"Охранные структуры Российской империи" - читать интересную книгу автора (Галвазин Сергей Николаевич)

РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ПАРТИИ РОССИИ В ПОДПОЛЬЕ

Российская социал-демократическая рабочая партия основана в 1898 г. как нелегальная партия и всегда оставалась таковой.

Ленин В. Полн. собр. соч. Т. 24. С. 296

Октябрьский переворот, изменивший ход современной истории, конечно, был операцией талантливого хирурга. Момент смены не только власти, но и политического режима был исторически подготовлен группой лиц во главе с Лениным. "Дайте нам организацию революционеров и мы перевернем Россию"1. «Перевернувшая» Россию "организация революционеров" явила собой классически сформированную нелегальную подпольную структуру с четко отлаженным нелегальным аппаратом, отлично поставленной конспирацией. Организация имела в своем распоряжении полный арсенал средств и методов, похожих на те, которые применяли спецслужбы, разведка, контрразведка, охрана и пр. Полиция, обладавшая колоссальным аппаратом выявления и пресечения, оказалась бессильной. Своих задач она не выполнила, да и не могла выполнить. Еще в 1903 году руководитель московской охранки С. В. Зубатов пришел к выводу, что "удержать революцию полицейскими методами невозможно… загонять болезнь внутрь ни к чему не приведет, кроме самого дурного исхода".

Еще основоположники марксизма, критикуя порочную практику заговоров анархической направленности в рабочем движении, предложили "Устав Союза коммунистов" как нелегальной организации с высокой степенью конспирации, строгой дисциплиной и высокой бдительностью. Члены организации обязаны были сохранять партийную тайну, иметь партийные клички. В целях обеспечения безопасности устанавливалось наблюдение за исключенными и подозрительными лицами. Состав союза предполагался немногочисленным (от 3 до 20 человек), при этом его члены должны оставаться друг для друга неизвестными. Нарушение устава строго наказывалось. Залогом успешной деятельности Маркс и Энгельс считали, во-первых, идейное и организационное единство партии, во-вторых, партийную конспирацию и, в-третьих, гибкую тактику, умение противостоять репрессиям со стороны полиции, разоблачать и преследовать их агентов1. Маркс не только давал советы, но и оказывал действенную помощь русским политэмигрантам, снабжая их надежными конспиративными адресами в Германии для переписки с Россией. В переписке они называли Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова "двумя апостолами", Г. А. Лопатина — "нашим общим другом", «полковником», охранка именовалась "конкурентом фирмы".

Революционная ситуация в России складывалась объективно, власть в империи слабела на глазах, и когда верхи уже не могли, а низы не хотели, она просто лежала и её требовалось лишь поднять и удержать. Это оказалось под силу революционерам, вооруженным не только наганами, но и, что гораздо важнее, методикой и тактикой организации и проведения восстания. Ленин при этом внес решающий вклад в формирование структуры, принципов деятельности подпольной партии, ставящей своей целью насильственное изменение государственного строя.

Теории вооруженного восстания, вопросам тактики и практическим рекомендациям Ленин посвятил многие свои работы: "Задачи русских социал-демократов", "Наша ближайшая задача", "Что делать?", "Детская болезнь «левизны» в коммунизме", "Тезисы ко 2 конгрессу Коммунистического интернационала" и другие.

В них доступно-популярно и доказательно обоснована необходимость построения революционной партии, раскрыта её тактика на различных стадиях и даны практические советы, учтены особенности политической ситуации в России, отсутствие традиционных для стран Европы демократических свобод, опыт первой революционной пролетарской организации Союза коммунистов в Германии 1852 года, революционных организаций народников "Земля и воля", "Народная воля" и др. В статье "Наша ближайшая задача", написанной в 1899 году, он отмечал: "История социализма и демократии в Западной Европе, история русского революционного движения, опыт нашего рабочего движения, таков тот материал, которым мы должны овладеть, чтобы выработать целесообразную организацию и тактику нашей партии. «Обработка» этого материала должна быть, однако, самостоятельная, ибо готовых образцов нам искать негде. С одной стороны, русское рабочее движение поставлено в совершенно иные условия, чем западноевропейское… А, с другой стороны, русская социал-демократия самым существенным образом отличается от прежних революционных партий в России"1.

Семейный опыт и анализ предыдущей практики подсказывали, что путь террора и насилия, которым шли народники, ведет в тупик, что нужна кропотливая, широкомасштабная, требующая профессиональной подготовки организационная работа среди всех слоев населения России по подготовке вооруженного восстания. А для этого "организация рабочих должна быть, во-первых, профессиональной; во-вторых, она должна быть по возможности более широкой; в-третьих, она должна быть возможно менее конспиративной. Организация революционеров должна состоять в основном из лиц, профессионально занимающихся революционной деятельностью. Она должна быть не очень широкой и строго конспиративной"2. Хотя, как увидим ниже, и террор, и насилие были не чужды идеологии и практике марксистов-ленинцев.

До начала XX века законы России запрещали рабочим создавать собственные союзы и организации. Только события 1905–1907 годов вынудили царское правительство пойти на легализацию союзов и обществ. В этих условиях повсеместно создаются нелегальные рабочие кружки и этот процесс управляется и контролируется также нелегальной революционной партией, находящейся в подполье.

В работе "Русская революция и задачи пролетариата" в 1906 году Ленин писал: "В основу организации партии рабочего класса мы ставим тогда (как Маркс ставил в 1849 году) "сильную тайную организацию", которая должна иметь особый аппарат "открытых выступлений", просовывать особые щупальца во все легальные общества и учреждения, начиная с профессиональных рабочих союзов и кончая подзаконной печатью"3.

Весьма важным элементом конспирации был вопрос узкой специализации кружков и лиц на отдельных функциях революционной деятельности и предоставления руководящей, централизующей роли небольшому числу членов основному ядру социал-демократической организации. "Без усиления и развития революционной дисциплины, организации и конспирации невозможна борьба с правительством. А конспирация прежде всего требует специализации отдельных кружков и лиц на отдельных функциях работы и предоставления организующей роли самому незначительному по числу членов центральному ядру "Союза борьбы". Отдельные функции революционной работы бесконечно разнообразны: нужны агитаторы легальные, умеющие говорить среди рабочих так, чтобы их нельзя было привлечь к суду за это, умеющие говорить только «а», предоставляя другим говорить «b» и «с». Нужны распространители литературы, листовок. Нужны организаторы рабочих кружков и групп. Нужны корреспонденты со всех фабрик и заводов, доставляющие сведения о всех происшествиях. Нужны люди, следящие за шпионами и провокаторами. Нужны устроители конспиративных квартир. Нужны люди для передачи литературы, для передачи поручений, для сношений разного рода. Нужны сборщики денег. Нужны агенты в среде интеллигенции и чиновничества, соприкасающиеся с рабочими, с фабрично-заводским бытом, с администрацией (с полицией, фабрично-заводской инспекцией и т. д.). Нужны люди для сношений с различными городами России и других стран. Нужны люди для устройства различных способов механического воспроизведения всякой литературы. Нужны люди для хранения литературы и других вещей и т. д. и т. п.

Чем дробнее, мельче будет то дело, которое возьмет на себя отдельное лицо или отдельная группа, тем больше шансов, что ему удастся обдуманно поставить это дело и наиболее гарантировать его от краха, обсудить все конспиративные частности, применив все возможные способы обмануть бдительность жандармов и ввести их в заблуждение, тем надежнее успех дела, тем труднее для полиции и жандармов проследить революционера и связь его с организацией, тем легче будет для революционной партии заменить погибших агентов и членов другими без ущерба для всего дела"1.

Для этого необходимо хорошо знать каждого члена партии, его личные и деловые качества."…Иногда человек, совершенно негодный в организаторы, будет незаменимым агитатором, или человек, неспособный к конспиративной строжайшей выдержке, будет превосходным пропагандистом и т. п."2.

В выпущенной накануне I съезда РСДРП инструкции, в которой излагались правила поведения революционных социал-демократов, отмечалось: "Сила партии зависит от числа лиц, входящих в состав организации, и от степени распространения исповедуемых ею идей. Организация представляет как бы действующую армию, цель которой и есть проповедывание идей и борьбы с существующим общественным строем; стоящие вне организации социальные массы — это резервы, из которых набираются в организацию новые силы"1.

Партия, по мнению Ленина, должна иметь "два руководящих центра: ЦО (Центральный Орган) и ЦК (Центральный Комитет). Первый должен руководить идейно, второй — непосредственно и практически". При условии единства этих центров "ЦО будет поставлен вне действия русских жандармов, и ему будет обеспечена выдержанность и преемственность, — а с другой стороны, ЦК будет всегда солидарен с ЦО во всем существенном и достаточно свободен для непосредственного распорядительства всей практической стороной движения"2.

Высшим органом партии являлся партийный съезд. Он избирал руководящие органы партии. ЦК осуществлял между съездами руководство всей партией в революционном движении, ведал всеми учреждениями, силами и средствами партии. Постановления ЦК были обязательны для всех членов. Обязательным условием была централизация в компетенции руководящего звена основных, наиболее конспиративных функций: печать, разработки планов партийной работы, подбор и назначение кадров. На местах с согласия ЦК создавались законспирированные местные комитеты, в состав которых, по рекомендации Ленина, "надо стараться ввести рабочих-революционеров, имеющих наибольшие связи и наилучшее «имя» в рабочей массе"3. Местному комитету подчинялись районные и заводские подкомитеты. При них же создавались разнообразные специальные группы и кружки по обслуживанию движения. Внутренняя жизнь заводских кружков тщательно конспирировалась. Так, для группы разносчиков нужна была величайшая конспиративность и военная дисциплина. Для группы пропагандистов конспирация тоже нужна, но гораздо менее и т. п.

Такая структура подпольной революционной организации оказалась идеальной для условий того времени.

После поражения первой русской революции и в "период реакции" в мае 1906 года в Стокгольме IV съезд представителей социал-демократических организаций, на котором принимается резолюция "О вооруженном восстании", предусматривающая следующее: 1) партия должна ограничить свои задачи содействием самовооружению населения, организацией и вооружением боевых дружин; 2) на обязанностях партии лежит противодействие всем попыткам вовлечь пролетариат в вооруженное столкновение при неблагоприятных условиях; 3) в интересах успешной постановки вооружения комитеты партии должны вступать в боевые соглашения с другими революционными и оппозиционными организациями. На том же съезде была принята резолюция "О партизанских действиях", которая, признавая наряду с подготовкой восстания, обязывает вести активную борьбу "против правительственного террора и насилия", избегать нарушения личной безопасности, за исключением тех случаев, когда это является неизбежным результатом борьбы с правительством.

