"Темная Башня" - читать интересную книгу автора (Кинг Стивен)

Глава 3. Снова Нью-Йорк (Роланд показывает удостоверение личности)

В понедельник, 21 июня 1999 года, солнце светило на Нью-Йорк, как будто Джейк Чеймберз не лежал мертвым в одном мире, а Эдди Дин — в другом; как будто Стивен Кинг не лежал в палате интенсивной терапии в больницы Льюистона, только на короткие периоды времени приходя в сознание; как будто Сюзанна Дин не сидела наедине со своим горем в поезде, который мчался по древним, разболтанным рельсам по темным просторам Тандерклепа в город-призрак Федик. Другие хотели сопроводить ее в этой поездке, хотя бы до Федика, но она попросила отправить ее одну, и они уважили ее желание. Она знала, что ей полегчает, если она сможет поплакать, но пока ей это не удавалось: несколько слезинок, как короткие, бесполезные дожди в пустыне, вот и все, на что она сумела сподобиться, хотя у нее и было жуткое предчувствие, что ей многое не известно и на самом деле все гораздо хуже.

«Хрен тебе, никакое это не предчувствие», пренебрежительно прокаркала Детта из глубин подсознания, когда Сюзанна, сидя у окна, смотрела темные и скалистые бесплодные земли и изредка встречающиеся руины деревень и городов, покинутых после того, как мир сдвинулся. -Нет у тебя интуиции, девочка! Только вопрос, на который ты не можешь ответить: кто из них, старый, длинный, уродливый или юный мастер Сладенький сейчас гостят у твоего мужчины в пустоши на краю тропы».

— Пожалуйста, нет, — пробормотала она. — Пожалуйста, никому не надо у него гостить. Господи, я не переживу еще одной смерти.

Но Бог оставался глухим к ее молитве, Джейк оставался мертвым, Темная Башня по-прежнему возвышалась на краю Кан'-Ка Ноу Рей, отбрасывая тень на миллион кричащих роз, а в Нью-Йорке жаркое летнее солнце светило как на хороших людей, так и на плохих.

Можешь сказать мне аллилуйя?

Спасибо, сэй.

А теперь пусть кто-нибудь прокричит мне большой, достойный бога-бомбы аминь.

Миссис Тассенбаум оставила автомобиль в гараже «Быстрая парковка» на Шестьдесят третьей улице (знак-указатель, стоявший на тротуаре, изображал рыцаря в доспехах за рулем «кадиллака», с копьем, торчащим из окна водителя), где она и Дэвид круглогодично арендовали две ячейки. Их квартира находилась неподалеку, и она спросила Роланда, не хочет ли он пойти туда, принять душ, немного отдохнуть… хотя и не могла не признать, что он и так выглядит неплохо. Она купила ему новые джинсы и белую рубашку, рукава которой он закатал до локтей. Она купила также расческу и баллончик мусса для волос, который больше напоминал суперклей. С его помощью ей удалось убрать со лба непокорные, тронутые сединой волосы и открыть интересное, пусть и угловатое лицо. По его чертам она бы сделала вывод, что среди предков Роланда были и квакеры, и индейцы чероки. Сумка с орисами снова висела у него на плече. В ней теперь лежал и револьвер с ремнем-патронташем. Сверху он прикрыл содержимое сумки футболкой с надписью на груди «ДНИ ГОРОДА БРИДЖТОНА…»

Роланд покачал головой.

— Я благодарен тебе за предложение, но хотел бы как можно скорее сделать то, что должен здесь сделать, а потом вернуться туда, где мое место, — он оглядел толпы спешащих по тротуарам людей. — Если такое есть.

— Ты мог бы остаться в квартире на пару дней и отдохнуть. Я бы побыла с тобой, — «и затрахала бы тебя до упада, если тебе угодно», — подумала она и не могла не улыбнуться. — Я понимаю, ты не останешься, но хочу, чтобы ты знал, есть такая возможность. Он кивнул.

— Спасибо тебе, но есть женщина, которая ждет моего возвращения, хочет, чтобы я вернулся, как можно быстрее, — он чувствовал, что это ложь, и большая ложь. С учетом того, что уже произошло, какая-то его часть полагала, что Сюзанна Дин хочет, чтобы Роланд вернулся в ее жизнь, ничуть не больше младенца, мечтающего, чтобы в его бутылочку с молоком добавили крысиного яда. Айрин Тассенбаум, однако, приняла его слова за правду. И какая-то ее часть стремилась вернуться к мужу. Она позвонила ему прошлым вечером (из телефона-автомата, расположенного в миле от мотеля, из соображений безопасности), и у нее создалось впечатление, что Дэвид Тассенбаум наконец-то соблаговолил обратить на нее внимание. После знакомства с Роландом внимание Дэвида уже не тянуло на первый приз, максимум, на второй, но что-то, как известно, лучше, чем ничего. Она же понимала, что Роланд Дискейн очень скоро исчезнет из ее жизни, а ей придется одной возвращаться в северную часть Новой Англии и объяснять, что с ней приключилось. Какая-то ее часть скорбела о неизбежном расставании с Роландом, но приключений последних сорока, или около того, часов, могло хватить ей до конца жизни, не так ли? Не только приключений, но и пищи для размышлений, это тоже. Прежде всего, мир оказался гораздо сложнее, чем она себе его представляла. А реальность — шире.

— Хорошо, — кивнула она. — Прежде всего ты хочешь попасть на угол Второй авеню и Сорок шестой улицы, правильно?

— Да, — Сюзанна не успела рассказать им многого из происшедшего после того, как Миа умыкнула их общее тело, но стрелок знал, что высокое здание (Эдди, Джейк и Сюзанна называли такие небоскребами) стоит теперь на месте пустыря, и штаб-квартира «Тет корпорейшн» наверняка находится в этом здании. — Нам понадобится так-си?

— Сможешь ты и твой мохнатый друг пройти семнадцать коротких кварталов и два или три длинных? Решение за тобой, но я бы не отказалась размять ноги.

Роланд не знал, насколько длинен длинный квартал и насколько короток короткий, но ему хотелось выяснить, полностью ли ушла боль из правого бедра или при повышенной нагрузке появится вновь. Теперь эта боль перешла к Стивену Кингу, вместе с болью от сломанных ребер и удара по голове. Роланд не завидовал ему в этом, но, по крайней мере, боль вернулась к тому, кто ее заслуживал.

— Пошли, — согласился он.

Пятнадцать минут спустя он стоял по другую сторону улицы от огромного, черного сооружения, уходящего в летнее небо, стараясь не дать отвалиться нижней челюсти, которая, возможно, все равно упала на грудь. Он видел перед собой не Темную Башню, во всяком случае, не свою Темную Башню (хотя он бы не удивился, узнав, среди людей, работавших в этой небо-башне, а некоторые из них читали о приключениях Роланда, были и такие, кто именно так, а не «Хаммаршельд-Плаза-2», называли место своей работы), но не сомневался, что перед ним двойник Башни в Ключевом мире, точно так же, как роза в этом мире являла собой поле роз; поле, которое он видел в столь многих снах.

Он мог слышать поющие голоса, перекрывающие шум и лязг транспортного потока. Женщине пришлось трижды позвать его и, в конце концов, дернуть за рукав, чтобы он вспомнил о ее существовании. Когда же он повернулся к ней, с неохотой, то увидел, что смотрит она не на башню на другой стороне улицы (в конце концов, выросла она в той части Америки, что располагалась в часе езды от Манхэттена, и высокие здания давно ее не удивляли), а на скверик, разбитый на их стороне улицы. И на лице читается восторг.

— Какой прекрасный маленький сквер. Я, должно быть, сотню раз бывала на этом углу, а заметила его впервые. Ты видишь фонтан? И скульптуру черепахи?

Он видел. И хотя Сюзанна не рассказала им эту часть истории, Роланд знал, что она здесь побывала, вместе с Миа, ничьей дочерью, и сидела на скамье, расположенной ближе всех к влажному панцирю черепахи. Он буквально видел ее на этой скамье.

— Я бы хотела пойти туда, — застенчиво сказала она. — Мы можем? Есть время?

— Да, — ответил он и последовал за ней через железную калитку.

Маленький сквер умиротворял, но тишины они там не нашли.

—Ты слышишь поющих людей? — спросила миссис Тассенбаум, понизив голос практически до шепота. — Где-то неподалеку поет хор?

— Можешь поставить свой последний доллар, — ответил Роланд, и тут же об этом пожалел. Фраза эта досталась ему в наследство от Эдди, а каждое воспоминание о его смерти причиняло боль. Он подошел к черепахе и упал на колено, чтобы рассмотреть ее более внимательно. Маленький скол на клюве напоминал выбитый зуб. На панцире виднелась царапина в форме вопросительного знака и выцветшие розовые буквы.

— Что тут написано? — спросила она. — Что-то насчет черепахи, но это все, что я могу разобрать.

— Смотри — ЧЕРЕПАХА, панцирь горой, — ему читать надобности не было, он знал и так.

— И что это означает? Роланд поднялся.

— Слишком длинная история, чтобы влезать в нее. Ты бы хотела подождать меня здесь, пока я схожу туда? — он мотнул головой в сторону башни, темные стекла окон которой поблескивали на солнце.

— Да, — кивнула она. — Хотела бы. Сяду на лавочке, буду греться на солнце и ждать тебя. Здесь я словно набираюсь сил. Я говорю глупости?

— Нет, — он покачал головой. — Если с тобой попытается заговорить человек, который тебе не понравится, Айрин… я думаю, этого не случится, но такая возможность есть, соберись, насколько сможешь, и позови меня.

Ее глаза широко раскрылись.

— Так ты — эспер note 97?

Роланд не знал такого слова, но догадался, что она имеет в виду, и кивнул.

— Ты это услышишь? Услышишь меня?

Он не мог гарантировать, что услышит наверняка. В здании могли быть устройства, затрудняющие прием мыслей, вроде думалок, которые носили кан-тои, и тогда ни о какой телепатической связи не могло быть и речи.

— Возможно. Как я и говорю, маловероятно, чтобы у тебя возникли проблемы. Это безопасное место.

Она посмотрела на черепаху, панцирь которой блестел от брызг воды.

— Действительно, безопасное, — губы начали растягиваться в улыбке, но Айрин вновь стала серьезной. — Ты вернешься, не так ли? Не бросишь меня здесь, не… — она дернула плечиком. И разом помолодела. — По меньшей мере, не попрощавшись?

— Никогда в жизни. И мои дела в этой башне не должны занять много времени, — собственно и дел-то у него не было, если только… если только тот, кто руководил сейчас «Тет корпорейшн» не захотел бы встретиться с ним. — Нам нужно будет пойти еще в одно место, и именно там Ыш и я попрощаемся с тобой.

— Хорошо, — кивнула она и села на скамью. Ушастик-путаник улегся у ее ног. Край скамьи намочила вода, на Айрин были новые слаксы (она купила их в том же магазине, где брала джинсы и рубашку для Роланда) но ее это не волновало. В такой теплый, солнечный день слаксы быстро бы высохли, а ей хотелось быть поближе к черепахе. Изучать ее крошечные, неподвластные времени глаза, продолжая вслушиваться в эти благозвучные голоса. Она думала, что здесь так спокойно. Слово это совершенно не ассоциировалось с Нью-Йорком, но скверик, в котором она сидела, похоже, кардинально отличался от остального Нью-Йорка. В скверике царствовали покой и умиротворенность. Она подумала, что ей стоит привести сюда Дэвида и, если сидя на этой скамье, она расскажет ему историю трех последних дней своей жизни, он, пожалуй, не сочтет ее безумной. Или совсем уж безумной.

