"Разведывательно-диверсионная группа. «Док»" - читать интересную книгу автора (Негривода Андрей Алексеевич)Ноябрь-декабрь 1988 г. Афганистан. Операция «Хайзулла»…— Тут вот еще что, командир… Всего несколько минут назад группа сумела бесшумно захватить старую конюшню, которую охраняли несколько «духов», и теперь командир «боевой тройки» Индеец докладывал Андрею результаты этого захвата… — Ну же, Артур! — Там у них один пленный афганец в клетке сидит, полужмурик… Его, видимо, пытали — я много чего видел в этой жизни, но этот должен был их сильно достать, если с ним такое сотворили… Пойдем, посмотришь… В одной из комнат была оборудована походная тюрьма. То, что увидел Филин, заставило его сердце ухнуть куда-то вниз, к каблукам… Невольник сидел на полу, а его руки прикованы цепями к стене и разведены в стороны. Черная борода, смуглое лицо, все бы ничего, но вот ноги!.. Кто-то методично, от колен вниз до щиколоток срезал ремешки кожи в сантиметр шириной, получилась эдакая бахрома… Он сидел в луже собственной крови, не подавая признаков жизни, а вокруг вились жирные мухи… Волосы на голове Андрея приподняли чалму. Не говоря ни слова, к афганцу бросился Док… А Филин вышел на порог… И таким сладко-пьянящим показался ему воздух после смрада и сладковатого запаха крови в узилище, что голова пошла кругом… — Андрюха, тут такие дела… — зашептал в ухо Док. — Края надрезов заживали не одновременно — его планомерно резали в течение, думаю, часов 40, никак не меньше… Он в болевом шоке, но, видимо, крепкий мужичок… Он в сознании и все бормочет, что, мол, он несчастный чайханщик и, кроме шурпы и чая, ничего не знает… С ним сейчас Бай. — Слышь, Док… — Андрей перевел дух, еле-еле справившись с рвотным рефлексом. — Это Хайзулла… Это мы его искали… — Ох, ни фига себе!.. — Этот вояка был удивлен по-настоящему. — Ну и что дальше? — Будем думать, и думать быстро! Обалдевший от новости Док пошел поделиться ею с ребятами, а Филин остался стоять на пороге… Его никто не трогал, не задавал вопросов — каждый понимал, что от принятого командиром решения теперь зависят и их жизни… Через несколько минут Андрей вновь вошел в помещение, где находился Хайзулла, и не без содрогания наклонившись над лицом Хайзуллы-Николая, он стал пристально всматриваться в это, невероятно постаревшее лицо друга детства. — Я вкатил ему промедол и, как смог, сложил в «кучу» его ноги… — проговорил над ухом командира Док. — Он потерял много крови, лейтенант, и уже почти не жилец… Но организм крепкий — выдержать такое не каждый смог бы… Он будет спать долго, не трогал бы ты его сейчас. Ему и так отвалило на всю жизнь… Внезапно Хайзулла открыл глаза. И от ясности взгляда у Андрея мурашки поползли под одеждой. — А я все думал, — очень медленно произнес Хайзулла. — Кто же этот мой Большой Шанс, которого я знаю в лицо? Ну, привет, бача…[28] На большее, видимо, сил не осталось… А потом… Потом был тот бесконечный марш-бросок по дороге на Кандагар, а затем и через пески Регистана, был бой с преследовавшими группу «духами» полевого командира Алихана на мосту через Гильменд, была та безумная переправа на плоту, сооруженном из досок кузова грузовика… И все это время Док, теперь полностью превратившийся во врача, ни на шаг не отходил от раненого, полуживого советского разведчика, который, собственно говоря, и был их «заданием»… …Они упорно шли на север, к Газни, но… Время уходило неумолимо, словно вода в песок, и Хайзулле становилось все хуже и