На каждого, кто посвящал себя делу революционной борьбы, ложился груз огромной ответственности за порученную ему «функцию», за судьбу известных ему товарищей, за партийную тайну. Лучше всех это понимал тот, кто организовывал революционную группу, кто принимал решение вовлечь в неё новых членов. Каждый, вновь принимаемый, прежде чем получить постоянный участок работы, тщательно проверялся. "Мы знаем также, что по предлагаемой нами системе многим лицам, рвущимся приложить свои силы к революционной работе, будет очень тяжел тот подготовительный период, покуда "Союз борьбы" соберет надлежащие сведения о предлагающем свои услуги лице или группе и испытает его способности на отдельных поручениях. Но без такого предварительного искуса невозможна революционная деятельность в современной России"1. Активный участник революционных событий В. П. Виноградов, вспоминая те события, тоже подчеркивал, что "к вербовке в ряды партии в то время надо было подходить в такой массе рабочих осторожно. Подход к намеченным товарищам, как правило, был индивидуальным. Прежде чем пригласить на собрание или ввести в круг партийцев, приходилось долгое время за намеченным товарищем наблюдать на работе у верстака или станка, изучать его настроения, давать ему те или иные небольшие поручения вроде денежных сборов по мастерской на погибших, арестованных и т. п., затем более ответственные поручения, как развешивание и передача листовок из мастерской в мастерскую, одновременно работая с ним самим, чтобы потом приобщить его к организации"2.

Требования были жесткими, как нельзя более отвечающими революционному максимализму. В 1871 году выходит в свет "Катехизис революционера", автором которого был народоволец Сергей Геннадьевич Нечаев, он же был и «автором» первого успешного в России террористического акта, совершенного в интересах единства рядов. Знакомство с «Катехизисом» дает представление о царящей в рядах народовольцев и последующих за ними революционеров атмосфере, морали, мировоззрении.

"1. Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью — революцией.

2. Он в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него — враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то только для того, чтобы его вернее разрушить.

3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказывается от мирной науки, предоставляя её будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. Для этого, и только для этого, он изучает теперь механику, физику, химию, пожалуй, медицину… Цель же одна — наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого строя.

4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех её побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции.

5. Революционер — человек обреченный. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует или тайная, или явная, но непрерывная и непримиримая война не на жизнь, а на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки.

6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела… Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками все, что мешает её достижению.

7. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционная страсть, став в нем обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчетом…"

"Катехизис" подробно раскрывает отношения революционера к товарищам по революции, к обществу, к народу и состоит из 26 параграфов. Признается допустимым и даже необходимым солидарность только с себе подобным. "С целью беспощадного разрушения революционер может, и даже часто должен, жить в обществе, притворяясь совсем не тем, что он есть. Революционеры должны проникнуть всюду, во все слои, высшие и средние, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократический, военный, в литературу, в Третье отделение и даже в Зимний дворец", — говорится в параграфе 14.

"15. Все это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория — неотлагаемо осужденных на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осужденных по порядку их зловредности для успеха революционного дела, так, чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих…

17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом, ни энергией, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всеми возможными манерами и путями: опутать их, сбить их с толку и, овладев по возможности их грязными тайнами, сделать их своими рабами…

19. Четвертая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С ними можно конспирировать по их программам, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибрать их в руки, овладеть всеми их тайнами, скомпрометировать их донельзя так, чтобы возврат был для них невозможен, и их руками и мутить государство.

20. Пятая категория — доктринеры, конспираторы и революционеры в праздно-глаголющих кружках и на бумаге.

Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичные головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих.

21. Шестая и важная категория — женщины, которых должно разделить на три главных разряда.

Одни — пустые, обессмысленные и бездушные, которыми можно пользоваться как третьей и четвертою категориею мужчин.

Другие — горячие, преданные, способные, но не наши, потому что не добрались ещё до настоящего бесфразного и фактического революционного понимания. Их должно употреблять как мужчин пятой категории.

Наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвященные и принявшие всецело нашу программу. Они нам товарищи. Мы должны смотреть на них как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно"1.

Данный документ без купюр власти даже публиковали во время процесса над нечаевцами в "Правительственном вестнике", рассчитывая на дискредитацию революционного движения. К. Маркс с Ф. Энгельсом тоже его использовали в борьбе с Бакуниным, ошибочно считая того автором. Как бы критически ни рассматривать «Катехизис» Нечаева, приходится отметить, что дальнейшее развитие событий приведет к почти буквальному следованию его заповедям, правда, они будут регламентировать жизнь только общей массы исполнителей.

Жизнь профессионального революционера проходила в условиях постоянной опасности ареста, требовала отказа от всего личного — семьи, дома, привычек, элементарных удобств. Не каждый был способен на такое. Поэтому проверка была жесткой. В ходе неё выяснялось, обладает ли кандидат необходимыми для революционера личными качествами, от лиц, их знающих хорошо, и организаций, в которых они работали, получали рекомендации; проверяли на поручениях. В основном эту работу проводили группы содействия «Искре». Кандидаты подбирались только путем личных связей членов этих групп в различных социальных слоях населения. Для нелегальной революционной работы подбирались люди, беззаветно преданные идеям пролетарской революции, безукоризненно честные, способные к самопожертвованию, стойкие и выдержанные, энергичные и инициативные, умеющие самостоятельно принимать решения и хранить секреты организации. "Лучше 2–3 энергичных и вполне преданных человека, чем десяток рохлей"1. К тем, кто предлагал свои услуги сам, отношение было очень осторожным, так как было известно, что "нет организации, в которую с большим или меньшим усилием не мог бы вкрасться шпион" ("Инструкция для революционных социал-демократов"). В 1917 году газета московских большевиков публикует статью "О провокации", в которой говорилось: "В большинстве случаев это люди, примкнувшие к рабочему движению, участвовавшие в борьбе, но оказавшиеся слишком слабыми и малодушными для того, чтобы вынести все те тяжелые испытания, которые выпали на долю борцов. Раз попав в царский застенок, они начинали продавать и предавать своих братьев, вчерашних товарищей по борьбе, лишь бы спасти самих себя…. Ни одна организация не была застрахована от проникновения в неё агентов-провокаторов"2.

Немаловажным было выяснить и негативные черты личности, даже такие, как отношение к спиртному, к азартным играм. "Деятель со слабой головой не должен вовсе употреблять спиртных напитков, могущий же пить не должен этим злоупотреблять. Известно, что человек выпивший делается слишком откровенным и доверчивым, и неоднократно аресты являлись следствием болтовни пьяного; поэтому человеку прекраснейшего характера, но склонному к злоупотреблению спиртными напитками, нельзя доверять организационных тайн. Ни под каким видом не следует допускать к работе людей бесчестных в домашней жизни, ворующих или эксплуатирующих других; подобные люди, руководствуясь в жизни исключительно личным интересом, не могут быть преданы делу"3.

Но мало было подобрать человека, получить на него положительные характеристики, нужно было подготовить его для работы в условиях подполья, привить ему качества профессионала. И такая работа проводилась. Готовились кадры "испытанных, профессионально вышколенных не менее нашей полиции, революционеров"4. И "когда у нас будут отряды специально подготовленных и прошедших длинную школу рабочих-революционеров, тогда с этими отрядами не совладает никакая политическая полиция в мире"5. Важнейшим организационным принципом Ленин считал подготовку профессиональных революционеров. По его инициативе и при поддержке эмигрантов из членов партии за границей создается ряд партийных школ. На о. Капри Горьким, Богдановым и Луначарским создается 1-я школа для подготовки работников-профессионалов, такая же школа создается под Парижем в Лонжюмо, в Болонье (Италия) открыта школа пропагандистов. Материальные и технические условия ограничивали пребывание 12–15 слушателями. Лекции читались по следующим предметам: политическая экономия, история русской литературы и история рабочего движения на Западе, история РСДРП, государственное право, преподавался ряд других дисциплин, кроме того, проводились практические занятия.

Учиться приходилось на собственном опыте. Те, кто недооценивал охранку, пренебрегал правилами конспирации, а это, как правило, были молодые члены партии, убеждались в том, что требования партии обсуждению не подлежат, а требуют строгого исполнения. Тюрьмы переполнялись главным образом за счет недавно вступивших в партию членов. Царская тюрьма, ссылка, этапы усилиями самих революционеров превращались для молодежи в хорошую теоретическую школу и школу конспирации. Здесь же каждый изучался со всех сторон, что имело огромное значение для будущего. Так, в следственной тюрьме Дзержинский организовал школу, разделенную на 8-10 групп. Преподавали там всё, начиная с азбуки и кончая марксистской теорией в зависимости от степени подготовки. Занятия проводили сами же заключенные.

Ленин понимал, что организовать дело так, чтобы работать эффективно и без провалов, может только профессионал. "Против нас, против маленьких групп социалистов, ютящихся по широкому русскому «подполью», стоит гигантский механизм могущественного современного государства, напрягающего все силы, чтобы задавить социализм и демократию. Мы убеждены, что мы сломим в конце концов это полицейское государство, потому что за демократию и социализм стоят здоровые и развивающиеся слои всего народа. Но, чтобы вести систематическую борьбу против правительства, мы должны довести революционную организацию, дисциплину и конспиративную технику до высшей степени совершенства. Необходимо, чтобы отдельные члены партии или отдельные группы членов специализировались на отдельных сторонах партийной работы… Такая специализация требует, мы знаем это, гораздо больше выдержки, гораздо больше умения сосредоточиться на скромной, невидной, черной работе, гораздо большего истинного героизма, чем обыкновенная кружковая работа"1.

Особое внимание уделялось подбору мест, пригодных для проведения явок, собраний, кружковой работы, так как скопление людей в одном месте, по одному адресу привлекало внимание полиции и вело к провалу и, следовательно, к аресту. Главным требованием было учесть обстановку вокруг выбранного места, предназначенного для явки, и гармонично к ней избрать легенду. Так, для революционеров из числа интеллигенции явки подбирались в книжных магазинах, в аптеках, в редакциях газет (московского «Курьера», "Петербургской газеты"), в государственных учреждениях — банках, земских управах, в здании Статистического комитета, консерватории и др. Главное, чтобы «держатели» отличались аккуратностью, честностью, умением хранить доверенную тайну, и более того, они должны были не только относиться к революционному движению сочувственно и оказывать ему сознательную помощь, но и быть, по отзывам полицейских органов, политически благонадежными, вполне лояльными людьми и стоять в стороне от революционного движения. Жандармский генерал А. Спиридович в известных "Записках жандарма" вспоминает, что "сходки происходили обычно на квартирах, но с наступлением теплого времени устраивались массовки. За городом, где-либо в лесу, собирались, как на прогулку, сорганизованные рабочие. Выступали ораторы. Первые массовки удавались, но потом мы научились предупреждать их без особого шума.