Роланд двинулся к выходу из скверика, легкой походкой, как человек, который может идти дни и недели, не снижая скорости. «Я бы не хотела, чтобы он шел по моему следу», — подумала Айрин, и при этой мысли по ее телу пробежала дрожь. Он уже подошел к железной калитке, за которой начинался тротуар, остановился, повернулся к ней. Напевно продекламировал:

«Смотри — ЧЕРЕПАХА, панцирь горой,

Тащит на нем весь шар земной

Думает медленно, тихо ползет

Всех нас знает наперечетnote 98.

На панцире правды несет тяжкий груз,

Там долг и любовь заключили союз,

Она любит горы, леса и моря

И даже такого мальчонку, как я» note 99.

И ушел, все той же легкой походкой, ни разу не оглянувшись. Она сидела и наблюдала, как он постоял на углу с другими пешеходами, дожидаясь, пока загорится табличка «ИДИТЕ», пересек улицу, с сумкой на плече. Наблюдала, как он поднялся по ступеням к дверям «Хаммаршельд-Плаза-2» и скрылся внутри. Потом откинулась на спинку скамьи, закрыла глаза и вслушалась в поющие голоса. В какой-то момент поняла, что как минимум два слова из тех, что они пели — ее имя и фамилия.

Роланду показалось, что великое множество людей входили в здание, но это было восприятие человека, который провел последние годы по большей части в пустынных местах. Если бы он пришел сюда без четверти девять, когда люди действительно шли на работу, а не двумя часами позже, его бы поразил людской поток. А теперь большинство тех, кто работал в знании, сидели в своих кабинетах и кабинкам, плодя бумаги и байты информации.

Окна вестибюля, из прозрачного стекла, поднимались как минимум на два, а то и на три этажа. Поэтому вестибюль заливал свет и, стоило Роланду войти, как горе, не отпускавшее его с того самого момента, как он опустился на колени рядом с Эдди на улице Плизантвилля, растаяло, будто дым. Здесь поющие голоса звучали сильнее, пел не просто хор, а огромный хор. И он видел, что голоса эти слышали и другие. На улице люди спешили по своим делам, опустив головы, занятые своими заботами, не замечая красоты дарованного им дня; здесь они не могли не чувствовать хотя бы части той благодати, которую в полной мере ощущал стрелок и пил, как воду в пустыне.

Словно во сне, он неспешно шагал по плитам из розового мрамора, слыша, как стучат его каблуки, слыша, как переговариваются орисы в плетеной сумке. И думал: «Люди, которые здесь работают, хотели бы здесь жить. Они, возможно, этого не знают, но хотели бы. Люди, которые здесь работают, находят предлоги задержаться на работе подольше. И всех их ждет долгая и плодотворная жизнь».

В центре огромного, с высоким потолком помещения, где каждый шаг отдавался гулким эхом, дорогой мраморный пол уступал место квадратному участку простой черной земли. Этот квадрат обтягивали веревки из бархата цвета красного вина, но Роланд знал, что даже в веревках никакой необходимости нет. Никто не решился бы ступить в этот маленький садик, даже кан-тои-самоубийца, отчаянно стремящийся прославиться. Это была святая земля. Там росли три карликовые пальмы и растения, которых он не видел с тех пор, как покинул Гилеад: спатифиллум note 100 , так, вроде бы оно называлось, хотя в этом мире у него могло быть другое название. Росли в садике и другие растения, но разбили сад ради одного.

Розы, которая росла в центре квадрата.

Ее не пересаживали, Роланд понял это сразу. Нет. Она росла там же, где и в 1977 году, когда место, где он сейчас стоял, было пустырем, заваленным мусором и разбитыми кирпичами, а над забором возвышался щит с сообщением, что товарищество Строительной компании Миллза и риэлтерской конторы «Сомбра» намеревается построить здесь роскошный кондоминиум «Бухта Черепахи». Но вместо кондоминиума здесь построили это здание, высотой более чем в сто этажей, и построили его вокруг розы. И кто бы и над чем здесь не работал, все это было вторично.

Здание «Хаммаршельд-Плаза-2» было храмом.

По плечу Роланда постучали, и он развернулся так резко, что привлек несколько тревожных взглядов. Встревожился и сам. Давно уже, возможно, с тех пор, как был подростком, никто не мог незаметно для него приблизиться на расстояние вытянутой руки. И уж на этом мраморном полу он бы, конечно…

Молодую (и ослепительно красивую) женщину, подошедшую к нему, конечно же, удивила резкость его реакции, но руки, которые он вытянул, чтобы схватить ее за плечи, ухватили сначала воздух, а потом стукнулись друг от друга, и этот глухой звук эхом отразился от потолка вестибюля, высокого, как в Колыбели Луда. Он смотрел в зеленые, широко раскрытые и настороженные глаза женщины, и мог бы поклясться, что угрозы для него в них нет, но, однако, сначала захватить его врасплох, потом ускользнуть от…

Он посмотрел на ноги женщины и получал хотя бы часть ответа. Таких туфель он никогда раньше не видел. На толстой, словно из пены, подошве, с парусиновым верхом. Действительно, в таких туфлях она могла передвигаться бесшумно по твердой поверхности. Что же касается самой женщины…

Глядя на нее, он отметил для себя следующее: во-первых, «видел лодку, на которой она приплыла», так иногда говорили в Калье Брин Стерджис о фамильном сходстве; во-вторых, если в этом мире, особом Ключевом мире, возникало сообщество стрелков, то он столкнулся с представительницей этого сообщества.

— И разве можно было найти лучшее место для такой встречи, чем у садика, в котором росла роза?

— Я вижу твоего отца в твоем лице, но не могу назвать его имени, — Роланд понизил голос. — Скажи мне, кто он, если тебя это не затруднит.

Женщина улыбнулась, и Роланд почти что ухватил имя, в поисках которого рылся в памяти, но в последний момент оно все-таки ускользнуло. Такое случается часто, память — большая скромница.

Вы никогда с ним не встречались… но я понимаю, почему думаете, что видели его. Я назову его вам позже, если не возражаете, но сначала я хочу сопроводить вам наверх, мистер Дискейн. Там ждет человек, который хочет… — на мгновение она смутилась, словно подумала, что кто-то наказал ей произнести определенное слово, с тем, чтобы над ней посмеялись. Потом ямочки появились в уголках рта, а зеленые глаза весело блеснули, будто в голове у нее мелькнула другая мысль: «Если они хотели выставить меня на посмешище, пойду им навстречу»,…человек, который хочет посовещаться с вами, — закончила она.

— Хорошо, — кивнул он.

Она легонько коснулась его плеча, чтобы еще на несколько мгновений задержать на том месте, где он стоял.

— Меня попросили проследить, чтобы вы прочитали знак в Саду Луча. Вы прочитаете?

Роланд ответил сухо, с извиняющимися нотками.

— Прочитаю, если смогу, но я плохо разбираю ваш письменный язык, хотя, когда я говорю, на этой стороне меня достаточно хорошо понимают.

— Я думаю, это вы прочитать сможете. Во всяком случае, попытайтесь, — она вновь легонько коснулась его плеча, разворачивая стрелка к квадрату земли в мраморном полу вестибюля, не той земли, что привезли в тачках высокооплачиваемые садовники, но настоящей земли, которая всегда была на этом месте. Земли, которую могли обрабатывать, рыхлить, удобрять, но которая оставалась неизменной.

Поначалу попытка прочитать надпись на маленькой бронзовой табличке не удалась. Он практически не понимал ни слова, как не понимал большинство надписей в витринах магазинов или слов на обложках журналов. И уже собрался сказать об этом, попросить женщину со знакомым лицом прочитать ему надпись, когда буквы изменились, превратившись в буквы Высокого слога Гилеада. Так что он смог прочитать написанное, и легко. Как только прочитал, буквы стали прежними.

— Ловко, — отметил он. — Табличка откликается на мои мысли?

Она улыбнулась, ее губы покрывала какая-то розовая сладкая субстанция, и кивнула.

— Да. Если бы вы были евреем, английский сменился бы ивритом, русским — кириллицей.

— Ты говоришь правильно?

— Да.

Вестибюль зажил в привычном ритме… только, Роланд это уже понял, ритм этого места отличался от ритма других административных зданий. Живущим в Тандерклепе предстояло всю жизнь страдать от легких заболеваний, вроде фурункулов и экземы, головной боли и звона в ушах; а вот умирали они (зачастую в молодом возрасте) от тяжелой и мучительной болезни, вроде скоротечного рака, который буквально сжирал человека и сжигал нервы, как костры, на которых тамошние жители готовили пищу. В «Хаммаршельд-Плаза-2» все было наоборот: тут царили здоровье и гармония, доброжелательность и великодушие. Эти люди не слышали пение розы, но и нужды в этом не было. Они были счастливчиками, и на каком-то уровне сознания каждый из них это понимал… и в этом было самое большое счастье. Он наблюдал, как они входят в вестибюль и идут к лифтам, бодрым шагом, размахивая своими мешками и сумками, своим снаряжением и амуницией, и ни один не шел по прямой, соединяющей двери и лифты. Некоторые подходили к квадрату земли, который зеленоглазая женщина назвала Садом Луча, но даже у тех, кто не подходил, траектория движения превращалась в дугу, выгнутую к квадрату земли, словно он являл собой мощный магнит. А если бы кто-нибудь попытался причинить вред розе? У лифтов за маленьким столиком сидел охранник, Роланд это видел, толстый и старый. Но это не имело ровно никакого значения. Если бы возникла какая-то угроза, у всех, кто находился в вестибюле, в голове раздался бы тревожный вскрик, пронзительный и повелительный, как свисток, который могут услышать только собаки. И они бы тут же набросились на потенциального обидчика розы. Сделали бы это быстро, не заботясь о собственной безопасности. Роза могла защитить себя, когда росла на пустыре среди мусора и сорняков (во всяком случае, притягивала тех, кто мог ее защитить), и в этом ничего не изменилось.

— Мистер Дискейн? Вы готовы подняться наверх?

— Да, — кивнул он. — Веди меня, куда должна отвести.

Он смог соотнести лицо женщины с фамилией в тот самый момент, когда они подошли к лифту. Возможно, потому, что увидел ее в профиль, и форма скулы стала последней подсказкой. Он вспомнил, как Эдди пересказывал ему разговор с Келвином Тауэром, который состоялся после того, как Джек Андолини и Джордж Бьонди покинули «Манхэттенский ресторан для ума». Тауэр говорил о семье своего самого лучше друга. «Они хвалятся, что на их фирменных бланках уникальная шапка, единственная в Нью-Йорке, а то и в Соединенных Штатах. Она состоит из одного слова: „ДИПНО“.

— Ты — дочь сэя Эрона Дипно? — спросил он. — Конечно же, нет, ты слишком молода. Его внучка?

Ее улыбка поблекла.

— У Эрона не было детей, мистер Дискейн. Я — внучка его старшего брата, но мои родители и дедушка умерли молодыми. Так что воспитывал меня, главным образом, Эйри.

— Так ты его называла? Эйри?

— Называла, когда была маленькой, да и когда выросла, тоже, — она протянула руку, улыбка вернулась. — Нэнси Дипно. И я очень рада, что встретилась с вами. Немного испугана, но рада.

Роланд пожал руку, но чисто формально, практически лишь прикоснувшись к ней. Потом, вложив куда больше души (все-таки с этим ритуалом он вырос, понимал его), приложил кулак ко лбу и согнул ногу.

— Долгих дней и приятных ночей, Нэнси Дипно! Улыбка расплылась до ушей.

— И пусть у вас их будет в два раза больше, Роланд из Гилеада! Пусть у вас их будет в два раза больше.

Двери открылись, они вошли в кабину лифта и поднялись на девяносто девятый этаж.

