"Вторжение" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)Глава 14— Эби, — втолковывал Литвин, — Эби Макнил, земная женщина… Я должен пойти за ней. — Почему? Она твой партнёр по туахха? — Какая туахха? Я объяснял тебе, что у нас не бывает брачного периода. В зрелом возрасте мы всегда готовы, и это длится лет сорок, а иногда и дольше. И кса у нас нет, наши женщины всегда рожают, если им хочется… почти всегда. Исключения редки. — Но она — твой партнёр? — настаивала Йо. — Сексуальный партнёр, как у вас говорят? — Нет. Отношения между людьми очень разнообразны и не сводятся только к сексу. Макнил — мой товарищ и подчинённый мне офицер. Я несу за неё ответственность. Нельзя оставить её без помощи. Я должен… Их разговор тянулся с переменным успехом уже больше часа. Они ещё не обсудили, как выручить Эби Макнил, поскольку упёрлись в другой вопрос — зачем это нужно. Тут была проблема, непонятная для Йо, которая не представляла обширности связей между людьми, и попытки разобраться в ситуации пока успеха не имели. Положение усугублялось тем, что Йо сейчас соображала заметно хуже, чем при их предыдущих встречах. Как объяснил Корабль, это являлось следствием туахха. Повышенная возбудимость туманила разум, и когда фаата создали касту родительниц и перешли к плановому размножению, брачный период был исключён из сознательной жизни. Это случилось давно, два тысячелетия назад. Насколько выяснил Литвин, в ту эпоху, в самом начале Третьей Фазы, произошла мутация, резко увеличилось число людей с ментальным даром, хотя среди остального населения они составляли не больше процента. После недолгой, но свирепой борьбы между мутантами определился лидер, первый Столп Порядка, захвативший власть. При нём фаата ожидали ряд радикальных перемен: стратификация общества по способности к мысленному общению и селекция тхо — от почти разумных до придатков квазиживых механизмов. Лозунгом новой эпохи сначала являлась стабильность, затем — космическая экспансия, в которой видели залог все той же непрерывности цивилизации. Очевидно, фаата терзал генетический ужас перед Затмением; им, пережившим два катаклизма, хотелось воздвигнуть нерушимую империю, распространив её до самых дальних звёзд. Если говорить о технике, такие возможности были, однако имелись ограничения: рост популяции замедлился, а ментальный дар не всегда передавался по наследству. В среднем только четверть самок-кса, оплодотворённых спермой полностью разумных, давала потомство с доминантной мутацией; что до их женщин, то были они бесплодными. Зато жили долго, поддерживая телесную бодрость особыми процедурами. — Оставь эту кса, — сказала Йо. — Ты говорил, что к залам т’хами послали стражей… Если ты пойдёшь туда, тебя убьют… — Вздохнула и добавила: — Потом убьют меня. — Ты боишься смерти? — спросил Литвин. — Прежде не боялась. Прежде жизнь была почти неотличима от вечного забытья или забвения в т’хами. Но теперь… теперь я хотела бы прожить все циклы, что будут мне отпущены. Пусть недолго, но рядом с тобой. — Йо положила ладошку на грудь Литвина, и глаза её затуманились. — Две луны в твоём взоре, на твоём лице их свет… Этот свет я хочу видеть подольше. «Прежде…» — подумал он. О прежней жизни Йо он знал немногое — что она родилась на Новых Мирах и прожила там четырнадцать лет, если пересчитать её возраст на земные годы. Возможно, бино фаата созревали в более юном возрасте, чем люди, или их развитие подстёгивалось искусственно, но так или иначе, а она была взрослой женщиной. Не исключалось, что ранняя зрелость связана с малым сроком жизни тхо, но об этом Литвин боялся спрашивать. Смерть придёт ко всем, но её сроки — горькое знание… Дважды горькое, если дело касается близких. Он вздохнул, пристроил кафф на виске и стал натягивать скафандр. — Все же я пойду. Я не могу её бросить. Корабль мне поможет. — В том, что уже случилось, он не в силах помочь, — сказала Йо, отвернувшись. Её плечи поникли, а голос вдруг стал таким же, как раньше, почти лишённым эмоциональной окраски. «Кончается туахха?..» — подумал Литвин и спросил: — А что, собственно, случилось? Ты о чём? — Айве… Он не для того её забрал, чтобы она дремала в т’хами. Она… — Йо подняла голову и посмотрела ему в лицо: — Она не бесплодна, как я, она — кса. И, как все другие кса, уже несёт зародыш жизни. Айве говорил, что скрещивание было удачным, и плод развивается с той же скоростью, что у наших самок. Очень быстро. Этот гибрид станет первым в новой породе частично разумных, и если… Литвин стиснул кулаки. Стаи ледяных мурашек путешествовали по его спине. — Ты хочешь сказать, что