Происходили сходки и на реке. Под вечер в тихих затонах Труханового острова, сцепивши бортами несколько лодок, руководители устраивали настоящую плавучую аудиторию. На всякий случай взято пиво, хлеб, селедки. Как будто прогулка. Кстати, есть и барышни. Справиться с такими сходками было нелегко….

Труднее было справиться с так называемыми «биржами». На Подоле, где жила главная масса евреев, эсдеки выбирали какую-либо улицу, и там в определенный час собиралась партийная публика. Агитация, «дискуссии» шли в открытую. Жаргон слышался всюду, русской речи не было. При появлении полиции все смолкало, на тротуаре мирное гулянье. Брать было не за что. Посылали патрули, при виде которых молодежь разбегалась, но и это не помогало, биржи продолжались"2.

Широко практиковалось использование адресов частнопрактикующих врачей, преподавателей и т. п. Система явочных адресов была широко разветвлена и имела единственный организующий центр. Так, книжный магазин «Нива» называли даже «штабом» окружного комитета.

Зайдя в него и назвав условный пароль, можно было получить адрес явки на данный день, т. е. адрес квартиры, где принимает секретарь окружного комитета. Для тех, кто по роду работы, носимой форме одежды выделялся из постоянных посетителей того или иного адреса, подбирались другие явки, отвечающие требованиям конспирации. Ленин сам в 1906 году часто "работал на квартире К.Ф. Неслухавского — инспектора и преподавателя юнкерского пехотного училища. Квартира помещалась в стенах училища, поэтому была абсолютно надежна в конспиративном отношении"1.

Конспиративные квартиры имели, как правило, строго определенное назначение. Одни использовались как явочные, другие для собраний, укрытия революционеров, хранения литературы, техники и т. п.

Квартира для проведения собраний, как и любая другая, тщательно подбиралась, была хорошо известна большевикам и находилась вне подозрения полиции. Лучше всего, если это был отдельный дом с запасным выходом, не удобный для ведения слежки. Если дом был с соседями, то проверялась звукоизоляция стен и перекрытий. В отличие от явок, квартиры для собраний часто менялись.

Местом проведения собраний нередко служили сараи, бани и другие постройки. В летнее время собрания и встречи проводились за городом под видом прогулок.

Подготовка и проведение собраний тщательно планировались, требовали большой осторожности и изобретательности. Встречи назначались в разное время суток, а их место нередко менялось.

Часто использовались такие конспиративные приемы по организации сбора, как назначение места и времени встречи, откуда все собравшиеся отправлялись на собрание. При этом место подыскивалось поочередно всеми участниками встречи. По улице выставлялись дежурные, которые условными знаками предупреждали об опасности. Сходки легендировались и под свадьбы с назначаемыми «женихом» и "невестой".

За границей встречи проводились, кроме уже перечисленных мест, в кафе, в небольших и недорогих ресторанах. В них никто не обращал внимания на непритязательного постояльца, живущего в комнате на заднем дворе.

Свои специфические особенности имели явки, предназначенные для рабочих, мастеровых. В этом случае искусно использовалась созданная самим же царизмом застройка рабочих кварталов, их запущенность в социально-бытовом отношении. Вот как описывает возникающие здесь у полиции сложности в одном из своих отчетов ротмистр Терешников: "Сормово представляет собою громадное разбросанное селение, перерезанное массой улиц и переулков, домики, в подавляющем большинстве, мелкие, одноэтажные; отгороженных дворов совсем нет, и, несмотря на наличность нумерации этих домов, типа деревянных изб, отыскать тот или иной дом без помощи местных обывателей положительно невозможно… Население — рабочие сормовских заводов и их семьи, по общим отзывам, весьма сплоченное; появление всякого нового человека уже вызывает внимание улицы, чему способствует нахождение на улице до позднего времени многочисленных групп уличных мальчишек — этих добровольцев-вестовщиков, служащих, по словам местной полиции, большим тормозом при общеуголовном сыске, т. к. быстро разносят по обывательским домам весть о появлении чинов полиции, стражников и новых лиц"1.

Инструкцией революционеру полагалось "хорошо ознакомиться с городом, где он намеревается работать; ему должны быть известны участки, улицы, проулки, площади, в особенности же проходные дома, где легче всего улизнуть от преследования шпионов. Время, потраченное на это, не будет потеряно бесполезно… В случае, если предполагается заходить в квартиру, где предполагается обыск, нужно заранее придумать легальное объяснение своего посещения… Входя в квартиру, не следует употреблять никаких условных знаков, надо звонить и спокойно спросить открывающего двери, живет ли здесь такой-то (сказать вымышленную фамилию). Если шпионы схватят вас за руки, следует протестовать с негодованием. Перед лицом жандармского офицера спокойно отвечать на его вопросы, точно придерживаясь со всеми подробностями заранее обдуманного плана".

Пункт 2 этой же инструкции определяет, что "всякие собрания следует устраивать на улицах многолюдных, в больших домах, в квартирах лиц, не замеченных полицией. Желательно, чтобы квартира была совершенно обособлена, имела толстые стены, окна должны быть зашторены и завешаны. Приглашенные должны знать подробный адрес квартиры, дабы не расспрашивать дворника… Если за идущим на собрание следует дворник или шпион, нужно придумать какое-либо дело и зайти на несколько минут в квартиру этажом ниже или выше. Надо входить и уходить не более чем по двое-трое; внимательно рассматривать двор и улицу; дворнику, отпирающему ворота, давать на чай; притворяясь выпившим, разговаривать о картах, водке и женщинах. Хорошо, если во время собрания кто-нибудь кружит около дома, чтобы предупредить собравшихся в случае опасности". И если за границей ресторан считался удобным явочным местом, то в России было "безусловно, запрещено устраивать сходки и свидания в ресторанах, молочных и кондитерских, где первый встречный посетитель или лакей может сделать донос; в таких общественных местах нельзя разговаривать шепотом, можно только говорить громко и о вещах безразличных"1.

Многообразие решаемых революционерами задач определяло и разноплановость использования явочных пунктов. Например, редакция «Искры», расположенная в Германии (что не было новым — ещё «Колокол» А.И. Герцена и Н.П. Огарева печатался в Лондоне и оттуда ввозился и распространялся в России), через своих агентов в России в целях конспирации без согласования с ЦК партии, подбирала адреса надежных и проверенных лиц. "Направляемое в Россию или из России лицо снабжалось явкой… Назначение явки — принять нелегально, а затем переправить его далее, в зависимости от цели прибытия обеспечить квартирой или явкой в следующий город, устроить встречу с необходимым лицом и т. п. Явка, как правило, служила лишь для связи. Последовательное применение явок составляло явочную цепочку. С целью более правильного применения явок Н.К. Крупская осуществляла их централизацию, т. е. явками в России распоряжалась редакция "Искры"1.

Аналогичным образом подбирались адреса для печатных точек, складов литературы, оружия и взрывчатых веществ, адреса для проживания лиц, находившихся на нелегальном положении.

А вот взгляд на организацию посещения конспиративной квартиры с противоположной стороны — глазами жандармов: "…агентура указала мне, что завтра вечером, часов около девяти, у моста должно состояться свидание одного из комитетчиков с человеком из типографии и что комитетчик тот и есть посредник между центром и типографией. Он должен на том свидании передать для типографии черновик первомайской прокламации…

Мой заведующий наружным наблюдением посмотрел место, где должно было состояться свидание, и установил самое осторожное наблюдение кругом. Место было скверное: глушь, ни одного человека.

В назначенный день и час плохонький извозчик и женщина из шатающихся (то были филеры) действительно заметили по виду интеллигентного человека, который, подойдя к мосту, встретился с молодым, как будто рабочим. Было темно. Поговорив минуту, встретившиеся разошлись. В сторону интеллигента пошла женщина, за рабочим поплелся извозчик. Вскоре их приняли поджидавшие в соседних улицах другие филеры, которые уже и продолжали наблюдение. Интеллигент долго крутил и в конце концов ушел от филеров, его утеряли… «Щуплый» же, так прозвали филеры рабочего, был проведен в один из домов… Зашел туда «Щуплый» осторожно, предварительно умно проверив свой заход. Вот эта-то проверка, оглядывание, чаще всего и проваливала революционеров.

Дальнейшее наблюдение за тем домом показало, что он почти никем не посещается. Там царила тишина. Только под вечер выходил как будто рабочий к воротам, стоял, курил и уходил обратно. Он наблюдал, конечно, за тем, что делается около.

Совокупность всех данных розыска привела нас к заключению, что мы напали на типографию, а потому, произведя перед первым мая аресты, я направил наряд и в подозрительный дом. Результат превзошел все наши ожидания.

В верхнем этаже небольшого двухэтажного дома, в квартире из трех комнат с кухней была обнаружена большая, хорошо оборудованная типография. Жила там социал-демократка Севастьянова, скромная по виду, довольно симпатичная, типа народной учительницы, женщина. Она была привлечена уже по какому-то дознанию при управлении и бывала там на допросах. Бывать в жандармском управлении и в то же время заведовать типографией было довольно смело"1.

Уфимские большевики, по воспоминаниям участников, нелегальную литературу хранили в тайниках, находящихся в стенах дома. Наиболее революционные издания, вплетенные в евангелие и другие религиозные книги, стояли на книжной полке на самом видном месте. Это тоже хороший способ конспирации. Однажды при обыске такое евангелие взял в руки производящий обыск жандарм. Пролистав его в поисках вложенных записок или прокламаций, он даже не взглянул на текст. Рядом стоящий второй рылся таким же образом в аналогично оформленных «нелегальных» книгах с таким же результатом. Разве можно обыскивая, даже только квартиру, вчитываться в содержание? Обложка с заглавием красноречиво объясняет содержание1.

Положение между законом и целью революционной партии побуждает заботиться о том времени, когда они вошли в противоречие. В 1898 году в социал-демократической литературе вышло в свет руководство "Как вести себя революционеру на свободе и при следствии", в котором отмечались советы революционерам, как им вести себя в тюрьме, и они предупреждались о возможности использования жандармами в камере "переодетых шпиков".

В 1900 году Ленин на брошюру социал-демократа Бахарева (В.П. Акимова) "Как держать себя на допросах" отреагировал сдержанно, но предупредил, что необходимо проводить такого рода воспитательную работу, так как: "Привлечение к движению масс совсем юной рабочей и интеллигентной молодежи, полное почти забвение или, вернее, незнание ею того, что было в старину"2. Выпущенная по инициативе самих революционеров, эта брошюра имела в подполье широкое распространение. Особое значение она приобрела после ставших известными фактов проведения психологических, а скорее, нечеловеческих экспериментов над С.А. Тер-Петросяном (Камо) в тюрьме Моабит. Но, несмотря на отсутствие в широкой партийной печати подобных рекомендаций, на местах в кружках и дружинах занятия на эту тему проводились самостоятельно.

