"Маска времени" - читать интересную книгу автора (Габриэль Мариус)

2

Наполовину разобрав чемоданы, Кейт неожиданно наткнулась на подарок Петрушки — ярко раскрашенную деревянную куклу-матрешку. Если отвинтить ей голову, то внутри можно было обнаружить еще одну, поменьше. Во второй находилась третья. И так далее. Открывая все эти полые фигуры, неизбежно натыкаешься на самую последнюю и самую маленькую, глаза у которой закрыты: она изображала беспробудный деревянный сон.

Кейт была уверена, что Петрушка не без умысла купила ей игрушку. Она хотела сказать этим, что Кейт совершает в своей жизни нечто подобное, раскапывая и раскапывая прошлое, пытаясь дойти до самой сути.

В поисках самой себя Кейт зашла уже далеко. Поначалу она даже с трудом понимала, зачем ей все это нужно. Но то, что удалось найти, превзошло всякие ожидания.

Словно бездна разверзлась перед ней после путешествия в Россию. И стоило сделать хоть один шаг поближе к этой бездне, как края ее начинали осыпаться. Но теперь, после этой поездки, целая вереница смутных вопросов без ответов вставала в ее голове.

Думая об этом, Кейт вздохнула и поставила матрешку на полку. За последние десять лет она собрала целую коллекцию примитивного искусства Америки. Все ее сокровища были размещены на запыленных полках вдоль стен: всевозможные прялки, керамические фигурки, маленькие куколки, которые использовались в лечебной магии. Русская же матрешка пришла из другого мира и другой культуры. Культуры, в которой было меньше наивности, но гораздо больше хитрости.

Кейт распаковала вещи и приняла душ, чтобы смыть дорожную усталость. Затем, взяв себя в руки, позвонила Кемпбеллу.

— Где ты сейчас? — раздался в трубке сердитый голос, который не дал Кейт даже завершить фразы.

— Дома.

Мгновение Кемпбелл молчал:

— Почему ты не позвонила мне перед вылетом? Я бы встретил тебя в Денвере.

— Мне казалось, что так будет лучше. Ты что, очень сердишься на меня?

Вместо ответа она услышала только гудки.

Минут сорок пять Кейт провела в сомнениях, увидит ли она Кемпбелла еще раз или нет.

Затем она услышала, как шелестят по гравию шины его «порше».

Он буквально ворвался в дом. Несмотря на то, что Кемпбелл происходил из самой богатой семьи штата Колорадо, по его облику было заметно, что он предпочитает расхожий глянцевый стиль табачной рекламы. Кемпбелл даже не прикоснулся к Кейт и заговорил грубо и с вызовом:

— Как ты могла так поступить со мной?

— Прости, — беспомощно прошептала Кейт в ответ.

— Я не находил себе места от беспокойства. Ты знаешь, я ведь готов на многое.

— Да. Знаю.

— И тебе было все равно?

— Я пыталась дозвониться, и не раз, Кемпбелл. Но из России это сделать почти невозможно. Постоянно кто-то мешал.

Сказанное было только полуправдой: Кейт не звонила ему не потому, что охладела. Она просто хорошо знала, что он начнет приставать со своими вопросами и со своими требованиями вернуться как можно скорее. А это помешало бы Кейт пройти в России через все, что было суждено.

— Половина дипкорпуса в Москве разыскивала тебя, — сказал Кемпбелл мрачно.

— О, Кемпбелл! Тебе не стоило так беспокоиться.

— Я сам звонил послам Америки и Великобритании. Но они так и не смогли отыскать тебя.

— Не надо было этого делать, — устало заметила Кейт. — Я же просила ничего не предпринимать.

— Как же мне тогда следовало поступать? Позволить тебе без следа исчезнуть в этой дурацкой стране?

— Ты слишком чувствителен.

— Не обвиняй меня в излишней чувствительности, — заметил Кемпбелл со злостью. — Сколько еще будет продолжаться разгадывание тайны? Сколько? Пока не разрушишь все, что нас связывает? Пока не убьешь себя сама?

Кейт ни разу не видела его таким прежде. Эта страстность даже испугала ее:

— Мне пришлось избегать посольств, — заметила Кейт, стараясь быть спокойной. — Я обращалась только к частным лицам. Я знаю, ты волновался, но все равно не должен был разыскивать меня.

— Это слишком, Кейт. Слишком. Я достаточно уже натерпелся от тебя обид, но не мог предположить, что ты способна так обойтись со мной.

— Я же сказала, что прошу извинить меня, Кемпбелл, — спокойно повторила Кейт. — Мне тоже пришлось немало пережить. Поэтому, пожалуйста, не начинай.

— Несколько месяцев ты гонялась за миражами, Кейт. И ты изменилась до неузнаваемости. Мне вообще кажется, что это сумасшествие.

— Кемпбелл, пожалуйста…

— Ты разговаривала с Конни?

— Нет еще.

— У тебя была прекрасная работа, Кейт. И Конни тебя любила. Теперь же готовься к увольнению.

— Что ж, если Конни собиралась меня уволить, то ее уже ничто не остановит.

— И тебе все равно?

— Нет, конечно. Но у меня есть другие ценности.

— Ценности! — Кемпбелл сорвался на крик. — Какие ценности? Что тебе надо в жизни? Что ты делаешь с собой и с нами? Неужели этот каприз так важен для тебя?

— Это не каприз. Мне нужна правда и больше ничего. Правда, понимаешь?

— Правда? — повторил за ней как эхо Кемпбелл. — Не думаю. Мне кажется, что сны и детские фантазии тебя привлекают больше всего на свете. И ты платишь за них чувствами тех, кто тебя любит.

— Ты не прав.

В какое-то мгновение Кейт показалось, будто Кемпбелл собирается ее ударить. Он схватил ее за руки, и пальцы буквально впились в нежную кожу Кейт:

— С меня хватит, слышишь. Ты должна выбрать. Выбрать между мной и своими поисками и фантазиями.

— Мои фантазии, как ты их называешь, ничем тебе не угрожают. Здесь не идет речь об измене или о чем-то другом. И я не собираюсь заниматься поисками в течение хотя бы нескольких месяцев. Обещаю. Я собираюсь заняться только работой. Я не могу так расстраивать Конни.

— А меня, значит, можешь. — Кемпбелл смотрел Кейт прямо в глаза. — Настанет весна, и сумасшествие вернется, да?

— Может быть.

— Брось это, Кейт. Твои поиски только разрушают наши отношения.

— Ты сам не понимаешь, о чем просишь. Обещаю, что наши отношения разрушатся еще быстрее, если я не дойду в своих поисках до конца.

— Нет. Ты должна выбрать, Кейт.

— Прямо сейчас? — спросила она, пытаясь сохранить спокойствие.