её оплодотворили? Искусственно? — выдавил он. — Да. Один из экспериментов Айве с землянами. В полости для самок действует особое излучение, чтобы зародыши быстрее развивались. Поле биологической стимуляции… Сейчас оно сильнее, и поколение тхо родится через тридцать-сорок циклов, ко времени захвата вашей системы. Работники, олки, пилоты… самки, чтобы продлить наш род… наверняка несколько полностью разумных… Затем будут продолжены опыты с вашими женщинами. Айве считает, что удастся вывести гибридную расу. — Как выводят скот… — сквозь зубы пробормотал Литвин, тут же воззвав к квазиразуму: — «Корабль! Она не ошибается? Все это так?» «Так, — раздался беззвучный ответ. Затем, уловив его очередную мысль, Корабль добавил: — Прервать беременность уже невозможно. Скорее всего, земная кса погибнет». «Но если забрать её из т’хами, она не умрёт?» «Нет, но процесс вынашивания потомства вернётся в естественное русло и замедлится. Вместо двух недель — три месяца». — Жди меня здесь, — сказал Литвин Йо, поднялся и вышел из модуля в коридор. Он встал около мембраны, сжимая ладонями виски; в голове гудело, кафф впивался в череп, будто раскалённое сверло. В нём бушевала ненависть, но не к пришельцам вообще, не к чужеродной расе, что вторглась в звёздную обитель человечества. Мог ли он ненавидеть Йо? Мог ли представить, что олки, бездумные рабы, достойны ненависти? Бино фаата, как и люди, были не аморфным скопищем злодеев, а обществом вполне цивилизованным, где одни решали, а другие подчинялись. Решающие правили силой, а там, где её не хватало, прибегали к обману — так, Айве, толковавший о доверии, был несомненным лжецом. Если кого ненавидеть, так этого вивисектора — но только ли его? Айве экспериментировал над Рихардом и Эби, не интересуясь, нравится им это или нет, но точно так поступали земные владыки, сжигавшие инакомыслящих в печах, травившие их газом, уничтожавшие народы, страны, города. Эта вакханалия длилась не первый век и даже не первое тысячелетие, и он, Павел Литвин, по долгу службы был к ней причастен. У каждой из рас, у людей и фаата, были свои привычки, свои особенности, но в одном они, вероятно, сходились: те и другие в грош не ставили жизнь и желания ближнего. Литвин медленно двинулся по коридору к транспортной нише, потом снова остановился. Разговоры с Йо и мысли о произошедшем с Эби отвлекли его от главного — от того, что творилось сейчас в холодной пустоте, под светом звёзд и далёкого Солнца. Он замер, всматриваясь в бесконечный ряд мембран, тянувшийся вдоль палубы, и ощущая, как крепнет ментальная связь с Кораблём. «Ситуация снаружи?» «Без изменений». Перемен и в самом деле не было: девять земных крейсеров окружали Корабль, ещё два и адмиральский фрегат висели перед ним, будто воины, заступившие путь противнику. Схема «кольцо», красная тревога, полная готовность к бою… В течение последних суток Литвин рассматривал флотилию глазами Корабля в десятый раз, пытаясь опознать соратников по силуэтам, количеству башен, антенн дальней связи и шлюзов для сброса УИ. Фрегат, разумеется, «Суздаль», а при нём «Викинг» и «Волга», близнецы из эскадры «Памира»; ещё два тяжёлых рейдера класса «Барракуды», и один из них точно «Памир» — на его серебристом корпусе изображение горной вершины в облаках. Третий рейдер поновее и покрупнее — «Сахалин», не иначе, а с ним эскадра в четыре боевые единицы: «Сидней», «Фудзи», «Тибурон», «Нева». Ему казалось, что он узнает другие крейсера, принадлежавшие Третьему флоту, и в памяти тотчас всплывали знакомые лица тех, с кем служил или учился, встречался на Лунной базе, на Марсе, Земле и в Поясе Астероидов. Много, много достойных людей! Знали бы, где Павел Литвин, сильно бы удивились… Его взгляд сфокусировался на тяжёлом крейсере, который он пока не смог узнать. Ближе, ещё ближе, велел он Кораблю. Тот послушно сдвинул изображение; теперь тускло поблёскивающий борт рейдера бугрился выступами башен и люков, в гладком зеркале брони отражались звезды и ослепительным пятном горело Солнце. Похож на «Памир» и «Барракуду», мелькнуло в голове у Литвина, и тут он заметил рисунок на носовой обшивке. Белая роза… Значит, «Ланкастер» [35]. Крейсер нёс символ древней войны, отгремевшей больше шести столетий тому назад. «Как движутся переговоры?» — мысленно спросил Литвин, шагнув к транспортной нише. «Безрезультатны», — откликнулся Корабль. Другого ожидать не стоило. Если здесь появился Третий флот, то не за тем, чтобы сопровождать чужих в качестве почётного эскорта. Лейтенанту, даже коммандеру, в мысли полководца не проникнуть, но Литвин не