II съезд РСДРП принял резолюцию "О показаниях на следствии", которая буквально сводится к следующему: "Принимая во внимание: а) что всякие показания, даваемые революционерами на жандармском следствии, независимо от воли революционеров, служат в руках следователей главным материалом для обвинения и привлечения к следствию новых лиц; б) что отказ от показаний, если он широко применяется, будет содействовать в сильной степени революционному воспитанию пролетариата; — II съезд РСДРП рекомендует всем членам партии отказываться от каких бы то ни было показаний на жандармском следствии"3.

Важное значение такая тактика имела ещё и потому, что очень часто агентурные данные были не только основными, но и единственными доказательствами. С этой же целью подпольщики без крайней нужды стремились партийных записей не вести (они могли служить уликовыми материалами для органов следствия и суда). Им приходилось больше надеяться на свою память и на высокий уровень ответственности и сознательности тех, кто стоял с ними в одних рядах.

Характер поведения революционера, даже очень опытного и мужественного, во многом зависел от отношения к его судьбе его товарищей. Поэтому социал-демократы заботились о том, чтобы иметь специальный фонд для содействия побегам и оказания помощи политическим заключенным.

Нелегальное положение, как способ избежания ареста, широко применялось на практике. Оно требовало хорошо отлаженной системы материального обеспечения, и прежде всего надежных документов. Полицейский аппарат располагал совершенной для того времени системой учета населения, поэтому большое значение в нелегальной работе имели паспорта и паспортное дело. По существующему положению в то время в России применялись следующие виды паспортов: бессрочная паспортная книжка, годовой паспорт и бланк, выдаваемый сроком на 5 лет. Поддельные документы, используемые подпольщиками, делились в свою очередь на действительные или специально изготовленные. Для их изготовления было создано даже "паспортное бюро" русской организации «Искры» и, кроме того, всем революционным организациям была поставлена задача добывать чистые паспортные книжки и бланки. Как правило, они приобретались за деньги в управах, у старост или лиц, специально занимавшихся продажей документов. Иногда заграничное бюро «Искры» брало паспорта "в аренду" у лиц, пользовавшихся его доверием. Тот, кто ехал в Россию по заданию, имел, как правило, два паспорта: заграничный, с визой, разрешавшей въезд в Россию, и российский, для длительной работы в стране. Агенты «Искры», работающие в России, часто имели наборы средств для изготовления необходимых документов. "Паспорта делились по качеству на категории. Самыми доброкачественными считались так называемые настоящие паспорта, т. е. чужие паспорта людей, живших в таких местностях, где прописываться не требовалось. Второго сорта были дубликаты с чужой паспортной книжки. Часто… без ведома владельца списывались имя, фамилия и все прочее в чистую книжку. Подделывалась также печать, подпись, прописка и дубликат готов. Далее шли паспорта людей умерших. Пользоваться ими можно было, конечно, не в том городе, где проживал их владелец до того, как умер. Самыми последними по качеству считались фальшивки, когда брался чистый паспортный бланк или книжка и в меру воображения «паспортистка» заполняла именем, фамилией и подписью, какие придут в данную минуту в голову"1. В тех случаях, когда купить бланк было невозможно, не было преданного революции человека, работающего в паспортной системе, задача его приобретения, по воспоминанию участников событий, решалась иначе. "Бывало так, что срочно требовался паспорт для документов (печати, штемпели и т. п.) кого-либо из товарищей, находившихся на нелегальном положении. Я отправлялась к помощнику пристава, слушала его казарменные каламбуры и терпеливо ждала момента, когда его вызовут из комнаты по какому-либо делу. Он вставал, просил извинения и покидал меня на несколько минут. Через некоторое время возвращался, но интерес к разговору у меня пропадал. Я прощалась, обещав наведываться. И свое обещание выполняла. На столе у полицейского лежала, как правило, горка пустых бланков для паспортов. Но учет был поставлен неважно и пропажа одного или двух бланков оставалась незаметной"2.

Переход на нелегальное положение означал окончательное становление революционера, члена партии как профессионала. Легально работать он нигде уже не мог. Рабочий М.А. Буйко, прошедший эту «школу», пишет: "Партийный профессионал безоговорочно отдавал свои силы, знания и все свое время партийной работе, становившейся главным содержанием его жизни… К профессии революционера рабочего приводили нелегкое положение, длительная безработица, ссылка, побег, занесение рабочего, получившего достаточную подпольную выучку, жандармерией и полицией в черные списки, что лишало возможности получить работу на каком бы то ни было заводе… Партийная организация выплачивала партийным профессионалам жалованье, или, как называли тогда, "партийную диету", равную 35 руб. в месяц. Многими месяцами приходилось жить, не имея квартиры… Быть нелегальным и не иметь квартиры особенно тяжело. Обычно ночевку предоставляли товарищи, с которыми днем приходилось встречаться по делу. А если ночевать негде, приходилось ходить по городу всю ночь, до утра. Опыт убедил, что самое лучшее нигде не задерживаться — ни на бульваре, ни в глухих закоулках, ни на оживленных местах.

Самым лучшим способом избежать подозрительного внимания полиции было хождение из одной части города в другую… Так обстояло дело с ночевками, но даже такое житейское дело, как посещение бани, не могло быть обеспечено… Ясно, что в нашем положении нельзя было отдавать белье в стирку, также как невозможно было иметь какое бы то ни было имущество"1.

При попадании в поле зрения полиции или после побега из тюрьмы, ссылки широко практиковался уход за границу и проживание там на правах политэмигранта. Это давало возможность избежать назревающего ареста, активизировать организационную деятельность, пользуясь существующими в ряде европейских стран демократическими правами и свободами (так, I и II съезды РСДРП были подготовлены и проведены за границей; партийная конференция, сыгравшая решающую роль в объединении революционных сил и выработке единой тактики и стратегии, вошла в историю, как Пражская; за границей также находились и редакция «Искры» и оргбюро, там же были организованы типографии).

Кроме того, пребывание в эмиграции использовалось для получения образования, для организационной работы, но и положение политэмигранта не гарантировало полной безопасности, так как рост международного революционного движения приводил к консолидации полицейских сил. Органы политического сыска России, Франции, Австро-Венгрии, Германии и других стран стали искать и быстро нашли формы взаимодействия. В 1881 году за границей создается так называемая "Заграничная агентура" с центром в Париже. К тому времени в Западной Европе уже насчитывалось более 20 тысяч политэмигрантов. Важнейшим элементом партийной конспирации являлась система обеспечения личной безопасности, которая совершенствовалась по мере роста опыта работы, расширения партийных рядов и усложнения организационной структуры. Помня, что не существует такой организации, куда бы не смог пробраться провокатор, революционеры разработали и эффективно применяли сложную систему паролей, партийных псевдонимов, шифров, условностей и тайнописи в переписке. Например, в целях повышения надежности личных способов связи была введена система степенных паролей, суть которых состояла в их дифференциации по признаку доверия к лицу, которое является обладателем степенного пароля, при его появлении на явке. Так, если прибывший произносил: "Я от Вани", это означало, что он рядовой член партийной организации, присланный для решения круга вопросов его уровня. Если пароль звучал: "Я от Вани, он прислал вам поклон", то степень полномочий его была на порядок выше, соответственно повышалось и доверие к нему. Могло быть и так: "Я к вам от дяди Вани, он просил передать вам поклон", — в этом случае речь шла о полном объеме доверия, так как этот пароль означал, что его обладатель — представитель ЦК. Разумеется, тот, кто знал лишь "Я от Вани", и не догадывался о том, что существуют усложненные варианты.

Большевики практиковали подтверждение личности вновь прибывших товарищей теми, кто хорошо знал проверяемого и мог за него поручиться. Но в обстановке строгой конспирации личные встречи были сильно затруднены, чем пользовалась охранка для засылки агентуры с различными фальшивыми рекомендациями, с поддельными печатями и подписями в подпольные организации.

Проверка личности производилась и по фотографиям, до получения надежных рекомендаций человек мог в течении долгого времени (до года) находиться вне организации, выполнять различного рода проверочные поручения.

Один из подпольщиков, член революционного кружка в Минске Васильев И.В. вспоминал: "Прием в кружки производился с крайними предосторожностями. До приема наводились справки. Эти справки доставлялись нашим "охранным отделом", который состоял из 20 человек обоего пола. Но обязанностью этого отдела была доставка сведений о кандидате в кружки, об образе их жизни, а также об их прошлом. На их обязанности лежала охрана конспиративных квартир. Во время занятий в кружках некоторые из охранников совершали обходы под видом прогулки по той местности. О приезжих наводили справки по месту их жительства без их ведома. Охрана совершала обходы по городу группами по разным местам для наблюдения — не следят ли за кем-нибудь из наших"1.

Идеолог анархизма, посвященный в искусство конспирации, П. А. Кропоткин в своих воспоминания пишет: "Мы с Сердюковым решили принять в наш кружок двух новых членов и передать им все дела. Каждый вечер мы встречались в различных частях города и усердно работали. Имен и адресов мы никогда не записывали. Зашифрованы у нас были и сложены в безопасном месте только адреса по перевозке книг. Поэтому нам нужно было, чтобы новые члены заучили сотни адресов и десяток шифров. Мы до тех пор повторяли их нашим новым товарищам, покуда они не зазубрили их. Каждый вечер мы давали им наглядный урок по карте Европейской России, останавливаясь в особенности на западной границе, где жили получавшие переправленные контрабандой книги, и на поволжских губерниях, где находилось большинство наших поселений. Затем, конечно переодевшись, мы водили наших новых товарищей знакомить их с рабочими разных частей города"1.

Тщательно анализировался каждый провал, при этом выяснению подлежали все факты. Когда тот или иной товарищ, получив конкретное задание, по неизвестной причине затягивал его исполнение (очевидно, ему надо было доложить и получить разрешение на его исполнение). Другой товарищ, при заработке 30–40 рублей в месяц, жил не по средствам, спаивал товарищей. Третий, наоборот, проявлял себя чересчур активно, пренебрегал правилами конспирации, совершал или пытался совершить действия, которые могли повлечь провал организации. Четвертый допускал факты аморального поведения в быту и т. п. Особенно тщательно проверялись лица, прибывшие в другой город без всяких рекомендаций и паролей. Перемена места жительства была возможна после уведомления русского бюро ЦК. В новом городе человек приходил на явку и имел заранее обусловленный пароль с хозяином явки; если пароль совпадал, его направляли на другую явку, откуда давали пароль для встречи с местными партийными работниками. Однако, несмотря на это, о вновь прибывшем запрашивали через бюро ЦК тот город, откуда он прибыл. В случае подозрений в провокаторстве этого лица, собранные уличающие его факты передавались в создаваемые для этого партийные следственные комиссии, которые глубоко и детально расследовали дело. Выводы и заключения комиссий обсуждались на заседании партийных комитетов, которые выносили решение об объявлении проверяемого провокатором или о его реабилитации. О результатах ставились в известность все местные партийные организации. Иногда сообщение о результатах расследования помещала и социал-демократическая печать (подробные сведения о проверяемом, его приметы, иногда фотографию), что исключало его повторное использование царской охранкой.

