"Северная Аврора" - читать интересную книгу автора (Никитин Николай Николаевич)6Вестовой Соколов принес большую дымящуюся сковородку с мясными консервами, поставил на стол кувшин деревенской браги. Под общее громкое «ура» Фролов провозгласил тост за здоровье Ленина. Потом пили чай из брусничного листа с таблетками сахарина. – Брусничку-то собственноручно собрал, – доложил Соколов. Тут же, не вставая из-за стола, стали петь песни «Из страны, страны далекой», «Варшавянку»… Павлина заставили спеть одного. Он любил песни и запел старинное гдовское «Величанье»: Павлин пел и смеялся. В эту минуту ему казалось, что он не в каюте, не на «Желябове», а в родном селе, в избе у бабки и деда. Изба теплая, воздух в ней пахнет хлебом. Он, еще совсем молодой парень, приехал с питерского завода на побывку. Ночь под праздник. Рождество, что ли… Шумит большое торговое село Заянье с тремя церквами, лавками и ярко освещенными кабаками. Улицы покрыты чистым, голубоватым снегом. Постреливают от мороза кружевные заиндевелые деревья. Он сидит в избе, девушки поют «Величанье»… Тут же будущая его невеста, тогда еще совсем маленькая девочка Олюшка. Появление Валерия и Андрея отвлекло Павлина от воспоминаний. – В разведку, друзья, идете? – обратился он к ним. – Хорошее дело! Ну, садитесь. Налейте-ка им по стаканчику. Он усадил молодых людей рядом с собой. В каюте было дымно от махорки и очень шумно. Бронников и Жилин сидели рядом на койке. Бронников, обычно замкнутый, малообщительный и молчаливый, сегодня разговорился и всех горячо убеждал в том, что русский флот должен быть самым сильным в мире. – Это не мечта, а необходимость. Мы – морское государство… Обилие морских границ: нам надо быть морской страной… И это будет, товарищи! Мы будем строить, строить, строить… Базы, корабли! Порты, крепости! Чернобородый Жилин глядел на него сияющими глазами. Валерий, не спуская глаз, смотрел на командира бригады. Оттого, что он сидел рядом с Виноградовым, к которому так мечтал попасть, им внезапно овладело смущение. Он не мог выдавить из себя ни слова. Это было так непривычно ему самому, что он с каждой минутой смущался все больше. Попытавшись что-то сказать, Валерий запутался и мучительно покраснел. Павлин улыбнулся и дружески похлопал его по плечу. Тогда, обозлившись на себя, Валерий отошел в сторону. Павлин обратился к Андрею: – Я слышал, что ты математик… Мне Павел Игнатьевич говорил! Только что-то непохоже! Я скорей бы подумал, что ты изучаешь словесные или исторические науки! Или пишешь стихи. Да, именно стихи! – Высшая математика, товарищ Виноградов, это и есть поэзия… Да еще какая! – Вот как! А мне математика всегда казалась самой сухой наукой. – Это неверно! – пылко воскликнул Андрей. – Чтобы стать подлинным математиком, необходимо быть поэтом… Вот академик Чебышев… Какой страстный, поэтический характер! А Софья Ковалевская? Ее даже называют «принцессой науки». Настоящему математику необходимы и темперамент и фантазия. Математика и поэзия – родные сестры. В каждой интонации Андрея Павлин чувствовал ту же пылкую юность, которую он так любил в недавно погибшем Иване Черкизове. Увлекшись разговором, они не заметили, что остались одни. В кают-компании не было никого, кроме Андрея и Павлина. – Скажи, Андрей, – спросил Павлин, – зачем ты пошел в Красную Армию? – Я не в армию пошел, а в революцию. – Понятно… Но объясни, почему? – Долго говорить. Вкратце?… – Андрей задумался. – Ну, вкратце: была та война. Меня не взяли: забракован был. Товарищи ушли. Народу все-таки пришлось воевать. Воевал народ. Большевики тогда за поражение были. А мне хотелось на войну… Я честно говорю… – Конечно… Иначе и не стоит. – Мне хотелось идти не для победы царского режима. Не за царя! Нет! Мне просто думалось: если народ страдает, почему я хожу по Невскому проспекту? Я хотел идти на фронт. Это было тогда. А теперь было бы просто дико не пойти. Наступила самая грандиозная в мире, действительно великая революция… Я не мог быть от нее в стороне. Не мог! И не хотел! – Наука для революции тоже необходима, – задумчиво сказал Павлин. – Ты занимался в университете прошлой зимой? – Занимался. – Чем? – Некоторыми работами по математике в связи с баллистикой… Ну и, конечно, моими любимыми дифференциальными уравнениями. Но чувствовал я себя ужасно. Места не находил. Не из-за голода, конечно… – Из-за чего же? – Человек не может быть счастлив в одиночку. А я был одинок. Как бесконечно малая величина среди миллионов. Да еще такая бесконечно малая, которая никак не связана с бесконечно большими событиями… – Так… Понятно… – Павлин взглянул на Латкина. – А ты не думал о том, что надо строить новый университет, советский? Кто будет его строить? – Да, строить надо, – тихо сказал Андрей. – Но это уже будет потом. А сейчас… – Андрей встал и посмотрел на часы. – А сейчас мне пора идти… Скоро в разведку. Сейчас надо драться, чтобы потом строить новый, советский университет. Разрешите идти? Павлин подошел к Андрею и, притянув к себе, крепко сжал его узкие плечи. – Иди. Только будь осторожен, – сказал он совсем по-отечески. |
||
|