— Да. Сейчас. В противном случае я буду искать другую женщину. Может быть, у нас с ней не будет таких сложных отношений. Может быть, она окажется моложе тебя и из тех, кого не особенно мучит прошлое.

— Моложе? — Рот ее искривился в улыбке. — У тебя неплохо получается с ультиматумами, Кемпбелл.

— Потому что я не живу в мире фантазий, — отрезал он, — и точно знаю, что мне надо.

— Господи!

— Ты была жестока со мной. Теперь настал мой час.

Кейт готова была разрыдаться.

— Но мне нужно время, Кемпбелл. Чтобы подумать.

— Нет. — Его лицо потемнело от гнева. — У тебя нет времени. Никаких трюков. Никаких тайн. Или ты навсегда отказываешься от своих поисков, или я бросаю тебя!

— Я не могу отказаться, — прошептала бессильно Кейт.

Наступило мрачное молчание. Наконец он освободил ее руки и отступил назад. Взглянув в лицо Кемпбелла, Кейт поняла, что он уже давно принял решение, еще до прихода сюда. За время путешествия в Россию Кейт потеряла Кемпбелла. С некоторым равнодушием она подумала о той, молодой, что заменила ее, и которую он уже успел сделать своей.

— Прощай, Кейт.

И даже не поцеловал, уходя.

Она продолжала стоять не двигаясь и тогда, когда услышала шум мотора отъезжающего «порше».

На следующее утро Кейт проснулась рано, как только солнце появилось из-за горного хребта. Какое-то время после пробуждения она ощущала только пустоту в душе и никак не могла понять, что с ней. Наконец вспомнила, и боль пронзила все ее существо. Кейт с трудом смогла встать с постели.

Она сделала себе кофе и подошла с чашкой к окну. Из окон открывался прекрасный вид на гору Вейл. Ночью был настоящий буран, и сейчас все кругом ослепляло белизной. Кейт поняла, что вернулась вовремя, к началу сезона. Теперь до самой Пасхи работы будет хоть отбавляй.

Между тем солнце поднялось и осветило все вокруг. Заработали подъемники, начав ползать по склонам. Отсюда они казались неуклюжими жуками. Кейт смотрела на них, пила кофе и старалась больше ни о чем не думать, пока не пришла пора идти на работу.

«Граф ризот» был одним из самых больших и богатых отелей в Вейле. Семьдесят номеров, три ресторана, Weinstube[11] в баварском стиле, два минеральных источника, конференц-зал и выходы к лучшим трассам — все это было воплощением мечты владельцев скромной семейной гостиницы для горнолыжников, с которой они начинали двадцать лет назад.

«Граф ризот» мог гостеприимно принять и обслужить и молодую пару, выбравшуюся на первый совместный отдых в горах, и представительный симпозиум промышленников. Здесь можно было устроить простой завтрак для двух человек и пышный европейский банкет персон на двести. А целая армия массажистов и физиотерапевтов, обслуживающих источники, могла быстро поднять ваш тонус перед напряженным днем в горах, а потом успокоить мускулы и нервы после прогулки. Здесь даже был центр, снабженный соответствующей аппаратурой, где, собрав всех нужных специалистов, можно было создать новую модель автомобиля или обсудить стратегию целой компании.

Лучшие строители возводили «Граф ризот», и лучший персонал теперь обслуживал его. И здесь могло осуществиться любое желание клиента, даже самое бредовое. И обслуживалось это великолепие с тактом и поразительной отлаженностью.

Законным результатом всех усилий стала немалая прибыль хозяев отеля. Номер на одну ночь в разгар сезона стоил около 350 долларов. «Граф ризот» давал ежедневную прибыль 30 тысяч долларов, а в месяц — свыше миллиона. А с учетом новой стратегии даже в летний период здесь проводились всевозможные симпозиумы и конференции. И последние три года «Граф ризот» приносил не менее семи миллионов ежегодно.

Женщина, которая могла бы похвастаться тем, что именно она создала отель, имела широкое мужественное лицо, решительные манеры и была очень энергичной особой, что позволяло многим усомниться в ее шестидесяти пяти годах. Она выглядела лет на двадцать моложе. Недавно опубликованная ее биография подробно рассказывала о тридцатилетней деятельности Констанции Граф в гостиничном бизнесе. Эта женщина стала настоящей легендой. Многие из ее служащих испытывали страх перед ней, но Кейт никогда не слышала от своей начальницы ни одного замечания или грубого слова. Кейт вообще считала, что этот страх был рожден скорее той уверенностью, которую буквально излучало все существо Констанции. Поэтому в душе Кейт ничто не дрогнуло, когда ее взгляд встретился со взглядом серых проницательных глаз хозяйки при входе в ее великолепный кабинет.

Они быстро обменялись поцелуями. И хотя Конни была намного старше Кейт, они были подругами, и партнерство по работе не разобщало их, а, наоборот, делало еще ближе. Но Кейт сразу же уловила запах дорогих духов «Диориссимо», напряженное выражение лица и поняла, что серьезный разговор неизбежен.

— Садись, — скомандовала Конни, указывая рукой на стул рядом с ее письменным столом из черного мрамора. Кейт повиновалась и села, скрестив руки на коленях. — Как отдохнула?

— Хорошо.

Конни по-прежнему продолжала напряженно изучать ее. Скорее всего, она уже знала про Кемпбелла.

— Выглядишь усталой. Но, думаю, ты скоро отойдешь, ведь время пока еще на твоей стороне. — Конни говорила отрывисто и без пауз. — Слишком много времени ты провела в России.

— Понадобилось немало дней, прежде чем я смогла выйти на нужных людей и получить необходимую информацию. Этим и объясняется мое долгое отсутствие.

Прости, Конни, если я создала тебе трудности. Надеюсь, что Дженнифер смогла меня заменить.

Но Конни будто отмахнулась от этой темы:

— Об этом после. Так ты узнала все, что хотела знать?

— Мне удалось найти нечто необычное.

— Что? Окончательный ответ?

— Нет. Скорее еще один вопрос.

— Значит, ничего еще не кончено?

— Нет.

Лицо Конни в один миг стало каменным:

— И ты не успокоишься, пока не докопаешься до сути?

— Да. Но я обещаю, что буду усердно работать весь этот сезон и с лихвой наверстаю упущенное.

— Но на следующий год ты опять отправишься на поиски?

Конни задала тот же самый вопрос, что и Кемпбелл.

— Да.

— Сколько же тебе понадобится времени, чтобы окончательно все выяснить?

Кейт только развела руками.

— Не знаю.