В декабре 1905 года боевая организация при московском комитете РСДРП выработала инструкцию "Советы восставшим рабочим". В ней, наряду с вопросами открытых боевых действий, рассматривались и меры в отношении чинов жандармского ведомства. "В борьбе с полицией поступайте так. Всех высших чинов, до пристава включительно, при всяком удобном случае убивайте. Околоточных обезоруживайте и арестовывайте, тех же, которые известны своей жестокостью и подлостью, тоже убивайте. У городовых только отбирайте оружие и заставляйте служить не полиции, а вам".

Ленин считал, что в условиях вооруженной борьбы допустима и даже необходима физическая расправа с врагами. Он писал: "Начинать с нападения, при благоприятных условиях, не только право, но и прямая обязанность каждого революционера. Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, освобождение арестованных… и каждый отряд революционной армии должен быть готов к таким операциям"1, но "мы должны внушить рабочим, что убийство шпионов и провокаторов и предателей может быть, конечно, иногда безусловной необходимостью, но что крайне нежелательно и ошибочно было бы возводить это в систему"2.

Свое отношение к практике террора Ленин выражает в статье "С чего начать?": "Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказаться от террора"3 и в письме в Боевой комитет при Санкт-Петербургском комитете, датированном осенью 1905 года: "Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали!..Идите к молодежи, господа!..Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д. и т. д… Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т. д.

Не требуйте никаких формальностей, наплюйте, христа ради, на все схемы, пошлите вы, бога ради, все "функции, права и привилегии" ко всем чертям.

Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие — нападение на банк для конфискации средств для восстания…

Пусть каждый отряд учится хотя бы на избиении городовых: десятки жертв окупятся с лихвой тем, что дадут сотни новых борцов, которые завтра поведут за собой сотни тысяч"4. Большевики создали свою Боевую техническую группу со своими динамитными мастерскими, подготовкой боевиков и другими атрибутами террористической организации.

Опыт работы в среде пролетариата показал, что, как только "кружок без всякой организации отдельных частей революционной работы, без всякого систематического плана деятельности на сколько-нибудь значимый период, заводит связи с рабочими и берется за дело"1, немедленно наступает неизбежный и полный провал. Правительство научилось работать быстро и профессионально. Оно сумело "поставить на надлежащие места свои, вооруженные всеми усовершенствованиями, отряды провокаторов, шпионов и жандармов"2.

В практике революционеров-подпольщиков, вооруженных идеями крайней экстремистской направленности, широко стали применяться методы партизанской войны — уничтожение выявленных агентов полицейского аппарата, совершение террористических актов и пр. В 1912 году в Миньяре "был избит полицейский Машин, который через месяц умер, а на его могиле была повешена мертвая собака, что видели много жителей, приходящих на кладбище"3.

Организаторам становилось понятно, что без должной централизации, принятия организационных мер придать этому движению целенаправленный характер не удастся.

Но главным образом личную безопасность члена революционной партии и живучесть организации в целом могла обеспечить только профессионально налаженная контрразведка. Ленин говорил о ней так: "Нужна специальная "борьба с политической полицией", борьба, которую никогда не сможет активно вести столь же широкая масса, какая участвует в стачках. Эту борьбу "должны организовывать" по всем правилам искусства люди, профессионально занятые революционной деятельностью"4.

И еще: "…рабочие, средние люди массы, способны проявить гигантскую энергию самоотверженность в стачке, в уличной борьбе с полицией и войском… — но именно борьба с политической полицией требует особых качеств, требует революционеров по профессии"5. Конечно, такая служба должна была быть узко специализирована и хорошо организованна, "перебить шпионов нельзя, а создать организацию, выслеживающую их и воспитывающую рабочую массу, можно и должно"6.

Большую роль в организации такого рода "партийной специальности" сыграл и Ф.Э. Дзержинский. Постоянно ощущая вокруг себя и своих товарищей присутствие агентуры охранки, он, находясь в гостях у М. Горького на о. Капри, писал: "А два дня назад я сидел над кипой бумаг, разбирался в непристойных действиях людей, приносящих нам вред. В делах провокаторов, проникших к нам. Как крот, я копался в этой груде и сделал свои выводы. Отвратительно подло предавать товарищей! Они предают, и с этим должно быть покончено"1.

И в 1910 году он окончательно предопределил свою будущую специальность, предложив: "Ясно вижу, что в теперешних условиях подполья, до тех пор, пока не удастся все же обнаружить, изолировать провокаторов, надо обязательно организовать что-то вроде следственного отдела…"2 И партия поставила его во главе комиссии, которая вела следствие по делам провокаторов.

Большевики при штабе имели группу, которая осуществляла карательные меры. Она называлась "Политическое розыскное управление", производила обыски, аресты, вела дознание и следствие, а также приводила в исполнение приговоры. Ею руководил Вл. Фидлеровский. Был свой суд, он судил предателей, провокаторов, а приговоры приводили в исполнение члены штаба.

Для выявления и разоблачения агентов использовалось привлечение на свою сторону лиц, состоявших в близких и родственных отношениях с офицерами полиции и жандармерии. Профессионально изучались и оценивались документы Департамента полиции, ставшие достоянием подпольщиков, в том числе и секретные, за его сотрудниками революционеры организовывали наружное наблюдение с целью выявления явочных квартир и тех, с кем на них происходят конспиративные встречи. Анализировались причины собственных провалов, допущенных ошибок. Изучалась тактика агентурно-оперативной деятельности спецслужб, откуда все ценное бралось на вооружение. Проводились тщательные проверки поступающих сведений, дающие основание подозревать кого-либо в провокаторстве. По воспоминаниям большевички Л.М. Тарасовой, на партийных собраниях давалась всесторонняя характеристика членам партии, указывалось на неудачи и упущения. При необходимости каждому вменялось в обязанность следить за товарищем, чтобы таким образом обнаружить малейшие ошибки в партийной работе. Взаимная проверка носила воспитательный характер. Расследование дела о провокаторах начиналось с зарождения подозрения. Это был чрезвычайно важный и ответственный момент, он требовал большой осторожности и такта, чтобы исключить необоснованное подозрение, а тем более обвинение. Ведь известно было коварство агентов охранки, которые нередко сами распространяли провокационные слухи с целью подорвать доверие и внести раскол в ряды1.

В 1902 году Петербургский комитет РСДРП разоблачил проникшего в ряды социал-демократов М. И. Гуровича. Для окончательного выяснения дела и разоблачения опасного шпиона была организована комиссия из представителей Заграничной лиги русской революционной социал-демократии, "Союза русских социал-демократов за границей" и группы «Борьба». Ленину из Парижа в Лондон был переслан "Проект конфиденциального сообщения" по этому поводу. В своем ответе он писал, что нужно издать карточку с указанием звания Гуровича М.И., его возраста, примет, в которой отметить, что он состоял агентом Охранного отделения и действовал в революционных организациях С. Петербурга как провокатор. "Надо, чтобы впечатление получилось повнушительнее: я бы стоял тогда за издание приговора особым листком, с карточкой и с предисловием «Искры» о необходимости систематической борьбы с провокаторами и шпионами, об образовании дружин для изобличения их, слежения за ними, травли их и т. п." Расследование преступления Гуровича было проведено особой комиссией за границей, его вина полностью доказана и «предостережение» опубликовано "Искрой"2. Газета большевиков поместила на своих страницах такое уведомление: "В течение продолжительного и тщательного расследования дела комиссия выслушала в ряде заседаний подробные объяснения Гуровича, как отдельно, так и на очных ставках с двумя свидетелями, выслушала показания шести свидетелей и рассмотрела письменные сообщения С. — Петербургского Комитета РСДРП и отдельных товарищей. Все добытые этим следствием точные и проверенные данные вполне подтверждают предъявленные к Гуровичу обвинения, вследствие чего комиссия единогласно постановляет объявить Михаила Ивановича Гуровича агентом-провокатором"3. Уличенный в отношениях с полицией человек в революционной среде считался «грязным» и всякие отношения с ним считались недопустимыми. Вполне определенно возникает сомнение в том, что в вопросах предъявления обвинений не было характерной для революционеров, исповедующих нечаевский "Катехизис революционера", безапелляционности. Ленин признавал, что "такое преступление, как тайная служба в политической полиции, вообще говоря, за исключением совершенно единичных случаев, не может быть доказано совершенно определенными уликами и столь конкретными фактами, которые мог бы проверить всякий сторонний человек"1.

Революционеры выделяли ответственных товарищей и специальные группы, которые осуществляли слежку за провокаторами, проникали в среду, связанную с полицией и жандармерией, получали сведения об агентах охранки и добывали данные о лицах, которые разыскивались полицией.

Успешная деятельность "Политического розыскного управления" тревожила охранку. Она пыталась изолировать таких специалистов от революционного движения. Сведения о наиболее крупных и способных следователях докладывались руководству Департамента полиции. В 1909 году Московское охранное отделение специальным циркуляром извещало Департамент полиции о большевике Д.И. Курском: "Курский действительно носит партийную кличку Дик, одно время состоял секретарем Бутырского районного комитета РСДРП, с апреля месяца текущего года он состоит членом областного бюро Центральной промышленной области и вместе с тем членом комиссии по проверке в Москве провокации"2.

Эффективно также работала система выявления находящихся в революционной среде провокаторов. Хорошо известна фамилия В.П.Бурцева, историка и библиографа революционного движения, социал-революционера, того самого Бурцева, который в 1907 году сообщил Борису Савинкову результаты собственного расследования, из которого неопровержимо свидетельствовало, что Евно Азеф — провокатор охранки.

В Париже он организовал своеобразную революционную контрразведку, которая работала настолько профессионально, что начиная с 1908 года и до начала Первой мировой войны политический сыск империи её действиями был существенно скован, что вызвало панику в Департаменте полиции.

Агентура настолько была терроризирована этими разоблачениями, в особенности тем, что они вызваны результатами деятельности Бурцева, исходную информацию для расследования он, по его же словам, получал от своего хорошо осведомленного высокопоставленного источника в самом Департаменте полиции, что, опасаясь за свою участь, почти совсем приостановила работу1. Для попыток сложить мнение об источниках его осведомленности характерна записка заведующего Заграничной агентурой Департамента полиции в 1909-19017 годах А. А. Красильникова об итогах работы в 1913 году: "1913 год в жизни заграничной агентуры ознаменовался рядом провалов секретных сотрудников, являвшихся результатом не оплошности самих сотрудников или лиц, которым были доступны по их служебному положению дела и документы, относящиеся к личному составу агентуры вообще и заграничной в особенности. Обращает на себя ещё внимание то обстоятельство, что в начале года имели место только единичные случаи провалов, как, например, разоблачение Глюкмана и Лисовского-Ципина, сотрудника С. — Петербургского охранного отделения, покончившего жизнь самоубийством.