хуже… И хоть Док полностью взял его под свою опеку, Хайзулла все чаще впадал в беспамятство и бредил. А Док с каждым часом становился мрачнее грозовой тучи… — Андрей… — как-то произнес Док на девятый день этого «пути домой», сидя около опять начавшего бредить Хайзуллы. — Я сделаю все, что умею, но без антисептиков и антибиотиков мы его не довезем… — Что посоветуешь, Док? — Не знаю. Может, нужно было рискнуть и пошарить в Калате? — А секретность? — А если он кончится у меня на руках? — Нельзя этого допустить, Миша… Тогда все усилия псу под хвост!.. — А его организм нас не спросит, Филин! Твое «задание» и так уже полутруп!.. Мы его уже больше недели за собой таскаем — растрясли сильно… Еще два-три дня, и будет твой чайханщик на тучке Аллаху чай заваривать!.. Это я тебе как медик говорю, а не как боец группы Филина!.. Андрей смотрел на лицо своего друга детства, покрытое крупными каплями пота, на губы, говорившие что-то на непонятном ему языке, и понимал, что Док прав, но решения не приходили. — И еще… Если я и дальше буду обезболивать его промедолом, то через неделю он станет законченным наркошей… — подлил масла в огонь Док. — Ладно, Миша, дай подумать… То, что произошло к вечеру этого дня, помогло, как оказалось потом, всей группе Филина… «Не было бы счастья, да несчастье помогло»… — Андрюха, слушай… — внезапно вскинулся Медведь. Где-то впереди, скорее всего, на шоссе, шел бой. — Километрах в пяти по ходу, слушай! — горячо шептал Медведь. — «ДШК» молотит и, кажется, миномет… Горное эхо доносило такой узнаваемый рокот крупнокалиберного пулемета и характерный свист, а затем взрывы. Миномет! — Слухай, Филин… — в задумчивости проговорил Медведь. — А то, часом, не Алихан спутал кого с нами, а? У этого башибузука и «ДШК» есть, и минометы. Как думаешь? — А ведь похоже на то, Игорь! — Та-ак! Приехали… Твою мать! — Будем ждать… — сказал Филин. — До темноты… Потом пойдем дальше. А пока будем думать… Звуки боя затихли очень скоро, но Филин ждал… На шоссе они вернулись в 22.00… В автобусе находились только Док с Хайзуллой, Змей с «Утесом», да Тюлень с «баранкой»… В головном дозоре шли Ганс и Бульба, остальные разбежались по флангам. Шли медленно, внимательно осматривая подходы к шоссе. А через два с половиной часа впереди завыл «горный волк» — Ганс объявил срочный сбор. То, что увидели ребята, было жутко… Андрей смотрел на место боя, или скорее побоища, и как будто видел все его течение собственными глазами… В засаду попал, как было видно по красным крестам на машинах, армейский полевой госпиталь… Головной БТР, видимо, подорвался на кумулятивном фугасе — он уже догорал, и к запаху гари добавлялся тошнотворный запах сгоравшей живой плоти. Два других БТР охранения, в середине и хвосте каравана, были расстреляны из гранатометов… Все это могло произойти в первые, считаные секунды, а дальше, закупорив колонну на шоссе, ее методично расстреляли из всех стволов… Особенно усердствовал «ДШК»… Как в тире! Суки!!! Но то, что случилось потом — это было уже за рамками человеческого понимания. Эти подонки вытащили на дорогу из машин, видимо, оставшихся в живых медсестер… Их здесь было восемь, совсем еще девчушек… Или, вернее, восемь обезображенных женских тел. Эти твари их насиловали, а потом убивали… Жестоко — просто резали, как овец… Каждый из бойцов Филина был поражен увиденным до самых сокровенных тайников своих опаленных войной душ… И тут у Брата сдали нервы… Каха — этот суровый грузин, бросился