сомневался в полученных Тимохиным инструкциях, как и в том, что адмирал их выполнит. Возможно, успешнее, чем Би Джей Кессиди, капитан «Жаворонка», но не исключалось, что с тем же результатом. Вздохнув, Литвин ступил в капсулу. Видение застывших в пространстве крейсеров исчезло, схема транспортных линий вспыхнула перед ним, накладываясь на уже привычное изображение нервной сети Корабля. Одну картину он видел собственными глазами, другая, от видеодатчиков, формировалась прямо в зрительном центре мозга — две сети, сплетённые гигантским квазиразумным пауком. Было в них нечто любопытное, нечто такое, как мнилось Литвину, что полагалось заметить и, может быть, использовать, но разум его уже переключился на другое. Вглядевшись в схему, он велел: «Сюда, к этому залу т’хами. Охрана там есть?» «Все ярусы под наблюдением», — проинформировал Корабль, показывая длинные коридоры с прозрачными стенами, фигурки замерших в каталепсии существ и стражей, почти таких же неподвижных, как спящие фаата. Они стояли группами по трое-четверо, с бесстрастными лицами, с оружием в руках; игра теней и света делала ещё рельефнее их мощную мускулатуру. — К чёрту этих недоумков! Убери их, — буркнул Литвин, и перед ним опять возникли две наложенные друг на друга паутины. Капсула покачнулась и заскользила в тёмном тоннеле, среди антрацитовых стен. Он уселся на пол, опустил забрало шлема, проверил патроны с дыхательной смесью. Планы насчёт Макнил были пока что смутными: то ли, как в первый раз, проделать дыру в переборке и напустить в коридоры сонного газа, то ли устроить иную диверсию и утащить добычу под шумок. Говоря по совести, Литвин ещё не знал, предпримет он фронтальную атаку или пустится в обход, и больше полагался на свою удачливость. Он должен вытащить Эби, должен! И сделать это раньше, чем Третий флот атакует пришельцев. Как бы ни шло сражение, им безопаснее находиться в автономном модуле. Возможно, удастся покинуть Корабль… Наверняка бы удалось, если бы он смог управиться с этим проклятым модулем! Литвин уставился на транспортную схему: огонёк его капсулы полз вдоль линии, изображавшей тоннель, и рядом мерцало что-то ещё, какая-то артерия Корабля, тянувшаяся в том же направлении, прямо к ярусу т’хами. Дальше она ветвилась, распадаясь на пучок других артерий, более мелких, а в точке ветвления темнело пятно, похожее на кляксу. Внезапно он сообразил, что видит все это не с помощью глаз, а ощущает ментально, как прочие нити и центры нервной системы Корабля. Похоже, многие из них располагались около транспортных магистралей и гравитационных шахт, и, вероятно, там были какие-то ходы, тайная сеть коридоров, что позволяло скрытно подобраться к любому месту Корабля. Едва осознав это, Литвин вскочил на ноги и выкрикнул: — Стой! Капсула остановилась. Сейчас она висела примерно на полпути между ангаром боевых модулей и точкой конечного назначения — залом, где спали кса. Он вытянул левую руку и стиснул пальцы в кулак. Из маленького диска, закреплённого на перчатке, с тихим шелестом скользнула режущая нить. Литвин ощупал прозрачный колпак, накрывавший кабину, — его материал слегка прогибался под пальцами и был, очевидно, не прочнее переборок в залах т’хами. Затем левая рука описала круг, и лёгким движением он сбросил вырезанный кусок наружу. Теперь перед ним была стена тоннеля — угольно-чёрная, слегка поблёскивающая в слабом свете, струившемся из капсулы. Удастся ли справиться с ней? Хлыст дрогнул, приподнялся, и в тот же миг бесплотный голос Корабля предупредил: «Не надо этого делать». «Там другой проход, — отозвался Литвин. — Я могу не резать стену, если ты скажешь, как в него попасть». «Зачем?» «Чтобы добраться к полости кса и забрать земную женщину. Так, чтобы не заметили охранники». Тишина. Казалось, квазиразум, управлявший Кораблём, размышляет над его словами. Выждав несколько секунд, Литвин снова поднял руку. «Есть другие способы, — тут же пришла мысль от Корабля. — Не надо вскрывать стену. Это грозит повреждением канала связи между функциональными центрами». Он боялся! Уловив это чувство, Литвин вздрогнул и, боясь выдать торжество, крепче стиснул кулаки. Перспектива битвы с земными флотами, даже с целой планетой, не страшила Корабль, но здесь он был уязвим. Здесь, в этом месте, где за чёрной стеной тянулось одно из нервных волокон. Перерезать его? «Ткань будет восстановлена, — поспешно сообщил Корабль. — Высокая способность к регенерации. — Затем добавил: — Повторно предлагается другой вариант». «Какой?» «Земная кса будет доставлена в полость модулей». «Интересно! — подумал Литвин. — Кто