Конни резко встала с кресла и подошла к окну. Кабинет, как и весь отель, был отделан в стиле немецких постоялых дворов четырнадцатого века — деревом и керамической плиткой. Казалось, этот домик циклоном из «Волшебника страны Оз» перенесло откуда-то из Баварии сюда, в горы Колорадо. И все номера и рестораны соединяли это европейское очарование и Gemыtlichkeit.[12] Но подсобные помещения отеля — от кухонь до офисов — говорили скорее о современном холодном стиле. Не оборачиваясь в сторону Кейт, Конни спросила:

— Ты давно работаешь здесь?

— Одиннадцать лет, ты же знаешь.

— Ты была счастлива?

— Да.

— Тогда почему же?

Несколько мгновений Кейт колебалась, не зная, что ответить, потом нашлась.

— Я была счастлива, делая то, что мне нравится, и ты это знаешь. Но во мне говорит какая-то давняя потребность узнать правду о себе. Потребность эта исходит из глубины моего я, и ее нельзя выразить ни словами, ни конкретными мыслями. Я не в силах справиться с этим, Конни. Мне нужно раскопать прошлое.

— Как мне подсказывает опыт, — прервала Конни, — прошлое всегда слишком опасно. Не менее опасно, чем будущее.

— Но прошлое влечет и тянет меня к себе помимо моей воли.

После этих слов спина немолодой женщины, обтянутая костюмом из дорогой ткани, над которым потрудился прекрасный портной, неожиданно вздрогнула и выпрямилась.

— Когда-то меня тоже тянуло нечто, но в прямо противоположном направлении. Тогда, в двадцать семь лет, я оставила Европу и страну, лежащую в руинах. Мой муж погиб на Восточном фронте, семья — во время бомбежки, а ребенок был погребен под развалинами. Я отрезала от себя свое прошлое, Кейт. Отрезала, понимаешь. И никогда уже не была настолько глупой, чтобы возвращаться в него. Неблагодарное это дело — раскапывать руины.

Кейт хранила молчание, пораженная услышанным:

— Я ценю твое доверие, Конни.

— Ты потратила столько времени и денег, столько энергии и жизненных сил из-за своей страсти к прошлому, Кейт. Ты сама сказала, что открытие скорее напугало тебя. А ты никогда не думала, что твоя страсть может быть фантазией и тебе просто нужна помощь психиатра, и ничего более?

Кейт вздрогнула. Почти дословно Конни повторила сказанное Кемпбеллом. Но если у него это могло быть вспышкой злобы, то Конни полностью отвечала за то, что сказала.

— Я нормальная.

— И ты всегда можешь так уверенно поручиться за себя?

— Думаю, да.

— Хорошо. Ловлю тебя на слове. — Конни помолчала и потом продолжила, но уже спокойным тихим голосом: — Если бы моя дочь не погибла, то ей было бы сейчас столько же, сколько тебе. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.

Кейт кивнула и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Но когда Конни повернулась к ней, то разговор пошел по другому руслу:

— Этот отель — вся моя жизнь. Я очень высоко ценю тебя и то, что ты сумела сделать. Вот почему я так доверяю тебе, Кейт. Сказать по правде, я очень от тебя завишу. Что же касается Дженнифер Прескотт, то ей только кажется, что она способна выполнять твою работу. На самом деле ничего подобного она не может. Дженнифер, бесспорно, умна, честолюбива, но этого явно недостаточно. Только ты можешь сделать то, что ты делаешь.

— Я знаю.

— Твой вклад очень велик, Кейт, и я ценю это. Постоянно общаясь с клиентами все эти трудные годы, ты смогла вывести наше дело на иной уровень. Я специально назначила тебя директором, чтобы ты напрямую могла общаться с нужными людьми. Ты добилась того, что привлекла сюда тысячи новых клиентов, которые стали завсегдатаями. Ты одна из тех людей, благодаря которым «Граф ризот» стал тем, чем он стал. И я всегда буду благодарна тебе за это. Но сейчас мы стоим на пороге новых решений и новой стратегии в гостиничном бизнесе, которая применяется по всей стране, даже в других отраслях экономики. Ты знаешь, что связи и информация сейчас решают все. Мы не можем позволить кому-то расслабиться. Даже тебе. Каждый из нас должен отдать отелю все свое время и внимание.

— Я знаю это. — Кейт достала из сумочки запечатанный конверт и молча положила его на стол. — Не надо больше ничего, Конни. Это моя просьба об увольнении.

Конни не отрываясь смотрела теперь на Кейт и молчала.

— Неужели твое прошлое так важно для тебя?

— Да. — Кейт слегка поперхнулась. Конни взяла конверт.

— Я не могу пока вскрывать его. Я хочу взять с тебя слово, что ты будешь трудиться, как никогда, в течение целого сезона. А на Пасху мы поговорим снова. Надеюсь, что напряженная работа поможет тебе вновь обрести себя. Если же на Пасху ты скажешь, что твоя одиссея завершилась, ты изжила в себе комплекс прошлого и можешь отныне посвятить отелю все свое время, тогда я смогу предложить тебе партнерство, то есть то, что я и собиралась сделать этой зимой. В противном случае мне придется принять просьбу об увольнении и порекомендовать тебе, Кейт, хорошего психиатра.

Кейт почувствовала, что ее охватила внезапная дрожь, но она все-таки взяла себя в руки и нашла силы, чтобы встать:

— Конни, это очень много значит для меня.

— Возвращайся. Возвращайся к нам, Кейт. Но возвращайся такой, какой ты была всегда.

Конни сама проводила Кейт до двери.

Секция, где работала Кейт, была расположена между административными отделами и конференц-залом. Понадобилось около двух минут, чтобы добраться до места.

Кейт постучала в дверь кабинета Элейн Броуди и тут же вошла. Элейн, координатор-диспетчер, которую Кейт сама нашла на эту должность шесть лет назад, буквально подскочила в кресле, увидев свою начальницу.

— Кейт!

Элейн горячо обняла ее, прижавшись сухощавым телом. Когда после объятий они решили полюбоваться друг на друга, то глаза Элейн буквально сияли от удовольствия. У нее все было как у фотомодели: та же стройность и тот же модный широкоскулый тип лица:

— Выглядишь потрясающе! Ну как Россия?

— Интересно, — равнодушно ответила Кейт.

— Умираю от любопытства.

Кейт передала Элейн маленький, но тяжелый сверток:

— Возьми. Подарок из Москвы.

Элейн стала нетерпеливо разрывать упаковку.

— Икра! Белуга! Кейт, это слишком. Привлеченный возгласами, на пороге появился Лук Милтон, невысокий человек с бородкой в стиле генерала Кастера. Он тоже горячо обнял Кейт. Это всегда трогало и удивляло ее: люди, работающие под ее началом, всегда любили откровенно проявлять свои чувства. Кейт была воспитана в холодной атмосфере чопорной английской семьи, но ей почему-то была приятна эта грубоватая, но откровенная американская теплота.