С осени провалы усилились, и в настоящее время они приняли эпидемический характер"2.

Бурцев умел из ничтожных намеков мельчайших деталей выявлять провокаторов. Сам находясь под наблюдением, будучи буквально обставлен агентами охранки, он успешно противодействовал этому всесильному государственному аппарату. Безуспешными оказались и попытки выявить его «корреспондентов», тем временем он получал из Петербурга письма, в которых перечислялись лица, имеющие сношения с охранкой с указанием фамилии, места жительства, псевдонимы — старый и новый (корреспондент был крайне компетентный). А.А. Красильников узнал о полученных письмах лишь от провокатора.

В тех же письмах сообщалось, что в окружении самого Бурцева есть провокатор. Многие провокаторы предполагали наличие у Бурцева "верных друзей в Департаменте полиции". Заведующий Особым отделом Еремин придумал целый план проверки лиц, заподозренных им в выдаче тайн Департамента полиции. Каждому из заподозренных было направлено письмо якобы от Бурцева с неразборчивой подписью с предложением доставить сведения за крупную плату. Редакция каждого письма была иной, и каждому указан для ответа свой адрес. Проверка оказалась безрезультатной, хотя Бурцев действительно имел свои источники информации.

(Владимир Львович Бурцев прожил непростую жизнь. Еще до Февральской революции он изменил свое отношение к царизму, после же революции стал откровенным монархистом. Просидев после Октябрьского переворота в Петропавловской крепости, выпущенный на свободу, эмигрировал и сотрудничал с Врангелем и Деникиным. В Париже издавал свою газету "Общее дело", на страницах которой излагал свое резко негативное отношение к большевикам. В. Л. Бурцев умер на восьмидесятом году в 1942 году в оккупированном фашистами Париже от заражения крови, будучи уверенным, что "Россия непременно победит бошей, не может не победить".)

В целях достижения результата по борьбе с провокаторством революционеры нередко вступали в контакт с различными официальными лицами, через которых им удавалось получить подробные сведения. Иногда с целью получения более подробных сведений о работе охранки и её дезинформации внедряли социал-демократов в агентурную сеть охранки. Но ЦК был против того, чтобы большевики шли «служить» в охранку, и предостерегали от общения с органами политического сыска. "Положительно запрещено поддерживать знакомства с людьми, — рекомендовалось "Правилами поведения революционных социал-демократов", — подозреваемых в сношениях с жандармерией; разве это только происходит с согласия организационной власти и товарищей и имеет целью расследование этого вопроса, в противном случае это можно считать преступным легкомыслием, равным измене, так как подозреваемое лицо может, во-первых, злоупотреблять доверием легкомысленного товарища, а во-вторых, пользоваться его симпатиями, как доказательством своей невиновности".

Но не только в этом была опасность такого рода контактов. Жандармский полковник Г. П Судейкин так объяснял свою тактику: "Не хочешь — не доноси, только бери деньги", зная, что доносы рано или поздно последуют. Даже если некоторые и рассказывали о разговоре с Судейкиным и отдавали полученные от него деньги, зато исчезала всякая грань между агентом-провокатором и честным человеком и никакой контроль со стороны организации становился невозможным. Работая с арестованным за подготовку покушения на военного прокурора генерала В. С. Стрельникова Гребенчо, Судейкин обратил внимание на его бедность. Он сунул в карман арестованного пачку денег, затем помахал перед ним другой пачкой ассигнаций, давая понять, что тот может рассчитывать на большее. У него якобы и в мыслях нет вынуждать Гребенчо называть своих товарищей, но задержанный должен понять, что высокопоставленные чиновники давно вынашивают планы реформ самодержавной империи, а провокации террористов им мешают. Таким образом, Гребенчо имеет возможность, информируя о готовящихся террористических актах, предотвратить бессмысленное кровопролитие и, с другой стороны, добиться создания условий для проведения всеми желанных реформ. Задержанного отпускали "подумать"1. Результат был почти всегда ожидаемый.

И все же интересы обеспечения безопасности требовали постоянного доступа к секретной информации Департамента полиции. Еще народовольцы осознали эффективность такого рода операций. Им удалось внедрить в охранку тридцатипятилетнего Николая Васильевича Клеточникова, который в конце 1878 года приехал в Москву по настойчивой просьбе одного из руководителей "Народной воли", А.Михайлова. Он снял комнату рядом с А. П.Кутузовой, вдовой бывшего чиновника Третьего отделения, у которой часто бывал коллега её бывшего мужа Г.Кириллов. По его заданию Кутузова тщательно изучала своих жильцов на предмет их использования на агентурной работе. Благодаря скромному поведению и каллиграфическому почерку Н.В. Клеточников получил у хозяйки доверие. Он, регулярно «проигрывая» ей в карты, попросил её "подыскать ему должность". Так Н. В. Клеточников попал в самый центр политического сыска — сначала в третью (секретную) экспедицию, а затем в Департамент полиции на должность делопроизводителя.

До ареста в 1881 году, за 2 года службы, Н. В. Клеточников выявил свыше 385 жандармских секретных агентов, сообщив народовольцам их фамилии, конспиративные клички, приметы, адреса, задания и т. п. Он передавал сведения о лицах, состоявших под секретным надзором полиции, предупреждал о предстоящих обысках и арестах2.

Народовольцам же принадлежит идея создания "революционной полиции". В 1881 году группа молодых людей установила посты около зданий всех полицейских служб Москвы. Конспиративными квартирами для работы с агентурой в то время полиция ещё почти не пользовалась, и через очень короткое время народовольцам удалось раскрыть большинство секретных связей офицеров полиции3.

"Искра", в разделе "Из деятельности охранного отделения", раскрывала на своих страницах тактику борьбы "охранки с революционными организациями, знакомила революционеров с приемами борьбы противника и помогала вырабатывать, сообразуясь с ними, контрприемы, совершенствовать технику конспирации. Новая тактика Зубатова, включающая участие охранки в организации лекций для рабочих, благодаря разоблачительным публикациям в «Искре» довольно быстро стала давать сбои. Сам Зубатов вынужден был признать, что лекторская деятельность становилась все более непопулярной в массах. По его словам, революционеры "распугали лекторов", которые под разными предлогами один за другим стали устраняться от выступлений.

Иногда публиковались и секретные документы Особого отдела Департамента полиции. «Искра» получала также секретные правительственные материалы при посредстве членов местных комитетов РСДРП и Русской организации «Искры», имевших связи в оппозиционных правительству демократических кругах общества. Их представители, занимая видное положение в земствах, неправительственных органах, имели доступ к важным правительственным документам и зачастую сами, а иногда через вторые руки передавали их искровцам для информации и возможной публикации с целью разоблачения политики царизма на страницах газеты1.

Часто не только члены партии, но и сочувствующие ей своевременно предупреждали о подготавливаемых охранкой арестах, провокациях, о тех или иных планируемых ею операциях. Еще в конце 90-x годов XIX века в распоряжение революционных организаций попадали важнейшие секретные правительственные документы, например секретный циркуляр Министерства внутренних дел № 7587 от 12.09.1897 года2.

Большевики добились, что информация, поступающая в революционные организации, постоянно расширялась. Даже из Особого отдела Департамента полиции приходили ценные сведения со списками разыскиваемых лиц, с намечаемыми мероприятиями и т. д. В течение одного 1907 года, когда только ещё шло организационное оформление партии, центр получал копии секретных циркуляров особого отдела, в которых были имена революционеров, раскрытых полицией. По агентурным данным ожидалось их прибытие из-за границы и за ними следовало установить наблюдение3.

Среди сотрудников "черного кабинета" были такие, кто симпатизировал революционерам и мешал "департаменту полиции добраться до своих жертв". Социал-демократическая организация имела полные сведения о "черном кабинете" при Московском почтамте.

Подобные сведения, поступавшие в революционные организации по различным каналам, говорили о многом, и прежде всего о том, что самоотверженная работа отважных людей, сумевших проникнуть в высшие звенья государственного аппарата или в близкие к правительственным инстанциям круги, проводилась на высоком профессиональном уровне.

Получив сигнал о том, что данное лицо подозревается в провокаторстве, согласно установленному порядку, немедленно извещался центр и проводилась перестройка всей работы данной партийной организации. Те, над кем нависла реальная опасность, переходили на нелегальное положение или, выражаясь словами Ленина, "снимали шкуру", т. е. прекращали связь, меняли явочные адреса, пароли, шифры, псевдонимы.

Не все, конечно, кто оказывал помощь революционерам, были убежденными коммунистами. Так называемые «сочувствующие», которые в основном были представлены интеллигенцией, считали самодержавный строй хамским, варварским, желали его уничтожения, но решительной борьбы не признавали и плыли между двух берегов, лишь отваживались на полуфилантропические одолжения революции.

Были случаи перехода на сторону революционеров раскаявшихся охранников, раскрывавших карты полиции, и тех, кто мучился завистью, чья карьера шла на закат.

Например, Леонид Петрович Меньшиков после 25 лет службы в Особом отделе Департамента полиции был уволен в отставку, выехал в Финляндию и в 1909 году, бежав во Францию, вошел в контакт с Бурцевым и сообщил ему имена более 350 агентов (90 — в среде социал-демократов, 20 бундовцев, 75 поляков, 25 социал-революционеров, 45 кавказцев и 20 финляндцев и др.), среди них Азеф, Татаров, Геккельман (Гартинг), Каплинский, Жученко и др. На основе его сведений было опубликовано до 80 фамилий провокаторов в печати. Со многих материалов он снимал копии и начал пересылать их за границу эсерам (анонимно, под фамилией Иванов) ещё в 1905 году с намерением "подготовить почву" для разоблачения охранки в "мировом масштабе". Копируя полицейские документы, понимая возможные последствия, он всегда держал под рукой керосин, чтобы иметь возможность уничтожить улики в случае обыска. История же, послужившая началу его службы в охранке, была характерна для того времени. В 1886 году семнадцатилетний Меньшиков был арестован по доносу Зубатова (в то время осведомителя охранки) по обвинению в преступной деятельности. И, по его же словам, недолгое тюремное заключение заставило его "пожертвовать свой честью", пойти работать в полицию, чтобы узнать её секреты (согласно сохранившимся документам, по материалам Меньшикова было «ликвидировано» 13 революционных кружков. Успешная карьера достигалась только результатами). 22 августа 1887 года он был освобожден и по совету того же Зубатова зачислен в штат Московского охранного отделения1.