же её доставит?» «Олки», — тут же пришёл ответ. «Ты можешь ими управлять?» «В некоторой степени. Когда они подключены через биоинтерфейс». «Это новая информация. Если бы я получил её раньше, мы могли бы договориться и сотрудничать плодотворнее. Ты мог бы остановить тех стражей, что напали на меня и были уничтожены». «Нет. Выполнение той или иной команды определяется её потенциалом. Сейчас он гораздо выше, чем прежде». «Из-за угрозы с моей стороны?» Молчаливое подтверждение. Литвин спрятал хлыст и снова устроился на полу, рядом с ахиллесовой пятой, что обнаружилась так внезапно. Оставалось лишь проверить, какие выгоды сулит его находка. «Полностью разумными ты тоже можешь управлять? Айве, Йатой и остальными мерзавцами из вашего гадючника?» «Нет». «Правда? А если…» — Кончик хлыста снова заплясал в воздухе. «Нет. Нет! Полностью разумные не нуждаются в ментальных усилителях. Управлять без интерфейса невозможно». «Но у меня он есть. — Литвин прикоснулся к своему каффу. — Выходит, ты можешь мной командовать?» «Это особый интерфейс, не допускающий воздействия на разум носителя». Литвин довольно усмехнулся. Кто бы ни изготовил его кафф, даскины или другие умельцы из глубин Галактики, штучка была сработана на совесть и снабжена приятными сюрпризами. Скорее всего, он не знал, как использовать её в полную силу. «Корабль!» «Слушаю». «Приказ всем олкам, кроме занятых с земной женщиной: схватить всех полностью разумных и изолировать в одном из трюмов. В любом, по твоему выбору. Выполняй!» Пауза. Потом: «Выполнить команду невозможно». — Слишком маленький потенциал? — вслух произнёс Литвин. — Так я сейчас добавлю! Он хлестнул нитью по чёрной стене. Хлыст проник глубоко, почти на всю длину, и тут же его накрыло волной нестерпимой боли. Вскрикнув, он поднял забрало шлема, содрал кафф с виска и несколько минут сидел, глубоко вдыхая тёплый воздух и бессмысленно таращась в стену. Огромные капли густой багровой жидкости сочились сквозь разрез и, сливаясь струёй, падали на пол, словно он перерезал жилу титана, заставив его истекать кровью. Но постепенно эта кровавая капель делалась реже, струйка жидкости — тоньше, и к тому моменту, когда Литвин пришёл в себя, рана, вероятно, затянулась. Подобрав шарик интерфейса, он пристроил его на место. Боли не было. «Кто из нас получил урок — он или я?» — подумалось Литвину. Некая истина забрезжила в его сознании: кажется, он начал понимать, чего боится Корабль. Повреждений канала связи между функциональными центрами? Можно сказать и так, но на человеческом языке это звалось иначе: боль, страдание, мука. «Земная кса доставлена к полости модулей», — прозвучал бесплотный голос. — Отгони капсулу обратно, — распорядился Литвин. — И что насчёт полностью разумных? Может, сам их повяжешь? Или всё-таки олков вразумишь? «Выполнить команду невозможно, — раздалось в ответ. Потом, после паузы: — Боль… не надо боли… нужны другие эмоции… гнев, ощущение силы, радость, страсть…» — От радости и я бы не отказался, только причин для неё нет, — вздохнув, сказал Литвин. Урок был им усвоен; он знал, что сможет сжечь Корабль или распылить на атомы, убить его тысячей способов, но только не пытать. Палач из него был никудышный. Капсула остановилась, он вышел на палубу и сразу увидел Макнил. Нагая, беззащитная, она лежала на спине, и оттого живот казался больше; вздутый, как барабан, он нависал над бёдрами, как что-то чужое и совсем ненужное Эби. Литвин взял её на руки, прошёл сквозь мембрану и опустил рядом с сидевшей неподвижно Йо. — Ты сделал это, — промолвила она, коснувшись наплечника скафандра. — Сделал! Как? — Я же тебе говорил, что Корабль мне поможет. Вот, помог… — Литвин прижал пальцы к запястью девушки. Пульс у Макнил бился ровно и сильно, но с удивительно высокой частотой, не меньше ста сорока ударов в минуту. — Пока она спит, надо бы одежду ей раздобыть, такую, как у тебя. Найдёшь, ласточка? Йо кивнула — наверно, подсмотрев этот жест у Литвина. Кафф на её виске вспыхнул, сдвинулась секция стены, и трубка от сосуда с питательной жидкостью скользнула ей в ладонь. Она принялась хлопотать над Макнил, укладывая девушку поудобнее, поглаживая то волосы, то щеку; потом прижала штуцер к вене на сгибе локтя. Пища и биостимуляторы, вспомнил Литвин. Вероятно, инъекция была обязательным этапом пробуждения. Он глядел на Эби и думал: что я ей скажу, когда она очнётся, как объясню?.. Что вообще можно сказать женщине, чрево которой сделали опытным полигоном? Которая носит плод чужих и чей ребёнок, ещё не родившись, уже причислен к рабскому сословию? Правда казалась