— А это для тебя, — сказала Кейт, передавая сверток Луку. В нем было то же самое, что и в свертке Элейн, и подарок ему явно понравился. Он тоже захотел все узнать о России, и тогда Кейт сдалась и точными яркими мазками нарисовала картину бедности и нищеты, она рассказала о стариках и старухах, сидящих на рынке целый день, чтобы продать пару вещей, поведала об имперской пышности Санкт-Петербурга и Киева, о неясных слухах о готовящемся военном перевороте.

— Значит, мы не собираемся открывать филиал отеля в Киеве? — пошутила Элейн.

— Что ты! Им нужны наши капиталовложения. Но, кажется, там все вот-вот развалится. Как вообще западная компания может переводить туда капиталы? Там сразу сталкиваешься с гангстерами и рэкетирами.

— Конечно, — подтвердил Лук, — потому что только они и понимают, что такое настоящий капитализм.

— Это уж больно уродливый капитализм, Лук.

— Ничего. Они скоро научатся. У них просто нет выбора. Как хорошо, что ты вернулась, Кейт. Мы правда очень соскучились, — пробасил Лук; его голос резко контрастировал с малым ростом.

— Но меня и не было-то всего две недели.

— Вполне достаточно, — произнесла Элейн и покосилась на дверь.

— Что это значит? — Кейт проследила за большим пальцем своей помощницы, указывающей в сторону ее, Кейт, собственного кабинета. — Разве Дженнифер с чем-то не справилась?

— Я бы сказал, что она вообще мало с чем справляется, — произнес Лук, даже не стараясь понизить голос.

— Да? — в голосе Кейт прозвучало беспокойство.

— Нам уже были спущены некоторые директивы, — загадочно произнесла Элейн. — Дженнифер кажется, что твоя политика отдает консерватизмом. А у нее, на нашу беду, появились свои идеи.

— Дженнифер думает, что она просто дар Божий и настоящий подарок для всей гостиничной индустрии, — добавил Лук. — В твое отсутствие она не только заменяла тебя, но влезала в мою работу и в работу Элейн. Во всяком случае, ей казалось, что она вполне может справиться с этим.

— Понятно, — заметила Кейт, хотя еще не до конца уяснила суть дела. — Но я не давала права Дженнифер вмешиваться в вашу работу.

— Так напомни ей об этом, — сухо посоветовал Лук. А затем он взял Кейт за руку и добавил: — Знаешь басню о человеке, который пригрел на груди гадюку?

— Да. Ну и что?

— Просто почаще оглядывайся — вот и все, — кивнула Элейн, и ее природный локон как всегда выбился из-под искусственного шиньона.

Кейт направилась к своему кабинету, чувствуя, как в ней невольно пробуждается гнев. Все, что требовалось от Дженнифер, это осуществлять хорошо разработанный план и следовать инструкциям. В ее обязанности не входило критиковать подчиненных или руководить ими. Несмотря на легкомысленную внешность, Элейн Броуди блестяще справлялась со своими обязанностями, включавшими проверку счетов, учет требований клиентов, начиная со специальной диеты и кончая сложным оборудованием, а также налаживание четкой согласованности всех служб отеля. Со своей стороны, Лук был просто прирожденным посредником, умеющим из одного доллара делать сразу три, причем ежедневно. Если Дженнифер сочла возможным задеть талантливых и умных людей, то она заслуживала серьезного наказания.

С этими мыслями Кейт появилась на пороге своего кабинета. Дженнифер Прескотт вальяжно сидела за столом своей начальницы, но тут же встала, увидев ее. Это была бледная красивая блондинка лет двадцати четырех, получившая summa cun laude[13] по окончании колледжа гостиничного менеджмента в Колорадо-Спрингс. Дженнифер, как и говорила о ней Констанция Граф, была умна и честолюбива. Но, несмотря на свои внешние данные, холодна, словно зимний ветер, что постоянно обрушивался на город с заснеженных вершин Вейла. В качестве приветствия Дженнифер даже поцеловала Кейт в щеку, но ее холодная улыбка словно хранила в себе дыхание зимы.

— Рада видеть тебя вновь, — сказала она, отступив немного, чтобы получше рассмотреть Кейт с ног до головы. — Мы уже решили, что ты осталась в Москве навсегда.

— Я обязательно так и сделаю, но в следующий раз, — улыбнувшись, Кейт быстро осмотрелась по сторонам.

Письменный стол был передвинут от окна к стене, то есть сделано то, что ненавидела Кейт и что так нравилось самой Дженнифер. А тропическое растение заменили букетом засушенных цветов.

Кейт продолжала холодно замечать перемены. Фотографии Эвелин, Анны и Кемпбелла убраны с письменного стола и бесцеремонно поставлены на полку в углу. На их месте теперь красовался дружок Дженнифер, нахальный итальянец с голливудской улыбкой, местный инструктор по лыжам. Даже украшенный геометрическими рисунками небольшой ковер в стиле навахо[14] заменили ковром в пастельно-голубых тонах, причем навахо нигде не было видно. Помимо этого, хватало и других перемен, помельче. Кейт хотели показан, что она потеряла место, Дженнифер Прескотт была здесь полновластной хозяйкой.

Так вот что имели в виду Конни, Элейн и Лук…

Кейт резко развернулась и взглянула прямо в глаза своей сопернице. На бледных щеках Дженнифер проступил легкий румянец, но взгляд ясных зеленых глаз был враждебным.

— Я здесь переставила кое-что. Надеюсь, не против?

— Это мой кабинет, — произнесла Кейт, пытаясь быть спокойной. — А твой — рядом.

— Мне требовались папки и компьютер, пока тебя не было. А тратить время на ходьбу из кабинета в кабинет я не хотела. Констанция была не против, и я устроилась здесь. На время.

— На время? Да это Anschluss.[15]

— Жаль, что ты видишь все в таком свете. Ничего подобного я не хотела.

— Правда?

— Мне не известно, что ты искала в России, — произнесла Дженнифер и покраснела еще больше, — но кому-то надо было делать твою работу. И этот кто-то была я. Пока ты отсутствовала, мне пришлось взвалить на себя весь груз забот.

— Дерьмо! — не выдержала Кейт и увидела, как от неожиданности широко раскрылись глаза Дженнифер. Видно, она не догадывалась о существовании простых, но выразительных слов, состоящих из нескольких букв. — Вся твоя обязанность заключалась лишь в том, чтобы поддерживать в действии мой проект, который создала я. Вот и все. Не обольщайся понапрасну, будто ты способна на что-то еще. — Кейт подошла к Дженнифер вплотную и продолжала спокойным тоном: — Ты просто не в состоянии делать мою работу, которую ты называешь «грузом забот». Я начала все, когда ты еще под стол пешком ходила. Что же касается Элейн и Лука, так ты понимаешь в этом деле гораздо меньше, чем они успели забыть. Тебе следует поучиться, и не столько профессии, сколько правилам хорошего тона. Как ты вообще посмела указывать моим сотрудникам, что им следует делать, а что нет?