Из лифта вышли в большое круглое фойе. Пол устилал темно-розовый ковер, цвет которого в точности соответствовал цвету лепестков розы. Напротив лифта Роланд увидел стеклянные двери с надписью «ТЕТ КОРПОРЕЙШН”. За ними находилось еще одно фойе, размером поменьше, где за столом сидела женщина и, похоже, говорила сама с собой. В наружном фойе, справа от лифта, стояли двое мужчин в деловых костюмах. Она разговаривали друг с другом, сунув руки в карманы, вроде бы совершенно расслабленные, но Роланд сразу заметил, что расслабленностью тут и не пахнет. И они были вооружены. Пиджаки им сшили отлично, но, если человек знает, где искать оружие, то обычно замечает его, если оно есть. Эти двое парней могли стоять в фойе час, может, два (даже профессионалам трудно оставаться в полной боевой готовности дольше), всякий раз, когда открывались двери лифта, изображая непринужденный разговор, но оба среагировали бы мгновенно, заподозрив неладное. Роланд такие меры предосторожности одобрял.

Долго, однако, разглядывать охранников он не стал. Как только понял, с кем имеет дело, сразу перевел взгляд на другую половину фойе, куда ему хотелось посмотреть с того самого момента, как открылись двери кабины лифта. По левую руку на стене висела черно-белая картина, вернее, Фотография (поначалу он думал, что слово это — фоттеграфия) длиной в пять футов и высотой в три, без рамки. Ее приклеили к стене, поверхность которой так хитро изогнули, что фотография казалась дырой в другую, навсегда застывшую реальность. Трое мужчин в джинсах и рубашках с расстегнутыми воротничками сидели на верхней жерди изгороди, зацепившись мысками сапог за нижнюю жердь. Как часто, задался вопросом Роланд, он видел ковбоев или pastorillas note 101 , которые сидели точно также, наблюдая за клеймением, кастрированием или объездкой диких лошадей. Сколько раз он сам сидел точно также, или один, или с одним или несколькими членами своего давнего тета, Катбертом, Аланом, Джейми Декарри, которые сидели по обе стороны от него, точно так же, как Джон Каллем и Эрон Дипно сидели по сторонам чернокожего мужчины в очках с золотой оправой и крохотными седыми усами? Воспоминания это вызвали боль, и не только боль в голове; сжало желудок, сердце ускорило бег. Фотограф запечатлел мужчин, когда они все трое над чем смеялись, и ему удалось создать совершенство, неподвластное времени, выхватить момент, когда люди радуются и тому, какие они есть, и тому, где находятся.

— Отцы-основатели, — прокомментировала Нэнси. В голосе звучали как веселые, так и грустные нотки. — Фотография сделана на курорте для сотрудников в 1986 году. Таос note 102 , штат Нью-Мексико. Три городских парня в стране ковбоев. Что-то в этом роде. И такое ощущение, что это едва ли не лучшее мгновение в их жизни.

— Ты говоришь правильно, — согласился Роланд.

— Вы знаете всех троих?

Роланд кивнул. Он знал всех, все так, пусть и ни разу не встречался с Мозесом Карвером, мужчиной в центре. Компаньоном Дэна Холмса, крестным отцом Одетты Холмс. На фотографии Карвер выглядел крепким и пышущим здоровьем старичком лет семидесяти, хотя в 1986 году возраст его уже приближался к восьмидесяти. Может, к восьмидесяти пяти. Разумеется, напомнил себе Роланд, следовало учитывать один непредсказуемый фактор: чудо, что росло в вестибюле этого здания. Роза, конечно, не могла быть фонтаном юности, точно так же, как черепаха в скверике на другой стороне улицы не могла быть настоящей Матурин, но он же думал, что она могла обладать некими благотворными качествами, не так ли? Да, думал. Некими целительными качествами? Да, думал. Верил он, что Эрон прожил девять лет, разделявшие 1977 и 1986 годы, благодаря заменившим Прим таблеткам и методам лечения стариков? Нет, не верил. Эти трое мужчин, Карвер, Каллем и Дипно, встретились, почти что чудом, в весьма преклонном возрасте, чтобы бороться за розу. Их история, стрелок в этом не сомневался, могла бы стать отдельной книгой, отличной, захватывающей книгой. Так что верил он в другое: роза продемонстрировала свою благодарность.

— Когда они умерли? — спросила он Нэнси Дипно.

— Джон Каллем ушел первым, в 1989 году, — ответила она. — Умер от пулевого ранения. Протянул в больнице двенадцать часов, достаточно долго, чтобы попрощаться со всеми. Он приехал в Нью-Йорк на ежегодное заседание совета директоров. Согласно полиции Нью-Йорка, стал жертвой ограбления, которое закончилось стрельбой. Мы уверены, что его убил агент «Сомбры» или «Северного центра позитроники». Возможно, один из кан-тои. Были и другие покушения, но они не удались.

— «Сомбра» и «Центр позитроники» заодно. Служат в этом мире Алому Королю.

— Мы знаем, — она указала на мужчину, который сидел слева от Карвера, на которого была так похожа. — Дядя Эрон прожил до 1992 года. Когда вы с ним познакомились… в 1977?

— Да.

— В 1977 никто бы не поверил, что он сможет прожить так долго.

— Его тоже убили зверолюди?

— Нет, вернулся рак, ничего больше. Он умер в своей постели. Я была с ним до самого конца. Его последние слова: «Передай Роланду, мы сделали все, что могли». Вот я и передаю.

— Спасибо, сэй, — он услышал хрипоту в своем голосе, и ему оставалось лишь надеяться, что Нэнси примет ее за резкость. Многие делали для него все, что могли, не так ли? Очень многие, начиная с Сюзан Дельгадо, так много лет тому назад.

— Вы в порядке? — в ее голосе слышалось искреннее сочувствие.

— Да, все хорошо. А Мозес Карвер? Когда ушел он? Она вскинула брови, потом рассмеялась.

— Что?…

— Посмотрите сами, — не дала ему договорить Нэнси.

И указала на стеклянные двери. Изнутри к ним направлялся, уже миновав сидевшую за столом женщину, которая вроде бы разговаривала сама с собой, иссохший мужчина с курчавыми, торчащими во все стороны волосами и такими же седыми, кустистыми бровями. Его темная кожа казалась светлой в сравнении с кожей женщины, на руку которой он опирался. Высокий, если бы возраст не согнул ему спину, в шесть футов и три дюйма, он, однако, уступал в росте женщине с ее шестью футами и шестью дюймами. Едва ли кто назвал бы ее красоткой, но не стоило не замечать дикарской красоты ее лица. Лица воительницы.

Лица стрелка.

Если бы не согнувшаяся спина, Мозес Карвер и Роланд смотрели бы друг другу в глаза. А так Карверу приходилось чуть поднимать голову, что он и делал, по-птичьи наклоняя ее вбок. Просто поднять голову он, похоже, не мог: артрит свел подвижность шейных позвонков к нулю. Глаза у него были карие, но белки стали такими темными, что не представлялось возможным определить, где заканчивались радужки, и в них, за очками с золотой оправой, прыгали веселые чертики. Никуда не делись и крохотные усики, совсем как на фотографии.

— Роланд из Гилеада! — воскликнул он. — Как давно я мечтал о встрече с тобой, сэр! Я уверен, только эта мечта так долго и поддерживала во мне жизнь после ухода Джона и Эрона. Отпусти меня на минуту, Мариан, отпусти! Я должен кое-что сделать!

Мариан Карвер отпустила его и посмотрела на Роланда. Он не услышал ее голос в голове, да и необходимости в этом не было. Все, что она от него хотела, читалось по глазам: «Подхватите его, если он упадет, сэй».

Но мужчина, которого Сюзанна называла папа Моуз, не упал. Он поднес неплотно сжатый, со скрюченными артритом пальцами кулак ко лбу, потом согнул правое колено, перенеся вес своего трясущегося тела на правую ногу.

— Хайл, последний стрелок, Роланд Дискейн из Гилеада, сын Стивена и прямой потомок Артура Эльдского. Я, последний из тех, кто называл себя ка-тетом Розы, приветствую тебя.

Роланд поднес сжатый кулак ко лбу и не просто согнул колено, опустился на него.

— Хайл, папа Моуз, крестный отец Сюзанны, дин ка-тета Розы, я всем сердцем приветствую тебя.

— Благодарю, — ответил старик и рассмеялся, как мальчишка. — Мы хорошо встретились в Доме Розы. На том самом месте, которое кое-кто хотел превратить в Могилу Розы. Ха! Скажи мне, что это не так? Можешь?

— Нет, потому что это была бы ложь.

— Правильно говоришь! — воскликнул старик и вновь заливисто рассмеялся. — Но в своем возрасте я забываю про хорошие манеры, стрелок. Эта красивая высокая женщина, что стоит рядом со мной, для тебя было бы естественным назвать ее моей внучкой, потому что мне стукнуло семьдесят, когда она родилась, в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Но правда в том, что иногда самое лучшее приходит в жизни поздно, в том числе и дети. В общем, я произнес столько слов, чтобы сказать тебе, что это моя дочь, Мариан Одетта Карвер, президент «Тет корпорейшн» с тех пор, как я оставил этот пост в девяносто седьмом, в возрасте девяносто восьми лет. И ты думаешь, у некоторых испортится настроение, Роланд, если они узнают, что эта корпорация, которая теперь стоит добрых десять миллиардов долларов, управляется негритянкой? — акцент его усилился, последнюю фразу он произнес, как необразованный негр из южной глубинки.

— Перестань, папа, — голос высокой женщины звучал мягко, но чувствовалось, что возражений она не потерпит.

— Сердечный монитор, который ты носишь, поднимет тревогу, если не перестанешь, а времени у этого человека в обрез.

— Она командует мною, как железной дорогой! — возмущенно воскликнул старик. При этом повернул голову и озорно и добродушно подмигнул Роланду, зная, что его дочь этого не видит.

«Как будто она не в курсе твоих штучек, старик, подумал Роланд, улыбнувшись, несмотря на печаль. — Как будто за многие и многие годы, скажи делах, она не выучила их назубок».

— Мы скоро посовещаемся с вами, Роланд, но сначала я бы хотела кое-что увидеть.

— В этом нет никакой необходимости, — голос старика переполняло возмущение. — В этом нет необходимости, и ты это знаешь! Или я воспитал ослицу?

— Он наверняка прав, — кивнула Мариан, — но осторожность…

— …еще никому не вредила, — закончил за нее стрелок.

— Это хорошее правило. Так что ты хочешь увидеть? Чем можно убедить тебя в том, что я — это я, и ты мне поверишь?

— Вашим револьвером, — ответила она.

Роланд вытащил из сумки футболку с «ДНЯМИ ГОРОДА», потом достал завернутую в ремень-патронташ кобуру. Размотал его, вынул из кобуры револьвер с рукояткой из сандалового дерева. Услышал, как Мариан Карвер благоговейно вдохнула, но сделал вид, будто не заметил. Двое охранников в сшитых по фигуре костюмах приблизились, с широко раскрытыми глазами.

— Вы это видите! — вскричал Мозес Карвер. — Ага, все видите! Потом сможете рассказывать внукам, что видели Экскалибур, меч Артура, потому что это одно и то же!

Роланд протянул отцовский револьвер Мариан. Он знал, что ей нет необходимости брать его в руки для подтверждения того, что перед ней стоит Роланд из Гилеада, она проверила это до того, как разрешила привести его в самое сердце «Тет корпорейшн» (где плохой человек мог причинить огромный вред), и поначалу она действительно не решалась взять револьвер. Потом, однако, совладала с нервами, взяла, и глаза ее удивленно раскрылись, когда она почувствовала его вес. Следя за тем, чтобы не прикоснуться к спусковому крючку, поднесла ствол к глазам, провела пальцем по выгравированному завитку около мушки:

— Вы скажете мне, что он означает, мистер Дискейн? — спросила она.