слишком жестокой, и Литвин, вспомнив о Коркоране, чуть заметно кивнул. Правды Макнил не узнает, пока не появится дитя. Может быть, никогда не узнает — шансы выжить у них невелики. Прикрыв глаза, он осмотрелся с помощью внешних видеодатчиков. Снаружи всё оставалось без изменений: «Ланкастер», «Памир», «Сахалин» и шесть других крейсеров висели вокруг чудовищного цилиндра, «Суздаль» со своим прикрытием парил прямо по курсу, в сотне километров. Дистанция ракетного удара, подумал Литвин. Защитное поле Корабля отразило залпы свомов, но что получится с ракетами, летящими со всех сторон? Пожалуй, в первом эшелоне их будет сотни полторы, и втрое больше через минуту после начала боя… Хватит ли этого? И что для них лучше, для него, для Йо и Эби, — погибнуть вместе с Кораблём или всё-таки выжить? Но какой ценой? Он все ещё решал эту дилемму, когда Йо поднялась и исчезла за входной перегородкой. Проводив её взглядом, Литвин позвал: «Корабль! Ты говорил, что можешь влиять на олков через биоинтерфейс… А остальные тхо? Они тебе не подконтрольны?» «Влияние распространяется на всех частично разумных. Их мозг лишён защиты. Они не способны различить внешний ментальный сигнал и оказать ему сопротивление». «Это значит, что ты можешь внедрить в их разум любую идею?» «Любую, которая не противоречит приказам Связки и других полностью разумных». «Йо это тоже касается?» Секундное колебание, миг нерешительности. Потом: «Да». «Йо очень расположена ко мне. Ты заметил?» «Это вполне объяснимо — туахха…» «Период туахха кончается, но её расположение не иссякает. И я вспоминаю, что во время наших предыдущих встреч она вела себя совсем по-другому, чем Йегг, второй переводчик. Более дружественно, скажем так. — Выждав недолгое время, Литвин спросил: — Ты её запрограммировал?» «Термин неточен. Эта тхо одарена от природы воображением, любопытством и повышенной возбудимостью. В определённом смысле, реликт прежних эпох, стоящий на грани выбраковки. Требовалось лишь пробудить эти и другие качества». «Другие? Что именно?» Снова отзвук сомнений, будто собеседник Литвина боялся выдать больше положенного. Затем долетели беззвучные слова: «Жалость. Да, в системе земных понятий эти чувства называются состраданием и жалостью. Она сохранила такую способность». — Жалость — первый шаг к любви, — задумчиво произнёс Литвин. — Но ты, ты-то зачем это сделал? Зачем пробудил в ней сострадание? Звук его голоса громом раскатился в тесной кабине, но не заглушил ответа. «Эмоции, — пояснил Корабль, — эмоции. У земных людей они гораздо ярче и сильнее, чем у фаата». «И что же? Разве эмоции — это так важно?» «Нет ничего важнее. Эмоции — источник наслаждений». «Вот так квазиразумный! — мелькнуло у Литвина в голове. Чувствует боль и жаждет приятных ощущений…» Странную тварь произвели даскины на удивление всех прочих звёздных рас! Это не компьютер, точно не компьютер… Что же тогда? Живая игрушка? Партнёр, способный к сопереживанию, усилитель горестей и радостей? Медицинское устройство для излечения невротиков? Или все это вместе? Йо неслышной тенью возникла у входа, прервав его размышления. Села, расправила на коленях принесённый комбинезон, того же хризолитового оттенка, как на ней самой, — видно, подобрала его к рыжим волосам Макнил. Протянула руку, прикоснулась к шее девушки и замерла, прикрыв веками серебристые глаза. — Скоро она очнётся. Я чувствую биение двух сердец, её и ребёнка. Ритм уже нормальный, и это значит, что они вышли из фазы ускорения. — Ускорения чего? — Жизненных процессов. Литвин кивнул и начал стаскивать скафандр. Затем направился в переднюю узкую часть отсека, где стены сходились к полусферическому экрану, постоял у контактной плёнки, размышляя о сокрушительной силе оружия прямо под его ногами, о камере, обвитой спиралью. Аннигилятор! Если бы он мог им управлять!.. За ангаром, в самом центре корабельных конструкций, лежала полость гиперсветового привода, гигантская шахта длиною три-четыре километра. Проникнуть бы туда и сжечь конвертер… Но, пожалуй, «сжечь» тут не подходило; поток антиматерии вызовет более сильный эффект, чем плазма, лазеры и ядерные ракеты. Скорее всего, если ударить из аннигилятора по двигателям, Корабль обратится в прах… Ощупав плёнку, тихо шелестевшую под пальцами, Литвин потянул застёжку комбинезона, собравшись провести ещё один эксперимент, но тут его окликнула Йо: — Иди сюда! Сейчас она очнётся. Веки Макнил приподнялись. Минуту-другую она смотрела на Литвина бессмысленным взглядом, потом, узнав его, пробормотала: — Пол! Это ты, Пол? А где Рихард? Что с ним? Он стиснул её