— Но они нуждались в моем руководстве.

— Это самая нелепая вещь, которую мне приходилось слышать в своей жизни, — отрезала Кейт. — Кстати, куда подевались мои вещи? Ведь твое вселение было временным?

— Я не успела расставить все, как прежде.

— Нет! Успела бы, если б хотела. Я прилетела вчера, и ты об этом знала.

Дженнифер не выдержала и опустила голову, а ее ногти, покрытые красным лаком, буквально впились в папку, которую она, наподобие щита, крепко прижимала сейчас к груди.

— Не шуми так, Кейт.

— Брось, Дженнифер. Начала ты. Теперь моя очередь. Сейчас я спущусь в ресторан и выпью кофе, а тебе следует вызвать рабочих и расставить все по своим местам. Затем я хочу, чтобы ты извинилась перед Луком и Элейн за грубость. И мне не важно, что ты скажешь при этом.

Кейт видела, как легкий румянец на щеках Дженнифер превратился в пурпурно-красное пятно.

— И запомни — у тебя всего пятнадцать минут.

Кейт взяла папку из рук Дженнифер, вышла из кабинета и направилась к лифту. Гнева она уже не испытывала никакого.

Кейт как члену правления разрешалось пользоваться ресторанами и барами. Она предпочитала ресторан «Jager».[16] Развешанные по стенам чучела голов лосей, солидная мебель в викторианском стиле напоминали ей Грейт-Ло. Здесь даже запах чувствовался тот же самый: некая смесь меда, сухих цветочных лепестков и обуглившихся дров в большом камине. Европейский стиль требовал абсолютной точности.

Кейт устроилась за столиком, расположенным далеко от чайного буфета, так как там еще продолжали завтракать постояльцы. Ее строгий шерстяной костюм и шарф явно не соответствовали лыжным костюмам, ярким нейлоновым курткам, висевшим на спинках стульев, — впереди всех ожидал веселый день на горных склонах.

Устроившись поудобнее, Кейт стала просматривать материалы. Делала она это быстро, как отличный профессионал. Ей надо было выяснить, как будет работать ее проект в ближайшие недели: симпозиумы, конференции, банкеты, различные курсы, развлекательные вечера для деловых людей, которых корпорации наградили за хорошую работу отпуском в горах.

Это и были ее особые клиенты, гости, за которых Кейт отвечала лично.

Она первая увидела в людях подобного рода особые возможности. И увидела еще много лет назад. Причем в своих клиентах Кейт сумела разглядеть не только источник дохода, но и своеобразное решение проблем, которые неизбежны в жизни любого горнолыжного отеля. Организация деловых конференций и встреч — единственный путь не упустить прибыль даже в межсезонье.

Одиннадцать лет назад, потеряв мужа, Кейт приехала в Вейл и обещала Констанции Граф найти нужных клиентов. Тогда она даже не представляла себе, как это сделать. Но Конни поймала Кейт на слове и устроила для нее брифинг.

Кейт сразу же удалось уговорить Конни несколько расшириться и устроить дополнительные помещения — чуть больше обычных залов для встреч, — снабженные соответствующей аппаратурой для презентаций. А затем, как специалисту по маркетингу, Кейт надо было начинать продажу продукта собственного труда, самой попутно придумывая необходимые правила игры.

Вдохновение никогда не покидало Кейт, но первые годы поисков превратились в кошмар неумолкающих телефонных звонков, переписки, посещения всех компаний в радиусе 400 миль,[17] которые нуждались в деловых встречах или организации курсов. Кейт, наверное, никогда не забудет то ощущение постоянной физической усталости, которое не покидало ее в первые годы. Ведь приходилось приглашать до сотни бизнесменов на вечеринку и организовывать встречу почти в одиночку, включая доставку продуктов, улыбки в течение трех часов, составление речей. А главное — надо было сохранить общее дружелюбие и не утратить высокий имидж распорядительницы и представителя администрации отеля, без чего вообще нельзя было привлечь будущих постояльцев. И в довершение всего необходимо было вежливо отказать двум-трем важным особам, пытающимся залезть на тебя после тяжелого дня, когда Кейт превращалась буквально в труп, падая от усталости, причем «искатели приключений» не отставали сразу, а предпринимали свои попытки вновь. Но воздалось все сторицею.

В течение пяти лет, к середине восьмидесятых, от этих клиентов доход отеля постоянно увеличивался и достиг миллиона долларов в год, а штат самой Кейт насчитывал двадцать пять человек. Конни назначила ее одним из двух директоров, находящихся непосредственно под ее началом, и поручила Кейт разработать всю дальнейшую стратегию, касающуюся внешних связей, назначив ей огромное жалованье, что еще раз подтвердило значение Кейт в общем деле. Тогда они наняли профессионала по маркетингу, а также Элейн и Лука, снабдив каждого секретарем и другими помощниками. Приблизительно в это же время Кейт уговорила Конни подписать соглашение по общему маркетингу. И снова чутье не подвело ее. Несмотря на большие затраты, связанные с вхождением в общий консорциум, в отель начали прибывать клиенты не только со всей Америки, но и из Европы, пересекая океан.

Это был единственный правильный ход, сделанный к тому же в нужный момент. И по мере того как Вейл из маленького горнолыжного городка превращался в развлекательный центр, он завоевывал также и славу особого места, где наиболее активно работает творческое воображение, где интеллектуалы и бизнесмены со всего мира могут найти особую, благоприятную атмосферу, способствующую свободному полету мысли и принятию важных решений, где бодрый мозг трудится во всю мощь, а усталый вновь обретает свежесть. В последнее время даже религиозные деятели обратили на Вейл свое внимание и сюда стали стекаться всевозможные паломники, решив, видно, что здесь, в заснеженных горах штата Колорадо, они окажутся ближе к Богу. История успеха отеля «Граф ризот», как в зеркале, отражала успех и рост всего городка Вейл, который начал свое существование с привлекательных видов дикой природы, а кончил профессионально отлаженным центром развлечения и отдыха.

Кейт была первопроходцем в своем деле, поэтому Конни нисколько не преувеличивала, когда сказала, что именно она, Кейт, сделала отель таким, каким он стал сейчас. Во время глобальной реконструкции четыре года назад миллионы долларов пошли на то, чтобы выстроить дополнительные залы для новых посетителей, которых привлекал теперь «Граф ризот». Это были новые номера, конференц-залы, кабинеты с аудиовизуальной аппаратурой, гимнастический зал, закрытый бассейн и сауна. Кейт уверяла, что только подобные улучшения и позволят отелю выдержать конкуренцию, и она изо всех сил работала на Конни Граф.