О личном составе филеров и способах осуществления наружного наблюдения стало известно от бывшего сотрудника Заграничной агентуры, француза по национальности, Леруа, который показал всех известных ему агентов в лицо, практически парализовав на долгое время работу этой службы. Леруа составил руководство для революционеров, в котором рекомендовал приемы выявления наблюдения и уход от него. Туда же был включен список пассажей, тупиков, проходных дворов, перечень зданий с несколькими выходами, которые могли быть использованы при обнаружении наблюдения. Леруа сообщил приметы и адреса своих бывших сослуживцев, передал их фотографии и подробные характеристики, вплоть до подробностей интимной жизни. После этого он, по поручению Бурцева, приступил к формированию "революционной полиции", в задачу которой входило выявление лиц, "соприкасающихся с русской политической полицией, и воспрепятствование её деятельности". Им было организовано наблюдение за зданием императорского посольства в Париже, за частной квартирой заведующего полицейской бригады Гишара2.

Наружное наблюдение представляло для революционеров большую опасность. "Если вы подозреваете, что за нами следят, то должны это проверить. Для этого лучше всего, если за вами будет идти издалека знакомый, внимательно наблюдая, не следят ли за вами подозрительные личности. Знакомый этот должен быть не скомпрометированным в глазах полиции и не обнаруживать своего знакомства с выслеживаемым… Если за вами следует шпион и вы желаете от него уйти, берите извозчика, если стоит только один, и отправляйтесь к дому сквозным двором… Недурно вывести шпиона на пустынное место и хорошенько отколотить. Жаловаться не будет, ибо ему запрещено быть уличенным… По дороге вы заходите в несколько домов на той же улице и ждете на лестнице несколько минут, между прочим заходите и к своему знакомому на то же самое время — шпион и знать не будет, в каком именно доме вы были по делу (конечно, если квартира вашего знакомого не была ему заранее известна)"1.

Хорошее знание плана города являлось необходимым требованием. Особо берегли подпольные типографии, разоблачение которых считалось особой заслугой и честью для филеров. За этим следовали награды, повышения и т. п. В этой связи требования к конспирации, при посещении адреса, где была расположена типография, возрастали многократно. Лица, допущенные к ней, а таких были лишь единицы, владея искусством борьбы с полицией, прилагали незаурядные фантазию и изобретательность, обнаружив за собой слежку. "Иногда затворников на Павловской посещал Александр Митрофанович. Зная, что за ним ведется наблюдение, он разработал довольно остроумную систему конспирации, благодаря которой филеры так и не смогли засечь его вместе с кем-нибудь из работников типографии или при посещении самой типографии. Чтобы притупить бдительность своих «опекунов», он проделывал изо дня в день один и тот же маршрут… Этот путь, точно хорошо затверженный урок, повторялся почти изо дня в день. Но в некоторые дни он вдруг на каком-то из участков резко менял маршрут, и тогда потерявшим бдительность филерам приходилось писать в своих донесениях: "Взял извозчика и утерян на углу Павловской" или "свернул во двор и был упущен из виду" и т. п."2.

Члены боевой организации Челябинска использовали и такой эффективный прием противодействия наружному наблюдению, как проведение встреч днем в многолюдных местах, в парках. Обнаружив за собой слежку, они садились на скамейку и ждали, когда филер тоже найдет себе место. Затем подсаживались рядом с ним по обеим сторонам и читали книги. Филер перейдет на другую скамейку — они перекочевывали вслед за ним. Такая игра продолжалась иногда часами, привлекая внимание и веселя публику. В конце концов, филер уходил3.

В жизни подпольщика мелочей быть не должно. Большую роль всегда играют бдительность и возможность оценивать себя как бы со стороны. "Конечно, все те, которые вели пропаганду среди рабочих, — писал П. А. Кропоткин, — переодевались крестьянами. Пропасть, отделяющая в России «барина» от мужика, так глубока, они так редко приходят в соприкосновение, что появление в деревне человека, одетого «по-господски», возбуждало бы всеобщее внимание. Но даже и в городе полиция немедленно бы насторожилась, если бы заметила среди рабочих человека, не похожего на них по платью и разговору: "Чего ему якшаться с простым народом, если у него нет злого умысла?" Очень часто после обеда в аристократическом доме, а то даже в Зимнем дворце, куда я заходил иногда повидать приятеля, я брал извозчика и спешил на бедную студенческую квартиру в дальнем предместье, где снимал изящное платье, надевал ситцевую рубаху, крестьянские сапоги и полушубок и отправлялся к моим приятелям-ткачам, перешучиваясь по дороге с мужиками"1.

Меры маскировки, своеобразный "оперативный гардероб", широко использовались в конспиративных интересах. Л. Б. Красин, следуя на собрание рабочего кружка, "как было условлено, явился на квартиру Бруснева, где-то на Бронницкой, сменил в его комнате свою студенческую одежду на высокие сапоги, косоворотку, какое-то поношенное пальто и шапку, надвинутую на самые брови, выпачкал себе руки и немного лицо сажей из печной трубы, чтобы придать себе вид мастерового, и бойко вышел по направлению к Обводному каналу, где на условленном месте встретился с Цивиньским, который должен был ввести меня в рабочий кружок"2.

Все меры принимаемые революционерами, по сохранению своих рядов, их расширению, по повышению эффективности и качества агитационной работы, подчинялись основному закону подпольной деятельности — конспирации. Без конспирации деятельность нелегальной организации профессиональных революционеров была бы невозможна. "Конспиративность, — указывал Ленин, есть настолько необходимое условие такой организации, что все остальные условия (число членов, подбор их, функции и прочее) должны быть сообразованы с ним"3.

Один из примеров конспиративного подхода к подготовке террористического акта социалистами-революционерами описывает французский социалист Жан Лонге в своей вышедшей в 1909 году книге "Террористы и провокаторы": "Переодетые разносчиками, газетчиками, посыльными, извозчиками, простыми фланерами, нанимателями квартир в "стратегических пунктах" и т. п. революционеры деятельно собирали необходимые сведения. Дифференциация и обособленность шли ещё дальше. Слежка, техника и исполнители были строго отделены друг от друга, и связь между ними поддерживалась специальными лицами, на которых возлагались обязанности посредничества и руководства.

До тех пор пока покушение не было окончательно подготовлено, будущие исполнители жили мирной "подчеркнуто обывательской жизнью вдали", но зато когда наступал их час, со сцены сходили, по общему правилу, все те, чья помощь не нужна была, одним словом, все лишние люди. Оставались лишь революционеры, которые должны были по плану идти с бомбами, затем техник, изготовляющий бомбы и в случае неудачи снова принимающий и разряжающий их, да, наконец, "старший офицер", служивший посредником между ними и лично наблюдающий за выполнением плана"1.

Об уровне конспирации, поставленной в партийной организации Москвы и других накануне II съезда РСДРП, Крупская писала, что тогда существовали параллельно социал-демократические комитеты, не знавшие друг о друге. "Условия нелегальной работы делали первые организационные шаги неимоверно трудными… Внутри комитетов все конспирировали друг от друга, и часто бывало так, что один член комитета вел переговоры, о которых не имели понятия другие члены"2.

А начальник Московского охранного отделения генерал Заварзин писал о постановке конспирации в рядах большевиков так: "В работу посвящались лишь причастные к тому или иному действию. Лица высших организаций появлялись в низших всегда под псевдонимами. Переписка с шифром и химическим текстом. Активные работники зачастую жили по нелегальным паспортам и для корреспонденций своими адресами не пользовались. Корреспонденция в их адрес направлялась на имя нейтральных лиц. Избегали лишних встреч друг с другом. Старались не хранить материалов, которые могли бы быть использованы против них полицией. Стремились обнаружить за собой установленное наружное наблюдение. Выставляли условные знаки в случае прихода полиции или ареста. Лампа или какой-нибудь другой предмет, спускалась или поднималась занавеска, принимали определенное положение ставни и т. д. Действовали изолированные друг от друга группы. Верхи партии почти всегда находились за границей. В результате гибла лишь одна группа или часть партии. Революционеры, из-за конспиративных соображений, почти всегда отказывались от дачи показаний на допросах. Умелое использование для революционной пропаганды союзов, библиотек, фабричных школ… Конспирация, проявляемая большевиками, является весьма поучительной"1.

Большую роль в распространении опыта конспирации сыграла газета «Искра». На её страницах, особенно в разделе "Почтовый ящик", широко освещались вопросы конспирации, уделялось много внимания правильному использованию конспиративных связей и шифров, повышения бдительности в условиях подполья.

Важным элементом конспиративной техники были псевдонимы. "В сношениях с менее известными людьми деятель должен выступать под псевдонимом, т. е. под вымышленным именем и фамилией: это затрудняет до некоторой степени деятельность жандармов даже в том случае если им удалось что-либо разузнать". Сам Ленин в своих книгах, статьях, письмах и даже в устных выступлениях не называл имена людей. Большей частью он заменял их псевдонимами-кличками или какими-нибудь условными названиями. В одних случаях фамилии заменялись русскими или иностранными именами. В других случаях вместо имени, отчества и фамилии назывался город или место, с которыми этот человек был как-то связан. Он рекомендовал выбирать псевдоним таким образом, чтобы мужчина назывался женским именем и — наоборот. Сам он использовал за все время более 150 псевдонимов. «Ленин» впервые употребил в январе 1901 года, подписывая письмо Г. В. Плеханову. Один из его псевдонимов «Тулин», от слова «тулиться», означает прятаться, скрываться.

Широко применялись имена «Дедушка», "Брат", «Сестра», такие клички, как "Старый приятель", "Наш близкий друг" и т. п. Использовались названия рыб, птиц, животных. В качестве псевдонимов использовались имена исторических личностей, героев литературных произведений: «Пугачев», "Брут", «Демон», "Русалочка". Часто фамилии заменялись профессией, специальностью лица. Использовались и отдельные буквы русского или латинского алфавита и сочетания букв или цифр, иногда употреблялся вид одежды или обуви. Многие имели несколько кличек, до 10–15 и в разных случаях нужно было пользоваться именно тем, а не другим псевдонимом, в письмах в разные адреса употреблялись разные1.

Успешно применялись и совершенствовались каждый из распространенных методов конспирации, а их применение в комплексе обеспечивало, в конечном счете, успех, несмотря на ужесточение репрессий и активизацию деятельности всего полицейского аппарата как царской, так и буржуазной России. Убедительным примером может служить опыт создания и деятельности «Искры». Нелегальная искровская типография отличалась многими конспиративными особенностями (прикрытиями её деятельности от немецкой тайной полиции и русской заграничной агентуры). К ним, в первую очередь, относится размещение типографии и редакции «Искры» в разных городах. Печатание газеты было поставлено таким образом, что опытный агент Департамента полиции Зинаида Жученко, засланная в 1898 году к эмигрантам, жившим в Лейпциге, и проработавшая там до 1904 года, не добыла никаких сведений о печатании «Искры» в этом городе2.