руку: — Мужайся, Эби… Рихарда больше нет. Светлые брови девушки выгнулись, лицо исказила страдальческая гримаса. — Нет Рихарда… я помню… он умирал, а мы не знали, как ему помочь… И эта чёртова машина… их компьютер… сказала, что парализованы дыхательные центры… — Она повернула голову, осматривая тесный отсек, потом провела ладонью по груди и животу. Её глаза округлились. — Пол! Где мы, Пол? Почему я без одежды? И это… это… — Рука Макнил лежала на животе. — Это откуда? — Ты не волнуйся, я всё объясню, — поспешно произнёс Литвин. — Здесь не то помещение, куда нас засадили, я из него выбрался, а ты… тебя унесли ещё раньше. Ты была беременна… то есть, дьявол, ты и сейчас беременна и носишь дитя Коркорана. Они… те, кто нас захватил… словом, они поместили тебя в такое поле, что ускоряет жизненные процессы. Я думаю, хотели понаблюдать за развитием плода… Двух недель не прошло, а ты уже на шестом месяце. — Он судорожно сглотнул и добавил: — Рихард был бы счастлив. Ты и он… вы… Макнил, нахмурившись, созерцала свой живот. — Мы предохранялись. Ты же знаешь порядок и видел контракт ОКС для женщин-десантников. Я его подписала… пять лет не рожать… — Неважно, значит, предохранялись. Ну, что об этом толковать… Может, оно и к лучшему — будет у тебя сын или дочка, и значит, Рихард не совсем мёртв. Понимаешь? Она послушно кивнула. — Понимаю, но не все. Где моя одежда? — Вот она. Йо тебе поможет. — Йо? — Женщина фаата. Наш друг. Она говорит на английском. Литвин отвернулся к стене. За его спиной зашелестела ткань, Макнил охнула, приподнимаясь, пробормотала что-то сквозь зубы, потом раздался голос Йо: «Застёгивается здесь. Нет, не так… просто соедини края разреза». Наконец сзади затихли, и он повернул голову. Макнил, уже одетая, стояла, опираясь на плечо Йо и придерживая живот двумя руками. — Она милая. И от неё приятно пахнет. — Эби глубоко вздохнула и осторожно опустилась на пол. — Я в порядке, командир… в порядке, насколько возможно в данных обстоятельствах… Я десантник и помню об этом, так что можешь мне всё рассказать. — Макнил приложила руку к животу и сморщилась. — Наверное, плохи наши дела? — Плохи, но не безнадёжны, — заметил Литвин. — Мы, разумеется, в бегах, но есть у нас один союзник… нет, не Йо и вообще не человек, но очень важная персона. В общем, можно на него надеяться — на него и Третий флот. Присев рядом с Эби, он приступил к рассказу. Судя по таймеру на манжете комбинезона, прошло около двух часов. Макнил, притомившись, уснула, Литвин и Йо сидели на мягком полу, погруженные в молчание. Свет в отсеке померк, гулкая вязкая тишина окутала беглецов, угасла маленькая сфера в волосах женщины — видимо, ей было не о чем спрашивать Корабль. Казалось, молчание и тишина распространились вдаль и вширь во всём огромном судне и за его пределами, до Солнца, планет и далёких звёзд, но это было лишь иллюзией покоя. Ночное небо больше не являлось источником мечты и безмятежной красоты, и всякий взгляд в его просторы мог отразиться вопросами: кто ещё придёт из этих бездн?.. когда?.. с какою целью?.. Тонкие пальцы Йо скользнули в ладонь Литвина. — Когда это кончится, и если мы будем живы, — шепнул он, — ты согласишься остаться на Земле? — Чем бы ни кончилось, я останусь, живая или мёртвая, — ответила она. — Тхо не вернутся на Новые Миры, тхо проживут здесь жизнь и умрут на вашей планете. Когда придёт их срок. «Когда же?..» — хотел спросить Литвин, но побоялся и стал рассказывать Йо о тихом Смоленске, дремавшем на берегах Днепра, о старой крепости с кирпичными башнями и зубчатыми стенами, о соборе, что высится у крутого спуска к реке, о цветущих яблонях и кустах сирени, дух которых окутывает весной городские улицы. Йо слушала, глаза её блестели, и что-то похожее на неумелую улыбку скользило по губам. — Смо-ленск… — медленно произнесла она. — Смоленск — это город? Много домов в одном месте? — Город, — подтвердил Литвин. — Улицы, площади, дома, и в одних живут люди, а в других работают, учатся, развлекаются. Над рекой — мосты, у берега — пристань, и можно сесть на корабль и уплыть к другому городу, к Орше, Могилеву и даже к Киеву. У вас есть города? — Нет. Когда-то были, в эпохи Первой и Второй Фазы. Теперь нет. — Почему? — Если нет городов, то нечего разрушить. Населённые центры становились первыми жертвами Затмений. — Где же вы живёте? — Полностью разумные — на орбитальных станциях, таких же огромных, как этот Корабль, а тхо… — шарик каффа вспыхнул, — тхо в казармах. Да, казарма самый подходящий термин. Там есть… Модуль ощутимо встряхнуло, и Йо замерла, приоткрыв рот. Тряхнуло