— Да, если ты будешь называть меня Роландом.

— Если вы просите, я постараюсь.

— Это знак Артура, — он сам провел пальцем по завитку. — Он выбит и на двери его склепа. Знак его старшинства и означает он — БЕЛИЗНА.

Старик протянул трясущиеся руки, молча, но требовательно.

— Он заряжен? — спросила Мариан Роланда, потом добавила, прежде чем стрелок успел ответить. — Разумеется, заряжен.

— Дай ему револьвер, — сказал Роланд.

На лице Мариан читалось сомнение, на лицах охранников его было еще больше, но папа Моуз по-прежнему тянул руки к вдоводелу, и Роланд кивнул. Женщина с неохотой протянула револьвер отцу. Старик взял его, подержал в руках, а потом сделал нечто такое, от чего стрелка бросило и в жар, и в холод. Поцеловал ствол, обхватив его старыми губами.

— И каков он на вкус? — в голосе Роланда слышалось искреннее любопытство.

— У него вкус древности, стрелок, — ответил Мозес Карвер. — Как и у меня, — и он протянул револьвер женщине, рукояткой вперед.

Она вернула оружие Роланду, похоже, радуясь тому, что избавилась от его убийственного веса, и он вновь завернул револьвер в ремень-патронташ.

— Пойдемте, — она приглашающе указала на дверь. — И пусть наше время коротко, мы постараемся, чтобы вы провели его с радостью, насколько позволит твое горе.

— Аминь! — воскликнул старик и хлопнул Роланда по плечу. — Она по-прежнему жива, моя Одетта, которую ты зовешь Сюзанной. Вот так-то. Подумал, что ты порадуешься, узнав об этом, сэр.

Роланд порадовался и благодарно кивнул.

— Пойдемте, Роланд, — повторила Мариан Карвер, Пойдемте. Добро пожаловать в наш дом, который точно так же и ваш дом, и мы знаем, велика вероятность того, что вам никогда больше не удастся здесь побывать.

Кабинет Мариан Карвер занимал северо-западный угол девяносто девятого этажа. Стены в нем были из стекла без единой металлической стойки или средника, так что от открывшегося вида у Роланда перехватило дыхание. Он словно висел высоко над землей, а лежащий под ним город поражал воображение. И однако, он уже видел этот город, потому что узнал висячий мост, а также некоторые высотные здания по эту сторону от него. Должен был узнать мост, потому что они чуть не погибли на нем в другом мире. На этом мосту Джейка похитил Гашер и отвел к Тик-Таку. Перед Роландом лежал город Луд, каким он был в пору своего расцвета.

— Вы называете этот город Нью-Йорк? — спросил он. Называете, да?

— Да, — ответила Нэнси Дипно.

— А этот мост, как вы его называете?

— Мост Джорджа Вашингтона, — ответила Мариан Карвер. — Или просто Эм-дэ-ве, если ты — местный.

Мало того, что он видел перед собой мост, по которому они попали в Луд, так и отец Каллагэн отправился в свои странствия по пешеходному мостику, который перекинули через реку рядом с МДВ. Роланд помнил эту часть истории отца Каллагэна, помнил очень хорошо.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — спросила Нэнси. Он уже собрался ответить отказом, но отметил, как кружится у него голова, и передумал. Что-нибудь он бы и выпил, но лишь для того, чтобы очистить мозги от тумана, раз уж требовалась ясность мыслей.

— Чая, если он у вас есть. Горячего, крепкого чая, с сахаром или медом. Найдется такой у вас?

— Найдется, — Мариан нажала кнопку на столе. Заговорила с кем-то, кого Роланд не видел, и тут же женщина в приемной, та самая, что вроде бы говорила сама с собой, поднялась из-за стола.

Заказав горячие напитки и сэндвичи, Мариан наклонилась вперед и поймала взгляд Роланда.

— Мы хорошо встретились в Нью-Йорке, Роланд, я этому рада, но наше время здесь… не жизненно важное. И, подозреваю, вы знаете, почему.

Стрелок обдумал ее слова, потом кивнул. С некоторой осторожностью, но за долгие годы осторожность в какой-то степени стала частью его натуры. Среди его друзей были такие, скажем, Алан Джонс или Джейми Декарри, кто обладал врожденной осторожностью, но к Роланду это не относилось. Роланд предпочитал сначала стрелять, а уж потом задавать вопросы.

— Нэнси попросила вас прочитать надпись на табличке в Саду Луча, — продолжила Мариан. — Вы…

— Сад Луча, скажите, Бог! — вмешался Карвер. В коридоре, по пути в кабинет дочери, он прихватил трость с подставки, стилизованной под слоновью ногу, и теперь ударил набалдашником по ковру, подчеркивая важность своих слов. Мариан все терпеливо снесла. — Скажите, Бог-бомба!

— Недавняя дружба моего отца с преподобным Харриганом, который читает проповеди на углу под нами, не самое знаменательное событие в моей жизни, ну да ладно. Так вы прочитали надпись на табличке, Роланд?

Он кивнул. Нэнси Дипно использовала какое-то другое слово, знак или сигул, но, как он понимал, речь шла об одном.

Английские буквы переменились в буквы Высокого Слога. Я смог прочитать ее очень хорошо.

— И что так написано?

— «ОТ „ТЕТ КОРПОРЕЙШН“ В ЧЕСТЬ ЭДУАРДА КАНТОРА ДИНА И ДЖОНА „ДЖЕЙКА“ ЧЕЙМБЕРЗА», — он помолчал. — Там еще написано: «Кам-а-кам-мал, Приа-тои, Ган делах», что означает «БЕЛИЗНА ВЫШЕ КРАСНОТЫ, ПО ВЕЛЕНИЮ ГАНА ТАК БУДЕТ ВСЕГДА».

— Для нас это: «ДОБРО ВЫШЕ ЗЛА, ТАКОВА ВОЛЯ БОЖЬЯ».

— Восславим Господа! — воскликнул Мозес Карвер, стукнул тростью. — Пусть поднимется Прим.

В дверь тихонько постучали, в кабинет вошла женщина, которая сидела в приемной, с серебряным подносом в руках. Роланд с интересом смотрел на маленький черный клубенек, который висел перед ее губами на тонкой черной проволоке, которая уходила в волосы женщины. Конечно же, какое-то устройство для разговоров на расстоянии. Нэнси Дипно и Мариан Карвер помогли женщине переставить на стол чашки с дымящимся чаем и кофе, вазочки с сахаром и медом, глиняный кувшинчик со сливками. Появилась на столе и тарелка с сэндвичами. Желудок Роланда заурчал. Он подумал о своих друзьях, лежащих в земле, им больше сэндвичи не есть, об Айрин Тассенбаум, сидящей в маленьком скверике на другой стороне улицы, терпеливо дожидающейся его. Любая из этих мыслей могла полностью отбить у него аппетит, но желудок вновь дал о себе знать неприличным звуком. Некоторые органы человека напрочь лишены совести, эту истину он знал с детства. Взял сэндвич, положил в чай ложку сахара, добавил меда. Дал себе слово как можно быстрее закончить эту встречу и вернуться к Айрин, но пока…

— Пусть он пойдет тебе на пользу, сэр, — Мозес Карвер подул на кофе. — Чтобы не только по усам текло, но и в рот попало! Поехали!

— У нас с отцом дом в Монтоук-Пойнт, — Мариан добавила сливок в свою чашку кофе, — и этот уик-энд мы провели там. В субботу, примерно в четверть шестого, мне позвонил один из здешних охранников. У них контракт с «Хаммаршельд-Плаза эссошиейшн», но «Тет корпорейшн» выплачивает им бонусы, чтобы мы могли узнавать… скажем так, об интересующих нас событиях… как только они происходят. Мы с особым интересом наблюдали за табличкой в вестибюле по мере приближения 19 июня, Роланд. Вас удивит, что приблизительно до без четверти пять пополудни того самого дня, на ней была надпись: «ОТ „ТЕТ КОРПОРЕЙШН“ В ЧЕСТЬ СЕМЬИ ЛУЧА И В ПАМЯТЬ О ГИЛЕАДЕ»?

Роланд маленькими глотками пил чай (горячий, крепкий, хороший), обдумывая ее вопрос, потом покачал головой.

— Нет.

Она наклонилась вперед, глаза сверкнули.

— И почему вы так говорите?

— Потому что все решилось в субботу, между четырьмя и пятью часами дня, а до этого никакой ясности не было. Пусть даже Разрушителей удалось остановить, до спасения Стивена Кинга никакой ясности не было, — он оглядел всех троих. — Вы знаете о Разрушителях?

Мариан кивнула.

— В общих чертах, и нам известно, что Луч, который они пытались уничтожить, теперь в безопасности, и он не настолько сильно поврежден, чтобы не восстановиться, она замялась. — И нам известно о вашей утрате. О двух ваших утратах. Мы очень сожалеем, Роланд.

— Оба мальчика в полной безопасности в руках Иисуса, — вставил старик. — А если и нет, то они на пустоши в конце тропы.

Роланд, которому хотелось в это верить, кивнул и сказал: «Спасибо тебе». Потом повернулся к Мариан.

— Писатель был на волосок от смерти. Он получил травмы, и тяжелые. Джейк погиб, спасая его. Встал между Кингом и вэнмобилем, который бы забрал его жизнь.

— Кинг выживет, — сказала Нэнси. — И вновь начнет писать. Мы знаем об этом из очень надежного источника.

— От кого?

Мариан наклонилась вперед.

— Об этом чуть позже. Главное в том, Роланд, что мы верим, мы просто уверены в том, что Кинг проживет еще не один год, а это означает, что ваша работа по спасению Лучей закончена: Вес'-Ка Ган.

Роланд кивнул. Песнь Черепахи не оборвется.

— Но впереди у нас еще много работы, — продолжила Мариан. — Как минимум на тридцать лет, по нашим расчетам, но…

— Но это наша работа, не ваша, — вставила Нэнси.

— Это вы тоже узнали от «надежного источника»? — спросил Роланд, продолжая пить чай маленькими глотками. Очень горячий, но, тем не менее, он уже выпил половину кружки.

— Да. Ваша цель, победить силы Алого Короля, будет достигнута. Сам Алый Король…

— Это никогда не было его целью, и ты это знаешь! — воскликнул столетний старикан, который сидел рядом с красивой черной женщиной, и вновь стукнул тростью по ковру. — Его цель…

— Папа, достаточно, — твердость, прозвучавшая в голосе, заставила старика замолчать и моргнуть.

— Нет, пусть говорит, — Роланд оторвался от чашки, и все посмотрели на него, удивленные (и немного испуганные) сухостью его голоса. — Пусть говорит, ибо он говорит правильно. Если уж мы должны с этим разобраться, давайте разберемся. Для меня Лучи всегда были лишь средством достижения цели. Если б они разрушились, Башня упала бы. Если бы Башня упала, я бы никогда не смог дойти до нее, не говоря уж о том, чтобы подняться на вершину.

— Вы говорите так, будто Темная Башня заботит вас больше существования вселенной, — в голосе Нэнси Дипно не слышалось вопросительных интонация, а во взгляде читалось удивление и презрение. — Существования всех вселенных.

— Темная Башня и есть существование, — ответил Роланд. — Я за долгие годы я пожертвовал многими друзьями, чтобы достичь ее, включая мальчика, который называл меня отцом. Ради этого я пожертвовал своей душой, леди-сэй, так что обрати свой негодующий взгляд на кого-нибудь еще. Сделай это побыстрее, и для твоей же пользы, прошу тебя.