В благодарность Конни хорошо платила Кейт за ее работу. Предложение о партнерстве стало бы завершающим итогом всей деятельности и укрепило бы их дружбу еще сильнее.

Кейт сделала богатой Конни и ее отель. Но Конни была права, когда говорила, что любой бизнес на корпорациях слишком ненадежен. И будто в подтверждение этих слов компании стали сокращать расходы на конференции. Они предпочитали держать свой персонал дома, нежели отпускать его куда-то гулять все ночи напролет. Бухгалтеры стали озабоченно качать головой, когда им показывали расходы. Банкеты прекратились, и требовалось сокращать бюджет до минимума, хотя он уже был не толще сточенного вконец ножа. И теперь, как никогда прежде, Конни полагалась на особую силу воображения Кейт, на ее вдохновение, которое могло помочь отелю вновь взлететь над заснеженными вершинами Колорадо.

Кейт склонилась над бумагами, она теперь вся была в будущем, ощущая столь знакомый ей рабочий ритм.

Первым ей попался на глаза отчет специалиста по маркетингу. Последние шесть лет они обращались в Денвере к услугам рекламного агентства по распространению необходимой информации об устройстве различных конференций на базе отеля. Все предприятие было успешным, но сейчас возникли некоторые трения, в то время как затраты возросли. Кейт начала прокручивать возможные решения: отказаться от услуг агентства, обратиться к более мощной и дорогостоящей, но зато более расторопной организации? Сократить бюджет на рекламу? Может быть, аннулировать контракт на целый год? Смогут ли они сделать сами ту же работу?

— Счастлив видеть вас вновь, миссис Келли.

Кейт подняла голову от бумаг и увидела официанта, который ставил перед ней кофе.

— О, привет, Джо. Я тоже рада тебя видеть.

Официант поставил рядом с чашкой блюдце:

— Попробуйте этот бисквит, — заговорщически произнес он. — Это последнее «секретное оружие» нашего шеф-повара. Смотрите, посетители так их и воруют, и кладут к себе в карманы.

— Спасибо, Джо. — Кейт улыбнулась в ответ. — Здесь столько калорий, что я не могу себе этого позволить. Но выглядит очень аппетитно.

— Как советские приняли вас?

— Теперь они уже себя так не называют. Они теперь вспомнили о своей национальности.

— Что ж — это новость, — пожал плечами Джо. — С возвращением домой, миссис Келли.

Джо ушел. Домой? Неужели это ее дом? Да, это так. Кейт вновь вернулась к бумагам.

Дженнифер все-таки неплохо поработала. Об этом говорили факты. Приготовления были сделаны вовремя, переписка оказалась в полном порядке. Позднее она отдаст должное заносчивой девчонке. Кейт была груба с ней, но ее просто возмутила уверенность Дженнифер, будто она действительно может сделать ее работу, посидев в кабинете начальницы всего две недели. Нет. Это не так просто, детка. Тем более, ты оскорбила Лука и Элейн, что само по себе непростительно.

Кейт посмотрела на часы. Что ж, она даст Дженнифер чуть больше времени, чтобы та успела извиниться и вернуть все на свои места. У Кейт было безошибочное чутье на то, как можно поставить человека на место, но так, чтобы он не утратил способность работать. Дженнифер была хороша, когда знала свое место и не высовывалась. Ведь Кейт в течение трех лет воспитывала девчонку, и ей бы не хотелось лишиться плодов своего труда. Просто та должна наконец найти себя — вот и все.

Кейт просидела за столиком на десять минут дольше, продолжая делать нужные записи быстрым разборчивым почерком. Она выпила кофе, откусила кусочек бисквита, чтобы не обидеть Джо, затем собрала бумаги и ушла.

По дороге Кейт вновь вспомнила о Кемпбелле. Прошлой ночью он назвал ее грубой. И был прав. Да, в ней была грубость, хотя в течение трех лет знакомства эта грубость так и не проявилась по отношению к Кемпбеллу, не считая последних событий.

Сейчас она сама открыла в Кемпбелле то, что раньше было скрыто от ее взора: эгоизм и абсолютная неспособность понять ее, а главное — осознать, насколько важны для Кейт эти поиски прошлого.

Однако это открытие не уменьшило ее любви, не рассеяло досаду, не убило ревности, которая, и это Кейт знала доподлинно, в течение следующих нескольких недель должна была полностью вытеснить печаль в сердце.

Она потеряла Кемпбелла. В ее жизни вновь образовалась пустота. Стоят ли поиски истины такой потери?

Теперь Кейт не знала, хватит ли у нее мужества спуститься в прошлое по заржавленной лестнице, чтобы достичь самых тайных глубин.

Пожалуй, сейчас она бы от всего отказалась, лишь бы вернуть Кемпбелла и забыть обо всем, что произошло между ними. Как можно быстрее надо было вернуться к повседневному образу жизни и вырвать душу из плена прошлого.

Голова закружилась, и Кейт чуть не потеряла равновесие в кабине лифта. А может, действительно так будет легче?

Но тут Кейт вспомнила позолоченные вершины гор, увиденные сегодняшним утром, и особый цвет небес.

«Нет, — подумала она. — Принять решение не так-то легко».

Кейт еще раз закрыла глаза и вновь увидела старую фотографию, которую отдал ей русский генерал. Перед ее внутренним взором предстало изможденное лицо с ввалившимися глазами.

Как трудно отказаться от себя.

«Но одно мне ясно, — продолжала думать Кейт. — Кто бы и кем бы ты ни был, где бы ты ни скрывался в этом мире, я все равно найду тебя. Найду».

Поднявшись на свой этаж, Кейт первым делом заглянула в кабинет Элейн. Та разговаривала со своей секретаршей, но увидев взгляд начальницы, сделала характерный жест, сложив кольцом указательный и большой пальцы.

Кейт все поняла и быстро пошла по коридору к своему кабинету. Все здесь было восстановлено в прежнем виде, словно по волшебству. Даже коврик навахо лежал на месте и выглядел как новый: кто-то вычистил его. Дженнифер почтительно стояла у стола и терпеливо ждала.

— Я извинилась, — еле слышно проговорила она. — Думаю, что сейчас мне следует попросить прощения и у тебя.

Кейт огляделась и тепло улыбнулась в ответ: — Хорошо. Я просмотрела дела и нашла твою работу отличной. В целом я довольна. А теперь нам вместе следует заняться нашими проблемами.