снова. Макнил заворочалась, открыла глаза, приподнялась на локте. — Что?.. — Не иначе как с Третьим флотом схватились, — хрипло произнёс Литвин, упёршись взглядом в стену. — Корабль, поясни! Что происходит? «Отстрел боевых модулей». «Таких, как наш?» «Нет, больше и мощнее. Они стартуют с наружной обшивки». Стена перед ним растаяла. Он снова увидел девять земных крейсеров, кольцом окружавших Корабль, и угловатые аппараты, что поднимались с его поверхности. Десять, двадцать, тридцать… Он потерял счёт. Эти машины фаата также имели форму коробки со срезанным углом, но были гораздо крупнее, чем модуль, где он прятался. Ему показалось, что в длину они такие же, как «Сахалин», самый мощный рейдер Третьего флота, но много больше его в сечении. Этот рой летающих канистр выглядел бы смехотворным, если бы не маячившее в памяти видение аннигилятора. Боевые модули расходились двумя веерами в секторах пространства выше и ниже плоскости эклиптики. Кольцо земных кораблей, охвативших пришельца, вдруг сделалось подвижным, завертелось, роняя длинные яркие струи огня; выхлопы дюз тянулись к звёздам, затмевая их сияние. Эта карусель стремительно набирала скорость, и через чуткие глаза видеодатчиков Литвин рассмотрел, как поворачиваются орудийные башни, подрагивают стволы метателей плазмы и свомов, как в тёмных каналах ракетных портов блестит металл. Прошла, должно быть, секунда — и стая серебристых стрелок оторвалась от корпуса «Сахалина» и ринулась в темноту. Не прекращая смертоносного кружения, выпустили ракеты «Памир» и «Ланкастер», за ними — «Сидней», «Фудзи» и другие крейсера. Залп, залп, и снова залп… Стреляли не по модулям, по Кораблю пришельцев, а эта мишень была такой огромной, что миновать её снаряды не могли. — Пол! — выкрикнула Эби. — Что ты видишь, Пол? — Нашу смерть, — ответил он и крепче стиснул руку Йо. Раскрылись шлюзы для сброса истребителей. Облако «грифов» и «коршунов», казавшееся в первый миг бесформенным, выхлестнуло четыре острия. Они врезались в строй врагов, и сотни ало-фиолетовых вспышек замелькали во мраке — били из лазеров и свомов. Потом широкий багровый язык слизнул три истребителя, дотянулся до кормы «Сиднея», и крейсер исчез в фонтане пламени. Разлетевшиеся обломки или, возможно, залпы УИ накрыли модуль фаата, но он не взорвался, а стал разваливаться на части, будто разрубленный невидимым клинком. Три других аппарата, прорвавшись сквозь заслон «коршунов», атаковали «Ланкастер». Тьма вновь отступила перед багряными струями огня, они сошлись на крейсере, в самой середине, но за мгновение до этого «Ланкастер», будто смертельно раненный зверь, успел ударить из плазменных пушек. Там, где потоки плазмы и антиматерии пересеклись, вспыхнула ослепительная звезда, затем рванул термоядерный реактор. Раскалённая туманность возникла на месте крейсера и боевых модулей, её края бешено вращались, вытягивались в пространство скрюченными оранжевыми пальцами, словно желая вырвать клочья тьмы. Глядя на эту картину вселенского апокалипсиса сотнями глаз, ужасаясь, страшась и торжествуя, Литвин в каком-то уголке сознания отсчитывал оставшееся время. Оно утекало с пугающей быстротой; он знал, что с дистанции в сто километров ракетный залп настигнет Корабль через двадцать шесть секунд и, вероятно, разнесёт его на части. Для астероида средних размеров этого бы хватило, но если звездолёт уцелеет после первого удара, то за ним последуют второй и третий. Похоже, в арсеналах Корабля не было перехватчиков, а силовой экран вряд ли выдержит атаку. Пятьсот ракет без малого, сто сорок тысяч мегатонн… Он попытался представить, что будет с Кораблём, но воображения не хватило. Впрочем, напрягать фантазию не стоило; смерть окажется мгновенной, и лейтенант-коммандер Павел Литвин был к ней готов. Он ещё успел заметить, как «Памир», извергавший струи плазмы, столкнулся с модулем фаата, как эскадрилья УИ сгорела в багровом выбросе аннигилятора, как ринулись в бой «Суздаль», «Викинг» и «Волга», как их истребители строем креста ударили противнику во фланг. Затем пол под ним дрогнул и вместе со стенами начал раскачиваться вверх и вниз, из стороны в сторону, будто Корабль превратился в древнее морское судно, ставшее игрушкой бури. Теперь Литвин не видел, как идёт сражение, не видел тёмных угловатых модулей и маневрирующих крейсеров, пламени их дюз и крохотных мошек-истребителей; яростный свет ослеплял его, и на мгновение подумалось, что Корабль вдруг погрузился в центр новосотворенной звезды. Он услышал испуганные крики женщин и сам застонал, не в силах избавиться от этого страшного