накрывать голые обезображенные тела медсестер какими-то тряпками: — Шакалы, шакалы… — Слезы текли по суровому лицу Брата. — Псы бешеные! Он все прикрывал и прикрывал эти останки. — Брат, что они наделали? — не ожидая ответа, обратился он к Кабарде. — Как рука поднялась на красоту, а, брат? Суки поганые!!! Я вашу маму, я вашу папу, весь ваш род шакалов… А-а! Дэда шеве![29] И такой болью повеяло на всех из души Кахи, что ком к горлу… — Брат, брат, дай «Утес», да! — с горской горячностью обратился он к Филину. — Я их догоню, не могли далеко уйти, да! Дай пулемет, да! Как брата прошу!.. — Успокойся, Брат… — обнял было Каху за плечи Медведь, но тот ужом выскользнул из объятий. — Нет, брат, нет!.. Эти девочки нас с того света достают, а они их… Ну, убил в бою — не понял, что женщина… Но они же их, как отару овец, зарезали, а до этого надругались! — Глаза Брата горели бешеным огнем. — Филин, брат, не дашь пулемет, так уйду, да! Я их моими ножами резать буду!.. Филин вдруг понял, что Брата не остановить сейчас никому. Желание отомстить клокотало в душе Кахи и, как вулканическая магма, искало выхода наружу. — Слушай приказ, группа! — Голос Андрея слегка дрогнул, но этого, видимо, никто не заметил. — Брат, Индеец, Кабарда — головной дозор, отрыв от группы 500 метров, идти на цыпочках, себя не обнаруживать. Брат… Тебе отдельный, персональный приказ — в большую драку не лезть! Этим девочкам уже не помочь, а раскрыть группу — значит сорвать все задание… Режь их, Брат, режь шакалов, но по одному и тихо! Ясно?! — Спасибо, брат, не пожалеешь, да! Не надо «Утес», я их тихо, дедовским кинжалом… Спасибо, брат! — Тюлень! Ищи «колеса»! Здесь одиннадцать «Уралов», может, хоть один на ходу. Марш! Док, свою задачу знаешь — ищи медикаменты, о которых говорил. Вот она, жизнь сучья — не было бы счастья, да несчастье помогло… — Понял! Щас порыскаем немного! Не может здесь не быть того, что нужно — госпиталь, как-никак! — уже на бегу просил Док. — Бай, Ганс, Змей — справа! Мулла, Бандера, Бульба — слева! Тихонько прочешите окрестности, вдруг кто живой остался. Слон в арьергард 300 метров. Медведь, Сало со мной. Пошли, ребята! Разведчики растворились в ночи как бесплотные фантомы. …А через 3 минуты — одиночный пистолетный выстрел слева, и тишина… И «заплакал шакал»… Это Медведь подавал знак — «Все в порядке?» А в ответ «ухнула клуша» — «Возвращаюсь!» — а за ним «завыл волк» — «Срочный сбор!» И опять все вместе. Ждали только охранения слева… Внезапно, словно привидения, из «зеленки» появились Мулла и Бульба, и, немного поотстав от них, шел Бандера, неся на руках нечто, извивающееся, похожее на человека… — Вот, командир!.. — наконец-то справившийся с ношей произнес Сашка. Ношей оказалась девушка лет 20, в каких-то жалких лохмотьях, оставшихся от формы, не прикрывавших ни один из женских «секретов»… «…Натуральная блондинка…» — совершенно машинально отметил про себя Филин, сам же и удивляясь не к месту появившейся мысли. — Кусается… — без злобы произнес Бандера, показывая окровавленные, искусанные до локтей руки. — В Муллу стреляла, еще бы немного — и хана нашему проводнику… Только сейчас Андрей заметил, что Абдулло сидел на асфальте, по-восточному поджав под себя ноги, и зажимал ладонью рану на левом плече. На девочке каким-то чудом держался погон прапорщика медслужбы. — Ты кто? Говори! — спросил Филин. — В-военф-фельдшер п-п-прапорщик Хмельницкая… — прошептала та. — С каравана? В ответ лишь кивок. — Говорить-то