Он вмонтировал стерео в свой вэн, и никогда не отправлялся в путь без дюжины кассет. Ломовик нажал на кнопку: крики, визг гитар ударили по голове.

Вэн выехал на аллею с елями. Она протянулась на две мили — от основного шоссе до самого охотничьего домика. Тихое местечко, затерянное среди гор и лесов.

Ломовик остановил машину рядом с домом. Тяжелые снежные наносы напоминали густые брови, нависшие над глазами окон. Была суббота, но никто еще не появился. Ломовик отпер входную дверь и по инструкции открыл на всех окнах деревянные ставни. Слабый зимний свет придал зловещим чучелам на стенах еще больше мрачности. В сумеречном призрачном свете Ломовику даже показалось, будто медведь вот-вот дотянется и разорвет его на части.

Парень начал медленно разводить огонь в камине. Гости любили большое пламя, поэтому Ломовику пришлось потрудиться, подбрасывая дрова и аккуратно подливая бензину. Наконец мощное желтое пламя рванулось вверх, в дымоход.

Контроль появился после всех остальных гостей. Рассевшись поудобнее у огня, потягивая ледяное пиво и покуривая сигары, гости проверяли охотничьи ружья и готовились к утренней потехе. Когда Ломовик увидел Контроля, то сердце его екнуло. Он был уверен, что сегодня хозяин обязательно отдаст ему долгожданное приказание. В Контроле всегда чувствовалось нечто царственное, несмотря на возраст и грузность. Он сам походил на черного медведя, на хладнокровного убийцу. «Единственный настоящий человек из всех, — решил Ломовик. — По сравнению с ним остальные просто куклы».

Ломовик стоял, как солдат, навытяжку: руки по швам, глаза смотрят вперед. Контроль мимоходом взглянул в сторону Ломовика и улыбнулся — его желтые зубы напоминали клыки медведя. На могучем плече Ломовика висело ружье. Толстые банкиры и адвокаты усмехались, решив, что Ломовик шутит, прикинувшись солдатом. Но они не знали, с кем имеют дело. Им неизвестна ни дисциплина, ни долг.

Контроль не обратил на них внимания:

— Ломовик. Мальчик мой.

И пальцы Контроля опять впились в плечо парня. Ломовик вновь, как обычно, ощутил острую боль: сила Контроля была невероятной. Это не сила старого человека, а настоящего лидера, главаря. У Ломовика будто екнуло что-то внутри.

— Кажется, мы повеселимся сегодня, не правда ли? — приветливо спросил гигант.

— Да, сэр, — кивнул в ответ Ломовик своей стриженой головой.

Двенадцать тысяч акров[18] нетронутой природы, где в изобилии водились лоси и олени, а в ручьях, над которыми повисали после дождя волшебные радуги, — форель. Но Ломовик знал, что истинной страстью Контроля была весенняя охота на медведя. Причем охота настоящая, с собаками и загонщиками. Охота на медведя всегда вызывала особую ненависть местных защитников природы, но Контроль будто смеялся им в лицо — частное владение по-прежнему оставалось неприкосновенным.

Гигант буквально протащил Ломовика к двери. Гравий захрустел под тяжелыми подошвами. Отойдя на нужное расстояние, Контроль отвел затвор и заглянул внутрь. Ружье было великолепным, немецкой работы, с мощным боем, оно способно было повалить здорового взрослого медведя с одного выстрела.

— Мне уже все сказали. Ты хорошо потрудился, мальчик.

От этих слов у парня пересохло в горле. Затвор клацнул и встал на место, а взгляд Контроля сделался непроницаемым, стеклянным.

— Женщина вернулась. Теперь они хотят действий. Скорых действий, понимаешь?

Ломовик вытер рот ладонью — руки его дрожали. Увидев это. Контроль слегка улыбнулся:

— Вспомнил мое обещание спустить тебя с поводка, да?

Ломовик кивнул головой в ответ.

— Эй, готов уже броситься?

Парень бессмысленно улыбнулся: его прыщавое лицо будто разрезали бритвой.

— Нравится, что говорю?

— Да, — еле слышно ответил он.

— Она потаскуха и враг. И ты должен наказать ее.

— Да.

— Сделаешь?

— Когда?

На это здоровяк с такой силой ударил по плечу, что парень чуть было не свалился с ног:

— Скоро, сынок, очень скоро. Может быть, вместе с мистером Реем вам надо будет еще разок съездить в Вейл в конце недели. Понравился городишко? А?

И опять Ломовик смог только кивнуть головой в ответ. Мысленно он уже все сделал и видел это как в галлюцинациях, с мельчайшими подробностями.

— Понадобятся кое-какие дополнительные указания, — добавил Контроль. — Но мистер Рей обещал снабдить тебя всем необходимым. Не волнуйся.

С этими словами Контроль развернулся и пошел в дом. По шуму Ломовик понял, что гости взорвались хохотом на очередную шутку хозяина.

Парень ощутил себя избранником.

Уставшая, почти как лунатик, Анна буквально ввалилась в свой дом, расположенный на самом берегу океана. Она втолкнула чемодан и закрыла дверь. Время близилось к закату, и лучи солнца, проникая сквозь шторы, ложились полосками на стены. За разросшимся садом было видно, как воды залива уходят ровной гладью за горизонт. Анна хотела бы встать, дойти до берега и окунуться в теплую воду, но тело уже не слушалось ее.

Достав из холодильника банку пива, она почувствовала, как холод проник внутрь. Затем опустилась без сил на софу и вспомнила об Андре Левеке.

Как она могла быть такой неосмотрительной! Это просто глупо — бросать вызов хирургу. Этим ничего не добьешься.

Левек убил бы ее в один миг, если бы захотел. Сам или кто-то из охранников мог бы перерезать Анне горло, а потом сбросить ее в море на съедение акулам.

И вдруг Анне захотелось, как это бывало в подобных случаях, больше быть похожей на мать, а не на отца. Именно отец передал ей этот взгляд на жизнь, эту воинственную мораль. Анна видела мир его глазами, только в черно-белом цвете, чаще всего не идя ни на какие компромиссы. Мать же, наоборот, могла различать оттенки. Но Анну воспитал отец, и поэтому для нее навсегда исчезли полутона, не говоря уже о цветной палитре.

Смерть отца только закрепила плоды воспитания, хотя Анна понимала, что та же бескомпромиссность и погубила его. Если бы у нее была эта способность матери видеть любую проблему со всех сторон… Может быть, Анна предотвратила бы и отцовскую смерть?

Но в то же время именно из-за бескомпромиссности Дрю Маккензи выбрал Анну — молодого специалиста — и сделал ее репортером по расследованиям.

По этой же причине мать и дочь стали с годами почти чужими. Всякий раз, когда мать смотрела на нее, Анне представлялась одна и та же картина: пламя, охватившее развороченный взрывом автомобиль, и улица, усыпанная битым стеклом.