В октябре 1901 года начальник Особого отдела Л. А.Ратаев, основываясь на агентурных сведениях, отмечал: "…удача «Искры» в доставке литературы в Россию объясняется тем, что их заграничная типография законспирирована. Явление за границей небывалое, где все типографии работают открыто. Искровцы же устроили так, что редакция всем известна и помещается в Мюнхене, а где типография и кто в ней работает, не знает никто. В этой конспирации залог прочного успеха"3.

Директор Заграничной агентуры Рачковский ставил своей личной целью выявить и ликвидировать газету. "В настоящее время, — доносил он в Департамент полиции в 1902 году, — мной принимаются соответствующие меры к выяснению наличного состава редакции и точного его местопребывания. Я найду средство, действуя наверняка, ликвидировать эту крайне опасную организацию и поставить её в совершенную невозможность дальнейшего печатания «Искры» при существующих конспиративных условиях, в высшей степени затрудняющих борьбу с ней"4.

Редакция нашла свои пути через границу. Транспортировкой «Искры» из-за рубежа и её доставкой на места занималась специально созданная при редакции транспортная группа (Н. Э. Бауман, М. М. Литвинов, О. А. Пятницкий и др.). Всего существовало семь нелегальных путей. Наиболее эффективно действующими и надежными были австрийский и прусский. Из соображений конспирации почтовые отправления производились из разных городов и стран, в конвертах разных цветов и форматов. Во все пакеты старались класть одинаковую литературу, чтобы в случае провала части из них в других оставались те же номера газет и книг. Внутрь больших пакетов вкладывались несколько маленьких с одинаковыми наименованиями. В России внешние распаковывались, а внутренние рассылались без сортировки. Эффективным считался и морской путь. В порту почта заделывалась в непромокаемые резиновые мешки и переносилась на корабль, готовый к отплытию. По прибытии в Одессу, Новороссийск или Батуми мешки ночью сбрасывали в воду. Специально подготовленные люди их вылавливали и отправляли по назначению.

Несмотря на активную деятельность полиции партия могла осуществлять достаточно масштабные и емкие по объему и кругу вовлеченных лиц мероприятия, не встречая сопротивления со стороны власти. В 1912 году подготовка к Пражской конференции была проведена в высшей степени конспиративно. И, благодаря этому, путь следования делегатов из России стал известен охранке лишь после того, как они благополучно прибыли в Прагу. ЦК позаботился, чтобы делегатам на местах были даны лишь промежуточные явочные адреса. Затем они, пройдя необходимую проверку, получали дальнейшее направление и пароли. Кроме того, делегатам перед отъездом давались новые псевдонимы, не известные ещё охранке. Это позволило запутать следы и обезопасить делегатов1.

II съезд РСДРП в 1903 году также прошел успешно благодаря тщательной его подготовке и соблюдению повышенной конспирации.

Особого рассмотрения заслуживает организация связи между партийными комитетами на местах, революционными организациями и центральными органами. Здесь же следует отметить наиболее значительные детали организации переписи через границу, как наиболее уязвимой её составной части.

"Искра" и социал-демократические организации впервые в истории революционного движения в России широко использовали официальный (легальный) способ связи — русскую и международную почту — для пересылки в большом количестве нелегальной корреспонденции. Одновременно практиковались так называемые «оказии». Здесь также помогали не находящиеся в поле зрения полиции лица, сочувствующие революционному движению и пользующиеся определенным доверием (студенты, медики, учителя, актеры и т. п.), которые выезжали за границу по различным делам и соглашались по пути доставить письмо адресату или опустить его в почтовый ящик. "Важно, чтобы на письмах не было заграничного штемпеля, тогда на них русская полиция обращала меньше внимания. Крестьянки, приезжавшие на базар из России, за небольшую плату брали наши письма и бросали их в ящик уже не в России", — писала Крупская, отвечавшая за переписку в партии. Немаловажно знать тактику, которую применяли и филеры, чтобы зафиксировать факт броска корреспонденции в почтовый ящик. "Примите меры, чтобы шпики не могли видеть, как опускаются письма, а то при окружении Матвея и Веры шпиками, возможно, что прослеживают опускание писем в ящики, открывая подозрительные письма. Такой прием вообще охранка давно знает и практикует"1.

Адреса, по которым шла корреспонденция, подразделялись на постоянные, временные и случайные. Временные адреса служили для кратковременных, часто одноразовых, связей с целью решения вопроса о постоянном адресе.

Адреса для связей подразделялись на адреса для писем и для нелегальной печати. Адресатом являлось, как правило, какое-либо учреждение, предприятие. В таких случаях получатель не указывался, либо им было подставное либо вымышленное лицо.

Техника же пересылки конспиративного письма заключалась в следующем. Подготовленное письмо запечатывалось в конверт и отправлялось на посреднический адрес для последующего вручения адресату. О том, кому следовало вручить письмо, условливались заранее. В другом случае письмо запечатывалось в новый конверт и направлялось на промежуточный адрес для вручения тому, кому предназначалось. Эти правила касались как заграничной, так и внутрироссийской переписки.

Прежде чем пользоваться каким-либо каналом связи, этот канал проверялся. Для начала практиковалась посылка обыкновенных писем невинного содержания. Лишь после получения от адресата подтверждения в получении корреспонденции завязывалась регулярная переписка.

В отдельных случаях об отправке письма шло предупреждение открыткой с бытовым текстом. Эта же открытка означала, что адресат продолжает работу в нормальных условиях.

Часто внешнее письмо писалось измененным почерком на языке той страны, куда оно направлялось или откуда исходило. Чаще всего это был немецкий, французский или английский язык. Как само письмо, так и адрес на конверте исполнялись печатными буквами. Кроме того, письма, исходящие от мужчины, иногда подделывались и стилизовались под письма, направленные якобы от женщины. Такие меры затрудняли охранке проведение экспертизы почерков и определения по ним автора письма.

Также широко применялись многочисленные условности, псевдонимы, сокращения, иносказания, понятные только адресату.

Важно было правильно написать заграничный адрес, так как правила его написания в европейских странах отличались от принятых в России.

Нередко письма за границу пересылались в почтовых вагонах скорых и пассажирских поездов, минуя почтовые отделения. Такие письма штемпелевались непосредственно в почтовых вагонах с указанием их номеров, а обратный адрес не указывался, что давало возможность избегать упоминания места отправления корреспонденции. В этом случае невозможно было определить город (ж.д. станцию), из которого письмо отправлено.

Для доставки через границу литературы и других объемных грузов революционеры широко использовали и контрабандные пути. Для контрабандистов это возможность заработать, для подпольщиков — вполне надежный канал, обеспечивающий конспирацию при должной проработке1.

Все письма, содержащие информацию секретного характера, исполнялись тайнописью, которая выявлялась сначала нагреванием, а затем, по мере совершенствования технологии, обработкой специальным химическим составом. Кроме того, наиболее секретные данные (фамилии, адреса, пароли и т. п.) шифровались. Шифр со временем усложнялся, повышалась его надежность.

Тайнопись наносилась между строк в отправляемых через границу книгах, журналах, газетах, между строк открытого письма (способ "Ласточка"). Конспиративные письма заделывались в переплеты книг. Крупская так описывала технику вскрытия подобных тайников: "На днях пошлем вам книгу в переплете. Переплет надо будет опустить в теплую воду и, когда он станет расслаиваться, начать отделять листы, подставляя под кран с кипящей водой. Надо только не спешить. Отделенные таким образом листы вытереть губкой, чтобы снять клей, потом дать высохнуть и сыроватым положить под пресс…"1

О надежности применяемых методов связи свидетельствует тот факт, что Особому отделу Департамента полиции удалось дешифровать не более 20 процентов искровской переписки. Некоторые перехваченные "черным кабинетом" письма вообще не были прочитаны2.

После октября 1917 года новая власть стала формировать свой собственный государственный аппарат, в котором ВЧК стала выполнять задачи карательного органа, заменив собой Департамент полиции со всем его арсеналом средств. Имеющим огромный опыт подполья, арестов, тюрем и ссылок, организации агентурно-оперативного процесса и воспитанным на правилах строгой конспирации её сотрудникам и руководителям не пришлось ничего открывать заново.

В. Р. Менжинский, второй председатель ОГПУ после Дзержинского, однажды заметил: "Принцип — работать без провалов — беспощадно относясь ко всем растяпам, оказался жизненным после Октября, даже в деятельности такого учреждения, как ВЧК-ОГПУ. Если мы имели большие конспиративные успехи, то…подпольную выучку… я применял, насколько умел, к нашей чекистской работе"3.

Процесс преемственности этих ведомств специального назначения всегда был скрыт за грифом «Секретно», но это уже другая тема, не менее занимательная и поучительная. Здесь лишь стоит обозначить, что в первые годы власти Советов «военспецы», как носители профессиональных знаний и опыта, были не только в армии, но также в правительстве и в органах политического сыска. Дзержинский, например, в качестве эксперта привлекал В. Ф. Джунковского, который с 1913 года был товарищем (заместителем) министра внутренних дел и свою деятельность начал с сокращения разросшейся сети секретных агентов, с его точки зрения противоречащей законности и элементарной целесообразности. Позже он предпринял попытку расследования деяний Распутина, как человека, который "расшатывает трон", за что попал в немилость и указом царя в 1915 году был уволен с должности товарища министра внутренних дел с переводом в действующую армию. В историю Джунковский вошел как борец против беззаконий царской охранки. В 30-х годах он стал одной из миллионов жертв сталинских чисток.

Организационное строение, правила личной безопасности и конспирации, тактические приемы и методы ведения активных наступательных действий находящейся на нелегальном положении организации стали общепризнанными и классическими для всех последователей, от гайдаровских "Тимура и его команды" до разбросанных по всему миру троцкистских организаций. Эти же принципы лежат в основе всех без исключения специальных служб, включая разведки, где тоже ошибаются лишь один раз.

Именно так существуют и действуют сегодня, не обязательно копируя оригинал, все нелегальные структуры криминальной направленности наркосиндикаты, "борцы за справедливость", практикующие терроризм, мафиозные группировки и многие другие. Они не обязательно могут знать, что все это уже было. Ведь и в науке открытия, бывало, делались почти одновременно двумя независимыми и неведомыми друг другу людьми. Просто законы природы и общества, существующие объективно, как порождают само их существование, так и задают им условия выживания. А выживает не всегда сильнейший, но, чаще, грамотный и опытный.