Говорил он вежливо, но предельно холодно. Нэнси Дипно побледнела, как мел, а чашка в ее руке так затряслась, что Роланду пришлось наклониться к женщине и взять чашку, а не то она пролила бы на себя горячий чай и обожглась.

— Примите меня таким, какой я есть, — продолжил он. — Поймите меня, поскольку говорим мы в последний раз. Сделанного не вернешь, в обоих мирах, хорошего и плохого, на пользу ка и во вред ка. И при этом, за пределами всех миров есть гораздо больше того, о чем вы знаете, гораздо больше того, что вы можете себе представить. Времени у меня в обрез, так что давайте двигаться дальше.

— Хорошо сказано, сэр! — прорычал Мозес Карвер и опять стукнул тростью.

— Если я вас обидела, искренне сожалею об этом, — сказала Нэнси.

На это Роланд не ответил, потому что знал, ни о чем она не сожалеет, просто боится его. Неловкую паузу оборвала Мариан Карвер.

— У нас нет своих Разрушителей, Роланд, но на ранчо в Таосе мы собрали дюжину телепатов и ясновидящих. То, что они делают вместе, иногда непонятно, но всегда больше того, что они могут сделать по отдельности. Вы знакомы с термином «светлый разум»?

Стрелок кивнул.

— Они тоже могут создавать «светлый разум», хотя, я уверена, по мощи и интенсивности он не идет ни в какое сравнение с тем, что создавали Разрушители в Тандерклепе.

— Потому что их там сотни, — пробурчал старик. — И их лучше кормили.

— А также потому, что слуги Короля пытались похитить самых сильных, — добавила Нэнси. — Они всегда, как мы говорим, «снимали сливки». Однако и наши телепаты хорошо послужили нам.

— У кого возникла идея воспользоваться их услугами? — спросил Роланд.

— Тебе это покажется странным, партнер, — ответил Мозес, — но у Кела Тауэра. Пользы от него практически не было… ничего не делал, кроме как коллекционировал свои книги и путался под ногами, жадный, паршивый белый сукин сын, вот кем он был…

Его дочь бросила на отца предостерегающий глаз. Роланду с большим трудом удалось подавить улыбку. Пусть Мозес Карвер и был столетним стариком, но для характеристики Келвина Тауэра ему вполне хватило одной фразы.

— В общем, он прочитал о пользе совместной работы телепатов в научно-фантастических книгах. Ты что-нибудь знаешь о научной фантастике?

Роланд покачал головой.

— Не важно. В основном это чушь собачья, но время от времени хорошие идеи встречаются. Послушай меня, и я расскажу тебе об одной. Ты поймешь, если знаешь, о чем Тауэр и твой друг мистер Дин говорили двадцать два года тому назад, когда мистер Дин пришел и спас Тауэра от этих двух белых громил.

— Папа, прекращай эти негритянские разговорчики, рассердилась Мариан. — Ты стар, но не глуп.

Он посмотрел на нее. Затуманенные старые глаза озорно блеснули. А повернувшись к Роланду, он вновь подмигнул.

— От этих двух белых громил-итальяшек!

— Эдди говорил об этом, да, — кивнул Роланд.

Манера речи Карвера изменился, слова более не налезали друг на друга, просто звенели.

— Тогда тебе известно, что они говорили о книге, которая называлась «Хоган», написанной Бенджамином Слайтоном. Название книги напечатали неправильно, фамилию автора тоже, и из-за таких вот огрехов книга тут же становилась лакомым кусочком для толстого старика.

— Да, — кивнул Роланд. Вместо «Хоган» на книге напечатали «Доган», и слово это оказалось для Роланда и его ка-тета не пустым звуком.

Так вот, после визита твоего друга Кел Тауэр заинтересовался этим писателем и выяснил, что он написал еще четыре книги под псевдонимом Даниэль Холмс. Он был белым, как капюшон ку-клукс-клановца, этот Слайтман, но решил выпустить остальные свои книги под именем отца Детты. И готов спорить, тебя это совершенно не удивляет, не так ли?

— Нет, — ответил Роланд. Типичная комбинация ка, ничего больше.

— И все книги, которые он написал под именем Холмса, были научной фантастикой, о правительственных структурах, которые нанимали телепатов, чтобы те что-то для них выясняли. Вот откуда мы позаимствовали идею, он посмотрел на Роланда и торжествующе бухнул тростью об пол. — Тут есть еще о чем рассказать, много чего, но не думаю, что у тебя есть время. В это все упирается, не так ли? Время. И в этом мире оно течет только в одну сторону, — на его лице отразилась печаль. — Я бы многое отдал, стрелок, чтобы вновь увидеть мою крестную дочь, но полагаю, в картах, предсказывающих будущее, этого нет, так? Если только мы не встретимся на пустоши.

— Думаю, ты говоришь правильно, — ответил ему Роланд, но я расскажу ей о тебе, о том, что пороха в пороховницах у тебя еще много…

— Скажите, Бог, скажите, Бог-бомба! — прервал его старик, и стукнул тростью. — Скажи ей, брат. Именно так и скажи!

— Скажу, — Роланд допил чай, поставил пустую чашку на стол Мариан Карвер и поднялся, приложив руку к правому бедру. Он понимал, что потребуется много времени, чтобы привыкнуть к отсутствию там боли, возможно, больше, чем ему отпущено. — А теперь я должен вас покинуть. Неподалеку есть одно место, куда мне нужно попасть.

— Мы знаем это место, — ответила Мариан. — По прибытии туда вас встретят. Там все под охраной, и если дверь, которую вы ищете, по-прежнему работает, вы через нее пройдете.

Роланд чуть поклонился.

— Спасибо, сэй.

— Но присядьте еще на пару минут, если вас это не затруднит. У нас есть подарки для вас Роланд. Их не хватит, чтобы воздать вам за все, что сделали, независимо от того, ставили вы это своей целью или нет, но вам это, возможно, пригодиться. Во-первых, новости от «светлого разума» наших телепатов из Таоса, Во-вторых… — она задумалась, — …от обычных исследователей, которые работают в этом здании. Они называют себя келвинистами, но речь идет не о религиозном направлении. Возможно, это дань уважения мистеру Тауэру, который умер от сердечного приступа в своем новом магазине девять лет тому назад. А может, это шутка.

— Если так, то плохая, — пробурчал Мозес Карвер.

— И еще два подарка… от нас. От Нэнси и меня и от моего отца и одного из тех, кто ушел от нас. Вы присядете?

Несмотря на то, что Роланду не терпелось уйти, спорить он не стал. Впервые после смерти Джейка в нем проснулось чувство, отличное от печали.

Любопытство.

Прежде всего, новости от наших друзей в Нью-Мексико, — заговорила Мариан, как только Роланд сел. — Она наблюдали за вами, как могли, и хотя все, что происходило на стороне Тандерклепа, было, как минимум, подернуто туманом, они уверены, что Эдди незадолго до смерти что-то сказал Джейку Чеймберзу, возможно, что-то важное. Вроде бы он лежал на земле и перед тем, как он… ну, не знаю…

— Перед тем, как соскользнул в забытье? — предположил Роланд.

— Да, — согласилась Нэнси Дипно. — Мы думаем, да. Вернее, они так думают. Наша команда Разрушителей.

Мариан чуть нахмурилась, показывая тем самым, что она из тех женщин, которые не любят, чтобы их прерывали. Потом вновь сосредоточила все свое внимание на Роланде.

— Видеть происходящее на этой стороне для наших людей легче, и некоторые из них уверены, не могут гарантировать, но уверены, что Джейк передал это послание, прежде чем умер сам, — она помолчал. — Эта женщина, с которой вы путешествуете, миссис Танненбаум…

— Тассенбаум, — поправил ее Роланд. Не думая, потому что мысли его были заняты другим. Заняты полностью.

— Тассенбаум, — согласилась Мариан. — Она, несомненно, передала вам часть того, что сказал ей Джейк, прежде чем уйти, но что-то могла и не передать. Не потому, что решила что-то от вас утаить, просто не поняла важности. Вы сможете перед расставанием еще раз попросить ее повторить все, что сказал Джейк?

— Да, — ответил Роланд и, конечно же, мог попросить, но он не верил, что Джейк передал послание Эдди миссис Тассенбаум. Нет, только не ей. Он вдруг осознал, что практически не думал об Ыше с тех пор, как они оставили в гараже машину Айрин, но Ыш, разумеется, был с ними. И сейчас, должно быть, лежал у ног Айрин, которая сидела на скамье в скверике на другой стороне улицы, лежал на солнце и ждал его.

— Что ж, это хорошо, — кивнула Мариан. — Поехали дальше.

Мариан выдвинула средний ящик стола. Достала конверт с мягкой подложкой и маленькую деревянную шкатулку. Конверт передала Нэнси Дипно. Шкатулку поставила на стол перед собой.

— Теперь я передаю слово Нэнси, — она посмотрела на вторую женщину. — И, прошу тебя, без лишних слов, Нэнси, поскольку на лице этого человека написано, что ему не терпится уйти.

— Скажи ему, — Мозес в какой уж раз стукнул тростью. Нэнси посмотрела на него. Потом на Роланда… или в его сторону. Кровь, должно быть, ударила в голову, лицо покраснело.

— Стивен Кинг, — начала она, откашлялась, повторила вновь знакомые Роланду имя и фамилию. А потом запнулась окончательно, не зная как продолжить. Краски в лице заметно прибавилось.

— Глубоко вдохни и задержи дыхание, — посоветовал Роланд.

Нэнси так и сделала.

— Теперь выдохни. Нэнси выдохнула.

— А теперь говори, что должна, Нэнси, племянница Эрона.

— Стивен Кинг написал около сорока книг, — заговорила она, по-прежнему с пунцовыми щеками (Роланд предположил, что скоро узнает, в чем причина), но более спокойным голосом. — И в удивительно большом их количестве, даже в самых ранних, так или иначе затронута Темная Башня. Словно он всегда думал о ней, с самого начала.

— Сказанное тобой — правда, и я это знаю, — Роланд сложил руки на груди. — Я говорю, спасибо тебе.

Эти слова еще больше успокоили Нэнси.

— Теперь о келвинистах. Это трое мужчин и две женщины, которые с педантичностью, свойственной ученым, с восьми утра и до четырех пополудни занимаются только одним: читают книги Стивена Кинга.

— Не просто читают, — вставила Мариан. — Делают перекрестные ссылки по местам действия, персонажам, сюжетам, не говоря уже о названиях популярных продуктов.

— Часть их работы — поиск упоминаний людей, которые жили и умерли здесь, в Ключевом мире, — продолжила Нэнси. — Настоящих людей в других мирах. И, разумеется, упоминаний Темной Башни, — она протянула Роланду конверт с мягкой подложкой, Роланд взял его, и по выпирающим углам почувствовал, что внутри может быть только книга. — Если Кинг и написал ключевую книгу, Роланд, вне цикла «Темная Башня», мы думаем, это она.

Клапан конверта удерживался кнопкой. Роланд вопросительно посмотрел на Мариан и Нэнси. Обе кивнули. Он отщелкнул кнопку, откинул клапан, достал на удивление толстый том в красно-белой суперобложке. Без всякой картинки, только имя и фамилия, Стивен Кинг, и еще одно слово.

«Красное — Король, Белое — Артур Эльдский, — подумал он. — Белизна выше Красноты, по велению Гана так будет всегда».

А может, совпадение, ничего больше.

— Что это за слово? — Роланд постучал пальцем по названию.

— «Бессонница», — ответила Нэнси. — Оно означает…

— Я знаю, что оно означает, — прервал ее Роланд. — Почему вы даете мне эту книгу?

— Потому что эта история завязана на Темной Башне, ответила Нэнси, — и потому что в ней ей персонаж, которого зовут Эд Дипно. Он, кстати, в этой книге выведен злодеем.