можешь? — Н-н-не з-знаю… — Ее била крупная дрожь. — Ну, значит, можешь. — А-а в-вы к-кто? — Мы, красавица, те, кто тебе поможет. — В-вы наши? — Наши, наши… — Ой, м-мамочки! — И тут она разревелась. — А т-тот бородатый, н-ну, в которого стреляла, тоже н-наш? — И он тоже наш!.. — успокоил ее Андрей. И тут началось нечто, чего не мог ожидать никто… — Ребятки, м-миленькие, р-родненькие! А я т-там сижу, а в-вы здесь. — Такого потока слез не было, наверное, даже во времена Большого потопа. — А я с-сижу и м-мужика жду, а-а вас тут ц-целая толпа! М-мальчики, вы меня с-спасете? Да? Я ж-же ведь женщина, к-к-красивая… М-мальчики, к-кто хочет женщину? Н-ну, чего стесняетесь? Я ж-же сама прошу!!! — Бедная девочка металась между бойцами и не знала, на ком ей остановиться. Все просто остолбенели. А что прикажешь делать? Они-то понимали, в чем дело, но… Но делать-то что?!! И тут на выручку всей группе пришел Док… Схватив «прапорщика медслужбы», он что было сил прижал ее к себе. — О, к-красавчик какой, х-хочешь меня? — И красивые, бантиком, губы вытянулись в ожидаемом поцелуе. В ответ Док наотмашь залепил две такие пощечины, что аж эхо отозвалось в горах. — Ты че, Док? — вскинулся было Змей. — Ты че творишь?! — У нее истерика — последствие перенесенного шока от увиденного! Что, не поняли еще?!! Да она сейчас что хочешь сделает!.. Вы лучше найдите, во что ее одеть, вон от формы одни шнурки остались да погон на лифчике!.. — зло проговорил Док, обнимая, затихшую в его объятиях девушку… Бедная прапорщик медслужбы скулила и тихонечко подвывала, как голодный, брошенный щенок. Но… Док знал свое дело, как никто другой… Филину нужна была информация, и получить ее он мог от девушки. И Миша старался привести ее в чувство побыстрее… Не прошло и двух часов, как Андрей наконец-то смог поговорить со своим «найденышем»… — Ну что ж, красавица, давай, расскажи нам, кто ты, что и откуда? Одетая в чудом сохранившуюся где-то в недрах каравана форму девушка начала говорить: — Я — старшая медсестра полевого госпиталя, прапорщик Хмельницкая… — Тебя зовут-то как? — Ирина… — И тут же выстрел глазами из-под длиннющих ресниц. — Так, Ирина! — Ох не проста была прапорщик, ох не проста! — А дальше что?! — Мы эвакуировали раненых из Кандагара… «Опаньки! — подумал Андрей. — И что же дальше?» — Вышли из Кандагара неделю назад, ну, 3 декабря. Шли медленно — у нас «тяжелые» были, а дорога, сами знаете, какая… — Знаем, знаем, дальше говори! — Не т-торопите меня, товарищ… — Она ненадолго задумалась. — Капитан, наверное? Мне не очень хорошо… Увидев сдвинувшиеся брови Филина, она тут же затараторила: — Позавчера из Калата «тяжелых» забрали летчики на своих санитарных вертолетах, а остальные пошли на Газни в караване… — На ее глаза опять навернулись слезы. На повторную истерику у Андрея не было времени, поэтому он решил говорить по-армейски жестко, пресекая тем самым поползновения к женским «соплям»: — Дальше! — А, а вы кто? — Дальше, прапорщик! — Из Калата выходили в 3 часа дня… «…Три часа дня! Женщины на войне, а разговоры как на кухне. Военный сказал бы в 15.00». — Дальше, дальше, прапорщик, ты же военный человек! — А вечером попали в засаду… Все произошло очень быстро. Нас сопровождали десантники из Кандагара, их бэтээры взорвались как-то одновременно… Я, товарищ капитан, здесь уже целый год и научилась быстро реагировать на взрывы… Как… Ну, не знаю как кто!.. — Я лейтенант… — поправил ее ошибку Филин. — Ну, так будешь