"Северная Аврора" - читать интересную книгу автора (Никитин Николай Николаевич)

1

Длинный караван, состоящий из пароходов, шаланд и барж, растянулся по широкому плесу Северной Двины. Впереди каравана шел штабной пароход «Марат».

На «Марате» готовились к высадке. С мостика слышалась громкая команда капитана. Пароход стал сворачивать с фарватера и, пересекая быстрину реки, резал форштевнем ее бурые могучие волны.

Фролов и Драницын подошли к борту.

Моросило. Было раннее холодное утро. В воздухе, насквозь пропитанном сыростью, все казалось расплывчатым и туманным. На правом берегу реки, высоком и крутом, в серой ползучей дымке виднелось широко раскинувшееся селение Нижняя Тойма. Среди беспорядочного скопища изб стояла белая каменная церквушка с золотыми луковками куполов. Неподалеку от пристани, по глинистым, поросшим чахлой травой увалам тянулись старые складские амбары. Внизу, у самой воды, краснели двинские пески. Весь берег был завален вытащенными из воды лодками и челноками.

В этом большом селении размещались сейчас отряды Павлина Виноградова. Число их увеличилось, несмотря на бои. Сведенные воедино, они образовали теперь бригаду, ею командовал Павлин Виноградов, хотя официально он числился только исполняющим обязанности комбрига.

Виноградов стоял на свайной пристани, переговариваясь с командирами своего штаба.

Летние армейские шаровары Павлина были заправлены в простые крестьянские сапоги, густо измазанные глиной. Кожаная фуражка, сдвинутая на затылок, обнажала большой лоб и коротко стриженные волосы.

Один из командиров, моряк в фуражке офицера флота, махал рукой кому-то из стоявших на палубе «Марата». Это был Бронников, отряд которого три недели назад вошел в состав виноградовской бригады. Рядом с ним стоял Воробьев. Его называли сейчас начальником политконтроля. Он ведал политической работой, разведкой, делами перебежчиков и пленных.

Павлин был простужен, у него болело горло, он кашлял, но не обращал на это никакого внимания.

Протирая обшлагом шерстяной фуфайки стекла очков в никелевой оправе и щурясь, он старался разглядеть людей на палубе приближавшегося к пристани парохода.

Фролов в свою очередь разглядывал людей, находившихся на берегу. В свете мглистого утра их лица показались ему сосредоточенными, угрюмыми.

«Ну, конечно… – думал он. – Очевидно, Виноградов уже получил телеграфное предписание о сдаче должности».

Когда «Марат» пришвартовался к пристани, Фролов с тяжелым чувством сошел на берег, словно только сейчас осознав, какая тягостная миссия ему предстоит. Навстречу шел человек в очках; лицо его с небольшими черными усиками показалось Фролову знакомым. «Где я его видел? – мысленно спросил он себя и вдруг вспомнил Петроград, главный штаб, приемную Семенковского, двух товарищей из Архангельска. «Значит, это и был Павлин! – обрадованно подумал Фролов, и мучительная неловкость, которую он только что испытывал, сразу куда-то пропала. – Но как он переменился! На нем лица нет! Что с ним такое?»

– Это вы Фролов? Павел Игнатьевич? – быстро спросил Павлин, схватив комиссара за руку, почти вцепившись в нее. – Как Ленин?

– Ленин?

– Что сообщает Москва? Ведь Владимир Ильич ранен, разве вы не знаете? На него было покушение…

– На Ильича? – испуганно переспросил Фролов.

– Ночью мы получили телеграмму, воззвание ВЦИК, – нетерпеливо объяснил Павлин. – Разве в Краноборске не знают?

– Мы не заходили в Красноборск, – почти не слыша своих слов, ответил комиссар. Он оглянулся. Люди, вышедшие вместе с ним на берег, словно онемели.

– Идемте скорей, – заторопил Фролова Павлин.

В Нижней Тойме не было дома, где не стояли бы бойцы. Сейчас, встречая караван, они высыпали на берег. На многих из них чернели бушлаты и морские шинели. Чувствовалось, что все они, от мала до велика, встревожены одной и той же беспокойной мыслью: «Что в Москве? Как Ленин?»

До избы, в которой жил Павлин, дошли быстро. Фролов едва успел снять шинель, как Павлин подал ему несколько серых телеграфных бланков: воззвание Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, адресованное всем Советам рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов, всем рабочим, крестьянам, солдатам, всем, всем, всем.

Телеграфные бланки переходили из рук в руки.

В избе царило молчание. Вдруг на пороге появился матрос.

– Ну что, Соколов? – спросил его Павлин.

Матрос развел руками.

– Котлас не отвечает… Только газеты привез. Сейчас получили…

– Как так не отвечает? – гневно крикнул Павлин. – Требуй провод! Как это может не отвечать? – Он побледнел. – Марш обратно на левый берег!

Матрос, положив на стол газеты, попятился и вышел из избы…

Фролов подошел к окну. У берега качался на волнах маленький челнок. Матрос быстро спустился по крутой глинистой тропке и побежал к своему челноку, чтобы снова переправиться на левый берег, где проходила телеграфная линия.

Подойдя к столу, Фролов взял одну из газет и развернул ее… Газетные листы тревожно зашуршали в его руках.

– Товарищи, – негромко сказал он, – послушайте, как это случилось…

«30-го августа, на пятничном митинге в гранатном цехе было очень много народа, особенно много…» – так начиналась статья, которую читал Фролов. Голос у него задрожал, он сделал над собой усилие и продолжал чтение:

– Нет! – вдруг сказал Павлин, сжимая пальцами виски. – Не верю!.. Не может Ильич умереть в этот грозный час…

– Не может, – убежденно сказал Фролов, откладывая газету. Он взглянул на Павлина. – Однако ты прежде всего возьми себя в руки.

Павлин пожал плечами.

– Ты совсем, как мой покойный друг Андрей Зенькович… Нет, Фролов! Сейчас нельзя не волноваться.

Фролов понимал состояние Павлина, сам волновался не меньше его и только усилием воли сдерживал себя.

– Не распускай себя, Павлин Федорович… Сегодня тысячи людей на нас смотрят. Мы должны работать, действовать, принимать решения… – говорил он. – Все это мы должны делать во имя Ленина. Никто из нас не имеет права сложить руки и предаться горю. Наши враги только этого и жаждут… Я, наоборот, от горя зверею…

Суровое лицо Фролова выражало твердую волю. Это отразилось в необыкновенном, точно застывшем выражении его глаз; обычно спокойные, серые, они приобрели сейчас жесткий, металлический оттенок. И чувствовалось, что этот человек ничего не пожалеет, и прежде всего самого себя, для успеха того дела, которому он беззаветно предан. Глядя на него, все находившиеся в избе, не исключая и самого Павлина, поняли, что среди них появился крепкий, действительно большевистский комиссар, человек, не знающий сомнений в борьбе и бесстрашно идущий навстречу любым трудностям, для которого любая опасность только временное препятствие, не больше…

– Сегодня вечером проведем совещание… Надо выяснить обстановку! – строго, тоном приказания сказал Фролов и обернулся к Павлину. – Но до совещания я хочу познакомиться с твоими людьми. С каждым отдельно…

– Сейчас мы это устроим, – ответил Павлин.

Он подозвал штабных командиров, чтобы отдать им соответствующие распоряжения.