«Выведен злодеем, — подумал Роланд. — Не удивительно, что она так покраснела».

Среди ваших родственников есть человек с таким именем? — спросил он ее.

— Был. В Бангоре, в своих книгах Кинг называет этот город Дерри, как и в «Бессоннице». Настоящий Эд Дипно умер в 1947 году, том самом, когда родился Кинг. Он был бухгалтером, безобидным, как молоко и пирожные. В «Бессоннице» Дипно — сумасшедший, который попадает под власть Алого Короля. Он пытается превратить самолет в бомбу и врезаться на нем в здание, убив тысячи людей.

— Помолимся, чтобы такого никогда не случилось, — старик мрачно оглядел небоскребы Нью-Йорка. — Видит Бог, может случиться.

— В этой истории план проваливается, — продолжила Нэнси. — Хотя некоторые люди гибнут, главному герою книги, старику, которого зовут Ральф Робертс, удается предотвратить самое худшее.

Роланд пристально смотрел на внучатую племянницу Эрона Дипно.

— Алый Король упомянут в книге? Под настоящим именем?

— Да, — кивнула Нэнси. — Эд Дипно из Бангора, настоящий Эд Дипно, был дальним родственником моего отца. Келвинисты могут показать вам наше семейное древо, если вы захотите, но, действительно, это очень дальняя родня, что моя, что дядя Эрона. Мы думаем, Кинг, возможно, использовал нашу фамилию, чтобы привлечь к книге ваше внимание… или наше… даже не отдавая себе отчет, что делает.

— Послание из глубокого разума, — задумчиво сказал стрелок.

Нэнси просияла.

— Послание его подсознания, да! Да, именно так мы и думаем!

Но Роланд думал о другом. Стрелок вспомнил, как он загипнотизировал Кинга в 1977 году; как велел ему слушать Вес'-Ка Ган, Песнь Черепахи. Мог глубокий разум, часть сознания Кинга, которая не переставала пытаться выполнить полученный под гипнозом приказ, вставить часть Песни Черепахи в эту книгу? Которую слуги Короля могли пропустить, потому что она не входила в цикл «Темная Башня»? Роланд полагал, что такое возможно, а потому фамилия Дипно могла быть знаковой. Но…

— Я не могу прочитать книгу. Слово здесь, слово там, но не больше.

— Ты — нет, зато может моя девочка, — ответил ему Мозес Карвер. — Моя девочка Одетта, которую ты зовешь Сюзанной.

Роланд медленно кивнул. И хотя уже начал сомневаться, что книга эта может принести ему пользу, перед его мысленным взором возникла яркая «картинка»: они оба сидят у костра (большого костра, потому что ночь выдалась холодная), а Ыш лежит между ними. В скалах, что высятся у них за спиной, завывает холодный зимний ветер, но им на это глубоко наплевать: желудок набит, телу тепло, потому что на них одежда, сшитая из шкур животных, которых они сами и убили, а еще у них есть книга, которая позволит скоротать долгий вечер. История Стивена Кинга о бессоннице.

— Она сможет почитать тебе ее на привалах. Когда вы будете идти по своей последней тропе, скажи, Господи!

«Да, — подумал Роланд. — Одна последняя история, которую надо услышать, одна последняя тропа, по которой надо пройти. Тропа, что ведет к Кан'-Ка Ноу Рей и к Темной Башне. Или просто приятно думать, что ведет».

— В этой истории Алый Король использует Эда Дипно, чтобы убить одного особенного мальчика, Патрика Дэнвилла. Перед нападением, когда Патрик и его мать ждут выступления одной женщины, мальчик рисует картину, изображающую вас, Роланд, и Алого Короля, вероятно, запертого в камере на вершине Темной Башни.

Роланд вздрогнул.

— На вершине? Запертого на вершине?

— Не волнуйтесь, — подала голос Мариан. — Не волнуйтесь, Роланд. Келвинисты анализируют произведения Кинга многие годы, каждое слово и каждую ссылку, и все, что им удается найти, прямым ходом отправляется в группу «светлого разума» в Нью-Мексико. Хотя члены двух этих команд никогда не видели другу друга, можно утверждать, что они работают вместе.

— Но это не значит, что они во всем соглашаются друг с другом, — вставила Нэнси.

— Конечно, не соглашаются! — по тону Мариан чувствовалось, что ей неоднократно приходилось выступать в этих стычках в роли арбитра. — Но в одном они полностью согласны: ссылки Кинга на Темную Башню замаскированы, а, случается, ничего не значат. Роланд кивнул.

Эти ссылки появляются, потому что его глубокий разум всегда думает о Темной Башне, но иногда он начинает нести галиматью.

— Да, — согласилась Нэнси.

— Но, очевидно, вы не думаете, что вся книга — ложный след, иначе не давали бы ее мне.

— Мы действительно так не думаем, — кивнула Нэнси. — Но написанное в книге не гарантирует, что Алый Король действительно заперт в камере на вершине Темной Башни. Хотя, полагаю, такое возможно.

Роланд подумал о собственной версии: Алый Король заперт, только не в самой Башне, а вне ее, на каком-то подобии балкона. Интуитивная догадка или ему просто хотелось в это верить?

— В любом случае, мы думаем, что вам следует поискать этого Патрика Дэнвилла, — сказала Мариан. Обе группы согласны в том, что это реальная личность, но в нашем мире его следов мы найти не можем. Возможно, вы встретите его в Тандерклепе.

— Или еще дальше, — вставил Мозес. Мариан кивнула.

Согласно истории, которую Кинг рассказывает в «Бессоннице», вы все узнаете сами, Патрик Дэнвилл умирает молодым. Но, возможно, это не так. Вы понимаете?

— Не уверен.

Когда вы найдете Патрика Дэнвилла… или когда он найдет вас… возможно, он еще будет ребенком, как в книге, — пояснила Нэнси, — или стариком, как дядя Моуз.

Ему не повезет, если будет так! — и старик рассмеялся.

Роланд поднял книгу, посмотрел на красно-белую суперобложку, провел пальцам по буквам, складывающимся в слово, которое он не мог прочитать.

— Вы уверены, что это всего лишь история?

С весны 1970 года, когда он напечатал фразу: «Человек в черном уходил в пустыню и стрелок последовал его», — сказала Мариан, — редко что из написанного Кингом можно назвать «всего лишь историей». Он сам, возможно, в это не верит. Мы — верим.

«Но долгие годы борьбы с Алым Королем могли привести к тому, что теперь вы, если угодно, шарахаетесь от тени», — подумал Роланд.

— Если не истории, то что? — Ответил ему Мозес Карвер.

— Мы думаем, возможно, послания в бутылках, — в его голосе Роланду послышались интонации Сюзанны, и ему вдруг захотелось увидеть ее, узнать, что с ней все в порядке. И желание это было таким сильным, что оно оставило горький привкус на языке.

— …великое море.

— Прости, пожалуйста, — извинился перед стариком Роланд. — Я отвлекся.

— Я сказал, мы верим, что Стивен Кинг бросает эти бутылки в великое море. То самое, которые мы называем Примом. В надежде, что они достигнут тебя, вместе с посланиями, которые помогут тебе и моей Одетте добраться до вашей цели.

А теперь мы можем перейти к нашим последним подаркам, — заговорила Мариан. — Нашим настоящим подаркам, Прежде всего… — она протянула Роланду шкатулку.

Крышка откидывалась на петле. Роланд уже взялся за крышку левой рукой, чтобы откинуть ее, но замер и вскинул глаза на своих собеседников. Они смотрели на него с надеждой и скрытым любопытством, и от выражения их лиц ему стало как-то не по себе. Невероятная (и на удивление убеждающая) мысль сверкнула в голове: перед ним сидят истинные агенты Алого Короля, и когда он откинет крышку, последним, что увидят его глаза, станет снитч, временной механизм которого отсчитывает последнее мгновение до взрыва. А последними звуками, которые услышат его уши, будет истерический смех этой троицы и крики «Хайл Алый Король!» Все, конечно, могло быть, но, с другой стороны, он должен был хоть кому-то доверять, потому что альтернативой было безумие.

«Если ка чего-то хочет, пусть так и будет», — подумал Роланд и открыл шкатулку.

Внутри, на темно-синем бархате (они могли знать, а могли и не знать, что это цвет королевского двора Гилеада) лежали часы на цепочке. С выгравированными на золотой крышке розой, ключом, а между ними и чуть повыше — башней с крошечными окошками, которые располагались по поднимающейся спирали.

К своему изумлению Роланд обнаружил, что его глаза опять наполнились слезами. Посмотрев на своих собеседников, двух молодых женщин и одного старика, мозговой центр и силовой привод «Тет корпорейшн», он сначала увидел шестерых. Моргнул, чтобы убрать двойников.

— Открой крышку и загляни под нее, — предложил Мозес Карвер. — И тебе нет нужды прятать слезы в этой компании, ты, сын Стивена. Мы — не машины, которыми другие заменят нас, если все сложится, как они того хотят.

Роланд видел, что старик говорит правильно, потому что слезы катились и по его черным, морщинистым щекам. Плакала и Нэнси Дипно. Мариан Карвер, несомненно, гордилась тем, что держала себя в руках, но и ее глаза подозрительно заблестели.

Он нажал на торчащий из корпуса стерженек, и крышка отскочила. Под ним фигурные стрелки показывали час и минуту, с идеальной точностью, Роланд в этом не сомневался. Ниже, в своем маленьком круге, бежала еще одна стрелка, отсчитывая секунды. На обороте крышки выгравировали:

«В руки РОЛАНДА ДИСКЕЙНА

из рук

МОЗЕСА АЙЗЕКА КАРВЕРА МАРИАН ОДЕТТЫ КАРВЕР НЭНСИ РЕБЕККИ ДИПНО

с благодарностью Белизна выше Красноты, такова воля Божья»

— Спасибо, сэи, — осипший голос Роланда еще и дрожал.

— Я благодарю вас, и так же поблагодарили бы вас мои друзья, если б были здесь. Чтобы говорить от себя.

Мозес Карвер улыбался.

— В нашем мире, Роланд, такой подарок, как золотые часы, несет в себе особый смысл.

— Какой же? — спросил Роланд. Он поднес часы, само собой, таких красивых он никогда не видел, не то, чтобы держал в руках, к уху, прислушался к негромкому и точному тиканью.

— Золотые часы, преподнесенные в подарок, означают, что человек закончил работу и теперь может отправляться на рыбалку или играть с внуками, — ответила Нэнси Дипно.

— Но мы подарили вам эти часы по другой причине. Чтобы они отсчитывали время, приближающее вас к вашей цели, и подсказали вам, что она близка.

— И как они смогут это сделать?

— В нашей команде «светлого разума» в Нью-Мексико есть один особенный парень, — пояснила Мариан. — Его зовут Фред Таун. Он многое видит и редко ошибается, если вообще ошибается. Эти часы — «Патек Филип». Роланд. Они стоят девятнадцать тысяч долларов, и фирма-производитель гарантирует полное возмещение заплаченной суммы, если они будут спешить или отставать. Заводить часы не нужно, они — электронные, с питанием от батарейки, которая будет работать сто лет. Батарейка эта, будьте уверены, изготовлена не «Северным центром позитроники» и не одной из дочерних компаний. Но Фред убежден, когда вы окажетесь в непосредственной близости от Темной Башни, часы, тем не менее, остановятся.

— Или пойдут в обратную сторону, — добавила Нэнси. — Следите за ними.

— Я уверен, ты будешь следить, не так ли? — спросил Мозес Карвер.

— Да, — Роланд положил часы в один карман (после еще одного долгого взгляда на золотую крышку с выгравированными на ней розой, ключом и башней), а шкатулку в другой. — Я буду следить за ними очень хорошо.

