошади снова заволновались. Ну же! Очнись, дружище! Давай отыщем тот охотничий домик, пока совсем не стемнело.

Но рыцарь почему-то не двигался с места. Казалось, он начал прислушиваться и упрямо тянул голову в сторону леса.

— Там кто-то есть, — произнес он шепотом.

— Конечно, есть! А я о чем толкую?!

— Погоди!

Эйдар отошел от Сократа и двинулся вдоль непроходимого сплетения ветвей в ту сторону, откуда, как ему казалось, доносился шорох человеческих шагов.

— Кто здесь?! — закричал он в чащу. — Отзовись, если ты человек!

Из-за кустов осторожно выплыла светлая фигура. Рыцарь остановился, оцепенев. Самая немыслимая его догадка оказалась явью? Или это лишь мираж, порожденный уставшим и опечаленным рассудком?

— Эйдар? — раздался изумленный и тихий, словно далекое эхо, голос.

Но Бранд, словно онемев, не мог произнести ни слова.

— Неужели это ты? Как ты здесь оказался?

— Ты долго будешь стоять деревянным столбом!? — раздалось за спиной юноши. — Хватай ее скорее, а то снова улетит!

Первый шаг сделала принцесса и только после этого, словно очнувшись от оцепенения, Эйдар двинулся ей на встречу. Всего лишь одно мгновение, несколько шагов и он ощутил ее теплые ладони в своих руках, увидел темные, утонувшие в вечерних сумерках глаза, робкую улыбку и поверил в то, что она не призрак и не видение.

— Ты все-таки осталась!

— Как бы то ни было, я не смогла покинуть тебя.

— А как же… твой муж?

— Его больше нет в моей жизни, да и не было никогда…

— Он отпустил тебя?

— Ему пришлось. Мне помог один очень хороший человек.

— Они не вернутся?

— Вряд ли. Они слишком испугались вот этого.

Лана кивнула в сторону уже почти потухшего заката. Эйдар и подошедший к ним Сократ посмотрели туда. Над горизонтом ярко-сиреневым пятном разрасталось и набирало силу ядовитое зарево.

Принцесса приникла к груди рыцаря, и он обнял ее. Она была спокойна и счастлива как никогда. Все гнетущие ее сомнения и подозрения исчезли сразу, как только она почувствовала его надежное тепло. Теперь ее не могли испугать даже смертельные стрелы Салара, который снова готовил им тяжелые испытания.

— Что нам делать, святой брат? — спросил рыцарь.

Сократ печально созерцал недоброе небо Исмирада.

— Неустанно молиться вечно светлому. Молиться и верить. И если он услышит нас, то избавит от своего гнева…

Лана заглянула в глаза своего рыцаря и произнесла с тихой уверенностью:

— Вот увидишь, он простит нас. Иначе не может и быть…

КОНЕЦ