еще капитаном… — И опять залп из-под ресниц… — Говорите, прапорщик! — Я выпрыгнула из кунга, и в кусты… А они стали специально стрелять по красным крестам!.. Они нас расстреливали!.. — Ирина всхлипнула, шмыгая носом. — И еще кусты эти — сплошь колючки… Изодралась вся… Больно… — Ладно, прапорщик, дальше все понятно… Андрей думал, глядя на девушку, что же дальше делать. А она, как побитый щенок, жалась к Филину. — Послушай, лейтенант… — зашептала вдруг девушка. — Ты женат, а? А хоть бы и женат… Хочешь, я буду твоей ППЖ,[30] а? Нет, правда? Хочешь? — Слушай меня, Иришка… — Андрей обнял такое податливое девичье тело. — В другое время и в другом месте, поверь мне на слово, я бы тебя не упустил… Но, пойми, ты же прапорщик, мы на задании все же… Уже почти в самом его конце. Мы в этом гребаном задании уже больше месяца — почти весь Афган пересекли… И осталось-то нам всего ничего — до наших дойти, до Газни… Понимаешь? Потом… Ладно, Иришка? Все потом… Девушка послушно кивнула и опять зашмыгала носом. Ее необходимо было чем-то занять. Чем? Да ее профессией, вот чем! — Слон, давай Дока ко мне! Док явился через три с половиной минуты. — Я здесь, Филин. — Миша, бери-ка с собой вот этого прапорщика медицинского… — Андрей кивнул на девушку. — И к нашим «трехсотым»… Как они там, кстати? Что нового? — Чайханщик в отрубе, бредит… Еще сутки-двое задержимся, и мне придется резать ему ноги, чтобы избежать гангрены… А в таких условиях — это… В общем, я ничего не гарантирую… У Муллы — плечо навылет, кость не задета… Но сама рана поганая, видимо, порвана вена — кровь так и хлещет — без операции он долго не продержится… — доложил Док невеселые новости. Он покосился на девушку: — Укушенному Бандере руки обработал и вкатил противостолбнячный… Может, еще и от бешенства ему кольнуть, как скажешь? — и улыбнулся уголками рта. — Не надо… — надула губки Ирина и тут, тихонечко так, стала посмеиваться, сказала: — Я здоровая, испугалась только… — Ладно, Док, бери прапорщика и к раненым. Их надо довезти до наших. И посоветуйтесь там, что с Муллой делать. Зашейте ему плечо, что ли, как-нибудь, или еще чего… Короче, вы медицина, сами знаете, что делать… Все! Оба свободны! Док увел девушку к нашему автобусу… — Медведь. Что там у Тюленя с «колесами»? — Колдует над одним из «Уралов», говорит, что, может быть… — Быстрее бы, ночь на исходе, уходить надо… И тут мощно, басовито взревел двигатель грузовика… …Волею случая было потрачено еще несколько суток… Спецназовцы вынужденно «отдыхали», и только Док так и не выкроил для себя ни минуты для отдыха — у него на руках были двое раненых и девушка. Прапорщик хоть и крепилась, но время от времени все же впадала в «тихую истерику», да оно и понятно, пережить такое… Вот и приходилось Мишке проявлять чудеса не только хирургии, но и психиатрии, чтобы никого из них не потерять… Но как бы то ни было… Благодаря его заботам Мулла понемногу оклемался и хоть был еще очень слаб, но старался хоть чем-то помогать группе, вышедшей в свой последний марш-бросок в горы 15 декабря… Он, сидя верхом на трофейной лошади, мутным взглядом всматривался в скалы и, о чудо, не раз уже предостерегал от опасности… А вот Хайзулла… Этот был плох, хоть и в сознании… Док, улучив момент, прошептал Андрею, что еще максимум сутки, и начнется гангрена, и не помогут даже те медикаменты, которые он нагреб в расстрелянном госпитале. Это же подтверждала и Ирина. А поэтому группа Филина упорно лезла в горы… |
||
|