— Вы должны следить за кое-чем еще, — предупредила Мариан. — За Мордредом.

Роланд ждал продолжения.

— У нас есть основания верить, что он убил человека, которого вы зовете Уолтером, — она помолчала. — И я вижу, вас это не удивляет. Могу я спросить почему?

— Уолтер наконец-то исчез из моих снов, как исчезла боль из правого бедра и головы, — ответил Роланд. Последний раз он появился в них в Калье Брин Стерджис, в ночь лучетрясения, — он не стал рассказывать, какими ужасными были эти сны, в которых он брел, потерянный и одинокий, по сырому коридору замка, где паутина постоянно липла на лицо; торопливый перестук чего-то приближающегося доносился из темноты сзади (а может, сверху), и перед тем, как проснуться, он увидел блеск красных глаз, услышал шепот нечеловеческого голоса: «Отец».

Они мрачно смотрели на него. Наконец, Мариан нарушила затянувшуюся паузу.

— Остерегайтесь его, Роланд. Фред Таун, которого я упоминала, говорит: «Мордред голоден». В прямом смысле. Фред — парень смелый, но он боится вашего… вашего врага.

«Моего сына, почему ты не можешь так и сказать?» — подумал Роланд, но решил, что знает и так. Она щадила его чувства.

Мозес Карвер встал, прислонил трость к столу дочери.

— У меня есть для тебя кое-что еще, да только это твое. Ты должен это носить, и положить там, куда лежит твой путь.

Роланд не понимал, о чем речь, пришел в еще большее замешательство, когда старик начал медленно расстегивать пуговицы рубашки. Мариан потянулась к нему, чтобы помочь, но он отстранил ее взмахом руки. Под рубашкой оказалась майка с воротом под горло, на родине стрелка такие называли слинкам. Очертания предмета, который выпирал из-под майки, стрелок узнал сразу, и сердце, похоже, на мгновение замерло. Он словно перенесся в дом у озера, дом Бекхардта, где рядом с ним за столом сидел Эдди, и услышал собственные слова: «Надень крест тетушки на шею, и когда вы встретитесь с Карвером, покажи ему крест. Возможно, тебе потребуется пройти долгий путь, чтобы убедить его в своей правоте. Но первым…»

Крест висел теперь на золотой цепочке. За нее Мозес Карвер вытащил его из-под слинкама, посмотрел на него, потом на Роланда, чуть улыбаясь, снова перевел взгляд на крест. Дунул на него. И тут же раздался едва слышный (но волосы на руках Роланда все равно встали дыбом) голос Сюзанны: «Мы похоронили Пимси под яблоней…»

Голос смолк. На какие-то мгновения воцарилась тишина, и Карвер, теперь уже хмурясь, набрал полную грудь воздуха, чтобы снова дунуть на крест. Но нужда в этом отпала, потому что голос Джона Каллема зазвучал и так, не из креста, вроде бы, из воздуха над ним.

— Мы сделали все, что могли, партнер, — па-а-артнер, — и я надеюсь, работа наша принесла плоды. Я всегда знал, что крест мне дали только на время, поносить, и вот он, возвращается к тому, у кого ему положено быть. Ты знаешь, где он закончит свой путь, я… — голос начал стихать на словах «вот он», а тут стал неслышным даже для острого слуха Роланда. И однако, он услышал достаточно. Взял крест тетушки Талиты, который обещал положить к подножию Темной Башни, и надел себе на шею. Крест вернулся к нему, так чего не надеть? Разве ка не колесо?

— Я благодарю тебя, сэй Карвер. От себя, от моего катета, каким от был, от женщины, которая дала его мне.

— Не нужно благодарить меня, — покачал головой Мозес Карвер. — Благодари Джонни Каллема. Он дал его мне на смертном одре. Этот парень был крепче кремня.

— Я… — начал Роланд, но продолжить не смог. Эмоции переполняли сердце. — Я благодарю вас всех, — наконец, сказал он. Наклонил голову, приложил ладонь правой руки ко лбу, закрыл глаза.

Когда открыл, Мозес Карвер протягивал к нему высохшие старческие руки.

— Теперь нам пора идти нашим путем, а тебе — своим. Обними меня, Роланд, поцелуй меня в щеку на прощание, если хочешь, и подумай при этом о моей девочке, ибо и ей я говорю, прощай.

Роланд сделал все, как его просили, и в другом мире Сюзанна, которая дремала в поезде, направляющемся в Федик, поднесла руку к щеке: ей показалось, что папа Моуз пришел к ней, обнял, попрощался, пожелал удачи и доброго пути.

Выйдя из кабины лифта в вестибюле, Роланд не удивился, увидев женщину в серо-зеленом пуловере и слаксах цвета мха, стоящую перед садиком. Зверек, не совсем собака, сидел у ее левой ноги. Рядом еще несколько человек наслаждались общением с розой. Роланд пересек вестибюль, коснулся локтя женщины. Айрин Тассенбаум повернулась к нему, с широко раскрытыми от удивления глазами.

— Ты слышишь? — спросила она. — Такое же пение мы слышали и в Лоувелле, только здесь оно в сто раз более сладкоголосое.

— Слышу, — Роланд наклонился и поднял Ыша. Посмотрел в блестящие, с золотыми ободками, глаза ушастика-путаника, под непрекращающееся пение голосов. — Друг Джейка, какое послание он оставил тебе?

Ыш старался, как мог, и послание, оставленное ему, прозвучало, как: «Данди-о».

Роланд прижался лбом ко лбу Ыша и закрыл глаза. Почувствовал теплое дыхание ушастика-путаника. Ощутил идущий от подшерстка запах сена, в которое не так уж и давно по очереди прыгали Джейк и Бенни Слайтман. А в его голове, смешавшись с поющими голосами, в последний раз зазвучал голос Джейка Чеймберза:

«Передай ему, Эдди говорит: „Остерегайся Дандело“. Не забудь!»

И Ыш не забыл.

Когда они вышли из здания «Хаммаршельд-Плаза-2» и уже спускались по ступеням, их почтительно окликнули: «Сэр? Мадам?»

К ним обращался мужчина в черном костюме и мягкой черной фуражке. Он стоял рядом с самым длинным, самым черным автомобилем, который только доводилось видеть Роланду. От одного взгляда на этот автомобиль стрелку стало не по себе.

— Кто прислал нам похоронную повозку? — спросил он.

Айрин Тассенбаум улыбнулась. Роза освежила ее, прибавила сил, вдохновила, но она все-таки ощущала усталость. И ей не терпелось связаться с Дэвидом, который наверняка переволновался из-за нее.

— Это не катафалк, — ответила она. — Лимузин. Автомобиль для особенных людей… или для людей, которые думают, что они особенные, — она посмотрела на водителя. — Пока мы будем ехать, вы сможете попросить кого-нибудь в вашем офисе получить для меня кое-какую информацию о самолетных рейсах?

— Разумеется, мадам. Позвольте узнать, самолетом какой авиакомпании вы хотите лететь и в какой город?

— Мне нужно попасть в Портленд, штат Мэн. А авиакомпания, которая меня интересует, «Раббербенд эйрлайнс», если у них есть рейс во второй половине дня.

Окна лимузина тонировали, в салоне стоял полумрак, подсвеченный цветными фонариками. Ыш запрыгнул на одно из сидений и с интересом смотрел на проплывающий мимо город. Роланд несколько удивился, увидев у одной из стен пассажирского салона внушительных размеров бар, уставленный бутылками. Подумал, а не выпить ли пива, но решил, что даже такого легкого напитка хватит, чтобы притупить остроту чувств. Айрин по этому поводу нисколько не тревожилась. Из маленькой бутылочки налили себе вроде бы виски, повернулась к нему, подняла стакан.

— Пусть твоя дорога всегда идет вверх, а ветер дует в спину, мой отважный друг.

Роланд кивнул.

— Хороший тост. Спасибо, сэй.

— Эти три дня были самыми удивительными в моей жизни. Я хочу сказать тебе, спасибо, сэй. За то, что выбрал меня, — «А также за то, что трахнул», — подумала она, но вслух не сказала. Она и Дэйв иногда еще наслаждались гимнастикой под одеялом, но эти забавы не шли ни в какое сравнение с прошлой ночью. А если бы Роланда еще и не отвлекали всякие и разные мысли? Скорее всего, она бы просто взорвалась от наслаждения, как петарда «Черный кот».

Роланд кивнул, глядя, как улицы города, того же Луда, только еще молодого и полного жизненных сил, проплывают мимо.

— А как же твой автомобиль? — спросил он.

— Если он нам понадобится до того, как мы вернемся в Нью-Йорк, кто-нибудь перегонит его в Мэн. А может, мы обойдемся «Бимером» Дэвида. Это одно из преимуществ богатства… почему ты на меня так странно смотришь?

— У тебя есть картомобиль, который называется «Бимер» note 103?

— Это сленг, — ответила она. — На самом деле, у него «БМВ». Сокращение от названия компании «Бавариан мотор воркс».

— Ага, — стрелок попытался сделать вид, что все понял.

— Роланд, можно тебя спросить?

Он вертанул рукой, предлагая ей продолжить.

— Когда мы спасли писателя, мы при этом спасли и мир? Мы спасли, уж не знаю как, спасли?

— Да.

— Как же так вышло, что от писателя, и не такого уж хорошего, я могу так говорить, потому что прочитала четыре или пять его книг, зависела судьба всего мира? Или всей вселенной?

— Если он нехорош, почему ты не остановилась на первой?

Миссис Тассенбаум улыбнулась.

Он слышит правильные голоса и поет правильные песни. Другими словами — ка.

Теперь уж Айрин Тассенбаум пришлось делать вид, что она поняла.

Лимузин остановился перед зданием с зеленым навесом вдоль фасада. У двери стоял еще один мужчина в хорошо сшитом костюме. Ступени, ведущие к двери, ограждала от тротуара широкая желтая лента. Напечатанные на ней слова Роланд прочитать не смог.

— Тут написано: «МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ, ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», — прочитала их миссис Тассенбаум. — Похоже, лента висит довольно-таки давно. Я думала, ее убирают, как только они прекращают щелкать фотоаппаратами и махать своими маленькими кисточками. У тебя влиятельные друзья.

Роланд знал, что лента висит давно, порядка трех недель. Она появилась в тот день, когда Джейк и отец Каллагэн вошли в «Дикси-Пиг», в полной уверенности, что там их ждет верная смерть. Стрелок заметил, что на донышке стакана Айрин осталась желтовато-коричневая жидкость, взял у нее стакан выпил, поморщившись от вкуса, но довольный теплом, которое разлилось по желудку.

— Лучше? — спросила она.

— Да, благодарю, — он поправил сумку с орисами на плече и вылез из лимузина. Ыш последовал за ним. Айрин задержалась, чтобы переговорить с водителем, который, похоже, успел решить все вопросы, связанные с ее возвращением в штат Мэн. Роланд поднырнул под ленту, потом остановился, вслушиваясь в шум города в этот прекрасный июньский день. Город этот радовался жизни с юношеской веселостью. Роланд нисколько не сомневался, что больше не увидит ни одного большого города. И полагал, что оно, возможно, и к лучшему. У него мелькнула мысль, что все другие покажутся ему бледными копиями Нью-Йорка.

Охранник (он определенно работал в «Тет корпорейшн», а не служил в городской полиции) спустился по ступенькам на тротуар.

— Если вы хотите войти сюда, сэр, то должны кое-что мне показать.

Роланд вновь достал из сумки ремень-патронташ, вновь развернул револьвер отца. На этот не собирался отдавать его в чужие руки, да и охранник об этом не попросил. Лишь внимательно присмотрелся к гравировке на стволе, особенно к завитку около мушки. Потом уважительно кивнул и отступил на шаг.