Даже внешне Анна не походила на Кейт. Дочь была смуглой, с густой копной черных волос, пышно спадающих на плечи. Глаза у Анны горели, словно уголья. Красота Кейт больше соответствовала классическому стилю, а стройная Анна вся будто была освещена изнутри таинственным огнем. Дочери достались от матери изящество, гибкость, но не рост, и, хотя Анна объективно была более красивой, чем Кейт, ее красота не бросалась сразу в глаза.

На первый взгляд почти невозможно было догадаться о национальной принадлежности Анны: в ее лице угадывались мавританские черты, кельтские и даже что-то восточное. Большинство мужчин находили Анну экзотичной и необычной. Они были очарованы этим взглядом, губами, обещающими столько страсти и неги. А стройное жаркое тело просто ошеломляло их. Но все они оказывались разочарованы, когда за нежной страстной внешностью обнаруживали вдруг холодный ум и сильную волю. Давным-давно один из ее мальчиков сказал: «Ты похожа на гурию, которая дарит наслаждения всем добрым мусульманам в раю». Анна очень скоро поняла, что ее внешность каким-то образом соответствует распространенному идеальному представлению о женщине, которое нашло свое воплощение в фотографиях журналов мод. Судя по всему, именно эта красота, привлекательно-невинная, напомнила Левеку Голливуд и притупила бдительность.

Анна привыкла, что мужчины смотрят на нее слишком легкомысленно и не могут сразу оценить по достоинству ее острый ум и волю.

Анна давно не видела мать и успела уже отвыкнуть от нее. Со времени смерти отца они обе как-то потерялись, будто не находили нужных слов утешения. Теперь настало время восстановить утраченное, попытаться вновь стать близкими друг другу. Вдруг Анна почувствовала радость, когда перед ее мысленным взором предстал чистый городок в горах, где жила Кейт. И тогда она сказала себе, что в эту зиму обязательно найдет свободное время и навестит маму.

Анна протянула руку к телефону и набрала нужный номер. На другом конце провода отозвался холодный бесстрастный голос Дженнифер Прескотт, а потом она услышала родные интонации.

— Дорогая!

— Привет, мам. Я только что вернулась с Гаити.

— Как я рада. Все в порядке?

— О'кей.

— Он приятный человек, этот твой хирург?

Анну даже передернуло от подобного вопроса. Она вспомнила, что не рассказала матери суть дела.

— Нет. Приятным его никак не назовешь. Он оказался втянутым в грязные махинации.

— Надеюсь, ты ничем не рисковала?

Анна ощутила неподдельное беспокойство в обычной материнской фразе.

— Анна, — продолжала Кейт, — Гаити — весьма опасное место.

— Знаю. Но я ничем не рисковала, поверь. — Анна скрестила пальцы, как в детстве, когда приходилось врать. — Я пришлю тебе вырезки.

«Мама, наверное, подпрыгнет до потолка, когда прочтет, но будет уже поздно».

— Пришли, пожалуйста. Я давно ничего не вклеивала в свой альбом.

Анна невольно улыбнулась:

— Мам, я пыталась дозвониться до тебя два раза, но мне сказали, что ты уехала.

— Да. Я была в России.

— В России! Шутишь! Почему там?

Анна услышала только мягкий смех в ответ.

— Седина в бороду — бес в ребро. Не иначе, дорогая. Увидела рекламу в Денвере и подумала: «А почему бы и нет?» Собрала вещички да и махнула на три недельки: Москва, Киев, Санкт-Петербург.

— Бог с тобой. И как там?

— По-разному. В Москве сурово. А в Петербурге и Киеве — скорее величественно. А все вместе восприняла как открытие.

— Я думаю. Ужас, как хочется послушать. Фотографии привезла?

— Не так чтобы много. Да, у меня есть для тебя подарки. Надеюсь, понравятся.

— Понравятся, понравятся. Даже не беспокойся. — Анна приложила ледяную банку из-под пива ко лбу. — Только не начинай рассказывать мне сейчас о снеге. Здесь жарко, как в сауне. Кемпбелл с тобой ездил?

— Нет.

Анна скорее ощутила, чем услышала, легкое изменение в голосе и поэтому спросила:

— У вас все в порядке?

— Не совсем.

— Что случилось, мама?

— Я не могу сейчас говорить об этом.

— Конечно, конечно.

Видно, Дженнифер Прескотт все еще была рядом.

— Мам, я позвоню домой.

— Я сама перезвоню. Не трать денег.

— Не беспокойся. Деньги здесь ни при чем, — улыбнулась в ответ Анна.

— Но мне все-таки лучше перезвонить тебе самой.

— О'кей. Я, правда, думала…

— О чем?

— Ладно… — Анна ругала себя, что никак не могла решиться произнести последнюю фразу. — Знаешь, у меня будет двухнедельный отпуск. Ты сейчас очень занята, но, может быть, нам удастся провести Рождество вместе?

— Прекрасно!

Радость Кейт окончательно растопила сомнения в душе Анны.

— Это лучшая новость для меня. Когда ты собираешься приехать?

— Улажу кое-что и обязательно приеду. Скажем, в двадцатых числах.

— О, это был бы великолепный подарок на Рождество. Ты права. Я буду очень занята. Но здесь столько молодых людей, что скучать не будешь, я гарантирую. Я все устрою. А вечера будем проводить вместе.

— Поджаривая каштаны.

Кейт рассмеялась.

— Да ведь мы в жизни не делали ничего подобного.

— А что мешает нам заняться этим сейчас?

— О, дорогая, как здорово. Я так счастлива.

— Я тоже. Мне хочется увидеть тебя, мам.

— Мне тебя тоже.

— Может быть, это судьба, — загадочно добавила Кейт.

— Что? Не поняла?

— Хочется поговорить с тобой.

— О чем? — уже заинтересованно спросила Анна.

— Так. Семейная история. Я тебе никогда раньше не рассказывала о ней.

— Звучит очень заманчиво.

И вновь в трубке послышался мягкий смех.

— Можешь мне поверить, это почище, чем история «Семьи Аддамсов».

Вдруг на другом конце провода послышались голоса.

— Дорогая, не могу больше разговаривать. Надо срочно идти.

— О'кей. Жду звонка.

— Хорошо.

Воцарилось секундное молчание, которое всегда предшествует концу разговора. Но пауза была наполнена сейчас неслышными голосами. «Я люблю, люблю тебя. И прости, что не все сказала, дорогая!» — без слов кричали сейчас они друг другу. А вслух сказали только:

— Прощай.

— Прощай, мам.

Затем Анна повесила трубку, и почему-то слезы подступили к горлу.