сияния, выжигавшего мозг. «Конец! Ударили ракеты!..» — мелькнула мысль, но его агония все длилась и длилась, и ни Корабль, ни его тело не рассыпались в прах. Он был ещё на этом свете, а не в преисподней; тряска, чудовищный огонь, вздохи Йо и Эби, но больше — ничего… «Корабль! — воззвал Литвин. — Что творится, во имя Галактики?» «Включено защитное поле. Оно поглощает энергию ядерного распада». «Сто сорок тысяч мегатонн?!» «Сто тридцать восемь и шесть десятых», — сухо проинформировал Корабль, и в тот же миг угасло сияние и прекратилась вибрация. Но большинства крейсеров и истребителей Третьего флота Литвин не увидел. На месте адмиральского фрегата и прикрывавших его «Волги» и «Викинга» расплылось такое же раскалённое облако, как поглотившее «Ланкастер»; исчезли «Сахалин», «Нева» и «Фудзи», а с ними — «коршуны» и «грифы»; от грозной карусели могучих машин, круживших вокруг Корабля, остался только разреженный газ. Три десятка боевых модулей фаата висели в пространстве, слизывая багровыми языками редких мошек-истребителей, и за этим заслоном мчался к Кораблю последний крейсер — может быть, «Тибурон» или «Рейн». Орудия его молчали. В потемневшей броне, с оплавленными башнями и шлюзами, он шёл на таран, шёл в безнадёжную атаку, как воин разбитой армии, не желавший признать поражения. Два модуля лениво развернулись ему навстречу, плюнули огнём, и в темноте вспыхнуло облако плазмы. — Они уничтожили Третий флот, — мёртвым голосом сказал Литвин. — Двенадцать наших кораблей… тринадцать, считая с «Жаворонком»… Перебили чёртову уйму народа… Он сбросил башмаки и начал стаскивать комбинезон. Его движения были неторопливыми, словно он репетировал какую-то медленную пантомиму. Эби тревожно пошевелилась. — Пол! Ты в порядке, Пол? Что ты хочешь делать? — Немного развлечь наших хозяев. Ещё подумают, что мы совсем беспомощны… — Шлёпая босыми ногами, он направился к контактной плёнке. — Йо, милая, уходи! Забирай Эби, и уходите на палубу! А лучше в транспортную сеть или какой-нибудь тихий угол. По твоему усмотрению, ласточка. — Я никуда не… — Абигайль Макнил! Кажется, вы ещё лейтенант десанта? Гнев прорвался в его голосе. Йо молча помогла Макнил подняться, схватила за руку и повела к входной мембране. Кафф в её тёмных волосах то разгорался, то тускнел; похоже, она о чём-то спрашивала Корабль и не могла добиться ответа. Они ушли, и Литвин, подождав минуту, влез в тесные объятия плёнки. Отчего-то он знал, был уверен, что в этот раз у него получится; перед глазами плавали то «Ланкастер» с «Памиром», исчезающие в багровом облаке, то разбитый корпус «Жаворонка». Мышцы его затрепетали, и что-то под ногами откликнулось ответной дрожью. Усилием воли он изгнал видение мрачных пространств за бортом Корабля, в которых уже не было земного флота, а только расплывались рдеющие алым газовые облака. Будто бы сам по себе включился экран и перенёс его внутрь огромного цилиндрического ангара, чудовищной трубы с висевшими в ней аппаратами. Она тянулась в обе стороны, как минимум на километр, но расстояние словно исчезло для Литвина; он мог разглядеть с поразительной ясностью каждую машину. Трепет внизу сделался сильней — аннигилятор оживал. До двигателя Литвин и не пытался дотянуться, двигатель был ни к чему, бежать было некуда. Уже некуда… И если бы он мог, то всё равно бы не сбежал. В бегстве не было чести. Ему казалось, что где-то внутри, в этом странном механизме или в самом его теле, рождается огненный шар. Он подогревал его собственной яростью, пестовал обидой — с флотом расправились так легко! Символ земного могущества был распылён в холодной пустоте, и только он мог отомстить за поражение. От этой мысли жаркая сфера нагрелась и расширилась, вобрав в себя плоть Литвина, словно он становился огненным джинном, драконом или иным чудовищем. Он чувствовал, что больше не может удерживать это пламя, этот палящий жар и должен его выплеснуть — прямо перед собой, в стену ангара, усеянную сотнями машин. «Не надо этого делать, — предупредил Корабль, и Литвину почудилось, что его бесплотный голос окрашен ужасом. — Не надо!» «Отчего же? — мысленно ответил он. — Ты ведь, кажется, любишь сильные эмоции. А у людей есть чувство, которое слаще жажды творчества и радостнее любви. Ты с ним ещё не знаком. Имя ему — месть!» Шнур багрового огня ударил в стену, испепелив десяток модулей. Страшная боль пронзила Литвина, но, готовый к ней, он не застонал, не вскрикнул, а только пробормотал сквозь зубы: — Я тебе обещал небо в алмазах? Ну, смотри! Смотри! Ему удалось ударить ещё дважды. Потом он потерял сознание. |
||
|