— Сейчас я отопру дверь. Переступив порог, вы будете предоставлены самому себе. Вы это понимаете, не так ли?

Роланд, который и так большую часть жизни мог надеяться только на себя, кивнул.

Айрин взяла его за локоть, когда он уже собрался подниматься по ступеням, развернула к себе, обняла за шею. Вместе с одеждой для Роланда и себя, она купила и туфли на низком каблуке, так что потребовалось только чуть приподнять голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Береги себя, ковбой, — она коротко поцеловала его в губы, по-дружески, потом присела, чтобы погладить Ыша. — И береги этого маленького ковбоя.

— Сделаю все, что смогу, — ответил Роланд. — Не забудешь, что ты обещала?

— Посадить розу на могиле Джейка, — кивнула она. — Не забуду.

— Спасибо тебе, — он задержался на ней взглядом, советуясь с внутренним голосом, интуитивным мышлением, и принял решение. Из сумки с орисами достал конверт, в котором лежала толстая книга… которую Сюзанна так и не сможет почитать ему на тропе. Отдал Айрин. Она, хмурясь, уставилась на конверт.

— Что в нем? Похоже, книга.

— Да. Стивена Кинга. Называется «Бессонница». Ты ее читала?

Айрин чуть усмехнулась.

— Нет, не читала. А ты?

— Нет. И не буду. Она для меня слишком хитрая.

— Я тебя не понимаю.

— Она кажется… тонкой, — он думал о каньоне Молнии, в Меджисе, где утончалась перегородка между реальностями.

Айрин покачала конверт в руке.

— А по мне, она очень даже толстая. Точно книга Стивена Кинга. Он продает дюймами, а Америка покупает фунтами.

Роланд только покачал головой.

— Неважно. Я пытаюсь съязвить, потому что не умею прощаться, никогда не умела. Ты хочешь, чтобы книга осталась у меня, так?

— Да.

— Хорошо. Может, когда Большой Стив выпишется из больницы, я попрошу поставить на ней автограф. Судя по тому, как все вышло, я имею право на автограф.

— Или на поцелуй, — и сам поцеловал Айрин. Ему сразу полегчало, едва он отдал книгу. Он почувствовал себя более свободным. В большей безопасности. Обнял Айрин и крепко прижал к груди. Айрин Тассенбаум ответила ему тем же.

А потом Роланд отпустил ее, коснулся кулаком лба, повернулся к двери «Дикси-Пиг». Поднялся по ступенькам, открыл ее и вошел, не оглянувшись. Он давно уже понял, что легче всего уходить, не оглядываясь.

Хромированный стенд, который находился снаружи в тот вечер, когда сюда пришли Джейк и отец Каллагэн, занесли в вестибюль. Роланд натолкнулся на него, но отреагировал, как всегда, быстро, подхватил до того, как он грохнулся об пол. Из всех слов, написанных на закрепленном на стенде листе бумаги, стрелок смог прочитать только одно: «ЗАКРЫТО». Оранжевые электрические фонари, которые освещали обеденный зал, выключили, так что горели только питаемые от аккумуляторов лампочки аварийной сети, наполняя тусклым светом помещение, расположенное за холлом, и бар. По левую руку стрелок увидел арку, за которой находился еще один обеденный зал. Там аварийного освещения не было. Эта часть «Дикси-Пиг» темнотой соперничала с глубокой пещерой. Свет из основного обеденного зала заползал в маленький где-то на четыре фута, выхватывал из темноты только край длинного стола, и ничего больше. Гобелен, о котором рассказывал Джейк, исчез. Возможно, его, как вещественную улику, отвезли в ближайший полицейский участок, а может, он уже пополнил коллекцию какого-нибудь собирателя всяких странностей. Роланд уловил запах сгоревшего мяса, слабый и неприятный.

В большом обеденном зале несколько столов лежали на боку или вверх ножками. Роланд увидел пятна на красном ковре, несколько темных, наверняка от крови, а одно — желтоватое… от чего-то другого.

«Отб'ось его! Это же жалкая поб'якушка овечьего Бога, отб'ось ее, если посмеешь!»

И голос отца Каллагэна, зазвучавший в ушах Роланда, без малейших признаков страха: «Мне нет нужды испытывать свою веру, встречаясь с такой тварью, как ты, сэй».

Отец Каллагэн. Еще один из тех, кого он оставил позади.

Роланд подумал о резной черепашке, спрятанной в материи мешка, который они нашли на пустыре, но не стал тратить время на ее поиски. Если бы она была здесь, решил стрелок, он бы услышал ее голос, она бы позвала его из тишины. Нет, тот, кто прибрал к рукам гобелен с вампирами-рыцарями, скорее всего, взял и «Scoldpadda», не зная, что это такое, понимая лишь, что вещица эта странная, восхитительная и из другого мира. Плохо. Черепашка могла пригодиться.

Стрелок двинулся дальше, лавируя между столов. Ыш не отставал ни на шаг.

Роланд пробыл на кухне достаточно долго, чтобы поразмыслить над тем, какое впечатление произвела она на полицейских Нью-Йорка. Он мог поспорить, что второй такой они не видели, во всяком случае, в этом городе чистых машин и ярких электрических огней. А это была кухня, на которой Хакс, повар, которого он запомнил с юности (и под мертвыми ногами которого он и его лучший друг кормили крошками хлеба голубей), чувствовал бы себя, как дома. Кухня бездействовала уже несколько недель, но запах мяса, которое здесь жарили, сильный и мерзкий, никуда не делся. И здесь Роланд видел свидетельства борьбы: котел в потеках чего-то засохшего, лежащий на зеленых плитках пола, кровь выгоревшая на одной из плит. Он без труда представил себе Джека прокладывающего путь через кухню. Но без паники. Нет, никакой паники мальчик не испытывал. Он даже задержался, чтобы узнать у посудомойщика, в каком направлении ему идти.

«Как тебя зовут?»

«Джохабим, это я, сын Хоссы».

Джейк рассказал им эту часть истории, но сейчас в Роландом говорила не память. Он слышал голоса мертвых. Он слышал их и раньше, а потому узнал.

Ыш взял инициативу на себя, как и в прошлый раз, когда побывал здесь. Он чуял запах Эйка, слабый и наводящий печаль. Эйк ушел вперед, но не очень далеко; он был хорошим, Эйк был хорошим, Эйк подождет, и когда придет время, когда работал, которую поручил ему Эйк, будет сделана… Ыш догонит его и, как и прежде пойдет рядом. Обаяние у него острое, и он найдет более свежий запах, чем этот, когда придет время. Эйк спас его от смерти, но это значения не имело. Эйк спас его от одиночества и стыда, после того, как Ыша изгнали из тета ему подобных, а вот это дорогого стоило.

Пока же у него была работа, которую следовало закончить. Он повел мужчину Олана в кладовую. Потайную дверь, замаскированную под полки с продуктами, успели закрыть, но мужчина Олан терпеливо ощупывал полки с банками и ящиками, пока не нашел способа ее открыть. А за дверью вниз уходила все та же лестница, освещенная тусклыми лампочками под потолком, пахло сыростью и плесенью. Он чувствовал крыс, шебуршащихся в стенах, крыс и прочих тварей, в том числе и жуков, которых он убивал в прошлый раз, когда приходил сюда с Эйком. Убивать жуков ему понравилось, он убил бы еще, если б они вылезли из своих нор. Ышу хотелось, чтобы жуки вылезли и напали на него, но, конечно же, не увидел ни одного. Жуки боялись, и имели право бояться, потому что ушастики-путаники враждовали с ними испокон века.

Он начал спускаться по лестнице и мужчина Олан последовал за ним.

Они миновали заброшенный киоск с пожелтевшими надписями: «ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ДЛЯ ПОКУПКИ НЬЮ-ЙОРКСКИХ СУВЕНИРОВ» и «ПОСЕТИТЕ 11 СЕНТЯБРЯ 2001 ГОДА!», а пятнадцатью минутами позже, Роланд сверялся со своими новыми часами, подошли к тому месту, где пыльный пол коридора усеивали осколки стекла. Ролан поднял Ыша, чтобы тот не порезал подушечки лап. Большие отверстия в стенах по обеих сторонам коридора раньше закрывали стеклянные люки, от которых теперь практически ничего не осталось. Заглянув внутрь, Роланд увидел какие-то сложные машины. Здесь они чуть не настигли Джейка, остановив его продвижение какой-то ловушкой разума, но опять Джейк показал себя достаточно умным и храбрым, чтобы преодолеть и это препятствие. «Он пережил все, кроме человека, слишком глупого и слишком безответственного, не способного справиться даже с таким простым делам, как удержать свою повозку на проезжей части, — с горечью подумал Роланд. — И человека, который привел его туда… этого человека тоже». Потом Ыш гавкнул на него, и Роланд понял, что, злясь на Брайана Смита (и на себя), слишком сильно сжал бедного маленького зверька.

— Извини, Ыш, — и он опустил ушастика-путаника на пол.

Ыш засеменил дальше, ничего не ответив, и скоро Роланд подошел к телам бандитов, которые преследовали его мальчика после того, как тому удалось ускользнуть из «Дикси-Пиг». Здесь же, на пыли, которая покрывала пол этого древнего коридора, виднелись следы, которые по прибытии оставили он и Эдди. Вновь он услышал голос-призрак, на этот раз человека, который возглавлял преследователей Джейка.

«Я знаю твое имя по твоему лицу, а твое лицо — по твоему рту. Он такой же, как и рот твоей матери, которая отсасывала у Джона Фарсона…»

Роланд перевернул тело мыском сапога (чела, по фамилии Флагерти, в голову которого его отец вселил страх перед драконами, если стрелка это интересовало… но, ему, конечно, было наплевать) и посмотрел на мертвое лицо, которое уже начало разлагаться. Рядом с ним лежал тахин с головой горностая в летнем меху, последними словами которого стали: «Так будь ты проклят тогда, чари-ка». А за грудой тел находилась дверь, через которую он собирался навсегда покинуть Ключевой мир.

При условии, что она работала.

Ыш добрался до двери первым, сел рядом, посмотрел на Роланда. Ушастик-путаник тяжело дышал, привычная зубастая улыбка исчезла. Роланд подошел к двери, прижался ладонями к «дереву призраков». Почувствовал идущие изнутри вибрации. Дверь пока что работала, но в любой момент могла выйти из строя.

Стрелок закрыл глаза и подумал о матери, наклонившейся над ним, лежащим в маленькой кровати (как скоро после того, как его вытащили из колыбели, он не знал, но полагал, что прошло не так уж много времени). Свет, попадавший в детскую через цветные стекла, окрашивал разноцветьем лицо Габриэль Дискейн, которой предстояло умереть от тех самых рук, которые сейчас легонько и с любовью поглаживали ее руки. Дочь Кандора Высокого, жена Стивена, мать Роланда пела ему колыбельную, чтобы мальчик заснул и увидел те земли, куда нет доступа никому, кроме детей.

«Я прошел такой долгий путь, — думал он, упираясь ладонями в дверь из „дерева призраков“. — Я прошел такой долгий путь, и столь многим причинил боль, причинил боль или убил, а то, что я мог спасти, спаслось лишь благодаря случаю, и мне никогда не спасти своей души, если она у меня есть. И, тем не менее, я подошел к началу моей последней тропы, и мне не придется идти по ней одному, если Сюзанна пойдет со мной. Может, мне еще удастся наполнить лукошко».

— Чеззет, — сказал Роланд и открыл глаза в тот самый момент, когда открылась дверь. Увидел, как Ыш перепрыгнул через порог. Услышал крик пустоты между мирами, а потом сам ступил в дверной проем и закрыл дверь за собой, как обычно, не оглянувшись.